1930 год. Это было время пламенного порыва большевиков сделать закоснелое сельское крестьянство даже без ленинских обещанных 100.000 тракторов сторонниками советской власти.
Пришла коллективизация и в глухую кубанскую станицу Дмитриевская. Среди станичников выделялся пожилой мужчина лет шестидесяти, по имени Николай Копанев. Отслужил он еще в царской армии, участвуя в русско-японской войне, был ранен, после госпиталя комиссовали. Вернулся в станицу, к семье, детям. Крестьянская жизнь налаживалась, дети подрастали. Пахал, сеял хлеб, был середняком. Первая Мировая война обошла его стороной. Потом началась Гражданская, каким-то лихом и она прошла стороной, но к этому времени он овдовел, поднимать детей пришлось одному, работал, как вол.
В станице земельные наделы перераспределяли каждой весной на общем сходе, еще с царских времен, с учетом в семье только членов мужского пола. Станица считалась зажиточной, располагалась в балке, в низине по которой протекал приток степной речушки Калалы. Ещё в конце XIX века всем миром казаки построили добротную белокаменную церковь на пригорке в окружении нескольких малых куполов. С тех пор у церкви хоронили служивших там, и умерших настоятелей храма. Станица росла, перед Первой Мировой войной в ней насчитывалось около 12 тысяч жителей. Давно минули времена, когда случались нападения горцев, уводивших скот и женщин. Сейчас за несколько часов станичный атаман мог собрать и выставить 1000 казаков на лошадях с шашками и в полной амуниции.
А вот с питьевой водой в станице оставалась проблема, пока уже перед Первой Мировой войной один зажиточный станичник, надрывая жилы, пахавший вместе с семьей, и вместе с несколькими наемными батраками, которые столовались вместе с семьёй хозяина, не начал пробивать артезианскую скважину ближе к центру станицы в метрах двухстах от берега Калалы. В пробивке скважины активное участие тогда принимал и овдовевший участник русско-японской войны. Скважина оказалась очень удачной. Вода из нее шла под напором, наполняя дубовую тридцати ведерную бочку за считанные минуты, была свежа, вкусна и холодна. Воду ценили, хотя и продавали по символической цене.
Так все и шло до 1930 года, когда С.М.Киров, любимец Партии, первым в стране провел и отрапортовал о полной добровольно-принудительной коллективизации в своём регионе. А за одно, построил руками вчерашних недругов Советской власти и Беломоро-Балтийский канал. А дальше "Великий почин" пошел гулять по все стране, докатился он и до хлеборобной житницы России - Кубани.
К этому времени сыновья ветерана Русско-Японской войны подросли, повзрослели, и разъехались из станицы, кто куда, на манящие комсомольские стройки обновляющейся страны. И остался Николай Копанев в родной хате один-одинёшенек. В станицу повадились приезжать агитаторы новой колхозной жизни, и чем дальше, тем чаще. Николай слушал всех, но особого рвения, и чем дальше и настырнее становились агитаторы, тем у него все меньше оставалось желания вступать в "Светлый путь".
Но все же, когда "настоятельные рекомендации" стали невыносимыми, вступил в колхоз и он, внеся в общий котел все то, что имел. Работая в колхозе, вскоре увидел, что новые колхозники особым трудовым рвением на колхозных полях не отличаются. Пришла осень, и колхоз расплатился с членами колхоза тем, что заработали в поле. Пришлось зимовать тем, что дали приусадебные участки. Причину неурожайного года объяснили происками чуждого кулацкого элемента, упырей-мироедов и начали от них избавляться путем раскулачивания и высылкой в весьма неотдаленные места, где Макар телят не пас. А, кстати, кулацкие хозяйства упырей-кровопийц производили до этого 75% зернового хлеба в стране. Ушла по этапу на арбе и семья автора артезианской скважины, и канула где-то в лету. О 100.000 ленинских тракторов уже ни кто не вспоминал.
И тут Николай Копанев, именовавшийся у станичников не иначе, как Бобыла, начал, ни с того, ни с сего, сооружать себе дубовый гроб, просторный, добротный. Новость об этом вскоре распространилась среди селян. На их вопросы: "Для кого домовину делаешь?". Он отвечал: "Для себя".
Селяне это восприняли, как неуместную шутку, здоровый, крепкий, еще в силе, мужик, готовит гроб. А он начинал рассуждать о том, что колхозы - предвестники конца света. Еще больше удивились соседи, когда закончив сооружать домовину, Бобыла начал ложиться спать в неё с вечера. И с той поры он ложился в него ежедневно. Со временем соседи привыкли к этой крайности поведения своего деда-соседа, и перестали обращать внимание на эти причуды, прилепив ему новую кличку. Стал он нелюдимым бирюком.
У каждого в голове есть свои тараканы, которые сидят тихо, пока их не побеспокоят. Вот и у Николая Копанева, что-то случилось, и тараканы зашевелились. Он оставил колхоз со всем своим "приданым", что в нем толку, жил с огорода, никого не трогал, и до него ни кому дела не было. Наступил 1932 год, он мало чем отличался от предыдущего, в полях царило запустение, работали на коллективных полях по принципу, не бей лежачего. Урожай был такой же, из него надо было, прежде всего, отдать по государственному плану закупок, а из оставшегося, "всем сестрицам по сережкам". На страну надвигался рукотворный неурожай, а следом за ним - ГОЛОД!
Голод охватил большинство черноземных хлеборобных регионов России, и достиг максимума весной 1933 года. Население спасалось, кто как мог. По станице ходили группы "комбедовцев" вооруженные наганами. Они шли по селу, рыскали по дворам в поисках утайки, поглядывая на крыши хат, если замечали дымящуюся печную трубу, входили во двор, шли к русской печи, заглядывали вглубь, если находили чугунок, брали его ухватом и выносили во двор, выплескивали содержимое, опрокидывая и выбрасывая чугунок на землю. Начался тотальный мор. Нередки были случаи каннибализма. Вымирали целыми семьями, хату продовали за буханку хлеба. Мор не обошел стороной и самих "комбедовцев", затронув их самих в самом конце коллективизации. К 1935 году жителей в станице оставалось чуть меньше 6.000. Нелюдимый Бирюк оказался среди переживших голод.
Хлеб державе
Теперь селяне, вынуждены были работать в колхозе за трудодни, получая оплату остатками натурой после госпоставок.
Кампания по выявлению и борьбе с врагами народа во время Ежовщины 1937 года прошла в станице без особого размаха, выявив всего нескольких лиц виновных в перегибах указаний Партии, приведших к явлениям некоторой нехватки продовольствия.
Наступил трагично памятный 1941 год. Мужчин начали призывать в армию, женщины остались на полях. Сняв рясу, добровольно ушел на фронт и настоятель церкви. Кубань вскоре оказалась на полгода под немецкой оккупацией. Однажды в районе станицы, во время боев за Кавказ, во время грозы молния попала в советский небольшой бомбардировщик. Погибший экипаж самолета похоронили в могиле у церкви за оградой на пригорке.
Закончилась война, полная разрухи; лихолетья, годы были голодными, полны лишений, нищими. Настоятель, вернувшись в церковь после войны, одел вновь рясу, восстановил церковный обряд, прихожане потянулись в церковь. Детей, среди которых было много сирот, безотцовщины, крестили по домам, так как районное партийное руководство запрещало крещение детей в церкви.
В 1956 году к власти пришел бесноватый Никита Хрущев, и посыпались его нововведения, как из рога изобилия, к чему бы он не прикоснулся. По прошествии 70 лет вспоминаются распоряжения Н.Хрущева об уничтожении коз, так как они объедают лесопосадки, распоряжение о посадке картофеля квадратно-гнездовым способом, посевов кукурузы вплоть до Северного полярного круга. Распоряжение о сносе всех заборов во дворах, слава Богу, не успели снести решетку Летнего сада в Ленинграде. Тогда же новостройки многоэтажных домов отныне должны были строиться без замкнутых дворов, должны были продуваться всеми ветрами, вплоть до Норильска, Воркуты, Мурманска, Магадана летом и зимой...
Где-то в 1957 году умер настоятель станичной церкви, который крестил послевоенную голытьбу, его похоронили на церковном погосте, тогда же скончался в своей хате и нелюдимый Бирюк, дожидавшийся ухода в мир иной с момента коллективизации. Его так и похоронили в его собственной домовине на сельском кладбище. Церковь осталась без духовного пастыря.
Через год Ставропольская епархия прислала священника, но он чем-то не приглянулся церковной общине. Ушел, прислали нового, но и он оказался не по душе приходу, где к этому времени главенствовали прихожанки; с третьим батюшкой тоже не сложились отношения. Говаривали, что прихожанки оказались капризными, хотели, чтобы батюшка был молод, красив, речист... В общем, приход оказался без священника, а в это время, Генеральный Секретарь ЦК КПСС Н.С.Хрущев начал очередную зачистку пустующих церквей. И церковь в станице Дмитриевкой попала в список ликвидируемых.
Церковь начали разбирать, все деревянное пристроили, куда надо, иконы очень хорошо сгодились на растопку. Купола с жестью и металлические остовы с помощью тракторов низвергли на землю. А вот метровой толщины кирпичные стены и сводчатые потолки на яично-изветковом растворе демонтажу не поддавались, с помощью трактора так же ничего не получилось. Партактивисты призвали военных, а те пригнали пару танков, но опять-таки, стены устояли. И тогда военные предложили церковь взорвать. Спустя несколько дней прибыли саперы, начали подготовку к взрыву. На этот раз стены храма не устояли, рухнули. Бульдозером расчистили пригорок от обломков, мусор вывезли, пригорок облагородили, в общем, теперь уже ничего не напоминало о прошлом, ни захоронения у церкви, где покоились настоятели церкви, ни могила погибших здесь во время войны летчиков...
А Никита Хрущев, закусив удила, продолжал свои нововведения в сельском хозяйстве.
В 1956 году началось освоение целины в Казахстане. По призыву Комсомола молодежь поехала на целину. Приехала молодежь в бескрайние голые степи в палатки под палящее летнее солнце и пронизывающие степные ветры с 30-градуснымиыми морозами зимой. В первый год собрали урожай, затем во второй и третий, а дальше - начались постоянные суховеи, пыльные бури, да такие, что срывали плодородный незащищенный слой почвы, и уносили за тысячи километров. Кончилась, таким образом, плодородная Целина.
В 1960 году по указанию великого знатока сельского хозяйства Никиты Хрущева приусадебные участки крестьян были урезаны до минимума, весь крупный рогатый скот был передан колхозам, зерно на трудодни не выдавалось. Все это преподносилось как раскрепощение и забота о женщинах села. Теперь все необходимые продукты крестьяне по себестоимости должны были приобрести для себя в колхозе, не тратя массу времени на своем подворье.
Зачем в каждом подворье держать корову, свинью, когда в колхозе доярка ухаживает за 30-40 коровами? Зачем в каждом дворе печь хлеб, когда с районного хлебозавода хлеб будут завозить! А Зерно в стране начали мерить пудами, почему не бушелями?
Все закончилось тем, что через год в городские магазины за продуктами пошли жители сел. И вместо 100 миллионов горожан в магазинах вдруг оказалось 200 млн. И все закончилось тем, чтобы не устраивать новый 1933 год, пришлось срочно за золото за рубежом по кабальным договорам на 20 лет вперед, закупать десятки миллионов зерна в США, Канаде, Австралии, и в 1962 году народу пришлось попробовать горохово-кукурузный хлеб, в честь первого в мире советского человека в космосе!
Целинный хлебный эксперимент в Казахстане имел продолжение и на Кубани, где Н.Хрущев объявил о порочности травопольной системы В.Вильямса. Что это такое, когда поля отдыхают, "гуляют" по несколько лет, засевают всякой "чепухой", когда можно выращивать зерновые каждый год! И начали засевать. Через 5 лет плодородный слой почвы истощился, стал необратимо деградировать. Пахали теперь поля и 500-сильными кировскими ракетными тягачами. (Сбылась мечта В.Ленина о 100 тысячах тракторов). И повторилась казахская целина на Кубани: Суховеи, засухи, пыльные бури, сносившие черноземный слой... А нужно было всего лишь прислушаться к рекомендациям академика В.Вильямса, и сделать поправки на сегодняшний день вопреки Трофиму Лысенко.
P.S. В 1973 году автору удалось побывать в станице Дмитриевской. Население сократилось до 3,5 тысяч. По вечерам уже не было слышно певучих хоров перекликающихся с разных концов станицы. Население убывает, молодежь в станице не задерживалась. Хаты на окраине, после смерти хозяев, продать некому. И сносили их бульдозером, превращали в пахотную землю колхоза. Нашел артезианскую скважину, на прежнем месте, бесхозная. Вода текла из нее, но без напора, и вкус у нее сейчас был совсем не тот, что 30 лет назад, а обычной городской водопроводной.
Зашел на станичное кладбище, полное запустение, разруха. Все заросло кустами буйной сирени. Холмики осыпаются, уже не то что ушедших дедов и бабок, но и родителей, зачастую могилы найти затруднительно. Кое-где бродит домашний скот. Выходя с кладбища в тягостном состоянии, невольно вспомнил выражение: "О народе лучше всего судить по кладбищам и общественным туалетам "...
Киев, 14.06.2020г.
Анатолий Антонович МЕЛЬНИК
P.S. Если Вы прочитали рассказ, оставьте отзыв, или хотя бы,
нажмите кнопку оценки.
А еще, если не трудно, разместите ссылку у себя в блоге
или отправьте ее друзьям.
* Полная или частичная перепечатка текста - с уведомления
автора и размещением авторской строки:
Иллюстрации, информационный материал частично использованы из ресурсов Интернета