... Малиновое солнце, постепенно разрывало на клочья облачную пелену и оттесняло, разгоняло её на утреннем небосклоне. Поднимаясь всё выше и выше, солнце превращаясь из малинового в ярко золотистое, играя, переливаясь своими бликами, как в пасхальное утро, как и тысячи лет назад, воцаряется над Средиземным морем, обогревая его, горы вокруг, землю с оливковыми, лимонными и апельсиновыми деревьями, нагревая за ночь отсыревшие кофейного цвета кирпичи полуразрушенных стен древнеримских крепостей, руины древнего города в Мерсине, главного города на восточном побережье Средиземноморья. Проснувшись, бредут, пасутся по болотистым лугам далеко за окраинами Мерсина, где намного позже будет образовано поселение Арпачбахшиш, овцы, козы, коровы, дающие молоко, сыр, масло, как и многие века, тысячелетия назад, для многих поколений туркменских, греческих, армянских, сирийских, турецких пастухов, гончаров, строителей, легионеров, торговцев, морских пиратов. Вокруг Средиземного моря люди, поколения за поколениями, разной национальности, разного вероисповедания, рождались и умирали, созидали и разрушали, воевали и строили, радовались жизни и горевали, оставляли о себе память в наскальных рисунках, сочиняли трактаты и лечили больных. И всё это видели золотистое, божественное солнце и голубовато-изумрудное море. Они видели и землетрясения, и свадьбы, и ураганы, и усыпальницы, и рождения младенцев. Они были свидетелями длительного, мучительного развития человеческой цивилизации...
Был полдень. Самолёт неизвестной авиакомпании приземлился в турецком городе Адана. Среди прилетевших пассажиров был и седовласый мужчина в рваных, как у многих из молодых людей, на коленях темно-синих американских джинсах "Lee", в мокасинах табачного цвета, в белоснежной рубашке, с буквой А на нагрудном кармане, и в голубой бейсболке. Через плечо у него висела небольшая спортивная сумка. Трудно было определить его точный возраст, национальность и цель визита. На паспортном контроле он молчал, не суетился. Его никто не встречал. Сев в такси, мужчина спокойным голосом произнёс водителю:"Мерсин".
Проехав несколько минут, пассажир дал понять водителю, чтобы тот остановил машину. Выйдя из такси, мужчина снял с себя рубашку и сделал несколько физических упражнений, чтобы размяться после многочасового перелёта в самолёте. Потом купил в ближайшем кафе две бутылочки воды, сел снова в такси, дав одну из них водителю, и продолжил ехать в Мерсин. По обеим сторонам дороги росло множество цветов, за которыми вдали виднелась цепь гор. Изредка встречались какие-то поселения с мечетями. Мужчина, сделав несколько глотков чистой, прохладной воды, смотрел на ландшафт за окном и о чём-то думал. Возможно, он думал в этот момент о людях, живущих в этих местах, о их верности исламу, о их языке, о их традициях, задавая при этом себе вопрос, а смог бы он здесь жить, и тут же отвечал сам себе, что смог бы, пожалуй, но при определённых обстоятельствах. Но обстоятельства сложились уже так, что он навсегда связал свою дальнейшую жизнь с другим континентом. А потому-то уже не смог бы жить здесь всегда.
Но, возможно, этот пожилой мужчина, весьма экстравагантного вида в своих потёртых, рваных на коленях джинсах в сочетании с белой-белой, дорогой рубашкой с коротким рукавом, из под которой смотрелись мускулистые, загорелые, кофейного цвета руки, думал совсем о другом: о Ричарде, отце Suzanne, или о её далёком предке, тоже Ричарде, судьба которого была тесно связана с судьбой далёкого предка этого мужчины. Может быть, он думал о Лине или другой женщине, которые оставили в его жизни глубочайший след. Удивительно устроена жизнь: многих людей, с кем связана была его судьба, уже давно нет с ним рядом, но они всё же присутствуют и будут присутствовать в его сердце. Но если бы всех их не было в его жизни, то что бы оставалось в его сердце? Другие были бы люди? Или же никого бы не было? Задавал эти вопросы себе мужчина, ехавший в такси, и тут же отвечал, что лучше быть одному, чем быть рядом с ничего незначимыми людьми. Важно научиться жить одному, сказал вслух мужчина. Таксист не поняв, что он сказал, многозначительно посмотрел на своего пассажира, который продолжил говорить на испанском языке:'La vida es fugaz. Es muy importante tener tiempo para hacer lo que puedes y debes hacer. En sentido figurado, es necesario pasar su barco de vida, sin pasar por los arrecifes y no encallar. Pero si eso es lo que sucedió, es necesario volver a construir la nave, a pesar de que el día siguiente puede ser el último. Me llevó 99 años darme cuenta. Después de todo, no es tan importante Cuántos años has vivido, sino cómo has vivido el tiempo de vida que Dios te ha dado". - "Жизнь быстротечна. Очень важно успеть сделать то, что можешь и должен сделать. Образно выражаясь, необходимо провести свой жизненный корабль, минуя рифы и не сесть на мель. Но если это и произошло, следует заново строить корабль, несмотря, что следующий день, возможно, может оказаться последним. Мне понадобилось прожить 99 лет, чтобы осознать это. В конце концов, не столь важно сколько лет ты прожил, а как ты жил отпущенное Богом тебе время жизни".
Трудно поверить, что ему было 99 лет. Скорее всего, он таким образом подчёркивал длительность времени, чтобы понять очень важное в жизни. Но, несомненно, этот мужчина говорил очень важные слова. Чтобы их сказать, надо пережить многое в жизни.
Приехав в Мерсин, он расплатился с таксистом, поблагодарив его при этом, и направился продолжать свой путь до Кызкалеси, покупаться в Средиземном море около Девичьей Крепости. Был солнечный день, которых в этих местах триста пятьдесят в году. Чистая морская вода приятно освежила его, а вид замка на островке оставил романтическое впечатление. Выпив в одном из прибрежных кафе чашку турецкого кофе, мужчина сёл в автобус, проехал километров пять и вышел на остановке, за которой виднелись руины древнего города.
С трепетным волнением седовласый мужчина подходит к руинам древнего римского города Элеус Себаста, основанного более 2000 лет назад, на территории юго-восточной части современной Турции, недалеко от города Кызкалеси. Каждый шаг приближает его к священным местам. Не зря Себаста означает - Священный. Ему понадобилось прожить долгую жизнь, чтобы испытать это волнующее чувство, что трудно передать словами. И вот руками, наконец-то, он дотрагивается до одного из блоков стены древнего города: мужчину, видевшего много в своей жизни, охватывает дрожь. Осматривая руины, поднимаюсь шаг за шагом, к амфитеатру, он проходит через некогда бывшую сцену и садится на одну из многочисленных скамеек, на которых во втором тысячелетии до нашей эры сидели 2300 человек. В эти секунды у него перехватывает дыхание, он готов был разрыдаться от счастья соприкосновения с давно ушедшим Временем. Всю жизнь, начиная с детских лет, живя ещё в российском шахтёрском посёлке шахты 35, он чувствовал своей детской душой движение времени.
Сидя в амфитеатре, он забыл всю свою жизнь, точнее сказать, он вернулся к её истокам, в которой жили его древнеримские предки: ремесленники, легионеры, корсары, купцы. Их он никогда не забывает, они всегда в его горячем сердце, он слышит зов крови...
А ночью мужчина снова посетил амфитеатр и, сидя на его скамье, слышал едва уловимые голоса из прошлого Времени. Он был счастлив.
Вплотную к амфитеатру стоит домик с высоким фундаментом, обложенным осколками камней древнего Себаста. Живущие там люди дали ему возможность перед утром вздремнуть на террасе дома.
Турки очень приветливый народ, в этом он потом неоднократно убеждался.
Проснувшись утром, мужчина увидел, что брызги солнечных лучей осветили амфитеатр золотистым цветом. Здесь солнце светит 350 дней в году. Священные места........
Мужчину ничто не беспокоит, не волнует, его радует наступление утра, потому что он наблюдает в нём чудесные краски, особенно, находясь среди руин древнейшего города. Это необыкновенное ощущение, когда сидишь всю ночь один на ступенях амфитеатра, чувствуя себя вместе с теми, которые находились здесь две тысячи лет назад. И вот оно, тёмно-сливовое небо вскоре начинает слегка просвечиваться под первыми лучами абрикосового солнца, которое ещё пока спрятано за горизонтом таинственного небосклона, но через некоторое время вот-вот появится, растворяя его многочисленными оттенками: светло-оливковыми, черниковыми, вишнёвыми, апельсиновыми. И когда, наконец, выплывает золотой диск над горизонтом, небо превратится в голубой океан с плавающими облаками, похожими на белые парусники. А внизу, на земле, засветятся под солнечными лучами уцелевшие, несмотря на прошедшие тридцатилетние века, белые цилиндрической формы колонны, стоящие, как стражи, вместе с арочными сооружениями некогда древнего города с лежащими вразброс плитами, блоками, фрагментами архитрав, круглыми, конусообразными каменными кусками рядом с полуразрушенными белокаменными стенами. Руины молчаливого древнего города, поросшие внутри травой, многочисленными кустарниками, за которым вырос местами большой лесной массив, а рядом просматривается автомобильная дорога, к которой примыкает ещё один древний дворец, ведущая к современным жилым зданиям. Прошлое и настоящее в нескольких метрах друг от друга. Руины древнего города безмолвствуют. Но это только кажется, на самом же деле, они говорят о многом. Достаточно всмотреться в надписи архитрава, внимательно всмотреться в каждую букву на нём, как будет услышано пульсирующее сердце древнего ваятеля, а проведя ладонью по всей надписи, ощутится время, дыхание всего древнего города, услышатся голоса его создателей, его жителей, его воинов, ощутится потный запах их бронзовых тел. К каждому фрагменту архитектурных сооружений прикасались, передавая им тепло, тысячи, десятки, сотни тысяч человеческих рук. В руинах древнего города многовековая память человеческих сердец, в них сохранилась связь времён. По-прежнему под ветром колышится зелёная листва на деревьях, на которых растут, омываемые иногда идущим дождём, жёлтые лимоны и шелковица, под одной из них, возможно, как гласит легенда, сидел в тени Иисус Христос. По-прежнему летают рябки, дрофы, жаворонки, летучие мыши, грифы, горные куропатки, по-прежнему обитают кошки, ослы, горные бараны, антилопы, лань, многочисленные летучие мыши. По-прежнему древний город, несмотря на то, что от него остались лишь руины, посещают люди, одетые в модные кроссовки фирмы "Адидас", в красивые футболки и в бейсболки, и говорят между собой о многом: о историческом и культурном наследии, о смысле жизни, о Боге, о любви.
На одной из плит архитрава зазвонил, кем-то забытый из туристов, смартфон. Звонок повторился ещё раз и прекратился. Но через некоторое время на сенсорном экране смартфона появилось сообщение: I believe the Lord cares for you and is working through our friendship and will reveal good, new things to us as our hearts are genuine. Last night I saw the Lord come to you and surround you in powerful Light. Blessing. Suzanne.
Да, действительно, жизнь на руинах древнего города продолжается.
Мужчина, позвонив сыну, живущему в тридцати километрах от амфитеатра, и сказав, что часа чере три приедет, наконец, к нему, продолжал сидеть среди плит, артефактов с древнегреческими надписями. Для него это были уже не просто каменные плиты. В них его мировосприятие, он чувствовал, ощущал, как это опять ни странно может показаться, свою сопричастность к их появлению. Нет, не непосредственно, ибо его физически тогда, конечно, не было, а через его далёких предков, бывших древними римлянами, душа которых была и частью его души. Понятно, что это для многих представляется мистикой. Но мистика, и с этим надо согласиться, на пустом месте, из ничего не появляется. В конце концов, этому мужчине не столь важно, кто и как посмотрит на него. Ему важно, что он это ощущает, ему важно, что его душа чувствует сопричастность к этим родным для него артефактам: он в них, а они во нём. Если он ощущает свою сопричастность к чему-то, значит, он ещё живёт.
Сопричастность - явление магическое. Быть сопричастным к чему-то, значит, иметь непосредственное отношение к этому. Более того, это означает быть самому частью этого, минуя расстояние и время. Да, да, в этом и есть суть магии сопричастности. Не каждый может быть сопричастным к чему-то, к кому-то. Многое зависит от желания личности глубоко проникнуть в то, что его окружает. Например, заброшенный дом, высокий утёс, река, террикон, всё из этого перечисленного может быть частью тебя, как это ни странно звучит. В таких случаях происходит взаимопроникновение. И заброшенный дом становится не просто зданием без людей, он является уже частью твоей души. Хочется верить, что мне удаётся хоть как-то донести магию сопричастности. Так вслух говорил в то утро мужчина в дорогих синих джинсах, в клетчатой рубашке с коротким рукавом и в голубой бейсболке на голове, сидя в амфитеатре. Зачем он говорил эти слова вслух, кому он говорил, если вокруг никого не было? Он не мог это не сказать. Он чувствовал всеми фибрами своей души, что его слова о сопричастности слышат руины древнего Себаста, его слышат плиты, каменные скамьи амфитеатра, он чувствовал, что звуковая вибрация его души проникает через них и соприкасается с душами с теми многими и многими людьми, строившими этот амфитеатр. Он, этот странный мужчина, не исключал и того, что кто-то, похожий на него своей приверженностью, преклонением к людям, построившим Элеус Себаста, поднимаясь к амфитеатру, остановившись, прислушивается к его произносимым словам. Каково же было его удивление, когда через три минуты он увидел своего сына!
- Мераба! - улыбаясь, поприветствовал по-турецки сын отца.
- Ола! - радостно ответил отец сыну по-испански.
- Я решил встретить тебя, отец, здесь..
- Правильно решил, - сказал отец. - Очень символично для нас с тобой встретиться в этом священном месте. Ведь, не исключено, что здесь жили и созидали наши с тобой предки.
- Очень рад, что ты, отложив все дела, всё же приехал ко мне, в замечательную Турцию. Я хорошо уже знаком с ней и покажу тебе чудесные её места. Возможно, она привлечёт тебя, на меньше, чем Латинская Америка.
- В таком случае я вынужден буду жить поочерёдно на двух континентах, - сказал, смеясь, отец сыну.
Неожиданно зазвонил мобильный телефон.
- Привет, Макс. Это Лилиана. Как твои дела? Ты находишься уже в Турции?
- Здравствуй, Лилиана. Да. Встретился сейчас с сыном. Мы находимся в данный момент в амфитеатре рядом с руинами древнего города Элеус Себаста, где я получаю огромное, незабываемое впечатление.
- Надеюсь, ты вернёшься в Аргентину?
- Конечно, Лилиана. Но буду непременно возвращаться и в Турцию, где я соприкоснулся к истокам человеческой цивилизации.
Макс и его сын, Алекс, покидали амфитеатр с чувством огромной,непередаваемой словами, сопричастности к пространству и времени, где жили и созидали их далёкие предки, покидали, но не навсегда, зная точно, что не раз вернутся в эти священные места, в это их святилище.