Сидим на кухне и пьем воду. На большее уже не хватает денег. Темнеет, под окнами воет машина, оставленная хозяином. Ей солидарно подвывает собака. Это ноябрь, детка, и уже никуда не деться от этого промозглого ветра.. Окна бы надо заклеить, вот что.
- Харон? Настоящий, что ли? Мертвяков возит забесплатно?
- All rights reserved. Познакомишься - сама узнаешь.
- С древнегреческой мифологией я знакома и так.
В холодильнике пусто, в желудке - тоже. Последние мысли, достойные существования, ушли позавчера вместе с последними деньгами, до следующей зарплаты еще дожить надо. На воде и хлебе. Хлеб надо купить. Записать на ладони синей шариковой ручкой и не забыть потом смыть.
- Да ладно тебе, нормальный парень. Наши его все ценят.
- Ну и что?
- В субботу мы тебя ждем.
Ждут. Ценят. Любят. Дружат. Вспоминают по пятницам, забывают по понедельникам. Удивительно, насколько человек может быть избирателен в собственных чувствах, насколько он может ими играть, тасовать их, как колоду крапленых карт. Тут уже вопрос "верю"-"не верю". Никакой честности, так яро охраняемой в нежном подростковом возрасте.
Смотрю на собеседника. Какая разница, не это воскресенье - так следующее. Не эти люди - так другие. Совершенная безучастность к собственному досугу. Люди вокруг хорошие, не пьют, наркотики не принимают. Учатся, работают. Повезло со знакомыми, можно сказать. С родителями повезло. С квартирой повезло. С работой.
С жизнью не повезло.
Смотрю на собеседника. Киваю.
- Хорошо, Том, я приду.
***
В паспорте пора прописать ники, емэйлы, домашние страницы - по крайней мере, по ним человека теперь идентифицировать куда легче. Наши ники - это закон кармы. В следующей жизни мы наверняка уже сможем прочувствовать все эти виртуальные сейчас ошибки. Когда-нибудь они станут такими настоящими - хоть держись. И будут звать меня какой-нибудь Ташигой, а я буду придумывать себе прозвище Лена. Или еще какое-нибудь. Или вообще в наказание за все то, что я говорю и думаю сейчас, я стану корешком.
Бездумным и наполненным глубоким смыслом корешком.
Заманчиво, черт возьми.
Черепаха лежит в аквариуме и смотрит на меня не мигая. Кажется, даже с укором. Зря смотришь, родная - на тебе держатся все слоны, на тебе держимся все мы. Никакие научные изыскания это ведь не изменят, никакие предсказания Нострадамуса не снимут тебя с этой ответственной должности. Спи, родная. И не шевелись.
Иначе мы упадем.
Телефон начинает ползти ко мне по дивану. Вибрация на этих моделях такая смешная - все телефоны становятся ужасно доверчивыми, буквально просятся в руки.
- Да, Том.
- Ты где? Мы тебя ждем, давай быстрее.
- Уже еду.
Врать в таких бытовых мелочах становится первым делом. Я вот еще здесь, а говорю, что уже почти там. Я еще и не думала заниматься Вашим проектом, Станислав Петрович, но я, конечно, уже набросала пару идей по поводу его реализации... когда? В среду? Я обязательно зайду к Вам и изложу их, да.
Это настолько обыденно - выдавать желаемое за действительное. Настолько невинно.
Стою в автобусе, прижав нос к стеклу. Всё ужасно серое за стеклом. Все ужасно серые в автобусе. Солнце даже не угадывается в этой прочной серой пелене, так, общие наброски - если все живое еще не умерло, значит, оно там где-то есть. Это утешает.
На остановке автобус кренится на один бок, шипит, раздвигает двери и одним плевком выбрасывает людей в эту серую промозглость.
Промозглость, безмозглость...
Нет, надо собраться, определенно.
Кнопки домофона ужасно холодные, на автомате набираю "14" и жду ответа, хрипло говорю "Угадай, кто" и дергаю за запищавшую дверь. Мы с Томом дружим со школы. Путь от своего дома до его я могу пройти с закрытыми глазами, правда, не ручаюсь за отсутствие в таком случае досадных падений, переломов рук и ног и обычных шишек. Наши родители дружат между собой. И вообще, мы - идеальный пример дружбы между мальчиком и девочкой, ни разу не перешедшей в любовь.
Это даже не братско-сестринские отношения, это хуже - это въевшаяся, вросшая глубоко в нас привычка быть вместе. Закон выживания в каменных джунглях, а то одному в этом большом городе слишком зябко.
Том живет на третьем этаже вместе со своей подругой Ларой. Они оба адекватные ровно настолько, чтобы их не упрятали в психушку, они оба сумасшедшие ровно настолько, чтобы не расставаться почти никогда. Они вечно в каких-то походах, мероприятиях, ездят на природу с шашлыками, гитарами и уймой людей, между собой мало знакомых. Том вообще универсальный человек. Из моих знакомых он единственный может собрать компанию из сорока человек так, чтобы она не развалилась. Вечный энэрджайзер, вечно огонь в глазах, вечно в авантюрах.
Вечно молодой.
- Привет, Ленок! - радостно вопит Том на всю квартиру, открывая мне дверь и уже в ухо шепчет: - Молодец, что приехала.
В этом тоже весь он. Угадывать мои настроения он научился еще в школе, зараза. Теперь его не проведешь ничем, даже милыми улыбками. Почти искренними.
- Ребята, это Лена!
Куча незнакомых людей. Тома нельзя обижать. Держу милую улыбку наготове, уже давно убедившись, что она - лучшее оружие против всех этих людей. Кто-то жмет мне руки, говорю в ответ "очень приятно", пытаюсь запомнить все имена, кто-то целует в щеку и спрашивает "как дела?", говорю "спасибо, все хорошо", пытаюсь запомнить хотя бы часть имен. Проталкиваюсь на кухню, мимо каких-то парней, и обнимаюсь с Ларой. Вернее, я обнимаюсь, а меня душат в объятиях.
- Ты голодна? Наверное, чаю хочешь? А еще у нас есть сок, пиво и вино, представляешь? Изабелла! Ну, что тебе налить? Все-таки чаю, да. Как твоя работа? Как шеф? Все лютует? А мы на следующей неделе с Томом уезжает в Воронеж, здорово, правда?..
Нескончаемый поток вопросов. Ларе совсем необязательно, чтобы кто-то на них отвечал. Меня сажают за стол рядом с каким-то парнем, наливают чай и подсовывают тарелку оливье. Мило улыбаюсь, думаю, что Лара с Томом забыли в Воронеже, ем оливье. Оливье пересолен слегка, но есть можно.
Привет, - улыбается рядом сидящий парень. - Я Харон.
Чуть не подавилась салатом. А ведь предупреждала же мама, что есть надо медленно и с достоинством.
- All rights reserved, - еще шире улыбается парень. - Ты Лена, да? Том про тебя много рассказывал...
Неоднозначно киваю, запивая салат чаем. Ну, Том, ну попадись мне только! Тоже мне, сват нашелся...
- Надеюсь, что ничего дурного?
- Ну что ты! - парень излучает такое вселенское счастье, что ужасно хочется треснуть его чем-нибудь по голове, хотя бы той же миской с салатом. - Наоборот, только самое лучшее!
- Мне уже заранее страшно, - нервно улыбаюсь я.
Нет, а парень-то ничего. В моем вкусе. Может, чуть помладше меня, а так - самое оно. Но Том у меня все равно получит.
- Не бойся, - совершенно искренне улыбается парень, и я тоже улыбаюсь в ответ. Что самое удивительное - тоже совершенно искренне. Не боюсь. Чего его бояться, подумаешь, перевозчик. Мертвые - тоже люди, пусть и бывшие.
***
Сижу на диване в своей квартире и гипнотизирую мобильник. Он обещал позвонить и не звонит. Вернее, даже не позвонить. Вернее, даже не обещал. Если уж совсем начистоту, то он обещал объявиться, когда будет нужно. В прихожей у Тома было шумно и людно, мы впопыхах прощались уже в дверях, и я была не уверена, что правильно расслышала последние слова Харона.
Но ведь должен же он позвонить, в конце концов!
Том уехал в Воронеж, родители были в Лондоне, и мне даже некому было пожаловаться на бренность всего сущего. Черепаха демонстративно смотрела в другую сторону и не обращала на меня никакого внимания. Как, черт возьми, все-таки бывает одиноко.
На кухне появился чай, зато исчез хлеб. Пью уже пятую кружку подряд, стараюсь не смотреть в зеркало, гипнотизирую телефон. Тот, видимо, на третьем часе гипноза сдался, тяжело вздохнул и пополз ко мне.
- Да!
- Елена Вячеславовна? Я насчет проекта...
Да, конечно, шеф, сейчас же приеду. Вот соберусь, вытравлю из глаз это полубезумное выражение, допью шестую кружку чая - и сражу же приеду.
Черепаха косит на меня левый глаз и с интересом наблюдает за процессом сборов. У, мерзавка, мы с тобой вечером поговорим. Кидаю ей очередной капустный лист и чешу по панцирю. Ты держись, родная, а то мы все-таки упадем.
***
Зима - это такое промежуточное состояние между "еще темно" и "уже темно". Все, что между - это все зима. Совсем не календарная, всегда неожиданная, хоть и предсказанная всеми, кому не лень: начиная от моей соседки, Зинаиды Львовны, и кончая синоптиками и даже народными приметами. Сапоги вязнут в снежной слякоти, руки мерзнут, сумка падает с плеча.
Автобуса, в котором можно так уютно прилипнуть носом к холодному стеклу, нет и нет. Народ на остановке выражает легкое недовольство, время поджимает, иду пешком. Не люблю такую погоду. Надо будет накопить денег, взять отпуск и куда-нибудь к морю... А еще надо к родителям съездить. А летом - в Грецию, это давняя мечта, я же давно хотела. Пора что-то менять. Например, мир посмотреть...
Не сразу замечаю остановившуюся машину, призывно сигналящую мне. Что, правда мне? Стекло опускается и, подойдя ближе, я вижу на водительском месте Харона.
- Тебя ведь подвезти? - спрашивает он и обезоруживающе улыбается, а я вижу только старые-старые глаза, в которых и соль Эгейского моря, и мудрость всех прошедших времен, и усталость от прожитых лет, и это все - вместе, почти неразличимо. Неразделимо.
Я молча киваю и сажусь в машину.
Мертвые - тоже ведь люди, пусть и бывшие...