Аннотация: Рассказ по мотивам реального исторического случая - как молодой мальчишка Киев от печенегов спасал. Картина такая ещё есть "Подвиг молодого киевлянина"
...В битве непобедим
- Ты кто, малец? Чего тут делаешь?
Вопрос хороший. И что отвечать? То ли "Воин могучий, Киев спасаю", то ли "Не бей, дяденька, мы с головой с детства не дружим".
...Князь у нас походом ушёл. С дружиной. "На вы" соседям делать. То ли булгар зорить, то ли печенегов, то ли ещё кого - нам о том не докладывают.
Только вот печенеги об отлучке князевой похоже ещё раньше проведали. Сражаться с князем побоялись конечно, куда им, а только как отошла дружина подальше, так они под стенами и появились - ратью несметной. Обложили город со всех сторон - ни за стены выйти, ни лошадей напоить.
Как это дедушка говорит... дела кривые... нет, непрямые.
Чего пользы дружину в поле искать - да поди ещё и найдёшь - себе на беду. А возьмёшь малой силой княгиню с княжичами - князь и сам объявится, поход забросит.
А город меж тем на поток пустят и разорение, нас, горожан, невольниками - в Царьград или ещё куда.
А на том берегу Днепра воевода Претич стоит, с дружиной. Дедушка его иначе как собакой не кличет, знает, мол, собака, как мы тут бедствуем, да вид делает, что неведомо ему сие. Ибо не просто так он там поставлен - от нашего князя рубеж оборонять.
А теперь, дед говорит, значит, покинь меня, отрок, ибо трудиться мне надлежит до часу последнего, коего недолго уж дожидаться осталось.
Иду я, значит, от деда и думаю, отчего это в былинах всё так хорошо получается. Сколько я их слышал - ни одной новой не пропустил. И всегда то же самое: появляется воин могуч и красив, в битве непобедим, и разбивает воинство вражье. А в жизни наоборот всё. Могучие с князем ушли, остались одни старики да отроки.
Да и вправду сказать, что один против эдакой орды-то навоюет? В былинах-то просто всё: "Куды рученькой махнёт - туды улица, куды ноженькой пихнёт - переулочек". А в жизни утыкают стрелами - за ёжика сойдёшь.
А вот ежели князя призвать...нет, не догнать его... или дружину Претичеву... Это ведь и отроку по силам...
...Сам не знаю, что на меня тут нашло. Не помню, где узду взял - то ли подобрал, то ли украл у кого, да как из города осаждённого выбрался.
Оклемался чуток, смотрю, несёт меня нелёгкая прямо в лагерь печенежский - и не тайком крадусь, а напрямки, уздою краденной помахивая. А ножки-то сами подгибаются, зубы постукивают... страшно - аж не описать.
Печенеги на меня смотрят - и не видят, будто не узда у меня, а шапка-невидимка.
Только подумал так, только ободрился чуток - кто-то меня за ухо хватает. Как клещами кузнечными стиснуло. Поднимаю глаза - чур меня - стоит печенег - телом могуч, ликом... ликом зверовиден, небрит и нечёсан.
Кучуг, говорит, это малец, значит, по-ихнему, ты кто такой? Чего тут делаешь?
Чую, провалилось всё внутри - по самые пятки. Язык где-то у пупа бултыхается, зубы дробь печенежскую барабанную выбивают - мы её сколько слышали, как с мальчишками ихними лошадей пасли у кочевий тамошних - там трава всегда побогаче.
И как вспомнил я про то, так сразу всю дрожь как рукой сняло.
И на самом деле - да, велик, да зверовиден. Но не змей ведь трёхглавый, не лихо одноглазое - человек. Чем-то даже на Куркута похож, батьку Турахова. А что небрит и нечёсан - так и наши из похода возвращаются - каждый ликом - что зверь из чащи.
И не врага он во мне видит, не воина могучего - так, чопона, пастушка, по-ихнему. Ну и отвечаю я ему так жалостно, не бей, мол, дяденька, коня я упустил, не найду, так тятя с меня живым кожу снимет. Мы-то как с их ребятами водились, так наречию немного и выучились.
Дал он мне подзатыльника, так, вроде задатка, знает ведь, что с пастушком за потерю сделают, я аж кубарем покатился. Бегу через лагерь печенежский и каждому встречному уздечку показываю, спрашиваю, не видели, мол, коня тятиного, Кулином кличут, чёрного такого с пятном белым. Всё равно, как про мышь серую в амбаре спрашивать - всяк видел, всяк покажет.
И бегу я прямо к Днепру, Кулин, кличу, Кулин, чего ж тебя, волчья сыть, в реку-то понесло. Потонешь ведь - тятя точно шкуру спустит, не пощадит. Сам, выходит, уже себе поверил.
А берег днепровский высокий, камни внизу острые. И тропинку искать некогда - вот-вот опомнятся печенеги... Вспомнил я тут, как мы с ребятами прошлым летом с крыши по веткам скатывались - все руки об колючки ободрал, с обрыва скользючи, рубаха в клочья, убьёт ведь мамка, ежели жив останусь.
Сиганул я в реку - прям в одёже - аж дух перехватило - вода весенняя, ледяная - и спокойствие такое снизошло вдруг, аж сам удивился. Понимаю, что даже ежели выплыву - застужусь сейчас насмерть и наверняка, так что нечего мне больше бояться.
Ни стрел печенежских, ни холода, ни водяного с русалками, не тятю с мамкой.
Стрелы поначалу рядом со мной шлёпались, потом перестали - и то, чего на мальчишку полоумного стрелы тратить, всё одно - не каждая птица Реку перелетит.
...В общем, за середину было, как мне ногу свело. Пытаюсь ещё трепыхаться и понимаю, всё, отмучился. В голове уже голоса нездешние поют: князю, мол, слава, дружине - аминь.
Последнее, что помню - хватают меня за волосья и волокут - да так - свету белого невзвидел.
...Прихожу в себя - и плохо мне - хоть снова помирай. Ознобом трясёт, во рту привкус болотный, рубаха блевотиной залита...
...Смотрит значит на меня Претич, воевода ихний, собака, как на кутёнка недоутопшего.
И чую я, сейчас воинам прикажет - вернуть, откуда взяли. Ежели не хуже.
Спесь с такого сбить, запугать разве что князю по силам, или воину могучему... и в былинах только.
А мне-то Претича чем пронять, как на место поставить?
И тут как пробило меня: воевода, говорю, не пойдете завтра к городу - люди печенегам сдадутся, княгиню с княжичами на позор выдадут.
Мигнуло, вижу у него в глазах, понял - поздно меня топить. Слышали люди, слышала дружина. Нечем теперь перед князем нашим оправдаться будет. Не забудет тот, не простит. Не сейчас, не потом. Понадобится - всё их княжество разорит, огню да мечу предаст - но виру свою кровью - возьмёт.
Да и не станет князь Претичев с нашим ради воеводы простого ссорится, первым головой на расправу выдаст.
Скрипнул Претич зубами, аж я услышал, ладно, говорит, пойдем в ладьях на тот берег, княгиню и княжичей захватим, умчим сюда.
Тоже дело, думаю, наша княгиня-мать во Христа да Богородицу верует, и врагам прощает... как древлянам смерть князя старого прощала - по сей день в былинах поют.
...Словом, пошли на тот берег ладьями немногими. Меня воевода к себе на головную ладью взял, не обрадовался совсем я чести такой.
Жжёт меня всего, трясёт, кашель выворачивает, в голове туман, в глазах туман...или в тумане идём? Не знаю.
Слышим, окликают нас с берега, кто такие, мол.
Воевода ещё и рта открыть не успел, а я в ответ кричу, той стороны мы люди, отвечаю.
Замешкались печенеги, спрашивает кто-то, не князь ли сам на них идёт?
Вижу, воевода толмача кличет.
А сам, пока не поздно, объявляю самовольно, не князь мол, идёт - воевода княжеский с отрядом передовым. А князь следом с войском несметным поспешает.
Тут в груди как огнём плеснуло, света белого невзвидел - в глазах огни завертелись.
Последнее, что слышал - клич непонятный в лагере печенежском - "Атас, атас, атас!"
Больше ничего не помню. Болел долго.
Встал - еле ноги переставляю. Вышел за порог - ветер листья жёлтые метёт. Всё лето, выходит, провалялся.
Слышу вдруг, неподалёку гусляр заезжий играет, народ его стеной обступил. И былина как раз новая, незнакомая. "Слово о подвиге молодого киевлянина" называется. Хотел послушать - да пока протолкался - допел гусляр.
Только конец и услышал:
...И разбежались пред ним.
Был он могуч и красив, в битве непобедим.
Так вот и вышло, что я и всё лето проболел, и былины новой не услышал.