В праздник посреди лета, возникновение которого никто не может объяснить, но существование которого всем пришлось по вкусу, мы отдыхали с Игнатом на одном из озёр Подмосковья. Три дня вместо двух - это будоражило воображение.
Погода была роскошная. Идти никуда от озера не хотелось, разве что надо было домой - дела... А Игнату понадобилось пойти в разведку. Он любит разведки, и надо сказать, находит райские уголки. Я в конце второго дня вернулась, а он отправился куда-то ещё. Ходить с ним в разведку - тяжкий труд. Он добросовестно исследует все возможные пути, а ведь есть ещё рюкзак за спиной.
Игнат вернулся домой в восторге от увиденного. В конце сентября, когда он приехал из отпуска, то пригласил полюбоваться разведанным. Как часто бывает, разведал он не до конца. Мне всё-таки пришлось, правда, не по жаре, а в золотую осень, протаскать свой рюкзак мимо разных деревень и дачных посёлков, иногда минуя их не один раз. Мы искали мост через реку и заброшенную 30 лет назад деревню. Вернее, деревень было две, и там ожидались грибы, ягоды и озёра - деревни где попало не ставят.
В этот день и на следующий тоже мы неоднократно проходили мимо Дураково и всякий раз веселились по этому поводу. Места были хорошие, и когда стало понятно, что заброшенных деревень в этот раз не найдём, выбрали одно из них для ночлега недалеко от реки.
Большая поляна среди сосен была посещаема, потому что красива. Она возвышалась над плоской поймой. С поляны был хороший спуск к реке, уже подёрнутой вечерним туманом.
На поляне - стол, какие-то тряпки развешаны на деревьях и, наверно, для кого-то имели смысл. Пока располагались, на поляну вылетел мотоциклист - он заметил движение у реки и надеялся, что это знакомые. Развернулся и больше его не видели.
Закат был пурпурно-розовым. Пока Игнат ставил палатку, я сходила за водой и нашла сухие стволы для костра. Игнат, пока не стемнело, пошёл проверить, нет ли моста через реку. Убедился, что нет, но нашёл остатки яблоневого сада. Яблони были разных пород. Под ними лежали горы прекрасных яблок. Игнат пошёл готовить ужин, а мне посоветовал много не набирать - тащить придётся. Они пахли, словно только что с веточки.
У нас нет сада, и грустно слушать разговоры в электричке, что целые посёлки выбрасывают на помойку тонны лишних яблок и огурцов. Они на рынке всегда в одной цене, что летом, что зимой. А вдоль железных дорог -валы из яблок.
Сосны по краям поляны розовели стволами, туман над рекой сгустился и тоже был розовым. В траве сияли светлячки - это у них бывает иногда в конце сентября.
2. Лисичкино место
Чаща начинается не сразу от станции. Тропинка ведёт под живописными соснами, спускаясь с железнодорожной насыпи, а потом поднимаясь к дачному посёлку. Посёлок со всех сторон окружён глубокими канавами, переполненными водой, оставшимися от осушения болот, и прудами.
Слева и справа открывались неплохие участки леса, но перебраться через канавы было нельзя.
Присели отдохнуть там, где влево от грейдера уходила под прямым углом грунтовая дорога. Справа был небольшой мыс, вдававшийся в плавни. Отправились по грунтовке. Справа - пруд без противоположного берега. Он скрывался постепенно в лесу, заросшем камышами и кувшинками.
Канавы мельчали и кое-где можно было их перейти. По небольшому мостику справа можно было добраться до малинника.
Приехали молоденькие велосипедистки с мужчиной средних лет. Он выделялся детской панамкой, вывернутой так, чтобы она походила на головной убор американского морского пехотинца. Пехотинец делил внимание между девушками поровну. Прилично шутил и улыбался. Стройные велосипедистки выглядели кордебалетом. Об исчезнувших селах никто не знал, но им это было интересно.
Тропинка вела сквозь малинник и упиралась в поваленную сосну. За сосной она переходила в пунктир и терялась в хвойном бору. Пора было искать место для палатки. Поставили за поваленной сосной.
Нам всё думалось, что где-то недалеко должна быть заброшенная в 80-ые годы деревня Бебелевка. Говорили, что там много грибов.
Утром ещё до завтрака приехал мотоциклист. С корзинкой в руках деловито помчался по пунктирной тропе. Мы со всех сторон разглядели мотоцикл.
Игнат в молодости был мотоциклистом и особую нежность питал к первому мотоциклу - чизетте. Когда мы однажды, проходя посёлок, увидели у забора чизетту, то долго стояли, понимая чувства хозяина, который не мог расстаться с другом молодости.
Этот мотоцикл тоже был не новый, но нашего производства. Игнат произнёс несколько компетентных оценок и пошёл искать лисички. Он нашёл немного, но чувствовал, что где-то рядом должно быть больше.
Я мрачно ела малину - черники хотелось. Игнату тоже хотелось, и он нашёл. Он отправился, ориентируясь по солнцу, без тропы, спиной к грунтовке, метров 300, и упёрся в противопожарную канавку, усыпанную черникой.
Как-то сразу жизнь заиграла красками. Канавка змеилась по сосняку с разноцветными мхами и вывела к полянке с газовой плитой. Вот где было вдоволь черники и брусники! Мы ходили туда по очереди, чтобы не бросать лагерь.
3. У газовой плиты
В следующий раз палатку поставили у газовой плиты. Игнат полюбил живописные сосны вокруг. Ветер сдувал комаров. Спать на мху было мягче.
Кострище сделали тоже у газовой плиты, в противопожарной канавке. Она была песчаной. За ней зеленел влажный мох и под корнями упавшего дерева можно было набрать воды. В тот август мы несколько раз останавливались здесь.
Однажды долго искали воду. Канавы где пересохли, где зацвели. От нашего лагеря уходила в болото противопожарная канавка, но и она, и болото были без воды. Наконец я нашла мокрый мох, и выдавила оттуда воду чуть ли ни ложкой. А потом, когда поужинали, зарядил дождь, лил всю ночь и прямо рядом с нами, за канавкой, образовалась великолепная лужа.
В последний раз мы стояли у газовой плиты осенью. Временами шёл дождь, а Игнат всё не ставил палатку. Тогда я придумала прятать рюкзак в большой герметичный пакет для мусора. У Игната давно болел тазобедренный сустав, с каждым годом всё сильней.
Я сердилась, что палатку будем ставить под дождём - "по-мокрому". Игнат оступился и крепко выругался. Я неожиданно улыбнулась, и тут же стало стыдно. Ночью во сне он матерился от боли.
Нашлись потом другие привлекательные места и больше у газовой плиты мы не ночевали, но иногда просто заходили навестить эту поляну. Однажды на обратном пути после такой прогулки нас застала гроза. Игнат не поленился вынуть из рюкзака кухонный тент и мы сели под него пережидать на краю канавки.
Игнат часто с других стоянок посылал меня к газовой плите, чтобы посмотреть, как там черника. Я старалась компенсировать ему больную ногу, но сама тоже уставала под рюкзаком, особенно в жару.
4. Художник и стая гусей
От станции мы шли через дачный посёлок. Слева от него были плавни, окантованные голубыми хризантемками и клевером. Цветам здесь было хорошо.
У калитки одной из дач - деревянная доска с надписью "Уходящая Русь". Это местный музей. Тут живёт художник. Игнат как-то заходил туда один, а потом мы заглянули вдвоём - вход бесплатный.
Художник был пенсионером, но выглядел бодро. Молодые серые глаза, яркая речь. Предметы быта, резные наличники, оклады икон, пейзажи, портреты. Два зала специально для экспозиции. Строительные чертежи делал сам.
Однажды в посёлке встретились белые гуси. Я бы прошла мимо, но одна из трёх самок зашипела. Ей хотелось меня ущипнуть, может быть, от скуки. Человек я, по-моему, бесконфликтный, и поэтому предпочла прикинуться одной из гусынь.
Вожак щипал травку поодаль, но подошёл поинтересоваться, в чём дело. Гусыня чуть не со слезами на глазах закричала ему, что вот ходят тут некоторые, и не знаешь, чего от них ждать.
Супруг успокаивал её, как мог, и, наконец, это получилось. Остальные две жены молча наблюдали. Гусь окинул меня проницательным взглядом, и ему понравилось моё поведение.
Но поскольку и после этого я не сразу пошла на станцию, его разобрало любопытство: что бы это означало?
Он долго провожал меня глазами, и я несколько раз оглядывалась - понравился мне он, и грустно было думать, что зимой его и всю их стаю съедят.
Но на этом история не кончилась! Следующим летом я разговорилась с одним из дачников, и он поведал мне о событиях прошлой осени. Вожак думал, думал обо мне - что я сказать-то хотела? И придумал учить своих жён летать. Сам он умел почему-то.
Они летали вдоль улицы, сначала неуверенно, потом всё смелее и выше. Повествование умалчивает, как на это смотрели хозяева. То ли они не очень любили гусятину, то ли не могли найти человека, который бы занёс над гусями нож. Но однажды без свидетелей стая встала на крыло и растаяла в осеннем небе.
Конечно, это не говорит о том, что дальнейшая их жизнь сложилась удачно, но они сделали свой выбор, эти белоснежные красавицы и красавец. Закрадывается мысль: а что если на улице дачного посёлка мне встретился ещё один любитель сочинять, или по крайней мере не огорчать? Не знаю. Но те гуси больше не попадались.
5. Первое мая у стартовой поляны.
Игнат привёл меня на поляну среди высоких сосен рядом с автомобильной дорогой и сообщил, что здесь в советские времена испытывали ракеты, а сейчас собираются на праздники весёлые компании.
И то и другое не порадовало, потому что вряд ли кто думал об экологичности при испытаниях, да и пьяные рядом мешают собирать ягоды, а именно этим мы собирались заняться летом.
Радости не добавляла и погода. Солнце-то светило, но тепло не было. Хотелось развернуться и уехать домой греться.
Но Игнат привёз шампанское, икру, сыр с дырками, а я - эклеры и булочки, чтобы приготовить бутерброды с икрой. Решила на одну ночь остаться, а там видно будет.
От стартовой поляны дорога понижалась в сырость, кустарник. Её пересекала наполненная талой водой канава. Мы прошли чуть дальше и встали недалеко от дороги в смешанном лесу.
Праздник удался, и хотя на следующий день зарядил холодный дождь, уезжать расхотелось.
И черничник, и земляничник вокруг были, но было неясно, какой урожай они обещали.
Когда дождь кончился, Игнат отправился в разведку. Я уселась учить наизусть 90-ый псалом. Игнат некрещёный и неверующий, так что я учу этот псалом потихоньку от него. Люблю псалмы, особенно 90-ый. Заучиваю его с трудом - возраст пенсионный, память соответствующая.
Отложив на время свои попытки, запела Херувимскую Чеснокова - купила ноты и дома выучила. Позже узнала, что без благословения нельзя петь даже в лесу.
У меня был полный аншлаг. В партере сидели мелкие птахи, в ложе - птицы покрупнее, последним прилетел ворон. Он сел на вершине самой высокой сосны. Садился, медленно, важно, тщательно расправляя крылья, как женщина разглаживает сзади юбку, когда садиться у всех на виду.
Спела им Аве Мария Шуберта, Каччини и Баха-Гуно. Похоже, им понравилось. Никто не шелохнулся и не улетел. Пела бы ещё, но вернулся Игнат.
Радостно сообщил, что за дорогой у огромной вырубки - пруд. К нему ведёт грунтовая дорога, которая продолжается к следующей вырубке, справа от грунтовки - поле, оставшееся от деревни, и на нём появилась крапива, может быть, будет щавель.
Мы любим варить крапиву с яйцом, и щавель тоже. Просил собрать. Над вырубкой парил ворон. Было слегка неуютно на таком огромном пространстве одной. Я помахала птице руками как крыльями и улыбнулась. И вот сюрприз - он помахал мне в ответ более короткими, чем обычно, взмахами! У новой вырубки стоял балок, в нём жили, но никого не было видно. Собрала крапиву и вернулась обратно.
Ночью лаял потерявшийся пёс. Где-то стреляли. Наверно, надеялись так найти пса. Было жалко дуралея, наверно, плохо его подготовили к охоте. Он бродил неподалёку, выл, плакал, хотел домой. Игнат не участвует в спасении потерявшихся собак - это его принцип. Он и не слышал ничего - крепко спал. Когда я рассказала ему про пса, он, как обычно, ответил: "Какая у тебя богатая ночная жизнь..."
Похоже, этот пёс, а может и другой, бродил всё лето и искал сначала хозяина, а потом невесту, и, кажется, нашёл её, но не сразу. Сразу он нашёл рабочих, которые жили в балке и вывозили лес. Сооружения из брёвен высились на огромном тоскливом пространстве. Казалось, каждое из них рухнет в любой момент. Пёс пристроился к ним, его кормили. Но когда лес вывезли, его не взяли.
Он продолжал лаять и выть по ночам, нашёл другое место, не стартовую поляну, где тоже пели и плясали, и его там подкармливали, а осенью, думаю, именно он появился в дачном посёлке уже с молодой супругой. У них родилось потомство. Дачницы рассказывали, что видели собачью стаю под линией электропередач. Их это не порадовало.
6. Земляника между вырубками
Земляники на месте празднования первомая было мало. Игнат нашёл место между вырубками, где ягоды были. Поставили там палатку. Вокруг стоял ельник, посаженный давно и не прореженный. Место для палатки нашли с трудом.
Мешали борозды от посадок, но они же помогали мне не заблудиться, потому что вели к лесовозной дороге. Игнату же подсказки не требовались. За водой ходили на пруд.
Однажды я шла поперёк борозд - отлучилась ненадолго, и читала мысленно 90-ый псалом. Когда дошла до слов "На руках возмут тя, да не когда преткнеши о камень ногу твою, на аспида и василиска наступиши и попереши льва и змия", то застыла с поднятой ногой над молоденькой чёрной змейкой, которая нежилась на солнышке.
Подумалось, что надо бы не забыть тот пень, у которого она грелась. Но на обратном пути забыла о змейке, и снова именно с этими словами царя Давида занесла ногу, увидела змейку и порадовалась маленькому, но довольно существенному чуду.
Змеи грелись и на дороге. Среди них были красивые. Они не собирались нападать. А вот люди обращались с ними зверски. Следы расправ нам встречались. Красивые были вот какие. Одна - бархатисто-чёрная, не отражающая света, другая - медянка, светлая и блестящая, как только что начищеная медь. Почему не сказать как золото? Ну, всё-таки змея.
Земляники вокруг палатки было мало. Мы начали поиски. Игнат заметил велосипед у дороги и прошёл от него по тропе до поляны, покрытой ковром из земляники. В следующие выходные решили ночевать на землянике.
7. Земляничное место.
По дороге от дачного посёлка заметила старика. Он стоял на коленях на обочине и ел землянику. В его позе было что-то трогательное, словно он благодарил за угощение. Сева ушёл вперёд, и я слегка опасалась незнакомого человека. На всякий случай звонко поздоровалась: "Добрый день!"
Он обернулся. У него были добрые голубые глаза, не потерявшие яркость от возраста. Он ответил: "Здравствуй, молодая и красивая!"
Как нам, женщинам, не хватает комплиментов! Все выходные в моей памяти звучал его голос.
Пришли на место. Земляника из хвойного бора плавно перетекала в березняк. Она росла слева, справа от тропинки и прямо на ней. В одном месте было что-то вроде могилки, маленькой, детской, и она тоже была усыпана земляникой.
То ли я слишком часто хожу на кладбище, и меня сопровождают связанные с ним ассоциации, то ли тут неоднократно что-то копали - то лес сажали, то убирали сушняк - раньше в лесу проводились такие работы, то ли рыли противопожарные канавки.
Может, это был лишний грунт, а может детская могила. Я промолчала - Игнат не любит сантиментов.
Противопожарные канавки пересекали и территорию Бебелевки - деревни, основанной коммунарами в лесу и названной в память Августа Бебеля, немецкого коммуниста. Деревня существовала до середины 80-ых годов, а оставшихся стариков поместили в дом престарелых. Встречались люди, которые коммунаров там посещали.
Перепахано было не всё - посреди поля стояли величественные ели, под стать кремлёвским, там, наверно, стояла статуя Ленина или Бебеля. Были там яблони и сливы.
Имелся пруд, окаймлённый берёзами, елями, яблонями. Он был живописен в любое время дня, особенно перед закатом. С его дна били родники. Но вернёмся к землянике.
О грустном думать не хотелось - сияло солнце, листва берёз была яркой, стволы - тоже, и под ногами пламенела сочная ягода. Тропка посреди этого великолепия неожиданно упиралась в мощные заросли папоротника. Дальше - болото.
Решили поставить палатку прямо на землянике. Но отложили это на потом. Несколько часов паслись. Я с тревогой наблюдала, как небо заволакивается свинцом. Игнат на небо не смотрел. С ним это часто бывает.
Начали ставить палатку, когда разразилась гроза с ливнем. Игнат шумно горевал, ставя кухонный тент, под которым развернули палатку. Но промокло всё.
В обязанности Игната входил костёр и приготовление пищи. Он её готовит по Шелтону, Брэггу и Шаталовой. Всё по часам, я только режу лук. Поэтому я предложила съесть по пачке юбилейного печенья, выпить дождевой воды из мисок и завалиться спать. Он всегда рад возможности похудеть, тем более что наши желудки были набиты земляникой.
Утро было лучезарным. День пролетел незаметно, пока мы поглощали ягоду. Пропустила электричку, дожидаясь Игната. На платформе он попросил зеркало: "У меня такие же мешки под глазами, как у тебя?"
Не надо думать, что это осознанное хамство. Он хотел напомнить, чтобы придерживалась всех рекомендаций его кумиров по оздоровлению. Но всё-таки неприятно. Я возразила: "Я требую грубой лести!". Снова в памяти прозвучали слова: "Здравствуй, молодая и красивая!" Как хорошо, что дед мне их сказал! А мешки потому, что странная система мужа требует, чтобы мы ели один раз сутки, на ночь.
С дедом Игнат советовался потом, потому что он оказался знатоком здешних мест.
8 Снова ливень
Как приехали под дождём, так и паслись на землянике. Дождь надолго не утихал: то перестанет, то снова припустит. Так и не дождавшись, поставили палатку "по мокрому" - на мокрую траву. Было не только сыро, но и холодно. Снова ночевать вот так не хотелось.
Подруга по телефону предупреждала, что погода будет плохая и не советовала ехать. Звала на автобусную экскурсию. Подумалось - действительно, глупо оставаться. Дала Игнату тёплую куртку и треники и пошла на вечернюю электричку. А земляники-то было полно вокруг. Вдруг погода завтра будет хорошая?
Но даже руки мёрзли - в пору перчатки надевать.
9. Первая ночёвка под елью и открытие черничной канавки
В начале августа Игнат вернулся из отпуска загорелый и довольный. Решил поставить палатку под елью. Она царственно выделялась на опушке, обращённая к перепаханному пространству Бебелевки. Перед ней застыли земляные волны с крапивой, а метрах в 50-ти - островки со сливой, сиренью, иван-чаем и берёзами.
Крапива для нас - подножный корм, мы её варим каждый день. Так что удобно: руку протянул - и пожалуйста.
Игнат отрубил у ели корень. Их было всего четыре. Я читала, что ели неустойчивы, потому что корневая система у них располагается близко к поверхности. Из обрубленного корня текла смола, как кровь. Она и через неделю сочилась.
Ещё он отрубил много больших веток снизу, чтобы не мешали ходить и палатка удобно разместилась. Там уже кто-то что-то рубил, и загубленные ветки загораживали палатку под елью от посторонних глаз.
Я тихо закипала. Конечно, Игнат умеет создавать уют, этого у него не отнять. Но он совершенно не чувствует, что растения тоже страдают. Верно, ель хорошо защищала нас от дождя.
У пруда одно место было доступно автомобилистам. Там стоял стол. Игнат сделал костёр на противоположном берегу, метрах в 60 от воды, в песчаной противопожарной канавке.
Игнат привёз огромные гвозди и вбил их в берёзу. Моё кипение достигло максимума, и я взорвалась.
А он вбил ещё два гвоздя и повесил верёвку для сушки одежды. На скатёрке было разложено праздничное угощение по поводу возвращения из отпуска: пирожки, бутерброды с икрой, шампанское, сыр с дырками...
Пришлось отложить разбор полётов на потом. За канавкой уходящее солнце золотило огромные тополя, за ними - то же поле, что открывалось от ели. Уютно горел костёр. Пахло кофе.
Когда уходили в воскресенье со стоянки, я собрала несколько наиболее красивых веток ели и увезла домой. Они стояли в ведре несколько месяцев. А берёза выжила, это были не первые гвозди, в неё и до нас вбивали.
Ночью луна была огромная. Хотелось пойти на берег и посмотреть, как она отражается в пруду. Но страшновато почему-то.
Утром всё было мокрое - и трава, и деревья, и капало. Игнат пошёл делать лестницу для входа в воду - практиковался для другого места, где мы обычно купаемся в жару. Делает он всё на совесть. У него болит нога, и входить в воду трудно.
Игнат предложил мне разведать чернику. Он объяснил, где, но я не поняла ("Все бабы бестолковки", как говорит его друг). Отправилась на земляничное место и нашла две наши луковицы. Они пролежали месяц, временами под дождём, и с ними ничего не случилось! Возникает вопрос - лук ли это?
10. Черничная канавка
Игнат посоветовал мне пройти по канавке справа от грейдера, на которой стоял велосипед. Слева канавка сверкала яркими мхами и брусникой. Справа - болотные растения. Подошла к такой бархатной зелени с брусникой и черникой, что она напоминала витрину ювелирного магазина.
Дальше справа от канавки - ели, сосны и кусты черники по колено, с сочными ягодами, обсыпные. Игнат одобрил открытие. В следующий раз встали недалеко от черничной канавки. Место для палатки нашёл Игнат. Мягкий мох. Сосновый воздух.
При ветре сосны слегка покачивали верхушками, на которых сосредотачивалась зелень. Было просторно под ними, не заболочено. Болота - слева и справа. В них стояли яркие белизной берёзы, театрально маячили вывороченные корни упавших деревьев.
На этом месте кто-то бывал - обнаружилось кострище. Позже нашли продолжение тоненькой тропы, которая выводила ещё к одному кострищу без мусора, только с одной коробкой из-под плавленого сыра и пластмассовой ложкой. В сущности, мы встали лагерем на острове среди болот.
Позже выяснилось, что тропка, соединявшая два лагеря, упирается в другую канаву, из которой однажды брали воду на 1 мая. На пересечении - три могучие ели. Мы у этих елей потом прятали миниатюрную печку, изобретённую Игнатом.
У первого черничного лагеря, на краю болота, за ёлкой, нашла большое целое яйцо. Цвет обыкновенный, только большое. Гусиное? Гусей там не видела. Тоже птичья трагедия? Потом оно исчезло.
Второе место для палатки скрывалось за одинокой царственной елью, которую тропка огибала слева и справа. Всё это было залито черникой.
За водой ходила на пруд. Игнат забыл бурдюк для воды, и пришлось использовать полиэтиленовый мешок, который порвался о кусты. Чудом, с молитвой, удалось его завязать и дотащить на протянутых руках.
На всём этом черничном пространстве было много сухих стволов, которые в любой момент при сильном ветре могли рухнуть. До них нельзя было дотрагиваться. Змеи встречались, но уползали.
Ночью на фоне тёмных верхушек сосен горели огромные августовские звёзды, а на земле мерцали огромные светлячки. Пришлось укутываться во всё тёплое.
Перед отъездом ещё и лисички попались.
11 Кричат журавли
Ласковый осенний денёк. Солнце, тишина. Мы с Игнатом пошли прогуляться по новым местам. Полно свинушек на мокром мху. Но негде лечь отдохнуть, а усталость почему-то. Ноги утопают в воде. Где-то кричат журавли. Там река, до которой хотелось бы когда-нибудь добраться - просто любопытно.
Ложусь на упавший ствол посреди болота и впадаю в забытьё. Хотелось полежать в палатке, потому что ещё кусались комары, но Игнат её свернул и сидел у дороги на брёвнышке, улыбаясь солнцу. Наши рюкзаки ждали нас у ели, открывавшей путь к черничному великолепию.
12 Любо, братцы, любо...
Мы с Игнатом иногда поём. И ещё он любит, чтобы я сидела у него на коленях. В начале мая, среди зацветавшей черёмухи, сидели мы так в начале черничной канавки и исполняли впервые "Любо братцы, любо", - Игнат просил выписать слова. Мы смотрели в бумажку и весело пели, пока не дошли до второй половины песни. Для Игната смерть главного героя была полной неожиданностью. Расстроился, но песню допели.
А потом он признался: "Не хотел тебя огорчать. Дед с голубыми глазами умер. Я пришёл с вопросами к нему как к знатоку лесов, а мне навстречу - заплаканная женщина в чёрном". Этим майским днём этой весёлой песней мы деда помянули.
13 Мельба и сливы
В середине сентября был концерт хора, в котором я пою. Приехала в Чащу на следующий день после того, как там обосновался Игнат. Шла по лесу с ощущением, что все яблони у пруда опали и сливы тоже.
Пока Игнат был на юге, я собрала часть зелёных слив, не надеясь, что они дозреют. Сделала ткемали. А сливы дозрели. Хотелось собрать побольше, а тут концерт моего хора пенсионеров.
Но со сливами всё было в порядке. Зрелые, медовые. Синело небо. На его фоне сливы выглядели театрально красивыми. По-летнему пели птицы. Я собирала и думала о людях, которые их посадили. Поблагодарить бы их за сливы - через столько лет эти старенькие сиротливые деревца щедро делились со мной своим богатством.
Ветки были серые, почти мёртвые, с лишайниками. Без листьев почти. Где их корни - не поймёшь в хаосе бурелома. Боязно было свалиться в погреб. Но Игнат заверил, что во все дыры уже давно осыпался грунт. Вдалеке погромыхивало.
У Игната болела нога, и он просил собрать ему килограмм слив. Поначалу досыта напробовалась. Потом собрала Игнату. Потом себе. На рынке я их не покупаю - дорого. Как коммунары выглядели, о чём говорили? О чём мечтали - ясно, о светлом будущем, которое отождествляли с коммунизмом. И что пели тоже можно предположить. Но какие мысли посещали их в богадельне, в середине 80-ых?