В келье горящего монастыря

 воздуха меньше и меньше

 с каждой секундой.

 Строят служители будущее

 из домино,

 один мрачно хвалит вино

 последнего урожая,

 другой, с изъязвлённым лицом,

 кивает.

 

 Пламя же рвётся извне,

 стены в огне,

 крики роятся

 даже сквозь страх,

 даже под воском в ушах.

 

 "Кажется, мир накрывает", -

 мог бы и третий сказать.

 Мог бы, всё верно, но

 лампочка над столом,

 слушая их, мигает,

 и сверхбожественный лик

 неизъяснимо в ней проступает,

 славят уста его так:

 - Пламя - краплак,

 льётся пусть и очищает,

 а ко святым да местам

 окалины не прилетают,

 проклятия не прилипают.

 Зубы о дёсны кроша,

 молча монахи внимают

 записи мёртвой,

 постыдной

 в келье горящего монастыря,

 

 пока с них и кожу, и мясо

 пожарищем не срывает.