Госпожа Шизука, жившая в домике служанок господина Ито, каждое утро ходила умываться к Лилейной заводи. Возвращалась освеженная, и даже морщинки как будто блестели. Но сегодня хлопотавшая у котла с рисом тетушка Джина увидела, как госпожа Шизука мелкими торопливыми шажками спешит мимо кухни, и лицо ее испугано.
- Что случилось, госпожа?
- Ах, тетушка Джина, я видела в заводи что-то... Как будто лицо из-под воды посмотрело на меня. Не знаю, надо ли кому сказать... Может, показалось... Но я глянула еще раз, а лицо исчезло, и только рябь по воде пошла.
- Ох, страх какой!
- Вот и на меня страх напал, я даже убежала, не умывшись.
- А где это было, госпожа Шизука? Где вы это видели?
- А вот где лилии совсем близко к берегу подбираются. Там как раз тропка от берега отходит и к хижине отшельника ведет. Я чуть было по ней не убежала, да вовремя вспомнила, что господин Ито строго-настрого запретил туда ходить и отшельника беспокоить. Да и дороги не знаю...
- Хорошо, что вы туда не пошли, госпожа Шизука. Туда только первый помощник господина Ито ходит, еду носит. Всем остальным не приведи духи на эту тропку ступить. Гнев господина ужасен...
- Ох, тетушка, да мне здесь никуда ходить и раньше не хотелось, а теперь и вовсе страх берет. Как же я к заводи спущусь? Не сказать ли кому? Нет, дождусь, как вернется мой сынок Ичиро, исполнив поручение господина, повидаю его, да и домой побреду. Хорошо с вами жить, тетушка Джина, да в своем-то доме спокойнее.
- Пожалуй, передам я ваши слова первому помощнику, госпожа Шизука.
- Да уж, тетушка Джина. Пусть лучше посмеется он над женской глупостью, чем если и впрямь беда какая грозит, а мы не предупредили.
Испросив позволения через прислужника, тетушка Джина в тот же день смогла обратиться к первому помощнику. Низко поклонившись и сильно робея, она приступила к рассказу.
Поначалу господин Арэта смотрел равнодушно, слегка хмурясь, чем добавлял служанке робости. Но когда она сообщила, где именно госпоже Шизуке показалось из-под воды лицо, он весь как-то хищно подобрался, поднял руку и приказал привести к нему самое госпожу. Дабы не слушать пересказы из чужих уст.
Но госпожа Шизука мало что могла добавить к уже услышанному. Да, лицо смотрело прямо из-под поверхности воды. Круглое, как луна, губы сомкнуты, глаза открыты и вроде как в орбитах ворочаются. Она бы и вовсе не увидела его, расти в этом месте лилии плотно, как везде, но там как раз была прореха в листьях. Лицо двигалось - или это тени от лилий так ложились? Она ахнула и подалась назад от берега, и моргнула-то всего раз - но за это время лицо исчезло, будто рыба уплыла.
И все. Дальше испуганная Шизука убежала.
Первый помощник встал, махнув рукой, и женщины удалились, поклонившись.
А в имении меж тем произошла тихая суета. Молодые воины спорым шагом подходили к воротам, перебрасывались словами и взглядами, рассредоточивались и скрывались в лесу, вверх и вниз по склону. Возвращались, докладывали, скрывались опять. Вот кто-то принес некую вещь, обрывок тесьмы или ленты. Его поспешно проводили к господину Арэта.
Женщины на своей половине подворья тихонько судачили, поглядывая издали на тревожные лица мужчин.
- Да что ж это, тетушка Джина? Что я такое увидела, неужто водяного духа? Отчего переполох?
- Ой, не след бы мне говорить... С тех пор, как поселился в горах этот отшельник, покою в доме не стало. Вроде все как было, господин Ито - он сроду хмурый, но тут уж его совсем тьмой обмело. Подумать - даже молодую жену отослал от себя, госпожу Минами. Ну не сразу, через год примерно. Но ведь до сих пор она отдельно живет, далеко отсюда!
- Ох, понимаю уж, что далеко... Ведь к ней-то и послали моего Ичиро!
- Да, слуги к ней часто ездят, отправляют с ними все, что ни пожелает госпожа. А сам господин Ито один раз всего и побывал у нее - когда она первенца рожала. И вернулся вроде довольный, а что смурной, так он всегда таков... Вот только ни ее, ни ребенка сюда везти не хочет. Одному своему помощнику и доверяет, ни с кем больше не говорит. А тот-то ходит в горы к отшельнику почитай через день. А ходить туда нельзя, ну это вы уж и сами знаете. А того не знаете, что там на каждом шагу ловушки. Плохая там тропа.
- Это кто ж рассказывал, помощник?
- Станет он с нами разговаривать! Нет, был тут один... любопытство его взяло. Пошел он туда. Потом крики его целые сутки слушали...
- В ловушку, значит, попался?
- Да нет, не в ловушку. Стражникам он попался. - Тетушка Джина осеклась и замолчала, вздыхая.
- Не рассказывайте, - попросила госпожа Шизука. - Знать такого не хочу.
- А и правда.
Женщины вновь принялись перебирать рис, прислушиваясь к суете.
Принесенный обрывок ленты, видимо, оказался полезен. Уже не поодиночке, а всем отрядом воины уверенно двинулись вверх по склону. Вернулись к вечеру.
- Лежку его нашли, - сообщила тетушка Джина, пообщавшись с уставшими, но возбужденными охотниками.
- Кого?!
- Выслеживает, видать... Наверное, того, кого вы в воде углядели, госпожа Шизука.
- Так это живой человек? Настоящий? Что выслеживает-то?
- Ох, не знаю. Много говорят, но важного не скажут. Живой, наверное. На нежить не похож. Самого-то его не нашли еще. Завтра пойдут.
- А вдруг он сам сюда ночью заявится? Нам-то как быть?
- Ночью охрану удвоят. Ничего, даст небо, обойдется.
Ночью тропа на каменистом склоне, заросшем колючим кустарником и деревьями с искривленными стволами, обманчива, неверна и втройне опасна. На изгибах ее цепляются за одежду ветки, из-под ног с сухим шорохом осыпается мелкий щебень - и поди знай, где среди ветвей затаились отравленные шипы, куда приведет обрыв, если нога соскользнет с гладкого камня под щебнем, не скупясь политого маслом...
Тенью движется по тропе человек, переливается из тени в тень, минуя пятна лунного света, огибая ловушки, не сдвигая осторожной стопой ни единого камушка. Тихий шелест шелковых рукавов сливается с тихим шелестом листьев.
За ним следует другой, в точности повторяя движения первого.
И вот последний поворот тропы, а за ним впереди забрезжил еле заметный свет - его и не углядеть чужому глазу, не зная, что совсем рядом приютилась у скалы крохотная бамбуковая хижина, а внутри нее стоит жаровня, полная тлеющих углей.
Двое беззвучно останавливаются на пороге хижины. Тени в просвете ветвей колеблются, раздваиваются и сливаются вновь. И тот, кто наблюдает из тьмы, видит острым ночным взором первую тень... вторую... и третью, возникшую изнутри, точно отражение второй.
Того, кто скрывался в лесу, поймали на третий день.
Сначала вернулись поодиночке и группами молодые охотники, перебрасываясь возгласами шумно и не таясь. Потом двое стражников проволокли через ворота обмотанный веревками тюк из конопляной рогожи. Тюк извивался и бился в сильных руках, мыча что-то неразборчивое. Его подтащили к крыльцу дома господина Ито и бросили на землю. Господин Арэта велел развернуть рогожу.
Женщины наблюдали со стороны. Им было видно, как неловко выпутывался из рогожи и веревок какой-то встрепанный грязный человек, дергаясь всем телом - руки его были связаны за спиной, рот заткнут тряпкой, глаза выпучены. Тут госпожу Шизуку окликнул кто-то из мужчин.
- Смотрите, его ли вы видели в воде?
Подойдя поближе, госпожа Шизука всмотрелась в пленника. Безумные глаза его яростно ворочались в орбитах на круглом, как луна, испачканном землей лице. Грязные космы падали на лоб, из-под них по виску, по щеке текла струйка крови. Одет он был во что-то настолько рваное и непотребное, что даже и одеждой назвать было нельзя.
- Не могу сказать...
- Он или нет?
При звуке голоса господина Арэта связанный вновь забился в путах. Госпожа Шизука тоже вздрогнула.
- Не знаю, господин. Того я видела всего мгновение, а этот... Да это же деревенский дурачок какой-то!
- Они могут притвориться кем угодно.
- Кто - они?
- Эти люди... - Господин Арэта оборвал себя на полуслове и махнул Шизуке рукой, чтоб уходила. Та с облегчением поспешила удалиться.
Мужчины подхватили пленника и потащили за дом, а женщины занялись привычными делами с удвоенным рвением, старательно не слушая криков. Получалось плохо. Зато за сутки переделали много дел.
Когда останки выкинули в лес, где их подобрали местные лисицы, напряжение в поместье спало. Даже госпожа Шизука вроде бы успокоилась насчет водяного духа, хотя умываться к заводи больше не ходила, брала воду из колодца. Ей и без того было о чем переживать.
Всезнающая тетушка Джина как-то обмолвилась при ней, что к госпоже Минами отправили второго гонца.
- Да что ж такое? - всполошилась Шизука. - Давно пора моему Ичиро вернуться! Не приведи небо, случилось чего...
- Не пугайтесь вы так, - поспешила утешить ее тетушка Джина. - Наверное, просто поторопить хотят молодую госпожу. Господин Ито, говорят, захотел соединиться с ней, сюда ее вызывает. Скажу еще тихонько, чтоб никто не слышал: говорят, мужская сила его только здесь и проявляется, а стоит ему уехать - и ничего не может...
Как ни беспокойно было Шизуке, а не удержалась, хихикнула.
- Это почему так?
- А никто не знает. И откуда такой слух пошел, тоже неизвестно. Я бы и вовсе не поверила, раньше-то он еще как мог, когда в старом-то отцовском имении жил... Но для чего ж вызывать ему сюда госпожу Минами, как не для этого? Сказывают еще - только опять об этом лишнего не надо - первым-то ребенком девочка оказалась, а нужен сын, как без сына? И вот он ее вызывает, значит.
- А что ж раньше не звал?
- Кто их поймет, - отмахнулась тетушка Джина и принялась выкладывать из корзины бамбуковые побеги.
Второй гонец возвратился в поместье через четыре дня, едва не загнав лошадь. Не дав отдышаться, его проводили в господский дом. На выходе его подкараулила госпожа Шизука.
- Нет, не знаю ничего про Ичиро, - объяснял ей гонец усталым голосом. - Мне было сказано ничуть не задерживаться, передать весть, получить ответ и сразу назад. Я так и сделал. Простите, госпожа, ничего не могу сказать.
И на том все. Хорошо еще, что предаваться страхам особенно было некогда: всех женщин послали готовить покои к приезду госпожи.
Дом, отведенный ей, находился в саду, в стороне от прочих построек - просторный, чистого дерева, крытый свежей черепицей. Террасу, занесенную листвой, очистили и принялись раздвигать закрытые со всех сторон двери. Следовало осмотреть все помещения, проверить, не течет ли крыша, не образовались ли щели в стенах, не обветшали ли ширмы, вымести, вымыть, вычистить до блеска все поверхности, окурить воздух благовониями и принести в дом множество незаметных вещей для уюта и удобства госпожи с дочкой и ее служанок. Этим и занялись было женщины, когда раздался визг одной из них - она увидела на пыльном полу только что открытого дома четкую цепочку следов.
Довольно быстро выяснилось, что следы эти не могут принадлежать ни мужчине, ни женщине, ни ребенку - разве что небольшому животному, возможно, лисице. Дом обыскали, ничего и никого не нашли. Женщинам приказали продолжать работу. Но непрочное спокойствие поместья вновь нарушилось и больше уже не возвращалось. Только вслух никто ничего не говорил.
Господин Арэта зачастил к хижине отшельника чуть не каждый день - оставлял стражу у начала тропы на берегу Лилейной заводи и пропадал меж деревьев и кустов заросшего зеленью склона.
- Должно, молятся духам, чтобы сына господину Ито даровали, - предположила тетушка Джина, расставляя вместе с госпожой Шизукой начищенные медные жаровни.
- А что ж он сам не ходит? Его-то молитва действенней должна быть?
- Не ходит и не ходил никогда. Может, обет у него какой... Так-то мне и самой удивительно - ведь и отшельника здесь никто не видел, что ж они - не встречались вовсе? Вроде не припомню такого...
- Да с чего все это началось?
- О, это давняя история, печальная... Когда даймё нашего господина поссорился с князем Четырех Алмазов, случилась у них великая битва, в которой погиб брат господина Ито, а сам он был тяжко ранен. Я тогда еще служила у их отца, как и все наше семейство, и туда-то и привезли выхаживать молодого господина. Потом уж за доблесть рода даймё даровал им эту землю с тем, чтоб защищали и впредь его владения. Да только отец пожил тут всего ничего, надломился он, когда с сыновьями такое случилось. Да, так выхаживал молодого господина первый помощник - он тогда в том же звании у их отца ходил... странно, вроде и не постарел с тех пор почти нисколько... И ведь выходил! Так господин Таро - отец то есть - дал его сыну в помощники, так с тех пор и служит.
- Да как же выхаживал, он же не лекарь и не жрец?
- Ну вроде и нет, а и то, и то может. Да вот и теперь - кто как не он к отшельнику ходит молиться?
- Тетушка, вы же обещали про отшельника рассказать!
- Да... Это уж после произошло. Господин Ито - он выздороветь-то выздоровел, и в сражениях успел еще поучаствовать, и вроде все в порядке, не считая того, что хмурый, и вот собрался он жениться...
Но тут женщин прервали.
- Госпожа Минами едет!
Запыхавшийся мальчишка пробежал мимо них с криком. Служанки тут же оставили свои занятия и бросились к воротам, через которые одна за другой въезжали крытые повозки. Все взоры устремились туда, где за полуоткинутой шелковой занавесью виднелся тонкий профиль молодой жены господина Ито. Одна лишь госпожа Шизука неотрывно смотрела на шедших позади мужчин, только на них.
Господин Арэта поднимался в гору, легко ступая по привычной тропе. Следовало поторопиться. Сквозь густую поросль цепкого горного кустарника до него доносились снизу людские голоса, мычанье волов, влекущих повозки, ржание лошадей и весь тот неясный многозвучный шум, который сопровождал прибытие в поместье госпожи Минами с дочкой.
С дочкой.
Господин Арэта осторожно отодвинул от лица колючую ветку и слегка ускорил шаг. Сейчас бы ему надлежало быть внизу, вместе со всеми, помогать господину Ито готовиться ко встрече с женой. Да вот не рассчитал время. Плохо. Опять плохо.
С тех пор, как они вдвоем глубокой ночью навестили хижину, он больше ни разу не испытывал того тягостного ощущения - как будто в спину ему упирается чей-то острый взгляд. Может, этот пойманный тогда бродяга и вправду был искусным лазутчиком, до конца не раскрывшим себя. А может он был просто - как тогда назвала его эта пугливая старушка? - деревенским дурачком, которому довелось перед смертью пострадать больше, чем он того заслуживал.
Взгляда в спину он больше не чувствовал. Но тревога не отпускала, тревога прочно поселилась в поместье, и любая мелочь, на которую прежде не обратили бы внимания, подпитывала и разжигала это непреходящее, сосущее предчувствие беды.
Торопись, слуга господина. Дочка - это хорошо, это значит - средство действует. Дочка вырастет, выйдет замуж и продолжит род. Чужой род.
Торопись выполнить клятву, самурай. Пока не стало поздно.
Думая о своем, он машинально обогнул скалу и ступил на осыпь над обрывом там, где тропа становилась совсем узкой. Нога соскользнула и поехала. Он всем телом рухнул на камни. Сердце пропустило удар.
В последнее мгновенье ухватившись за шероховатый выступ, господин Арэта подтянулся, встал и замер неподвижно на тропе, восстанавливая равновесие. Когда дыхание успокоилось, он сунул руку за пазуху, ощупывая фарфоровую бутылочку. Цела.
Медленно, очень медленно он пересек опасный участок. До хижины оставалось совсем немного, но теперь он шел исключительно осторожно, осматривая дорогу перед собой, даже пробуя носком подозрительные места. Но нет, ничего не изменилось на тропе, все ловушки находились там, где надо, новых не обнаружилось. Он с облегчением подошел к самой хижине. Из двери, слегка приотворенной, пахнуло нежилым запахом.
Тем временем в поместье перед господским домом собралась уже целая толпа - и свои, и приезжие, воины и слуги. В пыль перед крыльцом кинули рогожи, на них постелили чистую ткань, и госпожа Минами во всей прелести надетых одно на другое разноцветных шелковых кимоно легко, как ей и надлежало, выпорхнула из повозки. За ней служанки вынесли маленькую девочку - та изумленно оглядывалась по сторонам. Госпожа Минами низко склонилась перед крыльцом, на которое навстречу ей вышел ее муж, сопровождаемый ближними прислужниками.
Господина Ито редко видели вне дома. И теперь все собравшиеся жадно разглядывали своего хозяина, дивясь и ахая. Он был еще далеко не стар, но выглядел старше своих лет и как будто еще не оправился от тех, давних ранений. Несмотря на это и на вечную хмурость, о которой говорила Шизуке тетушка Джина, от него веяло властной силой. Вслед за госпожой Минами в поклоне склонились все.
Госпожу Шизуку тетушке Джине пришлось подтолкнуть. Она одна не смотрела на господина Ито, хотя впервые видела его так близко. И тетушка Джина про себя переживала. Сочувствуя Шизуке, она мысленно сосчитала всех воинов, прибывших с госпожой Минами. Юного Ичиро среди них не было.
Его вообще никогда не было в тех краях. Он не исполнил поручение господина, не прибыл к его молодой жене. О многом, и об этом в том числе, говорили в тот вечер господин Ито со своим помощником. В дом, отведенный госпоже Минами, ее муж не шел, давая всем прибывшим отдохнуть и обустроиться.
- Надо бы отправить людей, выяснить, докуда Ичиро добрался, где исчез. Да время упущено, нет его, времени, совсем нет... Плохо, очень плохо. Этот человек не успокоится.
- Князь Четырех Алмазов не успокоится никогда. Вы один остались из сильных, всех остальных он уже уничтожил так или иначе. У даймё больше нет того войска, нет защитников, кроме вас. И если этот человек перехватил Ичиро...
- ...То надо торопиться. Как там этот... он... как ваша подготовка? Можно ли его вести?
- Еще день, ну два.
- Я могу дать больше крови.
Господин Арэта протестующе взмахнул рукой. Его хозяин нахмурился.
- Не можете, господин. Вам надо сохранять силы. И так я беру больше прежнего. А вдруг и вторая попытка не удастся?
Господин Ито тяжело вздохнул.
- Ладно. Но не больше двух дней. Да... Как там эта женщина, мать Ичиро?
- Она, похоже, повредилась умом. Служанки заперли ее в своем доме.
- Ну пусть... Когда опомнится, выдайте ей вещи Ичиро, одежду, мешок риса, да и отправьте домой. Даже если ее перехватят, это уже не будет иметь значения.
Господин Арэта поклонился.
Тетушка Джина разрывалась от желания поговорить хоть с кем-нибудь. Ее обычно благодарная слушательница неподвижно сидела в комнате, уставя в пол немигающий взгляд. Молоденькие служанки, бросив на нее кухонные хлопоты, все побежали в дом госпожи Минами помогать раскладывать футоны, расставлять ширмы и развешивать шелка. И столько всего интересного происходило вокруг, что совершенно невозможно было оставаться рядом с госпожой Шизукой, поглощенной своим горем - да та и не хотела ничьего присутствия.
Растирая в плошках пряные травы, очищая и нарезая имбирный корень, тетушка Джина бормотала про себя завистливые слова. Когда-то и она была хорошенькой юной служанкой, услаждала даже господина Ито в пору его молодости - давно это было, еще до той памятной битвы, изменившей жизнь всего дома. Ах, времена! Не успела она рассказать госпоже Шизуке, чем кончились эти времена. Про женитьбу господина Ито на дочери самурая высокого рода - рода, который в той достопамятной битве потерял всех своих сыновей, а с ними и землю. Поэтому госпожу Минами отдали с радостью, только лишь она вошла в возраст. Да вот беда - хотя она была прекрасна как цвет лилии, что-то у них не заладилось с самого начала, и господин Ито вновь отправился на войну. А когда вернулся...
Помнится, именно тогда господин Арэта объявил, что в горах высоко над поместьем поселился отшельник. А госпожа Минами наконец понесла. И вот что вы скажете? Именно тогда ее со всем почетом отправили в ее родной дом, где она теперь стала полной и единственной хозяйкой. Ну и то сказать - здоровье у господина Ито шалило...
А сам хозяин с тех пор все реже показывался на людях. Но жизнь в обширном и многолюдном поместье шла своим чередом, и слуги нет-нет да обсуждали втихую всякие странности, памятуя о том, что про отшельника и все, что с ним связано, говорить лучше не надо. И ходить к нему запрещено.
В эту ночь господин Ито так и не вошел к своей жене. Госпожа Минами прождала его до рассвета.
Об этом тетушке Джине рассказали девушки-прислужницы. Изнывая от любопытства, она выспрашивала все новые мельчайшие подробности.
Госпожа Минами вела себя как подобает. Легкий шелк ночного кимоно лежал вокруг нее красивыми волнами, а она сидела неподвижно, с нежной улыбкой на лице, овеянная ароматами чистоты и молодости. Служанки умилялись, готовя ее ко встрече с мужем. Вот только что-то непонятное скрывалось за ее улыбкой. Как будто она ожидала господина Ито не так с нетерпением, как со страхом. И постепенно девушки и сами поддались этому страху, и журчание шепотов умолкло, все попрятались за ширмами, оставя ее одну. А когда взошло солнце и стало ясно, что господин уже не придет, госпожа Минами заснула с облегчением.
- А чего же она так боится? - выпытывала тетушка Джина.
- Да мы и сами не знаем. Вроде бы... ой, только никому не говорите!.. Вроде бы господин Ито в прошлый раз неласково с ней обошелся. Днем-то он просто чудо, а не мужчина, любая бы мечтала, а вот ночью... нехорошо с ним.
Тетушка Джина протестующе всплеснула руками.
- Чушь какая, не верю! - Она отвернулась, зардевшись от воспоминаний.
- Вы не верите, а вот так вот оно.
Господин Арэта опять поднялся к отшельнику. Господин Ито сидел в доме, никому не показываясь и ни с кем не говоря. Поместье замерло в ожидании, хотя никто не знал, чего именно ждет. День клонился к вечеру, и было неведомо, что принесет с собой этот вечер, что принесет ночь.
Тетушка Джина принесла Шизуке рисовый колобок и чашку воды. Старушка взяла чашку неверной рукой и выпила, от риса отказалась. Теперь она точно выглядела совсем старухой, прежняя живость пропала напрочь, глаза потухли. Отдав чашку, она вновь опустила голову и замерла без движения. Тетушка Джина вздохнула и оставила ее одну.
И в этот раз госпожа Минами ждала мужа в полной готовности, с неизменно нежной улыбкой, но губы ее дрожали. Он опять не пришел.
Утром в поместье все боялись смотреть друг другу в глаза. Господин Арэта вовсе исчез, другие обитатели старались изобрести себе какое-нибудь дело, не встречаясь взглядом. Грозовая тишина еще омрачилась, когда воины, сопровождавшие первого помощника, принесли новую весть: у Лилейной заводи нашли старые гэта госпожи Шизуки и следы босых ног в грязи.
- Утопилась! - вскрикнула тетушка Джина. - Бедная! Столько ждать и даже не повидаться с сыном! Он ведь у нее единственный...
Но ее быстро заставили замолчать. Не годилось, чтоб эту неприятную новость слышала госпожа Минами. Тем более сейчас: господин Ито известил ее, что сегодня точно к ней будет.
- Я сделал что смог, - говорил господин Арэта. - Можно. Но...
- Но?
- Вид у него... С каждым разом это все труднее. Я вызову его, и он придет. Только видеть его не надо. Никому не надо.
- Я выдержу.
- Вы-то да... Я не о вас...
- Предупредите слуг, чтобы свет нигде не зажигали. И вызывайте.
- Повинуюсь.
Как день перевалил за середину, с неба, затянутого серой пеленой, посыпался мелкий дождик, и все сеялся и сеялся, шелестя по листьям в саду. Госпожа Минами сидела в глубине террасы, вдыхая свежий влажный воздух, а ее маленькая дочка топотала по краю мокрого настила и смеялась, подставляя личико под холодные капли. Потом она заскучала и захныкала, девушки подхватили ее и унесли в глубину дома. Госпожа Минами осталась сидеть на террасе, туда же ей принесли чай.
На кухонном дворе пыль, прибитая дождем, липла к подошвам жидкой грязью. Мерная хозяйственная суета продолжалась несмотря ни на что, в домике служанок проветривали угол госпожи Шизуки, раздвинув все двери. Ее постель мокла на улице, пока тетушка Джина не спохватилась и не забрала ее внутрь.
Господин Арэта, вернувшись с горной тропы, скрылся в господском доме и с тех пор от господина Ито не выходил. Госпоже Минами отправили с кухни сладкое сливовое вино и фрукты.
Наступил вечер.
Когда стемнело, господин Ито пришел к своей жене. Дождь кончился, только отдельные капли падали с ветвей в лужи. В доме шуршала ткань, потрескивали светильники, перешептывались за ширмами служанки. Госпожа Минами боязливо подняла на мужа глаза, встретила его спокойный взгляд, и ей самой безотчетно стало спокойнее. Она взяла с низкого столика вино, налила в чашки.
За ширмами прислушивались. Негромкий мужской голос что-то спрашивал, ему отвечал тихий голосок госпожи Минами. Раз или два они засмеялись. В дальней комнате возилась девочка, все никак не могла заснуть. Ее тихонько укладывали, напевно бормотала над ней няня.
Снаружи меж тем холодало, ночь после дождя обещала тишину и свежесть. На небе, все еще затянутом мутью, не светилось ни единой звезды. Сразу за террасой начиналась чернильная темнота.
Служанки поспешили накрыть светильники. Теперь и в доме стояла непроглядная тьма.
Госпожу Минами пробрал легкий озноб. Она хотела попросить, чтобы оставили хотя бы один светильник, но не осмелилась. В темноте шелестела одежда - господин Ито раздевался.
Госпожа Минами распахнула кимоно и вздрогнула от холода. Откуда-то повеяло сквозняком. За дальними ширмами тоненько заплакала девочка и тут же замолчала, словно ей ладонью закрыли рот.
Твердая мужская рука обхватила женщину за талию и приподняла, высвобождая край кимоно, отбрасывая последнюю преграду. На ее обнаженное тело навалился холодный и тяжелый господин Ито. Его жена стиснула зубы и постаралась подчиниться, открыться, отдаться неизбежному, терпя боль, пересиливая нарастающий страх.
Ближний светильник, похоже, накрыли недостаточно тщательно - за плотной тканью ширмы затлел легкий огонек, торопливо задвигалась служанка, пытаясь его погасить, но он все разгорался. И в его дрожащем свете госпожа Минами увидела, что за лицо нависло над ней.
Не в силах издать ни звука, не в силах вздохнуть, теряя сознание от ужаса, она последним усилием дотянулась до ширмы и опрокинула ее на огонь. Ткань вспыхнула.
То, что только что овладело несчастной женщиной, теперь воздвиглось над ней в полный рост. Служанки, до тех пор забившиеся по углам, бросились было тушить горевшую ткань, но оно... это... повернуло к ним белое лицо-череп с черными провалами глазниц, и протянулась поверх огня костлявая длинная рука.
С воплями ужаса бросились они разбегаться, как куры из курятника, оставив лежащую в беспамятстве госпожу. Тень с белым лицом поплыла за ними.
Женский визг разбудил поместье. Стража прибежала на крик, не понимая, что происходит. Они никого не увидели, кроме насмерть перепуганных девушек, повторявших, точно в бреду:
- Юрэй! Юрэй!
Сам юрэй, гневный призрак непогребенного, исчез бесследно.
В доме разгорался пожар. Те из стражников, что прибежали позже, не задерживаясь, кинулись его тушить, но в толкотне и неразберихе мешали друг другу, и только успели вынести госпожу и ее дочку, как затрещали в пламени бамбуковые и шелковые пологи и ширмы, и ничего больше спасти уже было нельзя. Пол горел, горели опорные столбы, с крыши в огонь сыпалась и трещала, раскалываясь, черепица.
Из колодца таскали воду, поливали стены снаружи, пытаясь помешать разлету искр. Но кое-где загорались и деревья в саду; их спешно рубили. Спасали уже не дом, спасали поместье с его жилыми домами и хозяйственными постройками, кухней, конюшнями и кладовыми. Помогало то, что влага от вчерашнего дождя не успела просохнуть - но на мокрой земле ноги скользили, люди падали, разливали воду. К утру огонь все же удалось остановить. Колодец к этому времени вычерпали до дна, таскали воду из реки.
На террасе господского дома, освещенной багровыми сполохами, всю ночь неподвижно стоял господин Ито, хмуро глядя на людскую суету. Поодаль от него стоял господин Арэта, опустив голову, не поднимая глаз от земли. Никто из них не произнес ни слова.
Утром оказалось, что сгорело не так уж много. И те, кто не видел, с чего все началось, уже потихоньку радовались, что беда пусть и нанесла потери, но обошлась малым, что самое страшное прошло стороной.
И в эту тихую радость, полную хлопьями шелкового пепла, запахом гари и залитых водою углей, въехали посланцы даймё.
- Хозяин этого поместья пусть выйдет и выслушает то, что передает ему его господин!
Не слезая с коня, старший посланец решительно указал пальцем на террасу господского дома. Люди во дворе ахнули.
За спиной самурая, так же верхом, выстроилась группа сопровождающих. Руки их лежали на рукоятях мечей. Старший продолжал:
- Хозяин этого поместья совершил непозволительное! Он укрыл недостойного имени! Много лет он прячет у себя труса, сбежавшего с поля боя, и распускает слухи, что тот погиб. Нам стало известно, что все это время недостойный имени живет поблизости, прикрываясь личиной святого отшельника...
Вновь ахнули все, кто собрался к этому времени во дворе.
-... и хозяин этого поместья предоставляет ему пищу, кров и одеяние! Такое недопустимо. Хозяин этого поместья должен выдать недостойного имени на суд господина, сам же он должен поступить в согласии с...
- Мой брат погиб.
Господин Ито стоял на террасе и спокойно смотрел на посланца, не выказывая ни дерзости, ни страха.
- Мой брат погиб. Тот, что скрывается в хижине отшельника, появился там по другой причине, и выдать его я не могу.
Самурай угрожающе нахмурился и тронул коня, подъехав поближе.
- Я не могу его выдать, потому что это не человек.
Третий вздох ужаса вырвался у собравшихся. Теперь уже все, кроме прибывших, знали, кто ночью являлся к госпоже Минами.
- Его мог вызвать только мой помощник, и то ему для этого требовалось немало сил. А сейчас... после... нет, сейчас и он уже не сможет.
Самурай открыл было рот, но, встретив отрешенный взгляд господина Ито, против воли промолчал.
- Я могу объяснить все, если вы выслушаете меня.
- Мы выслушаем тебя, - помолчав, сказал самурай.
- Хорошо.
Господин Ито прикрыл глаза, собираясь с мыслями. Во дворе затихло все, даже ветер перестал шевелить остывший пепел.
- В той битве, где погиб мой брат, меня тяжко ранили. Когда в дом отца привезли одного его сына в беспамятстве, а второго бездыханного, отец потерял разум. В бреду он потребовал у своего помощника клятвы, что тот сделает все - все! - чтобы род Таро продолжился, чтобы его кровь не угасла безвозвратно. Мой помощник такую клятву дал.
Тишина звенела.
- Долгое время господин Арэта выхаживал меня, изыскивая все новые средства, храня верность нашему роду. Не знаю, чего ему это стоило. Но я жив, как все видят. Вот только...
Дальнейшее господину Ито произнести было труднее всего.
- Вот только, когда пришло время продолжить род, выяснилось, что мои раны не дают мне этого сделать. Я был жив, но господин Арэта не имел возможности исполнить клятву. И тогда он...
Тетушка Джина стояла в толпе, зажимая ладонями рот. На глаза ее навернулись слезы.
- Тогда он нашел новое средство. Он разрушил погребение моего брата...
Лица воинов сравнялись белизной с лицами женщин.
- Он взял его кости и мою кровь. Он создал призрак-юрэй в ощутимом человеческом теле. Я встретился с ним, чтобы он обрел мой облик. Я заплатил за это своим здоровьем. Господин Арэта не говорил мне, чем заплатил он.
Никто не дышал.
- Средство оказалось верным. Моя дочь...
Откуда-то со стороны донесся слабый крик.
- Моя дочь родилась обычным человеческим ребенком. Но чтобы продолжить род, мне нужен был сын.
Господин Ито устало провел рукой по лицу.
- Мой брат погиб. Он был достоин своего имени. Недостойный - я.
Не дожидаясь ответа, он повернулся и пошел вглубь дома, где дожидались его расстеленные на полу белые смертные одежды.
Господин Арэта торопился из последних сил. Тропа была мокрой и скользкой, он уже успел изваляться в грязи и разодрать хакама о колючие ветви, но сейчас это было неважно. Все было неважно, кроме одного: добраться до хижины, где лежат непогребенные кости, успеть совершить над ними обряд. Собственная судьба - ничто по сравнению с этим.
Ухватившись для опоры за мокрую лиану, он обогнул скалу в самом узком месте тропы - и вновь, как в дурном сне, нога соскользнула и поехала, тонкий побег оборвался, он рухнул на сыпучий щебень, тщетно нащупывая тот каменный выступ, что помог ему в прошлый раз - но нет, его не было, и он, уже ощущая ногами пустоту обрыва и прощаясь с жизнью, вдруг почувствовал, что руку его перехватила чужая жесткая рука.
Обессиленно расслабившись, он поднял благодарный взгляд.
Белое лицо с черными провалами глаз наклонилось к нему низко-низко, почти вплотную. И не ушами, но мозгом, внутренностями, всем телом он ощутил не произнесенное вслух последнее, бесповоротное, исполненное темного ужаса слово:
- Плати.
И господин Арэта заплатил.
* * *
Жизнь продолжалась.
Тетушка Джина спускалась за водой к реке.
В обезглавленном поместье оставались люди, людьми надо было распорядиться, дать им покой, пристанище, управу, дать им понять, как жить дальше. Но для начала их надо было накормить. Хорошо хоть припасов хватало вдоволь.
Тетушка Джина наклонилась с берега, зачерпывая воду деревянным ведром. Волна колыхнула лилейные заросли, широкие листья разошлись, и в просвете под водной гладью показалось белое лицо.
Всмотревшись, тетушка Джина ахнула, попятилась и бросилась бежать, оставив ведро. Она бежала, подвывая на ходу от страха. Сколько бы ни стряслось бед в этот несчастный день, последняя капля воистину переполнила чашу. И даже не то перепугало бедную женщину, что она узнала лицо утонувшей госпожи Шизуки.
А то, что это лицо ей улыбнулось.
Вода уносила госпожу Шизуку прочь от берега. Вода смывала ее старческий облик, растворяла морщины, тщательно наведенные рисовым крахмалом, постепенно счищала с темных волос седину. О да, ее седина была непрочной. Это волосы госпожи Минами навек останутся седыми. Это госпожа Минами утром задушила свою маленькую дочку, а затем и сама отправилась вслед за ней по дороге тени. А госпожа Шизука уплывала по другой дороге, и тень ждала ее еще не скоро, хотя кто знает...
Имя ее растворялось вместе с сединой. Она плыла среди лилий, Юри-лилия, лучшая куноити господина Такэды, Князя Четырех Алмазов. Когда-то она могла одним движением веера, одним взмахом ресниц лишить воли любого мужчину - и женщину, если потребуется. Но потом оставила это искусство более молодым, а сама поднялась до вершин иного искусства. Она сама могла стать любой женщиной - и мужчиной, если потребуется.
Кем она станет теперь? Нищей побирушкой? Буддийской монахиней? Молодым воином?
Кто попадется к своему несчастью на ее пути, как попался мальчик Ичиро, у которого она вызнала все необходимое, прежде чем явиться в поместье? Как попался душевнобольной бродяга, которым она отвлекла от себя подозрения? Неважно. Все люди - материал для работы. Вся работа - материал для совершенствования в своем искусстве.
Знающие называли ее хитрой, как лиса. Она, как лиса, умела заметать хвостом следы. Порой она и впрямь чувствовала себя лисой среди глупых кур. Одно лишь беспокоило ее - приходило временами подозрение, что чувство ее не обманывает.