Наталья Я. : другие произведения.

Про бабушку. Гл.12. Музыкальная школа и пионерский лагерь

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:


  
   Повесть про бабушку. Глава 12. Музыкальная школа и пионерский лагерь
   05.01.2012
  
  
   ВСТУПИТЕЛЬНЫЕ ЭКЗАМЕНЫ
  
   Ездили мы и на дачу дяди Саши, где потихоньку строился дом вместо времянки, варилось варенье из ягод и чистились по вечерам белые и другие хорошие грибы. Мы с племянницей тёти Клавы Таней Выборновой много пели. У кого-то появилась мысль попробовать отправить меня на экзамены в музыкальную школу.
  
   Не помню, когда были эти экзамены, но никогда больше я не вызывала такого восторга у слушателей, как там. Особо не волнуясь, так как была уверена, что вряд ли что получится - у нас и пианино не было, я предстала перед комиссией в странном, похожем на избу из многих комнат, деревянном помещении музыкальной школы.
  
   Меня просили сыграть на пианино. Не умею. Тогда - повторить звуки, воспроизвести ритмы, что-нибудь спеть. По лицам преподавателей я видела, что они довольны результатами, а когда дверь в комнату, где проходили экзамены, открылась, и в неё стали заглядывать чьи-то лица с восторженно горящими глазами, я почувствовала ни с чем не сравнимое чувство удовлетворения. Маме было сказано, что у меня абсолютный слух и очень хорошие способности, и что мне надо учиться играть на скрипке.
  
   Музыка всю жизнь была для меня одним из самых больших источников радости. Но в музыкальной школе вышло не так. У меня уже вырос на голове лавровый венок, были куплены папка для нот, тетради, самоучитель игры на фортепьяно - я отказалась учиться играть на скрипке - поздно, - и ноты с упражнениями по сольфеджио.
  
   ПИОНЕРСКИЙ ЛАГЕРЬ
  
  
   В это лето я в первый и единственный раз поехала в пионерский лагерь. Лагерь был в Малых Вязёмах, по Белорусской дороге. Маму заведущуя гордским отделом народного образования (завгороно) Мыльникова в этот день услала на какое-то совещание. У бабуси болело сердце, но ей пришлось везти меня в какую-то школу у метро Рижская, откуда на автобусах нас везли до вокзала, где мы садились на электричку. Мама очень переживала за бабусю. Мы опаздывали, и бабусе пришлось бежать со мной к школе, которую мы не сразу нашли.
  
   Мне очень не хотелось ехать, хотя всю жизнь хотелось пожить в пионерском лагере, стать взрослей и научиться общаться со сверстниками. Дело в том, что я всё-таки была диковатая, слишком книжная. Слова тёти Клавы о том, что я никогда не выйду замуж, не шли из головы. Представлялось, что женское одиночество хуже смерти.
  
   Лагерь был старый, бедный - от министерства просвещения. Домики старые, деревянные, неизвестно когда и во что окрашенные. Двухэтажные. Но люди, которые нами занимались, были педагогами. Нам было интересно там жить.
  
   Не повезло только с пионервожатой. Она напоминала женщину у Ниловых, которая, будучи невестой, сломала ногу и готовилась стать матерью. Правда, ногу наша вожатая не сломала, зато мы потерпели от неё немалый физический ущерб - она вымыла всему отряду головы в одном тазу, не меняя воду, и мы привезли домой вшей. Позже выяснилось, что это обычное дело в лагере.
  
   Зато воспитательница у нас была милая. Крупная яркая еврейка, с дочерью, похожей на неё как две капли воды. Дочь чувствовала себя в лагере уверенно - она отдыхала там каждый год. А я плакала каждый день и по несколько раз - обязательно в обеденный перерыв, когда по радио во дворе передавали классическую музыку, и две-три минуты в другое время дня.
  
   В первый раз я заплакала под "Сказки Венского леса". Я лежала и думала - застану ли живой бабусю, когда вернусь из лагеря. А вдруг их обеих уже не будет? Зачем мне тогда жить, и как? С наслаждением потихоньку вымочила всю подушку. Никто не заметил. Но в другой раз доложили и воспитательнице, и вожатой.
  
   Наша спальня была на втором этаже. Пружинные кровати стояли рядами, рядом со мной отдыхала серьёзная худенькая девочка с хорошими косами, дочь учительницы. Мы подружились, обсуждали книги, держались вместе в отряде. Я нравилась ещё одной девочке, но та не читала книг, и с ней было неинтересно.
  
   Ещё мне нравился один мальчик, но всё кончилось дракой, уж не помню почему.
  
   Кровати были с пружинными сетками, но от моей осталась только рама, и когда я спала, середина туловища свисала и почти касалась пола, как в неудачно подвешенном гамаке. Я пожаловалась воспитательнице и вожатой, но они сказали, что я капризничаю. Даже не посмотрели кровать. Только когда мы уезжали, один из грузчиков, увидев мою кровать, спросил, кто же на ней спал. Не получалось у меня словесно донести до другого человека свои ощущения, а ведь по словесности у меня была пятёрка.
  
   Получалось многое другое. Я мыла клетки в живом уголке, рисовала самолёты и пейзажи пушкинского Захарова - мы ходили на экскурсию на аэродром и в Большие Вязёмы. Пела в хоре, где наш руководитель перед концертом, посвящённым родительскому дню, очень волновался. Кажется, бегала кросс на соревнованиях.
  
   Однажды поднимала на утренней линейке флаг, не помню, как мне такая честь досталась.
  
   На родительский день приехали бабуся и мама, привезли моей любимой копчёной колбасы, шоколадных конфет и ещё что-то. Мы, конечно, были не голодные, но пища была простая, а на родительский день нам приготовили праздничный обед - картошку с селёдкой и огурцами.
  
   Вожатая жаловалась на меня родителям, что я много плачу, но воспитательница меня похвалила. Я очень радовалась, когда можно было вернуться из лагеря домой.
  
   ПЯТЫЙ КЛАСС
  
   А в школе я пошла в 5-ый класс. Заканчивая отличницей 4-ый, я обещала по требованию директрисы Рыбиной, что буду учиться так же и дальше, и чувствовала при этом, что дальше так учиться не буду. Все говорили, что переход из начальной школы в среднюю - дело не простое. Времени свободного совсем не стало - занятия по специальности, сольфеджио, теория музыки, а я не знала даже нотной грамоты. Никак не могла связать закорючки на нотоносце с конкретными звуками. Представлялось, что если бы научилась читать ноты, дальше всё пошло бы легче.
  
   Добивал воскресный хор. Я не привыкла столько времени находиться на людях. Мне надо было обязательно побыть одной, почитать что-нибудь для отдыха, грызя арахис, или порисовать, тоже не трудясь, ни о чём не думая. В хор надо было приходить в воскресенье к 10 утра в единственном моём шерстяном лучшем платье, а возвращаться только часа в 4, и это если не было концерта, а то ещё позже.
  
   Тогда был один выходной - воскресенье. Популярна была песенка: "В субботу вечером, в субботу вечером, когда огни в реке дрожат..." Она передавала ощущение ожидания отдыха. Лень-матушка раньше меня родилась.
  
   Как мне теперь не хватает этих концертов! Как я тогда облегчённо вздохнула, когда все занятия в музыкальной школе кончились!
  
   Теперь я понимала высокомерие детей, которые учились музыке с раннего детства - они привыкли беречь каждую минуту, отдыхали гораздо меньше нас, если вообще отдыхали. У них был другой характер - собранные, чёткие, уверенные, более взрослые. В музыкальной школе были даже упражнения по композиции, а я не знала, что такое в этом случае тема. Когда для примера преподаватель предложил мне назвать тему, я сказала: "Всадник без головы" Майн Рида. Все смеялись.
  
   По специальности мне дали лучшего учителя школы. Он был высокий, красивый, с уверенными движениями. У него были лучшие ученики. Передо мной приходила одна девочка - с длинными белокурыми волосами, весёлая, спокойная. Играла уверенно, виртуозно - готовилась к какому-то конкурсу. Я всегда опаздывала на занятия, и бежала по улице бегом. Тряслись руки, вся была мокрая. Задание никогда не было готово даже с моей точки зрения. Он ничего не мог от меня добиться. Я рыдала. Он вытирал мне нос.
  
   Пришлось бросить занятия в кружке бальных танцев и в балетном кружке, где я недавно подготовила и успешно выступила с сольным танцем "Ветерок" под "Неаполитанскую польку" Чайковского.
  
   Помню, как я в голубом купальнике из сатина, с белым газовым шарфом, танцевала перед залом, полным школьниками, и Женя Дыбко, мимо которого я пробегала, с удивлением выпучил на меня глаза (сцены у нас не было). Все хлопали. Там ещё Галя Арисова выполняла сложные гимнастические упражнения, а Люда Андрусская пела "Жаворонок" Глинки.
  
   Мне тоже хотелось петь, и на следующий год я пела именно эту вещь на школьном концерте, но хуже Андрусской - голос был слабее и хуже окрашен, и горько плакала после выступления, хотя мне хлопали тоже.
  
   Когда занятия в школе заканчивались, мы с мамой пробирались в полутьме к школьному роялю в коридоре, стоявшем на третьем этаже, зажигали свет и я готовила домашние задания.
  
   Рояль был расстроен, заниматься вечером было трудно. Но было интересно представлять себе, что полутёмная школа - это замок, а я - принцесса, играю для собственного удовольствия и где-то, затаившись, слушает мою игру предназначенный мне судьбой принц...
  
   Я стала хуже учиться в пятом классе - не привыкла к двойной нагрузке, появилось много учителей. Сольфеджио и арифметика давались с трудом. У меня вдруг в четверти оказалась четвёрка по арифметике. Кроме того, это не занятия без нормального пианино. Ни мама, ни бабуся не знали нотной грамоты, а мне надо было писать диктанты.
  
   Музыкальную школу я дотянула до конца учебного года с трудом. Когда директор музыкальной школы узнала, что я бросила занятия, то прислала к нам на пришкольную квартиру делегацию учителей. Мне было неловко перед ними - зря они пришли. Я приняла решение. Мне надо нормально учиться в обычной школе и зарабатывать на жизнь каким-нибудь скромным трудом. Знала бы эта делегация, как я люблю музыку, как хочу научиться играть на пианино и петь!
  
   Мне представлялось, что я пела бы как Мария Каллас, если бы смогла перешагнуть через неумение читать ноты. Даже сейчас иногда чудится, что окраска её голоса сходна с окраской моего. А у Андрусской голос был окрашен как у Аллы Саленковой.
  
   Было ощущение, что вот закончу школу, потом какой-нибудь институт, а потом буду учиться музыке, если время позволит. Но время так и не позволило. Оно ушло. Время мстит, если его упустишь. Делегация умоляла хотя бы не бросать хор. Там мои дела шли неплохо. В хоре у всех дела шли неплохо.
  
   Так что как протанцевала я в пятом классе танец с шарфом, так и перестала танцевать, хотя руководительница кружка уговаривала меня поступать в хореографическое училище. Она говорила, что ещё не поздно, главное любовь и упорство. У меня были и любовь, и упорство, но я впервые в жизни получила двойку по арифметике. Вообще в первый раз в жизни получила двойку. Если я из-за троек рыдала, то что было со мной из-за двойки!
  
   Арифметика в 5-ом классе самая сложная - она заканчивается. Преподавала нам её выпускница МГУ. Она окончила его с красным дипломом. Была похожа на куколку. Блондинка, очень добрая, и ей было меня искренне жаль. Вскоре она уехала с мужем во Владивосток, а к нам пришла Надежда Александровна, умница и красавица.
  
   А ещё были ботаника. география, история, алгебра, русский язык и литература... Все остальные предметы, в том числе рисование, пение и физкультура были для меня отдыхом. Словесность - тоже.
  
   Словесность нам преподавала Эвелина Гавриловна. Жёсткий и требовательный человек, ко мне она относилась очень хорошо. В нашем классе написаны были лучшие сочинения для школьной выставки - "О моей маме" - Ниной Волковой, у которой мы мылись, и "Богатыри в русских былинах" - Борей Зориным. Я написала что-то проходное, чтобы случайно не промахнуться мимо пятёрки, зато нарисовала красивую картинку, тоже участвовавшую в выставке, изображавшую морозное зимнее утро. После этого меня взяли в редколлегию класса.
  
   В 5-ом классе было трудно привыкнуть, что учительница не одна. У каждой были свои требования. И впервые появилась классная руководительница Раиса Борисовна. Она поздравила каждого из нас с 1 сентября открыткой, которую ещё и надписала собственноручно. Преподавала она историю.
  
   Она была еврейкой с тёмными кудрявыми волосами, заколотыми за ушами невидимками, яркими карими глазами, небольшим носом и накрашенными губами. Она хромала - родовая травма. Дочка её была очень симпатичная, похожая на мать. Как можно преподавать историю Древнего мира в 5-ом классе, когда ещё детям неизвестен ни Гораций, ни Гомер, я не знаю.
   .
   Меня посадили с Юрой Демченко.
  
   Он никого в школе не боялся. Мою маму не боялся тоже, но она всё-таки укрощала его, как в цирке, и её для этого иногда вызывали. Он был второгодником. Выше всех в классе, с противным гнусаво- хриплым голосом, в костюме взрослого и кедах - школьная форма на него не налезала. Посадила нас обоих за первую парту Раиса Борисовна. Чтобы я на него благотворно влияла. Я не влияла. Он дразнил меня Сарой, считая еврейкой, и я тогда твёрдо решила за еврея не выходить, чтобы моя дочь не страдала от таких как Демченко.
  
   Внешне он мог бы быть даже привлекательным, если бы не его нутряная ненависть ко мне. У него были тёмно-русые волосы, серые глаза, правильные черты лица, хорошая фигура. Руки, правда, он всегда держал в карманах, как будто ему было холодно, и этим походил на нашкодившего щёнка с поджатым хвостом. Меня от него тошнило. Мама не могла просить за меня у Раисы Борисовны, чтобы нас рассадили- мы с ней были принципиальные. Так и просидели за одной партой весь год.
  
   Самое сильное впечатление на меня в пятом классе произвела учительница английского языка. Я пыталась учить английский в детстве, когда мне было пять лет, для чего мама возила меня к себе в школу, и жена преподавателя труда из школы на болоте пробовала мне втолковать, что по- английски рыба - фиш. Я долго хранила листочек и изображением этой рыбы, но второго урока не последовало.
  
   Лица учительницы не запомнила, но запомнила чаепитие с ёлкой и мандаринами у другой маминой сотрудницы из той же школы. Эти встречи совместились в памяти, и когда в 5-ом классе на первый урок пришла моя первая и единственная учительница английского языка в школе Зинаида Михайловна Лейвич, я подумала, что это та мытищинская, с ёлкой и мандаринами, нарисовавшая рыбку. И вот дверь открывается, и я думаю, что сейчас снова увижу эту женщину.
  
   Я на всякий случай готовлю улыбку - вдруг она меня помнит, я-то её нет. Входит белокурая красавица с узлом волос на затылке, удлинёнными к вискам ярко-голубыми глазами, в великолепном шерстяном костюме. От неё волной распространяется запах духов, но не резкий. Она в хороших туфлях на каблуках и тонком капроне. У неё изящные часы на руке, золотые перстень и кольцо, серьги. Очень белая кожа и естественный румянец. Голос низкий, бархатный, с приятной хрипотцой, как бывает у курящих женщин.
  
   Но она никогда не курила. Думаю, она заметила моё восхищение. Мне легко было заниматься английским, я по-детски старалась ей во всём подражать, и говорила по-английски её низким бархатным голосом. У неё был только один недостаток, если это можно назвать недостатком - она терпеть не могла разгильдяев. Я разгильдяйкой не была. Мы устраивали английские вечера, читали стихи и пели песни - она вела кружок английского языка.
  
   Впрочем, все предметники устраивали свои вечера, а учительница биологии - праздник урожая. Но это уже было осенью, в начале 6-ого класса, когда начали созревать первые плоды наших трудов.
  
   Шестидесятипятилетний юбилей бабуся отмечала в нашей замечательной двухкомнатной квартире при немалом скоплении родственников. Что она чувствовала в тот день? Усталость, конечно. А ещё? Дети выросли, внучки есть. Дети - хорошие профессионалы, ими можно гордиться. Жаль, что их не может видеть муж. Что-то сбылось в жизни, что-то нет. Столько способностей так и остались не реализованными. Особенно хотелось стать хирургом или хотя бы просто врачом, как двоюродная сестра Катя. Вроде всё неплохо, но грустно отчего-то.
  
  
  
   КРЕМЛЁВСКАЯ ЁЛКА
  
   Снова запах натёртого паркета, позолоченные орехи и хлопушки, интересные книги в подарок.
  
   На Новый год директор Антонина Фёдоровна организовала мне билет на ёлку в Кремль. С нами ехала пионервожатая, милая маленькая блондинка, и мы сидели в легковушке, предназначенной для детей начальников РОНО и отличников нашей школы.
  
   Я сидела у пионервожатой на коленях. Залы Кремля, думаю, потрясали кого угодно своим великолепием, даже если видишь их не в первый раз. А я увидела в первый! Это было самым сильным впечатлением, и подарки тоже. В них было всё самое лучшее. Я долго хранила на память жестянку из-под подарков.
  
  
  
  
   ВЕЛОСИПЕД
   Бабуся заболела во время каникул. Видимо, тяжело, но ходила и всё делала - жалела меня, не хотела портить праздник.
   Я нарисовала цветными карандашами пригласительные билеты на день рождения для одноклассников и одноклассниц, человек 10-12. Разнесла по домам.
  
   Была весна, дул резкий, но радостный ветер, солнце сияло в лужах и ноги были мокрые.
  
   Второй раз в жизни при школе собрала одноклассников на день рождения. Было двенадцать человек. Подарили чайные чашки, конфеты, книги. Кроме тех, о ком я рассказывала, был Женя Ревнов. Он был невысокого роста, красивый, улыбчивый, остроумный. Их было четверо в семье. Его мама приносила ему на большой перемене суп, чтобы скорее рос. Вместе с сестрой они помогали родителям на огороде, который им выделила школа из пришкольного участка. Они были работящими, но жили бедно, так как начинали семейную жизнь с нуля. На участке у них даже был сарайчик с поросёнком и курами.
   Никто в классе не смеялся над Женей, что ему приносят суп. Такие вот были деликатные у меня одноклассники.
  
   Отец их был хорошим специалистом по радиоэлектронике и работал в том же ящике, что и отец Волковой. Женин отец помогал маме сделать электрифицированную карту полезных ископаемых СССР. Занимался он этим после работы, допоздна, с удовольствием. Мать Жени была маминой лаборанткой.
  
   Ходили разговоры, что у отца Жени был конфликт с его начальником из-за премии.
  
   День рождения прошёл неплохо, только мальчики сначала чувствовали себя скованно и явно ждали пирожков, запах которых распространялся из кухни - "Ну скоро, что ли..", - тянул Боря Зорин. А потом слишком расшалились.
   Я, конечно, играла на пианино что-то простенькое.
   На день рождения мне подарили велосипед. Ещё книги, фантастику и приключения. Но главное - велосипед! Он был Харьковского завода, ярко-голубой, с золотыми буквами. Но времени было мало - я ещё не бросила тогда музыкальную школу.
   Оля Бакшевская учила меня кататься на велосипеде. Я неловкая, и учёба продолжалась долго. Мы были упорны. Оля возила меня на велосипеде вокруг школы. Однажды она отлучилась, я поехала сама и врезалась в фонарный столб. Мимо как раз шла мама и видела падение как в замедленной съёмке. В результате падения я оказалась с одной стороны столба, а велосипед с восьмёркой - с другой. С этого момента я стала ездить увереннее.
   Каталась по всему Бабушкину, доезжала до Северянского моста, где однажды на разворотном круге чуть не навернулась под троллейбус, доезжала даже но новостроек в Медведково.
   Восьмёрки в частности и велосипед в целом ремонтировал Толя Шпирне из первого на нашей улице каменного дома, где жила Андрусская. Он был добрым и весёлым. За ремонт я разрешила ему и его друзьям кататься на моём велосипеде. Он привёл весь двор.
   Однажды я вооружившись инструкцией разобрала, промазала и собрала велосипед самостоятельно. В результате он в один прекрасный момент рассыпался подо мной на мелкие детали на проезжей части улицы, причём детали равномерно распределились на правую и левую обочины. После этого моим велосипедом всецело занимался Толя - я даже шины не подкачивала.
   ДОМ ПИОНЕРОВ
   Мы с Олей ходили в дом пионеров. Она играла на домбре в оркестре народных инструментов. Трудолюбие у неё было изрядное - когда ни зайдёшь к ней домой - она всё на домбре репетирует.
   Я ходила в изокружок. Мы учились рисовать с натуры, делать наброски, писать масляными красками, акварелью и пастелью. Когда я в первый раз возвращалась с занятий, был серенький осенний вечер. Я шла, радуясь тому, что меня приняли, и надеялась передать восторг от красоты крон каштанов на ул.Коминтерна, от тумана и первого снега, сонно падавшего в лучах фонарей, изобразить руководителя - кудрявого добряка, похожего на Илью Репина, часто приводившего на занятия такую же весёлую кудрявую дочку.
   Он брал её с собой на этюды. Это когда уже у нас появились этюдники.
   В изокружке в доме пионеров была выставка-конкурс. Первая премия - этюдник и масляные краски. Я выставила две акварельки - "Урожай" - Волкова с корзиной яблок, и "Лыжница". Очень слабые вещи, говорящие только об одном - хочется бесплатно получить этюдник с красками. В нашем кружке было несколько сильных мальчиков. Среди них - сын завхоза школы Коля Спиров. Красивый, самоуверенный, противный.
   Мама съездила в Москву. Купила этюдник и краски. Я слышала, как она говорила на кухне бабушке, что это очень дорого.
  
   ПАСХА
  
   Мама, будучи завучем, в церковь не ходила - она была единственным кормильцем в семье, а за это увольняли. Тётя Полина, к которой мы ходили мыться, приносила нам, как когда- то в эвакуации другая женщина, освящённые пасху, кулич и яйца. Маме как химику было положено вести антирелигиозную работу.
  
   На Пасху надо было в химический вечер ввести антирелигиозный номер. Мама постаралась, чтобы это было не слишком грубо - сценка из Гоголя, где у ведьмы Солохи в мешках сидит много народу, в том числе и дъячок, кажется. В тот раз обошлось, а через год после бабусиной смерти снова на Пасху играли эту сценку. Девочка, игравшая Солоху, щедро покрыла начёс лаком, а мама не обратила на это внимания - она ничего никогда на голове не накручивала.
  
   Девочка эта должна была делать опыт с огнём и голова вспыхнула. Больше всего пострадал Славка Коваленко. Он стоял рядом и накрыл ей голову и лицо скатертью. Он нравился почти всем девочкам школы - умный, смелый, симпатичный, с великолепной реакцией. Пострадал он не от ожогов ладоней, как можно было представить, а оттого, что "Солоха" полюбила его сильнее прежнего, а ему нравилась огромная - выше его и яркая Галка Мищенко.
  
   Пришлось, тем не менее, посещать в больнице "Солоху" и ему, и моей маме, что не помешало Славке с Галкой потом пожениться и произвести на свет замечательного наследника.
  
   А "Солоха" полностью вылечилась и тоже неплохо устроила свою личную жизнь. Маму вызывали на ковёр в РОНО и отчитали. Поскольку "Солоха" написала бумагу, что просит не возбуждать против мамы никакого дела, ограничились выговором. Вот такая антирелигиозная агитация .
  
   ПРОГУЛКА НА КАТЕРЕ
  
   По окончании учебного года мы гуляли всей школой на катере по Москве-реке. Я в первый раз была на такой прогулке. Восторг! Простор, ветер, чайки, блеск волн, музыка на воде! Пристань в хвойном бору.
  
   На обратном пути мы сидели на носу катера, у флагштока, подставив лица ветру, и радовались ему, как кот печке. Я сидела с двумя самыми плохими учениками нашего класса. Я не сказала с ними ни одного слова ни до этой прогулки, ни во время, ни после, но мне было приятно сидеть среди таких не склонных к насморку людей. Они были похожи на будущих матросов или пиратов.
  
   У меня-то иногда бывал насморк, но я всегда участвовала в лыжных гонках с неплохим результатом.
  
   По окончании учебного года ездили на ВДНХ. Ели мороженое. Пили газировку. Весело мокли под дождём, смотрели самолёты внутри (тесно!), покупали открытки.
  
   ГОРТЕНЗИЯ
  
   Среди учебного года в школу пришло письмо, где моим почерком -- почерком Александры Андреевны, моей первой учительницы, было предложено классу, в котором я училась, и классу Александры Андреевны, который она проучила 4 года, встретиться и подружиться, Я понимала, что идея исходит от Александры Андреевны, но всё же это вряд ли было разумно. Чего ради незнакомые дети должны подружиться?
   Но тогда это практиковалось, и мы поехали с Катей Марковой (председатель совета отряда нашего класса) наводить мосты. Я-то, конечно, скучала по своему классу. Но мне и в голову не приходило, что они по мне тоже.
  
   Старый пыльный автобус был набит. Я не точно помнила остановку. Постепенно мы нашли свободные места, и вышли где надо. Вышли - и я чуть не задохнулась от знакомого запаха цветущих яблонь.
  
   Керосинная лавка, где было овальное мыло, дом с лирой на фронтоне (там жил композитор? Певица? Поэт? Пианист?), школа. Руководительницей моего класса не могла быть Александра Андреевна - она была учительницей младших классов. В полутёмном прохладном вестибюле эта незнакомая руководительница процокала к нам на каблучках, элегантная, как и Александра Андреевна, но не такая красивая.
  
   Мы прошли на второй этаж, где в школьной газете, когда я училась в первом классе, было опубликовано моё стихотворение, и где я танцевала в балетном кружке. Урок окончился, вышел мой класс, и мне пришлось говорить речь совершенно неожиданно.
  
   Ларису Сирис, как председателя совета отряда, отпустили с урока пенья, и мы поболтали с ней на скамейке перед школой. Прозвенел звонок, мы попрощались с Ларисой, и побродили с Катей по улицам.
  
   Подходили к домам, где я жила. Сады везде разрослись. Зашла во двор к Китайцевым, поздоровалась с Дружком, но не поняла, узнал ли он меня. Он лаял и вилял хвостом. Я почему-то плакала, а Катя молча стояла рядом. Она ведь тоже сначала жила не в Бабушкине, а на Украине.
  
   Конец учебного года был отмечен поездкой в Останкинский дворец, после чего мы катались на лодках и играли в волейбол, а также встречей у нас в школе с моим классом из Перловки.
  
   Мы пришли встречать его на одной остановке, а он появился в полном пионерском параде с другой стороны. Были речи и концерт. Я играла на пианино вальс Хачатуряна.
  
   Нашему классу, подарили цветущую гортензию в корзине. Бабусе очень хотелось гортензию, но мы почему-то не купили - наверно, дорого было.
   Мы вручили Перловскому классу несколько букетов сирени,
  
   С изокружком ездили на этюды. Дядя Боря и тётя Лючия подарили мне на день рождения модную серую куртку, которую я во время этюдов так искусно вымазала несколькими оттенками красного, что когда вернулась домой, выглядела как жертва вооружённого нападения. Ещё термос с чаем разбила. Но этюд получился приличный - берёзовая роща.
  
   Ездили с бабушкой на Чкаловскую. Приехали вечером в воскресенье. Никитины устали, только что вернулись с речки. Тётя Лючия была с нами недостаточно внимательна. Это бывает с ней иногда. Олю и Иру уложили спать, а мы с бабусей пошли прогуляться перед сном. Бабуся разговаривала с соседками. Я попросила какого-то мальчика меня раскачать на качелях, и долго качалась в темноте, чуть не заснула. Ночью мешали самолеты, позже - электрички.
  
   Днём у Никитиных я читала девчонкины книги, а вечером, когда Оля и Ира пришли из детского сада, мы с ними пошли гулять в лес рядом с радиостанцией. Бабуся выглядела счастливой рядом с нами. Играли в прятки, я наметила место для этюда. На следующий день сделала этюд, вечером мы уехали домой.
  
   СВОЁ ПИАНИНО
  
   Мне купили пианино. Очень хотелось научиться на нём играть. Мама накопила денег, получила отпускные, заняла одну тысячу у дяди Володи. Они с дядей Борей в один год обратились по телефону к дяде Володе с одной просьбой: "Дядя Володя, а у меня просьба..." Дяде Володе было приятно, что он может помочь племянникам. Маме он потом сказал: "Долг я тебе прощаю, всё равно не отдашь".
  
   Мама рассказывала, как трясущимися руками выкладывала эти деньги - семь тысяч, перед кассиршей в магазине, и как та отругала маму, что они не так свёрнуты - трудно пересчитывать. Мама никогда не держала в руках таких денег. У неё на платьях, на коленях были заплаты - она так ходила в школу.
   Аккуратные, сделанные бабусей, но заплаты. А тут - пианино!
  
   Когда пианино привезли, мы все трое были абсолютно счастливы! Оно было такое великолепное, так пахло свежим лаком! "Я обязательно буду играть на нём, всё свободное время", - думала я.
  
   Пианино внесли через окно - оно было больше двери. Это было без меня. Я пришла - а оно стоит! Просто глаз не могла от него оторвать. Правда, бухгалтерша тогда ещё не уехала, было тесно в одной комнате. Но зато с появлением у нас бухгалтера РОНО у нас стали лучше топить - раньше бабуся требовала, чтобы я делала уроки в варежках - руки стыли. А я хотела закаляться.
  
   То ли вещей у нас было мало, то ли пианино мы берегли, но на нём ничего не было нагорожено - только ноты и две самые красивые шоколадные фигурки в фольге из кремлёвского подарочного набора. Мне представлялось, что это
   принесёт мне счастье в личной жизни. Потом всё-таки пришлось их съесть.
  
   Мама сшила на пианино чехол из серой парусины - чтобы не поцарапать.
   Мы стали приглашать на дом учительницу музыки.
  
   Оля и Ира тоже учились играть на альтах, они поступили в музыкальную школу, когда им было 5 лет. Над нашим пианино, так же как и над пианино в квартире Никитиных они были изображены играющими на этих инструментах. Они были красивые, весёлые, немного полные, но подвижные девочки. Как-то они ночевали у нас на полу, и я рассказывала им на ночь про Мачу-Пикчу.
  
   ГИБЕЛЬ ЧЕРЕПАХИ
  
   5-ый класс закончила с 4-ой по арифметике, горевала, конечно. Музыкальную школу бросила. Чувствовала я себя измученной и опустошённой.
  
   Хотелось на дачу к дяде Саше. Там было всё хорошо, но однажды я бежала по дорожке и раздавила черепаху, случайно, конечно. Она умерла. Мы все горевали. Она там выросла на несколько сантиметров, пока жила.
  
   Я эту черепаху никогда не забуду, я вообще люблю черепах и никогда не мечтала поесть черепаший суп. Много лет спустя, когда я работала программисткой неподалеку от Пятницкой улицы, я там дружила с черепахой из книжного магазина. Я приходила к ней в гости в обед и долго стояла перед аквариумом, в котором она жила. Она подплывала ко мне, садилась поудобнее, и начинала плакать. Я сочувственно смотрела ей в глаза и говорила ей, какая она хорошая. Потом узнала, что они так потеют.
  
   А в то лето я уехала домой, чтобы не попадаться на глаза тёте Клаве. В Бабушкине тоже было много зелени, а иногда мы ходили втроём на ВСХВ и ели там мороженое в кафе с фигуркой моржа на крыше. Многие любили то кафе, сейчас вместо него сквер. Ещё иногда мы ходили втроём в кино или гуляли у Ворошиловских дач - там принято было расстилать какое-нибудь одеяло и пить чай из термосов и есть бутерброды.
  
   АВГУСТ С МАМОЙ
  
   В августе выяснилось, что у дяди Саши на даче никого не будет, и мы с мамой можем туда поехать дней на десять. Бабуся осталась в квартире при школе, чтобы сторожить кота. А может, и квартиру? Уже был построен дом, в котором жили "русалка" Эвелина Гавриловна и почтальон Анна Николаевна, и мы могли бы оставить на почтальона и то, и другое, но, наверно, бабуся ещё не сделалась её приятельницей и не могла ей это доверить.
  
   Дом был большой, с несколькими подъездами, с магазином на первом этаже, и теперь мы могли покупать хлеб рядом с домом, а не бежать далеко на ночь глядя. Около дома был газетный киоск, и когда мама отказалась от директорства, предложенного ей уходившей куда-то вверх Рыбиной, мы могли в этом киоске брать бесплатно Вокруг Света, быстро прочитать и вернуть.
  
   Мама отказалась от директорства, потому что любила свой предмет, химию. У неё был кружок, она устраивала вечера со взрывами. А главное, чтобы стать директором, надо было вступить в партию и Рыбина предлагала свою рекомендацию. Но маме пришлось сказать, что её отец был расстрелян как враг народа. Рыбина испугалась и больше эту тему не затрагивала. Появилась новая директор Зоя Ивановна и новая завуч, которую рекомендовала мама - Зинаида Михайловна, моя учительница английского. Мама вздохнула с облегчением - не любила административных дел.
  
   Так как мама уже не была завучем, школьные журналы от нас несколько отодвинулись. А то мы даже просматривали журналы мод, выписываемые школой, и бабуся сшила маме по этому журналу модное тогда короткое обтягивающее платье из блестящего шёлка.
  
   В этом платье мама вместе со мной и бабусей ездила в Крюково на дачу, которую снимал дядя Володя, на какой-то его юбилей. Было очень весело, дядя Володя хохотал и лазил в шортах через забор к соседям.
  
   Мама блистала стройными ногами и была недовольна тем, что бабуся сшила платье слишком коротким. Дядя Володя потому и шорты новомодные одел, что ему было обидно, что у него тоже красивые ноги, а этого в брюках никто не видит. Дядя Саша бегал за ним с криком: "Володька, одень штаны, Володька, одень штаны!"
  
   Потом дядя Володя вышел в гостях в шапке с кисточкой, которую ему выдали вместе с мантией в Оксфорде - тогда это тоже было редкостью.
  
  
   Итак, в августе бабуся осталась на квартире одна. Она скучала, пыталась вести дневник и зарисовала там цветок, который ей понравился. Когда я увидела эти записи и этот цветок, то поняла, как она постарела. Бабуся всегда отличалась хорошим стилем, твердым почерком. В тех записях почерк был старческим, неровным, и рисунок не очень хорош. Мне было понятно её желание выразить ту радость бытия, которая и меня часто переполняла, но в тот раз ей это не удалось.
  
   А мы с мамой наслаждались узнаванием друг друга на даче у дяди Саши. Она всегда много работала. Редко мы могли поговорить. А теперь она не была завучем и в каникулы больше располагала собой. Мы подкапывали молодую картошку - тётя Клава разрешила, ели позднюю клубнику, делали соус из зелёных помидор. Читали, разговаривали.
  
   Мы любили читать Вальтера Скотта и Диккенса, вообще английских классиков. Я учила маму английскому языку, и у неё хорошо получалось, но по возвращении в Бабушкин занятия не продолжились. Когда я спешно покидала дачу после трагедии с черепахой, то редиска моя никак не хотела расти, а когда я приехала в августе, она уже цвела и есть там было нечего.
  
   В какой-то день приезжал дядя Саша, а мама то ли уехала, то ли ходила за грибами. Дядя Саша приехал с мастером делать фундамент. Дом стоял уже несколько лет, а фундамента под ним не было. Мастер и дядя Саша предложили мне угоститься селёдкой. Они до неё употребили ещё кое-что и находились в великолепном настроении, но не более того. Я даже не сразу поняла, почему их так радует селедка. Никогда такой вкусной не ела.
  
   Дом внутри был украшен плакатами с изображением китайских красавиц. Мне было странно, зачем они нужны, если тётя Клава была всё ещё достаточно привлекательной, хотя и пополнела. Её расстраивало, что дядя Саша иногда мог выпить.
  
   Как-то, но только однажды, выпив на одном из многочисленных приёмов в Министерстве связи, он вышел из метро Измайлово - тогда ветку ещё не продлевали до Щёлковской, - и покачнулся. Какой-то рабочий назвал его братком и помог дойти до дома. Дядя Саша не стал ему объяснять, что стоит от него довольно далеко по иерархической лестнице, и весело посмеивался потом. Одевались тогда все люди примерно одинаково и были добрее.
  
   Мы с мамой жарили картошку с грибами, любовались с крыльца на закат и скучали по бабусе. Больше мы никогда её не бросали одну, тем более, что появилась почтальон Петухова. Она, наверно, именно в конце августа и появилась в нашей жизни, разговорившись с одинокой бабусей. Анна Николаевна была родом из Калининской области, из-под Кимр, а её брат работал в том же ящике, где отец Нины Волковой. Анна Николаевна рассказывала нам, как хорошо отдыхать в их деревне, куда на своей машине её с семьёй возит их летом брат.
  
  
   ЦЕЛИНА
  
   Биолог Иустинья Даниловна поднимала целину - летом нам дали луг, на котором раньше прогуливали собак и пасли коров. Нам ужасно не хотелось копать твёрдую землю - даже если черенок лопаты входил в неё на одну треть, и встать на него всем весом, дальше лопата идти не хотела.
  
   Мы радовались дождю, который можно было переждать в сарайчике. Несмотря на то, что мне не нравилась белизна пухлых рук Оли Бакшевской, совсем красные руки всё же иметь не хотелось, а от таких работ они краснели. Но к осени начали появляться плоды наших усилий, и мы даже принимали участие в выставке плодов и овощей в Бабушкинском доме пионеров - я там была экскурсоводом.
  
   Слушали меня экскурсанты с большим вниманием. Запомнился один взрослый мужчина. Он не верил, что огурец именно такой длинны, которую я озвучила.
  
   Замечательным был осенний праздник урожая. В спортивном зале накрывались столы. На них были плоды наших трудов - овощи, ягоды, каша с тыквой. Было тепло, радостно и просто. Приятно было посмотреть на дело своих рук.
  
   У нас в школе все учителя были неповторимы. Иустинья Даниловна была хороша неброской северной красотой, добрыми голубыми глазами, милым распевным выговором на "о". Предмет знала прекрасно. Была высокая, статная, сильная, работящая, похожая на крестьянку. Но у неё была учёная степень - пришла к нам из Тимирязевской академии. Её обожал муж и часто уговаривал бросить работу в школе или хотя бы взять меньше часов.
  
   А в школе её полюбили не все. Моя англичанка, например - ей не нравился простонародный выговор Иустиньи Даниловны. Одноклассники тоже посмеивались над ним, а я не находила в нём ничего смешного. Мне нравились её уроки.
  
   Когда у меня началась аллергия - язвы на внутренней поверхности рук от запястий до локтей, - Иустинья Даниловна разрешила мне не участвовать в сельскохозяйственных работах, чтобы не мочить руки - они потели, а трижды в день измерять длину кукурузных листьев. Я вставала по будильнику всё лето в 6час и шла с линейкой на делянку. Потом в полдень и вечером в 6час. Тогда мне казалось, что это не нужно. Но что-то в этом было.
  
   ПРИКЛЮЧЕНИЯ С БУХГАЛТЕРОМ
  
   В сентябре я пошла в 6-ой класс. Чувство облегчения от того, что не надо ходить в музыкальную школу, было огромным. Это один из самых
   счастливых периодов в моей жизни. Бабуся хоть и прибаливала, но ещё ходила в магазины, особенно в один не самый близкий за хрустящими хлебцами, чтобы не портилась фигура. Мне было странно, что её занимают такие заботы, тем более что она всегда была изящной и подтянутой и одевалась к лицу. Она ещё стирала кое-что сама, готовила, убиралась и гладила.
  
   Так как мама перестала быть завучем, Мыльникова из РОНО решила нас уплотнить и прислала своего бухгалтера. Я не была так отважна, как бабуся и мама, мне и на даче дяди Саши в августе мерещились иногда по ночам всякие шорохи, когда мы ночевали с мамой одни, и я радовалась, что теперь в квартире будет жить ещё один человек. Как оказалось, напрасно.
  
   Бухгалтер оказалась интересной женщиной с пшеничной косой вокруг головы, голубыми глазами и правильными, но грубоватыми чертами лица. Культура в ней отсутствовала вовсе, но женщиной она была доброй и относилась к нам хорошо.
  
   Плохо было то, что у неё был ухажёр, бывший муж. Он приходил иногда не совсем трезвый. Однажды она не хотела его впускать, и он начал ломиться в дверь. Прибежал председатель родительского комитета и поколотил воздыхателя, не сильно, но чтобы знал. Антонина Фёдоровна, тогда ещё бывшая в курсе наших дел, сказала маме, что та сделала это нарочно.
  
   После этого мы старались не забыть запереть на ночь дверь - раньше забывали. Не помню, приснилось мне это или было на самом деле, но однажды ночью я встала с раскладушки, на которой спала, подошла к выходной двери и стала её запирать. А снаружи кто-то потянул её на себя. Я изо всех сил, упёршись ногами в порог, потянула за ручку и заперла дверь. За дверью была тишина. Послышались ли мне потом шаги или приснились? Много лет спустя я поняла, что это приходил муж бухгалтерши, с которым она была в разводе. Я тогда никому ничего не сказала. Скоро бухгалтерша съехала - ей не понравилось, что нет почти никаких удобств.
  
   КОСМОС ЗОВЁТ
  
   В октябре, на день рождения мамы, бабуся как обычно пожарила пирожки и приготовила мясо с картошкой. Приехали Никитины. Вадим Васильевич. устроил дядю Борю в "почтовый ящик", где делали спутники, и дядя Боря обеспечивал с ними и ракетами радиосвязь. Мы все - бабуся, мама и я, - этим гордились и ждали новых успешных запусков.
  
   Для меня символом тех лет звучит "Звёздный вальс" Мурада Кажлаева. Он был написан для электронных инструментов, что было тогда редкостью. Это я называю так этот вальс. Никогда не знала, как он называется. Когда он звучал, вспоминалась сразу "Туманность Андромеды" Ивана Ефремова и другие научно-фантастические романы, особенно Стругацких.
  
   Невыносимо хотелось надеть скафандр и немедленно отправляться исследовать космические глубины. Чем дальше - тем лучше. Само собой, там всё очень интересно, а мы все - сильные, ловкие, умные, волевые и удачливые и способные сделать удивительные открытия, которые прославят нашу Родину.
  
   Боря Зорин называл меня "небесным созданием" за увлечение астрономией и мечты о полётах в космос. Чтобы оправдать свой титул, я не ходила в школе в туалет. Во-первых, было унизительно демонстрировать свою физическую сущность, а во-вторых, там было грязно. Я и вправду начала себя чувствовать чем-то летающим. Во сне я летала, конечно, лёжа на своей раскладушке, как на ковре самолёте, но и днём иногда казалось, что не летаю, чтобы не нарушать общественное спокойствие. Хорошо, что я не проверяла свою окрылённость где-нибудь на крыше или в горах - тут бы мои иллюзии и разбились.
  
   ДЕШЁВАЯ КАПУСТА ДЛЯ ЗАСОЛКИ
  
   Каждый год осенью солили капусту. Мама тащила на себе мешок от Дзержинской плодоовощной базы у Северянского моста, где она была дешевле. Один прохожий сказал ей "Дура! Рожать не будешь!" - " А мне и не надо!" Тащить мешок с капустой приходилось по пустынному вечернему переулку.
  
   Но всё-таки не снимая жильё и на зарплату завуча мы жили гораздо лучше. Мне купили красивые кожаные перчатки и модные тогда светло-коричневые замшевые демисезонные туфли на толстой подошве.
  
  
   ТАМАРА НАУМОВНА
  
   К маме иногда приезжала сотрудница Тамара Наумовна. Еврейка, чем-то похожая на Собинова. Мама почти никогда не отдавала эти визиты, а Тамара Наумовна приезжала регулярно. Её муж погиб во время войны. Детей не было. Она была одинока и замкнута. В школе преподавала историю. Её считали чёрствой и пунктуальной. Впрочем, ценили, так как она в мытищинской мужской школе умела поддерживать дисциплину. У неё были стриженные вьющиеся волосы, подёрнутые сединой, картавый говор.
  
   Была она полной, с неуклюжей походкой. Приезжала часа на три. Мама бросала стирку, глажение или проверку тетрадей с лабораторными работами и садилась её слушать. Это тоже была работа, и работа полезная. Всё, что накопилось в душе этой женщины, с болью выплёскивалось наружу монотонным бесстрастным голосом. В голосе было несколько нот, и они циклически повторялись. Мне было жалко маму, Тамару Наумовну и скучно. Я уходила играть. Как я боялась в старости быть такой одинокой и скучной!
  
   МАЛЬЧИКИ
  
   Передо мной в 4-ом классе сидел Шурик Пеньевской. Он жил в тех же единственных каменных домах на улице, что и Андрусская. Он сидел спиной к доске и лицом ко мне. Не слишком ценя свою внешность, я отдавала должное своей оригинальности, которая его привлекала. Людмила Павловна на него не сердилась, а. улыбаясь, окликала, "Пеньевской, повернись к доске!" или просто подходила и поворачивала его голову.
  
   По внешности он был совершенным поляком. Светлый весь, и что-то в чертах лица, свойственное полякам. Мне льстило его внимание. Другим поляком в школе был Станислав Павлович Завистовский. Он преподавал бальные танцы в кружке, и я там активно участвовала, солировала даже с самым крупным мальчиком Сашей Стрельниковым, О Станиславе Павловиче говорили, что он дворянского происхождения, но прямо мы у него подтверждения не спрашивали. У него тоже были типично польские черты Он был небольшого роста, изящный, с румяным лицом, опрятный.
  
   Саша Стрельников внешне был великолепен, и танцевал хорошо. Он был даже умён, что вовсе не обязательно для солиста бального школьного кружка, но мне не нравился. Он был похож на памятник самому себе: стройный, ловкий, с горделивой осанкой, тёмно-русыми волосами и серовато- голубыми глазами. Но моему воображению не за что было зацепиться среди этого великолепия, и поэтому мне нравились другие четыре мальчика: Юра Сорокин, Юра Соковиков, Юра Сомляков и Боря Зорин.
  
   Ещё немного нравился цыганистый хулиган из старших классов, который ничего плохого не делал, а просто влезал по пожарной лестнице и заглядывал в окна классов, когда там шли занятия, и радостно улыбался. Надо сказать ему спасибо, что в открытые настежь окна нашей пришкольной квартиры он не заглядывал ни днём, ни ночью, потому что он совсем не был похож на мальчика, а скорее на взрослеющего парня. Он знал, что он мне нравится. Однажды он приснился стоящим передо мной на коленях и просящим прощения за то, что он хулиган.
  
   Ещё мне нравился другой хулиган - Сикерин. Он был красив как Иванушка - дурачок из детских фильмов. Он тоже лазил по окнам классов , но не заглядывал, а вылезал из них, громко объявляя что-нибудь вроде:"Ребята, спасайтесь, у Ирины Васильевны плохое настроение!". Он тоже вылезал только из окон классов, и знал, что мне это нравится.
  
   Ой, ещё Витя Родинков! Он представлялся мне не просто конструктором, а конструктором космических ракет. Он единственный из нашего класса встретился мне в детской школьной библиотеке номер 52 на ул.Коминтерна. Я там пыталась вбить в голову античные мифы по книге Куна и листала зарубежные литературные журналы. У него был очень серьёзный вид.
  
   Наш физкультурник часто устраивал лыжные гонки. Я с удовольствием в них участвовала. Однажды во время урока на стадионе мы с Дыбко поспорили, кто дальше и быстрее пробежит, без дистанции, а так. Я боролась яростно, но когда у меня носом хлынула кровь, одноклассники потребовали остановить соревнования. Физкультурник, видимо, куда-то отлучился.
  
   В другой раз Дыбко бросил в меня камень. Я стояла согнувшись, смотрела вниз, что-то искала на стадионе под ногами, и вдруг летит, хорошо хоть не в висок. И вроде Дыбко относился ко мне нормально, и не обижала я его никогда. И неглуп он был, и не злобен. Так это и осталось для меня непонятым. Может, он так выражал интерес ко мне? Когда я подняла голову, у него было такое же удивлённое лицо, как и у меня.
  
  
  
  
   ГАЛЯ ДЕРЮГИНА
  
   В нашем классе появилась новая девочка. Вернее, у нас время от времени появлялись новички, потому что строились новые дома, но не все они производили такое яркое впечатление, как Галя Дерюгина. Во-первых, её внешность не соответствовала её фамилии. Мне всегда хотелось быть похожей на Снегурочку, но примерно с 5-ого класса стал мешать нос - он вырос! А Дерюгина была вылитая Снегурочка.
  
   У неё были синие весёлые глаза с густыми длинными ресницами, яркие брови, пшеничные волосы, которые она собирала в хвост, запрещённый в школе. Но она так причёсывалась, и учительницы постепенно отстали. Она ходила в школу не в форме, а в узкой юбке, перешитой из отцовских брюк. Отец её был офицером медицинских войск, если я не путаю название, и имел учёную степень.
  
   Ещё у неё была куртка из китайского ватина, вещь немыслимо модная и редкая по тем временам. Весь жилой массив вокруг школы вязал кофточки у соседки Волковых. По этому факту можно судить, как мы одевались. Шерсть покупали каждый где мог, но цвет был почему-то почти одинаковый у всех - от морской волны до зелёного и синего. Одинаковыми были и пуговицы, хотя каждая женщина покупала их в магазине сама. Соседка Волковых ухитрялась одеть в эти кофты весь городок - оставшиеся бараки, штук 5, школьных учителей, кроме Зинаиды Михайловны, которая вязала сама, и несколько вновь построенных пятиэтажек. Иметь такую шерстяную кофту считалось одеваться не вызывающе, но прилично.
  
   И вдруг - Дерюгина в китайской куртке! Ещё она ставила ноги носками внутрь и выгибала их в икрах наружу, и это было потрясающе привлекательно, сейчас бы сказали - сексуально. Когда она поднимала руку в классе, то делала ею слегка волнистые движения, словно всплывала из воды на поверхность.
  
   Многие девчонки были возмущены этими движениями, как явными притязаниями на место первой девчонки в классе. Думаю, она занимала это место, но вовсе не потому, что у неё извивались руки. И занимала она это место не одна, а с Ирой Ивановой - помните, с изумрудными глазами? И Людой Андрусской, проводившей свободное время с пятью племянниками- младенцами.
  
   У Гали были манеры девочки, давно привыкшей к вниманию. Однажды наш класс ходил куда-то, и надо было перебраться через канавку. Большинство девочек не привыкли ждать от мальчиков галантных поступков и легко перепрыгнули. А Галя в своей уникальной на всю школу юбке встала и ждала, когда ей буден подана рука. И она была ей подана Борей Зориным.
  
   У Гали было много интересных книг. Я просила у неё почитать, а потом была приглашена домой посмотреть библиотеку и выбрать - о приключениях, конечно. Дом этот был построен для военных, о которых тогда государство заботилось. По тем временам квартира была хорошей: две или три комнаты на четверых - с ними жила мама отца Гали, властная энергичная казачка.
  
   Галя была похожа на круглолицую свою маму- блондинку из простой, как тогда было принято говорить, семьи. Я всегда видела её в фартуке, с приветливой умной улыбкой.
  
   Отец Гали имел огромную библиотеку, и по медицине, и художественную, и по живописи, и по музыке. Выписывал много журналов. У них было пианино, на котором против собственной воли занималась Галя с частной учительницей. У них был проигрыватель и масса пластинок с классической и лёгкой музыкой. Я приходила к ним слушать музыку. Мне хотелось знать обо всех композиторах, услышать все оперы! На трюмо у Гали были открытки популярных певцов, киноартистов, - наших и зарубежных.
  
   От Гали я узнала, что джаз - это не музыка негров и пьяниц, а самостоятельный и вполне симпатичный вид искусства. Галя встречала меня приветливо. Никакой фанаберии! Мой восторг от их фонотеки и библиотеки ей, конечно, нравился, но она радостно делилась со мной тем, что имела сама. Когда я приходила, она предлагала молоко в тонкостенных стаканах, которых у нас тогда не было. Наша хорошая посуда исчезла на станции Белопесоцкой во время войны.
  
   Отец Гали регулярно ходил в консерваторию, и мы с Галей ходили вместе с ним. Особенно он любил вокальниые вечера Галины Каревой. Он старался привить мне некоторые культурные навыки, например, когда я сказала, что мне неприятна какая-то симфония, он заметил, что, во-первых, нельзя высказывать мнение так безаппеляционно, а во- вторых, если бы я больше узнала о ней и её авторе, то могла бы к ней отнестись по-другому. Хитренькая Галя молчала и в наши дискуссии не вступала.
  
   Мы потихоньку начали обзаводиться посудой. Почтальон Анна Николаевна услышала где-то, что на ВСХВ продают в одном месте красивые и дешёвые закусочные тарелки, и бабуся поехала туда с ней. Мы с мамой были в школе и расстроились, что АНП эту посуду тащила. Она успокоила, что ей помогала Анна Николаевна.
  
   КИРА
  
   К нам в гости приехал морской офицер. Это был сын дяди Миши Кира. Я сразу узнала его - он носил меня на плечах при открытии станции метро Комсомольская - кольцевая. Вокруг нас было море людей и все смотрели на потолок - он был прекрасен, глаз не оторвёшь!
  
   Это потом я узнала, что архитектором был Щусев, художником - Корин. Александр Невский, древние знамёна... Тогда просто восхищалась блеском фресок и золота, сиянием мрамора и люстр. Я вцепилась в Киру изо всех сил. Потом спросила, где была мама? Оказывается, рядом шла. До сих пор это одна из самых любимых станций метро.
  
   Кира приехал в форме морского офицера, счастливый - получил назначение во Владивосток. Он был невысокий, но ладный, похожий на дядю Мишу. Умные яркие глаза, добрая улыбка. Через год он погиб во время рейса.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   23
  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"