Наглухо забитые окна и солнце, немилосердно пекущее крышу, превращали трехкомнатную квартиру на пятом этаже "хрущевки" в персональный Витькин ад, душный и духовитый. Зато ночью, когда температура падала до нуля по Цельсию, мальчик не замерзал. На зиму же Витька перебирался в подвал. Но до этого еще долго, почти полгода. За последние полгода Витькиных соседей стало гораздо меньше. И не оттого, что переехали. Хотя, в каком-то смысле...
А сегодня у Витьки праздник. Сегодня он имеет право вместо "я дотянул до пятнадцати лет" сказать "я протянул пятнадцать лет". В честь такого события можно аккуратненько оплести окна шиповником, чертополохом и вербеной. А еще сменить сигнальные колокольчики над порогами. Правда, новых у Витьки не было, но он надраил старые до нестерпимого блеска, сам несколько раз задел ногой (будто случайно) - здорово звенят!
Всё. Осталось полить чеснок на окнах (вырабатывалась привычка к запаху) и можно отправляться баиньки, чтобы на закате встать бодрым и свежим. И так припоздал, вон и рассвет скоро. Кузьма Леопольдович ругаться будет. Может и по уху съездить. А рука у него крепкая, не смотри, что старик. Надолго запомнится. Или не надолго. Это смотря сколько закатов тебе осталось.
2
Старик был колоритен. Длинные волосы заплетал в три косицы, перевязывая их атласными лентами цветов триколора. Усы начисто не признавал, а бороду, которая росла отчего-то ослепительно рыжей, холил, лелеял, приговаривая, мол, я вам не Нерон какой-то и постоянно изобретал для нее новые диковинные формы. Сегодня она напоминала нос триремы.
На шею старик не без кокетства повязывал оранжевый шарфик (от Гермес!), в остальном одежду предпочитал "муровенькую", обуви не признавал, ибо под неё полагалось надевать носки. Зимой, делая уступку условностям, доставал из коробки валенки с калошами.
Через плечо перекидывал переметные, расшитые зеленым бисером (кусты бузины, как он уверял) сумки, набитые осиновыми кольями, головками чеснока, плодами шиповника и репой. Репу ел сам, но и чесноком не брезговал, отчего запах имел специфический, упреждающий его появление минуты за две и метров за двести. Впрочем, это во многом зависело от розы ветров. Да и профессия имела свои требования.
3
Кузьма Леопольдович егерь. С какими только тварями дел не имел, в какие только чащобы не забирался. А специализировался по кровожорам. Специализация неоднократно отмечалась у него на теле зубами, о чем свидетельствовали живописные шрамы. Но это, как говорил сам старик, ерунда. Главное кровь вовремя отсосать, чтоб зараза не проникла. А вот это, шкет, не ерунда, говорил он потом и показывал, как нападают с колом, чередуя левую и правую руку.
Сегодня, шкет, говорил он, кидая косые взгляды на чертополох и одобрительно хмыкая, я покажу тебе удар, который многие считают неотразимым. И правильно считают. Потому что многие отразить его не смогли, и полетели от них пепел да искорки. Не такие красивые, как под солнышком, но тоже ничего. И сегодня, раз уж тебе пятнадцать, покажу, как опытные кровожоры могут этот удар обойти, чтоб не помер ты ненароком в свою первую охоту. Сегодня уже... Хочу, чтоб всё по правилам было. Я ж егерь. Последний, наверное. Дичи все меньше, кровожоров этих поганых, уж прости меня, Витька... Оно и хорошо, конечно, что их меньше, но работу свою я люблю. Опустеет вот Заповедник. На ком и кого тренировать?.. А ну как заново пойдет? Я помню, как оно было, столько ужастей насмотрелся, Витька, ты и представить по малолетству не можешь...
Витька почтительно слушал. Знал, что он у старика любимый ученик. Потому что, кажется, последний. Вот Витька и от кола уворачиваться учился и сам же потом этим учебным колом замах отрабатывал. Чтоб быть лучшим, всё знать надо. И повадки дичи, и повадки охотника. Чтоб, значит, один на один выйти и новый закат встретить.
4
Кузьма Леонидович смотрит на ученика скептично. Готов, Витька, спрашивает. Сила против силы, ловкость против ловкости, всё как положено, помнишь? Вот сегодня и докажешь в Заповеднике, что чего-то стоишь и что не зря я тебя натаскивал.
Они выходят из дома уже после заката. Витька настороженно прислушивается к звукам, первый раз на воле-то. Да и последний. Вон видна десятиметровая стена Заповедника. Под напряжением, конечно. Оттуда хода не будет. Значит, сейчас надо.
Хороший у вас ученик, Кузьма Леонидович. Руку ты, старик, вскинуть к горлу успел, а он руку враз сломал и до горла добрался. На этот раз отраву из крови вам высосать не удастся. И для верности осиновый кол вам в сердце. Какая ирония для последнего великого охотника на вампиров.
Тут ничего личного, думал Витька, облизываясь. Просто мало нас, кровожоров, осталось. Пора менять соотношение.