Где-то с двадцати одного, год начал делиться для меня на два сезона, вместо четырех. К концу сентября, с первыми заморозками начиналось 'скоро лето' и тянулось до середины апреля, когда его сменяла светлая, как будто отбеленная долгим ожиданием неизбежного, 'скоро зима'. В общем-то это касалось не только времен года. То же произошло с восприятием миллиона других явлений и качеств, которые мое сознание будто бы упразднило за ненадобностью. Посоветоваться со мной оно при этом естественно посчитало лишним.

Удивительно, как мало мы можем контролировать внутри себя. Наше тело мчится по жизни, как сверхзвуковой поезд. Приборы работают идеально: кровь разносит кислород, железы впрыскивают гормоны, по нейронам бегут импульсы. Ничто в работе организма не требует нашего участия. Мы сидим на кресле в самом дальнем конце салона и удивленно смотрим в окно. Мы ли выбрали этот маршрут? Есть ли где-то впереди стрелочный перевод? Будет ли у нас шанс им воспользоваться? Неизвестно. Сможем ли мы хотя бы выбрать, где сойти? Я сошел в самом начале 'скоро зимы'. Снег был разбит и повержен, жалкие остатки его войска, грязные и бесформенные, прятались в тени домов. Ветер, почуяв тепло, радостно носился повсюду, как пес, дождавшийся хозяина. Я шел, как всегда погруженный в свои мысли. Мне никогда не удавалось долго следить за тем, что происходит вокруг, рано или поздно внимание соскальзывает куда-то вглубь и сознание заполняется картинами, которые рисует воображение. Поэтому на стыке времен года я считал удачным день, в который мне удавалось не угодить, отвлекшись, в какую-нибудь лужу. Тот день не выдался особенно - я угодил в капот темно-синего седана, за рулем которого был парень, лишь немного старше меня. Я даже успел увидеть, как он сначала раздраженно, затем непонимающе и в самом конце испуганно на меня смотрит. Я почему-то сразу понял, что умираю. Раньше мне казалось, что в таких ситуациях человек должен до последнего верить, что все кончится для него хорошо. Оказалось - нет. Наверно мне просто чего-то не хватило. Оптимизма может быть. Или жажды жизни.

Как ни странно, страха не было. Он пришел гораздо позже. Движение замедлилось, практически остановилось, но в этой неестественно длинной секунде, затормозившей все время в мире, как камешек, попавший между шестернями часов, ни одна мысль не успела возникнуть у меня в голове. Наконец, где-то в области периферического зрения образовалась и начала стремительно разрастаться тьма. Казалось, что это я улетаю от картины с солнечным дней и слегка помятой машиной в пространство, абсолютно черное лишь потому, что в нем просто нечего увидеть. Потом не было ничего.

В очередной раз прокрутив в голове обстоятельства своей смерти, я переворачиваюсь на спину и открываю глаза. Второй день. Условный день - я представления не имею, как определять здесь который час - солнце за все время не садилось еще ни разу. Телефона в кармане не оказалось, как и ключей с кошельком. Спать мы легли скорее по привычке, чем от усталости.

Я смотрю на своего соседа - единственного человека, которого встретил здесь. Он тоже проснулся и, задумчиво глядя в даль, лежит на противоположном склоне холма. Это мужчина, еще не старый - около пятидесяти лет. В поношенной серой куртке, похоже еще советских времен и такой же древней восьмиклинке.

Первым, что я увидел, когда открыл глаза после аварии, было его смуглое небритое лицо, на фоне темного неба. На небе тускло светили звезды, образуя странно незнакомые созвездия. Вторым - бескрайний серый однообразный непохожий ни на одно место из тех, где я бывал, но все же удивительно знакомый ландшафт.

Раньше, мучая себя мыслями о посмертном опыте, я часто придумывал самые невероятные сюжеты, но подобное мне в голову не приходило никогда. Мы были на луне. Не в аду, не в Валгалле за столом Одина. На Луне. В небе, безразличная к происходящему, упивалась своей вызывающей синевой Земля.

И тут, наконец, пришел страх. Это было настолько нереально, необъяснимо, невозможно, что я бы решил, что сошел с ума, если бы не был почему-то уверен, что нельзя сойти с ума после смерти.

Некоторое время я сидел, оглохший от ужаса. Мужчина молча стоял рядом, видимо понимая, что мне нужно время, чтобы придти в себя. Было неестественно тихо. Тишина будто придвинулась ко мне со всех сторон, внимательно наблюдая.

Страх поднял со дна моей памяти детское воспоминание, казалось, давно потерянное навсегда. Мама тогда привезла меня рано утром в деревню, к каким-то дальним родственникам, и тут же уехала. Я был предоставлен самому себе - взрослые почти сразу куда-то ушли, а я весь день бродил вокруг дома, сараев и деревьев. Почему-то все это было одинаково наклонено в сторону. Можно было подумать, что веками ветер дул здесь только в одном направлении. Весь день я был занят тем, что сочинял себе невероятные приключения, повторяющие один в один сюжеты комиксов или исподтишка наблюдал за будничными делами насекомых.

К вечеру все вернулись. Женщины ушли на кухню, мужчины сели на крыльцо и закурили. Меня тоже подозвали к крыльцу. Среди мужчин определился вожак и стал задавать извечные глупые вопросы, которые, повинуясь, видимо, инстинктам, все взрослые задают малознакомым детям. Но в моих ответах он наверно не увидел ничего ни интересного, ни забавного и предложил еще погулять до ужина, как будто без него я не был способен спланировать для себя подобное мероприятие.

Я обошел дом, чтобы не попасться больше на глаза его обитателям и оказался на пыльной проселочной дороге. Уже совсем стемнело, дул легкий приятный ветер. Совсем не верилось, что он мог наклонить дом и сарай, но направление было то же. Не найдя вокруг ничего, стоившего внимания, я посмотрел вверх и застыл. В деревне меня от космоса не укрывал привычный световой шум, и я впервые увидел звезды по-настоящему. Не дюжину тусклых блесток, разбросанных на черной ткани, а бездну, наполненную россыпью драгоценных камней всевозможных цветов и размеров. На секунду, мне показалось, что я сейчас оторвусь от земли и упаду в это сверкающее великолепие, растворюсь в нем, как в прозрачной глади океана, наполненного, по странной прихоти природы, мириадами фосфоресцирующий обитателей. Величина вселенной ошеломляла. Тогда я тоже испытал смутный, необъяснимый страх. Мне показалось, что я заглянул за ширму мироздания, увидел, как работают механизмы, которые приводят в действие привычные мне явления. Долго еще я стоял один на дороге и смотрел в небо, не способный оторвать взгляд. Потом меня позвали к ужину. Волшебство кончилось и я, даже с некоторым облегчением, пошел к дому.

Мама приехала за мной на такси поздно ночью, уставшая, как будто вся сжавшаяся и постаревшая. Меня уже уложили спать, но заснуть я не смог - лежал в темноте и ждал ее. Иногда, свешивался с кровати и заглядывал в окошко. Там безмолвно и пристально смотрели друг на друга звезды и степь.

Это воспоминание, внезапно вспыхнув, пронеслось сквозь меня, отозвавшись, казалось, во всех органах чувств - я слышал разговоры мужчин, чувствовал ветер, видел мамины глаза. Но так же внезапно оно и потускнело, превратилось из сильного впечатления просто в последовательность событий. Когда это произошло, страх ушел и я, наконец, вышел из оцепенения.

Не придумав ничего лучше, я спросил мужчину, как его зовут. Несмотря на то, что этот вопрос не был лишен смысла, прозвучав, он сразу же показался мне невероятно глупым. Но моя вежливость чувствовала себя в тот момент явно гораздо увереннее, чем здравый смысл.

Мужчину звали Андрей и он был на луне не многим дольше моего. Сразу же после знакомства, мы начали наперебой рассказывать друг другу, почему совершенно не можем находиться там, где оказались. Андрей привел несколько достаточно сильных аргументов, спеша поделиться своими выводами. Я вспомнил школьный курс физики и прибавил к ним еще парочку достаточно весомых. Больше всего вспоминались, конечно, температура на поверхности, не предназначенная для жизни людей, и полное отсутствие атмосферы. Гравитация, кстати, тоже, вопреки ожиданиям, больше походила на земную - сколько я не пытался прыгнуть выше обычного, ничего не вышло.

В общем, вряд ли кому-то удалось бы переспорить нас в тот момент. К сожалению никто и не пытался. Луна своим снисходительным молчанием ставила нас в нелепое положение. Поняв это, мы сменили тему. То, что здесь оказались только мы с ним, было странно. Наверняка за это время умерли еще какие-нибудь люди, и немало. Внезапно выяснилось, что жили мы в одном городе. Я тут же выдвинул территориальную версию, но мой собеседник опроверг ее, припомнив, что когда он шел на работу, слышал, что в соседнем подъезде умерла склочная бабка, вечно кричавшая с балкона на детей, игравших во дворе. Так и не сделав никакого вывода, мы легли спать. Разговаривать больше не хотелось.

Не хочется и сейчас, но тишина невыносима. Я встаю и подхожу к Андрею, оставляя в пыли глубокие следы. Он садится, и я устраиваюсь рядом.

- Как вы думаете, нас видно с Земли? - спрашиваю я, чтобы как-то начать разговор. Он долго молчит, глядя на свои ботинки.

- Не думаю. - видно, что этот вопрос его волнует меньше, чем меня - а то бы забирали всех отсюда.

- Думаете другие тоже тут бывают? - я тоже вдруг теряю интерес к этой теме.

Он пожимает плечами. Некоторое время мы молчим. Я машинально беру горсть пыли и медленно высыпаю на землю из кулака. Вспоминается сотня раз, когда я делал то же движение. Правда обычно это был песок.

- А Вы как сюда попали? - я опять пытаюсь начать разговор.

- Я же не врач... Инфаркт, похоже. - как будто извиняясь, что не может дать точного ответа говорит он и тут же меняет тему. - Тебя вот как, молодого такого, угораздило?

- Машина сбила.

- Вечно, сволочи, не смотрят, куда едут - эта фраза, видимо возникает машинально, без всякого его участия. Так люди иногда, совершенно того не замечая, рисуют что-нибудь на листочке, разговаривая по телефону.

- Я и сам хорош. - пытаюсь я защитить водителя.

- Родителей жалко. Мать небось с ума сходит.

Раньше эта мысль мне в голову не приходила. Я не знал, как относится к своему положению, но решил, что в целом жалеть себя не имеет смысла и на этом успокоился. Что можно жалеть кого-то другого я иногда забываю.

- Да. - выдыхаю я, чуть дрогнувшим голосом. Щеки краснеют от стыда, но собеседник на меня не смотрит.

- У Вас, наверно, тоже семья - на этот раз перевожу тему я.

- Сын у меня есть, Сережка. Но я его давно уже не видал. Мы с женой разошлись, лет семь назад. Он с ней остался. Сначала заходил все по выходным. Потом реже и реже. А последние года два только на праздники звонит. Ну он молодой, своя жизнь... - Андрей разводит руками и смотрит на меня. - Вот так бывает. Все смотришь на людей, думаешь, как-то не так они живут, уж у меня-то все по другому будет. А потом на тебя кто-то молодой смотрит и сказать нечего.

- А с женой почему разошлись? - мне его откровенность кажется лишней, становится неудобно участвовать в этом разговоре, но вежливость опять берет верх.

- Так и не скажешь, почему. Просто разошлись. Сын подрос. Раньше все больше ради него вместе жили. Да еще у нее мать умерла. Она в материну квартиру с Серегой и переехала. Поругались тогда из-за чего-то, конечно. Но это так, пустяки.

- Не та женщина, может. - неопределенно говорю я, чтобы заполнить возникшую паузу.

Видно что он хочет что-то возразить, но раздумывает.

- А может и не та. Ну жизнь такая штука - больно-то не выберешь.

- Женщин, что ли мало было? - с некоторым раздражением отвечаю я. Такая покорная обстоятельствам позиция всегда меня злила.

- Вообще-то хватало. Там история такая вышла, что пришлось уж жениться.

- Угрожали Вам что ли? Ну если даже жениться пришлось, то ничего удивительного, что жизнь семейная не заладилась.

- Не так все просто, понимаешь? Короче вот как было. Я тогда с другой крутил - Светкой Дубницкой с геофизического института. А Лизка, жена моя, сохла по мне все. И вот дождалась, как мы со Светой поругались и в гости к себе зазвала. Выпили мы с нею. Да и зол я был на Светку. - он смотрит на меня. Я быстро киваю, подтверждая, что в подробности этого эпизода можно не вдаваться. - Ну вот. А потом, мы уж со Светой помирились, приходит Лиза ко мне и говорит, что беременная. А я к Светке пошел и ей все рассказал. Та в слезы, слова мне тогда не сказала. И больше я ее не видал. Начали мы с Лизой жить, поженились. Потом Сережка родился. Правда позже, месяцев через пятнадцать. Я когда сообразил, говорю жене, как так-то? А она смеется только. Вот и весь выбор мой.

Он усмехается и смотрит на меня. Эмоции мне скрыть не удается, потому что выражение его лица тут же становится напряженным.

- Ты чего? - спрашивает он, всем телом подаваясь вперед.

- Светлана Дубницкая тогда была от Вас беременна. Мной. - тихо но твердо выговариваю я.

Эта фраза сформировалась еще во время его рассказа и до этого я изо всех сил пытался удержать ее внутри.

Мама рассказывала мне об отце. Однажды во дворе, мы тогда только познакомились, Игорь и Леха, выясняя, чей отец может громче накричать, вдруг заинтересовались, почему я живу только с матерью. Сам я тогда об этом не задумывался - это казалось совершенно естественным. Вечером я спросил то же самое у матери. Почему-то она не стала мне врать. Сказала просто, что с моим отцом они разошлись еще до того как я родился. Со временем, эта история обрастала подробностями и в конце концов стала очень похожа на то, что рассказал Андрей.

- Вот оно как бывает. - осторожно говорит он.

Я молчу. Некоторое время он ждет, видимо надеясь, что я все-таки отвечу, потом предпринимает еще одну попытку.

- Я же не знал ничего. Мать твоя сказала бы хоть.

- Давайте не будем больше об этом разговаривать. А лучше и вообще не будем разговаривать больше. - говорю я.

Он смотрит на меня некоторое время, потом покорно опускает голову. Я ухожу. Пройдя минут пятнадцать, оборачиваюсь назад - места, где мы сидели уже не видно за холмом, тогда я ложусь на песок и закрываю глаза. Так проходит долгое время, потом я слышу быстрые шаги.

- Слушай, а ты бы что на моем месте сделал? - его голос в этот раз звучит жестче, похоже он все обдумал изменил свое отношение к ситуации. Я снова не отвечаю. - Вышло как вышло. Я же не виноват. Если бы я знал только. Я же видишь, и сам поплатился - остался один на старости лет. - он, торопясь, высказывает все аргументы, которые, все это время обдумывал. Видя, что один не подходит, он не договаривая, тут же хватается за другой, как будто перебирает связку ключей, пытаясь попасть в чужую квартиру. - Ты и сам хорош, мог бы попробовать меня найти. Ну да ничего, вот как все обернулось. Уж я не знаю, как устроено тут все, но значит не зря мы с тобой встретились-то. Чтобы разговор у сына с отцом вышел напоследок.

Все это время я лежу в пыли, надеясь, что он уйдет и мне не придется ничего говорить. Но, очевидно, этого не произойдет. Открываю глаза и медленно встаю. Честно говоря, я сам не понимаю своих чувств и, начиная говорить, не знаю, что именно скажу. Я хочу только, чтобы он ушел.

- Послушайте, Андрей - говорю я, делая ударение на имени - я тоже понятия не имею, как оно тут все устроено. Но если мирозданию только того и надо, чтобы посмотреть, как я на этом пыльном шаре, встречаюсь с человеком, до которого мне нет совершенно никакого дела, то я бы предпочел, чтобы после смерти людей просто не становилось. Меня бы не стало и, особенно, Вас. Это было бы гораздо честнее. Вы мне тут еще на жизнь свою жалуетесь? Вы получили то, что заслуживали. Жену Вы сами выбрали, и сына воспитали сами. Я вот не выбирал, что буду без отца расти. Но глядя на Вас, я рад, что так все вышло. Катитесь к черты и Вы и луна эта, и то, что нас на нее закинуло. Если хотели трогательную сцену, так не вышло.

Он разводит руками и неловко улыбается. Потом вздыхает и как будто весь съеживается. Эта его жалкость, беспомощность злит меня еще больше, я резко разворачиваюсь и иду, сам не знаю куда.

Постепенно злость остывает. Вместе с этим я замедляю шаг. Потом останавливаюсь. Поднимаю голову и смотрю в полной тишине на звезды. Гнев схлынул и на его место не пришло ничего. Почему я собственно так злюсь на этого человека? Потому что он бросил нас с мамой? На самом деле это никогда меня не волновало. Никогда я не представлял, что бы было, будь у меня отец. Скорее всего это вообще был бы не я. Тогда почему? Может быть потому, что понимаю, что генетика сделала свое дело и мы с ним очень похожи. Может быть в нем я вижу не отца, а себя, состарившегося, одинокого, наделавшего ошибок и неспособного что-либо изменить. Чувствую, что это была бы и моя судьба тоже.

Что я вообще о нем знаю, кроме этой нелепой истории? Что он за человек? Я даже не попробовал его услышать, видя в нем только свое отражение. Хотя в одном я очевидно от него отличаюсь - находясь на этом жутком комке пыли, в совершенно дикой обстановке, не зная сколько и как мне придется тут просуществовать, я отвергаю единственного встреченного человека. Вот такой я на самом деле.

Во всяком случае тут я еще могу что-то изменить. Я поворачиваюсь и быстро иду по дорожке из собственных следов. Прямо передо мной, погрузившись в собственные проблемы, от которых ей никогда не очнуться висит Земля, окруженная холодной отрешенной пустотой.

Там, где следы кончаются, никого нет. По пыли видно, что Андрей никуда не уходил. Нельзя сказать, что это меня сильно удивляет. Несмотря на всю абсурдность происходившего со мной, которая, казалось бы, располагала к отказу о каких-либо предположениях о своем будущем, мне совершенно не верилось, что я вечно буду находится на луне с отцом. Наверно и меня скоро тут не окажется.

Я сажусь на свое старое место и жду. Может быть стоит что-то обдумать, но мысли в голову не идут. В самом конце вспоминается, как в детстве, пока я засыпал, мама за столом у моей кровати работала допоздна с какими-то бумагами под тусклым желтым светом лампы.