Набокова Юлия : другие произведения.

Вампир высшего класса

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
  • Аннотация:
    Третья книга серии "VIP значит вампир". Жанна и Вацлав отправляются в Прагу в поисках двенадцати кровных наследниц Жана. КНИГА ВЫШЛА В НОЯБРЕ 2010 В ИЗДАТЕЛЬСТВЕ "АЛЬФА-КНИГА" В СЕРИИ "ВКУС ВАМПИРА". Выложена ТРЕТЬ РОМАНА в черновой редакции В СОКРАЩЕНИИ без ПЯТИ ВСТАВНЫХ ГЛАВ - о Фабиоле, Ирвинге, Крисе, Пандоре и Эмили.
обложка книги [Сергей Григорьев]

Вампир высшего класса

(серия VIP значит вампир, книга 3)

  
   Глава 1. Люкс для новобрачных
  
   - Счастливого медового месяца! - пожелал носильщик, внеся наш багаж в номер для молодоженов и получив награду за свои труды. Дверь за парнем захлопнулась, и мы с Вацлавом, стараясь не смотреть друг на друга, в растерянности оглядели апартаменты, в которых счастливые жених и невеста предаются радостям первой брачной ночи.
   - Что ж, - натянуто проговорил Вацлав, отступая к двери c таким видом, словно я собираюсь посягнуть на его целомудрие, - ты располагайся, а я посижу внизу.
   - И что ты собираешься там делать? - Мой вопрос застиг его уже на пороге. - Пропустить по бокальчику виски, набираясь смелости перед первой брачной ночью, или просто перекусишь кровью из вен портье?
   Вот уж не думала, что невинная шутка выведет железного Вацлава из себя. У Гончего аж желваки на лице заиграли. Можно подумать, мне нравится идея поселиться с ним в номере для молодоженов! Но что поделать, если других свободных номеров нет, а нам нужно непременно остановиться в этом отеле, по соседству с Фабиолой, за которой мы ведем слежку от самого Парижа. Случайная встреча с ней в аэропорту кардинально поменяла наши планы. Вместо Москвы мы полетели в Прагу, в надежде, что Фабиола, не подозревающая о слежке, приведет нас к другим одиннадцати вампиршам. Тем, тайную встречу которых я случайно застала в Замке Сов. Тем, в чьих венах, как и в моих, текла кровь погибшего Жана. Моим кровным сестрам. Которым Жан что-то тайком оставил в наследство и, не иначе как начитавшись Дэна Брауна, зашифровал нахождение ларчика на двенадцати серебряных кулонах, принадлежавших каждой из вампирш. Один из этих кулонов по стечению обстоятельств оказался у меня, но к разгадке тайны ни на шаг не приблизил. Только сложенные вместе подвески в виде кусочков паззла превращались в карту с подсказками. Пустившись вслед за Фабиолой, мы с Вацлавом надеялись, что разыщем остальных вампирш и узнаем, что оставил им Жан. А уж в том, что ничего хорошего от Жана ожидать не стоит, я твердо усвоила даже за короткое знакомство с ним. С учетом того, что последние годы своей жизни вампир искал способ обрести власть над всей нашей братией, эта штука может быть весьма опасной.
   - Я должен убедиться, что Фабиола никуда не пойдет сегодня ночью, - мрачно ответил мне Вацлав.
   - А носильщик тебя не убедил? - возразила я.
   Мы вошли в гостиницу на окраине Праги спустя пятнадцать минут после того, как в ее дверях скрылась Фабиола. В поздний час персонала было мало, а постояльцев, жаждущих заселиться, еще меньше. Фабиоле повезло - она отхватила последний стандартный номер, так что Вацлаву пришлось раскошелиться на апартаменты для новобрачных. А провожал нас на этаж тот же носильщик, что нес багаж Фабиолы. Пока я думала, как бы так ненавязчиво расспросить парня об интересующей нас девице, Вацлав просто пристально взглянул ему в глаза, задал несколько вопросов и получил всю исчерпывающую информацию: новая постоялица просила ее не беспокоить, жаловалась на утомительный перелет и сказала, что собирается проспать до следующего вечера. Причем носильщик тут же забыл об этом странном происшествии и, обведя нас осоловевшим взглядом, пожелал счастливого медового месяца и убрался восвояси.
   - До рассвета еще пара часов, и я не хочу упускать ее из виду, - упрямо возразил Вацлав. - Носильщику она могла и соврать.
   Я пожала плечами - делай, что хочешь. Только спросила:
   - Моя помощь не нужна?
   Вацлав поспешно отказался. Словно боялся провести со мной наедине лишнюю минуту.
   - Отдыхай! - Он пересек комнату и плотно задернул шторы, словно не собирался возвращаться в номер даже с наступлением дня и решил заранее обезопасить меня от солнечного света.
   И что я ему такого сделала, размышляла я, глядя на его напряженную спину. Подумаешь, у стойки регистрации не удержалась и, услышав про то, что мы вынуждены взять номер для молодоженов, пошутила: "Дорогой, не забудь попросить, чтобы в номер принесли шампанское и осыпали кровать лепестками роз. Я это обожаю!" Глупо получилось, согласна. Но Вацлав тогда дернулся так, будто я его в наручниках под венец тащу. Больно надо с таким мужем всю вечность мучиться. Мало того, что по характеру совершенно невыносимый, так еще и практически бессмертный... Я смутилась, заметив, что Вацлав уже развернулся и пристально смотрит на меня. Черт, неужели он опять читал мои мысли? Я поторопилась перевести тему:
   - И все-таки, откуда ты так хорошо знаешь чешский? Ты так и не сказал.
   Когда мы сели в такси у аэропорта, Вацлав свободно заговорил с водителем на чужом языке, объясняя, что следует ехать за машиной с Фабиолой. И всю дорогу я слушала журчание незнакомой речи, а когда я умудрилась вклиниться в оживленную беседу со своим вопросом, Вацлав просто от меня отмахнулся. Причем вид у него был такой, словно я помешала ему добывать информацию государственной важности. Похоже, разговор коснулся и меня, потому что водитель, глядя на меня в зеркало заднего вида, заулыбался и сказал что-то Вацлаву, отчего тот помрачнел, как Дракула при виде распятия, и что-то недовольно буркнул. В тот момент я готова была отдать новенькую сумочку от Шанель, купленную в Париже, лишь бы узнать, о чем речь! Интересно, сколько лет Вацлав прожил в Праге, если так свободно выучил язык?
   - Я здесь родился, - уронил Вацлав и смерил меня тяжелым взглядом, давая понять, что эта тема закрыта.
   - Вацлав - это же чешское имя, да? - чувствуя себя полной дурой, уточнила я.
   Гончий коротко кивнул и стремительно вышел вон. Я в смятении уставилась на захлопнувшуюся за ним дверь. Что бы с ним не случилось в этом городе и как бы давно это ни произошло, ясно одно: для Вацлава это по-прежнему болезненная тема. И именно здесь произошло то, что сделало Вацлава тем, кем я его знаю. Одиноким, отчаянным, неприкаянным Гончим. Тем, кто безжалостно расправляется с преступниками. Тем, кто спас меня от верной гибели в Париже. Тем, кто равнодушно разбил мое сердце.
  
   Наверное, это была самая скучная ночь из тех, что видели на своем веку эти стены. Нашу первую с Вацлавом ночь в номере для молодоженов я крепко проспала. И даже не знаю, спали ли мы в одной постели или нет. Засыпала я в одиночестве, проснулась тоже одна. Дневной свет еще струился из-под задвинутых штор, рисуя солнечные узоры на полу. Вампирам бы в это время еще спать да спать, но Вацлава в кровати уже не было. Или - еще не было? Приняв душ и завернувшись в банное полотенце, я вышла из ванной и ахнула от неожиданности при виде метнувшейся от зашторенного окна тени. В голове пронеслись десятки версий: от банальной "в номер пробрался вор" до провальной "Фабиола заметила слежку и пришла разобраться". Но уже через мгновение я с облегчением перевела дух: глаза после яркого освещения ванной привыкли к сумраку, и тень обрела знакомые очертания Вацлава.
   - Ты меня до смерти напугал, - сердито высказала я. - Я не слышала, как ты вошел. И вообще - стучаться надо!
   - Я стучался - ты не отвечала. И вообще-то я здесь тоже живу, - в замешательстве отводя глаза, огрызнулся он.
   - Мог бы признаться, что стал волноваться, когда я не ответила. Мало ли, вдруг в твое отсутствие наведался охотник за вампирами и разрядил в меня барабан с серебряными пулями, - поплотнее запахивая полотенце на груди, заметила я. - А что, Аристарх потом с тебя голову снимет, что не уберег... Ой! - Я вспомнила об обещании, данном моему деду-вампиру при прощании в аэропорту. - Совсем забыла ему позвонить. Странно, что он еще телефон не оборвал.
   - Потом позвонишь, - при упоминании имени Аристарха, Вацлав как-то странно дернулся. Что это с ним? Вроде дед и Гончий были довольно дружны. - Одевайся. Фабиола отправилась нанимать машину, это займет у нее минут двадцать. Мы должны проследить за ней после выхода из салона.
   Придерживая норовившее соскользнуть полотенце, я проскакала в смежную с гостиной спальню и прокричала оттуда:
   - Откуда ты знаешь, что ей понадобится именно двадцать минут?
   - Потому что я уже был в ближайшем салоне и арендовал нам автомобиль, - последовал невозмутимый ответ.
   - Уверен, что она пойдет именно туда? - засомневалась я, влезая в джинсы.
   - Я слышал, как она разговаривала с портье, и он назвал ей тот же адрес, что и мне незадолго до этого.
   - Что-то рано она сегодня, - поделилась я своим удивлением, натягивая джемпер. - Думаешь, остальные вампирши тоже встанут так рано?
   Кинувшись в погоню за Фабиолой, мы надеялись, что она приведет нас к одиннадцати другим вампиршам, которых я видела в Замке Сов, и мы приблизимся к разгадке того, что за таинственное наследство оставил им Жан.
   - Думаю, что ее визит в Прагу может быть не связан с этим делом, - донесся до меня голос Вацлава.
   - Хочешь сказать, что мы прилетели зря?! - Я торопливо расчесала волосы и собрала их крабом. Бросила взгляд в зеркало и усмехнулась. Сейчас я была одета так же, как Фабиола, когда я впервые увидела ее в Замке Сов. Узкие джинсы, черный свитер, удобные ботильоны. До полного сходства не хватает только черных перчаток и заплетенных в косы волос. Даже внешне мы чем-то похожи - обе невысокие худенькие брюнетки. Только у итальянки кожа смуглее и черты лица экзотичнее.
   Что ж, я невольно последовала примеру Фабиолы, выбирая одежду для слежки. Неброско и удобно. Проще простого слиться с толпой, хотя обычно я стремлюсь к обратному эффекту. Но сейчас другой случай. Фабиола не должна почуять слежки. Пока мы сами не решим показаться ей на глаза.
   Судя по одобрительному взгляду, которым смерил меня Вацлав, с одеждой я угадала.
   - Держи! - В его ладони мелькнула полоска стали. Я непонимающе подняла глаза: зачем мне кинжал?
   - Фабиола опаснее, чем ты думаешь, - сухо пояснил Вацлав. - Если что-то пойдет не так, я хочу, чтобы ты могла защитить себя.
   - Придется поверить тебе на слово, ты же знаешь ее лучше, чем я! - Мой красноречивый взгляд на Вацлава впечатления не произвел и на откровенность его не вызвал. Я схватила кинжал, не отказав себе в маленькой мести - пройтись ногтями по раскрытой ладони Вацлава. Тот даже не поморщился. Что ему моя царапина? За долгие годы работы Гончих он научился терпеть и не такую боль.
   Я попыталась запихнуть кинжал в карман, ломая голову над еще одной тайной из прошлого Вацлава. Гончий знаком с Фабиолой, поэтому не желает до поры до времени показываться ей на глаза. Хотела бы я знать, при каких таких обстоятельствах им приходилось встречаться! Но Вацлав по этому поводу хранил партизанское молчание. Попытки разговорить его в самолете ни к чему не привели, что только раздраконило мое воображение, которое до самого пути до Праги подбрасывало мне все новые версии знакомства Вацлава с Фабиолой, одна другой фантастичнее.
   Фабиола - сводная сестра Вацлава, когда-то оттяпавшая все его наследство. А что, они даже чем-то похожи! Вот только Вацлав живет на свете уже лет двести, а Фабиола стала вампиром не раньше, чем два года назад. Как и остальные одиннадцать вампирш, которых мы ищем.
   Фабиола - бывшая невеста кого-то из преступников, которых выследил и убил Вацлав.
   Фабиола - первая любовь Вацлава. И эта версия тоже не выдерживает критики из-за большой разницы в возрасте между ними. Но что если Фабиола - последняя любовь Вацлава? Ведь кому-то же он приготовил подарок в новогоднюю ночь. Вот только та счастливица живет в Москве, а Фабиолы я в это время в городе не видела. Если только она не приезжала тайно...
   - Хватит копаться! - вернул меня в реальность голос Вацлава.
   Устав наблюдать за моими беспомощными попытками спрятать кинжал в карман джинсов или в голенище сапога, Гончий сделал ко мне шаг, придержал за талию, а потом быстрее, чем я успела сообразить, задрал на мне джемпер, обнажив полоску на животе, и заткнул ножны кинжала за пояс джинсов.
   - Это делается так, - спокойно сказал он, будто не замечая того, что я даже дышать перестала. И убрал руку с моего обнаженного живота, а отпечатки его пальцев на моей коже продолжили пульсировать, взрывая мой мозг желанием. Черт, а работать с Вацлавом будет куда сложнее, чем я это себе представляла.
   - А теперь пошли. Фабиола, должно быть, уже заканчивает оформлять документы.
  
   Машина, которую взял напрокат Вацлав, ему совершенно не подходила. Серая, неприметная, безликая. То ли дело его мощный черный джип, на котором он разъезжает в Москве. Но, похоже, при выборе автомобиля для слежки, Вацлав руководствовался теми же соображениями, что и я при составлении гардероба.
   Вацлав оставил авто в нескольких шагах от парадного входа отеля, так что поджариться на солнце, выглянувшем из облаков, мы не успели. Машина завелась не сразу. Вацлав возился с ключами, сердился и ругался.
   - Что, не удается найти общий язык? - поддела я. - Ты бы ее не руганью, а лаской. Она же все-таки девочка.
   - Ты бы лучше пристегнулась, - угрюмо заметил Вацлав, наконец-то заводя мотор.
   - Есть, Шумахер. Только по возможности езжай не очень быстро - хотелось бы все-таки разглядеть город, в котором я так мечтала побывать.
   Вместо ответа Вацлав прибавил газу. Через пять минут мы уже были на месте и припарковались у обочины так, чтобы видеть выезд из гаража автосалона. Я огляделась - оживленная улица, современные коробки панельных домов, банальный асфальт под колесами машины, витрины супермаркета через дорогу. И это знаменитая Прага? Где же готические башни замков, похожие на шпильки модных туфелек? Где вековая брусчатка? Где веселые пивные бары, в которых подают лучшее в мире пиво?
   - Не туда смотришь, - отрывисто бросил Вацлав. - Вот она.
   Острое зрение вампира мгновенно различило Фабиолу, сидящую за рулем небольшой черной иномарки. Нам даже разворачиваться не пришлось: Фабиола не стала возвращаться на дорогу, ведущую к отелю, а двинулась дальше по улице. Мы пристроились в хвосте. Вскоре вслед за Фабиолой мы въехали в Старый город, и я на время забыла о цели нашей поездки, вертя головой по сторонам. Прагу не зря называют сказочной! Извилистые улочки, подобно руслу реки, огибают дома и, кажется, за поворотом заканчиваются каким-нибудь порталом в средневековье. Шпили храмов и башен пронзают небеса, и легко представить, как за решетчатым окошком какой-нибудь башни ждет своего принца сказочная Рампунцель, а в небе разве что парящих драконов не хватает. К отреставрированным фасадам домов примыкают потемневшие от времени каменные здания, которые, наверное, сохранились в первозданном виде с самой юности Вацлава. Интересно, что он чувствует, попав в город, где родился? Я взглянула на Гончего, но тот невозмутимо вел машину, следуя за Фабиолой.
   - Вацлав, а сильно изменилась Прага со времен твоего детства? - не сдержала любопытства я.
   - Раньше не было машин и туристов, - усмехнулся он.
   Мы как раз проезжали группу японцев, которые стояли у стен живописного дома и беспрестанно щелкали вспышками. Посмотреть бы хоть на настоящих пражан! Как они одеваются, что носят. Но вряд ли в историческом центре города встретишь коренных жителей. Это все равно, что искать москвичей на Красной площади или на Арбате.
   Мы повернули вслед за Фабиолой и оказались на тихой улочке, такой узкой, что на ней не разъедутся две машины. А во времена Вацлава, должно быть, здесь могла проехать всего одна повозка, запряженная лошадью. И тогда, наверное, все прохожие были вынуждены жаться к стенам, чтобы ее пропустить. По одну сторону улочки виднелись фасады домов. Узкие, всего в три окна, и невысокие, по два-три этажа, они примыкали друг к другу плотным разноцветным забором - желтый, розовый, зеленый, голубой, снова желтый. С другой стороны улицы - глухая каменная стена без окон и дверей, только на уровне второго этажа ввинчены кованые уличные фонари. Идеальное место для охоты вампира - никто не увидит, никто не услышит.
   Наконец Старый город с группами туристов остался позади, мы свернули в какой-то деловой квартал, и я с интересом уставилась на прохожих. Так вот они какие, модницы Праги! В моде определенно черное. Девушки одеты в узкие брюки или джинсы, заправленные в сапоги, сверху - короткая курточка. Так что я среди них запросто сойду за свою. То тут, то там мелькают яркие пятна: синий берет, желтые перчатки, красная сумка. Кому-то хочется выделиться из унылой черной толпы, и тогда в ход идут аксессуары. Впереди полыхнул алым костром красный шарф, и я, затаив дыхание, прильнула к стеклу. Француженка в красном шарфе в аэропорту Парижа подобрала оброненную мною Слезу Милосердия - серебряный кулон, сделанный из кусочка из чаши легендарного Последнего Лорда. Этот кулон, выхваченный Аристархом из магического пламени, служил мне оберегом от влияния крови Жана и сдерживал порывы гнева, которые я приобрела вместе с кровью вампира. Но когда я обнаружила, что амулет потерян, я не стала спешить вслед за подобравшей его француженкой. Хочу быть самой собой. А слухи о кровожадности преемников Жана, похоже, сильно преувеличены. Ведь выяснилось, что у меня есть двенадцать кровных сестер, и они ни в каких кровавых преступлениях не замечены.
   Машина поравнялась с девушкой в красном шарфе, я оглянулась, чтобы взглянуть в ее лицо. Конечно, это не она! И можно только гадать, в какую страну мира попадет Серебряная Слеза вместе со своей новой хозяйкой, которая ожидала рейса в международном терминале парижского аэропорта.
   - Приехали. - Вацлав притормозил у обочины и кивком указал на Фабиолу, выходящую из машины. Ступив на тротуар, Фабиола уверенно зашагала вдоль кованого забора к открытым воротам с цветными плакатами по бокам.
   - Музей?! - Я в удивлении протерла глаза, глядя на классическое здание за воротами и плакаты с объявлениями об экспозиции. - Она прилетела в Прагу, чтобы сходить в музей?
   Фабиола тем временем вошла в ворота и двинулась к зданию.
   - И что ты на это скажешь? - спросил Вацлав, глядя на меня волком, как будто это я виновата в том, что мы вытянули пустой билет.
   И тут меня осенила идея, в которую я даже сама поверила.
   - Скажу, что лучшего места для тайной встречи двенадцати вампирш из разных стран, и не придумаешь, - на одном дыхании выпалила я.
   Вацлав заинтересованно повел бровями.
   - Смотри, - поторопилась развить свою мысль я, - солнце уже почти село. Если все вампирши еще не в сборе, то с наступлением сумерек даже самые чувствительные к свету смогут добраться до музея.
   - До закрытия остается час, - заметил Вацлав, глядя на фигурку Фабиолы, приближающуюся к ступеням здания.
   - Тогда нужно действовать быстро! Чего мы ждем? - Я приоткрыла дверь машины и в недоумении оглянулась на Вацлава, не тронувшегося с места.
   - Ты забыла? Фабиола меня знает. Она не должна меня увидеть.
   - Что ж, тогда я пойду одна.
   Вацлав не стал мне ни возражать, ни препятствовать. Я с сомнением потопталась на тротуаре, не решаясь захлопнуть дверь.
   - А если это будет опасно?
   Вацлав не высказал ни малейшего беспокойства:
   - Не съедят же они тебя прямо в музее на глазах у посетителей и охраны!
   - И почему мне кажется, что если это все-таки произойдет, ты не сильно-то и расстроишься? - буркнула я и от души хлопнула дверцей.
   Фабиолу я догнала у кассы. За билетами выстроилась очередь, и нас разделяло человек десять. Когда я наконец получила билет, Фабиола уже минут пять как скрылась в выставочном зале. Пройдя контроль и войдя в музей, я растерянно оглянулась. Народу было, как в ГУМе в первый день распродаж. Смешливые школяры, задорные студенты, бойкие старушки, любопытные туристы толпились у витрин с экспонатами, переходили из зала в зал. И многие темноволосые, невысокие, в черной одежде, как Фабиола. Разве ее разглядишь в толпе? Собравшись с духом, я двинулась по залу. Посетители вертели головами, рассматривая древности, а я обшаривала взглядом посетителей, в надежде разыскать Фабиолу. В первых трех залах ее не оказалось. В четвертом демонстрировалась временная экспозиция - сокровища испанской короны. И при виде бриллиантового ожерелья, сапфирового гарнитура и прочих безделушек испанских королев я на миг потеряла голову и позабыла обо всем на свете. До чего же хороши! И как изменчива судьба! Ведь еще недавно я могла бы купить себе одно из этих роскошных украшений. Месяц назад я узнала о том, что стала наследницей миллионного состояния Жана как его единственная официальная кровная преемница. Дедушка Аристарх уже видел меня самой богатой невестой среди вампиров. Но я так и не успела почувствовать каково это - быть миллионершей. Меня обвинили в убийствах, которые я не совершала, заключили под стражу, вынесли смертный приговор и, если бы не вмешательство Вацлава в последний момент, привели бы его в исполнение. После того, как в ходе ментального допроса открылось, что это я убила Жана, а не Вацлав и его Гончие, как было объявлено официально, о наследстве пришлось забыть. Парижский совет старейшин воспользовался случаем, чтобы отказать мне в правах на наследство и прибрать состояние Жана к рукам французского Клуба. И вот теперь о бриллиантах и рубинах остается только мечтать, глядя на них через стекло витрины.
   Не знаю, сколько бы я простояла, разглядывая шедевры ювелирного искусства, но тут мое внимание привлекло другое сокровище - уже из области современной моды. Сумочку из кожи питона от дизайнера Боттега Венета, признанную лучшей сумкой прошлого года, я в любой толпе замечу. В аэропорту Парижа именно она привлекла мое внимание к Фабиоле, вот и сейчас сумочка магнитом притянула мой взгляд. Фабиола стояла среди экскурсантов, обступивших находившуюся на возвышении в центре зала витрину, и делала вид, что слушает речь гида. Хотя, может, она и впрямь понимает чешский?
   Протиснувшись поближе, я увидела ее - самое большое сокровище экспозиции, предмет, которому отводилось центральное место в зале, венец всей коллекции. Королевская диадема, украшенная сотней ослепительных бриллиантов. Ювелир, создавший это чудо, был настоящим волшебником. Золотой каркас диадемы представлял собой тончайшее кружево, от которого расходились многочисленные лучики, усыпанные бриллиантами. Каждая алмазная капелька, казалось, вобрала в себя целую радугу. Это не просто красивое украшение, это - мощнейший артефакт, который даже самую невзрачную испанскую принцессу сделал бы блистательной королевой. С такой радужной короной на голове вмиг избавишься от робости и неуверенности и ощутишь себя не только первой красавицей, но и властительницей мира. Я бы все на свете отдала, лишь бы примерить ее хотя бы на минуту.
   Я невольно подалась вперед, стараясь запечатлеть в памяти каждый золотой завиток, каждую бриллиантовую росинку, унести в своем сердце кусочек этой волшебной радуги. Кто-то что-то резко сказал, и мои соседи отодвинулись от витрины, а я поймала на себе строгий взгляд гида и с недовольством отступила на шаг. А когда подняла глаза, чтобы еще раз насладиться зрелищем испанской короны, то увидела, как задорно сверкают через двойное стекло два черных агата - глаза Фабиола, смотрящие прямо на меня. Я помертвела - неужели, она меня узнала? Но Фабиола только улыбнулась и опустила голову, увлеченно разглядывая корону, так что две черные косы упали на грудь, а из ворота черного джемпера выскользнула цепочка со знакомым мне паззлом-кулоном. Похоже, мы разделяем одну и ту же страсть, и вампирша только поэтому отвлеклась от созерцания драгоценностей. А может, ее удивило наше сходство во внешности и одежде - в толпе нас можно принять за двойняшек. Так или иначе, корона целиком завладела вниманием Фабиолы - девушка просто приклеилась к стеклу. А мне даже не пришлось притворяться и искать повода не выпускать Фабиолу из виду. Я стояла по другую сторону витрины, одновременно любуясь короной и следя за вампиршей. Мы могли бы так простоять и ночь напролет, но музей стал закрываться, и оживившиеся смотрители принялись разгонять посетителей.
   - Ну что? - встрепенулся Вацлав, когда я села в машину.
   - Я никого не видела, - доложила я.
   К Фабиоле так и не подошел никто из одиннадцати вампирш. Правда, если бы кто-то из них передал ей записку через постороннего человека, воспользовавшись толчеей, я бы ничего не заметила. Но кому нужны такие шпионские страсти, когда в каждом мобильном есть возможность передачи смс?
   - А она? - Вацлав кивком указал на Фабиолу, отчего-то не торопившуюся садиться в машину. Девушка с интересом вертела головой по сторонам, изучая высоту и ширину забора, так, будто бы он тоже представлял эстетическую ценность.
   - Просто разглядывала экспонаты.
   Вацлав хмыкнул.
   - И что именно? Корону испанской королевы Эсперанцы?
   - А владелицу короны звали так? - оживилась я и тут же осеклась под укоризненным взглядом Вацлава. Да, у меня не было времени прочитать табличку с историей короны! Мне было куда интереснее разглядывать ее саму. - А ты-то откуда знаешь?
   Вацлав кивнул на газету, лежащую на приборной панели.
   - Сбегал в киоск. Все газеты пишут об этой выставке, ее ценности и беспрецедентных мерах безопасности для ее сохранности.
   - Да? - Я в недоумении пожала плечами. - Не заметила, чтобы там было много охраны. Ну ходил, какой-то хмурый шкаф с рацией - и все.
   - Все дело в сигнализации, - снисходительно пояснил Вацлав.
   Я с любопытством взглянула на здание музея, почти слившееся с сумерками.
   - Хочешь сказать, с наступлением ночи там включаются такие лазерные лучи, как в кино?
   - Не знаю, что там включается, - ответил Вацлав, - но только директор музея во всех интервью распинается, что обойти эту систему охраны невозможно. Зря он так, ох, зря.
   Я в растерянности промолчала, не понимая, что плохого в том, что директор уверен в сохранности доверенной ему коллекции.
   - И как думаешь, - небрежно спросил Вацлав, - когда она собирается украсть корону?
   - Что? - опешила я.
   - Фабиола, - Вацлав кивнул на девушку, которая наконец-то села в машину. - Когда она планирует грабануть музей?
   - Ты шутишь? - ошеломленно уточнила я.
   - Какие уж тут шутки, - усмехнулся он. - Сначала я решил, что мы зря сюда приехали. Фабиола здесь по личным интересам, а не по делу 12 вампирш. Но потом сообразил, что если нам удастся поймать ее на выходе из музея с короной в руках, Фабиола более откровенно ответит на наши вопросы. Что скажешь?
   - Я не верю, что ты это говоришь серьезно.
   - Жанна, Фабиола - ловкая и дерзкая авантюристка, - просветил меня Гончий. - Корона для нее - лакомый кусочек. А то, что директор музея повсюду трубит о совершенной охранной системе, только распаляет ее азарт. Поверь мне, Фабиола здесь для того, чтобы ограбить музей. И она сделает это. Можешь в ней не сомневаться.
   - Но на подготовку такого ограбления нужно время, - возразила я. - В кино грабители готовятся не одну неделю, тщательно изучают систему охраны, ищут в ней уязвимые места, подготавливают маршрут отступления...
   - Уверен, для Фабиолы это уже пройденный этап, - усмехнулся Вацлав. - Выставка открылась три недели назад, почти сразу после той ночи, когда ты видела Фабиолу в Замке Сов. Спорим, она уже не впервые в Праге со дня открытия выставки? Она разведала обстановку, съездила за необходимым оборудованием. Не знаю уж, добыла ли она все нужное в Париже или туда она вернулась все-таки из-за своих кровных сестер, только теперь у нее есть все для того, чтобы осуществить свою затею.
   - Но зачем ей идти в музей в рабочее время, если она там уже была? - не поняла я.
   - Нужно же ей было убедиться, что за время ее отсутствия в системе охраны не произошло никаких изменений.
   - Да она даже головы не поднимала! - возразила я.
   - Это ты так думаешь, - отрезал он и с нотой восхищения в голосе заметил: - Фабиола - профессионал.
   - Очень профессионально с ее стороны светиться на месте преступления! - сердито возразила я. - Если внутри есть камеры, она на всех них запечатлелась.
   - Думаю, она хорошо изучила расположение камер, чтобы не совершить этой ошибки, - ответил Вацлав, заводя мотор и устремляясь вслед за неприметной машиной Фабиолы. - Спорим, сейчас она объедет всю ограду по периметру?
   Я не проронила ни слова, пока мы не сделали круг вдоль забора, подтверждая теорию Вацлава.
   - Ну что? - с мальчишеским самодовольством спросил он.
   - Я не понимаю только одного, - сухо ответила я. - Откуда ты ее так хорошо знаешь?
   - Мы работали с ней одно время, - скупо сообщил он.
   - Фабиола была Гончей? - в изумлении протянула я.
   - Нет, она просто помогала нам в одном деле.
   - Что за дело?
   - Это неважно.
   Да из него подробности клещами не вытянешь!
   - И в каких вы были отношениях? - невинно спросила я. - Если ты так боишься показываться ей на глаза. Что, задолжал ей зарплату?
   Вацлав ухмыльнулся.
   - Не волнуйся, я расплатился с ней сполна. Финансовых претензий у нее ко мне быть не должно.
   "А каких - должно?" - чуть не вырвалось у меня, но я вовремя прикусила язык.
   Ясно же, что Вацлав никогда не расколется. К чему выставлять себя на посмешище?
   НА ЭТОМ МЕСТЕ В КНИГЕ БУДЕТ ВСТАВНАЯ ГЛАВА ПРО ФАБИОЛУ
  
  

Глава 2. Сокровища испанской короны

  
   Вечерняя Прага завораживала блеском огней. Цепочки уличных фонарей были похожи на драгоценные ожерелья. Подсвеченные фасады самых красивых зданий и храмов было видно издалека. Их светящиеся силуэты выступали из мрака сказочными дворцами, на устремленных ввысь верхушках горели крошечные огоньки, и казалось, что на шпили нанизаны звезды. Деревья вдоль оживленных улиц были наряжены в искрящиеся гирлянды, и казалось, что на ветвях, припорошенных снегом, расположились тысячи светлячков.
   Ночной наряд современной Праги произвел впечатление и на Вацлава, и он признался, что во времена его молодости город был освещен лишь тусклым светом уличных фонарей.
   Мы ехали вслед за Фабиолой мимо зазывно светящихся окон ресторанов и завораживающих витрин модных магазинов. Беззаботные туристы сновали по улочкам, то заходя в сувенирную лавку, то соблазняясь на кружечку знаменитого чешского пива в одной из пивной. С одной из них, "У Флеку", мы как раз поравнялись. И я заметила, как Вацлав на миг отвлекся от дороги, повернув голову и рассматривая желтое здание, двухэтажное и длинное, довольно неказистое, в сравнении с живописными пражскими домами, но выглядевшее старинным. Любопытно, что его могло заинтересовать? Таким взглядом обычно рассматривают памятные места прошлого. Но мне было трудно представить Вацлава, пропускающего кружку пива в подобном заведении. Хотя сама я бы не отказалась сейчас заскочить внутрь. К пиву я равнодушна, но побывать в Праге и не отведать знаменитого чешского пива - большое упущение.
   У входа в пивную, под большими диковинными часами, у которых вместо цифр были буквы, стояла веселая толпа туристов, до меня донеслась громкая русская речь. Счастливые! Им не надо никого выслеживать, они приехали в Прагу отдыхать. Когда мы поравнялись со входом, оттуда как раз вывалилась компания изрядно захмелевших приятелей, и Вацлав разве что шею не свернул, словно пытался заглянуть внутрь пивной.
   - Знакомые места? - поддразнила я Вацлава.
   Его реакция меня поразила: он вздрогнул, словно я уличила его в чем-то постыдном, и, пробормотав что-то невразумительное, уставился на дорогу, демонстрируя полное безразличие к пивной.
   "У Флеку" осталась позади, и вскоре мы свернули на улицу, ведущую к нашему отелю. Фабиола припарковалась первой, оставив машину неподалеку от входа. Когда она скрылась за дверями отеля, я шевельнулась, собираясь выйти, но Вацлав неожиданно удержал меня за плечо.
   - Мы останемся здесь.
   - Что, даже не поужинаем? - поразилась я.
   - Я уверен, Фабиола скоро появится. Она сделает это сегодня ночью.
   - Почему ты так уверен? Она тебе записку написала?
   - Просто я ее знаю. Она не любит ждать. - И все, больше никаких дополнений и объяснений.
   Что ж, я угрюмо отвернулась к окну, я все равно все узнаю. Не люблю неопределенности.
   Мы прождали почти три часа. Фабиола за это время, наверное, успела провести чудесное время в ресторане и распробовать все имеющиеся в наличии кнедлики. Я вся извелась от скуки, в отсутствие телевизора, ноутбука с выходом в Интернет и "Космополитана", выучила наизусть все завитушки фасада дома, у которого мы припарковались, и умирала от голода, но не показывала своего раздражения. Во многом потому, что сам Вацлав был спокоен, как удав. Только неотрывно смотрел на входные двери отеля, чтобы не упустить появление Фабиолы. Похоже, ситуация была для него будничной и за долгие годы работы Гончим Вацлав привык к долгой слежке, которая меня уже сводила с ума. Не добавляла спокойствия и близость Вацлава, которая искушала, заставляла кровь шампанским бурлить в венах и будила во мне нескромные желания... Вспомнилось, как он поцеловал меня в подвале, где меня держали парижские гончие. Что это было? Признание? Или утешение? Или глупость, за которую он винит себя? Ненавижу определенность. Не могу больше делать вид, что все забыла. Хочу выяснить все сейчас.
   И вот уже, поддавшись этому искушению, я стремительно повернулась к Вацлаву. Подалась к нему всем телом, стремительно сокращая расстояние между нами. Зрачки Вацлава расширились, а глаза стали совсем черными, как в ту ночь в парижском подземелье, когда он меня поцеловал. Это придало мне смелости, и я кинулась в поцелуй, как в море с разбега. Наши губы встретились на короткий миг, и меня захлестнуло волной желания. Соприкосновения губ было слишком мало. Хотелось обнять его всего, сплестись с ним всем телом. Продолжая целовать, я прижалась к нему грудью, коснулась щеки Вацлава ладонью, укололась о щетину и обожглась, внезапно осознав, что не чувствую ответной ласки. Я отшатнулась, и меня словно выбросило на берег сильной волной, больно приложив о камни о оглушив. Я вынырнула из этого поцелуя, чувствуя себя коварной русалкой, влекущей на дно доброго молодца. Вацлав ошарашенно смотрел на меня, его губы наливались краской от моего страстного поцелуя, а мои щеки заполыхали от стыда. Что я натворила? Что себе навоображала? Зачем все усложнила? И как теперь смотреть в глаза Вацлаву, который не знает, куда деться от моей внезапной вспышки страсти?
   - Извини, - сдавленно пробормотала я, отстраняясь, - не знаю, что на меня нашло...
   Но он не дал мне сбежать, не дал договорить свои нелепые извинения. Порывисто наклонившись ко мне, он вжал меня в спинку сиденья и припал ко мне жадным ртом. Его руки нырнули под курточку, до боли стискивая ребра, так что мне стало нечем дышать, а поцелуй неистовым пожаром жег губы, словно стремясь выплеснуть весь огонь, который полыхал в сердце Вацлава и о котором я даже не подозревала. Поцелуй не был нежным, это была ласка на грани боли, которая рождала стон. И я впервые в жизни поняла, что страсть, которая обжигает, это не просто слова. А пальцы Вацлава тем временем ловко освободили мои волосы от краба и нежно разворошили их, распустив по плечам. Не прерывая поцелуя, Вацлав обхватил меня за шею, нащупал собачку молнии на куртке. Его руки ловко освободили меня от куртки, пробрались под свитер, заставляя задыхаться от желания, шепча его имя, и самой выгибаться навстречу его нетерпеливым пальцам, уже добравшимся до молнии джинс. И нам было уже наплевать на прохожих, которые куда-то спешили по своим делам, и на Фабиолу, которая собиралась ограбить самый охраняемый музей Праги...
   - Жанна, Жанна! - кто-то тряхнул меня за плечо, и я открыла глаза. Надо мной склонился Вацлав, и я невольно подалась к нему, желая продолжения прерванной ласки, но осеклась при виде его настороженного взгляда.
   - Кошмар приснился? - сочувствующе спросил он. - Ты стонала во сне.
   С меня мигом слетели остатки сладкой дремоты. Вспыхнув, я откинулась на кресле, радуясь тому, что в сумерках мои стыдливо заалевшие щеки не видны. И особенно тому, что мои страстные стоны Вацлав списал на счет кошмара. Хотя Вацлав слишком воспитан для того, чтобы поржать над тем, что мне приснился эротический сон. Наяву я вся продолжала гореть от тех ласк, которые мне приснились, и хотелось прижаться лицом к холодному стеклу, чтобы снять этот жар.
   - Долго я спала? - сконфуженно пробормотала я.
   Вацлав пожал плечами. Понятно, ответа от него не добьешься. Надеюсь, что во сне я не выгибалась дугой и не шептала его имя. Стыд-то какой! Я глянула на наручные часики. Ничего себе! Уже четверть первого!
   - Тебе кажется, что Фабиола уже не... - начала я, желая убедить его в тщетности слежки и уговорить отправиться в отель, чтобы нормально выспаться.
   Но Вацлав перебил меня:
   - А вот и она!
   Действительно, из дверей отеля выпорхнула гибкая черная фигурка и уверенно направилась к припаркованной машине.
   - Пристегнись! - коротко бросил Вацлав, заводя мотор. - Начинается самое интересное.
  
   НА ЭТОМ МЕСТЕ В КНИГЕ БУДЕТ ЕЩЕ ОДНА ВСТАВНАЯ ГЛАВА ПРО ФАБИОЛУ
  
   ***
  
   По плану Вацлава мы должны были перехватить Фабиолу, когда она будет возвращаться с украденными драгоценностями. Вацлав объяснил, что кража из музея не входит в число подвигов по вампирским меркам, и что по человеческим, что по вампирским правилам Фабиола совершает преступление. Угроза разоблачения и передачи Гончим развяжет воровке язык, и она расскажет нам все, что знает, в обмен на наше молчание.
   - А потом ты отпустишь ее с украденным? - полюбопытствовала я.
   Вацлав пожал плечами:
   - Посмотрим.
   Интересно, что бы это значило? Он настолько честен, что выполнит условия договора, даже заключенного с воровкой? Или он неравнодушен к Фабиоле, поэтому готов пойти на уступки? Надеюсь, что не последнее.
   Я не могла не восхищаться Фабиолой - внешне хрупкой и беззащитной, но при этом дерзкой и отважной авантюристкой. О таких, как она, снимают приключенческое кино с Пирсом Броснаном и ... в роли мужчины-напарника. О таких, как я, снимают только комедии в духе "Шопоголика". Такие, как Фабиола, действуют. Такие, как я, плывут по течению и попадают во всякие неприятности. Надеюсь, поимка Фабиолы не станет очередной из этих неприятностей.
   Час назад Фабиола оставила машину в квартале от музея и дальше двинулась пешком по извилистой улочке - гибкая, пластичная, изящная, как черная кошка. Пока я невольно любовалась ее силуэтом, Вацлав объяснил, что хорошо знает этот район. Дорога выведет к боковому крылу музея, где движение было наименее оживленным, а вокруг располагались офисные здания, а не жилые дома. На удивление, Вацлав не замедлил скорости и вскоре обогнал Фабиолу. Мы выехали на дорогу, ведущую к музею. Там он припарковался рядом с другими машинами, так чтобы нам был виден выход из переулка, а Фабиола не заметила нашу машину среди остальных. Вскоре показалась Фабиола. Она перешла дорогу к музею и свернула за угол, но Вацлава это не смутило.
   - Подождем ее здесь. Мимо она все равно не проскочит. Будет возвращаться к своей машине этой же дорогой.
   И вот теперь мы ждали, прислушиваясь к каждому звуку, провожая настороженным взглядом редкие машины и надеясь, что у Фабиолы все получится. Ведь она была нам нужна на свободе.
   Проехавший мимо патруль осветил фарами припаркованные машины, и Вацлав наклонился ко мне, имитируя поцелуй и загораживая меня от полицейских. Я была бы не против, если бы он поцеловал меня по-настоящему, но его губы замерли в волнующей близости от моих. Так что я видела его потемневшие глаза и чувствовала его прерывистое дыхание. Его рука лежала на спинке моего сиденья, и со стороны, наверное, казалось, что он меня обнимает. Между нашими телами была только одежда и несколько сантиметров пространства. Мое сердце бешено заколотилось от этой внезапной близости, и перед глазами уже проносились картины поцелуев, которых я жаждала каждой клеточкой тела. Недавно виденный сон, казавшийся таким реальным, только подливал масла в огонь.
   Патруль удалился, нам больше ни к чему было вводить в заблуждение пражских полисменов, однако Вацлав не торопился отстраниться, и мне вдруг показалось, что он борется с желанием меня поцеловать. Но тут вдалеке за спиной Вацлава я увидела появившуюся у ограды музея черную фигурку.
   - Фабиола, - выдохнула я, и Вацлав резко отстранился, откинувшись в кресле.
   Быстро осмотрев пустынные окрестности, Вацлав коротко скомандовал:
   - Идем!
   Он взялся за дверную ручку, и в этот момент тишину ночной Праги разорвал рев полицейских сирен, а темноту прорезали хаотичные лучи света.
   Остолбенев, мы смотрели, как Фабиолу окружили десятки полицейских машин, и лучи мощных прожекторов скрестились на ее фигурке, не давая возможности скрыться.
   - Черт, - выругался Вацлав. - Нас опередили.
   - И что же теперь будет? - пробормотала я, глядя, как на Фабиолу надевают наручники и ведут к полицейской машине.
   - Придется наведаться в местный Клуб. Хоть и очень не хочется, - Вацлав досадливо поморщился.
   - Они могут освободить Фабиолу?
   - Они могут все, - отстраненно сказал Вацлав и приглушенно добавил: - Вопрос в том, станут ли.
  
  
  

Глава 3. Подземелье вампиров

  
   Я ожидала, что для знакомства с пражскими вампирами мы отправимся в какой-нибудь затерянный в извилистых улочках исторического центра закрытый ресторан или клуб, как это было в Москве, или выберемся за город в один из старинных замков, как это случилось в Париже, но действительность превзошла все ожидания.
   Мы переехали через Влтаву на другой берег Праги и впереди на возвышенности показались готические шпили высокого старинного здания, выступавшего из-за простого вида домов, которые огораживали его словно забор. Высокое, грандиозное, устремленное ввысь, пронзавшее золотистыми от освещения острыми пиками ночное небо и поражавшее своим масштабом оно бы вполне подошло для резиденции местных вампиров, которые, как мне по дороге успел объяснить Вацлав, занимают особенное положение в иерархии Клуба. Многие коренные пражские вампиры были потомками королей. Последний из правивших вампирами единоличный властелин, Последний Лорд, был родом из этих краев. И легенда о Серебряных Слезах, в реальности которой я уже успела убедиться, вела начало именно отсюда. Прага была историческим центром невидимой людскому глазу вампирской империи. И хотя единого короля над вампирами не было уже долгие века, и советы старейшин, существующие по всему миру, были равны в правах между собой, Пражский Клуб находился на особом положении. От него исходила инициатива новых реформ, именно он считался наиболее влиятельным отделением Клуба по всему миру. Недаром здесь был принят Пражский договор 1956 года, согласно которому строится наша сегодняшняя жизнь. А самое удивительное, на старейших членов Пражского Клуба не распространялось одно из важнейших правил - обязательная перемена места жительства раз в десять лет. Благодаря чему совет старейшин Праги уже долгие годы пребывал в неизменном составе. Когда я удивилась, как такое возможно, Вацлав сухо ответил, что я сама пойму, когда мы окажемся на месте.
   Теперь же, когда мы переправились на другой берег, я ощутила, что мы все ближе к разгадке тайны. Неужели это здание, освещенное огнями так, что его видно с любой высокой точки Праги, - пристанище вампиров? И они совсем не боятся выдать себя?
   - Пражский град, - прокомментировал Вацлав, поворачивая к возвышенности. - А это, - он указал на готический силуэт здания, - Собор Святого Витта.
   - Местный клуб находится в Соборе? - смутилась я.
   Вацлав усмехнулся.
   - Собор - одна из достопримечательностей Праги. Подумал, что тебе будет интересно на него взглянуть. А чтобы попасть в Клуб, нам придется спуститься под землю.
   - В метро? - растерянно моргнула я.
   - Хуже. В пражские подземелья.
   Вацлав не шутил. И вскоре, оставив машину неподалеку от островка света, озарявшего Пражский Град, мы уже спускались в стылое нутро Праги, надежно скрытое от посторонних глаз и хранящее тайны вампирского клана. Вход в подземелье был расположен совсем рядом с туристической зоной, однако никто из многочисленных туристов, прогуливающихся здесь в ясный полдень, не обратил бы внимания на неприметную, почти сливавшуюся с кладкой невысокую нишу в стене одного из старинных домов. Толкнув ее плечом, так что открылся тайный ход, ведущий вниз, Вацлав первым ступил внутрь, а затем поманил меня за собой.
   Узкая лестница с крутыми ступенями освещалась лишь тусклым светом карманного фонарика, который включил Вацлав, а ее подножие тонуло во мраке и невозможно было понять, как далеко уходит лестница и как глубоко под землю нам предстоит спуститься. Хорошо, что на мне сапоги на плоской подошве, иначе бы я переломала ноги на этой круче. Вцепившись в ладонь Вацлава, боясь потерять его в этой кромешной тьме и слушая его дыхание, я осторожно переставляла ноги и вспоминала вампирский ресторан "Подземелье", где мы бывали с Глебом. Ресторан находился под землей в самом центре Москвы, а вход в него был тщательно замаскирован, чтобы исключить появление посторонних. Но в отличие от подземного хода, в котором мы сейчас очутились, ресторан был расположен неглубоко, и уже на верху потайной лестницы чувствовались запахи еды, были слышны разговоры посетителей и пробивался свет из зала. В пражском же подземелье царили полнейший мрак, могильная тишина и пробирающая до костей сырость. Мы преодолели уже втрое больше ступеней, чем было на лестнице, ведущей в московский ресторан, а казалось, что ни на шаг не приблизились к убежищу вампиров - впереди по-прежнему ни огонька, ни звука, ни любого другого знака жизни. Вацлав уверенно спускался вниз, не подавая признаков беспокойства, а у меня уже изрядно ныли ноги от крутого спуска. Последний раз такую нагрузку я получала на занятии степ-аэробики, куда меня затащила за компанию неугомонная Сашка.
   - Долго еще? - не выдержала я, и мой голос прозвучал неожиданно громко в мертвой тишине подземного хода, а последние слова эхом зазвучали над головой, отражаясь от каменных стен: "Еще? Еще? Еще?".
   - Почти пришли, - успокоил меня Вацлав, крепко сжав мою руку.
   В тот же миг камни угрожающе заскрипели под его ногами, осыпаясь. Вацлав пошатнулся, пытаясь удержать равновесие и опереться о стену. Луч фонарика мазнул по низкому каменному полотку хода. А в следующий миг ступени обрушились, и мы кубарем покатились вниз под аккомпанемент моих истошных визгов.
   Падение прекратилось так же неожиданно, как и началось. Оборвался на высокой ноте мой вопль, и вокруг воцарилась полная тишина. Еще мгновение назад в тело больно впивались огрызки каменных ступеней, и вот уже я лежу на чем-то мягком, и руки нежно ощупывают меня, а голос с беспокойством уточняет:
   - Ты цела?
   Вацлав! Стоило скатиться с черт-знает-какой высоты лестницы, чтобы очутиться в его объятиях. Хорошо, что мы сейчас в кромешной тьме, и он не видит моих полыхающих щек. Я тянула с ответом, одновременно наслаждаясь робкой лаской его рук и борясь с соблазном соврать, что у меня растянута лодыжка или сломана нога, и представляя, как Вацлав будет мужественно таскать меня на руках по пражским подземельям. И ведь будет же! Если только он сам себе ничего не сломал! Вот же я эгоистка!
   - А ты? - торопливо спросила я.
   - Порядок, - неожиданно хрипло отозвался он.
   Где-то наверху на лестнице хрустнул камень и сорвался вниз, но мы не шелохнулись, словно приклеенные друг к другу. Как будто эта кромешная тьма, в которой мы вдруг оказались, смела все запреты и условности. Были только он и я, его горячее дыхание и мои горящие губы, которые мечтали отыскать его лицо в темноте. Не в силах сопротивляться этому желанию, я наклонилась к Вацлаву, успев подумать: "Похоже, целоваться в подземельях уже становится традицией". Вацлав подался мне навстречу, и я почувствовала нетерпеливую дрожь его рук, перехвативших меня за талию, слышала, как под моей ладонью, лежащей у него на груди, выбивает барабанную дробь его сердце, а затем ощутила его прерывистое дыхание на своих губах. Так близко, что оно вот-вот станет одним дыханием на двоих, и голова закружится, как от глотка кислорода на вершине Килиманджаро. Но внезапно щеку сковало арктическим холодом, и голос, звенящий, вибрирующий, оглушительно выкрикнул прямо рядом с моим ухом:
   - Вацек! (прим. Уменьшительный вариант чешского имени Вацлав)
   Я резко отпрянула от Вацлава и повернула голову на голос. В горле пересохло от ужаса. Из кромешной тьмы на меня смотрело призрачное лицо белокурой красавицы с портрета, который Вацлав носил под сердцем и который я случайно обнаружила в потайном кармане его куртки, когда он был без сознания. Только на портрете девушка была безмятежной, улыбающейся, полной любви, счастья и умиротворения. Сейчас же лицо блондинки было перекошенным от гнева и обиды. Наверное, с такими лицами обманутые жены убивают неверных мужей и яростно душат соперниц.
   Руки Вацлава тем временем машинально попытались удержать меня. Всего лишь мгновение. Потом хватка ослабла, предоставляя мне свободу действий, и я поспешила скатиться на пол, на всякий случай подальше отползая от Вацлава.
   Призрак, успокоившись, покружил над Вацлавом, который поднялся на ноги. Белесые контуры привидения были хорошо видны даже в полной темноте. Мое сердце ревниво сжалось, когда девушка прильнула к Вацлаву, обвила руками его шею и, что-то нежно мурлыча на незнакомом мне языке, потянулась к его губам. Вацлав на мгновение будто оцепенел, и мне показалось, что он видит призрака и вот-вот попытается его обнять. Никогда в жизни я еще так остро не чувствовала себя третьей лишней. Но Вацлав вдруг содрогнулся, как от сильного холода, и шагнул сквозь призрака. Когда Гончий наклонился, чтобы подобрать лежащий на земле фонарик, я увидела, что лицо призрачной девушки перекошено от обиды. Не веря в происходящее, она закружила вокруг него, тщетно хватая его за руки и что-то восклицая. Но Вацлав ее не видел, он озабоченно крутил в ладони фонарик, пытаясь его включить. Зато ее видела я. Девушка-призрак перехватила мой взгляд и, оставив Вацлава в покое, заскользила ко мне. Ее грудь, стянутая корсетом, бурно вздымалась, пальцы нервно комкали подол длинного пышного платья, по старой прижизненной привычке чуть приподнимая его, хотя споткнуться об пол ей уже давно не грозило: ведь она не ходила по нему, а плыла над ним. Я невольно попятилась, но уткнулась в стену и оказалась загнанной в угол. Интересно, на что способен ревнивый призрак, заставший своего возлюбленного в обнимку с другой за мгновение до поцелуя? Еще не поздно нацарапать завещание на камне за спиной? Впрочем, у меня есть смягчающие обстоятельства: Вацлав меня так и не поцеловал. Или я его. Хотя какая теперь разница. Я уже чувствовала льдистый холодок, исходящий от призрачной фигурки, видела ее решимо сжатые губы и гневно сияющие глаза. Наверное, при жизни она травила соперниц мышьяком без всяких колебаний совести.
   - Фонарик разбился.
   За спиной призрака Вацлав раздраженно швырнул испорченный фонарь на пол и шагнул ко мне, уверенно ориентируясь в темноте. Его рука, протянутая мне, прошла сквозь грудь призрака, который подплыл уже вплотную ко мне. И внезапно призрак с хлопком исчез, словно сдувшийся воздушный шарик. Я вцепилась в пальцы Вацлава, как в спасательный круг и торопливо спросила:
   - Ты найдешь дорогу в темноте?
   - Конечно.
   - Тогда пойдем скорее отсюда. Что-то мне не по себе.
   Вацлав, помедлив, напряженно спросил:
   - Что-то не так?
   - Нет-нет. Все в порядке, - поспешно соврала я. - Просто тут как-то... жутко. - И на этот раз не покривила душой.
  
   Вацлав уверенно двигался по запутанному лабиринту подземелья, без колебаний сворачивая то в один, то в другой коридор, в то время как я, крепко держа его за руку и ступая шаг в шаг, несколько раз не вписалась в поворот. Похоже, фонарик Вацлав прихватил специально для меня, так как ему самому в нем не было нужды. И теперь, когда фонарик разбился, я чувствовала себя как слепой котенок. Хотя постепенно глаза стали привыкать к сумраку, и я стала различать темнеющие по бокам арки коридоров, очертания сундуков и антикварной мебели в неосвещенных залах, которые мы проходили мимо, нависающие над головой балки перекрытий и выступающие из стен железные кольца, очевидно, служившие держателями для факелов, которые здесь уже лет сто как никто не зажигал.
   Впрочем, куда больше меня сейчас волновал призрак невесты Вацлава. Видела ли я его на самом деле? Ведь раньше я призраков никогда не встречала. Духов сигаретной и компьютерной зависимости - это да (будь они неладны!), но ведь не привидений же! Как будто их немало могло быть в Москве или в Париже. Но ведь не видела же! В нашу первую встречу, узнав от Светланы, что я вижу духов, Вацлав даже возил меня на место убийства вампирши Софии, в надежде, что я смогу поговорить с ее призраком и узнать имя неуловимого убийцы. Но и тогда все было тщетно. Хотя, как я знаю из кино, вероятность для потенциального медиума увидеть призрака близка к ста процентам, если человек погиб насильственной смертью. Но тогда я призрака Софии так и не увидела, так почему же я вижу призрака сейчас? И ни кого-нибудь там, а именно погибшую любовь Вацлава?
   Может, все дело в том, что я хорошо приложилась головой во время падения с лестницы? Или галлюцинация - плод моего собственного воображения? Ведь какое-то время после того, как я обнаружила портрет в кармане куртки Вацлава, я считала, что не могу соперничать с умершей девушкой, что мне никогда не занять в сердце Вацлава место той, кто владеет его мыслями уже почти два века. И только попав в Прагу и оказавшись так близко к Вацлаву, я уже не смогла бороться со своим влечением к нему и решила рискнуть. Вроде вполне логично, что за секунду до нашего поцелуя, подсознание выдало мне призрачный глюк, напоминая о прежней большой любви Вацлава и тем самым предостерегая от ошибки.
   - Осторожно.
   Я притормозила вслед за Вацлавом.
   - Тут низко, - пояснил он, указывая на арку, в которую шагнул.
   Я шагнула следом. И чуть не завопила от ужаса.
   Мы оказались в довольно большом зале, очертания которого терялись в кромешной мгле. Я только видела, что по бокам навалены груды какого-то старья - металлолом вперемешку с тряпьем.
   И над всем этим добром клубились призраки.
   Много.
   Десятки, если не сотни.
   Онемев от страха, я затормозила и попятилась назад. Вацлав удивленно обернулся.
   - Ты что?
   Он их не видит, поняла я. Все ясно. Я сошла с ума.
   И тут призраки увидели меня. И поняли, что я вижу их. И хлынули ко мне, разом заговорив на множестве языков. И в лицо мне пахнуло антарктическим холодом.
   Не говоря ни слова, я развернулась и понеслась к выходу. По пути споткнулась о камень, выскочила за порог и обернулась с недобрым предчувствием. Вацлав остался там. А призраки уже стекались к арке и стремительно окружали его.
   Я беспомощно смотрела, как фигуру Гончего заслоняет сперва одна призрачная субстанция, потом другая, третья. И вот я уже вижу Вацлава расплывчато, словно через несколько слоев полиэтилена. Призраки торопятся вслед за мной, устремляются к арке и почему-то не могут пройти сквозь нее, тщетно бьются о невидимую преграду. У меня вырывается вздох облегчения - спасена. Но уже в следующую секунду меня захлестывает волна тревоги - у них же Вацлав!
   И уже не думаю о собственном спасении, я мчусь обратно. С головой ныряю в ледяной холод призрачных тел, молочу руками, разгоняя призраков, только те почему-то не лопаются воздушными шариками, как призрак невесты Вацлава, а продолжают виться вокруг меня ледяными вихрями. Неожиданно вылетаю из этого неприятного водоворота и чуть не сбиваю с ног Вацлава. Он удерживает меня за плечи, с тревогой смотрит в глаза.
   - Жанна, что с тобой?
   Я торопливо оглядываюсь. Вокруг нас Вацлавом - словно заколдованный круг, который не могут переступить призраки.
   - Жанна... - тревога в глазах Вацлава достигает апогея.
   Я слабо усмехаюсь:
   - Спроси уж прямо, не сошла ли я с ума.
   - Ты что-то видишь? - внезапно спрашивает он.
   И я не могу солгать.
   - Я вижу призраков, - тихо признаюсь я. - Их здесь тучи.
   Его рука стискивает мое плечо до боли.
   - Так, - напряженно говорит он. - Было очень плохой идеей привести тебя сюда. Уходим сейчас же.
   И тут за спиной Вацлава, на другом конце зала, язык пламени прорезает тьму. Призраки испуганно разлетаются по сторонам, уступая место главному из них. Высокий худощавый мужчина в старомодном костюме, несущий в руке факел, приближается к нам. Вацлав, увидев мой взгляд, оборачивается и торопливо закрывает меня своей спиной. Мужчина уже близко. Я вижу молодое привлекательное лицо с выразительными бровями, карими глазами, в которых отражается огонь, и узкой бородой, стекающей с щек к подбородку. Но почему-то не чувствую исходящего от него холода, наоборот, ощущаю тепло горящего факела.
   - Доброу ноц, Венцеслав. - Мужчина изображает шутливое подобие поклона.
   - Доброу ноц, Франтишек, - резко отвечает Вацлав, явно не обрадовавшийся встрече.
   Цепкий взгляд Франтишека останавливается на мне.
   - Рад приветствовать вас в Праге, Жанна, - говорит он на русском с легким акцентом. И, перехватив настороженный взгляд Вацлава, с добродушной улыбкой поясняет: - Конечно, мы осведомлены о твоем появлении, Венцеслав. И личность твоей очаровательной спутницы для нас не тайна. Позволишь?
   Франтишек делает шаг ко мне, и его сухая ладонь завладевает моей рукой, которую он подносит к губам. В свете факела, который он держит в другой руке, видно глубокую свежую царапину, которую я получила во время падения, и мне вдруг становится за нее невыносимо стыдно перед этим приятным мужчиной с великолепными манерами. Франтишек легким поцелуем касается моей руки, и сквозь полураскрытые губы кончик языка скользит по царапине. Меня передергивает от этого интимного жеста, который остается незаметным для Вацлава, напряженно застывшего рядом, и я твердо высвобождаю руку, чувствуя омерзение. Как будто внутри красивого спелого яблока, которым любовалась и которое мечтала попробовать, вместо сочной мякоти обнаружила отвратительного червя.
   - Вы отлично говорите по-русски, - стараясь казаться любезной, говорю я. Придется превозмочь свою внезапную неприязнь, ведь от решения этого человека зависит то, зачем мы сюда явились.
   - Благодарю, моя милая, - мурлычет Франтишек, и в свете факела я отчетливо вижу, как заиграли желваки на щеках Вацлава. - Рад тебя видеть, брат, - вкрадчиво произносит Франтишек, и я понимаю, что в обращение "брат" вложен какой-то особый смысл, который понятен только этим двоим.
   - Взаимно, брат, - отрывисто отвечает Вацлав.
   От негромкого смеха Франтишека веет холодом. Даже призраки вжались в стены и замолкли, словно боятся выдать свое присутствие.
   - Скажи лучше, не ожидал меня здесь увидеть, - с показным добродушием замечает Франтишек.
   - Я слышал, ты жил в Англии, - натянуто говорит Вацлав.
   - Жил, - безмятежно соглашается Франтишек. - Но вернулся на днях. Как будто знал, что он готовит мне столь долгожданную встречу. Что ж, прошу за мной.
   Мы выходим из зала, полного привидений, и, обернувшись назад, я с облегчением отмечаю, что призраки вьются у выхода, не смея переступить через порог. Похоже, это какое-то заколдованное место, что-то вроде темницы для привидений.
   - Ни слова о том, что ты видишь, - шепчет мне на ухо Вацлав. - И на будущее старайся себя не выдать.
   Я поражена. Он мне верит? Но тогда к чему такая загадочность?
   - Потом все объясню, - так же тихо, чтобы не услышал Франтишек, шепчет Вацлав.
   - Спускались по старой лестнице? - спрашивает тем временем Франтишек. - Она в аварийном состоянии, того и гляди совсем обрушится.
   Мы с Вацлавом благоразумно умолчали о том, что обрушение уже свершилось.
   - Ей не пользовались уже лет двадцать с тех пор, как провели скоростной лифт. Три минуты - и вы в Подземном Дворце, - с самодовольством в голосе добавил Франтишек.
   - Подземном Дворце? - с удивлением переспросила я.
   - Это наш замок, - с гордостью объявил Франтишек, останавливаясь перед неприметной дверью и вставляя факел в настенную выемку. После чего он вынул
   тяжелую связку и загремел ключами. - Добро пожаловать! - Франтишек толкнул дверь, и оттуда заструился мягкий свет, слепящий после кромешной тьмы.
   Войдя вслед за вампиром, я замерла в изумлении.
   Из темных, заброшенных подземелий мы попали в роскошно отделанную галерею, напоминающую декорации королевских дворцов из исторических фильмов. Сводчатый потолок, обтянутые дорогой тканью красно-бордовые стены с орнаментом в виде королевских лилий, золоченые подсвечники, старинные портреты, мягкие ковры. Здесь могла бы гулять Анжелика, здесь могла бы назначать свидания королева Марго, здесь могли бы проходить на аудиенцию к королеве мушкетеры. На миг мне даже показалось, что мы прошли через временной портал и очутились в другой эпохе, где под ноги стелятся пушистые ковры, на стенах жилого замка чадят факелы, а со старинных портретов строго взирают благородные дамы и господа. Однако когда первое ослепление прошло, я увидела, что факелы - всего лишь имитация, электрические светильники, да и краски на портретах слишком свежи, чтобы претендовать на старину, а потом заметила и выбившийся из-под ковра фирменный ярлычок, наверняка с указанием изготовителя. Вместо другой эпохи я почувствовала себя словно в музее или на киностудии, где кропотливо воссоздали атмосферу других времен современными средствами. Любопытно, что даже двери в тайное убежище вампиров открываются обычными ключами. Тогда как его обитатели вполне могли бы позволить себе электронные ключи или кодовые замки. Но нет, здесь все подвластно старине и должно дышать стариною.
   - Здесь очень... роскошно, - выдавила я, поймав на себе выжидательный взгляд Франтишека, и по его удовлетворенно сверкнувшим глазам поняла, что именно такой реакции он и ожидал.
   На Вацлава, однако, эта роскошь не произвела никакого впечатления. Как будто он бывал здесь уже сотни раз, и все ему здесь осточертело.
   - Идемте.
   Франтишек поманил нас за собой, и мы двинулись мимо череды портретов. Я с опаской поглядывала на нарисованных вампиров, вспоминая фильмы, в которых привидения следили за людьми сквозь свои портреты. Однако благородные господа не спешили подмигивать мне и улюлюкать в духе расшалившегося Карлсона, так что я успокоилась и с искренним интересом разглядывала лица, гадая, чем же таким отличились эти люди (а скорее - нелюди), что их портреты хранятся в Пражском Клубе вампиров. Довольно свежие портреты сменились потемневшими от времени полотнами, а годы в углу картин стремительно уводили в прошлое. 1950-й, 1930-й, 1900-й, 1880-й... Среди них встречались недавно отреставрированные, щеголявшие яркими красками, и совсем потускневшие, выцветшие. Словно одних персонажей своей истории вампиры стремились сохранить вечно живыми, а других хотели стереть из памяти. Большинство изображенных на портретах были мужчинами - благородными, волевыми, с решительным взглядом и гордо поднятой головой. Женщин было всего две. Одну отличить от мужчин можно было только по женскому платью. В остальном же хмурая широкоскулая дама с тонкими серыми губами была совершенно лишена женской привлекательности и похожа на тюремщицу в женской колонии. Вторая была ее полной противоположностью - райская птичка в вычурной шляпке с кокетливым взглядом и призывной улыбкой. Этакая Мария-Антуаннетта в исполнении Кирстен Данст.
   - Это все наши правители, когда-либо стоявшие у истоков власти в Праге, - пояснил Франтишек, заметив, что я задержалась у портрета красивой дамы.
   - Это все неинтересно, Жанна, - внезапно заторопил меня Вацлав. - Идем скорее. Мы все-таки здесь по делу.
   Я прибавила шаг, подчиняясь его словам и почти не глядя по сторонам. Но когда до выхода из галереи осталось сделать пару шагов, мое внимание привлек самый крайний портрет в богато украшенной раме - в отличие от остальных, серебряной, а не золотой. На нем был изображен темноволосый мужчина в серебристом камзоле с чашей в руках. На вид ему было лет тридцать пять, но глаза выдавали возраст - лет триста, не меньше. Его овал лица, волевой подбородок и прямолинейный взгляд показались мне смутно знакомыми.
   - Это Последний Лорд, - пояснил Франтишек с видом экскурсовода в Британском музее.
   Надо же! Я с любопытством прильнула к портрету. Вот кому я обязана всей этой заварухой с Серебряными Слезами! И как я сразу не узнала чашу, ведь ее подобие, воссозданное Жаном, я держала в руках и в тот миг мне подчинились все вампиры, находившиеся тогда рядом: Гончие во главе с Вацлавом, мой дед Аристарх. Это было жутко - видеть, как древняя магия подчинила себе волю самых стойких мужчин. А владычицей мира я быть никогда не желала. Поэтому чашу уничтожила. ...А что, если бы нет? Я вдруг представила, как со всех портретов в галерее смотрят мои лица. Я в красном, я в синем, я в "Живанши", я в "Шанель", я в бриллиантовой диадеме, я в рубиновом ожерелье. Единоличная королева вампиров - Жанна Бессонова. Какой бред!
   - Жанна, идем же, - нервно повторил Вацлав, тесня меня к выходу.
   Франтишек еще что-то хотел мне показать, но Вацлав сделал такую зверскую рожу, что я поспешила выйти из зала, чтобы не злить его еще больше. Интересно, с чего он так разнервничался?
   Где-то рядом хлопает дверь, слышатся легкие торопливые шаги, и в коридоре появляется хрупкая женская фигурка. Белокурые волосы заплетены в сложную высокую прическу, из которой выбивается несколько завитых прядей, голубые глаза с любопытством смотрят на меня и с интересом - на Вацлава, а затем на губах расцветает соблазнительная улыбка. Та самая кокетка с портрета! Как ее там? Кажется, Лилиан... Пока незнакомка изучает Вацлава, я не могу оторвать взгляда от ее платья по моде прошлого века. Тугой корсет делает талию девушки по-осиному узкой, зато юбка такая пышная, что загораживает собой весь проход. Тяжелые волны темно-розового шелка падают до пола, оставляя взгляду только носочки шелковых старомодных туфелек. Готова поспорить, что платье не покупалось в магазине, а шилось на заказ, как в старые времена. В сравнении с этой нарядной красоткой я в своих черных джинсах и черной курточке кажусь дочкой трубочиста.
   - У нас гости! - По-английски восклицает незнакомка, и ее чистый и высокий голос звенит от восторга. - Что же ты их держишь в дверях, Франтишек? - Она бросает укоризненный взгляд на нашего сопровождающего. - Прошу, следуйте за мной.
   Следуя через лабиринт коридоров и пустынных залов, мы останавливаемся перед высокими, до самого потолка золотыми резными дверьми. Среди цветочного орнамента выделяются крупные цифры, 19 - на левой двери, 56 - на правой. Где-то я уже встречала эти цифры.
   - Здесь начиналась наша новейшая история, - с услужливостью гида поясняет Франтишек. - В этом зале был подписан Пражский договор.
   Я с уважением замираю перед дверьми. Знакомые мне цифры - год его подписания.
   Вампирша легко открывает тяжелые двери, и я с замирающим сердцем вхожу в большой гулкий зал.
   К моему удивлению, там нас уже ждали. Словно были предупреждены о нашем внезапном визите. А может, в нежилой части подземелья повсюду натыканы камеры, вот наше появление и не стало сюрпризом для вампиров.
   Так или иначе за длинным столом не меньше чем на сотню персон восседает девять вампиров в нарядных камзолах. На вид им по 20-30 лет, но я уверена, что им по 200-300. При нашем появлении они встают со своих мест, вгоняя меня в краску. Можно подумать, к ним пожаловала сама английская королева. Даже в Парижском Клубе, куда я явилась как наследница Жана, меня так уважительно не встречали. Хотя приятно, что говорить! Жаль только, что я одета ни к месту. Если бы знала, куда нам предстоит отправиться ночью, сбегала бы в бутик за вечерним платьем. Вряд ли, конечно, удалось бы перещеголять Лилиан с ее роскошным нарядом, достойным принцессы, но хотя бы чувствовала себе поуверенней, а не так, как ПТУ-шница, заявившаяся на вечеринку в "Шамбалу". Хотя как бы я, интересно, лазала в этом платье по заброшенным ходам?
   Вампиры отодвигают стулья и направляются к нам. Похоже, они решили по очереди приложиться к моей руке поцелуем, как это уже делал Франтишек. Я украдкой вытираю руку о джинсы, чтобы отряхнуть ее от пыли, и тут же дает о себе знать свежая царапина. Вот ведь подлость! Более жалкого вида, в котором я предстала перед блистательными пражанами, и представить себе трудно. Хуже было бы только предстать перед ними с фингалом под глазом. Я кошу взглядом по сторонам в поисках зеркала. Надеюсь, падение с лестницы не оставило никаких следов на моем лице? Зеркал не видно, зато я заметила, как поморщился Вацлав. Гончий терпеть не может всякие условности, а уж когда твоей спутнице оказывают такие почести, и мужское самолюбие пострадать может.
   Вампиры уже близко, и по их глазам я вижу, что это самые старые персоны из всех, кого мне приходилось встречать. При всей показной любезности на их лицах застыло одинаково надменное и скучное выражение, свойственное тем, кто уже все повидал на своем веку и кого уже ничем не удивишь. Только один из них, добродушного вида мужчина в синем, слегка выцветшем камзоле, смотрит на меня с живейшим интересом. Он так увлекся маскарадом, что даже шпагу с собой таскает. Ее золоченый эфес выглядывает из-за пояса. Мужчина улыбается мне, и я улыбаюсь ему в ответ. А еще на всех лицах лежит печать власти. Эти люди привыкли править и повелевать. Я вспоминаю тот миг, когда держала в руках Чашу Последнего Лорда, и у меня мелькает шальная мысль: интересно, эти бы тоже мне подчинились? Склонили бы передо мной гордо выпрямленные головы, готовы бы были исполнить любое мое пожелание?
   Первый из идущих, высокий мужчина с узким хищным лицом и тяжелым взглядом, останавливается напротив нас.
   - Доброу ноц, Венцеслав. - Он приветствует Вацлава по-чешски.
   - Доброу ноц, Адам, - уважительно отвечает Гончий.
   А затем Адам обращает свой взор на меня и говорит уже на английском:
   - А это и есть та Жанна, ради которой ты поднял меня в три часа дня? Что ж, я рад, что отсрочка помогла и невиновные не пострадали. Добро пожаловать в Прагу, Жанна.
   Значит, он один из тех старейшин, которые подписали отсрочку моего приговора по решению Парижского клуба. Робея от его изысканных манер, я с трудом удерживаюсь от того, чтобы изобразить подобие реверанса, и вместо этого протягиваю подрагивающую руку. Но вампир игнорирует мой жест, поворачивается к Вацлаву и крепко жмет ему руку. Я с обидой закусываю губу и убираю руку. Погодите-ка! Что тут происходит?
   На моих глазах совершается невероятное. Все вампиры по очереди пожимают руку Вацлаву, а на меня не обращают ни малейшего внимания. Значит, этот торжественный прием - в честь Гончего, а не в честь меня? Может, у него какие-то особые заслуги перед Пражским клубом?
   Вацлав что-то резко говорит вампирам по-чешски. Узколицый усмехается, но делает знак другим остановиться.
   - Давайте присядем, - он делает царственный жест в сторону стола и занимает место во главе, на стуле, подобном трону. Я замечаю, что на высокой резной спинке изображена королевская корона. А над ней высечена дата принятия Пражского договора - 1956.
   Один из вампиров, тот самый мужчина со шпагой, задержался рядом со мной и любезно поясняет по-английски:
   - Во времена правления Последнего Лорда и долгие годы после Прага была столицей нашего братства, корона осталась с тех времен. Но Пражский договор уравнял в правах все отделения Клубов. Поэтому корона осталась символом старой эпохи, а дата Пражского договора - символ новой.
   Я с благодарностью бросаю взгляд на вампира, изучая его умное аристократичное лицо. Но когда я открываю рот, собираясь кое-что уточнить, он быстро прижимает палец к губам и с заговорщическим видом предупреждает:
   - Только ни слова. Никогда не говорите с призраками на виду у живых, моя дорогая. Последствия могут быть непредсказуемыми.
   Я замираю. Он что, шутит надо мной? Да он совсем не похож на призрака! От него не веет холодком. Он реален так же, как я или Вацлав. Или тот надменный вампир, который тут всем верховодит.
   - Ну-ну, полно. Не стоит показывать свое изумление, иначе вас могут неправильно понять, - добавляет он. - Я же не первый из призраков, кого вы видите? Позвольте же мне сопровождать вас за столом и прийти на помощь в случае необходимости. Хоть какое-то развлечение в моем теперешнем положении.
   Он меня за полную дуру принимает? Я ведь даже не блондинка! Я поднимаю руку, чтобы взять его за локоть, но пальцы, не встречая преграды, проходят через рукав в синем выцветшем мундире.
   - Я же говорил, - с печальной улыбкой замечает призрак.
   - Жанна, - Вацлав берет меня за локоть, - ты что замешкалась?
   Я с ошарашенным видом смотрю на Вацлава и понимаю, что он не видит моего спутника. Вспоминаю его предупреждение не говорить о своих видениях и благоразумно молчу, позволяя увести себя к столу. Ничего-ничего, вот выйдем отсюда - и Вацлаву придется ответить на все мои вопросы! И что за призраки шастают в пражских подземельях, и за что столько чести простому Гончему при встрече со старейшими вампирами Праги.
   - Кстати, простите мне мою бестактность, я забыл представиться. Меня зовут Якуб, - расшаркивается призрак.
   - Приятно познакомиться! - вырывается у меня. Призрак предостерегающе машет руками, но поздно. Мои слова неожиданно громко звучат в огромном зале.
   Вампиры, рассаживающиеся по своим местам, с удивлением оборачиваются ко мне. Вацлав беспокойно заглядывает мне в лицо.
   Я смущенно бормочу, делая вид, что мои слова были обращены к ним:
   - Вацлав мне много рассказывал о вас.
   Гончий делает круглые глаза, и я понимаю, что сморозила несусветную глупость. А Адам разражается скрипучим, неприятным смехом, замечая:
   - Это самая великолепная шутка, которую я слышал за последние два века.
   Остальные вампиры хранят ледяное молчание, буравя меня взглядами, и я не зная, куда скрыться от стыда, сажусь за стол следом за Вацлавом. Теперь по правую руку от меня находится Вацлав, по левую на пустой стул опускается призрак, неотличимый от живого человека. В его голосе звучит искреннее раскаяние:
   - Прошу прощения, что поставил вас в неловкое положение, моя дорогая, - шепчет он. - Постарайтесь не обращать на меня внимание.
   Адам тем временем что-то спрашивает у Вацлава по-чешски, и все вампиры заинтересованно поворачиваются в нашу сторону. Вацлав отвечает, и я чувствую себя полной дурой, не понимая ни слова из этого разговора.
   - Может, переведете? - шепчу я призраку, отвернувшись в сторону.
   - Не имею права, - разводит руками тот. - Это не мои тайны. Если Венцеслав пожелает, он сам расскажет вам.
   Ах, вот ты как! Ну, попробуй что-нибудь у меня потом попросить! А я ведь уверена, что призраку что-то от меня надо. Иначе зачем бы ему виться вокруг, источая любезности?
   - Вы, должно быть, удивлены приемом, который оказан вашему спутнику? - разжигает мое любопытство Якуб.
   Я с надеждой навострила ушки.
   - Нет-нет, - со смешком говорит он, - иначе вам будет совсем неинтересно. Всему свое время.
   Глядя на вампиров, я вспоминаю слова Вацлава и понимаю, почему пражские вампиры могут нарушать закон о миграции. Живя в сотне метров под землей в своем обособленном от современной Праги мирке, в своем, словно остановившемся на отметке прошлых веков времени, они не рискуют выдать себя и вызвать подозрения у людей. Кто увидит их здесь? Во дворец постороннему не попасть. И даже если вампиру вздумается погулять в подземельях и он наткнется на диггера или бездомного, они примут его за галлюцинацию или призрак. Если вообще заметят в темноте. Я с трудом сдержала смешок, представив себе эту картину: заблудившийся бродяга вдруг встречает разодетого по моде прошлого века Франтишека или нарядную до кончиков туфелек Лилиан. Разве возможно хоть на миг представить, что они реальны?
   Тем временем Вацлав заканчивает словесную пикировку с вампирами, и разговор продолжается уже по-английски.
   - В самом деле, - светски замечает Адам, демонстрируя безупречное произношение, - весьма невежливо с нашей стороны говорить на родном языке в присутствии нашей иностранной гостьи. Я надеюсь, вы простите нам нашу бестактность, Жанна. Как земляки, встретившиеся после долгой разлуки, мы заговорили на родном языке и забыли о приличиях.
   Я вежливо киваю: мол, чего уж там, прощаю.
   В зал входят слуги, с почтением расставляют на столе золоченые кувшины, наполняют их рубиново-красным содержимым высокие кубки. Вампиры в едином порыве приподнимают кубки, не чокаясь, и одним залпом осушают их содержимое. Все, в том числе и Вацлав, уже поставили на стол пустые кубки, а я еще цежу мелкими глотками терпкий пьянящий напиток, стараясь не думать о его происхождении.
   - Итак, что за дело привело вас в Прагу? - благодушно интересуется Адам.
   И Вацлав излагает вампирам нашу просьбу посодействовать освобождению Фабиолы.
   Адам хмурится.
   - Ее поймали с поличным? Это плохо. Слишком много свидетелей, и ее вина неоспорима.
   Он обводит вопросительным взглядом своих товарищей.
   - Что тут думать? - звучат голоса. - Дело безнадежное. Мы не сможем ее освободить. Всем память не сотрешь.
   - Да и ради чего? - добавляет Лилиан, пожимая плечиком.
   - Да, - подводит итог Адам, - вы правы. Освободить ее мы не можем.
   На лице Вацлава играют желваки. Он порывисто поднимается из-за стола.
   - Благодарю, что нашли время нас принять. Идем, Жанна.
   - Венцеслав, Венцеслав, - Адам добродушно качает головой, - ты все такой же порывистый, как и прежде. Уроки жизни тебе впрок не пошли.
   Вацлав напряженно застывает. Намек на прошлое, брошенный Адамом, ему явно не понравился.
   - Присядь, - мягким, но не терпящим возражений тоном говорит Адам. - Прошу тебя, брат.
   Вацлав нехотя подчиняется.
   - Я сказал, что мы не можем освободить Фабиолу официально. Но мы можем устроить ей побег. Такой вариант вас устроит?
   Вацлав быстро кивает.
   - Благодарю, Адам. Это очень важно для меня.
   - Хотел бы я еще знать, почему, - роняет Адам.
   - Я же сказал, - сухо отвечает Вацлав, - это строго профессиональные дела.
   А у меня перехватывает дыхание от этих слов. И чудится, что сейчас Вацлав просит за Фабиолу не ради двенадцати вампирш, не ради меня, а исключительно из собственных интересов, из симпатии к этой дерзкой авантюристке.
   - Что ж, - замечает Адам, - работа Гончего - превыше всего.
   И в его ровном, любезном тоне мне слышится откровенная издевка. Недаром Вацлав напрягается и невольно сжимает кулаки.
   Адам кивает двум вампирам:
   - Честмир, Милан, займетесь этим делом.
   Вампиры с почтением склоняют головы. И тут Франтишек, сидящий по правую руку от Адама, наклоняется и что-то тихо говорит ему. Выслушав его, Адам бросает взгляд на Вацлава, потом долгим изучающим взглядом смотрит на меня, словно только сейчас меня заметил, и в его глазах вспыхивает огонек, который мне совсем не нравится.
   - Только у меня есть одно условие, - добавляет он.
   - Какое? - настораживается Вацлав, невольно загораживая меня собой. Взгляд Адама не укрылся от него.
   - Жанна проведет с нами эту ночь. Просто пообщаемся, побеседуем.
   Я непонимающе хмурюсь: в чем подвох?
   Похоже, тот же вопрос волнует Вацлава, но он не решается его задать. А Адам мастерски тянет паузу, нагнетая атмосферу.
   - Только Жанна, - подчеркивает он. - Ты будешь ждать ее наверху.
   Вацлав порывисто поднимается с места, бросая мне:
   - Жанна, идем. Благодарю за предложение, Адам, но это исключено.
   На устах Адама блуждает улыбка.
   - Может, спросим у самой Жанны?
   - Не соглашайтесь, - тихо предостерегает призрак. - К добру это не...
   - Я согласна! - вырывается у меня прежде, чем призрак закончит свои предупреждения.
   У нас есть только один шанс добраться до двенадцати вампирш - освободить Фабиолу и поговорить с ней. После того, что мы для нее сделаем, он просто обязана отблагодарить нас откровенным рассказом обо всем.
   - Жанна, ты не обязана... - встревоженно оборачивается ко мне Вацлав.
   - Но я хочу, - твердо отвечаю я.
   - Не делай глупостей, - тихо говорит он.
   Я поворачиваюсь к замершим в ожидании вампирам.
   - Принять ваше приглашение - большая честь для меня.
   - И большая ошибка! - бурчит призрак Якуб.
   Адам удовлетворенно улыбается, Вацлав с грохотом опускается на место.
   - Тогда я тоже остаюсь.
   - Так-то лучше! - одобряет призрак.
   - Венцеслав, уговор есть уговор, - качает головой Адам. - Или Жанна остается погостить у нас и мы обеспечиваем побег Фабиоле, или мы и пальцем не шевельнем.
   - Вацлав, - прошу я, - пожалуйста.
   - Я тебя одну не оставлю, - резко говорит он. - Это исключено.
   - Неужели ты думаешь, что мы можем причинить вред нашей очаровательной гостье? - с показной обидой восклицает Адам.
   - Ничего со мной не случится, - шепчу я, глядя в потемневшие глаза Гончего. - Зато мы поговорим с Фабиолой. Иначе вся наша поездка зря! А ты ведь знаешь, как это важно для меня.
   - Ты уверена в том, что говоришь? - напряженно спрашивает он.
   Уверена ли я в том, что мы должны добраться до Фабиолы, узнать у нее имена остальных вампирш и расспросить ее о таинственном наследстве Жана? Еще как уверена! Возможно, уже завтра в это самое время у нас будет список имен моих кровных сестричек и в глазах всех вампиров я перестану быть чудовищем, единственным порождением Жана. Мы разделим это бремя на тринадцать частей. И пример безупречных в своих деяниях Глории, Ванессы и остальных докажет, что влияние крови Жана на поведение его кровных наследников сильно преувеличено.
   - Да, - твердо говорю я, - я этого хочу.
   Все вампиры замирают в ожидании реакции Гончего. И судя по его потемневшему лицу, он понимает, что у него нет другого выхода, как согласиться с моим решением.
   - Хорошо, - Вацлав резко встает с места, не глядя на меня.
   - Мы вернем ее в целости и сохранности с наступлением следующих сумерек, - царственно сообщает Адам.
   - Я провожу Венцеслава, - Франтишек устремляется к дверям. - До лифта. А то он так долго не навещал нас, что по пути сюда воспользовался старой лестницей.
   Когда Вацлав и Франтишек уходят, в зале повисает напряженная тишина. Все вампиры разом оборачиваются ко мне, и моя уверенность в правильности решения стремительно исчезает. Я чувствую себя Красной Шапочкой в окружении голодных волков. И с трудом подавляю желание извиниться, распрощаться и броситься сломя голову за Вацлавом. Может, еще успею его догнать?
   Но тут неожиданно мне приходит на выручку Лилиан, задавая дежурные вопросы про перелет и про мои впечатления от Праги. После нескольких фраз в зал возвращается Франтишек. Пока он боком обходит стол, возвращаясь на свое место, я замечаю, что воротник сорочки в вороте его камзола немного сбился. А когда он садится за стол и становится видно его лицо целиком, я едва удерживаюсь от восклицания. Под глазом Франтишека стремительно наливается синяк, а разбитая в кровь губа как по волшебству затягивается на глазах, исчезая.
   Адам ничем не выдает своего удивления, другие вампиры тоже. Только Лилиан со свойственной ей эмоциональностью что-то восклицает по-чешски.
   Франтишек криво усмехается:
   - Венцеслав вернул мне старый долг. С тех пор, как мы виделись в последний раз, его манеры существенно испортились.
   - И было за что, - гневно замечает невидимый и неслышимый для всех Якуб. - Франтишека и убить бы за это мало! Как рассказывала Эвелина...
   Я с интересом бросаю взгляд за плечо, туда, где расположился призрак, но он тут же запинается.
   - Впрочем, не буду лишать ее удовольствия самой вам все рассказать.
   Синяк тем временем, достигнув максимума синевы, начинает желтеть и исчезать. Я никогда еще не наблюдала, как на вампирах затягиваются раны и ушибы, и поэтому не могу отвести взгляда. Заметив мой интерес, Франтишек адресует мне улыбку. И от нее мне становится холодно, как в склепе.
   - Что ж, дорогая Жанна, - Адам растягивает губы в ледяной улыбке, - расскажите нам о том, как вы впервые встретились с Жаном Лакруа. Презанятнейшая история. Не терпится услышать ее из первых уст.
  
  
   Вставка: Вацлав В КНИГЕ ИСТОРИЯ ЭВЕЛИНЫ И ВАЦЛАВА БУДЕТ ИЗМЕНЕНА. ЭТО - САМИЗДАТОВСКИЙ ВАРИАНТ, ПРОШУ НЕ ПУТАТЬ
  
   Франтишек не соврал. Через две минуты после того, как Вацлав разбил ему нос, лифт унес Гончего из подземной обители вампиров в подвал одного из заколоченных домов Градчан. Шахта лифта оказалась замаскированной в дальнем углу стенного шкафа, заваленного старым барахлом. Если бы кто из любопытных и заглянул сюда, наткнулся бы на рухлядь и на том и остановил свои поиски, не добравшись до потайного люка.
   Выйдя из лифта, Вацлав помедлил у автоматически закрывшихся дверей, борясь с желанием вернуться обратно. Оставить Жанну одну - плохая идея. Тем более после того сражения с невидимыми призраками, которое она устроила в подземелье. Еще тогда он хотел сразу же увести ее оттуда, отменив встречу с пражанами, но появился Франтишек и уйти незамеченными не удалось. Как выяснилось, их уже ждали. Точнее, не их - его. Вот почему он за полтора века после тех событий ни разу не посещал Прагу. Хотел, чтобы о нем забыли. Но его происхождение не давало ему на это никакого шанса. Как воспримет это Жанна, когда все узнает? Разозлится, что скрывал от нее? Решит, что он ей не доверяет? Поймет ли, что он бежал от этого всю жизнь, стараясь забыть? Или станет умолять принять предложение Адама и Франтишека? Ведь именно ради этого Франтишек подал Адаму идею задержать Жанну. Если нельзя воздействовать на него прямо, они постараются докопаться до него через Жанну.
   Лифт заурчал, возвращаясь назад. Вацлав растерянно оглядел стенки шахты, но не обнаружил кнопки вызова. Наверняка, она тоже была надежно замаскирована. Желание вернуться за Жанной вспыхнуло еще острее. Не надо ее было там оставлять, ох, не надо. Но только что он мог поделать, когда она сама решила остаться с пражскими вампирами? Не мог же он взять ее в охапку и силой выволочь оттуда! Хотя, что скрывать, хотелось. Теперь же остается надеяться, что призраки ее одолевать не будут, а в остальном вампиры не посмеют причинить ей вреда.
   Возвращаясь из Градчан, Вацлав не стал брать такси. Путь отсюда до отеля был неблизким, но ему было некуда и не к кому торопиться. Хотелось пройтись пешком по давно знакомым улицам. Он не был в Праге долгих сто шестьдесят лет, с тех пор, как умерла Эвелина. Город изменился до неузнаваемости. Старинные дома обросли современными вывесками и неоновыми огнями. Всюду, куда ни глянь, на потемневших от времени фасадах цветные заплатки вывесок: обмен валют, банки, рестораны, пиццерии, Интернет. Между зданиями протянулись телефонные провода и сетевые кабели, а вдоль дорог - дорожные знаки. По вековой брусчатке там, где раньше цокали подковы лошадей, теперь проложены трамвайные рельсы и пешеходные зебры. Вдоль обочин, где раньше ожидали пассажиров извозчики, ныне выстроились десятки машин, а на углах улиц стоят рекламные постеры.
   Он с трудом отыскал дом отца. Дважды прошел туда-обратно, прежде чем понял, что неосвещенное аварийное здание, затянутое зеленой сеткой, - его родовое гнездо. Смотреть на то, как некогда богатый и процветающий дом, принадлежащий градоначальнику, обветшал и обвалился, было больно. В этом была и его вина. После его отъезда из Праги отец прожил шесть лет. Он передал бразды правления следующему градоначальнику и медленно угас - одинокий, потерявший смысл жизни, не имеющий наследников и внуков. Вместе со смертью хозяина, вероятно, стал разрушаться и дом, в котором выросло не одно поколение их семьи. Теперь, если повезет, здание восстановят и продадут какому-нибудь банку или ресторану. А может быть, просто снесут, чтобы расчистить место под новый дом в готическом стиле, который впишется в исторический облик Праги. И дом, хранивший историю их семьи, навсегда исчезнет с карты города. Темные провалы окон, лишенные стекол, казалось, смотрели на него с укором. Отвернувшись, Вацлав быстро зашагал прочь.
   Дойдя до пивной "У святого Томаша", он замедлил шаг. Воспоминания загульной, хмельной юности пронеслись перед глазами, как кадры современного видеоклипа. Пиво рекой, пирушки до утра, веселые товарищи, доступные женщины... Как давно это было, в другой жизни. До того, как он встретил Эвелину, до того, как он стал вампиром. Из пивной вывалилась толпа молодежи, и на улице тут же сделалось шумно. Парни обсуждали, где продолжить веселье, и, глядя на их юные веселые лица, Вацлав вдруг ощутил все свои сто девяносто лет. Когда-то он был таким же, как они, но то время ушло без возврата. Посовещавшись, компания двинулась в сторону Карлова моста, собираясь продолжить веселье в одном из ночных клубов Старого города. Вацлав же не стал торопиться в центр, направившись к Мала Страна. Ноги сами повели его по знакомому маршруту. Главное - не смотреть по сторонам, иначе запутаешься в незнакомых вывесках и преобразившихся после реставрации домах. Просто идти. Идти, пока ноги не выведут к памятным местам.
   Через четверть часа Вацлав свернул в тихий переулок, куда не заходили туристы и куда не долетали гул машин и шум голосов. Казалось, время здесь остановилось, и из 21 века с его неоновыми вывесками и вереницей припаркованных машин он угодил прямиком в 19-й, где все так же тускло горели уличные фонари и казалось, что вот-вот донесется стук копыт и из-за поворота вот-вот появится извозчик. Именно здесь он впервые встретил Эвелину.
   Вацлав помнил тот день, как сейчас. Он возвращался домой с другого берега. Накануне вечером он сильно проигрался в карты, потом друзья затащили его в пивную "У Флеку", где он просадил последние деньги. Пирушка затянулась до самого утра, а на извозчика уже не осталось денег. Пришлось проделать немалый путь пешком. Город уже просыпался, прохожие спешили по своим делам, а Вацлав отчаянно боролся с дремотой и похмельем, мечтая скорее очутиться в своей постели и проспать до самого вечера. Вдруг из переулка до него донесся исступленный собачий лай и гневный женский крик, и его сон как рукой сняло. Расстояние до переулка он одолел в несколько прыжков и увидел ее. Хрупкая, юная, беззащитная, она стояла, окруженная сворой бродячих псов, и отмахивалась от них. Ее светлые волосы, заплетенные в косы и уложенные вокруг головы, в блеске рассветного солнца казались золотым нимбом. Голубые глаза, устремившие к нему с надеждой, были прохладными озерами, в которые он нырнул с головой, прощаясь с похмельем. А ее губы... К этим губам хотелось припасть, как к лесному роднику, чтобы утолить жажду, иссушившую его после ночной попойки. Но этот поцелуй еще нужно заслужить. И сделать это будет ох как непросто. Такие девушки, как она, не вешаются на шею первому встречному. Они дарят поцелуи только одному, единственному... Он разогнал псов, и она благодарно улыбнулась ему в ответ. И от этой улыбки он снова захмелел, да так, как не хмелел никогда в жизни. Даже после того, как на спор с приятелем осушил небольшой бочонок с пивом. Она что-то сказала, но он не расслышал - только увидел, как шевельнулись ее губы. А потом в ее руках, которые она держала сложенными на груди, что-то шелохнулось, и на Вацлава взглянули два испуганных желтых глаза на белой пушистой мордочке.
   - Котенок, - терпеливо повторила девушка, - видите? - И раскрыла ладони, показывая крохотного найденыша. Однако тот вцепился ей в руку и испуганно запищал, словно боялся, что его оставят и придется снова остаться одному в большом незнакомом городе, полном злых собак. - Не бойся, малыш, - успокаивающе прошептала девушка и прижала котенка к груди. - Я тебя не брошу.
   Словно поняв ее слова, котенок громко заурчал. Девушка солнечно улыбнулась, глядя на найденыша, и Вацлава окончательно накрыло влюбленностью. Сил хватило только на то, чтобы вызваться ее проводить. Девушка с радостью приняла его предложение. По дороге он узнал, что ее зовут Эвелина, что она англичанка и работает швеей у известного в городе портного, в лавку которого и направляется ни свет ни заря.
   Все это Вацлаву было уже совершенно не важно. Он узнал главное. Его невесту зовут Эвелина.
   - Ты с ума сошел, Венцеслав! Она тебе не пара! Какая-то бедная англичанка! - негодовал отец, когда он заявил ему о своем намерении.
   Отца можно было понять: для единственного сына городского главы нельзя было представить более неподходящей партии. Девушки из лучших семей Праги были бы рады стать женой Вацлава. Но ему был не нужен никто, кроме Эви - сироты без роду и племени.
   Не сразу, но отец смирился. Во многом все решило его знакомство с Эвелиной, когда будущая невестка очаровала его своей добротой и кротким нравом. Кроме того, отец, уже смирившийся с загулами своего непутевого сына, не мог не видеть, что знакомство с Эвелиной изменило Вацлава, и его сын отказался от дурной компании и пьяных застолий ради прогулок со своей невестой.
   После свадьбы молодые переехали в отдельный дом в Старом городе, а первой через порог переступила пушистая белая кошка Снежинка - та самая, с которой началось их знакомство.
   Полгода семейной жизни пролетели как чудесный сон. Вацлав никак не мог напиться поцелуями Эвелины, надышаться ее дыханием и запахом ее кожи и волос, насладиться прикосновениями ее рук. Он позабыл лица старых приятелей, с которыми прежде проводил каждый вечер. Что они ему, если у него есть Эви? Он утратил интерес к азартным играм и пирушкам. Вечер, проведенный с женой, - вот истинное наслаждение.
   Он не брал в рот ни капли спиртного. Оказалось, любовь пьянит сильнее самых крепких вин. Эвелина не держала его рядом с собой и даже сама предлагала ему навестить приятелей. Если бы только она знала, что это за приятели и чем они занимались, собираясь вместе! Эвелина была ангелом, посланным ему во спасение от разврата. Вацлав знал: если он однажды сорвется и исчезнет на всю ночь, чтобы под утро вернуться пьяным, как скотина, Эвелина не выскажет упрека. Она заботливо уложит его в постель и просидит рядом, прислушиваясь к его дыханию. Вот только он сам не сможет себе простить, что его жена увидит его таким. Да и не стоит пьяный угар попойки того, чтобы разрушить ту волшебную сказку, в которой они живут вместе с Эвелиной.
   Тогда он думал, что избавился от всех пороков, и даже не подозревал, что на свете есть жажда более мучительная, чем страсть к алкоголю. Жажда человеческой крови...
  
   Погрузившись в воспоминания, Вацлав и не заметил, как оказался у моста через Влтаву. На другом берегу сияло огнями грандиозное здание, тянувшееся вдоль набережной и казавшееся золотым в ночном освещении. Вацлав в растерянности оглянулся, не понимая, куда забрел. Кажется, он на мосту Легионов, вот только этого роскошного дворца он не припомнит. Ну, конечно! Это же Национальный театр. Он был построен спустя четверть века после того, как Вацлав покинул Прагу. Прежде он видел театр только на фото, и вот теперь мог оценить всю грандиозность сооружения и признал, что его не зря называют одной из жемчужин Праги.
   Вацлав постоял на мосту, посмотрел на темные воды Влтавы, в которых отражались золотые огни театра. Нахмурился, вспомнив про одного утопленника, которого прибило к берегам Старого города. Это был молодой дворянин, проигравший ему значительную сумму денег в карты. Парню было всего двадцать. Вацлав тогда был немногим старше. Для него выигрыш ничего не значил - он спустил его за одну ночь. Для его соперника проигрыш стал роковым. От этого греха Вацлаву никогда не отмыться. Будучи вампиром, он убивал многих, но то были преступники и убийцы. Тогда же погиб невинный, к тому же бывший единственным сыном у родителей.
   Поежившись на пронизывающем ветру, Вацлав поднял воротник куртки и торопливо миновал мост. Некстати вспомнилось старинное поверье: вроде бы вампиры боятся текущей воды, поэтому не могут переправиться на другой берег. Какие глупости! Но людям нужны свои мифы. На свете живется спокойнее, если веришь в то, что монстра можно обратить вспять святым распятием, уничтожить святой водой и сбежать от него, перебравшись через реку.
   На углу Национального театра он задержался всего на минуту. Оценить грандиозность сооружения он смог еще на том берегу, но здание было ему чужим. Это был символ новой Праги, той, которая строилась уже без него. Ему же были куда милей узкие улочки Старого города, на которых прошла его молодость, где он провел счастливых полгода с Эвелиной и где состоялась роковая встреча, изменившая всю его жизнь.
  
   Это случилось накануне именин Эвелины. Вацлав полдня провел, обходя торговые лавки Старого города в поисках подарка для жены. Все лучшие товары, которые ему показывали торговцы, казались ему не достойными его любимой. Он вышел от очередного ювелира и увидел, что на Прагу уже опустились сумерки. Узкие шпили башен тонули в темноте, и ночь торопилась навесить на них ожерелья из звезд. Улица была темна, и только робкие огоньки свеч озаряли окна жилых домов. Вацлав с беспокойством подумал, что Эвелина так же зажгла свечу и ждет его у окна, тревожась о нем. За дверью, в торговой лавке, завозился хозяин. Вацлав слышал, как тот убирает товары и запирает витрины на замок, тихонько ворча на привередливого покупателя. Вацлав замешкался. Золотой гарнитур с сапфирами из ожерелья и серег, который показывал ему ювелир, был довольно хорош. Дорогие камни, в которых он знал толк, искусная работа, изящная огранка. Вот только цвет сапфиров - насыщенно-синий, как июльские сумерки, был слишком ярким. К тому же он напоминал о прощальном подарке его прежней любовнице, темпераментной и страстной актрисе Ружене из Сословного театра. Сапфировое ожерелье, которое он ей преподнес, подчеркнуло ее броскую красоту и васильковый цвет глаз. Ружена была в восторге и не очень-то расстроилась, услышав о том, что Вацлав женится и больше не появится в театре. Для жены же он хотел найти драгоценности из голубых топазов - прозрачных и чистых, как небо, неброских, но нежных, оттенка цветов эдельвейса, как глаза любимой. Вот только все его поиски не увенчались успехом. Уже поздно, торговцы закрывают лавки. И если он не вернется к ювелиру за сапфировым гарнитуром, то придется возвращаться домой с пустыми руками. Вацлав уже сделал шаг назад, собираясь войти в лавку, как вдруг его окликнул вкрадчивый мужской голос.
   - Ищете драгоценности? Мой друг на днях открыл ювелирную лавку.
   Говорящий был хорошо одетым брюнетом средних лет с аристократичным лицом и светскими манерами.
   - Уверяю, когда о нем узнают, он станет одним из самых знаменитых ювелиров в Праге, - продолжил незнакомец. - У приятеля настоящий талант. Сегодня он показал мне ожерелье из топазов, которое только что закончил. Это самое великолепное изделие, которое мне когда-либо доводилось видеть! Сама французская королева была бы счастлива его носить.
   - Вы сказали, из топазов? - в волнении воскликнул Вацлав, не веря своей удаче. - Могу ли я взглянуть на него сегодня?
   Мужчина замешкался, красноречиво взглянув на темнеющее небо. За спиной Вацлава из лавки вышел торговец, загрохотал ключами. Заметив недавнего покупателя, окликнул:
   - Господин, вы не надумали? О цене договоримся, я хорошо уступлю.
   Вацлав в сомнениях обернулся. Неизвестно еще, что там за топазы, может, стоит все-таки купить сапфиры? Иначе торговец уйдет, и Эвелина останется без подарка.
   - Хорошо, - донесся до него голос незнакомца. - Идемте. Я провожу вас.
   Не раздумывая ни мгновения, Вацлав зашагал за ним. Ювелир за его спиной недовольно заворчал и загремел замком, запирая лавку.
   - Надумаете - приходите, - донеслось вслед Вацлаву. - Я здесь с самого рассвета.
   Незнакомец свернул в переулок, и Вацлав ускорил шаг, чтобы не потерять его из виду. Маршрут, по которому его вел мужчина, был ему незнаком и шел по безлюдным улочкам вдоль неосвещенных домов. Казалось, весь квартал вокруг словно вымер. Это было удивительно для Вацлава, который знал ночную Прагу по шумному центру, в котором с наступлением темноты жизнь только начиналась. Наконец незнакомец остановился у двери дома, на стене которого не было ни единой вывески, зазывавшей народ в ювелирную мастерскую. Но удивляться было некогда: на стук дверь открылась, и Вацлав шагнул следом за мужчиной.
   Тут же его обступили пятеро крепких молодчиков, оттеснив от двери и не дав возможности сбежать. Вацлав мысленно выругался. Как он мог совсем утратить бдительность и угодить в такую ловушку? Польстившись на топазовое ожерелье, он забыл об элементарной осторожности. Мужчина, который привел его сюда, простой наводчик. Он увидел, как хорошо одетый покупатель выходит из ювелирной лавки с пустыми руками и смекнул, что у него с собой деньги. А дальше только оставалось заманить его в безлюдное место и обобрать до нитки. Как бандит только так угадал с топазовым ожерельем? Словно мысли его прочитал! Не скажи он про топазы, Вацлав бы ни за что не пошел за ним.
   - Ты превосходно справился, Франтишек, - похвалил того, кто привел сюда Вацлава, молодой мужчина с французским акцентом, очевидно, бывший здесь главарем.
   Вацлав оглядел нападавших и с удивлением отметил, что те непохожи на обычных головорезов. Мужчины были дорого одеты, их костюмы были явно сшиты у хорошего портного, а не сняты с чужого плеча. Их лица с утонченными чертами выдавали в них аристократию. Простолюдинов среди них не было. Но в то же время ни один из них не был ему знаком, а их опасно блестевшие глаза и решимо сжатые рты не оставляли шансов на мирное разрешение ситуации.
   - Что вам нужно? - Вацлав скривил рот. - Деньги?
   - Деньги? - Главный громко рассмеялся, как будто бы услышал один из тех скабрезных анекдотов, которые Вацлав прежде был мастак рассказывать.
   Вацлав похолодел при мысли о том, что это могут быть кто-то из тех, кого он еще до свадьбы обыграл за карточным столом. И хотя долгов за ним не водилось, недовольных проигрышем нашлось бы немало. Что, если теперь с ним решили поквитаться? Только почему так долго выжидали?
   - Я больше не играю, - предупредил он. - Я завязал.
   - Молодец, - издевательски кивнул главный, - это верное решение.
   И кивнул двум парням, которые стояли по бокам от Вацлава:
   - Держите его.
   - Какого черта! - Вацлав собирался смести двух парней, которые не выглядели физически крепкими. Уж он-то на своем веку в стольких драках побывал, что с парочкой юнцов как-нибудь справится и не даст выкручивать себе руки. Однако противники показали невиданную силу и скрутили Вацлава так, что он пошевельнуться не мог. На юных безбородых лицах яростью сверкнули глаза прожженных бандитов, побывавших в сотнях передряг. Вацлав потрясенно замер. Такие глаза он видел только у старых морских волков и отпетых картежников. Все они были старше его отца и были испорченными седыми стариками, в затылок которым уже дышала смерть.
   Тем временем в руках главного появился аптечный пузырек из мутного бесцветного стекла и стилет, об остроте которого Вацлаву не пришлось долго гадать. Потому что главный взрезал себе указательный палец, даже не поморщившись, и выжал несколько капель крови из ранки в пузырек. Затем он передал пузырек и стилет Франтишеку. Все повторилось.
   Вацлав, которого удерживали двое худощавых парней со стальной хваткой тяжеловесов, в оцепенении наблюдал, как каждый из пятерых мужчин, присутствовавших в комнате, пускал себе кровь и сцеживал пару капель. Пузырек наполнялся рубиновым содержимым. Последними свою кровь добавили юнцы, сдерживающие его. Франтишек сам уколол их стилетом и подставил пузырек к ранке. Затем он передал пузырек главному. Тот запечатал его пробкой и взбултыхал так, что кровь пятерых смешалась. Лицо мужчины тронула довольная улыбка, а Вацлава сковало страхом от догадки. Он попал в руки сатанистов, исповедующих культ дьявола. Как назло, он не мог вспомнить ни одной католической молитвы. Это расплата за его грехи. После свадьбы он ходил на церковные службы с Эвелиной, но вместо того, чтобы слушать священника, он любовался профилем жены, шепчущей слова молитв. Эвелина в такие минуты была похожа на ангела.
   Главный тем временем склонился над столом с горящей свечой, разглядел кровь на свет и расхохотался. После чего в одно мгновение подскочил к Вацлаву, вывернул его ладонь, полоснул лезвием наискосок, проводя ровную красную линию через всю ладонь, а затем опрокинул пузырек, так что кровь из него смешалась с кровью Вацлава. Звякнуло, разбившись об пол, стекло. Это главный бросил ненужную больше склянку под ноги. А потом он прижал свою ладонь к ладони Вацлава, крепко сплетя пальцы. Его глаза блеснули безумием, голос захлебнулся ликованием.
   - Ты теперь наш кровный брат!
  
   Стоя спустя сто шестьдесят с лишним лет на месте у того дома, Вацлав как будто наяву услышал слова вампира, который был уже мертв. Ладонь заныла от давно зажившего пореза. Он невольно развернул ладонь. От длинной царапины остался лишь короткий едва заметный шрам, рассекающий его линию жизни надвое. Загульная молодость и семейное счастье с Эвелиной внизу ладони и вечность вампирского существования вверху. Вечность, в которой он сперва совершил много ошибок, а потом долгие годы замаливал свои грехи. Вечность, которая обрела смысл только с появлением Жанны.
   "Как она там?" - заныло сердце. Франтишек не причинит ей вреда, не посмеет. У него не будет возможности остаться с ней наедине. Другие старейшины тоже заинтересовались новенькой, о которой столько слышали. Вацлав заберет ее, как только наступят новые сумерки. И расскажет ей все. Как пришел на новогоднюю вечеринку в Москве, желая с ней объясниться. Как переживал, что свалившееся на нее наследство встало между ними. Как с ума сходил, когда она была под обвинением. Как ненавидел себя за ментальный допрос. Как готов был умереть за нее тогда, когда загородил ее от Громова и получил инъекцию. Как прежде, чем потерять сознание, слышал ее признание и не понял - правда это или бред. Как не понимал ее отстраненности на следующий день. Как некогда было разбираться в их отношениях - надо было спасать ее от "вышки" и бросить все силы на поиски убийцы. Как когда все закончилось и обвинения с нее были сняты, он собирался пригласить ее на свидание. Он уже договорился об аренде Эйфелевой башни на всю ночь, когда к нему подошел Аристарх. Горячо поблагодарив его за помощь и спасение Жанны, Аристарх внезапно попросил забыть о ней, оставить в покое, не создавать ей проблем. "Рядом с тобой она всегда будет в опасности. Пойми, она самое дорогое, что у меня есть в этой жизни. Ей нужен такой парень, как Глеб. Не ты". И Вацлав поддался и не позвал ее на свидание. Но в аэропорту сама судьба свела их вместе, отправив в это неожиданное путешествие в город его детства. Быть все время рядом, жить в одном номере - и все время сдерживать себя, когда больше всего на свете хочется сгрести ее в охапку, целовать, обнимать, освободить от одежды, касаться ее кожи, ловить губами ее стоны. Да большей нелепицы и представить нельзя! Сегодня ночью он едва удержался, чтобы не наброситься на Жанну в номере для молодоженов. Казалось, сама Прага толкает их в объятия друг друга. Ну не символично ли, что из всех номеров отеля им достались апартаменты для новобрачных? Его удержало только то, что он боялся ее напугать вспышкой своей страсти. Жанна сама должна сделать выбор. Он сделает первый шаг - а она решит, быть тому или нет. К черту Аристарха - это их жизнь, и им решать, не ему! К черту Глеба - он давно мертв, и никто не стоит между ним и Жанной.
   Разве это простое совпадение, что они оказались вдвоем именно в городе его молодости? Долгие годы он бежал от своего прошлого, а теперь настало время взглянуть в лицо своим страхам, поставить точку и начать новую главу своей жизни.
   Сколько всего ему предстоит поведать Жанне. Слишком много слов понадобится - не хватит целой ночи. Он расскажет ей все - одним своим поцелуем. Это будет его признание, его вопрос, его мольба. И если она откажет, если отвернется, все остальные слова будут уже не важны...
   Следующей остановкой было трехэтажное здание, стоявшее на перекрестке улиц.
   Сейчас фасад отреставрировали, на крыше переливалось неоновым светом название дорогого отеля, а у входа стоял швейцар, открывая дверь припозднившимся постояльцам. Раньше здесь тайно собирались вампиры, и чтобы попасть внутрь, нужно было предъявить особый медальон, выдающий принадлежность к кровному братству.
   Вацлав быстро привык к своей новой жизни, которая началась с росчерка стилета на его ладони и с нового имени, которое ему дали братья. Они звали его Венцеславом на латинский манер. Окунувшись в новый неведомый для него мир, он понял, как ему не хватало мужской компании и новых впечатлений в его семейной жизни. Франтишек стал его проводником в этом мире, и вскоре Вацлав уже считал его лучшим другом. По ночам, когда Эвелина засыпала, Вацлав и Франтишек выходили на охоту, выслеживая поздних прохожих. А затем, насытившись, отправлялись к месту сбора вампиров.
   Среди пражских вампиров давно зрел раскол. Консервативно настроенные вампиры, жившие на свете уже многие годы, выступали за тайный образ жизни и приводили в пример свой собственный опыт. Молодые вампиры, среди которых были Франтишек и Адам, участвовавшие в посвящении Вацлава, ратовали за то, чтобы перестать скрываться и открыто захватить власть над людьми. Сначала в Чехии, потом во всем мире. В их безумном на первый взгляд плане была существенная доля истины. Многие из вампиров по всему миру занимали важные посты во власти и были аристократами, владевшими землей и крестьянами. Если бы после вампирского переворота народ вздумал взбунтоваться, им бы пришлось убить почти всю правящую верхушку и страна бы погрузилась в хаос. Среди наделенных высоким положением вампиров были любимцы народа, которые могли повлиять на толпу, убедив их в том, что правление вампиров - не зло, а благо. Следующим шагом, который собирались предпринять заговорщики, было обратить в вампиров народных героев, влиятельных простолюдинов, к которым прислушается толпа. А чтобы перетянуть на свою сторону остальных вампиров, настороженно относящихся к их затее, молодым заговорщикам и понадобился Вацлав, в жилах которого текла кровь Последнего Лорда. Франтишек не один год жизни потратил на то, чтобы разыскать потомков внебрачного сына легендарного правителя вампиров. Он объездил Румынию, Венгрию, Болгарию и Трансильванию, чтобы затейница-судьба привела его в родную Прагу к дому городского главы. Сначала Франтишек решил, что ему несказанно повезло: городской глава оказался прямым потомком лорда! Однако выяснилось, что почтенный правитель не имеет отношения к Последнему Лорду. Наследниками по крови были его жена, умершая несколько лет тому назад, и молодой сын - в прошлом непутевый гуляка, ныне примерный семьянин.
   Желания самого Вацлава вступить в ряды вампиров, естественно, никто не спрашивал. Обратного пути не было, и Вацлав окунулся в новую жизнь. Франтишек был очень убедителен. Он говорил, что вампиры - это элита, куда принимают только лучших представителей. Аристократов, людей искусства, политиков, ученых. Кому как не элите править миром? И почему обладая обширными знаниями и особенной силой, они вынуждены скрывать свое существование? Люди покорятся им. Надо только тщательно подготовить их к пришествию вампиров. Заручиться поддержкой влиятельных вампиров, объединить все братство в достижении высшей цели. Создать какую-то опасность, серьезно угрожающую людям, а затем отвести ее, выступив спасителями человечества. Несколько ученых-вампиров, вдохновленные идеей Франтишека, уже не один год корпели в лаборатории, изобретая смертельный вирус, единственным лекарством от которого будет кровь вампира. Военные выступали за то, чтобы развязать короткую войну, остановить которую смогут только вампиры. И в том, и в другом случае людям не останется ничего другого, как признать власть своих спасителей.
   Вацлав теперь часто пропадал на совещаниях и тайных собраниях. Они с Франтишеком могли ночь напролет обсуждать грядущие перемены. Он приобретал все больше влияния среди вампиров, к нему прислушивались, ему доверяли, за ним были готовы идти за ним. С помощью интриг и союзников ему удалось без особых потерь сместить Томаша, старого консерватора, стоявшего у власти пражского общества вампиром. Вампиры признали власть Вацлава, и он обосновался в подземной резиденции правителей вампиров, занимаясь подготовкой к мировому перевороту, в результате которого вампиры должны были выйти из тени и зажить бок о бок с людьми.
   Дни он проводил дома, был вялым и слабым, скрывался от лучей солнца за плотными шторами, ссылаясь на недомогание. Выходил на прогулку с Эвелиной только в пасмурные дни. И, каждый миг находясь рядом с ней, обнимая ее, целуя, лаская, терзался жаждой. Кровь жены стала его навязчивой идеей, его самым страстным желанием. И только любовь, которую он к ней испытывал, удерживала его от рокового шага.
  
   ИЗМЕНЕНО 19.04.2010
  
   В одну из ночей, свободных от тайных заседаний заговорщиков, они с Франтишеком отправились на охоту. Вацлав дождался, пока дыхание заснувшей Эвелины станет ровным, и неслышно покинул постель. Эвелина не шелохнулась. Только в углу спальни прожгли темноту два желтых огонька - это кошка Снежинка настороженно следила за хозяином, отлучки которого для нее не были секретом. Так же как и те изменения, которые с ним произошли. С той ночи, как Вацлав вернулся от лже-ювелира, Снежинка, прежде всегда спавшая, свернувшись в клубок, в ногах Эвелины, больше ни разу не запрыгнула на постель. Кошка облюбовала себе место на кресле в углу комнаты, и даже когда Эвелина брала ее на руки и садилась на постель, кошка нервничала и торопилась оказаться как можно дальше от Вацлава, облокотившегося о подушку и жадным взглядом наблюдавшего за женой.
   Франтишек все чаще заводил разговор о том, что Эвелину надо обратить, так будет лучше для обоих супругов. И если поначалу Вацлав с негодованием отвергал эту идею, потом уже был склонен с ней согласиться. Но решиться осуществить задуманное никак не мог. Каждый вечер, глядя, как Эвелина возносит молитву богу за прожитый день, Вацлав чувствовал себя последней скотиной и все чаще думал о том, что больше не имеет права находиться рядом с Эви, и сходил с ума при мысли о том, чтобы оставить ее по собственной воле, дав ей право прожить человеческую жизнь без него.
   Та ночь ничем не отличалась от множества других. Франтишек с Вацлавом брели по темным извилистым улочкам Старого города, выбирая жертву, и у Вацлава внутри медленно, но неотвратимо просыпалась жажда. Показались впереди двое гуляк, едва державшихся на ногах. Даже на расстоянии чувствовалось, как от них разит пивом и несвежим телом. Вацлав с Франтишеком брезгливо обошли их. Мелькнул впереди пленительный девичий силуэт, и вампиры невольно ускорили шаг. Но это оказалась всего лишь дешевая шлюха с некрасивым одутловатым лицом и с синяком под глазом, который не скрывал даже густой слой белил. И Вацлав с Франтишеком торопливо свернули в другой переулок, скрываясь от развязных приставаний дурнушки. Наконец им повезло. Они услышали торопливый стук деревянных башмаков, а потом из-за угла показалась девушка лет двадцати в простом платье, которая несла в руках корзину с каким-то тряпьем. Заметив их, она в испуге замедлила шаг, но потом вздернула подбородок и бесстрашно продолжила свой путь, направляясь прямо к ним. Вацлав отметил, что корзину она прижала к себе, словно опасаясь, что им придет в голову ее отобрать.
   - Милая девушка, - шагнул к ней Франтишек, - позвольте, мы проводим вас до дома. Находиться в столь поздний час на улице небезопасно.
   - А я ничего не боюсь! - звонко ответила она, хотя ее срывающийся голос говорил об обратном.
   А потом Франтишек сделал одно неуловимое движение, наклонившись к ее шее, и рука девушки белым крылом взметнулась вверх, роняя острые спицы, которые она приготовила для обороны. Упала из ослабевшей руки корзина, рассыпая на мостовую клубки пряжи и кружева. Воротник ее белой рубашки окрасился алым, цепочка красных капель упала на платье, и девушка безвольно обвисла в хищной хватке Франтишека. Влекомый жаждой, Вацлав подался вперед, и погрузил зубы в белую шею девушки с другой стороны, как делал это уже не раз с другими. Он сделал всего пару глотков, когда позади него раздался истошный крик. Голос, такой родной, такой любимый, звал его по имени:
   - Вацек! Что ты делаешь? Вацек! Да что же ты...
   Он медленно обернулся, чувствуя, как горячей струйкой стекает с губ чужая кровь, и отчетливо понимая, каким чудовищем он выглядит в глазах Эвелины. Бледная, наспех одетая, запыхавшаяся, она стояла в нескольких шагах от него, и ее голубые глаза стремительно наполнялись страхом и отвращением. Наверное, если бы ему в самое сердце вонзили осиновый кол, ему было бы не так невыносимо больно, как смотреть в глаза Эвелины, в душе которой поднималось омерзение к нему. А еще трудней было сдерживать жажду, которая, получив лишь глоток желанного, теперь требовала продолжения, застилала глаза красным туманом, пульсировала в висках бешеным желанием, требуя крови. Крови Эвелины. Такой любимой, такой желанной, такой...
   Он сделал шаг к ней, но она торопливо отскочила назад.
   - Не подходи ко мне, - срывающимся голосом пробормотала она и, нащупав на шее крестик, который никогда не снимала, выставила его для защиты. - Я сейчас закричу!
   За спиной Вацлава послышался тихий стон и падение тела, это Франтишек, утолив жажду, бросил девушку, как пустую бутылку. А потом мимо промчался вихрь. И вот уже Франтишек отрезал Эвелине путь, не давая скрыться.
   - Чего ты ждешь? - крикнул он Вацлаву. - Она не оставила нам выхода. Ты должен сделать ее одной из нас.
   - Такой как вы? - Эвелина содрогнулась от омерзения. - Лучше умереть!
   - Быстрее, пока здесь никто не появился! - Франтишек с беспокойством оглядел кусочек дороги между закрытыми на ночь торговыми лавками. Сюда выходило два переулка, и с каждой стороны могли показаться поздние прохожие или ночной патруль.
   Франтишек с силой толкнул Эвелину в спину, и Вацлав в тот же миг метнулся к ней, удерживая ее от падения. Эвелина замерла в его объятиях, словно птичка, попавшая в силки, и медленно подняла глаза, в которых закипали слезы. Запах ее крови сочился сквозь кожу, как духи из опрокинутого стеклянного флакона, совершенно сводя Вацлава с ума.
   - Пожалуйста, Вацек, - прошептала Эвелина, - если ты меня любишь, то лучше убей.
   Порывисто кивнув, Вацлав прижал ее белокурую голову к своему бешено колотящемуся сердцу. А потом резко наклонился и погрузил зубы в белую шею, разрывая звенья золотой цепочки и пробуя на вкус кровь, запах которой снился ему ночами. Что-то тихо звякнуло. Это упал под ноги крестик Эвелины.
  
   Вацлав вскочил на постели, нащупал рукой плечо жены. За окном властвовала черная, беззвездная ночь. Это был просто ночной кошмар. Такой, какие уже снились ему не раз. В этих кошмарах Эвелина застигала его у тела жертвы, и ему приходилось укусить ее и напоить своей кровью, чтобы сохранить свою тайну. И каждый раз, просыпаясь, он шептал благословение богу, на разговоры с которым больше не имел никакого права, благодаря за то, что это был только страшный сон.
   Эвелина беспокойно шевельнулась, он успокаивающе провел рукой по ее спутанным волосам и окаменел, увидев тонкую темную прядку, прилипшую к шее. Коснувшись ее пальцами, Вацлав снова провалился в кошмар. Но на этот раз у него не было никаких шансов проснуться. Белая прядь волос была красной от запекшейся на крови, а на шее Эвелины остались отпечатки его зубов... Вот только он совершенно не помнил, как и когда поил ее своей кровью, и, осмотрев свои руки и не найдя и следа от ран, Вацлав чуть не завыл, вспомнив еще один эпизод ожившего кошмара. Он не поил Эвелину своей кровью, он словно обезумевший прижимал потерявшую сознание жену к себе и никак не мог решиться, помня ее слова: "Лучше убей". И тогда Франтишек вскрыл себе вену на запястье, и влил в губы Эвелины свою кровь, соединяя себя и ее кровавыми узами.
   Если бы Вацлав тогда только мог предположить, какое влияние на слабого новичка может оказать кровь вампира, склонного к насилию и жестокости. Если бы только знал, как сильно изменится Эвелина под влиянием крови Франтишека... Тогда среди вампиров уже начинали ходить слухи о том, что новообращенный вместе с кровью своего донора получает часть его характера. Жестокий вампир плодит жестоких обращенцев. Франтишек был из их числа. Он не испытывал угрызений совести, оставляя после себя труп. Вот и та девушка, с которой их вместе застала Эвелина, наверняка мертва. Если бы Эви не появилась в тот миг, Вацлав бы успел остановить Франтишека, как останавливал уже не раз. Насыщение, необходимое для поддержания существования вампира, не требовало много крови, но Франтишеку всегда было мало. Если бы тогда Вацлав сам обратил Эвелину, ее последующего безумия можно было бы избежать... Спустя сто шестьдесят лет, Жанна, инициированная французом, могла повторить такую же судьбу, но у хрупкой и легкомысленной на вид девушки оказался сильный характер, который помог ей сохранить свое я, несмотря на внезапные вспышки гнева - влияние крови Жана. Эвелина же была слабой и подвластной чужому влиянию, и кровь Франтишека уподобила ее ему.
   Проснувшись после той роковой ночи, Эвелина проплакала целые сутки. Она металась по запертой спальне, словно раненый зверь, называла Вацлава предателем и чудовищем, обещала покончить с собой, выйдя на полуденный свет, сокрушалась о судьбе вчерашней девушки и все допытывалась, был ли у той шанс выжить. А еще она проговорилась, что вышла из дома не просто так. Накануне Франтишек, оставшись с ней наедине, намекнул, что у Вацлава есть тайная жизнь, ради которой он по ночам покидает дом. И Эвелина, едва дождавшись следующей ночи и притворившись спящей, убедилась в справедливости слов Франтишека. Когда Вацлав вышел из спальни, она торопливо оделась и отправилась следом...
   Вацлав был оглушен предательством того, кого он считал лучшим другом. Но разбираться с Франтишеком не было времени. На следующую ночь Эвелину накрыла жажда, и она сделалась совсем незнакомой. На мраморно-белом лице, потерявшем все краски жизни, горели неистовой жаждой черные зрачки глаз, вытеснившие жемчужно-голубую радужку. Губы Эвелины, обычно бледные-розовые, как лепестки шиповника, были ярко-алыми и выделялись, как капли крови на снегу. Он по привычке поднял руку, чтобы коснуться ее лица и впервые не почувствовал тепла. Как будто дотронулся до камня. Только голос жены был прежним, словно журчащий лесной родник:
   - Идем, я хочу прогуляться.
   Ночная прохлада отрезвляла. Они скользили по улицам спящей Праги, взявшись за руки, и теперь, казалось, уже ничто не сможет разлучить их. Вацлав взглянул на Эвелину, доверчиво прильнувшую к нему, и дыхание перехватило от нежности. Может, Франтишек прав? Друг беспокоился о нем, не раз заговаривал о том, что небезопасно оставлять Эвелину человеком. Рано или поздно или она о чем-то догадается и может поднять шум, или Вацлав может не сдержать жажды и тогда никогда не простит себе гибели любимой. Теперь можно не таиться, не мучиться из-за своей лжи, не переживать из-за будущего. Их будущее - вечность. Их любовь - вне времени. Сейчас он остро жалел только об одном. Надо было самому обратить Эвелину, скрепить любовную связь кровной, чтобы сделать их узы еще крепче и прочнее.
   Поддавшись порыву, Вацлав привлек жену к себе, легким поцелуем коснулся ее медовых уст, но в место меда губы испили полынной горечи. Эвелина ответила на поцелуй жадно, страстно, как неистовая куртизанка, ее поцелуй превратился в укус и к горечи полыни примешался металлический привкус крови. Вацлав со стоном отстранился, не узнавая свою нежную жену, а Эвелина вдруг насторожилась и обернулась в сторону переулка, из которого навстречу им вынырнул поздний гуляка, возвращавшийся из пивнушки. Вацлав с дрожью заметил, как по-звериному затрепетали ее ноздри, втягивая аромат живой крови, и стиснул ее за плечи, стремясь остановить. Но разве остановишь новообращенного вампира, снедаемого жаждой? Эвелина просто смела его с пути, так что Вацлав больно ударился о каменную кладку дома, и разрушительным смерчем устремилась к прохожему. Раздался сдавленный вскрик, а потом до слуха Вацлава донеслось жадное лакание, и невозможно было смириться с тем, что эти звериные звуки издает его нежная, изысканная жена.
   Он добрался до нее через минуту, но было уже поздно. Человек был мертв, а Эвелина, присосавшись к его шее, словно большая пиявка, продолжала свое кровавое пиршество.
   - Прекрати!
   Ему с трудом удалось оттащить беснующуюся жену от трупа.
   - Посмотри, что ты натворила! Он мертв!
   В глазах жены не отразилось ни тени сожаления. И Вацлав с содроганием понял, что это существо с лицом его жены - уже не та, кого он любил. Его Эвелина была чуткой, сострадательной и милосердной. Ее сердце разрывалось от жалости к бездомным собакам и голодным нищим. Она стремилась помочь всем - попрошайкам, раненым птицам, брошенным котятам, побитым псам. Будучи бедной белошвейкой, она могла сунуть нищему последний грош или разделить с ним булку хлеба, купленную на ужин. Став богатой пражанкой, она щедро раздавала деньги Вацлава. И, отправляясь за новым платьем, могла вернуться без обновки и с пустым кошельком. И у Вацлава не было сил ее укорять, когда она со слезами на глазах рассказывала о случайно встреченной ею прежней приятельнице-служанке, которая влачит жалкое существование, ждет ребенка от человека, который от нее отвернулся, и едва сводит концы с концами. Эвелина не могла поступить иначе, как отказаться от покупки платья, казавшегося ей излишеством, когда она еще прежних не сносила, и отдать приятельнице все деньги, которые Вацлав выделил жене на обновку. Она переживала чужое горе, как свое. В этом была вся его Эвелина. У той же, кто сейчас стояла перед Вацлавом с перепачканным в крови ртом, не возникло даже мысли о том, что человек, которого она убила, был чьим-то сыном, братом, мужем, отцом.
   Внезапно лицо Эвелины дрогнуло, и она рухнула на колени перед мертвецом. "Еще не все потеряно, - застучало сердце Вацлава. - Голод помутил ее разум, но она опомнится, покается, она станет прежней"...
   В следующий миг Эвелина припала к рваной ране на шее прохожего, жадно глотая кровь, а Вацлава замутило.
   - Идем! - Он с силой оттащил брыкающуюся жену от трупа. - Идем, пока нас никто не увидел!
   Инстинкт самосохранения возобладал над голодом, и Эвелина покорно скользнула следом.
   Когда они вернулись, никто их не встретил. Даже Снежинка, всегда ожидавшая возвращения хозяев на пороге, забилась в какой-то укромный угол. Зато Эвелина была весела и игрива, висла на шее у Вацлава и шептала ему скабрезности, которые он прежде слышал только от уличных шлюх. Вацлав с брезгливостью отстранил жену, ставшую чужой.
   - Приведи себя в порядок, у тебя все лицо в крови.
   Пока Эвелина поднялась наверх, он, обхватив голову руками, сидел у потухшего камина. Внутри разгоралась ненависть к себе и Франтишеку. Он не смог совладать с жаждой и поддался уговорам Франтишека. А ведь мог бы врезать приятелю, увести оттуда Эвелину и помочь ей скрыться из города, где отныне она представляла опасность для вампиров. Он медлил над телом Эвелины, не решаясь ее обратить. И позволил Франтишеку сделать это за него. "Иначе ты никогда не простишь себе ее смерти", - сказал Франтишек, вливая свою кровь в побелевшие губы Эвелины, и тем самым убил ее - кроткую, нежную, чистую, невинную. Та Эвелина, которая убила человека, а потом шептала Вацлаву пошлости, была порождением ада. Он любил ангела, а теперь в теле его жены поселился демон. И только он виноват в том, что с ней произошло. Когда-то Эвелина вытащила его из пропасти, в которую он скатывался. Теперь же он вверг ее в ад. Эвелина сделала его лучше, а он ее погубил.
   Он потерял счет времени, сидя вот так, оплакивая свою любовь, когда наверху вдруг раздался звон стекла и мучительный крик. Вацлав помчался на шум и еще в коридоре услышал, как из-за закрытой двери спальни доносятся сдавленные рыдания. Он вошел. Эвелина сидела на полу и рыдала взахлеб. Рядом с ней валялась опрокинутая кадка воды - белоснежный ковер впитал в себя розовые подтеки крови. Старинное зеркало в кованой оправе было разбито: по стеклу шли трещины, похожие на зигзаги молнии. При виде него Эвелина вскрикнула, спрятала лицо в ладонях, и он увидел, что костяшки ее пальцев сбиты в кровь.
   - Не смотри на меня, - голосом, полным раскаяния, боли и ненависти к себе, пробормотала Эвелина. Его Эвелина, которую он только что оплакивал и которую по-прежнему так любил, что сейчас у него едва не остановилось сердце от горя в ее голосе. - Я стала чудовищем.
   Он опустился на колени рядом с ней, привлек к себе и принялся баюкать как ребенка, шепча:
   - Все, все. Перестань.
   Опьянение кровью прошло, Эвелина стала прежней и осознала всю жестокость своего деяния. Один бог знает, какие муки она сейчас испытывает. Инквизиторские пытки - ничто в сравнении с муками совести доброго сердца его жены.
   - Я убила человека, - всхлипнула Эвелина. И это тоже была его Эвелина - которая жалела кошек и никогда в жизни никому не причинила зла даже грубым словом.
   - Это сделала не ты, - дрогнувшим голосом, соврал Вацлав, пытаясь убедить одновременно и ее, и себя. - Это сделала жажда. Так бывает.
   - Ты тоже кого-то убил, Вацек? - Эвелина, вздрогнув, отстранилась и взглянула ему в глаза. Лгать ей было невозможно. Да и незачем: она все поняла сама по его смятенному взгляду.
   - Ты не убивал, - повесив голову, так что растрепавшиеся длинные белокурые волосы упали ей на колени, прошептала она. - Ты слишком хорош, чтобы причинить кому-то боль. Поэтому я и выбрала тебя.
   В ее голосе было столько невыплаканного горя, что у Вацлава на глаза навернулись слезы.
   - Эви, - пробормотал он, потянувшись к ней.
   Но она отпрянула.
   - Как ты можешь дотрагиваться до меня после того, что я сделала?
   - Эви, что сделано, того уже не вернешь. Но ведь этого больше не повторится? Ты не смогла сдержать себя, потому что... - Он запнулся, придумывая ей оправдание. - Потому что была не готова. Я не подготовил тебя. Не объяснил тебе всего того, что должен был. А с этим Франтишеком, который все подстроил, я еще разберусь!
   Эвелина мгновенно среагировала на угрозу в его голосе и взмолилась:
   - Прошу, Вацек, не надо! Во всем, что случилось, виновата я одна. Обещай не трогать Франтишека. Поклянись, - она крепко сжала его руку, и вдруг серьезно взглянула на него, - поклянись мне, что ты не причинишь ему вреда.
   И это снова была его Эвелина, больше всего на свете боявшаяся причинить кому-то боль и не выносившая насилие. Ему бы тогда обратить внимание на этот ее отчаянный взгляд, на решимо сжатые губы - знаки неминуемой беды, и тогда, быть может, он сумел бы ее спасти. Но он просмотрел. И не мог простить себе этого долгие годы.
   Эвелина ушла неслышно, когда он спал... А в жаркий, слепящий полдень его разбудил настойчивый стук в дверь. На пороге стоял отец, который не мог посмотреть ему в глаза, только что-то говорил про Эвелину, а за его спиной толпились люди и стояла какая-то повозка. Вацлав жмурился на ярком солнце, прячась за порогом, и спросонья все не мог понять, о чем толкует отец, пряча глаза. А потом стремительно шагнул во двор, отодвигая отца в сторону, сметая толпу зевак, окруживших повозку, и не чувствуя жгучих солнечных лучей. На повозке лежала Эвелина, ее платье было насквозь мокрым, в волосах запутались водоросли, а губы пахли речной водой. Она была прекрасна, как Офелия. И совершенно, безнадежно мертва.
   Потом до него дошли слухи, что на рассвете она блуждала по берегу. Видно, ждала, пока ее испепелят лучи солнца. А когда поняла, что солнце, хоть и жжет, но не сжигает, бросилась с моста в реку. Грех самоубийства показался ей менее страшным, чем грех убийства, с которым она теперь не могла совладать.
   Вацлав во всем винил себя. И он, и Эвелина стали вампирами против своей воли. Только за него решили чужие люди, а за нее - он, самый близкий ей человек, и оттого его предательство для Эвелины было особенно горьким. Он принял свою судьбу, а кровь пятерых вампиров, которая текла в нем, не сломала его - только сделала сильнее. Даже одна пятая доля крови Франтишека не оказала на него существенного влияния. Эвелину же кровь Франтишека погубила. Она не смогла смириться с тем демоном, который отныне поселился в ее душе.
   Вацлав ненавидел Франтишека всем сердцем, но обещание, данное Эвелине, связывало ему руки. Нарушить его - значило предать ее память. Но и видеть Франтишека и заниматься прежними делами сделалось невыносимо. Вся эта затея с переворотом вдруг показалась ему такой глупой и ничтожной. Зачем это все, если Эвелины уже нет? Основной из причин, почему он ввязался в этот заговор, было то, что вампиры в глазах людей перестанут быть монстрами из страшных легенд и покажут себя защитниками и спасителями человечества. И тогда, он надеялся, Эвелина примет страшную правду о нем и, быть может, сама захочет стать подобной ему. Теперь это уже неважно. Невзирая на уговоры Адама и остальных, он бросил все и уехал из Праги. Здесь его больше не держало ничто.
   Отцу, тяжело переживавшему гибель невестки, Вацлав обещал, что вернется, заранее зная, что видит его в последний раз. Слишком глубока была дыра, образовавшаяся в его сердце, чтобы зарасти даже за век. А отцу было отведено намного меньше. Он оставил ему в утешение Снежинку. Изловить кошку было не просто - она шипела, забивалась под кровать, располосовала ему руки и щеку. Глубокие царапины зажили к тому моменту, когда он доехал до дома отца. А Снежинка, вырвавшись из мешка, испуганно мяуча, метнулась к ногам старика. Вацлав увидел, как на глаза отца навернулись слезы, и с тоской подумал, что на посту городского главы тому осталось недолго.
   Первый месяц после смерти Эвелины прошел как в дурмане. Приехав в Лондон, Вацлав все ночи напролет проводил в пабах. Коньяк и кровь, кровь и коньяк - иначе он просто не мог дышать. Кровь нужна была ему для поддержания сил, коньяк глушил боль, хоть ненадолго притуплял чувство вины. Но днем, когда он отсыпался в доме, снятом в аренду, не спасали даже они.
   Ему снилась Эвелина - с нежным румянцем, с чистым голубым взором, Эвелина-человек. И на короткий миг он сходил с ума от счастья, поверив в то, что этот сон реален, а страшная реальность - всего лишь кошмар. Он торопился ей навстречу, с легкостью преодолевая разделявшие их расстояния - то цветочный луг, то овраг в лесу, то озеро. Неизменным оставалось одно: солнечное сияние, разлитое вокруг и, казалось, исходившее от самой Эвелины. И это сияние не ранило его бледной кожи вампира, а окутывало его благодатным теплом и ликованием. Он перебегал луг, преодолевал овраг, переплывал озеро - и, не веря своему счастью, сгребал смеющуюся Эвелину в охапке и кружил над землей. А потом тянулся к ее губам, только сейчас замечая, что они перепачканы малиновым соком лесных ягод, как тогда, когда они, вскоре после свадьбы, гуляли в окрестном лесу и набрели в дикий малинник. Какими сладкими были тогда ее губы! И Вацлав торопился ощутить эту малиновую сладость любимых губ, но вместо нее чувствовал соленый вкус крови и с дрожью понимал, что это чужая кровь, не Эвелины. И в тот же миг солнечное сияние гасло, словно потушенная свеча, и место, в котором они находились, погружалось в беспросветную тьму. А поцелуй прерывался резкой болью - это смыкались клыки Эвелины на его губах. С мучительным стоном он просыпался и тянулся к бутыли коньяка, которая всегда стояла у изголовья кровати.
   Так продолжалось изо дня в день. Пока однажды, шатаясь в пьяном полузабытьи по улицам Лондона, Вацлав не почуял запах свежей крови. Нюх вампира безошибочно вел его два квартала, разжигая жажду, пока не вывел к тупику между домами, где лежала мертвая девушка. Сначала Вацлав решил, что здесь побывал вампир - шея несчастной была располосована, по платью стекала кровь. Но потом увидел, что крови было слишком много - она черной лужей разлилась по тротуару, впитываясь в щели между булыжником. Ни один вампир не стал бы так бездарно расходовать пищу. Наклонившись к несчастной и убедившись, что ее сердце не бьется, Вацлав на миг застыл, как гончий пес. Кожа девушки еще была совсем теплой. Он разминулся с убийцей всего на несколько минут. И теперь, прислушиваясь к звукам спящего города и жадно ловя чужие мысли, Вацлав пытался отыскать след. Кровь, красным родником разливающаяся у ног, его больше не волновала. Он был одержим другим желанием - найти убийцу. Найти и остановить. Чтобы такие юные девушки, как эта, больше не погибали. Чтобы матери не оплакивали дочерей, а женихи - невест. Чтобы на свете стало одним отморозком меньше. От этого будет лучше всем.
   Вацлав настиг его в трех кварталах от места убийства. Знакомый запах крови девушки на запачканных манжетах куртки не оставлял никаких сомнений в его виновности. Вацлав свернул ему шею, а потом пил его кровь, пока не насытился. Закончив, он отбросил тело в сторону и с брезгливостью посмотрел в породистое приятное лицо с остекленевшими глазами. Наверняка, потомственный аристократ, порядочный семьянин. Встретишь такого днем - никогда не заподозришь в наличии демона, который по ночам толкает его на преступления. Он может обмануть кого угодно. Только не вампира. У Вацлава есть большое преимущество. Он может заранее узнать о намерениях преступника, он может вычислить его методами, которые недоступны полиции, он может его остановить. Кажется, его никчемная вампирская жизнь еще на что-то сгодится.
   Он жил одиночкой, бродил тенью по ночным улицам и спасал невинных людей от хладнокровных головорезов и безумных убийц. Портрет Эвелины всегда был рядом с ним, он носил его под сердцем. Эвелина, изображенная на нем вскоре после свадьбы, была ангелом. И ради этого ангела, которого он не уберег, он защищал невинных.
   Уже потом, меняя города и страны, Вацлав время от времени встречался с такими же, как он, - вампирами, которые преимущественно питались кровью преступников. Кого-то в этом привлекала охота, объектом которой становился не глупый кролик, как большинство обычных людей, а опасный хищник, убивающий таких же кроликов. Выследить и убить такого было куда интереснее, чем отбирать кровь у слабых. Кто-то из вампиров, еще будучи человеком, потерял близких по вине убийц и теперь мстил всем им подобным. Кто-то, став вампиром не по своей воле, не допускал мысли о том, чтобы пить кровь у беззащитных людей. Раз уж без крови не обойтись, считали такие, пусть уж это будет кровь тех, кто приносит несчастья другим и не заслуживает жизни.
   В 1956-м, когда обсуждались положения Пражского договора, таких вампиров по всему миру было достаточно для того, чтобы собрать их в команды Гончих и узаконить их деятельность. Так Гончие из одиночек превратились в организованные группы, которые помимо ловли преступников среди людей занялись и расследованием преступлений в среде вампиров. С принятием договора, когда каждый будущий вампир должен был добровольно дать согласие на инициацию, а окончательное решение принималось голосованием вампиров, Гончие выторговали себе поблажку. Убедив создателей закона в том, что молодых Гончих следует искать среди отчаявшихся людей, переживших потери близких, Гончие добились отмены всеобщего голосования для своих новых сотрудников. Для того, чтобы стать вампиром-Гончим, было достаточно решения главы Гончих и одобрения двух старейшин.
  
   Погрузившись в прошлое, Вацлав и не заметил, как вышел на Староместскую площадь. Тончайшие шпили Тынского храма, похожие на швейные иглы, пронзали ночное небо. Две высокие башни по бокам и средняя пониже очертаниями походили на перевернутую букву М. Прожектор, направленный снизу на фасад, слепил глаза. В рассеянном свете дома, выходившие фасадами на площадь, казались желтыми. Тогда как сам храм был ослепительно-белым, как первый снег.
   Для туристов Тынский храм - всего лишь одна из достопримечательностей Праги. Для него - символ утраченного счастья. Здесь они венчались с Эвелиной. Сейчас, даже если бы храм не был закрыт на ночь для посещений, он не решился бы войти. Слишком много крови на его руках. Пусть и крови тех, кто не заслуживает того, чтобы жить на этой земле. Убийцы, насильники, извращенцы. Он уничтожал их, чтобы уберечь невинных. Но в глазах бога он такой же преступник, как они. Убийца, грешник. Ему не вымолить прощения. Да он и не собирается этого делать. Когда придет время, он ответит за все свои деяния. А пока на свете слишком много мрази, чтобы расслабляться.
   Вацлав развернулся и зашагал к зданию ратуши, которое совсем не изменилось со времени его отъезда из города. Когда он сравнялся со зданием, стрелки на часах остановились на отметке в 4 часа ночи, и знаменитый механизм ожил. Звон колокола старухи-смерти глухим набатом разнесся по притихшей площади, и Вацлав поднял голову. В оконных отверстиях над часами появилась процессия апостолов. Это зрелище завораживало Эвелину, но сейчас Вацлав пожалел, что рядом нет Жанны. Оценила бы она фантазию средневековых мастеров? Пронзительный крик петуха завершил движение фигурок, и они скрылись, чтобы через час вновь повторить свое шествие. Стрелки на циферблате мерно отсчитывали мгновения ночи. И Вацлаву показалось, что они движутся непозволительно медленно. Скорей бы миновала эта ночь, скорей бы забрать Жанну из подземного града.
   Надо позвонить Жанне, узнать, как она там. Вацлав вытащил мобильный и набрал номер, который помнил наизусть.
  
   НОВАЯ ГЛАВА ТАК КАК В КНИГЕ ИСТОРИЯ ЭВЕЛИНЫ И ВАЦЛАВА БУДЕТ ИЗМЕНЕНА, ТО ВСТРЕЧА ЖАННЫ И ЭВЕЛИНЫ, А ТАКЖЕ РАЗГОВОР ЭВЕЛИНЫ С ВАЦЛАВОМ ТОЖЕ ПРЕТЕРПЕЛИ СУЩЕСТВЕННЫЕ ИЗМЕНЕНИЯ. ЭТО - САМИЗДАТОВСКИЙ ВАРИАНТ, ПРОШУ НЕ ПУТАТЬ
  
   "Нет сети". Я яростно потрясла мобильный, но тот по-прежнему демонстрировал полное отсутствие связи. Неудивительно, я же под землей! В катакомбах, где нет ни одной живой души.
   Вечно со мной так. Сначала сделаю, потом подумаю.
   Вот какого черта тогда в Париже я сбежала из-под надзора телохранителей, отключила телефон и поехала за город в Замок Сов? Была бы паинькой, Влад Карасик не смог бы подставить меня в том убийстве, которое положило череду всем моим несчастьям и чуть не привело меня к смерти. Уж как я себя потом ругала за этот поступок! Хотя не побывай я тогда в замке, никогда бы не узнала про своих кровных сестричек, тайком обращенных Жаном. И уж точно сейчас бы я не блуждала в подземельях Праги, ища путь наверх.
   Хотя в том, что я заблудилась, виновата только я сама. Подумаешь, не понравились мне вопросы пражских вампиров и сальные взгляды, которые на меня бросал этот дурак Франтишек. Могла бы ведь сослаться на головную боль, спрятаться в комнате для гостей и дождаться прихода Вацлава! Так нет же! Отпросившись в туалет, я сбежала из резиденции вампиров и рванула в катакомбы, уверенная в том, что без проблем найду выход наружу. Ну не дура?
   Я еще раз нажала на кнопку вызова с номером Вацлава, на что телефон снова пиликнул: "Нет связи". Правильно, только полная дура может рассчитывать на мобильную связь в десятке, а то и больше метров под землей.
   Я теперь даже вход во дворец вампиров найти не могла. Оставалось только бессмысленно плутать по ответвлениям коридоров, удаляясь все дальше и дальше. И даже Якуб мне помочь не может - как объяснил призрак, он не может покидать стен зала. Точно так же как призраки, которых мы встретили в катакомбах, были заложниками хранилища со старым барахлом и не могли переступить его порога. Честное слово, я бы сейчас обрадовалась им как родным и кинулась бы к ним с просьбой указать путь наружу. Да только я заблудилась так, что не могла найти даже тот зал по пути от дворца к старой лестнице, и брела совершенно по незнакомым коридорам и залам, похожим друг на друга настолько, что у меня создавалось ощущение, что я хожу по заколдованному кругу.
   В том, что я заблудилась, и Вацлав виноват. Сбежав от вампиров, я без труда отыскала портретную галерею, начинавшуюся с портрета Последнего Лорда. И хотела уже было ее бегом проскочить, как зацепилась взглядом за соседний с ним портрет, который по пути к вампирам усердно закрывал спиной Вацлав, пока я разглядывала портрет Лорда. Так вот на что хотел обратить мое внимание Франтишек! Сказать, что я остолбенела - это не сказать ничего.
   - Не может быть! - вырвалось у меня. - Это же Вацлав!
   Если бы Вацлав в тот момент стоял рядом, он мог бы отнекиваться сколько угодно. Он бы мог сочинять, что это его отец, дедушка или прадед, точной копией которых он уродился. Но я точно знала, что на портрете изображен сам Гончий. Дата в углу холста с указанием 1843 года исключала ошибку. Эта же дата стояла на портрете возлюбленной Вацлава, призрак которой я имела несчастье встретить сегодня.
   Вацлав на портрете был ровесником Вацлава, которого я знала. Только Вацлав на картине был одет в темно-синий камзол и белоснежную сорочку с высоким воротничком - вычурный наряд, в котором невозможно представить Гончего. Его глаза смотрели прямо и строго, а пальцы угрожающе стискивали рукоять шпаги, словно собираясь вот-вот пустить ее в дело. Вацлав на картине был величественным, опасным, грозным, холодным, отстраненным... и совершенно чужим. Вацлав, которого я знала, был куда роднее и ближе. Его хотелось обнять. От мужчины, изображенного на картине, хотелось бежать сломя голову. Потому что он был способен на все.
   Что ж, портрет Вацлава в галерее вампирских правителей Праги объясняет тот почтительный прием, который оказали Гончему местные вампиры. Однако загадок задает еще больше! Откуда-то издалека до меня донеслись голоса - мое исчезновение было обнаружено. И я поспешила покинуть дворец вампиров через черный вход, откуда нас привел Франтишек. К счастью для меня, замок открывался изнутри и без ключа, и мне удалось выбраться наружу. Вот только я была так ошарашена открытием, сделанным в портретной галерее, что совершенно ничего не соображала. И вместо того, чтобы хорошенько оглядеться и выбрать правильное направление, побрела куда глаза глядят. И вот что из этого вышло!
   В пражских подземельях было еще холодней, чем в неотапливаемом замке Сов. В замке Жана хотя бы ковры и деревянные настилы сохраняли тепло, здесь же кругом были одни стылые камни. Как в склепе. Я зябко куталась в куртку, но уже начинала потихоньку постукивать зубами. А я еще недавно жалела, глупая, что не надела вечернее платье для встречи с пражскими вампирами. Хороша бы я была сейчас тут в нем! Теперь уже я мечтала о шубе с валенками. И о тех теплых рейтузах, что с завидным фанатизмом дарила мне бабушка Зина - полная противоположность бабушки Лизы.
   Капля воды сорвалась с потолка и упала мне за шиворот, я зашипела как кошка, спугнув притаившуюся впереди крысу. Сколько же здесь этих отвратительных серых грызунов! При встрече с первой крысой, бросившейся мне под ноги, я, как водится, завизжала. А сейчас уже смирилась с ними, как с неизбежным.
   Завернув за угол, я угодила в груду какого-то дурно пахнущего тряпья, сваленного у стены. Чертыхнувшись, отскочила на шаг, посветила мобильным. Слабый огонек высветил старый матрас с кучей ветоши. Поздравляю, Жанна, похоже, ты обнаружила ложе бомжа! Интересно, он еще бродит где-то поблизости или его уже съели местные вампиры? Надо будет узнать у Вацлава, как они тут питаются. Сомневаюсь, что такие старые вампиры - фанаты донорской крови. Тогда как они утоляют жажду? Поднимаются наверх по ночам или приводят людей сюда? А сколько смогу продержаться без еды и без крови я сама? Последний раз я опорожнила бутылочку сыворотки перед отъездом в аэропорт в Париже, и с тех пор прошло уже почти двое суток. Жажда пока не давала о себе знать, но кто знает, сколько мне здесь еще бродить?
   Неподалеку от места ночевки бездомного я обнаружила смятый и выцветший бумажный стаканчик с логотипом Старбакса. Все на свете бы сейчас отдала за большую кружку кофе латте! Надо будет подать владельцам Старбакса идею разместить филиал в пражском подземелье. Если выберусь, конечно. О мрачном я старалась не думать и стоически брела по лабиринтам извилистых коридоров, светя себе мобильником - хоть на это никчемная трубка сгодилась! Хорошо хоть, на каждом шагу не встречаются черепа и скелеты, как наглядные примеры того, что ждет неразумного путника, имевшего несчастье заблудиться.
   Вдруг в гробовую тишину подземелья ворвался далекий автомобильный гудок откуда-то сверху. От неожиданности я подскочила на месте и сломя голову бросилась в ту сторону, откуда донесся звук. Вскоре в лицо пахнуло сквозняком, и я смогла различить шум мотора проехавшей машины. А уж когда, вывернув из-за очередного поворота, я увидела среди кромешной темноты впереди круг света, то издала победный вопль и ринулась туда. Спасена!
   Из хода с низким потолком я выбежала в небольшой квадратный зал и затормозила. Низкий потолок неожиданно закончился, стены насчитывали метров шесть высоты и упирались в потолок, в центре которого виднелась вентиляционная решетка. Задрав голову, я смотрела в это спасительное окошко, видела звездное небо, казавшееся особенно далеким из-под земли и не могла надышаться свежим морозным ветерком после затхлого спертого воздуха подвалов. А потом закружилась на месте, оглядывая стены в поисках лестницы. Ведь должна же она здесь быть, должна! Не желая верить очевидному, я обежала весь зал по периметру, ощупывая влажные холодные стены и ломая ногти о камни. Ничего. Просто каменный колодец с вентиляционной решеткой наверху.
   - Эй, кто-нибудь! - Закричала я и запрыгала на месте, отчаянно размахивая руками, словно меня бы здесь мог кто-то увидеть. Крик эхом ударился о каменные стены и, отскакивая от них как теннисный мячик, улетел сквозь решетку. Он теперь был свободен. В отличие от меня.
   Глупо надеяться, что кто-то услышит мой крик ночью. А уж днем, когда по улице будут непрестанно двигаться машины, мои шансы быть услышанной и вовсе равны нулю. Если только по счастливому стечению обстоятельств какая-нибудь пражская модница не выронит в решетку свое любимое колечко и не вызовет службу спасателей, чтобы найти его. И меня заодно.
   И тут мою бессильно опущенную руку пронзила вибрация мобильного телефона, и в десятке метров под землей зазвучала песня Брайана Адамса "Everything I Do I Do It For You". Мелодия, которую я поставила в самолете на входящие звонки от Вацлава.
   От неожиданности я выронила телефон, и тот, жалобно звякнул, стукнувшись о камни. Мелодия оборвалась на полуслове, экран погас. Я рухнула на колени, подбирая телефон и отлетевшую в сторону батарею, и молясь, чтобы он заработал. И как я сразу не сообразила? Где, если не здесь, рядом с поверхностью, может быть сигнал? Пальцы дрожали, когда я вставляла батарейку, сердце тревожно сжалось, когда я включала мобильный. Только бы работал, только бы работал, только бы... Есть сеть! И в тот же миг экран ожил, высвечивая родное имя, из динамиков полилась музыка. Я торопливо прижала мобильный к щеке и чуть не расплакалась, услышав встревоженный голос Вацлава.
   - Жанна! Я не мог до тебя дозвониться. Ты как там?
   - Я... Я заблудилась, - сбивчиво пробормотала я, купаясь в ласке его голоса.
   - Где ты? - отрывисто спросил Вацлав. - Ты во дворце?
   - Я сбежала оттуда, - выдохнула я. - Я сейчас в подземелье и ...
   Мне надо было так много сказать ему. Что я в порядке и чтобы он не волновался. Что мне страшно, что я заблудилась и не могу найти выход. Что я счастлива услышать его голос. И что я жду, чтобы он нашел меня здесь. И спас, как всегда спасал раньше. Но ничего этого я сказать Вацлаву не успела. Потому что трубка вдруг замолчала, и я перестала слышать его взволнованное дыхание. Экран погас, и попытки реанимировать мобильный ни к чему не привели. Он полностью разрядился. Я израсходовала весь запас батареи, пока металась по подземелью и светила себе мобильником. И теперь я даже примерно не могла описать Вацлаву, где нахожусь.
   Я бессильно прислонилась к стене, чувствуя себя загнанной в ловушку. Под моими пальцами по каменной кладке сочилась вода. Словно это плакали камни.
   И тут появилась она. Эвелина.
  
   Сначала я увидела белый силуэт, и с надеждой подалась к нему. Потом из темноты на меня колко глянули льдисто-голубые глаза, и Эвелина издала радостный возглас на своем языке. Похоже, она меня искала. В лицо пахнуло знакомым холодком, и я попятилась, пока не уперлась спиной в стену.
   Призрак неотвратимо приближался ко мне. От его близости у меня закоченели руки, в щеки и губы словно впились иголки. Наверное, так же чувствовал себя Кай перед тем, как его заморозила Снежная Королева.
   - Что тебе от меня нужно? - пробормотала я по-русски.
   Эвелина остановилась в шаге от меня и тоже что-то спросила. Только на своем языке. А потом нахмурилась, видя, что я не понимаю ее. И повторила вопрос еще раз, громче и отчетливей.
   - Я не глухая, - с досадой ответила я. - Только, извини, чешский выучить не успела.
   То ли от пережитого волнения, то ли от абсурда ситуации с моих губ сорвался смешок. Подумать только - встретить призрака и не суметь пообщаться с ним, потому что он говорит на другом языке. Ни в одной книге и ни в одном фильме я такого не видела. В придуманных реальностях не существует языковых барьеров, а вот в реальной жизни непонимание рискует вымахать до размеров Великой Китайской Стены. Я уже представляла себе, как Эвелина будет отчаянно жестикулировать, пытаясь объяснить мне то, что хочет сказать. А может, и до настенных рисунков дойдет? А что, время у нас пока есть.
   Видя, что я ее не понимаю, Эвелина с досадой произнесла на чистейшем английском:
   - Не понимает! Как же быть?
   - Ты говоришь по-английски? - воскликнула я.
   - Конечно! - с ликованием откликнулась она. - Я же англичанка!
   Мы замолчали, настороженно разглядывая друг друга. Теперь, когда мы могли общаться на понятном обеим языке, мы обе растерялись и не знали, с чего начать.
   - Кстати, меня зовут Эвелина, - нарушила молчание она.
   - Знаю, - кивнула я. - Ты невеста Вацлава. А я Жанна.
   - Обижаешь, - поправила она. - Я его жена.
   Я закашлялась. Интересно, как долго они были женаты, до того, как...
   - Может, у вас еще и дети есть? - с замирающим сердцем уточнила я.
   - Нет, - с тоской ответила Эвелина. - Мы не успели. Все случилось так быстро...
   Она нахмурилась и замолчала. Я тоже молчала, разглядывая ее, и удивлялась, насколько отличается настоящая Эвелина от своего портрета. На портрете был изображен настоящий ангел, волшебная фея - с наивным и добрым взглядом, с ласковой улыбкой, с душой, открытой нараспашку. Художник изобразил ее черты мягкими и нежными, лицо сияло внутренним светом и любовью ко всему миру. Про таких людей говорят - солнечные, к ним тянутся, чтобы ощутить на себе ласку их душевного тепла, и чтобы рядом с ними самим стать чуточку лучше, очиститься от грехов, искупавшись в благодатном свете их невинных душ. Эвелина, которая стояла передо мной, была совершенно другой - опасной, холодной и ...грешной. Словно в оболочку ангела, изображенного на портрете, вселился бес. Черты ее лица казались более резкими, взгляд был колючим, и если внутри нее и горел свет, то это был дикий огонь, от которого хотелось держаться подальше, а то и обжечься недолго. Я могла понять, за что Вацлав мог любить девушку на потрете. Но у меня в голове не укладывалось, чем его могла зацепить такая надменная и испорченная особа, как Эвелина, которая стояла напротив меня. Ревность съедала меня. В голове мельтешили образы: вот Вацлав, одетый в старомодный камзол, делает ей предложение, опустившись на одно колено, вот они венчаются в церкви, вот он откидывает вуаль и целует свою молодую жену, а вот они оказываются в спальне и он разоблачает невесту из кружев подвенечного платья... Что толку гнать эти мысли? Все это у них было. И предложение, и свадьба, и первая брачная ночь. А за ней - еще множество.
   - Что ты здесь делаешь? - наконец спросила Эвелина.
   Я усмехнулась, глядя на круг лунного света за ее спиной:
   - Принимаю лунные ванны.
   - Почему ты не с Вацеком? - нервно поинтересовалась она.
   - А он лунные ванны не любит, - так же нервно пошутила я.
   - Я видела, как он ушел. Я проводила его до самого верха. Но он не видит меня, - с горечью заметила она и пристально взглянула на меня. - Какая ирония! Из всех, кто побывал здесь за последние полтора века, только ты, которая пришла с моим Вацеком, оказалась видящей!
   Это ее "моим" больно резануло меня. Хотелось хорошенько встряхнуть призрачную девушку и крикнуть: "Очнись! Ты давно умерла! Вацлав уже не твой". Но она выглядела такой грустной, такой потерянной, что я только промолчала.
   - Вы... - она настороженно уставилась на меня, не решаясь задать мучивший ее вопрос, - вы с ним вместе?
   Хотела бы я ответить утвердительно! Но я только покачала головой.
   - Как же так? - Эвелина с недоверием вскинула глаза. - Я же застала вас, когда вы целовались!
   - Мы не успели, - буркнула я. - Ты выскочила как черт из табакерки и напугала меня до смерти. Скажи, а ты точно не моя галлюцинация?
   Эвелина насмешливо взглянула на меня.
   - А других ты видела? Тех, которые заперты в зале с рухлядью? Вы должны были проходить его по пути во дворец.
   - Видела, - уныло подтвердила я.
   - Значит, я не галлюцинация. А ты - видящая. Как такое возможно? - Она пытливо уставилась на меня. - Ты ведь вампир!
   - Такая уж я уникальная в своем роде, - пробормотала я.
   Большая жирная крыса выскочила из коридора и бросилась к нашим ногам. Эвелина рассерженно оскалилась, в лунном свете мелькнули клыки, в уголке ее губ я заметила пятнышко крови. Крыса испуганно метнулась назад и исчезла в темноте.
   - Ненавижу эти тварей, - с содроганием вымолвила Эвелина.
   - Ты вампир? - поразилась я. Я всегда считала, что невеста Вацлава была человеком.
   - А ты не знала? - чуть успокоившись, спросила Эвелина.
   - Так это ты обратила Вацлава?
   - Я? - удивилась она. - Конечно, нет.
   - Но это он сделал тебя такой?
   К моему изумлению, Эвелина вновь покачала головой.
   - К несчастью, это был не Вацек. А он что, ничего не рассказывал тебе?
   Я покачала головой. Похоже, это сильно задело Эвелину.
   - Хочешь узнать, как все было?
   Я торопливо кивнула.
   - Хорошо, я тебе все расскажу.
   Голос Эвелины журчал ручейком, где-то за стеной по капле стекала талая вода, разбиваясь о каменный пол, скребли об пол коготки крыс, сновавших по подземелью, как у себя дома. Это была самая странная ночь в моей жизни. Призрак жены Вацлава, с портретом которой он не расставался почти сто пятьдесят лет, рассказывал мне о себе и о Вацлаве. Случайное знакомство на пражской улочке, любовь, вспыхнувшая, как искра, неодобрение отца Вацлава, оказавшегося ни много ни мало городским главой. Слушая Эвелину, я узнавала и не узнавала своего знакомого Гончего. Чтобы Вацлав был гулякой, кутилой и картежником? Чтобы Вацлав когда-то проводил ночи напролет в пивнушках? Хотя это объясняет его интерес к пивной "У Флеку", мимо которой мы сегодня проезжали. И в то же время кто, как не он, готов был бросить вызов собственному отцу, поступить по-своему, не считаясь с общественным мнением? Я слушала Эвелину, а представляла на ее месте себя. Это я спасала котенка от своры собак, а Вацлав спас меня. Это я спешила к нему на свидания в Старом Граде. Это я гуляла с ним по Карлову мосту. Это мне он признавался в любви. Меня звал замуж...
   - Ты меня слушаешь? - окликнула меня Эвелина, и, убедившись, что я вся внимание, продолжило: - Так вот, вскоре после свадьбы...
   Нет, глупо пытаться отрицать прошлое Вацлава. Вот же оно, это прошлое, с белокурыми локонами и голубыми глазами, стоит, точнее, парит напротив меня. И это прошлое Вацлав носит с собой в кармане своей куртки. Как обрадовалась Эвелина, когда я сказала ей об этом! Как зажглись ее глаза, какая улыбка засияла на ее лице! На мгновение она сделалась похожей на ангела, и я остро почувствовала разницу между той Эвелиной, которую полюбил Вацлав, и той, которой она стала после превращения. Интересно, как он пережил столь сильные изменения в ее характере? Эвелина как раз приблизилась к самой интригующей части рассказа, и я вся обратилась в слух. Несколько месяцев с начала нашего знакомства с Вацлавом мне только оставалось гадать, кто была та белокурая девушка, смерть которой он оплакивал по сей день, и что за трагедия произошла с ней и привела его в Гончие. Теперь я была в нескольких шагах от разгадки этой тайны.
   - Тебя обратил Франтишек? - поразилась я, когда Эвелина заговорила о своем обращении в вампира, и меня передернуло при воспоминании о поцелуе, с которым он приложился к моей руке.
   - К несчастью, именно он, - с горечью отозвалась она.
   Что ж, теперь понятно, что за черная кошка пробежала между Вацлавом и Франтишеком и что за старый должок Гончий ему вернул.
  
   Эвелина рассказала об убийстве человека после своего превращения правдиво и без прикрас. По ее ставшему надтреснутым голосом было понятно, что за годы, проведенные в призрачном обличии, ее чувство вины ничуть не притупилось, и она по-прежнему казнит себя за несдержанность.
   Дойдя до своей гибели, Эвелина тяжело замолчала. В подземелье повисла мертвая тишина. Было слышно, как бежит вода, просачиваясь через каменные плиты, и как где-то вдалеке скребется крыса. Я не торопила призрака, но Эвелина и сама довольно быстро взяла себя в руки и продолжила рассказ. О том, как понимала, что не сможет противостоять зверю, поселившемуся в ней с кровью Франтишека. О том, как взяла с Вацлава обещание не причинять Франтишеку зла и не запятнать свою душу кровью. О том, как, пока Вацлав спал, она украдкой выскользнула из дома и отправилась на берег реки, чтобы встретить там рассвет. Будучи верующей католичкой, Эвелина понимала, что свою душу она потеряла в любом случае. Самоубийство - грех не менее тяжкий, чем убийство. Но если она останется жива, пострадает множество людей, а в глазах Вацлава она станет чудовищем еще более страшным, чем то, каким он показался ей в тот миг, когда она застала его с окровавленным ртом у тела девушки. Ее смерть спасет невинных. И Эвелина пришла на берег и приготовилась ждать.
   Однако рассказы о том, что солнце сжигает вампиров, оказались всего лишь очередным мифом. И пока солнце вставало над горизонтом, внутри Эвелины просыпалась жажда, сдерживать которую становилось труднее с каждой минутой. Эвелина понимала, что она даже не успеет добежать до дома, запереться в спальне и попросить Вацлава не выпускать ее за порог, чтобы не причинить никому зла. Жажда накроет ее раньше. И тогда она погубит и несчастного прохожего, который окажется поблизости, и себя, потому что уйти с места убийства ей уже не дадут, и Вацлава, к которому непременно явятся с допросом...
   Из легенд о вампирах Эвелина знала, что убить это исчадье ада можно солнцем, огнем, осиновым колом и серебром. Солнце не действовало, а ничего другого под рукой не было. А если бы и было, что, если это только миф? Эвелина не слышала, чтобы вампира можно было утопить в реке. Но что, если именно вода станет спасением от этой чудовищной жажды? Ветер донес запах крови ранних прохожих, показавшихся на том берегу Влтавы. Оставалось всего пара мгновений до превращения в зверя. И она прыгнула в реку.
   Эвелина тяжело задышала и отвернулась, пряча брызнувшие с ресниц слезы.
   - Но как же ты стала призраком? - подождав, пока она успокоится, спросила я.
   Она печально усмехнулась.
   - По одной из легенд самоубийцы становятся вампирами, потому что Господь не принимает их душу. Мой опыт показывает, что вампиров-самоубийц на том свете тоже не ждут. И они становятся призраками.
   - Но как ты очутилась здесь, в подземельях? До твоего рассказа я думала, что ты погибла где-то здесь.
   - Мое тело утонуло, а дух остался стоять на берегу. Я даже не сразу поняла, что случилось. Только почувствовала, что жажды больше нет. А потом увидела, как рыбаки достают из реки мое мертвое тело. Я вернулась домой, но Вацлав не видел меня. Он убивался над моим телом и винил себя в своей гибели. А потом он уехал, а я осталась. Я еще долго жила в нашем доме, который стоял брошенным, и бродила по пустым комнатам. Время от времени появлялись покупатели, заинтересовавшиеся домом, но, видимо, они чувствовали мое присутствие, и до сделки дело не доходило. Дом ветшал, осыпался, и со временем его снесли. И тогда я обосновалась здесь - перед тем, как Вацлав после моей смерти уехал из Праги, он приходил сюда, и я знала дорогу.
   - Значит, ты можешь беспрепятственно бродить по всей Праге? - удивилась я, вспомнив о призраках, запертых в отдельных залах подземелья.
   - В отличие от многих других, да, - кивнула Эвелина. - Думаю, все дело в воде. Я погибла во Влтаве, и теперь могу находиться везде, где она несет свои воды: рядом с рекой и там, где есть водопроводы.
   - Скажи, - я пристально взглянула на нее, - может, тебя что-то держит здесь? На земле?
   - Возможно, - она медленно подняла глаза, в которых застыли прозрачные слезы. - Только не что-то, а кто-то. Вацек. Я знаю, он винит себя в моей смерти и чувство вины разъедает его. Я знаю, что он несчастен из-за меня. И, быть может, из-за этого я и не могу уйти. Мне нужно поговорить с ним. И ты должна мне помочь. Ты будешь нашим посредником.
   - Эй, - насторожилась я, - если ты собираешься занять мое тело и...
   - А что, такое возможно? - живо заинтересовалась Эвелина.
   Ну кто меня за язык тянул!
   - Нет! - рявкнула я. - Даже не думай.
   - Хорошо, - кротко согласилась она. - Мы встретимся с Вацеком и просто поговорим. Пожалуйста, - видя, что я колеблюсь, попросила она. - Это очень важно для меня. Ты передашь ему только то, что посчитаешь нужным.
   - Хорошо, - кивнула я. - Только есть маленькая проблема. Как видишь, я заблудилась.
   - Разве это проблема, когда тебя уже почти нашли?
   Я не успела удивиться загадочным словам призрака, как эхо, прокатившись по каменным коридором, донесло до меня голос Вацлава, звавший меня по имени. Он здесь!
   - Идем, - Эвелина сорвалась с места и повисла в полуметре над землей. - Мы отправимся ему навстречу.
  
   Желтый лучик фонарика, метавшийся по стенам, устремился ко мне, ослепив. Я машинально прикрыла глаза рукой, и в следующий миг меня смел вихрь, до ломоты в ребрах стиснув меня в железной хватке.
   - Ты цела? - прокричал он голосом Вацлава, и эти слова эхом отразились от стен.
   Только очутившись в горячей хватке Гончего, я поняла, насколько продрогла в стылом подземелье.
   - Что случилось? - Отстранившись, Вацлав пристально разглядывал меня и сыпал вопросами, как прокурор. - Почему ты сбежала? Адам и Франтишек клянутся, что ничего тебе не сделали. Это правда?
   Я вспомнила пронизывающий взгляд Адама, его вопросы в основном касающиеся смерти Жана, которые он задавал тоном инквизитора... Взгляды Франтишека были совсем другого рода. Он словно уже раздел меня глазами и мысленно вытворял со мной такое, чего не увидишь и в самом откровенном порно. Он смягчал вопросы Адама, всем своим поведением стремясь показать, что он на моей стороне, но я бы предпочла держаться от него как можно дальше. Формально вампиры мне ничего не сделали, но оставаться с ними в одном зале было просто невыносимо. Кроме того, впервые в жизни при встрече с вампирами я чувствовала себя так, как будто очутилась в компании живых мертвецов - бесконечно старых и насквозь прогнивших.
   - Мне там не понравилось, - честно ответила я.
   - Не надо было оставлять тебя с ними. Зачем я тебя только послушал! - с досадой проскрипел Вацлав.
   - Не вини себя, - перебила его я и встретилась взглядом с Эвелиной, безмолвно застывшей в шаге от нас.
   Мне стало так неловко, что я поспешила высвободиться из объятий Вацлава и отступила на шаг.
   Эвелина в тот же миг очутилась рядом с Вацлавом, и я ощутила укол ревности, увидев их вместе. Они были красивой парой: высокий темноволосый Гончий и стройная белокурая Эвелина. Вот так, рука об руку, они бродили по улочкам Праги, вот так стояли перед алтарем...
   - Жанна, что? - растерянно произнес Вацлав, увидев мой взгляд и повернув голову к призраку. Эвелину он не видел. Зато она моментально развернулась к нему и приподнялась на цыпочки, словно хотела поцеловать.
   - Помнишь, я говорила тебе, что вижу здесь призраков? - срывающимся от ревности голосом спросила я. - Один из них сейчас рядом с тобой.
   Вацлав с недоверием покосился в ту сторону, где стояла Эвелина, и, словно проверяя мои слова, махнул рукой, задев призрака. В тот же миг призрачная фигурка с хлопком испарилась. Как тогда, когда Эвелина впервые явилась мне неподалеку от разрушенной лестницы, и Вацлав дотронулся до нее, заставив исчезнуть.
   - Ну и где он? - недоверчиво уточнил Гончий.
   - Она... - начала я, и тут Эвелина возникла рядом со мной.
   - Скажи ему, чтобы так не делал, - обиженно сказала она. - Его прикосновения губительны для меня.
   - Но почему? - удивилась я, повернувшись к ней.
   На ресницах Эвелины задрожали слезы.
   - Неужели ты не понимаешь? Потому что больше всего на свете я мечтаю их ощутить. ...И не могу. Его прикосновения проходят сквозь меня, он меня не замечает, и это убивает меня. Точнее то, что от меня осталось. Мою душу.
   - Ты разговариваешь с ним? - натянуто спросил Вацлав, подходя ближе.
   - С ней, - поправила я. - И, будь добр, остановись и не размахивай руками. Ты делаешь ей больно.
   - Прошу прощения, - в удивлении протянул он, глядя на Эвелину как на пустое место, каким она для него и была.
   - А это будет больнее, чем я представляла, - пробормотала она, едва сдерживая слезы.
   - Так кто там у тебя? - поторопил меня Вацлав.
   Я сделала глубокий вдох и взглянула ему в глаза.
   - Это Эвелина.
   - Что? - Вацлав чуть пошатнулся и стиснул зубы, словно я выстрелила ему прямо в сердце. Наверное, физически он испытал такую же боль.
   - Она блондинка, выше меня ростом, с голубыми глазами, в кремовом платье с декольте и бантом на талии... - Я скосила глаза, собираясь подробно описать наряд Эвелины, но та торопливо перебила меня:
   - Скажи ему, что мой день рождения 10 июля. Скажи, что я люблю ландыши. Скажи, что его первым подарком мне был золотой медальон с его портретом. Скажи, что у меня есть родимое пятно на ягодице в виде крылышка бабочки.
   Я хмыкнула, но послушно передала ее слова. Лицо Вацлава белело на глазах, а зрачки все больше расширялись, пока совсем не затопили радужку. Это было заметно даже в кромешной тьме. Похоже, за время блуждания здесь без света мое зрение значительно обострилось. Слова о родимом пятне Вацлава окончательно оглушили, но головы он не потерял. Он пристально взглянул на меня и спросил что-то по-чешски. Не успела я удивиться, как Эвелина перевела:
   - Он спрашивает, как звали художника, который рисовал мой портрет. Зденек. Его звали Зденек. И он жил на Лилиовой улице вместе со своей собакой по кличке Рубенс.
   Я передала Вацлаву ее слова, и увидела, как его губы дрогнули.
   - Так это правда? - пробормотал он с такой глубокой нежностью в голосе, что у меня сжалось сердце. - Ты здесь?
   Это интимное "ты" было выстрелом уже в мое сердце, и я вдруг остро ощутила себя третьей лишней. Машинально произнеся эти слова по-русски в ответ на мое сообщение, Вацлав спохватился и повторил их на чешском. По моей щеке скользнул холодок. Это Эвелина невольно потянулась к Вацлаву всем телом, и с губ ее сорвались какие-то ласковые слова по-чешски.
   - Милы муй, милованы, - угрюмо повторила я, глядя в пол. (В переводе с чешского: милый мой, любимый).
   - Что? - поразился Вацлав.
   - Так она тебя назвала, - мрачно объяснила я.
   Никогда я еще не видела Гончего настолько растерянным. Он переводил взгляд с меня на то место, где стояла Эвелина, и не находил слов. Если бы ни я, ему бы, наверное, многое хотелось сказать Эвелине, но он не знал, как вести себя в моем присутствии.
   - Считайте, что меня здесь нет, - убито пробормотала я, мечтая провалиться под пол. Хотя куда уж глубже - мы и так под землей. - Я просто ваш посредник, голос Эвелины.
   - Попроси его, пусть покажет мой портрет, - шепнула Эвелина.
   Я передала просьбу, и Вацлав на миг запнулся, бросив на меня настороженный взгляд. Затем запустил руку в уже знакомый мне внутренний карман куртки, вытащил кусочек картона с изображением Эвелины и положил его на ладонь. В мою сторону он даже не смотрел, как будто боялся признаться в том, что носит портрет жены у сердца. Эвелина радостно просияла и скользнула ближе, наклонившись к своему портрету.
   - Мне приятно, что ты меня помнишь. - Она улыбнулась и с нежностью взглянула ему в лицо, в надежде хоть на мгновение поймать его невидящий взгляд. - Я люблю тебя, и всегда любила. Но ты не должен винить себя. - Она коснулась призрачными пальцами его небритой щеки. - Ты скорбишь не по той, кем я стала, а по той, кем я была.
   - Я мог бы сам обратить тебя, и тогда все было бы по-другому, - опустив голову, глухо произнес он.
   Я с удивлением взглянула на него, услышав английскую речь. Похоже, Вацлав не стремился сохранить тайну беседы, говоря с женой на родном ему языке, а хотел, чтобы мне было понятно ее содержание.
   Эвелина лишь грустно покачала головой.
   - Такая судьба. И ничего уже не изменишь. Пойми, нельзя жить одним прошлым. Мне не дает покоя, что ты винишь себя в том, что случилось со мной. Ты должен знать, что я благодарна тебе за все. Я была очень счастлива с тобой. Надеюсь, что ты тоже.
   - Очень, - искренне откликнулся Гончий, и его слова эхом прокатились по подземелью.
   - И я хочу, чтобы ты был бы так счастлив без меня.
   Я ждала, что Вацлав вскричит: "Это невозможно", но он только опустил голову, а потом хрипло произнес.
   - Я постараюсь.
   - Я вижу. И теперь могу быть свободна, - Эвелина неожиданно тепло взглянула на меня и прошептала перед тем, как растаять. - Береги его. Я вижу, он любит тебя. Еще сильнее, чем любил меня когда-то.
   А потом моей кожи будто коснулся ветерок, но не привычный морозный, обычно сопровождавший появление призрака, а теплый весенний. На миг меня окутало ароматом ландышей, и я услышала чистый, радостный смех Эвелины. А потом она исчезла.
   - Что она говорит? - спросил Вацлав.
   - Ничего, - смешалась я. - Она ушла.
   - Куда ушла? - Вацлав растерянно моргнул.
   - Ты у меня спрашиваешь, куда уходят призраки? - огрызнулась я. - Извини, я вижу их только первый день и еще не успела стать специалистом.
   - Спасибо тебе за то, что дала нам поговорить, - неожиданно серьезно сказал Вацлав. - Это очень важно для меня.
   - У меня не было выбора, - смутившись, пробормотала я. - В противном случае твоя жена меня в покое бы не оставила.
   - У тебя, наверное, масса вопросов? Это долгая история, но я тебе все расскажу, - он с готовностью взглянул мне в глаза.
   - Не стоит, Эвелина мне уже все рассказала.
   Вацлав посмотрел на меня долгим, выжидательным взглядом.
   - Теперь ты знаешь мою страшную тайну...
   - И теперь ты обязан меня убить и закопать здесь? - нервно отшутилась я.
   - Теперь мне стало легче, - просто признался он, и желание шутить дальше у меня совершенно отпало.
   Внезапный сквозняк ворвался в зал, воровато подхватил с раскрытой ладони Вацлава кусочек картона с портретом Эвелины и стремительно унес свою добычу в темные лабиринты подземелья.
   Я ожидала, что Вацлав бросится вслед за ним, но он тряхнул головой и сказал:
   - Эвелина права. Хватит жить прошлым. Как думаешь, - он пристально взглянул на меня, - она больше не вернется?
   - Нет, - уверенно ответила я. - Она ушла насовсем.
   - Надеюсь, что она обретет покой. Ну что, будем выбираться отсюда? Или, - он насмешливо взглянул на меня, - ты желаешь меня познакомить с другими своими знакомыми призраками?
  
   НОВАЯ ГЛАВА0.04.2010
  
  
  
   Мы вернулись в отель с первыми рассветными лучами солнца, и я сразу же рухнула в постель. А на закате меня разбудил звонок на мобильный Вацлава. Звонил Адам. К нашему обоюдному удивлению, вампиры сдержали свое обещание помочь Фабиоле, несмотря на мой побег. Прошлой ночью, пока я блуждала по подземельям, вампиры успели подкупить кого надо и организовать следственный эксперимент. Через пару часов Фабиолу повезут к музею, и по дороге в машину с заключенной врежется фургон. Когда охранники очнутся, Фабиола уже будет у нас. Что ж, надеюсь, все так и будет.
   Мы быстро собрались, вышли из отеля и сели в машину. Я думала, что мы сразу отправимся к указанному месту, будучи уверенной в том, что Вацлав сам захочет руководить операцией и держать все под контролем. Однако Гончий повез меня по извилистым улочкам Старого города.
   - Время еще есть. Хочу показать тебе Староместскую площадь, - пояснил он. - Это самое сердце Праги.
   Несмотря на поздний час, на площади было довольно оживленно. Я с любопытством вертела головой, разглядывая невысокие трехэтажные дома, чьи светлые фасады, выходившие на площадь, казались желтыми в свете фонарей, а высокие крыши были припорошены снегом, напоминая о елочных игрушках. Над ними, рисуя очертаниями букву М, нависали красивые ажурные башни здания, которое я сперва приняла за замок сказочной принцессы, но, присмотревшись, заметила на крутой крыше между башен католический крест храма. Храм был искусно освещен, так что стены его ослепительно белели на фоне ночного неба, а шпили башенок заканчивались огоньками, соперничавшими по красоте со звездами. По периметру площади были установлены фонари в старинном стиле. Такие же фонари, только настенные, крепились к фасадам зданий, отбрасывая отсветы на блестящую мостовую, выложенную булыжником.
   - Здесь почти ничего не изменилось за последние сто шестьдесят лет, - тихо заметил Вацлав. - Только раньше здесь было темнее по ночам.
   Я попыталась представить Вацлава в том синем камзоле, в каком я его видела на портрете, чинно разгуливающего по площади и, быть может, даже вальяжно опирающегося на трость, но у меня ничего не получилось. Как будто тот Вацлав и Гончий, которого я знала, были совершенно разными людьми.
   Держа мою руку в своей руке, Вацлав повел меня к зданию ратуши, сложенному из потемневших от времени каменных блоков. С боку уже толпился народ, держа наготове видеокамеры.
   - Сейчас начнется, - шепнул Вацлав, привлекая мое внимание к большим старинным часам на уровне второго этажа, отсчитывающим последние минуты часа.
   Стрелки на циферблате остановились на отметке в одиннадцать часов ночи, и механизм ожил. Звон колокола глухим набатом разнесся по ночной площади. В оконных отверстиях над часами появилась процессия апостолов, вокруг защелкали фотовспышки, а я завороженно замерла. Даже в наши дни компьютерных технологий и 3D старинный механизм производил впечатление. Пронзительный крик петуха завершил движение фигурок, и они скрылись. Я повернулась к Вацлаву, собираясь выразить свой восторг, и заметила его пристальный взгляд. Готова поспорить, все это время, пока я пялилась на старинные часы, он неотрывно смотрел на меня!
   Неловкость исправил телефонный звонок, и я торопливо ответила на вызов, отключая веселую мелодию финской польки, которая показалась сейчас чересчур неуместной там, где только что отзвучал величественный бой набата. Звонил мой дедушка-вампир.
   - Жанна! - Голос Аристарха звенел от волнения. - Как ты? С тобой все в порядке? Я не мог дозвониться до тебя прошлой ночью. Телефон Вацлава тоже не отвечал.
   - Все хорошо, - улыбнулась я в трубку, отходя подальше от туристов, все еще щелкающих фотоаппаратами. - Мы сейчас на Староместской площади, слушали старинные часы.
   - Развлекаетесь, значит? - проворчал Аристарх. - А я тут с ума схожу от беспокойства. Собирался уже вылетать первым рейсом в Прагу.
   - Не волнуйся, - я скосила взгляд на Вацлава, - я в надежных руках.
   - Когда вы возвращаетесь? - дотошно выспросил Аристарх.
   - Пока не знаю. Надеюсь, что скоро. Как там Вероник?
   Бывшая парижская старейшина, у которой я гостила в Париже, стояла за меня горой, даже когда я была под стражей по несправедливому обвинению. Когда все благополучно разрешилось, Вероник, возмущенная поведением своих коллег, которые чуть не отправили меня на эшафот, не захотела оставаться в совете и вместе с Аристархом решила ехать в Москву.
   - Все хорошо, - с теплотой отозвался Аристарх. - Живет пока у меня, подбирает квартиру. Нашла себе новую подружку - Монику.
   Моника была действующей старейшиной Московского клуба и бывшей топ-моделью. Неудивительно, что у итальянки Моники и латиноамериканки Вероник, успевшей побыть звездой мыльных опер у себя на родине, нашлись общие интересы.
   - А как там бабушка?
   - Был у нее сегодня, - весело доложил Аристарх. - Вручил подарки из Парижа. Шляпка, которую я для нее выбрал, ей очень к лицу.
   По голосу чувствовалось, что Аристарх рад тому, что угодил своей бывшей возлюбленной. Хотя мне оставалось только догадываться, какие чувства он испытывает, встречаясь с ней, постаревшей на полвека, в то время как сам он с момента их романа не изменился ни на год и, чтобы видеться с Лизой, вынужден притворяться моим бойфрендом.
   - Позвони ей, она по тебе скучает, - попросил он.
   - Обязательно, - пообещала я. - Только уже не сегодня.
   - Да уж, - хмыкнул Аристарх, - поздновато для звонка. Ну ладно, наслаждайся прогулкой по Праге. Целую тебя, внучка.
   - Люблю тебя, - сказала я в трубку на прощание и, подняв глаза, встретилась взглядом с Вацлавом. Как же легко сказать "люблю" своему родному деду и как трудно признаться в том же самом Вацлаву. Хотя, кто, как не мы сами создаем эти трудности?
   - Идем? - глухо спросил Вацлав, и мы пересекли площадь, направляясь к месту парковки.
   Однако мы не успели проехать и несколько минут, как машина притормозила у уже знакомого мне желтого здания пивной с вывеской "У Флеку".
   - Ты же не откажешься отведать настоящей чешской кухни? - поторопил Вацлав, поймав мой удивленный взгляд.
   Направляясь к двери, я обратила внимание на необычные часы, прикрепленные к фасаду, - делениями на циферблате служили не числа, а буквы, которые складывались в надпись "Pivovar u Fleku". Бросились в глаза и цифры 1499 на стене здания - дата основания заведения, как пояснил Вацлав.
   Уже с порога меня захватила атмосфера всеобщего веселья и кутежа. В пивной было несколько залов, и отовсюду гремел смех, звучали тосты, раздавался стук кружек о стол, а кое-откуда даже доносилось нестройное пение.
   Зал, в который меня уверенно повел Вацлав, был оформлен в средневековом стиле. Крашеные белые стены были изрезаны арками в обрамлении серого и зеленого кирпича и навевали ассоциации с рыцарскими временами, мебель из темного дерева была массивной и резной. Под потолком с деревянными балками висела куполообразная железная люстра с цепями и квадратными фонариками, которая наполняла зал уютным светом, а пол из красного кирпича довершал атмосферу далекого прошлого.
   Засмотревшись по сторонам, я не сразу обратила внимание на то, что творится под ногами. А когда заметила, то чуть не завопила от ужаса и не бросилась прочь. В зале было полно зеленых чертей. Они сидели в обнимку с накачивающимися пивом посетителями, сновали между столами или даже сидели прямо на столе, болтая копытцами. Здравствуйте, здравствуйте, духи алкоголизма!
   Стараясь унять дрожь, я двинулась вслед за Вацлавом. Что толку бежать, если мне все равно придется с этим жить? Пора привыкать. Один из чертей, скакавших по полу, почуяв мой взгляд, замер и обернулся, я смогла разглядеть его целиком и чуть не икнула от ошеломления. Его живот был прозрачным, как бутылочное стекло, и внутри него плескалось что-то похожее на пиво. Черт что-то недовольно пробурчал и метнулся к большой компании, которая сидела в центре зала за длинным столом. По бокам от него располагались столики поменьше.
   Зал был полон - посетителей было не меньше сотни, и все они голосили на разных языках, силясь перекричать соседей. Кажется, кроме самих чехов, здесь собрались представители со всех уголков мира. Во всяком случае, пока мы шли к свободному столику, я слышала и отрывистую немецкую речь, и темпераментный спор итальянцев, и обсуждение японцев, и анекдот на русском.
   Рябило в глазах и от нечисти - в воздухе витали клубы сигаретного дыма и винные пары, а у столиков, невидимые никому, кроме меня, толпились сотканные из дыма духи никотиновой зависимости и резвились в каком-то диком танце зеленые черти, которых я брезгливо огибала, стараясь их не коснуться.
   - Братр! - вдруг раздался оглушительный вопль рядом. (прим. по-чешски - брат)
   Я увидела, как Вацлав ощутимо вздрогнул и обернулся.
   Но это всего лишь опьяневший чех лет сорока перегнулся через стол, практически выложив на него свое тугое от пива пузико, и крепко обнял приятеля. После чего один из чертей запрыгнул на стол рядом с ними и пустился в пляс, а приятели заторопились наполнить кружки.
   Прикосновение Вацлава привело меня в чувство. Гончий взял меня за локоть, подвел к свободному столу поодаль и выдвинул стул, на резной спинке которого я заметила искусно вырезанный герб.
   - Это герб Праги? - полюбопытствовала я.
   Вацлав бросил короткий взгляд на стул.
   - Нет, это Плзень. На стульях высечены гербы тех чешских городов, где есть пивоварни. Ну что, отведаешь здешнего пива?
   Я стрельнула глазками в сторону черта за соседним столом, который отбивал чечетку, резвясь между кружками, а сидевшая за ним мужская компания, потакая прихоти невидимой нечисти, осушила кружки до дна и затянула нестройным хором немецкую песню. Нет, что-то пива мне совсем не хочется...
   - Жанна, - ладонь Вацлава накрыла мою, и Гончий проницательно взглянул на меня. - Что ты видишь?
   - Лучше тебе этого не знать, - пробормотала я, отводя глаза от черта, который нахально показал мне язык.
   - Это призраки? - серьезно спросил Вацлав.
   Я помотала головой и угрюмо выдавила:
   - Духи. И черти. Зеленые.
   Губы Вацлава на секунду изогнулись в улыбке.
   - Я не шучу, - хмуро сказала я. - Двое уже кружат возле нашего стола, ожидая, пока мы закажем пива.
   Вацлав резко покрутил головой и даже размашисто рассек рукой воздух, словно хотел обнаружить невидимых ему существ на ощупь. А потом с интересом уставился на меня:
   - Расскажешь, как они выглядят?
   - Не хочу портить тебе аппетит.
   - Самое главное, чтобы он не испортился у тебя. Я ведь хотел, чтобы ты попробовала чешской кухни.
   - Не откажусь, - улыбнулась я.
   Если все время смотреть на Вацлава и не опускать взгляд ниже столешницы, то никаких чертей и духов как будто и нет.
   - А пива? - в растерянности предложил Вацлав. - Оно тут особенное, называется "Флековский лежак". Варится только здесь по старинному баварскому рецепту, больше такого нигде не попробуешь. Это темное пиво с карамельным вкусом, и многие знатоки считают его одним из лучших сортов.
   - Ты не забыл, что нам еще сегодня с Фабиолой беседовать?
   - Я-то буду предельно в здравом уме и твердой памяти, - усмехнулся он. - Я же за рулем, так что пить не буду. Хотя, признаюсь, соблазн очень велик. Все-таки я здесь не был с середины девятнадцатого, и интересно, изменился ли вкус здешнего пива за это время.
   Он с такой легкостью произнес это "с середины девятнадцатого", как люди обычно произносят "в конце девяностых". Только люди считают десятилетиями, а вампиры - веками. Вот и вся разница.
   - Так что, попробуешь хотя бы глоток в рамках дегустации?
   За спиной Вацлава выстрелил в потолок зеленый вихрь. Это один из чертей, расшалившись, подпрыгнул высоко вверх и повис на люстре, выделывая немыслимые акробатические кульбиты.
   - Нет. - Я категорично покачала головой, чувствуя, как к горлу подступает тошнота. - Никакого алкоголя.
   Увидев, что я не отрываю взгляда от чего-то за его спиной, Вацлав обернулся, но не заметил ничего необычного, и на его лице отразилась растерянность.
   - Может, нам лучше уйти? - предложил он.
   - Нет-нет, - я с усилием отвела взгляд от расшалившегося черта. Не позволю никаким уродцам с копытами испортить наш первый, почти романтический ужин. Хотя какая уж тут романтика, в таком-то окружении?! - Я проголодалась, а впереди долгая ночь. Что посоветуешь из здешнего меню?
   Пробежавшись глазами по диковинным названиям, я совершенно растерялась.
   Вацлав на правах коренного жителя и прежнего завсегдатая пришел мне на помощь. Мы решили заказать два фирменных блюда. Мне приглянулась флековская башта, а Вацлав выбрал запеченное свиное колено. Не обошлось и без традиционных кнедликов - хлебных и картофельных. Уговорил меня Вацлав и на пивной сыр в качестве закуски в ожидании горячего.
   Пока Вацлав по-чешски общался с официантом, компания немцев в противоположном углу зала затянула нестройными голосами народную песню, и тут же встрепенулись русские за соседним с нами столиком, загорланив "Если б было море пива, я б дельфином стал красивым".
   Официант отошел, а Вацлав с виноватой миной посмотрел на меня:
   - Прости. Привести тебя сюда было дурацкой затеей.
   - Если б было море водки, стал бы я подводной лодкой! - перекрыли его извинения вопли "певцов".
   - Ну что ты! - мило улыбнулась я, дождавшись окончания песни. - Где бы еще я увидела такое количество... зеленых чертей!
   Однако моя шутка Вацлава только еще больше раздосадовала.
   - Жан, если ты хочешь уйти, только скажи.
   - Это после того, как ты растревожил мое воображение загадочной флековской баштой? Ни за что на свете!
   - Ты так и не сказала мне, почему сбежала из подземелья, - неожиданно сменил тему Вацлав.
   Я пожала плечами. Что рассказывать? Не понравилось мне там.
   - Что они от тебя хотели? - напряженно спросил Гончий.
   - Расспрашивали про Жана. Я же для всех вроде диковинного зверька. Мало того, что проникла в Клуб против всех правил, так к тому же еще убила своего кровного наставника. Всем интересно услышать историю из первых уст, - я криво улыбнулась. - Пражские старожилы - не исключение.
   - Надеюсь, ты ничего не сказала им о призраках, которых видела? - с беспокойством уточнил Гончий.
   - Ни словечка, - успокоила его я. - Хотя это было непросто. Якуб все время крутился рядом со мной и отпускал свои комментарии по ходу моей беседы с Адамом и Франтишеком.
   - Якуб?! - потрясенно уставился на меня Вацлав. - И как он выглядел?
   Я описала призрака, и по мере моего объяснения глаза Вацлава становились все круглей. Из чего я сделала вывод, что Якуб при жизни был ему знаком.
   - Ты знаешь, как он погиб? - спросила я.
   Вацлав покачал головой.
   - Я даже не знал, что он умер. Просто однажды он пропал, и мы не смогли найти никаких его следов. И он тебе ничего не сказал о своей смерти?
   - Нет. Только просил передать привет от старого друга, - сымпровизировала я.
   Вацлав вздрогнул, и из его глаз на меня взглянула черная бездна.
   - Вацлав, - тихо спросила я, - кем он был?
   - Якуб был одним из тех, кто меня обратил, - глухо произнес Вацлав.
   - Что значит, одним из?.. - удивилась я. - Ведь у вампира бывает только один кровный наставник.
   - У всех нормальных вампиров - да, - криво усмехнулся Вацлав. - А я, как ты уже имела возможность убедиться, не из их числа. Меня обратили пятеро, и в моих венах течет их кровь.
   - Но зачем это нужно? - опешила я.
   - Кровные узы для вампира - самые крепкие. А им нужно было крепко привязать меня к их братству.
   - И кто были другими?
   Вацлав помолчал, прежде чем ответить на вопрос.
   - Еще двоих из них ты знаешь - это Адам и Франтишек. Они, - он запнулся, - про меня что-нибудь спрашивали?
   - Можно подумать, что я о тебе знаю что-то такое, чего не знают они, - хмыкнула я. - Это мне было в пору их расспросить, почему тебе был оказан столь почтительный прием и за что ты врезал этому дураку Франтишеку. Жаль, что я сбежала раньше и не догадалась этого сделать. Впрочем, Эвелина мне все равно все рассказала. К тому же я видела твой портрет в галерее, который ты упорно заслонял своей спиной, по пути в логово вампиров. Почему ты...
   Я хотела спросить, почему он скрывал от меня свое прошлое, но запнулась, поняв, что не имею никакого права на откровенность Вацлава. С какой стати он должен был изливать мне душу и рассказывать о своем прошлом? Если даже мой дед, являющийся старейшиной московского Клуба, ничего об этом не знал?
   К счастью для меня, к нашему столику подскочил официант и поставил на стол тарелку с пивным сыром и две деревянные кружки с водой, при этом неодобрительно покосившись на нас. В его взгляде так и читалось: зачем приходить в пивной ресторан, чтобы заказать простой воды? Даже кружки под воду нам выделили деревянные, чтобы не шокировать других посетителей.
   Я быстро отправила в рот кружок сыра и, поторопившись сменить неловко оборвавшуюся тему разговора, восхитилась:
   - Вкусно!
   Вацлав, не сводя с меня взгляда, серьезно сказал:
   - Я ничего не рассказывал тебе о своем прошлом, потому что хотел о нем забыть. По этой же причине я не возвращался в Прагу уже сто шестьдесят лет. И по этой же причине не хотел без крайней надобности обращаться к местным вампирам.
   - Прости, что втянула тебя в это, - растерянно пробормотала я.
   - Ты не должна извиняться, - перебил меня он. - Это ты меня прости, что оставил тебя вчера с Адамом и Франтишеком.
   - Я сама этого хотела, - возразила я. - И, как видишь, ничего страшного не произошло. И эти любезные господа даже простили меня за мое невоспитанное бегство и сдержали свое обещание помочь с Фабиолой. Кстати, - я взглянула на часы, - до часа Х осталось немногим более часа.
   - Как раз успеем перекусить. Здесь недалеко.
   Один из наших русских соседей откинулся на спинку стула и громко захрапел. Вацлав метнул на него такой взгляд, словно хотел убить. Но спящий проснулся не от этого. Один из зеленых чертей вскочил на стол и принялся отплясывать гопака между кружек. Спящий вдруг подскочил на месте, открыл глаза и в ошеломлении уставился прямо на черта. Невероятно, он его видит!
   - Тут это... - забормотал мужик, тыча пальцем прямиком в черта.
   - Глядите, Степан проснулся! - оживились его приятели и подвинули к нему полную кружку. - Держи, Степан!
   Тот затряс головой и испуганно выдавил, продолжая тыкать пальцем в черта, который, ничуть не боясь разоблачения, показывал ему козу:
   - Черт! С рогами!
   - Ну ты, брат, напился! - загоготали его приятели.
   В этот момент компания за соседним столом затянула песню. Черти с улюлюканьем закувыркались рядом. Вацлав заскрежетал зубами, и я поторопилась его отвлечь:
   - А почему пражские вампиры не должны были узнать, что я вижу призраков?
   Вацлав помрачнел.
   - Представь на минутку, сколько интриг и заговоров, державшихся в строжайшей тайне, плелось в этом подземелье. И все это происходило на глазах у призраков. Как думаешь, если появится человек, способный их видеть и слышать, как долго он проживет на свете после того, как Адам узнает о его способностях?
   Кусочек сыра встал у меня поперек горла.
   - Но Якуб и Эвелина не рассказывали мне ничего такого, - тихо заметила я.
   - И это твое спасение, - серьезно сказал Вацлав и добавил. - Адам знает о существовании в подземелье призраков. Как-то к нам спускались пара магов, которые их увидели. И услышали. С тех пор ни один маг не переступал порога подземного града. Это табу. А то, что ты, будучи вампиром, видишь потусторонний мир, это вообще нонсенс.
   - А что стало с теми магами? - робко спросила я.
   Вацлав ничего не ответил, только еще больше помрачнел. А я торопливо влила в себя глоток воды. Ничего хорошего с бедолагами не стало, это точно.
   В этот момент черти, скачущие в проходе, брызнули в стороны, как тараканы, застигнутые на кухне в момент ночного пиршества и испугавшиеся света. Оборвалась недопетая приятелями песня. Черт, раскачивающийся на люстре, торопливо спрыгнул вниз, чуть не сломав себе шею, и юркнул под стол. Точно так же, перепугавшись неизвестно чего, скатились со столов другие резвящиеся черти и скрылись из виду, забившись по углам и под стулья. Словно ветром сдуло и никотиновых духов. Интересно, что их так напугало?
   Я посмотрела за спину Вацлава, на вход в зал, где по-прежнему наигрывали веселую мелодию музыканты, и увидела рядом с ними двух парней и двух девушек, которые, весело болтая, крутили головами в поисках свободного столика. Компания неподалеку от нас как раз расплачивалась с официантом, и вновь прибывшие заторопились, чтобы занять их столик. Один из зеленых чертей влетел в зал из коридора и метнулся по проходу, собираясь обогнуть молодежь. Но тут одна из девушек, хорошенькая высокая брюнетка с каре, бросила короткий взгляд через плечо. Черт резко затормозил, словно споткнулся о невидимую преграду, и шарахнулся в сторону, прячась под стол. Не успела я удивиться этому происшествию, как компания приблизилась к нашему столику. Вторая девушка, шатенка с заколкой-цветком в длинных волосах, и ее парень, прошли мимо, разговаривая между собой по-чешски и даже не взглянув на нас. А вот брюнетка чуть замедлила шаг, повернула голову, встретившись со мной взглядом, и в ее глазах вдруг вспыхнула такая неприязнь, что я невольно подалась назад, упершись в спинку стула. Губы девушки презрительно скривились, потом она прошла мимо.
   А у Вацлава вдруг сделался совершенно темным взгляд.
   - Магичка, - едва слышно процедил он, глядя в спину девушке.
   - Она маг? - переспросила я, сразу вспомнив свою московскую соседку Настю. Раньше мы были с ней очень дружны, вместе ходили по магазинам и запросто забегали друг к другу на чай, чтобы обсудить дела сердечные или последние тенденции моды. Но стоило мне стать вампиром, как Настя стала меня избегать. Все выяснилось, когда Аристарх провожал меня до дома и случайно столкнулся с Настей. Я узнала, что моя соседка - маг, а маги с вампирами уживаются так же, как кошки с собаками. - Я думала, она меня испепелит взглядом на месте, - добавила я с опаской.
   - Эта не сможет, - уверенно сказал Вацлав. - Сил не хватит. Мелкая сошка.
   - А что, - с дрожью уточнила я, - есть такие, которые это умеют?
   - Есть, - кивнул Вацлав. - И лучше нам с ними никогда не встречаться.
   Интересно, как он с такой легкостью определяет ее потенциал? Я вот даже узнать мага в толпе не смогла.
   А когда магичка со своими друзьями уселась за столик в конце зала, началось самое интересное. Черти повылезали из-под столов, никотиновые духи повыползали из тени, и все вместе они устремились к выходу, торопясь покинуть зал, как будто по сигналу пожарной тревоги.
   С их уходом в зале стало значительно спокойней. Примолкли песни, стали тише разговоры, не стучали по столам кружки, как будто все любители пива мигом протрезвели. Многие засобирались домой, и к тому времени, когда официант принес наши горячие блюда, зал опустел почти наполовину. Хотя в соседних помещениях было по-прежнему шумно. Я была даже благодарна магичке за эту тишину и отсутствие пьяной суеты.
   Так, что там у нас вкусненького? В моей тарелке оказалась четвертинка курицы с золотистой корочкой, свиная лопатка, горка вареной картошки, немножко кислой капусты и жареная колбаска. Блюдо Вацлава выглядело куда более внушительным. Это была половина подрумяненной свиной рульки, навевающая на мысли о средневековье, когда на вертеле зажаривали целые мясные туши.
   У нас оставалось не так много времени, и мы набросились на еду. Неизвестно, какой долгой будет эта ночь, а сил нам понадобится много. Что-то мне подсказывало, что так просто Фабиола нам все свои тайны не выдаст, и от этой девчонки можно ждать только неприятностей. Недаром Вацлав перед выходом из отеля проверил, что я взяла с собой его кинжал. "На всякий случай", - сказал он. Но вид у него при этом был такой, как будто он не сомневался, что кинжал мне сегодня понадобится.
   Башта оказалась сытной и сочной, но особого впечатления на меня не произвела. Так же как и кнедлики из теста, напомнившие мне вареный пельмень без мяса. Французская кухня, которой меня потчевали на званом ужине в Париже, была куда более изысканной и вкусной. Чешская кухня, должно быть, хороша для закуски к пиву. Но так как от пива мы отказались, то оценить ее вкуса по достоинству у меня не получилось. Хотя я и заверила Вацлава, что ничего вкуснее в жизни не ела, кажется, он все-таки мне не поверил. Не отказалась я отведать и свиного колена, млея при мысли о том, что со стороны мы, должно быть, выглядим влюбленной парой, которые едят из одной тарелки. Хотя о какой любви и романтике речь? Если бы Вацлав хотел пригласить меня на свидание, он бы выбрал более подходящее место, чем шумная пивнушка. Не стоит видеть романтику там, где ее нет. И наш ужин - не свидание влюбленных, а скорее бизнес-ланч, на котором обсуждаются рабочие вопросы нашей совместной поездки.
   Пока я старалась подцепить вилкой кусочек свинины, Вацлав повернул голову и в глазах его блеснул вызов. Магичка со своими друзьями прошла мимо нас к выходу. Выпив по кружке пива, они не задержались в зале. А в зал вскоре потянулись черти.
   К тому моменту, как мы собрались расплатиться, зал уже снова был полон нечисти. Нагрянули из соседнего зала и музыканты, затянули веселую польку. Приятели, сидевшие за большим столом, выбрались в проход и пустились в пляс, но мужчины не удержались на ногах и с хохотом попадали на пол. Черти с улюлюканьем закувыркались рядом.
   - Пойдем отсюда, - попросила я Вацлава.
   - Конечно. - Он махнул рукой официанту и оплатил наш ужин.
   Мне показалось, что он чем-то расстроен, как человек, который не успел сказать или сделать что-то важное, и вот теперь момент безвозвратно упущен. Наверное, сожалеет о том, что он за рулем, и так и не смог отведать здешнего знаменитого пива.
   Мы покинули пивную за полчаса до назначенного времени, через пятнадцать минут были в нужном месте и приготовились ждать.
  
   ***
  
   ВСТАВКА: Вацлав
  
   Надо было быть полным идиотом, чтобы пригласить Жанну на первое свидание в пивную! Ему казалось, ей будет интересно повидать то, зачем многие туристы приезжают в Прагу. К тому же он совершенно не ориентировался в современных ресторанах, а "У Флеку" он когда-то был завсегдатаем, и кухня там была отменной.
   Все пошло не так с самого начала. Сначала Жанна с широко раскрытыми глазами застыла на пороге, но он, как последний идиот, списал это на впечатление от интерьера рыцарского зала. Потом она, смущаясь, поведала ему о зеленых чертях, которых, по ее словам, в зале было не меньше посетителей. И он содрогнулся, представив себе то, что видит она, и предложил ей уйти. Но она героически отказалась и старалась смотреть ему в глаза, хотя взгляд ее все время отвлекался на что-то постороннее - то, чего в этом зале не видел никто, кроме нее.
   Вацлав ни на минуту не усомнился в здравомыслии Жанны, только сердце еще больше сжало беспокойство: как ей жить теперь с этим даром? Справится ли она? Найдет ли в себе силы не обращать внимания на лишнее, как он со временем научился отсекать ненужные чужие мысли, как досадные радио-помехи? И как долго она сможет сохранять свой дар в тайне? Ведь как только о нем станет известно, Жанну в покое уже не оставят. История знает только одного вампира, который обладал подобным талантом. И неизбежно встанет вопрос о родстве с ним Жанны. Что тогда начнется, даже вообразить трудно.
   А пока же его девочка сидела перед ним, растерянная от открывшегося ее взору видения, и ему больше всего на свете хотелось прижать ее к груди, обнять, закрывая от всего мира, и поймать губами ее взволнованное дыхание. Но разве возможно это сделать, когда вокруг горланят песни пьяные компании и резвятся не видимые ему зеленые черти? Он старался не думать о том, что эти существа были здесь всегда, еще со времен его юности. Что они изо дня в день крутились вокруг него с приятелями, подзуживая чаще наполнять кружки и опустошать их, подбивая распевать скабрезные песни и щипать служанок, подчиняя своей власти и заставляя приходить сюда все чаще и задерживаться все дольше.
   Дух заведения за полтора века почти не изменился. Разве что теперь туристов здесь было куда больше, чем самих чехов. Пиво подавали в стеклянных кружках, а не в деревянных, как прежде. Да и вкус еды безнадежно испортился...
   - Пойдем отсюда? - Жанна умоляюще посмотрела на него, и он с досадой махнул рукой официанту.
   Он так и не сказал ей то, что хотел сказать.
   Надо было быть полным идиотом, чтобы пригласить Жанну на первое свидание в пивнушку. Неудивительно, что она и не поняла, что это было свиданием.
  

***

  
   Вампиры сработали четко. Фургон, на огромной скорости вывернув из-за угла, врезался в полицейскую машину. Из припаркованного рядом микроавтобуса высыпали люди в черном и помчались к месту аварии, чтобы уложить полицейских, оставшихся в сознании. Однако их помощь не потребовалась. Фабиола сама ловко оглушила охранников, которые сидели с ней позади, и, разбив стекло, выскочила наружу. Разумеется, случившееся она приняла за несчастный (для полиции Праги) и счастливый (для себя) случай и собиралась бежать. Тут-то и пригодилась помощь вампиров в черном, которые обступили место аварии и препроводили хмурую итальянку к нам.
   При виде Вацлава, вышедшего из машины, лицо Фабиолы удивленно вытянулось, а потом ее губы тронула улыбка, от которой мое сердце тревожно заныло. Несмотря на малоприятные обстоятельства Фабиола была рада Вацлаву. И она была рада ему не как Гончему, а как мужчине. Уж в этом-то я разбираюсь.
   Вацлав коротко поблагодарил вампиров за помощь и, крепко взяв Фабиолу за локоть, повел к машине. Она что-то с улыбкой спросила у нее, Вацлав отрывисто ответил, и я пожалела, что не знаю итальянского.
   - Говори, пожалуйста, по-английски, - сказал он, открывая дверцу машины. Пленница все еще оставалась в наручниках, когда Вацлав усадил ее на заднее сиденье.
   В ответ из упрямства Фабиола затараторила по-итальянски, с вызовом глядя на меня. Она все тараторила и тараторила, пока Вацлав обходил машину и садился на водительское сиденье, и от ее вибрирующего взволнованного голоса, казалось, температура в салоне накалилась.
   - Все сказала? - спокойно спросил Вацлав, глядя на итальянку в зеркало заднего вида. - А теперь послушай меня. Через пару минут полицейские очнутся, и если мы с тобой не заговорим на одном языке, я сдам тебя им в руки. И скажу, что проезжал мимо и видел, как преступница пыталась сбежать с места аварии. Как тебе такой вариант? Или я могу увезти тебя отсюда и помогу покинуть страну. Так что?
   Фабиола с досадой глянула на него и процедила по-английски:
   - Хорошо. Поехали.
   Вацлав завел мотор, и машина сорвалась с места, торопясь оказаться подальше от места происшествия.
   - Кстати, познакомься, - кинул Вацлав через плечо Фабиоле, - это Жанна, твоя сестра по крови.
   Фабиола на миг напряглась, бросив на меня пытливый взгляд в зеркало, потом фальшиво рассмеялась.
   - И ради этого весь маскарад? Извини, дорогая, - фамильярно обратилась она ко мне, - не хочу тебя огорчать, но у меня нет кровных сестер.
   - Думаю, Дарла, Ванесса Рейн, Глория и Оливия были бы оскорблены, услышав, что ты от них отреклась, - спокойно заметила я.
   Смех Фабиолы оборвался на высокой ноте, ее зрачки изумленно расширились, а ноздри затрепетали от волнения.
   - Я была в Замке Сов и видела всех вас, - окончательно добила я ее.
   Однако Фабиола быстро взяла себя в руки и пристально глянула на меня:
   - Так это ты официальная наследница Жана.
   - Надеюсь, что скоро я разделю это тяжкое бремя с тобой и с остальными сестрицами.
   - Чего вы хотите? - На этот раз она смотрела на Гончего.
   - Правды, - потребовал тот. - Мы хотим знать истинные намерения Жана. И еще то, что он вам оставил.
   - Ведь вы расшифровали карту, зашифрованную на кулонах? - поинтересовалась я. - И нашли тайник?
   С каждым нашим словом Фабиола мрачнела все больше.
   - Так вам и это известно, - угрюмо выдавила она.
   В доказательство своей осведомленности я подцепила цепочку с кулоном, ждущую своего часа в кармане, и, подняв руку, помахала ей на манер маятника.
   - А мы-то гадали, куда делась двенадцатая подвеска, - Фабиола неприязненно сверкнула глазами.
   - Думаю, мы заслужили откровенности в благодарность за твое спасение, - подал голос Вацлав.
   - Да уж конечно, - язвительно сказала Фабиола и колко взглянула на него: - Только хочешь хороший совет, в благодарность за все спасения - и это, и предыдущие?
   Я увидела, как напрягся Вацлав при словах о предыдущих спасениях. Что же там такого происходило между ним и этой черноглазой кошкой?
   - Лучше бы вам все это забыть, - сказала она, не дожидаясь его ответа, и отвернулась к окну, глядя на темные воды Влтавы, по мосту над которой мы проезжали. - Амнезия - замечательный способ избавиться от больших проблем. Могу помочь.
   Я не успела среагировать на угрозу в ее голосе, как Фабиола, резко откинувшись назад, ударила меня локтем в шею. Я закашлялась от приступа удушья, а итальянка в тот же миг со всей силы ударила Вацлава по голове сцепленными в замок руками. Голова Вацлава ударилась о руль, он на долю секунды потерял управление. Машину занесло на крутом вираже. И этой секунды Фабиоле хватило для того, чтобы открыть дверь и выпрыгнуть наружу. А в следующий миг раздался оглушительный грохот - это машина пробила ограждение моста. Мир вокруг меня завертелся со скоростью волчка, я ощутила короткое мгновение полета, которое почти сразу же сменилось падением, подобным стремительному съезду вниз с американских горок. И вот уже машина быстро погружается в реку, вода блокирует двери и поднимается до уровня окон, торопясь утащить нас на дно и погрузить в полную тьму.
   - Вацлав! - От страха из моих губ вырывается только хрип. - Вацлав!
   Машина уже наполовину погрузилась в реку, передняя часть ушла под воду, за окнами вокруг Вацлава - черная мутная вода. Салон стремительно наполняется холодом, и я стараюсь не думать о том, сколько градусов вода в реке в феврале. Я трясу Гончего за плечо, пытаясь привести его в сознание.
   - Очнись же! - в отчаянии кричу я, чувствуя, как стекло трещит под напором воды и уже не выдерживает ее разрушительной силы. Еще немного - и стекло треснет, как лед, а вода хлынет в салон.
   Неужели мы погибнем вот так, утонув в машине во Влтаве? Нет, только не это. Надо что-то делать. Надо быстрее выбираться отсюда. В машине мы погибнем. Выберемся - и появится шанс выплыть на берег.
   Я с силой сжала ручку двери, но вода намертво заблокировала выход. Я навалилась всем телом и забилась как рыба об лед, пытаясь сдвинуть дверь с места - тоже безрезультатно. Задняя часть машины еще оставалась на плаву, в окно еще были видны огни берега, но на берегу не было ни души. Никто не видел аварии, никто не придет на помощь. Вся надежда только на себя. Вдох-выдох, собраться, взять себя в руки!
   Выбить стекло.
   Выбраться из машины.
   Помочь Вацлаву.
   Выплыть на берег.
   У меня даже не было времени задуматься, откуда во мне взялось это ледяное спокойствие. Надо было спасаться.
   Продолжая тормошить Вацлава, я со всей силы забарабанила кулаками по окну. На стекле остались алые разводы от сбитых в кровь костяшек пальцев, но оно не поддалось. Нужно что-то потяжелее моих маленьких кулачков. Я быстро оглядела салон, в надежде отыскать какой-нибудь домкрат. Ну, хотя бы кирпич! Ну, хоть небольшую гантель! В былые времена даже флакон духов в моих руках оказался смертельным оружием против напавших на нас с Вацлавом вампиров. При воспоминании о тех событиях в нос явственно ударил запах "Пуазона", который навечно стал для меня запахом смерти и опасности. Этот удушливо-сладкий аромат, которому неоткуда было взяться в салоне машины, стремительно погружающейся во Влтаву, подействовал на меня эффектней нашатыря. Я вдруг вспомнила о кинжале, который мне на всякий случай выдал Вацлав, и торопливо похлопала себя рукой по поясу. Есть!
   Машину засасывает в трясину реки, за окном остается только узкая полоска воздуха, вместе со стремительно пребывающей водой падают шансы на спасение.
   Я торопливо вытащила кинжал, не вынимая из ножен, взвесила его в руке - довольно тяжелый. То, что надо!
   - Разбивайся! Разбивайся! Да разбивайся же ты, проклятое стекло! - Я замолотила ножнами, и салон наполнился отвратительным скрежетом металла по стеклу. А потом в окне образовалось углубление, и от него стали стремительно расползаться трещины, наполняясь, словно вены, каплями воды, которая просачивалась сквозь стекло и смешивалась с алыми разводами от моей крови. Я приложила ладонь к стеклу, но тут же отдернула ее. Вода была ледяная!
   С треском стекло взорвалось осколками, и мне в лицо полетели ледяные брызги, а вода, обрадовавшись устранению преграды, стала переливаться через разбитое окно, стремительно заполняя дно машины. Одновременно с этим с переднего сиденья раздался тихий стон - Вацлав пришел в себя и, надо отдать ему должное, мгновенно оценил ситуацию:
   - Быстро! Выбираемся!
   Один удар по стеклу - и Гончий уже разбил переднее окно, и отважно нырнул в стылую воду. Еще секунда - и он торопливо расчистил мое окно от торчащих осколков и, схватив меня за плечи, выдернул из тонущей машины наружу. Показалось - меня окунули в ванну со льдом. Вода мгновенно пропитала одежду до нитки, сделав куртку и джинсы в несколько раз тяжелее, а ботильоны и вовсе превратились в пудовые гири, тянувшие ко дну. Я забарахталась в непроницаемой темноте, стремясь удержаться на плаву, и тут Вацлав крепко схватил меня за талию и потащил наверх со скоростью ракеты.
   И вот уже полную темноту вспарывают огни набережной, легкие с хрипом вдыхают морозный воздух, и сквозь пелену воды и слез я вижу белое лицо Вацлава, обращенное ко мне. А затем, не теряя ни секунды на никчемные расспросы, он, удерживая меня за плечи, начинает быстро-быстро грести к берегу. Но в ледяной воде время тянется так долго, что мне кажется, мы плывем целую вечность.
   Наконец до берега остается несколько метров. Вслед за Вацлавом я нащупала ногами дно и, с трудом передвигая онемевшими от холода ногами, заторопилась на спасительную сушу. На берегу упала на влажную, припорошенную серым снегом землю, и поняла, что подняться уже не смогу. Нет сил. Влтава выпила их из меня до самого дна. Но Вацлав рывком поднял меня с земли и, взяв на руки, помчался к дороге. Мокрые от воды ресницы сковывало льдом, одежду вот-вот постигнет та же участь - казалось, что за время, пока мы провели в реке, в Праге похолодало до минус тридцати.
   - Только не спи, - встревоженно тормошил меня Вацлав. - Не спи, Жанна. Слышишь?
   Где-то совсем близко заскрежетали тормоза, Вацлав кому-то что-то резко сказал, и вот я уже лежу на заднем сиденье машины, которая на предельной скорости куда-то несется. С трудом приподняв голову, я убираю с лица прилипшие пряди и вижу за рулем Вацлава. В машине мы одни.
   "Откуда машина?" - хочу спросить я, но из моих заледеневших губ вырывается только стон:
   - О-о-т-т-т...
   Вацлав резко поворачивается ко мне:
   - Потерпи, маленькая. Скоро приедем.
   Хочу спросить, куда, но нет сил. Вижу только, как машина, игнорируя красный свет, проносится мимо светофора. А потом мы сворачиваем на какую-то пустынную улочку с глухими стенами, которая заканчивается тупиком, Вацлав резко бьет по тормозам и выскакивает из машины. Пока я пытаюсь унять дрожь от холода, сесть и понять, где мы находимся, Вацлав открывает багажник. А затем он распахивает заднюю дверцу рядом со мной, впуская в салон морозный воздух и приглушенный стон.
   - Что ты творишь? - Cилюсь сказать я, глядя на безвольно обмякшего в его руках полноватого мужчину средних лет, но из одеревеневших губ вырывается только хрип.
   Вацлав удерживает незнакомца на коленях, наклонив голову вбок, так что шея мужчины оказывается совершенно беззащитной, и я слышу, как оглушительно громко бьется кровеносная жилка под его кожей.
   - Тебе нужна кровь, - глухо говорит Вацлав. - Иначе ты можешь погибнуть.
   - Тебе мало того, что ты угнал его машину? - хочу сказать я, но не могу даже шевельнуть губами. Собираюсь помотать головой, но не получается даже шевельнуть шеей. Просто ее не чувствую. - Я не буду. - Изо всех сил внутренне сопротивляюсь я, и по сердито вспыхнувшим глазам Вацлава понимаю, что он слышит мои мысли.
   - Не глупи, - жестко обрывает он, толкая мужчину на сиденье рядом со мной и нависая над ним. - Только кровь спасет сейчас от обморожения. Только она запустит регенерацию.
   "Но я ведь не могу умереть", - упрямо возражаю я.
   - Хочешь лишиться рук и ног? - резко спрашивает Гончий.
   "Ты же не лишился".
   - Я его уже выпил! - рычит он. И я замечаю на шее мужчины след укуса. - Думаешь, почему я еще могу двигаться, вести машину, говорить и спорить с тобой? И потом, я старше и регенерирую быстрее. Так что не сравнивай себя со мной.
   Вацлав наклоняется к мужчине, а потом так же резко отстраняется. Я вижу вскрытую вену на шее водителя и алую росинку в уголке губ Вацлава, когда он приказывает:
   - Пей!
   Кажется, когда-то это уже было. Отчаянно спорящая я, наседающий на меня Вацлав. Тогда я впервые попробовала человеческую кровь не из пробирки - из вены. Только тогда жертвой был парень лет двадцати. И тогда моей жизни ничто не угрожало - Вацлаву просто были нужны все мои силы ясновидящей для помощи в расследовании.
   - Пей же, - повторяет Вацлав и добавляет: - Если не ради себя самой, то хотя бы ради своего деда, который сдерет с меня шкуру живьем, если с тобой что-нибудь случится. Может, мне ему сейчас позвонить? Может, у него лучше получится тебя убедить?
   На споры уже нет сил. Моя и без того холодная кровь того и гляди превратится в лед, ледяной панцирь уже сжимает сердце. Ног я уже не чувствую, рук тоже, лицо - мраморная маска, губы - ледышки, перед глазами - метель, которая пеленой закрывает от меня лицо Вацлава.
   - Жанна! - доносится до меня как через слой снега.
   И внезапно я падаю куда-то вниз, и стужу метели разгоняет благодатный жар костра. Первыми отогреваются губы и глотают это спасительное тепло в надежде согреться изнутри. Затем пальцы окутывает горячей морской водой.
   - Да пей же! - в отчаянии повторяет чей-то знакомый голос, и я понимаю, что жар - лишь тепло источника, который, истекая рубиновой влагой, сочится сквозь мои пальцы. В этом источнике - спасение от холода, который пожирает меня изнутри, подбираясь к самому сердцу. И я больше не сопротивляюсь желанию, припадаю к источнику голодным ртом, жадно глотаю солоноватую на вкус жидкость, чувствуя, как с каждым глотком отогревается тело и возвращается чувствительность. Метели перед глазами больше нет. Ее вытесняет густой красный туман.
  
   Я брела по пустыне. Красное солнце висело над верхушками далеких песочных барханов, немилосердно паля. Злой ветер с глумливым свистом бросал в лицо пригоршни колких песчинок. Раскаленный воздух можно было пить, как чай. Губы растрескались от жара, как сухая почва под ногами. Еще шаг - и ноги увязли в горячем плотном песке, я оказалась в самом центре песчаной реки, которая вдруг воронкой закрутилась вокруг меня, норовя утащить на дно. Уйдя в песок по пояс, я закричала - безнадежно, понимая, что никто не придет на помощь, что мне суждено быть заживо погребенной в песке и из века в век слышать шепот песка, пока я сама не превращусь в пригоршню песчинок. И быть может, когда-нибудь заблудившийся морской ветер подхватит меня на своих легких крылах и унесет далеко-далеко, в лазурную даль, где воздух дышит свежестью и прохладой...
   Песчаная воронка смерчем поднялась вверх, отрезала меня от мира, оставив лишь окошко над головой, в котором виднелось желтое, как выцветший на жгучем солнце лист, небо, а я сама стремительно тонула в горячем песке.
   - Держись!
   Внезапно в окошке над головой возникло родное лицо. Из последних сил преодолевая сопротивление песка, я бросила тело вверх, ухватившись за протянутую руку, и ощутила восторг полета. Когда я очутилась наверху, воронка у моих ног с хлопком исчезла. Но желтое небо вдруг низверглось вниз песчаным дождем. Мой спаситель стянул с себя кожаную куртку, зонтом раскрыл ее над головой и привлек меня к себе. Чувствуя непреодолимую жажду, я привстала на цыпочки и припала сухими губами к его обветренным, в окружении иголок щетины, губам. Его дыхание было освежающим, как родниковая вода, и опьяняющим, как шампанское на голодный желудок, оно наполняло меня счастьем, как вода наполняет пустую вазу, и вот уже это счастье готово перелиться через край. А какими нетерпеливыми и ненасытными оказались его губы! Словно был только этот миг накануне Апокалипсиса. Словно не будет больше возможности выразить свою любовь и желание. Словно в следующую минуту мы можем погибнуть. Или проснуться.
  
   - Проснулась!
   Контраст между экзотическим пейзажем пустыни и привычным номером гостиницы был так велик, что я сомкнула веки, стремясь вновь перенестись в опасный зной пустыни и продолжить прерванный поцелуй.
   - Жанна! - окликнул меня любимый голос, и я невольно потянулась на его зов, моля о поцелуе. Но в следующий миг реальность оглушила меня автомобильным гудком за окном, я окончательно проснулась и вскочила на постели, по кусочкам собирая явь.
   Вот люкс для новобрачных. Вот Вацлав, до него рукой подать. Замер на краю кровати, не сводя с меня своего гипнотического взгляда, и словно читает обрывки моего сна. Только этого не хватало! А вот я, совершенно обнаженная под одеялом, которое сползло с моей груди, почти полностью ее оголив. За миг до неминуемой катастрофы я торопливо цапнула одеяло и натянула его по самую шею. Для верности еще и под простыней рукой грудь прикрыла.
   - Зачем ты меня раздел? - с возмущением спросила я.
   Ресницы Вацлава растерянно дрогнули. Судя по всему, он ожидал чего угодно, но только не этого вопроса.
   - Это единственное, что тебя беспокоит? - прозвучало в ответ.
   - А что, - я насторожилась, - должно быть еще что-то? Ты воспользовался моей беспомощностью? Трижды?
   От этого предположения у Вацлава на скулах заиграли желваки. Он стремительно поднялся с кровати и сделал шаг назад, словно желая оказаться как можно дальше от меня.
   - Вспоминай, - тихо сказал он. - Мы ехали в машине, мы были на мосту, помнишь?
   Воспоминания обрушились на меня ушатом ледяной воды, и меня всю передернуло от холода. Арктический мороз, пробирающий до нитки, мокрая одежда, прилипшая к телу, лед по венам... Вацлав быстрее ветра сделал шаг ко мне, сминая расстояние между нами, как гофрированную бумагу, и его руки успокаивающе легли мне на плечи.
   - Все позади, - зашептал он, укутывая меня во второе одеяло, которое лежало сбоку и которое я, вероятно, сбросила во время сна.
   При мысли о том, сколько времени Вацлав провел у моей постели, заботливо накрывая меня сбившимся одеялом, меня затопила нежность. Понятно, почему я спала обнаженной - моя одежда вымокла до нитки и, должно быть, пришла в полную негодность.
   - Все кончилось, - успокаивающе повторял он.
   А потом его губы как-то сами собой коснулись моего виска, и меня захлестнуло желанием. Я повернула лицо, мечтая ощутить их жар на своих губах. Вацлав не стал медлить. Его теплые губы порывисто накрыли мои, и это было в сто крат лучше всех снов и видений, потому что происходило по-настоящему. Я столько мечтала об этом поцелуе, столько представляла себе его, что едва не потеряла сознание от счастья. Пусть этот поцелуй не был первым - первым стал тот поцелуй в подвале, где меня держали парижские Гончие в ожидании суда. Но тогда в нем не было ничего похожего на робость и нежность первого касания губ. Тот поцелуй был концентратом отчаяния, горечи и надежды, моей исповедью в невиновности и обещанием Вацлава спасти меня. Тогда мы целовались как в первый и в последний раз. Потому что следующего могло уже не быть. Потому что смерть уже заявила на меня свои права, и даже Вацлав тогда не был уверен в том, что ему удастся одержать победу в этом поединке.
   Теперь же поцелуй был обоюдным признанием, которое давно жгло губы. Лаской, от которой за спиной разворачивались крылья. Обещанием счастья, от которого кровь в венах бурлила пузырьками лимонада. Клятвой в вечной любви, в сто крат более сильной, чем те, которые обычно дают люди у алтаря. С каждым глотком я пьянела все больше, и желание, которое поцелуи уже не утоляли, а только разжигали, поднималось во мне горячей волной. Одеяла между нами и одежда на Вацлаве сделались досадным препятствием, которое следовало немедленно устранить. Как я мечтала сейчас коснуться его кожи, открыть для себя его тело, с дотошностью первооткрывателя исследовать все его впадинки, родинки, шрамы, запомнить их рельеф, попробовать на вкус, оставить едва заметную метку своих зубов или ногтей, предупреждающих "Осторожно: мое!"
   Не прерывая поцелуя, я завозилась под одеялом, которое сковывало мои движения, не давая обнять Вацлава. И он, угадав мое желание, скинул с плеч второе одеяло. Его руки заскользили по моей обнаженной спине, и от этой откровенной ласки, о которой еще накануне я могла только мечтать, с моих губ сорвался тихий стон. Теперь нас разделяло только одно одеяло, которое я продолжала придерживать одной рукой на груди, другой обвив шею Вацлава. А потом, осмелев под его жаркими ласками, я прижалась к нему грудью и обняла и второй рукой. Теперь одеяло удерживало только то, что наши тела были тесно прижаты друг к другу. А мои руки, торопливо комкая ткань водолазки Вацлава, уже спешили осуществить задуманное и скользили по его спине, дотошно исследуя каждый сантиметр кожи, как это уже вовсю делали пальцы Вацлава с моим телом. Каждое прикосновение - удар молнии, каждый поцелуй - полет в облаках.
   - Ты меня простишь, если я воспользуюсь твоей беспомощностью? - хрипло пробормотал Вацлав, опрокидывая меня на спину.
   - Не прощу, если не воспользуешься, - выдохнула в ответ я, глядя в его затуманенные страстью глаза. В следующий миг одеяло, отделявшее нас друг от друга, полетело на пол, сорванное нетерпеливой рукой Вацлава. За ним последовала водолазка - кажется, я так торопилась снять ее с Вацлава, что даже порвала.
   Брачное ложе номера для молодоженов удовлетворенно скрипнуло под тяжестью наших тел. Наконец-то оно дождалось своего истинного предназначения.
  
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"