Они жили в соседних домах, некрасивая девочка с огромной собакой и пожилой мужчина с наступающим артрозом коленей. И была она вовсе не девочка, а женщина, лет тридцати, но он считал всех до сорока девочками, ну почти всех. Эту уж точно.
Они стали общаться, когда и у него была собака, породистый, рыжий боксер, вернее боксерша. С безупречным экстерьером, правильными пропорциями. Местные старушки умилялись, когда те ходили на прогулку.
- Ах, какая красавица, - говорили вслед.
Боксерша этого не знала, лишь бросала взгляд на хозяина.
Пожилой мужчина и молодая женщина часто встречались в силу естественных расписаний своих подопечных.
- Ну что ты боишься, Малыш (так звали большого беспородного кобеля соседки). Это же девочка, она тебя не укусит.
Но Малыш не верил хозяйке, жался к ногам или тянул в другую сторону. Какую травму перенес пес, кто напугал, оставалось загадкой, во всяком случае, человек с артрозом никогда не интересовался этим.
Когда боксерша умерла, от болезни, пришедшей с возрастом, они продолжали здороваться и перебрасывались парой простых фраз. Малыш уже без опасений подходил к человеку и подставлял голову для чесания, заглядывал в глаза. Он был добрый и простодушный, несмотря на размеры.
- Больше собак не хотите? - спрашивала девочка.
- Нет. С ногами проблема. Да и неизвестно кто кого переживет. Вдруг она?
И хотя человек только подбирался к шестидесяти, но часто задумывался о цикличности мироздания.
- Все равно, без друга скучно, - говорила девочка.
- Скучно, - соглашался человек и, прощаясь, шел по своим делам.
Иногда, глядя в окно, он видел ее в компании молодых людей, именуемых дворовой шпаной. Но это была своя шпана, которая, даже находясь в подпитии, при виде человека с артрозом, уважительно произносила: "Здравствуйте, дядя Леша".
Странная компания, думал он - девочка с собакой, водка, сигареты. И однажды он подумал: "Значит она не замужем". Просто так подумал, сам не понимая для чего. Может от того, что был одинок, а за окном наливалось красками лето.
Они так же продолжали встречаться, но при этом говорили дольше. Он про свои болячки, о том, как похудел, о здоровом образе жизни, о том, что солнечный день хорош для настроения и собаку лучше кормить перед прогулкой, а не потом. Она без труда подхватывала любую тему, не прячась от разговора, не пытаясь ускользнуть под надуманным предлогом от нудного собеседника, годящегося в отцы.
Однажды человек надолго задержался перед зеркалом и стал разглаживать морщины на лбу и в уголках глаз. Потом взял пинцет и осторожно выщипал торчащие волосы из бровей и носа. Может перестать коротко стричься, подумал он.
Но на следующий день уже забыл про это и также ходил на работу, а по вечерам читал книгу или смотрел телевизор, старое кино иногда спорт - бокс или теннис. Менять жизнь, привычки он считал глупым. К чему это делать на излете, думал человек - перемены для молодых. Но при встречах с девочкой чувствовал, что разговор становится более странным, темы теплыми, какими-то домашними, что внутренне оживает, даже начал подбирать одежду, которую ранее считал пошлой для своего возраста.
Как-то вечером человек возвращался домой и во дворе встретил свою знакомую. Остановился, чтобы улыбнуться, сказать несколько традиционных слов, которые были бы одновременно приветствием и прощанием, но девочка нервничала.
- Хорошо, что вас увидела, - сказала она, - Уже темнеет, а я потеряла поводок. Вот, держу Малыша за ошейник. Я помню, где ходила, но таскать его с собой неудобно. Не могли бы вы побыть с ним, пока поищу пропажу.
И хотя он не любил двор вечером, поскольку в это время находился в мягком кресле с книгой, чашечкой чая или занимаясь другими домашними делами, и к непредвиденным обстоятельствам относился с осторожностью, но помочь было нужно, тем более просила она.
- Хорошо, - сказал мужчина и улыбнулся.
Они сидели у подъезда, он и собака. Собаке нравился случайный человек, нравилось, когда гладят по голове, чешут за ухом, и они смотрели друг на друга и молча, ждали.
Девочка вернулась довольно быстро с поводком в руке.
- Я знала, что найду, - сказала она с нескрываемой радостью, - Вот, а то завтра пришлось бы покупать. Ну как вы без меня?
- Малыш страдал, - серьезно произнес мужчина.
- Э нет, у него такое страдальческое лицо.
Некрасивая девочка засмеялась и стала какая-то другая, мягкая и приятная, несмотря на шелушившийся от солнца нос.
- Может кофе? - вдруг предложила она
А почему бы и нет, подумал человек с артрозом.
Дома у нее было тихо и непривычно, как бывает непривычно в чужих квартирах в первый раз. Она включила свет.
- А муж? - на всякий случай спросил человек.
- Был, да сплыл, - весело ответила девочка, - Сын уже взрослый, спит.
Сын, подумал он.
Кофе человек не любил, но чай предложен не был, а менять вечернюю атмосферу ради такой мелочи не имело смысла, тем более, где-то в соседней комнате притаился сон.
- Присаживайтесь, - сказала она.
Больше всего радовалась собака. Суетилась, усаживалась рядом, тыкала носом в брюки старого знакомого.
- Малыш, отстань, - сказала девочка.
Кухня обычная, подумал человек, даже простая - имевшая виды мебель, разная посуда в навесном шкафчике. Он давно не был в гостях и сейчас стеснялся, чувствовал скованность. Беспокойство выдавала и легкая одышка, что осталась после подъема по ступенькам. А еще мысли - вдруг кто-то позвонит, войдет через обитую дерматином дверь, например, из той компании во дворе. Он не боялся их, но присутствие различных возрастных категорий вызывало неприятные ощущения. Ненужный балаган. Ведь что-то в этой их встрече было неправильное, неестественное. И стул под ним тревожно поскрипывал.
- Вам большую чашку? - спросила хозяйка.
- Нет.
Он вообще не хотел ничего, но отказываться неудобно. И выглядело глупо. Зачем пришел? Ах, погорячился, извините.
- Есть немножко ликера.
Человек засомневался. Кофе, вместо чая, куда бы ни шло. Но ликер? Впрочем, почему бы и нет? Она же истолковала молчание по-своему.
- Может водки? Ликер слабоват, дамский. Только с закуской непонятно. Не знаю, что в холодильнике.
Странно, подумал он, но девочка быстро добавила:
- Сын мог подчистить. Все, что на скорую руку исчезает.
Водки не хотелось, еще больше, чем кофе, особенно перед предстоящим сном. Но портить брюзжанием неожиданное общения было неправильным. Тем более, не понимал до конца - хотел эту встречу или дело в обычной импульсивности? Вроде хотел, когда у окна, когда смотрел во двор и видел ее, тогда однозначно. И когда поправлял складки на лице у зеркала - да, несомненно. А сейчас? Попробовать настроить внутреннюю гармонию обстоятельств? Собраться.
- Пожалуй, водка. Впрочем, все равно, - сказал мужчина.
Она достала маленькие рюмочки, и они выпили - он водки, она ликера. Потом хозяйка закурила, прикрыла дверь. Он давно отказался от сигарет и уже остро не переносил дыма. Но выпитая рюмка сглаживала неприятные моменты. Собака неподвижно лежала посередине кухни, прикрыв глаза, и причмокивал губами. К ней приходила ночь.
- Вы живете на седьмом этаже? - спросила девочка.
- Да, - ответил он.
Неожиданно. Впрочем, один двор, что здесь такого. Он же не знал многих соседей, с которыми прожил много времени. Визуально, конечно, даже по именам, особенно мужчин, но какой этаж и что там за панельными стенами? И чувствовал неудобства, когда спрашивал: "Вам, на какой"?
- Ну вот, пригласила в гости, а не знаю что говорить.
Человек улыбнулся.
Он тоже чувствовал неловкость, так как считал, что мужчина обязан управлять ситуацией, тем более взрослый, иметь запас нужных слов на все случаи жизни - в компании, за праздничным столом или на траурном мероприятии, быть непосредственным, в меру веселым, если надо. Должен хранить всевозможные истории, речевые обороты, высказывания великих - про жизнь, любовь, трагические случаи, научные открытия, про политику, анекдоты, в конце концов, лучше одесские. Или вообще, поболтать о чепухе: о фильмах, об уходящем времени, литературе, странно меняющейся погоде.
Но все, о чем можно было сказать, уже происходило там, на улице, при редких встречах.
И ощущение нереальности. Именно это превращало встречу в испытание. Что я здесь? - думал он. Последний раз оставался с женщиной, лет пятнадцать назад, а может больше. Что мало времени привыкать к новым разворотам, менять обстоятельства, даже не в части отношений, а просто дружбы. Как же? - он боялся завести собаку, а человек это вовсе не собака, с человеком иначе, много сложнее. И главное, разучился быть нужным, даже слегка одичал, как забытая в лесу шляпа.
И разве так важны слова, тем более, здесь, сейчас? Почему просто не посидеть в тишине чужой квартиры, ощутить присутствие иной жизни, запахов, особый набор предметов, их комбинацию - занавески, аккуратно перехваченные стяжками, не так, как у него, простая акварель над столом - пейзаж, явно самоучка. Да, все правильно, но слова, хоть чуть-чуть, для легкого эфира, проникновения, как тронутая пальцем струна, в пустой комнате. Он чувствовал это, бросая осторожные взгляды на хозяйку, которая, как и он, находилась в замешательстве, переживая собственную нерешительность. И чем больше думал об этом, тем сильнее пропадали слова.
И в этой тишине настенные часы звучали громко, тоскливо, подчеркивая случайность оказавшихся рядом людей.
Он провел пальцем по засохшему маслу на холсте. Колючее. Вспомнил о своей картине, которую писал единственный и последний раз в жизни. Тогда были безысходность, безделье, не получалось с работой, в семейную ежедневность закралось недоверие. Не закончил, бросил, как и многое что начинал и к чему быстро остывал. Так и покоится на шкафу.
На ней миниатюрная девушка, подросток. Без лица, только фигура. Плавные линии. Ноги - какие-то театральные, неестественные и руки - воздушные движения, утонченные пальцы. Сколько же на ней пыли? - подумал он. И ничего тогда не было, так, пару встреч, но запала, черт, на долгие годы. А лицо? Он напрягся и понял, что забыл. Может потому и не получилась тогда до конца.
Жена обнаружила художества. Но в картине ли была причина?
Думая об этом он сказал:
- Смешно спит собака, причмокивает. И мы не мешаем.
Потом глянул на нее - та растирала руку, будто удаляла чернильное пятно.
Девочка уловила взгляд и произнесла:
- Работаю на рынке, и зимой, и в дождь. Кожа обветриваются. Чем только не мажу. Бесполезно.
Вот так. Оказывается, рынок. Он до сих пор не знал, чем она занимается, как зарабатывает на жизнь. Понимал, что ничего особенного, так, по внешнему виду и имени ее не знал. Теперь, часть тайны раскрыта. У него никогда не было знакомых оттуда, из той среды. Место какое-то тревожное, непонятное, грязное, что ли, думал он. Почему-то представил проходы между рядами дождливой осенью, цепляющуюся глину за ботинки. Продавцы с ярким цветом лица. Боялся он той атмосферы, тех далеких от него мужчин и женщин, морально, и физически. Чем-то упрощенным веяло оттуда.
Его окружение было другим. Совсем другим. И та, что на картине, в пыли на шкафу, уж точно другая.
Он вспомнил далекий вечер, когда познакомились не с разлучницей, а с еще любимой женой. Зима, танцы в каком-то НИИ. Тогда курил. Сквозь парадную ворвался ветер, принес холод, снег на женских ботинках. Она и подруги. Девушки громко смеялись, сдавали пальто в гардероб. Потом танцы - один, другой, третий... Проводы, встречи. Он помнил ту осень, рано пришедшие морозы и много других уже в уютной квартире, которая была их первым приобретением и лето с морем, лес, как заблудились на сутки, и солнце в бесконечном частоколе елей и сосен. И счастье рождения, и совместные планы, отдых, походы, радости, переживания. И он обещал написать книгу, большой роман, о первых встречах, отношениях. Даже придумал название. И она долго ждала, лет пять и спрашивала: "Ну как, пишется"? Потом реже возвращалась к этой теме. И ей было явно интересно, а он с каждым годом все больше остывал, забывал детали, слова, которые сопровождали их встречи. Потом и она забыла. Обо всем.
- А сколько Мальчику? - спросил человек, трогая собаку.
- Семь
- А сыну? - интересовался он, пытаясь исправить ситуацию.
- Тоже семь. Ровесники.
- Как вы справляетесь? - без особого энтузиазма удивлялся человек, и пристально смотрел на нее.
- Раньше был помощник.
- В школу ходит?
- Пойдет в этом.
- Заботы.
- Когда-то и своего отправлял в первый класс.
Нет, он совершенно не помнил, как это было. Обрывочно, с класса четвертого или пятого. Давно, как бы в другой жизни.
- А чем вы занимаетесь? - спросила она.
Чем? - подумал человек. Как объяснить?
- Ничем, - сказал он, - Нет, занимаюсь, но сейчас это звучит, менее обнадеживающе. На жизнь получается.
- А я продаю одежду, детскую. Не сама, есть хозяйка. На рынке давно. Специфическая атмосфера, затягивает. Да и работы другой нет.
За окном темно. Лишь соседний дом беззвучно живет вечерней жизнью. Далеко, на другом конце, через пелену прозрачных штор кто-то ходит по кухне в домашнем халате. Стоит у плиты, садится за стол. Маленький силуэт.
Горят уличные фонари, с высоты второго этажа кажутся близкими. Непривычно. Через открытую форточку слышен лай заблудившейся собаки.
Давно не звонил, вдруг подумал человек о своем взрослом сыне. А все из-за невестки, с которой трудно найти общий язык. Внука давно не видел.
Собака вздрагивает и поднимает голову, реагируя на лай за окном.
Девочка что-то говорит, но человек не слышит, погруженный в свое.
Она что-то о жизни, о бывшем муже, работе. Человек кивает, но не улавливает сказанного.
Вдруг понимает, что она совершенно чужая, непонятная, что тех мелких встреч, с восторженными словами о погоде вполне достаточно. Что у каждого возраста, есть свои праздники и тревоги. И что придумал что-то лишнее, вроде нацепил чужой костюм. А еще вспомнил о старом фотоальбоме, что хранился в шкафу. Как давно не видел его, не открывал, не перелистывал. Даже засомневался, на месте ли?
Человек нервно опустил руки и стал гладить колени, будто замерз.
- Извините, уже поздно, - сказал он, - Вам наверно на работу?
- Да
- Мне тоже.
- Поздно, - согласилась она.
- Малыш смешно спит, - повторил он звучавшую фразу.
- Да. Собака отдушина.
- Так я пойду?
- Да
Хозяйка засуетилась.
Он был благодарен за нахлынувшие образы, воспоминания, желание пересмотреть фотографии, хранящиеся под ворохом ненужных вещей. За необходимость поговорить с сыном. Это завтра, уже завтра, решил он.
Странно, так и не узнал ее имени, подумал человек, выходя на улицу. Может и не надо. Может совершенно лишнее, переступать невидимую черту придуманного мира, в котором он уже не помещался. Лишнее.
В своем подъезде ощутил ностальгию, словно вернулся из затянувшейся поездки. На этаже привычную мягкость и тепло. Из открытой двери проступили знакомые предметы. Тишина и спокойствие.
Прошел в комнату, включил телевизор и принялся искать старый альбом, полученный после смерти родителей, как родовое приложение к прошлому. Потом отложил это занятие, снял брюки и стал втирать в колени липкую мазь. Завтра посмотрю, подумал он. Все завтра.