Наталья Я. : другие произведения.

Золотая осень в хрустальном городке

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:


  
   Золотая осень в хрустальном городке 4/26/2016
  
   1. Знакомство с Ванюшей Энке
  
   Вчера на танцах старик обернулся и с удивлением спросил: "Девушка, почему вы не танцуете?"
  
   Потом опять обернулся и увидел за той девушкой толпу не танцующих девушек, и Таню тоже. И опять потихоньку спросил у соседа: "Почему все эти девушки не танцуют?"
  
   Таня жила на турбазе в старом деревянном большом доме в один этаж, больше похожем на сарай. Она ушла с одной работы, но отпросилась с новой
   отдохнуть. Там ждали её с нетерпеньем, но разрешили. Она висела между двумя работами и отдыхала в городке Гусь-Хрустальный, под Владимиром, среди роскошных августовских лесов, звенящей тишины и хрустально-голубого неба, вблизи хрустального завода и его музея.
  
   Устала на предыдущей работе ужасно, да ещё только что закончила трёхгодичные курсы английского языка. Но танцев всё равно хотелось. У неё это получалось хорошо. Таня никогда не могла натанцеваться всласть.
  
   В комнате на турбазе стояло кроватей десять. Свободным было только узкое пространство между ними и место вокруг стола. Татьяна приехала отдыхать одна и познакомилась с соседками - Валей и Людой.
  
   Красавчик Миша из мужской комнаты, студент "порнографического" (полиграфического на самом деле) института, как он представлялся, пригласил соседок и Таню в мужскую комнату. Ей казалось, что это неприлично, но всё-таки пошла, решив в случае чего прыгнуть из окна - там было невысоко.
  
   Ребята угостили конфетами. Молчанье разрядил невысокий паренёк с умными голубыми глазами - спросил, почему девушки не принесли с собой вина. Это, он, наверно, так пошутил. Татьяна ответила, что они предпочитают водку - тоже пошутила.
  
   Тот же паренёк - темноволосый, щуплый, - попытался догадаться, как кого зовут. Таня почему-то сразу представилась, и он ответил, что и так ясно, что её зовут Татьяна. Он спросил, почему она с капюшоном на голове - здесь нет дождя. Таня была не вполне причёсана, но скинула капюшон.
  
   Чуть позже Таня вспомнила, что видела раньше голубоглазого паренька на пляже и болтала с ним. В Гусь-Хрустальном есть пляж с таким песком, что любой курорт позавидует. Он кварцевый, светлый и искрится на солнце.
   Сосны то отражались в воде, то, когда возникала рябь, искры играли. Проблемы дожидались на некотором расстоянии от пляжа. Отдых.
  
   У Тани хорошая фигура. Не слишком женственная, не слишком спортивная.
   Она привыкла, что когда приходит купаться, на неё обращаются взгляды многих.
  
   Подруга, правда, замечала, что ничего, кроме ногтей, в Тане привлекательного нет, но она была не права. А может, в чём-то и права, потому что таких изумлённых взглядов, словно случилось что-то неожиданное и неповторимое, она нигде кроме пляжа не ловила.
  
   Так вот на этом пляже голубоглазый мальчишка к ней уже подходил, беседовал, но потом она про него забыла. Нахальный школьник.
  
   У него была фигура школьника. Таня привыкла в институтской лыжной сборной к совсем другим мужским фигурам. С этим школьником они даже беседовали. Он предположил, что Таня - из тех подростков, которые рано входят во взрослую жизнь и поэтому рано выглядят старше своего возраста, попросту стареют.
  
   Таня не стала убеждать его, что она давно не подросток. Сообщила, что недавно купила первый в своей жизни фотоаппарат "Смена". Он обещал научить фотографировать. Сам он, на взгляд Тани, фотографировал профессионально. Хотел сделать её портрет. Его звали Иван Энке.
  
   Тут выяснилось, что Таня не умеет улыбаться. Она действительно была неулыбчивая, на всех портретах у неё был взгляд, как на знаменитой картине художника Васнецова, где он изобразил Ивана Грозного, со скипетром стоящего на лестнице. Оказалось, что её можно научить улыбаться, легко.
  
   Таня просила нахального школьника больше её не приглашать,, потому что ей нравился дровосек, похожий на былинного богатыря. Льняные кудри, голубые глаза. Наверно, женат. Он был из компании, с которой приятельствовали соседки по комнате. Конечно, они не были дровосеками или лесорубами. Так их назвали соседки. Их прислали из какого-то Владимирского НИИ для шефской помощи турбазе.
  
   Володя не стал терять времени даром и, провожая Таню с танцев, взял её на руки и понёс к двери в их домик. В домике никого не было. Таня была девушкой и не хотела терять своего статуса до замужества. Поэтому она громко захохотала в темноте и упёрлась ногами в проём двери.
  
   Она понимала, что если позовёт на помощь, вряд ли кто откликнется. Володя тоже захохотал и несколько раз попытался внести её в дверь, не сразу осознав, в чём, собственно, загвоздка.
  
   Тане показалось или кто-то, затаив дыханье, наблюдал за ними из темноты? Володя был достаточно разумным человеком и после трёх попыток поставил Таню на крыльцо и, продолжая хохотать, удалился. Таня вошла в домик, размышляя, стоит ли попытаться закрыть как-нибудь дверь, когда так легко можно влезть в любое окно - они были открыты. Так и не придя ни к какому решению, она на удивление крепко уснула до самого утра.
  
   2 Парикмахерская
  
   После смехотворного возвращения с танцев с богатырём Володей Таня не то что не хотела с ним танцевать, но он об этом сам догадался. Начальник его Таню приглашал и очень неплохо вальсировал, и Ваня осмелел и тоже приглашал её, страшно и трогательно волнуясь. У него даже куртка джинсовая промокала. Тане льстило это. Она сходила в парикмахерскую и сделала причёску, что делала исключительно редко, потому что боялась остаться совсем без волос.
  
   Она сидела в кресле, смотрела то на себя в зеркало, то в окно, на лес и озеро, на берегу которого стояла парикмахерская. Мечталось о чём-то неопределённом и прекрасном. А ведь ей по возрасту давно надо было определиться.
  
   3 Музей хрусталя, фотографирование и ночная прогулка
  
   На следующий день Таня пошла в музей хрусталя и стекла. Но не одна, а с Иваном. По дороге непрерывно болтали, а в музее он неплохо сфотографировал её среди хрустального сиянья.
  
   Он: "Мне предстоит очень трудный год".
   "Ешь горячее первое на завтрак".
   Он улыбнулся и продолжал: "Этот год у меня особый...".
   "Может, ты предвидишь политические события - вон на Кипре беспокойно".
   "Нет, события предстоят в моей личной жизни".
   Таня (в полной уверенности): "Ну, жениться тебе ещё рано".
   Он: "Вот! В самую точку попала!"
   "Да что ты, Ваня, рано ещё! Неужели так охота? Лев Толстой говорил, что
   женатые люди похожи на волов, запряжённых в одну упряжку, которые не сразу могут договориться между собой. И это такое искусство - жить семьёй и не ругаться"
  
   Таня помнила, как навестила однокурсницу, которая недавно вышла замуж и жила в тесной треугольной комнате в коммуналке со свекровью. Было неуютно, не так должны жить молодые родители.
  
   Или вот её двоюродная тётя вышла за человека, который каждый день хамил её родителям, а они до этого прожили всю жизнь душа в душу. Они ушли один за другим в течение года. А ведь у них была отдельная квартира из двух комнат, куда можно было разбежаться от прямого столкновения.
  
   Возможно, у Тани психология женщины, у которой никогда не было своей комнаты. Они с мамой живут в однокомнатной квартире, которую Таня называет лифтом, а её дядя - альтернативой подворотни.
  
   Таня вспомнила о девушке, которой он, по его же рассказам, пел: "Любви моей ты боялся зря". Ваня сообщил, что она прервала его и заявила, что он плохо поёт. Иван признался, что из-за той девушки стал тряпичником (стал думать об одежде). Потому что велели.
  
   Таня поинтересовалась, замужем ли девушка, которой он пел эту песню. Ваня лукаво ответил, что ещё нет. Таня облегчённо вздохнула, передавая его этой девушке с рук на руки. Неспортивный, похожий на еврея. Таня ничего не имела против евреев, но ребёнка от еврея не хотела.
  
   "Как ты думаешь, я еврейка?"
   "Не знаю, наверно, еврейка, а в общем это не играет роли..."
   "Вот и моя подруга, она еврейка, никак не верит, что я русская, а я - русская!". Получается, что её обвиняют во лжи? Перед глазами пронёсся Демченко, с которым её посадила для перевоспитания классная руководительница-еврейка.
  
   Демченко любил петь ей с ненависью и брезгливостью: "Сара, Сара, где твоя гитара?". А недавний начальник Губенко - "Я по-английски объясняю или по-еврейски?"
  
   У Тани много друзей и подруг из евреев, но она не хочет для своего ребёнка такой судьбы, чтобы его упрекали в его национальности.
  
   И потом, она кандидат в мастера спорта по лыжам, а он, наверно, нет.
  
   С танцев Таню интересовал вопрос: как он к ней относится? Ожидала колких замечаний, остроумных и неожиданных соображений, и вдруг он ей говорит, усаживаясь на скамью у калитки: "Ты мне нравишься. Ты мой идеал".
  
   Это было слишком просто, совсем не интересно. Кроме того, он, наверно, думал, что она вот уже полчаса напрашивается вот именно на такие слова.
  
   После танцев ночь казалась прекрасной несмотря ни на что. Не смотря на что? Дышалось глубоко. Тёмные сосны стояли неподвижно.
  
   Таня сказала Ивану, захлёбываясь от восторга: "Сегодня в обед передавали Мендельсона и Генделя. Я сегодня танцевала весь вечер впервые в жизни! Я никогда так много не танцевала. Я так благодарна тебе!"
  
   Ваня спросил с искренним удивлением: "Неужели тебе ни разу не встретился интересный человек?"
  
   Он вдруг спросил: "Сколько тебе лет?"
   "Какое это имеет значение? Хотя, вообще-то, женщине столько лет, на сколько она выглядит, верно?"
   "Конечно. Я не понимаю, почему девушки не говорят о своём возрасте".
   Он: "26?"
   Таня: "Ну, пусть".
   Он: "Сколько же?"
   Таня: "27".
  
   Замолчал, впервые он растерялся и не мог найти нужные слова. Или не хотел? Нет, ему было жалко себя, своих усилий. Это молчание было невыносимым. Тане пришлось заговорить первой: "Вот, видишь, в другой раз не будешь задавать такие вопросы".
  
   Он: "27! У нас в компании Ниночке 24г, и то... Но ведь это 24, а 27...
   Таня: "24 или 27 - не играет роли. Ты мне испортил вечер..."
   Он (искренне, испуганно): "Прости, пожалуйста, прости..."
   Таня: "Мне холодно. Я устала".
   "А говорила, что хочешь пройти 30км. Что же ты?"
  
   Он всё до этого жаловался, что ему холодно, видно, женщины не особенно
   стеснялись обнимать его при этих словах, и он ждал привычного. А теперь стало холодно Тане. Он предложил ей свою куртку, но она отказалась.
  
   Иван (грубо): "Замуж хочешь?"
   Таня (глухо, как побеждённое животное): "Хочу".
   Он (зло): "Что ж, никто не берёт?"
   Таня (растерянно): "Да. Хотя нет, берут, но не те, кто нравится. У меня два жениха, но оба толстые. А я терпеть не могу толстых мужчин!"
   Он (с жалостью к себе): "Мне и девятнадцати-то нет. А где знакомятся толстяки?".
  
   Там, в Ташкенте, у него были родные, друзья, свой дом и дикий виноградник, за которым они не ухаживают. А живут они в десяти минутах от центра. Интересно было бы посмотреть его комнату, просто так.
   Она вдруг предложила: "Давай поженимся и поедем жить к тебе в Ташкент?"
   От неожиданности он не нашёл, что сказать.
  
   Таня боялась, что у неё начнёт ворчать в животе, и сказала, что хочет есть.
  
   Ваня оживился: "Пойдём, посмотрим, может, у нас остались еда и вино..."
   Таня поняла его оживление верно и отказалась. Подошли к его веранде, и он вынес пиджак Миши. Вот ещё почему она отказалась от пиджака Вани, и он, наверно, понял это - боялась, что он не налезет Тане на плечи. Мишин пиджак был широкий, красивый, в светло-серую клетку. Он был свободен Тане поверх тёплой куртки.
  
   Таня стояла у веранды, боясь подняться по ступенькам. И тут выкатился главный инструктор турбазы Юрий Николаевич на гоночном велосипеде. Прямо из темноты, из леса. Как он ехал? Он спросил, не будет ли у них шума, как в прошлую ночь, и Ваня ответил: "Раз к нам по-хорошему, то и мы по-хорошему".
  
   Таня спросила Юрия Николаевича, нельзя ли прокатиться на его велосипеде. Он ответил: "Не сейчас", - и укатил в кромешную лесную тьму.
  
   Ваня спросил, не пойти ли на костёр. Таня напружинилась от страха и сказала "нет", ожидая, что он схватит её за руку и потащит.
  
   Пошли опять к скамейке. Он предложил выйти погулять вдоль шоссе. Таня со страхом вышла в калитку, будто с парашютом прыгнула. Виновато спросила: "Ведь я не кокетничала с тобой?"
   Он ответил "нет".
  
   Было темно вокруг, непривычно. Машин не было. На фоне звёздного неба маячили сосны - все разные, живописные, неповторимые.
  
   Таня спросила, что он думает о Ланке - что она, дурочка, что ли? Это очень красивая блондинка из Гусь-Хрустального, которая влюбилась в Мишу.
   Он: "Просто она не такая, как ты".
  
   "Ну да, она настоящая женщина! Хорошо, что мы не пошли на костёр.
   Я бы там на всех действовала своим выражением лица".
  
   Дело в том, что Иван пригласил ещё накануне Таню на прощальный костёр, который устраивала их компания. Иван был там непререкаемым лидером. Когда их компания послушно куда-то шла, например, в столовую или на пляж, Иван всегда был впереди, как командир воинского подразделения.
  
   Таня: "Миша сейчас, наверное, догрызает Ланку". Несколько дней назад Ланка появилась с обмотанной шарфом шеей - на шее были синяки от поцелуев Миши.
   Он: "Да, ты права!" (с гордостью за Мишу, а может и за Ланку).
  
   Таня: "Миша твой мне не нравится. Мне кажется, он способен на гадости".
   Он: "Не знаю. Со мной Миша хорош. Надо судить о людях по тому, как они к тебе относятся. "Я к тебе хорошо отношусь?".
   Таня: "Да. Вообще у вас все ребята такие... О тебе я тоже ничего хорошего не думаю".
   Он (гордо): "А я среди них самый плохой".
  
   Тане прогулка напоминала объездку лошади. Лошадью была она. Ваня ей не
   нравился, но никого другого не подвернулось. Завтра они уезжают. Время от времени она взбрыкивала и лягалась, когда Ване казалось, что беседа зашла в нужное русло.
  
   Вот одно из взбрыкиваний - Тане вздумалось описать свою внешность в карикатурном виде. Когда карикатура была закончена, Ваня какое-то время молчал. Тихо было в лесу и на шоссе и на турбазе за забором.
  
   Они шли по асфальтовой дорожке, приближаясь к входу на территорию турбазы.
  
   Иван вдруг сообщил, что Таня не похожа на других и поинтересовался, не хочет ли она быть как все. Таня с жаром ответила, что хочет, но не может. Попросила его рассказать о себе, а то всё про неё да про неё.
  
   "А тебе разве интересно?"
   "Да"
   "А ты правда ведёшь дневник?"
  
   "Да. Мечтаю написать хоть короткий рассказик".
   "Я бы не хотел попасть в рассказ".
  
   Опять подошли к калитке, ведущей на базу, и смотрели в черноту леса за углом, откуда начинали бегать по утрам. Он лукаво спросил: "Пошли, побегаем?"
  
   Ну, бегать не стали, конечно. Он предложил посидеть до рассвета. Ему, наверно, хотелось, чтобы у них утром был невыспавшийся вид.
  
   Таню удивило, что он ни разу не заметил, что она выглядит моложе своих лет. Ей все и всегда это говорили. Вместо этого он предложил ей закурить и поинтересовался, неужели она никогда не была замужем. Таня ответила, что не курит и он тоже.
  
   "Неужели не видно, что не была замужем. И зачем тебе знать?"
   "Чтобы не волноваться".
  
   Таней окончательно овладела сонливость. Она оперлась на руку Вани и почувствовала, как он дрожит всем телом.
  
   Они вплыли в калитку и торжественно дотащились до крыльца. Он был зол. Таня поднялась по ступенькам и повернулась закрыть дверь. Он стоял. У него было выжидающее выражение лица, будто он ещё думал, что она вернётся к нему. Глаза его горели.
  
   В комнате на кровати соседки лежал её друг. Таня тихо ойкнула: "Кто это?"
  
   Они рассмеялись, и Таня тоже, и, схватив умывальные принадлежности, убежала. Она даже забыла посмотреть, стоит ли Ваня у крыльца - кажется, нет. Когда она умылась, друга в комнате уже не было.
  
   4. Прощанье
  
   Утром Иван встретился у входа в столовую - перетянут полотенцем, чтобы подчеркнуть тонкую талию. Глаза воспалённые. Вид у него был деланно весёлый.
  
   Он, правда, говорил, что как пришёл, так сразу и заснул, а когда проснулся, вокруг него сидели парни. А они утверждали, что он, похоже, совсем не спал.
   Таня, как обычно, сделала утреннюю зарядку и пробежалась.
  
   Соседки Тани по комнате попросили её сфотографировать их с лесорубами. Она всегда была рада, когда кому-нибудь нужна. Позвала Ваню. Ведь это он несколько дней назад научил её фотографировать.
  
   Проснулась самая красивая девушка Гусь-Хрустального Ланка и Ваня фотографировал и её. Тане казалось, что это ей безразлично, но Ваня вдруг спросил: "Что, я перевожу слишком много плёнки на Ланку?" Она и вправду была хороша - светловолосая, голубоглазая, стройная.
  
   После этого никто кроме Тани в объектив не попадал. Сделали им и парный портрет. Она боялась, что явной будет разница в росте, он это понял и сел перед ней по-турецки. Соседке подумалось, что он обижен, и она взъерошила ему волосы на голове.
  
   "Не надо, вошек растревожишь", - отозвался Иван.
  
   Плёнка кончилась, а на Таню нашла какая-то нежность к Ваньке, прямо при всех. Она талдычила, что надо его сфотографировать на турнике и с гитарой, а он отказывался, говоря, что похож на портрет Дориана Грея.
  
   Таня боялась, что последний кадр на плёнке не получится, ей казалось, что если у неё не будет его портрета, это будет ужасно. Поэтому она стояла не дыша, когда он пилил прилив в фотоаппарате, чтобы вставить новую кассету.
  
   Олежка, маленький рыцарь Ланы, сидел и наблюдал за ними с огромным интересом. Ваня поднял на неё глаза и заявил: "То, что в первый раз происходит как трагедия, повторяется как фарс". Таня это поняла так, что ему не в первый раз приходится пилить приливы в фотоаппаратах для девушки.
  
   С его стороны было невежливо заявлять такие вещи, не объясняя, и, возревновав к его находкинским знакомым (ездил в стройотряд), Таня разозлилась: "Я не знаю, о чём ты говоришь", и пошла искать ему что-то для успешного пиления.
  
   Все обменивались адресами. Ваня сообщил, что адреса московских девчонок в Ташкенте ценятся по 5руб за штуку. Таня задумчиво соврала, что может быть через неделю приедет в Ташкент.
  
   Иван обрадовался: "Приезжай! Дынь наешься - смотреть не будешь!" Ехать вот так... И аккуратно переписал все трамваи, которыми к нему ехать. К адресу приписал: "Энке Ваня": "Я ещё долго буду Ваня...", сказал он вроде бы огорчённо, но с тайной гордостью.
  
   Ланка, - она, как и Иван, училась в медицинском, назвала какой-то мудрёный предмет и спросила - неужели он сдавал его без шпаргалок? Он кивнул, и все просияли. Что Таня-то просияла - не понятно.
  
   Рая, подруга Ланки, похожая на африканку, долго не хотела выходить фотографироваться. Если Ланка была словно соткана из солнечного света, то Рая её удачно оттеняла: темнокожая, с грубыми чувственными чертами лица, горящими большими глазами и длинными блестящими волосами, словно из конского хвоста. Глаза она прятала, и казалось, что она знает или делает время от времени что-то ужасное. Она ещё была похожа на цыганку - от неё словно током било. Вышла грустная - они с Ланкой обе не хотели расставаться с Мишей. Она сказала, что переписала Тане песню, которую она просила:
  
   "И зазвонят опять колокола,
   И ты войдёшь в распахнутые двери..."
  
   Эта песня была в ушах Тани все дни в Гусь-Хрустальном. Ваня спросил: "Какая песня? Про собачек?" А у Раи в тетради была ещё забавная песня про собачек, и Тане не хотелось признаваться в том, какая песня ей была нужна. А ему было любопытно. Таня улыбнулась: "И про собачек тоже".
  
   Сели на веранде. Ванина компания на ступеньках, а Таня вынесла стул и села, чтобы не пачкать брюки. Ваня тоже взял стул и сел рядом с ней. Он всё спрашивал, не сделал ли он ей дурного, и дурашливо убил комара у неё на босоножке: "Я не позволю комарам садиться на Танюшу..."
  
   Таня: "Ну ведь ударился о подошву, чего дурачишься?"
   "А ему ещё больнее, я ему ножку сломал".
   Таня предложила, указывая на Мишу, Ланку и Раю: "Их можно было бы снять со спины".
  
   Они сидели к Тане почти спиной, трогательно и грустно вытянув шеи вперёд. Таня отметила, что она с Ваней выделяются, сидя на стульях, как король с королевой. В одной руке - держава, в другой - скипетр, и изобразила, как это выглядит. Ей сказали, что наоборот, в правой - то, а в левой - это, и она перебросила их из руки в руку. Миша обернулся и удивлённо уставился на Таню.
  
   Иван спросил: "Ты никогда не был королём, Миша?"
  
   Таню вдруг стала раздражать эта тоскливая компания. Если им так больно расставаться друг с другом, могли бы все пережениться. Если же они к этому не готовы, значит, тоска их не всерьёз, а исполнение негласного ритуала.
  
   Дровосеки уезжали на своём грузовике. Когда он тронулся, Таня в шутку закричала: "Стойте, я с вами!", - побежала за ним. Ваня удерживал её, пока все не засмеялись и он понял, что это юмор. Володя, с которым она танцевала, смеялся до слёз.
  
   Потом Таня заявила, что хочет бегать, и если Иван хочет, он может пойти с ней. Ваня быстро переоделся и пошли в лес. Предвкушая бег, Таня восторженно вскрикнула: "Тренировки в лесу - квинтэссенция отдыха здесь!"
  
   Ваня ей нравился, что с ним можно было говорить как с самой собой - на любом уровне - и не подбирать слова. Ваня нравился? С каких пор он начал нравиться?
  
   Некоторое время бежали молча, Таня с наслаждением вдыхала осенний хвойный воздух, бежать было радостно и легко, правда, недосып скоро
   начал сказываться. Cтало дышать тяжелее. Бежали рядом, громко делая выдохи, как паровозы. Это было смешно и приятно - дышать истово и громко, как один человек.
  
   Потом у неё закололо сердце, и она пошла шагом. Ваня был впереди, услышал и остановился. Он сказал, что Таня сбивает ему ритм. Она потом бежит сколько угодно, а он после остановки в прежнем темпе не может. Несколько позже, когда возвращались, он спросил Таню, что ей мешает поддерживать темп.
  
   Ей мешало жжение в сердце, и чем быстрее бег, тем сильнее боль. Но она бодрячком ответила: "Не знаю, просто не хочется".
  
   Иван рассказывал о своём друге, который защищал его в драках: "А я не могу ударить человека, даже если он ударил меня".
  
   "Ну, это уж слишком. Мужчина должен быть мужчиной. Ты как старик Хоттабыч не хочешь борьбы, советуя каждому футболисту играть своим мячом".
  
   Он обиделся и отвернулся, объедая какой-то кустик на опушке болотистой поляны, поросшей высокой сухой травой. Трава грустно шелестела, между кочками хлюпала вода, небо закрыла серая пелена. Было пусто и более очевидно, что осень, чем в хвойном бору.
  
   Он вдруг сообщил: "Мне бы хотелось, чтобы каждый владел тем, что ему нужно. Вот мы были в музее хрусталя. Пусть у каждого человека будет нужная ему хрустальная ваза, эмалированная кастрюля или что-нибудь ещё".
  
   Cтал рассказывать, как он сдавал кровь: "Если я спасу хоть одного человека, я не зря прожил жизнь".
  
   Таня (удивлённая правильностью его замечания, смущённая некоторой трескучестью его фразы): "Вообще-то верно".
  
   "Нам после сдачи крови дали шоколадки, а я их при выходе дал какому-то ребёнку".
  
   Он предложил уйти с дороги в лес, Таня с опаской согласилась. Он заговорил о московских знакомых: "Я познакомился с одной 26-летней москвичкой. Приду - надо будет показаться. Я у неё был на вечеринке, и там были
   интересные разговоры. Вот, например, может ли абстрактная истина быть абсолютной, как ты думаешь? Не знаешь? А у Гегеля приведён один пример..."
  
   Тане нравилось слушать непонятные фразы.
  
   Вышли на черничник, и Таня вырывала, по своей всегдашней манере (руки не мыты), ветки и обрывала с них ягоды губами. Он сорвал ветку и протянул ей. Она вытянула губы, полузакрыла глаза и клюнула ягоду побыстрее. Он рассмеялся: "Неплохая хватательная реакция! Я б так не смог"
  
   Таня почувствовала себя так, словно её приручили - вот уже корм из рук берёт... Сказала, что не может есть ягоды грязными руками, и он ответил, что тоже любит чистое. Но если надо, например, в стройотряде в Находке, - он ел грязными руками.
  
   И тут на поляне Ваня наткнулся на огромный белый груздь. Он осторожно сорвал его и сказал, полуобернувшись с чудесной лукавой улыбкой: "Девственно чистый гриб".
  
   Он был привлекателен в этот момент - выросший из амплуа амурчик с горящими и умными глазами. Как музыкальная фраза на испорченной пластинке повторяется круг за кругом, так и у неё перед глазами - он рвёт гриб, поворачивается и улыбается не одну сотню раз - дома, в метро, в трамвае, в магазине.
  
   Он рассматривал ножку гриба - она была покрыта аппетитным белым молоком - и лизнул. Его здорово перекосило, а он не мог плеваться при Тане. Она отвернулась и предложила: "Поплюй..." Ей было досадно и смешно. "Так всегда бывает с девственными грибами".
  
   Она вдруг со страхом и завистью, похожей на ненависть, спросила: "Кем же ты будешь, когда вырастешь?" Он почувствовал её неприязнь и сказал жалобно: "Откуда мне знать, может, меня трамвай переедет?"
  
   5 Паспорт и мешок
  
   Он заговорил о том, что у него много девушек, и они ценят его ум. Иван сообщил, что у него было много платонических увлечений.
   "Сколько?"
   "8-9".
   "Нормально. А неплатонических?".
   Неожиданно для неё он покраснел, опустил глаза и отвернулся.
  
   Они давно не бежали, а шли по дороге, собирая сказочно большие грибы. Грибов стало слишком много. Они лежали перед ними на поляне, а Ваня с Таней стояли перед ними в замешательстве. Таня прикидывала, не снять ли майку - внизу был купальник. Та же мысль пришла Ване. Он рывком снял с себя рубашку (чтобы Таня не успела испугаться), ловко связал её и положил туда грибы. Теперь уж совсем нельзя было бежать - грибы высыпались.
  
   Он чувствовал, что Тане хорошо идти и разговаривать с ним.
   Он: "Ты зря объявила, что мы уходим в лес, надо было потихоньку, никто бы не заметил".
  
   "Я всё привыкла делать открыто".
   "Я "тихарик", стараюсь делать всё потихоньку".
  
   Возвращаясь, влезли через дырку в заборе и шли мимо одного из домиков. На веранде играли в карты. Ваня с торжеством предупредил: "Сейчас этот парень что-нибудь скажет..."
  
   На веранде сидел знакомый Таниных соседок по столу и смотрел своими сальными глазками с деланным безразличием. Вообще красивый парень. Таня сделала наивное лицо и сладко улыбнулась. Парень промолчал.
  
   На крыльце домика Тани стояла Ланка и воскликнула, глядя на голого по пояс Лёню: "Какой Геркулес!"
  
   Через некоторое время Ванина компания собралась уезжать. Таня встала, заспанная, и в который раз стала распарывать узелок с грязным бельём и дневниковыми набросками, чтобы всунуть туда Ромена Роллана. Обшила опять со всех сторон пёструю оранжевую тряпицу и собралась нести всё это на почту, чтобы отправить посылкой.
  
   Таня появилась на крыльце с сумкой в руках. Пошли с вещами получать паспорта. Она села отдельно на скамейке у пустой танцевальной веранды, вытянув ноги, чтобы на брюках от нового лыжного костюма не было пузырей на коленях. Хотелось плакать. Подошёл Иван с кандидатом наук, соседом, и заявил: "Если бы ты сидела так в Москве на скамейке, я бы к тебе обязательно пристал".
  
   К этому моменту Таня уже чуть не капала. Кандидат сказал: "И я пристал бы". Тут Таня разозлилась на инфантильность кандидата и прилипчивость Вани и ответила, вскочив со скамейки: "Ты и так пристал". (Если бы не ты, я бы познакомилась с кандидатом. Кандидат, вы это понимаете?)
  
   Ваня: "Я не пристал, я познакомился!"
  
   Он спросил, что в узелке. Таня ответила, что дневник и грязное бельё.
  
   Подошли к регистратуре. Провожающие сели на лавочку, а уезжающие пошли за паспортами. Вскоре оттуда появился сияющий Миша: "Ну, с Ваней не соскучишься!"
  
   "Где",- говорит, "моя краснокожая паспортина?" Начинают искать, а он обложку дома оставил".
  
   Сели на лавочку на дорожку. Ваня спросил, нельзя ли ему взять узел с собой, не стоит доверять почте, и будет повод ещё встретиться. Таня неуверенно отказывалась - ей тоже не хотелось доверять почте, но неудобно было заставлять парня таскать грязное бельё.
  
   Он спросил: "Или я тебя скомпрометирую?"
   Она промычала: "Не знаю..."
   Пока он положил узел в свой рюкзак, и все отправились через лес к Гусю.
  
   Юрий Николаевич догнал их на велосипеде и вернул обратно, пообещав прислать из Гуся автобус до Владимира. Он должен был позвонить, когда закажет автобус. Пошли обратно и опять сели на скамейку у калитки.
  
   Таня стала записывать адреса, чтобы разослать фото. Ваня ушёл дежурить на телефоне и тут же прислал за Таней своего друга. Сели друг против друга на перила веранды и он уставился на Таню в упор с уморительно серьёзным видом, молча. Он, видимо, был высокого мнения о силе своего взгляда.
  
   Таня: "Я наговорила тебе много глупостей".
  
   Он: "Я всё забыл. Всех обижают. Ты неприспособленная. Я хочу для тебя что-нибудь сделать. Можно я отвезу узелок?"
  
   Потом он опять заговорил об идеалах. Есть ли у Тани своя звезда? Свой идеал?
  
   Таня ответила, что её идеалы - школьные. Иван повторил, что Таня - его идеал. Это прозвучало плоско.
  
   "Я для многих идеал".
  
   "Почему ты не веришь мне? Конечно, кто ищет в человеке плохое, тот всегда найдёт. Надо верить людям, и они будут с тобой лучше".
  
   "Ты весёлый человек?"
  
   Он: (преувеличенно серьёзно): "Да, я весёлый человек".
  
   Таня: "Ты любишь анекдоты?"
   "Да, я люблю анекдоты!"
  
   Он протянул ей свой паспорт: "Хочешь посмотреть?"
  
   Тане нравилось рассматривать паспорта, и она с любопытством уставилась на фотографию еврейского ребёнка. Немного выше стояло самое неприятное - год его рождения. 1956. Таня чувствовала, как её рот сам собой разъезжается в умилительную улыбку и как это злит Ваню.
  
   Лениво перелистала она несколько страничек дальше и тупо уставилась на два каких-то штампа, а перед ней всё стояла ребячья рожица и число 1956. Так и не рассмотрев паспорт как ей того хотелось бы, она отдала его Ване, потому что чувствовала, что он весь так и кипит.
  
   Он: "Тебе не надо было этого делать".
   Таня: "Чего?"
   Он: "Ты должна была вернуть мне паспорт, не раскрывая. Тогда бы я понял, что ты мне веришь".
  
   Таня (сверкнув глазами, обиженно): "Откуда мне знать, что так надо делать?
  
   Она попросила: "Подожди полгода", и подумала: "За полгода ты при таких темпах женишься и забудешь, как меня зовут". Ей стало смешно и грустно.
  
   Он: "Полгода. Сентябрь, октябрь..."
   Сидит серьёзный, считает. Опять долго смотрел на неё в упор голубовато-серыми несчастными глазами.
  
   Тут зазвонил телефон. Вскочили. Таня волновалась за них, что они опоздают на поезд во Владимире. Вскоре присоединились к компании у калитки. Таня прошла в калитку первая и села на скамейку. Слева оставалось место для Вани. Он, правда, выкручивался - а можно ему сесть рядом с ней?
  
   Вообще он полностью отвечал характеристике идеального мужчины, данной Оскаром Уайльдом в "Женщине, не стоящей внимания": "Он должен постоянно компрометировать нас в обществе и быть совершенно почтительным наедине".
  
   Он всем своим видом показывал, что он не просто сидит, а сидит с Таней, вот совсем рядом, и это что-то из ряда вон выходящее.
  
   Ваня сказал, что Миша собирался украсть кассету. Таня испугалась, и Иван понял, наверно, что он ей не совсем безразличен. Он успокоил: "Он всё равно проявит и всем пришлёт фотографии".
  
   Иван: "Ты всё стремишься сфотографировать, записать, вместо того, чтобы просто жить".
  
   Он не живёт, видно, такой изолированной жизнью, как Таня, где каждое впечатление - сокровище, и думается - как бы его законсервировать, чтобы сохранилось подольше, до следующего отпуска.
  
   Однажды летом Таня с мамой вышли на вырубку на горе. С неё на все стороны открывалась панорама лесов, от которой дух захватывало. Таня помнит мучительную боль оттого, что это нельзя было собрать в мешок и унести с собой, заготовить впрок, как солят грибы, сделать собственностью, соединить четыре стороны света в одно сжатое впечатление.
  
   Она сказала со вздохом: "Да, лучше не прикасаться к жизни, если не умеешь изображать её".
  
   Остальные, обнявшись попарно, слушали их с почтительным удивлением: "Во дают..."
  
   Ему, конечно, было обидно, что он не может, как другие, сидеть с Таней в обнимку. Он поднял руку, долго-долго нёс её над Таней (она сидела, притихнув и уставившись на руку) и, убив комара на правой её руке (а сидел он слева) изо всех сил сжал эту правую руку.
  
   Таня потупилась: "Ваня, я сама буду убивать на себе комаров".
  
   Мальчишки стали мечтать о том, как сядут в поезд и поедут.
  
   Ваня: "Я буду рассказывать сексуальные анекдоты, Боря кричать петухом, а Слава дико хохотать".
  
   Слова из Вани лились рекой, и хотя подчас это звучало неприлично, но всегда складно.
  
   Приехал Юрий Николаевич и велел идти на шоссе. Ваня спросил: "Так я возьму узелок, чтобы был повод опять встретиться?", - и Таня согласилась.
  
   Он показал Тане на кофточку в сетке, которую поднял со скамейки и повесил на ручку калитки, усаживаясь рядом со Таней: "С этой кофточкой я танцевал вчера".
  
   Он сказал это так проникновенно, как будто это был лучший эпизод в его жизни, а Таня была мужчиной - кофточка была не её.
  
   Тут вышла хорошенькая блондинка, и отругала его за то, что он повесил сетку ненадёжно: "Кто это так сообразил повесить сетку? Ваня, конечно?"
  
   На блондинке были ослепительно белые брюки самого модного фасона, о которых женщина только могла мечтать. Тане вдруг тоже захотелось похохмить, и она заявила милой девушке: "Между прочим, Ваня - мой друг, а я кандидат в мастера спорта по джиу-джитсу, так что прошу с ним повежливее". Все засмеялись.
  
   Иван: "Ты о вещах не беспокойся. Ты не представляешь, до какой степени мне важно вернуть их тебе. Я за твой узел больше, чем ты, переживаю".
  
   Вдалеке показался автобус - Икарус. Ваня сказал, мрачно сверля её глазами: "Ну, с тобой мы не прощаемся, встретимся завтра".
  
   Ослепительная блондинка Ланка подбежала к нему и хотела поцеловать, а он покраснел и нырнул в группу мальчишек. Таня сердито отвернулась, а потом повернулась опять и увидела, что он целует Ланке руку, а потом сразу лезет в автобус.
  
   Таня возвращалась в Москву. Автобус мчался мимо прудов, над которыми клубился розовый рассветный туман. Небо сияло. С высоты мостов и развязок золотились леса и извивы речек. Вспоминались храмы Владимира и засолка грибов дома у Ланки.
  
   Приехала и завалилась спать. Проснулась в полдень с дурной головой. Всё остальное происходило в тот день будто в полусне. Когда спала, не переставала думать, что скажет Ване, когда позвонит ему и назначит встречу. Основным чувством был страх. Как от Вани отвязаться? Вдруг увидит соседка? Вдруг у неё ничего не получится, и он всё-таки пройдёт с ней по двору на глазах у всех и войдёт в их с мамой квартиру?
  
   Вдруг он потом будет приходить сюда во время своих приездов и всем рассказывать, что он - Танин жених?
  
   6 Встреча на автобусной остановке
  
   Наконец она решилась и пошла не к самой близкой соседке, а к дальней в первый раз в жизни звонить парню по телефону.
  
   Дозвонившись, попросила позвать Ваню.
   Голос в трубке: "Это я".
   Он, наверно, сидел у телефона и ждал.
  
   Она: "Это Таня".
   Он (радостно): "Как доехала?"
   Таня: "Уж-ж-жасно... Может, завтра встретимся?"
   "Я уезжаю завтра".
   Таня (не скрывая радости): "Да?! Ну, я приду провожать тебя на вокзал".
   "Нет, я сам подвезу вещи. Как к тебе доехать? Тьфу, карандаша нет, подожди минутку".
   Он волновался, торопился...
   Таня (жалобно): "Мне неудобно, встретимся у метро ВДНХ?"
   "Нет, ничего, я привезу".
   После того, как она рассказала дорогу, он спросил, как долго до неё ехать.
   "Откуда?"
   "От Лермонтовской. 40мин? Так долго? Жди меня в 7 вечера на остановке".
  
   Таня положила трубку, дрожа от волнения, и никак не могла проснуться. Побежала в магазин за тортом, конфетами и мороженым для коктейля. Таней овладел азарт хозяйки. Очень хотелось встретить его хорошо, угостить. Наговориться всласть, но чтобы никто не видел.
  
   Соседка каким-то шестым чувством почуяла что-то и пришла спросить, не ждут ли кого. Таня чуть не умерла со страха. Бил озноб, мысли путались. Казалось, что часы идут слишком медленно. И ещё казалось, что они не расстаются с Ваней, всё только начинается, и Ваня - не Ваня вовсе. А собирательный образ мужчины, которого она так долго ждала.
  
   Пошла на остановку заранее. Стоя спала и волновалась. Начало казаться, что он вообще никогда не приедет. Она просто жаждала его видеть, встречая каждый автобус. И вот он вышел и пошёл в обход толпы на остановке.
  
   Лицо сумрачное, в руках сетка. Таня была рада, что дождалась, и подошла к нему, сияя.
   Он сказал: "На", - и сделал шаг к дому-башне.
   Таня: "Не туда. Сюда. Пошли есть торт" (с наигранной весёлостью).
   "Какой торт?"
   "Шоколадный".
   "Где у вас автобусы в другую сторону?", - и порывается перейти дорогу.
   "Не здесь. Пошли".
   Он взял у Тани сетку, и они перешли шоссе у бокового дома.
  
   Таня: "Что, надоела Москва?"
   Он не мог ответить: "Нет, мне не надоела Москва и не надоела ты. Я хотел бы жить здесь!"
   Он поколебался и ответил: "Собственно говоря, да!"
   Таня сказала, грустно вздохнув: "Лето здесь уже кончилось. Ещё будут ясные дни, но холодные. А мама там кабачки жарит, она очень вкусно их готовит. Неужели ты не хочешь их попробовать?".
   "Некогда".
  
   У Тани заплетались ноги, пошатывало, и он поддержал её, на мгновение прикоснувшись к боку, как фигуристы иногда останавливают партнёрш. Таня была поражена его фамильярностью - в Гусе он такого себе не позволял, - и резко отодвинулась. Наверно, кто-нибудь смотрел на них - он любит работать на публику.
  
   Он: "Я в сандалетах. Ты заметила, как я одет?"
   Таня: (притворно-равнодушно): "Да".
  
   Он был одет здорово и казался довольно высоким, неплохо сложенным парнем. Особенно хороши были стройные ноги. На нём была белая водолазка и чёрный костюм. Идти рядом с ним было приятно.
  
   Таня: "У тебя ноги промокнут в штиблетах"
   "Хорошо, что ты взяла зонтик".
  
   Она: "А кроме кабачков у меня будет коктейль... ну, арбузом тебя не удивишь...слушай, неужели у вас в Ташкенте вот так принимают гостей, как ты меня вынуждаешь?"
   "Я не знаю, как принимают у нас в Ташкенте, я знаю, как я принимаю"
   Таня: "Вот сюда", - и подтолкнула его к калитке, ведущей во двор.
   Он: "Куда ты меня ведёшь? Вон оттуда выезжают автобусы. Мне, наверно, туда надо".
   Она(виновато глядя в глаза): "Ну, может, ты тут постоишь, а я тебе вынесу что-нибудь?"
   Он чуть не расплакался, смеясь: "Сухим пайком, что ли?"
   Действительно, глупость. Пошли на угол к остановке.
  
   "А я маме о тебе сегодня целый день рассказываю".
   "Ну, значит, она знает обо мне больше, чем я сам о себе знаю".
   Таня: (тихо, жалея): "Я не знаю тебя".
   Она шла впереди, опустив голову и засунув руку в карман плаща.
   "Не знаю, что бы я делала без тебя эти десять дней"
   Он (не поверив): "Ну, это уж слишком!"
   Она сказала огорчённо и испуганно: "Какой ты злой сегодня".
   Хотелось расстаться по-хорошему.
  
   Он повесил сетку на сучок дерева. Потом по дороге на автобус и с автобуса она часто смотрела на этот сучок и думала: "Было или не было?", - как в песне Новеллы Матвеевой про след от гвоздя.
  
   Он встал у дерева и спросил: "Складной?"
  
   Она стояла, задумчиво уставившись на него, и не сразу поняла смысл вопроса. Он перебил её мысли и, досадливо поморщившись, она пробормотала: "складной" и уже потом поняла, что он спрашивает про зонт и, наконец, удивилась, вытаращив глаза: "Как он может сейчас спрашивать о такой чепухе?"
  
   Он отошёл от дерева. Наверно, капало, деревце было тоненькое, и шёл дождь. Встал с другой стороны. Таня боялась, что он промокнет в лучшем, наверно, костюме и штиблетах из-за неё и её грязного белья, и что она его задерживает. Поэтому она всё заглядывала за его спину, не идёт ли автобус, держа над ним зонтик. От него слегка пахло вином.
  
   Она: "Мне совестно было тебя беспокоить, ты мог бы прислать посылку".
   Он: "Я так и не прочёл твоего дневника, он меня так заинтриговал..."
   "А там и не было никакого дневника - библиотечная книга и так, по мелочам".
   "Интриганка ты..."
   "Да..."
  
   Она подняла на него глаза и увидела, какой у него измученный вид. Сначала-то он хотел его скрыть от Тани.
  
   Он тонко улыбнулся: "А ты всё та же, как я увидел тебя в первый раз, в капюшончике..."
   Таня (надув губы): "Ты заставил меня снять его".
   Он (с обезоруживающей теплотой): "Я думал, под ним ничего нет. А у тебя, оказывается, было кое-что на голове".
  
   Тут её совсем разобрало. Она стояла и смотрела на него во все глаза, стараясь запомнить его лицо: тщательную чёлку, голубовато-серые глаза, длинный нос, узкий рот. На щеках прыщи. Она как будто провела по его лицу мягкой тряпочкой.
  
   Смотрели глаза в глаза. Из неё что-то полезло наружу, боль и нежность. Пришлось изо всех сил заталкивать обратно.
  
   Он: "Я думал о тебе хуже".
   У неё на лице появилось вопросительное выражение. Вот это было то, что её интересовало в последний вечер. Что он думал о ней на самом деле, отвлекаясь от словесной шелухи об "идеалах" и "звёздах"? Она ведь не напрашивалась на те глупости, которые он говорил. И какой нормальный человек думает сам о себе, что он - идеал?
  
   Она всё чаще заглядывала, нет ли автобуса, вытянув над ним руку с зонтом. Они увидели автобус, когда он уже был на остановке. Он крепко и нежно сжал её руку с зонтом и, сделав над собой усилие и даже не взглянув, нет ли на улице машин, бросился через дорогу к автобусу. Она судорожно стала снимать с узелка его сетку, у неё не получалось, и она бросилась за ним. Он стоял в автобусе у входа.
  
   "Счастливо!"
   Он (резко, с горечью): "Прощай".
   Она побледнела и покачнулась.
   Автобус тронулся.
   Уходя с остановки, она закрыла зонт и ссутулилась. Дождь продолжал моросить.
  
   Последние несколько дней, когда он ещё был в Москве, ей стоило больших усилий не звонить ему. Ей было плохо, что-то вроде гриппа. Не могла думать ни о ком, кроме Вани. Увидит на улице темноволосого парнишку - Ваню напоминает. Вспоминала, что он любит, что не любит, как улыбался и что говорил.
  
   7 Приехал зимой
  
   Каникулы кончились. 8 февраля. Вечер. Таня поняла, что Иван не приедет.
   Утром, нечесаная, завтракала. Шаги на лестнице. Звонок. Ваня. Чуть не села на пол. Одна в квартире. Огорчена. Поставила стул в дверях комнаты: "Садись. Я же тебе написала такое письмо!".
   "Очень хорошее письмо"
  
   Над письмом Таня долго думала, переживала, как бы не обидеть. А он всё равно приехал.
  
   Ушла на кухню. Хлеб с маслом в горло не лез. Таня чуть не поперхнулась. Вышла: "У меня как раз не убрано!"
  
   Он сидел в клетчатом пальто и улыбался. Таня взяла яблоко и вышла в коридор: "Зачем ты носишь яркое пальто? За версту видно - тебя мучит комплекс неполноценности!"
  
   "За что ты сердишься?"
   "Да я не сержусь, я очень благодарна".
   "За что?"
   "Ну, вообще. Да, раз уж ты пришёл, тебя надо напоить чаем".
   Таня дала ему чашку и конфету.
   Он: "У тебя дрожат руки"
   "Они всегда дрожат. Зачем ты пришёл? Во дворе могли увидеть, что ты идёшь сюда".
   Он: "Не знаю, ко мне приходят в гости, и я никого не боюсь".
   "Так ты же мужик. Мужик ты или нет?"
   Он: "Да, меня встретила какая-то бабуля".
  
   Он допивал чай, стараясь оттянуть уход. Таня стояла и ждала.
   Он: "Я замёрз. Можно, я посижу у тебя немного?"
   "Немного. Что же делать? Ты - гость Москвы, надо показать Ленинские горы, что ли?"
  
   Он: "Зачем ты мне адрес-то дала?"
   "Иначе не принимали заказное письмо".
   "А раньше, в Гусь-Хрустальном?"
   "Не знаю, не верь женщинам. Ну как, удалось жениться?".
   "Если бы и женился, тебе бы не сказал".
   "Ну, Иван, иди, но никому не попадайся на глаза, а встретимся на автобусной остановке".
   "Может, лучше на метро ВДНХ?"
   "Не знаю, ну ладно, пусть".
  
   8 В метро
  
   Таня долго копалась, боялась и надеялась, что он не дождётся. На ВДНХ, на платформе метро, он, увидев её, не улыбнулся.
  
   В метро на эскалаторе он вспоминал о ташкентском землетрясении. Таня рассказала об ашхабадском землетрясении - её мама оттуда родом, - и об отце - офицере, моряке, с которым мама развелась.
  
   Он: "Теперь я понимаю..."
   "Ничего ты не понимаешь!"
   В вагоне Таня возмущалась: "Я о тебе заботилась, прислала фотографии к концу сессии..."
   "Они пришли к началу".
   "Что сдавали?"
   Он перечислил.
   Таня: "Всё - мура, кроме микробиологии".
  
   Он: "Техника канализации тоже неплохо. Ты, вероятно, имеешь такое же представление о микробиологии, как я - о психологии".
   Таня: "Ты думаешь, я что-нибудь понимаю в психологии? Я вообще не печаталась".
   "Я бы на месте редакторов обязательно тебя напечатал".
  
   При выходе с эскалатора он напомнил Тане один фельетон в Литературной газете о качествах идеального жениха и добавил: "Слава Богу, что я не такой".
   Таня: "Почему же? Было бы неплохо".
   Вошли в вагон.
   Он: "Ты себя причисляешь к оригинальным людям?"
   Таня пожала плечами.
   Он: "Скромничаешь".
  
   Таня: "Как тебе наша квартира?"
   "Да я её не разглядел, ты же меня посадила спиной к комнате".
   Таня: "У нас тесно, как в мебельном магазине. Недавно купила трюмо - давно мечтала, - и пришлось пока рядом со шкафом поставить, два зеркала рядом, мы с мамой в первую ночь спать не могли".
   "Вы живёте втроём? Ты, мать и отец?"
   "Нет, вдвоём".
  
   "Это ничего, я однажды видел такую же квартиру, там жили ещё две сестры".
  
   "Ты не устал?"
   "А что сделать? Потолок покрасить, пол помыть?"
   "У нас линолеум".
  
   "Какие мужчины тебе нравятся?"
   "Взрослые и храбрые"
  
   11 Ленгоры
  
   Приехали на Ленинские горы.
  
   Таня: "Я восхищаюсь, когда другие умеют то, чего не умею я. Смотри, как красиво прыгают с трамплина".
   Он: "Хоть бы кто-нибудь свалился".
  
   Таня: "Почему ты не храбрый?"
   Иван: "Ты видела ножевые раны? Ты видела, как дерутся не в кино? Тебя били? Ты видела людей, привезённых из милиции? Ты знаешь, какие они? Шпана лучше".
  
   Откуда такие знания у мальчика?
   Таня: "Но ты ведь дал пощёчину кому-то на хлопке?"
   Иван: "Меня за это хотели из института выгнать. Я думал - какой-то пацан обижает студентку. Оказалось - к ней пристал преподаватель. Мама в нашем институте преподаёт марксизм- ленинизм. Она пошла и сказала кому надо: "Он защищал свою девочку. А на самом деле девочки не было".
  
   Тане подумалось, и не без оснований, что девочка была.
  
   Таня: "Как же ты с друзьями нехорошо поступил на хлопке - дал пощёчину, послал драться, а сам только управлял?"
  
   "Ты ничего не понимаешь! Это называется страховка. Я начал, а они меня страховали. Я бы хотел тебя познакомить с моими ребятами".
  
   Таня: "А вообще узбеки красивые - высокие широкоплечие, прекрасно сложенные, с большими коровьими глазами, с густыми волосами..."
  
   Он (с сочувствием): "Нет, акселерация коснулась только Европы, туда она ещё не дошла".
  
   Таня: "Ну, тогда не надо. А вообще, Ваня, что это ты меня кому-то уступаешь? Что я тебе, не нравлюсь, что ли?"
   Он: "Ну вот..."
   Потом понял, что она смеётся.
  
   Иван фотографировал Таню на смотровой площадке: "Я сделаю твой портрет"
   Таня: "У тебя как со временем?"
   "У тебя были дела?"
   "Дела всегда есть".
   Он, кажется, обрадовался. Собирался в каникулы ехать на Памир. Таня тоже хотела бы, но отпуск не скоро.
  
   Говорили взволнованно, как будто это было важно, о Моцарте, философии и философической девице, знакомством с которой он хвастался Тане в Гусе. Он, оказывается, забыл, что хвастался. Таня помнила, потому что записала о том, что он с той девицей говорил, в свой дневник.
  
   Иван: "Это мне надо завести дневник. А ещё что я говорил?"
  
   И тут же он начал рассказывать о ташкентских воронах. Он пугал их, возвращаясь в два часа ночи от девчонки. Они бросали в него своим помётом.
  
   Навстречу им на фоне ослепительно- белого снега царственно шагал бархатно-чёрный дог. Он понимал Таню, Ваню и весь окружающий мир, но на всё смотрел с высоты своего величия. Даже пейзаж, открывавшийся со смотровой площадки, оставлял его снисходительно-равнодушным.
  
   Таня почти закричала, что хотела бы так сфотографировать этого пса, чтобы все почувствовали восторг от его великолепия.
  
   "Я могу тебя научить", - просто сказал Иван.
  
   Таня пожаловалась, что сшила первое в своей жизни пальто с белой норкой. Итальянское красное сукно, сшито в ателье... Вышла на улицу и увидела, что ей навстречу идёт толпа женщин в красных пальто из итальянского сукна с белыми норковыми воротниками той же формы. Оглянулась - и за спиной то же, только у некоторых сукно зелёное.
  
   "Я бы тебя ни с кем не спутал", - признался Ваня.
  
   Вышли на мост над Москвой - рекой. Шёл ледокол. Иван фотографировал. С берега доносилась латиноамериканская музыка.
  
   Вспомнилось, как Таня с дядей танцевали под неё, а потом его дочь вышла замуж за грубияна, и дядя вскоре умер. Таня не стала об этом рассказывать, а спросила, какую музыку любит Иван. Индийскую любит? Они с мамой любят индийскую.
  
   Ваня ответил, что ему нравится композитор Шварц, а из индийского он любит поэзию. Начал читать стихотворения Рабиндраната Тагора. Одно, другое... Память у него была отличная и Тагора Таня всегда любила. Потом читал Пушкина.
  
   Когда замолчал, Таня сообщила, что когда они с подругой заканчивают прогулку, та спрашивает: "Ну как, понравилось?"
   "Ну как, понравилось?", - улыбнулся он.
   "Ты не замёрз?"
   "Я мазохист и люблю, когда холодно".
   Тане хотелось согреть ему руки, но что-то удерживало.
  
   10 Обед на улице Горького
  
   Поехали обедать на улицу Горького. Таня спросила, не пробовал ли он узнавать адреса в справочном киоске незамужних женщин по 5 руб за адрес. Он стоически молчал.
  
   В диетке много народу.
  
   На них уставилась женщина в модном жилете из тонкой шерсти. Они действительно производили странное впечатление: не то мама с сыном, не то старшая сестра с братом. Мама высокая, спортивная, неулыбчивая. Сынок смешливый, щупловатый. К женщине в жилете приблизился мужчина и они покинули поле зрения Тани.
  
   Иван об этой паре: "Какая страсть".
   Таня: "А? Где?"
  
   Ваня настоял, что угощать будет он. Обед быстро был съеден, и они отправились гулять по улице дальше.
  
   Татьяна продолжала вредничать: "Ты что-то раскапризничался. У тебя и телефон, и адрес мой, я вся тут - чего тебе ещё?"
  
   "Ну, не тебе говорить о капризах. Как ты могла думать, что я приехал к тебе из-за прописки? Я бы минуту не смог пробыть рядом с таким человеком".
   Таня: "Зайдём выпьем кофе".
   Неожиданно для себя Таня заявила: "А ты знаешь, я рада, что ты приехал"
  
   Иван съел две булки, Таня - пирожное. Руки негде было вымыть, и Таня брезгливо держала пирожное с помощью куска газеты. Он посмотрел на неё с жалостью и сообщил, что на руках есть защитная микрофлора. Сказал, что вчера сдал экзамены и прилетел в Москву в час ночи сегодня. Пришёл к Тане голодный.
  
   Таня поахала. Иван подобрел. Начал хохмить. Таня уговаривала его не уезжать в Израиль.
  
   "Я не уеду".
  
   Поднимались по лестнице из перехода. Мимо буквально взлетел спортсмен.
   Таня: "Это привычка - лыжники на тягунах ускоряются. Я хотела тебе написать : 27 <--->18".
  
   "В какую сторону стрелка? Когда ты врала - когда говорила, что купила торт или когда не хотела впускать?"
  
   Бедный парень! Он не мог забыть, что в квартире Тани ждёт его торт, а он полуголодный бродит по зимним улицам. Они доложили друг другу, что у каждого из них болит сердце.
  
   Таня: "Я мало двигаюсь. На работе поднимаюсь без лифта на 7-ой этаж. Если добудешь на Памире мумиё..."
  
   Иван: "Подарю в детский сад. Чтобы симпатичная воспитательница с ложечки..."
  
   Ему хотелось ласки.
  
   "Так бы и сказал, что хочешь в детский сад".
   "Помнишь наш идиотский бег трусцой по лесу в Гусе? Я испортил сердце".
  
   "Ну да, подумалось Тане, то-то ты на Памир собрался... Что там делать с больным сердцем?".
  
   Уходя, Таня оглянулась - он сидел опустив голову.
  
   11 Таня позвонила сама
  
   Вечером она почувствовала, что не может не позвонить - он ведь сказал, что она в какой-то мере причина его приезда в Москву. А теперь она его выставила, и он или скучает, или развратничает.
  
   На работе Таня посоветовалась: выходить замуж? Умная красивая еврейка произнесла ключевые слова, важные для Тани: "Куда же она денется от своей мамочки?". Произнесла после того, как рассмотрела Таню с Ваней на фотографии. Похоже, ей Иван приглянулся.
  
   Звонила от портнихи. "Это Ваня?"
   "Да" (хрипло - может, спал).
   "А я кто?"
   "Какое это имеет значение?" ( с привычной, слегка наигранной печалью):
   "Он уж не влюблялся,
   А волочился как-нибудь,
   Откажут - мигом утешался,
   Изменят - рад был отдохнуть"
   "А всё-таки?"
   "Не знаю..." (не уверенно, с испугом).
   "Ну, тогда наш разговор на этом и кончится" (твёрдо, капризно, с огорчением).
   Он: "Таня?" (с надеждой, удивлением, не может быть).
   "Да, я!" (радостно).
   "Никак не думал, что ты позвонишь! А я скучаю. Вчерашний день провёл совершенно бездарно. Был в гостях у Миши. Но мне не понравилось, как он меня принимал. Я не знаю, когда к нам приходит кто-нибудь, мама кормит их тем же, чем обычно нас. А тут столько всего понаставили, что было неудобно. И вообще обхаживал меня".
  
   Он (насмешливо): "Мне больше понравилось, как ты меня принимала".
   "Ой, неудобно вспоминать. Меня уже мама отругала" (он, кажется, удивился).
  
   "Я больше так не буду".
  
   "Нет, я рассчитываю прожить 30 лет, за это время ты не изменишься. У меня тут было несколько запасных вариантов, но нигде ничего не получилось".
  
   Таня издала звук, изображающий ревнивое удовлетворение и удивление такой, мягко говоря, откровенности.
  
   "Гуляй больше по Москве. Может, купишь билеты в театр. Посмотри Третьяковку и Пушкинский музей. Пройди по Новому Арбату. Посмотри фильм "Как украсть миллион" и "Романс о влюблённых"
  
   Он: "Может, вместе сходим?"
  
   "Нет, я уже смотрела, и потом больше двух недель болела гриппом. Среди дня меньше народу и не так душно. Ты что мне наврал, Пушкин умер за 30 лет до Тагора?".
  
   Он безудержно рассмеялся: "Хорошо, что ты позвонила. Я сидел и скучал. На чужой сторонушке рад своей воронушке". (с оттенком вредности, с мягким подчёркнутым "р", по-кошачьи ласково).
  
   В ответ Таня расхохоталась так, будто ей рассказали неприличный анекдот.
  
   "Лыжи я достал. Думал, с Андреем будем кататься, но если ты появилась - всё..."
  
   12 Билет в театр и прогулка на лыжах
  
   На следующий день Таня встала в 8 утра. К телефону никто не подошёл. Всё время думала только о Ване. Ждала, что позвонит на работу и скажет, что купил билеты в театр. Вздрагивала от каждого звонка.
  
   Купила сама билеты во Дворец Съездов на "Ивана Сусанина" и начала казниться, приглашать его или нет. За:
   - в первый раз в жизни не с девчонкой в театр, а с парнем,
   - показала бы ему Кремль и Дворец Съездов
   - блеснула бы лучшим платьем.
  
   Против:
   - не одеть туфель на каблуках (они одного роста)
   - неприлично приглашать самой
   - не надо развивать эту никуда не идущую дружбу и дурачить саму себя.
  
   Но, мучась таким образом, Таня жила полной жизнью. Сердце не болело, отчего-то было радостно, и даже безнадёжность была мила.
  
   Он позвонил через два дня, в пятницу, в 16.45.
   "Таня?"
   "Да. ( напряжённо, почти сердито, как отец - Болконский, провожая сына на войну).
   "Это я".
   "Здравствуй".
   "Ну как?"
   "Алло, алло...Метро ВДНХ, в 10час у эскалатора наверх!", - и гордо пошла на своё место под взглядами сотрудниц. Одно ухо у Тани горело, руки тряслись.
  
   В этот же день вечером позвонила Ване, а его не было дома. Родственник, у которого он остановился - любопытный старикашка, - спросил, как её зовут, и сказал, что Ваня ушёл гулять с приятелем. Таня попросила передать, чтобы он надел на лыжную прогулку тёплую курточку - там будет сильный ветер.
  
   Таня спала крепко. Утром следующего дня валялась в постели и думала: "Если опоздаю - ничего страшного, подождёт". Встала поздно. Красить глаза тушью уже некогда было - только тенями ограничилась.
  
   Опаздывала. Бежать было неудобно, и идти спокойно нельзя. Бегом спустилась вниз по эскалатору, предчувствуя неудачу - Вани там не было. Мимо прошли пассажиры пяти поездов, с интересом разглядывая Таню. Было неловко и обидно: простуженная, согласилась кататься на лыжах, а его и нет. Вот и всё.
  
   Совершенно не в себе, поднялась по эскалатору наверх, гадая, что могло случиться и что теперь делать - ехать домой или одной покататься?
  
   Наверху никого не увидела - может, потому, что слишком волновалась. Поехала вниз. Совершенно убитая, не стала дожидаться пассажиров следующего поезда, который только что подошёл к перрону.
  
   И тут она увидела спускающегося навстречу Ваню. Даже не очень обрадовалась. Он был ссутулен, в слишком большой вязаной шапке. Таня тоже после волнений выглядела не лучшим образом. Увидев его, она постаралась улыбнуться побеззаботнее, и судорожно показала кулаком вверх. Он спокойно кивнул головой, словно Таня в третий раз попросила его сходить за хлебом.
  
   Встала наверху, изо всех сил стараясь выглядеть не слишком взволнованной. Вышли холодные, настороженные и молчали.
  
   Таня: "Ты неправильно держишь лыжи". (Он держал их за распорку).
   Он: "Одни говорят так, другие иначе".
   Шли мимо цветочного рынка.
   "У вас в Ташкенте сейчас есть цветы?"
   Он: "Сейчас, наверно, нет".
   "А когда появляются?"
   "Когда зацветают тюльпаны".
   "Тебе нравится моя белая шерстяная шапка? У меня к ней ещё есть шарф и рукавицы".
  
   Они стояли и молча рассматривали друг друга, ожидая трамвая.
   Иван (с нежностью): "Какой у тебя жалкий, обиженный, измученный вид. Лихорадка в углу рта. Синяки под глазами".
   Таня улыбнулась и предложила: "Давай сядем в этот трамвай".
  
   Сели, и она почувствовала, что у него изо рта пахнет перегаром. Сначала думала, что не от него. Нет, от него. Они поженятся, будут жить с мамой в крохотной однокомнатной квартире, он будет пить и плохо влиять на ребёнка. Как они будут делить квартиру при разводе?
  
   Когда Таня была маленькой, они десять лет скитались по съёмным комнатам. Мама работала в две смены учительницей в мужской школе, а вечером в школе рабочей молодёжи. Ложилась в час, вставала в пять. Через десять лет такой жизни дали комнату при новой школе с условием, что она станет заведующей учебной частью.
  
   Потом переселили в однокомнатную квартиру. И эта квартира превратится в два чемодана в разных районах? Сама Таня на жильё никогда не заработает.
   А заработает ли она, чтобы кормить, учить, лечить и одеть ребёнка?
   Человек, который никогда не жил в крошечной комнатушке, никогда не поймёт того, кто в ней жил.
  
   Таня стала оправдываться, почему выглядит утомлённой: "Я из породы сов, и когда бы ни легла, мне надо поспать утром".
   Он: "Ты из породы орлиц".
   Он удивился, что у неё странно покрашены тенями глаза - не все.
   Таня (вызывающе): "Не нравится?"
  
   Он: "Я теперь стал осторожнее. Летом я над девицей- философом издевался, что она носит валик на голове, а приехал в Ташкент - девицы из-за них с ума сходят".
   "Ну, а сейчас она что носит?"
   Он: "А я у неё сейчас не был" (меня не собъешь).
  
   "Ты показывал мои фотографии в Ташкенте?"
   "Да, и они сразу тебя нашли".
   Тане хотелось спросить, показывал ли он фотографии своей маме, но было неудобно.
  
   Вышли из трамвая, и пошли к лесу.
  
   Он: "Смотри, какой симпатичный ребёнок!" Таня взглянула и отвернулась.
   Он: "Ты плачешь?"
   "Это от ветра".
  
   Вышли на открытое поле. Холодная позёмка.
  
   Сзади тоскливо тащилась одинокая девица в ярко-красном костюме. Тане было приятно, что на этот раз она не одна. Красный цвет - цвет любви или желания любви? В Гусь-Хрустальный Таня приехала в красных резиновых сапогах. Почему? Чтобы привлечь внимание?
  
   Она: "Когда уезжаешь?"
   "Во вторник. У меня в понедельник дядя приезжает, а в комнате страшно накурено - за месяц не проветришь. Что делать?"
   "Сделай так, чтобы сбежало молоко".
   "Это мысль".
  
   Ёлки были красиво запорошены. Она попросила их снять. Он сфотографировал ещё какое-то странное дерево, а до этого - Таню на фоне укутанной снегом сосны. Она силилась улыбнуться - он показал, как надо - неожиданно чистая детская улыбка.
  
   Дома Таня заготовила фразы о том, что сначала хотели пожениться, а потом решили остаться друзьями. И насчёт того, чтобы он окончил институт. Но как-то речь не зашла.
  
   Таня побежала вперёд. Он смотрел ей в спину. Вышли на холмистую опушку. Ваня скатился с горки и упал на фотоаппарат. Признался, что больше всего этого боялся.
  
   "Ты устал?"
   "Я ещё могу..."
   Таня (улыбаясь снисходительно): "Ладно, поворачивай..."
   Он засиял в ответ.
  
   Вышли на поле. Выяснилось, что оба любят кашу с тыквой и мёдом.
   Говорили о розах и тыквах - их аромате и как хорошо они получаются вместе на цветных слайдах. Он приглашал Таню в Ташкент. Сказал, что повезёт на Чимган - там снег и тепло.
  
   "Ваня, здесь надо свернуть".
   Он шёл по дороге, и по его спине было видно, что он злится на неё за свою усталость.
   "Мы идём домой".
   Он повернул. Сказал, что у него всё плывёт перед глазами.
  
   Он: "Я приеду в Москву летом. Детей, жену с собой, если будут, не возьму.
   У меня все девчонки такие хулиганки: на деревья залезут, снежками кидаются, живые..."
   "А я что, не живая?"
  
   Таня осознала, что в глазах этого весёлого мальчишки выглядит занудой.
  
   Он: "А я сразу, когда ты позвонила, понял, что это ты. Другим просто всё равно, встречаюсь я ещё с кем-то или нет. Ты могла бы меня разыграть - назваться другим именем. Тебя мама как-то неправильно воспитала. Я бы хотел с ней познакомиться".
  
   "В каком году ты кончишь институт?"
   "В 1979-ом".
   "Как раз перед Олимпиадой".
   "Я буду специалистом по помойкам. Каждый находит себе хлеб с маслом в определённом месте. Я - на помойке".
  
   Таня: "Ну, побежали?"
   "Я бы отсюда никуда не уходил. Так бы и стоял, говорил. Ты мне нравишься".
  
   Таня: "Солнце вышло".
   "Где? Я не заметил.
   Таня увязывала лыжи и совсем на время о нём забыла. Потом повернулась - а он прямо как-то в лице переменился.
   Таня: "Ты что?"
   "Руки замёрзли".
  
   И Таня замёрзла, бежала почти сердитая. Навстречу парень идёт и чему-то улыбается. Обернулась - догоняет Ваня, в каждой руке по лыжам. Так и пошла дальше, а он нёс лыжи.
  
   Сели в трамвай.
  
   Иван сказал, что соскучился по блатным песням. Одна его смешила: "Прокурор на счастье и покой, о Боже мой, поднял окровавленную руку".
   Таня призналась, что тоже в студенческие годы хохотала над этой песней.
   Приехали к метро ВДНХ.
  
   Иван: "Возьми мой шарф в подарок!"
   "Что ты, Ваня, я не возьму!"
  
   Он вдруг сказал: "Подожди!", - и стал расстёгивать куртку.
   Таня: "Что, совсем будешь раздеваться?"
   Её бил озноб, губы посинели и не слушались.
   Он: "Сейчас, сейчас...", - и достал из кармана той рубашки, в которой ходил в Гусе нарукавную нашивку с гербом города Владимира. У него было такое же выражение лица, как тогда, когда он показывал ей паспорт. Нашивка выглядела такой новенькой, как будто к ней с тех пор не прикасались, даже верхний слой краски блестел.
  
   Таня: "Ты - романтик?"
   "Я - фетишист...".
   "Давай отойдём с холода".
   Вошли за колонны.
   Таня: "Я позвоню тебе сегодня вечером, чтобы узнать, можешь ли ты завтра идти на лыжах".
   Он (огорчённо): "Вечером?" Таня насмешливо заглянула поглубже в его глаза - у него на вечер были другие планы.
  
   "Ну, ладно, приезжай завтра в 10час на Ярославский вокзал, жди у доски с расписанием.
  
   Он: "Куда ты хочешь меня везти? Постой, это то направление, где
   Мытищи?" (в глазах - нечестивый огонёк, видно, было приключение).
   Таня: "Что, знаешь?"
   Он: "Да я родился под доской с этим расписанием. А если не смогу, пришлю одну из своих девочек с запиской".
   "А они умеют бегать на лыжах?"
   "Нет, она только передаст записку".
  
   "Ну, прощай".
   Он: "Как прощай?"
   "Да нет, до завтра".
   "Ух, я уж испугался".
  
   Вечером, после некоторых колебаний, Таня позвонила ему и сказала, что простудилась.
   Он: "Очень жаль".
  
   13 Приехал с дыней
  
   В августе того же года Таня пришла, кое-как одетая и причёсанная, а он у неё дома. Дыню привёз. Сказал, что у неё утомлённый вид. Смотрели фотографии.
  
   Таня: "Надо выпить чаю".
   Вперегонки с мамой побежали на кухню.
   Мама предложила дальше ужинать самим. Отвергли предложение.
   Он говорил о жаре в Ташкенте.
   "Шварца так и не прочла?"
   "Некогда!"
   "Я сейчас увлекаюсь Дюрренматтом".
   "В театре на М. Бронной идёт "Визит дамы".
   Он: "Визит старой дамы. Я хочу сводить тебя в театр. Хочешь?".
   "Да. Я люблю театр"
   "В Ташкентский. Как ты относишься к периферийным театрам?"
   "Хорошо".
   "Я с ними ехал. Я не знал, как живёт богема".
  
   "Что ж, Чехова не читал? Как каракалпак?"
   "Чуть не завалил экзамен. Дал мне деньги на хранение".
  
   Говорили о пьянстве Есенина.
   Ваня: "Пьянство - источник творчества, я - побочный эффект творчества художника".
  
   Он: "Вышла замуж?"
   Таня: "Сказать правду?"
   Он: "Кольца нет".
   Таня: "Надо купить".
   Он: "Приедешь в сентябре? Я узнал, что у тебя отпуск. Твоя мама сказала. Вы похожи".
  
   Улыбался над зимними фотографиями.
   Он: "Я сделаю твой портрет, но всё должен сделать сам".
   Иван говорил о Таниной фотогеничности. Она так и не сообщила ему, что до его зимнего визита болела гриппом месяц, а после - полтора с осложнениями.
  
   Он критиковал зернистость её фотографий. Некоторые понравились.
  
   У Ивана болит сердце. Один экзамен завалил, но потом сдал на 5.
   Таня: "Хочешь ещё посмотреть фотографии?"
   "Лучше на тебя полюбуюсь. Ты прибедняешься и не так уж низко ползаешь".
  
   "Я не знал, как меня встретят".
   "Если бы мамы не было дома, всё было бы так же".
  
   "Я хочу привезти дыню. Миша в армии, и её некуда девать. Хочу поехать в Гусь- Хрустальный через Ланку(в глазах вопрос: можно?).
  
   Он: "Мы друзья?"
   Таня (панически глядя в глаза): "А что?"
   Он: "Вижу, что нет. Скажи, когда надо уходить".
   Таня: "Я всегда хочу спать. Я программистка, часто работаю допоздна и ночами".
  
   Он поднялся.
   Таня: "Удобно взять дыню?"
   "Удобно. Телефон дать?".
   Пока Таня думала, Иван обиделся.
   Таня заглядывает в его записную книжку.
   Он: "Анечка. Единственно о ком жалею".
   Таня: "Анечка правильно сделала".
   Он: "Когда привезти дыню?"
   "Не раньше семи".
  
   На следующий день принарядилась, потом переоделась в сарафан.
   Он от дверей сказал: "Татьяна, давай скорей сетку, я на Мегре опоздаю!"
   Таня тянула: "Надо отдать тебе ту сетку".
  
   Ей вдруг стало жаль отдавать ему ту сетку, хотелось сохранить на память.
   Он: "Привезёшь, когда приедешь в Ташкент".
   Таня поняла, что в театр не пригласит.
   Таня (озадаченно): "До свиданья"
  
   14 Сетка из-под дыни
  
   Сетка, наконец, нашлась, но расставаться с ней не хотелось. Вернула всё-таки. Таня села у окна в смятённых чувствах. Спать расхотелось. Она взяла расчёску и принялась расчёсывать волосы.
  
   Что же он не выходит из подъезда? По радио звучало душераздирающее, и всё из того, что слушали в Гусь - Хрустальном: "Что зазвонят опять колокола, и ты войдёшь в распахнутые двери...", а потом ещё грустнее:
  
   "Пришли дожди и холода, пожухли травы.
   Ну что ж, прощайте навсегда, но вы неправы..."
  
   У него вырвалось однажды: "Через 10 лет твоя красота исчезнет".
  
   Таня никогда не считала себя красивой. Её крёстная утверждала, что Таня никогда не выйдет замуж. И Тане думалось, из-за того, что некрасивая, небогатая, без своего жилья. Сама-то крёстная красавицей была. Но при чём здесь красота крёстной? Мысли путались. Песня ещё звучала.
  
   Вспомнились слова сотрудницы: "Куда же она от своей мамочки?"
  
   Пройдут годы. Ваня Энке станет большим человеком, главой известной фирмы. Трейлеры с его фамилией будут часто попадаться Тане на глаза, каждый раз причиняя привычную уже боль... И боль будет причинять заезженный кадр воспоминаний - Иван берёт белый груздь, улыбаясь, поворачивается к ней, и говорит: "Девственно чистый гриб", а потом слизывает с ножки гриба молоко.
  
   Тут как раз позвонила мама. Её сотрудница, Анна Рудер, автор лучших в мире эклеров и вообще с неё иконы писать, видела фотографию Тани с Ваней, и жалела, что они расстались. Несколько минут назад она сообщила, что съезжается с родителями мужа и может дёшево продать Тане однокомнатную квартиру на первом этаже, с рассрочкой, чтобы у неё было своё жильё.
  
   Таня, неожиданно для себя, нечёсаная, в тапочках, выбегает на лестницу. Он сидит на подоконнике и рассеянно разглядывает сетку из-под дыни. Таня подлетает к нему, обнимает и целует.
  
   Соседка соляным столбом застыла на площадке, поглощённая этим зрелищем.
  
   21.06.2016
  
   Когда я в последний раз чистил зубы? До того, как познакомился с тобой.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   36
  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"