Аннотация: И тут девочка увидела перед собой дворника, стоявшего у края клумбы и наблюдавшего за ней. Это был весёлый, разговорчивый старикашка лет семидесяти, с длинной, седой бородой, и на нём непременно всегда был одет ярко-оранжевый, замызганный жилет.
Ничто, наверное, так не радуют весной, когда все деревья ещё стоят голые и их почки, набухшие и смолистые, только-только готовятся раскрыть свои чашечки, когда газоны ещё лысые и молодая травка едва начинает пролезать сквозь толстую, утоптанную за зиму корку земли, ничто так не радуют, как клумбы с самыми яркими весенними цветами - с нарциссами с их золотистыми, маслянистыми коронками, и огненными тюльпанами, похожими на китайские фонарики. И не поэтому ли по весне любой придомовой клочок земли городские жители стремятся превратить в яркую клумбу. Так кажется, что лето придёт совсем скоро, и ждать его легче, и уж в этом году к нам точно не вернуться майские заморозки.
Галина Фёдоровна жила на первом этаже дома номер сорок три по улице Тульской, и давным-давно уже было заведено, что клумбой возле подъезда их дома заведует она. И потому каждую весну, когда сходил снег и оттаивала земля, она занималась её благоустройством: убирала засохшие растения, рыхлила землю. А потом, когда из-под земли проклёвывались первые ростки нарциссов и тюльпанов, она тщательно пропалывала их от сорняков.
Но не в эту весну. Ещё в конце марта Галина Фёдоровна подхватила тяжёлый бронхит, и кашель не оставлял её до сих пор. Поэтому даже в магазин за продуктами она посылала свою внучку Яну. А о том, чтобы выйти прополоть клумбу - про то даже не было и речи. Но душа-то, душа-то всё равно болела за цветочки: забьёт же их проклятая трава. Оставалась одна надежда - на внучку Яну. Всё равно она в этот воскресный день болтается по дому без дела. Янина подружка - одноклассница Леся уехала вместе родителями на рынок за весенними обновками, и поэтому сегодня внучке не с кем было выйти гулять во двор.
- Яна, поди сюда, - подозвала к себе Галина Фёдоровна внучку. - Надо бы клумбы прополоть, что у подъезда, а то зарастут же все.
Девочка недовольно поморщилась - ну что может быть скучнее, чем полоть грядки. Разве она их разводила, очень они ей нужны!
- Яночка, я сама бы прополола, да видишь же, кашляю ещё. Будь добра, внучечка, а то зарастут ведь.
Девочка очень любила свою бабушку и поэтому отказать ей не посмела. Да и всё равно заняться ей нечем: по телику как назло ничего интересного не было, гулять же одной без Леськи Яне было скучно.
- Ладно, бабуля, - с неохотцей соглашается девочка.
- Вот и молодец, внучечка. Перчатки и тяпку в кладовке возьми. Да и тазик ещё прихвати с собой, тот старый, что на балконе лежит, в буфете.
Яна надевает старые кеды, ветровку, берёт с собой тазик, тяпку, резиновые перчатки и выходит из дома.
Нетронутая клумба действительно уже успела прилично зарасти сорняками, и ростки нарциссов и тюльпанов были едва видны под ними. Сев на корточки, Яна принимается терпеливо рыхлить тяпкой землю и вырывать сорняки.
Спустя полчаса кропотливой работы девочка стала чувствовать, что у неё начали затекать ноги, а руки болеть от однообразных движений, хотя клумба была прополота только на две трети. Да и яркое весеннее солнце как назло светит ей прямо в глаза. Яна, давно уже жалевшая о том, что согласилась выполнить просьбу бабушки, поднялась на ноги, чтобы передохнуть. И тут девочка увидела перед собой дворника, стоявшего у края клумбы и наблюдавшего за ней. Это был весёлый, разговорчивый старикашка лет семидесяти, с длинной, седой бородой, и на нём непременно всегда был одет ярко-оранжевый, замызганный жилет. Как звали дворника, Яна не знала, однако все называли его Митрофанычем.
Каждое утро Яна и её подружка Леся встречали его по дороге в школу. И каждый раз дворник, поздоровавшись с девочками, приговаривал одно и то же: "Молодцы, девчушки, молодцы, идёте в школу учиться".
Вот и на это раз, Митрофаныч, увидев Яну, копавшуюся посреди клумбы с тяпкой в руках, остановился. И, умильно глядя на девочку, принялся с ней болтать:
- Ох, молодец какая! Вот так помощница растёт у мамки! Давай, помогай, помогай! А цветочки тоже сама сажала?
- Нет, бабушка, - честно ответила Яна.
- Люблю я маленьких помощниц, которые своим бабушкам помогают. У меня тоже есть внучок. Ох, и какой молодец! Тоже такой помощник! Вчера гостил у нас с бабкой. Так моя бабка на радостях ему аж три эскимо купила. Да внук только два съел, а одно осталось, так и лежит теперь оно в морозилке. А когда в следующий раз внучок приедет порадовать нас, мы и не знаем. - И, внимательно оглядев девочку, он сказал: - Да я смотрю, умаялась ты совсем, а я всё болтаю с тобой да болтаю. Пошли, что ли, угощу тебя эскимо, труженицу такую, а то мы с моей бабкой мороженое-то не едим - это для детей лакомство.
Эскимо! Яна очень любила мороженое, поэтому как она могла от него отказаться. И, побросав тяпку и перчатки, девочка отправилась следом за Митрофанычем.
Дворник жил через один подъезд от Яниного, на восьмом этаже, куда девочка и старик и поднялись на лифте. В квартире Митрофаныча их встретил огромный сибирский кот. Потёршись у ног хозяина, он с важным видом сел ровно посреди коридора.
- Это у него наблюдательный пункт здесь, дозор ведёт сразу и за комнатой, и за кухней, - пояснил Митрофаныч.
Скинув с себя жилет, дед пригласил Яну на кухню и усадил её за стол.
- Сейчас мороженку тебе дам, - и старик достал из морозилки холодильника эскимо.
Эскимо оказалось жёлтым - в лимонной глазури. Это немного разочаровало Яну: конечно, она предпочла бы шоколадное мороженое. Но раз уж её угощают, то капризничать неудобно. И девочка принялась есть эскимо, отколупывая зубами жёлтую глазурь.
Тем временем Митрофаныч взял с подоконника стопарик, поставил его перед собой на стол и налил себе водки. Это ничуть не удивило Яну. То, что дворник любил прикладываться к рюмке, знал весь двор. В редкий день от Митрофаныча не несло перегаром.
Выпив стопарик и став ещё более словоохотливым, старик принялся рассказывать гостье про своего внука, которому было девять лет и который учился в третьем классе.
- А ты в каком классе учишься? - поинтересовался дворник у Яны.
- В седьмом.
- Так, значит, ты уже большая совсем. И небось отличница. А я вот в школе плохо учился, ленив был. Да и похулиганить любил. Потом в армию меня забрали, на границе служил с Финляндией. А после так и остался в армии. Ведь образование у меня, что? Хабзайка - и всё. А потом в конце восьмидесятых, когда началась вся эта заваруха, Горбачёв, перестройка - решил я на более хлебное место перебраться. Ведь тогда с продуктами было тяжело, всё по талонам, ничего не достать, очереди были по километру, - балагурил старик, не забывая при этом всё время наливать себе водки.
И чем больше он подливал её себе, тем более красным становилось его лицо.
- Ну так вот, устроился я грузчиком в продуктовый магазин. А что, у меня ж жена, дочка росла, надо было продукты где-то доставать. Зажили мы хорошо! Вся страна - в очередях, а у нас - и колбаса, и рыба, и даже бананы! Продавщицы у нас тоже не промах были. Чтоб себе побольше урвать - сметану молоком разбавляли. А привезут печенье, конфеты или сахар, или крупа какая - тогда же всё в магазин поступало в больших мешках, продавщицы сами фасовали по килограмму - так наши продавщицы не по кило в мешок отвешивали, а по пятьдесят грамм да не досыпали. Знаешь, сколько это за день выходило? Мешок в пятьдесят кило расфасуют - вот тебе и навар в два кило с лишком. Тогда на развес много чего продавалось. Вот, например, конфеты. Тогда электронных весов, какие сейчас, ещё не было, взвешивали на таких, что с гирьками. А чтобы весы меньше килограмма показывали, ставили под весы дощечку, или под днище чашки клеили пятикопеечные монеты на пластилин, или у гирек сердцевину высверливали - у каждой продавщицы свой метод был. Навар с этого небольшой выходил, но с паршивой овцы, как говорится, хоть шерсти клок. А однажды привезли нам курей. Я-то их выгрузил, всё как полагается, своё дело сделал. Да продавщица, Зинка эта, забыла их в морозилку сунуть. Она тогда всё с хахалем своим крутила. Тот тоже был не лыком шит, знал к кому клинья подбивать. Зинка всегда ему и колбаски, и водочки оставит. Ну так вот, забыла, значит, Зинка кур в подсобке, они всю ночь там и пролежали. Понятное дело - стухли! А на утро, мать родная, что за запах на всю подсобку? Не поймём. Потом увидали ящики с курями. Ну что делать? Зинка - в слёзы. Стоит посреди подсобки, ревёт. А вторая продавщица, Ленка, не растерялась. Взяла она у уборщицы хлорки, развела водой - и туда курей, давай мочить их там. Хлорка запах хорошо отбивает. В общем, помыли они их, этих курей, ну и - в морозилку.
Рассказывал старик всё это с каким-то азартом и даже хвастовством, поэтому поначалу Яне было его интересно слушать. И она даже стала подумывать: а не пойти ли ей после школы работать в магазин, чтобы каждый день приносить домой дармовые конфеты. Однако мороженое она давно уже съела, а Митрофаныч всё балаболил и балаболил и водки себе всё наливал и наливал. Яне давно уже хотелось уйти, но она не знала, как сказать это старику, так как тот не переставал говорить ни на секунду. Но наконец Яна решилась:
- Простите, дедушка, но мне уже пора, - сказала девочка, поднимаясь со стула.
- Ты что же, уходить уже собралась? - тут же выказал своё недовольство Митрофаныч. - Что, неужто так охота тебе к своим грядкам возвращаться? Давай посиди-ка ещё немного, отдохни, труженица ты моя. Ну-ка уважь меня старика, - и дед поставил перед девочкой стакан, в который налил из графина какую-то розовую жидкость. - Это специальное угощение для дам, сладкое, с вареньем.
Подумав, что в стакане компот, Яна сделал несколько глотков. Однако в стакане оказался вовсе не компот. Девочка не могла понять, что там было, но и на компот это тоже не походило.
- Что это? - спросила Яна, поморщившись.
- Я же сказал: для дам, - раздражённо проговорил старик, недовольный тем, что девочке не понравилось угощение. - Ты же большая уже, должна понимать. Или ты маленькая ещё?
- Нет, я не маленькая, - возразила Яна, немного обидевшись.
- Тогда пей.
Девочка сделала ещё пару глотков, пытаясь определить, что же всё-таки было налито у неё в стакане, но так и не смогла, так как аромат клубничного варенья всё перебивал.
Тем временем Митрофаныч продолжил свой рассказ:
- А заведующая им что? Думаешь, наши продавщицы её боялись. Да она сама была самая большая хапуга. Если б заведующая узнала, что Зинка тогда забыла курей в морозилку кинуть, то она первая заставила бы её птицу в хлорке отмывать.
Но в конце концов Яна устала слушать болтовню старика.
- Извините, я пойду, меня бабушка ждёт, - сказал девочка, соскочив со стула.
И тут вдруг Митрофаныч встал перед Яной, широко раскинув в сторону руки и не пропуская девочку.
- Стой! - рявкнул он. - Что, вздумала улизнуть от меня? Не пущу!
Не понимая, что это вдруг нашло на дворника, почему он её не пропускает, Яна отпрянула от него.
- Ну-ка иди сюда, - сказал он, приближаясь к девочке неровной, шатающейся походкой и всё так же растопыривая руки в сторону, словно он собирался заключить девочку в объятья.
Пьяные глаза старика как-то странно и неестественно блестели, а на его лице появился хищный оскал. Яне стало страшно: да что же это на дедусю нашло такое? Вдруг обезумел он, что ли? А старик был уже в шаге от Яны. Девочка обернулась и кинула взгляд на стол: она искала глазами то, что могло бы защитить её от ошалевшего вдруг старика. Но на столе, кроме двух стаканов и бутылки водки, больше ничего не было. Тогда девочка схватила табуретку, двинула её под ноги деда, а сама юркнула под стол.
- Ты что это, в прятки со мной играть удумала? - негодовал старикашка. - Я тебе не мальчишка. Вылезай давай из-под стола, - и, нагнувшись, он принялся шарить рукой под столом.
Однако вместо того, чтобы послушаться дворника, девочка на корточках пробралась к противоположной стороне стола и, пулей вылетев из-под него, кинулась вон из кухни в прихожую, к входной двери. Больше всего Яна боялась, что дверь окажется закрытой на ключ. Но тогда она будет орать, что есть мочи, звать на помощь, колотить по двери. Она проломит старику голову табуреткой, зарежет его ножом, но не позволит ему дотронуться до себя и пальцем.
Но, слава богу, в замке торчали ключи: у пьяного дворника не хватило ума вынуть их и спрятать куда-нибудь подальше. Лихорадочными движениями девочка провернула ключи в замке, дверь открылась, и Яна выскочила на лестничную площадку. Стремглав на плохо слушавшихся её ногах девочка кинулась бежать вниз по лестнице. Однако, преодолев два этажа, она остановилась, чтобы прислушаться, бросился ли старикашка за ней вдогонку. Но было тихо, видно, дед понял, что девочку он упустил и ему её не догнать.
Переведя дыхание, Яна нажала кнопку вызова лифта и принялась ждать, когда тот спустится к ней с восьмого этажа. Коленки девочки дрожали, сердце бешено колотилось, но одновременно она была и рада, что ей удалось так легко вырваться. Лифт приехал, и Яна спустилась на нём на первый этаж.
Когда она вышла из подъезда, первым желаньем девочки было, конечно же, бежать домой, уткнуться носом в бабушку и всё ей рассказать. Но что скажет бабушка, когда узнает, что её внучка согласилась пойти домой к малознакомому человеку? Конечно, её за это не похвалят. А если папка узнает, он вообще запретит ей неделю на улицу выходить. Нет уж, лучше она ничего не будет говорить ни бабушке, ни родителям, а то грозы дома не миновать. Ведь ей не раз говорили: с незнакомцами на улице не разговаривать, ни в коем случае не садиться к ним в машину и не соглашаться идти к ним в гости, даже если пообещали бы они подарить миллион долларов. Хотя, разве дворник Митрофаныч был незнакомцем? Его же все знают, все здороваются с ним, даже её бабушка Галя.
Яна дошла до своего подъезда и в задумчивости остановилась возле клумбы. Та осталась непрополотой до конца, вон и тяпка с тазиком и перчатками валяются среди травы. Хорошо ещё никто не утащил, а то, что сказала бы тогда Яна бабушке, как объяснила бы их пропажу? Надо дополоть клумбу. Но и оставаться на улице девочке тоже было страшно. Яна то и дело посматривала на подъезд, где жил Митрофаныч, словно ожидая, что вот-вот старик выскочит из него и кинется ей вдогонку. Девочка оглядела двор и увидела, что у песочницы соседка тётя Тоня качает на качелях свою внучку Настю. По дорожке молодая женщина из соседнего подъезда катает коляску, а следом за ней лениво плетётся толстый спаниель. Нет, Яна не одна во дворе, и ей стало уже не так страшно. Да и если дворник вдруг выйдет на улицу, разве посмеет он на глазах у всех что-либо с ней сделать?
Поэтому, немного успокоившись, Яна вернулась на клумбу, села на корточки, надела перчатки и принялась дальше полоть траву. Яна полола, а глаза у неё были влажными, и то и дело по щеке скатывалась слеза. Иногда девочка досадливо смахивала её: не хватало ещё, чтобы кто-нибудь заметил, что она плачет. Яне было и жалко себя, и одновременно она себя и ругала, что оказалась такой дурой, что купилась на мороженое. Что, неужто мама ей денег не дала бы на эскимо? Эх, дурёха, она дурёха!
Девочка полола траву, но перед глазами у неё всё стоял пьяный, дышащий перегаром дворник с красным лицом, с шальным, маслянистым блеском в глазах и с разверстыми объятьями. Она видела, как он приближался к ней, желая схватить её. И Яна думала, что было бы, если бы она не сообразила спрятаться под столом и если бы в замке не были оставлены ключи? Девочка думала об этом, и всё новые слёзы наворачивались у неё на глазах.
Яна так ничего и не рассказала ни бабушке, ни родителям. А на следующее утро, отправляясь в школу, она и её подружка Леся, выйдя из подъезда, вновь натолкнулись на дворника Митрофаныча, который в своём привычном жилете и с красным лицом шёл на свой участок. Увидев его, Яна оторопела. Старик же, завидев школьниц, как всегда и как ни в чём не бывало, завёл всё ту же речь, которую девочки слышали каждое утро:
- Здрасьте, девчушки, что, в школу идёте? Молодцы, молодцы. Учитесь, девчушки, учитесь. Я тех девчушек, что хорошо учатся, уважаю, я вас, миленькие, никогда не обижу.
Яна смотрела на старика и не верила своим глазам: дворник не узнавал её, и было похоже, что он даже и не помнит того, что случилось вчера. И ей от этого сразу как-то полегчало на душе, словно и вправду, всё случившееся ей только привиделось. Но всё равно Яна дёрнула Леську за рукав, призывая её поторопиться в школу.
Леська обернулась, посмотрела в след дворнику и сказала: