Белый нарядный пароход ушел. Теперь нужно было оценить ситуацию, в которой Саша оказался. С высоты штурвальной рубки можно было увидеть ближние баржи, порт, высокий лесистый правый берег на той стороне реки.
Баржа для такого узкого фарватера была очень большой. Ближе к корме возвышалась надстройка, а на ней ходовая рубка. Передняя часть палубы была загружена горами груза, прикрытого огромными прорезиненными блестящими полотнищами брезентов. Из-под них, местами, выглядывали стрелы экскаваторов и кранов, а местами, и каких-то ящиков. Только приподнятый бак был свободен от груза. На нем торчали два ручных шпиля для подъема якорей.
Перед носом баржи стоял буксирный пароход с высокой черной трубой с красной поперечной полосой. С кормы теплохода к барже был переброшен стальной трос, средняя часть которого провисала в воду. В свободную от груза корму упирался нос следующей за ней деревянной баржи, а за ней виднелись и другие баржи, связанные буксирными тросами.
А где же наша лодка и весь экспедиционный груз? Ага, вот они: корма лодки выглядывала из- под правого края кормы, а груз, покрытый зеленым брезентом, как и говорила Кира, одинокой кучкой высился посредине кормовой палубы. "Следить за лодкой будет тяжело, - подумал Саша, - при правых поворотах ее может раздавить между близко сцепленными баржами. Однако, время завтрака - трезво рассудил он.
Вернувшись в рубку, он скатал спальный мешок и достал из рюкзака банку тушенки и булку хлеба. Ловко орудуя ножом, вскрыл банку, нарезал хлеба. Достал кружку, сбегал вниз за кипятком. Кран с горячей водой оказался возле трапа.
Было восемь утра, когда он решил, что наступила пора завоевать свою койку. К двери пассажирской каюты он спустился с вещами, чтобы подтвердить свои права. Он вошел без стука, с демонстративной наглостью.
Сосед на койке напротив лежал с открытыми глазами и стонал. Похмелье было мучительным.
- Ой, паря, помираю, - жалобно пробормотал он.
-Тут и правда помереть можно, - ответил Саша, осматривая грязные стены каюты, запыленный и потому непрозрачный иллюминатор, замусоренную раковину у входа.
-Тебя как зовут? - спросил он соседа.
- Да Николаем меня прозвали, - ответил тот. Ну, тогда, Николай, - предложил Саша, - вставай, лечись, а я убираться буду. Каюта не свинарник, а мы не свиньи! - назидательно добавил он. И закипела работа.
Первым делом он принялся за иллюминатор, который, видимо, не открывался с прошлого года, так как барашки отвинчивались с большим трудом. Когда иллюминатор, наконец, открылся и в каюту проник свежий речной воздух, Николай от удовольствия вскрикнул
- Ой, паря!
Саша, дополнительно, открыл настежь двери каюты и выхода на палубу, и сквозняк унес из каюты все дурные запахи. Он вынес на палубу и повесил на протянутую там веревку постельные принадлежности. В гальюне, рядом с каютой он нашел ведро, кран с водой и мыло. Он вымыл с мылом клеенчатые поверхности диванчика и пол, протер стены и вымыл, и протер иллюминатор. В каюте появился какой-то порядок.
Николай в это время "лечился": налил в глубокую тарелку водки. Накрошил в нее хлеба и стал ложкой хлебать этот алкогольный суп.
- Вчера перебрал маленько, - прихлебывая свое яство, проговорил он, спиртяги много было. Не буду больше спирт пить, перейду на водку- мягше... Дальнейшие его откровения внезапно перебили частые тревожные крики гудка, и Саша побежал на мостик в штурвальную рубку.
Буксирный пароход снимался с якоря и подавал сигналы баржам об отплытии. Караван, который вытянулся вдоль реки против ее течения, должен был развернуться в обратную сторону, чтобы поплыть вниз по течению. Саша много лет отдал Волге, плавал под парусами и на шлюпках. Поэтому он понимал, что небольшому буксирному колесному пароходу будет очень трудно развернуть их неуправляемую баржу, а значит и весь караван, следующий за ней.
Саша взбежал на мостик как раз вовремя. Кроме парня лет пятнадцати там никого не было. Видно и шкипер еще лечился от похмелья. И Саша встал за штурвал.
Капитан буксира подавал сигналы на разворот гудками и отмашкой, но ничего не получалось, упрямая баржа, корму которой не отпускали задние баржи, не желала поворачиваться и, даже тянула за собой буксировщика. И тогда Саша скатал штурвал на левый борт до упора. Нос баржи, до сих пор упрямо глядевший против течения, вдруг поплыл налево, сначала медленно, а затем все быстрее и быстрее вслед за буксиром, увлекая за собой весь караван. А буксир, достигнув желаемого результата, тут же повернул направо в створ узкого фарватера. И Саша понял, что нужно срочно сдержать инерцию баржи и, не дожидаясь сигнала с буксира, скатал штурвал в обратную сторону. Нос судна сначала замедлил движение, а затем послушно вошел в кильватерную струю буксира.
- Молодец, спасибо! - услышал он усиленный мегафоном крик капитана. Тогда он выскочил из рубки и помахал в ответ рукой.
7. Вниз по Лене с караваном.
Саша глядел и оглядывался на открывающиеся перед ним высокие покрытые лесом берега и протискивающееся между ними неширокое русло реки. Вот и порт и поселок Осетрово исчезли за крутым мысом. По Сашиному сердцу пробежал холодок, вместе с поселком исчезла последняя ощутимая связь с цивилизацией. " С любимыми не расставайтесь...", вспомнил он слова популярной песни... Но дело сделано- он плывет на север...Долой, уныние!..
Не очень мощный буксирный пароход тащил за собой одиннадцать барж, которые гуськом плелись за ним. За пароходом, словно слониха следовала шестьсот двадцать четвертая баржа, а за нею суда, все меньше и меньше по размеру. Самым последним был дощаник, почти как большая лодка, с небольшой рубкой на корме. Караван извивался, применяясь к прихотливому фарватеру реки. Капитан буксира, видно, был искусным речником и вел караван со знанием дела...
А парень, который с утра пораньше примчался на мостик, не уходил вниз и приглядывался к Саше.
-Как тебя зовут?- спросил Саша. -Фе-едя- в растяжку хрипло и в то же время по-детски ответил он. - А как ты на барже оказался, Федя?- Дык я тута работаю, дядьке помогаю. Дядька мой шкипером тута. А ты што-матрос?- Пришлось Саше рассказать юноше, что он приехал издалека с Волги, что на Волге он много плавал под парусами и поэтому неплохо разбирается в особенностях речного судовождения. Со своей стороны, Федя рассказал Саше, что он родился в Киренске, что почти вырос на барже и плавает по Лене чуть ли ни с пяти лет, что его мечта- увидеть паровоз и прокатиться на поезде. Федя еще сказал, что на барже можно купить хлеб и что хлеб печет жена шкипера, что баржа с грузом идет до порта Тикси в устье Лены, что в Якутске их баржу возьмет на буксир морское судно...
После беседы с Федей, Саша спустился в свою каюту. Николай сидел на своей постели и курил. Это был довольно плюгавый мужичишка небольшого роста с изжеванным неприютной жизнью лицом. Он работал на одном из оловянных приисков побережья Ледовитого океана в роли экспедитора. На барже он сопровождал большой груз: экскаваторы, бульдозеры, самосвалы, передвижную электростанцию, продовольствие и спиртные напитки.
-Эх, паря!- разоткровенничался он перед Сашей,- жисть моя плевая. Вот везу-везу, а што привезу не знаю. Тут ить как соберемся выпить, дак все мне угрожают. Мол будешь болтать- найдут тебя в Лене, объеденного налимами... Судя по его недомолвкам, на барже процветало воровство.
Нужно было смотреть в оба... - Давай, выпьем, студент,- предложил Николай. - Не могу,- ответил Саша,- мне врачи запрещают.- -Ну и хрен с тобой,- подытожил Николай и плеснул в свой стакан водки. Выпил ее и затянул песню.
Ой, да ты тайга моя густая,
Раз увидел- больше не забыть!
Ой, да ты девчонка молодая,
Мне тебя уж больше не любить...
Потом он умолк, встал и отправился к своим приятелям. А Саша достал банку тушенки пакет сухой пшенной каши и пошел в камбуз, чтобы приготовить обед. А тут, из капитанской каюты вышла шкиперша с ребенкам на руках. Молодая женщина, очевидно, совсем не следила за собой. Из расстегнутой кофточки выглядывали вислые груди, а под цветастой юбкой спущенные чулки. - Ешли нада,- сказала она Саше,- по пятницам пеку хлеб-. Саша заказал три булки. Пятница была завтра!...
После обеда Саша обошел свое "хозяйство". Снял брезент со снаряжения, чтобы просушить мешки и ящики, на которые прошлой ночью могла попасть вода. Заодно проверил целостность упаковки. Все было в порядке. Никто не позарился на экспедиционное имущество. После того, как снаряжение было укрыто брезентом, он навалил на него несколько металлических тяжелых предметов, чтобы в случае усиления ветра, не сдуло брезент.
С лодкой положение было хуже. Она была похожа на большое корыто и рассчитана на перевозку двух- трех тонн груза и сделана топорно. Видимо она еще не замокла и поэтому, несмотря на то, что была хорошо осмолена, слегка подтекала. Кроме того в нее попало довольно дождевой воды. Поэтому пришлось воду из нее вычерпать. Всю эту работу пришлось выполнять на ходу. Особенно трудно было спрыгивать в лодку и вылезать из нее. Постоянные повороты баржи, волны и струи воды, поднятые передней баржой и разбиваемые задней толкали и качали лодку и мешали как попасть в нее, так и выбраться из нее. После того, как Саша навел порядок внутри лодки, он подтянул ее к кормовой скуле своей баржи так, чтобы скуловой струей корму лодки отбрасывало влево и, чтобы волны от широкого носа задней баржи не заливали ее сзади.
Сопки, сопки, сопки и река между ними. Шлепанье плиц буксирного парохода, крики вьющихся за кормой чаек, плеск воды за бортом... Многообразие утомляло. Наконец, наступил вечер, а за ним ночь, лунная светлая. Саша поднялся на мостик. Теперь это место стало для него прибежищем для отдыха от необходимости вести пустопорожние и малоинтересные разговоры, наблюдательным пунктом, с которого можно без помех наблюдать за постепенным спуском каравана вниз по течению Лены во все новые и новые географические зоны и ландшафты, местом, где удобнее всего записывать свои наблюдения. Мостик и рубка на нем стали для Саши также площадкой интересной, хотя и бесплатной работы. Частыми свистками капитан теперь вызывал на мостик не шкипера, а Сашу...
Лунная дорожка неотступно следовала за караваном, занимая то левую, то правую, или другие позиции. Изредка на пути возникали огни бакенов, а на берегу- створных огней. Пугающее бессмысленно неизмеримое холодное величие небосвода притягивало и , в то же время, оказывалось непосильным для понимания, что заставляло мозг искать конкретное, теплое, земное, чувственное И мысли понеслись к родителям, оставшимися в одиночестве в далеком Саратове, к Володьке с начальством, тоже, возможно, коротающим время под этими же звездами
8. Киренск.
Все следующее утро прошло в суете. Сначала уборка каюты. Потом приготовление пищи. Потом завтрак и мытье посуды. Потом проверка состояния лодки. Потом просушка снаряжения...Караван шел близко от обрывистого высокого правого берега Лены. Отвесная, испещренная горизонтальными, разноцветными полосами, скала тянулась и тянулась, а на ее всхолмленной поверхности, словно густая зеленая шевелюра, росла тайга. Внизу, возле самого уреза воды, шел узкий бечевник из осыпей и песчаных речных наносов. На тихой зеленовато-бурой глади реки отражалась и протягивалась все дальше и дальше вся береговая картина, нарушаемая и искривляемая только плицами парохода и носами неуклюжих барж. -Эх! Вот, где бы искупаться!- думалось Саше.
С правой стороны потянулись мели. Скалы отступили вглубь тайги. Фарватер повернул налево. А вслед за ним, следуя указаниям бакенов, повернул и буксир. Саша сбегал присмотреть за лодкой. Повороты каравана налево были для нее опасны. Затем он побежал на мостик помогать в управлении караваном.
Теперь караван стал огибать большой плоский остров, на котором появились, вначале, отдельные деревянные домики, а, затем, и аккуратные, обрамленные деревьями, улицы Киренска. Удивительно, но на них никого не было, хотя приближался полдень. Лишь отдельные фигурки рыбаков со своими удочками виднелись под береговым обрывом.
Вот и Киренск позади. Река стала полноводнее. Справа в нее влилась таежная и в июне, разлившаяся от тающих горных снегов Прибайкалья, река Киренга. Плицы буксира и сильное течение несли караван на север...
Заботил Николай. Вчера он вернулся в каюту заполночь и, как обычно, в подпитии. Необычным показалось только его поведение. Он попросил закрыть дверь каюты не только на ключ, но также на внутренний запор. Утром, после того как он опохмелился и пропел свою любимую песню " Ой, да ты тайга моя густая..." он пробормотал: - Кончат они меня, Сашка. Кончат. Намедни Пашка, шкипер второй баржи пригрозил: " неровен час споткнешься ты Николай, да и упадешь в Лену. Кто заметит тебя, кто руку подаст?" А вчерась взошел на сходни, мы у них в очко резались, дак кто-то подтолкнул меня и чуть не свалился я между баржами. Ну да устоял я- пил мало-... Однако о сути конфликта между ним и шкипером второй баржи он воздержался сообщить даже самую малость. Тем не менее, сам факт конфликта настораживал. Шкиперы и матросы на баржах- люди лихие, закона здесь, на суровой и, почти безлюдной, таежной реке, можно сказать, нет...
9.Пьяный бык.
Лена раздавалась все шире и шире. Мощные полноводные реки, стекающие с гористого Байкальского нагорья делали ее стремительной, неудержимой... Изменился и прибрежный ландшафт. С обоих берегов неукротимую реку, в ее стремлении к Ледовитому океану, сдерживали только вздыбленные хребты, вершины которых дыбились за покрытыми тайгой склонами. Иногда чудовищная сила недр проявлялась в рисунке измятых напластований на вертикальных плоскостях береговых скал. Баржи, еще недавно казавшиеся неповоротливыми, теперь выглядели легкими и зависимыми на бегущем просторе реки и она несла их на себе без усилий.
Уже к вечеру третьего дня, на следующий день после того, как Лена приняла в себя воды Киренги, караван подошел к Пьяному Быку. В этом месте Лена, подчиняясь конфигурации гор, круто, почти под прямым углом, поворачивала с восточного направления на северо-запад. Приметой этого поворота служил, упирающийся с юго-востока в Лену торец древнего скалистого кряжа. Лена здесь суживается втрое, от нескольких километров до одного, а ее течение усиливается вдвое. Но самое главное и опасное для плывущих по ней судов состояло в том, что левобережный обломок древнего кряжа в виде высокой отвесной скалы как бы вдавался в реку и сильное течение несло воду прямо на этот утес...
До Пьяного Быка оставалось еще несколько километров, когда на буксире раздались частые гудки- капитан просил шкиперов встать за штурвал. Саша поспешил наверх. За ним последовал Федя. - Объясни мне, Федя-, попросил Саша, - почему этот утес на повороте реки называют "пьяным"?- Федя засмеялся: - Дык ето все знают. Годов десять назад, а может, больше, шел тута караван как наш. Ну и, то ли ноччу дело было, то ли в ненастье, то ли капитан хреновый вел, то ли шкипер проспал, но одна баржонка с вином разбилась об етот бык. Болтают, што и шкипер той баржонки вместе со шкипершой потонули, ну и баржонка тожа. Потом долго ишо мужики бутылки вылавливали, какие не разбились... Однако, скоро на якорь встанем. Мимо Пьяного Быка по три баржи завсегда проводят. За Пьяный Бык их заводят и оставляют на якоре, пока другие тоже на якорях дожидаются выше Быка. В нашем караване одиннадцать барж. Значитца три раза будит буксир проводить наш караван-...
Пароход издал четыре коротких гудка, что означало "Иду на разворот!". После этого предупреждения, он повернул направо. Саша тоже скатал штурвал и баржа покорно последовала за буксиром. Казалось бы Федин прогноз оправдывается. Пароход старательно шлепает по воде плицами. И вот уже весь караван вытянулся против течения в одну линию. Но почему от капитана нет указания встать на якорь? Пароход ведь не может справиться с таким течением, его все равно несет вниз... И тут до Саши доходит суть гениального, хотя и рискованного решения капитана: он проведет караван мимо Пьяного Быка как бы на заднем ходу, используя силу течения!.. Тем самым он выиграет почти целый ходовой день, что так важно во время короткой северной навигации!
Однако, не только Саша догадался о планах капитана. Всполошились шкиперы задних барж. И было отчего встревожиться. По мере удаления от передней баржи, буксируемые суда как бы попадали в другие струи неравномерного сильного течения, не контролируемые буксиром. Как бы не буксир вел их, а они нащупывали дорогу в прихотливой быстрине реки. Караван стал извиваться как змея, особенно вихлялся его хвост. И именно оттуда неслись проклятия. - Падлюга, убивец! В прошлом годе ты Артамонову баржу разбил! Ежели што с нами, ты не жилец! Прирежу тебя как собаку!- Визгливо кричали женщины, у всех были дети.
Кто-то стрельнул из ружья...
Вот и пьяный бык! Абсолютно лысая высоченная скала выпирает из высокого берегового таежного покрова. Лена левым краем несется на нее...Видно, как навстречу скале начинает стремиться крайний дощаник...Буксир изо всех сил оттягивает караван вправо и дощаник, едва не задевая скалу проносится мимо нее, а вслед за ним и весь, наискось к реке расположившийся караван... С высоты мостика Саша видит как бурлит Ленская вода перед быком и сам он кажется носом корабля, раздвигающего воды непокорной реки...
10. Стоянка.
После впадения Витима и Олекмы Лена раздалась еще шире и стала величавой. Когда караван шел посреди реки, казалось, что он находится на огромном почти морском просторе. Прибытие на Чуранскую базу ожидалось на завтра.
Утром седьмого дня капитан просигналил левый поворот. Саша выскочил из каюты на палубу и увидел как пароход стал тянуть караван влево. Через несколько секунд он уже спрыгнул в свою лодку. И во-время! Задняя баржа стала напирать на корму лодки. Потребовалось перебежать на корму и отпихнуться от угрожаюшего борта баржи. Пока шел разворот Саша оберегал лодку от затопления между смыкавшихся барж. Но вот караван выровнялся, угроза миновала. Саша поднялся на палубу и увидел, что караван медленно движется против слабого течения вдоль совсем близкого обрывистого левого берега. Берег был подмыт половодьем и с него упали в воду стволы прибрежных берез.
Впереди открылась большая ровная площадка, вся заставленная поленицами наколотых дров. Со стороны реки к ней примыкал дощатый пирс- причал. Пароход, лениво шлепая плицами, сначало прошел мимо причала. За ним по инерции, постепенно замедляя ход двигалась баржа. Встречное течение и задние суда тормозили баржу и она стала сдавать назад, увлекая за собой пароход. Когда буксир поровнялся с пирсом, он дал ход вперед и пристал к причалу. И Сашина баржа, удерживаемая буксирным концом, остановилась рядом с береговым откосом. С нее спустили сходни.
Когда Саша сошел на берег, он понял, что даже неделя на палубе сказывается на ощущении почвы под ногами. Она показалась неудобной и мягковатой. Он пошел вперед к пирсу. Там во-всю шла погрузка дров для пароходной топки. Их носили связками и складывали в форме полениц на корме под железными дугами, над которыми перемещался буксирный трос. Вместе с грузчиками из судовой команды он поднялся на пароход и далее на капитанский мостик.
Капитан, подтянутый с чисто выбритым сухощавым лицом и в форменной одежде, с любопытством глядел на Сашу. - Ну, спасибо, студент, за подмогу. Уж никак не думал, что на ведомой барже кто-то встанет за штурвал. Тебя ведь сегодня нужно высаживать на Чуранской базе? Но у меня нет там стоянки! Что будем делать?- Саша обратил внимание капитана на то, что у него есть лодка и он сам может доплыть на ней до берега. -Я смотрю, что мужик ты что надо,- похвалил Сашу капитан, - Давай-ка сделаем так. На подходе к базе я дам тебе сигнал и застопорю машину, а ты загрузишь свою лодку и отчалишь от баржи, согласен? Ну и ладно. Давай твою руку и счастливо!- Саша пожал твердую капитанскую руку и отправился обратно на свою баржу...
11. Чуранская база.
День выдался жаркий . Буксир во всю шлепал плицами, но караван еле плелся на необозримом водном просторе. И левый и правый скалистые далекие берега казались в туманной дали призрачными. И сзади, и впереди водная гладь смыкалась с небом, а далекие острова зависли над горизонтом. Саша понимал, что это мираж, но каждый раз удивлялся картине парящих островов... Но сейчас ему было не до красот природы. Необходимо было подготовиться к отплытию. Весь экспедиционный груз нужно было перетащить к борту и сосредоточить его там в определенном порядке. Нужно было также подготовить к отплытию и лодку...
Весь экипаж баржи вышел провожать студента и шкипер, и юнга Федя, и шестилетняя дочка шкипера, Алена и, конечно, Николай. Удивительно, но Николай был на сей раз трезвый. Федя помог перетащить груз. Нужно было подтянуть лодку ближе к середине баржи, чтобы она расположилась борт к борту. После этой операции Саша концами закрепил нос и корму лодки так, чтобы она была прижата к барже и не отходила от нее во время погрузки. Лодка была большая и неуклюжая и походила на большое корыто, чему способствовали тупо заканчивающиеся нос и корма. Длиной около шести метров и шириной до полутора метров в самом широком месте, она была снабжена двумя грубыми веслами, а в роли уключин выступали квадратные прорези в верхней кромке бортов по сторонам от скамьи в передней части этого чуда местного судостроительного искусства. На толстых угловатых шпангоутах были настелены слани в виде отдельных некрашеных досок. За время буксировки лодка хорошо замокла и перестала течь. Воды в ней не было...
В два сорок пополудни раздался длинный гудок парохода. Плицы перестали шлепать по воде и наступила странная тишина. Длинный караван медленно сплывал вниз по реке, предоставляя Саше возможность спокойно загрузить лодку снаряжением и безопасно отплыть от баржи. Борт баржи высился над уровнем воды невысоко, всего метра на полтора. Поэтому Саша сноровисто, стоя в лодке , ящик за ящиком спустил все снаряжение на слани, оставив незанятыми корму и нос, а также место для гребли. Под последок он погрузил в лодку свой собранный рюкзак и скатанный спальный мешок и выскочил на борт баржи попрощаться с попутчиками. Николай прослезился: " Как я буду без тебя, Сашка?", и долго тряс парню руку.
Подбежала растрепанная шкиперша: " Вот тебе, Саша, хлеба на первое время", и протянула ему холщевый мешок с несколькими буханками еще горячего хлеба. " Не поминай лихом, парень!" пробубнил шкипер... И у Саши схватило горло. Он боялся проронить слезу, и только хрипло выдал: " Спасибо за все, братцы, я не забуду вас!" С этим словами он спрыгнул в лодку. Шкипер освободил концы и забросил их на поклажу. Между баржей и лодкой заплескалась беспокойная Ленская вода. Саша погрузил весла в воду. Загреб. Прощально загудел пароход.С баржи замахали руками. "Прощай, будь здоров! Будь человеком!" Пришли в движение плицы и караван, баржа за баржой, поплыл мимо Саши...
Вечность и бесчувственность реки и уходящие дымы каравана обостряли наплывшее чувство одиночества. До правого берега, на котором располагалась база Чуран, было несколько километров. Капитан буксира высадил Сашу в четырех-пяти километрах выше по течению от базы с тем, чтобы студенту не пришлось грести против течения. Медлить было нельзя, иначе Лена пронесет его мимо пункта назначения. Да и солнце клонилось к западу. Саша налег на весла. Лодка двигалась все медленней и медленней, будто ее что-то держало. Что?
Саша побежал на нос, чтобы посмотреть- в чем дело? Оказалось, что под нос набилось много веток и, даже целое дерево. Пришлось разгребать нежданный затор. Пока возился на носу, лодка под напором встречного ветра с берега сдрейфовала назад. На Лене было половодье и она несла на своей поверхности смытый с лесистых берегов валежник и деревья...
Несколько часов Саша греб на запад к берегу реки, время от времени
бегая на нос для расчистки его от сучьев, тормозящих движение. Только к семи вечера встречный ветер утих. Высоченные, чуть ли не в сотню метров, и погруженные в тень береговые обрывы закрыли дорогу ветру. Ближе к берегу лодку понесло течением по зыбким отражениям скал и распадков под звуки плеска и шипения прибрежного течения в щелях между скал и камней и крики птиц с многократным их эхом. Где же Чуранская база?..