Найгель Игорь Валентинович : другие произведения.

Дорога на Мотуо

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Часть первая
  От автора.
  
  События, описываемые в настоящей повести, могли произойти в любом российском городке-миллионнике, и затрагивают период наиболее активной консолидации развитого демократического общества вокруг нефтяных скважин.
  Почему именно российском?
  Потому, пожалуй, что бескрайние просторы российской глубинки таят в себе исключительно благоприятные условия для томящейся души. Здесь есть все: лирический пейзаж, сотканный из запустения и гротеска; невиданный масштаб "потенциальных возможностей", и бодрящий мороз c ветром, который, куда бы ты ни повернул, дует непременно в лоб. Промерзшая до самой сердцевины, загадочная душа российского человека от того вынужденно сворачивается в петлю Мебиуса - в любой ее точке ощущается пугающая бесконечность. И когда россиянин поднимает на вас свой напряженный, неулыбчивый взгляд, не судите его строго, он всего лишь пытается понять: "А у вас, товарищ, ... так же?"
   Почему миллионнике? Потому, что в нем обязательно найдется областная психбольница, в стенах которой чего только не происходит.
  Жаль, конечно, что приходится помещать героев в "дурдом". Надевать на них казенное рубище и выдавать поштучно дешевые сигареты. Но, как здесь не сойти с ума?! Судите сами: при стартовом весе в 700 тонн, ракета-носитель "Протон" способна вынести на орбиту до 6 тонн полезного груза.
  Безусловно, все мы данным обстоятельством безмерно гордимся. Но, если уменьшить соотношение масс в сто раз, и провести простое сравнение с грузовиком, получается: средний, 7-тонный грузовик способен перевозить грузы массой не более 60 кг. (!) (это верхняя половина туловища водителя грузовика, нижнюю, бедняга уже не потянет). Мгновение, и 2.5 млрд. трудовых рублей налогоплательщиков растворились в глубокой небесной синеве.
  Сегодня, мы на каждом шагу сталкиваемся с "предметами нашей особенной гордости": грандиозный проект плавучих атомных электростанций; Большой адронный коллайдер; 300 метровый радар в Аресибо; двух километровая дамба "Три ущелья" на реке Янцзы, которую строили 17 лет - всего и не упомнишь.
  О "покорении" Марса, я вообще молчу!
  И давно молчу. Более семи лет. Угрюмо, выразительно, как делал это в свое время известный механик Теодор фон Карно, зачитывая научной общественности получасовой доклад о свойствах турбулентности.
  Почему молчу? Потому, что начни я излагать свою точку зрения, иной бы крепко призадумался.
  "- Не блажи, старик", - обязательно произнес бы этот "иной", панибратски похлопав меня по плечу. - "Надо просто сосредоточиться на перспективах арктического шельфа. Будет шельф - появятся средства и для всего остального! Надо ставить перед собой правильные задачи, масштабные, эпохальные...".
  Но каждому молчанию приходит предел. Переполняет что-то. Хочется подойти к зеркалу, посмотреть на седеющие виски, и прошептать убежденно: - пойдем с тобой по белу свету... "Ты - колокола лить, я - иконы писать".
  Это будет небольшая повесть. Мне представляется, что в источниках информации объемом 1 500 страниц правды не много. Источники правды, как и механизмы, должны быть лаконичны.
  
  Пролог
  
  Удивительные вещи, на первый взгляд кажущиеся совершенно не связанными между собой, происходят на нашей планете. Вот, к примеру, одна из них - большая светящаяся точка прямо над горизонтом бездонного ночного неба. Почти круглая, если смотреть на нее с того места, откуда наш герой ее и наблюдает.
  Если бы он имел зрение сокола сапсана, то смог бы, наверное, разглядеть детали полированной металлической обшивки светящегося тела, и даже контуры лица странного существа в просвете иллюминатора. Необычного такого лица, с глазами-блюдцами, скорее напоминающего морду умилительного, вечно грустного лемура.
  А если бы герой, вдобавок, имел сложный мозг дельфина и его же слух, он смог бы услышать обрывки довольно эмоционального разговора на древнем, забытом всеми языке...
  - Странные дела, Чи-Линг. Если не ошибаюсь, мы "сеем разумное и вечное" на этой планете уже более 15 тыс. лет. И ни одной успешной попытки со стороны потенциальной аудитории осмыслить плоды нашей титанической работы. Может мы чего-то не учли, какие-то особенности мировосприятия, культурологию, наконец?
  - Все, ... извините, или почти все учтено, шеф. Судите сами, мы ни разу, за последнее столетие не давали землянам в ощущение самое очевидное - свастику или фигуру, отдаленно ее напоминающую. Мы понимаем, что для абсолютного большинства населения планеты, по вполне понятным причинам, это табу.
  В рамках поддержки созданного землянами "Киотского протокола по глобальному потеплению", мы сконцентрировались на передаче принципов работы исключительно механических устройств, использующих силы упругости известных им металлов. Последние несколько лет, мы предлагаем наиболее упрощенные конструкции, использующие превосходный потенциал земной гравитации.
  С некоторых пор, когда обмен большими объемами информации стал доступен почти каждому землянину, мы начали заново показывать людям, что практически все наши изображения следует воспринимать трехмерно. Сделали акцент на объемных резонаторах. Мы стали разделять рисунки тематически, больше внимания уделяли прорисовке деталей для создания иллюзии объема. Не забывали так же про пособия по принципу раскроя предложенных конструкций для дизайнеров и инженеров. И потом, я не совсем согласен с вами в отношении "успешных попыток".
  -Вы имеете в виду этого почтенного, пожилого мужчину? Как его...
  - Вильям, шеф, так его называли на Земле.
  - Кстати, где он сейчас?
  - Он изъявил желание отправиться на одну из молодых планет системы М13. В тех краях есть возможность создать для него подходящие гравитационные и атмосферные условия.
  -Да, интересный старик. Прошу, сообщите кураторам, чтобы до скончания лет он ни в чем не нуждался. Он это заслужил.
  - Хорошо, шеф.
  - Так чем же вы порадуете меня сегодня? Какие еще следы мы оставили в истории этой удивительной цивилизации? Она у нас с вами, если не ошибаюсь, сорок шестая?!
  - Тригулус, шеф. Я постарался изобразить его наиболее отчетливо ...
  - В который уже раз?
  - В две тысячи триста шестьдесят девятый.
  - И в чем разница? Вы что-либо изменили? - усталое лицо шефа повернулось от иллюминатора к голограмме, услужливо развернутой подчиненным в нескольких метрах от его кресла.
  - Мы выбрали на этот раз самое посещаемое туристами место, в одной из наиболее развитых стран. Там неподалеку расположены каменные трилиты, которым земляне издавна поклоняются ... - Чи-Линг не успел закончить свою мысль. Шеф медленно поднялся с кресла и раздосадовано тыкнул пальцем к центр голограммы:
  - Этому механизму более 4 млн. лет, Чи-Линг. Я прекрасно понимаю, что невозможно на плоскости изобразить все нюансы его работы, хотя в нем всего 12 деталей. Я так же понимаю, что для вас принцип его движения так же очевиден, как вдох и выдох - вы наблюдали вращающийся тригулус с ранних детских лет. Но еще более очевидно то, что в теории и практике конструирования различных механизмов на планете Земля нет ничего подобного тому, что вы им только что "подарили" в качестве очередного бесполезного символа.
  - Я думал, шеф ..., - попытался было оправдаться Чи-Линг, но, был в очередной раз прерван на полуслове. (Видимо, на любой планете, и в любом космическом корабле все шефы абсолютно несносны.)
  - Думать за вас буду я, - произнес шеф подобающую случаю фразу, и принялся быстро обрабатывать изображение, стараясь уверенными движениями подчеркнуть, что отлично знаком с современной техникой. - Смотрите:
  
  слева - ваше изображение, справа - мое. Казалось бы, никакой разницы. Но, что на всех языках Вселенной обозначает добавленный мною символ?
  - Движение по нарастающей и его направленность. Но позвольте уточнить, на Земле, традиционно, направленность обозначают стрелками. Я сам безмерно удивляюсь тому, что добавленный вами простейший значок многочисленные исследователи принимают за движущиеся планеты, упругость трех изогнутых стальных листов - за божественное Триединство, а круг - за символическое начертание небосвода или Солнечной системы.
   Чи-Линг волновался. Это было хорошо заметно по тому, как торопливо он стал нажимать символы клавиатуры виртуального пульта. В довесок к своим словам он вывел в пространство текст, объясняющий суть происходящего в сознании передовых исследователей с Земли:
  "...Иные формы, наблюдаемы как в плазме, так и на полях, включают изображения, напоминающие цветы, наборы серпов, гантели и др. Глиф - это, скорее всего, двухмерный след от прохождения трехмерного тела, плазмоида. Поверхность фиксирует только двухмерный его срез, так что даже двухмерные формы в плазме могут запечатлеться на земной поверхности ...
  ... Бельгийские ученые, сразу отбросив версию об инопланетном происхождении ...,
  ... Эксперты уже исключили версию инопланетного происхождения окружностей диаметром около 4 км, но до сих пор не могут понять, что же именно ..."
  Шеф смотрел на текст взглядом лемура, внезапно увидевшего свирепого мадагаскарского льва.
  - Это как понимать... (?!) - недоуменно вымолвил он. - Какой способ мышления они используют?
  - Это называется логикой, - сочувственно произнес Чи-Линг. - И следуя ей, нас с вами попросту не существует.
  - Вы хотите сказать, что в диапазоне видимым землянами волн не существует излучения от нашего корабля?
  - Излучение существует, но, извините, нас с вами - нет! Не признают земляне того, что не укладывается в рамки научной логики.
  - Ее, что-же, этой логики, есть несколько разновидностей?
  - У меня нет на это готового ответа, шеф. Логика человеческого мышления дихотомична до крайностей. Согласно ей, можно заново переписывать историю собственного развития каждые сто лет; убеждать себя в том, что произошли от обезьян, но наотрез отказываться объяснять, почему обезьяны внезапно перестали спускаться с деревьев.
  Можно расписаться в неспособности вырастить хотя бы одну человеческую клетку во внешней среде, развивать квантовую физику, но при этом отрицать волновую природу генома.
  Любить всем сердцем ближнего, и при этом, столь же сильно ненавидеть окружающих. Они считают, что для возникновения чувства любви нужен подходящий объект и гордятся собой, когда такой объект найден. Они ...
  - Постойте, постойте! Но любовь, это же не более чем сверхвысокие вибрации, способ непосредственного постижения... Причем здесь объект и субъект?!
  - Знаете, шеф, за 300 лет совместной работы мне не раз приходила мысль, что наши усилия, в некотором смысле, напрасны. Я вот что думаю: подавляющее большинство этих хрупких, глубоко несовершенных организмов рождается с ощущением, что воображаемая ось Вселенной проходит ровно посредине их тела, а все вокруг - лишь приложения к программе их жизни. Концепция - удивительнее не бывает: "вот Я, и мир вокруг меня". Они даже название для этого феномена придумали - солипсизм.
  Срок жизни землян до изумления мал. Они спешат. Им хочется компенсаций. Впечатлений, способных мощным напором наполнить пустоту бескрайней, вечной души, и только умирая бедняги понимают, что заполнить бесконечность даже на четверть невозможно в принципе.
   Они боятся мифов и богов, которых сами же и создали. В бешено вращающемся вихре сходных бытовых событий, практически все личностные достижения землян так или иначе направлены вспять эволюционным процессам, в том смысле, в котором мы эволюцию понимаем.
  Даже наша бескорыстная помощь стала для них предметом бизнеса. Рисуя в подражание нам абсолютно бессмысленные фигуры на полях, гуманоиды-шутники считают, что отлично развлеклись прошлой ночью.
  - Да ..., Чи-Линг, возможно, вы правы, хотя мне и не стоило бы этого говорить. Не часто в просторах космоса встретишь такой колоссальный объем тяжелых, грубых вибраций. Ваш искренний комментарий заставит меня всерьез поразмыслить, прежде чем что-либо доложить Совету. Мы не можем свернуть нашу программу - не мы с вами ее начинали, не нам ее и заканчивать. Поэтому, придется вам отправиться в срочную командировку. Это, на мой взгляд, единственный разумный выход.
  - Куда, шеф, простите за...
  - На Землю. Покинутое духом тело станет дожидаться вашего возвращения здесь, на корабле, в полной сохранности.
  - Вы считаете такой радикальный способ наиболее оптимальным?
  - Если вы предстанете перед землянами в своем обычном виде, Чи-Линг - не проживете и нескольких дней. Это вы знаете не хуже меня. Вас непременно разрежут на кусочки и станут изучать посредством электронной микроскопии. Остается одно - родиться заново, в теле, привычном для восприятия аборигенов. Не переживайте, технология отточена до мелочей. На Земле вы будете не одиноки. Полагаю, когда вы повзрослеете, Эрнст Неизвестный и Стивен Хокинг еще будут живы.
  - Эти двое - единственные наши представители на планете?
  -Нет, наших на Земле много. Если услышите, что незнакомый мужчина помнит дату очередной годовщины своей свадьбы, присмотритесь к нему повнимательнее.
  Да, чтобы вы не скучали, все, что касается воспоминаний о вашей настоящей жизни, будет временно заблокировано.
   - Абсолютно все?
  - Возможно, останутся незначительные фрагменты, фантомные связки. Иногда, у вас, совершенно внезапно, может появиться глубокая тоска, апатия, но это обратимо, не беспокойтесь.
  - Сколько времени у меня есть на сборы, шеф?
  - Немного. Ровно столько, сколько мне потребуется, чтобы освежить в памяти детали процесса инкрустации вашего духа в подготовленную биологическую среду.
  - Хорошо, шеф. Надеюсь, вы позвольте побыть немного наедине с собой?!
  - Безусловно ... В добрый путь, мой друг.
  
  
  
  
  
  
  
  Нам не нужна новая форма энергии, нам нужна энергия форм!
   Виктор Шаубергер
  
  
  
  
  
  
   ДОРОГА НА МОТУО
   Повесть
  
  
  
  
  Часть первая.
  
   Гл.1 Зеленые человечки
  Тот, кто хоть раз в своей жизни, да не видел зеленых человечков, наверное, прожил ее зря.
   С другой стороны, те, кто видел, зачастую, рассказывают про них разные небылицы. В большинстве своем, эти люди были просто напуганы, какой с таких спрос?!
   А между тем, в местечке Траблсам-Крик, штата Кентукки, США, живут и благоденствуют абсолютно синие люди. Давно живут. И никому до этого нет никакого дела. И в чилийских Андах живут, и еще бог знает где - не велика сенсация, когда ей более пятидесяти лет.
  Напротив меня, на унылом фоне чуть пожелтевшей, некогда белой кафельной стены, сидит человек, стремящийся сохранять подчеркнутую серьезность в 4-30 утра. На вид ему немного больше сорока. Он сучит под столом обутой в кожаный тапок волосатой ногой, и, явно раздосадован моим появлением в столь ранний час. Сейчас он спросит у меня какое сегодня число. Затем, будет делать вид, что ему по силам ответы на любые вопросы. В зависимости от того, что буду отвечать я, на его лице станет заметна снисходительная ирония или беспросветная скука. Нет, мне не хочется даже описывать это смятое беспокойным сном лицо. Сколько их было..., будет, этих лиц.
  Заходит еще один. Молчаливый, порывистый. Это он привез меня сюда в сопровождении двух рослых парней. Подходит к столу, сухо излагает факты. Уж этот точно способен разглядеть рыжую кошку в кромешной тьме. Кажется, сейчас он откроет свой твердый, похожий на глубокую трещину рот и медленно, по слогам произнесет ненавистное мне: "Со во куп ность!". Прямо в лицо. Нависнет надо мной, зафиксирует произведенный эффект кривой ухмылкой и отойдет, довольно потирая руки.
  Еще несколько трудных, предрассветных вопросов и меня поднимут на этаж. Вернее, передвигаться я буду самостоятельно, но в сопровождении чрезвычайно подвижных для своего возраста женщин, похожих на плечистых, принарядившихся транссексуалов. Я погружусь в пучину их мира, наполненного затхлостью, хлоркой, отчаяньем и мелким воровством. Может показаться странным, что я хорошо информирован обо всем, что произойдет со мной в следующие тридцать минут. Нет, я не хроник. И не буйный. Наверное, просто неудачно женился во второй раз...
  Это произошло не так давно, четыре года назад.
   Как и многие, первый год с молодой женой мы прожили в объятиях неги и сладострастных побуждений. Супруга казалась мне чувственной, хотя внешне, производила впечатление "синего чулка". Оттого, наверное, что работала учителем химии. Звали ее Мария.
   Почему я пишу об этом, будто бы в прошедшем времени? Потому, что именно с настоящей минуты, я имею полное право называть ее не иначе, как стерва!
   В наш первый год, я ежедневно встречал Марию из школы, где она преподавала, и нежно брал за руку. Мы, чинно - рука в руке, удалялись со школьного двора и даже находили силы доходить так до подъезда. И те, кто подглядывал за нами из окна учительской, вряд ли догадывались, что происходило, лишь только за нами закрывались двери лифтовой кабины. Жили мы высоко ...
   Но шел месяц за месяцем, и наш брачный баркас, плавно покачивающийся на волнах чувственной любви, начал давать течь. Сначала, так - небольшая лужа.
  В конце - концов, Мария вдруг крайне озаботилась изношенностью стиральной машины, странным образом связанной с "унылостью" расцветок ее трикотажных костюмов. Это обоих насторожило. Я принялся много работать, или делал вид, что это именно так, но исчезать из дома стал чаще.
  
   Однажды я заболел. Три недели безуспешно лечил какой-то "зловредный вирус", впоследствии оказавшийся банальным респираторным грибком.
   Все время, проведенное в постели, меня сопровождала удивительная книга, абсолютно новенькая, и взявшаяся неизвестно откуда. Я решил, что ее забыл кто-то из гостей. Автором книги был столь же неизвестный мне Джон Каннингэм Лилли.
   Я читал его "Центр циклона" запоем, словно впервые обретая радость печатного слова. Иногда пытался делиться с женой впечатлениями от прочитанного, но какой восторг могла вызвать у женщины, озабоченной трикотажем, самодельная "депривационная камера"?! Я замолкал, и начинал нервно жевать. Так, в молчании, мы и коротали летние вечера до тех пор, пока в один из них, под влиянием прочитанного, я не решился на дерзкий эксперимент.
   Цель эксперимента представляла собой редкую возможность заглянуть в тайны мироздания посредством погружения в глубокое депривационное небытие. Джон Лилли детально описал, как обнаженное тело, вывешенное в соленой воде при температуре 34 град. С и полнейшей темноте, начинает доверительный диалог с носителями ценнейшей информации. Причиной тому служила полная изоляция тела от внешних раздражителей - тепло, тихо и темно, как в утробе. Вот что писал об этом сам ученый: "... При отсутствии движения вода "исчезает". В результате появляется ощущение, что плаваешь в пространстве, почти свободном от гравитации.... Скоро я обнаружил, что у разных частей моего тела различная плотность, отчего ноги и голова имеют тенденцию тонуть. Значит, надо было разработать перемычку из очень гладкой высококачественной резины, используемой в хирургии, чтобы поддерживать ноги в нужном положении, не допуская их соприкосновения со дном. Положение головы в воде регулировалось определенным количеством воздуха в головной маске. После целого ряда таких технических усовершенствований я наконец получил способность поддерживать нейтральную плавучесть чуть ниже поверхности воды в бассейне...".
  То, что Лилли достаточно долго собирал свою камеру: - оборудовал ее точной регулирующей аппаратурой, мягким поролоновым загубником, легкой маской и плавающим шлангом, меня совершенно не смущало. Я был согласен получить лишь часть бесценной информации, с поправкой на технические огрехи и полное отсутствие научной совокупности. Главное состояло в том, что я счел себя способным своими руками воссоздать несложную материальную часть эксперимента и соприкоснуться со вселенским разумом тот час же, не выходя из собственной квартиры.
   Соблазн был настолько велик, что утром следующего дня, заправив постель, я взял карандаш, лист бумаги, и быстро набросал план мероприятий.
   Закончив, посмотрел на часы - до прихода супруги оставалось чуть более часа. Успею - подумал я, и пустился на поиски материальной части.
  Когда все было готово, я наполнил теплой водой чугунную ванну, немного поколебался, сопоставляя свой рост с размерами ванны и сунул в воду градусник. Температура соответствовала заданным параметрам. Тем не менее, мне пришло в голову поддать еще горячей воды - на случай ее досрочного остывания. Солить воду до состояния поверхности Мертвого моря я не стал, по целому ряду второстепенных причин.
   Когда классическая резиновая маска на пол-лица уже была одета, а огромный, литой загубник старой металлической трубки для ныряния вставлен в рот, я вспомнил, что совершенно не изолировал органы слуха. Вследствие чего, понесся в комнату, выудил из тумбочки жены пару кусков ваты и плотно забил их в уши. Теперь, все было готово. Я подышал сквозь трубу, снял трусы, погасил свет и, плотно прикрыв дверь совмещенного санузла, влез в горячую воду....
   Откуда же мне было знать, что когда Мария закончила пятый урок, на ее "счастье", шестой урок для 7-го "Б" отменили. Дети организованно уехали на концерт.
  Все, что случилось дальше, я слышал уже из ее уст, при сборе анамнеза сотрудниками Скорой помощи.
  В 12-00 Мария собрала тетради в сумку и отправилась домой, как обычно, через продуктовый магазин.
  Ключи от квартиры, определенно, должны были находиться на дне сумки. (Это Мария изложила справедливо. Где им еще быть?!) Но, найти их в сумке мешали тетради, и она нажала на дверной звонок. Шагов внутри слышно не было. - Спит, наверное - подумала Мария, и выложила тетради на кафельный пол подъезда.
  ... Размышляя о том, что приготовить на обед, она оставила сумку и пакеты с продуктами в прихожей, а сама прошла в спальню, проведать больного. Кровать была аккуратно застелена.
   Еще одна странная выходка - заметила про себя Мария, - неужели гулять пошел с такой температурой? Она вернулась, перенесла пакеты с продуктами на кухонный стол, и отправилась в ванную вымыть руки.
   Супруга, что-то негромко напевая, толкнула дверь в дверной проем, и не включая освещения вошла внутрь....
  Далее, она утверждала, что дико закричала тогда, и в рефлекторной попытке бежать сильно ударилась локтем о полотенце сушило.
  В те, первые мгновения, она совершенно не ощутила боли. Кричащий рот так и остался приоткрыт, а мозг наотрез отказался обслуживать ситуацию! Мария завила, что если бы вместо шумно дышащего сквозь трубку, скрюченного голого тела "в маске", в ванной находился хладный труп, ее сознание, выполненное в консервативных семейных традициях, отреагировало бы более адекватно.
  Так "люди в белом" ее сумбурные показания и записали.
  Меня же, особо никто не спрашивал. Хотя, что мне было им ответить: всецело погруженный в детали эксперимента, я конечно же ничего не видел и не слышал.
  Нет, не было у меня никакого шанса спасти наш брак! И понял я это, как только вытащил тампоны из ушей.
  Вечером того же дня, я основательно напился. Пил в кухне, один.
  Мария, периодически забегала, что-то выкрикивала в пустоту, театрально заламывала руки. Я вяло отвечал.
  Решающей каплей, как она пояснила врачу с отталкивающей физиономией, стало то, что посреди ночи она решила зайти на кухню еще раз (вероятно, чтобы уточнить детали нашего развода), и столкнулась нос к носу с абсолютно безумным лицом в потрепанной подводной маске и дыхательной трубке над ухом.
  Не стану скрывать, я ждал ее, но только ее, а не группу мужественных лиц в белых халатах полчаса спустя.
  
   Конечно же, когда в процессе "подчеркнуто вежливой беседы" от меня стали подальше убирать колющие и режущие предметы, я все понял, и попытался ухватить стерву-Марию за подол. Словом, оставить меня дома "доктора" уже не могли. Такая у них работа ...
  Это все, так я стал сумасшедшим. А дальнейшее развитие событий вам, до определенной степени, известно. Что касается здешних порядков, то мне удалось хорошо изучить их в молодости. Студентом, я подрабатывал на "Скорой" санитаром.
  Будет ли меня посещать кто-нибудь здесь? Наверное, дочь. Она уже взрослая. Из ее огромных глаз я буду пить чистую воду. Раз в неделю - вполне достаточно.
   Вот и первая дверь. Лязгающий поворот ключа-вездехода. Если за процессом открывания и закрывания дверей наблюдать из ближнего космоса, полагаю, будет крайне любопытно.
  Сосед. Почему не лег у стенки? Что за ощущение комфорта, когда лежишь посреди комнаты, между двумя придурками. Успел представиться. Зовут Веня, значит -Вениамин. Завтра поговорим, забавный тип.
  
  
  
  
  
  
  
  Гл.2 Гаруда
  
  Утро. Семь часов, тридцать минут. Суета, подъем. Я спал не более двух часов. Ужасно болит голова. Незаметно, чтобы не привлекать внимания, приоткрываю глаза и смотрю в растворенную дверь палаты.
   Грешно смеяться над больными людьми, это знает каждый. Но, все равно - смешно. И ничего с этим не поделаешь. Дурдом, пожалуй, самая смешная больница на свете, если исключить из списка вен. диспансер.
  Вот они, проснулись. Дружно - сон здесь беспокойный. С серьезными лицами принимают таблетки. Мне делают укол и не тревожат. Так заведено - я "острый", потому, имею право еще поспать ...
  За окном ветер. Короткими порывами, настойчиво бьет в стекло строго вертикально плоскости окна. Похоже, будет дождь. Зябкий и последний, впереди - долгая зима. Я смотрю в окно и постепенно погружаясь в сон. Смотрю много, почти не моргая, сквозь умиротворенность, сквозь легкую ноющую боль в проколотой ягодице, сквозь постыдное признание себя идиотом, которого только что полечили. Я силюсь что-то понять ... Чушь какая то...
  Двенадцать дня. Меня трогают за плечо. Кто-то стоит совсем рядом. Настолько близко, что возникает безотчетное желание отстраниться. Поднимаю взгляд. Фокусируюсь.
  - Прочти.... - силуэт, улыбка (не то, чтобы очаровательная, но - пойдет), торчащий вертикально вверх клок седых волос.
  Это Веня. Вчерашний "друг" Веня. Сует кипу смятых листов... Читать лень, голова просто раскалывается, подрагивают пальцы рук. Настаивает. Беру первый листок. Сказка какая-то восточная, судя по названиям местности. Вяло передвигаю взгляд со строки на строку. Поднимаю глаза на собеседника.
   Ба! Да передо мной сам Кристофер Ллойд, собственной персоной. Мистер Тэйбор, детально выписанный однажды безусловным Кеном Кизи, в своем бессмертном шедевре. Только небольшого росточка. Как я раньше не заметил. Прячу улыбку за смятым листком. Читаю:
  "Есть в стране гаудов (IV-X вв, северная Индия, прим. автора) город под названием Нундхравардхана. Жили там два друга, ткач и тележник, которые достигли совершенства в своих ремеслах. Они щедро тратили заработанные ими деньги, носили дорогие одежды, мягкие и пестрые; украшались цветами и душились камфарой, алоэ и мускусом. Три четверти дня они работали, а потом наряжались и гуляли вдвоем по площадям, храмам и другим местам. Так проводили они время.
  И как-то раз, в большой праздник, все горожане, нарядившись, отправились погулять. И ткач с тележником, оглядывая разукрашенные лица толпившихся повсюду людей, заметили дочь царя, сидевшую в окружении подруг на большом балконе в верхнем этаже дворца. Ее упругая грудь цвела первой молодостью, ее округлые ягодицы отличались пышностью, и талия ее была стройна. Волосы ее, темные, как грозовая туча, были мягки, умащены и волнисты ..."
   - Ну и что?
   - Да ты читай, читай.
  Я вновь подношу листок ближе к глазам и делаю над собой усилие, так до конца и не понимая зачем мне это нужно.
  " .. На следующий день тележник нарядился и пришел в дом ткача. И увидел он, что ткач лежит распростертый на непосланной постели, глубоко и тяжело вздыхая, и, весь бледный, проливает слезы. Застав его в таком виде, тележник сказал:
  - Эй, друг, что с тобой сегодня?
  А тележник умел разбираться в признаках болезней. Он приложил руку к сердцу ткача и сказал: - Приятель, как мне кажется, твое состояние вызвано не лихорадкой, а любовью...
  Ткач согласился, и поведал другу все о себе, начиная с того часа, когда он увидел царскую дочь. Тогда тележник, подумав, сказал:
  - Встань, умойся, поешь и перестань горевать. Я придумаю, как сделать так, чтобы ты мог непрерывно вкушать с ней радость любовного наслаждения.
  Тогда ткач, возрожденный обещанием друга, встал и принялся за свои обычные дела. А тележник выточил из дерева изображение Гаруды, раскрашенное разными красками и поднимавшееся вверх при помощи клина, и на следующий день принес его к ткачу, со словами: - Приятель, сядь на этого Гаруду, вставь клин, и сможешь полететь куда захочешь. Когда же ты вытащишь клин - опустишься на землю. Возьми его себе. Сегодня ночью, когда люди уснут ..."
   - Ну?
  -Что, ну.
  - Прочитал про Гаруду?
  - Прочитал. Только понять не могу, куда он клин вставлял, неужели туда, куда меня только что укололи?
  - Вот из-за него то я и здесь, - расплылся в довольной улыбке Веня, словно мы возлежали не на казенных китайских кроватях, а принимали солнечные ванны у берегов Фороса. Не убирая улыбку с лица, он несколькими интенсивными движениями ладоней зачем-то растер себе колени и следом, застегнул верхнюю пуговицу на рубашке. - Я и сам об этом думаю постоянно. Ведь бред, правда, полнейшая чушь насчет "деревянного изображения" ?! Я вообще считаю, что переписывать с оригинала можно лишь однажды. Да и то ...
  Любой пересказ, переписывание, записывание за кем-либо, и уж конечно перевод, не оставляют никакого шанса последующим поколениям. Чистейший субъективизм. Каждый писака стремится оставить след в истории, эдакой лепешкой!
   Ты хоть знаешь, что это такое, Гаруда, - почему-то перешел на шепот Веня, и в следующее мгновение сдвинулся на своей кровати поближе ко мне.
  - Нет, впервые слышу - простодушно ответил я.
  - Тогда, наверное, стоит просветить тебя короткой, но поучительной историей о почти неизвестном индийском гении, воссоздавшим эту удивительную летательную установку. Интересно?
  -Валяй...
  - Произошло это почти 150 лет назад, в Бомбее. Там жил некий доктор Тальпаде, профессор местной Школы искусств. Возглавив небольшой коллектив единомышленников, однажды, он принялся за изучение древнейших текстов, описывающих технические особенности построения летательных аппаратов. В переводе текстов с санскрита ему помогал известный в Индии "мудрец из Бангалора". Утверждают, после нескольких недель настойчивых трудов, коллектив воспроизвел чертежи Виманы - древнейшей "небесной колесницы", управляемой ртутью и еще бог знает, чем .... Но это не так! - Веня поднялся с противно скрипнувшей кровати и взволнованно заходил по комнате. - Все было не так! Когда Тульпаде поднялся в воздух, а случилось это следующим летом, он достиг высоты 450 метров и опустился вниз так же, как и поднялся - абсолютно вертикально. Имей он возрожденную "Виману", а не Гаруду, он совершил бы такие головокружительные трюки, которые и представить себе сложно. Он бы мог двигаться в любом направлении со скоростью мысли.
  - Но, вероятно, этому следовало бы долго обучаться, - попытался возразить я.
  - Да, я учел это обстоятельство. Тульпаде не был пилотом. Но сделал он Гаруду, поверь, я это знаю! - На мгновение мне показалось, что если я прямо сейчас не кивну в знак своего согласия, то моего, не на шутку возбужденного собеседника, хватит удар.
  - Это был простой, чисто механический летательный аппарат, - продолжил он. - За такое короткое время, энтузиасты не смогли бы воссоздать все технические нюансы Виманы, описанные на малопонятном, мертвом языке, и, к тому же, испытать ее на стендах. Для этого им бы потребовался весь современный инженерный коллектив "Боинга". Более того, технический термин "клапан", к примеру, может быть переведен с языка на язык десятком различных способов, в зависимости от того, для чего этот клапан предназначен. Что тут говорить о санскрите и старце, который не заканчивал никаких технических вузов. Деревянное изображение Гаруды и его, как ты выразился, многострадальная задница - лишнее подтверждение тому, каким некорректным может быть, как устное, так и рукописное народное творчество. Нет, не могли древние индусы толком переписывать свои байки!
   - И что же было дальше?
  - Поднялся в воздух профессор, ... и сел. Более - ничего. Вокруг, толпа зевак, человек в сто, некоторые официальные лица, мнению которых должно доверять. Наверное, были и статьи в газетах, раз эта информация дошла до наших дней. К сожалению, личные обстоятельства вынудили профессора прекратить работу. Внезапно умерла его жена. Затем, и он сам.
  - И это все?
  - Поговаривали, что чертежи приобрела какая-то европейская фирма. Далее - тишина. Исчез Гаруда! Наверное, исчез бы навсегда, если бы тайский король Рама V, после своего визита в Европу, в конце 19-го века, не поручил своим придворным создать символ Таиланда, ну, чтобы все как у людей.
  Герб создали, но неудачно. Затем, долго думали, и в 1933 году вспомнили про Гаруду. Теперь мифический летательный аппарат бога Вишну красуется над культовыми сооружениями солнечного тайского рая.
  - И ты, полагаю, в итоге, нашел его секрет? - вновь улыбнулся я, по-ребячески пытаясь поддеть рассказчика.
  - Да ну тебя! - отмахнулся Веня, и как-то вдруг опечалившись, притих. Повисла пауза, которую мне к какой-то момент захотелось заполнить, дабы реабилитироваться. Но вместо этого, в наступившей тишине я решил хорошенько разглядеть чудака.
  В съежившейся на смятой постели фигуре Вениамина на первый взгляд не было ничего особенного - обычный российский сумасшедший, внешний вид которого невозможно детально описать уже через двадцать минут после того как вы с ним разминулись, но это только на первый взгляд.
   Удивляло то достоинство, которое он вкладывал в каждое изреченное слово. Создавалось впечатление, что его мнение по значительному ряду вопросов, пусть часто и озвученное с некоторым срывом артикуляции (таблетки, все-таки), существует вне критики, оставляя для нее место и возможность, но начисто парализуя желание критиковать.
  На вид, Вене было слегка за шестьдесят. Но я постарался мысленно разгладить морщины и прочие складки, коими тот изобиловал, и, в результате, дал бы ему не более пятидесяти четырех. Ноги моего собеседника оканчивались стоптанными китайскими кроссовками, предположительно на размер больше необходимого; нижняя часть тела размещалась в синих брюках, никогда не знавших утюга; а утепленный халат- куртка, сложного, темного цвета и клок седых, вертикально стоящих на макушке волос, завершили бы контурный набросок человека, всецело поглощенного сутью вещей. В диссонанс с внешним видом Вени оказался прямой, и по-детски открытый взгляд. Когда он вырывался из плена барбитуратной дремы, этот взгляд красноречиво свидетельствовал - в душе моего собеседника..., впрочем, пусть будет все по порядку.
  Внезапно нас прервали. На том месте, когда я попробовал приободрить Вениамина, и растворить его печаль в дерзком утверждении, что ожирение является очевидным доказательством материальности мысли. Он, на удивление быстро отреагировал, и рассмеялся. Тихонечко так прыснул в ладонь порцией натурального смеха, состоящего из чистых Х - и- А.
  Я поднялся с постели. В дверном проеме застыла старшая мед. сестра, нетерпеливо крутившая на пальце кольцо ключа-вездехода. Мы вышли. Насколько я понял, мне предстояло знакомство с заведующим отделением.
  
  
  
  Гл.3 Право на безумие
  
  В просторном кабинете, больше похожем на студенческую аудиторию, восседал "зав." -щеголевато одетый мужчина моего возраста, с красивой проседью и ослепительно белыми манжетами, выступающими "на палец" из-под рукавов черного пиджака. Отутюженный белый халат висел на плечиках в проеме самодельной книжной полки сбоку от его кресла.
  - Разрешите, - робко поинтересовался я, застыв в проеме полу растворенной двери с забавной табличкой "Котик А.И."
  - Да, входите, - ответил мне носитель смешной фамилии, продолжая что-то бегло записывать от руки на листе бумаги. - Присаживайтесь. Чем вы занимались последние пять лет, и кто вы по базовому образованию? - сухо поинтересовался он, не отвлекаясь от записей.
  - Да, у меня же в анкете... все довольно кратко, - ответил я, присаживаясь на край гостевого стула напротив, и неопределенным жестом указывая на папку со своей фамилией, лежащую перед ним.
  - Будьте любезны, Юрий Валентинович, точно отвечайте на заданные вопросы - приободрил собеседник и поднял на меня формально - приветливый взгляд.
  Я шумно выдохнул, и собрался:
  - Двадцать два года я работал директором небольшой медицинской компании...
   - Да, я вижу - произнес А.И., - с 1992 по 2014 гг., вы трудились в области медицины. Я правильно понимаю?..
  - Да, все правильно. Последнее место работы здесь не указано, потому, что я пробовал трудоустроиться, но ушел "по собственному", до окончания испытательного срока.
  - Почему? - стал настаивать зав., и так выразительно уставился мне в межбровье, что я замер и постарался успокоиться. Нет, я не ощущал особого раздражения, но форма нашей беседы и эта неуместная попытка меня гипнотизировать превратились в очередную "со-во-куп-ность", начавшую отбивать в моей голове навязчивые ритмы. Я испугался, что меня вот-вот понесет, и, похоже, был прав. Импровизация с каменной физиономией, была моим "коньком" с детства.
   - "Даже не представился, гад!" - подумал я, и на вопрос зава., приподняв подбородок, гордо заявил:
   - Я был занят диссертацией! На новую работу времени катастрофически не хватало.
  - Диссертацией по медицине?.. - изобразил заинтересованность зав., отложив ручку и растирая кисти рук.
  - Нет, это совершенно новая наука, относящаяся к медицине лишь опосредованно - уже без лишней скромности начал импровизировать я.
  - Вы верно заканчивали МБА?
  - Нет, к сожалению, я даже не представляю, что это такое.
  - Это Международная Бизнес Академия, Юрий Валентинович. - пояснил мой собеседник тоном человека, закончившего три академии. - Такие вещи знать надо! Ну и чем вы, как диссертант, можете быть нам полезны? - поинтересовался он после небольшой паузы, в процессе которой закончил записывать и сканировал меня немигающим, холодным взглядом.
   - Ну ... я могу прочесть сотрудникам вашего отделения уникальный курс лекций по Ступологии, например - уже не в силах остановить накативший кураж, ответил я. - Мне посчастливилось стать автором новой науки, единственным в России Доктором Ступологических Наук.
  - Каких, простите, наук? - заинтересовался зав.
  - Я первый в мире Ступолог!
  - Ну и от чего же произошло название данной науки? У меня, лично, никаких ассоциаций не возникает.
  - История названия восходит к римским магистратам, выдававшим специальные лицензии "licentia stupri" всем желающим посвятить себя древнейшему из ремесел - проституции.
   Мой собеседник прожевал быструю улыбку, зачем-то заглянул в стол и сложив кисти рук на его крышке продолжил допрос. - И что же изучает ваша наука?
   - Словосочетание "licentia stupri", буквально переводится как "разрешение глупости", или в образном толковании - "право совращать". Отсюда, Ступология - "знание о глупости" или, если угодно - "знание о совращенном сознании".
  - И в ней что, есть субъект, объект и прочие признаки настоящей науки?
  - Безусловно. Подобно Политологии, Социологии, Психологии и Психиатрии, новая наука ставит в центр своего изучения человека и окружающую его социальную среду.
  Зав встал. Я осекся, предполагая, что он потерял интерес к моей науке. В палате за тонкой стенкой кто-то, вероятно в острой фазе, выкрикивал абсолютно бессвязные фразы. Мой экзаменатор расхаживал по кабинету.
   С минуту мы, не глядя друг на друга, наслаждались нюансами изысканного бреда за стеной, размышляя каждый о своем.
  В какой-то момент, мне показалось, что он все же обрел смысл нашего дальнейшего диалога, почесал нос, вернулся на место, и приготовился слушать дальше. Похоже, зав. оценил мой кураж и принял его, не будь он "заведующим психиатрическим отделением".
  - Итак - продолжил он, - вы полагаете, что пропагандируемая вами наука способна уложиться в структуру общепринятого научного метода изучения своего предмета? И, возможно, вы готовы перечислить важнейшие задачи, стоящие перед вами, как основателем?
   - Да, конечно. Данная наука использует традиционные методы изучения своего основного предмета: наблюдение, анализ и обобщение. Если удастся доказать, что события, разворачивающиеся в современной Европе, не что иное, как разновидность "секса за еду", обществу придется принять проституцию, как неизбежное, генетически обусловленное свойство человеческого естества. Или, в противном случае, отказаться от теории Дарвина "О происхождении видов", как попирающей основы здравого смысла ....
  - Это было бы ... чудовищно, - улыбнулся зав.
  - Вот и я толком не сплю уже четвертую неделю.
  - Но давайте, Юрий, можно я так буду Вас называть, перейдем к серьезным вещам. К причине вашего страдания.
  - Вы всерьез полагаете, что можете разобраться в его нюансах?
  - Да, я занимаюсь этим профессионально 25 лет.
  - Но, ведь заниматься и излечивать не одно и то же, чисто семантически?
  - Возможно, что и так, продолжайте ...
  - Вы, наверное, хотели бы выяснить, с моих слов, отчего я сюда попал? Вернее, каков был пусковой механизм, в результате которого я здесь оказался? А в процессе нашего разговора, обнаружить у меня один чётко выраженный признак или два нечётких, из длинного шизофренического списка?
  - Простите, я вас перебью, вы отделяете себя от "всего человечества", в силу каких-нибудь особенностей?
  - Нет, не рвите мне мозг! Я не считаю себя мессией, такое в историю моей болезни не уместится. Наверное, мне, как и многим другим, просто было приятно каждый раз добираться до скрытых причин. И в этом, скорее всего, и заложена основная суть моего страдания.
  - Православию вы симпатизируете?
  - Нет. Я не согласен с его ключевым посылом.
  - Это, которым?
  - Тем, что мы созданы по образу и подобию. А раз так - рушится вся последующая надстройка.
  - Что вы имеете в виду?
   - Я не могу представить себе Бога, под завязку наполненного борщом. А если серьезно, в условиях, когда человека целенаправленно сотворял бы создатель для жизни на этой планете, в его жилах текла бы кровь небесного цвета, в натуральном смысле этого слова, и вместо гемоглобина для переноса кислорода, он непременно использовал бы гемоцианин. Это как минимум.
  Адаптационные способности человека, ни в какое сравнение не идут со способностями обычного рыжего таракана, скорпиона, ящерицы, или акулы. При попытке исследовать свою планету, уже на высоте 5 тыс. метров его ожидает мучительная смерть!
  Значит, либо человеческая ДНК заброшена в существующие условия обитания случайно, либо преднамеренно, но только без участия Бога, в его общепринятом представлении. Но, извините, я что-то увлекся ...
  Резюмирую. Из моих бредовых идей вам вряд ли удастся вычленить ведущую, поэтому, предлагаю записать вещи попроще. К примеру - он не пользуется мобильным и не зарегистрирован в соц. сетях. Уверен, в наше время этого достаточно, чтобы лечить человека в стационаре. Но если этого будет все же недостаточно, я охотно вам дам еще немного материала, в виде навязчивой идеи, или сверх идеи, если будет угодно.
  - Какой? - насторожился зав.
   - О, она определенно ублажит ваш слух. Готовы, вот она - болезней нет!
  - То есть как, - улыбнулся левым уголком рта собеседник.
  - Нет классификаций, нозологий и прочей медицинской ерунды.
  - И шизофрении нет?
  - Нет, и если вы располагаете временем, я поясню почему. Простите, можно попить воды?
  Зав. кивнул мне на графин с водой и пододвинул к краю стола чистый стакан. Он с удовольствием откинулся на спинку своего кресла. Судя по всему, идейные идиоты ему попадались не часто, и он решил себя немного развлечь.
   - Вы знаете, что такое системное мышление? - виновато улыбнувшись поинтересовался я.
   - Системное мышление ... Если не ошибаюсь - взгляд на ситуацию, когда при обработке задачи учитываются все актуальные влияющие на нее факторы: что будет, что было, еще более отсроченные результаты задуманного проекта, когда принимается в расчет окружающая среда ...
   - Нет, системное мышление - некая загадочная совокупность мыслительных процессов, позволяющих человеку трудоспособного возраста быстро адаптироваться к навязываемым "Системой" условиям его дальнейшего существования.
  - О какой "Системе", Юрий, вы ведете речь?
   - Система, это в некоторой степени мы с вами, наши, еще не рожденные дети, наши предки. Система - глобальный процесс бытия, вихрь, закрученный многими поколениями, жившими до нас и молящимися единому Богу - Золотому Тельцу! И как любой вихрь, который должен чем-то питаться, он пожирает всех тех, кто попадает в область градиента давлений.
  Раньше, как и многие, я искал причины несовершенства мироустройства во вне. Надеюсь, вы понимаете - "теории заговора" и все такое. Но углубившись в детали, пришел к заключению, что все причины заложены в нас самих, в нашей слабости перед Системой.
  Не так давно я понял, что основа Системы - врачи и журналисты. Как бы странно это не прозвучало. Чиновники, научные работники, нефтяники, силовики, и менеджеры разного калибра - всего лишь церберы, ревниво охраняющие Систему от проникновения в нее лишней информации.
  Армия Системы огромна. Абсолютное большинство, сметающее любые преграды на своем пути. У солдат Системы великолепная мотивация: оставаться в ней как можно дольше - любой ценой скопить средства на "срок дожития"! Но, странная вещь, являясь монолитной частью Системы, они не только не верят в ее мощь и мудрость, но и всячески стараются обмануть. Обобрать, и растащить уворованное по своим жилищам.
  Правда, так или иначе, все солдаты Системы стареют, и незаметно для себя оказываются в пресловутом сроке дожития - удивительно гадостном и оскорбительном периоде бытия любого индивидуума, особенно с точки зрения этимологии. Вроде бы ушел человек на заслуженный покой, но в покое человека Система не оставляет. Теперь старый солдат ей не нужен, и она старается его добить, предварительно выжав все до капли. Все свои уворованные сбережения бедняга отдаст не на путешествия, о которых мечтал, а на лекарства.
  Старики и дети - враги Системы. И те, и другие, для нее бесполезны. Почему? Старики становятся наблюдательными и упрямыми. Они о чем-то слышали, что-то обобщили. Они оперируют нажитым опытом, не столь подвержены влиянию авторитетов, способны на критику Системы, следовательно - опасны. Дети, в силу своей неискушенности, непредсказуемы и излишне восприимчивы. Значит, так же опасны. Выход один: дозировать передачу знаний детям, и "что-то делать со стариками ...".
  Но, вернемся к врачам и болезням.
   Мы часто слышим, что врачи, в очередной раз обнаружили в организме нечто сенсационное. Новость обходит страницы всех серьезных международных изданий в считанные дни. А этого нового в организме всего то 12 мг.
  С другой стороны, во взрослом человеке 50-70 литров воды. Казалось бы, о данном обстоятельстве знают все, чего здесь сенсационного. Но именно здесь и кроется весь цинизм Системы. Из уст тех, кто является ее основой - врачей, ни слова о том, что организму далеко не все равно из чего состоят эти 50-70 литров.
  Представьте себе комнатный фикус, который вы регулярно забываете поливать водой. Вы наблюдаете, как увядают его листья, и принимаете решение лечить каждый из 80-ти листьев отдельно. Для каждого, согласно стадии его увядания, вы разрабатываете синтетический препарат, который, по вашему мнению, должен восстановить цвет и тургор листа до качества изначального. Классифицируете процесс поэтапного увядания в стройную таблицу, и даже получаете за это Гос. Премию.
  Земля под фикусом по-прежнему остается абсолютно сухой, но каждый день, вы делаете примочки листьям, наполняя их "живительной силой" современной химии.
  За несколько лет новейшей истории, в России, к примеру, на модернизацию здравоохранения потрачено порядка 20 млрд долларов США. Теперь представьте, что вместо так называемой модернизации, на просвещение широкой массы населения о том, что такое вода для организма и чем она отличается от подкрашенного лимонада, было бы потрачено в 20 раз меньше средств. Безусловно, с демонстрацией, что такое pH слюны, например, и детальным разъяснением того, что кариес не обязательно является неизбежным спутником жизни.
  - Да, пожалуй, на 1 млрд. долларов можно было бы ..., если представить это в виде небольших брошюр.
  - И я так думаю. Но нет, этого не случилось, и не случится.
  - Это почему же?
  - Да все потому, вот небольшой фрагмент общей картины: низкий уровень поступления в организм ионов кальция и магния является причиной длинного списка заболеваний. Среди них: гипертоническая болезнь, ишемическая болезнь сердца, остеохондроз, остеопороз (ломкость костей), нарушение осанки, снижение интеллекта и памяти, усиленное камнеобразование желчевыводящих путей, разрушение зубной эмали, выпадение волос.
  Особенно остро в спасительных ионах нуждаются пожилые люди. Все, или почти все врачи об этом знают. Они знают так же, что современный набор фармацевтических средств для лечения остеопороза и суставов на поверку не возвращает людям прежнее качество жизни. Вылечившихся пациентов практически нет!
  Причина, как будто бы понятна - плохое усвоение кальция клетками организма. Но почему плохое? А потому, что в кислой среде организма нарушена проницаемость клеточных мембран. Клетка словно пытается закрыться от агрессивной, окисленной внешней среды.
  Каждый пятый пациент преклонных лет, регулярно принимающий препараты кальция, кроме проблем образования желчных и мочевых камней, особых улучшений структуры костей субъективно не ощущает. Не видно этого и при объективном исследовании. Может быть следовало что-то пациенту подсказать, направить его мысль в нужное русло?!
  Нет, здесь начинает работать конвейер Системы. Мысли прочь! Никаких салатов и умеренной щелочной диеты! Вперед выдвигаются хирурги и урологи, удаляющие камни и получающие страховые и бюджетные деньги потоком. Травматологи, вставляющие дешевые, польские и китайские эндопротезы в шейку сломанного бедра и выдающие их за дорогие, бельгийские. Стоматологи, годами лечащие рассыпающиеся "сахарные" зубы. На бюджетные миллиарды закупаются десятки, сотни томографов, способных достоверно выставить и без того очевидный диагноз - остеопороз. Дальше подключаются геронтологи, кардиологи, лаборанты, климактерологи, диетологи, и онкологи. Последними в бой вступают патологоанатомы и статистики.
  Они что же, по-вашему, все поголовно идиоты, вероятно спросите вы? Неужели среди представителей самой гуманной профессии в мире нет профессионалов, способных оценить масштаб безумия? Как же, есть небольшая прослойка знающих, толковых специалистов. Они всегда были. И я даже помню, как в СССР звучали их слабые голоса: "Медицина, непременно должна стать профилактической"!
  Грамотные специалисты прекрасно помнят, что увеличение кислотности внутренних сред организма - одна из основных причин остеопороза. И что в случае, когда приходится нейтрализовать слишком много кислых продуктов обмена, кальций начинает особенно сильно вымываться из костей. Для них не секрет, что даже в пределах нормы окисленных продуктов обмена в организме пожилого человека оказывается в 20 раз больше, чем щелочных. А тут еще дополнительная "кислота" -чай, кофе, кола, лимонад, фальшивые соки, снова сладкий чай. И, в лучшем случае, несколько стаканов в неделю ни на что не годной воды из пластмассовых бутылей.
  Но совесть у врачей болит лишь при взгляде на Систему в целом. Когда они видят ее мерзкую ухмылку со стороны, в период собственного дожития. Раньше просто некогда. Увлеченные работой, каждый на своем месте, эти апологеты Системы перестают видеть общую картину, и, как минимум, не препятствуют, а чаще - способствуют дальнейшему распространению безумия, укреплению власти Системы.
  Оправдывая себя в "монологах пенсионера" на You Tube, они заявляют потом, что всю свою жизнь были вынуждены действовать в строгих рамках медицинских стандартов. Стандарты, мол, как законы - могут быть суровы, но с этим ничего не поделать. Стандарты были ниспосланы нам задолго до сотворения мира и останутся даже после того, как сломается последняя бедренная кость.
  Но все вышеперечисленное, еще не повод оказаться в дурдоме.
  - Так в чем же повод?
  - В невозможности осмыслить то, почему при идеальных условиях, когда в стране 80% всего оборудования и медикаментов закупаются за рубежом, и все понимают порочность ежегодного многомиллиардного финансирования бесчисленных зарубежных производителей, не создаются условия для альтернативного подхода к теории медицины.
  - У вас есть готовое решение, Юрий? - поинтересовался зав. не отрываясь от своих "беглых записей".
  - Более благоприятных условий для радикального изменения концепции российской медицины и быть не может, - продолжил я, прекрасно понимая, что качусь в шизофреническую пропасть и сам себе выставляю диагноз.
  - Ведь не в койко-местах дело! Бактерии и вирусы старше нас на миллиард лет. Они не возникли сто лет назад. Индивидуальная микрофлора у каждого человека, с которой он проживает всю жизнь, в 10 раз превышает количество его собственных клеток. Ее что же, флору, следует всю, последовательно уничтожить?!
  В каждой молекуле каждого организма, даже чрезвычайно маленького, находится частичка воды, маленький внутренний камертон, по которому идет настройка всего оркестра. И все, что надо - каждой "бацилле" по капле чистой обычной воды.
   И мы, смею надеяться, продолжаем сохранять лидерство по запасам питьевой воды, но восполняем свой организм ежедневно разнообразной гадостью, вместо того, чтобы просто пить! И что характерно, десятки миллионов моих соотечественников ничего об этом не знают.
   -Не знают, о чем? - спросил зав., и я понял, что он толком меня не слушает, а только выхватывает из моего текста ссылки на ключевые признаки болезни. Но, остановиться уже не мог.
  - О том, что диабет, остеопороз, атеросклероз, ишемическая болезнь сердца, мочекаменная болезнь, артрозы и артриты, кариес, "молочница", онкология, шизофрения и старческое слабоумие - всего лишь следствие глубоко порочного образа врачебного мышления. Это симптомы одного хронического заболевания под сокращенным названием ХНКЩБ с характерным, кислым запахом "старости". Если полностью, то это запущенное, хроническое "нарушение кислотно-щелочного баланса".
  И заметьте, все перечисленные страдания практически не излечимы. Во всяком случае, большинство из них таковыми считаются. Потому, что причина не устраняется.
  Когда я начинаю думать об этом, прихожу к однозначному, глубоко противному мне выводу - мы уже к 55-ти и даже раньше, больше никому не нужны. Мы превратились в хлам! Система нас сливает! И происходит это именно в тот период, когда мы, отвечая на извечный вопрос быть или не быть, наконец то выбрали - быть!
  Зав. отложил ручку и улыбнулся мне в лицо. Снисходительной такой, противной улыбочкой. Я усилием воли заставил себя замолкнуть. Мой диагноз, полагаю, был готов.
  - Так с чего следует начать, Юрий, - спросил он меня так, как спросил бы убеленный сединой профессор своего несмышленого аспиранта.
   - Начать, да хотя бы с того, что собрать простую статистику у "стариков": вы сколько, мол, пьете? И что пьете. Не лукавьте, сколько пьете воды в день? Когда выяснится, что не более двух стаканов, я вновь подчеркиваю - чистой воды, получится, что более половины болезней возникают от банального недопивания. В оставшейся части - травмы, генетические поломки, и конкретные факторы внешней среды в виде хронических отравлений организма. Не станете же вы утверждать, что хроническое отравление, вызванное диоксинами, к примеру, непременно требует дополнительной классификации в качестве очередной группы "болезней", разработке методов диагностики и способов лечения?! ... Так, что - болезней нет.
   - Хорошо, Юрий. Теперь, если вы закончили, вернемся к причине вашего "основного" страдания.
  - Согласен, но позвольте отнять у вас еще две минуты? - как можно вежливее, сопроводив просьбу яркой жестикуляцией, попросил зава. я.
  Тот, утвердительно кивнул.
   - Попробую предположить, что будет со мной, в общих так сказать чертах. Это укладывается в тематику нашей беседы.
  Допустим, я детально сформировал в вашем представлении, образ "классического идиота".
  Первое: вы, начав лечение, начисто лишите меня "чувства удовольствия". Заблокируете рецепторы моего любимого нейромедиатора - допамина, назначив один из препаратов нейролептиков. Следствием приёма нейролептиков станет повышенный в крови пролактин. Это норма в психиатрии. От мужчины во мне через пять-шесть месяцев не останется ничего. Высокий уровень пролактина полностью подавит всю половую активность.
  Второе: на фоне длительного приема нейролептиков, отсутствия удовольствия, замедлении мыслительных процессов, подавленной сексуальности, у меня, в конце концов, уменьшится объем мозга, и возникнут непроизвольные навязчивые движения - тики. Начнет сам собой дергаться глаз или не закрываться рот. Все это, мировая психиатрическая статистика, я ничего не придумываю.
  Третье: не смотря на все, изложенное выше, я, тем не менее, по неписаному сценарию, должен сейчас заткнуться, и начать вас боготворить. Особенно за то, что основное заболевание, которое является моим вынужденным способом взгляда на мир, и в существовании симптомов которого с самого начала ни у кого не было сомнений, никуда не денется.
  Мой собеседник внимательно посмотрел на меня, бросил на стол ручку и порывисто встал. Подойдя к окну, он оперся о подоконник и затянул длиннющую паузу.
   - Вам сосед по палате не мешает? - вдруг сменил он тему, когда я досчитал про себя до двадцати. - Его госпитализировали из квартиры, в которой все стены были увешаны картинками свастики. Представляете, умудрился даже нарисовать на стене велосипед, колеса которого представляли собой не что иное, как нацистскую свастику. Тяжелое бредовое расстройство. В некотором смысле он может представлять опасность, так, что имейте в виду.
  - Хорошо ...
  - И, потом. Вы давно, Юра, пробуете себя в таком жанре?
  - Извините? ...
  - Жанре интуитивной импровизации, позволяющей заполнить пустоты настоящего человеческого общения?
  - Смотря что вы подразумеваете под термином "настоящее" - неловко попытался выкрутиться я.
  - Настоящим, мне представляется общение, в основе которого полностью отсутствуют условности. Любые. Даже языковые. В знаете "тарабарский"?
  - Что, простите?
  - "Тарабарский язык", на котором общаются гистологи, кардиологи, некоторые политики, эвенкийские шаманы и Лиза Джеррард.
  - Певица, если не ошибаюсь?
  - Да, очаровательная особа, поющая на ныне мертвых скандинавских наречиях.
  - Я с удовольствием слушал ее в "Гладиаторе".
  - Сами, не хотите попробовать?
  - Спеть?
  -Нет, просто изложить в подобном стиле все, что накопилось.
  - Но ..., это было бы нескромно.
  - Вы так находите? Смелее, это же дурдом!
  Зав. рывком отжался от подоконника и сделав полуоборот на пятках лаковых туфель, повернулся ко мне лицом. Я встал. Было очевидно, что на этой оптимистической ноте наше знакомство закончено. Провожая меня к двери, мой гостеприимный собеседник делал ободряющие жесты и говорил добрые слова.
  - ... Ну, за это, Юрий, не переживайте! Вылечим, изгоним из вас зеленых бесов ко всем чертям! Только таблетки пейте согласно разработанному расписанию. Договорились?!
  
  
  ...Как-то однажды, года три назад, на городском книжном развале мне попалась красиво иллюстрированная сказка Петра Ершова "Конек -Горбунок". Определенно, "все новое - хорошо забытое старое!" - подумал тогда я, и не сомневаясь ни минуты, купил потрепанный советский фолиант.
  Еще с молодости, я интуитивно догадывался о существовании некого апокрифического начала, вдохновившего многих и многих мыслителей- психологов, к написанию своих бестселлеров. И вот, спустя двадцать лет, приятное осознание исключительности российской нации вновь заставило учащенно биться сердце.
  ...Стало в третий раз смеркаться,
   Надо младшему сбираться;
   Он и усом не ведет,
   На печи в углу поет
   Изо всей дурацкой мочи:
   "Распрекрасные вы очи!"...
  Ну не чудо -ли?! Какая выдержка и психологическая устойчивость таилась за этим, на первый взгляд, легкомысленным поведением. Я помню, как отправился домой, чтобы тотчас же перейти к практическому осмыслению бескрайних возможностей трансерфинга реальности, таящихся в великой книге.
  В итоге, я решил последовать данному учению, как и следует - с полнейшим дурацким простодушием. Мне хотелось увидеть во всей красе работу правого полушария. Но решить - одно, сделать - другое. И вот я здесь. На скрипучей коечке. Смотрю в потолок, а в голове бессмертные строки:
   ...Ты, смотри же, не зевай:
   В молоко сперва ныряй,
   Тут в котел с водой вареной,
   А оттудова в студеной.
   А теперича - молись
   Да спокойно спать ложись"....
  Текст убаюкивал. Решил погрузиться в тревожный медикаментозный сон и я, но не тут то было.
  В палату, слегка подволакивая левую ногу, вошел мой неугомонный приятель, Веня. Внешне Веня казался чем-то занят, и крутил в руках странную штуку, напоминающую камень. Не церемонясь присел рядом.
   - Что это у тебя в ладонях, мой друг? - лениво вымолвил я, вырываясь из мягких оков сна.
   - Ты можешь конечно не поверить, но это обломок Вавилонской башни.
   - А зачем он?
  - Это подарок.
  - Подарок, мне?
   - Да, и от всей души.
   - Тронут. Ну и силен же ты, мой друг, подарки дарить.
   - Скажи, Юра, наверное, напраслину на меня волок товарищ Котик?
   - Ну ...
   - Да не стесняйся, говори, он всем про меня валит одно и то же. Мол, завтра встану на кровати во весь рост, в любимой позе Геббельса на три четверти, и начну нацистскую пропаганду. Ладно, забудь, - и он бережно положил камень на подоконник, - не подарка ради, я тебя потревожил, на самом деле. Вот скажи, тебе никогда не приходилось слышать подсказки из пустоты?
   - Что, извини?
   - Ответы на твои вопросы, или правильно выстроенные цепочки рассуждений, которые проявляются из окружающего тебя пространства в виде будто бы случайных, посторонних звуков.
   - Это каких-таких? - я присел на кровати, в момент проснувшись. Мой рот, вопреки попыткам сдержаться, сам собой растянулся от уха до уха. Веня, наоборот, казался сосредоточенным, и даже чересчур серьезным.
   - Теоретически, у каждого человека существует такая возможность, - продолжил рассуждать он. - У одного, это невнятный стук, возникающий то здесь, то там, в виде одобрения, и в ответ на принятие жизненно важных решений. У другого..., да что угодно, хоть звук смываемой в унитаз воды, или отдаленный гудок автомобильного клаксона.
   Мы, в большинстве случаев, просто пропускаем мимо ушей факт появления таких знаков, даже не задумываясь, откуда может взяться звук автомобильного клаксона в четыре утра, да еще в заснеженной деревушке, затерявшейся посреди Уссурийской тайги. Мы привыкли, что живем среди людей, и, многочисленные звуки от процесса их жизнедеятельности могут совпадать с плетением косички нашей мысли. Но это не совсем так.
   Звуки не всегда имеют антропоморфную природу. Они могут быть: потрескиванием рассохшихся деревянных полов, падением пустой кошачьей миски с подоконника, или "гудением" водопроводного крана. Здесь, уже сложно свалить все на человеческий фактор и совпадения. Ты собран, близок к решению. Вокруг тишина ..., и раз - громкий щелчок треснувшей где-то внутри, деревянной балки перекрытия. Характер звуков зависит от адаптивного алгоритма и специфики человеческой души. Главное - прислушиваться; и когда возникнут эти странные, многократные совпадения, связать их в единый процесс познания.
   - Значит, стоит запастись надеждой - продолжая улыбаться произнес я, - и в предвкушении своего счастливого брака ждать, пока кто-то отстучит во вселенской пустоте, или смоет за собой?
   - А ты не спеши смеяться. Пойми, никто из членов Правительства, или Президентской команды не признается, что при принятии знаковых для страны решений, периодически прислушивается к "внутреннему голосу Вселенной". Это вызвало бы массу вопросов вездесущих журналистов. Как, что именно вы слышите? На какой частоте обычно, звучит сигнал и так далее. Это глубоко личное. Просто поверь, и прими как есть.
   - Ну а что ты, Веня, услышал, когда эта великолепная мысль пришла тебе в голову.
   - Ничего. В это время я делал в квартире ремонт, и на меня упал книжный стеллаж.
  
  
  Гл.4 Еще раз про любовь
  
  С дураками, можно запросто. В большинстве своем, мы начинаем излагать без долгих предисловий. Как говорится, спонтанно. Иногда, монолог наш рвется, словно тонкая нить под грубым стежком. Но ничего, сшитая периодическими повторениями ткань повествования становится только крепче.
  О чем мы говорим? О разном, которого много, и всего воедино не собрать. Наши сны фееричны. Если начать их бояться, они наполнятся чудовищами. Поэтому, наблюдая их, лучше просто плыть по течению, закрыв глаза. Наблюдать и слушать. Так легче.
  Вот он, рядом. Мой сосед по койке. Циклотимик, под завязку напичканный барбитуратами. Эдакий неувядающий бамбук. Нет воды и пищи - ну и не надо! Есть - тоже хорошо. Такие, если умирают своей смертью, то непременно расскажут смешной анекдот напоследок.
   От чего его лечат? Или хотят, чтобы просто не мешал?! Я не такой. Типичный шизоид. Мне свойственно сомнение и острое недоверие, будто меня часто пороли в детстве. Нет, я не озлоблен, и могу казаться веселым, но только казаться ... казаться. Может, я действительно, глубоко болен, если воспринимать слова буквально?! Мне больно наблюдать мир, катящийся под откос, и с этим ничего невозможно поделать.
  Я смотрю на Веню уже с десяток минут. Смотрю, как из его приоткрытого рта на сплющенную, цветастую подушку тихонько сочится слюна. Мой приятель крепко спит, но это продлится недолго - на дневной сон отводится всего час.
  Может показаться, что нам нечем будет заняться в этот ветреный, последний день октября. Но это не так. Веня стал мне взаправду интересен.
  Ну все. Проснулся. Понеслось ...
   - У тебя, Юра, сегодня была бессонница?
   - Ну конечно, - улыбнулся я, - у кого же ее не бывает?
   - У детей. Они ничего не систематизируют и "не расширяют пределов своего совершенства". И если не спят по ночам, то только от боли. Ребенок в любую минуту может бросить совок в песок, оставшись полностью удовлетворенным плодами своего труда. Отвернулся и забыл. Повернулся обратно - начал с чистого листа. Внимательно и скрупулезно. При этом, они не производят космического мусора в виде всевозможных мыслеобразов, состоящих исключительно из сожалений.
   Ведь как принято у взрослых? Создали стройную теорию! Отравили "систематизированным знанием" мозг целому поколению, и потом, все тихо сплавили. Оказалось, мол, сожалеем.
   Или еще хуже. Работал человек в поте лица, и наладил себе дачу, да так, что одна из калиток в его заборе выводит на остановку метро "Университет", а вторая - в аэропорт Домодедово. Не успел даже порадоваться, как тут - сосед отстроился, и приватизировал Тульскую область. Все, пропал труд, одни сожаления остались, и с ними, твоя давняя знакомая - бессонница.
   Вспомни примерное содержание хотя бы одной из своих встреч с ней, и умножь на полтора - два миллиарда аналогичных. Тогда станет понятен примерный объем мыслеподобной дряни, окружающей планету: И ведь эта дрянь никуда не исчезает.
   - Так ты считаешь, что по ночам меня атакует космический мусор чужих сожалений? - лениво произнес я, потягиваясь на скрипучей кровати.
   - И твоих и чужих. На подсознательном уровне человек часто принимает чужое за свое, так уж он устроен. Только считается, что мы целостны и уникальны в своей индивидуальности. Мы распахнуты, открыты для всего вокруг. Даже череп наш, не более чем резонатор вездесущих электромагнитных волн, какая уж тут индивидуальность
   - Ну и какова же, по-твоему, безутешная мораль? - плавно уходя от очередной длинной истории поинтересовался я.
   - Да не пытаться систематизировать то, о чем не имеешь даже приблизительного понятия! Сам посуди, может ли ребенок постичь свою мать? Он соприкасается лишь с эмоциональной ее стороной, по большей части, генетически запрограммированной. Но все остальное...
   - Но подожди, Веня. Как бы тогда, в принципе, двигался прогресс? Майя, друиды, брахманы и египетские жрецы, Пифагор, Аристотель, Декарт, - все систематизировали полученные знания, чтобы передавать их потомкам. На основе систематизированного подхода базируются все современные знания. Это основа, так сказать.
   - Мы говорим об одном и том же. Вот представь: не понимая "что есть его мать" во всей своей многогранности, повзрослевший ребенок устанавливает скрытую камеру в ее спальне. Мотивации похвальны - получение объективной информации для дальнейшей систематизации полученных данных. Камера беспристрастно передает исследователю все подробности встречи матери с "дядей Колей". Ребенок систематизирует, делает выводы. Потом долго не здоровается с мамой и уходит в себя. Ну не способен малыш ее понять! Ни эстетически, ни физиологически, ни по понятиям своим недозрелым! Вспомни, не эту ли особенность "пытливого человеческого ума" пытался исследовать Андрей Тарковский в своем, "Солярисе", выдумав планету-Океан?
   - Ну, Веня, - начал потихоньку заводиться я, - тебя послушать, так надо просто встать на четвереньки и начать тщательно пережевывать траву.
   - Да хоть бы и так! В тщательном пережевывании больше пользы. Вот скажи мне, Юра, что такое электрический ток, гравитация, или любовь?
   Иными понятиями человечество оперирует уже тысячи лет, их классифицируют, систематизируют, но и по сей день не имеют ни малейшего представления о их сути.
   Я слушал и молчал. Вспомнилось, как в студенчестве, для того, чтобы "оперативно определить что-либо" на экзамене, я обращался к универсальным языковым шаблонам, которыми изобилует наукообразный слог.
   Первой моей палочкой-выручалочкой стала "совокупность". Я блестяще водружал "совокупность" во главу всех своих ответов перед экзаменационной комиссией. Переменный ток был ничем иным, как "совокупностью процессов, возникающих в цепи". Все. Точка! Надо было лишь правильно расставить паузы и выразительно посмотреть в глаза экзаменатору. После первого успешного выступления, я накрыл совокупностью все, что только мог. Ею стали: подмышечная впадина, сифилис, острое респираторное заболевание и проникающая радиация.
   Вспомнил, так же, что в ряде психоделических определений любви, созданных, судя по всему, людьми просветленными, фигурировало емкое: - "привязанность".
   Это универсальное "понятие - выручалка", могло быть вставлено в текст в любом месте без существенной потери смысла. Сама же привязанность, характеризовалась в словарях как: - положительно окрашенное чувство, связанное с ощущением близости, глубокой симпатии и преданности кому или чему-либо. Стоило убрать связующие слова, как привязанность становилась - чувством, симпатией, близостью и преданностью. Но, к сожалению, не было ни первым, ни последним. Смущала корневая морфема - "привязь". По смыслу - петля, веревка, путы.
   Я прекрасно помнил, как странно сложно во всех словарях моей юности трактовалось понятие любви: "Любовь - высокая степень эмоциональной привязанности (зависимости), выделяющая объект привязанности среди других и помещающая его в центр жизненных потребностей и интересов субъекта".
   И даже сейчас, спустя столько лет, я так и не понял, в чем коренное отличие подобного определения от определения алкоголизма. Просто замени одно слово, и получится: "Алкоголизм - высокая степень эмоциональной привязанности, выделяющая объект привязанности среди других, и помещающая субъект в центр ... токсикологии".
  
  Раньше, засыпая, я часто представлял, что доживу до того времени, когда люди найдут достойное обозначение колоссальной энергии любви. Необходимо название, определение. Оно непременно должно отражать свойства уникальной энергии коротко и емко, без похабщины в стиле: "продлять будете", или "я любил ее всю ночь!".
  Тогда, сливаясь в единое знание, наука и религия непременно сойдутся в одной единственной точке, которая станет точкой опоры и "перевернет планету". Именно благодаря "неолюбви", благодаря правильному осмыслению нового, точного понятия, с коротким и ясным определением, человек будет способен предчувствовать, предугадывать, интерпретировать, оперируя целыми пластами информации, о существовании которой не имел раньше никакого представления. Любовь, как способ взаимодействия с информационной составляющей пустого, казалось бы, пространства, в которое можно тыкнуть пальцем не боясь ничего разрушить.
  Пространства бесконечного, не умещающегося в пределы, субъекты или объекты.
  Пытался ли я хоть однажды прикоснуться к тайным вибрациям любви. Да, наивно, совсем по-детски. Но я старался, изо всех сил! ...
  
  Мама. Я все чаще соскальзываю в воспоминания, в детство и юность. Быть может, именно там хранятся концы, за которые надо потянуть.
  
  ...- Юра, вставай..., опять опоздаешь! - произносит мама свой стандартный, утренний текст в приоткрытую дверь. Я знаю, она улыбается в это мгновение.
   Я приподнимаю голову с подушки и недовольно смотрю на сломанный будильник - до начала лекции остается чуть более полутора часов. Прикрываю глаза и пробую мысленно очертить круг самых неотложных мероприятий, которые в определенной последовательности, на протяжении пяти месяцев сопровождают мое пробуждение каждое утро.
   В далеком 1982-м я поступил в медицинский институт, и впечатленный особенностями строения человеческого тела, решил, тем не менее, некоторые из них усовершенствовать.
  Особенное место в ежедневном распорядке моего дня тех далеких лет отводилось утру: - подобно царю Соломону я должен был делать ряд упражнений, подробно переписанных вручную из весьма сомнительных рукотворных источников. Но, что поделать - в стране моей юности другие источники, уточняющие местоположение человеческой души, в свободную продажу не поступали.
   Упражнений было не много. Каждое из них готовило меня к постижению сакральных тайн одухотворенной материи в кратчайшие сроки. Вот примерный список того, что входило в ежеутренний моцион:
   1. Смех. Смеяться следовало сразу же, после пробуждения. При нежелании смеяться требовалось тем не менее продолжать. Ждать, пока пробужденное сознание не начнет смеяться над тобой смеющимся. Время - 5-7 минут.
   2.Ширшасана (стойка на голове). Примечание: ...подальше от журнального столика... ...опускаться медленно. Время 1-3 мин.
   3. Шавасана (поза трупа). Примечание: стараться не заснуть!! Время 3-5 мин.
   4. Короткая медитация "в Лотосе" на тему любви ко всему живому. Примечание: после окончания медитации необходимо, не расплескав ни капли драгоценного эликсира любви, вынести себя в люди. Время 10 мин.
   Итого: 25-30 мин.
   Когда идешь к достойной цели, необходимо осмыслить три вещи: а) достойна ли цель на самом деле, б) не приведут ли выбранные средства тебя к полному идиотизму, с) как используемые средства и методы выглядят со стороны.
   Два первых посыла я усвоил безоговорочно. На третий же, скорее всего, просто не хватило времени. Поэтому, для рано просыпающихся соседей и для взволнованной мамы, каждое мое пробуждение было достаточно серьезным поводом для звонка специалистам.
  Смеялся утренний я не то чтобы гнусно (попробуй сам в 6.30 утра), но, иногда создавалось впечатление, что смеюсь я последний раз в своей жизни. И было в этом смехе, особенно, в первые две минуты, столько боли и тоски, что даже соседская собака за стеной начинала тихонечко подвывать. Если мне удавалось перешагнуть невидимую временную границу, смех становился бодрее, пока, наконец, не приобретал черты привычных голосовых модуляций. Но случалось это не часто - у меня был сломан будильник.
   Вот и сегодня, я торопливо начал, так и не дождавшись, пока полностью проснусь. И надо прямо сказать - получалось неважно. Я встал на голову, расслабился в позе трупа, и сел в закругляющую нехитрый комплекс медитацию.
   Виделось мне, как лучи света, исходящие прямо из середины груди, окутывают землю вокруг энергонасыщенным, розовым покрывалом, и каждому жителю планеты достается по частичке этой квинтэссенции моей любви. Пять долгих месяцев не прошли даром, и радость чувства общности с шестью миллиардами виртуальных ви-за-ви, была в эти мгновения неподдельной. Дети и старцы, больные и здоровые, бедные и не очень, улыбались мне в ответ и на прощание энергично махали рукой. Я желал в этот день всем и каждому здоровья, радости и сытости; затем, медленно поднялся, чтобы ничего не расплескать, и отправился в ванную ...
  
   В переполненном автобусе все было "как всегда". Бодро начищенные "Поморином" десны, в большинстве случаев, принадлежали тем, кто группировался на передней площадке и в середине салона. Эти интеллигентно выдыхали друг на друга и учтиво передавали "на билетик".
   Толчея же на задней площадке и традиционная иллюзия его перегруженности, создавались, по всей видимости, теми, кто заскакивал на подножку "Икаруса" и мгновенно засыпал. Поэтому, деление на две неравноценные части у пассажиров стандартного рейсового автобуса маршрута ?1 было крайне условным. И вот что характерно, те, кого подобное положение вещей не устраивало, все равно, каждое утро настойчиво лезли в заднюю дверь.
   Итак, что творилось на задней площадке описать сложно, потому, что высокая плотность контакта была лишь одной стороной. С другой стороны, завсегдатае галерки были сплошь люди непохмеленные, и времени для почистить зубы у них просто не предусматривалось. Вот и ездил я уже пять месяцев, стараясь не расплескать своей медитативной благодати в окружении угрюмых, заспанных лиц, перло от которых просто невыносимо! Я то и дело "прощал", когда наступали на ногу, деликатно улыбался в ответ на бычий взгляд в упор, принадлежавший какому-нибудь, не совсем протрезвевшему такелажнику; словом, в течении ста пятидесяти дней, мне пришлось жить в мире, наполненном трепетным чувством, общностью и смирением (безусловно, в одностороннем порядке).
   Описываемое утро было не исключением. Я протиснулся ближе к заднему окну, чтобы отвернуться и сохранить пространство для свободного вдоха, и застыл, распластанный сложной геометрией салона. Задача была проста - отсчитать пять остановок и, бережно прикасаясь к плечам пассажиров, с неизменным: извините, позвольте пройти, оказаться в точке "В".
   Но сегодня все пошло как-то поперек. Посреди авто-путешествия, на задней площадке появилась подозрительная и немолодая уже женщина, слегка за пятьдесят. Скорее из тех, кого в народе метко нарекли бабой. Баба была низкоросла, чрезвычайно активна и, вдобавок ко всему, перла с собой объемную сумку. Как она смогла с подножки переполненной галерки просочиться к окну, сказать было сложно, но последние ее телодвижения меня категорически насторожили. Вернее сказать, когда я увидел, как баба, мощно работая локтями, буквально оттоптала ноги робкой школьнице, стандартной реакцией было что-то, вроде: "ну, не ведает что творит". Но когда перепуганная школьница была уже готова расплакаться от того, что огромная бабкина сумка буквально проехала по ее лицу слева направо, я почувствовал: насыщенные энергией общности со всем живым, раскрученные по спирали чакры стали соединяться в один огромный, ярко-красный шар, где -то в районе горла.
   Я прислушивался к новому ощущению удивленно, но недолго - баба оказалась на расстоянии локтя... Последнее, что отчетливо помню: решив поставить сумку на пол, баба бодро боднула меня крупным тазом...
   К счастью для повествования, ответного удара не последовало, но год за годом, я не раз мысленно возвращался к этой нелепой сцене. Отчетливо помню, как огромный красный шар, емкостью в шесть миллиардов человек, энергично машущих рукой на прощанье, шар, который я оказывается надувал сто пятьдесят дней, внезапно переместился из горла в корень, а следом, на кончик языка... В следующее мгновение шар лопнул: - я медленно наклонился над ухом бабы, полу прикрытым старым пуховым платком, и внезапно для себя произнес: Если ты, дрянь, не замрешь на месте, я плюну тебе в глаз!
   И сказал я это тихо, но так выразительно, что если бы вместо этих слов произнес: "Встань, и иди!" - поднялся бы целый полк.
   Баба, совершенно понятно, обмерла. Где-то глубоко внутри себя испугался и я, но испугались мы каждый по-своему.
  В следующее мгновение, когда я поднял опечаленный взор прямо перед собой, случилось странное: плотно спрессованные на площадке пассажиры друг почуяли, что в эту минуту требуется моей скорбящей душе. Их спины, словно воды Красного моря, расступились, и я, гордо неся голову, вышел на следующей остановке. На утреннюю лекцию в этот день я так и не попал....
  
  - Ладно, довольно о грустном - предложил я, поднимаясь с постели. За решеткой нашего мирка, уверенное в том, что на земле ему нашлось достойное определение, светило солнце. Да так, что стало припекать в плечо. Ужасно хотелось курить. Я полез в карман за сигаретой.
  - Будешь?
  - Нет - вежливо отказался Вениамин. Я бросил, ... несколько лет назад.
  - Это правильно, - обреченно вздохнул я. -А, вообще, приятно. Сидим мы с тобой здесь почти сутки, а ничего друг другу не продали.
  Когда я вернулся из затхлого, прокуренного туалета, в моей голове созрел план на остаток сегодняшнего дня. Я решил выведать у Вени подробную историю его жизни. Мне казалось, что сейчас он пребывал в такой "стадии своей болезни", когда лукавство и преувеличение исчезают сами собой.
  
  Гл.5 Семь веток цветущей сливы
  
  Солнце уже клонилось к закату, когда Веня замолчал. Уже во второй раз я заметил, как тема воспоминаний о прошлом, поднимаемая мной, вынуждала моего собеседника внутренне группироваться, будто он испытывал резкий приступ зубной боли.
   Он встал, размял ноги, и прошелся по пустой палате. На мгновение остановившись, он внимательно посмотрел на меня, словно решал, не оскорблю ли я своим присутствием светлой памяти его тайны. Наконец, он решился. Облокотившись на дверной косяк, Веня повернулся ко мне боком и начал свой рассказ.
  
   .. Округ Мотyо - небольшой автономный регион в великом Тибете, умеющем, как известно, бережно хранить свои многочисленные тайны.
   Этот, малоизвестный миру регион, расположен на южном склоне Гималаев, на высоте от 700 до 4 000 метров, наподалеку от Бутана. Подобный перепад высот говорит сам за себя, позже ты поймешь, что я имею в виду. В тех местах спускается со Священного Кайласа, и набирает силы могучая водяная артерия Азии- Брахмапутра (на китайской территории Ярлунг Цангпо). Неподалеку от Мотуо река делает головокружительный поворот на 180 град., и эффектно простившись с Китаем и Тибетом устремляет свои священные воды на юг - в Индию и Бангладеш. Именно там, в Мотуо, в окружении заснеженных вершин Гиамлаев, уставший путник может отведать экзотических для суровых предгорий бананов, ананасов и других плодов от более чем 3 000 видов растений, составляющих десятую часть всей уникальной флоры Китая.
   Считают, что проживает в округе всего около десяти тысяч аборигенов. Но уточненной переписи населения округа никто никогда не видел. Не простое это дело.
  О красоте округа Мотуо сложено немало легенд, и большинство буддистов чтут его священной землей, оберегаемой от посягательств цивилизации таинственными стражами суровых Гималаев.
   Питаются все эти легенды тем, что в Мотуо, до сих, пор нет полноценной дороги. Многие из местных жителей округа никогда не видели автомобилей. А для того, чтобы добраться в Мотуо, нужно совершить подвиг: преодолеть 140 км. горной, периодически исчезающей тропы, проложенной навьюченными ослами; вечную мерзлоту на заснеженных перевалах Гималайских гор; и даже длинный-предлинный, скрипучий мост, свитый из виноградной лозы и протянутый над бушующей рекой.
   Попытки построить хорошую дорогу в Мотуо конечно же были. С 1960 года китайское правительство предпринимало их неоднократно, но все они оказались неудачными. Никому из строителей не удалось справиться с селями и лавинами непредсказуемого субтропического климата.
   Нельзя сказать, конечно, что все так безнадежно. Брахмапутра крайне нужна китайцам, измученным на северо-западе хронической жаждой. В декабре 2008 года Гос. Советом Тибетского АО была принята очередная программа по строительству автомагистрали в Мотуо, и сегодня настойчивые китайские строители уже заканчивают прокладку грандиозного туннеля в толще громадной снежной горы Галунг, протяженностью 3.3 км. Сквозь нее они планируют сократить путь. Но это только начало, и впереди их ждут еще 120 км. настоящей мистики от одного из самых загадочных мест на планете.
  Пройдет время, и я совершенно не удивлюсь, если анонсы очередных успехов этого грандиозного предприятия, постепенно начнут исчезать из новостных разделов международной прессы. В 90-х годах прошлого века была предпринята наиболее удачная попытка построить дорогу из окружающего мира в Мотуо..., но она прослужила не более двух дней, после чего была разрушена мощным селевым сходом. Сегодня то, что от нее осталось, зарастает кустарником. Будто и не было ничего...
   ...Веня прервал свой рассказ и энергично прошелся до окна и обратно. Затем сел у двери на чужую постель и поджал под себя ноги.
   Тогда, в начале "двухтысячных", - продолжил он взволнованно - из местечка Боми в Мотуо, по небольшому, наспех восстановленному участку дороги, направился автомобиль с семьей российского специалиста Вениамина Шарова, работающего по контракту с китайскими мостостроителями. В расчетное время назад, в Боми, автомобиль не вернулся. В Мотуо, по понятным причинам, добраться бы он не смог. Что произошло с семьей Шаровых, с тех пор никому не известно....
   Веня сидел, и не моргая смотрел в зарешеченный квадрат окна. Создавалось впечатление, что он замолчал навсегда. Молчал и я, интуитивно понимая, что рассказчик вплотную подошел к ключевому моменту истории всей своей жизни.
   ... - В "Дефэндере" нас было трое - глухим от волнения голосом, внезапно продолжил он. - Моя жена, Наташа, семилетний сын Антон, и я - за рулем. Однажды, я рассказывал Антону о чудесах природы в осенних Гималаях, и перед самой поездкой сын пристал ко мне как банный лист - пришлось взять его с собой. Был конец октября и в предгорьях ощущалось скорое приближение зимы. В ночь перед поездкой пошел холодный дождь, но к утру прекратился, оставив после себя запах бодрящей свежести.
   Мы выехали из Боми рано утром. По грунтовой, вновь проложенной дороге, нам предстояло проехать 25 км, чтобы обследовать скальный отвес одного из небольших притоков Ярлунг Цангпо. В этом месте китайские специалисты решили проложить мост. У реки предполагалось пообедать, взять пробы скального грунта, сделать несколько фотоснимков и вернуться домой еще засветло.
   Новая дорога была сделана практически вручную. Она представляла собой утрамбованную грейдером "стиральную доску" из разновеликих кусочков обломочных горных пород. Тряска в салоне Лэнд Ровера была неимоверной, но я знал, что терпеливые китайские дорожники потрудились на совесть и за безопасность своих пассажиров не переживал. Первые девять километров пути состояли из затяжного серпантинного подъема к перевалу. Смотреть на выветренном северном склоне толком было нечего, и Антон выразительно скучал. Наташа пыталась читать, но скоро бросила, увлекшись фотографированием неказистых карликовых кедров прямо через лобовое стекло. К девяти утра мы преодолели однообразный подъем и миновали перевальный гребень, чтобы остановиться с подветренной стороны. Перевал располагался на высоте около 2000 м. Мы вышли, чтобы размять ноги и полюбоваться шикарным видом на заснеженную вершину горы Галунг. Повезло - облачность была незначительной и где-то вдалеке на западе парили в небе белые паруса знаменитых гималайских восьмитысячников. Галунг находилась неподалеку, справа от нас. При высоте в 3 700 метров гора поражала своим правильным коническим исполнением, от чего казалась гораздо выше и значительнее. Ее заснеженная вершина в лучах утреннего солнца была похожа на алмаз, подсвеченный опытным огранщиком.
   Антон заметно "ожил" и стал носиться вокруг машины, беспрестанно дергая маму за рукав и тыча своим указательным пальцем во все стороны света. Я смотрел на него и на смеющуюся Наташу, думая о том, что все же правильно поступил, когда взял их с собой...
   Но надо было ехать дальше и мы, усевшись по местам, начали спускаться в глубокую долину, еще подернутую густым утренним туманом. По обе стороны от нас, по мере удаления от вершины перевала, словно по волшебству, менялись декорации: - редкие хвойные деревья чередовались зарослями кустарника, лиственным редколесьем, затем кедры появлялись снова, но уже более высокие и разлапистые. Постепенно, салон машины наполнился всевозможными древесными ароматами словно парфюмерный бутик. И чем ниже мы спускались по каменистому серпантину, тем насыщеннее и причудливее становилась природа. Спуститься нам было необходимо на самое дно узкой долины, чтобы двигаясь вдоль крутых склонов в юго-восточном направлении, минут за сорок достичь цели нашего путешествия.
   ...Туман на дне долины постепенно рассеялся, и в салоне автомобиля стало жарко. То, что река уже близко было отчетливо слышно сквозь шум мотора в раскрытое окно. Наташа с Антоном восторженно обменивались впечатлениями, наблюдая за древесными змеями - ротанговыми лианами, превратившими мрачноватый скальный пейзаж в сказочное царство. Скалы поднимались с обеих сторон от дороги на высоту до десяти метров, и из каждой каменной щели, сквозь мох, наружу, стремилась зеленая душа земли.
   Впереди, дорога огибала небольшой скальный выступ, и когда мы его миновали, все разом обомлели - прямо из нависающего над дорогой каменистого пласта, на высоте пяти метров над нами росло большое сливовое дерево. Мы слышали однажды, что гималайская слива цветет в октябре, но увидеть это чудо довелось впервые.
   Я остановился. Розовые ветки широким зонтом распростерли свои объятия, подставляя нежные лепестки под ласковые лучи короткого в эту пору солнца. Мы вышли, чтобы насладиться чарующим запахом цветения. Наташа стала фотографировать.
   - Папа, а давай сорвем пару веток домой, - попросил Антон.
   Я улыбнулся... Наташа не стала отговаривать. Действительно, подъем на высоту пяти метров особой опасности не представлял.
  ... Когда я полез, Наташа, подшучивая надо мной, сделала несколько снимков и переключилась на сына. Антон охотно позировал ей на фоне причудливых, вьющихся лиан, спускающихся к поверхности дороги. Сделав с десяток снимков, они сели в салон машины и стали сортировать наиболее удачные. Я добрался до сливы и достал складной нож - не хотелось ломать такую красоту руками. Срезав семь пушистых веток, я помахал своим трофеем над головой и увидел сквозь лобовое стекло, как два самых дорогих и безумно любимых мной человечка машут мне своими тонкими ручками в ответ. И это было мгновением оглушительного счастья....
   В ту же секунду, я услышал треск рвущихся лиан и поднял голову выше... Вертикальный участок скалы, под которым стояла наша машина, прямо на моих глазах стал расслаиваться, и слой скальной породы, шириной более двух метров, словно стена взорванного здания, накрыл Лэнд Ровер, рассыпавшись на куски. Это произошло мгновенно, но в моей памяти до сих пор осталось в виде замедленной, покадровой развертки... Я помню, как истошно кричал: - Наташа... - прыгая на откос, по которому взбирался минуту назад. Помню, что успел даже посмотреть на ее удивленное лицо, на котором еще сохранялось тепло улыбки.... Я рефлекторно сжимал сливовые ветки в руке, еще не веря в реальность происходящего.
   В несколько прыжков, по осыпающемуся под ногами склону я оказался у обвала. Машины видно не было. Вся она была засыпана скальными обломками и слоем каменистого суглинка, потянувшегося вслед за ним. Было страшно, до безумия. И даже не от потери, которую я еще не осознал. Было страшно от того, что им там... нечем дышать. Я отбросил свой цветущий трофей в сторону и вонзил пальцы во влажный, глинистый грунт. Я плакал, что-то бормотал и греб... Под себя, в разные стороны, вонзая руки по локоть в каменистую землю, словно саперную лопату. Я не чувствовал, боли, только видел, как глина под моими ладонями приобретает красно-розовый цвет.
   Так продолжалось, наверное, более пятнадцати минут. Я дышал..., дышал изо всех сил, чтобы не сбиться с ритма и почувствовать, наконец-то долгожданный металл под своими окровавленными пальцами. Вскоре, мне начали попадаться крупные камни. Я дергал их в разные стороны, стараясь расшатать, но силы стали потихоньку оставлять мое тело и в изуродованных каменистым грунтом пальцах возникла острая боль. Я перевернулся на спину, пытаясь передохнуть и прижал скрюченные от боли пальцы к груди... Умом я понимал, что надолго меня не хватит, но сердце подсказывало единственно верный путь - вперед, вглубь, к металлу!
   Прошло около часа прежде, чем я отрыл переднюю дверь. Она была настолько изуродована падением многотонной каменной массы, что представляла собой сложенный вдвое лист бумаги. Сверху этого листа наслаивался еще один слой - искореженная камнями крыша. Я не мог даже заглянуть в щель, и стал с удвоенной скоростью рыть правее, со стороны лобового стекла.
   Добравшись до сплющенного капота я наткнулся на огромный камень, одолеть который было уже не под силу. Я взглянул на свои руки. У двух пальцев были начисто сорваны ногти, а из-под обломков сильно сочилась кровь.
   Тогда, прислонившись щекой к холодной каменной глыбе, я заскулил от страха, боли, и бессилия что-либо изменить. Именно в эту минуту, я в полной мере ощутил холод смерти и вины - своей, и только своей вины в произошедшем. Я чувствовал их - они были рядом, но другие, холодные и отстраненные. Ушедшие от меня, навсегда.
   ...Так я и сидел... На куче пропитанной кровью глины, вперемежку с камнями. Сидел, широко разбросав ноги, и прижав окровавленные руки к груди. И неподалеку от меня, на земле лежали шесть веток еще недавно цветущей сливы. Седьмая куда-то исчезла.
  
  
  Гл.6 Караван
  
   ... - Веня, ты уж меня извини, - тихо произнес я после длительной паузы, наполнившей пространство между нами монотонным звуком завывающего за окном ветра, - но что же было дальше, там, на дороге в Мотуо, когда ты остался один?
   - Дальше... - протянул Веня, переворачивая сплющенную подушку за своей спиной более чистой стороной, - да ничего не было. Не стало больше Вениамина Шарова. Остался лишь комок боли. И к вечеру, этот истерзанный болью комок, вдруг, захотел жить. Вернее сказать, он пополз на скалу, чтобы сорвать свежей листвы и замотать изуродованные пальцы. Сделать это удалось. В кармане оставался складной нож, и с его помощью, так же удалось нарезать тонких веток для организации ночлега.
   Спать я решил прямо здесь, рядом с каменной могилой своей семьи. Ни сил, ни желания идти куда-либо просто не осталось.
   Подобрали меня утром следующего дня трое мрачных монахов, и мальчик лет восьми. Идущие налегке люди, и навьюченные разноцветными тюками ослы, представляли собой небольшой караван, возвращавшийся из "материкового" Китая домой, в Мотуо.
   Это мне удалось выяснить несколько позже, как, впрочем, и то, что два раза в год - весной и осенью, подобный караван, доверху загруженный экзотическими сортами чая и сушеными корнями тибетских растений, отправлялся по одному и тому же маршруту из Мотуо в Китай, и обратно. Их путь в одну сторону составлял более ста километров и не зависел от погоды и других внешних условий. Для тех, кто ждал возвращения каравана из Китая, его появление было равноценно ежегодному празднику урожая. Монахи привозили вырученные от бартерного обмена: спички, зажигалки, острые кухонные ножи, посуду, кое-что из одежды, тонкую, прозрачную пленку для заделывания окон и инструменты для культивации рисовых посевов. Так же, на спинах шести поджарых ослов в непромокаемых мешках были упакованы: подошвы для обуви, крепкие нитки, стальные швейные иглы, бумага, шариковые ручки и несколько десятков красочных журналов.
   ...Очнулся я на куче пропитавшейся моей кровью листвы, от несильного постукивания чем-то по моей ноге. Всю ночь я метался в жару, и понять где я нахожусь, в первые мгновения мне было крайне тяжело. Я разгреб листья, в которые зарылся под утро, когда начал спадать жар, и взглянул на тех, кто меня потревожил.
   Монахи были укутаны в теплые шерстяные накидки, и опирались на длинные палки-посохи. Всех троих украшали своеобразные азиатские бороды, доходящие им почти до ключиц. Головы монахов были не покрыты, но судить о их возрасте было довольно сложно. Восток, как известно - дело тонкое. Амимичные как медведи, монахи нависли надо мной, молчаливыми посланниками тьмы. Рассвет только занялся.
  Мальчик же был похож на разноцветный фантик. На его голове красовалась забавная коническая шапка в виде традиционной тибетской ступы. Он держал одного из монахов за подол просторной шерстяной накидки и внимательно меня разглядывал. С минуту, все четверо молчали. Молчал и я.
   Затем, один из монахов указал палкой на каменную кучу, рядом с которой я лежал, и что-то произнес на приятном певучем языке, состоящим из необычным образом чередующихся гласных и согласных. Тут же, двое его спутников отошли от моего лиственного ложе в сторону каменной кучи, вероятно пытаясь понять откуда образовался завал и что под ним может находиться (неспроста же я здесь).
   Я с трудом приподнялся и зафиксировался в положении сидя. Кружилась голова, и сильно знобило. Старший (про себя я называл его именно так) увидев, что представляют собой мои пальцы, протянул в мою сторону левую руку и растопырил ладонь, словно намереваясь схватить меня всей пятерней за голову. Я невольно отпрянул, но постарался сохранить нейтрально-благожелательное выражение на лице. Монах несколько секунд держал раскрытую ладонь не двигая ей, после чего, резко опустил, и, обернувшись, пошел к скучавшим ослам. Рядом со мной остался мальчик. Он подошел ко мне вплотную, забрался на ветки и медленно, как будто решив погладить змею, поднес свою маленькую ручку к моему темени. Я внимательно посмотрел в глаза мальчика и разрыдался.
   Сотрясаясь от беззвучных рыданий, я прикрыл своими, опухшими за ночь ладонями лицо, и уже не смотрел на монахов. Мальчик встал рядом со мной на колени, и повторяя одну и ту же двусложную фразу, плотно прижал свою пятерню к моему черепу, ближе к затылку. Вскоре появился старший. В руках он нес небольшую, плоскую бутыль с темной жидкостью, и деревянную коробочку. Отложив в сторону палку, он подсел ко мне и доверительно протянул свои жилистые руки, осторожно прикоснувшись к моим. Странно, но от его рук тогда, я испытал ощущение, которое обычно возникает при погружении в теплую ванну. По спине пробежали приятные мурашки, а затем расползлись внутри живота. Я грустно улыбнулся, и доверил бородачу свои раны.
   Вскоре, подошли двое монахов, изучавших следы моей вчерашней трагедии, и встали неподалеку. Старший обернулся в их сторону, продолжая обрабатывать остро пахнущей мазью из коробочки мои изуродованные пальцы. Один из монахов сочувственно посмотрел на меня. Потом, переведя взгляд на старшего, он показал двумя пальцами латинскую букву V, и приложил ладонь к сердцу. Старший, понимающе покачал головой, и вновь обернулся ко мне, ища подтверждения в моих глазах. Я кивнул, и попытался спрятать увлажнившийся от слез взгляд в куче листвы.
   Когда старший закончил с моими пальцами и обмотал их тонкими лоскутками зеленой ткани, мне помогли подняться. Я встал, и тут же захотел снова присесть - настолько ослабло мое тело. Тогда монах протянул мне бутылку, предварительно отметив пальцем на поверхности стекла сколько необходимо отпить. Я сделал три больших глотка, потому что ничего не пил со вчерашнего дня, а еще потому, что интуитивно чувствовал - монахи хорошо знают, что делают.
   Жидкость по консистенции напоминала бальзам, горьковатый, но приятный. Она быстро растеклась внутри, немного притупив ощущение усталости и боли в перемотанных тканью пальцах. Голова еще кружилась, но я почувствовал, что смогу передвигаться самостоятельно. Оставалось лишь понять главное - куда?!
  Старший дотронулся до моего плеча и когда я поднял на него свой взгляд, выразительно указал своим пальцем на мой лоб, затем на ступни ног и, в заключении, на горизонт в юго-западном направлении, прикрытый крутыми вершинами Гималаев.
   Почему я тогда пошел с ними, объяснить сложно. Может быть, ко всему прочему, так подействовал загадочный бальзам, но все мои чувства притупились - мне, вдруг, стало все равно.
   Колонну возглавил мальчик, в причудливой рыжей шапке, тянущий за веревку покладистых ослов. Мы, со старшим, медленно пошли сзади. Когда я обернулся, чтобы мысленно проститься со своей семьей, то увидел, как двое оставшихся у каменной могилы монахов, водружают сверху нее небольшой цилиндрический предмет с начерченными на его бумажных боках символами. Цилиндр казался очень хрупким, почти невесомым, а сверху него располагалось некое подобие флюгера из тонких деревянных дощечек. Когда монахи закрепили его заглубленное основание мелкими камнями и отошли, вся конструкция начала потихоньку вращаться по часовой стрелке, вероятно, от легкого ветерка, стелящегося по дну долины.
  Я постоял немного, наблюдая за этим непривычным обрядовым атрибутом. Мне не мешали. Монахи догнали неторопливо шествующий караван и перекинулись несколькими фразами со старшим.
   ...Иногда флюгер переставал вращаться, будто переводя дыхание. В легких порывах воздушных толчков на белых боках цилиндра возникали, сменяя друг друга, треугольники, зигзаги и удивительно гармоничные буквенные обозначения. Когда ветерок крепчал, вращающаяся картинка сливалась в единый информационный поток, словно я смотрел немое кино... Звонкий стук сухой палки о камень, донесшийся со стороны удаляющегося каравана минуту спустя, вывел меня из прощального созерцания. Я что-то прошептал напоследок, развернулся и медленно двинулся вслед за караваном.
  
  Гл. 7 Дорога на Мотуо
  
   Я шел и думал о том, чем я проклял Богов. Время застыло для меня, превратившись в одно, сплошное настоящее. Казалось, я вновь стал ребенком, проживающим день длиной в неделю. Волокна времени растягивались эластичной лентой, один конец которой был намотан на лебедку искореженного обвалом джипа, а второй приторочен к моей спине. Я впервые тогда задумался о времени, потому что ощущал его физически. Моя душа не двигалась: она была распята клейкой субстанцией секунд и минут где -то посредине, между мной и могилой, оставшейся в долине. И я боялся даже допустить мысль тронуть звенящую от напряжения душу за ее хрупкое естество. Сорваться с катушек я мог в любое мгновение.
  Несколько раз я останавливался, намереваясь вернуться. Мысль была проста: - добраться до Боми, набрать людей, откопать моих родных и устроить им подобающие похороны... В эти минуты, идущий на пол корпуса сзади меня, "старший монах", останавливался вместе со мной и бережно клал свою теплую ладонь на мое плечо. Ненадолго меня отпускало, но чуть позже, желание вернуться возникало вновь. Помню, я даже удивился тогда некоторой деликатной настойчивости, с которой мудрый монах направлял меня вперед...
  
  ...Первую половину дня, каменистая дорога шла в гору, и мы дважды устраивали короткую передышку. На первом же "перекуре", ко мне подошел малыш, внимательно посмотрел в мое лицо, и сняв свой оранжевый колпак, торжественно водрузил его на мою голову. Я не стал возражать. Остальные, присевшие на камни поодаль переглянулись между собой, и улыбнулись. На искреннюю, детскую попытку меня расшевелить я попытался отреагировать ответной улыбкой, но получилось слабо. Тогда, я снял шапку и протянул мальчику. Он принял ее, и не переставая пронзительно смотреть в мои глаза, указал пальцем на середину своей груди.
   "-Мабу" - отчетливо произнес он по слогам. Я кивнул, и указав в его сторону рукой переспросил: - "Мабу?". Он утвердительно кивнул в ответ, и засмеялся. Засмеялись и другие монахи. Старший подошел ко мне и протянул бутыль со своим "бальзамом". Я попытался отказаться, но он настойчиво сунул ее вновь, уточняя пальцем сколько надо пить. Я сделал небольшой глоток, из вежливости. Когда тепло жидкости равномерно заполнило грудь и живот, я показал на себя пальцем и громко произнес: - "Веня". Кольнуло в сердце - так называла меня моя Наташа. Но я подумал, что так будет правильно. Мое полное имя стало бы для них слишком сложным. Мабу повторил имя дважды, и, судя по смышленым глазам, усвоил прочно.
  Монахи поддержали наш с Мабу почин, и уже за минуту мы все перезнакомились. Одного из монахов, наиболее молодого, звали Тали. При ближайшем рассмотрении, ему на вид было не более тридцати, и мне показалось, что он проходит этот путь с караваном впервые, так же, как и я. Он был невысок, и, по-азиатски, жилист. Редкая борода и грустно обвисшие усы на его обветренном, желтовато-коричневом лице смотрелись так, словно он их приклеил. Одет был Тали, как и все монахи, в плотную, похоже, чисто шерстяную накидку грубой ручной вязки, с прорезями для рук. И когда он поднимал руки чтобы поправить поклажу, они обнажались до самого локтя. Снизу, из-под накидки торчали концы штанин, заправленных в носки, а матерчатые ботинки напоминали один из символов советской эпохи - обувь универсального предназначения - "прощай молодость". В руках Тали постоянно находился аккуратно оструганный посох, которым он, как дирижерской палочкой, размахивал перед равнодушными мордами ослов, заставляя их повиноваться во время движения.
  Второй монах, с которым Тали был просто неразлучен, назвался Саби. За исключением того, что он был на пол головы выше и лет на семь старше, других внешних отличий от своего друга он не обнаруживал.
  Старший: -Рави, показался мне представителем какого-то "отдельного племени". Может быть на его благообразный внешний вид наложило печать некое, таинственное знание, но создавалось впечатление, что он здесь случайно, прямо какой-то отшельник-гуру. Судя по убеленным сединой, длинным волосам, лежащим правильными, красивыми прядями на его плечах, ему было лет шестьдесят. Но длинные усы и клиновидная борода с проседью делали его старше. Рави представился, не в пример остальным, сдержанно. Он тихо произнес свое имя и учтиво поклонился.
  Имена монахов показались мне несколько странными для здешних мест, но изо всех странностей, сопровождавших меня последние сутки, эта вряд ли заслуживала особого внимания. Дополнительный глоток зелья из бутылки понемногу восстановил силы, и мы продолжили путь.
  К вечеру, а темнеет в Гималаях рано, мы остановились на ночлег. За время нашего дневного пути мы миновали перевал и вновь оказались на южном склоне, спустившись примерно до середины горы. Весь день мы ничего не ели, и когда монахи управились с ослами и развели костер, все уселись вокруг него и стали готовить вечернюю трапезу. Я тоже подошел к костру, где на правах гостя был усажен по правую руку от старшего - Рави. Он обложился всевозможными мешочками, палочками и деревянными плошками, одна из которых выглядела совершенно новой и, вероятно, предназначалась мне. Все монахи смотрели на старшего так, будто он с минуты на минуту должен дематериализоваться. Рави не спешил. Он жестом подозвал Тали и тот слил ему из кувшина немного воды, чтобы омыть ладони. Затем Рави принял тряпицу из рук Саби и тщательно вытер мокрые руки. Всем своим видом он давал понять, что происходит нечто, очень важное. Я, пытаясь попасть в унисон, решил поддержать своих спутников и уставился на Рави с подобающим почтением.
  Почтенный, достал палкой из костра небольшой чайник с водой, дошедший до кипения, и поставил у своих ног. Затем, из кожаного мешочка он начал вынимать "вымытой" рукой понемногу прогоркшего масла, своеобразный запах которого мгновенно разнесся вокруг костра, и выкладывать в глубокие плошки. Вслед за маслом, но уже из других мешочков, в плошки отправились: цампа, худжир (горьковатая глауберова соль которая была мне хорошо знакома), и смесь каких-то перетертых трав - традиционные компоненты тибетской трапезы. Оставалось налить воду... Первым к шеф-повару подошел Мабу. Мальчик бережно поднял одну из плошек обеими руками и закрыв глаза протянул Рави. Тот плеснул в плошку кипятку, и тихо произнес что-то на своем певучем языке. Мабу постоял еще немного, словно отсчитывая от пяти до нуля, и отошел. Так, в точности, проделали и остальные двое. Оставался я. Мне не хотелось что-либо менять в ритуале, поэтому я так же осторожно поднял с земли новую деревянную плашку и поднес ее к закопченному чайнику:
   - Close your eyes, - услышал я в следующее мгновение и поднял глаза на Рави. Я был не то чтобы удивлен, это был эмоциональный шок от целого ряда, как мне показалось, явных несоответствий. В короткой, произнесенной им фразе, можно было отчетливо различить совершенно безупречный выговор бывшего студента Кембриджа или Йеля. Захотелось крикнуть ему прямо в лицо - "так какого же черта ты молчал весь день, погрузив меня в пучину моей боли?!" Я даже приоткрыл было рот, но вовремя сдержался, и прикрыл глаза, как было велено.
  Когда я снова их открыл, поднося плошку с "чайным супом" к свои губам, то заметил, поверхность жидкости в плошке медленно движется по часовой стрелке. Я попробовал проморгаться и снова взглянул в свой суп - движение жидкости в плошке не прекращалось. Тогда я поднял взгляд на Рави и наткнулся на его лукавые, все понимающие глаза, вкупе с едва заметной улыбкой сквозь усы.
  - Taste it and drink to the end - тихо, но очень убежденно произнес он. Я отпил несколькими глотками жидкую часть сверху, оставив на дне разбухающую от горячей воды, густоватую кашу. Чтобы не ошибиться в дальнейших действиях, я посмотрел, как со своими плошками управляются другие монахи. Все сделали ровным счетом то же, что и я. Монахи и Мабу поставили свои ополовиненные плошки на землю и вновь прикрыли глаза в блаженной отрешенности. Я последовал за ними.
  Что я почувствовал тогда. Сначала, я ощутил тепло и "живое движение" жидкости внутри моего тела. Движение это описать сложно, но основным его признаком служило расширение "тепла" из центра, во все стороны. Мое состояние наблюдения за странным процессом внутри сопровождалось удивительными всплесками радости. Казалось, что я только что проглотил "порцию задорного детского смеха". Подобное ощущение, наверное, может возникнуть у конченного неудачника, вернувшего все проигранное разом, отчаянной ставкой на "Зеро".
   - Почему так хорошо внутри, - спросил я у Рави на английском.
   - Мы правильно выбрали место для ночлега - ответил он.
   - То есть, пища здесь не при чем?
   - Вода любит такие места, как это. Вот она и поделилась с тобой частичкой своей радости...
   - И в чем же заключена энергия выбранного места?
   - В ощущении радости. Тебе этого мало?
   - Нет, просто хотелось бы понять.
   - Проблема "цивилизованных" людей в том, что они, как бы это лучше выразиться, готовы справить возникшую нужду в любом месте, где им вздумается. И только иногда, совершенно случайно, они справляют ее там, где для этого есть предназначенное отверстие. Знание о акупунктурных точках земли оказалось ненужным современной науке.
   - Значит, для того, чтобы хорошо отдохнуть, надо просто выбрать правильное место?
   - Это базовое знание, и ему должны учить детей еще до школы. Тогда, половину традиционно детских болезней лечить будет не нужно, для них не будет повода...
   Так просто?
   Только "ложные истины" сложны для восприятия.
   - Ну а это вращение воды в моей пиале, оно тоже как-то связано с энергетическими центрами пространства?
   - Нет, это уже из области привычки - хитро сощурился монах. - В моей пиале вода всегда медленно вращается, мне так приятней ее пить. Поэтому, я решил угостить тебя такой же.
   Но вода не должна вращаться самопроизвольно, без присутствия внешнего воздействия!
   А что ты подразумеваешь под внешним воздействием?
   Ну, любое механическое воздействие.
   Так я и воздействовал на нее.
   Чем?
   - Формой пиалы. Она подобрана далеко не случайно. А когда, правильно выбранное место сочетается с энергией формы и энергией мысли, материя становится ласковой, как любимое домашнее животное. Мне приятно видеть воду вращающейся, вот она и вращается.
   Рави говорил медленно, и, могло показаться, несколько иронично; но я почувствовал, что его информация нашла отклик в моей душе, словно я хорошо об этом знал, но, за ненадобностью, забыл.
   - Такой водой, наверное, можно успешно лечить людей? - подумал я вслух.
   - Мы так и делаем. Вода - чистый диск, на который можно записать любую полезную информацию. Стереть и вновь записать. Информация о частоте здоровых вибраций клетки и способствует профилактике практически любых болезней.
   - Неужели всех? - недоверчиво произнес я.
   - Человек рождается, укомплектованный всем необходимым набором для противодействия любой болезни. По своей сути, даже маленький ребенок - передвижная аптека, имеющая в запасе весь набор профилактических средств. Создать такую аптеку в химической лаборатории пока еще никому не удавалось. Человека можно назвать одушевленной водой, настолько ее в нем много. И одна из основных задач воды - поддерживать готовность человеческого организма препятствовать болезни.
   - И все же, мне с трудом верится, что сибирскую язву или сифилис можно вылечить обыкновенной водой?!
   - Я говорю не о болезнях, которые и перечислить все было бы сложно, а о готовности организма дать им отпор. Оторванную взрывом конечность, безусловно, с помощью воды не пришить.
  Незаметно настала ночь. Я сидел, доедая разбухшее на дне моей пиалы варево, и наблюдал, как в начавший прогорать костер монахи уложили несколько плоских камней. Мабу нарезал веток для организации ночлега и выкопал неглубокие ямки в земле, неподалеку от костра. Когда угли стали темнеть, монахи достали из остатков костра разгоряченные камни, уложили их в ямки, а сверху забросали ветками. Нехитрое теплое ложе было готово, и мы дружно отправились спать.
  
  
  Всю ночь я обильно потел. А когда проснулся, монахи уже были на ногах и готовили завтрак. Рави подошел ко мне, и не успел я стряхнуть остатки сна, как он указал пальцем на мои перебинтованные ладони. Я тут же вспомнил о своих сорванных ногтях, но, странное дело, боли не почувствовал. Рави присел рядом и помог мне размотать пальцы.
  - Ты хорошо пропотел, сказал он. - Организм удалил ненужную, вредную воду. Теперь надо заново восполнить ее запас.
  Я внимательно осмотрел свои раны. Они начали затягиваться и были немного влажными, но никаких признаков воспаления я не заметил.
  - Пусть кожа подышит немного, - рекомендовал мне Рави, и негромко окликнул молодого монаха, Тали, давая понять ему жестом, чтобы тот захватил кувшин с водой.
  Пить воду мы принялись втроем. Так захотел старший. Он старался все делать медленно, чтобы я успевал повторять за ним. Он налил воду Тали, затем себе пиалу до краев, обернулся лицом на восток и присел, упершись коленями в землю. Взяв пиалу в обе руки, он приподнял ее прямо перед собой на уровень лба, прикрыл глаза, и прошептал что-то одними губами. Мне было не видно, что происходит с водой, но когда Рави открыл глаза и хитро посмотрел на меня, опустив пиалу на уровень своих губ, я заметил, что вода вновь начала вращаться по часовой стрелке. Он выпил свою воду, словно драгоценный эликсир, размеренно, в три подхода. После этого, монах блаженно улыбнулся и кивнул в мою сторону:
  - Теперь ты. Представь себе, что в руках у тебя кольцо, сквозь которое сейчас пройдет большой шелковый платок. Шелк будет струиться по стенкам кольца, почти не задевая их, и спустя мгновение, окажется с другой стороны. Напиши мысленно на платке то, чего бы ты хотел пожелать себе больше всего. Подумай, не спеши, когда речь идет о твоем здоровье.
  Я ненадолго задумался. Не помню, что я загадал тогда, но после детального мысленного представления, вода стала необыкновенно вкусной, хотя вращаться и не начала. И вновь по телу прокатились мурашки удивительного ощущения радости.
  Завтракали мы скромно, грубыми лепешками, наскоро испеченными на маленькой сковородке. Я отметил про себя, что чувство голода не испытывал ни со вчерашнего вечера, ни теперь, после простенькой трапезы, и спросил об этом Рави.
  - Сама по себе, обильная пища, - ответил он, - еще не гарантия насыщения организма. Можно до отказа набить желудок дорогими продуктами, но кроме тяжести, ничего другого не испытать. Пища - подобна таблетке поливитаминов. Она должна содержать в себе, по возможности, шестнадцать незаменимых аминокислот. И здесь, практически все они есть. Это толченые зерна Амаранта. Остальное дает правильно употребленная вода. Именно ее ежедневно требует твой организм, но обычно люди воспринимают это как чувство голода. Когда ты правильно ешь, ты словно молишься. А молитва, как и любое благое пожелание, направленное в мир, есть ни что иное, как активизация твоего биоэнергетического реактора, творящего с водой чудеса.
  
  Мы собрались и тщательно затушили костер. Пока монахи управлялись с поклажей, я, остатками воды в кувшине, омыл вспотевшее тело и лицо. Затем, с помощью Рави, перебинтовал свои пальцы, обильно смазав их чудо-мазью из его коробочки. Прохладный утренний воздух бодрил, над восточной вершиной, окаймлявшей долину, появились первые солнечные лучи, и мы отправились в путь.
  Весь день в пути я продолжал прислушиваться к себе. Я задавал себе один и тот же вопрос: правильно ли сделал, что ушел, исчез из привычного для меня мира?! Наверное, я бы так и мучился дальше, утонув в противоречивых размышлениях, но на первом привале, ближе к полудню, Рави окликнул меня по-английски.
  - Веня, - с необычным для моего уха выговором, произнес он, - если бы я очень постарался, то вряд ли смог бы объяснить тебе почему все так произошло. Ты сосредоточен на своем горе и своем чувстве вины перед ними. - И Рави указал на меня своей палкой, одним из ее концов. - Ты видишь свою проблему только так, как конец этой палки - крупной точкой. Если ты хочешь застрять в этом своем представлении до конца дней, я ничем не смогу тебе помочь. Это твой выбор, и он бессмысленен. Но если, тебе захочется ответить на этот, и массу других вопросов, которые у тебя накопились, тебе придется обойти эту палку, рассмотрев со всех сторон, и это долгий путь. Здесь я смогу тебе помочь. Решай, выбор за тобой...
  Мы поднялись, и весь остаток дня я старался молчать, обдумывая то, что он сказал. Из моего мысленного оцепенения, ближе к вечеру, меня вывел неугомонный мальчишка Мабу. Он увидел на обочине дороги редкий, совершенно круглый камень, размером с куриное яйцо, который в лучах заходящего солнца отливал глубоким, зеленым цветом. Мальчик подбежал к нему, бросив поводья своего осла, и присел рядом, не решаясь притронуться. Я шел позади каравана и, сначала, равнодушно наблюдал за его игрой. Но чем ближе я приближался, тем больше убеждался в том, что Мабу не просто наблюдал за камнем, он с ним разговаривал. Когда я почти поравнялся с мальчишкой, то заметил, как камень, сначала неохотно, будто просыпаясь и ворочаясь с боку на бок, начал подниматься в воздух. Мабу пристально смотрел на камень и что-то шептал. Я остановился. В то же время, Мабу начал подниматься с колен, одновременно с камнем, парящем в воздухе в нескольких сантиметрах от земли. Он не на секунду не отрывал от него глаз, и камень следовал за его взглядом, поднявшись до уровня колен. У меня перехватило дыхание, настолько нереальной показалась картина. Монахи тоже остановились, но удивления в их взгляде я не обнаружил. Так, привычная рутина левитации камней, в порядке детской шалости.
  В следующее мгновение, Мабу наклонился, подхватил камень рукой, громко рассмеялся, и вот уже камень исчез в кармане его штанов. Он подбежал к своему ослу, перекинулся парой слов со своими спутниками-монахами и, как ни в чем не бывало, пошел дальше.
  Не знаю почему, но эта маленькая сценка, даже не заслужившая пристального внимания старшего, Рави, заставила меня заново переосмыслить сказанное им на привале. Я понял, что за его простыми словами таится суть какого-то реального знания, а не пустой болтовни, рассчитанной на мое утешение.
  Вечерний привал полностью подтвердил мои догадки. Когда монахи нашли подходящее для привала место, Рави подошел ко мне и тихонько отозвал в сторону.
  - Пойдем, - сказал он. - Я покажу тебе каменных стражей нашего монастыря.
  
  
  Гл.8 Молчаливый страж горы
  Мы спустились на самое дно долины, и примерно полчаса двигались вдоль русла небольшого ручья. Рави иногда оборачивался, поглядывая на меня, но потом, вдруг, остановился и предупредил:
  - Возможно, ты почувствуешь сейчас волны непонятного страха. Можешь ощутить тошноту или боли в груди. Не пугайся, просто дыши глубже. Так надо, это работа каменных стражей.
  Мы прошли еще две сотни метров, и я действительно ощутил волны безотчетной тревоги, как будто с минуты на минуту должен был прогреметь ужасающей силы взрыв, а я об этом был предупрежден заранее. Хотелось уйти отсюда побыстрее, и я в несколько быстрых шагов догнал своего спутника.
   - Уже недолго, - промолвил Рави, и увлек меня в небольшой лесок на каменистом склоне горы.
  - Ты когда-нибудь слышал про дольмены, - поинтересовался он.
   Я отрицательно покачал головой.
  - Дольмены, самое гуманное, но грозное оружие, изобретенное когда-либо на земле. Их сила скрыта самой природой от глаз людских. С виду, это груда камней, сложенных в стопку, но если знать, как ими правильно пользоваться, нахождение неподалеку от них становится для обычного человека невыносимым. И люди сворачивают с избранного пути, безотчетно, даже не догадываясь почему. Вокруг нашего монастыря, нашими предками заложено несколько десятков таких стражей. И каждый раз, на пути из Китая, наш караван проверяет один из них на предмет обрушений или обвалов грунта вокруг.
  Мы достаточно углубились в лесок, и среди разбросанных вокруг, крупных валунов, я увидел довольно милый, каменный "домик эльфов" с плоской, каменной крышей, и округлым отверстием на передней, каменной стене. Отверстие было заткнуто небольшим конусовидным камнем, хорошо отшлифованным и аккуратно подогнанным по его диаметру.
  - Здесь, вблизи камня, твои ощущения могут быть не так сильны, - пояснил Рави. - Но направленное излучение на той стороне склона, у дороги, создает довольно сильный резонанс с еще одним крупным камнем. В итоге, по всему дну долины стелется низковолновое излучение, которое звери воспринимают как сигнал к бедствию, а люди ощущают волнами безотчетного страха.
   -И эта штука, - спросил я у Рави, - специально создавалась как оружие?
  - Дольмен - крупный информационно-полевой резонатор. В зависимости от настройки и формы заглушки выходного отверстия, он может быть использован различными способами. Это, и лечение тяжелых болезней, и очистка питьевой воды, и даже возможность искажения времени и пространства.
   - Предвидение будущего?
   - Что-то вроде того.
   Рави обошел Дольмен, и проверил его сохранность со всех сторон. Своим осмотром он остался доволен, и мы двинулись в обратный путь, преодолевая который, я продолжал ощущать странное воздействие камня на мою психику.
  
   - Скажи, Рави, - поинтересовался я, едва поспевая за монахом - а откуда у вас появилось знание о таких своеобразных вещах, как дольмен, и необычных свойствах низкочастотных волн?
   - Наши предки, - улыбнулся монах, - были чрезвычайно наблюдательными людьми. Когда знание аккумулируется не для продажи, а для собственного употребления, оно впитывает в себя всю мудрость природы, доверяя ей, и многое принимая на веру. Вера, может показаться изначально лишним компонентом в научном знании, но, посуди сам. - И Рави остановился, обернувшись ко мне.
  - Закрой свои глаза, - попросил он поднимая ладони справа и слева от моей головы. Я опустил руки по швам, расслабился, и прикрыл глаза. Монах молчал и шумно дышал.
  - Что ты чувствуешь сейчас?
  Я попробовал уловить, что могу почувствовать за считанные секунды, но вдруг, ярко ощутил, что в меня будто влили три литра пива, так остро мне захотелось в туалет. Вероятно, Рави увидел, как мое лицо скривилось в характерном спазме, и рассмеялся. Я, ничего уже не поясняя, отбежал несколько шагов в сторону склона горы, и с удовольствием облегчил мочевой пузырь. Содержимого было не так много, как казалось, но это были не выдумки, все процессы я почувствовал на себе, в материальном, так сказать, воплощении...
  - Без веры в свое знание и уважения к его источнику, я был бы бессилен как-либо повлиять на процессы в твоем организме - заметил монах, когда я подошел, слегка смущенный от такого вторжения в мою интимную сферу. - Здесь, вдали от цивилизации, мы исповедуем знание, основанное на объединении духовных откровений, и накопленного практического опыта. Религия без науки бессильна, если не сказать бессмысленна. Но, справедливости ради, надо признать, что данное замечание очевидно и в строго обратном направлении. Рави хитро сощурился, погладив пятерней свою бороду, как это делал старик Хоттабыч, и мы оба рассмеялись, каждый о своем. Весь остаток пути до нашего привала, я не переставал удивляться, как просто ему удалось отвлечь меня от моих мрачных дум...
   Когда мы подошли к лагерю, то прежде, увидели Мабу, заботливо кормящего распряженных ослов. У костра молчаливо хлопотали молодые монахи, и вместе с дымом в нашу сторону потянуло каким-то варевом. Я сослался на то, что хотел бы посидеть немного один, и присел на нагретый солнцем камень в двух десятках метров от костра.
  Наверное, это может показаться странным, но я постепенно стал находить свой, особенный смысл в том, что слышал, и видел собственными глазами. Мне, еще недавно мечтавшему о покупке собственной квартиры в Москве, и никогда не расстававшемуся с калькулятором, вдруг стали понятны простые радости, заключенные в постижении бесконечного знания, лежащего прямо здесь, вокруг нас; простом движении вперед по каменистой дороге, где вместо метрической системы отсчета, отлично работала система простого счета ослиных лепешек. Я прерывисто и глубоко вздохнул, и оттолкнулся руками от колен, резко вставая. Мне захотелось заплакать и громко закричать одновременно, поделившись с природой вокруг, необычным состоянием своей души.
  
  ...На исходе четвертого дня пути, мы двигались по хребту, вдоль обращенной на юго-запад долины. Время от времени, моему взгляду стали попадаться обработанные клочки земли на небольших, отороченных диким камнем террасах. Урожай, очевидно, уже был убран, и земля отдыхала, оставшись аккуратно взрыхленной.
   Я задал вопрос Рави о том, что за культуру они садят, и заметил в его глазах радость предвкушения встречи со своими соплеменниками. Он ответил, что выращивают они здесь ячмень, немного риса, и амарант. Выращивание амаранта считается наиболее выгодным, потому, что растение практически не требует ухода, а по своим полезным свойствам превосходит большинство известных науке растений, и дает отличный урожай на южных склонах. Затем, он указал палкой на небольшое ущелье, пересекающее долину поперек:
  - Ты что-нибудь видишь там?
  Я проследил за его рукой, но среди разлапистых еловых крон и островков высокого кустарника ничего не приметил.
   - Вот мы и пришли, - тепло произнес монах. - Ужинать, и спать будем сегодня в домашнем уюте. Он бодро подмигнул мне и несильно ткнув палкой в мускулистый круп отстающего осла, прибавил шагу.
  
  
  Гл. 9 Монастырь
  
  Когда мы спустились на дно долины, уже начало смеркаться.
  Внизу, зажатая с обеих сторон склонами неглубокого ущелья, прорезавшего вытянутую в юго-западном направлении, подковообразную долину поперек, несла свои воды звонкая речушка. Она красиво повторяла рельеф местности, изогнувшись крутой дугой.
   На пологой части склона, ближе к центру ущелья, располагался поселок. Он представлял собой три десятка небольших домиков-лачуг с плоскими крышами, частично врытыми в склон. Из поселка, через речку, был проложен хрупкий деревянный мост, от которого на его противоположном конце по крутому склону ущелья начинала петлять узкая тропа. По ней мы и отправились, шумно приветствуемые детьми из поселка, выбежавшими навстречу.
   Поднявшись по тропе метров двести, мы скрылись в полосе леса, а еще через несколько минут подъема, тропа вывела нас на небольшое каменистое плато, заросшее низкорослым кустарником.
  На нем мы и припарковались, разместив животных и поклажу на очищенной от кустарника и хорошо утрамбованной площадке. Я, с интересом осматривался: под деревянными широкими навесами на площадке хранились дрова и была сосредоточена всяческая бытовая утварь. Самого "монастыря" я не увидел, и был несколько удивлен таким окончанием пути, но когда пригляделся, в толще скалы прямо над нами, приметил вырубленные ступени, следом небольшие остекленные окна, и миниатюрные дверные проемы.
  Сверху, нам навстречу по ступеням уже спускались несколько монахов, первым из которых шествовал бодрый, улыбающийся старик, определенно, европейской национальности. Он представился. Звали его Вильям. Оказалось, перед собой я вижу бывшего гражданина США, выпускника Гарварда, который, как выяснилось позже, учился с самим Стэнли Милгрэмом. Его желание уйти из цивилизованного мира, было продиктовано заключительной частью знаменитых психологических экспериментов "О подчинении легитимному авторитету", проведенным Милгрэмом в 1965 году, при непосредственном участии Вильяма. Суть чудовищного эксперимента передавать было бы утомительно. Все кончилось тем, что еще юный Вильям, после опубликования результатов эксперимента, твердо решил для себя уйти из мира тотального душевного отупения. Уйти для того, чтобы где-то далеко создать основу новой школы, нового знания, не способного более плодить "биороботов". И весь остаток своей жизни, он посвятил постижению мудрости тибетских лам, обучению здешних детей и наблюдениям за природой.
  Первые два дня, я, размещенный в гостевой глинобитной келье монастыря, стоящей особняком, просто отдыхал. Много спал, ходил гулять в поселок, где знакомился с шустрыми местными детьми. Рави, и уже знакомых мне монахов не видел: наверное, они были заняты разбором поклажи каравана. К исходу второго дня, ко мне в келью поднялся старик Вильям с чайником в руках.
   - Пойдем, попьем чайку на природе, - улыбнувшись, предложил он.
  Мы спустились к реке, по пути собирая сухие ветки для костра. Вечерний туман уже начал укрывать долину плотным покрывалом, медленно скатываясь вниз с высоких хребтов. Заходящее солнце приятно грело затылок, а в небе над хребтом, окрашенная в багряный, парила вершина восточного щита Тибета - семитысячник, Намча Барва (Namcha Barwa).
  
  Вильям колдовал над чайником. Я предался созерцанию и, к сожалению, пропустил его вопрос, негромко обращенный в мою сторону.
   - Извините, Вильям, отвлекся немного, - поспешил извиниться я, и задал встречный вопрос, чтобы поддержать разговор: - Зачем мы сюда спустились, и как называется река?
  - Это просто река, без названия, впадающая дальше к югу в стремительную Брахмапутру. Но, не в реке дело. Мы подобрали подходящую картинку пейзажа исключительно для того, чтобы нам никто не мешал.
  Тебе сейчас трудно. Я знаю. Но ты должен признать, что родился "один", и отправишься в мир иной, так же, в полном одиночестве. Подумай об этом на досуге: надо жить дальше ...
  Посмотри перед собой на движение воды. Представь, будто перед тобой течет река времени. Вообрази ее бескрайней, не вдаваясь в детали.
   Если приглядеться, на спокойно текущей поверхности воды ты можешь увидеть мелкие водовороты - зоны турбулентности. В них все процессы протекают иначе, чем в общем ламинарном потоке. И сколько бы ты не искал, найти два одинаковых вихря тебе не удастся. Эффект формы любого маленького камня, создает вихревые информационные концентраторы потока, характеризующие основные его свойства. И если бы ты знал, как расшифровать информацию, заключенную в миниатюрных вихрях, как в любой бинарной системе, то за много десятков километров отсюда, едва прикоснувшись к воде, смог бы увидеть внутренним взором реку во всей ее красе, на всем протяжении, от самых истоков. Знать о каждом камушке, изгибе берега, и неровности речного дна.
  - Постиг "целое в частном" и превратился бы в мудреца? - глубокомысленно отметился я.
  - Можно, и так сказать. Но проще - в настоящего ученого, каким следовало бы стать человеку, после нескольких тысячелетий активных поисков истины. Очаги турбулентности не возникают в строгом геометрическом порядке. Они формируются там, где рельеф дна реки, перепад глубин, или геометрия ее берегов информационно насыщены, отличны от условий унылого и малоинформативного ламинарного течения.
  - Или пресловутого физического вакуума?! Вы к этому клоните?
   - При отсутствии понимания природы информационных вихрей и объема информации заложенного в них, человечество заполняет возникшие пустоты удивительными теориями мироустройства, включая теорию собственного происхождения.
  В основе расчлененного познания мира заложена крайне неустойчивая конструкция: - система логических суждений о природе вещей. Именно этим ты сейчас и занят. Тебя интересуют причины, виновные, следствия ... Ты стремишься из пустых посылов сделать выводы, и соскальзываешь к началу размышления. Круг замыкается.
  Постижение целого с помощью абстрактных конструкций, выстраиваемых логикой, и выделяющих частное, никогда не откроет тебе истинной сути произошедшего события. Для того, чтобы логически понять особенности реки, о которой мы говорим, тебе, либо придется подняться вверх по течению, и наблюдать ее по частям, отдельно в каждой точке, либо зацепиться за доступный фрагмент и начать мусолить его в лабиринте логического познания. Но логика в твоих исследованиях, лишь расчленит истину на "да" и "нет", тепло-холодно, мелко-глубоко; уводя процесс мышления все дальше от цели, в очевидный тупик.
  - Наверное, отсюда и появилась фраза: "с одной стороны, с другой стороны".
  - Совершенно верно! Манипулируя подобной, совершенно бестолковой фразой, многие современные философские системы, теории и парадигмы, наполняют себя чудовищными противоречиями. Основанная на "да" и "нет" логика познания заставляет мыслителя вычленять отдельные признаки целого и рассматривать их изолированно друг от друга. И яркий, многогранный мир познания вынужденно становится наполненным непримиримыми противоречиями: "жизнь" - "смерть", "добро" - "зло", "выигрыш" - "проигрыш", "радость" - "горе", "любовь" - "ненависть". Отсюда, бесконечные войны, вековая вражда, горе жен и матерей.
  Непонимание основного: - алгоритма познания, основанного на включении всех органов и систем, которыми природа щедро наделила человека, часто приводит его к крайним формам отражения действительности. Среди них: страх смерти, жестокость, озлобленность, ощущение себя неудачником, не способным любить. Заметь, что ни один принципиальный вопрос, чего бы он не касался: причины возникновения онкологии, первичности материи или духа, природы гравитации, и так далее, решаемый с помощью логического подхода, еще не был решен в той степени практической пользы, которая позволила бы заложить полученное знание в качестве фундаментального.
  - И все равно, я пока не нахожу взаимосвязи между вашими вводными, Вильям. Вы словно подготавливаете меня исподволь к чему-то сокрушительному для моего ранимого восприятия?! - попробовал пошутить я.
  - Мы затронули эту тему для того, - рассмеялся Вильям, - чтобы приблизиться к пониманию смысла твоей жизни и найти ответ на основной ее вопрос.
  - Почему так произошло? - улыбнулся я.
  - Нет, вопрос этот звучит иначе: как научиться любить!
   Сердечный центр человека - тот же вихрь. В образном понимании, этот центр подобен внутреннему свету, фонарику души. И начинать постижение мира вокруг тебя, причин происходящего, надо с понимания особенностей этого центра. Когда он выключен, все остальные центры, какими бы развитыми они не были, позволяют человеку передвигаться в кромешной тьме жизни только на ощупь, постоянно натыкаясь на пассивные и активные препятствия - таких же людей, бесцельно блуждающих во мраке. Каждое столкновение с активным препятствием, выводит человека из равновесия, он конфликтует, расстраивается от того, что препятствий на его пути становится все больше, а времени на размышление все меньше. При этом, размышление его крайне несовершенно. Круг причин и следствий, в очередной раз замыкается.
  - Хорошо, но при чем здесь любовь?
  - В свете фонаря твоей души, если ты его включил, закручивается вся человеческая природа: эмоции, продуцируемые сознанием, концентрация мысли, запах, вкус и цвет, формируют гигантский энергетический поток, твое бессознательное. Ты постигаешь суть явлений непосредственно: потянув ноздрями, как собака; ощутив своеобразный вкус объекта своего исследования. Ты входишь в событие полностью, сливаешься с ним вихрями, несущими информацию, и оно отражается в твоем сознании уже готовым, адаптированным для восприятия ответом.
  - Без образования, обширной эрудиции и развитого от природы ума? Мое лицо, с приоткрытым ртом, в этот момент, вероятно, будет смахивать на лицо имбецила, смотрящего телевизор? - рассмеялся я.
  - Не стоит недооценивать полноты восприятия события мозгом имбецила. Он предельно сосредоточен на любом, пустяковом кадре. А это крайне важно, вспомни, любимого всеми, Форреста Гампа.
  Вселенная самодостаточна, мой друг. Создавать ничего нового не надо. Все стихи написаны, божественная музыка льется вокруг сплошным потоком, а гениальные изобретения уже давно известны. Остается только их почувствовать в себе, увидеть в сборе, как периодическую таблицу химических элементов. Но обращаться со своим "фонарем" следует очень бережно, не понукая его, и ничего не требуя взамен. В этом была моя, да, полагаю, и твоя ошибка в юности.
  - А насколько, Вильям, создаваемые вихри устойчивы в пространстве, как фантомные конструкции?
  - Индивидуальное время события, освещенного фонарем твоей души, является информационной компонентой. Энергия здесь не нужна, и отраженное событие может существовать в качестве фантома достаточно долго, иногда, бесконечно долго. Это происходит, когда следы мощного вихря, порожденного событием, имеют преимущественную одностороннюю направленность. Здесь, залогом устойчивости является искренность реакции на событие. Вспомни, к примеру, себя в гневе.
  - Что именно следует вспомнить?
  - Хотя бы то, как ты горько огорчался по всяким пустякам. После твоего глубокого огорчения, всякий раз помещение впору было проветривать, настолько искренен ты был в своем эмоциональном порыве.
  Большинство людей оставляют после себя фантомы, связанные с их неудовольствием, если повод представляется им чрезмерным. И чем энергичнее, решительнее человек, чем более близко он принимает все к сердцу, тем устойчивее в пространстве эта виртуальная конструкция.
  - Тем ярче горит фонарь... И ее, эту конструкцию, можно как-то использовать?
  - Практическая польза от нее невелика. Иное дело, знание о том, что устойчивый фантом, оставшийся после твоего ухода, может значительно ослабить твой организм. С неравнодушными людьми это происходит сплошь и рядом. Заболевают и умирают часто огорчающиеся люди раньше положенного не от того, что их сердечная мышца перекачивает недостаточно крови. В течение дня, они производят несколько десятков устойчивых фантомов, интимно связанных с материальным телом. Фантомы лишены возможности защищаться от внешних воздействий, а воспринимать и передавать одноименно заряженную информацию способны.
  - Но если я был способен создавать устойчивые фантомные конструкции "со знаком минус", следовательно, наполнить помещение "ощущением оглушительного счастья" мне так же не составит труда?
  - Поздравляю, Веня! - улыбнулся Вильям, тепло потрепав меня за плечо. - Ты только что сделал первый уверенный шажок на долгом пути постижения своей природы.
  - Правда, жаль, что я этого не чувствую.
  - Это дело наживное. Не пройдет и трех-четырех лет, как ты начнешь видеть созданные тобой вихри внутренним взором. Приятное ощущение плывущего воздуха и мелкие, точечные вспышки.
  - А как можно представить себе, Вильям, вихрь, порожденный формой Бога?
  - Адекватный образ Бога, по моему глубокому убеждению, может быть найден в попытке осмысления простого вопроса, который ты упустил, и с которого мы начали сегодняшний разговор: "Что внизу, то и вверху!". В понимании того, сколько вселенского разума сосредоточено в твоем хрупком теле, в каждой его частице: - размеры не более чем условность. В восхищении каждой своей клеткой: - быстротечной, маленькой ее жизнью, связанной воедино с жизнью целого организма.
  Постижение Бога как формы, породившей вихри во Вселенной бессмысленно. Эту форму ты никогда не представишь адекватно. Но если ты включишь фонарь в своей душе, со временем ты увидишь тончайшие нити, подобные паутине. Нити взаимосвязи всего живого и неживого. В ощущении существования этой Вселенской паутины, и есть постижение Бога. В этом понимании, его черты приобретают, на мой взгляд, ту благообразную законченность, которая по-настоящему достойна, и верующего, и Всевышнего.
  - Из всего сказанного вами, Вильям, следует, что и понятие Троицы так же суть разобщенной церковной логики?
  - При желании, церковь давным - давно могла бы объяснить, что она имеет в виду, не так уж много мест в писании, где о Триединстве сказано. Затронув тематику Триединства, ты поднял серьезный вопрос, с которым тебе не раз еще придется столкнуться в жизни. Ответь, тебя когда-нибудь интересовало, почему любовь и надежду люди водружают на пьедестал рядом друг с другом?
  - Полагаю, любовь, это сам путь, а надежда его освещает. Несколько запиленная, избитая формула.
  - Как и многое, потерявшее смысл в устной речи. Фонарик твоего сердечного центра, питается энергией надежды. Надежда - самая устойчивая из всех порожденных человеком виртуальных конструкций. В обычных условиях жизни, использование энергии надежды связано с деятельностью левого полушария мозга, его логическими доводами, в стиле: "должно же и мне когда-то повезти!". На этом этапе пути, лишенном испытаний и невзгод, искать Триединство нет смысла: - ничего не выйдет. Но, когда твой путь начнет подниматься в гору испытаний, сотворяя условия для возникновения чуда, свет фонарика внезапно выхватит из темноты окружающего мира силуэт следующего спутника ...
  - Веры?
  - Да, веры - богини, живущей на вершине горы испытаний. Обретение веры, это обретение знания, практически лишенного сомнений! Даже на смертном одре, обретенная вера начисто меняет человека, наполняя смыслом все его предыдущее, зачастую бесполезное существование. Это и есть последнее, что подлежит осмыслению в прикладном понятии Триединства. Надежда и окрепшая в испытаниях вера, неминуемо приводят путника к постижению сути безусловной Любви.
  - Красиво, - негромко произнес тогда я. - Остается, правда, понять во что именно следует верить. И потом, грустно как-то, уходить с таким багажом в мир иной, даже не успев толком им воспользоваться.
  - Не имеет никакого смысла ждать - продолжил мою мысль Вильям, - пока на тебя обрушится кирпич или онкология. Умеренность во всем, уже создает достаточную поляризацию для обеспечения движения души. А вихрь, способствующий ее движению, может быть запущен простым ограничением себя в ряде обычных, ежедневных желаний.
  - Так, выходит, что я начинаю свой путь не с поисков любви, а с простых ограничений?
  - Именно так, мой друг, с умеренности во всем! - горячо откликнулся Вильям, подливая в мою кружку горячего чая. - И я рад, что ты не постеснялся произнести вслух точную суть такого, как ты выражаешься, "запиленного" утверждения.
  Мы оба на минуту замолчали, наблюдая за плавным течением реки. Неизвестно, о чем думал в эти мгновения мой разговорчивый собеседник, но помню, как я углубился в размышления о скоротечности собственного бытия, и в следующее мгновение спросил:
  - Вильям, вы не могли бы взять меня в ученики? Ну, чтобы как следует, с азов. Чтобы увидеть, куда направить следующий шажок своего пути. И чтобы далее о прошлом не жалеть.
  - Это, Веня, будет для тебя довольно сложным испытанием.
  - Я никуда не спешу.
  - Ну, тогда садись поудобнее. Начнем прямо сейчас.
  - Так, сразу?
  - А как ты себе все представлял? С понедельника?
  Мы рассмеялись. Успевшая подняться над горизонтом полная луна затеяла с нами старую детскую игру: "кто кого пересмотрит". Было тихо, лишь где-то в отдалении противно верещали цикады.
  
  
  
   Гл. 9 Школа
  
  И вот, я снова пошел в школу. Послушный, как старый як. Пошел, следуя известному принципу - "век живи, век учись"!
  Дети ближайших селений, которых монахи обучали по специальной методике своего Настоятеля, Вильяма Преста, учились, на первый взгляд, довольно странным вещам.
  В первом классе семилетней школы, самым необычным предметом изучения являлась "Люксология" - наука о свете. Название науки Вильям выдумал сам. Она была основной наукой, которую следовало хорошенько освоить за школьный год, и заключала в себе следующие разделы: свет-тьма, как единое и неделимое целое; свойства света; свойства тьмы; энергия света.
   Большинство уроков проходило на природе, среди леса, камней, и у реки. Дети создавали своим телом тени на земле, на камнях и стенах. Затем, обрисовывали их мелом, рисовали ужасные рожи, кривлялись и смеялись. Изучали растения, их взаимодействие с живительной энергией света. Со стороны, все казалось простой забавой, но не все было так просто ... Это были уроки настоящего природоведения.
  К вечеру, все дети выглядели абсолютно счастливыми. Я, когда не был занят, подолгу сидел на большом валуне у реки, наблюдая, каким интересным может быть учебный процесс, лишенный привычного подхода и незыблемых стандартов. Со второго полугодия, малыши принимались за изучение английского языка.
  Во втором классе, детям давались предварительные представления о состоящим из света и тьмы Боге, пронизывающим природу всех материальных объектов. Преподавалась наука о взаимном влиянии форм объектов; ученики обучались установлению безмолвных диалогов с предметами неживой природы на языке, как выражался Вильям, "бегущей световой волны".
  В третьем классе, дети подбирались к альтернативной десятичной системе исчисления, разработанной Престом. Вычитание и деление, так же, как и сложение - умножение, рассматривались детьми в виде последовательности изменения профиля, геометрии каждой следующей цифры из изначально стройного ряда.
  Выглядела десятичная система исчисления, как и все в школе, достаточно экзотично. Вильям решил, что традиционные цифры лишены образности, необходимой для "правильного" восприятия вещей ими счисляемых, и разработал собственный ряд, основанный на возможности его визуализации сразу в двух проекциях. В качестве отправной точки, при разработке дизайна, были взяты древнеславянские руны. Как утверждал Вильям, на креативный подход к подобного рода "цифрописанию" его вдохновила первая руна, изображающая единицу - "исток".
  
  
  Но еще забавнее, этот цифровой ряд выглядел в профиль:
  
   Когда я спросил его, зачем он мучает детские головы такими смешными цифрами, он решил, что меня это всерьез интересует, и свой развернутый ответ превратил в небольшую лекцию о синергичной работе правого и левого полушарий детского мозга ...
  Начал он с того, что мир вокруг нас просто наводнен "левополушарными людьми", которые стали такими далеко не по своей воле. Он припомнил мне систему начального образования времен СССР, в которой оказывается неплохо разбирался; вспомнил, как нам "давали по рукам", если кто-то начинал писать левой, сверху вниз, или придумывал что-то еще более экзотическое.
  Пояснил, что у детей младшего школьного возраста "индивидуальный полушарный профиль" должен окончательно сформироваться к 9-10 годам, и пропустить этот момент, значило бы "угробить" еще одного, ни в чем не повинного ребенка. Причем, по его мнению, безвозвратно.
   - В зависимости от частоты колебаний волн мозговой активности, - утверждал он, - учеными было выделено четыре основных категории ритмов, свойственных человеческому мозгу: альфа-ритм, бета-ритм, тета-ритм и дельта-ритм.
  Мы возьмем лишь два, не связанных со сном - альфа и бета.
  Для большинства людей в нормальном состоянии бодрствования характерен бета-ритм. Его частота - от 15 до 40 циклов в секунду.
  В этом состоянии левое полушарие головного мозга традиционно более активно. Оно ответственно за детские "козни и интриги", так называемую логику, операции с цифрами, и языковое обучение.
  Когда частота волн мозговой активности не превышает 20 циклов в секунду, ребенок чувствует себя спокойно и комфортно. Он сосредоточен и внимателен, может четко и ясно мыслить, воспринимать информацию, принимать решения, действовать. Однако, это бывает не часто. Влияние раздражающих факторов внешней среды увеличивает количество циклов в секунду. Дети, есть дети.
  Мысли начинают скакать в ритме тревоги и беспокойства. Если активность бета-волн повышается еще больше, и их ритм приближается к 40 циклам в секунду, интеллект ребенка "зашкаливает": он не способен на обдуманные действия, ему трудно усидеть на одном месте. Мозг в этом случае, работает с колоссальными перегрузками.
  Чем выше частота волн, тем менее эффективен разум ребенка, и тем больше вреда причиняется его здоровью: о стрессе написано немало, и все мы ему подвержены, в той или иной мере.
  Когда же мозг ребенка нагружается необходимостью представлять себе, каким чудным образом из ровного строя вертикально стоящих палочек возникла следующая цифра, мозг начинает синхронизировать работу полушарий. К частоте бета-ритма начинает подключаться "правополушарный" альфа-ритм, ответственный, как известно, за медитативные состояния.
  Цифры, если они интересны из-за своей необычной конструкции, помогают ребенку представить их в третьем измерении, пусть даже в виде игры. Так, незаметно для себя, дети включают в работу правое полушарие. Они оперируют смешными "палочками", представляя их одновременно в профиль и в фас, словно солдатиков на поле боя ...
  Все выдающиеся люди умели входить в состояние синхронизации работы полушарий мозга более-менее спонтанно. И чтобы пробудить в себе юного гения, стоило научиться входить в состояние "интереса к сиюминутному событию" осознанно, не отвлекаясь на шумовой фон.
  
  Я слушал, соглашаясь с приведенными доводами хотя бы потому, что помнил, как в третьем классе средней школы, на выпускной вечер которой даже не пошел, я решил выучить стих. Не то чтобы сложный, но, чертовски длинный. Стих М. Лермонтова о нраве гордых "горцев". Назывался стих "Беглец". В мои десять лет, это был не самый лучший выбор. Я напрягался неделю, и третировал свою маму бесчисленными повторениями усвоенного материала. Но, когда я заучил все наизусть (нам предоставили свободный выбор текста, с этого все и началось), я ликовал, представляя, какое сложное впечатление произведу на затихший класс ...
  Рассказал. В классе повисло молчание, природу которого мне не хотелось бы описывать. Главное в другом: классный руководитель в ученическом дневнике, попросила мою маму прийти для разговора.
  Разговора конечно же о том, что не надо так подстегивать сложным текстом детский, неокрепший еще мозг. Не стоит противопоставлять себя классу, выделяться .., и стараться "обогнать сверстников в развитии". Мама молчала. Что ей было сказать: "сложный текст" выбрал и заучил я сам, сообразно своим чувствам.
   С тех пор, я занавесил на среднюю школу все, что мог! ...
  
  К концу своего обучения, ученики Вильяма знакомились с традиционной грамотой, но продолжали так же совершенствовать и свои эзотерические знания: свойства воды, как универсального энергетического накопителя и трансформатора энергии; свойства огня, воздуха, и земли. Юные монахи считали, что полезные свойства тепла для человеческого тела могут нести только огонь, нагретый камень, и тепло такого же человеческого тела. Нагретая вода не считалась полезной.
  Изучали оригами. Вырезание фигурок из бумаги казалось мне в начале обучения делом бессмысленным, возможно, от того, что у меня плохо получалось.
  Детей в выпускном классе учили предчувствовать события. Нет, не угадывать, в стиле - да или нет. Они учились слушать внутреннее безмолвие, и ждать, когда из глубины души проявится росток настоящего знания. Сначала, такое ожидание занимало достаточно много времени, но детский ум гибок - уже через год, многие безошибочно предопределяли погоду, урожайность будущего лета, и даже то, какой предмет я сжимал за спиной в своем кулаке.
   Много внимания уделяли целеполаганию. Вильям Прест прописал этот пункт подготовки учеников детально, если не сказать дотошно. Помню, первое занятие на данную тему началось с того, что Настоятель задал детям каверзный вопрос: можно ли считать корректным выражение: "Цель, оправдывает средства". Началась заинтересованная полемика. Мне было интересно наблюдать со стороны за ходом мысли подростков, хотя, сам я, в своих рассуждениях, мало от них отличался.
  Резюмировал Вильям тем, что иной раз лучше не выстраивать подобных, заведомо обреченных на непримиримые противоречия посылов. Рассуждая подобным образом, люди, как минимум, забывают о том, что существует еще и сам путь к цели, в котором может быть заложено безусловное оправдание всему, и цели в частности.
  Еще мне показалось интересным, что довольно важными учебными пособиями, при изучении предметов окружающего детей мира, считались обычные красочные журналы, периодически пополняемые с приходом очередного каравана из Китая. Ученики внимательно рассматривали картинки одежды и различных бытовых предметов, рекламируемых на страницах журналов. Расширяя свой кругозор, они получали возможность воспроизвести детальный образ этих предметов на внутреннем зрительном фоне, мысленно поиграть с ними, как они играли с цифрами, и убедиться в бесполезности большинства из них. Никем не инструктируемые, они самостоятельно учились отделять бестолковые плевела технократического триумфа развитой цивилизации от семян истинного знания.
  
  Также, они постигали тайны молитвы. Строго говоря, самих молитв ученики не разучивали, им давали только понятие о частотах пения молитв, способствующих трансформации окружающей среды. Значение имело не само содержание молитвы, а ее вибрационный строй. Было не важно, что избиралось в качестве тренировочных звуков, важен был принцип - стараться добиться наиболее низкого звучания и резонирования обертонов в голове и грудной клетке. Этим знанием, монахи увлекли и меня...
  Увлеченный, в течение незаметно пролетевших пяти лет, я просто жил, помогая служителям монастыря по хозяйству, и не отказываясь от любого физического труда. Часто, по вечерам, я вел занимательные беседы с Рави и Вильямом.
  За годы наблюдений жизни в Мотуо, неформального общения, и изнурительной физической работы, я прилично подтянул свой английский, легко преодолевал горы и овраги с корзиной, наполненной фруктами, начисто забыл, что курил когда-то, как, впрочем, забыл о многом, связывающем меня с исчезнувшим внешним миром.
  
  
  Гл. 10 Темный ретрит
  
  На шестой год моего пребывания в Мотуо, монахи сочли возможным провести меня сквозь одно из самых загадочных и суровых испытаний. Ты можешь не поверить, но тогда я забыл их спросить: зачем?!
  Мне был предложен десятидневный темный ретрит, под полным контролем Рави, и его опытных помощников. Среди общины, это испытание считалось одной из самых сложных духовных практик. Перед тем, как объяснить мне суть ожидающего меня посвящения, Рави сделал мне жест рукой, и мы отправились к реке.
  Прямо над ней, в толще горы, скрытая от посторонних глаз высоким кустарником на высоте около десяти метров, моему взору предстала неказистая с виду пещера. Насколько я смог понять при осмотре, пещера была только наполовину рукотворной. Ее внутренняя стена и большая часть потолка представляли собой огромную каменную глыбу, нависавшую над скалой. Когда-то, это был просто уютный грот, с каменным плоским полом, глубиной метров в пять, и такой же шириной. Подготавливая грот для своих нужд, монахи выложили каменной кладкой наружную стену, облепили ее глиной, а сбоку оставили небольшой вход - тоннель, в который можно было попасть только присев, или согнувшись в пояс. Тоннель, доходя до задней, внутренней стены, разделял пещеру на две неравные части: узкий коридор и каменную комнату, площадью примерно "четыре на четыре".
  Мы забрались внутрь комнаты, и Рави зажег свечу.
  Уютной, комнатку назвать было сложно, но я отметил, что ее постарались утеплить. Пол под низкой, жесткой кроватью, был устлан плетеными циновками, и еще несколько циновок, одна над другой, висели на стене. Не смотря на это, в келье было ощутимо прохладно, как в погребе. Рави молчал, и наблюдал за тем, как я осматриваюсь в своем "новом жилище".
  Четыре шага от стенки до стенки, в любом из направлений. Воздух стоял без движения и казался немного затхлым, несмотря на то, что дверь в келью оставалась открытой. Вернее, это была даже не дверь, а деревянный щит, сколоченный из толстых досок. Он должен был приставляться к каменному дверному проему и распираться несколькими палками о противоположную стену (чтобы "добровольный узник" внезапно не убежал, как я понял). В нижней половине щита был расположен небольшой люк - традиционное тюремное приспособление для дозированного контакта с узником. Когда я подошел к наружной стене, характерная "вонючесть" воздуха заметно усилилась. Я присел, и увидел очертания зловонной дыры в наклонном полу, в которую, судя по всему, мне придется оправляться. Снаружи, дыра была прикрыта ветками, пропускавшими воздух, но не свет. Как мне позже пояснил Рави, расположение дыры было детально выверено тысячелетней практикой. Монахи постарше, судя по всему, хорошо разбирались в нюансах содержимого отхожих мест. Цвет, консистенция, периодичность отправлений ..., и я даже боюсь предположить, что еще, безошибочно указывали на то, что "клиент созрел", и его пора выводить на белый свет.
   Еще, Рави рассказал мне, что темнота активизирует самые глубокие центры моего мозга, и условно, мое пребывание в темнице разделится на три временных промежутка, каждому из которых соответствовало свое точное название.
  Так, первые три дня, я буду находиться под властью гормона темноты-мелатонина, и отвара опиума, который Рави специально для меня подготовил. Я буду вялым и сонливым. В таком состоянии я адаптируюсь к условиям заточения и разработаю важные бытовые ритуалы. Это будут чрезвычайно необходимые мне новые навыки: как есть, пить, на каком боку теплее спать, и как разминать конечности в тесном темном пространстве.
  Следующий период (еще два-три дня) моего пребывания в темноте, меня будет развлекать другой гормон - пинолин. Судя по рассказам Рави, на этом этапе меня ничего хорошего не ожидало. Это период "излома" всех сборок: моральных, нравственных, религиозных и других привычных воззрений. Это период изысканных галлюцинаций: тактильных, зрительных, слуховых. Говоря это Рави старался чаще улыбаться, и даже похлопал меня по плечу: - "ничего, мол, за тобой 24 часа в сутки будут внимательно следить", - но все равно, мне стало как-то не по себе.
  Но самое интересное, Рави оставил на конец - заключительные три-четыре дня, меня будет одолевать не менее "зловещий" гормон - диметилтриптамин, сокращенно ДМТ. Здесь Рави сделал небольшую паузу, в процессе которой я понял, что он вновь мысленно переживает неоднозначное ощущение встречи с сутью собственного "сумрачного трипа".
  В итоге, после всех наставлений и уговоров, я согласился ...
  
  ... Пищу давали часто, но понемногу.
  Уже через десять минут полнейшей темноты, наступившей после плотной подгонки деревянного щита-двери, мне пришла в голову мысль, что я сделал правильный выбор - мои многочисленные рецепторы, наконец-то свободны. От всего! Я, наконец-то, отдохну, что называется, "телом и душой".
   Я мог моргать, а мог и не моргать ресницами широко раскрытых глаз; мог поднимать ладонь на уровень груди и пытаться растопыривать пальцы ... - ничего! То есть, абсолютно ничего не менялось в восприятии и в динамике. Ее, этой динамики, просто не существовало! Не стало точек отсчета, из которых что-то обязательно должно было двигаться по прямой в равноускоренном темпе, или соскальзывать в движение по окружности. Реальность вокруг меня была начисто лишена причин и следствий, начала и конца. Я даже не слышал шума струящейся по камням воды, хотя, в тайне, на это рассчитывал. Вся надстройка, состоящая из химер, теорий и амбиций, рухнула, словно подкошенная направленным взрывом башня. В моем, лишенном привычных опор мироощущении, осталась только оглушающая темнота. Вот он, настоящий мир, в который я вошел однажды из загадочного небытия. Тогда, в детстве, я получил в более-менее длительные ощущения то, что в меня вложили..., год за годом, словно кирпичную кладку, которая прочно застыла, цементировалась, превратилась в монолит моих странных воззрений на мир. И теперь, я один на один с первоисточником. Я прикасаюсь к бесконечности, которая начинается непосредственно у наружной поверхности моих ноздрей. Насколько важно, какая череда световых лет разделяет мое обоняние с атмосферой Сириуса? Где знак стоп, или 'слоу спид', которых мне всегда приходилось придерживаться?! Нет..., я могу повести носом в любом направлении, вдохнуть, глубоко заполнить свои легкие атмосферой любой обитаемой планеты! Я лишен 'входящих и исходящих'! Я свободен опорожняться там, где я хочу и принимать пищу там, где посчитаю нужным. В этом крохотном мирке, я наконец-то обрел себя ...
  
  Я сидел на жесткой кровати и хаотично соображал, что я могу придумать для того, чтобы пережить ближайшие два дня, и, как говорил Рави, "выработать необходимые мне ритуалы".
  Прикасаться к теме туалета мне не хотелось. Что за ритуал?! Было очевидно, что ничего особенного придумать я не смогу, и придется просто как-то следовать своим периодическим, вынужденным необходимостям, преодолевая брезгливость. Где и как я буду принимать пищу, пока представить было трудно.
  Ободряло следующее: одежды на мне было достаточно, и я даже понял - с запасом, когда прилег на матрац, набитый мелкой соломой, и попытался поразмышлять о "вечном". Толстое, покрывало, справленное из шкуры яка, надежно защищало меня от медлительных, гадостных флюидов промозглого каменного мрака.
  В какой-то момент я понял - мне нужна была игра! Да, игра. Она должна была заполнить все мое, сомневающееся существо до отказа. Так, чтобы задействовать мозг и сексуальный центр, вытеснив из головы лишнюю кровь; задействовать все мое воображение и жизненный опыт. Следствием исполнения подобного "ритуала" мог бы стать периодически накатывающий сон, в котором смешаются грезы и реальность. Мне представлялось, что я смогу таким "хитрым шариком" прокатиться сквозь несколько дней и ночей, не считая часов.
  Через несколько минут игра была готова: у меня появился персональный "Джинн", который выдал мне волшебное хрустальное кольцо. Напутствие Джинна ничего особенного из себя не представляло: - "Повернешь его широкой частью вниз, мой господин - окажешься в месте и времени предшествующей повороту фантазии. Повернешь обратно - мгновенно покинешь свое далекое прошлое. И помни, везде, куда бы тебя не занесло, в теле мальчика будет биться сердце и ум зрелого мужчины".
  Я начал выбирать время и место ....
  Первой моей "жертвой", конечно же, стала моя жена - Наташа. Почему-то вспомнилось, как в самое важное наше свидание под "Новый год", я уснул. Сказалась доза выпитого с друзьями, задолго до его наступления. Когда проснулся - в окно заглядывало утреннее солнце.
  Наташа спала отвернувшись лицом к стене, и когда я приподнял одеяло, увидел, что был буквально в нескольких сантиметрах от щенячьего восторга интимной близости с ней. Я растерялся тогда, прижался щекой, губами к упругому рельефу ее тела, полностью открытого для очарованного взгляда. Она спала, или делала вид, что спит. Я безумствовал, лаская ее, стараясь одновременно извиниться и "не разбудить" ...
  Я улыбнулся, поворачиваясь на бок. С высоты прожитых лет, новогоднее фиаско казалось смешным и "не столь значительным". Нащупав в темноте бутылку с отваром Рави, я сделал небольшой глоток. На первое время должно было хватить. Минут через десять, меня увлек за собой плавный поток приятных ассоциаций. Лишенное избытка крови, засыпающее сознание, похоже, с удовольствием восприняло мою новую игру.
  Но все хорошее, рано или поздно, кончается. В какой-то момент, я проснулся, и рефлекторно начал искать часы ...
  Не знаю, уж что произошло со мной во время долгого крепкого сна, но первым впечатлением после пробуждения, стало изречение, негромко произнесенное зловещего вида пустотой: "дерьмо не только всплывает - оно, как предельное значение функции, стремится к бесконечности. И жажда бесконечного обогащения, лишь частный случай бесконечной глупости".
  
  ... Ориентироваться во времени суток мне стало трудно уже после второго пробуждения. Не знаю, сколько я "наспал за два раза". Помню, что каждый раз вдоволь, до полного изнеможения. Отпивал глоток из бутылки и потихоньку засыпал ... Дальнейший учет времени для меня был просто потерян.
  Основное вещество, которое из моей души постепенно начала выдавливать темнота, представляло собой чувство вины. Я и не догадывался, что ее во мне так много. Перед глазами заново являлись яркие картины различных событий далекого прошлого, чаще детства: отобранная у девочки в детском саду игрушка; перевернутый на пол ночной горшок; спрятанные от мамы игральный карты, с "голыми тетками" - словом, всякая белиберда.
  По прошествии еще нескольких дней, в течении которых я пережил истерику, отчаянье, преодолел бессонницу, и справился с серьезным пищеварительным расстройством, мои видения стали насыщеннее, многомернее, что ли. Я не только видел конструкцию той или иной ситуации внутренним взором, но мог, так же, повернуть ее необходимой мне стороной. Даже камень представлялся мне полупрозрачным, от чего я мог видеть его и сверху, и снизу одновременно.
  Спать уже не хотелось совсем. После приема пищи наощупь, я возвращал посуду к дверному проему и ложился, стараясь расслабиться и уснуть, но получалось только забыться ненадолго. Где-о на уровни груди я ощущал, как мой мозг складывается внутрь себя, будто ручная подзорная труба. Все пять чувств постепенно расплылись, размазались, осталась только гравитация. Она вдавливала меня в соломенный матрац заставляя оставаться на месте в то удивительное время, когда вся Вселенная продолжала вращаться вокруг. Эффект формы моего неподвижного тела породил в вязкой, нависшей надо мной пустоте мельчайшие вихри, которые огибали, кружась, мой подбородок, лоб, живот, кисти рук. Соприкасаясь с моим застывшим словно скала телом, Вселенная создавала мой "вихревой" портрет, и я, похоже, начинал слышать некоторые ее комментарии на свой счет.
  Не стану вдаваться в многочисленный детали своих ярких переживаний; отмечу лишь одно, возникшее у меня после периода продолжительного забытья, когда я перестал принимать пищу, и оставил только воду.
  
  
  
  Гл. 10 Мардук
  
  ... Первое, что я ощутил, когда оказался по ту сторону толи сна, толи ставших чудовищно реалистичными грез - свое строго горизонтальное положение в пространстве, ликом в пол. Под моей правой щекой находился затоптанный линолеум, а тело, судя по всему, на нем покоилось. Вокруг головы расположилось несколько пар обутых ног, среди которых я обнаружил довольно приличную, женскую пару, в лаковых туфлях.
  Я рывком поднялся с пола, и с помощью абсолютно глупой улыбки попытался оправдаться перед присутствующими. Ни вопросов, ни ответов на них, у меня, пока не было.
  Что я мог вспомнить о том, как здесь очутился, состояло из довольно обрывочных картинок. Все в моем сознании внезапно стало расплываться, возникла яркая вспышка света, стремительное вращение, и вот я несусь сквозь узкий светлый туннель, вращаясь влево вокруг собственной оси. Все! Далее был пол....
  .. Я улыбнулся, и рефлекторно отряхивая пыль со своей поверхности, изобразил вежливый полупоклон. Немногочисленная аудитория, лиц которой было не разобрать, странным образом отнеслась к моей эффектной материализации. Могло показаться, что сами они в свое время появились здесь подобным же образом, и от того, интерес их к новому посетителю был весьма условен. Не спешил вступать в контакт и я, отчетливо понимая, что оказался здесь не для пустой болтовни.
  Я наскоро огляделся. Помещение выглядело довольно просторным, и почему-то напомнило офис районной налоговой инспекции: казенно, безвкусно, но функционально.
  Холл, на полу которого я оказался, походил на приемную, от которой вправо и влево расходились рукава длинных коридоров. В коридорах, на стульях у стен сидело несколько молчаливых посетителей, а в огромные окна в торцах здания врывался пронзительный, белый свет.
  Чтобы с чего-то начать, мне пришло в голову обратиться к даме, сидящей за высокой, длинной ширмой с остекленным оконцем.
  Вид у дамы был задумчиво равнодушный, во всяком случае, так выглядела ее голова, торчащая из-за ширмы. Когда я подошел ближе, увидел то, что вне всякого сомнения могло стать причиной и равнодушия, и задумчивости: - на ее шее красовалась темно-бордовая странгуляционная борозда в палец шириной.
  - Вы плановый?.. - спросила дама, выдерживая обалделый мой взгляд, - вам в какой кабинет?
  - Извините... я не... - обескуражено начал я, но закончить не успел.
  - К какому вам богу, я спрашиваю? - уточнила секретарша.
  Довольно сбивчиво я попытался пояснить, что всего лишь "сочувствующий" и толком еще не определился, что сюда попал я через вращающийся туннель.
   - А ..., - понимающе протянула секретарша. - Тогда вам к Мардуку, вторая дверь направо, по левому коридору. Стучите громче, он, наверное, спит, последнее время у него не так много народу.
  Так, повторив про себя дважды заветное имя, с согнутыми в локтях руками, застывшими в нелепом положении на этапе рассказа про туннель, я оказался на пути к богу.
  
  На двери кабинета Мардука красовалась табличка с надписью на английском языке: "Мардук. Синхронные переводы. Любые языки, круглосуточно."
  Я, с трудом преодолевая невесть откуда накатившую робость, постучался...
  Приятный низкий голос из-за двери раздался не сразу; видно бог, и вправду, отдыхал. Когда я занес костяшку пальца, чтобы постучать вновь, изнутри послышалось:
  - Да, да ..., войдите.
  Мардук оказался импозантным, приветливым стариком, "лет семидесяти" на вид. Он возлежал на ложе, устланном узорчатыми, толстыми коврами, позой и одеяниями своими напоминая сказочного персонажа: на седых власах старца возвышался высокий головной убор, вероятно выполненный из тонких металлических листков и украшенный крупными, разноцветными камнями. Аккуратно расчесанная, седая борода его красиво струилась поверх красного парчового халата, а высокий лоб бога, в лучах яркого света отливал серебром. Когда Мардук, сменив позу познания на позу приветствия, жестом приглашая меня присесть в ногах своего ложе, я заметил, что пальцы бога были выполнены из красного дерева.
  Я присел на край постели, в ногах, и попытался улыбнуться. Гостеприимный хозяин вежливо кивнул в ответ и предоставил мне немного времени, чтобы осмотреться.
  Кабинет Мардука выглядел более чем скромно. Огромное ложе с миниатюрными подушечками для удобства возлежаний и божественных раздумий, на котором мы расположились, являлось единственным напольным инвентарем. В изголовье, над ним, висели перекрещенные мотыга и лопата, а на противоположной стене, в золоченом багете, красовался симпатичный масляный портрет печального дракона. Прямо напротив двери, во всю наружную стену кабинета было вырезано круглое окно. Собственно, и все.
  - Устраивайся поудобнее, дорогой, - оживленно начал Мардук. - У тебя, надеюсь, высшее образование? Я получаю огромное удовольствие, общаясь с людьми, получившими на земле высшее образование.
  - Да, я медик.
  - О...! Я кое-что смыслю в медицине. Ты, верно, из России?
  - Да, именно так.
  - Здесь, как-то, к нам попал один, в пижаме, из России. Запомнился он мне. Старенький по земным меркам, неказистый с виду, но с гонором. Сидит в коридоре, напряженный такой, спрятался в усы, и в руке трубочку свою сжимает. Помню, я, проходя мимо, решил его поддеть слегка: "Есть, мол, в чем раскаяться тебе, сын мой?!" Так, представляешь, он рассыпался прямо на моих глазах, в коридоре. Упал со стула и трубочку из рук выронил. Понял, видно, что час его настал. А я и не знал его вовсе. Да и не мое это дело, спрос с души держать. Такие вот бывают случаи.
  -Но почему здесь все выглядит так странно? - поинтересовался я.
  - Как это, странно? Обычно вроде все.
  - Ну, я имею в виду кабинетную систему эту, и приемную со зловещего вида секретаршей.
  - А, ты про Ангелину нашу, - улыбнулся Мардук, - так это штатный персонал. Женщина трудной судьбы. Да и в остальном, выглядит все так, как привычно каждому человеку. У одних, все, что касается небес - гиена огненная, если чувствуют за собой должок, у других - облака в реке. У каждого исключительно субъективная картинка божественного бытия. И с этим ничего поделать невозможно, сколько не пытались. А ты, видно, полностью погряз в своем кабинетном мироощущении.
  - Да, видно, засело плотно, - согласился я.
  - Это же легко проверить. К примеру, хочешь взглянуть, как будет выглядеть в твоем восприятии моя небесная колесница?
  Я подошел к окну. Действительно, на небольшом облачке в десятке метров от окна красовалась подержанная, ярко-синяя "Toyota Land Cruiser". Как не силился я расфокусировать зрение, ничего с устойчивой картинкой своих предпочтений поделать не смог.
  - Удивительно все это, - посетовал я минутой позже. - Небеса, все-таки! Не так я себе все представлял.
  - Небес ты еще не видел, - живо откликнулся Мардук. - Все это, только преддверие небес, точка перехода. Далее живым нельзя.
  - Так я, выходит, еще не умер?! - радостно воскликнул я.
  - Это смотря что называть смертью. Не переживай! Ну и раз уж ты попал сюда, окажи честь старику, я давно уже с молодежью не общался.
  - Тогда, позвольте поинтересоваться, каков регламент? У вас, должно быть, дела? ...
  - Нет, - усмехнулся Мардук, - расслабься. Время растягивать мы еще не разучились. Посидим до приятного утомления обществом друг друга, да и расстанемся по воле божьей. А насчет обстановки нашей, так здесь все по-простому, как у людей: - по образу и подобию, ваялось. Все, за исключением, пожалуй, доброго и злого.
   Все мы в одном котле. И сотрудничаем друг с другом ежечасно, без всяких баталий. Где это видано, чтобы небеса, до краев наполненные любовью, сошлись в кровавой битве?! Нет, здесь все превентивно решается. Как говорится: умный хорош тем, что быстро подтирает за собой, но мудрый - всегда сосредоточен, до последней капли.
  - Так это "преддверие небес" - спросил я, - еще не является "божественной канцелярией"?
   - И да, и нет! - гордо произнес Мардук. - Пенсионеры мы. Боги, вышедшие на пенсию в отсутствие востребованности своей паствой. По старости, так сказать. Создать то нас люди создали, молились столетиями, уплотняя в воображении божественный образ. От того, мы и проявились, что называется воочию. А ведь, раз за разом, предупреждали всех: - "не сотвори себе кумира!". Бесполезно!
  Теперь, так: - ни умереть толком не получается, ни пожить полноценно. Бросила нас наша паства, ненужные стали. Я-то ладно, Зевса жаль: - крутой был мужик в свое время.
  - И что, много Вас ..., здесь? - простодушно поинтересовался я.
  - Да целый "Дом ветеранов"! Прямо напротив моего кабинета скромные чертоги Перуна; слева - Один, со своими дочерьми - Валькириями; по диагонали - хоромы Зевса; рядом с ним - Гермес, а, дальше, брат мой, Иншушинак. Всех и не припомнить. В крыле напротив, боги ацтеков и египтян коротают века.
  - Слушай, - внезапно предложил Мардук, - что-то я и не спросил даже, ты ведь с дороги? Давай я Одина позову?! У него есть один, преинтереснейший напиток, мёд поэзии называется. Про него разное болтают, мол, окрыляет поэтов. Это не совсем так, но в целом, удивительно забористая вещь. В нем, поди, градусов под семьдесят. Иногда, окрыляет в прямом смысле этого слова.
  Сам Один, напился однажды этого меда, изрядно, и превратился в орла. Перебрал настолько, что пока летел, вытекло у него немного напитка из задней части. А сам посуди, по божественным меркам немного, это, ... словом - будь здоров! Так, сказывают, многие поэты от этой экологической катастрофы на Земле с ума посходили. Как тебе, к примеру, "божественная" история про Приапа, явно написанная под влиянием диковинного напитка:
  "болтающийся без дела Приап, с выдуманным для него фаллосом, размером с бейсбольную биту, начал приставать к говорящему ослу Диониса, с вполне определенными, сексуальными намерениями. Осел пококетничал немного, опустив очи долу, но, в итоге, убежал. Приап не угомонился, и умудрился вызвать осла на состязание, у кого, мол, член длиннее. Осел согласился, по понятным причинам проиграл, и, затаился. Когда же, неуемный Приап подкрался к благороднейшей защитнице семейного очага, богине Весте, чтобы обесчестить ее во сне, осел спящую своим противным ревом и предупредил. Отомстил так, по ослиному! Разозлился Приап тогда крепко, и растерзал осла...". Такие вот истории, сын мой! И передаются они из уст в уста, от старого - малому! Из поколения в поколение. О как!
  - Так, как же вы допускаете такие байки о богах распускать?
  - А что мы можем поделать?! Человеческое воображение, его творческое естество, есть то немногое, что нам неподвластно. Да и что греха таить, есть в некоторых историях правдивое начало. Взять того же Одина. Он вообще, забавный, когда напьется. То глаз свой кому подарит, то копьем себя прибьет к древу познания и висит так несколько дней. Ну и прознали люди про это, кто-то слил. Но самое интересное, что у него есть, его дочери - Валькирии. Красоты- небесной, создания! Они нас, периодически, семейным напитком своим обносят, прямо по чертогам. Отличные девицы, просто глаз радуется!
  Не хочешь меда отведать, последний раз предлагаю?!
  - Спасибо конечно, господин Мардук - ответил я, - но мне бы хотелось немного оклематься. Знаете, не каждый день...
  - Понимаю.
  - Да и вопросов к богам накопилось.
  - Что, на пример? - поинтересовался Мардук. - Ты задавай, не стесняйся! Мы, собственно, для того здесь и находимся, чтобы отвечать на вопросы.
  - Ну, основной вопрос мой связан с общей организацией процесса, как все здесь устроено?
  - Ты имеешь в виду, кто здесь реально рулит?
  - Вроде того...
  - Да здесь вообще понять сложно, что и как - начал рассуждать бог. - Я давно здесь сижу. И все мои впечатления о небесной кухне омрачены ощущением нецелесообразности существования многочисленных мировых религий. Процессом их создания, информационной насыщенностью многих из них. Да и потом, "мусульманский рай", "христианский рай", буддийский; их же всех умудриться разместить где-то надо, незаметно изолировать друг от друга, чтобы не спровоцировать случайного межконфессионального конфликта от избыточного религиозного рвения, и обеспечить бесконечными райскими наслаждениями.
  Печально, но людям всегда было свойственно выдумывать про свою жизнь.
  Все смертные нацелены на результат, так сказать! Путь им не нужен. Все желают пройти ускоренный курс достижения вечного блаженства. Поэтому, когда они оказываются у своей сиюминутной цели, то придумывают о незаметно пройденном пути всяческие небылицы. Слагают нелепые мифы о себе, истории своего рода, своем прошлом, и, естественно, о нас, богах. Так у людей было и со мной. Переводили свои выдумки про меня с языка на язык, а потом, в обратном порядке. И черное, становилось белым! Хорошо, что хоть голова моя в дверь проходит, ни рогов, ни крыльев мне в воображении своем люди не сотворили. Ты бы видел египетского Сета: на него же без слез смотреть невозможно, такое чудо бродит по коридорам.
  Да, люди всегда боялись хаоса и смерти. И в облике многочисленных богов запечатлели все свои несовершенства и фобии! К примеру, ну сам рассуди: Зевс, проглатывает беременную супругу Метиду и порождает их дочь, Афину, но уже из своего черепа, расколотого повитухой-Гефестом. Принял Гефест бремя мудрости - новорожденную Афину в свои руки, и тут же возжелал ее. Все бы ладно, мудрости захотелось, но причем тут семя Гефеста, в избытке пролитое на землю.
   Я, когда рассказал Зевсу эту байку - он неделю хохотал.
  "Интересная история" приключилась однажды и с гениталиями Осириса, но самое невероятное, пожалуй, источили из себя ацтекские жрецы. Какой фимиам они курили на этапе создания сценария, уже и не разберешь, но шедевр очевиден: - бытие Вицлипуцли. Умопомрачительная история, аж дух захватывает.
   - Господин, Мардук, а как у вас тут насчет вечной жизни? - смущенно вымолвил я.
  - Да какой в ней смысл?! Она интересна, когда ты о ней только мечтаешь. Но мечты - не удел богов, это привилегия человека, его бесценное богатство. Рассуди логично. Вот я, к примеру, здравствую уже 5 тыс. лет. У меня нет никаких желаний, потому, что нет ничего неодолимого. И вовсе не от того, что желания свои я подавил, или преодолел как-нибудь иначе. Если я возжелаю, то тут же и получаю. Что угодно. Информацию, заметь, выверенную до мелочей, предметы материального мира, контроль над событиями. Мои потенциальные желания, к сожалению, лишены очарования мечты о них.
  Это только на первый взгляд кажется, что Великий Святой Дух допустил ошибку, лишив человека всего того, чем сам обладает. Короткая жизнь в хрупком теле сделана осознанно, и жаль, что многие люди не понимают того, что получили. Вот у тебя есть мечта?
  - Конечно! И не одна.
  Тогда тебе нет смысла объяснять, насколько это чувство может быть сладостным. Мне это понять будет сложно, несмотря на колоссальный божественный опыт. Далее - плотские желания. Мне так же трудно представить себе в деталях, с какими очаровательными сложностями вы там, на земле сталкиваетесь, отправляясь на поиски достойного полового партнера. Меня это давно не интересует, но понимание сути вопроса осталось. Как интересна должна быть эта поисковая игра?! Нет, боги не мы, боги - вы!
  И сотворил вас создатель, наделив всем тем, что наиболее ценно в вечности - ощущением мгновения, растворяющегося в потоке бесконечного времени. Сам он этим не обладает, и это дар божий, вне всяких сомнений!
  Наблюдение за своим взрослением и старением может пугать только тогда, когда ты обуреваем одними лишь животными страстями. Но стоит встать хотя бы на цыпочки, потянуться к небесам, в желании понять, чем обладаешь на самом деле, и знание это сможет перевернуть любую жизнь, казавшуюся прежде неимоверно скучной.
  - Господин Мардук, - нетерпеливо перебил разболтавшегося старца я, - а где находится Дьявол и его обитель?
  - Сатана, что ли? - спокойно отреагировал на вопрос Мардук, - так в моем крыле его кабинет, в самом конце. Пойдем, покажу.
  
  Я вышел вслед за удивительно подвижным для своего возраста богом в коридор. В конце коридора, действительно, находилась обычная, офисная дверь с лаконичной табличкой "Сатана", и огромными плакатами по бокам от нее: "Испытание веры. Оптимизация страданий. Надежно", и, ниже: "Искушение Змеями. 100% результат." У двери, привязанная за поводок к дверной ручке, свернулась калачиком маленькая длиннохвостая рептилия, напоминающая тритона.
  - А это кто на цепи? - удивленно воскликнул я, несколько озадаченный своим "привычным представлением" о сатанинской природе.
  - Так это же Левиафан! - умиленно произнес бог. - Сатана имеет известную слабость: - любит порно. У него весь кабинет красочными плакатами оклеен. Так, когда его нет на месте, в этот кабинет многие заглядывают, втихаря, по-стариковски. Ну он Левушку и посадил, чтобы не трогали ничего из его вещей.
  - Так он что, укусить может? - испугался я и сделал шаг назад.
  - Нет. Он здесь больше для острастки. Ласковый и преданный, - и Мардук нежно погладил рептилию, преданно лизнувшую ему руку. - Я его иногда медом подпаиваю, так он меня как увидит, аж изовьется весь... Сатаны сейчас нет, он постоянно мотается по белу свету.
  - И чем же он так занят?
  - Испытывает веру людскую, это основной род его занятий.
  - Но зачем испытывать веру вообще? В какой момент можно зафиксировать, что она укреплена до железобетонного состояния? Навсегда?
  - Это ты верно подметил - зафиксировать невозможно, отречься можно и спустя десятилетия. Но с другой стороны, смысл веры и есть в сомнениях, которые Сатана порождает. Давно известно: утверждение в вере - основной смысл жизненного пути. А тут, рождается человек, наполненный 100 %-й верой. Дальше что? Смотрит человек на камень и самозабвенно верит, что не камень это, а стакан с вином. Через пять минут - столь же самозабвенно упитый. Смотрит на второй камень - видит хлеба кусок. Мысль-то, материальна, а вера его сильна! Все и реализуется в мгновение ока. Никакой эволюции, а, следовательно, и смысла существования.
   Так что, без Сатаны никак; он словно датчик на приборной панели жизни, по которому можно сверить, сколько топлива еще осталось в твоих баках.
   - Вы имеете в виду энергию жизни?
   - Веру! Высокооктановое топливо для запуска заветной мечты о путешествии в Царствие Небесное.
   - Мне всегда было интересно, зачем Сатана такой страшный? - задал я совершенно наивный вопрос.
  - Так это же, отличный пиар-ход! Боятся - значит, уважают! Ну какое уважение может внушить плешивый карлик?!
  Мардук, на всякий случай дернул дверь Сатаны на себя и заглянув, убедился, что в кабинете никого нет. - Ну что, пойдем обратно? - предложил он.
  
  - Чем вы занимаетесь на пенсионе, в порядке рутинной работы? - задал я довольно бесцеремонный вопрос, когда мы вновь уселись на подушки.
  - Это, мой друг, - загадочно произнес Мардук, - уже служебная информация. Одно могу сказать: в наших приоритетах приличная пенсионная реформа на планете, реформа здравоохранения, и создание эффективных методов борьбы с межгалактическим терроризмом. А синхронный перевод, это так, баловство.
   - Ну а человеческим страданием кто-нибудь всерьез промышляет?
   - Смотря что ты подразумеваешь под страданием? Тебя интересует, станешь ли ты ближе к богу после того, как получил по ядрам у ночного ларька?
   - Я серьезно...
   - И я тоже. Страданием, в мгновение ока могут стать: проливной осенний дождь, бодрящий январский морозец, если ты без теплых штанов, зубная боль, неудача в казино, голод, война, смерть близких, отсутствие домкрата ночью на дороге. Все, что отлично от состояния абстрактного душевного комфорта, испытываемого живым организмом в горизонтальном положении при температуре 24 град. С, и влажности 60%. Но и этот "комфорт", рано или поздно, превратится в страдание и кошмар.
  Нет, дорогой, страдание - суть жизни, обратная сторона мира желаний. А без желаний, не было бы ни детей, ни мечты - самого бесценного дара богов человеку!
  - Тогда, последний вопрос, господин Мардук - произнес я сильно волнуясь. - Как бы это ..., Всевышний, любит нас?
  Мардук громко рассмеялся. Смеялся он долго и раскатисто, от чего казалось, что передо мной восседал сам Зевс. Просмеявшись, бог испытующе посмотрел на меня, и произнес:
  - Нравишься ты мне парень! А потому, без глотка меду никуда я тебя не отпущу! Вот тебе блокнот, ручка; услышишь непонятное - записывай. Я после все растолкую.
  Он негромко хлопнул в ладоши, и когда силуэт девушки с "бордовым ожерельем" на шее появился в дверном проеме, распорядился коротко: - Ангелина, узнай там, без лишнего шума, Один у себя?!....
  
  
  
  Гл. 11 Восход Солнца вручную
  
  Откровение Мардука стало для меня невыносимым. Уж и не знаю, как это почувствовали наблюдающие за мной монахи, но по прошествии некоторого времени, я услышал, как за стеной, рядом с дырой, прикрытой ветками, о чем-то говорили сразу несколько человек. Вместе с утренней свежей водой, через люк в двери мне выдали плотную и длинную льняную ленту. Я, неожиданно услышал голос Рави, который попросил сделать из нее надежную повязку для глаз.
  Я исполнил все, как было велено.
  Когда меня стали вытаскивать через освобожденный дверной проем, я ощутил первый эмоциональный экстаз. Это был обонятельный шок, как будто мне заново приделали ноздри. Запахи вокруг приобрели новое свойство: я видел на внутреннем зрительном фоне каждый предмет, который излучал запах. Весь вместе, обновленный, остро пахнущий мир, тяжелой эмоциональной волной обрушился на мое ослабшее тело, и когда мне помогли подняться, у меня закружилась голова. Монахи подхватили меня на руки, а один даже тихонько рассмеялся. Я тоже попытался улыбнуться, одновременно с этим ощущая нечто странное: непроизвольно потекшая из меня моча насквозь промочила мою правую штанину и носок.
  Но мне не дали переодеться. Я понял, что монахи куда-то спешили. Мы тихонько пошли, поднимаясь в гору, по редким, высоким ступеням. Иногда, я останавливался. Мне давали продышаться, и унять головокружение. Постепенно, ветерок вокруг крепчал. Судя по нему, мы поднялись уже достаточно высоко в гору, ближе к вершине. Монахи начали переговариваться между собой, и я понял из обрывочных фраз, что мы с Рави должны остаться здесь одни...
  ... Рави усадил меня на небольшой каменистой площадке и проверил, насколько плотна моя повязка. Затем, он стал молиться, расположившись слева от меня. Молился на распев, и большинства слов его мольбы мне было не разобрать. Да и не надо. Я, напрягая крылья носа, нюхал ветер! Поворачивая свое лицо навстречу воздушному потоку, я впитывал ветер поверхностью всего своего черепа, и даже открывал рот, чтобы попробовать на вкус языком. Я твердо знал, что принес с собой ветер, и что он хотел мне рассказать. Внутри моей головы мелькали цветные кадры: хижины с плоскими крышами, утлые лодки, снующие в предрассветный час по руслу желтой реки, собака, такая же, как и я, очарованная многообразием новых впечатлений, сосредоточенных в струящихся потоках воздуха.
  Рави умолк и осторожно прикоснулся к моему плечу.
  - Пора, Веня, - сказал он, и стал осторожно снимать с моих глаз повязку. Я несмело прикрыл глаза, боясь испытать такой же сильный шок от увиденного, как чуть раньше от обоняемого. Но, успокоился: вокруг нас стелилась полупроницаемая предрассветная мгла.
   - Не бойся, - сказал Рави, - открой глаза и смотри как обычно, скоро рассвет.
  - Он помог мне укутаться в теплую шерстяную накидку, защищающую от прохладного утреннего ветерка промокшие штаны, а я уже без опаски открыл глаза, стараясь смотреть прямо перед собой. Мы молчали.
   Я старался дышать глубоко, прислушиваясь к каждому своему вдоху. С каждой следующей минутой, очертания предметов перед моими глазами становились все отчетливее, и я едва поспевал заново отражать в своем сознании их обновленный образ. Предметы вокруг меня приобрели неизвестные мне ранее свойства. Я видел кедр, растущий на склоне, прямо под моими ногами, уже не таким, каким он был для меня все долгие годы автоматического отражения мира вокруг. Я точно знал, что в настоящий момент кедр тянет корнями воду, пытаясь напиться, и чувствовал тоненькие струящиеся потоки внутри его ствола. Мне даже померещилось, что небольшой порыв ветра осознанно раскачал одну из его ветвей, чтобы дерево смогло поприветствовать меня и согласно покивать в такт моему верному наблюдению.
  Стало знобить. Ветерок забирался под накидку, и как я в нее не кутался, утренняя прохлада заставила меня мелко дрожать. Рави тронул меня за плечо, и я обернулся.
  - Сядь на корточки, - сказал он, - и делай так, как я.
   Старый монах, благообразного вида человек, присел на корточки и стал раскачиваться вверх-вниз, слегка подпрыгивая, будто крупная обезьяна. Он старался смотреть в одну точку, вдыхать носом, а на выдохе, резко выкрикивал одно и то же, короткое слово: - "Уй!.. Уй".
  Я последовал совету старца, и вот уже два взрослых придурка, сидя на корточках на вершине горы, исполняют странный ритуальный танец самца обезьяны, перекрикивая друг друга.
  Минуты через три такой скачки, мы посмотрели в глаза друг - другу, и рассмеялись, настолько громко и продолжительно, насколько совершенно идиотский ритуал этому способствовал.
  Убеленный сединами старец завалился на бок и держался за живот, переводя дыхание. Я же, широко раскрыв рот, откинулся на спину, содрогаясь от приступов изнуряющего смеха.
  Незаметно, рассвет наполнил небо пронзительной глубиной. Я внезапно прекратил смеяться, и уже расслаблено, согревшись от мощной зарядки, взирал на бесконечные глубины Вселенной. Из моих глаз самопроизвольно текли слезы, а душа заполнялась необыкновенной радостью осознания гениальности того, кто спроектировал этот мир.
  
  
  Гл. 12 Идеальный механический двигатель
  
  Трое суток я восстанавливал силы.
  Я не чувствовал себя разбитым, или больным, скорее пытался синхронизировать стремительный поток новых, ярких впечатлений с размеренностью здешнего бытия. Мне хотелось много говорить, делиться с каждым встречным своими "озарениями и открытиями", просто смеяться, сидя на берегу несущейся куда-то на юг речки. Я спускался к ней несколько раз, чтобы "поговорить по душам", представившись сухим осенним листком, решившим бесплатно прокатиться по ее прохладным быстрым водам.
  Пару раз ко мне заходил Рави, и приносил свою фирменную настойку, для крепкого, как он выражался, сна. На исходе третьего дня зашел Вильям, поздравил с тем, что я не сошел с ума, и попросил посетить его, как буду готов. Судя по сосредоточенному выражению, он решил поведать мне еще нечто крайне важное. Я согласно кивнул. На том и расстались.
  
  Постучался я в дверь уютного, расположенного у самой вершины ущелья жилища Вильяма, ранним утром, дней через пять. Он поздоровался, коротко обернувшись, и продолжил активные поиски чего-то в самодельном стенном шкафу. Я присел у его рабочего стола и молча ждал.
  Старик освободился минут через пять. Спросил, не хочу ли я чаю, и кода я отрицательно мотнул головой, он сгрузил на край стола несколько пухлых папок, наполненных торчащими во все стороны бумажными листками, присел рядом и испытующе посмотрел на меня. Мне показалось, что Вильям давно не вынимал подобных материалов из своих пыльных закромов.
  - То, о чем сегодня пойдет речь, Веня, - начал он, будто держал торжественную речь на открытии новой школы, является той частью меня, которой мне даже не с кем поделиться. Представь себе, все, о чем я буду говорить в ближайшие несколько дней, я буду говорить впервые в своей жизни! Чтобы меня понять, следует иметь не просто высшее образование, надо припомнить все, что было когда-либо связано с поисками альтернативных источников энергии, и людях, вошедших в историю этого поиска практически безымянными героями.
  
  Начну с того, что в один из довольно сложных своих периодов пребывания в Мотуо, я решил поставить перед собой сверхзадачу. Нечто, способное аккумулировать весь мой жизненный опыт: наблюдательность, усидчивость, способность к рисованию, последовательность, и склонность к обобщению.
  Для начала, как преподаватель основ целеполагания, я постарался определить цель в некотором смысле недостижимую.
  Определить так, чтобы с удовольствием пройти тернистый путь к ней, путь, который займет меня без остатка, заполнит утопающую в сомнениях душу до отказа.
  Я думал о достойной цели несколько дней. И как ты думаешь, что мне представилось наиболее недостижимым?
  - Полноценный научный трактат о несостоятельности теории "Большого взрыва"? - попытался сострить я.
  - Прекрати ерничать. Это был "вечный двигатель"!
   Размышляя о двигателе, способным впитать в себя все лучшее из механизмов, когда-либо созданных человечеством, я, прежде всего, попытался представить его ключевые, близкие к идеальным параметры. Получилось такое вот "тех. задание":
  1.Компактность. Способность к масштабированию без изменений ключевых принципов комплектности. Здесь, мне представилась возможность двигателя встраиваться в любой механический ансамбль, от миниатюрных наручных часов, до вращения вала мегаваттного электрогенератора.
  2. Простота исполнения и управления. Дискретность. Минимизация деталей. Возможность создания работающей модели из подручных материалов в случае необходимости. Кол-во деталей в двигателе должно исчисляться десятками, а не сотнями или тысячами. Мощность двигателя должна плавно регулироваться в обе стороны, от нуля до пределов его возможностей.
  3. Надежность. Долговечность. В основе работы двигателя должны лежать принципы, в силу надежности которых, двигатель не может внезапным отказом создать аварийную ситуацию (взрыв, пожар, падение на землю с высоты и тд.).
  4. Экологичность. Экономичность. Двигатель должен использовать для работы силы, уже заложенные в его конструкцию, либо существующие в условиях окружающей его среды, без ущерба для данной среды. Более того, в проектной документации двигателя должны быть заложены принципы, позволяющие сделать его производство практически безотходным, а, следовательно, и недорогим.
  5. Воспроизводимость, и преемственность. Производственники не должны ломать голову над тем, каким образом автор разработки умудрился создать хитроумный угол наклона, крепежа, стыковочного узла. (Такой упрек заслуживают некоторые работы выдающегося Виктора Шаубергера). Вне зависимости от марки производителя, ремонт двигателя, либо замена его деталей, должны быть по силам обычной ремонтной мастерской.
  6. Универсальность. В виде дополнительного самодостаточного механического блока, двигатель должен быть способен встраиваться в уже существующие механизмы и средства передвижения (электрогенератор, моторная лодка, насос, дельтаплан, миксер, электрокар и тд.)
  Составив такой фантастический список, я, следует заметить, крепко призадумался. Но раз задача уместилась на одной странице, значит в ней уже заложено нечто истинное, и я, буквально на следующий день взялся за исключение лишнего из своего привычного представления о способах превращения различных видов энергии в энергию вращения.
  Первая толковая мысль, пришедшая мне в голову после нескольких недель настойчивых раздумий, заключалась в том, что двигатель и движитель должны быть объединены воедино. Мой идеальный тандем должен полностью расходовать некую подведенную энергию на движение и трение в узлах, обеспечивающих переход энергии из одного вида в другой. Трение при этом, должно выполнять полезную работу, аналогично некоторым узлам механической трансмиссии автомобиля.
  Пропеллер, гребной винт, колесо, насос, созданные на его основе, должны быть самодостаточными. Их форма должна определять внутреннее содержание и наоборот. И я начал рисовать. Просто водить рукой по чистому листку бумаги, не думая ни о чем. Я чувствовал, что наполняюсь изнутри, как огромная бутыль, но где-то еще глубоко, на уровне подсознания. К концу недели, я пришел к очередной толковой мысли, на первый взгляд кажущейся наивной - мой фантастический двигатель должен быть красив! Да, именно красив. Привлекателен настолько, что даже при быстром взгляде на него я должен испытывать те же чувства, которые сопутствуют безошибочной, стремительной диагностике красоты и функциональности женского тела.
  Так, следующие несколько месяцев, я не искал силу, я искал красоту. Листая страницы истории создания гребных винтов и пропеллеров, я долго разглядывал иллюстрации, наслаждаясь формой наиболее удачных решений. Я пытался мысленно продолжить плавные изгибы в обоих направлениях, провожая их взглядом в бесконечность. Я соскальзывал с изгиба лопасти, словно сам являлся водой или набегающим потоком воздушной струи. Мне не нужен был сиюминутный результат, сам процесс занимал меня без остатка. Но время шло, и что греха таить, моя рациональная часть все чаще стала требовать от меня итогов моих странных размышлений. Не в силах предложить своему левому полушарию что-либо вразумительное, однажды я отправился к Рави и попросил о темном ретрите...
  ... Все, что пришло ко мне во время полной недельной темноты, в двух словах можно выразить как напутствие - начни с шара. Какой это шар я отчетливо представлял себе уже в третью ночь своих голодных размышлений.
  Я вышел из своей добровольной темницы ровно через неделю. Сосредоточенный как никогда. С настойчивостью одержимого я стал каждый вечер приходить к абсолютно круглому каменному шару, случайно найденному местными детьми недалеко от поселка, у реки. Несколько лет назад, с крутого утеса над рекой сошел мощный сель. Он и обнажил идеально круглый камень, впечатанный в твердые породы. Дети, шутки ради, лопатами и киркой убрали часть скальника снизу, из-под камня, после чего он сам выкатился из своего ложе к берегу нового, проложенного обвалом русла.
   Меня привели к камню, спустя несколько дней после счастливой находки. О его предназначении и происхождении, я никогда прежде особенно и не размышлял. Шар как шар. Мало ли в природе удивительных совпадений. Но тут, я знал, чувствовал весь алгоритм взаимодействия с этой удивительной конструкцией. Шар стал для меня уменьшенной моделью планеты, на которой я живу. Моим богом, и все мое существо не только не противилось такому простому обращению в новую веру, но и радовалось как-то особенно. Такого впечатления я не испытывал никогда прежде.
   Итак, я стал подходить к шару, чаще на закате. Это происходило в августе, и никакого дискомфорта от резких перемен погоды я не чувствовал. Опускающиеся на меня теплые сумерки позволяли не отвлекаться от основного действа. Я садился метрах в трех от почти метрового в диаметре шара и мысленно закручивал его по часовой стрелке. Словно он парил над самой поверхностью реки.
  Первые несколько минут я просто дышал и крутил его в своем воображении. Постепенно, на шаре начинали вырисовываться океаны и континенты, такими, какими я их помнил. Детализированное воспроизведение очертаний материков, не было основной задачей в моей странной динамической медитации. Суть таилась в другом. Следовало представить себя сильным, большим, способным отделиться от своей планеты на расстояние, с которого можно было бы хорошенько ее разглядеть, почувствовать пульсацию ее жизни. А дальше, найти в центре своей груди ее маленькую копию и мысленно сопереживать все процессы, протекающими на израненном теле планеты. Крутиться, дышать вместе с ней, дарить ей все свое тепло, на которое способны клетки, свободные от утилизации продуктов обмена. Чувствовать, что их в твоем теле несколько сотен триллионов, способных дарить, не прося ничего взамен.
  Не проходило и десяти минут такой совместной пляски, как меня начинал бить озноб. Трудно выразить словами, что это было за ощущение, но вдоль моей спины прокатывались удивительные волны ярких тактильных ощущений. Так бывает, когда кто-нибудь прикасается к обнаженной коже тонкой веточкой и ведет ее вдоль позвоночника от шеи до копчика.
  Я ничего не просил, просто дарил - светлое, яркое, радостное. И чтобы как-то персонализировать свои дары, я представлял себе: мигрирующую стаю перелетных птиц; дельфинов, резвящихся в океане; племя, влачащее свое неторопливое существование на просторах центральной Африки; белых медведей. Все, кого я был способен представить себе на внутреннем зрительном фоне, получали по небольшой частице моей любви.
  Долго усидеть в таком восторге у камня мне не удавалось. Да я и не ставил перед собой такой задачи. В какой-то момент каждый вечер я чувствовал, что на сегодня достаточно, и шел спать. О качестве своих снов после таких необычных медитаций мне сложно было бы рассказать. Это были такие же странные сны, как и сам процесс медитации.
   Я вставал наутро, понимая, что весь смысл моего сегодняшнего дня заключен не в исполнении традиционных бытовых ритуалов, они стали для меня скучнейшим автоматизмом. Смысл был сосредоточен в очередном сеансе связи с моей планетой. Шар стал для меня живым, материки и океаны на нем приобрели очертания и словно прорисовались на его поверхности. Через несколько дней мне уже не требовались усилия чтобы видеть нюансы изгибов берегов, гор и долин, где я никогда не был. Вероятно, мобилизовались все участки памяти, ответственные за изучение географии в разные периоды моей жизни. И удивительное дело - я абсолютно перестал хотеть есть и даже пить. Просто забывал об этом и не испытывал никакого дискомфорта.
  В один из таких дней я понял, о чем писали журналисты, рассказывая о странных особенностях появления гениальных озарений у Николы Тесла.
  Суть многих вещей начала прорисовываться непосредственно, в виде готового знания. Я просто соглашался с очевидным и искал многочисленные подтверждения в малом. Я стал чаще бродить по лесу, на первый взгляд бесцельно, но на самом деле, внимательно наблюдал: вот, выворачиваясь вокруг своей оси, дерево оплетает прочная лиана. Она гибка и упруга, а вращение придает ей еще и дополнительную жесткость. Я зависал над медлительной улиткой, любовался молодыми побегами папоротника и получал удовольствие от понимания того, что при всей своей рациональности и точности природа никогда не создает избыточных линий и форм. Природа! Она дает глубину постижения сути посредством демонстрации своих трехмерных форм. Конструкций, имеющих характерное отличие от моих недавних автоматических рисунков - третье измерение! Высоту! Эффект формы!
  
  
  Гл "Священная книга Вени"
  
  Я записывал за Вильямом четыре месяца подряд. В основном, от руки. О чем он говорил? В поисках своего "альтернативного чуда", Вильям углубился в такие дебри, столько перелопатил материала, что пересказать, поясняя на пальцах, даже в общих чертах было бы невозможно. Поэтому я и решил записывать. Понемногу, но каждый вечер, после того, как мы с ним расставались. Рисунки делал схематично, а позже, когда появлялось свободное время, перерисовывал начисто.
  Это от старика Вильяма я впервые услышал про летающую Гаруду, про чудесные свойства свастики и еще трех десятков знакомых с детства знаков. Он погрузил меня в мир не только альтернативной энергии, скорее это был мир альтернативной истории и такой же логики.
  Так, по крупицам, у меня собралась внушительно объема книга, ценность которой вряд ли можно выразить в условных единицах.
  
  Я не стану рассказывать, о чем она, сам посмотришь, если захочешь. Не знаю почему, но тебе я, Юра, доверяю, поддерживая довольно спорную мысль, что людям иногда свойственно абсолютно внезапное доверие. Вероятно, ты попал в место и время, где без доверия никак. Я спрятал свою книгу глубоко, в неприметной каменной кладке подъезда своего дома. Словно предвидел неладное ... В детстве, мы прятали внутри этой толстой стены свои мальчишеские "секреты". После сотрудников "скорой", в квартиру обязательно должны были нагрянуть мужчины с угрюмыми лицами, и хорошо, что я заранее побеспокоился о рукописи.
  
  Не передать, сколько соблазнов, низменных, незнакомых прежде порывов испытал я, когда работа над книгой была закончена. Незаметно для себя, я стал считать книгу плодом своего, исключительно своего труда! Представляешь?! Будто бесы вселились!
  Я почувствовал, что хочу вновь оказаться там, в привычном мне мире, где благодаря вновь обретенным знаниям, я смог бы достичь всего, о чем можно только мечтать. Я представлял себя сотрудником крупной компании, разрабатывающей новые, "безмоторные" самолеты; видел, как станут перекачивать тысячи тонн воды созданные мной автономные насосы ...
  Я.... Я!! До командировки в Китай, я несколько лет занимался малым бизнесом, и прекрасно представлял, как организуются инвестиционные проекты. "Ящик Пандоры", открывшийся в одночасье устами моего бескорыстного источника, предполагал торговлю патентами, как основным продуктом нового бизнеса, несколькими последующими поколениям моего рода. Представляешь, никакого производства, сплошь защита авторских прав на то, что создано миллионы лет назад и никем не оприходовано! Я неплохо ориентировался в патентном праве и мог представить себе масштаб реализованных лицензий, наряду с "потенциальной емкостью рынка".
  Ночами мне уже не спалось. Не давала покоя давняя мечта о "зеленой мили", укромного пентхауза в добротном восьмиэтажном доме начала прошлого века, талантливо вписанным уже умершим, безвестным архитектором где-то между Пятой и Восьмой авеню Ист-Сайда. Кому не хотелось бы встретить старость, смотря на мир из окон залитого утренним светом и утопающего в зелени дома, мимо которого день за днем летят стаи перелетных птиц?! Я бывал в тех местах, проездом. Не то, чтобы завидовал, но знал - рано или поздно, я дождусь своего шанса, чтобы запросто, не торгуясь, купить вожделенный пентхауз в собственность. Наличными, в духе 90-х. Колебания рынка недвижимости в ту пору уже происходили. Империи не умирают в одночасье, и на мой недолгий век агонии "оплота демократии" вполне бы хватило.
  Далее, еще одно лукавство. Из глубин рабской души червячком вылезла с виду приличная мысль уподобиться Казимиру Малевичу с его "Черным квадратом", и разместить на международном аукционе что-нибудь из известного мне, в качестве уникального арт-объекта. Эдакого фетиша механического супрематизма.
  И все, что для этого надо - воссоздать в шикарном винтажном прототипе и заявить о его продаже на аукционе Sotheby"s то, чего мир не видел более 15 тыс. лет. Данный лот вмиг станет самым желанным экспонатом из размещенных... Шутка ли - набившая всем оскомину, классическая свастика, к примеру, которая вращается сама по себе. Да не просто вращается. Крутящий момент, который способна развивать подобная конструкция, сравним с мощью промышленного гайковерта.
  Я остаюсь безымянным, получаю за свою экспозицию несколько десятков миллионов, и исчезаю с горизонта событий за ненадобностью. Но дальше что? Когда я представил себе лицо чванливого коллекционера, купившего механическое чудо и спрятавшего его в охраняемой подземной кладовой в стенах собственной виллы, меня вновь начали раздирать противоречия. А люди, что с ними?! Снова молиться и верить в то, что говорят по телевизору?!
  Я стал чаще уединяться. Бесы разрывали меня на части, и старик Вильям это, похоже, почувствовал.
  
  
  Гл Отъезд
  
  - Я лежал на заправленной постели одетым, скрестив ноги, и тупо уставившись в низкий потолок, когда Вильям зашел ко мне. Серьезный, пронзительный, холодный.
  Я поднялся, и присел на краю кровати. Казалось, старик видит меня насквозь, и все мои непристойные мысли крупным шрифтом написаны у меня на лбу.
  Он устроился на единственном моем табурете у небольшого оконца и долго молчал, глядя во двор. Я ждал.
   - Есть, Веня, такая хорошая книга Клиффорда Саймака: "Поколение, достигшее цели", - отстраненно начал Вильям. - Вот цитата из нее: "... Везде собирались кучки возбужденных, напуганных людей. Люди молились в церкви, где висела самая большая Священная Картина, изображавшая Дерево, и Цветы, и Реку, и Дом вдалеке, и Небо с Облаками, и Ветер, которого не было видно, но который чувствовался...".
  Понимаешь, люди молились тому, что для сотен, тысяч поколений их предшественников было обычным видом из окна. Они летели на межпланетном корабле и молились, не понимая ничего, из того, что было изображено на Иконе, но бережно храня и передавая Веру из поколения в поколение. Столетиями. Их тайна надежно хранилась в "священном письме", подобно тому, как бесчисленное количество тайн нашего прошлого сокрыто где-нибудь в Ватикане или секретных фондах Библиотеки Конгресса. Представь, что какой-нибудь умник вышел бы однажды из подвала ватиканских кладовых и произнес: "Христос улетел домой, на свою планету такого то числа, такого то месяца. Ни казни, ни всего прочего не было". Точка. Шок. Брожение в умах. Кому молиться, во что верить? Как ты думаешь, что сделали бы люди с таким "шутником"?
  - Растерзали бы на части, полагаю ...
  - И даже не испытали жалости, смею тебя уверить. Ни сразу, ни потом, когда страсти бы улеглись. Революции не делаются в одиночку. Многие правители и собственники крупных компаний могли бы явить сегодня миру "такое" из своих секретных закромов, что даже сложно себе вообразить. Сильные мира владеют сакральным знанием, давно владеют, и их желание жить в мире порока, лишь вопрос выбора, их личного, устойчивого выбора.
  Ты сам, если не ошибаюсь, смог убедиться, из каких сложных и противоречивых хитросплетений соткана ткань твоей души. Не то, что мы с тобой, даже такие выдающиеся мыслители, как Гурджиев, не всегда были способны противостоять соблазнам глубоко порочного мира. Я тебе так скажу - отдай все людям. Выйди в мир, утвердись в нем, но не потворствуй жажде мгновенного обогащения. Пусть энергия сжатой пружины станет свободна. Механического чуда не смог сделать Леонардо да Винчи, не сделали и мы. Знание о нем существовало, и будет существовать всегда. Как закат или рассвет. Ты просто смог увидеть, как восходит и заходит Солнце, но это еще не означает, что Солнце стало твоей собственностью. Не спеши с принятием решений. От себя попрошу одно: если найдешь в себе силы, создай музей в одном из тихих уголков внешнего мира, там, куда каждый год стекаются миллионы туристов, чтобы искупаться и позагорать. Не прячь ничего, сделай макеты всех известных тебе механизмов "прозрачными", понятными любому посетителю. Даже дети должны понимать, откуда берется энергия вращения. Оставь им возможность прикоснуться ко всему рукой, потрогать, почувствовать биение каждого механического сердца.
  Не скрою, мысли, подобные твоим, посещали и меня, не раз. И одному богу известно, каким чудным образом мне удалось избавиться от них, найти покой в своей душе. Не скажу, что мне хотелось именно славы, признания после долгих лет забвения. Скорее, мне хотелось еще больше творчества и команды единомышленников. Столько творчества, сколько нужно, чтобы наполнить смыслом каждую секунду оставшихся мне лет.
  Уезжай, с миром. Скоро здесь станет тесно. Когда китайцы закончат строительство дороги, от Мотуо останутся только воспоминания. Я тоже долго здесь не задержусь. Куда отправлюсь - еще не решил. Возможно, на Филиппины, или в Африку ...
  Мы обнялись у порога, так, словно я уже уезжал. От плеча старика, в которое я уткнулся носом, пахло чем-то из детства. Позже, я вспомнил: так всегда пахнет макушка ребенка, когда он чем-либо опечален.
  Через три дня я уехал. Навьючивая осла ранним утром, я чувствовал взгляд Вильяма у себя за спиной. Я знал, что он не выйдет меня провожать, но будет долго смотреть вслед сквозь пыльное окно.
  
  
  Гл Инновационная Мекка
  
  Я не стану утомлять тебя описанием всех своих хлопот, связанных с просроченной визой и утрясанием личных дел в Москве. Пропущу так же, и утомительное путешествие от Москвы до Владивостока, на свою малую родину. Окунуться в изменившийся, динамичный мир, мне было действительно, довольно сложно. Первое время, я испытывал нечто, вроде агорафобии - массовое скопление людей вынуждало меня их сторониться.
  Во Владивостоке, я поселился у своей мамы, через полтора года ее похоронил, написал тезисы бизнес-плана по созданию "механического музея", а когда истратил все банковские накопления, принялся за поиски временной работы.
  
   Как и большинство людей вокруг, я явно переоценивал свои способности, но считал эту человеческую слабость реальным движителем прогресса. Поэтому, в один из дней, доедая свой завтрак, я ни минуты не сомневаясь, открыл свежий номер региональной газеты с объявлениями о вакансиях в разделе "Топ-менеджеры. Руководители".
   Среди набранных жирных текстом строчек с пометкой "срочно!", мне удалось выделить несколько воображаемых соответствий, и я углубился в детали:
  
   Топ-менеджеры.
   Вакансия: Администратор торгового зала
   Требования к кандидату
   Возраст: 25 - 50 лет
   Требуемое образование: Средне-специальное
   В подчинении 70 человек (!)
   - Интересно, чему же сможет обучить этот "средне-образованный Топ-менеджер" своих многочисленных подчиненных? - подумал я - и каковы, же эти 70, если парня с ПТУ-шным образованием для них достаточно?
   Пропустив дальнейшие нюансы вакансии, я передвинулся к следующему объявлению:
   Топ менеджеры.
   Вакансия: Офис менеджер.
   Сведения о работе.
   Занятость: Свободный график - (О, как?! неплохо для ТОПа)
   Требуемое образование: Средне-специальное
   Опыт работы: Без опыта
   Обязанности по работе:
  помощь руководителю в организации деловых переговоров - (чтобы со стула не упал, вероятно?!)
   Сведения об оплате
   Форма оплаты: Процент
   - (наверное, 20 % от сделок, совершенных в короткий, светлый период.)
   Требования к кандидату
   Возраст: 20 - 50 лет
  
   Далее все шло списком, вероятно, отсортированным при наборе в печать специалистом, неплохо разбирающимся в понятиях - имбецил, дебил, олигофрен. ТОПы поперли по порядку: ...обучаемые..., имеющие хорошие речевые навыки, умеющие работать с VIP клиентами (за 38 000 руб. в мес.!), и даже фин. директор, с навыками "заполнения платежных документов в компьютерной программе".
   Допивая чай, помню, как поперхнулся, читая обведенное траурной рамкой, следующее "срочное!":
   Топ менеджмент. Ногтевой бизнес
   Вакансия: Руководитель ДВ региона
   Работа на базе homme-office
   опыт работы: на руководящей должности от 1 года - (действительно, какая разница, чем будущий "бедняга - homme" раньше руководил...)
   А над последним, помеченным мной карандашом - я уже смеялся в голос, представив, как подавая в газету заявку, ее автор опасливо оглядывался вокруг ...
   Топ-менеджеры.
   Вакансия: Старший инспектор
   Сведения о работе: Рекламный бизнес
   Оклад: 25 000 - 39 000 р. + 3 % от договора
   Примечание: Предпочтение бывшим сотрудникам МВД и работникам коллекторских агенств. -
   (!!! - вот это реклама. - радовался я находчивости работодателя, - набили морду заказчику - получили 3%)
   Но мне, все же, повезло: - на следующей странице газеты, совершенно случайно, я наткнулся на крупный рекламный модуль вакансий от какого-то "многопрофильного производственного предприятия"... На телефонный звонок о месте и времени собеседования мне вежливо ответили.
  
   ...В тесной приемной собралось много народа, с заранее уставшими, обиженными лицами, и было нечем дышать. Вероятно, предприятие проводило массовую ротацию персонала, или только что открылось для больших свершений. Я уселся в уголке и обреченно ждал своей очереди на собеседование.
  Минут через тридцать, меня пригласили пройти сквозь краснодеревую двухстворчатую дверь.
   За длинным столом, стоящим в глубине помещения собрался целый "президиум": прямо по центру, положив мясистый подбородок на кисть правой руки, застыл либо бухгалтер, либо "зам", толстенький, лысый, смотрящий прямо перед собой сквозь крупные дымчатые очки. По левую от него руку - нервный, морщинистый кадровик с пронзительным взглядом НКВДэшника; справа - миловидная девушка-"помощник", и рядом с ней "юноша-юрист", изо всех сил старающийся казаться старше. У окна, в позе глубокой задумчивости, устроился главный затейник процесса набора персонала - директор. Элегантный, моложавый на вид, с крупными, правильными чертами лица, и почти незаметной сединой, едва коснувшейся висков. Он повернулся к аудитории вполоборота и присутствовал абсолютно формально, напоминая Алена Даллеса на переговорах с генералом Вольфом.
   Про себя я заметил, что директор, невзирая на подчеркнуто отсутствующий вид, производит приятное впечатление руководителя абсолютно новой формации. Из тех, кто не курит, раз-два в неделю выпивает немного виски, занимается на тренажерах, и хорошо питается.
   "Допрос", как и положено, начал "НКВДэшник".
  - Я ответил, что по образованию инженер-мостостроитель, но, за последние 8 лет приобрел навыки инновационного подхода к теории вращения различных механизмов. Считаю, что могу быть полезен, прежде всего, именно этим.
  - Простите, что вы собрались вращать, я не до конца понял? - переспросил толстенький в очках.
   - Да что угодно. Я говорю о инновациях, которых ждет страна. Говорю о разработке собственного продукта компании с весьма оригинальными свойствами, его внедрении в мировой рынок, и о своей возможности принять в процессе внедрения самое активное участие. От эскизов и чертежей, до выпуска серийных изделий. Полученный мной уникальный опыт и инженерное образование станут здесь весьма кстати.
  - Вы что же, считаете себя изобретателем? - продолжил "зам".
  - Нет, это не совсем так. Я просто долго изучал в Тибете принципы работы абсолютно новых, механических движителей, состоящих всего из двух десятков деталей.
   - Где, в Китае? .... Инновации?... Не морочьте нам голову! - язвительно заметил мне "кадровик". Девушка улыбнулась. "Юрист" не к месту хохотнул и тут же, испугавшись, притих. - Скажите лучше, вам знакомы обязанности сотрудника охраны?
   Я, было, открыл рот, чтобы ответить ему, но меня опередил директор. - Будьте добры, продолжайте, - коротко взглянув на меня, произнес он, - о каком продукте может идти речь?
  Аудитория притихла.
  - Говоря обобщенно, это может быть любой механизм из известных современной промышленности: шнек, центробежный насос, промышленный вентилятор, автономный прожектор, винт небольшой лодки, или пропеллер одноместного самолета. Принцип их работы будет совершенно отличен от ныне существующих. В ряде случаев, силовой привод питания движителей будет просто не нужен. Прожектор сможет светить сутками и месяцами без аккумулятора, насос - перекачивать воду, а винт, двигать по воде лодку без участия мотора, за счет сил упругости постоянно сжатой пружины.
  Я понимаю, что говорю сейчас вещи, крайне непопулярные в технической среде. Но, в свете предлагаемых мною решений не заложен принцип "вечного двигателя". Речь идет лишь о компактном механическом устройстве, где роль двигателя исполняют консервативные силы, иначе - силы упругости.
  Директор сделал несколько шагов по кабинету, скрестив на груди руки. В президиуме воцарилось молчание. Все ждали, пока "мудрейший" молвит слово. Ждал и я, вглядываясь в лица напротив.
  В растерянных лицах присутствующих, мне, к сожалению, не удалось разглядеть ровным счетом ничего! Абсолютно никакого выражения! Я увидел только готовность презрительно рассмеяться мне навстречу, или натянуто улыбнуться, продолжая оставаться в полном неведении о предмете разговора. И готовность эта была для каждого лишь способом реакции на мнение начальника. Мне, вдруг, стало страшно! Вспомнилось опечаленное моими внутренними метаниями лицо Вильяма, и его слова напоследок ...
  - Вы слышали что-нибудь..., извините, как вас... по отчеству? - наконец откликнулся директор.
  - Анатольевич, Вениамин Анатольевич, - охотно подсказал я.
  - ...Что-нибудь, Вениамин Анатольевич, о профессоре Зысине и его холодильнике?
  - Нет, к сожалению, ничего ...
  - Так вот, талантливый советский теплотехник, Владимир Зысин, еще в 60-х годах прошлого столетия, создал холодильник, не требующий подключения к городской электросети. Холодильник производил холод за счет тепла охлаждаемых тел. С 1962 года изобретенные им холодильники некоторое время серийно производились в стране, но внезапно исчезли, были сняты с производства. Сегодня, ни студенты-теплотехники, ни преподаватели классической термодинамики, о профессоре Зысине и его работах не знают практически ничего. Холодильник был, конечно же, не без изъянов, но с точки зрения изучения принципа работы тепловых насосов - безупречен. Но, возможно, вы слышали о трудах И.С Филимоненко или Гребенникова?
  - Нет, не слышал.
  - Жаль, весьма полезное было бы знание ... Впрочем, мне по душе ваша пассионарность. Юля, - обратился он к затылку девушки-помощника за столом, - а у нас в 301-м сейчас свободно?
  - Да, Андрей Ильич, ключи у меня, - услужливо откликнулся мелодичный девичий голосок.
  - Ты не будешь возражать, если мы посидим там немного с Вениамином Анатольевичем?! Сходи, вскипяти пока чайку, мы сейчас подойдем.
  
  Мы прошли в небольшой 301-й кабинет, с уютными домашними шторами на окнах, и Андрей Ильич выставил на стол початую бутылочку "Армянского ?7".
  Сквозь простые приготовления и общие вопросы я украдкой наблюдал за "шефом". Я был слегка взволнован, размышляя, что именно во мне могло побудить его продолжить беседу в доверительном уединении.
   - Ну, за знакомство! - произнес Андрей Ильич, и приветливо улыбнулся. Более того, прошу извинить, что сразу не представился лично - Андрей Ильич Бохульский.
   - За приятное знакомство, - уточнил я и подождал пока директор отведает из своего кубка первым.
  - Тогда, на "ты" ..., хорошо?
  - Да, без проблем ...
   - Я здесь вот что подумал, - перешел он к основной части, не дожидаясь, пока этиловая судорога отпустит мышцы поджавшейся челюсти. -
  О твоих навыках. Все что ты рассказал..., это, как бы лучше.. - дело далекого будущего. Но, есть и реальные проблемы, стоящие перед личностью, страной, миром, наконец, не правда ли?!
  Я кивнул.
   - Слушая твой текст, у меня по его ходу возникла мысль о отвоем потенциальном участии в совершенно новом виде бизнеса, в формате современных воззрений на когнитивный маркетинг, так сказать. Полагаю, это понятие тебе знакомо?
  Я с удовольствием улыбнулся, и утвердительно тряхнул головой. Его деловитость мне нравилась.
   - Творчески одаренные люди стране ой как нужны. Тем более с твоим опытом ... Иными словами, кое-что совпало.
  Итак, новый бизнес должен стать некоторым прорывом не только в Российских технологиях построения бизнес-процессов, но и может послужить отличным примером для подражания в ряде западных стран. В чем суть (и он налил, вероятно для пущей убедительности, еще по одной), она проста.
  У меня есть новая медицинская фирма. И средства кое-какие тоже, не бедствуем.
  Мы договариваемся, сразу, "на берегу", о неких процентных отчислениях в твою сторону. Я беру тебя за штат..., оформим как-нибудь, это дело не хитрое. Должность твоя - креативный директор и научный медицинский консультант. Основным продуктом нового бизнеса является выбранная тобой, как специалистом-консультантом, незамужняя девица.
  - ?
  - Насчет девицы, ты все правильно услышал - любая девица с приличными внешними данными, печальными глазами и длинными костями, позволяющими судить о характере ее пищеварительных и других обменных процессов. Основная ее задача, по подписанному контракту - сидеть дома и жрать!
  - Не понял, простите...
  - Я не ошибся - сидеть и жрать все подряд несколько месяцев к ряду! Ты же ей будешь оказывать всяческую информационную поддержку и контролировать прирост массы тела.
  - Как бройлеру?
  - В самую точку, именно так! Расходы все, я, безусловно, беру на себя. Далее, мы эту девицу пристраиваем в одну из медийных групп, у меня есть кое-какие связи, и ребята -профессионалы занимаются ей уже вплотную. Их задача - оформить разжиревшую девку на один из телеканалов, просто, чтобы мелькала. Чем чаще - тем лучше! Неплохо было бы, если она при всех своих добродетелях, будет иметь с горшочек мозгов, так, для пущей симпатии аудитории канала. Девка мелькает, к ней привыкают, и можно сказать начинают симпатизировать. А она - жирная, просто огромная! Теперь понял суть бизнеса?
  - Еще нет...
  - Да все-ж уже очевидно! На Руси всегда любили кого? Страдальцев. А тут, совершенно внезапно для аудитории, по прошествии времени, этот симпатичный страдалец с тремя подбородками и печальными очами, начинает сдуваться, ну прямо на глазах. Худеет наш бройлер: - не по дням, а по часам! Все - народный герой готов. Индустрия народных героев заглотит его, даже не разжевывая. Целиком.
  - Так в чем же инновационный подход? - смущенно улыбнувшись, продолжал недоумевать я.
   - В чем инновации, спрашиваешь? Да, видно, что ты от серьезного бизнеса далек, хоть и работал... Перестаем кормить! Героиня начинает внезапно худеть. Ну просто на глазах. "Чудо!" - говорят друзья. "Чудо!" - вторят им специалисты. Публикации, сайты, интервью.... Примерная стоимость худеющего жир-треста уже потянет на два - три миллиона, с одних только контрактов на рекламу... Это же духовный подвиг индивидуума, кропотливая работа над собой. В наше время - лучшее лицо любого канала!
  Многие страждущие начинают выведывать, искать заветную клинику. А клиника здесь: - я ее уже открыл. И даже есть пакетики, с уже упакованным уникальным средством.
  - И в чем суть средства, как оно действует на пищеварительный тракт?
  - А ты, что, всегда ищешь в чем-либо суть? Главное - "не навреди!", ведь так учили в древности? Возьми любых фармацевтов... Вспомни современные препараты, от арбидола, до морской воды "в нос" по стоимости бутылки хорошего коньяку. Основная задача бизнеса в чем - красиво упаковать, и не навредить.
   Мой рецепт "чудо средства", в отличие от продукции лидеров рынка, составлен из ряда обычных и не совсем обычных вещей. От него не станет плохо, но самое главное - его основные ингредиенты заимствованы мной из старых рецептов вьетнамской кухни... Совершено безвредных!
  Вьетнамцы любят угощать туристов дарами моря, насыщенными белками. Так вот, мой препарат, в который входят: стевия вместо сахара, имбирь, и еще один секретный ингредиент китайской медицины, вызовет у адептов диеты такой "душевный зуд" в области гениталий, что они похудеют уже не от чудо средства, а от интенсивного секса или изнуряющего рукоблудия. Главное в том, чтобы принимать препарат после приема пищи, насыщенной животным белком. Понял теперь?! Вот тебе и 100% результат. Препарат бодрит, не вредит, и способствует стабилизации демографической проблемы в стране с неуклонно стареющим населением.
  Продать мы его успеем не более 500 000 упаковок. Я просчитал. Далее начнется неконструктивный процесс, критика и все такое... Но 500 000 упаковок сожрут, и не подавятся. А теперь, посчитай сколько это в итоге, умноженное на сто долларов. Это 50 млн. долларов, мой друг! На ровном месте. С одного только откормленного бройлера. И пять процентов из них - твои, за минусом понесенных расходов. Ну как, уловил красоту мысли? Представляешь, если мы этих бройлеров на потребу индустрии откормим с десяток. Вот где перспективы с переходом к мировому трансферту передовых технологий!
  - Теперь в общих чертах понятно, но кто-ж согласится то? Это же глубокий стресс для организма...
  - Да без проблем, вообще, даже не думай об этом. Возьми любую, потихоньку спивающуюся звезду эстрады 90-х, оставшуюся без работы. Сидит себе дома и жрет, к тому же - на шару! Ее многие знают в лицо, так что на раскрутке такой звезды мы реально сэкономим. Просто выбирать надо среди тех, кто сможет потом оклематься, так сказать, с интенсивным обменом веществ.
   Я понимающе улыбнулся и намеренно долго смотрел в окно. В этой, богоизбранной стране - думалось мне, - даже такое понятие как инновации, проходит свой долгий путь внедрения исключительно через жопу! Какие уж там дороги?!....
  Мы одновременно с Андреем Ильичом встали, он надел плащ, а я пообещал, что обязательно всерьез обдумаю его предложение.
  
  Гл Изгой
  
  Я писал письма, много писем. Звонил, куда-то, согласовывал встречи. Чертил, рисовал, пояснял ... Один отказ за другим. Лица. Сочувствующие, лукавые, язвительно отталкивающие, безразличные, просто глупые - разные. А еще, пальцы, вернее один, указательный. Им обычно показывали куда-то наверх, в "резиденцию нефтяных богов". Гневаться, мол, будут боги, не нашего ума это дело! Смирись, будь как все ...
  И я поверил. Поверил, что на родине Менделеева, Ломоносова, и Попова, можно с успехом производить только инновационный пенопласт для утепления подвалов и разливать бутылочное пиво. Все остальное - в промежутке.
  Было горько, очень горько от ощущения, что я даже не винтик в уродливом механизме бытия, так, плевок на дороге. Наверное, за годы своего уединения, я отвык от такого огромного количества равнодушия, сплоченного в плотную кучку. Настолько отвык, что каждую свою неудачу воспринимал как окончательную, абсолютную.
  
  Я запил. Пил дома, в маминой квартире, на улице со случайными знакомыми, где попало. Душа разрывалась на куски. Я прекрасно понимал, что никому не нужен и не интересен, но не мог согласиться с мыслью, что никому из ныне живущих нет никакого дела до знания, которое я готов был передать практически бесплатно. Все что мне было необходимо - работать, чтобы обеспечивать себя и передавать полученный мной опыт всем, везде, повсеместно.
  В какой-то из дней я познакомился с "приличным пьяницей", показавшимся мне заслуживающим особого доверия. Мы стали встречаться с ним у меня дома. Толя был физиком-теоретиком, бросившим любимую научную работу от невозможности прокормить семью. Следом, не осталось и семьи, так как вышло, что кроме теоретизирования, ни на что больше он не был способен.
  С Толей мы находили поденную работу чтобы было на что выпить вечером: вывоз мусора, разгрузка, погрузка, подъем-спуск мебели и все такое. По вечерам говорили много, откровенно, можно сказать по-дружески.
  
  - Знаешь, Толя, я хотел бы написать книгу, но я ее никогда не напишу.
   - Почему?
  - Текущий, так сказать момент, продиктован тем, что собственно книг никто не читает. Посуди сам, в мире рулит рейтинг.
  Замухрышное "мыло про котэ" на You Tube собирает до нескольких десятков миллионов просмотров. Параша во всех ее возможных видах стала выгодна для бизнеса и каждого отдельного пользователя.
  Если сложить вместе часы свободного времени средне статистического жителя планеты, то половину своего времени он будет разглядывать котэ, еще половину мастурбировать с сосредоточенным лицом, чтобы не спалиться перед домашними, а дальше - прием пищи, новости, бестолковые сериалы, традиционные мероприятия по личной гигиене, и сон.
   Собственно, и весь досуг. Он, этот внешне приличный, абстрактный гражданин, будет успокаивать свою удивленную душу тем, что ему надо тупо расслабиться. Он чертовски устает на нелюбимой работе, поэтому черпать охапкой непотребное - единственный для него выход. Такая логика.
  Возможно, именно поэтому я не верю в демократию! Ну не ве-рю. Искренне, давно и всерьез! Более того, вот тут я уверен, просто знаю, что практически каждый из мало-мальски образованных людей, которых на Земле не более пяти процентов, не понимает данного понятия в принципе. О чем речь?! Демос... кратос.... Что вложено в эту чертовщину, бессмыслицу, которая если и существовала хоть однажды, то в пределах исключительно небольшого племени, затерянного среди бескрайних джунглей какой-нибудь долины Амазонки. Нет подобного в природе и не будет никогда, вот что я тебе скажу!
  Да, о книге ... Когда вопрос коснется читать ее или не читать, он, наш абстрактный герой, обязательно прочитает многочисленные комменты о смысле книги, не взирая на то, что потратит на это времени ровно столько, сколько в былые времена тратили, чтобы просто пролистать первую главу. Он вновь пропустит сквозь себя уйму словесной параши, состоящей из разношерстных, собранных в бесформенный колтун клочков так называемого общественного мнения. Мнения тех, большинство из которых для себя и не решили, что же крутится вокруг чего, Солнце или Земля.
   А книгу он читать, в итоге, не станет, если конечно в ее рекламу не ввалены сотни тысяч долларов, как они были ввалены в "пятьдесят оттенков" какой-нибудь очередной глупости.
  ... Сколько времени жива человеческая память? Не более двух-трех десятков лет, когда подросшие, окончившие какой-нибудь "Хогвартс" умники, начинают убедительно рисовать собственную версию хорошо известных событий. Так, бизнеса ради. Кому протестовать против? Тем, кто ушел на покой и прекрасно понимает, что конвертированная энергия изреченного в широкие массы слова даже от 100 000 стариков не способна зажечь элементарную лампочку карманного фонарика?
  У них, у этих умников, для создания своей, альтернативной истории конечно же есть масса причин. Одна из которых всем хорошо известна - надо кормить детей. На этом месте критики всегда умолкают, вспоминая о собственных. Что уж тут говорить о какой-то книге, в которой автор попытался... просто попытался изменить что-либо.
  - Постой, Веня, не кипятись... Может Президент откликнется на твои инициативы. С его пресловутым ручным управлением, - вяло протестовал Толя, - сколько вопросов за 15 лет удалось решить.
   - Ты знаешь, у меня в юности был такой друг.., ну один в один. Дело было в начале 90-х, в период зарождения основ современного бизнеса. Так этот друг забирал откаты у оптовиков в Москве за покупку нами тех или иных таблеток. С каждой покупки 10% наличными, просто в карман, втихаря. Такие были времена. Нет, он не был вором. Просто ему хотелось собственными руками "творить добро" на собранные средства. И только ими, этими всемогущими руками. Никакого другого способа он и представить себе не мог. Прошло несколько месяцев, и бизнес-процессы в организованной нами компании застыли словно загустевши бетон. А где же наш друг, "Иван Иванович", спрашивали все: чиновники средней руки, главные врачи - все вопросы перестали решаться в отсутствие моего друга. Остальной персонал созданной компании, вплоть до директора, мало кого интересовал. Осталась лишь видимость работы, а впоследствии - всеобщее горькое разочарование.
  Нет, пусть горит все синим пламенем! Ничто из того, о чем я молчу не увидит свет! .... Наливай, Толя, у нас за окном сегодня хороший, солнечный день.
  ..Знаешь, мне все чаще хочется стать собакой в этом мире живых. Просто дарить тепло своей души... всем, каждому встречному, не взирая на то, любит он собак или нет. Я не знаю причины этой метаморфозы, но очень хочу, чтобы после моей смерти, меня кремировали... Чтобы на этой планете, наполненной "потенциальными возможностями" от меня не осталось ровным счетом ничего, даже мимолетных воспоминаний. Будто я и не существовал никогда.
  ... Мы пили, много, азартно, не выходя из квартиры сутками, так, словно за окном уже не существовало среды для жизни биологических видов. Что-то продавали, без сожалений, отчаянно, за бесценок. Когда затуманенный дешевым алкоголем взгляд наталкивался на кажущийся совершенно бесполезным предмет быта, он тут же шел в продажу. Продавали кому попало: соседям, прохожим, грузчикам вино-водочных магазинов ....
  
  .... А дальше ты все знаешь! - заканчивает Веня свой рассказ.
  
  
  Я подошел и крепко обнял плачущего навзрыд рассказчика.
   - Нет, Веня, - сказал я ему, гладя всклокоченные седые волосы, - такой огромный пласт знаний не может висеть в облаке вечно. Слишком тяжел. Он обязательно выпадет дождем. Вот только где и когда, нам не дано знать.
   Мы долго молчали. Я прижимал к себе хрупкое тело вконец уничтоженного всемогущей Системой человечка, и мне казалось в ту минуту, что роднее и ближе его нет никого на свете.
  
  ... Моя вторая неделя в этом странном, унылом заведении. Даже сейчас, под самый конец истории, мне не хочется посвятить его описанию ни одного слова.
  Меня больше не колют в ягодицу. В основном, таблетки. Доктор Котик говорит, что я гигантскими шагами мчусь навстречу своему выздоровлению.
  Все идет своим чередом, и я не вижу больше зеленых человечков. Я тешу себя мыслью, что обязательно "поправлюсь", отыщу в тайнике Венину рукопись и найду в себе силы написать обо всем.
  Искушения, конечно же, не обойдут меня стороной. Но я постараюсь не гореть страстями, какими горел мой нечаянный друг Веня. Я, кажется, понял главное из его текста, который наполнил меня до краев: мы рождены на свет для того, чтобы однажды, поднатужившись, сотворить то, чего весь мир меньше всего от нас ожидает.
  
  
  
  
   Вместо эпилога...
  
  Это был странный молебен. Говоря языком современным, он более походил на безумный флэш-моб. И безумным он представлялся по двум причинам: во-первых, одновременно, в нем участвовали восемьсот миллионов человек; и во-вторых - жители планеты, не принявшие участие в стихийной акции, могли в деталях видеть сосредоточенные, молчаливые лица. Крупно, на экранах своих телевизоров, вопреки негласным правилам подобных мероприятий. Мимо такого масштабного события не прошел ни один телеканал. Сто пятьдесят стран дружно выдали новость первой полосой.
  Участники молебна и не думали скрывать своих лиц, стесняясь прослыть чудаками. - не до того им было. Что-то произошло... Случилось нечто, способное объединить всех в местах компактного проживания. Люди шли и шли: по одиночке, семьями и большими компаниями. Мусульмане и протестанты, даосы и христиане, бритые нацболы и геи, лесбиянки и убежденные гетеросексуалки, усаживались рядом, на теплых камнях старых европейских площадей и асфальте узких азиатских улочек, не тесня и не разглядывая друг друга. До назначенного часа загадочного действа оставалось не более тридцати минут.
  Вездесущие репортеры снимали без дублей, вживую, поражаясь обилию известных лиц. Стоило им установить штатив камеры поближе к знаменитости, и спросить, что она обо всем этом думает, как, следом уже подтягивалась следующая звезда, рангом повыше. Камера оператора дергалась, перескакивая с одного персонажа на другого, и заражая телезрителей особым драйвом подчеркнутой реальности происходящего.
  
  Как все началось, вероятно, спросите вы? Однажды. С того момента, когда эксцентричный ученый-физик, Галф Лоре, провел сногсшибательный эксперимент, окончательно доказавший, что концентрированная человеческая мысль исключительно материальна.
  Опыт был поставлен в высшей степени убедительно! Шутка ли, собрать 500 обычных людей из десяти различных стран и уговорить их мысленно приподнять один из поперечных каменных блоков Стоунхенджа. Так просто, в едином порыве, не выезжая из своей страны. Исключительно по фотографии объекта. Ну, люди поднатужились, и приподняли. И даже заставили парить 10-ти тонную каменную глыбу в воздухе на протяжении пяти минут. Эксперты и телевизионщики, плотным кольцом окружившие древний памятник архитектуры, были потрясены. Но сомнений не осталось - мегалит плавно, как бы неохотно поднялся в воздух и ... завис.
  
  Прошел год. Об удачном эксперименте пошумели в прессе, и стали забывать. Все бы, наверное, и забылось окончательно, как и многое другое в мире сверхзвуковых скоростей.
  Но, ранним утром, летом 2016 года на одном из туристических маршрутов старой Варшавы, неподалеку от Королевского замка, появился странный юноша с потрепанным школьным глобусом в руках. Был ли он художником-авангардистом, или просто молодым шалопаем, толком не известно. На вид, ему было не более двадцати. Худощавый шатен в свободной одежде военного кроя. Юношу сопровождала слепая рыжая собачка с белым боком и купированным хвостом.
  Юноша сел на мостовую, спиной к стене, под окном старого кафе. Стараясь не мешать прохожим, он поджал под себя ноги, и установил глобус перед собой. Собачка устроилась сбоку, и долгие часы спокойно ждала рядом.
  Окажись в ногах у странноватой парочки перевернутая шляпа, они бы вряд ли заслужили внимания многочисленных туристов. Но, парень ничего ни у кого не просил. Он просто сидел и молча улыбался, глядя на глобус. Изредка, чтобы развлечь себя, он вращал истертый временем разноцветный шар вокруг скрипящей оси.
  К обеду, забавный перфоманс с мостовой исчез. Но на следующее утро, в тот же час, появился вновь, удивляя прохожих необычностью развернутой инсталляции и отсутствием очевидной мотивации. Скромный паренек с искренней, слегка печальной улыбкой, блуждающей по обветренному, загоревшему лицу; истертый, пластмассовый земной шар, диаметром в метр; и удивительно спокойная, слепая собачка нелепой породы.
  Они словно представляли собой единое целое, и, постепенно, люди вокруг стали это замечать. Иные останавливались, и сочувственно улыбались, глядя на собачку, реагирующую на новый, незнакомый запах умилительным подергиванием чувствительного черного носа. Стояли, просто, без слов, пытаясь заглянуть парню в глаза. И каждый, интуитивно, силился понять, что не ошибся, что он действительно видит то, чего долго ждал.
  Через неделю такого настойчивого, молчаливого диалога, интуиция прохожих начала подавать первые признаки жизни.
  Солнечным утром, в воскресенье, к сидящему юноше присоединились две молодые девушки - подружки. Они устроились на принесенных с собой картонках в нескольких шагах от живописной инсталляции, достали из сумочек два маленьких китайских глобуса и выставили их у своих ног на пластиковых стаканчиках. Немного пошептавшись, и усевшись поудобнее, девушки сосредоточенно умолкли.
   Через час, защелкали затворы фотоаппаратов группы организованных японских туристов. Через два, вежливые полицейские поинтересовались у ребят все ли в порядке, и, не заметив ничего подозрительного, отошли.
  На следующий день в полном молчании, на освещенной ласковым утренним солнцем, уютной варшавской улочке, сидело уже девять человек.
  Перед ними стояло восемь маленьких глобусов, и, конечно же, один большой, диаметром в метр. Так все и началось. Остальную работу за инициаторов молчаливого флэш-моба проделал всемогущий YouTube...
  Через год, на его просторах родился новый Gangnam style. Надувные шары-глобусы взлетали в воздух тысячами. Креативная молодежь всего мира задавала жару, размещая стильные и смешные ролики "я и глобус" на просторах сети.
  Наверное, людям давно была нужна такая простая идея. Похоже, они устали от созданного их вождями черно-белого мира, расчленяющего любое понятие на кучку бессмысленных запчастей. Устали от бесполезной медицины, формального образования, неуважения к старости и бумажных денег. Они больше не верили в джихад, плюрализм, демократию и мудрость своих царей. Они хотели единого Бога. Бога не карающего, а способного вернуть им утраченный смысл Веры.
   Без лишних умных слов они поняли, что всю свою жизнь твердо стоят ногами на могучем круглом теле самого прекрасного Бога на свете. Из глубин своей души они узнали, что молитва может быть безмолвной и у Бога не надо ничего просить.
  Наоборот, следовало ему помочь. Заботой, участием. Подарить всю свою любовь, выжав ее из измученных сердец, по капле, сколько у кого есть. Подключиться к планете на гармоничной частоте любви и приподняться вместе, в едином порыве, над пропастью мракобесия.
  Так, в один из осенних дней 2016 года они и поступили. Пришли, в назначенный организаторами беспрецедентного события час, и молча расселись на площадях и улочках своих городов. У каждого в ногах, на одноразовом пластиковом стаканчике, покоился маленький искусственный Земной шар. Люди молчали. Все, уже не раз, было сказано.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"