Группа родителей во главе со знаменитым в узких кругах учителем из города N приехала на базу отдыха. Лежу я утром в постели в своём уютном деревянном домике и слышу добрый радостный голос руководителя: "Ставьте вещи здесь. Нам ещё не все ключи дали. Мама, давайте вы будете просто мамой!"
Мне уже понравился этот голос. Но речь не о владельце голоса, хотя... Он пригласил меня в эту компанию на шашлык и плов. Они приехали праздновать переход своих детей из четвёртого в пятый класс. Он был руководителем класса. Принёс какое-то здоровенное звуковоспроизводящее громогласное устройство. Мы танцевали под музыку у костра на берегу озера. Догорал закат. Звёзды отражались в воде. Расторгуев пел о коне.
На костре был приготовлен в казане совершенно неповторимый плов. Я сидела с ними за столом, и они пили за моё здоровье. На следующий день я впервые в жизни каталась на катамаране. Но речь не об этом
Когда я повязывала детям синие галстуки (голос из толпы: "А купаться в галстуках?"), и они фотографировались в них, я заметила прислонившуюся к берёзе девочку-подростка и подумала, что она уже знает цену своей северной красоте (это явно не была пятиклассница). Она слегка грустила о чём-то. В центре группы стоял идеальной внешности хороший мальчик, не пятиклассник. Ну вот видно, что хороший.
Когда мы сидели за столом и мать девочки заявила, что ей надоело прятать бутылки со спиртным, а детям пора спать, откуда-то из темноты нарисовались два Серёжи, - один тот самый хороший мальчик, другой сын пьяницы. Но речь не о нём.
Мне и раньше приходила в голову мысль: зачем на празднике, посвящённом переходу детей в пятый класс, пить спиртные напитки? Это читалось и на лицах двух Сергеев.
Родители с детьми на следующий день постепенно разъезжались. Осталось несколько человек. Гремела музыка, я слышала голос хорошего мальчика с провоцирующими интонациями. Мать девочки, которая знала, как она хороша, назовём девочку Надей, за стеной уговаривала: "Соловьи поют, так хорошо, когда же и гулять?"
Почему-то я вышла в соседний номер ( домик был на три номера) и увидела сидящего в углу на полу хорошего мальчика, согнувшегося в позе зародыша и закрывшего лицо руками. Он отнял руки от лица. Глаза его были безумны, на щеках - два красных пятна, как у клоуна. Он закричал: "Я не хочу! Её же после этого никто не возьмёт!", и убежал в темноту. Видимо, он не собирался жить с Надей всю жизнь и умереть в один день. Я обнялась с мамой Нади и мы хором сказали: "Страшно!"
Я оказалась в своём номере. Мне всё-таки хотелось спать. Но на пороге появились Надина мама и Надя. У неё лицо было точно таким, как у хорошего мальчика, безумные глаза и румянец, даже черты лица были похожи, как у брата и сестры. "Я не хочу!", - закричала она и убежала в темноту.
Я подумала вслух: "Девчонка в темноте бродит по лесу одна. Надо её искать". Мудрая мама остановила меня, я увидела, как за угол нашего домика заворачивает хороший мальчик с тем самым огромным воспроизводящим устройством. Они всё-таки погуляли? А что было бы, если бы мудрая мама запретила дочке гулять? Что угодно в знак протеста. Почему мы все, и взрослые, и дети, думаем только о физической стороне любви? Ведь это она пугала детей! Но это же не вся любовь. Или я не права?