Annotation

     No Уайт Визард, 2020

     ISBN 978-5-0050-8736-2

     Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

     Дорогой читатель! Я очень старался, когда создавал свой труд! Рад, что ты купил мою книгу, и мы подружились! За два года я придумал целый континент — Диархинию, расписал государства, которые на нем находятся, народы, которые его населяют. В моем романе ты встретишь яркие персонажи с интересными характерами, имеющие личные мотивы, побуждающие их на подвиги и опускающие до предательства.

     «Начало пути» — это лишь первая книга Диорхинийского цикла, из которой ты узнаешь о главных действующих лицах романа, их судьбах, о самой Диорхинии с её удивительной географией и сложной системой графств! Я познакомлю тебя с верованиями народов Диархинии, их хозяйственной деятельностью и историей.

     Спасибо за поддержку всем, кто был со мной на пути написания книги! Отдельная благодарность издательству «Ridero» за возможность опубликовать роман! При появлении каких-либо вопросов, пожеланий и предложений прошу написать мне на почтовый ящик vagizm@yandex.ru.

     Солнечный свет яркими лучами ворвался в помещение комнаты, как нежданный гость, через небольшое оконце, что располагалось в её северной стене. Комната была небольшая, но вполне уютная и чистая — видна была забота, с которой за ней ухаживали. Средних размеров дубовая кровать с мягкой периной стояла головным концом у восточной стены, а ножным смотрела на шкаф с книгами в толстых кожаных переплетах у противоположной. Среди книг, которых было не так уж и много, имелись: «География Царств и Стонджа», «Фехтование мастера Монте», «Основы гимнастики». Под плотным пуховым одеялом на кровати лежал юноша или даже скорее отрок. На вид ему было не больше шестнадцати, он имел тонкие и выразительные черты лица, волевые нос и подбородок и темные короткие волосы.

     Солнце в конце концов стало полноценным хозяином комнаты и озарило своим светом лицо отрока, и тот открыл умные зелёные глаза. Спать ему уже не хотелось, тем более Финли, так звали его, лег очень рано вчера. Он активно потянулся, а затем бодро сел на кровать, скинув ноги на пол. На нем были недлинные льняные брэ, а торс был оголен, так как он не любил спать в камизе. Он был совсем еще тонок, словно мальчик. Не ощущалось в его грациозной фигуре грубых жил, кроме живота, на котором были видны кубики мышц, появившихся в результате его каждодневных занятий фехтованием и гимнастикой; какой-либо явной мужской растительности на его теле тоже не было: казалось, что его кожа была гладкой, как шелк. Одним словом, во всем его портрете определялся образ отрока, готового стать взрослым и решительным молодым человеком.

     Финли привычным взглядом осмотрел помещение комнаты и остановил свой взор на тяжеловесном платяном шкафе, что стоял рядом с окном. Он отыскал под кроватью свои теплые тапочки и, надев их, проследовал к нему. Через некоторое время, порывшись в шкафу, он уже натягивал на себя шоссы, затем «нырнул» голым телом в белую льняную камизу, а поверх накинул темную котту, которая не отличалась ни богатством, ни качеством изготовления. А на ноги он надел черные кожаные сапоги. Когда с одеванием было покончено, Финли ощутил легкое бурчание в желудке и вспомнил, что за вчерашними занятиями фехтованием по книге мастера Монте, которое отнимало уйму времени, он совсем забыл про ужин. Через пару секунд в его руке зазвенел железный колокольчик, а уже вскоре в комнату вошел полный человек в длинной серой котте с капюшоном, подпоясанной кожаным ремешком.

     Выразительное лицо, нос картошкой, пухлые щеки и губы и короткие волосы ершиком определяли в этом человеке доброту, а сконцентрированный взгляд и отсутствие дурашливых эмоций — ответственность. В руках он нес железный поднос, на котором лежала миска с супом, немного бараньих отбивных на косточке, пару этардских булочек и бокал прекрасного эвезского вина. Человек, по всей видимости, являвшийся слугой, неторопливо поставил поднос на стол, что стоял у южной стены комнаты рядом с единственным стулом, и произнес: «Милорд, я как раз собирался идти к вам. Вы позвонили очень вовремя — еда только-только разогрета!» В голосе слуги чувствовались забота и теплота.

     — Тысячу раз тебя просил не называть меня милордом, — с легким негодованием в голосе произнес Финли. — Я понятия не имею, кто мои родители, которых я никогда не видел. Милорд имеет титулы от рождения, а не знаю своего происхождения.

     — Простите, но я ваш слуга, поэтому должен обращаться к вам с почтением.

     — Я знаю тебя с детства, Бобри, ты был мне и отцом и матерью, — с благодарностью в голосе произнес Финли, подойдя к слуге и положив свою руку на его плечо. — Ты полоскал меня в тазу, кормил, учил читать и писать, этикету и манерам, рассказывал сказки на ночь и познавал со мной географию и другие важные науки. Разве это не заслуживает того, чтобы ты прекратил обзывать меня «милордом» и отнесся ко мне, как к своему другу?

     — Спасибо, хозяин, я учту ваши пожелания, — сказал Бобри. Слова Финли, видимо, его растрогали, и он заплакал, но постарался затем скорее смахнуть слезы с лица. — Прошу лишь об одном в ответ, не теребите больше мою тонкую натуру своими великодушными словами и садитесь уже есть, иначе все остынет.

     — Тут ты прав, Бобри, — надо уже и поесть, — произнес Финли, потирая ладони в предвкушении долгожданного завтрака. — Я жутко голоден!

     Финли начал трапезу с супа, затем приступил к отбивной из свинины. Бобри стоял рядом и внимательно следил за тем, как его господин аппетитно чмокал от изумительного вкуса еды, которую он готовил ему с любовью все утро. Бобри прочитал много кулинарных книг за свою жизнь и готовил всегда с душой. Сам процесс приготовления блюд доставлял этому толстячку огромное удовольствие, но еще больше он радовался, когда его «варево» нравилось хозяину.

     — Очень вкусно! — произнес Финли, когда с завтраком было покончено и пора было выпить любимого компота из сухофруктов. Он поднес бокал ко рту, но вместо привычного сладковатого запаха до него донесся спиртово-ягодный аромат. — В честь чего у нас сегодня вино, Бобри? Я вроде еще мал, чтобы пить спиртное по утрам!

     — Хозяин, вы наверно позабыли, но сегодня необычный день! — ответил Бобри, радостно что-то предвещая. — Сегодня день вашего рождения, поздравляю вас!

     — Бобри, а я и вовсе позабыл об этом, спасибо тебе, — немного растерянно произнес Финли, лицо которого вскоре приобрело расстроенное выражение. — Ты знаешь, мне сегодня шестнадцать лет, а я нисколечко не рад, ведь кроме тебя никто не придет меня поздравлять. Я до сих пор не знаю своих родителей и причины, по которой я вынужден быть человеком без рода и племени. Бобри, может быть, сегодня ты раскроешь мне тайну моего происхождения?

     — Хозяин, я уже много раз говорил, что я ничего не знаю, — решительно ответил слуга. — Я прибыл в этот замок шестнадцать лет назад и никогда не забуду день знакомства с вами: всадник в черном передал мне вас младенцем у входных ворот и наказал служить вам.

     — А как же ты сам оказался здесь? — спросил Финли.

     — Это был приказ моего прежнего господина, который отправил меня в этот его пустующий замок, чтобы я проследил за его сохранностью и чистотой.

     — А как звали твоего господина? — продолжал расспрашивать Финли, что было для Бобри затруднительным моментом каждый раз, когда подобное происходило. Он начал раздражающе, будто игнорируя Финли, молчать и отвел свой взгляд в сторону от глаз хозяина.— Ну, не томи, Бобри, ты не выносим, когда так молчишь. Просто скажи, как звали твоего господина?

     — Если вам станет легче, то его звали Бенеит, — наконец-то произнес слуга.

     — Мне это имя ничего не говорит, — сказал Финли и выжидающе продолжил смотреть на слугу в надежде, что тот добавит еще какую-нибудь важную информацию о своем прежнем милорде.

     — Ну, если ничего не говорит, тогда прекратим эти разговорчики, хозяин, — торопливо пробубнил Бобри и начал суетливо класть посуду со стола на поднос, пытаясь скорее уйти от разговора.

     — Бобри, ну почему тебя так тяготит эта тема? — разочарованно спросил Финли, отпив немного вина из своего бокала. — В конце концов, я ведь должен узнать свое происхождение. Мне надоело жить в полном неведении. Я не понимаю, куда я двигаюсь и для чего, что меня ждет. Иногда, я чувствую, что должен жить не так, а совсем по-другому. Меня не покидает ощущение, что я должен совершить нечто значимое, а не просто торчать без дела в этом замке в Фарете.

     — Хозяин, нужно иметь терпение и подождать, тогда все станет ясно, — философски ответил Бобри, стоя с подносом в руках, на котором лежали грязная посуда и объедки, только-только собранные со стола.

     — Ты так постоянно говоришь, Бобри, и легче мне от этого не становиться, — сказал Финли, допивая вино в бокале. — А что, если не ждать, а попытаться самому все выяснить? Я могу до самой старости просидеть в Фарете и ничего не узнать. А так, появится хоть какая-то надежда, что я разгадаю тайну своего происхождения.

     — О чем это вы, хозяин? — взволновано спросил Бобри, небрежно поставив поднос обратно на стол. Он был настолько ошарашен последними словами Финли, что чуть не выронил поднос из рук.— Вы случайно не надумали покинуть замок?

     — А почему бы и нет! — решительно произнес Финли. — Находиться в этом замке всю жизнь и не знать ничего об удивительном мире вокруг, о своих родителях, о своих корнях, не понимать своего предназначения — это худшее, что только можно представить себе.

     — Не вздумайте, хозяин, это плохая затея, — предупреждающим тоном произнес Бобри. — Мир вокруг полон опасностей, как бы красив он не казался со страниц учебника по географии царств. Если вы уйдете, то есть риск, что мы больше не встретимся с вами, ведь вы можете погибнуть в пути.

     — Бобри, дорогой мой, я уже ничего не боюсь так сильно, как прожить всю жизнь и не узнать ничего о самом себе, поэтому обещать тебе не могу, что не покину родные края, — сказал Финли, интонацией указывая на то, что ничего его не удержит от исполнения самых безумных затей.

     — Вы совсем с ума сошли, хозяин! — взволнованно и суетливо затарахтел Бобри. — Я этого не допущу, из замка ни ногой!

     — Вот, значит, какой ты строгий! Ни ногой говоришь! — шутливо произнес Финли, явно пытаясь изобразить командный тон своего слуги. — Бобри, успокойся наконец-то! Ты должен понять, что мне шестнадцать, а не одиннадцать лет и я уже готов определить свой путь самостоятельно. Ты мне очень близок и я ценю твою заботу, но внутренний голос постоянно велит мне совершить нечто значимое и познать самого себя.

     На некоторое время Бобри замолчал и о чем-то глубоко задумался. По всей видимости, его терзали какие-то сомнения и страхи, но он явно готовился сказать что-то важное. Его гримаса выражала сложный мыслительный процесс, полный борьбы противоречий. Финли ждал от него какого-то откровения, поэтому и не прерывал затянувшееся молчание.

     — Хозяин, я подумал и решил, что долг не разрешает мне поощрять подобные ваши идеи, но сердце старого служаки говорит иначе, советуя мне благословить вас на решительные поступки. В конце концов, вы еще слишком молоды и вполне заслуживаете лучшей участи, чем жить со мной в этом «склепе», — наконец-то сказал Бобри, и с его глаз опять скатились слезы.

     Финли встал со стула и обнял его. Бобри начал рыдать навзрыд, видимо, его старое сердце тяготило возможное скорое расставание со своим хозяином.

     — Я всегда знал, что ты поймешь меня, мой верный друг! — с теплотой в голосе произнес Финли. ‐ Тогда собери меня в дорогу сейчас же, и сегодня я отправлюсь в путь.

     — Так скоро? — удивленно спросил Бобри, прекратив обниматься. — Я думал, что вы еще только мечтаете. Вот значит как — вы все обдумали ранее. Какой же я дурак — это следовало полагать!

     — Ты прав, я уже готов и даже составил маршрут, — произнес Финли и достал из небольшого сундучка, что стоял на столе, небольшой пергамент, на котором была нарисована карта. — Вот, смотри, Бобри, — это Фарет, — произнес Финли и ткнул пальцем в черную точку на пергаменте, — я поеду на юг по Большому королевскому тракту, пересеку реку Нифлен и поскачу прямиком в Этард. Затем, я направлюсь по все тому же Королевскому тракту к Эвезу вдоль Храмовых гор, оттуда я найму проводника и пройду через Тягучие болота и Дикий лес и выйду к Кабнару, а уж там решу, куда ехать дальше!

     — Хозяин, я почти не сомневаюсь, что вы доедете до Эвеза без особых проблем, но вот в Кабнар вам соваться точно не стоит — там живут дикари, — предупреждающе произнес Бобри. — Это плохая затея!

     — Бобри, поверь, если уж я решил, то не отступлюсь ни на шаг, ведь возможно, именно на этом опасном пути я узнаю что-то важное о себе.

     — Хозяин, я совсем забыл вам кое-что отдать, — произнес Бобри, внезапно сменив направление мысли. Он порылся в карманах своей котты и достал оттуда тканевой мешочек.

     — Опять? — спросил Финли с интонацией, по которой было понятно, что он догадывался о содержимом мешочка.

     — Да! — довольным голосом произнес Бобри. — Кто же странно этот неизвестный благородный вельможа, который каждый год отправляет вам в подарок эти деньги?!

     — Я бы тоже хотел узнать, — ответил Финли, взяв мешочек из рук Бобри.

     Он ослабил шнурок и заглянул внутрь — в нем лежали золотые монеты. Каждый год кто-то отправлял ему на день рождение ровно сто империков. Сумма эта была невероятно большой по меркам Нижнего царства, и не каждый крестьянин мог заработать столько даже за десять лет. А тут их просто так присылал некий богатый человек, что сильно смущало Финли, который начинал теряться в догадках о собственном происхождении еще больше. Бобри объяснял этот факт причудами, которыми славились богатые вельможи в разных уголках Нижнего царства. По его словам, никто не мог запретить состоятельному графу или лорду взять и отправить сто империков кому только он не пожелает просто так, от доброты душевной! Деньги же эти Финли и Бобри тратили на пополнение запасов замка в еде и вине, на починку крыш и ворот, на содержание замковых крестьян, на любые хозяйственные нужды, то есть, одним словом, на жизнь! Внимательно просмотрев несложную бухгалтерию их хозяйства, сложно было представить, как они вообще бы жили без этих денег вот уже шестнадцать лет.

     — Только прошу вас, хозяин, не разглашайте по пути, что у вас есть с собой сбережения, иначе вас быстро обчистят — в дороге будут попадаться мошенники и грабители.

     — Будь уверен, Бобри. Я же не такой глупый, чтобы «пылить» повсюду про деньги, которые везу с собой, — уверенно сказал Финли, будто ему говорили о прописных истинах, которые ему были известны и так.

     — Я сошью вам потаенный карман в котте, где вы будете хранить часть своих империков.

     — Это не повредит, я думаю, — произнес Финли, присматривая взглядом место на своей котте, куда можно было бы изнутри пришпандорить карман.

     Днем Бобри собрал для Финли все вещи и снарядил коня. Среди вещей был зеленый узелок для ношения за спиной, а в него он положил уйму съестных припасов: друальскую мясную колбасу, пирожки, бараньи ребрышки, фляжку шестидесяти процентного спиртового шнагеля на всякий случай. Черный жеребец, принадлежавший Финли, по кличке Яблочко был накормлен и приведен в достойный вид. Слуга вычистил тело коня специальной щеткой, гриву аккуратно расчесал, а еще подковал его у лучшего кузнеца в Фарете, к которому успел съездить после утреннего разговора с хозяином. Жеребец был ретивый, с характером, а также жутко охоч был до яблочек, с чего и получил свое забавное прозвище. Финли любил его: бывало, часами мог носиться на нем в округе Фарета, обскакивая необузданную мощь, которая так и лезла из этой приземистой, но крайне выносливой животины.

     — Бобри, я готов! — радостно произнес Финли, выходя из ворот невысокого донжона замка. — Сегодня отличная погода для путешествий!

     — Лето в самом разгаре, хозяин! Отлично, что хоть жара отступила в последние дни! — сказал Бобри, положив свою пухлую руку на хребет Яблочка.

     — Мне немного грустно уезжать отсюда, — с тоской произнес Финли, оглядывая внутренний двор замка и небольшой амбар на его территории, окруженные по периметру крепостными стенами с двумя башенками, повыше ‐ с северной стороны и двумя пониже ‐ с южной. — Тут я вырос, тут я чувствовал себя как дома.

     — А может, еще передумаете ехать, хозяин? — с некоторой надеждой в голосе спросил Бобри. — Мне будет здесь тяжело одному: и уборка, и заготовка дров к зиме, а если кто-нибудь решит напасть на замок?

     — Бобри, Фарет находится в сердце Нижнего царства, а совсем недалеко отсюда, в Друале, живет сам король, поэтому никто и никогда не посмеет напасть на наш милый дом!

     — Хм… Тут вы правы, хозяин, — развел руками Бобри.

     — А если что, то у тебя есть Шен и Готби, — произнес Финли, показывая пальцем на тоскующих от безделья на крепостной стене двух приземистых мужичков. Один из них был светловолосым средних лет мужчиной, на голове которого был яйцевидный шлем с наносником, а на теле — легкие стеганые доспехи коричневого цвета. А второй мужик был упитанным и без шлема, с густыми темными волосами. Оба были замковыми крестьянами, которых Бобри периодически снаряжал в дозор на стену, заботясь о безопасности.

     — Эти?! — ухмыльнулся Бобри, глядя на то, как один из них, тот, что был без шлема, лениво зевнул. — Вчера поручил им накосить сена для амбара и отпустил в поле, а они вместо этого ушли в город и надрались шнагеля, как самые настоящие свиньи. Из них работники, как из меня рыцарь! Другое дело — вы, хозяин! С вами мы всегда трудились на славу.

     Финли действительно любил работать в хозяйстве замка и не чурался крестьянского труда. Летом они с Бобри косили сено и запасали его для Яблочка, еще одной кобылы и нескольких свиней, рубили дрова в подлеске поблизости, а зимой — сгребали снег с крыш и очищали двор. Казалось, что господский статус Финли должен был противиться такой близости со своим слугой, но Финли не ощущал необходимости изображать из себя аристократа. Тем не менее он чувствовал свое превосходство перед ним, а иногда в нем появлялось необузданное лидерство, и он не понимал его природы. Однажды, когда он с Бобри пошел в лес за ягодами, его верный слуга потерял тропку, и они забрели в чащобы. После долгих скитаний по кругу Финли отстранил его от роли проводника и решил использовать свои познания. Отыскав ближайший муравейник, он определил по направленности его вершины расположение сторон света, и вскоре, они смогли выйти из леса. Долго еще после этого Бобри бухтел про то, что не может мальчуган так вот, сходу, найти дорогу из глухого леса притом, что в лесу этом бывает лишь раз в год.

     — Бобри, я обязательно вернусь и буду помогать тебе по хозяйству, -обнадеживающе произнес Финли, хотя уверенности в том, что он вернется слишком быстро, у него не было.

     — Хозяин, подойдите ко мне поближе, — попросил Бобри. — Я хочу вам дать кое-что.

     Бобри достал из кармана котты какой-то блестящий предмет на цепочке. Финли сделал пару шагов и удивленно уставился на его руки, которые ловко играли с предметом, не давая Финли внимательно рассмотреть блестящую вещицу. Когда Бобри, в конце концов, ухватился обеими руками за цепочку, на ней повис удивительной красоты медальон размером с пол ладошки. В его центре красовалась буква «Л», которая тоненькими серебряными мостиками соединялась с круглой каймой.

     — Хозяин, и не спрашивайте меня, каково предназначение этого медальона и откуда он у меня, — произнес Бобри.- Я не больше вашего знаю о нем. Тот человек в черном, который привез вас шестнадцать лет назад, попросил дать его вам на случай, если вы когда-нибудь захотите покинуть замок в Фарете. Он предупредил, что этот медальон дает право его обладателю на защиту одним очень знатным господином, имя которого он тоже не назвал. Он также попросил, чтобы вы не бравировали медальоном по пустякам, иначе вы поставите своего покровителя в неловкое положение. Вот, примерно так, хозяин.

     — Да уж. Загадок меньше не становится, — произнес Финли. — Это все очень странно, Бобри. Кто же этот человек в черном? И что значит буква «Л» на медальоне?

     — Можно только догадываться, — ответил Бобри и надел медальон на шею Финли, а затем, аккуратно и заботливо спрятал его под камизой хозяина.

     — В любом случае, он понадобится в дороге, — сказал Финли, — а его происхождение я непременно выясню. Кстати, тот единственный меч в нашем замке, которым я фехтовал, я заберу с собой.

     Финли достал из ножен короткий двухлезвийный меч, с плоховыраженным острием и железной рукоятью. Гарда меча была выполнена в форме восьмерки. Финли секунд десять посмотрел на сверкающее отраженными лучами солнца лезвие меча и ловко засунул его в ножны обратно.

     — Молю Туриса, чтобы вам не пришлось применять его, хозяин, — с надеждой в голосе произнес Бобри. — Однако дорога вас ждет опасная и, скорее всего, вам будет этого не избежать.

     — Не будем гадать, мой верный Бобри, я верю в лучшее! — произнес Финли и закинул узелок за спину, а затем бодро вскочил на Яблочко.- Тяжелый узелок, Бобри, небось, наложил туда друальской колбасы на всю неделю?!

     — Дорога разыграет ваш аппетит! А в узелке есть все, что нужно! — гордо произнес Бобри, ощущая свою заслугу в подготовке Финли к пути.

     — Бобри, до встречи, — сказал Финли и пришпорил Яблочко, — увидимся совсем скоро!

     — Будьте осторожны, хозяин, — произнес в ответ Бобри, наблюдая за стремительно убегающим вдаль Финли. — Да хранит вас Турис и Аспаис, если хоть кто-то из них про вас знает.

     Финли поскакал от своего замка в сторону Фарета, в который ему нужно было заехать, чтобы попасть на Большой Королевский тракт, не объезжая город стороной. Погода была чудесная: невыносимая жара спала, дул легкий июньский ветерок, дышалось легко и приятно. Листва деревьев, что росли небольшими посадками на равнинах вблизи Фарета, была насыщена зеленым цветом и весело поигрывала на ветру. Людей поблизости с городом наблюдалось немного: лишь местами труженики крестьяне возились на пахотных землях, да купцы то заезжали, то выезжали из Фарета. Финли въехал в город с северной стороны и, не торопясь, направился к его южным воротам.

     Фарет встретил его бойкой разноголосицей жителей. Вдоль его центральной улицы стояли невысокие двухэтажные дома, в каждом из которых уютно ютились несколько семей, арендуя свой скромный угол у жадного домовладельца, который, вероятнее всего, гулял целыми днями напролет где-нибудь поблизости, выясняя, кто из его постояльцев пьян, а кого нужно выловить и заставить платить аренду за предыдущий месяц! На первых этажах домов, как правило, располагались мастерские, булочные и прачечные. Финли нечасто бывал в Фарете и поэтому с большим любопытством озирался по сторонам, пока его конь размеренно вышагивал каждый метр по булыжной дороге центральной улицы. Вот он созерцал прачку, старательно натиравшую белье об ребристую доску, а чуть поодаль от неё — булочника, несшего на противне свою выпечку, чтобы выложить её на прилавок возле дома. Где-то проезжал купец с зерном, дабы продать его на рынке, а где-то гончар крутил свой круг, изготавливая вычурные сосуды из глины, чтобы отправить их художнику, который затем оформлял на них узоры красками. Вся эта жизнь и активность сопровождалась бойкими разговорами и прибаутками, а местами — ворчанием и руганью.

     Финли выехал из города через четверть часа с того момента, как оказался в нем, после того, как наконец-то смог объехать все преграды в виде людей и повозок, не задев никого при этом и не спровоцировав ненужных ситуаций. А ведь подобное всегда могло произойти. К примеру, где-то оботрешь конем торговку, которая тут же непременно «выльет» на тебя множество ругательств, где-то не так перейдешь дорогу рыцарю, который наверняка не упустит возможности вызвать тебя на поединок, а где-то просто-напросто твой конь наложит кучу навоза, что явно не вызовет радости у хозяина, подметавшего улицу у своего дома все утро. Но слава Турису и Аспаису, это все миновало Финли, а его взору открылась большая дорога на юг.

     Большой королевский тракт, как его называли жители царств, был натоптан сотнями и тысячами лошадиных копыт, что ежедневно проходили по нему от Эвеза до самой Варзы. От тракта несло движением и чем-то новым, какой-то неизвестностью. Финли часто слышал от Бобри предостережение о том, что выходить к тракту лишний раз без надобности опасно, ведь никогда не знаешь, какого проходимца может занести на большую дорогу — мошенника или грабителя, от чьих коварных рук может пострадать добропорядочный путник.

     Финли ненадолго остановил Яблочко и оглянулся на юг, чтобы напоследок запечатлеть близкие сердцу места. Ветер дул прямо в его лицо, безмолвно подтверждая верность выбранного им пути, и это было символично. Отбросив сомнения, он уверенно посмотрел вперед, на юг, куда его звал за собой попутный ветер, где его ждала новая жизнь. Он от души пришпорил коня, а тот в ответ заржал и дернул с места с той прытью, что дала ему мать природа. Минута за минутой, час за часом, Финли удалялся все дальше от родных краев. Земли, которые ему приходилось проезжать, были равнинными, с красивыми лугами и золотистыми пашнями. Лишь изредка встречались холмы, на которых стояли мельницы. Наверняка урожаи на этих равнинах кормили своих владельцев весь год, давая им к тому же заработать империк тот другой в личную казну. Не во всех краях царств могли похвастаться такими черноземами. Тот же Айронвиль и его окраины славились больше углем и рудами, а хорошего зерна там и не видали вовсе. Кабнарцы же, обросшие лесами да болотистыми топями, промышляли лишь рыбной ловлей и охотой. А хлеб любили все, и без него жизни не было нигде, поэтому именно черноземные области славились самойхозяйственной знатью и одними из самых богатых рыцарей.

     Путь Финли лежал к большой реке Нифлен, что текла от Храмовых гор через степи Этарда, питая его плодородные земли, и до земель повстанцев, где невдалеке от Рабаля она впадала в Южное море. Финли был зорок и наблюдал вдали Храмовые горы, которые благородно высились над равнинами Нижнего царства. Финли читал когда-то, что в этих горах ютились множество ведунов, чернокнижников и целителей, верующих в Туриса, Аспаиса и не только. Храмовые горы были наполнены духом чего-то неизведанного и временами пугающего.

     А вечер тем временем наступил незаметно. Дорога прилично утомила Финли — он был голоден и хотел отдохнуть. Сумерки не давали разглядеть ему далеко ли река Нифлен, и он решил, что пора искать ночлег. Он притормозил коня, осмотрелся по сторонам и увидел, что на тракте уменьшилось количество всадников и груженых телег. «Наверняка многие путники давно уже подыскали себе пристанище на ночь», — подумал Финли. Он также заметил небольшую дорожку, ведущую куда-то в сторону леса вдали от тракта, где приблизительно в миле виднелся белый густой дым. Он решил, что там есть какая-нибудь деревенька. Недолго думая, Финли направил Яблочко по этой дорожке. Смеркалось все сильнее и становилось страшновато, но мысль о скорой встрече с местными жителями успокаивала его.

     До кажущегося совсем близким белого дыма пришлось проехать приличное расстояние по узкой дороженьке подлеска. Дым этот, как предположил Финли, исходил из трубы дома, где топили печь. Чем ближе Финли подъезжал к лесной чащобе, тем дым становился более явными, а запах горения ощущался все острее. Финли на секунду подумал: «Зачем топить печь в июньский день, ведь на улице и так тепло. Может быть, готовят что-то? Но на дворе уже почти полночь — кто готовит так поздно?»

     Через некоторое время он приблизился к источнику дыма настолько близко, что уже четко определил, что он шел не из трубы дома, а от костра во дворе небольшой хибары, которая была типичной для сельских жителей этих равнин: имела четырехстороннюю покатую крышу, покрытую соломой, и бревенчатые просмоленные стены. Во дворе хибары суетились два силуэта, что-то активно подбрасывая в костер. При виде приближающегося всадника женский округлый силуэт вполголоса гневно заверещал:

     — Говорила тебе, дурень, не жги костер — навлечешь беды!

     — Откуда же я знал, что его будет видно кому-то, — оправдывался в ответ худощавый мужской силуэт.

     Их голоса с каждым метром становились все более отчетливыми, но, похоже, самим хозяевам казалось, что их не слышно вовсе.

     — А вдруг это сборщик налогов? — опять строго заверещала женщина.

     — Что делать сборщику налогов в такой час? — недоумевая, спросил в ответ мужчина.

     Финли, в конце концов, доехал до забора вокруг двора хибары и смог внимательно разглядеть женщину у костра, чье лицо озарял свет ярких языков пламени. Она оказалась полноватой холопкой, не совсем еще старой, но уже перекатившей за средний возраст, с растрепанной копной волнистых волос, торчащих во все стороны, одетой в рваную льняную котту темно-зеленого цвета. Женщина сделала то же самое и внимательно изучила Финли. Через некоторое время после взаимного безмолвного осмотра она наиграно улыбнулась Финли и нарочито любезно спросила:

     — Чего желает господин в наших краях?

     — Добрый вечер! Я устал сегодня в дороге и мне нужен ночлег. Не пустите ли меня к себе? — учтиво спросил Финли, внимательно разглядывая их хозяйство и костер, разгоревшийся настолько сильно, что уже было сложно понять, что в нем жгли.

     — Хибара наша мала и вам вряд ли будет уютно у нас, — произнес мужчина. Он был примерно такого же возраста, что и женщина в лохмотьях. Волосы у него были седоватыми, но лицо еще совсем не старым, а сам он был суховат и поджар, что определяло его отличную физическую форму.

     — Мне совершенно не нужен уют — лишь кровать и крыша над головой. Я готов заплатить вам, — произнес Финли, пытаясь убедить их пустить его в дом.

     — Ну, если вас устроит кровать с соломенной подстилкой, то тогда, пожалуйста, — сказала женщина. — Но вот с ужином будет проблема — наша еда вам однозначно не понравится — мы едим лишь кашу.

     — Ничего страшного, у меня имеются свои припасы! — радостно произнес Финли и спрыгнул с Яблочка на землю. — Есть еще одна просьба — накормите и напоите моего коня, пожалуйста, и загоните его в амбар.

     — Ценаш, слышал, что сказал благородный господин? Чего стоишь? Бери лошадь и веди её в постой! — грозно приказала женщина. Суховатый и поджарый холоп, не медля, подбежал к Финли, суетливо взял коня за узду и повел его во двор.

     Финли успел заметить на шее мужчины, чье имя, по всей видимости, и было Ценаш, связку с зубами какого-то животного. Она была выполнена в виде некого амулета, а зубы на ней были от хищника — их было три-четыре, и они потемнели от времени. Он не замечал прежде подобных культовых вещиц на крестьянах Друальского графства. Ему показалось это интересным, но он не стал углубляться в размышление о предназначении этой связки зубов, ведь усталость брала свое, и ему скорее хотелось поесть и лечь спать.

     — Лумпита, кормить лошадь нечем! — вдруг произнес Ценаш, остановившись на полпути к постою.

     — Господин, простите дурака — он не соображает, что говорит! — сказала женщина, лукаво улыбнувшись Финли. Затем она повернулась в сторону Ценаша и грозно прокричала:

     — Идиот, дай лошади яблок, что валяются за домом!

     — А у вас в хозяйстве разве нет живности? — удивленно спросил Финли. Было довольно странно, что крестьяне не держали одного, двоих хряков на мясо — все так делали.

     — Мы только недавно сюда переехали и еще не успели завести скотину, — начала оправдываться Лумпита. — Вскоре заведем.

     — Понятно, — сказал Финли. — Ну, ничего страшного: мой конь до жути любит яблоки и с удовольствием поест их вместо сена. Его, кстати, именно из-за любви к яблокам и зовут — Яблочко!

     — Яблочко! Какое отличное прозвище для лошади, господин! У вас очень красивая лошадь, — льстиво заверещала Лумпита.— Господин, пойдемте со мной — я отведу вас в дом!

     Лумпита взяла Финли за руку и потянула за собой по направлению к входной двери дома. Финли почувствовал, что её ладони были грубыми и шершавыми: видимо, она вовсе не следила за кожей рук. Пройдя через низенький проем, они попали внутрь хибары. В ней было отвратительно: немытые, темные от сажи полы, каждый шаг по которым сопровождался поскрипыванием; главная комната дома была плохо освещена несколькими свечами, стоявшими на столе у маленького оконца; в доме была каменная печь, которую не топили, потому что на улице было тепло; хозяйская кровать на двоих стояла у дальней стены комнаты, и на ней небрежно лежали темные от грязи одеяло и подушка.

     — А где же спать мне? — спросил Финли, не найдя взором обещанную ему кровать с соломенной подстилкой.

     — Не беспокойтесь, господин! — ответила Лумпита, таинственно улыбнувшись ему.- У нас есть темная за печью, пойдемте.

     Она подошла к печи, которая находилась чуть менее метра от дальней стены комнаты и прошмыгнула сбоку от неё — Финли направился за ней. Действительно, в стене рядом с печью располагалась еще одна дверь, зайдя в которую Финли обнаружил комнатку метр на полтора, в которой располагалась короткая и узкая кровать с соломенной настилкой.

     — Располагайтесь, господин! — произнесла Лумпита и улыбнулась. На это раз Финли заметил, что у нее не хватало нескольких зубов.

     — Благодарю вас! Вначале я хочу поесть — можно ли воспользоваться вашим столом? — спросил Финли, бросив свой узелок на кровать.

     — Конечно, конечно, господин, но вначале дайте мне десять лангетонов за ночлег, — ответила Лумпита, протянув ему свою грязную и шершавую ладонь. Финли заметил, что на её запястье висел примерно такой же амулет с зубами, что и на шее её мужа.

     — Меня устраивает эта сумма, — произнес Финли и потянулся к своей кожаной сумке, висевшей на ремешке на правом плече, в которой он хранил часть денег. Другую часть Бобри аккуратно вшил в потаенный кармашек внутри котты Финли, расположив его в том месте, где котта соприкасалась с животом с внутренней стороны. Достав один империк, он протянул его Лумпите и произнес:

     — Вы не могли бы дать мне сдачу?

     — Господин наверняка шутит?! Откуда у крестьян столько сдачи? Мне нужно дать вам девяносто лангетонов, а у меня никогда таких средств не водилось, — произнесла Лумпита, в голосе которой ощущалась ирония по поводу наивной простоты Финли.

     — Что же будем делать, ведь денег меньше у меня нет? — озадаченно спросил Финли.

     — Господин позволит нам с мужем сделать ему подарок и пустить его на ночлег бесплатно? Мы же не можем оставить путника ночью на большой дороге без крыши над головой!? — спросила Лумпита.

     — Это очень благородно с вашей стороны, но мне не удобно, — замялся Финли, не ожидав такой щедрости от крестьянки.

     — Все в порядке, господин, располагаетесь и ешьте, а потом ложитесь спать, а у меня с Ценашем есть еще дела по хозяйству, — произнесла Лумпита и похлопала его по плечу.

     — Спасибо вам — вы очень гостеприимные люди! — радостно произнес Финли.

     В его голове, однако, с трудом укладывался факт каких-то полуночных дел Лумпиты и её мужа по хозяйству, но и в этот раз у него не возникло желания вникать в их странности. Лумпита покинула его и ушла во двор, а Финли аккуратно достал из своего узелка друальской колбасы, немного пирожков и направился к столу в общей комнате. Стол этот был омерзительно загаженным: на нем лежали сухие крошки от хлеба, повсюду были парафиновые капли от свеч, а сгруженная немытая посуда уже проплесневела. Финли собрал все тарелки и ложки и убрал их на подоконник, затем отыскал тряпочку и протер стол так тщательно, как только мог, а потом расстелил немного папируса и положил на неё свою еду.

     Медленно, со смаком он начал есть колбасу, прикусывая её пирожками с яйцами и рисом — еда была отменная и свежая. Сочное мясо в колбасе из родного Фарета в сочетании с приятным тестом пирожков было невероятно вкусным. Ненадолго он вспомнил о Бобри, который наверняка так же вспоминал в тот момент о нем. «Как же хорошо старина Бобри умеет готовить!» — подумал Финли, которому стало немного печально от того, что его верного воспитателя и слуги не было рядом. «Как же я буду обходиться без его колбасы, пирожков и отбивных? Как же мне трудно будет без занимательных бесед с ним и наших общих занятий по хозяйству», — думал он.

     Покончив с ужином, который оказался достаточно поздним, он прибрался за столом и направился отдыхать на выделенную ему кровать. Спать ему хотелось сильно, но внезапно Финли одолел поток мыслей, который отвлек его от дремоты. На дворе было тихо и беззвучно, и он решил в этой спокойной обстановке погрузиться в мысли. Он задумался над тем, кто же его родители. «Как долго я буду искать свои корни? Кто моя родная мать, которую я никогда не видел? Где она сейчас? Жива ли?» — спрашивал он себя. Он представлял их возможную встречу и свой рассказ ей о той тоске, с которой он прожил целых шестнадцать лет.

     Потом он подумал об отце, которого желал увидеть не меньше, чем мать. «Возможно, мой отец рыцарь, каких не было в Диархинии за всю историю — храбрый и величественный воин!» — размышлял он. Но даже если бы он был просто купцом или крестьянином, или гончаром, к примеру, он полагал, что все равно бы его полюбил и простил ему все те годы разлуки, которые ему пришлось пережить. В тоже время Финли подумал: «Почему я должен прощать родителей за то, что они меня бросили? Неужели за столько лет они не могли встретиться со мной хоть раз? Я непременно понял бы их и наверняка простил им все, если бы они могли объяснить причину своего отсутствия».

     Нет, он вовсе не обижался на них за свое детство, ведь у него было все что нужно: верный Бобри дал ему образование и научил навыкам приличного поведения, фехтованию, верховой езде. Бобри сделал из него к шестнадцати годам вполне самостоятельного и начитанного юношу с хорошими манерами, но этого Финли было недостаточно, ведь он хотел узнать свое происхождение и понять свое предназначение в этом мире. С такими тяжелыми мыслями он вскоре и уснул, устав от невозможности найти ответы на мучавшие его вопросы.

     Финли не сразу понял, какой был час, когда он резко проснулся от громкого ржания коня во дворе. Сев на кровать, с трудом понимая, что происходит, он посмотрел вокруг — в его маленькой комнате было темно. Конь, а это был точно он, Яблочко, ржание которого Финли различил бы в любое время дня и ночи, был, по всей видимости, чем-то напуган. Почуяв что-то неладное, Финли спешно встал, натянул на себя сапоги и прошел в основную комнату, где он не застал на хозяйской кровати ни Лумпиты, ни Ценаша. «Черт подери, что за ерунда творится?» — подумал Финли и пошел быстрыми шагами во двор, чтобы разобраться в происходящем.

     Во дворе стояла темень, а лес за домом угрожающе поглядывал на Финли своей неизведанной дикостью. С того места, где был постой доносилось ржание, которое становилось все сильнее и сильнее. Финли забеспокоился, ведь Яблочко редко так себя вел. Причиной тому могли явиться лисица или волк. Хищники часто заглядывали из леса в частные домовладения поблизости, чтобы полакомиться людской скотиной. Финли вспомнил слова Лумпиты о том, что они не держат домашних животных, поэтому он подумал, что волк или кто-то другой мог возжелать оприходовать в качестве еды его любимого коня. «А где же хозяева? Неужели ушили куда-то ночью, не предупредив меня?» — напряженно размышлял Финли. Он вытащил из ножен свой меч. Его острие немного успокоило Финли, ведь им он точно мог зарубить и волка, и лису, а если постараться, даже медведя.

     Шаг за шагом он начал пробираться вдоль восточной стены дома. Дойдя до угла с южной стеной, Финли аккуратно заглянул за него и увидел небольшой амбар, рядом с которым был привязан Яблочко. На земле, недалеко от коня, лежали маленькие желтые яблоки, упавшие с дерева, которое произрастало поблизости от амбара. Финли, увидев эту картину, разозлился, так как хозяева не выполнили его просьбуи не отвели коня в стойло, а привязали его на улице. Ночь была летняя, но надувал ветерок, от которого конь мог простудиться. И к тому же, рядом с Яблочко не было даже корыта с водой. Но все это было для Финли не так важно в тот момент, ведь он был взволнован странностью происходившей ситуации.

     Яблочко не заметил Финли, который стоял наискосок от него, метрах в десяти. Конь смотрел в сторону амбара и продолжал напугано ржать, как будто за его воротами творилось что-то ужасное.

     — Тише, тише, Яблочко, я уже здесь, не бойся, — шепотом произнес Финли.

     Тот обернулся, увидел хозяина и немного успокоился — ржание ослабло.

     — Вот, молодец! — прошептал Финли и, сжав рукоять меча крепче, направился небольшими шажками в сторону Яблочка.

     С каждым шагом он ощущал все большее спокойствие своего коня. Холодный ветер обдувал Финли, и его черные короткие волосы колыхались, а тело периодически дрожало всеми мускулами. Приближаясь к амбару Финли начал слышать странные звуки, исходившие из него. Они напоминали и легкое рычание, и постанывание, и чей-то зловещий смех. «Черт бы побрал это проклятое место! Зачем я только остановился здесь?» — подумал Финли.

     Внезапно на него нахлынул страх и желание вскочить на коня и мчать подальше от этих странных крестьян и их хибары. Но стремление понять, что происходит за воротами амбара, пересилило страх. «Может быть, фантазия рисует мне зловещие картинки? А вдруг там и вовсе что-то элементарно обыденное, но нехватка сна и усталость разыграли мое воображение?» — подумал он.

     Дойдя наконец-то до Яблочка, он обнял его за шею и произнес: «Ну же, ну, я рядом — не бойся! Сейчас я тебя отвяжу, и ты поскачешь к воротам дома и будешь ожидать меня там». Казалось, что он говорил с конем, словно тот его понимал. Яблочко действительно, как бы это ни было странно, понимал все, что говорил ему Финли. Этот конь был подарен ему Бобри на двенадцатый день рождения, и чуть ли не сразу между Яблочко и Финли появилась незримая связь, которая крепла каждым годом. Яблочко был сильным и прытким конем: в нем таилась неуемная энергия, которую Финли успешно обуздал.

     Финли, не создавая лишнего шума, аккуратно подошел к забору и отвязал коня. Яблочко тут же радостно замотал головой и, получив легкий шлепок по телу, помчал за дом, как ему и было велено. Все, теперь оставалось разобраться с происходившим в амбаре. Финли пересилил неуверенность и решительно направился к его воротам. Крепко схватившись за поперечную балку на двери, которая была чем-то в виде ручки, он резко рванул её на себя — ворота раскрылись, и Финли увидел то, что не привиделось бы и в страшном сне. На горизонтальных балках, укреплявших свод крыши, висели прочные канаты, на которых были привязаны за ноги трое несчастных бедолаг, свисавших головами вниз.

     Одним из бедолаг был мужчина лет шестидесяти с черной бородой и лысой головой — он был полностью голым, а его старческое лицо налилось кровью, и вены на шее были вздуты. Казалось, что он был так обессилен, что вот-вот потеряет сознание. Рядом висела худосочная пожилая женщина лет пятидесяти пяти, тоже голая, с седыми волосами и еще молодая женщина лет тридцати. Глаза той, последней, выражали звериный страх и были промочены слезами. Но молодуха нашла в себе силы и через боль и мучения прокричала, увидев Финли: «Помогите, пожалуйста!»

     Финли не сразу смог собраться и оценить все происходившее, так как его взор после открытия двери с ходу пал на пленников, задержавшись на них чуть дольше, чем требовала обстановка. Но уже вскоре он смог осмотреть все помещение амбара. И тут он увидел нечто крайне странное: недалеко от бедолаг стояла железная клетка, в которой находился самый настоящий лесной волк. Волк явно был голоден, так как периодически издавал рычание и норовил вырваться из клетки. Зверь был достаточно жилистым, но не большим, а его серый мех был сильно взъерошен. Финли стоял лицом к его спине, и волк не сразу учуял новую жертву. Через некоторое время он все же обернулся к Финли, наверняка, учуяв своим острым обонянием новый запах, и тогда Финли узрел его угрожающий оскал с огромными клыками и слюнями, стекавшими изо рта.

     — Помогите, ну пожалуйста! — еще раз истошно прокричала молодая женщина.

     Финли этот крик снова привел в себя, после короткого ступора, произведенного впечатлением от волка. Он немедленно направился вглубь амбара поближе к клетке. Подходить совсем близко было страшно: с каждым его приближением волк все сильнее и сильней ломился наружу в его сторону. Слава богу, стенка решетки, смотрящая на Финли, была крепко закована, и зверь ничего с этим не мог поделать. Финли захотел аккуратно обойти клетку и перерубить канаты на ногах пленников, но тут он услышал движение за спиной и резко обернулся. Позади него, по все видимости, спрятавшись заведомо по бокам от ворот внутри амбара, стояли Лумпита и Ценеш. Финли понял — он в ловушке. Лумпита была на этот раз настроена совсем иначе: от прежней деланной улыбки не осталось и следа. Её лицо выражало дикую остервенелость, глаза налились яростью, волосы были взъерошены, как на дикой кошке.

     — Я тебе говорила, дурень, что надо было с ним кончать, пока он спал! — крикнула мужу Лумпита. В её руках были острые деревянные вилы. Она была готова заколоть Финли ими без промедления. Лумпита медленно начала подбираться к нему.

     — Еще один нам не помешает, отдадим его на откуп Сарвару, — уверенно произнес Ценаш, в руках которого был острый, наточенный под свежевание туш нож.

     — Смотри, наш гость вооружен! — с издевкой произнесла Лумпита, глядя на меч в руках Финли.

     Финли ощутил приближение конца, ведь еще никогда смерть не «подползала» к нему так близко. Теперь то он понял, какую ошибку совершил, решив заглянуть в амбар. Ему было всего шестнадцать, и он имел еще много планов на жизнь, но теперь им, по всей видимости, не суждено было сбыться. Напряжение в амбаре нарастало, и гормоны стресса делали свое: страх Финли перед смертью начал трансформироваться в ненависть. Финли решил, что если уж ему и предстоит умереть, то стоит показать лучшее, что он узнал из обширного набора книг, которые успел прочитать в Фарете. Нужно было задать жару этим упырям!

     — Что тут происходит? — крикнул Финли, собрав всю силу голоса, чтобы казаться увереннее. — Вы что, с ума сошли?

     — Кровь и плоть люда человеческого, съеденная волком, дает ему силы и власть Сарвара. Ты, мелкая тварь, живущая во плоти человека, не ведаешь силы Сарвара! Ты заслуживаешь быть съеденным этим лесным королем, — заверещала какую-то «мутную» проповедь Лумпита, указывая вилами на волка в клетке. Казалось, что она вовсе не желала слышать Финли. — Вас четверых хватит, чтобы наполнить волка силой Сарвара. А нам хватит его сырых мозгов, чтобы перенять эту силу.

     — Лумпита, дорогая, я думаю, что ты не сможешь прикончить его вилами. Давай выпустим лесного короля, — предложил Ценеш. Он, видимо, трезво оценил ситуацию и понял, что баба вооруженная вилами может пострадать от юноши с мечом.

     — Заткнись, Ценаш! — огрызнулась Лумпита и ускорила свое движение в сторону Финли, выставив вилы вперед. — Я сейчас намотаю его кишки на вилы!

     Финли отчетливо вспомнил четырнадцатую главу учебника «Фехтование мастера Монте», одна из выдержек которой гласила: «Если вы попали в ситуацию, когда соперников много, а вы один и не ожидали стычки, встаньте в позу с вытянутыми руками, держа меч в правой кисти. Левой кистью поддерживайте ведущую руку. Держите соперников в поле зрения, описывая своим мечом угрожающую дугу». Финли немедленно занял позу и приготовился к отражению атаки.

     Лумпита разбежалась и направилась на него. Всего каких-то три метра и она вот-вот должна была пронзить тело Финли, но в тот момент, когда её скорость стала необратимо высокой, а вилы приблизились в зону безопасности Финли, он резко ушел от удара, описав полный круг телом, и зашел Лумпите в тыл. Дальше нужно было лишь нанести точный удар. Финли занес меч за левое плечо и резким движение правой руки нанес рубящий косой удар по спине Лумпиты, от которого та мигом упала вниз животом и мучительно прокряхтела. Через её изношенную котту проступила кровь, которая начала стекать обильными ручейками на пол амбара. Очевидно, что она была мертва.

     — Да будь ты проклят Сарваром! Лумпита, ты будешь отомщена! — крикнул Ценаш. Его лицо было наполнено ненавистью. Он схватился за веревку, лежавшую на земле. — Попробуй справиться с ним!

     Веревка, изначально незамеченная Финли, вела непосредственно к клетке. Финли еще не понимал, что Ценаш планировал сделать в следующий момент.

     — Осторожно, господин, сейчас он выпустит волка, — крикнула молодая женщина, висевшая на канате вверх ногами, которая нашла в себе силы предупредить Финли.

     Ценаш дернул веревку, и заслонка клетки приподнялась. Волк тут же воспользовался моментом и резво выбежал из клетки. Он был настолько разъяренным, что всего лишь несколькими резкими прыжками достиг шеи пожилого мужчины, висевшего на канатах, и вцепился ему в горло. Пожилая женщина и молодуха начали истошно кричать от ужаса, происходившего на их глазах. Они были совершенно беспомощны, пока волк раз за разом вонзал свои клыки бедняге старику настолько глубоко, что без проблем разорвал его сонные артерии, которые в доли секунды оросили кровью огромное пространство рядом с ним.

     Ценаш рассмеялся дьявольским голосом и впал какое-то безумие, наблюдая, как на его глазах кровь хлыстала из шеи старика. Её капли долетали до лица пожилой женщины. Финли же, не теряя ни секунды, побежал к волку, чтобы нанести удар, но тот был не так глуп и учуял атаку со спины. Волк резко обернулся мордой к Финли и выставил свой окровавленный оскал, приготовившись сделать прыжок. Финли уже не боялся и заглянул в глаза зверю. Их взгляды встретились и прочитали друг в друге желание биться не на жизнь, а на смерть. Прошли доли секунд после короткого разгона и волк совершил прыжок. Финли резко подсел на одно колено и выставил меч в сторону шеи волка, который летел на него. Огромная серая масса мышц и меха накрыла Финли, затем послышалось короткое скуление, и Финли резко вынул меч из шеи зверя, который смог повалить его на землю. Он оттолкнул ногой волка в сторону и встал на ноги.

     Времени на передышку не оставалось, ведь тут как тут на него мчал Ценаш, держа свой нож в правой руке острием книзу так, словно готовился нанести удар сверху вниз. Финли смог уклониться от удара Ценаша, который вскоре последовал, и занял боевую стойку. Ценаша было уже не остановить, он занес руку с ножом за плечо для повторного удара, но в следующее мгновение был поражен мечом в грудную клетку. Финли оказался быстрее на этот раз и не стал долго гадать, сразив врага до того момента, как тот успел нанести свой удар. Ценаш мучительно простонал, а из его рта пошла кровавая пена. Финли плавным движение вынул меч из его тела, после чего поверженный противник обмяк, присел на коленки и вскоре завалился на левый бок.

     Все было закончено. В амбаре находились три бездыханных тела и убитый волк. Картина эта напоминала настоящую мясорубку. Финли не заметил сразу, как его лицо и руки оказались в крови, так как во время жесточайшей схватки с безумными Ценешем и Лумпитой было вовсе не до этого. Придя в себя от мощнейшего стресса, после первой в его жизни настоящей схватки, он сразу же подбежал к пленникам. Мужчина на канатах был весь в крови. Финли проверил его пульс — он не определялся. Волк не оставил шансов бедняге, умертвив его свои клыками буквально сразу. Далее, он подошел к пожилой женщине, которая выглядела не важно и была обессилена и бледна.

     — Сейчас я вас сниму, обхватите меня, — произнес он. — Вот так, давайте.

     Финли перерубил канат и женщина освободилась. Она была истощена пытками, но, тем не менее, поползла из последних сил на коленках к мертвому мужчине и, прикоснувшись к его телу, зарыдала со словами: «Найрел, дорогой, не умирай!» Финли же в это время снял с канатов последнюю пленницу, молодую женщину, которая находилась в более лучшем состоянии и сразу же после освобождения направилась к мертвому мужчине и пожилой женщине.

     — Мама, мама — он мертв! — сказала она пожилой женщине, рыдающей над мужем

     — Я не верю! — произнесла та в ответ — Кто эти изверги? За что нам все это?

     Финли не мог им сказать ничего, так как ему было мерзко на душе, а в горле стоял ком. Ночь у него выдалась кошмарная, ведь он не ожидал, что такое безумие могло приключиться с ним спустя десять часов от начала пути. Он не мог объяснить, кем были Ценаш и Лумпита, и в каких богов они верили. Что-то злое и дьявольское было во всем этом кровавом действе.

     Погода стояла жаркая, было ощущение, что ветер забыл направление к обширным степям и черноземам Этарда. Посевы ржи и пшеницы, пышно колосящиеся на плодородных землях, изнемогали от засухи — дождя не было уже четыре дня. Редко какой зверек выглядывализ норы, редко какая змея проползала по земле, пугая лошадей путников, тянущихся по Королевскому тракту к славному городу Этарду. Животные были не глупы и пережидали жару у главной водной артерии этих мест — реки Нифлен и её притоков, питавших землю живительной влагой. Без Нифлена не было бы хваленого этардского зерна, ведь без воды не было бы жизни, а без хлеба не было бы сытно нигде в Нижнем царстве. Жители плодородного графства, столицей которого и был Этард, не обременяли себя сложными названиями своих земель, а именовали их не иначе, как Хлебной кладовой. Гордость местных крестьян и их феодалов подчас зашкаливала от переизбытка собственной важности для государства, как главных хлебопашцев империи. Сотни и сотни повозок ежедневно тянулись от Этарда к Друалю, дабы его королевские амбары и подземные хранилища не пустели, и всегда были полны отменной мукой и зерном.

     Финли был в пути уже третий день и, в конце концов, пересек долгожданный Нифлен через «Мучной мост», который соединял два берега реки и был воротами из земель подконтрольных Друалю в Хлебную Кладовую. Мост был каменным и арочным, и при одном его виде появлялось чувство гордости и восхищения, ведь Нифлен был широк и достаточно глубок. Перейдя мост, Финли решил полюбоваться рекой и устроить небольшой привал у её побережья. Он обосновался чуть поодаль от Королевского тракта, от которого тащило пылью и сухостью. Поля в этих местах были настолько обширными, что умудрялись налезать на пространство побережья. Деревьев по близости не росло, все прибрежные лиственные посадки остались на северном берегу реку. В сторону Этарда Финли созерцал красивые низкие холмы, также покрытые колосящимися посевами. Королевский тракт красиво проходил меж самых высоких холмов, а уже за ними дорогу было не видно, так как они закрывали собою обзор. На западе уже намного четче виднелись Храмовые горы и их зеленая древесная растительность. Финли подобные пейзажи очень нравились — такой красоты он прежде еще не видел. Природа радовала и удивляла его, и лишь жара со зноем изматывали.

     Еды у него осталось лишь на один раз. Он достал из узелка пару последних пирожков да немного вяленого мяса. От мяса уже несло запахом начавшегося гниения, и Финли решил развести костер, чтобы поджарить его, дабы не отравиться. Через некоторое время он уже коптил мясо на огне, нанизав его на свой меч. Яблочко тоже хотел есть, и Финли, не жадничая, поделился с ним пирожком, после чего сам поел мясо и сводил коня на водопой. Покончив с едой и кормлением коня, Финли присел, чтобы немного отдохнуть. В качестве стула он выбрал выброшенный течением реки кусок ствола дерева, сохнувшего на берегу.

     В его голове крутились мысли о последних событиях, где ему впервые в жизни пришлось убить человека. Он не хотел насилия и противился ему, но какой-то скрытый внутренний зов заставил его в момент опасности безжалостно покончить с сомнениями во имя спасения себя и тех, кому нужна была его помощь. Он вспоминал, как в ту ужасную ночь он помогал хоронить беднягу Найрела, которому волк перегрыз шею. Он выяснил у выживших пленниц, которые оказались мамой и дочкой, что Лумпита и Ценеш явились к ним за неделю до трагических событий, прикинувшись скитальцами, и попросили переночевать. А позже, воспользовавшись тем, что хозяева спали, они связали их и сделали пленниками амбара. Женщины рассказали Финли про то, что эти двое ненормальных притащили откуда-то волка и постоянно твердили им про некого Сарвара, по все видимости, какое-то чернокнижное божество, которому поклонялись. По словам несчастных женщин, Ценеш и Лумпита грозились накормить волка их телами, а потом съесть мозги зверя, дабы получить какую-то таинственную силу. Этот кошмарный культ был не понятен Финли, и он с отвращением представлял себе подобное действо.

     Нифлен тек завораживающе размеренно, а местами по реке проплывали ветки растений, иногда можно было заметить какое-нибудь гнилое бревно или старый башмак, которые несло по течению в сторону далекого и опасного Мятежного полуострова. Финли готов был просидеть так славно, наблюдая за магнетизирующим к себе течением, целый день, но дорога звала вперед, на Этард! Финли начал собираться, закинув узелок за спину, немного почистив Яблочко от прилипших репейников и другой сорной травы, и тронулся в путь. Час за часом он продвигался вглубь Хлебной кладовой, объезжая временами телеги, кареты и других всадников на своем пути. Несмотря на жару, Яблочко после привала был в отличном тонусе и желал быстрой скачки, и Финли был этому только рад! По пути постоянно встречались крестьяне, трудившиеся на полях, да мельницы, которых в этих краях было несметное количество. Время летело незаметно, и примерно через пять часов быстрой езды Финли увидел впереди, где-то в двух километрах, дома с хозяйствами и решил направиться к ним. Дело шло к вечеру, и Финли не рискнул объезжать повстречавшееся ему селение мимо, дабы не остаться в ночи без крыши над головой.

     Когда он наконец-то доехал, оказалось, что село это было достаточно большим: при беглом обзоре Финли насчитал в нем домов пятнадцать не меньше. Дома располагались двумя линиями, и при каждом из них имелся небольшой амбар и дворик, где разгуливали куры и свиньи. По всей видимости, крестьяне тут жили вполне зажиточно, поскольку жилища их были не деревянными или глиняными, а каменными. Однако треугольные крыши домов были настланы поверх прочего соломой, что немного обедняло их общий вид. В селе, ко всему прочему, имелась и центральная мощеная улочка, что придавало ему особую роскошь. Финли неторопливо поехал по этой улочке и вскоре набрел на общественное место, напоминавшее городской кабак и представлявшее собой обыкновенный дом, который по площади был немного больше остальных. Над входом в него висела деревянная табличка, гласившая: «Трактир у Ангиса». Из маленьких оконец кабака доносились живые звуки разговоров, чья-то пьяная несусветица и даже ругань какого-то мужчины, наверно владельца. Финли не стал заходить сразу и еще раз осмотрелся вокруг, в поисках лучшего места для отдыха, чем этот сомнительный трактир. Убедившись, что такого места в этом селе нет, он решил, что начнет отсюда поиск нормального ночлега. Сойдя с коня, он привязал его к забору во дворе и поднялся по небольшой лестнице с пятью-шестью ступеньками к дубовой входной двери кабака.

     Финли уверенной поступью вошел вовнутрь, где все оказалось не так плохо, как он предполагал в начале: деревянные полы были чистыми, имелось пять-шесть столов, а атмосфера заведения не отталкивала своей непредсказуемостью.

     Сам хозяин, полный усач в разукрашенной красной вышивкой белой рубахе, стоял за стойкой в правом от Финли торце помещения, где у него имелись бочки с напитками. Он и был, по всей видимости, тем самым Ангисом, которому принадлежал трактир. Хозяин сразу же обратил внимание на вошедшего гостя, но не стал ничего говорить, а только внимательно посмотрел на незнакомца.

     За ближним к вошедшему Финли столиком сидели трое крепких крестьян средних лет, распивавших что-то из больших кружек. Они были уже прилично пьяны и о чем-то громко разговаривали, матерясь и навлекая на себя недовольные взгляды Ангиса, ругавшегося на них пару минут назад с целью заставить их вести себя поскромнее. Крестьяне небрежно ели вареные яйца, прикусывая их свежими побегами зеленого лука, а на их столе было грязно от сыпавшихся мелкими кусочками яичных желтков и крошек хлеба.

     За столом в левом от Финли торце помещения, в дальнем углу, располагались еще двое. Эти, скорее всего, были заезжими, причем знатного происхождения. Они были куда занимательнее крестьян. Финли обратил внимание, что один из них был блондином лет двадцати восьми со стрижкой до уровня плеч. У него была крепкая гармоничная фигура и наряд благородного покроя. Знатность выдавало котарди бордового цвета с великолепными серебряными пуговицами, которое было украшено сетчатым узором, выполненным золотыми нитями. Котарди на поясе прекрасно сочеталось с черным ремнем, украшенным серебряными вставками. Из-под котарди блондина выглядывала черная котта, бывшая чуть длиннее, почти до нижней трети бедра. На нем были коричневые сапоги и черные шоссы. Его взгляд был надменно игривым, зеленые глаза смотрели исподлобья, то на людей в зале, то на собеседника напротив. Он пил что-то из такой же кружки, что и крестьяне, но из его еды Финли обратил внимание на жареного кролика, аккуратно украшенного зеленью и помидорами, который красовался в сковороде напротив блондина. Его собеседник сидел напротив, поэтому Финли не видел его лица, а только крепкие плечи в темном котарди и густую прядь черных, как мгла, волос.

     Осмотревшись, Финли решил занять место за столом сбоку от крестьян, присев спиною к двум знатным незнакомцам, чей столик оставался позади него. Скинув узелок на скамью, он стряхнул с себя налеты уличной пыли и приготовился к разговору с усачом, который уже направлялся к нему. Хозяин приближался немного лениво, но при этом уверенно, а его губы периодически делали различные замысловатые движения, приводившие его славные усы в разные положения, выражавшие то скепсис, то некую настороженность. На его голове была шерстяная шапка с красным бубоном, кои любили носить в этих краях. Хотя жара стояла изнурительная, подобные утепленные головные уборы были скорее неким культом, чем средством защитить голову от холода. Кстати, на крестьянах, распивавших за столиком сбоку от Финли, были такие же шапки.

     — У нас имеется пиво и шнагель. Что желает господарь? — спросил трактирщик, подойдя к Финли. Говорил он на этардском диалекте, который незначительно, но все же отличался от друальского присутствием сельских словечек, подобно этому «господарь» вместо «господин».

     — Вы не могли бы принести мне кролика, как у того знатного господина, что сидит за мной? — учтиво спросил Финли. Его действительно заинтересовала еда, которую ел блондин — уж больно аппетитно она выглядела!

     — Можно. С вас двадцать лангетонов. Пить что будете? Может морс? — произнес трактирщик сухим и неприветливым голосом.

     — Вполне сойдет, — ответил Финли.

     Усач отправился на кухню, а Финли решил приготовить деньги, чтобы расплатиться за еду. Порывшись в сумке, он вынул оттуда один империк. «Снова империк. Может, хоть здесь-то его разменяют?», подумал он, вспомнив ситуацию с Лумпитой, у которой таких денег с роду не водилось.

     Пока хозяин трактира возился с кроликом, Финли решил отдохнуть после долгой дороги. За его спиной блондин вел активную беседу со своим собеседником в черном. Финли старался придерживаться манер и не подслушивать чужие разговоры, но уши так и тянуло узнать немного больше о неизвестных рыцарях.

     — Оден, повсюду несут чепуху про Северное предание и про другие всякие предания. Крестьяне мечутся на фоне слухов — некоторые из них вместо работы уходят в леса и придаются различным еретическим верованиям. Говорят, уже есть и Черное предание, где вообще полнейшая чертовщина написана. Развелось всяких жрецов и предсказателей — ходят по всем царствам и мутят воду, — говорил блондин.

     — Да, нас это тоже коснулось. В шахтах под Айронвилем пять-шесть семей предались какому-то животному культу и ушли в ближайшие леса. Лорд Аланей приказал поймать всех. Я лично рубил голову их предводителю! — с неким хвастовством говорил тот, другой, в черном, по всей видимости, Оден.

     — Отец приказывает ловить всех, кто привержен тому или иному чернокнижному божеству и сжигать на кострах! Есть лишь Турис и Аспаис, и в них мы должны верить, — продолжал блондин. — Знаешь, все это дерьмо идет от нашего безвольного короля Роберта. Он постоянно поддерживает подобные бредни. Говорят, он со своим дядей, лордом Бенеитом, совсем потерял рассудок и чуть не каждый месяц принимает все новых и новых жрецов и проходимцев, даёт им кров над головой, кормит, выделяет деньги на какие-то обряды и опыты.

     — Наш болван Леит не лучше вашего — тоже самое творит. Но я тебе скажу, друг, когда будет подписана уния, все станет намного хуже, поверь мне, — говорил Оден.

     — Соглашусь с тобой: все станет совсем мерзко. А унию подпишут совсем скоро, ведь через неделю состоится встреча наших королей. Влияние Северного предания растет и, скорее всего, нам не избежать союза царств. А ты слышал про Северный легион?

     — Конечно, слышал: если его организуют, то придется отправлять туда много людей и припасов — это разорит нас. Нужно с этим кончать! — негодующе произнес Оден.

     — Подожди, осталось недолго. Мой отец уже имеет неплохой план. Я думаю, что и твой покровитель вскоре нас поддержит? С двумя безвольными королями нужно кончать. Но будь осторожнее и не говори кому попало, ведь если кто-то пронюхает планы моего отца — всему конец.

     — Мой покровитель ненавидит все, что начало творится после Второй войны царств. Он уже давно точит ножи на Каппарисов! — злорадно произнес рыцарь в черном.

     Финли внимательно слушал то, о чем говорили незнакомцы, но мало что из этого понимал. А вот имя Бенеит показалось ему знакомым. «Случаем, не тот ли это Бенеит, который отправил Бобри в Фарет шестнадцать лет назад?», — подумал Финли. Он внезапно захотел обернуться и спросить блондина, кто такой Бенеит и где его можно найти, но решил этого не делать, так как подобное могло обернуться большими неприятностями — рыцари могли вызвать его на поединок за подслушивание их разговоров. К тому же, было отвратительно слышать из уст двух знатных незнакомцев омерзительно крамольные вещи, которые они позволяли себе говорить про королей Нижнего и Верхнего царств. Финли отвлекся от подслушивания, так как усач трактирщик вернулся с крольчатиной в сковороде, украшенной зеленью и помидорами.

     — Господарь, вот ваш крол — давайте деньгу, — произнес он. «Деньгой» у него наверняка именовались «деньги», а «кролом» — кролик.

     Финли поблагодарил хозяина и расплатился. Трактирщик смог дать ему сдачу от империка, что очень порадовало Финли, и он с двойным аппетитом приступил к трапезе. От сковороды несло приятным ароматом запеченного мяса! Отрезав себе небольшой кусочек, он с предвкушением приятных ощущение положил его себе в рот и методично прожевал, съев попутно дольку помидора и огурца. Кролик был изумительно нежным, а его мясо прекрасно сочеталось с овощами. Финли был жутко голоден, поэтому четверти крола не стало уже через десять минут. На какое-то время он отвлекся от беседы рыцарей за его спиной, но вскоре опять услышал интересные вещи.

     — Он думает, что унижает мою семью, отправляя меня на переговоры к Йону! — говорил блондин. — Он ненавидит нас, но это ему дорого обойдется.

     — Что думаешь делать? — спросил рыцарь в черном.

     — Он хочет, чтобы я принудил дядю сдать оружие и принять власть короны, — ответил блондин.

     — Но ты ведь не так глуп, чтобы предлагать подобное человеку собственной крови?! — спросил Оден.

     — Конечно, нет! Кредо Карлайнов — «своя кровь лучше чужой», — с гордостью произнес блондин.

     — Эуон, я очень тоскую в этих краях по игре! — внезапно сменил тему разговора Оден. Эуном он назвал своего собеседника. Финли теперь знал, как зовут блондина.

     — А мне не хватает женщин, поэтому я тебя понимаю! — шутливо произнес блондин. — Разве можно в «Хлебной кладовке» чем-то заниматься, кроме как пахать землю и быть по самые ноздри в навозе!?

     — Я бы бросил кости с первым возжелавшим игры, но, похоже, подобных людей в этой «Хлебной кладовке» не найти, — произнес Оден, заменив, как и Эуон, словом «кладовка» слово «кладовая», что придавало выражению издевательский манер.

     — Потерпи немного! Доедем до Этарда, а там, я полагаю, найдется хоть какое-то достойное развлечение! — подбодрил Эуон.

     На этом их диалог завершился, и уже через минуту они покинули кабак. Финли ощутил опустение в трактире после ухода из него двух занимательных рыцарей. Их разговоры, пусть и непонятные ему до конца, давали некоторое представление о сложных хитросплетениях, имевших место в обоих царствах. «Значит, крестьяне сходят с ума и веруют в нечто дьявольское, неподвластное богам плодородия и войны — Турису и Аспаису», — подумал Финли. Он начал понимать теперь, что Лумпита и Ценеш хотели скормить невинных крестьян волку отнюдь не из-за помутнения рассудка — это был ритуал, который преследовал какие-то конкретные цели. «Кто же стоит за всем этим? Может, есть таинственные ордена, верующие в новых богов, неизвестных обычным людям? Почему высшее сословие не удовлетворено своими королями, хотя те даровали крестьянам свободу, а в царствах сейчас мир и процветание?», — терзал себя вопросами Финли. Ответы на них он не находил, как бы далеко мысли не уводили его в дебри размышлений. Тем временем трое пьянчуг за столом сбоку от Финли продолжали свой пир. Они ему были безынтересны и наводили на него тоску своим видом. Единственное, что от них хотел Финли, так это, чтобы они перестали материться и вели себя потише.

     Кролик в его сковороде уже уменьшился ровно вдвое, а желудок Финли наполнился до отвалу и есть больше не хотелось. Глотнув морса, который оказался приятным на вкус и освежающе кисленьким, и решив немного посидеть после сытного ужина, Финли откинулся на спинку скамьи и ощутил прилив расслабления и сонливости, которое обыкновенно наступает после того, как кровь от головы направляется к желудку, наполненному едой. Просидев так минут пять, он услышал звук отворившейся двери: судя по шагам, вошедший был великаном. Обернувшись, Финли увидел воистину громадного мужчину, который возрастом был еще не стар, но и юношество из него выветрилось уже давно. Ростом он был под метр девяносто; плечи его были широки настолько, что с трудом протиснулись в створ трактирной двери; ладони были здоровенными; на исполине красовалось коричневое кожаное котарди, выполненное немного грубо, по-сельски, со шнуровкой на груди; на животе висел громадный пояс с массивной бронзовой бляхой, на которой красовался герб с рельефным быком. Незнакомец имел короткие светлые волосы, лицо, чьи эмоции выражали сельскую прямолинейность, и угрюмый, недовольный чем-то взгляд. Одним словом, он наводил трепет на окружающих своим внешним видом. Однако, при внимательном изучении, можно было заметить душевную открытость сельского господина, коим этот здоровяк непременно являлся.

     Более впечатляющим, чем сам исполин был лишь его огромный меч, висевший в ножнах на спине. Спинные ножны не часто можно было встретить, поскольку подобный метод ношения оружия устарел уже со времен Первой войны царств. Меч исполина представлял собой не что иное, как редкий экземпляр «головосноса». «Головосносом» именовали меч, использовавшийся, как двуручный, с помощью которого отрубали две и более головы во время боя. Мастерством правильного обращения этим мечом обладали очень редкие воины, о чьих похождениях обычно складывали легенды. Пока Финли внимательно изучал незнакомца, испытывая при этом сложные эмоции удивления и восхищения мощью его тела, исполин уже успел решительно подойти к трактирщику, словно должен был в тот момент сказать ему что-то гневное, но в итоге вполне добродушным голосом произнес:

     — Ангис, желаю здраве тебе! Утомился я сегодня в поле, гоняя своих наемных бездарей. Принеси мне поросенка молочного да кружек шесть пива налей!

     — И тебе здраве, господарь, коль не шутишь! — ответил трактирщик, которого явно порадовал визит завсегдатая, коим исполин наверняка являлся. — Поросенка могу зажарить, но придется подождать. А пока присядь где-нибудь — я принесу пива тебе через минуту.

     — Пиво — это хорошо! Твое пиво самое славное! — бодро произнес исполин.

     — Шутишь наверно, Гривлин?! — рассмеялся трактирщик. — Кроме моего, нет никакого другого! Видимо, ты совсем утомился на жаре! Я один его варю на всю округу — или ты в Этард за пивом мотаешься?!

     — А может быть, и мотаюсь, — обиженно произнес здоровяк. — Вот всегда ты так, Ангис, найдешь к чему прицепиться! Как только я тебя не запорол до смерти за твой острый язык, когда ты в холопах у меня ходил?! Ну, пил я пиво еще и у Орсэта — он тоже его варить пытается. Он мне теперь точно спасибо не скажет, если узнает, что я проговорился тебе.

     — А-а-а, вот значит, что за дела творятся — поганец Орсэт начал варить пиво в обход наших договоренностей! — с негодованием произнес Ангис. — Скорняк должен заниматься шкурами, а трактирщик — едой и выпивкой! И куда только лезет эта морда! Он ведь занимается шкурами — так вот и занимался бы ими и дальше!

     — Ну ладно тебе, Ангис, успокойся. Вы купцы вообще не умеете договариваться, смотрю я.

     — Договориться можно с человеком, а не с мошенником, который на той неделе клялся мне, что пиво остается за мной, а шкуры за ним! — продолжал гневаться трактирщик.

     Весь этот забавный диалог отчетливо слышал Финли, которому местами очень хотелось рассмеяться, но он решил не шутить со здоровьем и попридержал свои эмоции. Здоровяк вскоре закончил беседовать с Ангисом и развернулся лицом в зал. Немного порыскав глазами, видимо, в поисках подходящего места, он направился в сторону троих пьянчуг, сидевших поблизости от Финли, сбоку от его столика. Пол опять заскрипел и с каждым метром приближения исполина скрипел все сильнее и сильнее, а Финли хотелось в это время провалиться сквозь землю, ведь взгляд здоровяка выражал серьезное недовольство чем-то, и Финли не понимал, что от него можно было ожидать.

     — Ах, вот вы чем тут занимаетесь! — грозно произнес исполин, когда приблизился к столику, за которым сидели крестьяне, совсем близко и уставил на них свой тяжелый взгляд. Пьянчуги сразу пришли в себя и виновато посмотрели на Гривлина снизу вверх. Они были прилично пьяны, но угроза, нависшая над ними в виде здоровяка, на некоторое время выветрила шнагель и пиво из их голов.

     — А что мы сделали такого, господарь? — спросил один из крестьян, который осмелился взять инициативу на себя и начал оправдываться. — Мы теперь свободные землепашцы! У нас королевские свободники на руках.

     — Будь проклят тот день, когда наш светлейший господарь Нижнего царства, Храмовых гор и Кабнара подписал эдикт о свободе свиней, коими вы являетесь! Не смейте себя называть хлебопашцами — вы понятия не имеете, что это значит! — сквозь злобу процедил исполин.

     — Сделал, а значит, надо было — короли эдиктов по пустякам не подписывают! — игриво пролепетал другой крестьянин. Видимо, этого мужика забавляла происходившая ситуация, и он решил пошутить подобным замечанием.

     — Сучий ты сын, как ты смеешь говорить с господарем Гривлином Остисом в таком тоне?! — прокричал здоровяк, который окончательно вышел из себя от неаккуратного замечания крестьянина.

     Пьянчуги почувствовали, что атмосфера накаляется и их взгляды стали напуганными. Тот, что позволил себе шутку особенно насторожился и сделал правильно, ведь уже в скором времени он был выдернут из-за стола крепкими ручищами исполина Гривлина, который затем с шумом выкинул его на пол. Крестьяне тоже были вполне крепкими, но ни статус, ни происхождение не позволяли им сопротивляться, ведь это могло закончиться плохо.

     — Убирайтесь отсюда, сучьи сыны! — прокричал Гривлин, указывая пальцем двум оставшимся за столом пьянчугам на выход. — Были бы вы до сих пор моими холопами — пахали бы в поле все лето. А отказались бы — застегал бы вас кнутами!

     Мужики быстро додумали, что нужно было убираться. Подобрав пострадавшего собутыльника, они скорее поковыляли восвояси, подальше из кабака. Выгнав неприятных ему крестьян, исполин немного поостыл, и на его лице появилось смущение, которое обычно настигает людей после минуты горячности. Он обернулся лицом к Финли, который с удивлением и настороженностью наблюдал назад сцену с выкидыванием мужика на пол. Гривлин простовато и по-детски улыбнулся ему и пожал плечами, будто оправдываясь в своем буйном поведении.

     — Господарь простит мне эту выходку? — спросил исполин у Финли.

     — Все отлично, — ответил Финли, пытаясь выдержать непринужденный тон. — Они уже и так тут засиделись!

     — Король, по-моему, сделал ошибку, что дал этим холопам свободу, — сказал Гривлин. — Наверно он решил, что эти бездари пойдут трудиться на землю, но вместо этого многие из них просто-напросто начали пьянствовать. Я сдаю им в аренду землю под жалких два империка в год. Они могли бы засеять её пшеном или льном и после жатвы с лихвой бы окупили все расходы, но вместо этого они бегут в города, где промышляют попрошайством и воровством. А я страдаю в поисках наемных работников. Ах да, простите, что не представился! Я Гривлин Остис из рода Остисов.

     — Финли… Просто Финли, — произнес юноша, протягивая руку Гривлину, огромная ладонь которого уже ждала крепкого рукопожатия. Финли подумал, что его рука может отсохнуть — настолько сильно её сжал исполин!

     — Из какого вы рода, господарь? — спросил Гривлин.

     — Мне сложно вам ответить, ведь я не знаю своего происхождения, — немного смущенно ответил Финли. — Одно знаю точно — раз я вырос в замке и у меня есть слуга — я не холоп!

     — Нет, я вовсе не намекал на то, что вы можете быть холопом! — начал оправдываться исполин. — Я вижу в вас благородного господина. Кто в наше время точно может знать, кем были его предки и чем занимались?! Один шут разберет! Вот бабка говорила мне, что мой дед — Герлин Остис в Первую войну царств рубил головы вот этим самым «головосносом» в лесах Форрестера, а отец говорил, что все это брехня, что дед рубил их под Айронвилем! И кому верить? Так же дела обстоят и с происхождением!

     — И то правда! — ответил Финли.

     — Вот, жду свое пиво, — скромно произнес исполин, показывая в сторону кухни трактирщика. Интонация голоса Гривлина при этом намекала на его желание скорее усадить куда-нибудь свою пятую точку.

     — Присаживайтесь, господин Гривлин, ведь вы итак за целый день притомились в поле, — учтиво предложил Финли, заметив, что здоровяк неловко мялся перед его столом. Было бы неприлично оставлять нового знакомого в подобном положении, не пригласив его занять место рядом.

     — Что есть, то есть! — ответил Гривлин, присаживаясь сбоку от Финли на скамью, которая даже немного прогнулась от его веса. — Пашу всю неделю, и мне эта работа на полях уже прилично поднадоела. Знаете, господарь Финли, я все же верю, что ни поля, ни хлебные ярмарки не являются моим по-настоящему.

     — А что же тогда является? — удивленно спросил Финли, которому странно было слышать подобные философские речи от сельского исполина.

     — Я верю, что меня должна найти война и свершения на полях брани, а не на хлебных полях. Мой дед воевал в Первой войне царств, отец воевал во Второй войне царств, и оба заработали славу и почести, а деда сам король Рейгард наградил замком и землями в Хлебной кладовой. Мой сегодняшний замок — «Четыре угла» — это заслуга деда. Перед смертью он велел мне не вздумать заниматься войной и рыцарством, так как считал их пустой тратой времени и отличным способом «просадить» все деньги и славу в кутежах. Он сказал, что бык на нашем гербе отныне должен символизировать не силу и мощь, а успешное землепашество. Таким образом, моя жизнь превратилась в сплошной навоз и пахоту, — с сожалением в голосе констатировал Гривлин.

     Тем временем трактирщик вышел в зал и поднес к столу шесть кружек пива. Сильные же, однако, пальцы были у Ангиса: он смог донести через весь зал по три кружки в каждой руке. А кружки были не менее, чем на пол-литра каждая.

     — Я слышал, как ты бранился с пьянчугами. Прогнал их! Спасибо тебе! — радостно сказал Ангис, обращаясь к исполину. — Мне они много нервов «потрепали» сегодня, пока сидели тут, поэтому, Гривлин, пиво за мой счет!

     — Спасибо, Ангис, но догадываюсь, что за поросенка ты с меня возьмешь один черт больше, чем нужно и компенсируешь и пиво, и даже скамейку, которую я успею прогнуть, пока сижу на ней!

     — Да брось, господарь! Щедрее трактирщика, чем я, ты во всей округе не сыщешь. Или к Орсэту пойдешь за его пивом? А он-то тебе нальет ослиной мочи! — произнес Ангис с нескрываемым раздражением, снова вспомнив о наболевшем факте варения пива его конкурентом. Видимо, борьба за то, кто будет поить местный народ, была в этих местах «острым вопросом».

     — Все, даю клятву рода Остисов, что хожу с этой минуты только в твой трактир за пивом и никуда больше! А теперь проваливай на кухню за моим поросенком и не отвлекай меня от беседы с моим новым знакомым! — шутливо сказал Гривлин и указал ладонью на Финли.

     — Прекрасный делец! — произнес исполин, как только трактирщик ушел. — Он был моим холопом до королевского эдикта о свободе, а теперь организовал свой трактир и стал виднейшим купцом в округе. Свобода идет на пользу некоторым людям, но далеко не всем.

     — А еда у этого трактирщика действительно отменная, — заметил Финли, еще раз взглянув на половинку кролика в сковороде.

     — Он свою монету получает не за так! Еще будучи моим холопом, он лучше всех мог запечь поросенка на вертеле, когда я ездил на охоту. А теперь вот радует своим варевом всю округу! — сказал Гривлин, ощущая гордость за то, что когда-то такие люди, как Ангис, были его крестьянами. — Юный мой друг, куда ты держишь путь? — продолжил Гривлин, отбросив формальности и начав общаться на «ты». Финли заметил — несмотря на различное происхождение, с трактирщиком Гривлин общался исключительно по-свойски.

     — У меня есть маршрут длинного пути, но тебе сложно будет понять то, зачем мне нужно его пройти, — ответил Финли. — Дело в том, что все мое происхождение покрыто завесой тайн. Я не знаю, кто я, и кто мои родители. Я рос в замке со слугой и никогда не видел мира вокруг, кроме родного Фарета. Правда, я читал много книг по географии, но уже сейчас вижу — наш мир куда больше, чем написано в книжках.

     — Книги — это здорово, но познать мир из них не реальная задача, — зафилософствовал Гривлин. — А не знать рода своего — хуже и наказания не найдешь. Но я думаю, что тебе не стоит расстраиваться, ведь кто ищет, тот всегда найдет. А у тебя есть какие-нибудь догадки?

     — Ты не слышал про какого-нибудь человека с именем Бенеит?

     — Бе-не-ит, дайка подумаю, — произнес задумчиво исполин, предварительно хлебнув глоток пива из кружки. — Я знаю только одного Бенеита — Бенеита Лангетона. Это очень знатный лорд, еще и дядя нашего короля, властелин Эвеза и Храмовых гор, первый лорд-советник Друаля. Но навряд ли этот человек имеет хоть какое-то отношение к тебе — уж очень он большая птица!

     — Значит, говоришь, брат короля, хм, — произнес Финли. — Мой слуга и воспитатель Бобри говорил, что его прежний господин имел имя Бенеит. Он, этот Бенеит, отправил моего слугу когда-то в свой пустующий замок в Фарете, чтобы тот проследил за ним. Бобри следит за замком уже шестнадцать лет и больше никогда не встречался со своим господином вновь. А еще, в день прибытия моего слуги на новое место, объявился некий человек в черном и передал ему маленького меня и наказал Бобри оставаться при мне всю жизнь и беречь от любых невзгод. Мы так и не знаем, кем был тот человек в черном, и какое он отношение имел к загадочному Бенеиту.

     — А твой слуга Бобри не рассказывал тебе о своем прежнем господине Бенеите подробно?

     — Он вообще, знаешь, не любит говорить на тему моего происхождения и своего прошлого, несмотря на все мои расспросы.

     — Давай съездим и потрясем его хорошенько! — предложил исполин, показав Финли воображаемое потряхивание Бобри сжатыми в кулак кистями.

     — Да ты что! Он мне как отец и мать в одном лице. Если он чего-то и не договаривает, значит так надо, и я не хочу его допытывать. Я должен выяснить все сам — так будет вернее.

     — Извини, я не подумал, что тебе дорог твой верный слуга, — произнес Гривлин. — Ты прав: все же тебе нужно искать истину самому. Но я уверен, что твое путешествие даст ответы на все твои вопросы, а сейчас давай больше не будем говорить о грустном, а лучше выпьем пива!

     Еда начала усваиваться, и у Финли освободилось место в животе: он решил не отказываться от предложения Гривлина выпить вместе с ним. Они бодро опрокинули по три кружки, а затем подоспел и поросенок. «Молочного» зажарили до румяной корочки, внутрь запихали яблок, а по бокам блюда разложили овощи и зелень. Гривлин решил «добавить» и заказал еще несколько кружек пива. Финли почувствовал прилив аппетита, и они вместе с исполином принялись за его поросенка, запивая его приятным хмельным пивом Ангиса. Разговоры потекли рекой: история за историей, рассказанные друг другу за столом, сближали новых знакомых все сильнее и сильнее, и между ними появился доверительный тон. Исполин оказался интересным рассказчиком и вполне образованным вельможей. С каждой новой кружкой он становился откровеннее, и ему уже сложно было скрыть от Финли свое разочарование сельской жизнью. Гривлин тяготился ношей хозяйственника, хотя ему и удавалось успешно вести дела. Как оказалось, он имел много земель, засеянных пшеном, льном и кукурузой, держал свиней и кур, имел амбары и другие хозяйственные постройки не далеко от замка «Четыре Угла». Гривлин часто навещал зерновые ярмарки Этарда, где сбывал купцам свой урожай. Денег у него было много, но счастлив он не был, так как зарекся не женится пока не найдет себя на войне и в службе. Финли же рассказал исполину свои похождения в хибаре у Ценеша и Лумпиты, где чуть было не лишился жизни.

     — Друг Финли, скажу тебе, что ты легко отделался, — произнес Гривлин, потрясывая указательным пальцем в воздухе. — Некоторое время назад возникло новое верование, имя которому — Черное предание. Страшные дела творятся! Слышал я, что те недалекие люди, которые молятся на Черное предание, едят мозги волков, так как верят, что после этого обратятся в сверхсильное существо и смогут создать новый вид человеческий, которому ни в силе, ни в прыти ни один лучший воин обоих царств не сможет противостоять. Сумасшедшие, что бродят по округам, говорят, что когда наступит эра Сарвара, люди, не успевшие ему подчиниться, будут растерзаны.

     — Знаешь, Гривлин, я тоже слышал от сумасшедшей еретички Лумпиты про некого Сарвара. Он их бог, как я понял, но бог очень кровожадный, по всей видимости, если ради него губят невинных людей.

     — Еще бы! Говорят, очень многих людей постигла участь подохнуть от кровожадных обрядов верующих в Сарвара, — добавил исполин.

     — А откуда взялось это Черное Предание? Кто за ним стоит? — с любопытством поинтересовался Финли.

     — Черное предание родом из Храмовых гор, как я слышал. Если будешь проезжать поблизости, то не рекомендую тебе долго задерживаться в тех краях. Многих еретиков с длинным послужным списком «кровавых дел» разыскивают там. И беглецы с Мятежного полуострова тоже бегут именно туда, ведь скрыться там проще простого: в горах много пещер, а в лесной чащобе гор, где нет дорог, сложно поймать дезертиров и бунтарей. А кто в точности принес в наши царства это предание, я тебе не скажу, потому что я не знаю, — сказал Гривлин и отпил из своей кружки большой глоток пива.

     — Темные дела, однако, — заключил Финли, после слов Гривлина.

     Вечер же плавно перетек в полночь и Финли уже прилично устал, и хотел прилечь поспать, но спать было негде.

     — Мне неудобно тебя просить, уважаемый Гривлин, — скромно начал он, — нельзя ли мне переночевать у тебя в замке?

     — Что за вопросы?! — бодро ответил Гривлин, по голосу которого практически не чувствовалось его опьянение. Казалось, исполин мог пить пиво ведрами и не пьянеть. — Мы немедленно едем ко мне, где и заночуем, а завтра я тоже поеду в Этард, где мне нужно продать несколько телег зерна. Если ты не против моей компании, то выспавшись и позавтракав, мы отправимся в путь вместе!

     Уже вскоре они распрощались с трактирщиком и направились в «Четыре угла». Дорога была не долгая, ведь замок Гривлина располагался всего в паре километров от села, на равнинной местности с густыми полями. Замок оказался небольшим и действительно имел четыре башенки на углах крепостных стен, придававших ему вид квадрата, благодаря чему он и получил свое забавное название. Поблизости от замка располагались несколько хозяйственных построек и домов для работников. Света в оконцах домов уже не было — все крестьяне спали. Сам замок стоял на запруде, игравшей роль естественной водной преграды на пути к главным воротам замка, которые соединялись с сушей деревянным мостом метров десять длиною. Свистнув громко при подъезде к замку, Гривлин обозначил, что вернулся, и через пару минут распорядитель его хозяйства, пожилой мужчина с проплешиной и редкими волнистыми волосами, отворил им ворота. Когда они наконец-то очутились в «Четырех углах», Гривлин велел подготовить для Финли спальню в главном донжоне крепости и приказал распорядителю не будить гостя, пока тот не выспится в свое удовольствие.

     В обед солнце уже стояло в зените и залило спальню Финли своим ярким светом. За окном распелись птицы и петухи, и от их шума невозможно было спать. Проснувшись, Финли лениво потянулся в кровати. На несколько секунд, пока он еще полностью не пришел в себя, ему показалось, что он и не уезжал из родного Фарета. Вот, сейчас, представилось ему, зайдет Бобри и принесет ему завтрак, потом они пойдут во двор, и Финли попросит его побыть партнером по фехтованию, а уж в самом конце, после занятий, они поработают в хозяйстве замка. Но, оглянувшись и узрев не вполне знакомую обстановку, он вспомнил, что находится в гостях у исполина Гривлина. Видимо, выпитое вечером пиво все же «прихмелило» Финли не дурно!

     Комната, в которую его устроил Гривлин, была аскетична, даже немного груба, если уж быть откровенным. В обстановке не было ничего лишнего: кровать с навесом и бордовыми ширмами из дешевой ткани, простенький сундук и такой же примитивный шкаф, отсутствие стола в комнате, односложные подсвечники на подоконниках. Мебель отличалась строгостью форм и дешевизной материалов, использованных для её изготовления — то ли сосна, то ли еще более дешевое дерево определил Финли взглядом, бегло осмотрев предметы интерьера. Хозяин однозначно не был транжирой, судя по мебели в спальне для гостей, которая, по традициям дворянства многих веков, должна была поражать ночевавших в ней друзей хозяина своей роскошью.

     Пробудившись полностью, Финли подумал, что неплохо было бы принять ванну, ведь он долго не мылся, так как в дороге не было возможности позволить себе подобную роскошь. Гривлин же, будучи предусмотрительным хозяином, позаботился об этом и с раннего утра приказал распорядителю приготовить купальню в комнате Финли, пообещав дать оплеуху, если гость проснется от его шумных телодвижений. Слуге в итоге удалось все провернуть бесшумно. Финли не сразу заметил купальню и настолько обрадовался, увидев её, что тут же сбросил с себя всю одежду и кинулся к ней. Мытье заняло некоторое время. Тело задышало всеми порами — появился прилив бодрости! После, одевшись, он спустился в общую залу донжона, где хозяин уже восседал в каменном кресле за столом средних размеров, на котором была настлана чистейшая белая скатерть и стояли яства.

     — Дорогой мой гость Финли, как спалось тебе в моем скромном жилище?! — радостно встретил его Гривлин. — Садись за стол! Пефит, наложи гостю сосисок и овсянки.

     — Премного благодарен тебе, достопочтимый Гривлин! Я спал как ангел в твоем уютном замке! — ответил Финли, присев на скамейку сбоку от хозяина.

     Пефит активно начал возиться с едой: накладывал он все по-царски, видимо, по привычке, как и своему могучему хозяину. Распорядитель хозяйства производил впечатление очень толкового слуги, ведь делал он все молча и быстро. Казалось, что он настолько боялся гнева господина, что не желал проверять могущество «горячего словца» Гривлина на себе.

     — Как только поедим, немедля отправимся к Королевскому тракту, а иначе мы не успеем добраться до Этарда к вечеру. Оставаться же с кучей зерна в телегах на ночь глядя совсем негоже! Пефит, приготовь все к отправлению.

     — Господарь, все уже готово, — сухо отчитался распорядитель.

     — Отлично, тогда осталось лишь дождаться гостя! — произнес исполин, взглянув на Финли. Лицо Гривлина при этом растянулось в доброй улыбке. — Но не смей торопиться, друг, поешь хорошо — впереди нас ждет лишь сухомятка.

     Какие же хорошие домашние сосиски были приготовлены Пефитом — при желании они бы дали фору друальской колбасе, которую покупал Бобри! Овсянка тоже была вкусна и хорошо проварена, что в итоге оставило приятное впечатления у Финли. Некоторое время спустя с завтраком было покончено. Затем, собрав быстро личные вещи, они с Гривлином, не медля, отправились в путь. Погода не радовала: жара продолжала печь воздух, делая его удушливо горячим. Две большие телеги, подготовленные Пефитом и прицепленные друг за другом, были нагружены мешками с зерном под завязку. После проверки телег на работоспособность они выехали из замка. Финли уселся рядом с исполином на ведущую телегу, которая была обыкновенной, но для удобства хозяина спереди у неё был организован вполне комфортный облучок. Бодрый и сытый Яблочко поскакал рядом с кобылой, которая тащила телеги, — сегодня у Яблочка был выходной!

     Уже через полчаса они оказались на королевском тракте, где в этот день было достаточно много путников. Всех их морила жара, а лица бедолаг, которые не слазили с коней уже много часов, выражали муку. Гривлин же был сконцентрирован и старался скорее «накрыть» как можно большее расстояние, боясь не успеть до города к вечеру. Время в жару всегда течет медленнее, но через девять часов изнуряющей дороги с единственной остановкой у одного из притоков Нифлена, где были напоены кони и организован скромный обед, они все-таки увидели огни славного града Этарда.

     — Доехали, слава Турису и Аспаису! — радостно произнес Гривлин, глядя на огни центральных ворот.

     — Неужели я сегодня увижу первый город в своей жизни, который больше Фарета?! — восхищенно спросил Финли.

     — Извини меня, но твоим Фаретом только дрова топить в Этарде, ахах ха-ха! — рассмеялся исполин. — Знаешь ли ты, как красив Этард?! Может, лишь Варза и Друаль составят ему конкуренцию, но уж точно не Фарет!!!

     — Я согласен, Гривлин, наверняка ты прав! — ответил Финли.

     — Сегодня снимем номер в гостинице и закажем женщин! А завтра отправимся прямиком на ярмарку! — радостно произнес Гривлин. — Чего ты засмущался, мой друг? Ах, конечно, и как я не догадался сразу — ты еще не был с женщиной! Я прав?!

     — Мне всего шестнадцать, друг, увы я еще не опытен, — смущенно произнес Финли.

     — Это дело поправимое, друг! Сегодня ты узнаешь вкус женщины! — с легкой пошлостью в голосе произнес исполин.

     Финли призадумался. Женщины? Наверно с ними очень не просто завести общение? Он ведь вовсе не имеет опыта. Фантазии начали сыпаться на него из рога изобилия. Вообще, он умел контролировать свои эмоции и тело и редко впадал в ступор при виде красивой незнакомки, но сама возможность близости с противоположным полом показалась ему необычной, даже немного сумасшедшей затеей. Он всегда представлял себе этот момент как нечто сокровенное и удивительное, а не вот так — «будут тебе женщины, если пожелаешь». Он решил не травить себя бесплодными фантазиями до того момента, как что-то подобное не замаячит перед ним вполне реальной возможностью и переключился на другие размышления.

     — Гривлин, я хотел узнать у тебя, почему знать обоих царств недовольна своими королями? — спросил он неожиданно у исполина, который в это время усердно работал с вожжами, желая ускорить приближение к Этарду.

     — С чего ты это взял? — удивленно спросил в ответ здоровяк, не оборачиваясь к Финли лицом.

     — В том кабаке, где мы с тобой отдыхали вчера, два неизвестных мне рыцаря, беседуя друг с другом, очень непристойно отзывались о нашем правителе, также о короле Верхнего царства, да и вообще, о многом, обсуждали какие-то темные дела. Тебя в тот момент еще не было там, но я думаю, что тебе показался бы занимательным их разговор, — ответил Финли.

     — Зря меня не было там — я бы непременно вызвал этих слизняков на поединок, — грозно произнес Гривлин, повернув голову к Финли. Он был решительно возмущен тем, что кто-то позволил себе оскорбить его короля. — За Роберта Лангетона, нашего славного господаря, я готов отдать свою жизнь, не думая ни о чем! Он очень необычный человек и правитель тоже своеобразный, но это не причина отзываться о нем плохо!

     — Но ведь что-то он наверняка сделал не так, раз люди высказывают недовольства?

     — Пойми, короли делают только то, что хотят, и не наше дело это обсуждать. Главное, чтобы их дела были полезны царству и его славным рыцарям, — убедительно ответил исполин.

     — А его приверженность жрецам и преданиям? — не отставал Финли, которому хотелось узнать побольше.

     — Да, он верит в Северное предание и не скрывает своей приверженности предсказаниям и пророчествам, — немного тоскливо начал Гривлин, — но он имеет на это право, ведь это предание предвещает нам конец от невиданных сил из Северных пустошей, а король желает побороть эти силы. Хотя, я считаю, что вся эта магическая чушь про дьявольские силы близка к помешательству и готов тысячу раз спорить с любым вельможей или купцом, насколько глупы подобные байки, но я не рискну оспаривать право короля на свое мнение. Ведь он все же мой сюзерен!

     — А ты знаком с содержанием Северного предания? — спросил Финли.

     — Мне о нем говаривала бабка, которая застала период, когда некий белый маг по имени Альвис бродил по округам обоих царств вместе со своими учениками и распространял свои откровения, данные ему якобы свыше.

     — И кто же был тот маг, откуда он взялся?

     — Никто не знает, ведь он ушел также таинственно, как и появился. Оставил кучу папирусов после себя, которые через его последователей дошли до самого Роберта, бывшего в то время лишь младшим сыном короля Рейгарда Могучего Лангетона. На Роберта предание оказало сильнейшее впечатление — он убедился в необходимости мира в обоих царствах и скорейшей подготовки к отражению нападения дьявольских сил. Его отец Рейгард вел тогда Первую царскую войну против Мэйтланда Кровожадного Каппариса, властелина Верхнего царства. Из-за чего та война случилась, сегодня никто и не вспомнит, наверное. Война забирала с собой тысячи жизней лучших воинов, сотни гектаров пашни было уничтожено, не один замок был разрушен. После короткого перемирия, длившегося не более года, началась Вторая царская война, которую после смерти отца продолжил старший сын Рейгарда — Араис Лагетон Воинственный, брат Роберта. Всем тогда казалось, что вторая война окончательно погубит обе империи, ведь Араис был жутким «задирой» и желал довести войну до полной победы. Но все-таки случилось нечто невероятное: Роберт в ходе ссоры то ли случайно, как говорят некоторые, то ли умышленно заколол родного брата. Естественно, знать Нижнего царства в большинстве своем была этой неожиданной развязке только рада и уже вскоре провозгласила его королем. Став властелином, чего он не так уж сильно жаждал, он тут же решил связаться через посланников с Мэйтландом. Но старый и дряхлый Мэйтланд, великий когда-то правитель Верхнего царства, каким-то образом упал со своего коня на охоте и погиб раньше получения послания. Совпадением ли была та смерть или чьим-то коварным планом, один Турис да Аспаис теперь ведают. К власти же в Верхнем царстве после смерти Мэйтланда пришел Леит Каппарис, его сын, который прочел послание, предназначавшееся его отцу, и согласился на переговоры с Робертом Лангетом. Сложно представить теперь, согласился бы на подобное проявление слабости его отец — Мэйтланд. Я думаю, что он порвал бы послание, даже не прочитав его, так как желал полного разгрома Нижнего царства и был против перемирия.

     Во время исторических переговоров пылкие речи Роберта Лангетона о нашествии невиданных сил с севера, о страшных муках, которые ждут народы обоих царств, если вовремя не подготовиться к отражению атаки, произвели должное впечатление на Леита Каппариса. Короли, как оказалось, стоили друг друга, и оба с головой окунулись во всю эту магическую чушь. Так они и стали единомышленниками, а вскоре их частые встречи сделали их практически друзьями. Их общий интерес к Северному преданию подкрепляется постоянной поддержкой двух знатных лордов с каждой из сторон. Роберта поддерживает его дядя — Бенеит Лагетон, лорд Эвеза и Храмовых гор, первый жрец Туриса, лорд-советник Друаля, который давно практикует с магией и жреческими ремеслами. Он часто дает приют в своих монастырских замках различным жрецам и белокнижникам, подкармливая их, выделяя средства на дорогостоящие обряды и опыты. По всей видимости, он поглощен идеей найти новые способы защиты от невиданных сил, новые средства войны. Говорят, и поныне он занимается тем же.

     — А кто же поддержал короля Верхнего царства — Леита? — с нетерпением спросил Финли, увлекшись экскурсом Гривлина в историю.

     — Какой же вы нетерпеливый, юноша! Сейчас расскажу! — игриво произнес Гривлин. — В Верхнем царстве особую роль всегда играл Лорд Терториус, главный казначей Варзы, первый советник короля, который искусно умел оставаться в тени Мэйтланда Кровожадного, давая ему крайне мудрые советы, но при этом, не уходя с головой в его амбициозные проекты. Лорд Терториус поддерживал Мэйтланда и был его верным слугой, пока тот занимался укреплением королевской власти в ретивых графствах — Айронвиле и Форрестере, пока он налаживал крепкие связи со Стонджем, решал множество экономических проблем Верхнего царства, укреплял мощь и процветание государства. Но, как только у Мэйтланда начала «съезжать крыша», и он, подстрекаемый Аланеем Бартоном, лордом Айронвиля, и Казимилом Невусом, лордом Форрестера, которым всегда не хватало интриг и новых земель, развязал войну с Нижнем царством, лорд Терториус решил, что Верхнему царству нужен куда более рассудительный правитель.

     С тех пор лорд Терториус стал безмолвным порицателем всего, что творил Мэйтланд и ждал удачного момента, чтобы посадить на трон кого-нибудь другого. И вот, когда невероятные стечения обстоятельств привели к заключению долгожданного мира между царствами, лорд Терториус не стал разбираться по какой причине два молодых короля нашли общий язык и решил, что нужно срочно поддержать веру Леита Каппариса в Северное предание, дабы укрепить и продлить мирное сосуществование двух империй. Лорд имеет огромное влияние при дворе Варзы и поныне, являясь главным советником Леита Каппариса.

     — Все это действительно интересно, — сказал Финли, который начал уже путаться в именах и сложных хитросплетениях в рассказе Гривлина.

     — Я могу еще много интересного тебе рассказать, но на это не хватит и целого дня. Я думаю, что со временем ты и сам узнаешь все, а сегодня я больше не хочу загружать тебя, иначе твой мозг лопнет!

     — Это точно! — произнес Финли.

     Они перестали разговаривать и продолжили свой путь в тишине, в которой они могли отдохнуть и собраться с мыслями. А Этард был уже совсем близко.

     Камень Стонджа был вечен: ни дожди, ни ветра, ни снежные зимы не могли ему навредить. Городские стены Этарда, сделанные из него, казались неприступными, а жители города могли спать спокойно. Чтобы создать в них брешь, нужен был подкоп, делая который на осаждающих успели бы вылить много бочек с кипящим маслом или закидать камнями, что привело бы к огромным потерям. Лорды были скупы, как и всегда, но когда дело касалось безопасности их городов и крепостей, они старались не экономить и заказывали камень для построек именно в Стондже, который славился своими каменоломнями.

     Финли пришлось запрокинуть голову назад, и только тогда он смог оценить высоту стен Этарда и их грандиозную мощь. Темнело, но на парапетах стены горели огни, и Финли различил стражников, которые были в дозоре. Их было много, и все они были вооружены до зубов мечами, луками, топорами и щитами. Центральные ворота тоже впечатляли своей высотой, а их массивные древесные створки из кабнарского дуба казались непреступными для тарана. За ними, чуть в глубине арочного прохода, были еще одни ворота — железные, которые опускались на цепях и блокировали вход в город в случае разрушения деревянных.

     Гривлин, уже не торопясь, въехал в Этард. Финли никогда еще не видел такого количества горожан. Люди были похожи на муравьев, которые суетливо неслись куда-то по своим делам. Каменные дома на центральной улице впечатляли своим размерами и основательностью постройки, количество различных торговых мест на первых этажах домов тоже заставляло удивляться. Был вечер, и торговцы заносили свои товары обратно в дом, а в городе уже слышались веселые пьяные голоса — люди отдыхали после тяжелого дня!

     — Сейчас едем прямиком в гостиницу, — сказал Гривлин.

     — Отлично! — произнес Финли. — Город просто великолепный, Гривлин! Я действительно поражен его красотой!

     — А то! — с гордостью сказал исполин. — А женщины в этом городе еще краше!

     Через минут двадцать они доехали до двухэтажной каменной постройки с плоской крышей и узенькими высокими оконцами. Это, по всей видимости, и была гостиница. Располагалась она в небольшом переулке меж двух широких улиц, ведущих к центру города. Гривлин объяснил Финли, что по близости находилась городская ярмарка, поэтому он предпочитает останавливаться именно здесь. В оконцах гостиницы на первом этаже горел свет, и оттуда доносилась музыка. Поясница Гривлина затекла в дороге — он тяжело сошел с повозки и также тяжело, массируя спину кулаком, направился к входной двери гостиницы. Позвонил. Через минуту дверь отворил полноватый низенький мужчина в забавном ночном колпаке. На вид ему было лет сорок пять, выглядел он «мято», словно долго «не просыхал» от спиртного, что не могло не отразиться на его внешнем виде.

     — А, это вы, господарь Гривлин, — без особой радости в голосе произнес хозяин гостиницы, увидев на пороге исполина. — Места есть, можете заселяться.

     — Что это с тобой сегодня — почему рожа такая кислая!? — подтрунил его Гривлин.

     — Это все похмелье, — тоскливо ответил мужчина в колпаке. — Ярмарка идет третий день — я больше не могу пить вместе с гостями, каждый из которых так и норовит мне налить.

     — Тебе не повезло и с нами тоже, потому что сегодня мы будем пить всю ночь! — радостно произнес Гривлин. — Зови куртизанок, да выбери лучших из них!

     — О, Турис, спаси меня! — мучительно воззвал к богам мужчина в колпаке. — Ладно, черт с вами, идите на второй этаж и поищите две незанятые комнаты, а я пока завезу во двор ваши телеги.

     Гривлин и Финли прошли в основное помещение гостиницы. На первом этаже размещалась таверна и стойка, за которой хозяин держал бочки с вином и пивом, бутылки со шнагелем и посуду. Трактир Ангиса был примерно таким же, поэтому Финли не заметил в этом новом для него питейном заведении ничего интересного. В зале таверны сидели несколько купцов и обычных горожан, на столах которых стояли кружки с пивом и лежали тарелки с мясными блюдами. Отдыхающие весело «бухтели» на разные темы, травили шутки и байки, обсуждали тяготы прошедшего дня. Пройдя помещение питейной, исполин и Финли поднялись по скрипучей деревянной лестнице на второй этаж, где располагались комнаты постояльцев. Уверенной поступью Гривлин пошел по коридору — Финли направился за ним.

     Гривлин внимательно искал те двери, на которых не висела дощечка со словом «занято». Вскоре они обнаружили две смежные двери, на которых её не было. Войдя в одну из них следом за исполином, Финли увидел квадратную комнату, внутреннее убранство которой оказалось вполне достойным. Стены комнаты были обшиты деревянными досками, выкрашенными морилкой; над кроватью, что стояла у одной изстен комнаты, висели медвежьи шкуры, а сама кровать была деревянной и притом очень широкая, с мягкой периной и огромной подушкой. В комнате еще имелись и обеденный стол вместе с тремя стульями, и небольшой стол под цветы у стены рядом с входом, и в нескольких местах в комнате висели освещающие помещение лампады.

     — Не дурно, — произнес Финли, оценив убранство. — Думаю, здесь можно нормально выспаться!

     — Погоди еще! — интригующе произнес Гривлин. — Я сброшу вещи в свою берлогу и скоро вернусь к тебе. Попросим хозяина поднять нам сюда пару литров вина и начнем наш пир.

     — Я устал сегодня, но отказать тебе, достопочтенный Гривлин из рода Остисов, по всей видимости, у меня не получиться! — сказал Финли, пытаясь сохранить бодрый вид, не смотря на зевоту, которая его одолевала.

     — Правильно мыслишь, ведь сегодня мы отдохнем на славу и не хуже, чем вчера, поэтому лучше бы тебе не зевать — спать не придется до утра! — радостно произнес исполин. — Завтра последний день мы будем вместе, а после ярмарки я отправлюсь обратно в «Четыре угла».

     — Мне будет не хватать веселья, которое ты мне доставлял, мой дорогой друг, — с благодарностью в голосе произнес Финли.

     — И мне наверняка тоже, — с грустинкой сказал Гривлин, похлопав Финли по плечу, после чего ушел к себе.

     Примерно через час в комнате Финли началось веселье. На столе появилась мясная еда, виноград, кувшины с вином. Финли отпивал алкоголь из чаши понемногу, решив соблюсти контроль над своим состоянием и не напиваться сильно. Гривлин же был в настроении и пил вино, не стесняясь, глотая его большими порциями, а в момент, когда кубок в его руках опустошался, он не ждал никого и наполнял его снова. Хозяин гостиницы привел в комнату двух женщин. Одна из них была уже не молода, где-то за сорок, звали её Аннипой, и по выражению её лица было понятно, что она была хитра и властна.

     Бордовое блио Аннипы с шикарным металлическим поясом, позолоченным и украшенным драгоценными камнями, определяло её хорошее финансовое положение. Её длинные пышные волосы черного цвета в сочетании с выразительными пухлыми губами, накрашенными темной помадой, и глазами хищницы создавали ей агрессивный образ «ночной бабочки» с опытом, которая знала, чего хочет от жизни и брала от нее все, что только желала. Несмотря на немолодой возраст и легкую полноту, смотрелась она неплохо и даже привлекательно. Аннипа много говорила и много философствовала, чувствуя себя уверенно перед могучим Гривлином, будто была равна ему по происхождению и вовсе не была куртизанкой.

     Рядом с ней на кровати скромно расположилась вторая особа — молодая девушка лет восемнадцати. Эта юная жрица любви была скромна и не влезала в бойкие разговоры Аннипы и Гривлина. Темные ровные волосы, тоже длинные, но не такие пышные, как у её подруги, прекрасно гармонировали с её скромным по пошиву бирюзовым блио со шнуровкой на спине. Девушка наблюдала за всеми, собравшимися в комнате, очень внимательно, не пропуская ничего мимо своих глаз и ушей. Взгляд её при этом был не так глуп и наивен, как можно было предположить, исходя из её молодости. Эмоции её лица были такими, словно она много чего знала, но не хотела лишний раз открывать свой рот, дабы не показаться всем дешевой болтушкой.

     Звали её Элзирой, пила она совсем мало, поэтому на протяжении всего вечера сохраняла собранный видь. Элзира временами отрывала свой взгляд от Гривлина и Аннипы и переводила его на Финли, который начинал смущаться и краснеть от этого. Он еще не имел опыта общения с такой красивой девушкой. Её зеленые большие глаза казались ему настолько глубокими и проницательными, а улыбка, которую она изредка выдавала, манящей и свежей, наполненной ароматом романтики и легкости. Но иногда ему казалось, что она была немного надменна, видя его молодость и неопытность, и ему становилось еще более неудобно.

     — Я сказал тогда ему, чтобы он проваливал к черту с моей земли со своими мулами и вечно пьяными работниками, — о чем-то весело рассказывал Гривлин Аннипе. — Но вместо этого, подонок проигнорировал меня и продолжил день ото дня вспахивать мою землю и сеять на ней свой паршивый рапс. Тогдая не выдержал и явился в его владения, дабы бросить ему перчаткувызова прямо в лицо. И чтобы вы думали из этого вышло? Знаете? Подонок увернулся целых три раза от моей перчатки и не далмне вызвать себя на поединок. В тот день мне было так смешно, что я предложил ему обсудить все проблемы за кружкой пива в кабаке, на что он согласился, долго не думая. С тех пор и живем в мире с ним, правда, рапс этот прохиндей все же сеет на моем участке! Мне уже и не жалко больше, пусть сеет, ведь каждый раз, когда я злюсь на него, я вспоминаю то, как этот плут не дал оскорбить себя тогда перчаткой и тем самым избежал поединка со мной!

     Все рассмеялись и Элзира тоже, но смеялась она неестественно, казалось, что замечательная история Гривлина была ей не так уж и интересна, а вот от Финли она не отрывала взгляда весь рассказ Гривлина. Финли внезапно почувствовал, что его сильно потянуло к ней. Элзира играла на его эмоциях, посылая неоднозначные сигналы своими глазами, которые нащупывали чувствительные точки на нем. Гривлин заметил между делом, что Финли совсем потерялся во взглядах юной жрицы любви и произнес: «Аннипа, кобылка моя ненаглядная, не пора ли нам пойти в мою комнату и продолжить беседу там?»

     — Какой ты шустрый кабанчик! — с улыбкой ответила Аннипа. — Ну, давай, пойдем к тебе — покажешь, какой ты в постели!

     — Покажу и еще как! —сказал исполин игриво и поднял Аннипу на руки. — Молодые, полагаю, что скучать вам не придется! А мы вас покидаем! Спокойной ночи!

     Они ушли, прихватив с собой кувшин вина, который Аннипа схватила в руку, пока великанеще не успел её поднять на высоту своего огромного роста. Теперь Финли остался наедине с Элзирой. Его начало подташнивать от волнения. Он начал осознавать, что совершенно беспомощен перед, казалось бы, хрупким созданием в виде милой девушки.

     — Чего испугался? — немного задиристо спросила она. — У тебя первый раз?!

     — Вообще, первый, — неуверенно ответил Финли. — А ты красивая.

     — Знаю! — уверенно произнесла она. — И ты тоже ничего, но только боишься меня, как котенок боится всего на новом месте.

     — Я не боюсь, — начал оправдываться Финли, — это с непривычки.

     — Куда держишь путь?! — поинтересовалась она с неподдельным интересом и подсела к нему поближе.

     Он начал волноваться еще сильнее, так как начал чувствовать аромат её парфюма и жар её тела.

     — Я не смогу тебе это объяснить так просто, — ответил Финли. — Я ищу свои корни. Вот и все.

     — Свои корни нужно знать. Я вот, к примеру, очень мало знаю о своем происхождении, — печально произнесла Элзира. — Аннипа говорит, что моя мать была из Друаля, но не имела денег для достойной жизни и занималась проституцией, а потом её убил постоялец гостиницы, которого она ублажала. А родилась я от случайной беременности мамы во время одного из её сношений с постояльцами притона. Мне было пять, когда её не стало.

     — Печальная история, — посочувствовал ей Финли. — Я знаю, что мой друг Гривлин заплатил тебе за ночь со мной, но делать этого не стоит. Можешь идти домой.

     — Ты благородный господин, — произнесла Элзира. ‐ Но я не уйду, потому что нужна тебе сегодня. Я вижу, что ты совсем еще не мужчина, хотя взгляд у тебя сильный — ты станешь воином и повелителем в скором будущем! А тому, кого ждет такая судьба, нужно уметь покорять женщину в постели!

     — Ты что — гадалка? — удивленно спросил Финли. — Откуда ты знаешь про мое будущее?

     — Я не гадалка, но когда что-то вижу и чувствую, оно меня не подводит, — убедительно ответила девушка и легким движение прикоснулась к его щеке своей нежной ладонью.

     Финли немного затрясло от неуверенности, но она взяла все под свой контроль и поцеловала его. Еще некоторое время после этого Финли неловко подстраивался под её поцелуи и прикосновения, но вскоре все каким-то волшебным образом пошло так, как надо. Разговоры были не нужны теперь, ведь Элзира приступила к безмолвной практике любви. Ночь прошла для Финли великолепно! Он и не предполагал, что плотская любовь может быть так приятна.

     — Ты способный ученик! — похвалила его Элзира, после одного из сближений. — У тебя есть будущее в постели!

     — Спасибо! — ответил он. Дыхание его было сбито нагрузками во время любви. Он накрыл и себя и её одеялом. — Выпей вина и мне налей — в горле все пересохло.

     Они еще немного поговорили и выпили по две чаши вина, после чего Элзира собралась и покинула его. Финли долго еще переживал эмоции от первой близости с женщиной и не мог уснуть, но через час, пока еще не появились первые лучи солнца, он все-таки заставил себя закрыть глаза и уже через пять минут провалился в сладостный сон.

     В обед следующего дня, после хорошего завтрака и принятия ванны, Финли вместе с Гривлином отправился не спеша к рыночной площади Этарда. Погода была неплохая, но жара последних дней все не спадала. Зато солнце радовало их, освещая красивые дома города с их черепицей, узкие переулки с романтическими мотивами и более широкие улицы, на которых уже кипела вовсю жизнь. Проезжая по одной из улиц, которая вела к рынку, Финли наблюдал множество купцов с повозками, на которых чего только не было. Все они направлялись на рынок в надежде выгодно сбыть свои бублики, плюшки, колбасы и еще много чего другого. Кто-то вез подковы, кто-то плуги и косы, кто-то ножи и посуду, а кто-то и собак, могущих пригодиться для охоты. Гривлин же, гордо задрав голову перед незнакомыми купцами, вез свое славное зерно, которым очень гордился, неторопливо погоняя лошадь. Финли на сей раз оседлал Яблочко и ехал рядом. Яблочко был хорошо накормлен хозяином гостиницы и, по всей видимости, успел неплохо отдохнуть за ночь, вследствие чего бодро вышагивал каждый метр пути, показывая всем свою грацию и прыть.

     Дорога была недолгая и вскоре они въехали на рыночную площадь, где к тому времени собралось уже много народу. Площадь была квадратной, и на ней находилось множество рядов с прилавками. Народ шумно торговался, примерял на себя наряды, присматривался к тканям и коврам, проверял остроту кос и ножей, пробовал колбасы на вкус. Казалось, весь тот шум и гам, который создавали люди, могли довести до сумасшествия любого новичка, не посещавшего ни разу подобные рынки.

     — Ну, вот мы и добрались, достопочтенный Финли! — радостно произнес исполин. — Теперь стоит лишь найти нужный ряд и прилавок, о котором я договорился заранее.

     Поиск прилавка занял у них примерно полчаса и прилично потрепал Гривлину нервы. Им пришлось пробиваться сквозь толпу горожан и купцов, объезжая всю площадь по периметру. А нашли они его на противоположной стороне от того места, где они въехали на рынок. Исполин успел изрыгнуть много мата. Оказавшись на месте, им оставалось лишь разгрузить телеги с зерном и подготовить прилавок к торговле.

     — Я надеюсь, Турис и Аспаис не оставят гадость, которую натворил мне мэр с этим прилавком, незамеченной и дадут ему хорошую оплеуху, -проворчал Гривлин, кладя очередной мешок зерна на столешницу прилавка. — Я же попросил его предоставить мне место поближе к улице Святого Мирилиса, а он сделал все прямо наоборот и всунул меня в самую даль.

     — Кто же у нас так громко негодует? — послышался чей-то мягкий приятный голос за спинами исполина и Финли.

     Гривлин развернулся к задавшему вопрос человеку лицом. Финли поправил мешок на прилавке и сделал тоже самое. Перед ними стоял слегка упитанный невысокий мужчина примерно пятидесяти лет отроду с приятным лицом и белоснежной, казавшейся прозрачной кожей. Нос у незнакомца был прямой и длинный, глаза были небольшими, но в них Финли определил жизненный опыт и глубокое знание человеческой психологии. Одежда на мужчине поражала своей дороговизной и кройкой: великолепное зеленое котарди, спускающееся до верхней трети бедра, с золотыми пуговицами; короткая соболиная шубка поверх него; посаженный низко пояс из дорогой кожи этардского буйвола с золотыми вставками и прекрасный купеческий берет тоже зеленого цвета. На правом плече мужчины сидела средних размеров серая крыса, которая активно грызла орех.

     — Или мне кажется, что я вижу тебя, или я нахожусь во сне, — удивленно воскликнул Гривлин, увидев мужчину с крысой. — Истин Крофф! Ты ли это?!

     — Ты не во сне, мой старый друг! Это я, самый настоящий! — ответил мужчина все тем же приятным мягким голосом. — Приехал в Этард наконец-то, дабы купить как можно больше продовольствия. Повезу его в Варзу.

     — Теперь ты уже до Великой Варзы добрался! Вот так дела! Всегда знал, что ты, Истин, далеко пойдешь! — с восторгом сказал исполин.

     — Да и ты, Гривлин, я смотрю, не плошаешь! Крепок, выглядишь бодро и все также беспечен и богат! — похвалил его в ответ Истин Крофф.

     — Знакомься, Истин, — произнес исполин, вспомнив о Финли, который стоял рядом, — это мой друг — Финли! Он отличный юноша — с ним вместе я прибыл сюда!

     — Очень приятно, Финли! — дружелюбно произнес Крофф и протянулему свою небольшую ладонь для рукопожатия. — Я купец, некогда бывший простым крестьянином родом из Золотого рога, которым правит самый плохой человек, каких я только видел во всей Диархинии — Терлак Карлайн. Но по счастливой для меня случайности теперь я свободен и живу в Верхнем царстве, занимаясь торговлей по всей Диархинии.

     — У вас удивительная судьба, господин Крофф, я бы с радостью послушал подробности! — сказал Финли с уважением в голосе.

     — Я думаю, что такая возможность обязательно представится когда-нибудь! — произнес купец и подмигнул Финли, а затем подсунул крысе еще один орех.

     — Что нового расскажешь, мой старый друг, Истин? Все ли у тебя хорошо? — с неподдельным интересом спросил исполин.

     — Дела идут неплохо, поскольку баранина, руда и меха сегодня в цене, что приносит мне хорошую прибыль. Отстроил себе наконец-то дом в Варзе. Король Леит не обижает и жалует меня как в гостях, так и при дворе, — ответил Истин. В его голосе, однако, появились тревожные нотки. — Но хорошо не везде. Чувствую я, достопочтенный Гривлин, что тучи над Верхним царством сгущаются.

     — Не пугай меня, Истин, я не готов сегодня расстраиваться, — произнес исполин. — Что, опять предание всех беспокоит?

     — И не только, — ответил Крофф. — Растет оппозиция королю и лорду-советнику Террториусу. Лорд Бартон плетет интриги и пытается привлечь больше знатных сторонников на свою сторону. Мне кажется, что и Амвинус Гетталь — сенешаль двора, и лорд Форрестера — Казимил Невус, уже давно вовлечены в организацию предстоящего заговора. Их поведение скрытное, молчаливое — им невозможно доверять и открываться.

     — А что же король? Разве он не видит, как эта жирная муха Аланей Бартон садится на его хлеб? Почему он не раздавит его, как насекомое? — возмущенно спросил Гривлин.

     — Король слеп, как и ваш достопочтенный Роберт Лангетон. Он думает лишь о скорейшем подписании унии. Днями напролет он говорит о северном отряде, о том, как отряд разобьет свой лагерь возле ущелья в Северных горах. О том, как славно бы было собрать лучших воинов обоих царств и дать отпор северной нечисти. Он без ума от Энли, своей дочери: постоянно возится с ней, учит фехтованию и верховой езде, но об одном он вовсе не вспоминает — о делах двора, которые намного быстрее могут нас всех погубить, нежели какие-то нечистые силы севера, — печально ответил Истин.

     — Ты меня все-таки расстроил, — сказал в Гривлин. — По всей видимости, Третьей войне царств быть.

     — Не хотелось бы об этом даже думать, — произнес купец.

     — Ты уже завершил свои дела сегодня? — спросил исполин у Кроффа. В его голосе чувствовался намек на трактир и выпивку.

     — Почти все сделано, но вот зерна бы еще прикупить не помешало, — ответил купец и любопытно посмотрел на телеги с мешками, что принадлежали Гривлину. — Уж не его ли ты случаем привез?

     — А то! — довольно произнес исполин. — Его и привез!

     — Не дашь ли ты мне пару зерен на пробу, достопочтенный друг? — попросил его купец.

     — Финли, вскрой один из мешков и дай, пожалуйста, горсть зерна нашему дорогому Истину Кроффу!

     Финли протянул Кроффу небольшую горсть, а тот взял оттуда парочку зерен и дал их крысе. Крыса взяла зерна в свои миниатюрные лапки и с удовольствием начала грызть. Крофф очень внимательно смотрел на неё, пока она ела. После того, как она завершила трапезу, он решительно заявил: «Достопочтенный Гривлин, малышке понравился твой товар, а значит, я его беру!»

     — И давно ты советуешься по вопросам закупок зерна с крысой? — удивленно спросил Гривлин.

     — Гривлин, я не столь глуп, — произнес в ответ Крофф. — Это необычная крыса — она из монастырей Эвеза. Храмовые белокнижники разводят таких крыс, используя особую технику. Эти животные способны распознать яд в чаше своего повелителя или подпорченную еду, или некачественный товар. А я её беру с собой на ярмарки — она экономит мне уйму времени.

     — Вот в чем дело! Вопросов больше нет! — сказал исполин. — Я с удовольствием продам тебе весь товар и еще снижу цену за каждый мешок на пять лангетонов, как другу!

     — Ты благородный человек, Гривлин Остис! — с уважением в голосе произнес купец. — Тогда по завершению сделки позволь мне угостить тебя и твоего замечательного друга пивом в самом лучшем трактире Этарда!

     — От этого мы точно не откажемся! — сказал Гривлин и посмотрел на Финли, подмигнув ему.

     Истин Крофф был добрым, мягким и сговорчивым человеком, но отнюдь не глупым. Свое купеческое дело он знал в совершенстве и не дал бы себя обмануть ни на лангетон. Проверив все мешки и убедившись, что на них нет плесени, и от них не исходит гнилостный запах, он попросил Гривлина переложить товар на его телеги. Когда все было готово, он со спокойной душой решил рассчитаться с исполином. Каждую отсчитываемую монету Крофф бережно доставал из своего зеленого мешочка и клал Гривлину в ладонь. Его прикосновения к деньгам были столь аккуратными, что, казалось, доставляли Кроффу невиданное удовольствие. Это был не культ денег, а скорее, его уважение к тем возможностям, которые они предоставляли ему.

     Он помнил свою молодость, когда с утра и до позднего вечера он обрабатывал землю Терлака Карлайна. Это были тяжелые времена, когда ему казалось, что он не увидит лучшей доли. Земля Золотого рога не славилась плодородием, но тщеславие её владельца — лорда Карлайна не позволяло ему покупать зерно у ненавистных этардцев. Лорд ввел барщину, которую давно запретили по всему Нижнему царству уже сотни лет назад, и тысячи его холопов, оторванных от родных домов, потом и кровью обрабатывали глиняные поля, дабы вырастить хоть один колосок пшеницы.

     — Как вы смогли уйти от Терлака Карлайна? —спросил Финли с интересом, когда они втроем уже сидели трактире недалеко от рынка.

     — Когда умерла моя мать, я даже не мог её похоронить, — начал Истин, которому было тяжело вспоминать свое прошлое, от чего выражение его лицо стало грустным. — Я собрал всех крестьян в округе и предложил им пойти к лорду Карлайну и заявить о своих правах. Мы так и сделали. Лорд нас принял.

     — И что же было потом? Он вас послушал? -нетерпеливо спросил Финли, глотнув после этого отменного пшеничного пива.

     — Терлак Карлайн очень плохой человек. Он дал нам обещание ослабить барщину и попросил разойтись по домам, но чуть позже выловил всех зачинщиков по одному. Меня поймали в доме, когда я оплакивал свою мать. Дом сожгли воины лорда, а меня отвезли в его владения и «всыпали» десять ударов кнутом, а затем подвесили на столбе во дворе его замка.

     — Как же вы остались живы? — спросил Финли.

     — Своему спасению я обязан Гелару Терториусу, лорду-казначею Варзы, который в то время прибывал в Золотом Роге для подписания договора на поставку золота в Верхнее царство. Он обнаружил меня во время одной из прогулок во владениях Карлайнов. Он посмотрел в мои измученные глаза, и я не знаю, что он в них увидел, но он предложил лорду Терлаку выкупить меня.

     — Наверняка этот подонок долго не соглашался? — спросил Гривлин, кушая при этом куриную отбивную и запивая её пивом.

     — Да, он согласился лишь тогда, когда предложенная Терториусом сумма стала уже неприлично большой. Но теперь я об этом и не вспоминаю, ведь лорд Терториус мой сюзерен на веки, и ему я заплатил все, что задолжал. Он привез меня в Варзу тогда, снял мне коморку в городе и оставил два империка на все расходы. Мы с ним долго разговаривали, я его благодарил и ползал у него в ногах. Я увидел в нем сильного человека, который не мыслил лишь личными интересами. Он просил меня не унижаться и встать с колен, долго говорил мне о будущем, в котором купцы займут место лордов, а крестьян заменят наемные работники. Он говорил о будущем, когда два царства перестанут разрушать друг друга и настанет мир. Теперь, когда я смог выбраться из нищеты, а две кровопролитные войны позади, я понял, что он был прав!

     — Удивительная история! — произнес Финли.

     Трактир, в котором шла задушевная беседа Гривлина, Финли и Кроффа, был велик и впечатлял количеством посетителей. В его зале располагалось не меньше двадцати столов. Много купцов и землевладельцев находилось в нем одновременно, отмечая удачные сделки или запивая досаду от упущенных прибылей. Цены тоже впечатляли, так как хозяин заведения не церемонился и выставлял свои угощения и напитки за дорого, пользуясь высоким положением своих посетителей и месторасположением заведения в центре столицы.

     После тяжелой, но счастливой истории Истина Кроффа исполин, Финли и купец начали говорить об обыденных вещах: о погоде, о ценах на выпивку, о женщинах. К добродушным разговорам имелось пиво и куриная отбивная! Так бы все хорошо и шло, но Финли случайно увидел в трактире знакомые лица: блондина из кабака Ангиса и его спутника — темноволосого рыцаря Одена. Они расположились по периметру круглого стола, на котором стояли бутылки с вином. С этими двумя сидел еще один, но уже незнакомый Финли человек, который тоже, по всей видимости, был рыцарем, так как на нем были части легионерских доспехов, в коих ходили воины Друаля, несущие боевую службу на границе с Мятежным полуостровом. Вид у незнакомца был неважный: многонедельная щетина и потухший взгляд выражали усталость, а мешки под глазами намекали на длительный запой. Рыцарь этот был невысок, но хорошо сложен и имел длинные и слегка волнистые волосы; глаза его были глубоко посажены и смотрели исподлобья, а нос был длинным и заканчивался широкими ноздрями. Весь его вид выражал полное опустошение и разочарованность.

     Блондин, Оден и незнакомец играли в кости. Два кубика с точками, стакан, бросок и вот — рыцарь со щетиной уже протягивал блондину империк — он проиграл.

     — Тебе сегодня не везет дружище! — ехидно произнес блондин, забирая монету из его рук. — На что еще желаешь сыграть?

     — Есть еще один империк, — ответил легионер. Голос его был подавлен, и, казалось, что он делал все по инерции, слабо контролируя ситуацию.

     — Я тоже в игре! — сказал Оден, голос которого выражал удовлетворение. — Ставлю империк!

     Блондин встряхнул кости в стаканчике, бросил — выпали шестерка и пятак. Оден бросил после него — выпали две шестерки. Легионер со щетиной взял стаканчик трясущейся от похмелья рукой и с трудом положил в него кости. Пару секунд встряхивания и он бросил. Выпали две тройки — он снова проиграл. Легионер схватился обеими руками за голову — он был в отчаянии.

     Финли внимательно следил за происходящим из-за своего стола, хотя и не все было видно, как следует. Гривлин и Крофф не замечали игры и продолжали говорить о своем.

     — Благородные люди, — взмолился проигравший рыцарь, — я на мели, но я обещаю вам отдать деньги, как только отыграюсь. Дайте мне в долг — я сыграю еще раз.

     — Смотри на него, Оден! — издевательски сказал блондин. — Он думает, что мы совсем олухи! А чем же ты думал, бедолага, когда садился с нами за стол?

     — Наверняка после очередного проигрыша он пойдет искать работу, чтобы отдать нам долг! — сказал Оден с усмешкой на лице.

     — Ты просто кусок дерьма! — продолжал издеваться блондин. — Я не дам тебе ни лангетона — убирайся прочь с нашего стола.

     — Подожди Эуон, — притормозил блондина Оден. — А если мы поступим по-другому?

     — Я готов на все что угодно, благородные вельможи, — сказал легионер. В его голосе ощущалось полное презрение к самому себе, а чувства самоуважения, казалось, не осталось в нем вовсе. — Мне нужны деньги, ведь я вернулся со службы и мне негде жить, а моя жена померла и ничего кроме долгов не оставила мне.

     — Твоя жена была сучкой! — поиздевался Эуон. — Она наверняка задирала юбку, пока тебя не было?!

     — Не надо так говорить о ней — она была больна и ей нужны были деньги на травы и мази, — сказал легионер, пытаясь защитить имя своей супруги. Но как-то плохо и неуверенно у него получалось, ведь в нем не осталось душевных сил.

     — Эуон, пусть этот бедолага поставить в качестве ставки свою кисть? — вмешался Оден, которому не терпелось высказать свою задумку.

     — Что за чушь ты несешь? — удивленно спросил его блондин. — Как можно поставить свою кисть?

     — Очень просто! — ответил Оден. — У нас в Айронвиле такое практикуется: особо ретивые игроки, проигравшись основательно, начинают предлагать части своего тела в качестве ставки. А в случае проигрыша — победитель отсекает ему проигранную часть тела.

     — Какая дикость! Не зря про вас говорят, что вы, люди Железных пещер, изверги, коих во всей Диархинии не сыщешь! — сказал Эуон.

     — Шахта заставляет быть изобретательным! — гордо произнес Оден. — Наш народ умеет только одно — добывать железную руду и делать оружие, поэтому в шахтах мы проводим большую часть жизни. А выйдя из нее, мы развлекаемся на всю катушку, пусть и немного кроваво!

     — Я согласен играть на свою руку, — отчаянно произнес легионер со щетиной.

     Напряжение за столом игроков было невероятно высоким. Эуон скептично отнесся к идее Одена принять человеческий орган в счет ставки, но все-таки решил попробовать. Легионер начинал первым. Он нервничал, так как на кону была его кисть, которую победитель мог отсечь в ближайшее время острейшим айронвильским клинком. Выполнив несуетливо ритуал встряхивания костей в стаканчике, он собрался и решительно бросил. Выпали шестерка и пятак. Он облегченно выдохнул, боясь при этом вспугнуть удачу. Теперь нужно было, чтобы ни у кого из оставшихся игроков не выпали две шестерки. Легионер знал, что подобное встречалось редко, но полностью исключить возможность такого сценария он не мог.

     Следующим кости бросил Оден, но у него выпали лишь две тройки, и он досадно выложил четыре империка на стол. Оставался лишь Эуон. Четыре империка, а именно такова была его ставка против денег Одена и кисти легионера, были для него мелочью, ведь он был сыном самого состоятельного лорда Диархинии — Терлака Карлайна, о чьем богатстве слагали легенды. Но Эуон был жесток. Чувство превосходства над людьми и возможность править чьей-то судьбой приносили ему большее удовлетворение, нежели деньги или любовь. Отец, который был для него примером для подражания во всем, ставил перед ним очень высокие цели, и та планка, до которой ему предстояло дотянуться, казалась ему оскорбительно высокой. Отец еще не выразил ему долгожданного признания в его способностях и не дал совершить ничего значимого, что коробило его больше всего и заставляло отыгрывать свою злость на других.

     — Сейчас я выбью две шестерки и отрублю твою кисть, а потом скормлю её собакам! — произнес Эуон с жестокостью, которая была ему присуща.

     Он долго тряс стаканчик, а затем вальяжно бросил кости. Выпали две шестерки. Легионер с ужасом посмотрел в глаза блондина, но увидел в них лишь насмешку и презрение к себе.

     — Где желаешь лишиться кисти?! — спросил его Эуон. — Могу предложить задний дворик трактира.

     — Выбирать вам, — смиренно произнес легионер.

     Финли, а теперь уже и его спутники — Гривлин и Истин Крофф наблюдали за происходящим, сопереживая бедолаге легионеру.

     — Этих двоих я видел в кабаке у Ангиса, — сказал Финли, глядя на Гривлина. — Это они скверно отзывались о наших королях.

     — Значит, ты про них ты мне говорил, когда мы ехали в Этард? — спросил Гривлин

     — Да, про них, — подтвердил Финли.

     — А я вам скажу больше, — вмешался Крофф. — Тот, что блондин — это сын Терлака Карлайна. Я его помню еще ребенком. Он уже тогда был извергом, избивавшим кнутом крестьян, которые отказывались целовать его ноги. Он жестокий, очень жестокий человек.

     — Надо вмешаться, иначе бедняге отрубят руку, — сказал Финли.

     — Помните, дорогие мои, что по законам Диархинии — карточный долг рыцарей, вне всякого сомнения, превыше всего, и условия его погашения может изменить лишь король.

     — Истин, друг, в Хлебной кладовой азартные игры запрещены, поэтому эти двое нарушают закон лорда Фрайтфула, — сказал исполин. — За игру в кости в наших краях можно поплатиться свободой и даже честью.

     — Тогда это решительно меняет все, — произнес Крофф.

     — Я попробую подойти к ним и предложить деньги, которые, возможно, помогут решить вопрос, — сказал Финли.

     — Будь осторожен, юноша, — произнес купец.

     — Иди, но если это не поможет, тогда подойду я, — уверенно сказал Гривлин.

     Финли нервничал, потому что ему предстояло завести разговор с блондином, которого он опасался. Блондин казался ему высокомерным и самовлюбленным. От таких подонков, как он, всегда стоило ожидать неприятностей, полагал Финли. Чем-то азартным и даже немного фатальным веяло от взгляда блондина, но в тоже время возможные его ходы могли быть точными и смертельными, как укус змеи. Эуон заметил приближающегося незнакомца, когда тот был уже в паре шагов от него. Финли смог всмотреться в глаза блондина, направленные на него, и увидел в них безразличие.

     — Простите, что отвлекаю вас от важных дел, — произнес Финли, которому было тяжело сохранять решительность. — Я наблюдал за вашей игрой и хотел бы…

     — Малец, прежде чем что-то говорить мне, ты должен хотя бы представиться, — перебил его Эуон, на лице которого появилась надменная улыбка.

     — Да, простите, — замялся Финли.- Я… хм… меня… хм… зовут Финли.

     — А дальше? — спросил Эуон.

     — Я Финли из Фарета, — ответил Финли, пытаясь собраться. — Я не знаю своего происхождения, но у меня есть замок и слуга, и лошадь.

     — Так ты не рыцарь? — спросил Эуон с издевкой. — Как ты можешь, не зная рода своего, обращаться ко мне с какими-либо предложениями? Наверняка замок принадлежит твоему хозяину, как и лошадь, а ты его слуга, который решил прикинуться знатным господином!

     — Я не рыцарь, но все равно не позволю вам оскорблять меня и обвинять во лжи! — произнес Финли с обидой и злостью в голосе. — Вы должны отпустить этого человека!

     — Как ты смеешь мне указывать? — спросил Эуон. Его настрой сменился с игривого на вполне серьезный. Он встал из-за стола. Оден тоже встал.

     — Финли из Фарета, так ты подслушивал наши разговоры и теперь пытаешься решать за меня, как распоряжаться выигранными вещами? — спросил блондин. — Ты не боишься, что за подобную наглость я могу вспороть твое брюхо на заднем дворе этого трактира?

     — Я не хочу конфликта, но я…

     — Ты просто оборвыш, — вмешался Оден, на лице которого засияла издевательская улыбка. — Ты не знатен, выглядишь как полное ничтожество и еще смеешь заводить беседы с благородными людьми. Я тебе даю десять секунд убраться отсюда, а иначе разрублю тебя в клочья.

     Финли был унижен и оскорблен, но не напуган. Гривлин и Крофф готовы были вмешаться, но решили подождать еще немного.

     — Я требую извинений! — сквозь зубы процедил Финли, глядя на Одена. — Вы подонок!

     — Ты сучий сын, — произнес Оден и потянулся за мечом. — Я сейчас убью тебя!

     — Не здесь! — резко остановил его Эуон. В его стиле было накалить момент в конфликте до предела, а затем резко остудить его. — Юноша смел, хоть и молод! Это заслуживает уважения! Так зачем вы подошли к нам?

     — Я дам вам денег столько, сколько нужно, но вы отпустите легионера! — уверенно и уже без осечек произнес Финли.

     — Этот рыцарь, который уже и не является им, по сути, вследствие своего низкого морального падения, проиграл нам часть своего тела. Я хочу получить толику хороших эмоций сегодня и за одним проучить его. Неужели вы хотите лишить меня этого удовольствия?

     — Мне кажется, что вы собираетесь слишком жестоко поступить с этим человеком, а я хочу ему помочь. Назовите сумму, и я заплачу вам, — сказал Финли.

     — Тогда я вам говорю, что я отказываюсь от ваших денег. Это вам ясно? — спросил Эуон. Он был крайне вежлив, но за этой вежливостью скрывалась игра злых эмоций и желание поиздеваться над Финли.

     — Гривлин Остис из рода Остисов! — произнес громогласно исполин за спиной Финли, который в пылу эмоций не заметил Гривлина, подошедшего к нему так близко. — Если вы отказываетесь принять деньги от благородных господ, коими мы являемся, тогда не желаете ли клинка отведать?

     — Остис, — задумчиво произнес Оден, глядя с удивлением на исполина. — Не твой ли родственник под Айронвилем в Первую войну царств рубил головы нашим воинам?

     — Ты прав — мой дед хорошо потрудился тогда! — гордо ответил Гривлин. — Айронвильские головы славно в ту войну улетали с плеч ваших несчастных мечников!

     — Я готов снести твою голову, — угрожающе сказал Оден.

     — А я и предлагаю тебе попробовать это сделать! — насмешливо сказал Гривлин.

     — Стойте, — произнес Эуон. — Юноша еще мал и вряд ли сможет биться со мной и моим другом Оденом на равных, а ты, здоровяк, один! Думаю, что ты выдохнешься!

     — Я готов один сразиться с вами двумя, но по очереди, — решительно сказал Гривлин.

     — Я передумал, — послышался голос легионера, который до этого молчал и следил с волнением за тем, как решалась его судьба. Он обращался к блондину и его спутнику — Одену. — Я не хочу вам отдавать свою кисть. Готов биться за неё рука об руку с благородным незнакомцем Гривлином.

     — Как ты, кусок дерьма, за которого вступился мальчишка, смеешь влезать в разговоры настоящих мужчин? — прокричал Оден и резко направился к легионеру с решительным намерением его проучить.

     Казалось, что он вот-вот схватит его за грудки и ударит по лицу, но этого не произошло. Легионер ловко и изящно, словно мастер фехтования, вынул свой меч из ножен и направил его на наступающего соперника. Острый клинок остановил Одена, когда оказался острием прямо у его шеи. Все были крайне удивлены.

     — У меня и Одена, по всей видимости, не остается выбора, кроме как вспороть вам всем брюхо! — произнес игриво Эуон, которого, казалось, все происходящее забавляло. — Предлагаю не терять времени и отправиться на задний двор сейчас же, чтобы выяснить все раз и навсегда.

     Все участники разгоревшегося конфликта направились к двери, которая вела к его заднему дворику. Финли, Гривлин и легионер пошли позади Эуона и Одена. Выйдя из двери, они увидели средних размеров территорию, на которой располагались стойла для лошадей, принадлежавших отдыхающим в трактире гостям, повсюду лежала солома, валялись различные корыта и кувшины, и отовсюду доносился запах навоза. Когда соперники наконец-то остановились в одном из укромных мест дворика, Эуон развернулся к неприятелям и спросил: «Кто будет биться со мной?».

     — Это моя вина, что все так произошло, — произнес легионер, обращаясь к Финли и Гривлину. Затем он решительно посмотрел на блондина.— Я готов биться с тобой.

     — Как тебя зовут, бедолага? — спросил его Эуон. В его голосе уже не ощущалось пренебрежения к сопернику, что было связано с техникой владения мечом, продемонстрированной легионером совсем недавно, которая поразила блондина.

     — Рем Логан из рода Логанов, — ответил ему легионер.

     — Готовься к смерти Рем Логан! — произнес Эуон и достал из ножен клинок.

     Все разошлись по сторонам. Блондин несколько раз прокрутил кистью свой полутораручный меч, на клинке которого красовались великолепно выгравированные узоры. Логан же вынул из ножен свой, который был одноручным и легким, что не могло не пригодиться легионеру в ближнем бою. Тяжелые мечи, имевшие лишь рубящие свойства, носили в основном знатные вельможи и лорды, а простому вояке нужно было колюще-рубящее оружие и притом легкое, чтобы заколоть врага в тесном сближении.

     На Логане была кольчужная котта, поверх которой был надет пластинчатый доспех — мягкий, но очень надежный. Такие носили в Южном легионе, воины которого охраняли выход с Мятежного полуострова. Пластинки доспеха были не металлическими, а из жесткой кожи этардского буйвола, что позволяло воинам, носившим подобную защиту, спасаться от жары, которая круглый год была в тех краях. Эуон же был одет лишь в свое великолепное бордовое котарди, но, тем не менее, выглядел крайне угрожающе.

     Блондин обхватил черенок меча обеими руками и быстрыми шагами направилсяв сторону легионера. Приблизившись к нему на расстояние пяти шагов, он занес меч над головой и нанес первый удар в поединке, который Логан отразил одной правой рукой своим легким мечом. Затем последовал удар сбоку, но легионер смог увернуться, не дав вспороть себе живот. Следующим бил Логан, но его меч встретил сопротивление меча Эуона. Они скрестили клинки ненадолго, но уже вскоре блондин отбросил легионера в сторону, сделав резкое движение мечом вверх. После небольшой прелюдии посыпалось не меньше десяти ударов от каждого из соперников, которые все были удачно отражены.

     Эуон злился — ему хотелось поскорее разобраться с ненавистным должником; легионер же сохранял невозмутимость, не поддаваясь мощному напору противника. Блондин собрался силами и еще раз плотно пошел на Логана, нанося преимущественно удары сверху вниз. Логан отражал их, пытаясь при этом уходить всем телом от ударов, дабы скорее израсходовать силы Эуона. Казалось, что легонький меч легионера вот-вот треснет от сильных ударов наносимых Эуоном.

     Логан все больше и больше отступал к стене трактира — обороняться становилось все сложнее. В какой-то момент их мечи скрестились в воздухе, в тот момент, когда Логан оказался совсем прижатым к стене. Выхода не было, и легионер оттолкнул Эуона ногой, приложив свой сапог к его животу. Блондин вовсе не ожидал подобного и отлетел в сторону, но не выронил меча из рук. Логан помчал к нему и нанес удар, который был блокирован мечом, лежащего на земле блондина.

     Казалось, что Эуону уже некуда деться, но он неожиданно ударил легионера по ноге, от чего тот упал на землю, потеряв равновесие. Вскочив в долю секунд на ноги, блондин уже приготовился нанести удар по дезориентированному Логану. Дело для Эуона, казалось, было уже сделано, но Логан успел сообразить и пронзил резким колющим ударом правое бедро блондина, пока тот делал замах под удар. Острая боль сразила Эуона, и он выронил свой меч и упал на колени. Логан вынул свой окровавленный клинок из бедра соперника, но решающий удар наносить не стал.

     — Убей меня, — с болью в голосе произнес Эуон, глядя легионеру в глаза.

     — Я должен тебе за проигрыш в кости и долг этот отдаю, сохраняя твою жизнь — произнес в ответ Логан.

     — Я найду тебя, чего бы мне это ни стоило, и ты будешь умирать мучительно, жалея, что встретил меня когда-то! — сквозь боль и ненависть процедил блондин, а затем попытался прижать рукою кровоточащую рану на бедре.

     Оден подбежал к Эуону и наклонился над ним.

     — Как тебе помочь, друг? — спросил он у блондина.

     — Болван, ты заварил эту кашу, поэтому разберись теперь со здоровяком! — приказал ему Эуон.

     — Здоровяк помрет сейчас же — я отомщу за тебя! — решительно произнес Оден. Он вытащил из ножен свой айронвильский клинок и повернулся к Гривлину лицом. — Тебе недолго осталось, куча ты сельского навоза!

     На лице исполина промелькнула зловещая улыбка, ведь подобных оскорблений он не прощал никому. Оден бросился на него и сделал замах, держа свой клинок в правой руке. Гривлин был уже готов к этому, ведь в его ручищах находился громадный головоснос, которым он остановил удар, держа его острием клинка внизу. Мечи скрестились. На лице темноволосого Одена мышцы задергались в истерике — он понял, что совершил ошибку: его позиция была крайне неудачной, ведь любая попытка отвести меч на новый замах, тут же открывала один из его флангов для удара исполина, который стал бы для него смертельным.

     Он решил продолжить давить на меч Гривлина, пытаясь при этом занять более выгодную позицию. Все старания были тщетными, так как Гривлин начал движение головосносом вверх, скользя клинком по мечу Одена. Сильнейшим движением обеих рук он придал касательное направление вражескому клинку, от чего тот вылетел из рук Одена. Гривлин изящно перекинул черенок своего меча, и головоснос принял привычное положение в руках — острием кверху, после чего он, не думая долго, нанес мощный удар в шею противника. Голова Одена отлетела метров на десять от туловища, которое безжизненно повалилось наземь.

     — Всегда знал, что он трепло, не умеющее фехтовать! — произнес блондин с иронией в голосе, наблюдая за головой своего друга, упавшей недалеко от него.

     — Гривлин, ты его убил, — сказал Финли, ошарашено глядя на лужу крови, изливающейсяиз шеи погибшего.

     — Это был справедливый поединок, — констатировал Логан, в голосе которого не ощущалось ни жалости, ни злорадства. Казалось, что легионер был привычен к подобным сценам.

     Гривлин находился в эмоциональном возбуждении от победы над врагом и не слышал окружающих его людей, их возгласов и заключений. Его огромный головоснос был в крови. Через минуту, придя в себя, он достал из своей сумки на поясе белую тряпочку и протер лезвие меча, а затем всунул клинок в ножны и повесил свое оружие за спину, где ему и было место.

     — Я убил его! — внезапно воскликнул он, как будто бы осознав тот грех, который он взял на себя. Он обернулся к Логану и Финли. — Я убил человека!

     — Это была достойная смерть. Он будет прощен Турисом и попадет в рай, так как умер в бою за свою правду, — успокаивал его легионер.

     Гривлин приложил ладонь к своему лбу и отвернулся от трупа Одена в сторону. Ему было тяжело на душе, ведь он не желал чьей-либо смерти в этот прекрасный день. Ярость и гордыня не давали ему другого выбора в тот момент, когда он использовал своё оружие против врага, и требовали наказать обидчика, но после произошедшего ему стало не по себе от совершенного деяния

     — Ты хороший воин! — произнес через боль Эуон, которому становилось все хуже от кровопотери из бедра. — Если хочешь, то я могу нанять тебя в гвардию своего отца, но, похоже, что ты недальновидный малый и откажешься!

     — Будь ты проклят, незнакомец! — прокричал Гривлин ему в ответ. — Если бы не ты, я бы ни за что не совершил этот грех сегодня.

     — Лучше не ори, а выпей шнагеля и успокойся — сегодня твой день, здоровяк! — произнес Эуон и раскашлялся.

     Логан подошел к блондину и присел на корточки подле его раненой ноги. Блондин посмотрел на него, но в его взгляде не было призрения или злости — он просто наблюдал за легионером, который в свою очередь не обращал на это внимания и рассматривал рану на бедре блондина.

     — Кажется, я не задел крупные сосуды, — произнес Логан.

     — Ты же не лекарь — откуда тебе знать? — спросил недоверчиво блондин.

     — Южный легион. Три года стычек и боев с армией предателя Йона Карлайна и его головорезов научили многому, — сухо ответил ему Логан.

     — Ты видел его? — спросил блондин.

     — Кого?

     — Йона Карлайна, — с неподдельным интересом произнес блондин.

     — И не раз. Я даже был в его плену. Он жестокий ублюдок, — сказал легионер и посмотрел в глаза Эуона, в которых увидел почти детский интерес к рассказам о предателе Йоне Карлайне.

     — Я направляюсь к нему, — произнес Эуон. — И еще — он мой кровный дядя!

     — Это неудивительно, ведь такой подонок, как ты, должен был появиться на свет от подобных себе людей.

     — Не заговаривайся, легионерская шваль! — огрызнулся блондин, пока Логан перебинтовывал его рану лоскутом, оторванным от рукава котарди Эуона.

     — Все, теперь ты можешь проваливать восвояси и искать себе лекаря, — сказал легионер, завершив перевязку его раны.

     Логан направился к Финли и Гривлину.

     — Нам пора уходить отсюда, иначе нас могут поймать городские стражники, — произнес Гривлин.

     — Ты прав, — сказал Финли.

     — А что будем делать с трупом? — спросил Логан. — Мертвые воины должны быть погребены, даже если они враги.

     — У нас нет времени на это, — ответил Гривлин. — Это не совсем правильно, но иного выхода нет — оставим труп здесь.

     — Тогда уходим, — сказал Финли.

     Они направились к двери трактира, к той самой, пройдя которую перед поединком они попали на его задний дворик. Но они не успели войти в дверь, так как внезапно услышали стук копыт и бряцание доспехов. Через несколько секунд из-за угла трактира появился всадник. С ним было несколько обмундированных стражников. Рыцарь был среднего телосложение, жилист, не высок. На нем были церемониальные латные доспехи, прямоугольный шлем с открытым забралом, через которое проглядывало щетинистое лицо, принадлежавшее мужчине лет под сорок на вид.

     — Лорд Фрайтфул-младший! — представился он грозным голосом. — Именем лорда Этарда вы все арестованы за нарушение закона графства об азартных играх и дуэлях!

     — Черт подери! — произнес Гривлин, когда понял, что они попались…..

     Эуон сидел на дубовой скамье, вытянув больную ногу вдоль неё, а здоровой упершись о пол. Седовласый полноватый лекарь в это время возился с его раной, зашивая её тонкими нитями из конского волоса. Все это происходило в одной из камер замковой темницы Фрайтфулов. Старик лекарь работал аккуратно, боясь причинить боль знатному вельможе. Эуон периодически шипел и делал замечания ему, приказывая быть нежнее с его раной. Камера, в которую его поместили стражники лорда Нэоса Фрайтфула, после того как он был арестован за организацию дуэли, имела арочные потолки и была вполне просторна. Лишь солнечного света в ней не хватало, и по углам пищали крысы.

     — Я закончил, милорд, — учтиво произнес лекарь, наложив повязку поверх швов.

     — Держи империк, — произнес блондин. — Голодным ты со своим ремеслом не останешься никогда!

     — Благодарю вас, милорд! — сказал старик, взяв вознаграждение, и удалился из камеры, после чего стражники заперли решетку.

     Некоторое время спустя решетка вновь отворилась, и в камеру вошел сам Нэос Фрайтфул — сын лорда Амарея Фрайтфула, властелина Этарда. На нем уже не было доспехов. Он был в просторной красной тунике, подпоясанной дорогим ремнем, украшенным множеством бриллиантов. Поверх туники был вишневый плащ, на поясе свисали ножны меча. Взгляд лорда выражал серьезный настрой. Эуон почувствовал, что разговор предстоит непростой.

     — Не ожидал встретиться при таких обстоятельствах, — сухо произнес лорд Нэос. — Сир Карлайн, как вы оказались в пределах моих владений? И как вам пришло в голову устроить в моем графстве такое безобразие, как дуэль и игра в кости?

     — Не рано ли примеряете на себя корону лорда, допрашивая меня в таком духе?! — спросил блондин с издевкой в голосе. — Насколько я помню, ваш достопочтенный отец еще жив!

     — У тебя хватает оптимизма шутить? — спросил лорд Нэос, не теряя при этом спокойствия. Казалось, что его вовсе не задевали колкости Эуона. — Я не звал ни тебя, ни твоего погибшего дружка в свои земли. Ты нарушил законы Этарда и завтра предстанешь перед судом вместе с другими зачинщиками беспорядков.

     — Как же страшно! — продолжал язвить блондин. — Казните сына лорда Золотого рога? Хотите войны?

     — Войны не будет, — сухо парировал лорд Нэос. — Мы доложим Роберту Лангетону о совершенном тобою преступлении, и он вынесет свой вердикт, если уж ты не доверяешь законам и правосудию Этарда.

     — Все еще дуешься из-за сестры?! — спросил Эуон. В его взгляде вновь проскочила искра жестокости, которая лезла из него наружу и требовала жертв.

     — Сукин ты сын!

     В этот раз нервы лорда Нэоса не выдержали. Он подошел вплотную к блондину и взял его за грудки.

     — Успокойтесь, сир, я же безоружен! — произнес Эуон. — Неужели в вашем навозном царстве нет понятия о приличном содержании заключенных?

     Лорд Нэос долго не ослаблял мощный хват своих кистей, вцепившихся в котарди Эуона, — столь сильна была его ненависть, но, в конце концов, отпустил блондина и отошел на несколько шагов назад. Он понимал, что в этих условиях расквитаться с подонком будет не слишком благородным поступком.

     — Твой отец когда-нибудь поплатится за то, что поступил с Гефалией подло. Она любила его, а он воспользовался слабостью молодой девушки и обесчестил её, — сказал лорд Нэос, в голосе которого чувствовалась глубокое негодование и обида.

     — Но это не считается чем-то преступным в нашем царстве. А вот ваша сестричка должна была знать, что любовь до брака губительна и опасна! Неужели ваших дочерей не учат этому с детства?!

     — Замолчи, подонок! Оказывается, ты не лучше своего отца — такой же мерзавец! — процедил сквозь злобу лорд Нэос, с ненавистью глядя на Эуона. — Я прикажу суду рассмотреть твое дело с пристрастием, и если ты окажешься виновным в смерти твоего дружка из Айронвиля, пусть и косвенно, тебя повесят.

     — Слушайте, лорд Нэос! — решительно произнес Эуон и достал из сумки на поясе аккуратно сложенный в трубочку пергамент и развернул его. — Я посланник его величества Роберта Лангетона, направленный на Мятежный полуостров. Никто и ни при каких обстоятельствах не смеет задерживать меня более двух часов без разрешения самого короля, читайте!

     Лорд Нэос не поверил, что блондин говорит правду. Он вырвал пергамент из его рук и внимательно прочитал его. Действительно, все оказалось именно так, как говорил Эуон. Бумага была за подписью самого Роберта Лангетона и имела все необходимые печати. Пергамент поставил лорда Нэоса в тупик, ведь закон Друаля был выше любых законов, и даже — законов Этарда, и теперь он должен был незамедлительно освободить посланника короля.

     — Как он мог поручить тебе, такому подонку, столь важное поручение? — спросил недоумевая лорд Нэос. — К тому же, ты племянник предателя Йона Карлайна, который оккупировал Мятежный полуостров. Это полнейшее сумасшествие!

     — Спросите у короля Роберта сами! Вы ведь имеете с ним особо тесные отношения: Друаль и Этард — союз хлеба и меча! Ваша вторая сестра Амелия — наша королева! Ведь так? Или я что-то позабыл?! — злорадно произнес Эуон, глядя на потерянного лорда Нэоса. — И кстати, матка вашей сестрички Амелии до сих пор не готова сделать ребенка Роберту?!

     — Ты, подонок, не смей обсуждать при мне мою сестру! Я обещаю, что придет час, и я намотаю твои кишки и кишки твоего отца на копье и скормлю их волкам! — прокричал лорд Нэос, вытянув указательный палец в сторону Эуона. Злость и негодование настолько переполняли его, что из его рта брызгали слюни.

     — Я жду этого с нетерпением! — произнес Эуон, на лице которого засияла издевательская улыбка.

     Лорд Нэос развернулся и быстрым шагом направился к выходу, дабы не раздражать себя еще больше остротами Эуона. Он чувствовал, что мог не сдержаться и зарубить мерзавца прямо в камере, но подобное немедленно привело бы к войне между Этардом и Золотым рогом, поэтому он решил прекратить бессмысленную беседу и покинуть блондина.

     — Как поживает мой брат, сын твоей опороченной сестры Гефалии? — крикнул в след Эуон, когда лорд Нэоса был уже перед дверью камеры.

     — Выродок Карлайнов был вскормлен и выращен, как родной сын. И скажи спасибо за это моему отцу, лорду Амарею. Я предлагал утопить его в Алтурийском море, — ответил лорд Нэос, не разворачиваясь к блондину.

     — Ты жесток к нему, но он не виноват ни в чем. Позволь мне навестить его, — сказал Эуон. В этот момент тон его голоса сменился на более учтивый. — Я хочу увидеть брата!

     — Этому не быть никогда! — грозно произнес лорд Нэос, повернувшись лицом к Эуону. — Я его терпеть не могу, а после встречи с тобой он станет мне уже настоящим врагом. Вы, Карлайны, можете заразить человека своим ядом даже на расстоянии.

     — Твоя воля, лорд Нэос! — сказал Эуон.

     — Ты останешься в темнице, пока я не приму решение, что с тобой делать дальше, — сказал лорд Фрайтфул — младший, после чего развернулся и наконец-то покинул камеру.

     Эуон остался один. Было скучно, и он достал из сумки на поясе кубик эвезского сыра, завернутого в бумагу, который он использовал в качестве лакомства для коня. Он размельчил его на маленькие кусочки и положил их на каменный пол камеры. Через пару минут запах сыра учуяли крысы, и одна из них, которая, по всей видимости, была предводителем всей стаи, подошла к угощению и начала его есть. Она была большая и серая. Эуон заметил в ней что-то дикое, сопротивляющееся окружающему миру, желающее бороться за каждый миллиметр пространства.

     — Есть в нас что-то общее, — сказал блондин, глядя на неё, пока та, пофыркивая, поедала кусочки сыра. — Мы с тобой ненавистны всем, но мы не сдаемся и забираем у людей то, что принадлежит нам!

     Эуон долго и с любопытством наблюдал за крысой, пока к нему не пришла мысль повидаться со своим братом, сыном Гефалии Фрайтфул -Рэем. Он не знал, когда у него появится еще одна возможность увидеть родную кровь, и появится ли она вообще, поэтому решил не упускать шанс. «Своя кровь лучше чужой» — таково было кредо Карлайнов, и Эуон всегда помнил об этом. Отец, лорд Терлак, презирал весь мир, но всегда учил его чтить корни и ждать помощи только от родных людей.

     Эуон гадал в уме, как может выглядеть его брат, которого он не видел ни разу в жизни, какой у него характер и привычки. Он с презрением думал о том, как плохо могла повлиять на братца дурная, по его мнению, кровь Фрайтфулов. Ему было не по себе от мысли, что его брат происходил от сестры лорда Нэоса, которого он ненавидел. Также Эуон совершенно не представлял, как ему встретится с братом.

     Он полчаса ломал голову над этим и пришел к выводу, что эта задача практически неразрешима. Он достал из сумки кусок чистого пергамента и гусиное перо. Маленькая баночка с чернилами у него тоже была, поэтому ему не составило труда написать послание брату. Теперь оставалось лишь передать его через надежных людей. Эуон знал, что просить об этом стражников темницы не стоило, ведь все они были верны своему лорду, который непременно узнал бы о письме и перехватил его. Тогда он решил притвориться, что боль в его ноге усилилась. Эуон громко позвал на помощь.

     — Милорд, вызвать кого-нибудь? — спросил его стражник, вбежавший в камеру на услышанные крики.

     — Будь добр, вызови лекаря, но только того, который шил меня недавно, — простонал блондин, изображая муки, причиняемые ему болью.

     Стражник не стал сомневаться в правдоподобности происходящего и отправился за помощью. Старик-лекарь прибыл уже через двадцать минут, неся собой какие-то хирургические инструменты и банки с мазями. Любопытный стражник следовал за ним.

     — Милорд, неужели я плохо зашил вашу рану, и кровотечение открылось? — спросил лекарь. Он был напуган и суетливо начал разбинтовывать повязку на бедре блондина.

     — Проваливай вон и не мешай ему работать! — гаркнул на стражника Эуон. Тот оценил серьезность ситуации и тут же покинул камеру.

     — Это правильно! Лучше, если никто нам не будет мешать, — сказал лекарь.

     — Успокойся, старик, — произнес блондин и схватил его за руку. — Ты прекрасно зашил рану, но это еще не все, что ты должен сделать.

     — Что вы хотите? — спросил старик.

     — Можешь мне верить, я никогда не остаюсь в долгу, — начал Эуон. — Передашь вот это послание сыну принцессы Гефалии — Рэю, и я дам тебе десять империков.

     — Нельзя, милорд! — испугано сказал лекарь.

     — Можно. Вот тебя пять империков предоплаты, — произнес блондин и просунул ему в карман котты пять золотых монет. — Теперь иди и сделай то, о чем я тебя попросил!

     Лекарь не стал спорить и покорно покинул помещение камеры. Эуону оставалось лишь ждать.

     Тем временем в нескольких метрах от блондина, в одной из камер темницы замка, Финли, Гривлин и Логан рассуждали о том, что их ждет впереди.

     — Скорее всего, меня повесят, — обреченно заявил исполин, глядя на своих друзей.

     — Тебя не за что вешать, ты спас жизнь Логана, — успокаивал его Финли. — Не переживай, все обойдется, я надеюсь.

     — Я виноват во всем случившемся и завтра возьму на суде всю вину на себя, — произнес легионер с сожалением в голосе.

     — У тебя есть проблемы с игрой? — спросил его исполин. — Как ты умудрился вляпаться в такую передрягу?

     — Играть я начал еще во время службы в Южном легионе. Долгие переходы в гористой местности, стычки с головорезами Карлайна, частые потери братьев по оружию создали в моей душе пропасть. Единственное, что могло заполнить её — это выпивка и игра. Я знаю, что вы меня осуждаете, но я ничего не мог поделать с собой — мне было очень мерзко на душе. Я играл из-за этого, пил, потом опять играл и опять пил. А когда вернулся домой и захотел завязать со всем этим дерьмом, я узнал, что моя ненаглядная женушка умерла. Она долго болела и ничего об этом не писала, а в итоге болезнь довела её, и она не справилась, и … — недоговорил легионер и заплакал, как маленький мальчик, потерявший маму.

     — Успокойся, Логан, — произнес Финли и положил ему на плечо свою руку. — Все будет хорошо — я помогу тебе забыть твое горе, и ты больше не будешь играть и пить.

     — Играть я больше не буду, а вот от выпивки не откажусь, — сказал легионер, вытирая слезы с лица.

     Гривлин подмигнул легионеру, протянул ему маленькую фляжку, которую носил в сумке на поясе, и произнес:

     — Вот, выпей, тут есть немного шнагеля.

     Легионер сделал несколько глотков и ему полегчало. Финли достал из сумки свою фляжку, которую ему дал Бобри перед отъездом.

     — Скучно нам здесь не будет! — подбодрил всех Гривлин и отпил из фляжки Финли.

     — Логан, теперь все позади, и тебе стоит подумать, как жить дальше, — сказал Финли.

     — Мне некуда идти и я совсем один, но я умею драться и мечом владею неплохо, — сказал легионер.

     — Финли, если мы выберемся отсюда живыми, ты отправишься в Эвез и тебе пригодится спутник с такими способностями, как у Логана, — сказал Гривлин, указывая на легионера, сидевшего на голом полу.

     — Тут ты прав, — произнес Финли и решительно взглянул на Логана. — Готов ли ты, Рем Логан из рода Логанов, поступить ко мне на службу?

     — Готов, мой спаситель! — ответил с воодушевлением легионер.

     — Тогда слушай меня, — начал Финли. — Я буду платить тебе по десять лангетонов в день, но ты пообещаешь мне больше не играть в азартные игры и не напиваться. Я призываю тебя во всем слушаться голоса разума и, конечно же, меня!

     — Я готов, господин. Обещаю быть верным вам во всем, не играть и не напиваться, — учтиво сказал Логан. — Простите, но я даже не узнал о вас ничего.

     — Меня зовут Финли, и я из Фарета, но ничего не знаю о своем происхождении. У меня есть замок и слуга, есть конь и деньги, но я не милорд, не лорд, не герцог — я вообще не знаю, кто я. Поэтому прошу тебя обращаться ко мне на «ты».

     — Приятно тебе служить, Финли из Фарета, кем бы ты ни был! — сказал легионер и протянул ему руку. После крепкого рукопожатия с Финли, он посмотрел благодарно уже на исполина. — Гривлин, и тебе спасибо за все — ты спас меня сегодня!

     — Пожалуйста! Главное, чтобы меня не повесели завтра, и я смог вернуться в «Четыре угла»! — с юмором произнес исполин. Все рассмеялись.

     — А где же Истин Крофф? — спросил Финли у Гривлина.

     — Он остался в трактире и наверняка потерял нас, — ответил исполин.

     — Он мог бы подтвердить, что мы помогали Логану, а зачинщиком всего был Эуон Карлайн, — сказал Финли.

     — Я не сомневаюсь, что Крофф так и сделал бы, но он даже не знает, где мы, — произнес Гривлин.

     Они прервали свои рассуждения, так как решетка отворилась, и в камеру вошел лорд Нэос и два стражника. Лорд остановился недалеко от входа и посмотрел на заключенных. Некоторое время он просто молчал. В его взгляде не было злости, которую он совсем недавно проявил к Эуону Карлайну. Но его настрой нельзя было назвать доброжелательным.

     — Кто из вас Гривлин? — спросил он.

     — Я, милорд, — покорно ответил исполин и сделал шаг вперед по направлению к лорду Нэосу.

     — Ты совершил убийство, Гривлин Остис, — произнес лорд Нэос.

     — Да, милорд, я совершил грех, — сказал Гривлин виновато.

     — Ты единственный из присутствующих имеешь присягу передо мной и поэтому понесешь наказание за содеянное преступление, не смотря ни на какие обстоятельства, — сказал лорд Нэос. — Твой дед честью и правдой служил Этарду, его славное имя до сих пор на слуху в нашем графстве. Как ты мог так гнусно опозорить имя своего славного предка?

     — Я сделал это во имя справедливости, милорд, — ответил Гривлин.

     — Он спас мне жизнь, милорд! — вмешался Логан. — Этот человек ни в чем не виноват, дуэль организовал Эуон Карлайн.

     — Молчать! — приказал лорд Нэос, давая понять, что он не позволит его перебивать. — Легионер, тебе никто не давал слова.

     — Простите, милорд, — произнес Логан и смиренно опустил голову вниз.

     — Ваша ситуация плачевна, — обратился ко всем троим заключенным лорд Нэос. — Вы можете очень серьезно поплатиться за совершенное. Я догадываюсь, как все было и кто виноват в случившемся. Но вы не должны были втягиваться в подобную ситуацию. Вас спровоцировали.

     — Милорд, игру в кости на отрубание человеческой руки организовал Эуон Карлайн! — произнес решительно Финли. — Мы заступились за рыцаря Логана, который стал жертвой своего пагубного пристрастия к игре и двух подлецов.

     — Я потерял жену и нахожусь в горе. Война, алкоголь и игра сделали меня отчаянным. Я виноват, милорд, что сел играть с этими подонками, — сказал Логан

     — Я знаю, что вы все лишь жертвы мерзавца Карлайна и его погибшего дружка, — сказал лорд Нэос, глядя на Финли и Логана. — Но народ требует суда — все в городе возмущены нарушением законов графства. Кто-то, скорее всего, пострадает. Я не хочу крови и не жажду судилищ, но ничего не могу сделать единолично. Тем более, что лорд Амарей Фрайтфул, правитель Этарда, сейчас не в графстве — он уехал на подписание Царственной унии, а без его участия лишь суд может решить вашу судьбу.

     — Меня казнят, милорд? — спросил Гривлин.

     — Это крайняя мера, а вот десять ударов кнутом ты получить можешь, — ответил лорд Нэос.

     — Какой позор! — произнес Гривлин. — Лучше уж быть повешенным.

     — Вам нужны свидетели, которые имеют авторитет в городе и могут подтвердить, что вы невиновны. Тогда, возможно, вы отделаетесь лишь штрафом за нанесенные убытки в размере ста империков с души.

     — Сколько? — спросил с удивлением в голосе Логан. — У меня нет таких денег!

     — Сто империков — такова цена вашего бесчестного деяния, — сухо ответил лорд Нэос.

     — У меня, милорд, с собой от силы девяносто восемь империков, — произнес Финли.

     — А у меня где-то тридцать, — сказал Гривлин.

     — Тогда вы все отправитесь на мои поля и будете отрабатывать каждый империк, — сказал лорд Нэос. — Но это при условии, что вы найдете свидетелей. А иначе кнута вам не избежать.

     — А что же ждет зачинщика Карлайна? — спросил Логан.

     — Мы его отпустим скоро, — ответил лорд Нэос.

     — Но как? Не может быть! Это несправедливо! — начали возмущаться все трое.

     — Он посланник короля Роберта, направленный на Мятежный полуостров, и у него есть пергамент неприкосновенности. Я даже штраф на него не могу наложить, — печально произнес лорд Нэос. — Такова судьба: всех праведников ждет несправедливая участь, а мерзавцы выходят сухими из воды.

     Лорд Нэос покинул камеру, оставив Гривлина, Логана и Финли, ошарашенными известием об освобождении Эуона Карлайна. Их собственная судьба казалась теперь им совсем неясной — оставалось лишь надеяться на лучшее.

     Рэй гулял за пределами славного Этарда на обширном лугу вблизи родового леса Фрайтфулов. Он любил Этард и восхищался его величественными стенами и неприступным замком лорда Амарея, который был виден за много километров от города, возвышаясь над всеми остальными постройками. Замок действительно поражал мощью своих крепостных стен и высотой башен. Его донжон, с виду ничем не выделявшийся, строгий и основательный, имеющий прямоугольные формы, говорил многое о своих хозяевах: хотя бы то, что Фрайтфулы не любили разбрасываться деньгами и показывать всем свое богатство, а все, что они имели, было надежным и практичным. Несмотря на любовь к Этарду, Рэй не хотел проводить прекрасный летний день в душном городе за четырьмя стенами замка, тем более никто особо его там не жаловал. А здесь, на природе, где птицы пели свои прекрасные песни, а воздух был чист и свеж, он чувствовал себя свободным.

     Рэй остро переживал свое положение в семье Фрайтфулов. Он был в ней вроде как своим, ведь в его жилах текла кровь самого Амарея Фрайтфула, одного из величайших лордов юга Нижнего царства, но в тоже время он был абсолютно чужим для этой семьи. Вторая часть его крови была причиной тому, так как эта была кровь Карлайнов, которая отравляла его жизнь и делала его изгоем.

     Лорд Нэос ежедневно напоминал ему о том, что Рэй обязан лорду Амарею за то, что он позволил Гефалии его вскормить и поднять на ноги. Ненависть и презрение в каждом взгляде лорда Нэоса, в каждом его слове и в словах его приближенных невозможно было не заметить. Рэй мучился от этого и страдал — он чувствовал себя неполноценным.

     Лишь дедушка Амарей своим великим снисхождением спас его от изгнания или, того хуже, от расправы. А в чем он собственно был виноват? Лишь в том, что его мать Гефалия стала жертвой подлости Терлака Карлайна? Он считал, что подобное презренное отношение Фрайтфулов к нему было не справедливым, но поделать с этим он ничего не мог.

     — Рэй, любимый, о чем ты думаешь? — спросила Азелия, молодая подруга, сопровождавшая его в прогулке.

     — О своем будущем, — ответил он, глядя на замок Фрайтфулов в Этарде. Он сидел на траве — Азелия сидела рядом. — Оно мне ничего хорошего не сулит, как мне кажется.

     — Не обращай внимания на то, что говорит лорд Нэос — он просто не любит Карлайнов, вот и все, — произнесла Азелия. — У тебя все будет хорошо!

     — Солнце мое, если бы все было так просто, то я сейчас не был бы так одинок и так несчастлив.

     — Ты не одинок — у тебя есть я! — произнесла она и поцеловала его в щеку.

     Азелия была красивая, как цветок орхидеи, распустившийся по весне. У неё были тонкие губы и добрые глаза, легкая грациозная фигура и темные длинные волосы. На ней было изящное голубое блио, плотно обтягивающее её прекрасную фигуру.

     — Твой отец достопочтенный рыцарь и не позволит тебе связаться с полукровкой Карлайнов, — произнес печально Рэй.

     — Он не такой, как твой дядя! — произнесла Азелия.

     — Твой отец не пойдет против воли лорда, ведь он служит ему, — сказал Рэй.

     — Тогда мы сбежим! — подбодрила его Азелия.

     — Не глупи — бежать некуда! — сказал Рэй. — Если бы я знал семью Карлайнов, и они приняли меня, то я непременно сбежал в Золотой рог. Но им, похоже, тоже нет дела до меня.

     — Не говори такое, ты прогневишь Туриса и Аспаиса! Карлайны плохие люди — так все считают. Быть им родным человеком хуже, чем и вовсе не иметь родных! — сказала Азелия. Она явно была недовольна его словами, так как в её голосе были нотки возмущения.

     — Я не считаю, что Карлайны хуже Фрайтфулов, — решительно сказал Рэй. — Да, они честолюбивы, любят свою семью и готовы биться на смерть за власть и деньги, но это свойственно не только им. Разве лорд Нэос не желает скорее стать предводителем Этарда? Все знают, что он только и ждет, когда Амарей Фрайтфул уйдет на покой, хотя вряд ли это случится слишком быстро, ведь дедушка крепок и силен. А его сынки — Кон и Нэг? Эти двое готовы любого прикончить, выполняя грязные поручения своего отца. Азелия, все люди одинаковы — любят власть и деньги!

     — В тебе говорит обида, любимый, — произнесла она в ответ на его пылкую речь. — Ты говоришь ужасные вещи.

     — Прости, если тебя это задело, но так я считаю и вряд ли изменю свое мнение.

     Рэй прервал беседу, так как увидел приближающегося к ним человека. Приглядевшись внимательно, Рэй узнал в нем старика лекаря из замка Фрайтфулов. Лекарь неторопливо ехал на ослике, хребет которого прогибался под весом своего полноватого наездника.

     — А этому что надо?

     — Может, что-нибудь случилось в замке? — предположила Азелия.

     — Это вряд ли, потому что мне об этом Фрайтфулы точно бы не сообщили.

     Когда лекарь доехал до них, он с трудом слез с ослика и, задыхаясь от одолевавшей его одышки, произнес: «Милорд, вам послание».

     — От кого? — спросил Рэй с удивлением в голосе.

     — От человека в темнице, — ответил лекарь, все еще тяжело дыша.

     — Ты нечего не перепутал? Послание точно для меня? — спросил Рэй.

     — Для вас, милорд, для вас! Молодой мужчина из рода Карлайнов, арестованный сегодня днем за организацию игры в кости и дуэль, попросил передать вам письмо. Сам он сейчас в заключении, в темнице.

     — В городе кто-то из Карлайнов? —произнес удивленно Рэй. — Не может быть, это чудо!

     — Это так, но, милорд, вам следует быть осторожным, ведь ваш дядя, лорд Нэос, был очень суров сегодня с этим арестантом. Я согласился передать письмо вам на свой страх и риск в надежде, что об этом никто не узнает.

     — Не беспокойся, лекарь, я не болтливый. Вот тебе три империка, езжай обратно и передай Карлайну, что я обязательно отвечу на его послание, — произнес Рэй, протягивая старику три золотых монеты.

     Лекарь не ожидал такой щедрости второй раз за день и засиял в благодарной улыбке! Теперь он мог хоть целый год никого не лечить: денег он заработал за один единственный день предостаточно! Он с трудом забрался обратно на ослика и медленно поскакал в город, а Рэй с нетерпением развернул пергамент.

     «Дорогой братец, если ты читаешь сейчас это послание, значит, не все так плохо в нашей жизни! Я попал в неприятную историю и вынужден в неприглядном свете выставиться перед тобой сегодня. Но это ничего, ведь мы Карлайны привыкли к лживым обвинениям и к преодолению трудностей. Твой дядя, лорд Нэос, несправедлив ко мне и обвиняет меня во всех грехах Диархинии. А ведь я всего лишь бросил кости — с кем не бывает! Подлый должник решил не отдавать мне проигранное, и мне не оставалось ничего, как вызвать его на дуэль. Собственно за это я и вынужден теперь сидеть в темнице.

     Но это все мелочи! Главное, что я наконец-то смогу увидеть тебя хотя бы раз в жизни. Наверняка ты такой же Карлайн, как и я, просто с примесью дурной крови! Насчет крови — это шутка, не обижайся! Я готов сегодня встретиться перед долгой дорогой, которая мне предстоит. Буду ждать тебя у восточных ворот Этарда в полночь. Если желаешь, то приходи, но не задерживайся. Твой кровный брат Эуон Карлайн!» — прочитал Рэй в послании. Азелия стояла за его спиной и внимательно слушала.

     — Азелия, солнце мое, это знак свыше! — произнес Рэй. — Турис услышал меня и послал ко мне брата. Я должен непременно увидеться с ним!

     — Любимый, это опасно, ведь ты его совсем не знаешь! — сказала Азелия, пытаясь сбить восторженный настрой Рэя.

     — Это мой кровный брат, который в отличие от всех ненавистных мне Фрайтфулов желает увидется со мной по-доброму! — сказал он.

     — Он Карлайн и совсем не такой хороший, каким делает его твое воображение, — продолжала убеждать его в опасности задуманного мероприятия Азелия.

     — Выбора у меня все равно нет — я попытаю удачу и попробую выяснить, кто такой Эуон Карлайн!

     — И что тебе это даст? — спросила Азелия.

     — Возможно, я обрету новую семью, которая будет меня любить и даст мне шанс стать достойным человеком!

     — Ты бредишь, любимый, — разочарованно произнесла Азелия.

     — Возможно, что и так. Чтобы не произошло, ты должна обещать мне, что будешь хранить молчание и не расскажешь никому про это послание.

     — Я обещаю, но ты должен быть осторожен.

     — Страшного ничего не произойдет, ведь я лишь поговорю с братцем Карлайном! — успокоил ей Рэй.

     — Тогда ладно, а теперь пойдем в город обратно — нужно поужинать, — произнесла Азелия, взяла его за руку и потянула за собой.

     Они оба встали с земли и направились в город.

     Истин Крофф ехал в своей купеческой карете по одной из улиц Этарда. Время было полуденное, солнце светило уже не так ярко, а народу в городе становилось все меньше. Он не присутствовал на дуэли, потому что Гривлин попросил его об этом, опасаясь за его безопасность. В итоге Крофф потерял из виду исполина, Финли и бедолагу легионера. Поняв, что с ними произошло что-то неладное, он решил, что дружеский долг обязывает его найти их. Трактирщик подсказал ему, что на заднем дворе его заведения была какая-то потасовка, и приезжал сам лорд Нэос со стражниками. На основании этого Истин Крофф решил, что всех участников дуэли арестовали. Порыскав около часа по округам в поисках возможных очевидцев, которые могли бы подсказать, куда повели его друзей, он выяснил, что, возможно, они находятся в замке Фрайтфулов. Не теряя драгоценного времени, он направился туда.

     Проезжая мимо храма Аспаиса, который был построен, как трехнефная базилика с поперечным нефом, он заметил, что в дворике храма еще активно суетился различный люд. После городской ярмарки народ шел отдать дань богу плодородия Аспаису, которого чтили в Хлебной кладовой, как своего главного покровителя. Ярмарка прошла хорошо: Крофф отметил, что продажи и покупки были как никогда активными, и причиной тому был мир, который позволял расти торговле между царствами. Это его радовало, но на душе у него было не спокойно. Он размышлял о том безобразии, которое устроил Карлайн-младший в трактире. Его выводы по этому поводу были неутешительными: лорды все еще пренебрегали верховными законами царств и плевали на мир в Диархинии и на всех остальных, вытворяя бесчинства. «Не привело бы такое к войне ненароком», — подумал Крофф.

     Мысли текли в его голове непрекращающимся потоком, и в какой-то момент он настолько глубоко ушел в себя, что перестал замечать происходящее за окном его кареты. Так он проехал почти пятнадцать минут, пока чей-то гам и крик не вернул его к реальности. Громкая ругань доносилась с улицы. Он выглянул в окно кареты и увидел там процессию. По улице шли люди в лохмотьях, закованные в цепи. Их было где-то человек десять, все они смотрели вниз, склонив голову, стараясь не оглядываться по сторонам, откуда в них долетали яйца и помидоры. Их сопровождали вооруженные всадники на лошадях, следившие за тем, чтобы они не сбивались с пути. Крофф приоткрыл небольшую решетку, которая находилась в стене его кареты и смотрела в спину кучеру, и спросил: « Пенит, что происходит?».

     — Говорят, что ведут чернокнижников, — ответил ему Пенит — его холоп-кучер.

     Крофф закрыл решетку обратно и еще раз выглянул в окно. С каждым разом в арестантов в лохмотьях прилетало все больше и больше тухлых овощей и яиц. Зеваки, собравшиеся на улице, не давали проехать карете Кроффа, и он вынужден был наблюдать за всем этим действом до конца. «Оборотни, оборотни, вон из города!!! Мяса человеческого захотели? Получите!!!», — кричали люди, кидая в арестантов ко всему прочему протухшие куриные потроха. Крофф заметил висящие на шеях чернокнижников амулеты с волчьими зубами. Он догадался, что это были последователи Черного предания. Лица их, однако, как заметил Крофф, не были напуганными — выражали лишь насмешку и фатум. «Какая же чертовщина твориться», — подумал он.

     — Что они натворили? — спросил Крофф у одного из зевак, что терся рядом с его каретой.

     — Они сбежали с городских мануфактур, бросили свои семьи, предали предводителей цеховых общин, чтобы предаться дьявольскому культу. Теперь их всех казнят! — радостно ответил ему зевака.

     — И как часто подобное происходит? — спросил Крофф из любопытства.

     — Уже человек сто преобщились к культу и ушли из Этарда, но почти всех их поймали в лесах поблизости от города, — ответил зевака.

     — А куда они бегут?

     — Говорят в Храмовые горы, где обитает их главный оборотень.

     — Что за бред? Оборотней не существует! — негодующе произнес Крофф.

     — Да как же не существует!? — усмехнулся зевака. — Только на той неделе в округе Этарда эти твари разорвали в клочья троих жителей.

     — А что сделал лорд Нэос и его армия в ответ на это?

     — Ничего! Оборотни ночью превращаются в волков, а днем ходят, как обычные люди, — ответил зевака. — Они неуловимы!

     — Полная чушь! — произнес Крофф и засунул голову обратно в карету, дабы не раздражать себя небылицами зеваки.

     Когда процессия наконец-то завершилась, и народ освободил улицу, Крофф приказал Пениту скорее ехать к замку Фрайтфулов, до которого оставалось пару кварталов. Пенит мастерски смог объехать все препятствия на пути, и уже через пять минут карета оказалась на улице, ведущей к холму, на котором располагался замок, возвышавшийся над всем городом. Замок был величественен и мощен, его стены казались нерушимыми. Центральные ворота были отворены, и Крофф без труда въехал во внутренний двор замка.

     Кузнецы и конюхи, стражники и лучники, прачки и повара — кого только не было во дворе. Все что-то делали, не обращая внимания на гостей, которые заезжали во двор периодически. Когда Пенит остановил движение, найдя свободное место для кареты, Крофф вышел из неё и направился к дверям донжона, которые охраняли два рыцаря в красивых латных доспехах. Стражники явно были из личной гвардии Амарея Фрайтфула, так как качество исполнения и дороговизна их доспехов не вызывали сомнений. Воины были жилисты и подтянуты, взгляды их были уверенными, а устрашающие шлемы, изображавшие бычью голову, и внушительные наплечники — делали грозными.

     — Могу ли я удостоиться милости лорда Нэоса, чтобы посетить его сейчас? — спросил стражников Истин Крофф все тем же мягким голосом, каким он обычно говорил.

     — Кто вы? — спросил его в ответ сухо и сурово один из рыцарей-стражников.

     — Я подданный Варзы — Истин Крофф, первый купец двора почтеннейшего господаря Леита Каппариса.

     — Зачем вы решили беспокоить нашего лорда? — спросил рыцарь.

     — Я свидетель преступления, о котором должен сообщить лично лорду Нэосу, — ответил Крофф.

     — Подождите, — произнес рыцарь, а затем ушел в помещение донжона, чтобы сообщить лорду о госте.

     Пришлось подождать минут десять, после чего рыцарь вернулся и произнес: «Вы можете пройти в господарьскую тронную залу, но в начале мы вас обыщем». Второй рыцарь методично прощупал купца с ног до головы и, ничего не обнаружив, открыл ему дверь. Крофф прошел в неё и попал в широкое помещение преддверия донжона, откуда он по лестнице поднялся в тронный зал, который был достаточно большим по площади и имел несколько выходов в другие сообщающиеся с ним помещения.

     Один из выходов уводил узкой лестницей в покои для гостей, которые размещались на верхних этажах над тронной залой, другой — в кухни, где жили повара и слуги. В самом тронном зале висели три кованые люстры, а в одной из стен имелся огромный камин для обогрева обширного помещения. На стенах зала находились окна, скудно пропускавшие дневной свет через склеенные друг с другом кусочки ценнейшего материала во всей Диархинии — стекла.

     Крофф оценил по достоинству богатое убранство зала и его красивую отделку. У южной стены располагался трон лорда Этарда, сделанный из обычного дерева и украшенный красивыми резными узорами. Трон был выкрашен в темно-коричневый цвет. На нем величественно восседал жилистый и приземистый лорд Нэос в своей красной тунике и вишневом плаще. Вид у него был усталым: одна его рука была уперта локтем в подлокотник и придерживала кистью его голову. Взгляд лорда был направлен в пол, он о чем-то глубоко задумался и не обращал внимания на приближающегося к нему Кроффа. А на скромном стуле сбоку от лорда сидел пожилой седовласый мужчина в длинной серой котте.

     — Милорд, простите, что отвлекаю вас от важных дел, — произнес Крофф, приблизившись к трону на расстояние метра.

     — Кто вы? — спросил усталым голосом лорд Нэос, бросив на него безразличный взгляд.

     — Я купец из Варзы — Истин Крофф.

     — Да, да, слышал о вас когда-то. Рад, что варзейские купцы не забывают о наших краях, — сказал лорд Нэос. В его голосе было мало положительных эмоций: ощущался лишь сдержанный и приличный тон к иноземному гостю. —Что вас привело ко мне?

     — Милорд, сегодня двое моих друзей попали в неприятную историю, решив спасти жизнь одному бедолаге — легионеру. Легионер проиграл в кости приличную сумму денег и, находясь в отчаянии, совершил бездумный поступок: поставил на кон свою кисть. Так вот, смею вас заверить, что произошедшее в трактире безобразие было последствием недостойного поведение рыцарей картежников, не оставивших иного выхода моим друзьям, как решить все с помощью дуэли. Мои друзья предлагали рыцарям деньги взамен варварского отрубания кисти, но те двое отказались. В итоге все закончилось кровавым побоищем.

     — Вы донесли до меня важную информацию, — произнес лорд. — Как зовут ваших друзей?

     — Гривлин Остис и юноша по имени Финли, — ответил Крофф.

     — Я в этом нисколько не сомневался, — сказал лорд Нэос. — Они неплохие люди — я заметил это сразу.

     — Милорд, как мне их увидеть?

     — Они заключены в моей темнице и ожидают суда, но теперь, учитывая ваш почтенный статус и ваши свидетельства, я готов их отпустить, — ответил лорд Нэос. — Единственное, что мне нужно — донести ваши свидетельства до городского суда, который я созову сегодня. Если суд даст добро, то вам останется лишь заплатить за каждого из заключенных по сто империков за причиненные ими убытки. Деньги не малые, но таков закон.

     — Милорд, я готов заплатить эти деньги за своих друзей и за того бедолагу, которого они спасли.

     — Это допускается, — произнес лорд Нэос. — Почтенный Крофф, если не секрет, то зачем вы совершаете этот благородный поступок? Хватило бы и ваших свидетельств. В конце концов, они зреолые мужи, способные, полагаю я, сами решить свои проблемы.

     — Милорд, цена штрафа немаленькая и мне, как купцу, это вполне очевидно. Но это не важно, ведь я плачу эти деньги, как когда-то один великий человек заплатил крупную сумму за меня, благодаря чему я стал свободен, а впоследствии — богат! Моим мучителем был в те далекие времена лорд Терлак Карлайн, а сегодня причиной бедствия моих друзей является его сын — Эуон Карлайн. Поэтому долг велит мне помочь каждому, кто страдал и страдает от рук семейства Карлайнов, — ответил Крофф.

     — Карлайны испортили и мою жизнь! — произнес лорд Нэос, встрепенувшись, услышав про ненавистное ему семейство. — Эти ужасные люди совершили бесчестный поступок по отношению к моей дорогой и любимой сестре Гефалии. Теперь она несчастна и вынуждена жить одна, забытая всеми.

     — Я сожалею, что и вы, милорд, пострадали от Карлайнов, — посочувствовал купец.

     — Они могут уничтожить все Нижнее царство и способны развязать не одну войну. Король Роберт не видит в них всей той угрозы, которую они несут. Мой отец, лорд Амарей, никак не может убедить короля заняться вплотную этими аспидами.

     — Наш король Леит Каппарис тоже ничего не видит, а ведь злые козни Карлайнов и не менее опасных Бартонов способны погубить оба царства.

     — Вы правы. Но сейчас не время войн: королей интересует лишь Северное предание. Короли теперь союзники!

     — Я надеюсь, что новой войны царств не будет, а мир сохранится, тем более что он нам нужен сейчас как никогда, — произнес Крофф с надеждой в голосе.

     — Остается верить в это, почтенный Крофф! — сказал лорд Нэос. — Я прощаю долги ваших друзей перед Этардом, учитывая, что у нас с вами общий враг в лице Карлайнов.

     — Милорд, законы суда превыше всего — я непременно заплачу все.

     — Считайте, что это моя добрая воля и более не беспокойтесь ни о чем! А сейчас направляйтесь в зал для гостей и ждите — скоро вы увидите своих друзей! — произнес лорд Нэос, настроение которого изменилось в лучшую сторону, так как купец ему понравился!

     — Милорд, для меня большая честь быть знакомым с вами, я желаю вам всего наилучшего! А в знак своей признательности я оставлю подаяние храму Аспасиса!

     — Это будет правильно! — произнес лорд Нэос.

     Уже через час Финли, Гривлин и Логан были освобождены. В просторной карете Кроффа они ехали к тому самому трактиру, где была дуэль. На заднем его дворике остались лошади Гривлина с телегами и Яблочко Финли. Все трое бывших арестантов были счастливы положительному исходу своего дела.

     — И как тебе удалось нас вытащить?! — спросил удивленно Гривлин у Кроффа.

     — Это судьба, мой друг, лорд Нэос пострадал от семейства Карлайнов когда-то и, приняв во внимание мою историю жизни, он сделал жест доброй воли и освободил вас! — ответил купец.

     — А суд? — спросил Финли. — Какое решение он принял?

     — Противился лишь советник двора, господарь Квикис, который требовал оставить вас под стражей до возвращения лорда Амарея из Варзы, куда он сейчас уехал для подписания царственной унии.

     — И как же лорд Нэос смог убедить судей? — спросил Гривлин.

     — Он не дал никому усомниться, что он будущий правитель Этарда, оставив решающее слово за собой. Право на это он имеет в исключительных случаях, а в этот раз был именно такой случай. К тому же остальным членам суда мои свидетельства показались убедительными, — ответил Крофф.

     — Но вы, господин Крофф, еще и заплатили за нас огромные деньги, — произнес Логан. — Я не смогу за всю жизнь вернуть их вам.

     — Никаких денег я не платил! — сказал Крофф и похлопал легионера по плечу. — Лорд Нэос был милосерден и простил вам штраф.

     — О, слава Турису и Аспаису, как же нам повезло! Спасибо вам, господин Крофф, мы ваши должники! — произнес Финли.

     — Подонка Эуона Карлайна сегодня тоже отпустят, — негодующе сказал Гривлин.

     — Не может быть! — произнес Крофф.

     — Может! Оказалось, что он посланник короля Роберта Лангетона и находится под его защитой, — ответил исполин.

     — Вот так дела! Хотя это неудивительно, ведь Карлайны довольно изворотливые подонки. Но я верю, что когда-нибудь их настигнет наказание, — сказал Крофф. — Не будем же больше портить прекрасный вечер воспоминаниями об этом человеке.

     — Согласен, — произнес Гривлин. — Скоро мы все разъедемся, поэтому предлагаю обсудить лишь самое хорошее!

     Всю оставшуюся дорогу до трактира они весело разговаривали на разные темы, а кто-то даже достал фляжку со шнагелем и угостил всех остальных. Вечер казался им очень счастливым, несмотря на все случившиеся неприятности. Прибыв на место, исполин и Финли забрали своих лошадей с заднего дворика трактира. Второй помощник Кроффа, ожидавший его возвращения, уже подготовил телеги, загрузив товар, купленный днем, а Пенит проверил исправность кареты купца. Гривлин был пуст, так как сбыл весь товар ранее Кроффу, но на всякий случай проверил исправность колес своих телег и подковы лошадей. Яблочко был на удивление бодр и радостно ржал, соскучившись по Финли. Финли погладил его в шею и поцеловал.

     — Ну, вот все! — произнес Крофф. — Мне пора обратно в Варзу.

     — А меня ждут родные «Четыре Угла»! — сказал Гривлин.

     — Господин, куда отправимся мы? — спросил Логан у Финли.

     — Мы поедем дальше, в Эвез, — ответил Финли.

     — Финли, ты славный юноша и тебя ждут большие свершения! Я рад, что мы познакомились с тобой и провели все это время так замечательно! — сказал Гривлин.

     — А ты хороший хозяйственник, очень щедрый человек и великий воин! — произнес Финли. — Когда-нибудь я непременно встречу тебя еще раз!

     — Надеюсь, что это случится на поле брани, где мы плечом к плечу будем бить врагов! — сказал исполин.

     — Нет, война нам не нужна, достопочтенный Гривлин, лучше уж встретиться в трактире! — произнес Истин Крофф.

     — А я вас всех подвел сегодня и мне очень стыдно, что я такой неудачник, — сказал Логан, на лице которого было виноватое выражение.

     — Вы воин? Ведь так? — спросил Истин Крофф.

     — Да, господин Крофф, я легионер, — ответил Логан.

     — Тогда помогите юноше Финли в его сложном пути, тогда вам это зачтется! — сказал купец и улыбнулся ему по-отечески.

     — Я так и сделаю! — ответил легионер.

     — Истин, вы удивительный человек! Вы даже не представляете, как нам помогли! — произнес Финли. — Турис и Аспаис будут благоволить вам в делах!

     — Главное, избегайте людей, подобных Карлайнам, и тогда у вас появятся шансы достигнуть поставленных целей. Но если вам все-таки придется их повстречать — держитесь истины — они её боятся, — сказал Крофф с поучительной интонацией в голосе. — А мне пора, до встречи!

     Крофф сел в карету и направился к северному выезду из города. За каретой поехала шестерка лошадей, запряженная семью до отвалу гружеными телегами. Гривлин отправился следом за купцом. Его телеги были пусты, поэтому две лошади исполина скакали очень бодро. Финли посмотрел им вслед, и ему стало немного грустно от расставания с новыми друзьями. Но теперь с ним был Логан и Финли полагал, что будет безопаснее и веселее в пути вместе.

     — Логан, у тебя есть лошадь? — спросил Финли.

     — Увы, нет, — ответил легионер.

     — Тогда нам нужно найти сегодня ночлег и купить тебе какую-нибудь кобылу! Время еще не позднее, где-то восемь вечера, поэтому мы успеем это сделать.

     — Господин, я буду вам благодарен, — произнес Логан.

     Они направились к гостинице, где Финли заночевал с Гривлином предыдущей ночью. Финли подумал, что хозяин гостиницы непременно подскажет им, где можно купить недорогую кобылу.

     Тем временем Рэй находился в покоях матери, где сидел на её кровати. Гефалия лежала, опершись спиной на пышные подушки у изголовья. Она была сухощавой женщиной лет под сорок, волосы её поседели от постоянных переживаний, эмоции её лица выражали печаль и сожаление. Рэй волновался, ведь он не часто говорил с ней. Сегодня ему нужно было объясниться с матерью по-настоящему, без нарочитого этикета.

     — Зачем ты пришел, сынок? — спросила Гефалия. Голос её был спокоен, но любви в нем не ощущалось.

     — Я знаю, что ты не слишком-то любишь меня, ведь я произошел от человека, который разрушил твою жизнь, — нерешительно начал Рэй. — Я пришел к тебе сегодня, потому что наконец-то хочу понять, за что мне все это выпало? Почему люди вокруг обходят меня, а родные считают исчадием зла?

     — Такова твоя ноша с рождения ‐ будешь ты с ней жить до конца дней своих, — ответила ему Гефалия. — Сынок, ты многого не понимаешь и вряд ли еще скоро поймешь, насколько все в этом мире сложно. Твоим утешением должна стать жизнь, которую тебе подарил твой дедушка Амарей.

     — Я безмерно ему благодарен, но больше не могу мириться с тем, какое я ничтожество среди всех вас.

     — Не говори так! — сурово сказала Гефалия. — Ты можешь навлечь беду на себя. Будь благодарен за все, что имеешь!

     — Так больше не может продолжаться! — произнес Рэй. Теперь он уже был настроен высказать ей все до конца. — Я нисколько не заслужил такого отношения к себе. Меня почти все презирают в этом замке. Но я все вижу и замечаю. Я ненавижу и твоего брата, и его сыновей, и всех придворных «крыс», которые обсуждают меня и плюют в спину. Я не виноват, что ты в свое время была так неаккуратна!

     — Как ты смеешь?! —крикнула Гефалия и дала ему пощечину. — Ты просто маленькая случайность моей жизни, ошибка, если хочешь! Я двадцать три года, пока ты рос и взрослел, смотрела на тебя и ненавидела свою жизнь. Ты — постоянное напоминание о Терлаке Карлайне, который погубил меня, сделал меня несчастной, уничтожил все мои лучшие возможности! Как ты смеешь рассуждать о чем-то? Мой брат Нэос мог утопить тебя в море, но я попросила сохранить твою жизнь. Ты — неблагодарный маленький мерзавец, под стать своему отцу!

     Рэю было больно слушать это. Он чувствовал, что Гефалия не просто его не любила — она его ненавидела. До этого он был с ней близок на столько, на сколько она позволяла ему это, но теперь всему настал конец, ведь мать, последняя в кого он верил, предала его.

     — Тогда прощай, мама, — произнес Рэй, развернулся и направился к выходу из её покоев.

     — Куда ты? Не смей уходить! — кричала ему в след Гефалия. Она была в припадке истерики и злости.

     Он не стал оборачиваться и скорее пошел подальше от неё. После неприятного разговора с матерью, Рэй убедился в том, что ему была необходима встреча с братцем Карлайном. Мысли в его голове были отчаянными: он готов был хоть сегодня бежать из Этарда куда угодно, лишь бы не видеть никого из Фрайтфулов. Теперь ему было нечего терять, и он не желал больше продолжать прежнюю жизнь. Единственным человеком, кого он не хотел покидать, была Азелия, которую он искренне любил. Он надеялся, что при любом исходе она должна была его понять и простить.

     Рэй спустился по лестнице и попал в тронную залу, где уже никого не было. Затем он вышел во двор замка, где занимались хозяйством некоторые придворные слуги. Не теряя времени, он зашел в амбар и вывел оттуда своего коня. На улице было уже поздно: до полуночи оставалось чуть более часа. Он оглянулся напоследок и посмотрел на донжон, и в его душе появилась боль от страданий, которые ему принес этот замок Фрайтфулов.

     — Куда собрался, полукровка? — услышал он вдруг откуда-то сбоку.

     Человека, произнесшего эти слова, было не видно, так как надвигающаяся ночь скрывала его во тьме. Силуэт стал приближаться и вскоре Рэй определил в нем брата — Нэга Фрайтфула. Он был молод, жилист, коротко стрижен: волосы на нем стояли ершиком. Одет Нэг был в легкие пластинчатые доспехи из кожи буйвола с увесистым ремнем на поясе. Взгляд его выражал уверенность и превосходство над Рэем. Рэй не ненавидел его!

     — Твоё какое дело? — огрызнулся Рэй.

     — Ты должен быть в замке, полукровка! — издевательски произнес Нэг.

     — Я могу быть там, где пожелаю, а теперь проваливай, ведь я еду по делам! — сказал Рэй.

     — Ты, Карлайн, сейчас получишь за такие слова! — сказал Нэг, подбежал к Рэю и, схватив его за грудки, повалил на землю, поставив предварительно подножку.

     — Ублюдок! — произнес озлобленно Рэй.

     Нэг ухмыльнулся, глядя на него сверху вниз, а затем произнес: «Куда же ты собрался? Может, расскажешь мне?»

     Рэй отполз от братца и встал на ноги, боясь при этом, что вновь окажется на земле. Нэг двинулся на него. Рэй начал пятится назад. Нэг был настроен игриво, желая очередной раз поиздеваться над ним. Когда Рэй уперся спиной к стене амбара, он нащупал под коттой на поясе свой маленький кинжал и сжал его за черенок. Нэг не заметил этого и подошел к нему совсем близко.

     — Кусок дерьма Карлайнов, ты пойдешь сейчас в замок и ляжешь спать! — сказал Нэг, на лице которого была привычная ненависть к брату, и ударил Рэя со всей силы в живот. Рэй загнулся от боли.

     — Не пойду! — ответил ему Рэй, с трудом разогнувшись после удара. На его лице проскочила зловещая улыбка.

     — Ты осмелел? — спросил его Нэг.

     — Будь ты проклят! — произнес вполголоса Рэй и вонзил в живот братца кинжал.

     Все случилось очень быстро, поэтому никто из слуг во дворе не понял, что произошло убийство. Холопы продолжали заниматься своими делами, не обращая внимания на силуэты Нэга и Рэя, которые к тому же были плохо различимы в тусклом свете замковых огней. Нэг, почувствовав острую боль, простонал, но крика издать не смог, потому что Рэй закрыл его рот ладонью. Вид умирающего брата доставил Рэю прилив необъяснимого удовлетворения. Ему казалось, что он был теперь отомщен за все годы унижений. Нэга Рэй ненавидел больше всех остальных, ведь тот повторял каждый пренебрежительный жест и поступок лорда Нэоса в его адрес, желая не уступать отцу в оскорблениях ненавистной ему полукровки.

     Отойдя от эмоций жесткой мести, Рэй понял, что оставаться в пределах замка более было нельзя и, прислонив тело, убиенного им братца, к стене амбара, он вскочил на коня и помчал к центральным воротам. Слава Турису, что они были открыты, и он смог выехать за пределы замка. Теперь нужно было бежать из Этарда прочь!

     А в это время у восточного выезда из города, сидя на коне, набросив на плечи теплый плащ, Рэя ждал его кровный брат — Эуон Карлайн. Ветер дул летний, но, тем не менее, было прохладно, поэтому Эуон периодически растирал руки, чтобы не замерзнуть. Один из рукавов его замечательного бордового котарди был порван, но он не стал покупать новый наряд в Этарде, потому что желал скорее покинуть противный ему город.

     Раненное бедро ныло от боли, но он терпел и временами пожевывал листья анальгенции — травы, которую ему дал лекарь перед дорогой. Помогала она не очень, но вот для самовнушения подходила кстати. Эуон надеялся, что Рэй его не подведет и все же явится на встречу. Ждать дольше, чем до полуночи он не хотел, так как боялся, что стражники, которые находились на стене города, могли заподозрить в нем что-то странное и донести лорду Нэосу. А встречаться с ним повторно он желал.

     Денек у него был богатым на события. Лорд Нэос продержал его в темнице до самого вечера, пренебрегши при этом пергаментом короля, который запрещал задерживать посланника более, чем на два часа. Но Эуон не стал спорить с лордом, потому что знал, что лучше чуть дольше посидеть в темнице, чем получить ножом в спину от подосланных Нэосом головорезов. Такое могло произойти, учитывая ту ненависть, которую лорд проявлял к его персоне.

     После часа ожидания в конце обезлюдевшей улицы он наконец-то увидел прекрасного юношу, мчащего на коне. Черные волосы юноши развевались на ветру, лицо было напуганным, но все равно правильным и красивыми. Юноша имел острый нос, карие глаза и стройную фигуру. Эуон сразу признал в нем родную кровь, ведь природа не могла дать человеку такую грацию и такие благородные линии тела, если он был не Карлайном. Эуон поскакал ему на встречу. Когда они оказались рядом и затормозили своих коней, оба какое-то время ничего не говорили, а просто внимательно изучали друг друга. Первым молчание прервал Эуон и сказал:

     — Вот, значит, какой ты, братец! Ты даже лучше, чем я тебя представлял!

     — А я тебя представлял именно таким, каким и вижу сейчас: сильным и волевым рыцарем, истинным Карлайном! — произнес Рэй.

     — Почему ты так дрожишь, брат? Что-то случилось? — спросил Эуон, увидев напряженное выражение лица Рэя и его возбужденность.

     — Видишь? — спросил Рэй и направил перст указующий на небо вдалеке, где горящие стрелы, одна за другой вылетавшие из замка Фрайтфулов, освещали его необыкновенно ярким светом с фиолетовым оттенком. — Это стрелы цареубийства.

     — Что это значит? — спросил недоумевающее Эуон.

     — Я только что прикончил сына Нэоса Фрайтфула — Нэга, а горящие стрелы — это сигнал для общего сбора. Скоро стража увидит его и закроет входные ворота, поэтому надо убираться отсюда!

     — Вот так дела, братец! Ты убил принца Фрайтфулов! Я удивлен! — сказал Эуон и восхищенно посмотрел на Рэя. — Наверняка в моей семье после такого тебе точно найдется место!

     — Спасибо, братец, но нам действительно пора бежать, — поторопил его Рэй.

     — Ладно, ладно, успокойся — все будет отлично! Поехали!

     Пришпорив лошадей, оба Карлайна помчали прочь из города. Уже вскоре они удачно проскочили восточные ворота. Стражники на стене еще долго не обращали внимания на горящие стрелы, раз разом вылетавшие из замка Фрайтфулов. Когда они все же заметили сигнал, было уже поздно, ведь братья отъехали от Этарда на приличное расстояние, на котором они безопасно могли уйти от любого преследования.

     Собравшись предварительно в Друале, в сердце Нижнего царства, вассалы Роберта Лангетона и он сам, подготовив провизию, обмундировав рыцарей, подковав коней, направились в славный город Варзу для подписания исторической Царственной унии. Еще не видывала Диархиния такого количества правителей, движущихся вместе в одной стройной колонне экипажей и всадников. Путь был не близким, и уже почти неделю воины и их господа целыми днями не сходили с коней, делая лишь редкие остановки под ночь, чтобы поесть и поспать. Среди прочих лордов на своем белом жеребце, в окружении десяти жилистых рыцарей в грозных доспехах и шлемах, изображавших бычью голову, в колонне двигался Амарей Фрайтфул.

     Он был в великолепных латных доспехах с помпезными наплечниками, поверх которых был красный плащ. Уже пожилой, ему было почти шестьдесят, но все еще не теряющий выправки лорд Амарей с белой короткой бородой и грозным волевым взглядом ехал очень близко к карете Роберта Лангетона, ощущая свое право быть рядом с королем. Он был горд, что его дочь Амелия стала женой Роберта и правительницей Нижнего царства, что, по его мнению, было еще одним свидетельством его особого положения в государстве. Он помнил свою преданность Рейгарду Могучему, покойному отцу короля, и все кровопролитные бои, в которых он плечом к плечу с Рейгардом бился с армией Мэйтланда Кровожадного. Слишком много славных воинов потеряла Хлебная кладовая во имя Друаля, поэтому лорд Амарей чувствовал, что ему должны, он ощущал свое право на голос и личные советы королю в делах государственных.

     Позади него ехал лорд Бенеит Лангетон, дядя Роберта, правитель Эвеза. Седовласый, с глубокими морщинами вокруг глаз, с тонкими губами и загнутым крючком носом он восседал на своем гнедом коне. Облачен он был в кольчужные доспехи, а его голову защищал большой шлем, забрало которого было открыто, и оттуда смотрели мудрые глаза первого советника короля. Поверх доспехов на нем была белоснежная туника с вырезами, спереди на которой красовался вишневый крест — символ Эвеза. Лорд был без щита, лишь полутораручный меч в ножнах висел на его поясе.

     Его сопровождали десять монастырских воинов в таких же белых туниках с вишневыми крестами, которые, однако, были вооружены куда лучше своего лорда. Они имели по два меча и щит, а защита их кольчуги дополнялась пластинчатыми нагрудниками и наплечниками, защитой предплечий и голеней. Каждый из них помимо своей лошади имел еще одну, которая шла на привязи рядом. Лорд Бенеит не стремился демонстрировать свою близость Роберту, так как был спокоен и знал, что все развивалось по его плану.

     Северное предание, в которое лорд Бенеит бесконечно преданно верил, смогло поглотить рассудок короля до последней капли и теперь все шло к подписанию Царственной унии, целью которой становилось сближение двух царств и создание новой грозной силы — Северного отряда или легиона, как его называли многие. Лорд Бенеит выбрал десять лучших воинов, что сопровождали его в пути, чтобы они первыми вошли в состав Северного отряда. Они были прекрасными фехтовальщиками и владели многими древними языками, знали основы травяной фармакопеи и имели представление о таинственных ритуалах народов Диархинии. Многие сотни империков лорд Бенеит тратил, чтобы проводить опыты в своих храмовых замках, изучая забытую магию и древние секреты силы. Все десять рыцарей лорда были аскетичны и преданы своему господину и Северному преданию. Они не знали, что их ждет в случае успешного создания отряда, но были готовы отправиться на далекий север.

     Еще дальше, позади правителя Эвеза, на черном жеребце ехал лорд Барбариан, сам лично не признававший подобного титула, и называвший себя по-простому — царь леса. Он был дик не только нравом, но и его внешний вид соответствовал образу человека леса. Барбариан был не высок, но приземист и жилист, на нем была надета темно-коричневая котта, под которой скрывалась кольчуга. Он не любил шоссы — на нем были широкие штаны, заправленные в грубые кожаные сапоги. Поверх всего на нем был плащ целиком из меха животных. Его густая длинная борода и черные глаза наводили ужас на людей вокруг; на голове его был яйцевидный шлем с наносником и защитой глаз, а вооружен он был двумя небольшими топорами, свисающими с его широкого кожаного пояса.

     Воины, ехавшие с ним рядом, были такими же бородатыми и неотесанными дикарями, вооруженными топорами, щитами, а некоторые — кистенями и дубинами. Никто из остальных лордов в душе не хотел находиться рядом с Барбарианом всю дорогу, но Роберт был вынужден считаться с правителем Кабнара, так как тот был его вассалом, и ему пришлось взять его с собой. Врожденная жестокость, страсть к грабежам и неприязнь ко всему светскому делали кабнарцев совершенно непривлекательными спутниками по пути в великолепную Варзу.

     Однако среди всех вассалов Роберта не хватало лорда Терлака Карлайна, который изыскал причину, чтобы не ехать вместе с основной колонной, а направился в Варзу самостоятельно и на день позже из столицы Золотого Рога — Голдпорта. Был ли это жест неуважения к королю или некий задуманный план изощренного интригана Терлака Карлайна никому было неизвестно, но спорить с ним Роберт не стал. Остальные же вассалы короля особо не расстроились фактом отсутствия в общей колонне лорда Золотого Рога, потому что скрытный характер и высокомерие Терлака Карлайна многих из них отталкивали от него, и всем им было легче на душе, когда его не было рядом.

     За шесть дней был преодолен длинный путь. Вначале колонна прошла от Друаля до Срединных гор, которые более напоминали холмы и были границей между двумя царствами; затем, пройдя в их ущелье, колонна пересекла земли Форрестера, где были обширные сосновые леса и холмистые пастбища, и в итоге, к шестому дню, путники вышли к широченной реке — Рубии! Рубия несла свои быстрые потоки от Железных гор Айронвиля, которые так именовались по причине большого содержания в них железной руды, к бухте Варзы в Синем заливе. Оставалось лишь пересечь реку, и колонна вступала в пределы земель Варзы, отличавшихся богатством хозяйств местных крестьян и их господ. Преодолев без особых проблем каменный мост через Рубию, который был прекрасно спроектирован и имел достаточную прочность своих арок, они вышли на заключительный участок Великого королевского тракта, заканчивавшегося в Варзе.

     — Путники устали, ваше величество, — произнес лорд Амарей, поравнявшись с каретой Роберта Лангетона. — Стоит сделать еще одну остановку для отдыха.

     — Лорд Амарей, можете возвестить всех о привале, — сказал король Роберт.

     Вскоре в руках лорда Амарея зазвучал горн, и колонна притормозила. Всадники устало спешились. Место для привала было выбрано вполне удачно: недалеко от реки Рубии, где можно было набрать воды, имелась прекрасная поляна. Уже вскоре на ней были поставлены шатры для господ, а воины повели лошадей на водопой и установили дозор у подходов к лагерю. Королевский повар тем временем развел костер для приготовления еды

     — Ваше величество, я вам не помешаю, если загляну на пару минут? — спросил учтиво лорд Бенеит, стоя за входом в королевский шатер.

     — Дядя, можешь войти, — ответил Роберт.

     Когда лорд Бенеит прошел в шатер, он застал племенника сидящим на походном троне. В свои тридцать семь Роберт был довольно стройным мужчиной, имел выраженные скулы и тонкие черты лица. Он всегда был флегматичен и редко позволял себе проявлять перед придворным радость или какие-либо другие яркие эмоции. Казалось, что он постоянно пребывал в тягостных раздумьях. В дороге на нем была великолепная царская котта, украшенная узорами, шитыми тонкими нитями золота и серебра. Поверх нее на нем был красный длинный плащ, а на голове его красовалась великолепная корона с множеством маленьких бриллиантов. На поясе короля, который был неописуемой красоты и имел множество инкрустированных в него драгоценных камней, висел изящный полутораручный меч с изумительным сапфиром в навершии. Роберт держал в руке чашу с вином. Амелия сидела за столом недалеко от короля, разглядывая некоторые из своих украшений в небольшом ларчике, который возила с собой повсюду.

     — Ваше величество, вы готовы к самому великому свершению в истории двух царств? Не настигли ли вас сомнения? — спросил лорд Бенеит.

     — А к чему сомнению, дядя? Оба царства пролили много крови, пока правил моей отец и Мэйтланд Каппарис, а теперь наступит долгожданный союз, который еще сильнее укрепит мир между нами. Пути назад более нет, тем более что до описанных в предании событий осталось не долго.

     — Я рад, ваше величество, что вы верны выбранному пути, но помните, что не все вокруг согласны с нами. Многим идеи, во имя которых мы подписываем унию, кажутся надуманными, если хотите. Есть еще те, кто считает, что мир оставил их без обещанных прежними королями наград и земель, которые они могли получить, если бы война не прекращалась.

     — Вы имеете в виду Карлайнов? — спросила Амелия.

     Она была спокойна и уравновешенна как никогда. Казалось, что ради любимого мужа Роберта она готова была в столь ответственный момент его жизни забыть про горе бесплодия, которым её наказала природа. Бог не обделил её красотой: она имела прекрасный бюст, стройную талию и темные густые волосы. Эмоции её лица выражали постоянную борьбу с расстройствами и искреннее желание выглядеть достойной королевой. Кровь Фрайтфулов, гордая, но преданная делу короля, наполняла каждую клеточку её тела.

     — И не только их, — ответил лорд Бенеит, после чего тяжело вздохнул. — Есть еще лорд Барбариан, лорд Бартон из Верхнего царства, множество купцов и сановников. В любой момент чаша весов может качнуться в сторону Карлайнов и Бартонов у них появятся новые сторонники. Нам нужно быть очень аккуратными, особенно сейчас.

     — Карлайны давно заслуживают наказания. Они готовились предать моего брата Араиса, но просто не успели, ведь он погиб, а я подписал мир с Леитом Каппарисом. Неизвестно как бы сейчас все было, если бы не был подписан мир, и мы не оттянули фронт из-под Айронвиля к Друалю. Наверняка Йон Карлайн взял бы без боя столицу, и тогда произошел бы переворот. И я знаю, о чем вы сейчас думаете, но нет — я не причастен к гибели Раппариса, — сказал король Роберт.

     — Никто вас не обвиняет, ваше величество, — произнес Бенеит Лангетон.- Это был несчастный случай, все в этом уверены.

     — Не правда, — произнес король. — Я знаю, что и Карлайны, и Фрайтфулы, и правитель Кабнара уверены, что я братоубийца. Но поверьте, все произошло само собой. В тот трагический вечер Араис был пьян, мы были в его походном шатре, где-то в предместьях Айронвиля. Все готовились к решающей битве с Аланеем Бартоном, чья армия стояла в нескольких километрах от нас. Араис упорно доказывал мне, что продолжение войны необходимо — я призывал его скорее начать переговоры для подписания мира, рассказывал ему про Северное предание. В какой-то момент он озлобился и в пылу гнева набросился на меня с мечом. Никого рядом не было. Я до последнего не доставал меча и уклонялся от его ударов в надежде, что он одумается. Когда дело стало совсем худо, я достал меч, чтобы успокоить его и подпугнуть, но он продолжил напирать. В итоге, защищаясь, я не доглядел, и пьяный брат напоролся животом на мой меч. А дальше вы все знаете. Видит Турис — я не желал его смерти.

     — Дорогой, успокойся, — сказала Амелия и обняла его. — Тебя никто не осуждает. Все Нижнее Царство боготворит тебя и тот мир, который ты ему подарил.

     — Ваше величество, боги на вашей стороне, — сказал Бенеит Лангетон. — А то, что произошло с вашим братом, лишь их воля.

     — Дядя, не надо меня успокаивать, ведь я никогда не смогу отмыться от греха братоубийства. Турис и Аспаис наказали меня за это, и я лишен возможности иметь наследника, — произнес Роберт.

     — Дорогой, все не так! Причина бесплодия во мне, это мой порок! — сказала Амелия с сожалением в голосе. — Я виновата перед всем царством, что не могу одарить его подданных наследником престола.

     — Вы еще молоды, и у вас будут дети непременно. Знахари в Эвезе творят чудеса, и я обязательно найду кого-нибудь, кто поможет решить ваши проблемы, — успокоил их Бенеит Лангетон.

     — Лорд Бенеит, меня осматривали лучшие врачеватели обоих царств, приезжали лекари из Алтурии, но в итоге, все лишь качали головой. Никто не знает причины моего бесплодия, и никто не может помочь мне. Я думаю, что наследника нам не зачать, — сказала с печалью в голосе Амелия.

     — Сейчас нужно собраться и положительно настроиться на то дело, которое мы затеяли. Боги точно не простят нам, если уния не будет подписана. Если исторический союз будет заключен, вы получите долгожданного наследника! Турис и Аспаис испытывают вас на веру, поверьте мне! — подбодрил королевскую чету Бенеит Лангетон.

     — Да, дядя, я тоже в это верю! — произнес король. В его голосе появилась уверенность. — Нам нужен мир и нужна уния. И как только все свершиться, я созову всех своих вассалов, и мы отправимся на Мятежный полуостров, возьмем его и уничтожим предателя Йона Карлайна! Затем я устрою грандиозные игрища в честь наших богов, после чего, я надеюсь, они одарят нас с Амелией наследником!

     — Я слышу слова истинного правителя! — сказал с гордостью в голосе Бенеит Лангетон. — Нам нужен именно такой король — уверенный и решительный!

     — Твоя поддержка, дядя, и поддержка Фрайтфулов делает Нижнее царство непобедимым. Никакому Золотому Рогу, Кабнару и мятежникам не поднять головы, пока мы едины! — произнес Роберт и обнял Бенеита Лангетона.

     — Можешь мне верить, племянник! Я всегда буду с тобой!

     — А твои воины рады унии? Готовы ли они пожертвовать собой ради отражения вторжения северной нечисти? — спросил вдруг Роберт.

     — Мои воины верно служат делу северного предания и ждут с нетерпением того момента, когда они наконец-то смогут вступить в Северный легион! — ответил Бенеит Лагетон.

     — Они хорошо подготовлены? — спросил Роберт.

     — Ваше величество, их знания прибавляются день ото дня. Они читают древние писания времен, когда в Диархинии была магия, а в небесах кружили тетраморфы и другие чудные создания. Все мои воиныпрекрасно знают травы, отлично фехтуют, умеют обустраивать крепости и городища, — ответил с гордостью в голосе Бенеит Лангетон.

     — Вижу, ты не зря тратишь деньги нашей казны! — сказал Роберт с одобрением.

     — Каждый империк и лангетон уходят на покупку древних книг, заморских трав, интересных артефактов, еды для воинов и обмундирования, ваше величество.

     — А что говорят жрецы и юродивые, коих ты содержишь? — спросил Роберт.

     — Многие из них предвещают беду, ваше величество, говорят о страшных муках и о новой расе, которая уничтожит всех людей в Диархинии, — ответил лорд Бенеит с тревогой в голосе.

     — Лорд Бенеит, ты считаешь это правдой? — спросила Амелия.

     — Сложно сказать, моя королева, ведь жрецы и юродивые часто преувеличивают, чтобы отработать свой хлеб. Но есть среди них отдельные самородки, творящие вещи, непостижимые уму обычного человека, — ответил Бенеит Лангетон.

     — Дорогая, все, что мы сейчас делаем, направлено на предупреждение беды, грозящей Диархинии. Никакая новая раса не победит объединенные силы двух царств. Лучшие воины, которых мы соберем в Северном легионе, отразят любое вторжение! — сказал Роберт.

     — Полностью поддерживаю мнение короля. Знаки, получаемые от жрецов и юродивых, поверхностны. Мы же их не игнорируем, а готовимся к худшему. Если будет необходимо, то мы напряжем все силы обоих царств и не дадим дьявольским силам разрушить наш мир.

     — Спасибо тебе, дядя. Твои слова как всегда мудрые и верные! А теперь оставь нас, а мы с Амелией немного отдохнем.

     — Слушаюсь, ваше величество, хорошего вам сна!

     — И тебе, дядя!

     Бенеит Лангетон вышел из шатра — на улице уже стемнело, а на небе появились звезды. Ночь была теплая, а дышалось при этом легко. Запах свежей травы придавал воздуху приятный аромат. В лагере уже активно жгли костры, у которых сидели небольшие группы воинов. Рыцари и солдаты ели мясо, пили вино и шнагель и травили байки. Глубоко вдохнув свежий воздух лорд Бенит закрыл глаза, и в его душе появилась уверенность в том, что унии суждено быть подписаной!

     Но некоторое время назад Бенеит боялся, что Роберт мог засомневаться в самый последний момент. Конечно, причин, по его мнению, на это было не так уж и много, если только не козни противников унии. Когда закончилась Вторая война царств, Роберт выдал свою сестру Анелою за короля Леита, и теперь в семье Каппарисов подрастала дочь — Энли, которая была символом мира. От этого отношения между двумя королями стали не просто теплыми, а родственными, что еще сильнее приблизило королей к подписанию унии. Также оба короля были верны идеям Северного предания и всеми фибрами души желали создания Северного легиона. Даже сложно было сказать, кто из них больше был поглощен идеей предстоящей борьбы с силами северной нечисти.

     Направляясь к стоянке своих воинов, лорд Бенеит, поглощенный мыслями, проходил шатер лорда Фрайтфула, недалеко от которого горел яркий костер боевого отряда Хлебной кладовой. Рыцари из Этарда славились своей физической силой: все как на подбор были жилисты и крепки костями. Их дисциплина вызывала уважение. Все они были отличными земледельцами, а земля любила лишь трудолюбивых и ответственных людей. Но вот отрываться от родных краев было для них тяжелым испытанием. Они готовы были биться за Нижнее царство до последней капли крови, но жить на далеком севере без родного чернозема и полей для них было невыносимо. Лорд Бенеит недоумевал, как лорду Амарею все же удалось отобрать хоть кого-то для вступления в Северный легион. Уже отойдя на несколько метров от стоянки этардских рыцарей, он услышал за спиной: «Лорд Бенеит, не спиться?!» Оглянувшись, он увидел позади себя лорда Амарея, выходящего из своего шатра.

     — Приветствую, лорд Амарей! Я только иду от нашего короля. Узнал его настрой перед прибытием в Варзу.

     — И как? Он непоколебим? — спросил лорд Амарей

     — Король крепко стоит на своем! — ответил лорд Бенеит.

     — Он сын своего отца: идет напролом всегда и при любых обстоятельствах! — произнес лорд Амарей, а затем тяжело вздохнул. Лорд Бенеит почувствовал, что правитель Этарда хочет сказать что-то не очень приятное. — Может быть, я уже стар и не понимаю всего происходящего до конца, но так ли нам нужен это союз или уния, как вы её называете?

     В голосе лорда Хлебной кладовой было множество сомнений. Казалось, что эта тема его сильно беспокоила, но многие причины не давали ему долгое время поговорить об этом, а вот теперь он наконец-то решился.

     — Вы человек прямой и честный, лорд Амарей, но, увы, в ваших землях не так много знают о магии и знаках. Нужно лишь раз заглянуть по ту сторону нашей реальности, где правят боги и дьявол, и тогда все станет очевидным: уния нам сейчас нужна как никогда, — ответил лорд Бенеит.

     — Торговля растет: зерно хорошо покупают, мои вассалы по всей Хлебной кладовой богатеют, мир между царствами сохраняется. Разве нам что-то еще нужно? Я готов поддержать многие замыслы Роберта, но отправлять своих воинов на север, в неизвестность, ради каких-то небылиц — неужели это так необходимо? — спросил лорд Амарей. Судя по его голосу, было ясно, что он решил серьезно об этом поговорить.

     — Лорд Амарей, если вы против унии и не хотите поддержать Роберта, то я предлагаю вам сказать ему об этом сразу, — произнес Бенеит Лангетон.

     — Я не сказал, что не поддержу унию! — произнес возмущенно лорд Амарей. Казалось, что он оправдывался. — Я просто пытаюсь понять, что мы делаем. Мы так долго воевали с Верхним царством, что я просто не понимаю, как сейчас, лишь руководствуясь Северным преданием, мы так торопимся подписать эту унию. Против неё выступают многие и не только противники короля, и вы об этом знаете лучше меня. Этот союз я непременно поддержу, но те идеи, на которых он держится, мне кажутся надуманными.

     — Лорд Амарей, вы сейчас говорите как человек, который не осознает серьезности того послания, что содержится в Северном предании. А оно является пересказом нашего ближайшего будущего, посланного нам богами. Если мы не будем готовы к вторжению нечисти с севера, то всей сегодняшней идиллии настанет конец. То, что нас ждет, значительно страшнее, чем мы себе это представляем. Мы все будем истреблены.

     — Поверьте, почтенный лорд Бенеит, я всегда был верен Рейгарду Могучему и пролил много крови своих воинов в устроенных им войнах. Сейчас я также верен его сыну, а моя дочь — королева. Я пойду до конца, чтобы ни было. Но мне нужно, чтобы вы меня убедили, что это ваше предание чего-то стоит, иначе я буду постоянно сомневаться.

     — А вы готовы к этому? — спросил лорд Бенеит.

     — К чему?

     — К тому, чтобы я вас убедил? Ведь то, что я вам покажу, может надолго лишить вас сна, — произнес таинственно лорд Бенеит.

     — Я уже много повидал за свою жизнь, и вряд ли ваши магические фокусы могут меня впечатлить. Попробуйте! —произнес с недоверием лорд Амарей.

     — Тогда пойдемте со мной, — сказал лорд Бенеит.

     Они оба направились к стоянке храмовых воинов лорда Бенеита. Через несколько минут они подошли к костру, у которого располагались рыцари в белых туниках с вишневыми крестами. Их было десять человек, и все они сидели смирно у огня. В отличие от воинов Этарда не все из них были так крепки телом: многие были худы и нескладны. Взгляды храмовых рыцарей выражали умиротворение. Подойдя к ним, Лорд Бенеит спросил их о делах. В ответ они сказали, что все хорошо и поприветствовали лорда Амарея. Затем он обратился к совсем еще юному рыцарю, сидевшему среди остальных храмовых воинов, которому, на первый взгляд, не исполнилось и восемнадцати, и попросил его пройти с ним в шатер.

     Юноша в кольчужной котте и тунике поверх неё, смотревшиеся на нем нелепо и велико, покорно встал и направился за двумя лордами. Вскоре они вошли в шатер, обстановка внутри которого была довольно аскетична: в нем имелась походная кровать с подстилкой из овечьих шкур, небольшой стол и скамейка; на столе стояла некоторая утварь, фрукты и вино, горели свечи в подсвечниках; на кровати аккуратно лежал меч и шлем лорда Эвеза. Бенеит Лангетон усадил лорда Амарея на скамью и налил ему вина. Затем он подошел к юноше, который ожидал дальнейших распоряжений, стоя у самого входа.

     — Энико, ты должен продемонстрировать почтенному лорду Амарею все, на что ты способен. Нужна связь.

     — Я сейчас не готов, лорд Бенеит, в дороге уходит много сил. Скорее всего, мне не наладить контакт, — начал оправдываться юноша.

     — Не говори глупостей, рыцарь, я не для того тебя взял с собой, чтобы ты мямлил! — возмущенно произнес лорд Бенеит. — Соберись, выпей, в конце концов, настой дурмеи.

     — Ладно, я попробую, но обещать ничего не могу, мой господин, — сказал Энико, достал из сумки на поясе маленькую колбу с мутной зеленой жидкостью и глотнул оттуда половину содержимого. — Куда мне направить поток?

     Лорд Бенеит указал на лорда Амарея. Тот, недоумевая, посмотрел на Бенеита Лангетона и Энико.

     — Вы же хотели этого? — произнес лорд Бенеит.

     — Да, но что мне нужно делать? — спросил удивленно лорд Амарей.

     — Вам — ничего! Энико возьмет вашу ладонь и передаст вам поток информации из потустороннего мира, — ответил лорд Бенеит.

     — Что за чушь? Это какая-то чертовщина! — произнес немного напугано лорд Амарей.

     — Сейчас и узнаем, чушь это или нет! — сказал лорд Бенеит. — Энико, приступай!

     Глаза Энико налились нездоровым зеленым цветом, а сам он стал напоминать припадочного: его тело затрясло мелкой дрожью, взгляд стал решительным и злым. Лорд Амарей, привыкший ко многому, рубивший головы врагов в кровавых побоищах, не на шутку забеспокоился: юноша выглядел, на его взгляд, довольно устрашающе. Но лорд не подал виду, что боится, и терпеливо ждал продолжения эксперимента. Энико направился к нему. Когда оставалось несколько шагов до лорда Амарея, он протянул ему свою правую ладонь. Лорд Амарей понял, что нужно сделать то же самое, и с опаской протянул ему в ответ свою. Когда их ладони скрепились в рукопожатии, лорд Амарей почувствовал, насколько сильна была хватка юноши. Казалось, что в Энико вселился бес и руководил его телом. Энико забормотал: «Аспирус дегомантикус атведис куртиноис гападус эстис!»

     — Что он несет такое? — спросил лорд Амарей у лорда Бенеита.

     — Не беспокойтесь, почтенный, он произносит необходимые заклинания. Скоро вы отправитесь в путешествие, о котором долго не сможете позабыть! — ответил лорд Бенеит удовлетворенным голосом, ощущая, что необходимая связь будет все-таки налажена.

     Лорд Амарей внезапно вскрикнул, и его тело затрясло в судорогах, а уже вскоре его глаза налились все тем же зеленоватым цветом, что и у Энико, и он впал в прострацию. Энико начал передачу магического потока информации в его тело. В следующие минут десять начали происходить довольно странные явления. Лорд Амарей, пропитанный насквозь неведомым силами, начал стонать, затем плакать словно ребенок, а в итоге закричал диким голосом, пытаясь то предупредить, то отогнать кого-то. Он совершено перестал реагировать на внешний мир, ведь его разум покинул реальность и находился в иных мирах, которыми правили не люди, а боги и дьявол.

     Казалось, что разум лорда Амарея претерпевал необычные изменения, созерцая чреду каких-то событий, которые пугали его и приводили в ужас. Лорд Бенеит чувствовал, как лорду Амарею становилось все хуже с каждой минутой, но он, тем не менее, не прерывал происходящего действа, так как считал необходимым довести ритуал до конца. Ему непременно нужно было убедить Амарея Фрайтфула в необходимости унии. Он готов был сделать это любыми возможными способами. Сейчас, в такой ответственный момент, право на промах у лорда Бенеита не было: он много лет своей жизни посвятил делу Северного предания и не мог позволить не свершиться созданию Северного легиона из-за сомнений нескольких людей.

     — Не убивайте мою семью, не трогайте моего сына! — кричал истошно лорд Амарей, встав на колени.

     Энико не прекращал сжимать его ладонь, но сам уже начинал терять силы и был весь в поту. Лорд Бенеит понял, что нужно прекратить эксперимент связи с потусторонним миром. Он подошел к Энико и отдернул его от лорда Амарей, а затем положил ему свою ладонь на лоб и произнес: «Асторус гиммус торриус». Это был древнедиархинийский, на котором говорили первые люди в Диархинии. Язык был уже вовсе забытым, но древние свитки и пергаменты, которые покупал лорд Бенеит, еще хранили в себе записи, сделанные на этом сложном языке. Энико потихоньку начал приходить в себя после заклинаний своего господина, а лорд Амарей обессилено оперся на обе руки, будучи на коленях. Лорд Бенеит подошел к нему и дал ему отпить из чаши немного вина, после чего тот начал приходить в себя. Через несколько минут его глаза приобрели здоровый оттенок.

     — Где я был? Что это было, черт бы вас побрал?! — спросил он.

     — Успокойтесь. Все закончилось, — ответил лорд Бенеит. — Вы видели сейчас то, что нас ждет.

     — Это ужасно! Их глаза и их голос — они дикие! — произнес лорд Амарей. — Я видел, как они убивали всю мою семью, вырезали всех моих подданных. Нам их не победить! Я клянусь, что эти создания непобедимы и их много!

     — Теперь вы понимаете, с чем мы имеем дело? — спросил лорд Бенеит.

     — Да, теперь понимаю! Если это не фокусы ваших колдунов, то я буду первым, кто выступит за создание Северного легиона! — сказал лорд Амарей. Он дышал тяжело и все еще был напуган.

     — Это отнюдь не фокусы, лорд Амарей. Когда Энико пришел в мой замок, будучи одиннадцатилетним мальчиком, мы с моими приближенными подумали, что он болен головой, так как вел он себя странно: был замкнут и необщителен. Его родители рано умерли. Когда мы узнали про него больше, то выяснили, что будучи восьмилетним мальчиком, он встретился случайно с самим Альвисом — магом, который принес в Диархинию Северное предание. Да, с тем самым, которого никто не помнит, и мало кто видел. Говорят, он передал Энико дар предвидения и связи с потусторонним миром. Дар сильный, но, увы, непостоянный. Я потратил много сил и средств, чтобы мои химики создали зелье из дурмеи, которое усиливает его способности и дает возможность ими управлять. Однако Энико видит лишь отдаленные события, которые касаются всей Диархинии. К примеру, я не могу попросить его рассказать, что с нами будет через день или месяц — тут он бессилен нам помочь.

     — Почему вы об этом умалчивали, лорд Бенеит? Если бы такое увидели правители всех графств, против унии не выступил бы никто, — спросил лорд Амарея, встав с колен.

     — Это довольно опасная информация, и если все будут о ней знать — начнется паника, и тогда мы не сможем успокоить народ. Люди уже и так повсюду с ума сходят, присягая на верность черным жрецам, предсказывающим ужасы после прихода северной нечистии. Черные жрецы обещают спасение взамен на душу, проданную Сарвару!

     — Об этом я не подумал, — произнес лорд Амарей. — Правду говорите: в Этарде уже много холопов и рабочего люда ушли в леса. Я многих казнил, но эта напасть только растет.

     — Казнями тут не поможешь. Нужны действия, которые убедят людей, что их спасение в законных правителях. Пока мы не создадим Северный легион и не возвестим народ о том, что мы готовы отразить нашествие нечисти, люди продолжат верить в защиту, обещанную лукавыми чернокнижниками, — сказал лорд Бенеит

     — Допустим, что нам все-таки удастся создать Северный легион, но как обычные рыцари смогут отразить нашествие дьявольских сил? — спросил, недоумевая, лорд Амарей.

     — Это меня тоже беспокоит. Вы поняли из своих видений сегодня, как они выглядят? — спросил лорд Бенеит.

     — Нет. Все было в тумане, я видел лишь их глаза и слышал безумно дикий рык. И еще была кровь — море крови! — ответил лорд Амарей, после чего задумчиво погладил свою седую бороду.

     — В том то и дело, что и мне не понятно, с кем нам предстоит сражаться. Некие высшие силы прикрывают их лица и тела в видениях Энико. Какие-то неведомые боги благоволят этой нечисти, поэтому нам нужно подготовит воинов обоих царств, имеющих уникальные способности. Они должны быть избранными, а иначе нам ничего не поможет, — сказал лорд Бенеит.

     — В таком случае вся надежда на ваших рыцарей — пусть они берут дело в свои руки, а мои воины будут слушаться их во всем, — сказал лорд Амарей и отпил вина из чаши.

     — Я собрал самых лучших храмовых мастеров в своем отряде: один из них умеет возводить крепости и оборонительные заграждения; второй — лечить людей травами и владеет основой хирургии и костоправства; третий — прекрасный кузнец и знает все о железе; Энико, как вы поняли, имеет невероятный дар предвидения. Есть еще и другие умельцы в моем отряде! — произнес с гордостью в голосе лорд Бенеит.

     — Надеюсь, что будет время, и я познакомлюсь с вашими воинами поближе, — произнес лорд Амарей. — Вечер сегодня был богатым на впечатления. Вы умеете удивить, лорд Бенеит!

     — Рад, что смог это сделать! Я думаю, что если мы будем едины в вопросе унии, нам ничего не грозит, но полагаю, что стоит ждать подвоха от лорда Карлайна, — сказал лорд Бенеит.

     — Этот шакал может совершить подлость в любой момент. Будь моя воля, я бы давно вторгся в пределы Золотого Рога и уничтожил бы его логово. Этот аспид должен ответить за все, в том числе и за мою дочь Гефалию! — произнес лорд Амарей с негодованием в голосе.

     — Я понимаю ваши чувства, но нужно быть предельно аккуратным и не ввязываться с ним в конфликты. Нам совершенно не нужна сейчас междоусобица. Думаю, что достаточно — держать его в поле зрения и предугадывать его интриги, — произнес лорд Бенеит, пытаясь усмирить пыл лорда Амарея.

     — Знайте, при первой возможности я снесу его голову! — произнес лорд Амарей.

     — Такая возможность вам еще долго не представится, — сказал лорд Бенеит. — Междоусобицы не будет!

     — Я в этом сильно сомневаюсь: Карлайны не успокоятся, пока не нанесут новый удар в спину Лангетонов, — произнес лорд Амарей, затем похлопал по плечу лорда Бенеита. — Спокойной ночи вам! Я иду спать, слишком много эмоций за один вечер!

     — Спокойной ночи, почтенный лорд Амарей, и спасибо, что уделили мне время! — произнес лорд Бенеит с почтением в голосе.

     — Нет, это вам спасибо, что приоткрыли мне завесу. Я уж начал думать, что предание — это лишь байка, но теперь я иного мнения, — сказал лорд Амарей, а затем покинул шатер.

     — Энико, иди спать, ты сегодня утомился, — сказал лорд Бенеит. — Тебе предстоит еще впереди много чего сделать.

     Юноша покинул шатер, а его господин долго еще не ложился спать, пребывая в размышлениях за чашей прекрасного эвезского вина.

     Утро богато одарило Варзу теплыми лучами солнца, осветившего все уголки грандиозного в своем роскошном великолепии города. Сказать, что он был хорош, было все равно, что ничего не сказать. Город заслуживал куда более красноречивых похвал, ведь был самым большим и размашистым полисом во всей Диархинии. Одни его городские стены чего стоили: они были высоченными, мощными, окружали город длинным кольцом, замыкавшимся в пределах королевской бухты, где располагался потрясающий порт, принимавший сотни кораблей со всего света.

     Жизнь закипала в Варзе ранним утром, когда сотни лавочников и ремесленников начинали свой труд, открывая мастерские, пекарни, ткацкие цеха. Купцы то заезжали, то выезжали из Варзы, везя свой разнообразный товар, работяги спешили в мануфактуры, дабы не опоздать и не получить подзатыльник от хозяина. Рубия же несла свои бурные потоки внутри Варзы, деля город на две условных части, которые соединялись друг с другом двумя большими каменными мостами.

     В северной части, у бухты, располагался королевский дворец, не имевший себе равных во всей Диархинии по размерам и мощи стен, окружавших его. Основу дворца составляла огромная трехнефная базилика с огромным куполом — это был тронный зал. Базилика через широкие переходы соединялась с другими постройками, где размещались жилые помещения. Эти постройки непременно имели в своей архитектуре башенки, которые были видны издалека, но были уровнем ниже, чем основной купол тронного зала. Весь этот замковый комплекс имел огромный двор и окружался мощными стенами с башнями на углах. В стенах были вырезы для лучников, а на их парапетах могло разместиться целое войско.

     У замка было двое ворот: восточные и западные. Первые вели в город, к его северной половине, где было множество домов богатых купцов и сановников, размещались рынки, бани и центральная площадь. А вторые вели к порту в бухте и служили воротами во дворец для тех мореплавателей, которым нужно было решить какие-то дела лично с королем или казначеем. Для тех, кто приплывал в Варзу, но не имел нужд во дворце, въезд через западные ворота воспрещался, и они обходили его по набережной Рубии с южной стороны, вдоль дворцовых стен.

     Этим утром во дворце Варзы король Леит восседал за приготовленным к его трапезе столом в тронном зале. Стол был длинным, персон на пятьдесят, но кроме самого Леита, его жены Анелои и дочери Энли никого за ним не было. Леит был как всегда подтянут и собран, ростом он был невелик, прекрасно сложен, имел короткие светлые волосы и мужественное лицо, выражавшее достоинство и уверенность в себе. Облачен он был в красивое темно-зеленое котарди, подпоясанное изящным ремешком. Поверх котарди на нем было шикарное темное манто с вставками из горностая. А на голове привычно была надета корона, украшенная драгоценными камнями.

     Анелоя, сидевшая сбоку от него по правую руку, была в роскошном блио такого же, как и мужа, темно-зеленого цвета. Казалось, что наряд она подбирала в тон Леиту, дабы создать ощущение единства с мужем. Анелоя была не очень красивой женщиной, но при этом имела хорошую фигуру, длинные светлые волосы и умные глаза. Кровь Лангетонов и самого Рейгарда могучего, чьей дочерью она являлась, давала о себе знать: вести себя и держать высокую планку она умела.

     Их брак с Леитом был династическим, и она понимала, что была одним из символов мира между царствами, поэтому хорошо осознавала свою роль в доме Каппарисов. Но трагической назвать её судьбу ни в коем случае было нельзя, ведь она познала радость семейной жизни. Леит оказался ей идеальной парой, и они полюбили друг друга по-настоящему. А теперь у них подрастала восьмилетняя дочь — красавица Энли! Энли напрочь отказалась в это утро надеть бриллиантовое блио и облачилась в свой любимый наряд — красное платьице. За столом она сидела по левую руку от отца и с нежеланием ковырялась в тарелке с едой.

     — Ты должна хорошо поесть! — сказал ей отец. — Сегодня тебе предстоит встречать гостей, а в следующий раз стол накрывать будем лишь в полдень.

     — Я не хочу, папа! — ответила капризно Энли и скорчила недовольную рожицу.

     — Это поведение не достойно будущей королевы Верхнего царства, — произнес Леит. Тон его голоса не был суровым, скорее поучающим. — Ты должна показать гостям, какая ты серьезная и умная девочка.

     — Знаю, папа, — сказала тоскливо Энли и с нежеланием преступила к поеданию каши в тарелке.

     — А если съешь мяса, то будешь полна сил на целый день! — произнес Леит и положил её в тарелку маленькую запеченную колбаску, хорошо приготовленную к королевскому столу лучшими поварами Варзы.

     Через минуту в помещение тронной залы вошел сенешаль — Амвинус Гетталь, который пришел со двора дворца, пройдя по широким ступеням лестницы, ведущей к входу в основной неф базилики. Двигался он как всегда неторопливо и при этом очень грациозно: его мускулистое тело, облаченное в алтурийскую тунику, украшенную яркими узорами, шитыми великолепными разноцветными нитями, не испытывало напряжения от нагрузок и было пластичным, словно он был танцором или циркачом. На голове Амвинуса Гетталя была непривычная варзейцам шапочка в виде невысокого усеченного конуса красного цвета, со свисающей с ней веревочкой, заканчивающейся помпоном из экзотических птичьих перьев. Кожа сенешаля была черной с фиолетовым оттенком, ведь был он от рождения не варзейцем, а сенемальцем, которого маленьким мальчиком вывезли с родного континента Даркинии и на большом корабле привезли в Диархинию.

     Амвинус был когда-то рабом и почти до восемнадцати лет протрудился на полях вблизи Варзы, будучи пахарем. Много ударов кнута познала его спина, пока его сообразительный ум и решительность не нашли способа, как заполучить долгожданную свободу. Чернокожий юноша, будучи красивым и вполне привлекательным, смог соблазнить жену своего хозяина. Частые тайные встречи и пылкая любовь «снесли голову» нерадивой рабовладелице, которая позабыла о приличиях и воспитании. Но Амвинус был вовсе не глуп и не собирался попусту рисковать своей головой ради часа другого удовольствия с белокурой хозяйкой. В один прекрасный день он решил предъявить ей ультиматум: либо она убеждает мужа дать ему свободу, либо он, Амвинус, все рассказывает об их связи своему хозяину.

     Та жутко перепугалась и грозилась его распять, но быстро поняла, что дело было худо и решила согласиться. Вскоре Амвинус с чистой совестью, удовлетворенный результатом проявленной смекалки, отправился уже свободным в великолепную Варзу, не имея при себе ничего, кроме обносков и краюхи хлеба в узелке. Поскитавшись пару дней по большому городу, он осознал, что выжить в нем без работы и крыши над головой, к тому же не зная толком грамоту, отнюдь не просто. Но судьба подарила ему невероятный шанс.

     Однажды, когда ему уже казалось, что он потерял все силы и вот-вот помрет от голода, он бродил по городу в поисках заработка и набрел на королевского зазывалу, который объявлял набор в слуги его величества Мэйтланда. Условием приема была необычная внешность и физическая выносливость, чему Амвинус, безусловно, соответствовал. После дня тяжелейших испытаний, на которых проверялась ловкость рук, умение быстро подносить тарелки с блюдами, разжигать камины, делать уборку спальных принадлежностей важных особ и помогать в одеянии господ, он был отобран в числе немногих и стал слугой-учеником королевского двора. Так началась его удивительная жизнь в сердце Верхнего Царства — королевском дворце!

     Амвинус Гетталь добился невероятных высот, будучи хитрым и изворотливым слугой. Он умел запоминать имена и крамольные изречения господ во время их встреч и пиршеств, умел держать язык за зубами, но при этом хранил в своей голове «кучу» информации. Многие знатные особы привыкли не замечать слуг и считали их не вполне грамотными, чтобы понять сложные разговоры дворян и их интриги. Но Амвинус был не так глуп, как многим казалось с первого взгляда, так как смог с помощью богатой библиотеки королевского дворца освоить самостоятельно грамоту, диархинийскую письменность, географию, историю и многие другие важные науки.

     Сенешаль Мэйтланда Кровожадного — Гектор Крамиус вовремя заметил удивительные способности юного слуги Амвинуса и решил взять его под свое крыло. Амвинус начал работать лично на него и стал исправно докладывать сенешалю Гектору все важные моменты из разговоров королевских придворных и других особ, которых ему приходилось обслуживать. Вся это информация тут же доходила до самого короля Мэйтланда, после чего тому не составляло особого труда предотвратить любой заговор. При этом Амвинус умел оставаться скрытным и никогда не выдавал свою приближенность к сенешалю Гектору, бережно храня чистую репутацию среди остальных слуг. А эмоции лица Амвинуса и его хитрость не имели изъянов: он был прекрасным актером и умел сдерживать эмоции при себе, умел в любой момент изобразить хоть шута, хоть слабоумного, хоть убитого горем бедолагу.

     С таким умениями в сочетании с удивительной любознательностью Амвинус быстро вырос из обычного слуги в помощника сенешаля, а затем, после смерти Гектора, и в сенешаля двора. Мэйтланд ценил его за его способности и не чурался пользоваться его услугами. После смерти великого и ужасного короля этот ловкий плут достался по наследству Леиту, который не решался его менять, считая, что способнее человека ему на эту должность не найти. Но Амвинус не торопился раскрывать свою драгоценную информацию новому правителю, так как близости и взаимопонимания за долгие восемь лет жизни при короле Леите он не ощутил в полной мере. Амвинус напоминал человека, выжидающего лучший момент, чтобы выгодно продать все, что он знал, а ставка на короля Леита была для него определенно не выгодной.

     — Ваше величество, ко двору прибыл лорд Форрестера — Казимил Невус вместе с сыном и княгиня Румелии Орсулла с дочерью и племянником, — произнес Амвинус Гетталь, приблизившись к королевской чете на десять шагов.

     — Через час я буду готов принять их, — сказал Леит.

     — Преподношение даров отложим до пира, ваше величество?

     — Полагаю, что да, — ответил Леит.

     — Гостей разместить в их опочивальнях?

     — Да, выдели им комнаты в правом крыле дворца и обеспечь питание.

     — Будет сделано, ваше величество.

     — Гостей из Нижнего царства еще не видно?

     — Дальние дозоры сообщают, что нет, — ответил сенешаль Амвинус.

     — Все, иди, — произнес Леит.

     — Дорогой, ты готов? — спросила Анелоя. Она переживала за мужа в столь ответственный период его жизни.

     — Сомнений нет, дорогая, унии быть! Без совместных усилий с твоим братом нам не отразить вторжение невиданных сил с севера.

     — А если никаких сил нет? — полюбопытствовала Энли.

     — Я бы тоже хотел в это верить, но предание не врет, доченька! — произнес с отеческой нежностью в голосе Леит.

     — Ты же победишь их всех, если они придут? Ты же самый сильный, папа?

     — Конечно, твой папа не позволит никому обижать подданных его любимый дочери!

     — Я тебя люблю, папа, ты самый лучший! — произнесла Энли и поцеловала отца в щеку.

     Через час, закончив утреннюю трапезу, Леит восседал на величественном троне из чистого янтаря, что был на возвышении основного нефа у его восточной стены, Анелоя сидела на более скромном троне рядом с ним, а Энли играла на полу рядом с родителями со своим львенком, подаренным ей отцом. Животное было милым и еще совсем не большим, а дворцовые дрессировщики обучали зверя обращению с детьми и строго наказывали за любое проявление агрессии. Львенок был сыт и лениво потягивался, пока маленькая принцесса гладила его по голове.

     Еще ниже уровнем, слева от королевской семьи, стоял сенешаль Амвинус, а справа — грозный Грейг в черных доспехах. Он был начальником королевской стражи еще при Мэйтланде, который до жути боялся заговоров и предательской расправы и держал при себе искусного воина и преданного телохранителя. Грейг был среднего роста, жилист и крайне вынослив, его темные вьющиеся волосы до плеч частично закрывали уродливый шрам на правой щеке, который оставили ему кабнарцы, взявшие его в плен во Вторую царскую войну, когда трое суток пытали его в нечеловеческих условиях. Он казался абсолютно неэмоциональным и жестоким человеком: ни один мускул его лица не выражал ни страха, ни беспокойства, ни любви, ни ненависти. Одно можно было понять, глядя в его лицо: если этот верзила решит показать себя, он будет беспощаден и дик, как кровожадный хищник.

     Отдельно от всех, чуть поодаль от Грейга, расположился первый советник и казначей двора — лорд Терториус, всегда присутствовавший с королем на всех важных совещаниях и встречах. Это был единственный человек при дворе, кому Леит доверял во всем. Взгляд лорда был вдумчив, а эмоции сдержаны. Его седые волосы были аккуратно уложены, а морщинистое лицо с выразительным аристократичным носом выражало собранность и решительность. Гелар Терториус был правителем Ладоза, славящегося вечнозелеными лугами, на которых паслись упитанные свиньи, и хорошими урожаями плодородных пашен. Лорд был горд собой и своим верным служением процветанию Верхнего Царства. Теперь, когда война была позади, а мир между царствами начал приносить доходы от торговли, ему оставалось лишь дождаться подписания унии, сторонником которой он являлся, чтобы считать завершенным главное дело своей жизни, коим был союз двух царств!

     Начался прием гостей, и первыми из правого крыла дворца в помещение тронной залы вошли княгиня Румелии Орсулла, её племянник и дочь. Княгиня была облачена в темно- коричневое блио с пышными наплечниками и длинными рукавами почти до пола. Шикарный пояс с золотыми вставками украшал её наряд. Поверх всего на ней был бордовый плащ, её темные косы были собраны в «бараньи рога», симметрично расположенные на голове. Она была уже не молода и слегка полна, но взгляд её был решителен и горд за свое маленькое княжество, окруженное Форрестером, вотчиной Казимила Невуса.

     Рядом с ней в зеленом блио шла скромная и худенькая Орлиетта, её дочь. Милое личико этой девушки было серьезным, но растерянным от непривычного для неё приема в шикарном дворце Варзы. Орлиетта старалась не смотреть на окружающих и тем более на короля Леита. Тот в свою очередь с изумлением наблюдал за подросшей красавицей, которую последний раз видел еще десять лет назад, когда Орлиетте было семь лет, и она ребенком сидела на его коленках.

     По левую сторону от княгини шел мужчина лет двадцати семи с длинными черными волосами, решительным взглядом, дерзкой бородкой, придававший ему немного бунтарский вид. Это был племянник Орсуллы, Мейджин. Он нес в руках древко с княжеским стягом, на котором было изображение давно вымершего в Диархинии животного — единорога. Нести главный символ рода было почетным заданием, и Мейджин был горд этим. Сиротой он остался на попечении тетушки Орсуллы, которая растила его как сына, но любовью лишний раз не баловала, так как понимала, что сделать его наследником не сможет. Мейджин страстно был влюблен в Орлиетту и жаждал лишь одного — получить согласия тетушки на брак, но пока получал лишь сухие отказы. Мейджин был решительным молодым человеком, крепким и смелым, подчас до безумия. Но сиротство и отсутствие земельных наделов доводило его до остервенения и ненависти к окружающим, так как без приданого он не мог рассчитывать на любовь Орлиетты и возможность быть с ней.

     — Ваше величество, дом «Единорога» прибыл к вам в полном составе, — произнесла с почтением Орсулла и присела на колено у трона, а затем поцеловала Леиту руку.

     — Рад видеть тебя, Орсулла, мой верный вассал! Смотрю я, что дочь твоя стала прекрасна.

     — Орлиетта — мое солнце и моя надежда, но вот беда, ваше величество, нет ей пары.

     — Орсулла, в Верхнем царстве много хороших и благородных юношей, неужели ни один из них не достоин руки вашей дочери?

     — Ваше величество, достойных много, но мне нужен тот, кто сможет справиться с её наследством в виде Румелии.

     — Мудрая мысль, княгиня: Румелией должен править сильный и рассудительный человек.

     — Так и есть, ваше величество. Помню я, как ваш отец дал моему отцу право создать свое княжество на землях Форрестера. С тех пор некоторых людей, кого я называть из приличия не стану, не покидает надежда вернуть в свое лоно мою драгоценную Румелию. И это несмотря на то, что если верить истории, народ Румелии был независим далеко до созданиям Форрестера, еще в период Первых царств. Тогда наше гордое княжество именовалось не иначе, как Великой Румелией, и простиралось оно от Ладоза до Айронвиля.

     — Орсулла, ты хорошо знаешь историю Диархинии! Все именно так и было. Мой отец учел эти факты, когда наградил твоего смелого и славного отца землями, дабы почтить его заслуги. Мы восстановили историческую правду, и теперь Румелия снова существует!

     — Мы будем всегда верны вам за это, ваше величество! — произнесла с почтением княгиня.

     — А этот прекрасный юноша? — спросил Леит.

     — Это мой племянник Мейджин, несчастная сирота, выращенная мною во славу Турису и Аспаису. Мы надеемся, что вы, ваше величество, возведете его в рыцари в честь великого дня подписания унии!

     — Орсулла, дорогая, в рыцари я его смогу возвести, лишь увидев его в честном бою на турнире, который я планирую устроить после подписания унии.

     — Это вполне возможно, ваше величество, Мейджин отличный наездник и фехтовальщик! — произнесла княгиня и ткнула племянника локтем в бок. — Ведь так, Мейджин?

     — Ваше величество, для меня будет честью продемонстрировать свою смелость перед вами и королевой Анелоей.

     — У тебя появится шанс стать рыцарем, юноша, но помни, что те, кого возвел в рыцари сам король, обязаны быть верны ему до конца дней своих.

     — Так и будет, ваше величество!

     После приветственных речей дом единорога по церемониалу встал сбоку, в отдалении от королевского трона. Следующим в залу был приглашен дом «Лесной лисы». Уверенной поступью в основной неф дворца вошел лорд Форрестера — Казимил Невус — сухощавый высокий мужчина лет сорока двух. Выглядел он как хищник: облачен был в черные латные доспехи с шикарными наплечниками, на голове его был шлем с забралом в форме лисьей морды, а за его плечами волочился черный плащ. Он снял шлем и взял его под правую руку, и все увидели его короткие черные волосы, которые слегка кудрявились, его длинный, загнутый крючком нос и решительные, лукавые глаза.

     Рядом с ним шел юноша лет двадцати трех с древком в руках, на вершине которого был стяг с изображением рыжей лисы — символом их рода. Форрестер славился своими сосновыми лесами, в которых обитало немало этих животных. Еще в эпоху Первых царств жители Форрестера сравнивали свой острый ум с лисьим, поэтому их правители посчитали необходимым изобразить это животное на своих гербах и стягах. Юноша, который нес стяг, был весь в отца: таким же черноволосым, с такими же хитрыми чертами лица. Он искрился молодостью, задором и излишней самоуверенностью.

     — Ваше величество, дом «Лесной лисы» прибыл к вам, — произнес Казимил Невус и поцеловал руку Леита.

     — Я рад этому, мой верный вассал Казимил! — ответил король без искренней радости в голосе. Дом «Единорога» был Леиту приятнее дома «Лесной лесы», и причиной тому было недоверие, которое король испытывал к изворотливому и ненадежному лорду Невусу.

     — Вы решились на подписание унии, ваше величество? Не передумали? — спросил лорд Невус.

     — К чему эти вопросы? — спросил король раздраженно. — Неужели вы сомневаетесь в королевской решительности и последовательности?

     — Ни в коем случае, ваше величество, — произнес Казимил Невус, делая вид, что сожалеет о неприятном вопросе. — Я всегда готов поддержать любые ваши решения и не сомневаюсь в их разумности! Просто вся эта уния — это настолько сложный вопрос, что…

     — Уния — это залог защиты для всех и вы не исключение, поэтому подумайте лучше над тем, какое вы участие примете в создание Северного легиона, — перебил его решительно король. — А сомневаться в моей последовательности — это не удел вассалов короля.

     — Простите, ваше величество, что посмел выразить сомнения. Я приму самое непосредственное участие в создание северного легиона. Я выделил десять прекрасных форрестерских лучников из моего отряда «лесных лис». Они способны застрелить врага на расстоянии километра и станут отличными братьями по оружию другим воинам нового легиона! — с гордостью произнес Казимил Невус.

     — Это хорошо! — сказал король, эмоции которого с трудом выражали радость. — А этот юноша ваш сын?

     — Да, ваше величество, — это Лариз, граф Невус — младший.

     — Лариз, ты рыцарь? — спросил Леит.

     — Еще нет, ваше величество, — растерянно ответил юноша, не ожидавший прямого вопроса от самого короля.

     — Я готов сделать тебя рыцарем, если ты покажешь отвагу на турнире завтра.

     — Я лучник, ваше величество, и с раннего детства лишь стреляю, — начал оправдываться Лариз. По интонации его речи казалось, что он вовсе не собирался выступать на турнире и опешил от такого разворота событий. Игривые эмоции и кичливость сошли с его лица — он оказался в неловком положении.

     — Каждый воин обязан управляться одинаково хорошо как с луком, так и с мечом, поэтому отказов я не принимаю, — произнес Леит, желавший проверить смелость юноши. Тот в ответ напугано посмотрел на отца.

     — Он будет выступать! — вступился за сына Казимил Невус.

     — Вот и замечательно! — произнес удовлетворенно Леит и повернулся лицом к племяннику Орсуллы. — А соперником Лариза я предлагаю выбрать Мейджина, который жаждет стать рыцарем в эти славные дни.

     Мейджин удивился, что вновь оказался в центре внимания короля, но решил это не показывать окружающим и просто смиренно кивнул головой. В его душе, однако, появилось острое желание скорейшим образом поразить кичливого Лариза на турнире, а причиной тому была заочная вражда между ними. В одно время лорд Невус не раз сватал своего сына Орсулле, предлагая ей брак Орлиетты и Лариза. Он обещал сильнейший династический союз, который обеспечил бы надежное будущее Румелии, которая была зажата со всех сторон Форрестером. Естественно, лорд Невус ненавидел и Орсуллу, и весь её род, так как считал Румелию не более, чем незаконно отобранной у его предков территорией Форрестера, поэтому не гнушался «грязных приемов» для достижения своей заветной мечты.

     Но Орсулла была неглупой правительницей и постоянно отшивала навязчивого свата. Она в страшном сне видела подобный союз и считала его концом для своего маленького княжества. Мейджин, который был верен княгине, как сын, готов был «разорвать на части» любого, кто мог стать парой Орлиетте и любого, кто угрожал его родине, поэтому начал презирать Невусов. Теперь он получил редкий шанс доказать, что он может достойно постоять за честь Румелии. Его не покидала надежда, что непреклонная в своих решениях княгиня Орсулла оценит это и даст добро на брак её дочери с ним.

     Тем временем сенешаль Амвинус получил сигнал от стражников в дозоре о прибытии новых гостей и уже через несколько минут привел за собой семейство Бартонов. Через основные двери базилики, которые стражники распахнули еще шире, в её огромный зал вошел юноша среднего роста в великолепных латных доспехах из чистейшей айронвильской стали, солнечный свет от которых хорошо отражался, создавая ярчайший блеск. Он был прекрасно сложен, коренаст, имел изумительные вьющиеся русые волосы и неотразимые синие глаза. Юноша нес в руках древко, на конце которого был стяг с изображением существа с мощным торсом и жилистыми руками, который ковал металл. Существо это походило на мужчину невысокого роста с длинной густой бородой и являлось для жителей Айронвиля главным божеством с замысловатым именем Айроман. По народным поверьям, Айроман жил где-то глубоко в шахтах и редко показывался людям, но все айронвильцы считали, что он оберегает их от несчастий и помогает находить залежи железа. Он, безусловно, был для них самым сильным и самым мудрым, а гнев его был беспощадным, поэтому айронвильцы чтили Айромана наравне с общими для Диархинии богами — Турисом и Аспаисом.

     Рядом с юношей со стягом, которого звали Арвисом, чинной и неторопливой походкой шел его отец — Аланей Бартон, лорд Айронвиля, король железных гор и помазанник Айромана. Он был грузным мужчиной лет за пятьдесят, на нем была невероятно дорогая туника, украшенная орнаментом ядовито зеленого цвета. Его глаза были полны злой пренебрежительности к окружающим и настороженно смотрели исподлобья. Острый воинственный нос лорда, его толстое лицо со складками вдобавок к его недоброжелательному настрою создавали ему отталкивающий образ.

     Слева от него шла его дочь Ивина, первая красавица Диархинии. Прекрасная блондинка с пухлыми губками и змеиным взглядом, с шикарным бюстом и стройной талией, она была до безумия красивой! Мужчины в зале сразу же уставились на неё, и не все из них смогли собраться и оторвать от неё взгляд с первого раза. Ивиной хотелось любоваться долго, но при этом она была недосягаема и смотрела на всех воздыхателей свысока. Ей доставляло удовольствие играть на слабостях рыцарей и вельмож, ведь она знала свою сильную сторону, которой была красота!

     — Дом Айромана прибыл к вам, ваше величество, — сухо и без эмоций выдавил из себя лорд Бартон.

     — Что ж, я рад этому, — ответил ему король Леит примерно в той же манере. — Надеюсь, что дорога вас не утомила?

     — Мы прибыли на своих кораблях по Рубии, ваше величество. Слава Айроману, что Рубия всегда течет к Варзе!

     — Слава Турису, что мы стоим у Рубии на пути! — произнес Леит с намеком, уловив скрытый смысл слов лорда Бартона.

     — Возможно ли, ваше величество, что планы, которые вы вынашиваете по поводу унии, не свершатся в эти дни, а вы не решитесь совершить величайшее безумие?

     В зале стало тихо: если еще где-то встретившиеся впервые за долгие годы вельможи позволяли себе переговариваться о том, о сем, то услышав столь резкую грубость в адрес своего правителя, абсолютно все присутствовавшие замолкли и уставились с любопытством на короля, ожидая его ответа.

     — Я знаю, лорд Бартон, что вы противник унии, — начал Леит. Он сохранял спокойствие, несмотря на полученную «пощечину». — Но вы должны понять, что в этой империи есть лишь один человек, который принимает все решения, и это я! Мой отец предупреждал, что лишь сильная власть способна сохранить мир и покой в Верхнем царстве, и я строго выполняю его заветы, не позволяя оспаривать вассалам выбранный мною путь.

     — Ваше величество, то, что вы хотите осуществить, погубит казну империи и сделает нас глупцами. Вы хотите отправить наших воинов на далекий север, но при этом вы не спрашиваете нас, ваших верных вассалов, хотим ли мы этого! Ваш отец много лет сражался с нашим главным врагом — Нижним царством, а теперь вы хотите вместе с королем Робертом бороться против неведомых сил, о которых вы узнали из писанины каких-то умалишенных жрецов. Это полный бред!

     — Вы заговариваетесь, лорд Бартон! — вскрикнул грозно лорд Терториус. — Перед вами король!

     — Не удивительно, что именно вы об этом говорите мне! — ответил ему лорд Бартон. — Вы всегда на выгодной для вас стороне, лорд Терториус, и сейчас вы снова у трона и не даете мне выговорить мой праведный гнев?

     — Будьте разумны, лорд Бартон, знаки говорят нам о том, что Северное предание правдиво. Если вы не поддержите решение короля о подписании унии, то станете изменником! — произнес лорд Терториус с угрозой в голосе.

     — Что, пойдете войной на меня? — спросил с иронией лорд Бартон.

     — Не говорите глупостей, -вмешался король.— Я знаю, что вам хватит разума не доводить дело до неповиновения, и вы поддержите общее дело.

     — У меня нет выбора, поэтому я подчинюсь, но знайте, ваше величество, что я противник унии и останусь верен идеям борьбы с Нижним царством. Многие ваши вассалы безземельны и готовы сражаться против Друаля за вознаграждение в виде наделов земли, а вместо этого вы отправляете их на север, где нет ничего кроме холода и смерти.

     — Все помнят те две войны, сторонником которых были и вы, в частности, которые обескровили оба царства и не дали ни одного клочка земли тем, кто так усердно воевал по воле своих королей. Многие же разумные вассалы верят сегодня в мир между царствами и в те выгоды, которые он несет. А уния нужна нам всем, дабы защитить мир и благоденствие от холода и смерти, которые может принести нам север, если мы не будем готовы к его сюрпризам, — парировал король.

     — Более не смею спорить с вами, ваше величество, — процедил Аланей Бартон. Он смотрел на правителя исподлобья, недобрым взглядом, испытывая дикую злобу от слов короля, в которых ощущался укор в его адрес за безрезультатные царские войны.

     — Замечательно! Рад, что вы прекратите мне перечить! Можете занять теперь место рядом с остальными гостями! — произнес король и решил на этом прекратить уделять внимание семейству Аланея Бартона, не став расспрашивать его дочь и сына о делах и успехах, что было принято в таких случаях.

     Этот жест неуважения был замечен лордом Бартоном, но тот не стал возмущаться, так как прекрасно понял причину столь холодного приема.

     Вскоре после этой неприятной сцены Амвинус Гетталь сообщил королю, что прибыло посольство из Нижнего царства. Церемония встречи гостей стала изнурительной и долгой: следующий час все собравшиеся наблюдали за тем, как в тронную залу входили и представлялись королю Леиту прибывшие лорды Нижнего царства. Первым из них был лорд Амарей Фрайтфул из дома «Буйвола», рядом с которым шел его верный телохранитель Азекиль со стягом, на котором был изображен мощный бык — символ Этарда.

     За ним вошел лорд Бенеит Лангетон, глава дома «Первого мага Альвиса», того самого, который по народным поверьям и принес в Диархинию Северное предание. Альвис был изображен на стяге, который нес на древке один из храмовых рыцарей Эвеза по имени Мирель, как седовласый пожилой мужчина с длинной белой бородой и заплетенными косами. Но в действительности мало кто его видел вживую, хотя о его похождениях слагались легенды.

     Следующим был лорд Барбариан, глава дома «Вепря» который произвел впечатление на всех присутствовавших своим внешним видом: меховым плащом из лесных куниц, густой бородой и тяжелым взглядом своих черных глаз. Один из его рыцарей нес древко со стягом из грубой серой ткани, на которой был изображен вепрь — символ кабнарцев. Он был нарисован зловещим и имел отвратительные бивни, которые были изображены особо большими для устрашения врагов.

     Каждого из лордов Нижнего царства король Леит встретил с должным вниманием, расспросив их о тягостях пути, о делах в их владениях, о благоденствии их домов. Последним в залу вошли король Роберт и королева Амелия. Все вассалы при этом присели на колено и склонили головы — таков был обычай. Роберт и Амелия неспешно подошли к трону. Леит встал и обнял Роберта, как родного.

     — Дядя, наконец-то ты приехал! — воскликнула Энли.

     — Как же ты подросла, моя красавица! — радостно произнес Роберт, когда Леит отпустил его из своих крепких объятий, и взял племянницу на руки.

     Анелоя и Амелия обнялись вслед за мужьями.

     — Неужели все, что происходит, правда?! — произнес Леит, глядя на Роберта.

     — Так и есть, мой верный друг! — уверенно ответил Роберт. — Завтра подпишем унию, и начнется великая эпоха!

     В южных предместьях Варзы, совсем недалеко от города, имелся дубовый лес Каппарисов — личное владение королевского дома. Лес этот был тщательно ухожен и невероятно красив: казалось, что лесничие не позволяли ни одному засохшему сучку, ни одной «дохлой» птице или зверю залежаться в нем ни на секунду, чтобы невзначай не испортить настроение королю, который периодически устраивал в лесу охоту. На этот раз на обширной зеленой лужайке у леса все было готово к началу рыцарского турнира в честь лордов, съехавшихся в Варзу для подписания Царственной унии. В одном из мест был организован высокий деревянный помост, на котором расположились четыре импровизированных трона для двух королей и их жен. Над местом для правителей был накрыт тент от палящих лучей солнца, а двое чернокожих слуг, сенемальцев, махали опахалами, дабы нагнать свежего воздуха к телам королевских особ.

     Роберт и Амелия, отдохнув вечером в день приезда, решили с утра переодеться к турниру: король одел на себя красную котту с гербом Друаля на груди, изображавшим золотое копье, утерянное оружие древности, извергавшее молнии и принадлежавшее первым королям Нижнего царства. Его жена Амелия надела синее платье со шнуровыми подвязками, стягивавшими её в талии, отчего её груди приятно выпирали из-под платья.

     Король Леит был одет в синюю котту, на которой был изображен тетраморф, священное вымершее животное и символ силы первых королей Верхнего царства, еще на нем был летний плащ черного цвета. Анелоя, жена Леита и сестра Роберта, была в белоснежном блио с приятными узорами, шитыми золотыми нитями. Её светлые волосы были заплетены в сложные косы, над которыми все утро трудились её служанки. Энли в аккуратном голубеньком платьице сидела на коленях отца, а на полу, у ног Леита, лежал любимый львенок маленькой принцессы: он лениво позевывал и наблюдал безучастно за происходящим.

     На трехъярусной деревянной трибуне, установленной ниже помоста королей, сидели остальные гости. На верхнем ярусе расположились женщины, которым извечно хотелось быть повыше и наблюдать без помех за предстоящей баталией рыцарей. Справа сидели молодые особы: дочь лорда Бартона, красавица Ивина, рядом с ней скромница Орлиетта, еще дальше — дочь прибывшего вечером лорда Терлака Карлайна, Майлия, а следом за ней — дочь лорда Терториуса, Нейли. В левой половине верхнего яруса расположились возрастные дамы: княгина Орсулла судачила о текущих делах с женой лорда Терториуса, Авриной, жена рыцаря Рикана, бывшего главным стражем лорда Терториуса, Аника, забавляла себя беседами с первой фрейлиной Анелои Ливелией, достопочтенной дамой лет тридцати семи, проживавшей в королевском дворце и бывшей лучшей подругой королевы.

     На среднем ярусе сидели лорды мужчины: лорд Айронвиля — Аланей Бартон, лорд Форрестера — Казимил Невус, лорд Золотого Рога — Терлак Карлайн, лорд Кабнара -Барбариан, лорд Эвеза — Бенеит Лангетон, лорд Этарда — Амарей Фрайтфул, лорд Ладоза — Гелар Терториус. На скамье нижнего яруса расположились те, кому предстояло сразиться на турнире — их было тоже немало.

     Крайним слева сидел Мейджин, который был облачен в легкую броню темных тонов. Его длинные черные волосы красиво падали на доспехи. Он протирал белой тряпкой свой меч, пытаясь отыскать на нем пятна, но тот был чист и блестел на солнце, а все действо сводилось к ритуалу внутреннего успокоения. Ему казалось, что протирая свой меч, он как бы роднился с ним, получал энергию его силы.

     — Почему ты смотришь украдкой?! — спросила Ивина Орлиетту, заметив, что та, стараясь не быть замеченной ни кем, поглядывала со своего верхнего яруса на Мейджина. — Если он тебе нравится, ты должна быть честна перед собой, иначе ты будешь корить себя вечно.

     Ивина была известной интриганкой и любительница дворцового флирта. Казалось, что это змея нашептывает, а не человек говорит. Её хотелось слушать, ведь она умело определяла скрытые желания собеседника.

     — Да, он хорош, — произнесла нерешительно Орлиетта и аккуратно переложила мешавшую ей видеть Ивину прядь своих светлых волос за спину.

     — Он непросто хорош — он самец! Посмотри, как он на тебя поглядывает!

     Мейджин действительно периодически обращал свой взор на верхний ярус трибуны, где сидела Орлиетта.

     — Мама против моего общения с ним, — произнесла Орлиетта, глядя на Ивину, надеясь найти в её ответных эмоциях и словах понимание.

     — Бедняжка, — произнесла Ивина.

     — Мы лишь изредка видимся, но мне этого мало, а ослушаться матери и признаться ей в своих чувствах к Мейджину я не могу, — сказала Орлиетта с печалью в голосе.

     — Если бы я стала твоей королевой, то смогла бы переубедить твою маму.

     — Это лишь ваши фантазии, достопочтенная Ивина, ведь наша королева — Анелоя!

     — Конечно, Орлиетта, я только мечтаю! Но знай, что я бы решила твою проблему, будь я королевой Верхнего царства!

     — Я буду помнить ваши благие намерения, Ивина, спасибо вам, — сказала Орлиетта.

     Рядом с Мейджином на скамье сидел Лариз в тяжелых латных доспехах, в которых выглядел нелепо: то ли велики они ему были, то ли он не привык носить их? Он был в смятении и не мог собраться духом перед боем.

     — Зачем ты готовишь меч так тщательно? — спросил он у Мейджина. — Уж не думаешь ли ты его применить?

     — По правилам турниров меч можно применять, но лишь для того, чтобы выбить оружие противника.

     — Ты сумасшедший! — раздраженно произнес Лариз. ‐ Вздумаешь меня им ударить, и я тебя прикончу, но уже после турнира, мразь ты безродная.

     Мейджин, услышав оскорбление в свой адрес, резко всунул меч в ножны, встал с места и приподнял Лариза за грудки. С трибун донесся гул недовольства: «Прекратите немедленно! Вы еще не начали бой!»

     — За такие слова я тебя готов пришить прямо сейчас! — сказал Мейджин. — Я не безродный, а из рода Альтаира: мы единственные, кто обуздали дикого единорога и привели его в дом первых князей Великой Румелии!

     — Ты точно сумасшедший! — сказал Лариз, перепуганный гневом соперника. — Отпусти меня, подонок, иначе тебя арестуют.

     — Именем короля Леита Каппариса, я призываю вас к порядку! — грозно произнес лорд Гейлор Терториус с верхнего яруса, встав при этом в полный рост. Его лицо и нос, словно орлиный клюв, приобрели грозный вид.

     Это подействовало на задир, и они, как малые дети, наказанные взрослыми, уселись обратно, повернувшись боком друг к другу.

     — Совсем с ума сошли, — произнесла взволнованно Амелия, взглянув на Анелою.

     — Это Лариз все затеял, сын лорда Казимила, я уверена. Он тот еще пострел: любого выведет из себя, так как очень самоуверен и имеет острый язык, — сказала Анелоя.

     — А что же тот, второй? — спросила с любопытством Амелия.

     — Мейджин? Он просто несчастная сирота: его рано покинули родители, и он вовсе не виноват в этом, но многие его называют безродным, отчего ему очень больно на душе, полагаю. Говорят, что он безумно влюблен в Орлиетту, но нрав её матери, княгини Орсуллы, суров, и она против их общения, поэтому его любовь несчастна и безответна, — ответила Анелоя.

     — Этот юноша мне нравится! — произнес Леит, обращаясь к Роберту и показывая на Мейджина. — Сегодня я сделаю его рыцарем и предложу ему возглавить поход на север.

     — Ты в нем уверен, мой друг? — спросил Роберт.

     — Абсолютно! Его отец неплохо себя показал при дворе моего отца, Мэйтланда. Говорили, что так хорошо знать лошадей, как знал их отец Мейджина, было невозможно.

     — Тогда я полностью доверяю твоему выбору. А я немного переживаю сейчас за то, как наши люди уживутся в северном легионе с кабнарцами, — произнес Роберт. — Лорд Барбариан выделил семь человек во главе с тем бородачом.

     Роберт кивнул Леиту на нижний ярус, на то место, где сидел коренастый здоровяк лет двадцати семи — младший брат лорда Атиуса Барбариана, Гор. Он был в пластинчатых доспехах и в шлеме с наносником. Шлем имел два полуовала для глаз и в сочетании с наносником придавал бородатому лицу Гора устрашающий вид.

     Кабнарец был среднего роста и таким же крепким, как и его брат, только немного выше. Казалось, что они оба были такими же вепрями, как и на флаге их рода.

     — Дикарь, одним словом, — заметил Леит, изучив внимательно Гора. — А зачем ты посвятил кабнарцев в дела унии?

     — Они поданные моей страны, и я не могу лишить их права участвовать в столь важных государственных делах.

     — В какой-то степени ты прав, мой друг, — согласился Леит, после нескольких секунд размышлений.

     — Ты выставил против моего Гора своего зверя! — ухмыльнулся Роберт, взглянув на Грейга, который сидел рядом с дикарем Гором.

     Телохранитель Леита был самым грозным воином из всех на этом турнире, и вряд ли кто мог с этим поспорить. Шрам на его лице, оставленный пытками кабнарцев, не просто обезображивал его, а еще придавал оттенок злобы и разрушающей силы, что копилась многими годами в этом сильном и ловком бойце. Сегодня Грейг был, как обычно собран и не давал окружающим повода заподозрить себя в смятении духа. Однако было понятно, что он к чему готовился, как будто собирался настигнуть добычу, которую давно выжидал.

     — Помнишь, как я тебя резал?! —спросил Гор, обращаясь к Грейгу. На лице кабнарца сияла отвратительная улыбка, а тон голоса был издевательским.

     — Я тебя помню, — ответил Грейг, глядя на дикаря через прядь вьющихся волос, спадавших на лицо. В его глазах был холод, ведь он контролировал свой гнев.

     — Хочешь, чтобы я сделал это еще раз?! — спросил Гор, продолжая «сыпать соль на старую рану» Грейга.

     — Сбросим копья и сойдем с коней, несмотря на гнев зрителей, а затем будем биться на смерть привычным оружием. И тогда посмотрим, получится ли у тебя повторить, — ответил ему верзила Грейг.

     — Согласен! — сказал Гор и взглянул после этого на свои топоры, пытаясь найти в их устрашающем виде решение всех проблем со старым врагом.

     На скамье в среднем ярусе, между Атиусом Барбарианом и Казимилом Невусом, сидел высокий мужчина лет шестидесяти с острыми чертами лица, волевым взглядом, эмоции которого были предельно собраны. Фигура господина была подтянута, несмотря на преклонный возраст, кожа была бела и чиста, жилы предплечий выделялись своей упругостью. На нем было надето все черное: стальная кираса, украшенная по бокам полосками золота, наплечники, также изобиловавшие вставками золота, пластинчатый подол доспехов, выполненный из дорогой кожи, на поясе был ремень, богато украшенный бриллиантами. Поверх всего на нем был черный плащ, отчего весь его образ был пропитан энергией темных сил. Господина звали Терлак Карлайн, и он был лордом Золотого Рога.

     — Лорд Казимил, много слышал о вашей доблести, но возможности познакомиться с вами до сегодняшнего дня у меня не было! — произнес он в полголоса, обращаясь к сидевшему рядом лорду Невусу.

     — Наши общие друзья передали мне ваше желание наладить со мной связи, — сказал лорд Невус, стараясь говорить тихо и не быть услышанным посторонними. — Для меня большая честь познакомиться с вами! Вы великий человек!

     — Каков ваш интерес в унии? — перешел к делу лорд Карлайн.

     — Его в нем нет. Мой интерес не распространяется дальше моих владений и Румелии.

     — Значит, вам нужна лишь Румелия, которую, как я слышал, вы считаете незаконно отобранной у вас?

     — Так и есть, лорд Карлайн. Я желаю вернуть это маленькое княжество в состав Форрестера, а судьба Верхнего царства, которым правит витающий в облаках Леит, меня не интересует.

     — Вам нужно будет выполнить кое-что, о чем я вас порошу.

     — Я готов на все, только верните мне Румелию!

     — Хорошо! Вы её получите, но наберитесь терпения! — произнес лорд Карлайн.

     На нижнем ярусе трибуны, правее Гора и Грейга, сидели двое юношей, которые готовились сразиться друг с другом. Один из них был сыном лорда Аланея Бартона Арвисом, юношей с голубыми глазами и вьющимися русыми волосами в доспехах из айронвильской стали. Взгляд его был надменным и самовлюбленным. Рядом с ним сидел сын лорда Терториуса — Гил. Он был в латных доспехах, не уступавших в богатстве и качестве исполнения доспехам Арвиса. Гил был также молод, как и его соперник: наверняка обоим было не больше двадцати пяти лет. Острые благородные черты его лица, темные волосы каре, эмоции, выражавшее страстное желание проявить себя, характеризовали его, как честолюбивого юношу.

     — Твой отец еще не устал манипулировать нашим королем? Я знаю, и все знают, что это его влияние на Леита привело наше царство к подписанию унии с врагами. Король лишь марионетка в руках Гейлора Терториуса, — произнес Арвис, глядя на Гила, который поправлял свои доспехи и проверял прочность застежек по бокам нагрудника.

     — Ты заговариваешься, Арвис! Это твой отец никогда не был за короля: ваша семейка лишь ждете удобного момента, чтобы подставить его, — огрызнулся в ответ Гил.

     — Это все чушь, ведь мой отец всегда верен короне. Отправить людей на север — вот это полный вздор, и только такой коварный человек, как твой отец, мог додуматься поддержать увлечения короля Леита Северным преданием! Лучше бы мы пошли на юг, на Друаль, ведь там можно было бы разжиться и деньгами, и землями. Но никто не понимает этого, поэтому я предположу, что сами южане придут к нам рано или поздно и захватят нас!

     — Ты несешь чепуху, Арвис, — сказал недоумевающим тоном Гил. ‐ Оба короля находятся позади нас, на помосте, и вполне дружны. Зачем Роберту завоевывать нас?

     — А кто сказал, что это будет Роберт?! — произнес двусмысленно Арвис и ехидно улыбнулся.

     — Не понимаю, о чем ты? Хотя я забыл, что ты идиот и не стоит вообще никогда воспринимать твои бредни всерьез, — сказал Гил с усмешкой.

     — Думай именно так, — прошептал Арвис, отвернувшись от Гила. — Сейчас это кстати!

     Последними на нижнем ярусе справа сидели два воина — Анри и Азекиль, которые были личными телохранителями лорда Карлайна и лорда Фрайтфула. Анри был сухощавым мужчиной с продолговатыми чертами лица и длинным носом, имел короткую бородку и длинные тонкие усы. Его лицо казалось пергаментным: было изрезано сухими морщинами и имело желтоватый оттенок, прокуренное табачным дымом трубки, которую он редко выпускал изо рта. Облачен он был в тяжелые доспехи, точно подобранные ему по размеру, сидевшие на нем элегантно и не громоздко. Его длинные редкие волосы черного цвета были спрятаны за шлемом, который имел два забрала — верхнее и нижнее, а также был украшен двумя стальными змеями, которые агрессивно смотрели вперед, раскрыв свои рты. Змея была символом Золотого Рога, его священным животным, изображенным на всех стягах и гербах.

     Азекиль, телохранитель лорда Амарея Фрайтфула, облаченный в доспехи, которые специально были сделаны для него более выпуклыми и контурными для придания грозного образа, имел короткую бороду и нос картошкой, прекрасно смотревшийся на его прямоугольной голове с выраженным подбородком и мощными скулами. Шлем Азекиля был выполнен в форме бычьей головы с эффектными рогами. Он был уже не молод, ему было под тридцать семь, но он имел великолепную выправку, был коренастым и жилистым.

     — Знаешь, что змея делает с быком? — спросил его Анри.

     — Иди к черту! — огрызнулся Азекиль.

     — Она его жалит и приводит в бешенство, и бык умирает! — сказал Анри. В его голосе была неприятная хрипотца, а его левый глаз был искусственным и неестественно блестел на солнце.

     — Я тебя затопчу, будь уверен! — прошипел Азекиль, глядя Анри в глаза.

     Лорд Амарей Фрайтфул, сидевший во втором ярусе, между Гейлором Терториусом и Бенеитом Лангетоном, был вне себя от злости: его жутко раздражало присутствие лорда Карлайна на одной скамье с ним. Он часто поглядывал на своего недоброжелателя и обсуждал его с сидящими рядом друзьями:

     — Этот сын дьявола рядом после того, что он сделал с моей дочерью Гефалией!

     — Успокойтесь, лорд Амарей, это ненадолго — скоро торжество закончиться, — успокаивал его лорд Бенеит Лангетон.

     — Смотрите, он готовит нам сюрпризы: что-то обсуждает с такими же гнидами, как и он! — произнес лорд Амарей, кивая головой в сторону лорда Карлайна, который что-то рассказывал Аланею Бартону и Казимилу Невусу.

     — Тише, тише, я вас прошу, достопочтенный! — сказал Гейлор Терториус, пытаясь усмирить пыл лорда Амарея. — Все это может закончиться грандиозным скандалом!

     — А он к вам неравнодушен! — усмехнулся лорд Бартон, кивая Терлаку Карлайну в сторону лорда Амарея, заметив беспокойное поведение повелителя Этарда. — Видимо, вы нанесли ему ту еще пощечину, обесчестив его дочь!

     — На счет лорда Фрайтфула можно не беспокоиться. Я убью его первым, когда мы возьмем все в свои руки! — ответил лорд Карлайн.

     — Надеюсь, что и я смогу вонзить меч в лорда Терториуса, как только мы придем к власти! — произнес Аланей Бартон

     — Сегодня, после этого праздника безумия, я жду вас в банях купца Зеграка, где мы обсудим все более детально.

     — Согласен! — произнес лорд Бартон.

     — Я загляну! — сказал лорд Казимил.

     — Народ уже начал «бродить», Леит, и я думаю, что пора начинать, — произнес Роберт, который заметил суету, происходившую на трибунах.

     — Пожалуй, да, — согласился с ним Леит, а затем подал сигнал рукой Амвинусу Гетталю, который уже ждал его перед трибунами, держа в руках королевский эдикт.

     — Именем обоих королей двух великих империй, Верхнего и Нижнего царств, я приветствую всех собравшихся в Варзе по случаю подписании великого союза — Царственной унии, которая обещает защиту наших владений от северной нечисти. Вы, добропорядочные вассалы своих великих королей, прибыли сюда, бросив свои дела и свои земли, и оба короля вам благодарны! Так пусть же вашей наградой за это станет королевский пир и рыцарский турнир, который вам подарят лучшие воины империи! — прочитал с папируса Амвинус Гетталь, строгий голос которого выражал торжественность и кульминацию исторического момента. — А сейчас вы увидите первый поединок дня — Мейджин Альтаир против Лариза Невуса. Поприветствуем юношей, которые сегодня станут рыцарями!

     С трибун посыпались аплодисменты, а Мейджин и Лариз отвесили поклоны публике и направились к своим лошадям, которых их слуги, игравшие роль оруженосцев, уже подготовили для них.

     Мейджин подошел к своему белому коню и словно заклинатель лошадей прошептал ему на ухо: «Малыш Пегастик, не подведи меня сегодня и будь умницей!» Конь в ответ ему бодро заржал, выражая свою преданность. Слуга помог Мейджину взобраться на коня и подал ему копье — массивное древко с притупленным концом. Мейджин надел шлем и закрыл забрало, после чего лишь его длинные волосы остались выступать из-под шлема. Лариз тем временем тоже смог неуклюже взобраться на коня, но лишь с активной поддержки своего слуги, поскольку был посредственным всадником. Он надел на себя шлем в виде лисьей морды и в своих черных доспехах стал похож на несуразную черную лису. Народ на трибунах заметил это, а некоторые даже позволили себе отпустить по этому поводу шутку.

     Соперники отбежали на расстояние ста метров друг от друга и заняли позиции. Герольд, коим был седовласый мужчина лет пятидесяти, в мягкой зеленой шапочке, с двумя флажками синего и красного цветов перенял инициативу от Амвинуса Гетталя, которому полагалось лишь вести торжественную церемонию, и подошел на середину расстояния между рыцарями, чтобы начать турнир. Он взмахнул флажками, держа их по одному в каждой руке, и рыцари, увидев сигнал, пришпорили лошадей. Пегастик Мейджина был особо ретив и быстро набрал необходимую скорость, а белая с темными пятнами лошадь Лариза была куда более медлительной и тяжеловесной. Через три-четыре секунды оба соперника уже неслись с максимальной скоростью друг на друга, выставив копья вперед.

     Лариз нервничал: сквозь щель в шлеме ему было видно, как Мейджин решительно приближался к нему. Правая ладонь лорда Невуса младшего, удерживавшая копье, вспотела, руки тряслись, ему было страшно не на шутку. Когда оставались чуть более десяти метров до Мейджина, Лариз понял: всему конец, будет позор. Он закрыл глаза, решив, что так будет лучше, и он легче переживет падение и смех зрителей. Секунда, вторая… Удара по нему не произошло, а он продолжил свое движение вперед. Лариз услышал позади себя звук, будто что-то с грохотом упало на землю. После этого он проскакал еще метров десять, но затем решил, что нужно скорее встрепенуться, иначе все поймут, что он не контролирует ситуацию. Лариз резким маневром притормозил свою лошадь и развернулся в обратную сторону, потом открыл забрало и увидел то, что меньше всего ожидал: Мейджин слетел с коня, обломав при этом копье. Пегастик уже успел вернуться к хозяину и, тыча мордой, пытался привести в чувства Мейджина, но тот не вставал, пребывая в ступоре.

     «Черт подери!» ‐ подумал Лариз, недоумевая.

     На трибунах началась суета: короли требовали объяснение причин недоразумения, а остальные возмущались тем, что им сорвали представление. Герольд, пыхтя и тяжело перекатываясь грузным телом, побежал к Мейджину. Лариз решил остаться на месте и понаблюдать за происходящим.

     — Боже! Он наверно разбился! — переживала Орлиетта.

     Ивина её обняла.

     — Не переживай, девочка моя, с ним все наладится.

     — Как же так получилось? — вопрошала Орлиетта

     — Наверно, нерадивые слуги плохо закрепили стремена, — предположила Ивина.

     — Он никогда не дает никому готовить своего коня: доверяет лишь себе, — сказала Орлиетта.

     — Надо же! Ты так осведомлена о нем! — произнесла Ивина, не упуская момента найти в этой истории любовную интрижку.

     — Позор! — негодовала княгиня Орсулла.- Я доверила этому олуху представлять гордое воинство Румелии, а он меня подвел. Никогда не видать ему руки Орлиетты!

     — Вы к нему немилосердны! Случилось лишь недоразумение: ослабли стремена. Вы делаете поспешные выводы из этого, — сказала ей Аврина, белокурая дама лет пятидесяти, с изумительными щечками и забавным носом, бывшая супругой лорда Терториуса.

     — О милосердии можно говорить только в том случае, когда речь не идет о чести родной земли! — произнесла сухо и бескомпромиссно княгиня Орсулла. Взгляд её выражал строгость, сухие морщины престарелого лица собрались в комок недовольства и возмущения.

     — Взгляните, княгиня! — воскликнула Аврина. — Ваш пасынок встает! Похоже, он планирует продолжить бой! Рано, вы слишком рано начали его ругать!

     Мейджин тем временем действительно пришел в себя и встал, хоть и с трудом. Его кружило, подташнивало, а голова была тяжелой, ведь он ей здорово ударился. Комок ненависти скопился в нем и подкатил к горлу, от чего ему хотелось раскричаться. Через пару секунд он запрыгнул на Пегастика и помчал в сторону Лариза. Мейджин не доставал меча, а его сломанное копье осталось лежать там же, где он свалился наземь. Все вокруг с трудом понимали, что он планировал делать дальше. Лариз был в таком шоке от происходящего, что впал в ступор и просто смотрел на то, как его соперник приближался к нему на большой скорости.

     — Идиот, доставай меч! — вскрикнул лорд Казимил Невус с трибуны, обращаясь к сыну.

     — Уже поздно, лорд Казимил, — произнес с печалью Аланей Бартон. — Ваш сын нисколько не умеет сражаться!

     — Не говорите так, лорд Аланей! — сказал лорд Невус и взглянул на него сердито. — Он очень смелый юноша, но он не всадник — он лучник. Я с детства приучал его к стрельбе, поэтому он вовсе не умеет вести себя, будучи на коне.

     — Возможно, — произнес лорд Бартон.

     Лариз не успел достать меч, так как его соперник в невероятном прыжке со своего коня набросился на него, и они вместе, кубарем, свалились наземь. Лариз упал на спину — Мейджин был на нем.

     — Подрезали мне стремена, сволочи!? — крикнул Мейджин, который был в бешенстве. — Я убью тебя, мразь!

     Далее последовало множество ударов Мейджина по голове Лариза, от которых его шлем слетел с головы, а лицо превратилось в сплошное месиво. Если бы не мощные руки вовремя подоспевшего Грейга, которые вцепились в плечи Мейджина, а затем откинули его в сторону, бедняге Ларизу пришел бы конец. Грейг достал свой полутораручный меч, в навершии которого было изображение черепа, и направил его острие на Мейджина, который сидел на земле.

     — Это не война, — произнес сухо и грозно Грейг, в свойственной ему манере. — У тебя получилось удивить толпу своей смелой выходкой, но тебе надо научиться контролировать гнев.

     — Они подрезали мне стремена! — оправдывался Мейджин. — Я должен был отомстить!

     — Я знаю, что твои стремена были подрезаны.

     — Откуда и почему тогда не сказал об этом? Или ты не успел?

     — Нет, причина тут в другом…

     — И в чем же, не молчи! — допытывался Мейджин.

     — Их подрезал лично я, — произнес совершенно спокойно Грейг.

     — Но зачем ты это сделал? — спросил Мейджин, который был шокирован подобным заявлением.

     — Мне очень хорошо заплатили за это! Ты в этой игре лишь маленький человек из ничтожного княжества, который должен был сразиться с сыном богатого лорда. А тот беспокоился за своего никчемного сынка и попросил меня обезопасить Лариза от тебя.

     — Но это подло! Если об этом узнает…

     — Если об этом узнает король, ты не проснешься в одно прекрасное утро. А теперь радуйся, ведь ты измордовал сына лорда! Разве это ни достойная цена за падение с коня?

     — Ты поступил подло и должен за это ответить! — гневно произнес Мейджин.

     — Слушай меня внимательно, идиот! Ты не осознаешь всерьез, насколько сильно можешь пострадать, если не закроешь свой рот!

     — Ты сволочь, Грейг! Я не боюсь тебя! — ответил Мейджин.

     — Ты можешь бояться или нет, но ты не будешь раздувать шумиху, так как твоя жизнь, я полагаю, еще нужна тебе!

     В это время к месту потасовки быстрыми шагами, чуть ли не бегом, приближался Казимил Невус.

     — Этот безродный подонок труп! — говорил он вслух.

     Грейг встал, как только почувствовал, что лорд вот-вот подойдет к нему и Мейджину совсем близко. Он резко остановил его видом своего могучего тела, затем подошел к нему очень близко, чем быстро остудил горячий пыл Казимила Невуса.

     — Лорд, не трогай безродного!

     — Как ты смеешь мне приказывать? — прошипел возмущенно лорд Невус, глядя Грейгу прямо в глаза.

     — Я вам не приказываю. Вы сами пожелали подрезать стремена безродному, а за последствия я не ручался. Если вы не хотите шумихи, то лучше оставьте все как есть: безродный свалился с коня, а ваш сын получил по голове за это.

     — Однако, ты хитрая скотина, Грейг! — произнес лорд Невус. — Кажется, ты здорово меня обвел вокруг пальца! Если поднимется шумиха, ты расскажешь всем, что это я заказал тебе подрезать стремена. Ведь так?

     — Я выполнил вашу просьбу, Казимил! Теперь нужно успокоиться и оставить все на своих местах.

     — Пусть будет так, как ты сказал, — произнес лорд Невус. — В твоих словах есть доля разумности.

     Через некоторое время, которое понадобилось для приведения Лариза в чувства и остановки кровотечения из его носа, обоих юношей привели на помост к Леиту. Король был суров и недоволен произошедшим безобразием. Амвинус Гетталь, направленный королем проверить оснащение коня Мейджина, вернулся и готов был доложить.

     — Что скажешь, Амвинус? — спросил Леит.

     — Мы с Грейгом, который силен в части оружия и лошадей, только что все проверил и…

     — Не тяни, Амвинус! — произнес раздраженно Леит.

     — Так вот, ваше величество, это несчастный случай. Ни о каком злом умысле с чьей-либо стороны речи идти не может: стремена ослабли вследствие каких-то естественных причин.

     — Мейджин, ты слышал? — спросил Леит. Голос его выражал беспокойство, эмоции его лица — сердитость.

     — Да, ваше величество, — покорно ответил Мейджин.

     — Как ты можешь объяснить свой поступок?

     — Падение с коня помутило мой рассудок, ваше величество, и я совершил глупость.

     Мейджина раздирала злость, так как он знал, что все было подстроено таким образом, что он остался виновным в этой грязной истории. Он исподлобья взглянул на Амвинуса, а тот лукаво на него. Их взгляды пересеклись, и Мейджин узрел в его глазах и эмоциях умелую актерскую игру, с которой тот изображал перед королем беспристрастного и верного слугу. Только в этот момент Мейджин начал понимать, как сложна ситуация при дворе, и как много проходимцев вьётся вокруг короля. Если бы он только мог встать и рассказать правду! Но это было бесполезно: его приняли бы за сошедшего с ума человека. Он решил просто молчать, хоть ему было жутко стыдно за свою трусость. К тому же быть приконченным Грейгом ‐ не лучшая альтернатива, полагал он, а Грейг мог пойти на это, что было абсолютно очевидно. Этот беспощадный головорез наводил ужас и страх за жизнь даже на такого решительного человека, как Мейджин.

     — Твой поступок заслуживает презрения. Ты поступил неблагородно, так как рыцарю не подобает распускать кулаки при первом порыве эмоций. Я вынужден признать, что ты разочаровал меня. Амвинус, распорядись сегодня всыпать этому неуравновешенному юноше десять ударов кнутом.

     — Леит, постой! — остановил его Роберт. — Я не смею вмешиваться в дела твоего царства, но это слишком.

     — Роберт, он напал в недопустимой для рыцаря форме на другого рыцаря! Какой пример для подражания мы дадим будущему поколению, если оставим подобное безнаказанным?

     — Леит, он еще не рыцарь, — поправил его Роберт.

     — Ах да, я позабыл, что еще не сделал этих юношей рыцарями. Так вот, сегодня вы этой чести лишаетесь оба.

     — А причем тут я? -вклинился в беседу Лариз. Он смотрел на короля, словно мальчишка ябедник, а его нос и лоб были в крови, которая начала подсыхать.- Я сражался честно, ваше величество и должен стать рыцарем!

     — Лариз, ты не умеешь себя вести — это, во-первых. Во-вторых, здесь только я решаю, кого делать рыцарем, а кого — нет. На лошади ты смотрелся нелепо. В первом же реальном бою тебя бы убили крестьяне-ополченцы, повалив наземь и забив батогами.

     — Я понял, ваше величество, — произнес пристыжено Лариз и снова опустил голову.

     — Леит, я полагаю, что мы можем обойтись без наказания сегодня, в честь дня подписания унии, — сказал Роберт.

     — Только ради тебя и общего дела, мой верный друг, — произнес Леит. — Мейджин, скажи спасибо его величеству Роберту за то, что ты избежал сегодня наказания.

     — Спасибо вам, милорд, — произнес Мейджин и благодарно взглянул на Роберта, который сделал в ответ ему кивок головой.

     — А теперь, Амвинус, пусть оба уйдут в покои для гостей — я не хочу, чтобы они портили нам праздник!

     — Будет сделано, ваше величество, — ответил Амвинус, после чего, прихватив обоих юношей, ушел по направлению к королевскому дворцу.

     — Лорд Аланей, вы видели это? — негодовал Казимил Невус. — Мой сын признан чуть ли не виновным в действиях этого безродного сумасшедшего!

     — Успокойтесь, Казимил, осталось совсем недолго до того, как вы и ваш сын займете достойное место при дворе! — сказал ему лорд Бартон.

     — Я надеюсь на это, потому что мириться с подобным бесчинством я не согласен. Мы, Невусы, всегда гордо служили короне, но не такому королю!

     — Лорд Казимил, — произнес лорд Карлайн.- Будьте честны, ведь вы приложили руку к падению этого юноши, Мейджина?

     Лорд Казимил удивленно взглянул на лорда Карлайна. Он не знал, что ему ответить, так как был поражен его проницательностью.

     — Я вас не осуждаю, ведь в вашем случае многие любящие родители поступили бы также! Поэтому я предлагаю вам не винить судьбу за сегодняшнее событие, а радоваться успешному завершению вашей маленькой подлости! — произнес лорд Карлайн.

     — Вы тонкий знаток дворцовых интриг! — сказал ему в ответ лорд Невус.

     — Это не интриги, а шелуха, дорогой Казимил. Скажите мне лучше: можно ли доверять тем двоим, которых вы наняли, — верзиле Грейгу и этому чернокожему сенешалю?

     — Лучше отвечу я, так как лорд Казимил все делал через меня, — сказал авторитетно лорд Бартон, на что лорд Невус вовсе не обиделся, видимо, считая себя вторым по значимости среди них двоих. — Амвинус — это нужный нам человек, так как он знает всё и про всех при дворе и хранит в голове кучу важной информации. Сенешаль добился многого, но у него нет земель и титула лорда. А вот с Грейгом дело обстоит сложнее: он еще в раздумьях. Он опасен, но только внешне и хитер лишь в несложных делах, ведь он воин и не очень вникает в дворцовые интриги. Нужно найти то, что он хочет и дать это ему, тогда он будет наш всецело!

     — Это задача будет полностью на вас: найдите и дайте, пообещайте обоим в разумных пределах то, что заставит их работать на нас. А я обеспечу решение проблем в Друале.— произнес лорд Карлайн, после чего все трое снова направили взоры на лужайку, где к тому времени уже шла подготовка ко второму поединку дня.

     — А теперь, отвлекшись ненадолго на небольшое недоразумение, мы продолжим! Сейчас вы увидите бой между двумя славными рыцарями: Гором Барбирианом и Грейгом Расмусем! — произнес герольд. — Поприветствуйте их!

     Народ на трибунах начал аплодировать, а рыцари отправились по коням. Гор шел к своему гнедому приземистому коню и игриво крутил в руках свои топоры, чем приводил публику в восторг. Он выглядел дикарем, а его пластинчатые доспехи, довольно устаревшие на фоне более современных латных доспехов, были, тем не менее, прочны. Кабнарские кузнецы потратили на их изготовление уйму времени, скрепляя между собой металлические пластинки, из которых была собрана цельная кираса и подол с поперечным разрезом посередине. Также из пластинок были сделаны его наплечники, и лишь наручи были отлитыми. Под доспехами проглядывал его наряд: темно-красная котта, штаны шаровары и коричневые кожаные сапоги.

     Грейг был настроен решительно, но не показывал толпе волнения и умеренной походкой шел к своему вороному коню. Его темные латные доспехи, сделанные им самим, были необыкновенно прочными и легкими, не имели в своем устройстве не единой детали, могущей помешать ему в бою. Наплечники, наручи, налокотники были скромными, но надежно прикрывали его руки. Кираса была отлита, казалось, точно под его широкую грудь. Тассет и набедренники были из тонких слоев бронированной стали и не сковывали его ног, а увесистый пояс дополнял его гармоничный образ.

     По прошествии некоторого времени, соперники уже мчались друг на друга. Гор чувствовал себя хорошо на своем жеребце: его крепкое тело уверенно смотрелось в седле, лишних движений не наблюдалось, он крепко держал копье. Скорость обоих всадников нарастала стремительно — расстояние между ними сокращалось. Грейг помнил об их договоренности с Гором, а желание отомстить усиливалось с каждой секундой. Но Грейг был не столь глуп, чтобы рисковать своим положением при дворе, которое могло пошатнуться, убей он брата лорда Кабнара без законных оснований. У него был план того, как избежать неприятностей и разобраться с врагом без последствий для себя.

     Грейг внимательно следил за каждым движением своего соперника: нужна была абсолютная уверенность, что кабнарец не нарушит условия их договоренности. Когда до Гора оставалось двадцать метров, он обратил внимание, что копье кабнарца сменило свою выраженную атакующую направленность, а дикарь начал притормаживать своего жеребца. Все шло по плану! Еще Грейг заметил, что шлем дикаря не полностью закрывал его лицо, а между кирасой и шеей оставалось открытое пространство, откуда выглядывал подбородок. В какой-то момент Гор значительно снизил скорость и наконец-то бросил копье на землю, а затем потянулся к топорам. В этот момент Грейг понял, что нужно было действовать! Он решительно сжал копье в руке и придал ему направление точно в подбородок дикаря. Последними эмоциями, что он запечатлел на лице Гора, были дикая ненависть и осознание того, что его провели. Затем последовал удар такой силы, что копье обломалось, а дикарь слетел с коня. Грейг пролетел мимо него и еще какое-то время скакал вперед, пока, в конце концов, не смог остановить своего жеребца. Публика на трибунах начала гудеть: кто-то радовался зрелищности поединка, а кто-то негодовал от непонимания причин произошедшего.

     — Брат! — вскрикнул лорд Барбариан и встал, намереваясь спрыгнуть на землю.- Он убил моего брата!

     — Сядьте на место, лорд Барбариан! — грозно произнес лорд Карлайн и усадил дикаря обратно.

     — Он его убил специально! Мой брат хотел достать топоры, вы же видели!

     — На поединках не используют топоры, лорд Атиус. Ваш брат решил нас удивить, но ему это не удалось, так как его соперник не понял задумки и довершил поединок, как полагается, — сказал лорд Карлайн.

     — Люди равнины играют со мной? Людям равнины не поздоровится, если я начну играть с ними! — произнес с угрозой в голосе лорд Барбариан, глядя на лорда Карлайна.

     — Лорд Атиус, вы помните, что нас с вами связывают определенные договоренности?

     — Король леса плевать хотел на договоренности, король леса хочет отомстить за брата!

     — Вы, достопочтенный Атиус, и этот Грейг мне нужны для великого дела всей моей жизни, и я прошу вас успокоиться. Я обещаю, что сегодня вечером я решу ваши проблемы с этим человеком. Жду вас в банях Зеграка.

     — Я хочу его голову! — сказал лорд Атиус. Его глаза были полны ненависти и злобы.

     — Вы хотите много денег и много леса?

     — Король леса любит лес и любит золото!

     — Тогда забудьте о его голове и положитесь на меня. Я решу все ваши проблемы. А теперь просто расслабьтесь и наблюдайте за турниром. Мне жаль вашего брата, но его уже не вернуть.

     — Король леса верит вам, но если не будет золота и леса, я убью вас всех! — произнес Атиус Барбариан.

     — Папа, Гор умер? — спросила Энли и посмотрела на отца, надеясь услышать, что дикарь просто ранен.

     — Девочка моя, на рыцарских турнирах иногда получают сильные ранения, от которых умирают. Этому славному воину не повезло, — ответил Леит.

     — Но Гор остановился и бросил копье: разве оба рыцаря не должны были сражаться копьями? Зачем он его бросил? — спросила Энли, что очень удивило Леита: он не ожидал услышать от восьмилетней дочери столь глубокомысленный вопрос.

     — Леит, это действительно очень странно, соглашусь с Энли, — сказал Роберт. — Что-то произошло с Гором, раз он прекратил поединок так неожиданно.

     — Это сложно объяснить, мой друг, но насколько я знаю, этот дикарь пытал Грейга и, возможно, затеял еще какую-нибудь подлость, чтобы напомнить ему о временах войны, когда они были врагами.

     — Вполне разумное объяснение, — произнес Роберт. — Хотя у меня остаются сомнения.

     — Амвинус скажи лорду Атиусу, что король скорбит о его потери и распорядись подготовить тело Гора к похоронам, — сказал Леит, обращаясь к сенешалю, который совсем недавно вернулся, проводив Лариза и Мейджина в их покои.

     — Да, ваше величество. Но вы точно уверены, что дикарь мертв?

     — После таких ударов не выживают, Амвинус. Это я знаю, поскольку сам не раз участвовал на турнирах.

     Герольд тем временем как раз осматривал тело Гора. Было понятно, что шансов выжить у кабнарца не было никаких. Острие копья с массивным наконечником, даже не смотря на его притупленность, разнесло всю левую половину лица Гора, отчего оно обезобразилось, а из обширной раны обильно вытекала кровь. Топоры дикаря отлетели по сторонам, его напуганная лошадь ускакала ближе к лесу. Герольд, убедившись, что кабнарец мертв, поднял скрещенные руки вверх и тем самым показал всем, что поединок закончился смертью одного из участников.

     — Я же говорил, — сказал Леит, обращаясь к Роберту.

     — Дорогой, давай прекратим турнир: слишком много неприятностей происходит сегодня, — произнесла Анелоя.

     — Смерть одного славного рыцаря — не повод прекращать турнир. Во времена моего отца, Мэйтланда, — это было немыслимо, — ответил Леит.

     — Кабнарец Гор пал смертью достойных, в бою, и я думаю, что Турис с Аспаисом наградят его за это на бесах, — поддержал Леита Роберт.

     — Сейчас будет биться мой брат ‐ Гил! — воодушевленно произнесла Нейли, обращаясь к Майлии Карлайн. Светленькая Нейли была хороша собой, имела длинные волосы, хороший бюст, стройное женственное тело, что контрастировало со скромной внешностью Майлии. Та была не то что не красива, но выделять свои природные преимущества она явно не умела. Её скромное бежевое платье со шнуровкой имело мало узоров и не отдавало роскошью материала, отчего выглядело бледным на фоне блио Нейли, которое изобиловало золотыми узорами и вкраплениями бриллиантов. Майлия, однако, была довольно умна и решительна, что было заметно по эмоциям ее собранного лица и вдумчивому взгляду.

     — Он хорош, — произнесла она.- Надеюсь, что в бою он будет не хуже.

     — Ты не поверишь, но этот юнец целыми днями не сходит с коня и не выпускает меча из рук. Говорит, что готов доказать королю Леиту, что может верой и правдой служить ему и готов командовать хоть целой армией! — шутливо сказала Нейли.

     — Здоровые мысли для юноши, — сказала Майлия. — Лорд Карлайн, мой отец, считает, что лишь мужчины способны заниматься государственными делами, а уж тем более войной. Но я с ним в этом не согласна. Вот я, к примеру, прекрасно держусь в седле и беру уроки фехтования, чем мой отец крайне недоволен.

     — Женщина должна быть любима, я считаю. Отец говорит, что самое важное для женщины — быть хорошей и верной женой при сильном и надежном муже, который непременно должен быть удачен в делах государственных, — выразила свое мнение Нейли.

     — А ты сама любила? — вдруг спросила Майлия, от чего Нейли даже немного смутилась.

     — Любовь? А разве это возможно в наше время? Я жду решения отца и не посмею поступить как-либо иначе, ведь на кону судьба Ладоза. Если для Ладоза будет выгодно, чтобы я была женой хоть дикаря Барбариана, я не решусь выбрать иного пути.

     — А я полюблю лишь того, кто признает мое право быть сильной и равной ему, а в остальных случаях браку не быть, ведь я не вещь, чтобы размениваться мною, пусть и в делах родного графства, — произнесла Майлия. — Лорд Карлайн сказал, что быть мне век одинокой девой, но, тем не менее, он уважает мое мнение по этому поводу. У него есть Эуон — его надежда и гордость, и ему наплевать на меня, ведь я женщина.

     — А твой брат красавец, как мне говорили! Я бы была не против, если бы мой отец решил свести наши семьи, но это маловероятно, ведь ты знаешь, как натянуты отношения между ними.

     — Нейли, пути Карлайнов и Терториусов никогда не пересекутся, если только не война. И дай бог, чтобы её не случилось, — сказала Майлия спокойным голосом и взглянула в сторону Арвиса и Гила, которые уже ждали сигнала герольда, сидя на своих жеребцах.

     Нейли уловила во взгляде Майлии что-то зловещее и безжалостное и не решилась сказать ей что-либо в ответ, а просто направила свой взор на лужайку. Милая беседа на этом и закончилась.

     Герольд взмахнул флажками, и оба всадника помчались навстречу друг другу. Арвис на первых порах был чуть быстрее: его черно-белый скакун был резв и бежал так прытко, как только позволяла ему мать-природа. Но уже вскоре коричневый жеребец Гила сократил отставание в скорости, и расстояние до столкновения начало таять на глазах зрителей. Толпа затаила дыхание в ожидание предстоящей развязки поединка. Прошло несколько секунд, и все выдохнули: обошлось без происшествий на этот раз, а Арвис оказался точнее и поразил Гила первым, нанеся сильный удар копьем в его нагрудник, отчего Гил слетел с коня. Публика аплодировала! Арвис получил заслуженные овации в свой адрес.

     — Это мой сын! — произнес гордо лорд Аланей Бартон, который чуть было не выпрыгнул с трибуны от радости, но во время был остановлен лордом Казимилом.

     — Кто бы сомневался, что в нем ваша кровь! — сказал лорд Карлайн.

     — Я в свое время был довольно слабым наездником, но компенсировал это успехами в управлении графством, — начал хвастаться лорд Бартон. — Но этот сорванец может удовлетворить мое самолюбие!

     — Примите мои поздравления! — произнес лорд Невус. — Мой Лариз сегодня не порадовал меня ничем, но ваш сын все возместил.

     — Спасибо, дорогой Казимил! Сынку Гейлора Терториуса досталась сегодня оплеуха! Я надеюсь, что и ему самому рано или поздно прилетит такая же.

     — Да услышат ваши слова Турис и Аспаис! — произнес Казимил Невус и обратил ладони к небесам.

     Гил в то время уже поднялся с земли и первым делом взглянул на отца, сидевшего на среднем ярусе. Ему было стыдно, что он проиграл. Он готовился к поединку очень ответственно и каждую ночь, перед сном, представлял, как он удивит публику своей уверенной посадкой в седле, как он беспощадно сразит своего соперника. А теперь он вынужден был идти мимо зрителей, ощущая чувство стыда и неловкости. Однако во встречном взгляде отца он не почувствовал злобы и презрения и от этого ему стало легче, ведь мнение лорда Гейлора Терториуса было для него самым важным.

     — Ничего, это лишь турнир, — произнес лорд Терториус, обращаясь к сидевшим поблизости Амарею Фрайтфулу и Бенеиту Лангетону.

     — Согласен с вами, — поддержал его лорд Амарей. — Ваш сын еще лишь учиться держать копье и меч — все его сражения впереди. А мы еще не раз обыграем своих врагов!

     — Главное, не пропустить удар в спину, — произнес Бенеит Лангетон.

     — Это точно самое главное, — согласился лорд Терториус.- Но я полагаю, что подписав унию, Бартонам и Карлайнам будет сложно помешать укреплению союза двух царств, если только жажда власти не подведет их к перевороту.

     — Вполне вероятно, что подобные планы они могут вынашивать уже сейчас, — сказал лорд Амарей. — Тем более что денег и войск мерзавца Карлайна хватит, чтобы нанести удар по нам в тот момент, когда мы не будем к этому готовы. Я думаю, что нужно поглядывать в их сторону временами.

     — Так мы и будем делать: не спустим глаз с этих предателей, — произнес лорд Бенеит.

     Народ на трибунах в это время ждал последнего поединка дня между Анри и Азекилем — воинами Золотого Рога и Этарда. Амвинус Гетталь привел на помост к королям двух новых гостей. Один из них был светловолосым юношей, который выглядел лет на девятнадцать, и был облачен в коричневые доспехи, смотревшиеся легко и гармонично. Кираса юноши была из плотной многослойной кожи и имела контуры, изображавшие грудные мышцы человека; латная юбка из толстых полос бычьей кожи элегантно закрывала его таз и бедра, а бронзовые поножи и наколенники не были столь громоздкими, как у остальных воинов на турнире. Поверх его плеч был серый плащ из плотной ткани. Лицо юноши было немного необычным: с красивым тонким носиком, миниатюрными щечками и широко посаженными глазами. Кожа его лица была белоснежной, но слегка обветренной, что связано было с его частым пребыванием в холодных морях. Это был наследный принц Стонджа — Иорэт, которого любезно пригласили быть свидетелем столь важного события для всей Диархинии, как подписание унии.

     — Премного благодарен, ваше величество, что вы не забыли про Стондж и пригласили мое семейство на свое торжество! — произнес он с уважением в голосе и поцеловал руку Леита, присев при этом на одно колено.

     — Жаль, что твой славный отец, король Стонджа — Даорэт, не смог порадовать нас своим визитом. Как он? — спросил Леит.

     — Он здоров, слава Позинону, и передавал вам искреннее почтение. Но приехать, однако, не смог, так как дела в королевстве завалили его с ног до головы.

     — Ну что ж, будь ты в моем доме главным от Стонджа — мы рады и тебе сильно! — произнес Леит.

     — А вы и есть великий Роберт? — спросил Иорэт, обратив взор на короля Нижнего царства.

     — Так и есть! — ответил Роберт.

     — Я много слышал о вашей мудрости и отваге и рад, что мы познакомились сегодня! — восхищенно произнес Иорэт и поцеловал его руку.

     — А мне приятно, что я увидел наконец-то самого отважного мореплавателя Диархинии. Говорят, ты вовсе не боишься воды, а она за это одаривает тебя невероятным везением в море!

     — Это не правда! — сказал скромно Иорэт. — Везение в море дает лишь Позинон, бог воды и морских ветров, а я лишь правильно направляю паруса и никогда не прячусь в шторм!

     — А у нас в Алтурии говорят: море примет того, кого отвергла земля! — сказал второй гость.

     Это был южный мужчина в великолепной широкой тунике с синим тюрбаном на голове. Вся его одежда была легка и сделана из благородных тканей светлых тонов с множеством вышитых на ней узоров. Он был молод, лет тридцати на вид, имел загорелое лицо и усы с бородкой. Глаза господина были хитры и имели проницательный взгляд. Говорил он приятным голосом, размеренно и его хотелось слушать.

     — Великий мадир Алтурии, Измаел, я рад видеть вас в своих краях! — поприветствовал его Леит. — Как вы добрались?

     — Мои галеры несли меня без задержек, а море было благосклонно ко мне!

     — Вы немного опоздали, ведь большая часть поединков уже завершилась, — сказал Роберт. — Посмотрите, хоть последний!

     Новые гости были усажены на помосте королей, так как являлись властелинами собственных царств, и им не полагалось сидеть в ряду вассалов. Через некоторое время состоялся поединок между Анри и Азекилем. Оба рыцаря смогли поразить друг друга, но Анри не усидел на лошади и упал на землю. Победа Азекиля была встречена бурными аплодисментами. Лорд Амарей остался доволен выступлением своего верного телохранителя, которого всегда брал с собой, если покидал Этард. Он ощущал уверенность в этом крепком и умелом воине и знал, что его Азекиль готов ради него на все.

     Турнир был окончен, и публика плавно переместилась к праздничному столу у леса. Короли вновь были размещены на помосте, который, однако, был не высоким и служил лишь для того, чтобы подчеркнуть верховенство Леита и Роберта над собравшимися гостями. Недалеко от стола располагалось несколько шатров, в которых готовилась еда, имелись уборные комнаты, а шуты готовились к выступлению, надевая свои наряды.

     Заиграла праздничная музыка гусляров, шуты закружили хороводы, вино полилось рекой! Гости ели и пили, а короли и их жены наблюдали за ними. Энли бегала по лужайке недалеко от гостей вместе со своим львенком, а Иорэт решил побыть её нянькой и играл вместе с ней.

     — Принцесса Энли, вы уже сильно повзрослели с последней нашей встречи! — произнес принц Стонджа.

     — Ты тоже вырос, Иоэрэт! Когда я родилась, тебе было двенадцать, а значит, не такая уж и разница между нами! — сказала Энли.

     — Я могу показать вам свой корабль, если пожелаете, — предложил принц.

     — Желаю, очень желаю! А когда мы это сделаем? — нетерпеливо спросила Энли, обрадовавшись такой возможности.

     — Пройдет пир, и когда все отдохнут, мы непременно отправимся в бухту Варзы и посмотри мой корабль!

     — Ура, Иорэт, ты самый лучший друг! — заверещала Энли.

     — Этот Иорэт очень симпатичный, — заметила Нейли, обращаясь к Майлии Карлайн.

     — А как же твои слова о «лучшем для Ладоза»? Думаю, твой отец не одобрит подобного увлечения, ведь Стондж и Ладоз хоть и не враждуют, но имеют некоторые аппетиты друг на друга! — сострила Майлия.

     — Нет, ты все неправильно поняла, я лишь заметила его внешнюю привлекательность и не более. Никогда не позволю чувствам возобладать над разумом, — произнесла, слегка оправдываясь, Нейли Терториус.

     Лорд Барбариан не снимал с себя меховой шубы, хотя погода стояла солнечная. От него несло потом и флюидами дикой природы. Он жевал кусок баранины на кости и гневно глядел своими черными глазами на Грейга, сидевшего наискосок от него, на противоположной стороне стола.

     — Чего так смотришь, дикарь? — спросил его Грейг. — Хочешь отправиться на небеса вслед за братом?

     — Ты меня не знаешь, человек равнины и полей, я могу убить тебя в любой момент, — пригрозил ему Барбариан и откинул масляными руками за спину прядь черных волос, спадавших на его лицо.

     — Если хочешь, то можешь попробовать это сделать прямо сейчас, но знай, что я вспорю тебе брюхо.

     Барбариан грозно «фыркнул» на это заявление и продолжил жевать мясо.

     Лорд Амарей, сидевший поблизости, не мог насладиться едой с богатого стола, чувствуя рядом присутствие Терлака Карлайна, которой разговаривал о чем-то с мадиром Измаелом. Эмоции морщинистого лица Амарея Фрайтфула, проглядывавшие через густую белую бороду, были напряжены, а взгляд не отрывался от подлеца Карлайна. Пытаясь сдержать свой гнев, он крепко сжимал в кулак под столом свою левую руку. Однако выпив полный кубок вина, он внезапно потерял контроль над собой и резко встал. Гости тут же обратили на него взор.

     — Может хватить плести здесь свои грязные интриги?! — прокричал он лорду Карлайну. — Ты обесчестил Гефалию, а теперь желаешь гибели всей империи?

     — Лорд Амарей, пора вам научиться себя вести! Вы же не на поле с плугом, в конце концов! — поиздевался лорд Карлайн, отвлекшись от беседы с мадиром Измеилом. — Ваша дочь была обыкновенной ветреной девчонкой, за что и поплатилась!

     — Ах ты мерзавец! — вскрикнул лорд Амарей и потянулся за своим мечом, но был оставлен лордом Бенеитом, который схватил его за руку. Слава богам, что он сидел рядом.

     — Прекратите немедленно! — прокричал Роберт.- Это не шутки, черт бы вас побрал! Можете вы хотя бы раз в десять лет забыть о своих конфликтах? Похоже, что нет. Если хоть один из присутствующих здесь вассалов моего царства посмеет вынуть меч из ножен сегодня, то клянусь Турисом, я его покараю.

     — Отец, сядь и успокойся! — произнесла Амелия, обращаясь к лорду Амарею. В её голосе не было приказного тона, скорее просьба.

     Лорд Фрайтфул все же внял словам окружающих и сел обратно — торжество продолжилось.

     — Этот человек поплатится за все, что он сделал, — прошипел Амарей Фрайтфул.

     — Сейчас нужно держать себя в руках, — сказал ему лорд Бенеит. — Распри внутри царства нам только вредят.

     — Я не могу находиться с ним в одном пространстве и быть спокойным. Мне хочется его разорвать на части!

     — Гефалия прекрасная женщина и мне жаль, что её судьба не сложилась, но вам надо с этим смириться, — произнес с сожалением Бенеит Лангетон.

     — Смириться? Бенеит, если бы ты знал, что я чувствую, когда вижу её расстроенной каждый день из-за всего этого, ты бы понял меня, — сказал лорд Амарей с тоской в голосе.

     — Мне тебя жаль, друг, но нужно жить дальше, ведь впереди самое важное в нашей судьбе — это уния.

     — Я все понимаю. Мне тяжело, но можешь не беспокоиться, я вас не подведу, — произнес лорд Амарей и выпил еще один кубок вина, от которого ему слегка полегчало.

     Так-то лучше, мой друг! — произнес лорд Бенеит и похлопал его по плечу.

     — Гости, настало время сделать то, ради чего мы собрались сегодня! — возвестил некоторое время спустя Амвинус Гетталь.

     — Дети мои, — произнес лорд Бартон, — сейчас я подпишу самый глупый и никчемный союз за всю историю Диархинии!

     — Но этому союзу не суждено долго просуществовать, ведь твой план вдребезги разрушит все глупости Каппарисов и Лангетонов! — произнес Арвис, глядя восхищенными голубыми глазами на отца.

     — Да, сынок, мои планы свершаться непременно, и я спасу империю от безвольных правителей, но мне нужно, чтобы вы с сестрой меня не подвели!

     — Только скажи, чего ты хочешь, и я сделаю для тебя все, — произнес Арвис, чьи прекрасные волосы красиво развевались на легком ветру. — Мне важно проявить себя, отец. Какую роль ты мне отводишь в своем замысле? Ивина должна стать королевой Варзы, а я?

     — Я все скажу, дорогой сын. Пока будь хорошим мальчиком и этим ты мне больше всего поможешь! Твоя роль будет самой главной, только наберись терпения!

     — Отец, этот сенемалец Амвинус Гетталь очень хорош собой. Ты не сильно разозлишься, если я немного изменю моему будущему муженьку Эуону Карлайну?! — спросила Ивина и посмотрела глазами, полными страсти, на чернокожего сенешаля.

     — Ивина, в кого ты такая развратная? Твои любовники в Айронвиле меня уже достали, а ты хочешь этим заняться и в Варзе? — спросил с нескрываемым возмущением Аланей Бартон.

     — Дорогой папа, я же тебя так люблю! — прошептала она на ухо отцу и поцеловала его толстую щеку.

     — Ты знаешь, как я к этому отношусь, но ты взрослая девочка, которой пора самой отвечать за свои поступки. Если решишь завести интрижку снова, то хотя бы постарайся «посадить на крючок» этого хитрого сенешаля. Он мне нужен больше всех сейчас: с ним все секреты двора.

     — Спасибо папочка, я тебя не подведу!

     — Именем обоих королей, прошу каждого из присутствующих здесь вассалов Леита Каппариса и Роберта Лангетона из числа первых лордов подписать договор кровью жертвенного быка, которого мы забили во славу Турису и Аспаису! — произнес торжественно Амвинус Гетталь.

     Слуги принесли небольшую чашу с кровью и поднесли её королям — Леит и Роберт подписались под текстом Царственной унии на свитке, который Амвинус Гетталь развернул для них. Далее чаша и свиток были поднесены по очереди каждому присутствовавшему на церемонии лорду — подписи поставили все. Принц Иорэт и мадир Измаел засвидетельствовали свершившийся союз двух царств.

     — Великие короли Нижнего и Верхнего царства назначат сейчас предводителей Северного легиона, — произнес Амвинус Гетталь. — Достопочтенные лорды, дайте указания явиться сюда воинам и их командирам, которых вы выбрали для отправки на север.

     Прошло немного времени, и все воины собрались на лужайке вблизи праздничного стола лордов. Будущим легионерам накрыли чуть поодаль еще один праздничный стол, чтобы почтить их смелое решение отправиться на север. Но до окончания церемонии создания легиона, они покорно стояли и не смели приступать к трапезе.

     — Ваше величество, кого вы назначаете главным рыцарем от Верхнего царства? — спросил сенешаль Амвинус, обращаясь прилюдно к Леиту.

     — Я долго думал над решением, и оно далось мне с трудом. Обстоятельства вынудили меня выбрать для руководства моей частью Северного легиона человека надежного и проверенного, а не того, кого я искренне желал. Норел из рода Улисов из Ладоза, сын Рикана Улиса, будет главным.

     Из толпы воинов показался хорошо сложенный мужчина лет двадцати пяти с короткой стрижкой и невыразительным лицом с широким носом. Он был облачен в легкие стеганые доспехи, а на его поясе висел меч. Норел подошел к королю и присел на одно колено перед ним.

     — Для меня это честь, ваше величество, — произнес Норел и поцеловал руку Леита.

     — Роберт Лангетон, король Нижнего царства, Золотого Рога, Этарда, Эвеза и Кабнара, кого вы назначаете главным рыцарем в легионе от своего царства? — спросил сенешаль у Роберта.

     — Я назначаю предводителем отряда Миреля из ордена Храмовых рыцарей Эвеза.

     К помосту подошел сухощавый мужчина лет двадцати девяти с черными длинными волосами с проседью. Он был довольно крепким на вид, но не от объемных мышц, кои у него не были выражены явно, а от природной упругости тела. Мирель, облаченный в кольчугу, поверх которой была белая туника с вишневым крестом на груди, поцеловал руку Роберта.

     — Я вас не подведу, ваше величество, — произнес он.

     — Я надеюсь на это! — ответил Роберт.

     — Лорды, короли позволяют вам показать всем собравшимся воинов, которых вы даруете Северному легиону! — произнес Амвинус Гетталь.

     Лорд Амарей Фрайтфул представил публике своих крепких рыцарей в латных доспехах, отличавшихся пышными наплечниками и налокотниками; шлема воинов имели т-образную прорезь для глаз и носа и устрашающие нашлемники в форме бычьих рогов. Их было десять человек, и выглядели они очень грозно. Главой отряда из Этарда был назначен брат Азекиля, Илай, славный воин, желавший проявить себя на службе короля. Илай был невысоким и широкоплечим шатеном, имел легкую щетину и прямоугольное привлекательное лицо с широким носом. Азекиль был уже не молод, ему было почти сорок, а вот Илаю только-только исполнилось тридцать, поэтому было принято решение отправить на север именно его. Лорд Амарей был уверен, что молодой воин справиться с непривычным климатом, и не опозорит Хлебную кладовую.

     Лорд Бенеит из Эвеза даровал Северному легиону самых лучших храмовых воинов. Гости были удивлены их неказистостью: кто-то из рыцарей был совсем молод и худ, как Энико, кто-то был длинным и узкоплечим, как Хил, кто-то пухлым, как Рейндж. Один лишь их предводитель Мирель казался на их фоне подтянутым и крепким. Но все воины Эвеза были сильны в тайных знаниях и магии, поэтому отбирались не по принципу силы, а по умениям.

     Атиус Барбариан, повелитель Кабнара, с недовольством на лице передал под власть легиона десятерых дикарей. Те были как на подбор бородаты, крепки, имели широкие штаны, заправленные в кожаные сапоги, кольчужные доспехи, пластинчатые наручи, яйцевидные шлема с наносником, а поверх всего на них были меховые плащи. Предводителем дикарей Атиус назначил широконосого приземистого бородача Атига, прославившегося грабежами и сожжением деревень в Айронвиле и Форрестере в период Второй войны царств. Взгляд Атига выражал желание скорейшей наживы на новом месте службы, однако, он сомневался в достаточных богатствах севера, отчего был излишне скептичен по поводу унии.

     От Айронвиля в легион вошли десять воинов под предводительством Хорсапа, известного рыцаря, промышлявшего добычей железной руды и слывшего безжалостным надзирателем рабов, трудившихся в шахтах. Его отряд состоял из знатных мужей, провинившихся перед законом Айронвиля и отправленных за это на север: кто-то был вором, кто-то не выплатил долг за проигрыш в кости, а кто-то был осужден за убийство. Аланей Бартон набрал таких отъявленных подонков, чтобы подчеркнуть свое презрение Леиту Каппарису и Царственной унии.

     На фоне остальных выделялся отряд лучников Казимила Невуса, называвших себя «лесными лисами»: десять мужей в легких стеганых доспехах, имевшие из оружия лишь одноручный легкий меч и большой лук выше человеческого роста, натянуть тетиву которого мог далеко не каждый воин в царстве. «Лесные лисы» лорда Невуса могли поразить насмерть врага на расстоянии двухсот шагов, не приложив к этому особого усилия. Если нужно было создать «смертельный дождь», они выпускали до пятнадцати стрел в минуту на расстояние от четырехсот до восьмиста шагов. Командиром отряда был назначен Урсил из рода Лангхартов, славный рыцарь из Форрестера, убивший своими точными выстрелами не один десяток воинов Нижнего царства в период войн.

     Гейлор Терториус выделил Северному легиону десять воинов под руководством уже всем известного Рикана Улиса. Рыцари Ладоза славились своим стойким характером, умением делать метательные механизмы, отлично фехтовать. Облачены они были в красивые латные с доспехи и шлема в форме свиной головы. Лишь узкая щель в забрале позволяла воинам видеть окружающий мир. Казалось, что мощная броня целиком замуровывала их от всех опасностей и сковывала, но это было не так, ведь ладозские кузнецы идеально проработали каждый механизм доспехов, сделав их подвижными и очень легкими. Лишь Рикан Улис средь них был налегке, в своих стеганых доспехах.

     Княжна Орсулла была бедна и не могла дать Северному легиону больше, чем трех рыцарей. Воины Румелии славились свои умением обращаться с лошадьми, лечить их болезни. Руководство отрядом взял на себя Мейджин. Его привели из дворца, куда он был отправлен после избиения Лариза.

     — Ты должен был стать предводителем Северного легиона от моего царства, — произнес разочарованно Леит, глядя не него. — Но я передал руководство Рикану Улису из-за твоей глупости сегодня.

     — Мне очень жаль, что так вышло, — оправдывался Мейджин.

     — Теперь не подведи меня и свою княжну хотя бы на севере.

     — Я сделаю все, чтобы вернуть ваше доверие. И я хотел сказать вам что-то важное, ваше величество, — произнес вполголоса Мейджин.

     — Сегодня много дел — скажешь завтра, — произнес Леит.

     — Но это очень важно!

     — Я приказываю тебе идти обратно в строй!

     — Я вас понял, ваше величество.

     Мейджин направился в строй воинов недалеко от стола гостей. Попутно он увидел, как на него посмотрел Грейг. Было видно, что верзила что-то заподозрил в длительной задержке Мейджина у помоста королей. Взгляд Грейга выражал угрозу, отчего Мейджину вновь стало не по себе. Побыв в своих покоях, он уже собрался рассказать королю всю правду о случившемся на турнире недоразумении с Ларизом и подрезанными стременами, но теперь он вновь решил, что нужно молчать и дальше.

     Княжна Орсулла подарила Леиту Каппарису трех лошадей, выращенных в Румелии. Все они были удивительно грациозными и крепкими, отличались выносливостью и неприхотливостью. Лорд Терториус преподнес в дар королевской семье четыре телеги отборной свинины из лучших хряков, вскормленных на лугах Ладоза; Казимил Невус — изящный лук из отборной древесины Форрестера, с инкрустированными в него бриллиантами и вставками серебра; Аланей Бартон — великолепные доспехи, на кирасе которых был выгравирован тетраморф; лорд Атиус Барбариан — телегу соболиных мехов; Амарей Фрайтфул — телегу лучшей выпечки Хлебной кладовой и набор семян, выведенных его хлеборобами и способных прорастать в любых почвах; лорд Бенеит — банку мази, сделанную его храмовыми химиками, могущую заживить любую рану. Лорд Карлайн не стал придумывать что-то оригинальное и подарил Леиту великолепный перстень из чистого золота с прекрасным бриллиантом в навершии, а принц Иорэт — небольшую шкатулку из камня Стонджа, изумительно красиво расписанную мастерами.

     — Леит, осталось лишь заполнить эту прекрасную шкатулку перстнем, подаренным лордом Карлайном, и моим подарком! — произнес мадир Измеил, подойдя к королю Верхнего царства.

     — Я люблю подарки, повелитель Великой Алтурии, но не ради них я пригласил тебя в гости, — сказал Леит.

     — Зная, что символ Варзы — это тетраморф, я решил, что мой скромный дар порадует тебя.

     Мадир раскрыл ладонь правой руки, и в ней оказались три совсем маленьких и чудных яйца. Одно из них было желтым, второе — серым с вкраплением темных пятен, а третье — красным. Леит взял одно из них и с удивлением взглянул на него, направив яйцо в сторону солнца.

     — Что это, мадир Измеил?!

     — Эти яйца мы обнаружили окаменелыми в одном из горных ущелий Сенемаля. Мои жрецы выяснили, что они, вероятнее всего, являются яйцами тетраморфа, который мог отложить их в то время, когда эти страшные существа еще не вымерли.

     — Удивительно! — произнес Леит.

     — И что? Тетраморфы вылупятся из них? — спросила Энли.

     — Если ты вложишь в них любовь и душу, то может быть, когда-нибудь и вылупятся! — пошутил мадир.

     — Это очень интересно, — сказал Леит и благодарно пожал руку Измеилу.

     Энли долго еще рассматривала яйца, пытаясь понять, как возможно такое, что огромные чудища вылуплялись когда-то из таких вот крохотных яиц.

     Казавшийся бесконечным день подписания Царственной унии завершился, и усталые гости, охмелевшие после торжества, разошлись по своим покоям. Над городом опустилась ночь. Улицы Варзы опустели, но в центральном квартале, на левом берегу Варзы, жизнь еще кипела: работали трактиры, куртизанки сновали по узким улочкам в поисках работы и заплутавших рыцарей, готовых дать двадцать каппарисов за ночь с ними.

     А владелец старейшей бани в квартале, Зеграк Ахлидис, в это время растопил печь как следует, накрыл стол в предбаннике и ждал гостей. Он был высоким пузатым крепышом средних лет с короткой бородой и знал каждого жулика и карманника в квартале, а сам имел репутацию хорошего дельца. К первому часу ночи в его предбаннике собрались все, приглашенные лордом Карлайном на тайную встречу. Терлак Карлайн уселся в центре стола, по правую руку от него расположился лорд Бартон, а по левую — Казимил Невус. Среди присутствовавших были и лорд Барбариан, и мадир Измеил, и сенешаль Амвинус, и даже телохранитель Леита Каппариса — Грейг. Выпив по рюмке шнагеля за встречу, слово взял лорд Карлайн.

     — Через пару дней король Роберт отправится в Друаль, откуда он двинется на Мятежный полуостров, собрав все войска царства. В связи с этим лучшим вариантом будет устранить его вдали от столицы.

     — Как вы это сделаете? — спросил лорд Казимил.

     — Используем яд, либо обратимся к наемнику, — ответил лорд Карлайн.

     — А если Йон Карлайн, ваш брат, объявит капитуляцию, и поход Роберта не состоится? Король ведь отправил к нему посланника для принуждения к сдаче.

     — Посланник — мой сын Эуон, поэтому не беспокойтесь — Йон не подпишет капитуляцию!

     — Какова моя роль в ваших грандиозных делах? — спросил мадир Измеил.

     — Вам нужно будет уже совсем скоро перевезти моего брата Йона и его армию в Алтурию и укрыть их там на время, пока мы не возьмем власть в свою руки.

     — Это будет стоить десять тысяч империков чистым золотом.

     — Вы получите треть уже завтра, — сказал лорд Терлак.

     — С вами приятно иметь дело! Я немедленно отправлю сокола с письмом в Алтурию, и мои люди начнут приготовление к отплытию! — произнес довольно мадир Измеил.

     — Как только с Робертом будет покончено, наступит хаос, так как наследника у него нет. Я буду к этому временем в Друале и потребую созвать совет лордов и купцов для решения вопроса о приемнике.

     — Но совет посадит на трон лорда Бенеита, так как он дядя короля, — произнес лорд Аланей Бартон.

     — Закон, изданный еще Рейгардом Могущим, гласит, что наследниками могут стать лишь прямые потомки короля, а в остальных случаях только совет лордов и купцов может решить, кто будет повелителем Нижнего царства.

     — А вы, конечно, рассчитываете на то, что я, царь леса, и еще несколько богатых купцов проголосуем за вас, а лорд Этарда Амарей Фрайтфул останется в гордом одиночестве, и его голос не принесет победы лорду Бенеиту? — спросил лорд Барбариан.

     — Вы намного сообразительнее, чем кажетесь! Так все и должно произойти, — ответил Терлак Карлайн.

     — Это гениально! — произнес лорд Казимил.

     — Лорд Аланей, когда я стану королем Нижнего царства, вы устраните Леита и всю его семейку без лишнего шума. У Леита тоже не останется после этого прямых наследников, и вы созовете совет лордов. Оказавшись в большинстве, только лорд Терториус будет против вас да несколько купцов. Выберете королем моего сына Эуона при условии его брака с Ивиной Бартон.

     — Я все сделаю именно так, можете не сомневаться, — сказал решительно лорд Бартон.

     — Ваш план, уважаемый лорд Карлайн, сложен и в случае провала грозит всем нам виселицей или отрубанием головы, — произнес сенешаль Амвинус. — Ради чего такие риски? Что получу я?

     — Вы правы, но на кону большой выигрыш, а вы — важная карта в нашей игре. Если поможете мне, я дарую вам титул лорда, и вы получите в управление Ладоз.

     — Это меня вполне устраивает! — сказал Амвинус Гетталь.

     — Вы, Казимил, получите Румелию, а лорд Барбариан получит часть земель Эвеза. Лорд Бартон станет казначеем Варзы и сможет управлять казной по своему усмотрению.

     — Он убил моего брата! — внезапно выкрикнул Барбариан, встав из-за стола, и указал пальцем на Грейга, сидевшего последним в дальнем конце стола.

     — Лорд Барбариан, я дам вам три мешка золота, а вы должны забыть данное недоразумение. — остудил его лорд Карлайн. — Не хочу, чтобы дрязги между вами разрушили наш план.

     Дикарь присел обратно, услышав о деньгах, но затем еще некоторое время не спускал гневного взгляда с Грейга. Тот, однако, оставался спокойным, но держал правую кисть на рукояти меча, готовый в любой момент перерубить кабнарца.

     — Чем вы расплатитесь со мной? — спросил Грей с присущим ему спокойствием. — Вы предлагаете мне играть в грязные игры, но совершенно не понятно, на кой черт мне нужны ваши интриги.

     — Чего ты хочешь, Грейг? — спросил его лорд Бартон. — Я знаю, что тебя интересуют деньги, но явно не так сильно, как власть.

     — Власть, дарованная человеку другим человеком, не имеет ценности. Власть должна достигаться, желающим её, на основе способностей и ума. Поэтому ни титулы, ни земли мне не нужны. Я хочу корабль, набитый золотом, и одну девушку из ваших семей в качестве заложницы, чтобы уплыть с ней туда, куда я пожелаю.

     В предбаннике наступило молчание: слова Грейга требовали серьезно поразмыслить над ними.

     — Кажется, я понял ход твоих мыслей: тебе нужны гарантии безопасности. Ты не глуп, однако! — прервал молчание лорд Карлайн.

     — Я рад, что вы меня понимаете!

     — Я отправлю с тобой свою дочь, но ты пообещаешь мне, что не тронешь её и пальцем и отпустишь сразу, как только приплывешь туда, куда планировал. А взамен — ты лично должен устранить семью Каппарисов, — сказал лорд Карлайн.

     — Меня это устраивает! — произнес Грейг.

     — Ну вот и славно, — сказал Терлак Карлайн.

     — Сегодня мы обсудили все детали, и нам остается лишь действовать! — произнес удовлетворенно лорд Бартон. — А теперь пойдемте в баню — Зеграк растопил её как следует! Надо выветрить хмель!

     Побережье в той части Королевского тракта, что проходила вдоль графства Эвез, давало о себе знать приятным воздухом, отдаленно напоминающим морской. Но до моря было не так уж и близко. Растительность в этих краях была довольно разнообразна: много виноградников, поля мандариновых деревьев, хорошие луга, полные полевых трав. Будучи в пути уже несколько дней, Финли и Логан не прекращали удивляться красоте этих мест. Они были сильно утомлены дорогой, и им хотелось отдохнуть. До столицы графства, Эвеза, оставалось около суток пути.

     Справа от дороги открывались великолепные виды Храмовых гор, чьи заснеженные вершины смотрели прямо в небо, а лесистые подножия пугали своей неизведанностью. Однако предгорья в равнинной части казались вполне безопасными, так как не были лесистыми. На лугу в отдалении от гор росли в основном небольшие кустарники, и Финли с Логаном решили сойти с дороги, чтобы сделать там привал. Дело шло к вечеру, но солнце еще не село. Однако полноценный отдых предполагал подготовку: нужно было приготовить место для сна, развести костер, приготовить еду. Поэтому путники решили не тянуть и сделать все это, пока было светло.

     Через час Логан уже соорудил из веток и подручных вещичек палатку, а Финли поджарил мяса и колбасок на огне костра, который он развел из хвороста кустарников. Яблочко и старенькая кобыла Логана были напоены водой из родника и довольные жевали травку под ногами. Путники уселись у костра и приступили к трапезе. Мясо получилось жестковатым, но с голода и оно «зашло» не плохо. Финли достал из сумки шнагель, и они выпили с легионером по паре глотков.

     — Давно хотел спросить, еще при Гривлине, однако вовсе позабыл, — произнес Финли.

     — О чем?

     — У меня есть медальон. Правда, я не знаю, чтобы он мог значить.

     — Давай я взгляну.

     Финли достал из-под котты медальон с буквой «Л» в центре, который дал ему Бобри на прощание, и протянул его Логану. Тот некоторое время внимательно изучал его: крутил в руках и пытался рассмотреть под разными ракурсами.

     — Имеешь представление об этой вещице? — спросил Финли через минуты две.

     — Это чей-то родовой медальон. Буква в центре, как правило, это начало какой-то фамилии: Ланграфты, Лангерхарты, к примеру.

     — Кто точно может знать, какому роду принадлежит этот медальон?

     — Простолюдины про такое не знают: для них это не более чем кусок серебра. Скорее всего, лорды и предводители племен могут быть в курсе, — ответил Логан и вернул медальон Финли.

     — Понятно, — произнес Финли и надел занимательную вещицу обратно на шею, а затем спрятал под котту. — Как ты себя чувствуешь, Логан? Какие у тебя мысли на счет своей жизни дальше?

     — После того, как я разобрался с проблемами, завязал с игрой и выпивкой благодаря тебе и твоим друзья, я готов быть с тобой!

     — Только не подумай, что я тебя принуждаю следовать за мной из чувства долга. Ты волен идти туда, куда захочешь.

     — Я так и не думаю. Моя жизнь после гибели жены потеряла какой-либо смысл, но с появлением новых друзей я снова начал его обретать!

     — Я рад, что смог тебе хоть немного помочь. И вот, кстати, держи, — сказал Финли, затем достал из внутреннего кармана котты тридцать лангетонов и протянул их легионеру.

     — Спасибо, Финли!

     — Это за твой труд! Ты их заслужил! Я уже пойду в палатку, так как сегодня был трудный день. Мне нужно выспаться. Разбуди меня под утро — я тебя сменю.

     — Отлично, так и сделаем! — ответил Логан.

     Ночь накрыла небо теменью, а луна выглянула на небосводе. В округе еще пели птицы, но уже не так сильно, как днем. Откуда-то доносился вой волков, но они были далеко, поэтому не наводили страх на легионера, который устроился на валуне у костра. Логан грел свои руки, потирая ладоши над языками пламени. Глядя на чарующий огонь, он размышлял над своей жизнью. В его голову лезли мысли о временах службы в Южном легионе. Он вспоминал плен и пытки и то, что его жизнь была на волоске от гибели. Но вот ведь странно: тогда все это не казалось страшным, а было скорее чем-то увлекательным. Его жизнь казалась ему проще тогда, ведь он просто плыл по волнам судьбы, не задумываясь о последствиях. Стычки с воинами Йона Карлайна были своего рода азартной игрой для него.

     Он помнил каждого убитого им бедолагу и то, с каким мастерством он владел своим легионерским клинком. Но смерть жены, долги и пьянство все изменили. Теперь он уже не был тем легкомысленным и жизнерадостным человеком, который жил одним днем. Мечты о встрече с женой после окончания службы давали ему тогда надежду, что все ужасы войны забудутся одним разом. Однако этого не произошло, и он погрузился в кошмар длиною в несколько лет, конец которому пришел лишь недавно. Теперь он желал все изменить и не вспоминать больше все, что ему пришлось пережить после смерти жены. Он хотел задышать воздухом новой жизни, полной надежд и прекрасных свершений

     Размышления Логана были прерваны звуками приближавшегося к их стоянке неизвестного. Силуэты бегущего человека было трудно разглядеть издалека. Вскоре Логан услышал крики о помощи, которые доносились до него вполне отчетливо. Человек из тьмы был явно чем-то сильно напуган: орал он как безумный. Логан не стал рисковать и достал из ножен свой клинок. Когда неизвестный ворвался в пределы их стоянки, Логан резким движением поставил ему подножку и перекинул его через бедро на землю. Казалось, что даже это не могло притупить страх, который испытал бедолага ранее. Лежавший на спине мужчина оказался лет сорока на вид, лысым и со щетиной, а во рту у него не хватало пары передних зубов.

     — Успокойся, черт тебя подери! Ты кто? — спросил его Логан.

     — Они изверги и их там много! Они хотели скормить меня волку!

     — Кто они! — прокричал ему Логан. — Успокойся, идиот!

     — Я не знаю! Я просто беглый воин с Мятежного полуострова. Я хотел найти убежище в горах, но там они!

     — Значит ты с Мятежного полуострова, гнида! Дезертир, значит? Я мочил таких как ты десятками!

     — Господи, не убивай меня! — взмолился неизвестный.

     — Можешь благодарить Туриса, что я уже не на службе, поэтому я не убью тебя. Но ты должен четко рассказать, что с тобой произошло.

     — Мы с моим другом по несчастью Пегом бродили по Храмовым горам в поисках хорошего убежища и пропитания. Вчера случайно забрели к стоянке неких людей, которые предложили нам кров и защиту. Мы с радостью согласились. А чего бы и нет? Они накормили нас отличным супом и уложили спать. А сегодня мы очнулись, будучи прикованными. Эти люди притащили двух огромных волков в деревянной клетке и начали читать какие-то молитвы.

     — Кажется, мне это знакомо, — послышалось вдруг со стороны палатки Финли, который сам проснулся от громких криков и вышел наружу.

     — Что это значит? — удивленно спросил Логан, все еще не отпуская незнакомца.

     — Я столкнулся совсем недавно с подобным. Одна бесноватая семья пыталась скормить несчастных людей волку, а потом планировала съесть его мозги.

     — Какая — то чертовщина! Но зачем им это? — спросил Логан.

     — Это люди, верующие в Сарвара. Они думают, что мозги волка, который съел человека, дадут им невиданные силы и способности. Объяснять это все очень долго. Да и к тому же, я и сам все не до конца понимаю. Но сейчас нужно проваливать отсюда скорее, а иначе нам всем придет конец.

     Логан ослабил хватку и дал незнакомцу встать с земли. Тот торопливо отряхнулся и произнес:

     — Добрые люди, помогите мне бежать из этих мест, куда угодно. Я буду вам должен по гроб жизни!

     — Можем добросить тебя до ближайшей деревеньки, а уж там иди на все четыре стороны, — сказал Финли.

     — Начнем собираться, мой друг, ведь лучше не испытывать судьбу! — произнес Логан.

     Некоторое время спустя кони были готовы, а вещи — собраны. Логан решил, что усадит дезертира на лошадь позади себя. Финли же закрепил на Яблочко все узелки и сумки. Оставалось лишь погасить костер. Логан взялся этим заниматься. Он спешно заворошил мечом горящие сучки, распределяя их в одной плоскости. Далее он сапогом начал тушить каждый сучок по отдельности, наступая на него как можно сильнее, стараясь не задерживать подошву на углях слишком долго. Когда с костром было почти покончено, вдали послышался звук топота коней. Он доносился со стороны гор, откуда явился дезертир.

     — Мы не успели! Это они! — произнес дезертир голосом, полным ужаса.

     — У них есть лошади? — спросил Логан.

     — Да, парочка жеребцов у их предводителя и его помощника.

     — Они хорошо вооружены? — спросил Логан.

     — Не знаю. Все было как в тумане — я мало что соображал тогда.

     — Нам не уйти! — сказал Финли.- Нужно придумать, как отделаться от них по-другому.

     — Если они такие кровожадные, как вы говорите, то нам остается лишь одно — убить их всех! — произнес Логан

     Всадников было двое, и они приближались к стоянке быстрыми темпами. Логан и Финли приготовились: оба обнажили мечи. Дезертир скрылся за их спинами. Вскоре всадники добрались до них. Оба прискакали на вороных скакунах. Тот, что главный, выдвинулся на своей лошади вперед. Он был не молод, даже стар, если судить по его осанке. Черная мантия с капюшоном покрывали его тело с ног до головы. Из-под капюшона проглядывали темная борода, острый длинный нос и горящие глаза, наводившие ужас на Финли и Логана. В руках он держал деревянный посох с набалдашником в виде волчьей головы. Его помощник был ничем не примечательным мужчиной средних лет с уродливым щетинистым подбородком и в матерчатой шапочке в виде чепчика на голове. Помощник был вооружен мечом.

     — Этот человек мне нужен и я требую отдать его нам! А вы двое можете идти, — произнес зловещим голосом главный и указал на дезертира, который пытался в это время безуспешно спрятаться за спинами Логана и Финли.

     — Это не в моих правилах, старик, — ответил ему Логан с легкой издевкой в голосе. — Я не отдаю беззащитных людей в руки каннибалов!

     — Вы даже не представляете, кто я! Я могу уничтожить вас, поэтому лучше вам не шутить и отдать его мне сейчас же.

     — Мы не отдадим несчастного вам! — решительно произнес Финли. — Я знаю, что вы хотите сделать с ним, и это омерзительно!

     — Кел, разберись с непокорными! — приказал старик и указал посохом в сторону Логана.

     Щетинистый с уродливым подбородком спрыгнул с коня, вынул меч и направился к легионеру. Настроен он был решительно! Логан посоветовал Финли посторониться и направился навстречу Келу. Некоторое время соперники кружили, не торопясь вступить в бой, пытаясь изучить друг друга. Кел был неплохо сложен, несмотря на свой холопский вид. А то, как он владел мечом, еще предстояло понять.

     Первым напал Кел: он закинул меч над головой и нанес удар. Логан отразил его, но сходу последовал новый. Реакции легионера хватило отбить и его. Кел был не так искусен во владении клинком, но сил у него было много, ведь под его ударами казалось, что меч Логана вот-вот расколется. Далее последовал обмен ударами. Нужно было хитрить, так как Кел был куда здоровее Логана, а годы пьянства не прибавили легионеру сил.

     — Разберись же с ним скорее! — ворчал старик в мантии.

     Щетинистый начал махать мечом активнее, напирая на Логана. Во время одного из таких ударов Логану удалось увернуться, и он скользнул мечом по животу соперника. Рана оказалась не глубокая и лишь раззадорила щетинистого. Логан решил пойти в атаку. Последовал град ударов, от которых Келу пришлось пятиться назад. Напряжение росло! Кел старался бить сильнее, в поисках слабых мест легионера. В какой-то момент мечи схлестнулись в воздухе и замерли лезвиями друг на друге. Кел решительно начал теснить Логана, давя своим кликом на его меч. Логан же решил рискнуть и со всей силы пнул щетинистого в живот. Тот отлетел и выронил меч из рук. Не теряя выгодного момента, Логан подбежал к Келу и вонзил меч в его живот. Щетинистый закряхтел, и из его рта потекла кровь.

     — С первым покончено! — сквозь зубы процедил легионер и бросил взгляд на главного.

     Логан направился к старику в мантии, готовый прикончить и его. Но тот, однако, был спокоен. Когда до цели оставалось десять шагов, старик начал произносить непонятные заклинания:

     — Ментрус Эстагорес Плацидус!

     Логан почувствовал что-то дьявольское: казалось, что его обдало дыханием смерти. Он более не мог сдвинуться с места: его ноги словно окаменели. Ему стало страшно. Кони дико заржали и встали на дыбы. Старик не прекращал произносить заклинание, направляя при этом посох в сторону Логана.

     Со стороны гор послышался дикий вой множества волков. Вскоре стало понятно, что твари несутся прямо к стоянке путников. Издалека показались кучки хищников, бегущих изо всех сил к старику. Логан разглядел около двадцати голов. Уже через пять минут они были на месте. Логан попятился назад к Финли и дезертиру. Огромная стая волков кольцом начала сжимать своих жертв недалеко от еще не потухших угольков костра.

     — Думали, что одолеете меня, глупцы! — засмеялся старик в мантии. — Я не стану убивать вас сейчас, но вы направитесь к стоянке моих учеников, где мы отдадим вас в жертву Сарвару!

     — Может, договоримся? — спросил Финли.- Я дам вам семьдесят лангетонов, а вы нас отпустите.

     — Мне не нужны деньги, глупцы! Скоро они не понадобятся и вам. Наступит эра Сарвара: мы захватим мир и поделим его с северными братьями.

     — Это с теми, что должны прийти в Диархинию, если верить Северному преданию? — спросил Финли.

     — Образованный! — ответил ему старик. — Ладно, прекращайте болтовню, бросайте своё оружие и живо за мной, а мои питомцы присмотрят за вами, пока мы будем идти.

     Логан крепче сжал рукоять меча. Финли сделал пару шагов к нему, а дезертир трясся в это время от страха и пытался укрыться за спинами новых друзей по несчастью. Волки, почуяв движения своих жертв, оскалили зубы, и с их ртов потекли слюни. Животные были угрожающе опасными. Сопротивляться было бесполезно, ведь твари могли разорвать их на части за пару минут.

     — Бросайте оружие, пока мне все это не надоело! — произнес старик. — Говорю вам в последний раз.

     — Ну что, придется подчиниться ему? — произнес Логан, взглянув на Финли.

     — Выбора у нас нет, — ответил Финли. — Будем думать, как выбраться из логова язычников, когда придем туда.

     — Они убьют нас! — сказал дезертир. — Нам всем конец!

     — Заткнись! — сказал Логан.

     Логан и Финли бросили свои мечи на землю.

     — Можно взять коней, чтобы они не потерялись? — спросил Финли у старика.

     — Если хочешь, возьми! Не будет коней, и никто не подумает, что вас похитили!

     Финли взял Яблочко за поводья. Конь был до жути напуган произошедшим и сопротивлялся попыткам вести его за собой.

     — Успокойся, Яблочко! Я с тобой! — прошептал Финли.- Надо идти за мной, иначе ты потеряешься. Давай, мой любимый, пошли.

     После недолгих уговоров Яблочко сдвинулся с места. Логан тоже взял с собой свою лошадь — старик в мантии не стал противиться. Волки зашли в тыл своим арестантам и теперь оказались за спинами пленников. Старик на коне взмахом посоха отдал сигнал о начале движения.

     Дорога до логова последователей Черного предания Сарвара была не близкой. Вначале пленники прошли луга предгорий, а затем вступили на подножия храмовых гор, где витиеватая тропинка сквозь чащу елового леса уводила их высоко в горы. Идти было тяжело, так как подъем был довольно крутым. Однако воздух в лесу был чистым и свежим. Растительность и живность Храмовых гор удивляли своим разнообразием: путники слышали по пути какофонию птичьих пений, видели много мелких зверьков, которые тут и там носились по ветвям деревьев и по земле. Волки же неотступно шли сзади: казалось, что они были заколдованы стариком. Возможности бежать не было. Так они шли очень долго, и можно было подумать, что не будет конца этой дороге. Воздух становился все более разреженным.

     — Долго еще идти? — спросил Логан у старика. — Скоро я уже мозоли натру.

     — Нет, — ответил старик, не оборачиваясь к нему.

     По прошествии десяти минут путники наконец-то добрались до места. Их взору открылась натоптанная площадка с выкорчеванными деревьями, в центре которой горел огромный костер, вокруг которого сидели странные люди. Все они были одеты в какие-то ужасные лохмотья. Людей было около десяти, и на них висели амулеты с волчьими зубами наподобие тех, что Финли видел на Ценаше и Лумпите, которых ему пришлось убить вначале своего путешествия.

     Недалеко от костра лежала кучка костей, и повсюду были лужи крови. Рядом с костями лежала шкура убитого и распотрошенного волка. Лица и рты многих у костра были перемазаны кровью. Было несложно догадаться, что язычники съели зверя.

     — О, жрец Сарвара, ты опять с нами! — выкрикнул один из людей у костра, увидев старика, приближающегося к стоянке.

     Лицо мужчины было измазано кровью, а глаза казались безумными. Он подбежал к старику на коне и произнес:

     — Когда мясо уже подействует, и мы станем воинами Сарвара?

     — Вы съели слишком мало, нужно еще, — ответил старик. — Я вам привел троих, готовьте волка.

     Жертвенный зверь сидел в деревянной клетке, чуть поодаль от костра. Он скалил зубы, готовый наброситься на жертву, но жертвы еще не было.

     — Ты безумный, старик! — прокричал Логан. — Не надо нас скармливать волку!

     — Я не причем тут — вас выбрал Сарвар!

     Вскоре пленникам связали руки и ноги и усадили метрах в десяти от костра. Волки старика по взмаху посоха разбежались по сторонам, исчезнув в чаще леса. Коней Финли и Логана привязали к дереву, недалеко от них самих. Старик собрал своих учеников вокруг себя и начал им что-то нашептывать.

     — О чем они там говорят? — спросил Финли, сидя на земле с завязанными бечевкой руками и ногами.

     — Выбирают с кого начать, — ответил ему дезертир.

     — Что будем делать? — спросил Финли у Логана.

     — Пока не знаю.

     — Начнем с оборванца, который посмел бежать от нас! — возвестил старик.

     Дезертира развязали, а один из язычников повел его к дереву, смотревшему на клетку с волком.

     — Не надо! Я вас умоляю! — начал скулить дезертир.

     Язычник хладнокровно, не замечая просьб о пощаде, достал из сапога нож и нанес порез руке дезертира. Из раны засочилась свежая кровь. Затем он подошел к волку в загоне и, встав позади него, потянул за канат, крепившийся к клетке и переброшенный через сук на дереве, отчего задвижка в торце клетки открылась. Волк, учуяв запах крови, тут же бросился к дезертиру. Вскоре разыгралась ужасная сцена, под дикие предсмертные крики: волк за короткое время разорвал дезертира на части. Бедняга мучился не долго, так как потерял в течение минуты столько крови, что ею можно было наполнить таз. Это было очень жестоко, но все язычники при этом радостно кричали.

     Когда волк наелся и, будучи сытым, готов был уже бежать восвояси, один из последователей Сарвара достал лук и прицельно выстрелил. Волк был повержен насмерть: стрела пронзила его шею. Толпа язычников тут же набросилась на тушу убитого зверя. Несколько минут продолжалась кровавая трапеза. Кто-то расколол волку череп и достал его мозги, вскрикнув при этом:

     — Это то, что нас сделает бессмертными!

     — Правильно, дети мои, ешьте его мозги: они дадут вам силу перерождения. Но и остальное ешьте: оно тоже полезно!

     — Они есть порождение дьявола, — произнес Финли, морщась от отвращения к происходящему.

     — Не то слово, мой верный друг, — произнес Логан. — Одно утешенье: волков у них больше нет, а значит, сегодня нас не убьют.

     По приказу жреца все язычники расселись вокруг костра, а сам старик сел на валун, словно проповедник в окружении учеников. Жрец посмотрел в глаза каждому из язычников. Его взгляд был пронизывающим, горящие глаза, полные дьявольского зла, пугали его учеников. Он как змей гипнотизировал их, заставлял трепетать от страха. Выдержав некоторое время, он неспешно начал:

     — Пришло время, братья мои, перейти на новый этап. Каждый ли из вас готов к этому? Сильна ли ваша преданность богу Сарвару? Не сойдете ли вы с пути сейчас, когда время истины настало?

     — Готовы! Не сойдем! — в один голос ответили ему язычники.

     — Помните, что мои заклинания переродят вас, и вы забудете свою жизнь в человеческой плоти.

     — Мы готовы, жрец!

     — Но перерождение не вечно. Во плоти черного ликантропа вам быть каждую ночь до рассвета. Далее следует обратное перерождение в людей. Чтобы в следующую ночь стать ликантропами, вам предстоит в предыдущую ночь поесть хотя бы раз человечины. Если цикл будет прерван, нужно будет вновь повторить сегодняшний обряд.

     — Но как мы найдем вас, жрец, если только вы умеете колдовать?

     — Я дам каждому из вас заклинание, и вы сможете читать его без меня. Однако помните, что это заклинание лишь маленькая часть того, что знаю я. Не пытайтесь обратить в ликантропов тех, кто сердцем не желает этого.

     — Жрец, ты наш спаситель! — послышалось из толпы язычников.

     — Сегодня у вас будет человечина, — произнес старик и указал на Финли и Логана. — Завтра ночью вы сможете вновь обрести невиданную мощь черного ликантропа.

     Финли и Логан все слышали. Происходящее казалось им страшным сном. Их сердца бились учащенно. Смерть была так близко, как никогда. Их руки были связаны, оружия с собой не было, а магия старика уменьшала успех самого хитрого плана бегства.

     — Кажется, нам конец, — произнес Финли. — Надо срочно что-то придумывать, иначе они убьют нас.

     — Финли, за поясом я ношу маленький кинжал. Если ты постараешься незаметно достать его, то мы можем освободиться.

     Друзья сели друг к другу спинами как можно ближе. Финли начал искать завязанными руками кинжал Логана. Задача была непростая: его руки сковывала бечевка. Он выкручивал свои кисти что было мочи, отчего кожа натиралась до боли об веревку.

     Тем временем старик приготовился к началу обряда обращения своих язычников в ликантропов. Взоры всех, участвующих в обряде, были направлены на жреца. Это было на руку Финли и Логану. Старик обратил руки к небесам, закрыл глаза и начал произносить вслух заклинания:

     — Менстредас активус Сарвариус ликантропус монлегис!

     — Менстредас активус Сарвариус ликантропус монлегис!

     — Менстредас активус Сарвариус ликантропус монлегис!

     Посох жреца начал выделять непонятное газообразное вещество темно-зеленого цвета, огонь костра разгорался сильнее, воздух вокруг стоянки стал невыносимо пахучим. Финли старался изо всех сил и вот наконец-то нащупал кинжал. С большим трудом он вытащил его из-за пояса Логана.

     — Ну что, получилось? — торопил его Логан.

     — Надо бы только не выронить его.

     — Давай скорее, а то там такое твориться! — сказал Логан, глядя на то, как тряслись язычники при каждом слове старика.

     — Менстредас активус Сарвариус ликантропус монлегис! — не прекращал жрец.

     Вскоре большинство язычников начали увеличиваться в размерах: их лохмотья разрывало мышцами, которые пробивались сквозь ткань. Язычники становились не просто мощнее, но и выше. Кожа на их теле стала покрываться короткой, но густой черной шерстью. Их лица вытянулись в пасти, появились устрашающие клыки, а уши и вовсе стали волчьими. Однако эти твари предпочитали стоять на двух ногах, словно люди. Их руки больше напоминали человечьи, правда, были значительно крупнее.

     — Ты это видишь, Финли? — произнес Логан в ужасе от происходящего зрелища.

     — Не до этого, друг! Я только только-только освободил свои руки.

     — Скорее освободи и меня!

     — Сейчас.

     Финли понадобилось чуть более минуты, чтобы разрезать бечевки Логана. Теперь они оба были свободны, и, к счастью, пока шел обряд, язычникам до них не было дела. Нужно было удирать! Друзья встали с земли и подбежали к лошадям, привязанным к дереву. Отвязав их, они вскочили в седла и направились к тропе, по которой они добирались ранее до стоянки язычников. Логан и Финли помчались скорее обратно к подножию горы.

     Звук топота копыт и ржание лошадей был услышан стариком. Его язычники к тому времени уже практически превратились в ликантропов. Жрец был в бешенстве, но не смог с ходу прервать обряд. Пока он довершил свое дело, Финли и Логан успели отъехать от стоянки на приличное расстояние.

     — А теперь, братья мои, докажите, что вы верны Сарвару и убейте бежавших пленников! — скомандовал жрец и указал ликантропам на пустующее место, где сидели до бегства пленники.

     Глаза ликантропов горели зеленым цветом, а изо рта стекали слюни. Они были в недоумении от того, что их пища сбежала, а они даже не заметили этого. Недолго думая, ликантропы рванули в сторону тропы, ведущей к подножию горы. Острый нюх помогал им улавливать запах беглецов за много километров. Бежали они прытко и на двух ногах. Некоторые из ликантропов в невероятном прыжке запрыгивали на кроны деревьев и перескакивали с дерева на дерево, что значительно ускоряло их.

     Через несколько минут погони Финли и Логан оказались в поле зрения тварей. Друзья гнали лошадей, как только могли. До подножия Храмовых гор было еще не близко, а рев ликантропов за спиной уже отчетливо доносился. Логан обернулся и увидел, что оборотни находились в шестистах метрах от него и быстро приближались.

     — Нам не оторваться! — прокричал он Финли.

     — Что будем делать?

     — Только чудо нас спасет!

     Чудо не произошло, однако неожиданно послышался гул от топота копыт впереди тропы. Вначале друзья подумали, что их воображение разыгралось на фоне страха, но, проскакав еще немного, они увидели конный отряд, ехавший в их сторону. В отряде было человек десять. Все они были в кольчужных доспехах с белыми туниками поверх них. В области груди на их туниках был изображен вишневый крест — это были рыцари Эвеза.

     Увидев мчащихся на них Финли и Логана, рыцари спешились и быстро заняли боевой порядок, сомкнув щиты. Доехав до конного отряда, Финли и Логан резко остановили лошадей и спрыгнули с них на землю.

     — Объяснять времени нет, нам нужна ваша помощь! — крикнул Логан. — Дайте нам оружие!

     — Вы кто такие? — прокричал ему в ответ командир отряда.

     — Я бывший воин Южного легиона — Логан, а это мой друг — Финли. За нами гонятся твари, и скоро они будут здесь! Дайте нам оружие!

     — Да ты дезертир, наверное? — спросил недоверчиво командир.

     — Славный рыцарь, нет времени на разговоры! Нас всех сейчас убьют, если мы не отразим атаку!

     — Какой резон мне верить тебе?

     — Резон хороший — сохранение жизни твоих людей!

     — Не пугай жизнью моих воинов! — огрызнулся командир. — Они дадут бой кому угодно. А вот ты за разговоры отправишься у меня в темницу!

     — Я согласен, командир: посади меня в темницу, но только позволь сейчас помочь тебе и твоим людям не полечь здесь от клыков тех тварей, что гонятся за нами!

     — Командир, я слышу какие-то странные звуки, — произнес с недоумением в голосе один из воинов в отряде храмовых рыцарей. — То ли волки воют, то ли еще какой-то зверь.

     — Я тоже слышу, командир, — сказал другой воин.

     — Вот ведь напасть! — проворчал командир. — Не хотел я верить тебе, незнакомец! Но ты вынуждаешь меня это делать. Дайте по мечу этим бедолагам!

     Один из рыцарей отдал Финли и Логану оба своих меча, а сам вооружился копьем. Вскоре весь отряд вместе с Финли и Логаном уже стоял наготове: воины расположились полукругом, а некоторые из рыцарей встали чуть позади основной стены щитов, взяв в руки луки.

     Некоторое время ничего особенного не происходило: издали лишь доносились звуки, схожие с воем волков. Воины в отряде были обеспокоены: многие гадали, о каких тварях идет речь. Через некоторое время из чащи леса, откуда-то сбоку от отряда, выпрыгнуло огромное черное существо. Это был один из ликантропов. Он влетел в отряд на огромной скорости, отчего смог нарушить строй. Тварь сразу же вцепилась клыками в шею одного из лучников.

     — Держать строй! — прокричал командир. — Завалите эту нечисть!

     Логан подбежал к ликантропу и занес меч над головой, чтобы нанести удар, но оборотень оказался внимательным и, подняв бездыханное тело убитого им лучника, бросил его в легионера. Логан отлетел метра на два и выронил свой меч. Однако второй лучник в отряде был уже готов и выстрелил из лука точно в голову твари. Стрела пробила черепную коробку ликантропа, и тот тут же повалился наземь.

     Радость от убитого оборотня длилась недолго: вскоре откуда-то с кроны деревьев на отряд приземлился еще один ликантроп, который мгновенно вцепился в лицо второму лучнику и вырвал из него кусок мяса. Три рыцаря подбежали и набросились на этого оборотня с копьями и мечами. Одного из них ликантроп мощным ударом руки отбросил метров на пять. Два других рыцаря не без труда нанесли твари несколько повреждений, но не смогли убить его. Уже истекая кровью, ликантроп успел схватить одного из них, поднести к пасти и вырвать ему часть левой руки. Оставшийся рыцарь, чувствуя неизбежность своей гибель без решительных действий, кинулся на ликантропа и окончательно добил его копьем в живот.

     Когда с первыми двумя тварями было покончено, отряд рыцарей увидел спереди от себя трех свеженьких ликантропов, которые неслись на полной скорости к ним. Командир собрал всех живых воинов в стенку и приказал им приготовиться к обороне. Ликантропы влетели в отряд в прыжке, но были отброшены щитами назад. У Финли и Логана щитов не было, поэтому они стояли позади основного строя.

     Оборотни были сильны: один из них мощным ударом лапы разнес вдребезги щит и вытащил одного воина из строя. Логан, увидев это, подобрал лук, зарядил его стрелой и выстрелил в ликантропа, пока тот еще не успел убить рыцаря. Стрела попала твари в плечо и та, разозлившись, выбросила схваченного воина в сторону. Затем этот же ликантроп прыгнул и, грациозно перелетев стенку, оказался перед Логаном. Легионер выбросил лук и отбежал назад, вытащив меч из ножен. Ликантроп пошел на него.

     — Финли, будь на чеку! — прокричал Логан. — Мне с ним одному не справиться!

     Ликантроп не слышал выкрика легионера и был сконцентрирован лишь на своем желании убить его скорее. Финли с мечом в руке зашел оборотню в тыл и начал незаметно приближаться к нему со спины. Когда тварь оказалась совсем близко от Логана, она нанесла удар лапой, целясь в лицо легионера, но тот смог увернуться.

     Оборотень решительно пошел на Логана. В одной из попыток нанести точный удар ликантроп лишился лапы — Логан резким ударом срубил её, отчего из раны забрызгала мощная струя крови. Это на некоторое время дезориентировало оборотня. Финли воспользовался моментом и подбежал к нему сзади совсем близко, а затем вонзил в его тело меч. Ликантроп закрутился в бешенстве и развернуться к Финли, но при этом потерял из виду Логана, который немедля нанес еще один удар и окончательно прикончил тварь.

     На переднем крае шла в этом время ожесточенная битва между уже четырьмя ликантропами и шестью рыцарями. Казалось, что силы воинов вот-вот иссякнут, и им придет конец. Логан и Финли подобрали с земли луки и зарядили в них стрелы. Оставалась надежда лишь на точные выстрелы, ведь в ближнем бою такое количество ликантропов было не одолеть.

     Первые два выстрела были довольно точными и сразили насмерть одного из оборотней. Затем последовали несколько неточных выстрелов. Ликантропы успели убить двух воинов, пока пять или шесть точных выстрелов Логана не оставили в живых лишь одного оборотня, которого в итоге добили мечники. Командир отряда, коренастый мужчина лет сорока с короткой черной бородой, устало выдохнул, вынимая меч из тела ликантропа, и произнес:

     — Что это за чертовщина?

     — Это язычники Черного предания, которые прошли обряд поедания волчьего мяса, — ответил ему Логан

     — Это магия, командир, — добавил Финли. — Их обратил в ликантропов старый жрец, который еще жив.

     — Если бы я не послушал вас, мы все были бы мертвы! — сказал командир с благодарностью в голосе.

     — Ты еще не совсем отупел на службе, раз голос разума тебя не подвел! — пошутил Логан

     — А как вы набрели на этих тварей? — спросил командир.

     — Это долгая история! Если поможешь нам добраться до Эвеза и подобрать по пути наше оружие, мы все тебе расскажем.

     — Согласен с тобой, поговорим по пути, но в начале соберем тела убиенных воинов. А когда доберемся до Эвеза, поведаем о произошедшем графу Беносу.

     — Ваш лорд — это Бенеит Лангетон, а ты пойдешь рассказывать о ликантропах графу Беносу? — спросил Финли.

     — Юноша, сейчас наш лорд в далекой Варзе, где он находится на встрече двух королей.

     — Что за встреча? — спросил Логан.

     — Вы словно с Алтурии приехали! Разве вы не знаете, что короли подписывают унию, которая объединит наши царства в борьбе с будущим нашествием северной нечисти?

     — Что-то такое я слышал, но уже запамятовал, — произнес Финли.- Так значит, сейчас идет подписание унии между царствами, и все лорды находятся там?

     — Все именно так. А за правителя в Эвезе остался граф Бенос

     — Мне хотелось переговорить с вашим лордом об одном деле, — сказал Финли. — Жаль, что его нет.

     — Не беспокойтесь, в городе много храмовых воинов и белокнижников, которые точно все знают об оборотнях и колдунах. Вы сможете все подробно рассказать им.

     — Нет, я не про это, — произнес Финли с печалью в голосе.

     Финли планировал поговорить с лордом о странном совпадении его имени с именем таинственного Бенеита, который был хозяином его слуги Бобри. Он надеялся, что это может стать отправной точкой в его поисках родителей. Но судьба, по всей видимости, решила не торопить события.

     — В любом случае в ближайшую неделю вы вряд ли сможете увидеть лорда Бенеита. К тому же поговаривают, что после подписания унии лорды поедут прямиком на Мятежный полуостров, — сказал командир.

     — Что?! Планируется наступление на мятежников? — удивленно спросил Логан.

     — Говорят, что да. Граф Бенос, получив сигнал, выступит с армией, чтобы встретиться с основными силами Роберта Лангетона на границе с мятежниками. Ждем только приказа с Варзы.

     — Вот так дела! Значит, Роберт все же решил «вылечить нарыв» на теле империи! Как же я рад!

     — Мы все этому рады, но начнем, пожалуй, собирать тела, — предложил командир, — а то меня уже ломит от усталости.

     — Согласен, — произнес Логан. — Давайте приступим. Эй, ребятки, помогите мне поднять труп этого бедняги!

     Тем временем по сухой и безлюдной степи вдоль реки Нифлен, где-то уже на территории Мятежного полуострова, не торопливо ехали на лошадях Рэй Фрайтфул и Эуон Карлайн. Полей в этих краях почти не сеяли, а растительность степи не отличалась богатством лугов. Лишь Нифлен с её бурным потоком напоминала о жизни да пение редких птиц.

     Черные волосы Рэя развевались от легкого ветра, который надувал в его красивое лицо. Он наконец-то чувствовал себя свободным и не одиноким. Рядом с ним ехал его брат, родная кровь! Он еще его совсем не знал, но уже успел почувствовать всеми фибрами души, какой он был смелый и ловкий, честолюбивый и умеющий не отступать перед ударами судьбы.

     В пути они разговаривали иногда, узнавали друг у друга о жизни до этой встречи. Рэю было интересно послушать об отце, лорде Терлаке, и о сестре Майлии. Он много спрашивал о Золотом Роге и Голдпорте, так как ни разу не был там. Эуон расспрашивал Рэя о ненавистных Фрайтфулах, об их отношении к нему. В целом, Эуон не был особо болтливым, но для брата постарался выжать из себя несколько часов для разговоров. Рэй готов был слушать вечно, но все же старался не беспокоить братца чересчур активными расспросами, боясь показаться ему болтуном.

     До столицы мятежников, Ребельвиля, оставалось уже не так много. За время пути братья успели побывать в Южном пределе, где была стоянка Южного легиона. Там они набрали еды и воды и выспались. Легионеры, узнав, что в их стан явился сам Эуон Карлайн, были крайне удивлены. Многие даже морщили нос, глядя на него, а кто-то выражал откровенное негодование тому, что племянник их врага, Йона Карлайна, едет к нему послом короля Роберта. Но королевский указ делал свое дело — пропуск и провиант Эуону был обеспечен!

     Теперь, когда Южной легион остался далеко позади, нужно было лишь добраться до столицы мятежников. Но в этих краях за их безопасность уже никто не отвечал. Эуон не слишком переживал, однако, мысли о возможных неприятностях периодически его посещали. Долгое время им вообще никто не попадался на пути. Казалось, что обе враждующих стороны создали зону пустоты, чтобы избегать новых стычек. От этой безлюдности Рэю было немного не по себе.

     — Эуон, а что мне делать дальше?

     — Ты на счет своей жизни?

     — Да.

     — Встретимся с дядей, обговорим кое-что, а затем поедем на встречу к отцу.

     — Неужели к отцу, в Голдпорт!?

     — Нет, братец, отец прибудет в составе армии Роберта Лангетона в Южный предел, откуда король-братоубийца планирует начать наступление на дядю.

     — Ах да, я вспомнил, что слышал от лорда Амарея о чем-то подобном. Король ведь хочет добить дядю уже совсем скоро…

     — Мне нравится, что ты не называешь Йона предателем! Значит, мысли у тебя в голове правильные! Люди, носящие фамилию Карлайн, не могут быть предателями своего рода, помни об этом. А если подобное случилось, то носить нашу фамилию такой человек более не сможет.

     — Но ведь Карлайнам предется воевать вместе с королем Робертом против дяди Йона? Как ты смотришь на это?

     — Ты точно не будешь! — усмехнулся Эуон.

     — Почему?

     — Ты убил своего двоюродного брата, и тебя ждет заточение или казнь! Советую попросить дядю Йону зачислить тебя в его армию — это хоть как-то оттянет твою смерть от рук разъяренного лорда Нэоса!

     — Брат, ты шутишь неудачно! — разозлился Рэй.

     — Успокойся, малец, более ты не будешь подчиняться законам Хлебной кладовой Фрайтфулов. Теперь ты Карлайн, и в беде я тебя не оставлю!

     — Спасибо тебе, Эуон! И все-таки я не так глуп: у вас с папой есть какой-то план по поводу дяди? Вы хотите его спасти?

     — Ты задаешь много вопросов, — осек его Эуон. — Время все покажет, и ты увидишь, как умны Карлайны!

     — Извини, брат.

     — Черт подери! Я вижу отряд! — произнес вдруг Эуон. — Смотри туда, вон они!

     Действительно, где-то из-за горизонта раскаленной степи в их сторону на полном ходу мчались всадники. Точное их количество было не разглядеть, но Эуон насчитал своим зорким взглядом примерно десять человек.

     — Если эти ублюдки не предупреждены дядей о посланнике, то нам придет конец! — произнес Эуон.

     — Надо бежать отсюда и скорее! — сказал Рэй.

     — Это бесполезно. Все равно они нас догонят. Тем более мы не можем бегать от всех на нашем пути. Я буду говорить с ними, а ты не влезай, пока тебя о чем-либо не спросят. Держись уверенно, но без наглости.

     — Все, понял, — произнес Рэй и тяжело выдохнул от волнения.

     Не прошло и десяти минут, как всадники доехали до братьев. Их было примерно четырнадцать, и все они были вооружены до зубов. Обмундирование воинов не отличалось качеством: на большинстве из них были стеганые и пластинчатые доспехи, сделанные самостоятельно; шлема были отлиты и склепаны как попало; сталь мечей была низкого качества. Однако уверенная посадка в седле и жилистость воинов говорили о том, что они были прекрасными бойцами. Взгляды небритых и заросших мятежников отличались дикостью. Они окружили братьев и начали ездить медленно по кругу, внимательно изучая гостей.

     — Кто вы? — спросил один из всадников. По всей видимости, он был командиром отряда, так как держался довольно нагло. Ростом он был мал, один его глаз был полностью белым — его затянуло мутной пеленой. Лицо его было худым, скуластым и щетинистым, а во рту не хватало одного зуба спереди.

     — Мы посланники Роберта Лангетона, — ответил Эуон.

     — А бумага у тебя есть?

     — Вот, держи, — сказал Эуон и протянул предводителю отряда королевский пергамент с указом.

     Тот взял его, развернул, а затем несколько секунд старательно крутил и так и сяк. Казалось, что он и не старался прочесть содержимое пергамента, а просто смотрел на него, как на нечто диковинное. В какой-то момент он скомкал бумагу в кулаке и выбросил её на землю, а затем произнес:

     — Он подумал, что я умею читать! Вот болван!

     Оценив шутку командира, его воины дружно рассмеялись.

     — Красавчик, послушай меня внимательно: если ты думаешь, что твоя писанина заставит меня поверить тебе, то ты ошибаешься. Наверняка ты лукавишь и прислан сюда, чтобы убить нашего лорда. Так или нет?

     — Я прислан королем Робертом, чтобы говорить с Йоном Карлайном, — сказал Эуон медленно и через злость, которая была следствием хамства мятежного командира. Однако из-за того, что они с братом были в меньшинстве, он сдерживал свое желание ответить нахалу со свойственной ему жестокостью.

     — Посмотрите, какой он самоуверенный врун! — произнес командир и посмотрел на своих бойцов. Те в свою очередь опять рассмеялись, потакая словам своего предводителя.

     — Не стоит тебе оскорблять меня, незнакомец. Ты рискуешь, что твои люди не успеют помочь тебе, когда мой клинок закроет твой грязный рот!

     Угроза Эуона заставила командира мятежников сменить праздный настрой. Он отвел лошадь на пару шагов назад, чтобы обезопасить себя, увеличив расстояние между собой и Эуоном. На некоторое время наступило напряженное молчание. Мятежники плотнее сжали кольцо вокруг братьев, обнажив свои мечи при этом.

     — Халсан, лассо! — скомандовал предводитель отряда мятежников.

     Один из воинов ловким движением отцепил с лошади длинную веревку и резко набросил её на Эуона. Петля лассо затянулась на Карлайне, сковав его руки, а Халсан, дернув за веревку, повалил жертву с лошади. Рэй выхватил меч, но сразу же был скручен другими мятежниками и обезоружен, после чего тоже оказался на земле. Командир мятежников спешился и подошел к Эуону, а затем врезал ему кулаком в лицо и сказал:

     — Теперь поговорим по-другому!

     — Чего ты хочешь? — спросил Эуон, сплюнув кровь из раненой губы.

     — Хочу знать правду: зачем ты со своим дружком прибыл на нашу землю? Отвечай, или плохо кончишь!

     Рэй в тот момент был напуган: страх сковал его тело, но он боролся с ним, пытаясь не показать трусость мятежникам. Еще никогда он не был в подобных передрягах. Просьба Эуона не влезать в разговор заставляла его помалкивать.

     — Я тебе говорю, что я прибыл к Йону Карлайну для переговоров о мире. Если не веришь, то отвези меня и моего спутника к нему. Твой лорд признает во мне законного посланника Лангетонов, — ответил Эуон, сохраняя убедительность в голосе, стараясь не оправдываться.

     — А мне лорд не говорил, что ждет посла! — произнес с издевкой командир.

     — Включи мозги, дикарь, я на самом деле посланник короля и если пострадаю, то тебя повесит сам Йон! — прокричал Эуон, не выдержав и пытаясь этим убедить несговорчивого мятежника.

     — А если Йон пострадает от тебя — мы все погибнем. Я думаю, он простит нам, что мы прикончим еще одного наемного убийцу и спасем его жизнь!

     — Он говорит правду, черт бы вас побрал, идиоты! — выкрикнул Рэй.

     — Хм.… У птенца прорезался голос? Ты тоже посланник Роберта мать его Лангетона?!

     — Нет, я брат Эуона Карлайна, с которым ты, тварь, смеешь говорить так нагло сейчас!

     — Значит, это Эуон Карлайн?! — спросил командир мятежников у Рэя, указывая на Эуона.

     — Да!

     — А ты, наверное, сам Роберт Лангетон тогда?!

     — Это Эуон Карлайн, а я его брат — Рэй! Если ты такой тупой и не веришь знатным людям, то дай нам возможность встретиться с Йоном! — сказал Рэй эмоционально, уже не сдерживая себя предупреждениями брата.

     — Заткнись, Рэй, я же тебя просил! — прокричал Эуон.

     — Допустим, что ты говоришь правду, птенец, и твой брат — это посланник короля, но тогда, следуя логике, ты — не посланник и быть тебя здесь не должно. Правильно?

     — Я просто сопровождаю его, — ответил Рэй.

     Командир мятежников отошел от Эуона, подошел к Рэю и вынул из ножен свой полутораручный меч. Он направил его острием к шее Рэя и провел несколько раз по ней, слегка касаясь кожи кончиком клинка.

     — Значит, ты решил провести время на Мятежном полуострове, не будучи посланником короля и не имея никакой бумаги на руках?

     — Я же сказал, что я сопровождаю брата, — трясущимся голосом ответил Рэй

     — Не трогай его, дикарь! — прокричал Эуон. — Я сын Терлака Карлайна и у моего рода много золота! Если ты отпустишь нас, то я дарую тебе тысячу империков!

     Однако командир его не слышал, ведь все его внимание было приковано к Рэю, а меч предводителя был приставлен к его шее.

     — Что меня должно сдерживать, чтобы не убить врага на моей территории? Ответь мне, птенец! У тебя ведь нет защитной бумаги на руках!

     — Не знаю, — произнес Рэй. С его лица капал пот, а сердце, казалось, вот-вот выскочит из груди.

     — Вот и я не знаю! — сказал командир и резким движением вонзил клинок в тело Рэя.

     Рэй захрипел от боли, но сил вскрикнуть у него не осталось. К телу накатила слабость, и он начал терять сознание и присел на колени. Пространство вокруг Рэя закружилось, свет солнца стал ярким, почти слепящим своей белизной, и в тот момент, как командир мятежников вытащил свой меч из его раны, Рэй окончательно вырубился и упал на землю, погрузившись в сплошное белое небытие.

     — Я убью тебя, ублюдок! — вскрикнул Эуон. — Ты пожалеешь об этом!

     — Вырубите посланника! — приказал командир и улыбнулся, глядя с издевкой в глаза Эуона, который не мог ничего сделать, будучи связанным.

     Один из мятежников подскочил на лошади к Эуону и нанес ему удар дубиной по голове, отчего тот тут же потерял сознание. Его тело связали и закинули на лошадь одного из воинов. Командир отдал приказ уходить, и уже вскоре отряд умчал в сторону гор, оставив за собой клубы пыли и умирающего Рэя.

     Рэй не был убит, так меч не задел жизненно важные органы. Однако кровотечение и сильная боль сделали свое дело, и он отключился. Прошло минут тридцать, пока он смог прийти в себя. Ему повезло, что он упал прямо на рану, прижав её своим телом, отчего образовался сгусток, остановивший полное истечение крови из него. Открыв глаза, он увидел, что ни брата, ни мятежников уже не было. Рана на животе жутко болела, а тело качало от слабости.

     Слава Турису, что мятежники не забрали с собой его лошадь. Рэй с трудом встал с земли, прижимая ладонью рану и силясь не упасть снова, и забрался на своего коня. Пришпорив его, он направил коня по основной дороге, решив ехать в Ребельвиль. Он не знал, сколько еще оставалось до столицы мятежников и сможет ли он живым добраться до города, но выхода у него не было: спасти брата было единственной его целью.

     Солнце палило беспощадно. Сознание Рэя так и норовило уйти в сон. Так, борясь с болью и отчаянием, он скакал час, а может два, метр за метром преодолевая тяжелый путь, но на дороге не попадались люди. Казалось, в округе все вымерло. Хлебнув воды из фляжки, он, щурясь, посмотрел вдаль, но города на горизонте не было. Сил после такого пути не осталось совсем. Ему начали приходить в голову мысли о том, чтобы сдаться и помереть. В какой-то момент Рэй все же не выдержал и, обессилев, упал с лошади на землю. Попытавшись встать, он понял, что это не возможно, так как его тело изнемогало от кровопотери. На небе над ним кружили птицы. Приглядевшись внимательно, он увидел ворона и кучу других мелких птиц. Ему вдруг представилось, как ворон будет выклевывать его органы, когда он умрет. Он знал, что его жизнь не так много стоила, ведь он был полукровкой Карлайнов и Фрайтфулов, но он и не предполагал, что помрет в степи и будет съеден падальщиками.

     Его радовало, что он все еще не отключился и мог попрощаться с жизнью, будучи в сознании. Он вспомнил свою прекрасную девушку Азелию. Наверняка она думала о нем плохо, ведь он теперь братоубийца. «Какой же шум и какая паника сейчас в Этарде. Все ищут его, а лорд Нэос рвет и мечет, готовый его убить. А он вот здесь, умирает», — подумал он. На секунду ему стало даже смешно от того, что все проблемы и страхи теперь были ему безразличны. Единственное, чего он хотел, так это быть признанным своим отцом — лордом Терлаком. И еще ему хотелось поцеловать Азелию и попросить у неё прощения за то, что он бросил её без объяснений.

     Тем временем тучи на небе начали сгущаться, да притом так быстро, как обычно не бывает. Грянул гром, и начался жуткий ливень. Рэю от этого стало легче, так как дождь охладил его изможденное тело. Однако небо стало таким страшным и угрожающим, как в худших снах Рэя. Ему было не по себе, но сопротивляться он не мог, ведь он лежал на земле и не способен был даже поднять свое тело.

     В какой-то момент Рэй услышал неприятное шипение, исходящее со всех сторон. Оно было столь громким, что заполняло собой все пространство вокруг. Вдруг по всему его телу заползали черные змеи, которых было так много, что ими можно было заполнить большую яму. Рэй закричал от страха. За несколько секунд змеи заволокли его и проползли под его телом. Ему показалось, что он лежит на кровати из змей. Одна из них, самая крупная, проползла по нему и очутилась на его груди. Она угрожающе нависла над ним и взглянула в его глаза.

     Рэй не знал что делать: отбросить её ему было страшно, а бежать он не мог. Змея смотрела прямо на него. Рэй растерялся и был напуган, но взгляд змеи вдруг начал его успокаивать. Он увидел, что она не желала его смерти. Казалось, она читала все скрытые ноты его души. Её мудрые змеиные глаза были величественны. Внезапно Рэй почувствовал, как сильный поток чужих мыслей вклинился в его сознание. Он вскрикнул от невыносимой головной боли, что пронзила его вместе с потоком. «Не бойся, Рэй! Все будет хорошо! Это я, Аспидия, богиня покровительница Золотого Рога», — шептал ему поток. Головная боль стихла, и Рэй почувствовал облегчение, после чего он произнес:

     — Ты и есть Аспидия — священная змея? Это невероятно!

     — Я пришла к тебе, как только узнала, что ты в беде, — произнесла змея, передав новый поток мыслей в сознание Рэя.

     — Я ранен, но кажется, что не смертельно.

     — Мои верные змееныши подлечат тебя. Главное — не бойся меня!

     — Теперь я не боюсь, Аспидия! — радостно произнес Рэй.

     Аспидия отползла от раненного Карлайна и закружилась по земле невдалеке от него. Её глаза загорелись зеленым цветом, а сама она угрожающе зашипела. Услышав зов своей госпожи, остальные змеи заволокли собою тело Рэя. Он почувствовал неприятное прикосновение к себе змеиной кожи. Некоторые из змеенышей скопились над его раной. Через некоторое время они начали кусать её, впрыскивая туда свой яд. Рэю показалось, что яд его вот-вот прикончит, но к его удивлению наоборот — боль в ране начала стихать, и ему стало легче.

     — Не бойся, Рэй! — произнесла Аспидия потоком мыслей. — Это целебный яд и он поможет тебе выздороветь!

     — Аспидия, зачем ты помогаешь полукровке?

     — Рэй, большая миссия возложена на тебя богами. Ты должен стать новым пророком всей Диархинии, — шептал поток.

     — Но каким образом?

     — Не спрашивай, Рэй, всему свое время! Сейчас просто двигайся по дороге, которой тебя ведут Турис и Аспаис.

     — И все равно я хочу знать…

     — Молчи, молчи, — перебила его Аспидия. — Сейчас ты должен уснуть. Всему свое время!

     Рэю не терпелось узнать еще что-нибудь о своем будущем, но вскоре его пыл остыл, так как внезапно ему очень захотелось поспать. Он оказался не в силах сопротивляться накатившему к голове приливу дремоты и вскоре провалился куда-то в бездну своего подсознания.

     Открыв глаза, Рэй увидел, что на небе ярко светило солнце. Степь вокруг была настолько сухая, как будто и вовсе не было ливня. Рэй сделал вывод, что он довольно долго проспал. Первым делом он прикоснулся рукой к ране на животе, но оказалось, что она затянулась, и он понял, что Аспидия ему все же не причудилась. Затем Рэй попробовал встать с земли, и это ему удалось, так как в его теле вновь появились силы.

     Когда он оказался на ногах, перед его глазами открылась неожиданная картина: он стоял напротив входных ворот в небольшое городище, загадочное перемещение к которому ему было непонятно. Однако говорящая священная змея и чудесное исцеление делали этот факт куда менее впечатляющим, отчего Рэй не стал заморачиваться на эту тему.

     Городище имело деревянные стены из заточенных брусьев, массивные входные ворота и несколько дозорных башен. Строения за стенами не были видны Рэю. Чуть поодаль от городища протекала река, скорее всего Нифлен, впадавшая в море, которое можно было разглядеть вдали. Рэй понял, что он оказался не где-то, а в Ребельвиле, так как все географические ориентиры местности указывали на это.

     — Эй, бедолага, проспался! — донеслось до Рэя откуда-то сверху. — Чего крутишь башкой, посмотри на дозорную башню, болван!

     Рэй взглянул на одну из деревянных башен и увидел там дозорного в типичном облачении повстанца. Тот с усмешкой на лице глядел на него.

     — Я в Ребельвиле? — спросил Рэй.

     — Много же ты выпил вчера! — снова усмехнулся дозорный. — Где же еще, болван?!

     — А долго я спал?

     — Ночью я не видел тебя, но все утро и почти до трех дня ты валялся под стенами городами, бормоча что-то в пьяном бреду. Из какого ты отряда боец?

     — Я не из ваших мест, служивый. Я прибыл сюда из Этарда вместе со своим братом — Эуоном Карлайном, но на нас напали вчера, а брата похитили. Мы ехали в Ребельвиль, чтобы донести послание вашему предводителю — Йону Карлайну.

     — Ты утверждаешь, что ты брат Эуона Карлайна и ехал с посланием Йону Карлайну?!

     — Все правильно, так и есть.

     — А какую бормотуху ты пил вчера, бедолага? Уж случаем ли не зеленый шнагель ты испробовал? Это вещь способна и не на такое! Перестань бредить и иди восвояси! С посланием к королю он ехал! —усмехнулся дозорный.

     — Поверь мне, служивый, я и в самом деле не вру. А вчера я вообще не пил, но был ранен в живот. Вот, взгляни, — произнес Рэй, задрал котту и показал на то место, где была рана. Однако он позабыл, что змеи исцелили его, и раны уж след простыл.

     — Ну и завираешься ты! — сказал дозорный, не увидев ничего на животе Рэя. — Хватит шуток и проваливай отсюда, а иначе пущу в тебя стрелу!

     — Слушай, служивый, я понимаю, что все это выглядит странно, но я не вру. Передай лорду Йону, что прибыл его племянник. Я обсужу с ним все, и ты поймешь, что я говорил правду.

     — Черт бы тебя побрал, бедолага! Я передам нужным людям, что ты просишь пустить тебя к лорду. Но если ты врешь мне, то предупреждаю — тебя вздернут!

     — Если я попаду к дяде, дам тебе целый империк! Сделай лишь то, о чем я прошу!

     — Два империка, бедолага. Одного слишком мало, чтобы отвечать потом за твои глупости.

     — По рукам, служивый!

     Дозорный отлучился с башни. Рэй же попытался собраться с мыслями и подготовить речь для дяди Йона. Больше всего он боялся, что тот мог не поверить в его историю прибытия на полуостров, а это не сулило ничего хорошего. Радость Рэя от предстоящей встречи с еще одним из рода Карлайнов портил страх возможной неудачи и то, что Йон все же был предводителем мятежников и головорезов. Также ему было совершенно непонятно, как дядя мог отреагировать на него, ведь Рэй был полукровкой. И как Рэй объяснит свой визит? Доводы, которые приходили ему на ум, казались совершенно неубедительными.

     Но Рэй так и не успел продумать план беседы, ведь уже вскоре он услышал скрип ворот, которые начали открываться. Затаив дыхание, он с нетерпением стал ожидать, кто же к нему выйдет. Когда ворота распахнулись, из них выехал воин на коне в сопровождении отряда мечников, позади которых шел тот самый дозорный с башни. Воин на коне был суров, имел черную короткую бороду, выраженные скулы и пронзительный волчий взгляд. Рэй понял, что его ждет неприятный разговор.

     — Это он просил увидеть нашего лорда? — обратился к дозорному бородатый на коне.

     — Да, сэр! — нерешительно ответил дозорный.

     Воин подъехал к Рэю совсем близко и закружил вокруг него, внимательно изучая незнакомца. Рэй смотрел воину прямо в глаза — тот был настроен недружелюбно. Безмолвная игра взглядов продолжалась минуту, после чего бородатый на коне произнес:

     — Кто ты?

     — Я Рэй Карлайн.

     — Зачем ты прибыл к нам?

     — Я вместе со своим братом Эуоном вез послание для лорда Йона от самого Роберта Лангетона.

     — Ты выглядишь как кусок дерьма и совсем не похож на посланника. И где твой брат?

     — На нас напали в дороге люди одного щетинистого подонка с бельмом на глазу! Брата похитили и увезли в горы, а меня ранили. Я лишь чудом не погиб и добрался до Ребельвиля, а теперь мне надо срочно увидеть лорда Йона!

     — Люди щетинистого говоришь? С бельмом на глазу?

     — Так точно, сэр.

     — Чертов Мэннис! Решил показать нам, что может принимать решения в обход Великого Йона! — громко выкрикнул бородатый, обращаясь к своим мечникам.

     — Вы отведете меня к лорду? — спросил решительным тоном Рэй.

     — Я сделаю это, — ответил бородатый. — Ты утверждаешь, что являешься кровной родней Великому Йону, чему я не верю. Однако моя задача заключается в том, чтобы ты не выкинул сюрприз на встрече с лордом. Если же будут неприятности, я «порву тебя на части»! А решать вопрос «верить тебе или нет» будет сам лорд, так как меня это не касается.

     — Можете не беспокоиться, сэр, — я вас не подведу, — сказал Рэй.

     Бородатый отдал приказ обыскать Карлайна с ног до головы и связать его руки. Когда это было сделано, Рэя повели в город. Бородатый поехал на коне впереди отряда. Пройдя главные ворота, Рэй наконец-то увидел Ребельвиль собственными глазами. Столица мятежников оказалась совершенно не такой, каким он привык видеть города в Этарде: в ней не было толковых мощеных дорог; дома в городе не блистали основательностью и сделаны были из чего только можно. Некоторые домишки были глиняными, некоторые бревенчатыми, а самые бедные жилища представляли собой шалаши из древесных стволов с натянутыми на них шкурами.

     В Ребельвиле царил разбойничий дух: воины, не занятые делом, играли в кости, пили шнагель, стреляли на спор из лука по импровизированным целям. Однако в городе Рэй заметил много рабского люда: то и дело встречались невольники, прикованные цепями прямо возле домов мятежников. Рабов отвязывали лишь тогда, когда им приказывали работать или давали справить нужду. Кормили их прямо на земле, кидая им обглоданные кости и куски хлеба.

     Ребельвиль был крохотным городком, а его относительно широкая и витиеватая главная улица уже скоро привела отряд к холмику на юго-востоке, где возвышался небольшой замок лорда, который имел один цилиндрический донжон да башню впритык к нему. Во дворе замке имелось несколько построек: амбар для сена, конюшня и кузня. Особым богатством хозяйство Йона Карлайна не отличались, но все же налажено было неплохо. Бородатый спрыгнул с лошади и подошел к Рэю. Достав меч из ножен, он перерезал веревку, связывавшую руки Рэя, после чего произнес:

     — Пойдешь позади меня. Когда я заведу тебя к предводителю, не вздумай говорить вперед него. Он сам даст тебе слово. Понял?

     — Да, сэр, — ответил Рэй.

     Открыв дверь замка, бородатый вместе с Рэем попали внутрь. Лестницы донжона были замараны землей и прилипшей к ней соломой. Проходя мимо первого этажа, Рэй успел разглядеть столовую лорда и место для увеселений, а также кухню с комнатами для слуг. На втором этаже Рэй увидел покои советников лорда и высших командиров. Дойдя до третьего этажа, он вместе с бородатым оказался в небольшом вестибюле перед массивной железной двустворчатой дверью.

     Бородатый не стал снова размусоливать Рэю тему этикета и с ходу отворил дверь, после чего они оказались в довольно скромных покоях лорда. Четыре узких окна в них убого освещали небольшую комнату со сводчатыми потолками. Каменные полы покоев лишь местами были покрыты дорогими алтурийскими коврами. В нескольких местах стояли дубовые шкафы и сундуки, на стенах висели держатели факелов. В дальнем углу располагалась огромная кровать лорда, прикрытая со всех сторон темными занавесками. Деревянный трон располагался чуть спереди от кровати и был очень скромным: имел дешевую кожаную обивку, на его подлокотниках не было дорогих завитков с формами голов животных, на нем отсутствовали бриллиантовые вставки и какие-либо другие драгоценные камни. Справа от трона стоял рабочий стол лорда с кипой бумаг на нем, пером и чернилами, кувшином вина и парой кубков.

     На троне сидел лорд в черных доспехах с массивными налокотниками и наплечниками. В отличие от его небогатых покоев, доспехи были украшены узорами из чистого золота, выделялись качественной ковкой и роскошеством форм. Лорду было за пятьдесят, он был седым, но подтянутым мужчиной и имел пронзительный взгляд. Его слегка округлое лицо не отличалось величественностью: нос был небольшим, поросячьим, а глаза маленькими и круглыми. Однако лорд казался решительным и волевым человеком. Какие-то эмоции на лице выдавали в Йоне Карлайне грусть и обреченность. А какие-то — желание что-то изменить и побороться за собственную жизнь.

     Бородатый поклонился лорду и произнес:

     — Этот юнец представился вашим родственником и сказал, что прибыл к вам с посланием. Однако он также утверждает, что на него и его брата Эуона Карлайна в дороге напали люди Мэнниса, которые уничтожили послание и похитили вашего племянника Эуона.

     — Спасибо тебе, Грэзи, можешь больше ничего мне не объяснять, — сказал Йон Карлайн. — Юноша, в тебе я узнаю Терлака! Проглядывается такой же настрой в глазах, направленный на достижение своих целей. Я вижу силу и грацию в твоем теле, красивые линии лица, словно ты продолжение брата!

     — Вы знаете меня? — удивленно спросил Рэй.

     — Фраза «своя кровь лучше чужой» тебе говорит о чем то, сынок?

     — Это кредо Карлайнов, — нерешительно ответил Рэй.

     — Так и есть! Я всегда вижу свою кровь, узнаю её из тысячи. Ты один из рода Карлайнов. Неважно кто, но один из нас.

     — Я Рэй Карлайн.

     — Полукровка?

     — Можете говорить и так, — произнес Рэй, с трудом скрывая стыд. — Я уже давно привык к подобному отношению к себе.

     — Это не оскорбление, племянник. Это лишь констатация факта. Мой брат никогда не отличался чистотой помыслов. Как только он поиграл с Гефалией в злую игру и добился унижения рода ненавистных ему Фрайтфулов, он избавился от неё и тебя в её чреве, выбросив вас, как нечто отработанное. Он всегда так делает. Ты жертва его коварства. Когда-то я оказался в подобной ситуации, побывав разменной картой в его партии за власть. Но игра была проиграна: он остался чист, а я оказался выставлен главным мятежником и был вынужден бежать вместе со своей огромной армией сюда, на «полуостров безнадежности». Но я не сержусь на него, ведь я Карлайн, и знаю, что без хитросплетений и интриг наш род не способен существовать. Я стал запасным планом в руках более сильного представителя нашего рода, мною заткнули кровоточащие раны семьи. Если бы меня поймали и я дал показания против брата — пострадал бы весь род Карлайнов, а подобного я не мог допустить.

     — Дядя Йон, вы считаете, что я не нужен своему отцу? Я лишь незначительная деталь его хитроумной игры?

     — Сядь, — сказал лорд и указал пальцем на свой стол.

     Рэй нерешительно подошел к столу и присел. Йон Карлайн встал с трона и тоже подошел к столу, а затем неспешно налил в один из кубков вина, после чего протянул выпивку племяннику и произнес:

     — Выпей с дороги. Наверняка ты утомился.

     — Вы не ответили мне, — произнес Рэй, принимая кубок из рук дяди.

     — Рэй, не важно, что о тебе думает твой отец. Важно, что ты Карлайн и должен служить лишь своему роду. Ты сам определяешь свой путь. Если твоя кровь призвала тебя стать частью семьи Карлайнов, значит, что от этого уже никуда не деться. Кстати, почему ты ушел от Фрайтфулов. Они тебя обижали?

     — Они ненавидели меня и не убили лишь из жалости к матери. А я в порыве гнева прикончил недавно своего двоюродного брата Нэга и полностью порвал с Фрайтфулами!

     — Это серьезный поступок. Ты знаешь, что теперь дороги назад у тебя нет? — спросил Йон Карлайн.

     — Конечно, знаю. Я больше не стремлюсь назад к Фрайтфулами, поэтому мне важно, как отец отреагирует на мое желание стать частью его семьи.

     — Я думаю, что Терлак будет безразличен к тебе долгое время, но ты сможешь доказать ему, что ты не полукровка, а полноценный Карлайн.

     — Это невозможно, дядя: кровь Фрайтфулов до самой смерти замарала меня.

     — Наш отец, лорд Тис Карлайн, говорил, что одна капля крови Карлайнов выжжет ведро крови любого рода.

     — Он так говорил?

     — Так и говорил!

     — Хотелось бы верить в это.

     — Ты должен поверить в свои силы и присоединиться к нашему роду, хотя тебе и сложно будет простить отца за все страдания, которые он тебе принес.

     — Спасибо, дядя, что принял меня! — произнес Рэй, встав со стула, и с его глаз закапали слезы.

     — Не плачь, Рэй Карлайн! Это не к лицу представителям нашего рода! — сказал лорд и обнял племенника. — Расскажи мне лучше, куда Мэннис увез Эуона. Нам нужно срочно вызволять твоего брата, а иначе Мэннис выпотрошит его уже совсем скоро.

     — Я готов идти с вами, дядя. Мне нужно увидеть то место, где на нас напали, и только тогда я точно покажу вам, куда увезли Эуона.

     — Грэзи, выдай племяннику лошадь и оружие и накорми его. Через час выступаем!

     Тяжелая ночь в Храмовых горах для Финли и Логана завершилась. Ужасы их ночных приключений потихоньку выветривались свежим утренним воздухом виноградных полей, смешанным с приятным морским бризом, доносившимся с побережья Алтурийского моря. Они вместе с дозорным отрядом, несшим не спеша тела убиенных ликантропами воинов, потихоньку добрались до Эвеза, который встретил их величественным видом огромного храма-замка, высившегося над городскими стенами. Центральный храмовый комплекс был столь большим, что казался целым городом в городе. Множество узких каменных лестниц, соединенных переходами с арками вели с подножия замка-храма к базилике на его вершине, чей великолепный купол, украшенный множеством драгоценных камней и золотом, пропускал сквозь свои окна солнечный свет на огромную статую Туриса в основном нефе, которую гостям еще предстояло увидеть.

     Ворота замка отворили, как только воины на стенах заметили приближающийся отряд. Когда Финли и Логан очутились внутри города, они были поражены красотой его архитектуры. Одна часть горожан, что была простым людом, жила в каменном городе на равнине, состоящим из широких улиц, древних строений, арочных переходов, великолепных молелен с красивыми садами, в которых были фонтаны и статуи богов. Другая же часть, состоявшая из жрецов и храмовых рыцарей, жила в главном храме-замке, где было множество мастерских, лабораторий и мест для общения с богами. В храмовом комплексе творились чудеса: там магия соседствовала с обычной жизнью, там рыцари и монахи рука об руку изучали Северное предание и способы найти оружие, которое остановило бы нечисть с севера.

     — Что с вами случилось? — спросил один из городских стражников, встречая отряд.

     — Мы попали в передрягу с какими-то мохнатыми и клыкастыми тварями, непохожими ни на людей, ни на волков, — ответил командир дозорного отряда, тяжело дыша с дороги.

     — Нечисть?

     — Так и есть — нечистая, — ответил командир.

     — Думаю, что злые чудеса, предсказанные преданием, вот-вот начнут сбываться, — ответил городской стражник. Он был так спокоен и невозмутим, как будто считал ликантропов чем-то обыденным.

     — Я уже подумал, что ты не вспомнишь! — пошутил через грусть командир. — Ты слишком веришь в предание, а я нет, но сегодня я тоже начал понемногу в него верить.

     — Много ваших полегло, — с печалью произнес городской стражник

     — Они спасли всех нас, сражаясь как истинные мужчины! Их смерть я буду замаливать Аспаису всю жизнь, — ответил командир.

     — А это что за люди? — спросил городской стражник, показывая на Финли и Логана

     — Это добрые путники, которые хотят видеть лорда Бенеита. Они чуть было не стали жертвами этих тварей, но в итоге помогли нам отбить их атаку.

     — Меня зовут Розамун, — произнес городской стражник. — Я надзиратель порядка в городе. Если вы прибыли к нам с миром, то я готов просить у графа Беноса принять вас. Он является главным сейчас в городе в отсутствии лорда Бенеита

     — Я Финли из Фарета и для меня честь быть гостем в вашем городе! Мы с моим верным телохранителем, рыцарем Логаном, будем благодарны вам, если вы дадите нам увидеться с графом.

     — Покои графа находятся на вершине храма. Но перед тем, как мы покорим вершину Туриады (так назывался храм-замок), я предлагаю вам осмотреть остальные места. Я расскажу вам о том, чем мы занимаемся в Эвезе и как живем.

     — Это было бы замечательно! — сказал Финли.

     — Попутно вы поведаете нашим монахам и храмовым рыцарям о тварях, с которыми повстречались.

     — Непременно, — произнес Логан.

     — А вы, — произнес Розамун, обращаясь к командиру дозора, — несите тела погибших к жрецам — пусть они начнут готовить их к погребению.

     Розамун предложил Финли и Логану передать своих лошадей одному из дозорных, чтобы тот накормил уставших животных и нашел им место в стойле. Финли и Логан согласились. После этого Розамун повел своих гостей пешком к вершине замка по одной из узких лестниц. Дорога была тяжелая: нужно было иметь хорошее здоровье и сильные ноги, чтобы с легкостью взбираться по столь крутым лестницам. Однако великолепный вид, открывавшийся на земли Эвеза с каждым пройденным метром к вершине замка, с лихвой компенсировал потраченные усилия. Через пять минут друзья оказались на высоте первого уровня замка, к которому можно было пройти по арочному переходу.

     — Здесь живут монахи, которые изучают Северное предание и занимаются магией. Давайте зайдем в их скромные покои, — сказал Розамун, указывая друзьям на двустворчатую дверь позади узкой площадки, окаймляющий этот уровень.

     Пройдя переход, Розамун отворил створки дверей, потянув за массивные железные обручи их ручек. Когда они попали внутрь, то очутились в темном и узком коридоре, слабо освещенном настенными факелами.

     — Монахи не любят много света: им нравится покой и умиротворение, — пояснил Розамун.

     Все трое пошли по коридору, который вел их по периметру первого уровня замка. Уже вскоре вдоль стен начали появляться двери. Когда Розамун открыл одну из них и завел гостей внутрь помещения, Финли и Логан очутились в комнате с колоннами, арочными потолками и узкими стреловидно заостренными окнами. В одном месте этой комнаты располагался огромный стол из красного орехового дерева, на котором лежали книги в толстых переплетах из бычьей кожи, стояли колбы с разноцветным зельем в них и глиняные чашечки с толкушами.

     В помещении стояли клетки с животными, среди которых гости заметили кошку, козу, собаку, сокола и белых крыс. Во всем этом пестром многообразии со спокойным видом чем-то важным занимались несколько монахов в длинных серых коттах. Все они были очень серьезны и сконцентрированы. Один из них читал текст из увесистой книги на древнедиархинийском, который был столь сложен, что гости не могли его понять. Другой монах слушал внимательно, а в какой-то момент достал из мешочка пучок засушенных трав, положил его в глиняную чашку и начал толочь.

     — Чем они заняты, Розамун? — спросил Логан.

     — Они ищут средство, которое могло бы обращать безопасно человека в животное.

     — Неужели подобное возможно без магии? — спросил Логан.

     — Для этих людей не существует границ, какие есть у нас, обычных людей: они изучают письмена древних диархинийцев, которые близко знали магов и смогли донести до нас их секреты. Библиотека храма богата книгами, чью ценность не измерить деньгами. Лорд Бенеит скупает все, что может представлять интерес для монахов и жрецов.

     Розамун подвел Финли и Логана поближе к ореховому столу, но не стал прерывать исследования монахов разговорами. В это время тот монах, который размельчал растение, добавил в чашку с ним какой-то жидкости из колбы — полученная смесь задымилась и издала запах, схожий с лекарствами. Монах поставил чашку рядом с клеткой козы, после чего отворил дверь клетки.

     Коза неторопливо вышла из заточения, принюхалась к неизвестной смеси и ей, по всей видимости, понравился её запах, отчего она тут же начала пить зелье. Когда оно было допито, коза, довольная угощением, благодарно издала блеяние. Однако через минуту она начала болезненно дергаться, громко орать и кружиться вокруг собственного хвоста. Тело козы начало деформироваться на глазах удивленных Финли и Логана, обрастало серой шерстью, её морда вытягивалась, ноги все больше начинали напоминать собачьи.

     Удивительное зрелище длилось меньше минуты, после чего коза превратилась в самого настоящего волка, не очень большого, но молодого и сильного. Некоторое время зверь казался растерянным, но уже совсем скоро он почувствовал, что вокруг него собралось много людей, отчего он оскалил зубы. Монахи испуганно отстранились. Они явно ждали другого результата от своего эксперимента.

     Розамун, Финли и Логан вынули мечи из ножен. Волк, недолго думая, бросился на Розамуна и сильно вцепился в его правую в руку. Главный страж был довольно крепким мужчиной лет тридцати, однако его стеганые доспехи не могли защитить от острых зубов разъяренного зверя. Розамун выронил меч и упал на спину, поваленный волком. Логан попытался нанести удар, спасая стража, но хитрый зверь увернулся и резвым прыжком свалил легионера на землю.

     Финли, оставшись единственным воином при оружии, уверенно подбежал к волку и нанес удар по его шее. Зверь почти увернулся, но был слегка задет: из его раны на шее потекла кровь. Волк развернулся к Финли и озлобленно посмотрел в глаза юноше. Из его пасти текли слюни, челюсть угрожающе скалила зубы. Какой-то невероятный источник давал зверю прыть и злобу. Финли почувствовал, что вряд ли сможет противопоставить волку что-либо. Смерть была близка, как никогда!

     — Я же просил быть осторожнее с обращающей травой! — послышалось вдруг.

     Взгляды монахов, Финли, Логана и Розамуна обратились в сторону входной двери в комнату, откуда до них донеслась речь. Там они увидели, как к ним уверенной походкой шел лысый мужчина лет шестидесяти с тяжелыми надбровьями, нависавшими над глазами. Он был одет в длинную тунику светло-зеленого цвета с разными шитыми на ней узорами. В правой руке он держал деревянный посох с набалдашником в форме оленьей головы.

     Волк в это время тоже отвлекся от Финли, повернув голову на толстой шее в сторону незнакомца. Лысый мужчина в тунике направил посох на волка и громко начал читать какие-то заклинания. При этом он продолжал идти на зверя, пристально глядя ему в глаза. Волк некоторое время не понимал, что происходит, но уже вскоре полностью переключил ярость на человека с посохом. Когда между волком и лысым мужчиной расстояние сократилось до десяти шагов, зверь резко бросился в сторону жертвы. Финли и Логан ждали с ужасом, что незнакомец будет вот-вот растерзан. Волк бежал на него очень быстро, готовый сделать решающий бросок.

     Однако ожидаемого не произошло: зверь отлетел от посоха, приблизившись к нему на расстояние пары шагов. Что-то незримое, какой-то невидимый щит оказался на его пути. Лысый в тунике был при этом абсолютно спокоен и продолжал свое движение к волку, который, отлетев на пару метров, лежал на полу в комнате, как пришибленный. Дойдя до зверя, он притронулся посохом к его голове, после чего произнес: «Обренус каридус!» Тело волка затряслось в судорогах, и уже через полминуты он снова обратился в козу. Незнакомец погладил козу и погрозил ей пальцем. Затем он обратил свой взор на монахов и произнес:

     — Вы очень хотите получить обращающее зелье, но мы к этому еще не готовы. Как видите, все заклинания из книг работают только в руках жрецов. Чтобы зельем смог воспользоваться каждый, нужно что-то более серьезное, чем просто набор ингредиентов.

     — Магистр, простите нас, — начал оправдываться один из монахов.

     — Не стоит, Альциус, — остановил его лысый в тунике. — Не оправдывайся. Мы хранители тайн и секретов Диархинии, поэтому наши земли первыми посетил когда-то великий Альвис. Рано или поздно вся его мудрость и сила будет в наших руках! Но всему свое время, поэтому не торопитесь повторить все, что найдете в книгах древних. Изначально вы должны изучить все как следует.

     — Граф Бенос, магистр ордена Альвиса, спасибо, что спасли нам жизнь, — сказал благодарно Розамун, обращаясь к лысому в тунике.

     — Не благодари, Розамун. Я должен был предвидеть такой исход и не допустить подобного. Вижу, что ты ранен.

     — Это мелочи, — произнес Розамун, пытаясь остановить кровь на правой руке, придавливая раны левой рукой.

     — Братья, перевяжите Розамуна моей целебной мазью и дайте ему анальгенции! — приказал лысый в тунике, обращаясь к монахам.

     — Вы и есть лорд Бенос? — спросил удивленно Финли.

     — Это я, — подтвердил лысый. — А кто вы, юноша? Хотя… Можете не отвечать…

     Граф Бенос прервался, как будто дар речи потерял. Он пристально посмотрел на Финли, глазами полными удивления. Казалось, что магистр сделал какое-то великое открытие. Весь его вид указывал на разыгравшийся в его голове шторм из эмоций и мыслей. Он медленно подошел к юноше и взял его правую кисть в свои ладони. Некоторое время граф Бенос молчал, закрыв глаза. Он пытался что-то тщательно почувствовать из прикосновений к руке Финли, отчего юноше стало не по себе.

     — Все хорошо, граф? — спросил Финли.

     Магистр открыл глаза — они были уставшими, но радостными. Он поднес правую кисть Финли ко рту и поцеловал её учтиво, а затем произнес:

     — Теперь все будет хорошо! Спаситель Диархинии уже близко!

     — О чем вы? — спросил с недоумением Финли.

     Граф Бенос резким движением сунул свою руку под котту юноши в области груди и вынул оттуда медальон. Он сжал его в кисти и пристально посмотрел на него. Затем взглянул на Финли.

     — Это значит, что я не ошибаюсь! — произнес лысый в тунике. —Мы все будем спасены!

     — Вы что-то знаете об этом медальоне? — спросил Финли. — Не молчите, расскажите мне все, ведь я ради этого проделал такой огромный путь!

     — Это именной медальон королевского рода, которым Лангетоны помечают кровных родственников, могущих занять место на троне, а это значит, что вы один из них! Теперь трон Нижнего Царства, слава Турису, не останется без наследника — пришли вы, сир!

     продолжение следует…