Аракс Ольга : другие произведения.

Палата номер один

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    А сейчас молодожены эгоистичные и беззаботные, закрывались в своей комнате, врубали на всю катушку АББА или Бони-М, пили коньяк друг у дружки из пупка и курили в открытую форточку одну сигарету на двоих. Когда невестке перестал нравиться вкус зубной пасты, свекровь тут же определила: "Лена, ты беременная".
   Лена, Шацкий и его мама
  В женской консультации доктор Татьяна Романовна Цветкова, со свойственным всем врачам назидательным тоном, заполняя карточку одной ей понятными каракулями, монотонно вещала, что вы, милочка, старородящая, что хватит уже на каблуках гарцевать, нечего ей статистику выкидышами портить, быстро на сохранение. "Какое сохранение, - недоумевала Лена, - я себя прекрасно чувствую, срок всего четыре месяца, на работе завал и начальник лютует, каблуки всего семь сантиметров, и я старая? Старородящая? Это в двадцать девять лет". Но спорить не стала, взяла направление в стационар и пошла в вестибюль звонить, таксофон только там висел в закутке за колонной. Плаксиво сообщила мужу, что докторша ставит угрозу выкидыша и нужно ложиться в больницу.
  -Никуда не уходи, любимая, я сейчас за тобой приеду! - в голосе читалась тревога. Любит Лена сгущать краски и пугать мужа. "Любимая! Твою -то мать" - иронично передразнила молодая женщина. Как он раздражает, особенно по утрам, она только глаза откроет, а он как ждет - "Доброе утро, любимая!", так и хочется в лоб тапком кинуть. Ленка Лейкина и Лешка Шацкий с первого курса института дружны, в одной компании всю юность протусовались. Они были похожи как брат и сестра, оба высокие, кареглазые, темноволосые, он - выше и шире в плечах, она более изящна и гораздо красивее. Все студенческие годы товарищ Ленке прохода не давал: "Выходи за меня, да выходи за меня", уже все в дружной компании переженились и начали детей плодить, а они все в друзьях ходили. Получили дипломы инженеров, Лейкина по специальности пошла, в конструкторское бюро, а Шацкий в органы подался, тогда еще сотрудников набирали с высшим техническим образованием. Ленка Лейкина неслась по карьерной лестнице и рвала все рекорды, вот-вот должна была получить руководителя группы. Шацкому присвоили очередное звание - старший лейтенант УВД. Теперь уже не вспомнить, что стало причиной - много принятого спиртного на два лица в один вечер, или навязчивая мысль о том, что "Руководитель группы Елена Шацкая"- это круто, а "Просто Ленка Лейкина" - не очень. Именно в тот самый вечер на Лешино дежурное предложение: "Давай поженимся" прозвучал бодренький такой пьяненький ответ: "А давай!". Может, на утро протрезвевшая девушка и одумалась бы, но предприимчивый Лешик обрадовал сразу всех родителей, те засуетились, закружились в долгожданной предсвадебной кутерьме. В восьмидесятые годы квартиру можно было получить от организации, после регистрации брака пару поставили на льготную очередь, как молодых специалистов, и временно пришлось пожить вместе с родителями Шацкими, в их большой благоустроенной квартире. Свекровь, начальник вычислительного центра, ведущий специалист по тогдашним компьютерам, занимающим площадь с теннисный корт, невероятным образом разбиралась в перфокартах, очень хорошая женщина, только нервничала и переживала, когда узнавала, за сколько рублей сноха себе сапоги купила. Отношения сильно попортились потом, когда, наконец, молодые Шацкие получили квартиру на окраине города и съехали, когда ее сорокалетний сын, а Ленкин муж Лешик, пришел однажды домой под утро в засосах на шее, за это был нещадно бит и покарябан, шмотки полетели к лифту, а самому было велено валить туда, откуда пришел. Но пошел он к маме, зализывать раны, и она, интеллигентнейшая женщина, звонила и кричала в трубку, что сноха, свинота неблагодарная, хочет сыночка без жилья оставить! Это потом. А сейчас молодожены эгоистичные и беззаботные, закрывались в своей комнате, врубали на всю катушку АББУ или Бони-М, пили коньяк друг у дружки из пупка и курили в открытую форточку одну сигарету на двоих. Когда невестке перестал нравиться вкус зубной пасты, свекровь тут же определила: "Лена, ты беременная". Именно это подтвердила опытный гинеколог Татьяна Романовна Цветкова, выписывая необходимые в подобных случаях направления на сдачу анализов. Никаких внутренних ощущений или внешних изменений в организме не наблюдалось. Грудь не увеличивалась, долгожданный четвертый, ну хотя бы третий размер не спешил проявляться. И только однажды Лена пережила такое непреодолимое желание, какое не испытывала ни до, ни после этого. Днем, в разгар рабочего дня, она ехала на общественном транспорте в смежную организацию на согласование документации. Вдруг ей нестерпимо захотелось колбасы. Копченой колбасы. Копченой колбасы салями. Захотелось сильно, до тошноты, до головокружения, рот моментально наполнился слюной. Ни о чем другом думать она больше не могла, где взять колбасы сейчас, немедленно. На ближайшей остановке Лена пулей вылетела из троллейбуса и метнулась к продуктовому маркету, теперь такие магазины, как грибы после дождя, стали появляться в центре, удивляя горожан широким ассортиментом продукции и даря чувство достоинства. Лена забежала в магазин и обмерла, у прилавка двухчасовая очередь. Тогда еще не было самообслуживания, за прилавком продавщица взвешивала товар, потом надо было отстоять еще и у кассы, но это не долго, минут пять всего. Но у Лены не было ни минуты, если прямо сейчас, она не получит копченой колбасы салями, то ляжет и умрет на глазах у всей толпы, захлебнувшись слюной. И она решилась, подошла к первым очередницам и тихо сказала: "Мне колбаски, грамм сто всего, я беременна". Тетки недовольно оглянулись, но, видимо, припомнив что-то свое бабское и сокровенное, молча, расступились. Как голодный хищник острыми клыками рвет добычу, так и Лена, на ходу кусала приобретенную колбасу, даже не сняв с нее шкурку. Жевала, смаковала, а вот глотать этот колбасный мякиш что-то совсем не хотелось. Выплюнула в урну и поехала дальше по своим важным делам. Ничего не попишешь - беременность!
  Леша приехал за женой на служебной машине быстро, сам растревоженный и взволнованный, начал успокаивать и без того спокойную хитрую Лену. Заехали в конструкторское бюро, Лена сначала понеслась в кабинет к начальнику, потом нехотя передала дела увальню Петрову, пробежалась по длинному коридору до сметного отдела, переговорила на своем птичьем языке с подружкой Люськой, а из учреждения вышла медленно, бережно неся свое драгоценное тело. Вечером собирали нужные вещи и укладывали в спортивную сумку: мягкий халат бирюзового цвета, в тон тапочки с меховыми помпонами, полотенце, ночную рубашку, умывальные принадлежности, косметичку, несессер и много всего еще. Отдельно в пакет - книги и журналы с кроссвордами. Пакет с продуктами на первое время. Утром, ровно в девять, Шацкие стояли у дверей приемного покоя ведомственной поликлиники. Лену определили в палату Љ1 гинекологического отделения, Леша проводил жену долгим взглядом и помчался по своим неотложным следственным делам. А в десять приехала свекровь и привезла только что приготовленную еду, разложенную по баночкам, укутанную полотенчиками, чтобы не остыла. Она была очень хорошей матерью и безмерно любила своего сына, и нужно было любить ту молодую дерзкую женщину, которую выбрал сын и привел к ним в дом. Ей много чего не нравилось: как сын безропотно расстегивает молнии на сапогах своей жены, как моет после ужина посуду, пока его половинка никак не наговорится по телефону, как сынок с утра варит в турке кофе, при этом заляпав плиту, несет в чашечке, капая на палас, а его жена вечно недовольная просыпается - то ей мало сахару положил, то много, никогда спасибо не скажет ему. В студенческие годы сынок часто переживал и даже плакал из-за своей подружки, она мимоходом бросала "завтра звякну" и тут же забывала, а он целый день ждал звонка, от аппарата не отходил и звонить никому не давал. Или договорятся в кино идти, сынок нарядный с цветами прождет у кинотеатра, а она и не вспомнит даже. И вот теперь, когда счастье в дом привалило, нужно любить эту молодую стервозу, которая из сыночка веревки вьет и лепит из него подкаблучника. И лишь после того, как заговорили о пополнении в семействе, свекровь убедила себя в том, что главное - ее сынок счастлив, нравится ему такая жизнь - да за ради бога, а ей будет скоро кого любить.
  Поликлиника одна из лучших в городе, хорошо оборудована и компактна, медперсонал держится за свое место. Отделение располагается на первом этаже, просторное фойе - телевизор на тумбе и синие диванчики для посетителей, в кадках фикусы и пальмы. Широкий чистый коридор, восемь палат, напротив каждой пара кушеток и пирамидальные растения на подставках. В конце коридора уютное помещение, с сиреневыми занавесками и цветущими фиалками на подоконниках, столовая больше похожая на кафе. В гинекологию направлялись женщины по разным поводам, прохождение обследования, подготовка к операции и пост операционный период, терапевтическое лечение. Женщины печально прогуливались по коридору, лежали на кроватях, сидели по двое или по трое на кушетках и в полголоса сливали друг другу свои болячки. Палата Љ1 считалась элитной, просторная шестиместная. В других палатах по восемь коек. В первой лежали беременные женщины на сохранении, только положительные эмоции и самое вежливое обхождение.
  Лена, сдав верхнюю одежду на хранение и облачившись в домашний длиннополый халат, со всем своим добром шла по коридору, высматривая нужную дверь. "У нас пополнение? Как тебя зовут? Меня Юля. Давай помогу" - коротко стриженная рыжеволосая девчушка с белозубой улыбкой и нос в канапушках уже брала из рук пакеты, вваливаясь в палату, тут же заполнила все пространство шумом и гамом, - Народ, встречаем новенькую! Лена, располагайся, вон койка у окна вчера освободилась, проводили домой Ленуську, так это хорошая примета - опять у нас на том же месте Лена. Знакомьтесь - это Аня, это Валя"...
  -Да угомонись, Юлька, дай человеку расположиться, осмотреться. Лена, нашу Юльку не переслушать, а ты вещички распаковывай, а то утренний обход скоро, - сказала Валя, самая старшая из присутствующих, и все засуетились, убрали лишнее с тумбочек, кто-то расчесывал волосы, кто-то красил губки.
  -В нашем санатории занимайся чем угодно, можно телик смотреть, можно кушать в любое время, можно хоть целый день на диване с мужем болтать, но обход - дело святое, нужно в своей койке лежать смирно, рубашку задрать, пузико показывать, - продолжала просвещать Юля, сбавив тон.
  Обход начинался с палаты Љ1, в широко распахнутую дверь входил быстрыми шашками зав.отделением, мелкий еврейчик пенсионного возраста, с седыми кудряшками, выбивающимися из-под белой шапочки и с густыми бровями, за ним тихая свита из лечащих врачей и интернов. Доктор присел на стул рядом с лежащей на изготовке Валей, - Кукушкина... на что жалуемся... так... так... , - он ощупывал своими старческими пальцами ее живот, - А так?, - он нажимал легонько и она, морщась, говорила, - все хорошо, Перец Эммануилович. Лена прыснула - Перец, надо же такое придумать, но это оказалось, не прозвище, а самое настоящее старинное еврейское имя. Доктор присел к другой кровати,- Павлова...ну что же... анализы хорошие... так... хорошо... на выписку!
  -Перец Эммануилович, у меня низ живота все утро тянет, - жаловалась девица в окулярах с толстенными стеклами.
  -Рубцова... Юлия... Джулия... так... так, -мурлыкал доктор, пальпируя округлый живот рыжей хохотушке. Доктор Перец Эммануилович добрался и до Лены, просмотрел ее карту, потрогал живот, пальцы оказались теплыми, прикосновения мягкими, - Шацкая... так... жалобы есть?
  После обхода Валя, наскоро запахнув бардовый велюровый халат, выбежала из палаты.
  -Мужу докладываться полетела, - пояснила Юля, - каждое утро после осмотра благоверный ждет звонка от нее, беспокоится о состоянии.
  -Конечно, беспокоится, это у нее седьмая беременность, перед этим шесть выкидышей. Валька уже больше месяца здесь сохраняется, бабе сорок лет скоро, последняя надежда. Видели, Перец сегодня сквасился как, когда ее осматривал, - поддержала разговор белокурая зеленоглазая Вика.
  Кто-то заглянул и сказал, что к Шацкой пришли. Лена поплелась в фойе. Свекровь сидела на синем диванчике, на коленях пакет с бережно завернутыми в полотенца баночками, чтоб не остыла провизия.
  Женщинам, лежащим на сохранении, разрешалось принимать пищу прямо в палате. Лена на обед не пошла, насытилась принесенной курочкой в кляре, на ужин еще остались - пюре и котлетки, приготовленные на пару. Так вышло, что за две недели Лена так и не отведала больничной стряпни. Леша каждый день привозил, - Вот, мама тебе приготовила, - отдавал закутанные плошки и баночка, домой увозил пустую тару и полотенчики. Через день навещала младшая сестра Оля, тяжело неся пакеты со своими гостинцами и угощениями. Оля пребывала в отпуске по уходу за ребенком, ненадолго пристроив сыночка Санюшу, ехала к сестре, везя съестное, укутанное и аккуратно уложенное в мисочки - каймак, пироги с мясом, чернослив с орехами, жареное филе, картошечку, разносолы: огурцы, помидоры и капуста крупными кусочками. Она тонко угадывала желания беременной Лены, одним словом - родная сестра! Проведывали Лену многочисленные подружки и сотрудницы, тоже несли фрукты, соки и сладости. Пару раз приезжал неуклюжий Петров с авоськой яблок, привозил документы на подпись. Петров устроился в контору раньше Лены на два года, и на должность руководителя рассчитывает давно, но поговаривают, что бестия Лейкина может перебежать ему дорожку. Тогда кранты, жена заест окончательно и возможно бросит его, тюфяка и неудачника. Петров сник, когда Лейкину стали отправлять на договора и согласования, а тут опять надежда забрезжила - Лейкина уйдет в декретный отпуск, а это целых три года.
  -Лен, ты лежи тут сколько надо, ты лечись, как следует, - говорил на прощанье Петров, укладывая документы в пластиковый дипломат.
  Официального отбоя не было, но в десять часов вечера в коридоре свет гасили, горела всю ночь лампа под зеленым металлическим абажуром на столе у дежурной медсестры. Хождения прекращались, в больничных покоях разговоры затихали, и только обитательницы палаты Љ1, взлелеянные и оберегаемые персоналом, практически ни в чем не знающие запретов, как кораблики с вздутыми парусами плыли по морю в направлении столовой. Сдвигали два стола, доставали из холодильника, на котором масляной краской выведен код "ПалЉ1", все съестные припасы, рассаживались вокруг и ленно трапезничали. Раечка Гринберг открыла маленькую кастрюльку и запричитала,- Опять риба, они же знают, что не люблю я эту рибу, и таки опять принесли. Кто будет рибу?
  А вообще-то, на позднем ужине не принято делить продукты на свои и чужие, к ночи все становилось общим. Завтра будет день, и снова нанесут, натащат деликатесов для своих любимых, которые в свою очередь кормят тех, кто живет, толкается в утробе, активно просит апельсинового соку, соленых огурцов, копченой колбасы, а иногда мела, простого ученического мела.
  
   Жена архитектора Рудольфа
  Говорливая Юлька уже успела рассказать Лене про Аню Павлову, которую все жалели и сочувствовали бедняжке, - Представляешь, вышла за хлебом с мелочью в кармане, упала в обморок прямо на улице, люди неотложку вызвали. Муж накануне в командировку уехал, а родни в нашем городе нет, никто передачки не носит, она месяца два уже лежит, он только по телефону обещает скоро приехать, а сама она с Урала, что ли.
  Аня Павлова, действительно, единственная из всех была одета в казенный видавший виды халат, серо - белую сатиновую рубаху с лиловым штампом на подоле, обута в больничные дерматиновые стоптанные тапочки. Аня ела вместе со всеми, это даже не обсуждалось. Продукты, оставшиеся после последнего ужина, укладывались на отдельную полку, Аня могла брать с нее и подкрепляться в течение дня, вновь принесенный провиант она никогда не брала, а к вечеру все опять становилось общим. Сегодня открыли трехлитровую банку томатного сока. Это Юлькин муж расстарался, он и колбасу докторскую палками приносил, и хлеб сайками. Порезали курочку, рыбу, мясо и дырчатый сыр. По тарелкам разложили грибочки, капусту, огурчики. Соленых огурцов всегда запас был, Юлькин муж трехлитровыми банками таскал, не говоря об остальных сородичах.
  -Аня, а ты сама родом откуда будешь? - интересовалась Юлька, - Из Барнаула, - Это с Урала что ли?, - Нет, это Алтай, - А как к нам в город попала? - не унималась рыжая болтушка.
  -Мы с мамой в Барнауле жили, мама у меня правильная до невозможности. Отца совсем не помню, а мама проработала в городской библиотеке, зарплата маленькая, дом - работа. Всегда всех слушалась, велено на субботник выйти в выходной, с утра погода не заладится - ветер или дождь, все сотрудницы больными прикинуться, а мать и сама придет и меня маленькую притащит с собой. В первом классе собрали родителей и объявили, что дети прошли медосмотр, результаты плачевные, зрение почти у всех плохое, нужно носить очки. Класса до третьего почти все в очках ходили, потом мальчишки стали очки терять, родители покупали новые, мальчишки прятали очки, разбивали кирпичами, родителям, особенно пьющим надоело тратиться. В очках ходили только девочки, а мальчишки стали дразниться "Очколупы слепошарые", тогда и одноклассницы стали терять очки. Я тоже пару раз теряла, но мама повздыхает и идет новые очки заказывать, сейчас оправа не фонтан, а тогда вообще жуть была. Аня снимает свои безобразные окуляры с толстыми линзами в черной пластмассовой оправе, протягивает в доказательство, но никто не хочет близко рассматривать, и так все верят.
  - Классе в седьмом нас с подружками уже трое очкариков осталось, а в десятом классе я одна. Правильная мама говорила, что рекомендации врачей надо выполнять, и если другие родители не заботятся о детях, то это их личное дело, а она всегда будет следить за моим здоровьем. А перед выпускным вечером провели медосмотр, и выяснилось, что почти у всех сто процентное зрение. Каким - то образом зрение восстановилось. А у одной меня уже тогда минус шесть было. Сейчас минус восемь, зрение падает. Вот так, девоньки, не всегда на пользу правильным быть.
  Аня не была красавицей, а в очках глаза казались неестественно выпученными, этакий двадцатипятилетний или тридцатилетний великовозрастный ребенок огромными удивленными глазами смотрит на этот непостижимый мир.
  -Аня, а как в нашем городе оказалась? - сытенько порыкивая, продолжала допрос Юлька.
  -Рудольф архитектор в командировке был в Барнауле, познакомились, поженились, сюда приехали, стали жить поживать. Как дитёнка зачинали в подробностях рассказать? - в глазах вечно удивленного ребенка сверкнула молния.
  -Анечка, ну ты что, я просто хотела спросить, а мама знает, что ты на сохранении в больнице лежишь, может, приехала бы.
  -Да ладно, девчата, поздно уже, спать пора. Зачем маму понапрасну беспокоить,- Аня убирала посуду со стола. Вика с Раей расставляли стулья по местам.
  Перегруженные кораблики плыли на базу, в палату Љ1, стараясь не шуметь - в отделении царил Морфей. Валя Кукушкина, тяжеловато ступала, опираясь на стену. Сердобольная Юлька подлетела, - Валюшка, держись за меня. С другой стороны подошла и подхватила Вика Голубева.
  -Девчата, все в порядке, переела малость, - Валя выглядела бледнее обычного.
  Все улеглись, и о чем-то еще долго бухтела Юлька, невнятно поддакивала Вика, а Лена уснула неожиданно быстро, коснувшись подушки.
  Посетители приходили обычно ближе к вечеру, все диванчики в фойе были заняты. Шацкий и вечером приходил, и днем заезжал, лишая жену послеобеденного сна. Хозяйственный Юлькин муж с баулами тоже днем захаживал. Лена слушала Лешика, а сама старалась незаметно разглядеть Юлькиного мужа - коренастый, невысокий, громко разговаривает, короткая стрижка, взгляд живой, пристальный, лицо скорее суровое, но если улыбнется - рубаха парень. Все пытает, что жена хочет, да что принести вечером. Выпроводив мужей с непосильной задачей, раздобыть одному черешни, другому абрикосов, это в феврале месяце, девчонки плюхнулись на диван и захохотали, радуясь своей удачной шутке. Пришлепала Вера Голубева, присоединилась к глумлению, - А я своему вечером сегодня клубники свежей закажу! Ха-ха-ха!
  -Девчули, я все думаю, как Анька, такая страшненькая смогла архитектора Рудольфа захомутать?- поднимала почти закрытую тему Юлька.
  - Да мы еще того Рудольфа не видели, может, шибзик какой плюгавенький, и Анька на его фоне красотка, - выразила сомнения Вика.
  Лена деланно закашлялась, громко заговорила о клубнике, все закивали - в фойе зашла Аня.
  -Аня, иди к нам, - позвала Юлька. Та лишь махнула рукой в направлении таксофона и показала монетку, типа звонить идет. Девочки продолжали развивать тему нереальных желаний: ананасы, манго, кажется, бывает, киви еще, слышал кто? Но говорили тихо, ушки на макушке, все внимание и слух направлены за колонну, туда, где в закутке висит таксофон.
  - Алло, позовите Рудольфа Павлова, это жена его, Аня Павлова. Рудольф! Здравствуй, я тебя тоже люблю. Когда же ты приедешь, я так соскучилась по тебе! Мне перед девочками неудобно уже, они меня кормят и поят, а у меня даже денег с собой нет. Через неделю? Это точно? Сразу ко мне с фруктами и конфетами. Хочу девчат своих угостить, а то правда, неудобно получается. Приезжай поскорее, целую, пока!
   Больше Ане Павловой никто не задавал никаких вопросов.
  
   Пути неисповедимые
  Днем в палате тихо, Валя спит, отвернувшись к стене, или делает вид, что спит, Раечка читает книгу, Лена взялась за кроссворд. Пришла Вика и, понизив голос, сказала Раечке, что к ней пришли. Та засобиралась, загремела пустыми кастрюльками, зашелестела пакетами. Валя обернулась, лицо заплаканное, веки и нос припухшие, не в силах давиться слезами, она зарыдала в полный голос. Все кинулись к ней, усаживая и обнимая за плечи, наливая в чашку воды. Раечка, бросив пакеты, хотела было бежать за дежурной сестрой, но Валя сказала, что все в порядке, напомнила, что Раечку ждут в фойе. Потихоньку рыдания стихли, уставившись в одну точку, мерно покачиваясь, Валя обреченно шептала "Он меня бросит, он меня бросит".
   Могла ли представить красивая недоступная, мечта всех мальчишек района, Валя Меньжеровская, что придет время, и она будет рыдать по полудурку Кольке Кукушкину, да еще больше жизни хотеть родить от него детей. Они учились в одной школе, Коля на два года старше, жили в соседних дворах. Валя, хорошистка, опрятная, тетрадочки аккуратные, дома прибрано к приходу родителей. Коля, драчун и забияка, рваные ботинки, в карманах папиросы и всегда полно мелочи, отнятой у школяров. Колю ото всюду гнали, из секции бокса за неумение вовремя остановить бой, из школы за постоянные драки и курение в классе, из вечерней школы чуть не вылетел за дерзость по отношению к педагогам. Поступил в летное училище, но был отчислен за неуспеваемость, подался в милиционеры, но попался на мелком вымогательстве. А Валю он давно приметил, когда она еще с косичками бегала. В старших классах все удивлялись, как же так, Меньжеровская - первая красавица, а никто на нее не западает, у подружек отбоя от воздыхателей нет, а она как в вакууме. Оказалось все просто, Колька никого не подпускал к стройной красивой синеглазой девочке. Не дай бог заметит заинтересованный взгляд подростка, выловит и изобьет до крови. Естественно, мальчишки не то, что подходить, смотреть в сторону Вали боялись. Когда Коля служил в ПВО, за Валей присматривали его дружки. Валя поступила на экономический факультет, но и там, обрушившееся внимание как то быстро иссякло. После службы Коля устроился на базу запчастей для машин ВАЗ. Коля пронырливый, все премудрости на лету схватывал. Начальник базы изловчился и открыл на обширной подотчетной территории автомастерскую, но что бы самому не светиться на бумагах был прописан руководителем Кукушкин, по устной договоренности, разумеется. У Николая имелась небольшая конторка, но большую часть времени он проводил в мастерской, погрузившись по пояс в раззявленную пасть какой-нибудь шестерке. Это был настоящий бизнес. За стеной брались необходимые запчасти с максимальной скидкой, а в мастерской проводились с приличной накруткой. Коля приоделся, снял квартиру, освободив попивающих родителей от своего присутствия, и купил подержанную девятку. Причем удачно купил, не дорого, пришлось убедить хозяина, что машина не подлежит восстановлению. И только теперь, в костюме с иголочки, в мягкой фетровой шляпе, небрежно выходя из вишневой девятки, предстал Коля Кукушкин перед ослепительно красивой Валей Меньжеровской. И понеслось: ужины в ресторанах, машина у подъезда, букеты через посыльных, зависть подружек, злословие старух на скамейке, непонимание родителей - откуда столько денег у молодого человека без высшего образования. А Валя просто наслаждалась, неведомым до сей поры мужским вниманием, с легкостью принимала подарки в виде нарядов и украшений. Коля не торопил события, он по глоточку пил дорогое редкое вино. Он мог уже через неделю взять восхищенную и восторженную девочку, но он ждал, когда Валя полюбит его, полюбит по-настоящему, не за побрякушки и гангстерский вид, а за пылкое сердце и добрую душу. Пришло время, и Коля явился свататься, с цветами и шампанским, но родители Вали встретили его более чем прохладно, сказали что подумают, а ведь и дураку понятно, что это отказ. Коля тогда напился сильно, чуть машину не угробил и сам не убился, а посреди ночи его разбудил дверной звонок. Пришла Валя, сама, навсегда. Свадьбу играли богато, широко, в ресторане с фонтанами и оранжереей. Два стула, предназначенные для Валиных родителей так и остались стоять пустыми. Долго не могли смириться Меньжеровские с тем, что их зять вор и делец, что сядет обязательно, а Валя несчастной будет всю жизнь. Может быть, маленький человечек, их внук, и смог бы воссоединить родителей с дочерью, но Коля Кукушкин решил, что слишком рано этот человечек идет, не до него сейчас, не самые лучшие времена, и отправил супругу на аборт. Валя покорно согласилась, она сама только начала работать в госучреждении, и нужно укрепиться, зацепиться за занимаемое место. У Коли были не легкие времена, это правда. Автомастерская расширялась, все больше желающих записывались в очередь на ремонт, а складские помещения теснились и сокращались, освобождая площадь. Много желающих на лакомый кусок разевало роток. Коля Кукушкин поменял девятку на иномарку, купил кооперативную квартиру, обставил импортной мебелью и оборудовал техникой. Начальник базы посетовал, что Коля лучше него живет, а это в корне не верно, забыл, видать, кто корм дает. К тому моменту основной доход шел от автосервиса, а склады были уже придатком, но престарелый начальник не хотел этого осознавать. Пришли к нему спортивные ребята и без лишних слов растолковали, что к чему, спровоцировав своими действиями инсульт с необратимыми последствиями и скорую смерть некогда преуспевающего недальнозоркого человека. Коля Кукушкин оброс связями и сумел выправить бумаги, что именно он является директором автосервиса ВАЗ с прилегающими складами запчастей. Скольких денег стоили ему эти бумаги, история умалчивает. К тридцати годам Кукушкины активно взялись решать вопрос деторождения в семье, но результатов не было. Валя прошла все обследования, противопоказаний не нашлось, но итог ничем не радовал. Валя подолгу лежала в клиниках на излечении. Кукушкины ездили в специализированные грязевые санатории, на черноморские курорты, но долгожданные беременности скоро заканчивались выкидышами. Супруги были в отчаянии. Коля погуливал, это знали все, кроме жены. Если какая подружка говорила о залете, он давал приличную сумму на врача и на "что-нибудь купи себе", и находил другую прелестницу. Крайней в нескончаемом ряду оказалась новая подчиненная из бухгалтерии, гидроперитная блондинка Света. На вид и двадцати нет, ему самому под сорок уже, думал, долго обхаживать придется, но все ограничилось бутылкой мартини и кожаным диваном в его кабинете. Через пару месяцев девушка залетела, что естественно, а Коля вопреки своим правилам снял уютную квартирку для Светы, приодел девчушку в натуральные меха, украсил золотишком, и вышел из подполья, объявив жене о случившемся. Валя впала в ступор, но Коля успокаивал и убеждал, что, мол, девчонка молодая, влюбится, замуж захочет, ребенок ей ни к чему, а они его заберут. Через неделю Валя поняла, что беременна. И это ее последний шанс родить своего ребенка и сохранить семью, ведь есть уже другая, молодая, хищница, вцепившаяся в ее мужа клыками и когтями. Беременность протекала как всегда с издержками, ранний токсикоз, тянущие боли, от того и попала на сохранение.
  Вот и сейчас, Валя испытывала боль, она знала, что за этим кроется, безысходность и отчаяние сдавливали горло. К вечеру боль усилилась, открылось кровотечение, Валя сжимала колени, просила не говорить врачам, но перепуганные Юлька с Леной кинулись к сестринскому посту. И вот уже мелкими шашками трусит по коридору Перец Эммануилович, кто-то кричит в трубку внутреннего телефона "Быстро, немедленно, вашу мать", вот уже сестры двигают каталку, беготня, суета, Валю везут на третий этаж в операционную. Что же ты, самый первый ребеночек, так разобиделся на свою маму, что и братики твои и сестрички не могут отпустить обиды и сотворить простое чудо - родиться и сделать женщину счастливой...
  Ужинали в тишине, даже Юлька не тарахтела. Операция прошла успешно, если можно так сказать. Валю лишили уже умершего в ее теле ребенка, почистили, много крови потеряла, сейчас в реанимации обколотая спит, завтра в палату спустят, дня три еще понаблюдают и выпишут на вольные хлеба. Какие слова для подруги найти, и есть ли такие слова на свете, способные утешить безрассудную мать, которая качает, и качает пустую колыбель.
  Утром на каталке привезли Валю, лицо серое, глаза пустые. Девушки пытались покормить ее, но тщетно. К вечеру Валя начала вставать, но звонить мужу не стала, не знала, как сказать и что за этим последует. Сам он не приезжал, и в следующие три дня его не было. Девчонки обнимали Валю, подбадривали, что все еще сложится, что нанянчится еще с детками. И только Перец Эммануилович печально вздыхал, делая утренний обход: "Кукушкина, завтра на выписку. А вы, Павлова, не торопитесь еще недельку полежите". Назавтра, так же, обнявшись, девушки сидели в фойе, Валя с выписными документами, с собранной сумкой, одетая в верхнюю одежду. Валя выглядела модной - короткая белая дубленка, отороченная вьющимся мехом, белые финские сапоги, красный шарф крупной вязки. Валя обещала навестить девчонок, а те ей звонить, никто не спрашивал про мужа. А он сам появился, мачо, не иначе - волосы длинные вразлет, рыжая дубленка на распашку, весь в шлейфе возбуждающего парфюма, в руках брелок от Мерседеса. Вежливо поздоровался, подхватил сумку, повел жену на выход. Напряжение сразу спало, девчонки радостно загалдели, слава богу, муженек объявился, ну теперь-то все наладится. Откуда им было знать, что Коля Кукушкин не приехал, если бы ему не позвонил и не попросил об этом умудренный жизненным опытом Перец Эммануилович. Откуда им было знать, что Коля Кукушкин дома почти не был, а весь месяц жил в уютной берложке у Светы. Он и сам не мог даже предположить, что влюбится, элементарно влюбится - совсем по-другому трещит и стонет молодое тело под его руками, совсем по-другому пахнет. Коля привез Валю домой, собрал вещички, сказал, что уходит и, не попрощавшись, захлопнул за собой дверь.
  Что было дальше? Дальше была жизнь. Валя впала в глубокую депрессию, начала прикладываться к бутылке, так легче было существовать, с работы попросили, родители общались, но умеренно и домой жить не звали. Она жила одна в большой квартире, Кукушкин ее не выгонял, даже денег давал. А когда забрал мальчика из роддома, в один день развелся, женился и ребенка полноправно записал - Кукушкин Вадим. Впоследствии настали тяжелые времена для Коли, кому-то он непонятным образом задолжал, да так много, что пришлось не только машину продавать, но и золотой запас выложить, жизнь по любому дороже. Кооперативную квартиру разменяли на домишко с пустырем и комнату в подселении, вырученную разницу от сделки тоже пришлось отдать. Новая семья Кукушкиных пошла в домик, а Валя в подселение. Подселение - это трехкомнатная квартира, в одной комнате Валя, а другие две занимала семья, тридцатилетние муж с патологически пьющей женой и трое малышей, девочки пяти и трех лет и годовалый Костик. Мужчина работал мастером в ЖЭУ, на работу ходил небритым, в мятой несвежей одежде. Женщина с неизменной сигаретой в зубах готовила детям кашу, при этом отхлебывала прямо из горлышка водку, бутылки была запрятаны по всем щелям, по всем закуткам. Достигнув кондиции, засыпала на диване. Дети без пригляда носились по коридору. Вечером приходил муж Витя, подстирывал детскую одежонку, варил суп из пакета, кормил детей, ел сам, допивал из бутылки и ложился спать. Общение сводилось к "Здрасьте - спокойной ночи", Валя пыталась заговорить с женщиной, но той комфортно было только с самой собой и водкой. Как-то в субботу с утра поехали Витя с еще трезвой женой на колхозный рынок за картошкой, там дешевле, а Валю попросили за детьми присмотреть, да так и не вернулись. КамАЗ потерял управление и врезался в остановку, двенадцать человек тогда пострадало, трое сразу с летальным исходом, в том числе и Валина соседка, а Витя, искалеченный, два месяца в гипсе пролежал. Когда прилетело известие о трагедии, Валя встрепенулась, как будто стряхнула с себя старую жизнь, осталась сразу с тремя малышами, одно дело присмотреть и совсем другое обихаживать. И она взялась за дело: кормила детей, стирала и гладила, купала, водила гулять, покупала обновки. Приходили люди из опеки, хотели малышей забрать, но убедившись, что дети сыты и чисто одеты, что именно Вале родители поручили за детьми смотреть, отступились. Как-то заглядывали пьяные родственнички, но, увидев добровольную няньку, радостно испарились. А Валя, как заводная, выскоблила жилище, наняла бригаду, те косметический ремонт сделали, стало уютно и красиво. Дети не на голом полу играли, а на толстом ковре. Валя без сожаления расставалась с золотыми украшениями. Валя растворилась в детях, они липли к ней, а когда стали называть мамой, у нее словно крылья выросли. Витя вернулся и не узнал обители, уже не было коммуналки, был дом, настоящий ухоженный дом с запахами свежести и вкусной еды. Он вышел на работу, Валя целый день с детьми, после дневного сна покормит и гулять, встречают отца с работы и все вместе в близлежащий парк идут. Витя оказался интересным собеседником. Со стороны они смотрелись одной семьей, да и дома все дела сообща решали. Валя Витины вещи тоже стирала и гладила, а он начал каждый день бриться и в парикмахерскую стричься ходить. Больше всего Вале нравилось вечернее время: накупают детишек, оденут в чистые пижамки, уложат по кроваткам, она сказки с выражением читает, а он для них двоих чай свежий заваривает. Потом сидят на кухне, чай пьют, тихонько смеются, разговаривают, и нет между ними разницы в десять лет, она уже видит, как он смотрит на нее, и у нее самой море синее в глазах расплескалось. Но она идет в свою комнату, ложится и не спит, слышит, как он ходит, постоит у ее двери и опять ходит. Естественно, однажды он постучал в дверь, и она облегченно выдохнула "Ну, наконец-то!". Поженились они, когда старшая дочка в школу пошла, а Косте пора настала в садик идти, Валя устроилась работать в том же ЖЭУ, где и муж. Фамилия теперь у нее Литвина.
  Коля Кукушкин перезимовал, пережил невзгоды и как Ванька-встанька быстро поднялся. На пустыре отстроил коттедж, купил джип, жена в монто до пола из соболей и в бриллиантах, домработница, повар, няня для ребенка и охрана. Жили не тужили, и опять беда - началась приватизация госимущества в стране, страшные времена для многих имущих, Коля и откупался, и отстреливался, но на этот раз разрулить ситуацию не удалось. Успел жену с ребенком вывезти в глухую деревню к дальним родственникам, а сам в бой за свой бизнес ввязался, но пропал, исчез, никто его больше никогда не видел. Пришли в автосервис хмурые люди с документами и объявили, что теперь это частное предприятие и они теперь здесь хозяева. Коттедж по бумагам тоже принадлежал им. Где теперь блондинка Света и кем стал ее сыночек Вадим Кукушкин, кто ж знает. Зато доподлинно известно, что Валя и Витя Литвиновы спокойно и мирно живут в любви. И еще. Тот, самый первый, не рожденный Валин ребеночек, похоже простил свою маму - у Вали на сегодня семь внуков.
  Но это все потом, потом, потом, а сейчас Коля Кукушкин везет жену из больницы домой. Он молчит. Она тоже молчит, только сердце скачет как заяц, что же он ей скажет?
  
   Старая скрипка
  Жизнь в палате Љ1 шла своим чередом. Аня любила днем поспать или книгу, взятую у Лены почитать. Юлька днем не спала, носилась по отделению, все новости знала. Рая всегда недовольная, то жарко ей, откроют форточку - холодно ей, то подушка плоская, Юлька бегала к сестре-хозяйке и выпросила для Раи еще одну подушку. Потом к Раиным капризам стали проще относится, ну вот такой человек, муж поцелует - она тут же рот вытирает "Опять обслюнявил". Посещали Раю Гринберг в основном днем, муж работал в театральном оркестре музыкантом, вечером шли спектакли, а его мама по вечерам одна боялась ходить. Боря Гринберг чистокровный еврей, кудрявые черные волосы, видный тонкий нос, подслеповатые глаза, губы пухлые, роста выше среднего, но сутулый. Одет в тон - коричневый костюм, коричневое длинное пальто. Со скрипкой не расстается, как некоторые мужчины с барсетками носятся, Боря с футляром.
  Раечка была некрасивой чистокровной врейкой, Рухама Ароновна Шмульц - так было записано в паспорте. Рая была поздним ребенком в семье, отец долго и мучительно болел, умер к ее совершеннолетию, мать год потосковала и отправилась вслед за супругом. Старшие братья давно разлетелись по другим городам, имели свои семьи. В родительском доме жили помимо Раечки тридцатипятилетняя сестра Эсфирь Ароновна, ее две дочки и муж, Лев Зисман. Эсфирь с детства все называли Фимой, для удобства. Несмотря на большую разницу в возрасте, Раечка и Фима были дружны. Фима работала секретарем в комитете по культуре, у нее были хорошие связи. Раечка отучилась в техникуме по специальности "Моделирование швейных изделий" и Фима, не без привлечения связей, устроила сестру в театральную костюмерную мастерскую. Шитье - это единственная страсть Раечки. Еще с детства она куклам шила царские наряды, украшая кружевами, срезанными с маминой новой комбинации. Всегда замечала новые фасоны, могла раскроить любую вещь сразу на ткани, без предварительных бумажных выкроек, производя нужные расчеты в уме. Журнал "Советский экран" напечатает фото Софи Лорен в элегантном итальянском костюме, модницы завидуют и облизываются, а Фима уже через пару дней в таком же костюме на работу является. Медом не корми, дай Раечке что-нибудь красивое пошить. Особенно ей нравилось украшать платья бисером, стразами, вышивкой. Костюмы снежинок для Фиминых дочек, готовились задолго до новогодних утренников, но это были истинные шедевры искусства. Фима любила сестру, несмотря на ее трудный характер - занудство и отшельничество с укореняющейся самодостаточностью. Рая ни с кем не дружила, не умела завязывать знакомства и наводить мосты. В театре давно оценили уровень ее мастерства, и только примы, и то в драку, стояли в очереди на пошив одежды. Раечка шила на работе, шила дома, имела приработок, но не умела и не знала, как потратить заработанное и все деньги отдавала сестре на хозяйство. Женихов у Раи не водилось, русские ребята не западали на конкретную еврейку Шмульц, а немногих еврейских она отпугнула своим занудством. Фиме удобно жилось с Раечкой, та обшивала семью, несла немалые деньги в дом. Но у Фимы сердце кровью обливалось от осознания того, что сестра - старая дева, может остаться без потомства, ей уже под тридцатник, мужчины ее не интересуют, и с этим надо что-то делать!
  Боря Гринберг потомственный скрипач, его отец Йося Гринберг тоже скрипач и дед был скрипачом. Семья жила в столице в хорошей квартире в доме Љ7 в Брюсовом переулке. Отец служил в Большом театре музыкантом оркестра. Дома хранилось несколько инструментов, оставшихся еще от деда. Йося Гринберг не был первой скрипкой, как его отец, лавры которого не давали спокойно спать. Йося отыгрывался на единственном сыне. Борю с детства приучали к многочасовым занятиям и бережному отношению к инструменту. Боря учился в музыкальной школе при консерватории, потом в самой консерватории. Именитые педагоги отмечали врожденные способности и талант, природные данные и блестящие перспективы. Боря был равнодушен к музыке, но что-то происходило внутри молодого человека, когда он брал в руки инструмент и закрывал глаза, какой-то дух вселялся в него, дух Паганини, не меньше. Какие неземные звуки извлекал он из инструмента и как он это делал сам Боря объяснить не в состоянии. И ни к чему другому он не был приспособлен в этой жизни. За него все делала мать, чистила ботинки, гладила брюки, варила яйцо всмятку, заправляла постель. Циля оберегала руки сыночка. В тот период, когда Боря готовился к дипломному концерту, его отец собирался в гастрольный тур с балетной труппой Большого театра по Америке. Это было знаменательное событие для театра и страны, везли всего один спектакль "Лебединое озеро", гудела вся Москва. В чемодан уложили парадную одежду и обувь, а самую лучшую скрипку отец почему-то не взял. Каждый день в новостях по телевизору говорили об оглушительном успехе русских артистов. Гастроли еще продолжались, но новости резко оборвались. А вражеские голоса возопили на весь мир: "Русские артисты попросили политического убежища!", русские артисты - это Йося Гринберг и Белла Кривогуз, флейтистка из того же оркестра. Грузная, прибитая страшной вестью Циля, недвижным кулем сидела на табуретке посреди кухни, ждала ареста. Скрываться было бесполезно, Борю отстранили от концерта, за ними вот-вот приедут. Действительно, вскоре пришли серьезные люди, арестовывать никого не стали, на стол положили Борин диплом и направление на работу в провинциальный театр. Лаконично пояснили, что теперь все международные конкурсы для сына невозвращенца закрыты, как и работа в столичных оркестрах. В мягкой форме было рекомендовано покинуть столицу в течение двадцати четырех часов. Так же серьезные люди пообещали содействие в скорейшем размене жилплощади. Угроза ареста миновала - сталинская эпоха давно прошла, а страх в еврейских жилах остался надолго.
  Боре Гринбергу было все равно где жить и где работать. Квартира получилась не такая большая, как в Москве, вся мебель не уместилась, лишнюю пришлось продавать. Обустройством занималась мать, которая пришла в себя после скоропостижного переезда в другой город, в тысяче километров от столицы. Она понимала, что лучше ссылка, чем тюрьма. Злые языки поговаривали, что Йося Гринберг и Белла Кривогуз давно в любовниках ходят, в еврейских семьях не принято детей бросать, а он решился на такое, испоганил сыну судьбу. Циля распаковывала посуду, расставляла книги по полкам и не замечала сама как озвучивала некоторые мысли: "Шалава сушеная, потаскуха дохлая, только и может, что флейту в рот брать. А он- поц, убила бы гада". Через несколько лет, пройдя бесчисленное количество рук родственников, друзей и знакомых пришло письмо от Йоси. Он просил прощения у жены и сына. Боря неопределенно пожал плечами, Циля разорвала исписанные листки, а клочки сожгла на старинном металлическом подносе, доставшемся ей по наследству от материи, жены и соратницы некогда известного пламенного революционера.
  У Бори Гринберга не было друзей, в театре тоже не заладилось с благоприязнью. Оркестранты и дирижер, услышав звучание Бориной скрипки, поняли, какого уровня музыканта к ним занесло, и кто теперь прима в оркестре. Но сверху давило вербальное указание, в оркестровой яме зависть и шушуканье по поводу отца. Боре исполнилось тридцать четыре года, когда Циля потеряла сознание от боли в сердце. Кардиограмма указывала на инфаркт миокарда, врачи ориентировочно ставили сроки пребывания в больнице семьдесят дней. Боря каждый день приходил к матери с одной скрипкой в руках, Циля объясняла, где лежат деньги, где хлебный магазин, где гастроном. Через неделю сын выглядел растрепанным, затюканным и тоскливым, принес батон и бутылку молока. И только теперь, лежа на больничной койке, Циля основательно задумалась о дальнейшей судьбе сына, случись с ней что, он не выживет, никому он кроме нее не нужен. Циля рьяно кинулась искать подходящую девушку для Бори. Каждую встречную женщину от двадцати до сорока она оценивала на предмет - подходит, не подходит, национальность приветствовалась. Очень быстро начала поправляться, и через три недели упросила врачей выписать ее. Сумасшедшая мамаша, в неистовом желание устроить личную жизнь сына, могла запросто подсесть в парке на скамейку к одинокой девушке и напрямую спросить: "Извините, а ви еврейка? А ви не замужем?", ей иногда удавалось заманить девушек на спектакли, и даже пару раз домой, но дело не продвигалось. Циля была вхожа в театр, она посещала спектакли и репетиции, в лицо знала всех артистов и музыкантов, а так же сотрудников театра - билетерш, буфетчиц, бухгалтеров и администраторов. Но теперь каждый должен пройти ее внутреннее сито - подходит, не подходит. И она нашла, нашла, нашла, ту, единственную подходящую, художника по костюмам, модельера Раечку Шмульц. Циля навела справки и вышла на сестру Раечки Фиму, та только обрадовалась такому развороту событий, они даже обнялись и расцеловались, как самые что ни на есть близкие родственницы. Хитроумный план действий составляли с учетом сильных и слабых сторон Раечки и Бори.
  Проходя по темным театральным коридорам и кулуарам, мимо друг друга, Раечка и Боря чаще не здоровались, а слегка кивали. Она видела мужскую фигуру с футляром, а он размытое лицо, черные кудри и фисташковый сарафан. Фима попросила Раечку сшить выходное платье для важной персоны, которая явилась вечером для снятия мерок с тортом и коробкой конфет. Циля Львовна оказалась милой и обходительной, у нее такой ласковый голос, напоминающий мамины интонации. Платье вышло шикарным, Циля и Фима многозначительно переглянулись - для свадьбы. Потом Циля Львовна заказала блузку и юбку, обращаясь к Раечке "Моя девочка, моя доня", так только мама называла, и вот уже в скором времени Раечка могла запросто говорить на любые темы с милейшей Цилей Львовной. Она как-то встретила случайно у служебного входа Цилю Львовну, изумлению не было предела, оказывается, ее сын работает в театре, подошедший молодой человек тоже был изрядно удивлен. Фима рассказывала Раечке, какой талант у нас в городе, но из-за отца зажимают его, в комитете по культуре делают заявки на его сольные концерты по области, а Москва добро не дает. А Циля тем временем нахваливала Раечку, какая девочка, умница, рукодельница, хозяюшка, идеальная для любого молодого человека, Боря пожимал плечами. При встрече Рая и Боря могли теперь поговорить о маме, справиться о здоровье, передать привет. Циля обратилась к девушке с необычной просьбой, у сына скоро день рождения и она хотела бы подарить ему свитер ручной работы, оригинальный и нешаблонный, Раечка смогла бы расход ниток рассчитать, а еще лучше связать. Раечка обожала подобные творческие задачки, она присматривалась к Боре, какой цвет ему к лицу, какой узор подойдет. Остановилась на стиле Викинг, на норманнских узорах. Дефицитный мохер достала Фима через свои связи. Пока Рая вязала свитер, ей приходилось близко подходить к Боре, примеряться по длине и рукаву, делать это деликатно, дабы не запороть сюрприз. Боря теперь приходил в мастерскую чаю попить. Готовая вещь поразила всех, ни в одном наимоднейшем журнале такого не увидишь. И тут выяснилось: все, что дарит мама, сынок не ценит и не носит, но если такой роскошный свитер подарит девушка, он из него вылезать не будет, Циля берет на себя все расходы. Раечка решила от себя подарить вещь. На день рождения были приглашены Раечка с сестрой, Боря был предупрежден, и он ждал, впервые девушка пришла его поздравить. А когда он надел ее подарок и подошел к зеркалу, все восторженно замерли - дымчато-синий свитер с индиговыми и седыми редкими узорами делали его харизматическим, эпичным мужчиной. Боря расправил плечи, разглядывая себя со всех сторон, Раечка засмотрелась, то ли на свою работу, то ли на Борю. Стол Циля накрыла с изысканной тщательностью - черная икра, фаршированная рыба, цыплята-табака, шампанское, фрукты, торт Наполеон собственной выпечки. Открыли вторую бутылку, Фима предложила тост за талантливого музыканта. Циля Львовна утвердительно закивала, и как бы, между прочим, в подтверждение слов попросила сына исполнить ее любимое произведение. Борю не надо было уговаривать, он чувствовал прилив сил, ему самому нужно было излить нахлынувшие эмоции, он достал инструмент из футляра, приложил край деки к щеке, закрыл глаза и коснулся смычком струн. И запела скрипка в его руках, повела негромкий рассказ о девочке, которую любила и ласкала мама. Вот идут они по росистой траве, легкий туман, солнышко пробивается, и так хорошо и спокойно. Но мама исчезает в тумане, и девочка идет теперь одна, та же трава, так же блестит роса, но нет того счастья и радости бытия, и как в тумане разыскать ей того, кто полюбит ее и пожалеет, обнимет и пойдет рядом, и сколько ей еще бродить по свету в одиночестве. Вот что пропела скрипка волшебным голосом своим Раечке, звуки разбудили в ней то, что казалось, уснуло навеки, желание любить и быть любимой, слезы текли по щекам, и она ничего не могла поделать, не могла остановить изливавшуюся из нее накопившуюся печаль. Боря открыл глаза и увидел, что красивая девушка плачет, ее растрогала его музыка, и не останавливаясь, начал играть Вивальди "Шторм", но глаза больше не закрывал, звуки шквалом обрушивались, скрипка кричала, плакала, стонала от благостной боли и нестерпимой любви. Он тонул в ее глазах, а она в отражении его глаз видела себя, красивую и плачущую. Музыка стихла, на кухне плакали, обнявшись, Циля и Фима, но это были слезы радости, похоже, дело сделано, план удался.
  После свадьбы Циля Львовна перевезла Раечку со швейной машинкой, выделила молодым самую большую комнату и стала ждать внуков. Через два года Рая забеременела, новость просочилась и в театр, каждый считал своим долгом подойти к Боре Гринбергу поздравить и пожать руку.
  Раечка Гринберг рассказала новым подругам по палате, что муж все время ходит со скрипкой, которую отец оставил, она старинная, хорошо звучит, только на ней играет. Вот и теперь, Боря пришел с одной скрипкой в руках, мама попозже принесет продукты. Они сидели на синем диванчике, она слушала, склонив голову ему на плечо, а он рассказывал, обнимая ее свободной рукой, что с утра позвонили в квартиру многодетные бедные люди, попросили одежду, какую не жалко. Мама отдала его старую куртку и свой плащ, который мал, ах, да, он еще сапоги Раечкины старые отдал, что за шкафом пылились, черные стоптанные, а то руки выкинуть все не доходят. Раечка стала медленно сползать с дивана, глаза округлились, ртом хватала воздух, но он застревал где-то в горле, угроза выкидыша была близка, как никогда. Боря испугался, закричал. Закричала и Раечка: "Придурок, ты что наделал! Аааааа!", на крик примчалась дежурная сестра, Юлька следом, лечащие врачи, повели Раю в смотровую. Растревоженный Боря ходил кругами, что не так он сделал. Перец распорядился сделать успокоительный укол и отвести в палату. Девочки тоже волновались за подругу, Валю почистили, теперь с Раечкой нелады. Раечка полежала немного и стала отходить от шока, поинтересовалась, где этот изверг рода человеческого, сказали, что места не находит, по фойе носится, да что случилось? И Раечка рассказала, что ее муженек отдал аферистам всю ее заначку, которую она в старом сапоге прятала. Часть приработка отдавала свекрови на хозяйство, а часть прятала, никто не знал, почти пять тысяч скопилось, это новая шестерка для сыночка. Девочки, давясь смехом, допытывались, для какого такого сыночка, Раечка показала глазами на свой кругленький животик. В палате гогот стоял, женщины выходили из других палат, заглядывали, удивлялись. Лена с Юлькой вышли к Боре, успокоить мужчину. Раечка из палаты кричала: "Иди отсюда, чтоб глаза мои тебя больше не видели!", Боря вопрошал, что делать-то? Юлька жестами изобразила человека, играющего на скрипке. Боря открыл футляр, достал инструмент работы старинного мастера. И запела скрипка в его руках, полетели неземные звуки по больничному коридору, по палатам, по этажам. Люди, как зачарованные, шли на обворожительные звуки скрипки. Музыка вскрывала сердца и души, пробуждала любовь. Люди шли и шли, врачи, посетители, больные, в фойе не было свободного места, а скрипач все играл и играл, пока та, единственная, для кого он играл, не вышла к нему и не обняла.
  В положенный срок у Гринбергов родился мальчик, Давид. Его с детства обучали музыке, врожденные способности давали о себе знать. В середине девяностых семья эмигрировала в Израиль. Боря устроился в симфонический оркестр Хайфы. Циля и Раечка все время отдавали Давиду, его обучению, его конкурсам. Давид лауреат, имеет известность в Европе и Америке. Молодой и богатый, два дома - в Майами и Тель-Авиве. Женился на американке. Старенькую Цилю радует то, что жену Давида зовут Сара. На сегодняшний день Боря отошел от дел, семья живет в большом доме у моря в Хайфе. Давид Гринберг с женой в постоянных разъездах по миру. Молодой скрипач не расстается со скрипкой, перешедшей в наследство от отца.
  
   В горестях и радостях
  В палате Љ1 собралась читающая публика, а что еще делать, если врачи советуют лежать, а лежа что, только разговоры вести да книжки читать. Вика Голубева сборник Солженицына штудировала, а когда уходила на свидание к мужу в фойе, книжку Лена или Юлька брали читать. У Вики дома много редких книг было. Свекровь работала в книжном магазине. Вика сама была продавцом парфюмерного отдела в ЦУМе. Это - немецкая тушь, итальянская помада, французские духи и пудра! Все это благолепие редко, но все же выбрасывалось на прилавок и потом неизвестными путями утекало под прилавок. Вика была облеплена подружками и приятельницами, а в больнице никто не навестил, наверное, не знали. Вика любила ухаживать за своим милым личиком, то бровки щипала рейсфедером, то кожу лосьоном протирала, то кремом вокруг глаз толстым слоем намазывала. Можно сказать, что Вика была красоткой, алые губки бантиком, глаза округленные зеленые, волосы светлые в завитушках. Как Мэрилин Монро, красивая, но глуповатая.
  Вика родилась в Норильске, родители приехали на север квартиру заработать. Обзавелись детьми, квартирой и машиной, обросли добром, решили до пенсии остаться, чтоб достаточно заработать на безбедную старость и на морское побережье навсегда перебраться. Вика, окончив школу, засобиралась на материк, на севере так все называют европейскую часть России, ждать она не могла, она хотела лета, фруктов, коротких открытых сарафанов и босоножек. Нашлись дальние сородичи, которые согласились приютить за недорого девушку из богатой семьи с севера. Вика поступила в институт советской торговли на заочное отделение и устроилась работать продавцом. Денежки водились - родители присылали ежемесячное пособие, и сама приторговывала дефицитной косметикой. От нарядов шкаф ломился. Прикупит очки солнцезащитные, а на стеклышке малюсенький ярлык наклеен со словами "Made in Italy", так Вика эту наклейку оберегала пуще самих очков. Или импортный шарф мохеровый повяжет так, что непременно этикетка на виду окажется. У Вики ухажеров всегда в достатке было. У прилавков, обхаживая симпатичных продавщиц, вечно отирались таксисты, студенты и просто жаждущие легко доступной любви. Вика абы на кого не кидалась. Если молодой человек в клешеных штанах и приталенной рубахе - лопух, даже не взглянет. Если в джинсах, но мотня висит, или джинсы самопальные - тоже пусть кого попроще поищет. Глаз у Вики наметан, с трех метров могла отличить настоящий Вранглер от самострока, даже польского. К двадцати годам Вике захотелось замуж, ее звали, но зачем ей нищие студенты из общаги или тридцатилетние неудачники с одним окладом. Вика ждала мужчину самостоятельного, такого, чтоб за ним как за каменной стеной. И такой однажды появился, покупал духи, Вика поинтересовалась, для кого нужен подарок, она как специалист поможет подобрать подходящий запах с учетом индивидуальности, и когда выяснилось, что для мамы, сотрудницы отдела парфюмерии ЦУМа наблюдали невиданную доселе презентацию женских духов. Вика незаметно расстегнула две верхние пуговки на блузке, многократно грациозно наклонялась за коробочками на нижней полке, небрежным движением отбрасывала волосы со лба, выгибала спинку, брызгала парфюм себе на запястье и давала понюхать. А он все смотрел и смотрел в ложбинку на груди, рвущейся ему навстречу. Немудрено, что вечером у служебного входа он ее ждал, а когда Вика увидела госномера на его машине, ее судьба была решена.
  Славик Голубев с детства избалован материнской любовью и опекой. Мама работала заведующей отделом в книжном магазине, а это почти как в "Березке". Двухтомник Лермонтова - и классная дама снисходительна к шалостям сына, десятитомник Чехова - и директор техникума рвет докладные на нерадивого студента, а подписка на библиотеку всемирной литературы, двести томов - это место водителя в обкомовском гараже. Славику нравились машины, особенно представительского класса. Партийная элита разъезжала в ту пору на черных или белых Волгах. Ремонтом машин, грязной работой в гараже занимались специально обученные люди. От водителей требовался безупречный вид, первоклассное вождение и беспрекословное подчинение. Слава Голубев не досконально разбирался в строении двигателя, но панель управления в салоне мог часами начищать фетром. Если машину нужно было подать к девяти часам, Славик приезжал к дому минут за пятнадцать, останавливался поодаль, а ровно в девять плавно тормозил у подъезда. Когда в обкоме проходили многочасовые совещания, машины стояли плотными рядами, а водители в ожидании, сбившись в стайки, курили и травили байки, Славик читал журнал в салоне или натирал панель. Через несколько лет за Славой прочно закрепилось реноме, что он не трепло и умеет хранить тайны. Второй секретарь обкома партии выбрал Славу Голубева себе в личные водители. Иван Сергеевич давал Славе поручения личного характера, все было выполнено чисто и в срок. Слава научился быть корректным, никогда не высказывал своего мнения, если не спросят. Слава пользовался привилегиями обкомовских работников - продуктовые пайки и очередь на жилье в центральном районе. А еще Иван Сергеевич разрешал машину ставить не в гараж, а на стоянку около дома Славы. Машина до утра была в Славкином распоряжении, он не занимался извозом, как делали многие водители, он просто соблазнял девушек. Девушки с легкостью западали на высокого шатена в сером финском костюме и белоснежной рубашке, готового бесплатно подвезти до дома на черной Волге с обкомовскими номерами. Слава долгих романов не заводил, добьется желаемого и пропадает, ссылаясь на длительную командировку. Так было и с Викой. Красивая девушка, знающая себе цену, в первый вечер не допустила к поцелуям, такие особенно нравились Славе. Ужин в "Интуристе" и билеты в первом ряду на "Машину времени" сделали свое дело. Уже через неделю Вика не торопилась после работы на выход, ждала, когда побольше сотрудниц на улицу выйдет, а потом гордо несла себя, садилась в черную Волгу, хлопала дверцей и через тонированные стекла наблюдала за реакцией коллег. Вскоре Слава сообщил, что с шефом едут в командировку в столицу и неизвестно когда вернутся. Прошел месяц и другой, а Вика все высматривала каждый вечер своего кавалера у входа, девочки посмеивались, но она была уверенна, что он появится. И он однажды появился, прямо к прилавку подошел в разгар рабочего дня, и громко при всех сказал: "Выходи за меня замуж. На раздумье одна минута", но Вика думать не стала, сразу дала согласие, растроганное руководство отпустило невесту раньше с работы, молодые поехали в ЗАГС и подали заявление.
  Конечно же, Славик ни в какую командировку не поехал, уже на следующий день подвозил до дома девушку из "Алмаза", потом пару недель кружился с официанткой из "Грузии", еще была студентка из меда и ее подружка по общежитию. Как раз в эту пору уточнялись списки очередников на жилье, закладывался новый дом. Выходило так, если Слава не женат, то ему ничего не полагалось в новом доме, только место в общаге, если Слава женат - то однокомнатная квартира, если Слава женат и жена хотя бы на третьем месяце беременности и есть справка от врача - то это уже двухкомнатная квартира. Мама быстренько взялась решать вопрос, раскладывала перед сыном фотографии потенциальных невест, все девушки порядочные, но ему никто не нравился, а когда мама стала приводить будущих избранниц в дом, Слава объявил матери, что сам уже нашел жену. Не шла из головы зеленоглазая Вика, к ней и явился. Иван Сергеевич распорядился, и его личному водителю было разрешено справлять свадьбу в ресторане закрытой обкомовской гостиницы. Вика быстро забеременела, двухкомнатная квартира строилась, молодые жили с мамой.
  Муж принес в больницу Вике дефицитную книгу, обвернутую в газету, Аня Павлова попросила полистать, да видать книга интересной оказалась, уселась, уставилась своими огромными удивленными глазами, книжку из рук не выпускает, глаза еще больше таращит. Аня то краснеет, то бледнеет, то вздыхает, то подолгу рассматривает картинки, стало ей душно, вышла в фойе, там прохладнее, книгу вернула. Книжку подхватила Юлька, открыла и закатилась звонким смехом - Камасутра, действительно редкое по тем временам издание. На работе Славик был собран и исполнителен, а то, что касалось быта и семейных обязанностей - чаще рассеян и забывчив. Вика писала записки с пожеланиями, последняя была такая: селедка с кольцами лука в горчичном масле, два жареных окрочка, пюре на сливочном масле, банка лечо, сок виноградный, пять яблок, Булгаков "Мастер и Маргарита". Книгу Лена попросила. На следующий день, как положено, Слава привез весь заказ. Они сидели на синем диванчике, Вике захотелось попить, попросила Славу достать из пакета сок. Вместо сока Слава достал старые мамины туфли, потом пакетик с картофельными очистками и головой от селедки. "А что же я в мусоропровод выбросил?".
  Вика родила девочку, крупную, здоровенькую. Виолетта, так решили назвать дочку, просмотрев длинный список имен. Фиалка означает это имя. Но цветком Виолетта была только в детстве, к юности это был уже плющ, коварный и ядовитый, зеленоглазый и златокудрый, обворожительный, но плющ.
  Голубевы въехали в новую квартиру, ремонт делать не стали, дом обкомовский, отделка отличная, лифт с первого дня работает и уже через месяц дом был телефонизирован. Слава много работал, Иван Сергеевич мог вечером позвонить, дать какое-нибудь поручение, а как-то даже среди ночи звонил, велел забрать его с дачи, видать государственные дела спать спокойно не дают. Летом частенько в субботу с утра вызовет и до воскресенья держит, еще и выпивать заставляет. Дочка училась в гимназии, Вика занялась собственным бизнесом. Славик ездил на новеньком Рено. Все замечательно продвигалось, взяли большой продуктовый павильон в аренду с правом выкупа, деньги приличные появились, купили грузовую Газель. Слава всячески помогал, особенно контролировать ему нравилось. Поедет вечером и смотрит, по какой цене водку продают юные продавщицы, не подкладывают ли свой товар, выручку мог снять. Если продавщицу пьяной застанет, мог и уволить без объяснений и выплат. Люди часто менялись, в то время это дело обычное. Иван Сергеевич ушел на покой, от греха, не дожидаясь конфискации, да и совсем другие люди теперь заседают в муниципальных зданиях. У сына Ивана Сергеевича что-то не заладилось в Москве, и он вернулся на родину, отец помог устроиться на хлебное место во властные структуры и порекомендовал ему исполнительного Славу Голубева как личного водителя. Сергей Иванович стал захаживать в дом к подчиненному. Ну что тут поделать, понравилась ему Вика. Сергей Иванович не был женат, лет уже под сорок, женщин повидал всяких: красивых дурочек, страшненьких умниц, глупеньких топ-моделей. Он и Вику распознал сразу, красивая и наивная, но добрая, для него желанная и нет лучше нее никого на свете. Вика почувствовала живой интерес к собственной персоне, но дала отпор, у нее приличная семья. Тем временем, через Славика прошли почти все продавщицы в павильоне, а если что-то не устраивает - на увольнение. Силой никого не брал, не в его правилах, но с одной все же не удержался, она и в руки не шла и не уходила, вот он и подумал, что игра такая. Потом ее братишки выловили Славу, пригрозили, пришлось машину отдать, а жене сказать, что угнали. Павильон через неделю сгорел, ничего не спасли, пожарные сказали, что бензином облито все было. В ту ночь та самая девушка работала, ни девушку, ни ее братьев так и не нашли. Вика расстроилась, семейный бюджет рухнул в минус. Сергей Иванович устроил Вику в областную инспекцию по торговле. Вика поблагодарила, но не более, семья то приличная. Потом Слава заболел, редкий вирус, все боялся за Вику, почти шесть месяцев в одной постели не спали. А когда все нормализовалось, отметили шампанским, устроили брачную ночь, муж быстро откинулся и захрапел, а Вика мечтательно улыбалась, пока не уснула. Но быстро проснулась, Слава обмочился. Утром, как ни в чем не бывало, обмывшись, надел чистую одежду и поехал на работу, а Вика стирала вещи, сушила феном жесткий матрас, выветривала смрад. Вика и просила мужа не пить спиртное, и запрещала, но разве он послушает кого. Достаточно трех-четырех рюмок водки, и это повод подстилать под простынь клеенку. В квартире повис стойкий специфический запах. Подросток Виолетта морщила носик и спрашивала у матери, зачем ей это все надо. Вика объясняла, что семья, что в горестях и радостях, рука об руку. Сергей Иванович уезжал с повышением в столицу, явился в дом с целью забрать Вику с собой, но она и ему пропела про горести и радости. Сергей и умолял, и уговаривал, только не мог опуститься до кляузы, он жалел Вику, как она не видит этого беспринципного бабника, или не хочет видеть, семья превыше всего. Сергей уехал, но периодически позванивал, предложение в силе, если она надумает. А тут у Славика седина в бороду, влюбился, собрал чемодан и ушел. Вика днями напролет рыдала, а Виолетта успокаивала, - Забей, дышать легче станет. Не успели надышаться, через месяц блудный папаша вернулся, от костюма амбре, видать в одежде заснул. Семья воссоединилась, и все по - старому пошло. Вике стыдно было признаться друзьям, что Слава мочится, но все и так знали, как и то, что гуляет муженек, как и то, что ловелас он никудышный. Викины подружки нахваливали Сергея, умница, большой человек, любит ее, ждет до сих пор, московская шикарная квартира, путешествия по миру и в противовес - это дряблое никчемное тело. Вика решила, что хватит, начнет новую жизнь, тем более что Сергей ей очень нравился. Сергей позвонил и предупредил, что приехал специально для серьезного разговора, а Вику уговаривать больше не надо, она приняла решение. Вечером пришел Сергей Иванович, принес Вике шикарный букет лилий и сказал, что забирает с собой в Москву Виолетту, свадьба через месяц. Когда и как студентка второго курса Виолетта Голубева влюбила в себя взрослого мужчину остается только догадываться.
  На сегодняшний день Виолетта и Сергей Иванович, не дожидаясь конфискации, переехали на постоянное место жительства в Испанию, детей бог не дал. Родители Вики так и не дожили до пенсии, остались в мерзлой северной земле. Вика и Слава живут в том же доме, живут мирно, как брат и сестра. Слава попивает, но решение проблемы нашлось - памперсы для взрослых, он сам надевает перед выпивкой, вот только покупать стесняется, Вику в аптеку посылает.
  
   Юлька
  
  В палате Љ1 тон задавала хохотушка Юлька. Она первая просыпалась и весело трубила побудку: "Рота подъем!", Юлька служила в Советской Армии, ее отец и муж были кадровыми офицерами. Чем она занималась, об этом никому не говорила, хоть и любила потрепаться. Юлька знала множество историй, анекдотов, прибауток. Соберутся девчонки на поздний ужин, а хлеба мало окажется, Юлька уже откуда-то тащит половинку батона, - Не пойман - не призывник. Или достают еду из холодильника, а Аня банку с помидорами выронила, растекся рассол по полу. Юлька собирает осколки и приговаривает: "Эх, не сразу пришло мастерство молодому саперу". Юлька первой кидалась на выручку, или утешать, всегда делилась тем, что сама имела. Так ведут себя люди, прошедшие интернат. Она и воспитывалась в детском доме, только не любила про это вспоминать.
  Маму Юлька не помнит, только мягкие руки и голос тихий грудной: "Доченька моя". Отец кадровый офицер получил назначение в Сибирский Военный Округ, хотел один ехать, обжиться для начала и потом жену с дочкой вызвать, но Галя упрямая, сразу отправилась с мужем. Условия для проживания оказались не очень хорошими, часто отключали свет, в комнатке холодно, приспособили для обогрева печку буржуйку, солдаты приносили дрова. Галя накупает дочку в тазу, уложит, укутав в ватное одеяльце, в этой же воде вещички стирает, наскоро накинув мужнин бушлат, бежит на улицу повесить на веревку мокрое белье. Юльке было три года, когда маму с воспалением легких увезли в областную больницу. Отец каждый день звонил, справлялся о здоровье, отвечали, что все хорошо, в выходной поехал проведать, вышел врач и сказал, что летальный исход. Отец не сразу понял, о чем ему толкуют, вчера вечером еще все хорошо было. Немногочисленные офицерские жены по очереди присматривали за Юлей, отец начал заливать горе водкой. Сердобольные женщины выхлопотали у командующего округом перевода в военный городок с садиком и школой для отца одиночки. К весне пришел приказ о новом назначении, отец с дочкой отправились в Подмосковье. Там же отец нашел новое счастье, привел в квартирку, а Юле сказал, что у нее теперь есть мама. Но руки не ласкали девочку, и голос не звал "Доченька", а только "Уси-пуси", и то, когда отец дома. В остальное время молодая женщина не обращала никакого внимания на голодную плачущую малышку в мокрых штанишках. Новая мама родила близнецов, двух мальчишек, а Юльку даже близко к ним не подпускала. А перед сном, как ночная кукушка, мужу капала и капала, что девочка неадекватная, ножницами детям чуть глаза не выколола, что чуть с дивана ангелочков не спихнула, ее нужно определить в детский дом. И отец поддался уговорам, обещал Юльку забрать, как мальчики подрастут и маме легче будет с тремя детьми управляться, сдал маленькую девочку на поруки чужим равнодушным людям. Два раза в месяц отец приезжал навестить дочку, сажал на колени, открывал большой кулек с шоколадными конфетами "Мишка на Севере". Девочка напихивала полный рот, давилась, но продолжала есть. Она знала, отец уйдет, и конфеты отнимут большие ребята. С детства Юлька выучилась драться, ее били, она била, любому даст отпор, училась средне, интереса к предметам не проявляла, рано начала курить. Она постоянно просила отца забрать ее домой, но он ниже опускал повинную голову и невнятно обещал, скоро, еще немного, надо подождать. Ей исполнилось шестнадцать лет, когда отец приехал и забрал на целый день. Они ходили в кафе, гуляли по парку, ели сладкую вату, зашли в ювелирный магазин и отец купил маленькие сережки в форме капелек или слезинок. Прощаясь на крыльце обители, отец сказал, что уезжает в длительную командировку и когда вернется неизвестно. Юлька своего отца больше никогда не видела. Это был Афганистан.
  В разгар выпускных экзаменов пришло известие о гибели отца. Юля замкнулась, ушла в себя, преподаватели на экзаменах не задавали вопросов, сопровождали на похороны девушку, передали документы и аттестат в училище связи. Юлька на занятия не ходила. В середине сентября Юлю навестил друг отца Александр Рубцов. Он после госпиталя возвращался в часть, заехал на часок поддержать словом, а если надо то и материально дочку командира, погибшего у него на руках. Они сидели на лавочке под ивами, трогательная щупленькая больше похожая на мальчишку Юлька курила и слушала, а потом разрыдалась, уткнувшись носом в грудь, туда, где боевые медали и гвардейские значки. Она вдыхала мужской запах и плакала по отцу, по себе, по несбывшемуся дому. Он перестал смотреть на часы, гладил по голове девочку, искал и не находил слов утешения. Она расспросила о жене и детях. Детишками еще не обзавелся, а жена имеется. Юлька вцепилась в мускулистое предплечье, что-то произошло в ее сознании, она понимала, что этот человек - единственный на земле не чужой, и он может ей помочь наладить жизнь. Она затарахтела, - Дядя Саша, удочерите меня, пожалуйста, я буду вашу жену слушаться, всю работу по дому делать, каждый день полы мыть и в магазин ходить, не оставляйте меня здесь, я бы уже давно сбежала, но мне некуда бежать". Юлька плакала, сердце боевого офицера дрогнуло, в груди щемило и рвалось, не отдавая себе отчет, что делает, севшим голосом приказал: "На сборы десять минут, ну и это, чтоб не курила у меня, а то по заднице ремнем получишь". Юлька достала из кармашка пачку сигарет и демонстративно красивым движением бросила в урну.
  Боевому другу погибшего отца, дали бланк заявления и разрешили забрать девочку погостить, познакомиться с семьей для предстоящего удочерения. Камуфлированная форма, офицерские погоны и награды помогли положительному разрешению вопроса. Тогда еще не было ряженых, и не стыдно было носить ордена и медали за афганскую войну.
  Рубцов с новоявленной дочерью сели в проходящий поезд поздно вечером, в плацкарте приглушенный свет, пассажиры спали. Наскоро перекусив бутербродами с колбасой, улеглись сами. На верхней полке тихо посапывала Юлька, а Саша все представлял, как Алла их встретит и что скажет. С Аллой они не состояли в официальном браке, как-то все не складывалось до ЗАГСа доехать, хотя уже много лет вместе. Познакомились в ресторане, Алла стала приезжать к симпатичному лейтенанту на выходные, потом сдала свою квартиру в наем и перебралась на Сашину жилплощадь с платьями и кастрюльками. Алла любила его, писала письма, приезжала в госпиталь, ждала со дня на день, а он с таким сюрпризом едет.
  Алла уже несколько дней жила в режиме ожидания, холодильник был забит спиртным и деликатесами. Она была счастлива, ее любимый возвращается с войны, теперь они поженятся, купят машину, поедут на курорт. Даже появление в доме посторонней девочки не омрачило радости встречи. Алла не могла понять, как в свои двадцать семь лет она будет удочерять семнадцатилетнее дитя, но это неважно, главное - предстоящая свадьба, а еще Саша говорит, что взять на себя ответственность за жизнь дочери боевого командира дело святое и естественное. Саше было двадцать девять лет, пройдя горнило войны, он не задумывался над глупостями, если бы Юля и вправду была его дочкой, он что, в одиннадцать лет ее зачинал что ли. Купили тахту для Юли, перегородили комнату платяным шкафом и зажили семьей. С восемнадцати лет Юля начала работать в архиве при штабе, как дочь геройски погибшего офицера имела определенные льготы, прошла курсы, к двадцати годам была аттестована и зачислена в секретную часть. Саша к тому времени получил очередное воинское звание гвардии капитан. Аллочка начала закатывать истерики, забеременеть не получалось, свадьба откладывалась. Соберутся ехать заявление подавать - то Сашу срочно в часть вызовут, то Аллочкин паспорт найти не могут. А тут у Юльки грудки появились, конечно, не такие как у Аллы, но лифчиков в доме прибавилось. Густые рыжие волосы Юлька укладывала в короткое каре, челка до бровей, рот не закрывался от смеха. И все - то ее радовало, все веселило. Алла давно стала замечать, идут Саша с Юлей домой вечером, ужин на столе остывает, а они сядут во дворе в беседке и разговоры ведут, и о чем можно столько болтать. Даже после ужина, Алла к телевизору, а они на кухне опять лясы точат. Алла начинает в беседу вклиниваться, тема исчерпывается и канва рушится. И с недавних пор Саша перестал с Аллой спать. Находилась масса доводов - еще Юлька не уснула, устал, старею, ни к чему все это. Алла психовала, шипела на Юльку, ходила по дому в красном кружевном белье, демонстрируя кто здесь самка, уехала пожить к себе в расчете, что приползут прощения просить и замуж звать. С отъездом Аллочки в доме стало спокойно, только Юлькин смех звучал заливистее и громче. Ужин готовили в четыре руки, Саша чистил картошку, Юлька жарила, темы для разговоров были неисчерпаемы. Через пару недель Саша вернул Алле вещи и кастрюли со словами "Прости, не сложилось", вслед сыпались слова о рыжей чертовке и загубленной молодости. Вскоре капитана Рубцова вызвал замполит и провел беседу, что негоже не женатому офицеру с девочкой, дочерью погибшего командира, просто так в одной квартире жить, или он ее все-таки удочеряет, или ее необходимо перевезти в общежитие для военнослужащих. Саша видел, как молодые ребята заглядываются на Юльку, она необыкновенная, веселая и светлая, он один знает, какое нелегкое детство выпало на ее долю. Вечером за ужином Саша рассказал о рекомендациях замполита.
  - Как же нам поступить, доченька?
  - А ты возьми меня замуж, папочка!
  Уже на следующий день заявление от Саши и Юлии лежало в ЗАГСе.
  В положенный срок у Юли родился мальчик, серьезный в отца и неугомонный в мать. Через два года в семье появился еще мальчик. Семья переехала в большую квартиру, детки подрастали. Юлька сдала на права, ей правилось водить машину. В выходные с детьми и друзьями выезжали на природу, к речке рыбку ловить или в лес за грибами. Между собой жили хорошо, ладно, все никак не могли наговориться друг с другом. Мальчики изъявили желание стать офицерами и поступили в военное училище. Саша уже в звании подполковника, Юльке сорок четыре года, но внешне это все та же смешливая девчонка с рыжей челкой, достаток в доме - жить и радоваться. В округе проводились плановые масштабные учения, были задействованы все военнослужащие. Прибыли проверяющие, в воздухе бражировали вертолеты. Произошла трагедия, Юлька составляла в Генштаб шифрованное донесение о том, что борт такой-то потерял управление и разбился, на борту военачальники и список погибших, на фамилии Рубцов она потеряла сознание. Приезжали дети, в городке установили стелу. Улетела веселуха в свою счастливую молодость, оставив на кладбищенской скамеечке тень, печальную поседевшую вдову. Лет через пять сватался к Юле друг мужа, он разведен, она одна, люди хорошие, дружили семьями, друг друга давно знают. Он сказал, что легче старость вдвоем коротать, решили попробовать пожить вместе. Разговор за ужином не клеился, шутки его были не смешными. Потом он и вовсе стал ее раздражать - не так ест, не так пьет, не то говорит. Юля ушла с облегчением на душе, одной было лучше, попыток устроить семейную жизнь больше не предпринимала.
  На сегодняшний день Юлия вышла в отставку, после Олимпиады купила дом в Сочи, перебралась на Черноморское побережье. Занимается йогой, тантрическими танцами, разводит цветы, дети на лето внуков привозят. С Леной Шацкой до сих пор дружат, созваниваются по скайпу. В бархатный сезон Лена приезжает к Юльке в гости, и тогда они становятся молодыми и счастливыми, громко смеются, уплывают за буйки, радуются солнцу, морю, и верят, что лучшие дни впереди.
   Эпилог
  Перец Эммануилович проводил утренний обход, посмотрел всех и подошел к Ане Павловой, сказал, что показания и анализы в норме, на выписку, что Павлова побила все рекорды по пребыванию на сохранении, что выписные документы готовы, нужно лишь заполнить паспортные данные, муж так и не доставил документы. Аня пообещала сама завтра же привезти паспорт, а муж из командировки уже на днях возвращается. Аня собиралась домой. Обычно это радостное событие, подруги помогали собрать вещи, чтоб не дай бог что забыть - плохая примета, опять с тем же в больницу вернешься. А у Ани и вещей никаких не было, так никто ни разу к ней не пришел. А еще стало традицией провожаться в фойе, выписывающаяся девушка уже переодета в верхнюю одежду и с вещами, все обнимаются, обмениваются телефонами, говорят хорошие пожелания на прощание. Аня в казенном халатике пошла в гардеробную комнату, но в фойе не появилась. Юлька все оббегала, но Ани не было нигде, пошли в вестибюль у выхода проводить подружку, встали в ожидании у широкого подоконника. Лена смотрела в окно на пустынный больничный двор. У парапета стояла беременная бомжиха. Фетровые невнятные сапоги "Прощай молодость", истрепанное грязное пальтишко с облезлым воротником, из непонятно какого зверя. На голове шапка из остатков меха, вероятно того же животного. Бомжиха докуривала папироску, обернулась, на солнце сверкнули толстыми линзами окуляры. Лена вскрикнула: "Аня, Аня!" и рванула входную дверь, девчонки выскочили на ступени, но беременная женщина, не оборачиваясь, засеменила к воротам, куда и к кому ей было торопиться так и осталось тайной. После такого ухода Ани в палате стало как-то грустно, а тут еще Юлька принесла известие, оказывается, в таксофоне, в том самом, что за колонной, изначально заблокирована функция "Межгород". Как тогда Аня звонила архитектору Рудольфу в другой город. И был ли Рудольф. Была ли Аня Павлова. А что, очень даже красиво - Анна Павлова и Рудольф Нуриев. Надо ли говорить, что Аня паспорт не принесла и выписные документы не забрала. Где и как рожала она своего ребеночка, знает ли сама, кто отец ее малышке. И где теперь та самая Аня.
  Лешик Шацкий каждый вечер приходил к жене, они сидели на синем диване и строили планы на будущий год, или стояли за пальмой и целовались. Он говорил Лене: "Любимая моя, никого в жизни нет ближе тебя и дороже", если б ей тогда кто-нибудь сказал, что настанет время, и они пройдут мимо друг друга как чужие, не знакомые люди, она ни за чтобы не поверила, да просто перегрызла бы глотку лгуну. А сейчас они стоят за пальмой, она тает в его объятьях, а он прижимается всем телом: "Как я соскучился, как я люблю тебя, на всем белом свете только ты и я". И тут, между ними колыхнулось, двинулось нечто. А это их чадо ручками и ножками забило, возмутилось: "Эй, ребята, вы чего, а как же я, забыли про меня, нас трое, трое, я вам говорю".
  - Наш мальчик, - Лена блаженствовала от новых ощущений.
  - Мой сыночек, - Леша встал на колени и поцеловал животик, так и стоял, прислушиваясь к редким еще толчкам.
  Они оба оказались неправы. У них родилась очаровательная дочка, неестественно красивая и изящная, такими бывают только очень дорогие куклы, авторского производства, в далекой и недоступной стране Германия.
  05.03.2015
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"