Мы собрались выпить просто так, как бывает после получки в рабочую пятницу. Прекрасное совпало с достатком, небольшим и временной свободой. Я Борька и его старший брат. Видел брата впервые. Высокий, похож на Довлатова - черные усики и чуть вьющиеся волосы. Как и Борька, филолог и тоже, работает не по специальности, черт знает где. Это со слов Борьки, он так выразился.
- Как это, черт знает где? - сказал я.
- Сам не знаю толком, - пожал плечами Борька.
"Черт знает где" опаздывал и мы начинали нервничать, тому способствовала вокзальная аритмия - дачники, спешащие к ближайшим электричкам, междугородним кассам и хаотически работающий праздный мозг. Впрочем, скоро Борька сказал:
- Вон идёт.
На всякий случай пояснил:
- Высокий такой, брюнет, в светлом плаще.
На вид тому было лет тридцать пять - под сорок - широкая кость, весь, такой, монументальный. Как шпион из импортного фильма. И курил с выкрутасом, по-пижонски заламывая "беломорину" кверху. Борька тоже не маленький, более худой, с длинными волосами художника и музыкальными́ пальцами. Оба холостые, что попахивало некой таинственностью. Несмотря на мой выше среднего рост, братья заставляли задуматься о генной несправедливости. Впрочем, мы не сантиметрами собрались меряться и "Довлатов" взял инициативу на себя.
- Семён, - произнес он странное для Довлатова имя и протянул удивительно вялую руку.
Я подал свою, представился. Он поправил поднятый воротник, будто знакомство это так, скучный элемент предстоящего вечера.
- Где будем? - спросил он у брата, переходя в атаку.
- Вот, удобная забегаловка. Мы здесь всегда, - Борька похлопал меня по плечу, чтобы поворачивался к двери, что почти за спиной.
- Пошли, - по-деловому сказал Семён, он явно торопился жить.
Забегаловка шумная, пиво на разлив, сигарета в кулак, водка из кармана, осторожные транзитные гости и окрик сердитой буфетчицы:
- Кто там курит?! Быстро на улицу. Дышать невозможно.
Впрочем, за общим гамом наступившего счастья ее слова исчезали без интереса.
- Начнем с пива? - сказал Семён, то ли вопросом, то ли приказом.
Борька оттопырил борт пиджака.
- Основное здесь, - показал он.
- Ок, - как-то безразлично отозвался Семён, словно, само собой разумеется.
Пиво непонятное, то ли разбавленное, то ли несвежее и мы решили водку доливать прямо в бокалы.
- Другое дело, - сказал Семён.
Ему явно чего-то не хватало, словно скучно и неуютно в этом периоде жизни.
Но, в итоге, водка брало свое. Несколько раз мы уже сбегали в пропахший хлоркой туалет и курили на улице, предварительно попросив соседей последить за вещами.
- Мы филологи, - гордо сказал Борька, сосредоточенно откупоривая вторую.
- Угу, - нехотя пробурчал Семён и добавил:
- Бутербродов бы ещё с колбасой, селёдка вонючая, с запахом.
- Призвание, - заметил я вскользь.
Семён глянул из-под бровей. Чтобы сбить некую воинственность похлопал меня по руке.
Потом разговоры потекли рекой.
- Распределили меня после универа в глухую деревню, - говорил Борька. - Даже название запомнил - Толчуны. Русский язык и литература. Деток немного, дел тоже. Больше пьянствовал с директором. Тот на пару лет старше. Тоже универ, только исторический. На этой почве и сошлись. И вот, конец учебного года. Школьников по домам. Мы пораньше их отпускали. Смысла нет держать. И так все знают, умные. Из всех учителей - директор, математик, сторож и я. В общем, освободились раньше, на радостях решили отметить. Купили закуски, выпивки, закрыли помещение на ключ и разложились в директорском кабинете. Только успели по стакану опрокинуть, душевно расположиться, как шум мотора, звуки шин по гравийке. Машина районо, серая "Волга". Мы, конечно, испугались, - здесь он применил слово покрепче, не филологическое. - Похватали водку, и прятать. Закуску не успеваем. Я влез в шкаф, он под стол, под зелёное сукно. Так нас и застукали. Впрочем, не нас, а его, директора. У проверяющей запасной ключ оказался, видно не впервой. "Ну-ка, вылезайте, уважаемый, Кирилл Павлович", - ласковым голосом - так разговаривают с первоклашками, произнесла зав сектором. Я ещё час трясся в шкафу, пока шел разбор полетов в кабинете, потом в коридоре.
- Уволили? - спросил я.
- Нет, выговор, а кому работать? - задумчиво изрёк Борис.
Настроение разогрелось, и Семён подхватил эстафету.
- Работал я не по специальности, - говорит. - В страховой компании. А там комиссия, что обследует переломанных после травм. И мой знакомый, хороший знакомый. Давно не виделись. Раскатали бутылочку. "А комиссия"? - интересуюсь. "Разве я выпивший"? - говорит товарищ и предлагает: "Давай ещё одну, время есть"? Мне то что, дело стороннее. В общем, уговорили и вторую. Там уже люди начали собираться, голоса в коридоре. Я потихоньку выскользнул, чтобы не мешать и покурить заодно. Потом вернулся, просто интересно стало. Пристроился к очереди, сижу не дышу. А люди уже ропщут, время пришло, и другие члены комиссии удивляются, дёргают закрытую дверь. Потом вызвали охранника с дубликатом. В общем, открывают, заходят внутрь, лишь голоса, реплики слышны, потом выводят моего дружка под ручки. Тот как мочалка болтается, и в коридоре немая сцена, а мне смешно до коликов. Выдержанный, говорит.
Семён первый раз расслабился так, что видно дальнюю золотую коронку. Я подумал, может и не про кого-то рассказывал, а про себя в третьем лице. Слишком уж улыбался хитро и поглядывал на нас - не учуяли ли подвоха.
- Смешные истории, - сказал я. - А вот у меня...
Правда, как у меня их не интересовало.
- Может, ещё на разлив возьмём? - спросил Семен.
Настроение поплыло, стало мягким, и эмоции фонтанировали с новой силой. Вокруг были такие же чудаки. Мы уже не ходили курить, считались старожилами с маленькими привилегиями, придуманными самим себе.
Впрочем, тему филологии так просто оставить не удалось
- У вас, наверное, книг очень много? - поинтересовался я.
- Где? - удивился Борька.
- Дома, - с надеждой сказал я.
Борька хихикнул, а старший враждебно зашевелил бровями, словно захотел ими поприседать. Но меня заклинило, водка чертова. Я вдруг подумал, что совсем ничего не знаю о филологах. Вот, работает рядом Борька, а кто он, зачем, почему, что в голове?
- У вас видно родня по филологии, поколения, учителя или еще круче, - неосторожно произнес я.
- Да, - сказал старший. - Самые филюгические.
Последнее слово он нарочно исковеркал. И добавил:
- Папа на мясокомбинате заведует отгрузкой колбасы. Вареной. Так, младший?
На "вареной" сделал акцент, показывая, что разговор совсем пустой и не имеет перспективы.
Паузы становились длиннее и мы, вскоре, ушли оттуда, да и лишние деньги к тому времени закончились.
- Ещё на бутылку вина, - сказал Борька, тыкая пальцем в мелочь на ладони.
- Давай, - странно прохрипел Борис.
Мы сидели в скверике, у железнодорожного полотна, в самом конце, напротив металлического забора. Вино не шло, Борька отказывался, я тоже, а Семён выдавал лишь однообразное:
- Слабаки.
Было темно, горели фонари, голос в репродукторе объявлял прибытия и отправления. Через лавку сидела влюбленная парочка и целовалась. А мы дошли до философского состояния, когда говорить больше не о чем. Довлатов курил, вытянул ноги, перекрыв пол тротуара. Смотрел перед собой. Потом начал читать стихи. Очень знакомые! Неприятно громко. Автора я не помнил или не знал, так как стихи - не мое, да и сбивался тот часто. Потом неожиданно посмотрел в мою сторону и губы его сжались в ниточки.
- Кто это? - произнес Довлатов, трогая брата.
Борька лишь пожал плечами. Говорить он отказывался.
- Давай отметелим? - предложил старший.
Возможно, у них было некое свое понимание предлагаемых обстоятельств.
И дополнил музыкально:
- И враг бежит, бежит, бежит...
После Борька опал головой на грудь окончательно.
Я кисло улыбнулся и понял, что разговор обо мне, и что пришло время расставаться.
Когда ехал в совершенно пустом троллейбусе, с молоденькой девчонкой и старушкой - они жались поближе к водителю от неожиданностей, думал, какая это тонкая материя - филология, если производит таких крепких и брутальных парней. Раньше скептически относился к гуманитариям, не замечал, а после этого стал уважать, особенно филологов. Не знаю почему, но зауважал. Понял, что там не только поэзия, проза и грамматика, что могут и за себя постоять и в ухо, если что саданут. В общем, немного жалел, что пошел в математики, а так бы стихами девчонок баловал и защищал, если что. Я пытался вспомнить что-нибудь из поэзии, но ничего не лезло, только: "У Лукоморья дуб зеленый"... Это-то я знал. Начало. Но с лукоморьем, как-то неудобно, если про чувства. Я плюнул, и чтобы не заснуть, начал перебирать фамилии известных поэтов. Мысль о литературе была чудесная и беспокоила до икоты. А потом вошли контролеры, мужчина и женщина. В такую-то пору...