"Физра" два раза в неделю. Ненавижу. Майки канареечного цвета купили в начале учебного года, сразу после родительского собрания. Мама Малаховой - Малахова взрослая - главная активистка класса заказала "канареек" по размерам в местном универмаге. Трусы с лампасами тоже. Раздавали форму после уроков. Правда, через несколько месяцев единообразие нарушилось. Кто-то забыл нужный цвет, кто-то, вообще, не взял майку и дефилирует в рубашке, заправленной в трико, кто-то не постирал, кому-то надоела, у кого-то порвалась, потому что гонял в "красоте" по двору. Мало ли причин.
Звонок на перемену громкий, как сирена гражданской обороны. Тянемся на первый этаж к вестибюлю. Мимо кабинета директора, что в конце длинного коридора. Учителя и завучи ютятся выше в своем логове, оттуда удобно носиться по этажам с первого по четвертый. У директора же высокая гуманитарная утомляемость. Задачи сложные. Щуплый дядька. Явно презирал физкультуру. Да и не видим его вообще. Так, иногда.
В раздевалке металлические вешалки, длинные скамейки. Такие же в спортзале вдоль стен. Это для зрителей, если соревнования или у кого справка об освобождении. Со справкой можно не переодевается, лишь присутствовать. Но это совсем другое. Лафа. Сидишь, смотришь, веселишься. Только ботинки приходится снять, в носках существовать - главное, чтобы без дырок. А если с кем-то, кто тоже филонит, просто замечательно. Одному немного скучно, но лучше чем парням на площадке.
Переодеваемся и в зал. Физрук появляется со звонком. А пока, можно на шведской лесенке повисеть, кто-то пробует "козла" на упругость, кто-то каратэ показывает. Примерно знаем, что предстоит. Если маты под канатами, значит, капут. Самое противное упражнение, хуже лишь подтягивание. Кто придумал, лазить по канатам? Плетение колючее, а в самом низу узел, чтобы упереться. Мало кто добирается до потолка. Там металлическое крепление и если дотрагивается, тихая зависть. А на подтягивании считают разы, даже девчонки оборачиваются. Они особенно. Если меньше десяти, делают безразличное лицо или просто волосы поправляют. Мол, червяк рахитический, встречаться с таким рано. Любая компания отметелит или сразу побежит. По канату лазят в основном мальчишки, а у девочек упражнение на бревне. Физрук невысокого роста в шерстяном костюме с красной отбивкой по бокам. Журнал в руках. Не может без журнала. Тот раскрыт или подмышкой, всегда при нем. Любит физрук журнал, как проводник к разумному, доброму, вечному. И девочек любит, помогает им ножку тянуть, нежно поддерживает спинку, прогибает. Это спасение. Лезешь по канату, одним глазом туда, на бревно. Бабник - так его прозвали, за очередную жертву уцепился, а ты с полдистанции назад быстрее, опускаешься на мат. Другой пошел.
В начале урока перекличка. Марат Эдуардович рвет пространство свистком. Выстраивает по росту. А потом говорит - на первый, второй "рассчитайсь", это если нужно разделиться на команды. А обычно звучит:
- Напра - во! Бегом мммарш.
И мы наяриваем несколько кругов, движемся с ленцой, еще не разогрелись, разминка потому что. Сначала обычно - лицом вперед, потом боком, потом вприсядку - извращение какое-то, словно ансамбль песни и пляски краснознаменного округа. По команде разворачиваемся спиной. Мозг преподавателя крепко извращен.
Если сетка натянута, непременно в волейбол поиграем. А баскетбол не люблю, не умею. А что не умею, то не люблю. Такая вот, спирохета. Тогда стараюсь сидеть в запасе. Если говорят - иди, замени, отмахиваюсь. Перед парнями позориться тоже неохота. Когда баскетбол, девчонок отпускают. Те бегом в раздевалке прячутся. Веселые. В оставшееся время могут сходить в буфет или другими делами заняться. И физрук исчезает. Любит вопросы задавать возле женской раздевалки. Про жизнь задвигает. Сначала девчонки визжат для приличия, возмущаются, физрук демонстративно отворачивается, а у самого глаз, как у коровы, огромный, вожделенный, и продолжает вопросы задавать противные. У нас никогда не появляется. Больно надо. А в волейбол играем вместе. Смешанные команды. Прикольно. Это если сам играешь прилично.
Но больше всего люблю футбол. Во дворе самый лучший, вернее, один из лучших. Это не мои слова, так парни говорят. Еще Саня Быстрый. Быстрый, это кличка, откуда пошла, никто не знает. Он в Торпедо два года занимался. И Костя Бабочка. Бабочка тоже кличка. Но здесь все понятно. Костя вратарь. У него даже перчатки есть особые - на пальцах резиновые накладки, чтобы мяч не скользил. Ну и "бабочка", понятно. Летает в воротах - любые мячи берет. Красиво парит. Я же полузащитник, по всему полю гоняю, словно заводная машинка. Тоже в Торпедо пробовал, но меньше, три месяца всего. До стадиона пять остановок на автобусе, а дальше пешком. Там справка нужна. Беда. В третьем классе грипп подхватил, тот дал осложнение на сердце, и в медицинской карте появилась неприятная запись. Тренер три месяца ждал, а потом сказал - без справки, брат, никак, вдруг что случится. Тогда слезы накатились, застряли прямо на оболочке глаз, на прозрачной поверхности, где не очень видно. Не рванули вниз полосами позорными. Лишь тер веки, вроде, соринка попала. Потому что футбол очень люблю. И не мужское дело, рыдать даже по серьезным причинам. И что гоняю мяч во дворе с утра до вечера без справки, тренера не впечатлил.
Жалко, что в футбол на "физре" не играем. Было пару раз по весне, когда сдавали стометровку и прыжки в длину. После нормативов "бабник" отпустил девочек и поплелся за ними. Понятно куда, в раздевалку. А нам дал мяч и сказал коротко - в футбол погоняйте. Тогда я показал класс, но девчонок уже не было.
В классе нравится Ирка. Вернее, Ира, Ирина... Многим нравится. Ира - дерзко произношу перед зеркалом, как мечту о будущем. Это когда дома никого. Пробую на вкус. Она невысокого роста, волосы длинные, пушистые, нос курносый и чуть веснушек там. Веснушек стесняется, хотя не показывает. Как можно не стесняться конопушек? У себя тоже искал и боялся, что однажды по весне вылезут. Потом закрываю глаза... И вот мы идем по улице далеко от дома, и от района, чтобы никто не видел. Я что-то рассказываю, она слушает. С этим засыпаю. Это в будущем, когда решусь и приглашу на свидание. А пока не подступиться. Не знаю с чего начать. Даже списывать у нее стесняюсь. И когда надо по канату стараюсь подгадать, чтобы она не видела, была занята упражнением.
В четверг физкультура третьим уроком. Елизавета Аркадьевна тридцать минут задвигала про обмен веществ и нервную систему беспозвоночных, а до этого была контрольная и отвечать никому не надо, только голос ее звонкий, противный. Зачем с таким голосом в школу берут. А после ее позвали куда-то - в учительскую, вроде. Сразу забыли про биологию и каждый занялся своим. Сначала прилично. Гул лишь нарастает. Ворошеев начинает ходить между рядов, имитируя биологичку, но мало кто обращает внимание. Когда возвращается Елизавета Аркадьевна, до перерыва пять минут, и она объявляет домашнее задание, которое нужно всего-то записать. Смотрит на часы - сидите тихо, говорит, потому что нет смысла что-то новое начинать, а на чем остановилась, забыла. Листает журнал, который после передаст физруку. А потом звонок и мы срываемся с мест.
Сразу заглядываю в зал, всегда так делаю. Потом в раздевалку. Очень важно, что предстоит. Сейчас он совершенно пустой, наполненный солнцем, лампы сверху погашены. На деревянном настиле тени от оконных рам и запах, который имеют спортивные залы - пот, железо, синтетика и что-то мягкое, так пахнет теплая древесина, покрытая лаком. Значит, неизвестность. Мучительное ожидание, преодоление или позор. Не умею как Жорка - после разбега упадет на козла, спустит по бокам руки и улыбается. Ему все нипочем. Однажды из его трусов торчало неприличное и хоть бы хны. Только девчонки хихикали. А Марат Эдуардович не понимал. Пытался вывернуть голову на собственную спину.
Если нет спортивных снарядов или матов, уже легче. Значит, предыдущий урок прошел без этого. А все что случится, лишь импровизация.
Любое испытание - вынужденная необходимость, как в бою. Не отвертеться, не сбежать. Успокаиваю внутреннюю дрожь. Собраться, преодолеть, быть не хуже, если никак по-другому. Вначале озноб. Голые ноги, руки неуютно, зябко. Лишь Марат Эдуардович уверенный. Ему-то что в шерстяном костюме:
- Равняйсь! Смирно! Напра - во! Бегом мммарш!
Впервые бабник отгреб. Как всегда терся возле женской раздевалки. А кто-то уловил момент и бросил в него забытыми розовыми трусиками, не из наших - давно там болтались. Марат Эдуардович заметил предмет, снял с предплечья двумя пальцами, растянул, хотя и так все понятно и с жирной улыбкой возмутился - что это за гадость.
Сегодня эстафета. Узнали после разминки. Построились в шеренгу, рассчитались на первый второй. Сергеев и Макаревич принесли тяжелые мячи с конским волосом. Если таким треснуть по башке, срубит не хуже подсечки. Поставили вехи, которые огибать. Парням бежать с утяжелением, девочкам прыгать со скакалкой. И так по очереди - мяч, скакалка. Не бог весть, какая сложность. Но быть лучшим, особенно, под крики болельщиков всегда хочется.
Бегаю хорошо, быстрее всех в классе - следствие футбола и рост не подкачал. И сейчас оставил приличную фору Надьке Хворостович, что сменяла на этапе. У соперников моя Ирка. Миниатюрная, стройная, в обтягивающем трико - фигурка точеная и прочее - загляденье. За нее болею. Как по-другому? Смотрел, не отрываясь, и чтобы Хворостович оступилась, упала, наконец. Но это произошло не с ней. Мысли материализуются. Зачем только думал такое. Упала Ира некрасиво, запутавшись в скакалке, сначала на руки, потом распласталась, задев подбородком пол.
Все засмеялись, и у меня что-то неприличное вырвалось за компанию. А потом время замерло - движения, события, даже скачущая Хворостович запуталась в собственных ногах. Потому что Юрка Колчин подбежал и подал Ирке руку. Юрка пловец, занимается спортом лет десять. С ним дружат все мальчишки. Он сильный и спокойный. В обиду не даст, и за себя постоит. По-пустому в разбор не лезет, и учится хорошо. Три раза в неделю с рюкзаком идет к остановке, пока мы в футбол гоняем. Живем в одном дворе. Даже физрук его уважает, потому что у Юрки первый взрослый по плаванию.
Ирка протянула в ответ руку и глянула на него необычно, по-особенному. Волосы, собранные в пучок, чуть разбежались, заиграли на солнце. Все притихли, а потом исчезли, для меня однозначно. Стало вдруг нехорошо, поплыли круги перед глазами - видно давление, и зачем-то набухли слезы - тяжелые бриллианты, как те, что перед тренером по футболу. И я подошел к Марату Эдуардовичу и тихо спросил:
- Можно в туалет?
- А что у тебя? - спросил он.
- Живот что-то..., это самое..., такое.
И показал кругами, чтобы понятен процесс.
- Иди, - сказал он буднично.
И я пошел. А эстафета стремительно приближалась к финишу, но уже без меня.