Никогда я не ходил на вечеринки моих одноклассников. Достаточно было того, что уже десяток лет я каждые полдня видел их всех вблизи. Но чёрт меня дёрнул согласиться на тот раз. У одной из девочек родители куда-то уехали и квартира оказалась свободна для мероприятия. Деньги собраны и... я с трудом воспринимал действительность: столы были уставлены не только явствами, но и бутылками, среди которых не было ни одной бутылки с лимонадом.
Посадочные места соответствовали количеству участвующих и кроме вилок и ложек напротив каждого стула на столе гордо возвышался двухсотграммовый стакан. Нигде и не пахло ни тортиком, ни чаем. Я всё ещё воспринимал эту декорацию, как шутку, даже после того, как стаканы были налиты до ободка бесцветной жидкостью, запах которой давал мне ясно понять. что это не камуфляж. По какому-то поводу после какого-то короткого слова одного из присутствующих стаканы преодолели земное тяготение, но не преодолев взаимное притяжение, встретились посреди стола с зловещим лязгом, непохожим на хрустальный звон. После этого посуда была донесена обратно и осушена в жаждущие рты. В лёгком трансе я глядел, как наши девочки, целомудренные и патриотичные, комсомолки и спортсменки, симпатичные девочки, на которых и посмотреть плотоядно было нельзя по причине их непорочности, привычно опрокинув в себя зелье, почти не морщась, не менее привычно потянулись вилками к закускам и не моргнув глазом проследили за тем, чтобы стаканы наполнились ещё раз и до той же самой отметки. После этого, как по мановению волшебной палочки, опустошённая поллитровая стеклянная тара на столе была заменена точно такой же, но полной. Только тут я с ужасом вспомнил, что фамилии некоторых посетителей вытрезвителя, которые вывешивались в "Окне сатиры", буквально воспроизводят фамилии моих одноклассников. Усевшись от этого бедлама подальше, я наблюдал, как сплочённый застольный коллектив постепенно распался на отдельные группы. Кто-то терзал радиолу, пытаясь заставить пластинку крутиться с нужной скоростью, кто-то под это пытался танцевать, кто-то продолжал поиски чего-то в забытых салатах, кто-то вёл разговоры о вечном и прекрасном, не выпуская стакана из рук, в котором уже что-то краснело.
   - Ой, как мне плохо, - мне в плечо ткнулся фэйсом один из моих корешей. Бедный Вася! Наверное, ему ещё не приходилось так проводить время с одноклассниками. Я взял его за шиворот, и помахал пальцем у носа
   - А нечего было так нажираться, Вася!
   - Ха! Какие у тебя жесты! Как будто ты тоже принял, хотя я и видел, что ты отставил стакан, - передо мной стоял Вовка.
Я могу позволить корешу любой прикол в мой адрес. С любой степенью язвительности, но не сейчас и не по этому поводу. Поэтому, я только взглянул ему в глаза и ласково спросил, куда он шёл. Вован меня понял и свалил.
Я поднял Васю за брючной ремень, позволил ему обхватить меня за плечи и потащил его прочь, не обращая внимания на его шестьдесят килограммов. Плеснув ему по дороге в вырубающуюся харю холодной воды, я уверенно довёл его до дома, мимо его соседки, которая работала завучем в школе и в тихом ужасе сидевшей с коллегами на скамейке у своего двора, засунул Васю в его родной двор на радость его собаке да и пошёл обратно, поглядеть на окончание праздника.
Окончание было скомкано, потому что соседи повысказывали своё неудовольствие шумом, который производила пьяная недоросль, пообещали девочке рассказать всё родителям, когда они приедут, Все были в меру способностей заняты эвакуацией поля битвы с зелёным змием и на все голоса костерили за глаза Васю, что именно он испортил им праздник. Меня, почему-то, не решились обвинять.
Оставшийся год в школе я провёл ухмыляясь, когда глядел на девочек, рассказывающих у доски о том, что жизнь даётся человеку один раз и её обязательно надо прожить. Я точно знал, что с этим детством мне надо будет расставаться как можно быстрее. Говорят, что после выпускного вечера, мои одноклассники провели два дня в беспробудном пьянстве, но об этом я могу сказать лишь с чужих слов, потому что меня на этот раз не приглашали.