Новохатская Наталья Ильинична : другие произведения.

Проект: Парадиз

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Оценка: 3.00*3  Ваша оценка:

   ПРОЕКТ ПАРАДИЗ Н.НОВОХАТСКАЯ
  
   ЧАСТЬ Первая
  
   ПАРАДИЗ, ДЕНЬ ПОСЛЕДНИЙ, ПРОЩАЛЬНЫЙ
  
   Сначала в мягком свете загомонили птицы, негромко, отчётливо, каждая в отдельности, далее свет перешёл на другой уровень яркости и стал наливаться, затем прочно устоялся. Но пока это был сон, последние моменты: птичьи голоса и жемчужный свет под закрытыми веками.
   Потом медленно и веско в пёстрый птичий хор вступила кукушка, размеренно, гулко и протяжно. На третьем или четвертом призыве "ку-ку" сон выдернулся из-под век, затем явилось понимание, что пора открывать глаза, уже зовут. Это не только заявленные птицы в садике, это связь, личный телефон-кукушка.
   "С утра пораньше, кто бы это?" - подумалось вполне уютно, и глаза сами открылись навстречу дню и вызову.
   Яркие, нарядные небеса синели сквозь цветы и листья, вокруг сверкала роса мириадами капель, трава и цветущие ветви просто искрились, хотя свет падал искоса, широкой ясной полосой с близкого горизонта.
  -- Ку-ку, - внятно раздалось над самым ухом, но никакой птицы отнюдь не появилось.
   Как раз напротив, с одного из цветов поблизости сорвалась блестящая капля и повисла, разрастаясь в воздухе, но отнюдь не колеблемая лёгким ветерком, хотя остальные капли ощутимо подрагивали вместе с цветами, кустами и травами.
   Сначала большая капля вдоволь поотражала пространство вокруг: небесный свод с лёгкими облаками; ветви с гирляндами мелких цветов; маленький изящный фонтан; фасад домика с двумя большими окнами и пышные симметричные клумбы. В одной из клумб лежало её собственное отражение, помаргивая глазами. Это означало, что экран-капля деликатно приблизилась, давая понять, что пора очнуться от ранних грёз и выходить на связь. Пора, мой друг, пора...
   Век бы валяться в клумбе, впитывая утренние росы, но кто-то желает общаться и явился с утречка. Пора...
  -- Привет, появись, - сообщила она, глядя в каплю, и села в упругую пену цветов.
   Можно было, разумеется, общаться лёжа, однако ничто не мешало сесть, хотя бы в знак приветствия. Капля-вызов мигом раздробилась на множество мелких граней и расплылась, оставив едва заметный контур, а в воздухе повисло изображение в дальнем плане, камера-обскура, бесплотный телевизор-невидимка без оболочки, но с объёмным изображением.
   Там, в висящей картинке, над морем почти невидимых степей высилась тёмная горная гряда, она плавно приближалась, освещенная снизу, затем на верхнем уступе лиловой скалы проявился массивный балкон, однако в окружении каменных глыб он казался крошечным.
  -- Привет, Маленькая Синяя, - заявила капля знакомым голосом, любовно показывая хорошо известную картинку. - А что если, извольте вам, а впрочем... Вообщем, крошка, подгребай сюда, если не лень. Ага?
  -- Восхитительно излагаешь, друг мой, - согласилась она, сидя в клумбе. - В принципе я рада бы...
  -- Но? - изображение балкона в скале приблизилось, осветилось и запылало малиновым.
   Видно, там разгорался восход, но голос оставался в скалах бестелесным, хотя в нем ощущалось явное довольство. Сие безусловно относилось к методам ведения беседы и в особенности к лексикону.
  -- А если чуть позже? - просительно справилась она и тряхнула головой, отгоняя возникших бабочек и шмелей, они вдруг завертелись подле, кто их сюда звал? - Скажем, через оборот в то же время?
  -- Завтра, послезавтра, вчера? - пришел ответ с балкона. - Время...
  -- Я уже усекла, что время, - доложила она, пытаясь донести до скал и балкона свои невысказанные желания. - Однако день последний, на прощанье и прочие пустяки, а? Ведь не горит?
  -- Не вник, что именно и зачем не горит, но только технически, - ответили с балкона слегка озадаченно. - А так вполне вник. Тебе хочется и нужно время, у вас так принято, элемент элегического прощанья. Ладненько, не горит. Подгребай сюда, Синяя крошка, когда хочешь. Ага?
  -- Очень скоро буду, ты просто душка! - отозвалась она и постаралась доставить собеседнику максимум приятного. - Пока, Чёрный Пес!
  -- Пока, Маленькая Синяя! - ответили ей, и сразу изображение в шаре-капле сменилось.
   Исчезли скалы и балкон, на их месте возник образ лохматого чёрного пса в белой кепочке набекрень. Псина радостно скалила зубы и помахивала мощной лапой в белой перчатке.
  -- Жду на месте, привет! - донеслось сообщение
  -- Скоро буду! - заверила она, и в ответ сформулировала веселенькую картинку-подпись.
   На сей раз это оказался ярко-синий попугай-девочка в шляпке с вуалью, в когтях птичка сжимала сложенный белый зонтик и им весело помахивала. Сойдёт.
   Капля успешно отразила обмен любезностями и мигом растяла, начиная с краев. Сеанс связи завершился, и садик снова принял идиллический вид, над клумбами усиленно запорхали мелкие бабочки-лепестки, как будто ничего иного и не было, кроме дивного летнего утра на лужайке перед домом в саду.
   "Итак", - сказала она себе почти бессловесно, привычка никуда не делась, невзирая на вечность в Парадизе. - "Значит уже время, хотя эта концепция здесь чужда напрочь. Но последний день наш и только наш, моя Маленькая Синяя Птичка, его следует использовать на всю катушку, но отнюдь не спешить, вот от чего так неохота отучаться. Прощай, свободная стихия, и если навсегда, то навсегда прощай! Хотя это лишнее, никакое не навсегда, только на время. Хотя на неопределенное. Всё, пора!"
   Произнеся со вкусом беспредметный монолог (дивный сад усиленно внимал, но не мог реагировать, поэтому не стал), она в последний раз окунулась в пенную клумбу и выскочила на траву, на воздух, в сочное зелёное благоухание.
   Дёрн с мягкой стелющейся травкой (вольный вариант альпийских лугов) пружинил под босою ногой, щебетали невидимые пернатые и порывами возникал легчайший ветерок по имени Зефир, он струился и покачивал в такт садовое пространство. Кстати, сверкающие росы испарились, и правильно сделали, сад поутру приятнее сухой, хотя бы и не сияющий.
   В несколько шагов она приблизилась к фонтану и рассмотрела его в ясном утреннем свете. Вечером, в густых сумерках перед сном, фонтан построился в форме белеющего конуса, а в доступной видимости поутру оказался узким мраморным цветком, туго скрученным, с зеленоватыми прожилками. Неплохо, она о таком даже не мечтала, фонтанчик, надо думать, принял форму самостоятельно и по всем правилам.
   Оценивши достижения, она прогулялась к домику, фасад тоже смотрелся ничего себе, приятно, хотя вполне ординарно. Сливочно-розовые крупные кирпичи, крыша из яркой черепицы, фасеточные глубокие окна, за ними прозрачный тюль, одна створка послушно отворилась, тюлевая занавеска выпорхнула наружу. Отлично.
   Кирпичная кладка и плотный тюль оказались отменными и наошупь, а ступеньки крыльца порадовали едва заметными щербинками, она их ощутила ногами, всё выстроилось по высшему разряду. Домик вышел классный, прямо входи и живи.
   "Доволен ли ты сам, взыскательный художник?" - по привычке вопросила она, кивнула головой и пошла обратно к фонтану по мягкой альпийской траве.
   Фонтан рос из зеленой плоской чаши, струйки неспешно лились, переполняли бассейн, далее девались неизвестно куда, может быть, возвращались обратно и снова лились сверху. Создательница вступила в чашу, оценила, что вода чудесна на вкус и наощупь, поэтому она слегка поплескалась, потом уселась на бортик плоской фонтанной емкости, перебирая пальцами воду.
   Вокруг цвёл и благоухал недолговечный сад, от фонтана белые каменные ступени вели вниз к морю, оно тихо шелестело в отдалении, не обращая внимания на зеленый цветущий берег, оно-то было самое натуральное. Но ненужная мысль додуматься не успела.
   К бортику фонтана уже давно с шелестом клонилась ветка с ближайшего дерева и гнулась под тяжестью белой грозди, каковая вот-вот грозила свалиться в воду. Кушать, оказалось, подано, а клиент замечтался, ему деликатно напоминали тихим стрекотаньем, словно на ветке сидела цикада и шелестела.
   Совершенно ещё в мечтаниях и глядя на отдалённое море, она отломила гроздь (та отпала от ветки с легким звоном) и машинально ополоснула в фонтане, потом рассмеялась. Ну и ну, каковы оказывается привычки, вот это сила, над которой ничто не властно!
   Еда здесь растёт и создается по мановению, усердно питает и помимо всего лечит, а вот поди ж ты! Эта Маленькая Синяя гостья мира Парадиза слегка призадумалась, пока еду в руке держала, однако не поленилась помыть гроздь в проточной воде, это просто браво!
   На вкус помытая пища оказалась неплоха, хотя слегка неожиданна, такое вечно случалось, если заранее не объявлялся заказ. Без напоминания и инструкций, пища вырастала вкусная, отменно питательная и хорошо жевательная, но без личных предпочтений, о них следовало заботиться заранее.
   На сей раз беленькая гроздь, состоящая из мелких соцветий, напоминала взбитые белки без сахара, ядро внутри раскусывалось с хрустом, как сухие вафли, потом таяло чуть сладко, оставляя во рту мелкие зерна, которые долго и усердно жевались, у них выявился восхитительный вкус, свежий и острый.
   "Вот такой нам выдали нынче пряник", - привычно подумала она и нарочно оставила ярко-зеленый черешок. Причём из чистой вредности, внутри наверняка таились залежи чего-нибудь отменно полезного, но чрезмерного опекунства не любит никто, даже в Парадизе.
   Черенок плавно закачался в чаше фонтана, разборчивая клиентка ещё раз оценила туго скрученный каменный цветок, даже погладила извивы, затем повернулась к мраморному диву спиной.
   Пора в путь, здесь было чудесно, но дальше будет ничуть не хуже, это несомненно. Пока мы ещё в Парадизе, прошу не забывать!
   И отвернувшись от сада, дома и фонтана, она проследовала по пологой лестнице к далёкому морю, хотя идти пришлось недолго, расстояния таяли под ногами, как еда во рту. В последний раз она оглянулась на рукотворный ночлег, объявила признательность и прощание, потом спрыгнула прямо с последней ступени в море, в подбежавшую вовремя волну. Привет, свободная стихия! Ко всему прочему, натуральная.Как полагалось, стихия гостеприимно окунула ее с головой и простёрлась во все стороны после выныривания. Без конца и края до самого круглого горизонта густо-синее море покачивалось и сверкало, а вблизи просвечивалось насквозь.
   Повернувшись, она успела увидеть, как прозрачный мыльный пузырь, ранее бывший садом и домом, покачиваясь, взбирался по воздуху, потом собрался в точку и растаял над морской гладью.
   "Жаль, что не подумала превратить его в лёгкое облачко", - посетовала она себе. - "В следующий раз. Хотя, нет, следующего раза не будет, во всяком случае в обозримое время. Теперь вряд ли соберусь проводить последний ночлег над бескрайней равниной моря, две одинаковых ночёвки подряд -это уже не Парадиз!"
   Пока плотные прозрачные волны перекатывались по поверхности, а она лежала на воде и впитывала всем телом гладкое морское касание, нежилась в центре живого прозрачного колыхания, и ничего не было вокруг кроме теплого моря. Красота!
   Однако она знала, что скоро появится компания, лениво выглядывала над волнами и напоследок неспешно качалась в воде. Скоро ей не дадут, она знала замашки морских бегунов, с ними не поваляешься, они мигом заскучают и начнут резвиться.
   Кстати, вот и они, легки на помине! Она увидела, как гладкая вода почти на горизонте вспоролась под напором трех парусов, они стремительно мчались к ней. Вот обязательные ребята, только она не знала, кто это конкретно будет, вернее, знакомы они ей или нет.
   Вернее, она не вычисляла, сколько промчался и пролетел над морем шар с садиком- ночлегом, он сам пустился в свободное воздухоплавание по воле ветров, а бегунов она позвала на раннем рассвете, когда очнулась впервые, поняла, что ночлежный комплекс летит над водой, потом заснула снова, до вызова, до кукушки.
   Буквально через пару мгновений острые паруса подлетели с трёх сторон и почти встали на месте, а по кругу заколебались синие тела бегунов, исчерченные узорами сияющих бликов, засновали, как большие мощные веретёна. Казалось, что вода стала плотнее и подвижнее, и вскоре на поверхности показалась голова, мокро сияющая и очень весёлая.
   (Морские бегуны, как было известно, относились к обитателям суши с полным дружелюбием, однако, как к уморительно забавным существам. Примерно так она сама в раннем детстве наблюдала дрессированных белых мышей, дружно садящихся в игрушечный поезд, был такой номер в одном столичном цирке! Восторг и удивление в её несмышлёной голове мешались со снисходительной веселостью. Бегуны в морях Парадиза относились к сухопутным собратьям примерно так же, но ещё веселей.
   Сами бегуны, приспособились к жизни в морской среде практически идеально, из каждого мгновения извлекали максимум удовольствия, а смешливы были, как детишки на ярмарке.
   В особенности, когда видели у себя в море других, тех, кому водная стихия не была родным домом, и даже на "твердой грязи" (так бегуны именовали сушу) те не были так хорошо устроены, как бегуны в воде, вот бедалаги!
   Понятно, что им, жителям "грязи", пришлось придумать множество "штучек", чтобы хоть как-то пристроиться. Что ж, можно их понять, хотя и смешно до крайности! И бегуны смеялись, впрочем не желая никого обидеть, не ведая такого понятия, как обида. Беседовали они с обитателями суши по-своему, на упрощенном диалекте языка свистов, в другие контакты не вступали, только излучали дружелюбие и весёлость.
   Она для личного удобства воспринимала бегунов, как разновидность родных дельфинов, особо не вникая в тонкости различий и мечтая со временем посвистеть в своих океанах. )
  -- Привет, улитка! - радостно засвистел бегун, широко открывая весёлую пасть, улитками у них приветливо назывались двуногие, хотя бегуны постарше проявляли деликатность, значит, к ней приплыла молодежь. - Матушка свистнула, что ты хочешь побегать, но не очень можешь. Я тебе привел подружек - они тоже не очень!
   Тут же в некотором отдалении из воды высунулись две головы, вполне неотличимые от первой, обе что-то невнятно просвистели разом.
  -- Видишь, они и свистеть по-вашему не умеют, учатся, но плохо, - прокомментировал самоуверенный морской отрок. - Обе - это она, а я - это он. А ты - это кто?
  -- Я - это она, привет всем! - послушно просвистел за неё транслятор, прибывший вовремя. - Матушке скажи спасибо, я постараюсь пробежаться хорошо, но ты возьми в башку, что даже со штучками я "улитка"-она. Это можно? Чтобы не очень сильно прыгать рядом, особенно снизу.
  -- Это им скажи, а я помню, Матушка свистела без конца, чтобы взял в башку, - неохотно согласился бегун-он. - Куда двинемся?
  -- А где здесь кусочек "грязи"? Я могу посмотреть, - ответила она, одновременно вызывая на воду карту-глобус, где сразу проступили тонкие очертания какой-то суши.
  -- Можешь убрать свою "штучку", она не нужна! - отрок бегун ловко повернувшись, разбил водяной глобус на брызги. - Там вон есть твой любимый кусочек, ты доползёшь, я покажу! Двинулись?
  -- Секунду! - доложила она через транслятор. - Потерпи, морской конёк, мы с девочками ещё тебя обгоним, вот увидишь!
  -- Никогда, даже с вашими "штучками", все равно никогда! - заверил бегун и даже выпрыгнул из воды наполовину. - Меня еще никто не обгонял!
  -- А это мы сейчас посмотрим! - нагло свистнула она.
   Подразнить бегуна-его было несказанным удовольствием, хотя понятно, что действительно никогда и совершенно никак. Но понятно только ей, даже застенчивые бегуньи-девочки не вполне догадывались, что взрослая "улитка" блефует, хотя непедагогично было крайне.
   По статусу бегунов её возрастное место в семье-стае оказывалось подле глубоко почитаемой Матушки, и задираться с детишками было совершенно не по чину, но кто из милых морских деток это знал?
  -- Мгновенье! - просвистела она и стала ловить мелкие импульсы, они самым гадким образом сновали вкруговую, мелькали рядом, но не давались в руки.
   Это было в Парадизе самой сложной задачей: поймать свободные импульсы, сосредоточить в себе и задать им желаемую форму. Проще всего казалось вызвать готовый пакет в виде задания, сказать себе: "хочу плавсредства и скорость", и они появились бы как миленькие. Но это было приемлемо лишь для самых малых детишек, примерно, как кормиться с ложечки, неуместно и смешно. Замечательный принцип "вынь да положь" для взрослого, хотя бы и не местного обитателя годился не очень.
   Приходилось сложным усилием ловить грань между "могу" и "хочу", представлять нечто и при этом создавать плавный поток импульсов, чтобы слушались и текли без запинки. Это следовало выстраивать в одной бедной голове, притом побыстрее и еще желательно было не осрамиться перед бегунами, не то засмеют совершенно, если "штучка" не получится.
   Ей раньше не приходилось этого делать, если бы раньше хоть разок, тогда как по маслу...
   "Тише едешь, дальше будешь" - наконец пришла нужная формула, она изрядно помогала раньше, и импульсы жидкой струйкой потекли в протянутые руки, потом дальше по телу и заструились по вытянутому эллипсу сквозь воду, стали отчасти видны и оказались, как ни странно, похожи на очерк тела бегуна. - "Вот с чего надо было начинать, между прочим. А шариков не хватило!"
   Вода словно уплотнилась между сжатыми ладонями и практически их склеила, вот вам и плавник. То же самое произошло с ногами от колен, а по остальному пространству тела плотность спала, разредилась, и стало понятно, как надо вонзаться в воду и вылетать из нее. Поехали!
  -- Побежали! - свистнула она бегунской троице и все более уверенно с каждым движением понеслась сквозь воду, ну просто, как катер, даже пенный след явился, иногда взмывая брызгами.
  -- Ты не улитка, ты рыбка с длинным хвостом! - неумеренно веселился бегун-он, без напряжения описывая длинные петли вокруг новоявленной рыбки. - Никто так не умеет, но скорость маловата, рыбка! Сейчас девочки попробуют как ты, а я выпрыгну снизу, можно?
  -- Только осторожно! - свистнула она кратко.
   После чего начался сумасшедший водный балет, вовсе не надо было соглашаться, но подумалось поздно. Что называется долго ли коротко, а на самом деле совершенно бесконечно, вместе с бегунами она летела, скользила, вонзалась в воду и вылетала, пока не не потеряла понятия, где верх, где низ, и вообще, что делается и с кем именно.
   Все вокруг равномерно катилось кувырком, воздух и вода стали неотличимы друг от дружки, обе стихии ожили и принимали участие в безумном водном марафоне. Только лет через тысячу по земному понятию, на очередном дружном взлёте вместе со всей честной компанией она мельком уловила зелёный всплеск над горизонтом и маленькую серую печную трубу над низкой крышей, по крайней мере, так показалось.
  -- Вот она твоя куча грязи! - свистнул бегун-он. - Совсем-то ничего побегали, может ещё туда-сюда?
  -- Ну нет, хотя вообще спасибо! -свистом отозвался транслятор на смутные мысли-ощущения. - И давайте малый ход, вот так, потихоньку-полегоньку...
   Около острова бегуны покружили рядом, повысовывались, вволю посмеялись все, даже девочки, потом медленно ускакали по волнам, вспенивая воду парусами-плавниками. Пока, морские детки!
   На последнем, издыхающем импульсе она поняла, кто она есть и где находится, скользнула в сторону берега и отбросила "штучки" прочь, вернее, развеяла, растворила, почти бессознательно, что похвально.
   Далее на личных правсредствах, а именно плавными гребками, она медленно потекла по волнам к неведомому берегу.
   Печная труба на крыше оказалась стройной полукруглой скалой пепельного цвета, вокруг нее буйствовала растительность буквально всех оттенков желтого, рыжего и зеленого цветов.
   "А здесь ведь, пожалуй, никого нету!" - ей лениво подумалось. - "Во всяком случае, впечатление именно такое. Значит, я одна, как бедный Робин Крузо, по крайней мере на недолгое время. Тоже заманчиво, здесь большая редкость, неосвоенный свободный остров, вот спасибо бегунам!"
   Здесь, на просторах Парадиза каждый возделывал свой сад, дом (или город), если, разумеется, хотел, по личному усмотрению, хоть от горизонта до горизонта. Однако встречалось немало неосвоенных пространств на суше и в море. По всей видимости, приближающийся остров оказался из их числа, так смутно ощущалось. Вроде никого там не было, остров-сад овевался роскошным неприсутствием.
   Как подтверждение, мимо неё в сторону открытого моря проплыла пестрая морская черепаха, жутко надменное существо почти без зачатков понимания, эти рептилии избегали всех и селились наособицу. По местным преданиям, пестрые черепахи были изначальными обитателями Парадиза, и всех остальных полагали нежелательным добавлением. Но при том оставались избыточно яркими и красочными, оранжево-синими и канареечно-лиловыми, с маленькой головкой и крайне неблагосклонным выражением. Вот и эта красотка проскользила мимо, задрав голову в высокомерном негодовании.
   Чем ближе придвигался берег, тем больше светлела и просвечивала вода широкой лагуны, затем неспешно выявлялась полоса пляжа с тонкими сливочно-черными разводами, а сбоку подплывало озерцо крошечной буйно заросшей лагуны, на которую сверкающей лентой ниспадал водопад и лениво перекипал внизу.
   Вообще на берегу оказывалась слегка темновато, ну это, разумеется, оттого, что местное светило, хотя и было солидных размеров, ходило по небу низко и лениво, в особенности медленно поднималось, совсем по чуть-чуть и слало лучи почти горизонтально, посему раннее утро длилось без конца и краю. Вот и лагуна с отвесным водопадом только начинала освещаться и искриться, выходя из долгого сна, хотя узорчатый пляж купался в ласковом неярком свете.
   "Совершенно райское местечко, главное нетронутое", - размышляла она, выгребая на песок замедленными взмахами. - "Здесь бы поселиться и... парадиз в Парадизе, а там хоть трава не расти!"
   На самом деле водная феерия с бегунами её изрядно утомила, в теле ощущалось сладостное изнеможение, и, разумеется, восстанавливать энергию следовало на узорчатом пляже одинокого острова, воображая, что здесь она поселилась на ближайшую вечность. Однако, воображая не слишком предметно, иначе остров очнётся и станет присваиваться, только пожелай!
   Не стоило забывать, что данный Парадиз совершенно "домашнее" место, оно с охотой подстраивается и угадывает желания. Место, что называется, "колыбельное", для детишек и "чайников". Посему "чайникам" надлежит мечтать полегче, без интенсивности, иначе желание усвоится и затем досконально исполнится.
   А вот вернуть остров-сад в исходное дикое состояние встанет посложнее, придётся искать помощь извне, а это не всегда удобно. Хотя тут каждый в курсе, что она самый реальный "чайник", и поспешит исправить глупую фантазию гостьи, однако лучше обойтись без того.
   Песок с разводами наконец оказался под ногами, мелкий, с овальными песчинками, между ними изредка показывались плотные зеленые капли, наподобие застывшего стекла, наощупь песок казался коротким ворсом и упруго поддавался под ступнями.
   Неодолимое желание опуститься на песок и поваляться стало абсолютно неодолимым. Банальная мысль, что времени в Парадизе нету, и никуда не опоздаешь, изрядно утешила, пока сознательное присутствие не пропало окончательно.
   Валяться так валяться, не думала, а скорее ощущала гостья Парадиза, пересыпая горстями странные песчинки, прозрачные и темные, катая в ладонях зеленые и голубые капли, они, вроде были частью органики, или нет. Впрочем, сие совершенно неважно, исследовательских интересов в Парадизе почти не возникало, обитатели жили с понятием, что нужная информация всегда на месте, и все знают, откуда её взять, а лишние знания перегрузят систему, занятую по завязку и так. Кроме знаний личная система каждого разумного обитателя отвечала за желания, действия и, главное, за представления. Правда скорее она бы назвала это свойство предметным воображением, оно работало с полной нагрузкой, а знания прикладывались постольку-поскольку.
   Праздные мысли на мягком песке плавно перешли в волны морских и световых грёз, вода плескалась и шуршала, свет обливал и пронизывал, дивный мир покачивался вовне и в себе, пляж с приклееным островом плыл и оставался на месте. Довольно-таки долго, но и это закончилось.
   Блаженство не вечно даже под чужим ласковым солнцем. Сначала пригрезилось, что она экстравагантно парит над вершиной скалы, одновременно лёжа на песке, потом прямо над ухом прошуршала пологая волна, и грёзы бесследно рассеялись.
   К тому моменту светило изрядно забралось ввысь, и лагуна осветилась вполне, от вершины водопада и до пенного его устья порхали короткие изогнутые радуги - утро просеялось, возник долгий день.
   "Причем на даный отрезок последний" - вспомнила она, поплескала на себя морской водой и пошла обследовать лагуну. Не каждый раз попадаешь на совершенно необитаемый остров, причем в одиночку, случаем стоит попользоваться и посмотреть, что окажется.
   Вышло даже интереснее, чем представлялось: озерцо лагуны оказалась глубиной по колено, вокруг теснились необученные кусты-деревья, в них сновала летающая живность, не то шмели, не то мельчайшие птицы, яркие и хрустально-звонкие, под ногами искрилось что-то быстрое и прозрачное, а струи водопада переливались завораживающим образом, отражая и небо, и зелень и поверхность озерца.
   Без всякого труда она встроилась в мирок лагуны и острова, и вновь ощущение общей жизни потекло внутри и вовне незаметно, и часть, и целое, всё на белом свете и в безднах моря.
   Значит, подумала она, на секунду выныривая из полной гармонии, значит, есть небольшое, но достижение, можно войти и стать частью Парадиза без усилий и посторонней помощи. Не исключено, что можно будет даже вернуться самой. Сюда, именно в эту лагуну, на одинокий остров, потому что "я была счастлива здесь". Всё, довольно, позывные закрепились, а остров-сад сомкнулся вновь во всей своей красе.
   И почти сразу в глаза бросилась та самая знаменитая, почти мифическая "корзинка", она свисала над водами лагуны и легко покачивалась, причем летающая живность проявляла к ней усиленный интерес. Что немудрено, с гурманской точки зрения "корзинка" слыла самым что ни на есть природным чудом, почти не воспроизводилась вне дикой натуры, и довольно редко встречалась, лишь в неосвоенных местах данного мира.
   Бытовало в Парадизе что-то вроде присловья: "съел корзинку, пиши пропало", в смысле, что лишился покоя и возжаждал идеала, плохо исполнимого в обыденной жизни рядового Парадиза. Ей пришлось видеть и даже пробовать ненастоящую, выращенную "корзинку" лишь однажды, в гостях на празднике, в городе у друга. Гостью щедро попотчевали деликатесом, при том извиняясь, что это совсем не то, что бывает натуральное, хотя старались произрастить изо всех сил. Та, неправильная "корзинка" была очень даже ничего, хотя описать впечатление оказалось трудновато, но оно запомнилось.
   И представьте себе, вот она, самая настоящая, дикорастущая, висит на легчайших нитях, подрагивает, выглядит в точности, как радужный цветок-гребешок в плетеном горшочке, сквозь просачиваются капли, их со щебетом ловят пернатые, они-то знают толк в нектарах.
   Кто спорит, соблазн был не просто велик, соблазн взмыл под облака и накрыл лагуну: никто не возразит, если гостья чуточку злоупотребит и возьмёт себе чудную "штучку", её попросили бы не стесняться! Хотя сами хозяева не дотронулись бы до парящего в воздухе чуда, пока не нашли рядом хотя бы ещё одного. На самом деле "корзинка" была едва проросшим семечком дерева, на котором висела, и со временем, оторвавшись, стала бы им, приносящим "корзинки", редкостным чудом, присущим одному этому миру. "Корзинное" дерево никак не разговаривало и не поддавалось уговорам, не желало и всё тут! Такие в Парадизе изредка встречались чайные ложечки дегтя.
   "Если не найду другой, то шугану пернатых и поймаю пару капель!" - героически решила гостья по имени Синяя, бредя по воде к "корзинному" древу. - "Хотя буду жалеть потом, но..."
   Но добродетель достойно вознаградилась. После пристрастных поисков другая "корзинка" отыскалась, недоступно далеко вверху и совершенно новенькая, почти зачаточная. Только при очень большом желании можно было опознать почти бесцветный бутончик, висящий на парочке блеклых усиков, и живность не вилась подле, потому что капли не сочились.
   Над "корзинкой"-бутоном сидел цветок, большой, блекло-серый, плоский, с развевающимися лепестками, с них щедро сорились мельчайшие пылинки и овевали "корзинку"-бутончик.
   Предстала классическая картина из жизни "корзинок", пришедшая помимо воли, как вовремя подсунутая страница с иллюстрацией. Даже на диком острове обучающие программы "Парадиза" не дремали, раз кому-то затребовалась информация о "корзинках", то она мигом проявилась, мерси всем, это очень удобно.
   Наверное, не без подсказки моменатльно нашлось объяснение: вот почему на острове никого нету, здесь заповедник дикорастущих "корзинок", процветающих на радость случайному пришельцу. Присваивать редкостные чудеса местной природы никому в голову не приходит, хозяева здешних мест не так воспитаны. Совершенно по-иному.
   Однако гостья, случайная путница, может отведать чуда без особых сомнений, раз уж их оказалась два. Как сказано, так мигом и сделалось. Спелая "корзинка" легко отломилась, пернатые шумно возражали и летели следом, никто им не мешал, но и "корзинкой" не делился.
   И вот сидя поверх натуральной моховой приступки, гостья по имени Синяя (Птица) принялась пробовать "корзинку", как мороженое. Сначала сняла пальцем капли, потом попробовала соцветие, далее процесс пошел самопроизвольно и слишком скоро завершился. Да, подумала она, вдыхая оставшийся в воздухе аромат, никто не преувеличивал, это надо было съесть, чтобы оценить.
   Не то чтобы какой-то особый вкус, всё было небывалое, и сливалось в единое и неповторимое впечатление. Казалось, сам дивный остров посреди моря, и свет, и воздух, и цветы с птицами, и буквально все впечатления слились в квинтэссенцию и прочно осели в сознании как некий эталон совершенства. А вот на что было похоже, даже не формулировалось, наверное, каждый получал самое желанное по особой программе. Смутно казалось, что к Парадизу прибавилась нечто особенное.
   На память осталась плоская бело-серая косточка величиной с половину пальца, с виду совсем камешек, его гостья уверенно пристроила на шею при помощи подвернувшегося стебелька. Бывали случаи, гласила информация, что косточка могла прорасти, если ей создать подходящие условия. Нечасто, но бывали.
   "И хватит, вообще-то, предаваться садовым грёзам!" - наконец пришло ей в голову. - "А то просто мания какая-то случилась, съел "корзинку" - пиши пропало!"
   Как бы ни желалось остаться в дикорастущем раю подолее, гостья прекрасно понимала, что пора трогаться с места, потому что дело хотя и ждёт бесконечно, но зря медлить не резон, всё равно пора, сколь ни откладывай.
   С сожалением кинув прощальный взор на чудеса острова, Синяя мельком вообразила себе место назначения и тем же мгновением очутилась там, конкретно в комнате с дощатым полом, окнами в сад. Напротив окон помещалось полнометражное зеркало в полтора человеческих роста, старое стекло послушно отражало гостиную залу Х1Х века в небольшом одноэтажном особняке.
   "Сейчас явится хозяйка, если я замешкаюсь, пора одеваться и гримироваться!" - напомнила себе Синяя и стала принимать должный вид, сосредоточив усилия на зеркальном отражении.
   В здешних местах отражения поверхностей имели особую силу, поскольку именно в них очень хорошо концентрировалось внимание и воображение получало конкретную подпитку в виде дупликата реальности. Магия, короче говоря...
   Почти что сразу (произошёл магический эффект) вместо обнаженной натуры зеркало удачно отразило фигуру в кринолине из густо-голубого шелка со складками и подборами, на еле видных ступнях зеркальной девушки появились матерчатые туфли с небольшими каблуками, фигура почти приобрела заданные параметры.
   Шёлк ощущался на теле совершенно настоящим, но вот об исподних деталях Синяя как обычно забыла, пришлось срочно пристроить на шею кружевной воротничок, а под кринолин обширную нижнюю юбку. Стало выглядеть лучше.
   (Тут же, как всегда в момент переодевания, вспомнилась фраза Порфирии, та веско заявила мнение на первой костюмной репетиции.
   - Рабство, брак и кринолин - всё это малопонятные категории, но платье-кринолин - самый загадочный предмет из всех. Неужели это не легенда? - искренне спросила она.
   В ответ Синяя выдернула из памяти и выложила старинное выцветшее фото прабабушки Александры в упомянутом одеянии, чем привела Порфирию в полнейший восторг. Фото тут же увеличилось её стараниями до натуральной величины, приобрело объем и цвет (по усмотрению Порфирии, понятно какой), а потом сама она, мигом приодевшись в пурпурное платье до полу, спросила: "Ну и как?", прежде чем прилипнуть к старинному зеркалу. Повертевшись вдоволь, а потом оставив изображение в зеркале на память, Порфирия наконец удовлетворилась содеянным и изрекла следующее.
  -- Понятно, что имеет место ценная и безумная идейка сделать женщину предметом искусства, это безусловно привлекательно, но ей-то самой по жизни, каково было? В такой сбруе: не встать толком, ни сесть, ни пройтись кроме как инвалидным шагом. К чему бы это понадобилось, никакой ведь свободы, одна красота!
   Однако длинных исторических объяснений Порфирия не выдерживала, и пришлось ей доложить, что таков был обычай, а историческая драма, коей они сейчас занимаются, требует именно указанного костюма. Порфирия вняла и с увлечением взялась за идею женщины-украшения, разрабатывая её, честно скажем, вкривь и вкось, но ей было вполне простительно.
   У себя дома и не только в Парадизе, а еще в десятке сопредельных миров Порфирия считалась самым популярным профессором исторической драмы, а именно конструировала развернутые масштабные представления (типа мыльных опер, прощения просим!) на темы давно прошедшего и даже неизвестно бывшего ли (вновь прощения просим!).
   На сей раз задача почти превзошла амбиции одаренной Порфирии: ей предстояло поставить драму из чуждой малопонятной истории, причём изложенной в форме записанного фольклора, чего в их культуре давно не существовало. Правда, постановка планировалось при участии и помощи учёного консультатнта, реального знатока излагаемых предметов. Эту роль Синяя выдерживала во что бы то ни стало, и как бы тяжко самозванство не давалось.
   Картинки из давней чужой истории, первоначально ей предложенные: то бишь девушки в кринолинах и идиллическая усадебная жизнь вдохновляли Порфирию беспримерно, она видела в них особую поэзию и всё такое прочее, страстно желала донести порыв до своего зрителя, но объяснения и комментарии к драме приводили бедняжку в полную растерянность.
   Порфирия никак не могла взять в толк, что же, собственно, в той самой исторической драме происходит, и упорно сочиняла свои гипотезы. Что касается консультанта, то бишь Синей, то ей приходилось несладко. Поправлять даже самые чудовищные заблужения мэтра было трудно, потому что вечно одергивать Порфирию не хотелось.
   Профессор исторической драмы и лирический поэт в душе, Порфирия вообще-то была в своем праве на творческий вымысел, и, главное, знала запросы аудитории лучше, чем любой консультант. Но дать ей полную волю тоже было невозможно, она бы удалилась от предмета драмы на световые годы и столетия, невзирая на добросовестное изучение предмета.
   Однако так или иначе, но масштабное драматическое представление полегоньку двигалось. Во всяком случае, первые решающие эпизоды были почти на ходу, а участники жили в декорациях почти постоянно и практически их освоили.
   К слову сказать, ставился роман русского классика Ивана Гончарова "Обрыв", вещь очень приятная, но почти забытая и даже у себя дома занесённая песками времени.
   Однако здесь в Парадизе, после тщательного просеивания своей истории и литературы Синей пришлось остановиться на "Обрыве", либо вообще отказаться от проекта. Или же выбрать один из романов Джейн Остин, тоже неплохо, но лично ей, Синей, "Обрыв" был ближе, несмотря на лишние осложнения в виде патриархального крепостного права, столь же малопонятного для местной публики, как брак и кринолин.
   К своему стыду Синей пришлось осознать, что почти все прочие литературные памятники земных времён и народов неприемлемы для любезных хозяев просто никоим образом. В данном романе, как ей доступно объяснили, изучивши обширный материал, никто никого не лишал жизни и даже реально не покушался, это уже было кое-что.
   Перебрав известные ей родные шедевры, Синяя признала, что по этому параметру почти всё самое лучшее и известное, Библию включительно, приходится отклонить, дабы не создавать нелестного представления в глазах иноплеменного зрителя. Увы. Ладно, не будем о грустном.)
   Отразившись в зеркале напоследок, Синяя (при кринолине, шелковых туфельках и в старомодной причёске ) покинула комнату с видом на утренний сад, прошлась по сеням и, откинув бархатный занавес на кольцах, оказалась в маленькой гостиной, где на столе над узорной скатерью стояли чайные приборы, а за бюро в уголке сидела бабушка Татьяна Марковна в роскошных седых буклях и что-то писала роскошным гусиным пером.
   (Это, разумеется, была Порфирия собственной персоной, дивное платье отливало багряными отблесками, как кардинальская мантия, но Бог с нею!)
  -- Доброе утро бабушка! - произнесла Синяя вслух, как бы привлекая к себе внимание.
  -- Доброе утро, Верочка! - Порфирия грациозно повернула голову от бумаг и благожелательно улыбнулась, бабушку она всегда изображала безукоризненно. - Как тебе спалось, какие сны видела?
  -- Единорога, бабушка, он вышел из лесу и положил голову мне на колени, - сымпровизировала Синяя в роли внучки Верочки, и сон тут же промелькнул между ними для зрителя, как реплика в сторону. - А вам что снилось?
  -- Сущие пустяки, Верочка, - ответила бабушка выученным текстом. - Снег, пусто кругом, а на снегу щепка! Вот поди и разбери, что это значит!
   И видение послушно представилось, только снег вышел безобразно похожим на сахарный песок, непонятно по чьей вине, однако щепка была просто превосходная, с реальной березовая с корой!
   Замечательно отработанный эпизод шёл своим чередом, только снег пришлось править раза четыре, для чего Синяя воспроизвела на полу где-то около метра в диаметре натурального родного снега, и заставила его подтаять с краю. У них в Парадизе тоже существовали полярные шапки, но слегка другого вида, и Порфирия быстро сообразила различия.
   Когда снег улёгся на положенное место, к самовару явилась младшая внучка, Марфенька, но в совершенно неподобающем виде!
  -- Нет, так дело не пойдет! - сразу возразила Синяя, сердито раскачиваясь на изящном венском стуле. - Я согласна, что смотрится превосходно и даже очень красиво! Но, Порфирия, помилуй, у нас сельские барышни к завтраку в вечерних туалетах не являлись, блистая к тому же венками и ожерельями! И расцветка никуда не годится - черно-белые клетки! Марфенька у нас скромная, светлая девушка, а у тебя она она чрезмерно яркая! Она должна выглядеть, как милый полевой цветок, а не блистать и переливаться!
   Так с Порфирией случалось повсеместно, она ставила зрительные эффекты много выше остального, и приходилось её всячески уламывать, доказывать, что страдает смысл и содержание пьесы, только тогда она сдавала позиции, и то не всегда, честно скажем. На этот раз насчет клеток на платье Марфеньки Порфирия стояла насмерть, хотя ожерелье с шеи согласилась убрать, дальше после долгих препирательств пошла на частичный компромисс и сделала клетки мелкими, так что они сливались в узор, и то ладно. А до этого скромная девица из российской провинции середины Х1Х века смотрелась просто, как парижская шансонетка тех самых времён! Однако кто бы, кроме консультанта мог увидеть разницу!
   Марфенькой на сей раз была совсем юная барышня с молочного цвета замысловатой прической и синими фарфоровыми глазами, и во всем, кроме платья, роль ей удавалась на диво. Порфирия её где-то разыскала и прочила девице большое сценическое будущее, эта Марфенька и впрямь переигрывала всех. Что-то в ней было особенно трогательное и милое.
   Кстати, с главным исполнителями ролей получилось и длилось сущее бедствие: за бабушку взялась сама Порфирия, а старшую внучку, мятежную романтичную Верочку, приходилось представлять учёному консультанту, как Синяя не отбивалась.
   Исполнители для экзотической драмы искались плохо, а находились ещё хуже, однако Порфирия обещала справиться. Мужские роли были легче в исполнении и в одежде, а уж толпа крепостных поселян и дворовых людей образовывалась сама из драм-студии и учеников Порфирии.
   Детишки просто наперебой желали изображать сборище дивных простых детей чужой природы, далеко отставших на пути прогресса и тщательно опекаемых главными героями, посвятившими свою жизнь нелёгкой, но ответственной деятельности. Смех и грех, короче говоря.
   С такой концепцией драм-профессора Порфирии Синей пришлось с оговорками согласиться, иначе сценическое построение рухнуло бы сразу, даже не начавшись, как эфемерный карточный домик. Чуждые исторические процессы, где являлись странные буки и бяки: угнетение, социальное неравенство и эксплуатация труда - короче, данные прелести были для местной публики, не только загадочны, а в высшей степени необъяснимы, как класс социальных явлений. Они, в смысле хозяева, уехали так далеко...
   Однако на сей раз консультанта Синюю ждал миленький сюприз, очередной плод профессорских изысканий. Когда внучки уселись за стол (эпизод N5), бабушка Татьяна Марковна позвонила в маленький колокольчик (очередная уступка профессору) и выкликнула при том:
  -- Василиса, чаю!
   На зов поспешила необъятных размеров экономка Василиса в рогатом белоснежном чепце и с подносом в рухлых руках, вплыла, как лебедь. Но не белый, а совершенно чёрный! Не справившись со святцами, Порфирия звучно бухнула в колокол, а именно сделала крепостную российскую Василису дюжей негритянкой! Понятно, в позапрошлый раз ей сочинили и представили атлас земной антропологии, и профессор увлеклась, подбирая типажи!
   Пролетая почти над поверхностью декорации, Синяя горестно обозревала свершившееся: высыпавшая челядь на дворе и в саду оказалась поголовно чернокожей и кудрявой, актеры весело светились белозубыми улыбками и экспансивно размахивали руками!
   "Ну просто браво, Порфирия! Теперь мы экранизуем "Унесенных ветром"!" - примерно такие монологи пролетали над усадьбой вместе с Синей, почти не касаясь почвы. - "Только увы, этот романчик для вас закрыт намертво, там, кроме всего прочего, милая девица в кринолине стреляет в упор в янки-мародера, и все ваши миры валяются в обмороке, а меня с печалью и позором депортируют за глобальное причинение вреда! И ведь влезла в голову запретная ассоциация, прямо встала перед глазами, теперь надо её срочно гнать, пока не вырвалась вовне! Боже, как с вами тяжко, с невинными-то всемогущими агнцами!"
   Поэтому-то пришлось срочно скрыться и лететь сломя голову над усадьбой и берегом реки, чтобы никто не догадался, о чём консультант невольно помыслил! И помысливши, как на грех, представил чёткую красочную картинку, во всех абсолютно невозможных деталях, совсем готовую для сценического воплощения! Как актриса, играющая милую Марфиньку достаёт из кармана передника громадный пистолет и палит прямо в лицо гуманоиду в синей форме. Ужас без конца и краю!
   Только оказавшись в резной беседке над обрывом реки и созерцая заречную даль, бедняжка Синяя отчасти остыла, выгнала из головы запретную сцену с убийством и стала формулировать резонные замечания по поводу профессорского самоуправства. Там в маленькой гостиной, она сдержалась, провела чаепитие при чёрной Василисе и удалилась, шурша кринолином, зная, что устраивать сцену мэтру следует лишь наедине, без учеников и свидетелей.
   Однако всё было понятно и так, Порфирия не замедлила оказаться в беседке при бабушкином наряде, и рассыпалась в грустных ламентациях.
  -- Разумеется, всё не то, и совсем не так, ты в печали и даже смеёшься, и я даже знаю, почему! На тебе все видно, совершенно по-прозрачному, у вас там такой тёмный цвет людей означает что-то особенное, а тебе ещё весело, я поняла. Опять у нас какой-то нонсенс, согласна. Но ты, Синенькая, рассуди тоже, у меня имеются веские резоны. Ваши сложные и тонкие различия по форме одежды для нашей публики неуловимы, даже пол по штанам и юбке весьма трудно различать, но с этим уже справляемся, но вот всё остальное! В вашем фольклоре опекуны и опекаемые различаются только по одежде, вам понятно сразу, я долго училась, а наши не поймут сначала, а потом потеряют интерес. Поэтому было вполне логично для понимания представить персонажей в различных типах расы, одни светлые, другие тёмные. И то для нас более чем экстравагантно, но тут можно дать особый комментарий, тогда...
   Таковую речь Порфирия выпалила одним практически незвучным куском, в сочувствии и легкой обиде, и Синей срочно следовало держать ответ, причем не упоминая о главном, держа то самое главное так глубоко при себе, чтобы собеседница не уловила и тени. А именно "Унесенных ветром" и Марфиньку с пистолетом.
  -- Порфирия, милая моя подружка, ты великий художник и мастер своего дела, тут я не спорю и преклоняюсь, но... Но если ты оставишь исполнителей в таком виде, то я не смогу помочь в качестве консультанта, это без вариантов! Увы и ах! Тогда продолжать будешь сама, без меня - у каждой культуры есть свои завихрения, в особенности у нашей.
  -- Я так и знала, что это не пройдет, - повинилась Порфирия. - Но вовсе не хотела напоминать тебе, Синенькая, что вы закрытые, это было бы неправильно, по вашему - гадко. Проехали и забыли. Мы так к тебе привыкли, что просто вылетаети з головы. Пусть наши пейзане будут неотличимы, или я ещё подумаю. Ба, да оказывается, ты отбываешь? А я не сразу разобрала, ну вот это совсем обидно, но я учту и буду делать дальше почти без своих "штучек", тебе понравится, когда снова вернешься. Слово и дело!
   Пока Порфирия сыпала безмолвными заверениями, Синяя наново изучала усадьбу над обрывом реки, весёленький домик с цветочным газоном перед крыльцом (между прочим о том позаботился сам Иван Сергеевич Гончаров в романе, а вовсе не Порфирия!) и любовалась вышедшей на крыльцо Марфенькой.
   Все вокруг до самой последней травинки и кончая изящными дикими голубями, слетевшимися к барышне, смотрелось (и было наощупь) совершенно подлинным, даже ароматы лились знакомые - пахло черемухой и свежескошенным сеном (хотя в земной природе такого не бывает, они разнесены по времени!). Красота!
   "И мастерство!" - честно признала Синяя. - "Причём не своё, мне до того эффекта, как до звезды небесной! Одно дело предоставить подробные сведения, а совсем иное - так детально воплотить!"
   На самом деле шедевр на обрыве реки был тщательно исполнен лично Порфирией, вот у кого предметное воображение доходило почти до совершенства, и практически не знало границ.
   Чуть-чуть подумавши, и окончательно закинув за мельницу квипрокво с "Унесенными ветром", Синяя исполнила для гениальной подруги прощальный подарок-комплимент, он назывался "почему Порфирия?".
   На самом деле гениального мэтра звали по-иному, и скажем прямо, довольно безвкусно, поскольку при точном переводе имя получалось как "Отблеск Багряной Зари" или еще хуже того - "Луч Пурпурного Заката"
   К тому же звучное имя профессор драмы избрала сама, когда достигла нужного возраста и должного успеха в своих постановках.
   Кто бы спорил, но никто не мешал сообщить коллеге свою ассоциацию, а она сразу возникла, при первом же знакомстве, вполне ничего себе. А именно. Любимым и даже каноническим цветом у Византийских базилевсов, то бишь царей второго Рима, был как раз присущий мэтру багряный, их покои вместе с одеяними блистали именно им и звались порфировыми - если грубо переводить. Оттого Синяя сразу предложила свой вариант имени - Порфирия, и в дополнение представила картинку. Величавая жена, облачённая в пурпур, в такого же цвета дворце. Мэтр обрадовалась и приняла новое имя, как родное.
   Таким и вызвался прощальный подарок: на фоне беседки появилось тщательно продуманное изображение в половину натуральной величины.
   Двусветный зал с колоннами из багряного мрамора, а в центре располагалась фигура порфироносной царицы - естественно, точный портрет подруги-коллеги, со всеми детальными подробностями.
   Особенно удачно на сей раз вышли волосы Порфирии, чёрная волна с пурпурным отливом, а сверху диадема из алых камней, сияющих, как пламя, и их отблески в зеркально-темных глазах, тоже пламенные, как зарево отдаленного ночного пожара.
   (С точки зрения своей эстетики, портрет вышел мрачноватым, и даже несколько зловещим, но Синяя знала, что тут другие критерии, поэтому смело пользовалась цветовыми метафорами, представляла, что Порфирии может быть приятно и лестно.)
   Так оно и случилось, Порфирия оценила презент, из бабушки Татьяны Марковны мигом перевоплотилась в предложенный образ, и послала консульнату ответный поцелуй: её изображение в виде царевны-лебедя частично кисти Врубеля, небольшую такую открыточку размером с ладонь, понятно, в сине-голубой гамме.
   Таким образом, обменявшись видимыми комплиментами, они стали прощаться, потому что дел у каждой было невпроворот.
   Порфирии по крайней мере предстояло перекрасить в исходный колер всех исполнителей, как она и обещала, а их было достаточно много: вся дворня в усадьбе и ещё деревня из полусотни дворов под пригорком.
   Порфирия удалилась пешим ходом, и скоро её пламенное сияние исчезло из виду, а уходящая гостья Синяя всё медлила. Ей отчасти жаль было расставаться с предметом искусства, очень уютно сиделось в садовой беседке, отчасти она не могла сосредочиться на следующем месте своего маршрута, его предстояло избрать и оформить.
   На предстоящем этапе места и времени (категории здесь были крайне относительными, но все же существовали по принципу "здесь и сейчас") Синяя принимала гостей, причем точно не знала, сколько их будет и кто именно явится. Следовало выбрать площадку для приема и достойно её выполнить, желательно не повторяясь. Соблазнительным казалось принять визитёров на рабочем месте, в усадьбе у Порфирии, но увы...
   Перегружать мэтра не следовало, хотя бы из деликатности, да и гости были далеки от производства "мыльных опер", посему их реакция могла быть любой, от обидного восторга до снисходительного смеха.
  
   ПРОФЕССОР N2 (ВСТАВКА)
  
   В особенности смущала мысль об ином почитаемом профессоре, который(ая) ни в грош не ставила любое искусство, поскольку не понимал(а), что это собственно такое, хотя знал(а) о предмете достаточно по роду своей профессии.
   Двуполая персона из совсем другого мира под условным именем Лья на самом деле не только опекала Синюю из научных интересов, но стала довольно близкой подружкой просто так, для личного и даже взаимного удовольствия. Но над усилиями Синей по части "мыльных опер" Лья могла очень резво посмеяться - мол, нашли себе игрушку, детки!
   В мире Лья ни моментов почитания прошлого, ни наслаждений отвлеченного воображения не числилось, они любили одну лишь информацию и наслаждались точными фактами, иногда сталкивая их в довольно причудливые картины-сочетания. Но никогда не сознались бы, что таковы их представления об искусстве, они считали свои привычки мышления трезвым взглядом на многомерную реальность.
   Синяя сидела на мшистой беседочной скамейке, вдыхала влажный аромат черемухи и не без удовольствия проигрывала в памяти первую встречу с почтенным профессором Лья, это был очень забавный момент.
   К тому времени Синяя уже слегка освоилась с реальностями Парадиза, кое-чему научилась, многое узнала и вошла в личный контакт с куратором, проводником по местности. В то время он звался у неё Вергилием, не подозревая о двусмысленном значении прозвища. Это потом, освоившись, подопечная приклеила проводнику кличку Чёрный Пёс, отталкиваясь от местных традиций, а также оставляя за собой легкомысленные ассоциации.
   Но всё это было потом, а где-то в отдалившемся начале, тогда еще Вергилий пожелал представить очень важную учёную персону из другого, непохожего мира. Проводник полагал, что подопечная Синяя должна с испытанием справиться, она удачно освоилась с аборигенами, отличными от неё, хотя и ненамного. А предлагаемая ученая персона будет отличаться поболее, скромно готовил ведомую Вергилий.
   Однако общение с ней будет даже легче, заверял он пылко, поскольку контакт с иномирными существами (разумеется, достаточно разумными) являяется её, то бишь учёной персоны, прямой специальностью, в коем занятии она более, чем преуспела. То бишь персона зовется О-очень почтенным профессором изучения (и обучения также) разумов Внешних Миров, вернее их множеств!
   И вот Вергилий призвал Синюю к себе в горное убежище, куда он пригласил Профессора (N2, вернее, тогда просто Профессора, ибо о Порфирии и речи не было) для знакомства, сам при этом заметно нервничал, непонятно, правда, на чей счет. Кстати, Профессору Лья он приходился чем-то вроде аспиранта на свободном выпасе, хотя вполне неподоточётным.
   (Ну с этим, с правами на исследования и свободными проектами, у них тут, и не только в Парадизе сам чёрт ногу сломит запросто, это Синяя поняла совершенно отчетливо и не пыталась вникать, потому что абсолютно бесполезно.
   В этих мирах и пространствах все поголовно могли, буквально всё, что угодно, но при том придерживались сложнейшего этикета, на изучение коего мог спокойно уйти остаток бесконечной жизни любого более или менее разумного существа.
   ...Если ещё хоть что-то у предполагаемого сапиенса осталось после освоения весёленького постулата о реальном отсутствии времени и пространства, как таковых, вернее о совершенно незначительном влиянии указанных категорий для обычной жизни в этих мирах.
   Данные вечные ценности здесь виделись лишь в форме привычных удобств, как цветная схема метрополитена, пользуясь которой можно отлично попасть, куда угодно, не утруждая себя знанием, как ездят поезда и что съел на завтрак машинист. Что-то вроде того.)
   Итак Профессор Лья возникла на балконе в горах примерно на закате местного светила, и была настолько эффектна (или эффектен) при сложном освещении, что Синяя просто не удержалась и произнесла вслух немыслимое по любому этикету.
  -- Боже, какая красота! Сто миллионов экземпляров и то будет мало, все обалдеют и мигом расхватают! Покемоны и прочие Черепашки-Ниндзя отдыхают! - выдохнула Синяя в некотором забытьи.
  -- Это правда? - включилась профессор тоже вслух и даже на родном языке Синей. - Таков будет коммерческий успех предприятия?
   Из чего сразу стало ясно, что немыслимой и неземной красоты Профессор Лья основательно изучила системы и культуру чуждого мира, вполне освоилась с добытыми знаниями и не ощущала боязни смутить собеседницу, чем частенько грешил Вергилий. Тот был даже чрезмерно деликатен, понимая бездны и пропасти, пролегшие между мирами. А Профессора Лья подобные соображения не смущали, ей было в высшей степени фиолетово, поскольку все миры казались одинаково интересными, более того, симпатичными, даже опасные и закрытые.
   К тому же Профессор явственно была польщена полувысказанной идейкой растиражировать свой облик в мире Синей и продать его в виде детского развлечения в огромном количестве предметных копий. Но потом она почти сразу согласилась, что увы, идея замечательна, но, пожалуй, слегка преждевременна.
   На первый взгляд, а потом и на последующие Профессор Лья более всего походила на почти прозрачную, дивно сверкающую ящерку-саламандру, (в стадии лярвы, по выходе из куколки) причем её тело было окутано складчатыми крыльями, по которым пробегали цветные огни, а милая головка все время грациозно двигалась в такт общению. В виде игрушки это было бы просто что-то сказочное, на такое впечатление Синей Профессор сразу купилась, но при том честно добавила что...
  -- Но такой вид, милочка, у нас только женский, скоро мне пора двигаться в мужскую фазу, это будет не так красочно, но гораздо солиднее, сверкать я перестану, - пояснила профессор.
  -- Но если возможно, пока останьтесь так, герр Профессор, хотя бы для женской солидарности, - попросила Синяя даже слегка искательно.
   Профессор чутко вняла и всё время общения старательно удерживалась в женской фазе, что, правда, не мешало ей проявлять неженскую прямоту.
   Непосредственно после знакомства на балконе, переместившись на скоро устроенный альпийский луг, наслаждаясь лучами медленного заката и дивно переливаясь в них, Лья сразу приступила к делу и сбила гостью из иных миров с толку совершенно и окончательно.
  -- Вот вы считаете, что цивилизация у вас технологическая, предметная, - без предисловий заявила милая ящерка-саламандра. - А ведь ничего подобного, самая простая информационная, как у всех прочих нас грешных, сейчас докажу, как дважды два. Поехали?
  -- Право же, я лично никогда об этом особенно не думала, - объявила Синяя, и Вергилий запротестовал, ввернул тонкое замечание, что Профессор взяла слишком резво, не надо так смущать человека.
  -- Бросьте, очень даже надо, я ваши представления освоила, - отрезала Профессор и картинно расправила крылья, как огромная радужная бабочка. - Человек тоже вполне подходящий для дискуссии, она из меня кукол предложила понаделать в большом количестве, своим деткам на игрушки, её смутишь, как же! Так вот, милочка Синяя Птичка, сейчас покажи лично, какими технологиями ты сама владеешь, что можешь делать из подручных предметов, не пользуясь чужими заготовками. Что вы летаете на аппаратах тяжелее воздуха и пользуетесь предметами, как средствами коммуникации, мне известно, это пока позабудь, а вот что ты сама можешь? Руками и головой, чисто технологически? Проведем эксперимент?
   А когда его, а именно эксперимент провели на том же лугу, где, правда, устроили, запруду для ловли рыбы и перенесли пару деревьев с гнущимися ветками и стеблями лиан, то все присутствующие чуть не заболели от веселья, а особенно гостья Синяя, подвергнутая испытанию.
   Совершенно наглядно вышло, что кроме нажимания всяких кнопок и рычагов (как оказалось, самого привычного занятия) она может технологически: а)разбить камнем раковину; б)сплести грубую сеть и нелепейшею корзину; в)выкопать очень мелкую ямку палкой и г)наскоро соорудить шалаш из листьев и веток.
   Ещё Синей удалось (пожалуй, с чужой помощью) найти скудный пласт глины на обрыве речки, смять в пальцах и слепить подобие миски в паре с кривобоким горшком, их оставили сушиться на солнце. Далее к корявым изделиям вдохновенно прибавились пара кривых кирпичей, а также стилизванно-шумерская табличка с надписью, выполненной тонким прутиком. Надпись гласила письменными буквами: "Мечты, мечты, где ваша сладость?" - и сохла на солнце вместе с табличкой. Огонь возжечь своими силами не удалось.
   Табличка с письменами и привела участников эксперимента в самое отменное состояние духа, поскольку последнее доказательство вышло самым убедительным - испытуемая признала письменно, что владеет только информацией, а технологии лично ей, как и подавляющему большинству, доступны одни лишь первобытные. Всё остальное прочее - плоды ранее добытой и всё более усложняющейся информации. Или как?
   Однако самым весёлым номером в течение форума на лужайке оказался следующий момент научно-практического семинара: Синяя отнюдь не осталась в долгу и попросила остальных участников представить их базовые умения, предварительно отключивши информационные технологии, даже не для доказательства, а просто для равновесия.
   И вышло, что Профессор с Вергилием умели практически то же, что и гостья, но чуточку похуже, во всяком случае писать они не могли, не то что прутиком, но даже и вообще никак, хотя нарисовать кружок на песке кому-то удалось, а кому-то и нет.
   Последнее относилось к Профессору Лья с её изящнейшими тремя пальчиками, хотя держала прутик, как указку, она просто классно, с истинно профессорским апломбом.
  -- А ещё я могу вязать на спицах, - вспомнила Синяя под занавес эксперимента. - В следующий раз могу всех научить, только подготовлю материалы. У нас так лечат умственно травмированных, называется трудотерапия, в специальных заведениях, очень грубо это называется "дурдом".
   После чего знакомство Синей с Профессором Лья перешло в иную стадию непринужденности. Та честно признала, что мысль полечить ученых экспериментаторов несложным ручным трудом - это высший класс в сложнейшем общении представителей разных миров.
   И вскоре Лья стала являться в гости на Парадиз регулярно, зачастую не одна, а со студентами, для полезного общения в рамках развлечений.
   К семинарам постепенно присоединялись и просто гости из Парадиза, поэтому Синяя прекратила числить сборища научными симпозиумами, а воспринимала, просто как посиделки, где она лично отвечала за уровень приема, чтобы всем было приятно и интересно.
   Вот и сейчас, предстояло выбрать и оформить место сбора, а Синяя медлила, ей хотелось на дорожку устроить нечто запоминающееся и приятное для гостей.
   "А не попотчевать ли их пороком напоследок?" - вдруг всплыла у неё в сознании шальная мысль, скорее всего, навеянная старинными добродетелями российской дворянской усадьбы Х1Х века. - "Насчёт шампанского, цыган и борделя, это глухо как в танке, не поймут, в чём фишка, а вот устроить игорный дом - это будет полная фантастика! Заодно и лекция прочтётся, об экономике и праве, в очень доступных формах, Лья давно просила сделать что-нибудь наглядное."
  
   ПАРАДИЗ, ДЕНЬ ПРОЩАЛЬНЫЙ (ПРОДОЛЖЕНИЕ)
  
   Что называется, в ритме сказано-сделано, ещё точнее, со скоростью воображения Синяя очутилась на месте, о котором миг назад подумала, что это, пожалуй, будет в самый раз. Если предстоит строиться.
   И уже покачиваясь на воздухе, подгоняемая лёгким движением ветра, (неснятый кринолин сам собой преобразовался в некое подобие сюрреалистического планера) она устроила строгий саморазнос по всем параметрам - нельзя же так забываться!
   "Думать следует отдельно!" - нудила она себе назидательно в ритме дуновений ветерка с моря. - "Если решение не принято, то положено перебирать возможности, потом выбрать и представить место тщательно, а не бросаться, сломя голову! Это Лья, не моргнув глазом, попадает ко мне на порог прямо из своего Колледжа, на то она и профессор! А я тут даже и не первоклашка - извольте помнить! Так только маленькие мечутся, самые неумелые детишки - куда глаза глядят! Фу, как стыдно!"
   И действительно, следует признать, что переместилась она совершенно по-детски, на воздух, как представляла местность сверху. Хорошо ещё, что здесь всё давно продумано и недоумки защищены системно, ей тут же предоставили поддержку в виде подручного планера, потому что гравитацией она никак не владела, извините. И грохнулась бы оземь, окажись она в любом другом месте, кроме заботливого Парадиза. Думать надо!
   Однако, свершив себе скорый и строгий реприманд, Синяя тут же забыла о личных несовершенствах. Никуда от них не денешься, а виды непосредственно под нею были как раз те, что надо, значит ей мечталось абсолютно правильно.
   Она парила на небольшой приятной высоте над синим морским заливом, он вдавался глубоко в сушу между двумя мысами. На одном из них, справа от неё, раскинулся и оседлал холм знакомый замысловатый городок (личная фантазия хорошего знакомого), а другой мыс, тот, что через залив, заселялся индивидуально, большими неровными площадями. И как-то отдаленно вроде помнилось, что там были незанятые куски, где отлично можно было отстроиться, хоть временно, хоть постоянно.
   А создать для приема гостей захотелось именно виллу у моря, с видом на отдаленные огни, что мыслилось очень романтично. Кстати, и сама Синяя всё время хотела соорудить себе что-нибудь постоянное и пожить осёдло, но никак не получалось. Может быть, в следующий приезд...
   На данный миг, как по заказу, время обращения светила подходило к плановому, огромный шар-овал очень медленно, почти незаметно катился к горизонту, а свет от него простирался мягче и обширней.
   Подлетая с моря к обжитому мысу, Синяя уже соображала, куда ей направиться, где между двумя "постройками" найдется место и для её едва задуманной виллы. Как ей и помнилось, границы занятого и свободного чертились в воздухе лёгкими контурами, и места как раз хватало на скромную постройку. В свободном пространстве имелся кусочек моря с малым пляжем, чуть больший кусочек сада-парка, где пока пестрели кольца и спирали растений разного рода - бывший поселенец, надо думать любил луговые посадки и оставил их на память любому преемнику.
   Пока же вежливость предполагала представиться ближайшим соседям, по поселению и кратко приветствовать их, не отвлекая. И к тому же не забыть пригласить пожаловать, даже на один вечер, а они уж сами разберутся, стоит им жаловать, либо воздержаться от посещения.
   В порыве воспринятых хороших манер Синяя направилась к выбранному участку примерно посередке между соседями, для должного привета.
   С одной стороны облюбованного владения в воздух узорами взмывали волны каких-то удивительных ароматов, а вслед за ними стремились облака разноцветных клочков, скорее всего, стаями летали роящиеся насекомые, вроде мотыльков, решила Синяя.
   Обитатель соседнего участка скрывался в какой-то эллиптической световой завесе под мощными серыми стволами, и из неё, надо полагать, руководил порывами духов и туманов из пчёл и бабочек - получалось вовсе недурно и даже отчасти красиво. Хотя, понятно, Синяя как не очень давняя гостья Парадиза ни в жизнь бы не догадалась, чем именно занимается сосед слева: либо искусством, либо сельским хозяйством, или, вполне возможно чем-то совсем третьим, впрочем неважно.
   Она послала в сторону воздушных узоров свои опознавательные приметы, с приветствием и приглашением, если будет желание. При том обозначила, что пока располагается на один вечер и к ней приглашены экзотические посетители, также тактично признала, что сосед её слегка озадачил своими занятиями.
   В ответ вместе с незнакомыми ароматами принеслось одно лишь невнятное приветствие. По всей видимости, таинственный повелитель ароматов был полностью поглощен дрессировкой мотыльков и ничем более не не интересовался.
   Справа же по курсу возносилась ввысь объёмная прозрачная колонна отчасти схожая с водонапорной башней, под ней колыхалась листва коротких кудрявых кустов, вроде бы фигурно подстриженных, а сквозь прозрачный столб тоже рос мощный спиральный стебель, наподобие винтовой лестницы. Скорее всего, этому следовало быть жилищем, праздно подумала Синяя, но послала в сторону башни такой же формальный привет и не стала вдаваться в подробности соседского обихода.
   Однако со стороны башни донесся совершенно иной ответ, Синей даже пришлось зависнуть в воздухе и принять визуальное сообщение.
   К ней бодро приплыл прозрачый шарик, а когда разросся, то в нём явились донельзя симпатичные мама с дочкой, обе самого нежного возраста, и спросили можно ли им, не являясь на экзотическое сборище (малышке рановато, понятно), просто поболтаться рядом, пока гости не явятся. Не будет ли возражений?
   Синяя откровенно полюбовалась милой парочкой, выразила самое радостное согласие и пригласила на свой участок немедленно, далее вежливо добавила, что их строение ей тоже весьма импонирует.
   Понятно, что к месту тотчас условленной встречи, посреди кольца из махровых цветочков, Синяя постаралась опуститься как можно изящнее, по плавной дуге, чтобы не ударить перед гостями лицом в грязь, к тому же напомнила кринолину, чтобы вернулся в исходное состояния для экзотики, пусть соседки полюбуются.
   Они обе уже прибыли, и младшая даже подпрыгивала от нетерпения, при этом её наряд из цветных платочков реял, как флажки.
   (На самом деле Синяя знала, что платочки - это вообще-то учебники, или точнее, сказать, шпаргалки, и, судя по их обилию, детишка находилась в самом начале обучения всевозможным парадизным премудростям.
   За один из платочков следовало просто-напросто ухватиться, тогда он спешил на помощь тем, кто ещё не усвоил, как информация хранится в голове и откуда её брать. У Синей тоже продлился, хотя и недолго, похожий период просвещения, хотя лоскутками её не обвешивали, обошлись из гуманности менее заметными приспособлениями.)
   А девочкина мама ухитрилась в краткий миг между приглашением и прибытием облачиться в парадное одеяние: навела на себя изысканный рельефный узор в два цвета, посему казалось, что на ней изящное кружевное платье в обтяжку. Так у них в данный момент было принято среди "модной молодёжи". Самая решительная молодёжь, правда, делала узоры вообще из живых побегов зелени, они росли и шевелились, а потом там распускались цветочки и почти колосилась нива, но это уже были полные изыски для внутреннего обращения среди местного юношества.
   Старшее поколение, к которому автоматом причислялась Синяя, в такие игры не вступало, а облачалась консервативно, правда, кто во что горазд, иногда просто и никак, это был самым консервативный из возможных способов. Называлось сие состояние первоначальным, или во что Бог послал, либо как натура распорядилась, а всё прочее - забава, милые игрушки для деток.
   (Хотя, разумеется, следовало учесть, что аборигены, почти в точности походящие на хомо сапиенс, имели одно отличие, позволившее Синей войти в этот полунудистский мир без особых потрясений для своей основательно извращенной психики. Безволосая матовая кожа местных жителей была почти полностью покрыта более темными точками наподобие мелких веснушек, причём это шло индивидуальными узорами и с разной плотностью и создавало интересное впечатление татуировки, к чему в принципе, вполне легко можно было привыкнуть.
   Человек любого пола, покрытый сложным рисунком, почему-то не кажется скандально голым, что было для Синей большим облегчением.
   Понятно, что в более суровом климате, скажем, на полярных шапках все прикрывались традиционными костюмами, типа чукотских, правда не для тепла (оно легко достигалось и без костюма), а для форса и оптимального общения с Друзьями Псами. Тем было приятнее, чтобы у двуногих друзей на морозе росла пушистая шкура, посему им делалась уступка.
   Кстати, к особенностям лиц своих любезных хозяев Синяя привыкала с несколько большим трудом. У каждого из аборигенов веснушки на лице образовывали что-то вроде маски, скрывавшей нос и верхнюю часть скул под глазами, так что вне её видны были только глаза и рот. Сначала местные жители казались Синей все буквально на одно лицо, которое причем дьявольски напоминало Крошку Енота, однако потом она присмотрелась, привыкла, а впоследствие даже устроила и себе что-то вроде легкой вуалетки из бронзовых точек, чтобы особо не смущать публику, а то встречные опешивали при виде её непривычного открытого лица. Оно казалось им неприятно незащищенным от элементов природы и отчасти смущало.
   "Вот она плата за схожесть!" - охотно комментировала Профессор Лья. - "Мой вид никого из вас особо не смущает, а себя вы хотите видеть привычными, потому что и так очень близки, следовательно, желаете усилить сходство. Это любопытный феномен, стоит поизучать, вы и вправду чрезвычайно схожи, снаружи сразу и не вычислишь.
   В особенности эти ваши копны шерсти на головах, нет к этому привыкнуть может только специалист, и для чего они нужны, толком ведь никто не скажет! Я склонна полагать, что обе ваши расы сходно сформировались из приматов на морском берегу, наполовину в воде, а потомство держалось за эти ваши гривы, чтобы не отнесло волной - не иначе!"
   Так или иначе, но с течением непризнанного времени Синяя стала полагать любого аборигена практическим соотечественником и никаких сложных комплексов их вид у неё не вызывал, напротив она выучилась читать по их экстерьеру необходимую информацию.)
   Когда Синяя окончательно приземлилась с некоторым пируэтом и увидела соседок вблизи, они ей понравились ещё больше, скорее всего потому, что принадлежали к нечастому типажу, ей лично особо близкому и почти родному. В обеих: и маме, и в дочке - ощущалась лёгкая неотчетливость цветов, некая размытость. Обычно местная публика казалась прорисованной тушью, а эти мама с девочкой были исполнены как бы акварелью, и их цвета были мягче и разнообразнее. Кстати, эта особенность у них считалась скорее оригинальной, чем красивой.
   Вот, например, Порфирия - своего рода эталон, смотрелась выкованной из металла и красок, но увы, Порфирия была нарочито, даже эпатажно старомодна, чем очень гордилась.
   На самом деле несколько десятков поколений назад в этих мирах происходила евгническая перетряска: "хомо парадизус" плюс все остальные из родственных миров дружно пожелали довести свой биологический вид до совершенства, включивши в параметры и собственное представление об эстетическом идеале.
   В результате весьма неожиданно для себя (учёные советники задним числом честно признали ошибку в расчётах) через несколько поколений они столкнулись с прискорбным единобразием нескольких идеальных образцов, постепенно стали все почти на одно совершенное лицо, и это никому не понравилось - выявилось что-то вроде сборища кукол Барби с партнерами, только в разных цветовых гаммах.
   Исправляя неудавший замысел для грядущих поколений, а это тоже произошло основательно давно, парадизяне+ стали делать акцент на разнообразие и оригинальность, плюнувши на бытовавшие прежде эстетические идеалы. Пусть особи выглядят хоть как замухрышки (по местным понятиям), только бы не смотрело отовсюду одно и то же приевшееся совершенство облика. И чем оригинальней получалась особь, тем им казалось лучше.
   С такой точки зрения нынешние гостьи Синей вполне могли считаться образцом оригинальности облика, точнее выглядели, как полные дурнушки, если числить от устаревших образцов (скажем, от ранее упомянутой Порфирии). И при том нечто чудилось в них родное, почти что своё. Обе отчасти напоминали полинезийских гогеновских красавиц, только в густо-золотистой гамме, со смазанными веснушками и прозрачно-влажными глазами неотчётливого цвета - от темно-сизой синевы до бесцветных бликов.
   Посему и непривычные их имена, тут же представленные, не явились для Синей неожиданностью, такая цветовая гамма предполагала сюрприз из сложной области прозваний. Юная мамаша выдала свой развернутый образ-символ как "Свет двух лун на восходе" в женском роде, а девочка звалась "Светлячком при луне" тоже в женском наклонении.
   Синяя как увидела, так и сообразила, что сочетание двух первых лун в Парадизе, без яркой и пестрой третьей, как раз дает неяркий и сложный свет трудноуловимого оттенка. Совсем как сложно окрашенные глазки соседок и вообще нерядовая цветовая гамма обладательниц поэтических редких имён.
   Вообще-то Синяя почти привыкла к многоступенчатым, крайне насыщенным информацией местным именам, хотя сперва они приводили на память романы про индейцев или прозвища обитателей Южных морей: Красный койот, Веточка Магнолии и тому подобное прочее.
   К тому же обладатели имён имели привычку менять их с текущим возрастом и личными соображениями, что не облегчало понимания, ну просто никак. Однако основа для личных прозваний сущестовала простая и четкая: в них упоминалась доминирующая генетическая линия, обозначенная цветом либо оттенком, к ней прикладывалось информация о поле, возрасте и месте обитания, с некими нюанасами, каковые гостья Парадиза не вполне улавливала сразу. Точно она знала лишь одно: чем темнее и насыщенее упомянутый цвет, тем биологически старше и образованней обладатель имени.
   Внешний облик носителя имени практически всегда соответствовал, было бы совершенно немыслимо, чтобы Порфирия показалась в свеже-алом оттенке, ей следовал только темный багрянец. И у остальных парадизян+ все натуральные цвета с возрастом только углублялись, в особенности цвет глаз, кожи и оттенок волос.
   Последние, правда, бывало что и раскрашивались в косметических целях самым немыслимым образом. Однажды все та же Порфирия явила себя Синей с догорающим пожаром на голове. Это был просто какой-то ужас, все чувства гостьи взывали к огнетушителю!
   Детишки у этой расы были Прозрачные, юношество Светлое, средний возраст Яркий, а окончание специального образования переводило обладателя имени в, насыщенный, почти темный регистр. Чем старше и опытнее индивидуум, тем темнее имя собственное - предельно просто.
   Самые тёмные из всех, встреченных Синей, в домашних мирах типа Парадиза практически не обитали, у них шла совершенно иная жизнь в других сферах. Причём, даже примерная продолжительность жизни хозяев гостье была практически неизвестна. Насколько она догадывалась, сие длилось сколь угодно долго, пока не надоест.
   Сама она звалась Синей не по умениям и навыкам, а из уважения к почтенному своему возрасту. Всё же не девочка, и даже не девица, по своим меркам вполне уважаемая матрона - поэтому Синяя, а уж птицу для полного имени она избрала сама, вспомнивши культурный аналог из детских театральных впечатлений.
   Цвет для обозначения гостьи тоже выбирался не произвольно, её природный оттенок радужки мог быть с натяжкой назван голубым, для первого знакомства её пробовали звать Синеглазкой, что казалось одновременно неуместным и забавным.
   Дома глаза у неё были серо-голубые, в белую незаметную крапинку, здесь же стали почти как сине-лиловая грозовая туча - для всеобщего удобства восприятия. Потому что, увы, светлые и прозрачные глаза здесь принимались за аномалию, невзирая на модные тенденции.
   Во имя его же, удобства обращения, Синяя гостья имела дурную привычку называть знакомых на свой лад, и пока никто не возражал, даже напротив. По каким-то особым параметрам местная публика чувствовала себя польщенной, когда получала от гостьи новое имя.
   Опять же и в этих условных чертогах местных прозваний и этики Синяя очень просто теряла направление и соображение, почти так же, как со свободой и необходимостью, со временем и пространством!
   На сей раз Синяя детально выложила маме с дочкой личное прозвище: изображение ярко-синей птицы в полёте и предложила свои варианты их имен для обмена. Обозначилось просто как никогда ранее: Света и Светочка - совпадение получилось дивное, к тому же дома жила и никуда не делась подруга Светлана с дочерью Светой, аналогия шла по полной программе.
   После процедуры знакомства Света и Светочка любезно пригласили вновь прибывшую гостью посетить их участок и посмотреть, какой дом они возвели для семейной встречи. Света со скромной гордостью признала, что ей это удалось впервые, она выучилась сложному делу возведения жилищ совсем недавно. И хотела бы показать гостье достижение, пока не прибыла остальная семья, если, конечно, у той есть время до своих гостей, хотя бы немножко.
   Тогда и она, Света, с удовольствием посмотрит, как Синяя будет устраивать место для приема экзотической публики, такого она, Света, ещё не проходила в своем обучении. Гостье ничего не оставалось делать, как согласиться, тем более самой было интересно.
   Мигом они все перенеслись к подножию прозрачной колонны, как Синяя правильно угадала, это и был остов семейного дома, правда, без индивидуальных помещений. Они должны были подстраиваться вокруг колонны по мере прибывания на место членов семейства, но вот сколько будет народу, Света знала неточно, поэтому медлила с размещением личных "комнат".
   Как Синяя верно представила, "комнаты" в принципе вились вокруг центрального столба, как украшения на Ростральной колонне в Питере, а общее помещение для сбора и приёма пищи предполагалось внизу, или, если гостья посоветует, то и наверху, очень легко можно сделать купол.
   Гостья опять же представила оба варианта вчерне и заявила, что холл, гостиную и столовую лучше поместить внизу. Иначе ей лично новенький дом Светиного производства напомнил бы колоссальный гриб, о чём она, правда, Свету информировать не стала.
   Пока старшие безмолвно обсуждали и представляли друг дружке проекты, младшая Светочка отчасти заскучала, забралась в колонну до третьего витка стебля и вытянула оттуда зелёный коврик, на котором стала весело раскачиваться и подпрыгивать.
   Ужимки и прыжки у неё шли со звуковым сопровождением. Девочка пела вслух и довольно удачно. Насколько Синяя могла оценить качество музыки после уроков, данных Порфирией.
   "Да, Букашка-Светочка у нас музыкальный талант!" - бессловно и недально, чтобы дочка не ловила, отозвалась на похвалу мамаша. - "Наставник считает, что это будет её главной специальностью, однако тут есть подводные камни. Надо чтобы всё остальное она осваивала не хуже, а Букашка ленится, ей бы только петь и петь..."
   И тут же Света обратилась к дочке с внятным призывом, читаемым и гостьей тоже. Произнесла она примерно следующее.
  -- Эй, Букашонок! Если уж взялась, то прыгай с толком, сделай себе каморку и свои песенки туда включи. Можешь и для остальной мелочи подстроить место, ведь вы захотите все вместе?
  -- И не подумаю! - тут же ответила Светочка. - Я для себя сейчас пою, а они где захотят, там и разместятся. Мы не решили, я лучше просто так попрыгаю! Хотя, ладно, балкончик сделаю, а всё остальное - ну его, я буду жить на балконе, можно?
   Света-старшая махнула на ребёнка рукой буквально и фигурально, то есть дала разрешение делать, что вздумается, а сама поделилась с гостьей главной проблемой дня, даже попросила совета, как у старшей.
   (Знала бы она, бедная, что по части устройства жилищ чужеземная гостья, хотя и солидного синего возраста, недалеко ушла от Светочки-Букашки, и, предоставленная сама себе, жила бы на балконе!)
   Проблема у юной Светы оказалась учебно-семейная, правда самая что ни на есть уютная и милая. В принципе на нынешнем семейном сборе они ждали появления Пестрой Летающей Белки (так звали одну из мамаш) с новенькой дочкой, малышка появилась просто на днях, и никто её пока не знал. Всё семейство, особенно детишки, желало увидеть младенца во плоти, но было неясно, даст ли добро педиатрия, может быть, лучше выждать какое-то время, чтобы мамаша с младенцем попривыкли друг к дружке, прежде чем вливаться в семью.
   Вот Света и ждала, что подскажет Советник по младенцам нежного возраста, а сама колебалась, стоит ли ей заранее подключать построенный дом к системам "матери и ребенка", не зная, явятся ли Пестренькая с дочкой. Не то чтобы Света затруднялась с подключением, просто специальные медицинские строения и жилища для младенцев она пока не изучала, поэтому могла бы подключиться по инструкциям, и при том лучше было заручиться консультацией того, кто умел подключаться на приличном уровне.
   Вот если бы новая соседка Синяя была так любезна и согласилась просто посмотреть, как Света подключается, на всякий случай, если понадобится.
   Очень скромная просьба оказалась у соседки Светы, однако совершенно невыполнимая, увы! И как бы это поделикатнее донести - думала Синяя в некотором смущении.
   Что касается подключения к сложным системам, то тут Синяя как была с самого начала, так и осталась полнейшим профаном, и хорошо освоила лишь одну операцию - выход из них и ликвидацию того, что ей удалось понаделать, причем быструю и самопроизвольную, главное, чтобы не осталось следов её манипуляций, а то стыдно.
   Однако Света уже разогналась на семейную тему, и ответа не требовала, подразумевала, бедняжка, что старший товарищ ей поможет, увы и ах!
   Синяя любовалась Светой, внимая безмолвным речам, вместе с ней обозревала объёмный "семейный альбом" на лужайке (Света наскоро соорудила что-то вроде водяного экрана и показывала семейство во всех видах) и надеялась, что проблема с подключением как-нибудь сама собой образуется, не стоит смущать милейшую домовитую девушку, а то ей будет неловко из-за собственной неуместной просьбы.
   Семейный альбом тем временем шёл своим чередом, и Синяя узнала, что семейство у Светы пока небольшое, пятеро взрослых и столько же детей, включая новенькую девочку, и в принципе они хотят остаться такими же компактными, скорее всего, увеличатся на двух-трех, не более того.
   Расширенные семьи - то бишь по десять и более взрослых, плюс столько же детей, это уже многовато, так думала и Света и все остальные тоже. Хотя есть и любители больших семей, это дело вкуса.
   Конечно, дочке Светочке-Букашке нужен маленький братик, а их третья мамаша, Сверкающая Рыбка определенно желает ещё девочку, поскольку у неё два мальчика - наглядно объясняла Света, при том демонстрируя портреты взрослых и детей, а для двоих будущих детишек нужно подобрать в семью пару отцов, подходящих к их сложившейся семье, это сложная задача. Пожалуй, не обойтись без семейного Консультанта, и Сверкающая Рыбка уже занялась, она самая деловая из всей семьи.
   На водяном поле повторно возникла Сверкающая Рыбка во всей красе, очень стремительная и яркая в блестящей сетке, почти законченный специалист по обустройству жилых массивов, ещё точнее растительности при них, так сказать дипломированная садовница, и лучезарно улыбнулась, расположившись среди фантастических цветов своего производства.
   В реальности, изделия Св.Рыбки скорее походили на лапшу из блестящей фольги, наверное, это случился местный садовый авангард, как бывает свойственно молодым специалистам. От всяческого сверкания у гостьи Синей в голове произошёл затор, и она не сразу поняла, что смотрит уже не в "альбом", сообразила только, когда Света стала представлять свою Рыбку, а та отвечала любезными словами среди отблесков и сверкания.
   Когда Синяя отозвалась дежурным представлением, то без промедления переключила беседу на Свету и сразу узнала, что Рыбка явилась доложить, что нет, Пестренькая с дочкой не явятся, педиатрия советует воздержаться. Однако у неё, у Рыбки, имеется предложение - не устроить ли им смотрины, обнаружилась парочка подходящих кандидатов на семейные вакансии, хорошо бы их пригласить прямо сейчас сейчас.
   Со всеми остальными она уже обговорила, нет ли возражений у Светы? Что касается жилища, то для гостей делать ничего не надо, они отлично остановятся в Городе напротив, поскольку много о нём слышали и с удовольствием посетят. Один из кандидатов местный, из Парадиза, другой прибудет специально, он учится во Внутренних мирах, выбор, понятно, за Светой.
   Пока Света собиралась с мыслями, Сверкающая Рыбка обратилась к гостье, ей было страшно интересно, это раз, потом она пожелала узнать про её гостей, кто там будет, даже из Внешних Миров? И не помочь ли гостье Синей оборудовать парк к приему гостей? Она, Рыбка, вполне готова, если гостья пожелает. Очень стремительная оказалась Рыбка, и впрямь чрезмерно деловая, Синяя за ней едва поспевала, честно говоря.
   Как ни соблазнительно было окунуться в семейную жизнь хозяев и даже принять участие, но Синяя понимала, что сейчас произойдет перегрузка её личных систем, а перед детишками срамиться не хотелось никак.
   На самом деле вся эта семейная когорта с младенцами и множеством родителей по возрасту и опыту годилась ей в потомки, они одновременно учились и строили своё сложное семейство - так проходил у аборигенов процесс получения всестороннего образования.
   Однако обижать Стремительную Рыбку тоже не хотелось, посему Синяя не решилась сказать "спасибо, не надо", вместо того сбросила помощнице-садовнице примерный эскиз того, чего бы она хотела - в тайной надежде, что с таким старьем авангардная художница возиться не захочет и сама пойдет на попятный.
   Но нет, Св.Рыбка приняла эскиз, повертела его и заявила, что, пожалуй, даже занятно, она постарается вырастить такой скверик на соседнем со Светой участке, ещё до своего прибытия, через небольшое время можно будет принимать работу. Эдак примерно, если они придут туда своей скоростью, тогда пусть свяжутся с ней и скажут, годится либо нет, ей будет нетрудно переделать.
   Синяя от души возрадовалась передышке, и они втроем пустились в пеший путь по участку, то пересекая, то огибая лабиринты из трав и кустов, то ныряя в них. А маленькая Светочка носилась вокруг и радостно щебетала, объясняя, что цветущая карусель выращена специально, чтобы они с братьями вдоволь наигрались в прятки и догонялки. И что мальчики возьмут с собой друзей-псов, у них у каждого уже есть, а у Светочки скоро будет, вот она чуть-чуть подрастёт. Ей хочется совсем маленькую беленькую собачку, и она знает, как назвать, наверное, ей самой позволят, или она даст подружке-псине своё имя, это тоже можно.
   Солнце Парадиза, с торжественной медлительностью клонилось к закату, дёрн под босыми ногами мягко пружинил, и Синяя почти отключилась под неспрестанный детский звон - ей стало все равно, дойдут ли когда-нибудь до цели, хотелось идти и идти, перебрасываясь с милой старшей Светой несложной информацией.
   Последний день в Парадизе вышел чрезмерно насыщенным, особенно к концу, а дел предстояло просто вагон и маленькая тележка. Синей хотелось выстроить приличный павильон для приема гостей, сделать их пребывание полезным и приятным, а далее навестить в ближнем Городе своего приятеля.
   "Славный остров навестить, у Гвидона погостить...", - ей думалось детскими стихами от крайней усталости. Город, видный с моря, был его, приятеля, последним шедевром, и Синяя всегда навещала "славный полуостров" с пользой и приятностью, даже кое-чему училась.
   Так, не мешкая и не торопясь, они подошли к невидимой границе участков, растительные лабиринты кончились, и перед ними разостлался бесконечный луг, травы колыхались, как узороное пшеничное поле, в них просматривались концентрические круги и сдвоенные спирали - так оставил земельные угодья неведомый предшественник.
  -- Пожалуй, у нас Букашка утомилась, - деловито решила Света, и в самом деле, Светочка не носилась кругами, а плелась по травам чуть поодаль. - Сделаем дорожку?
  -- Да, разумеется, - отозвалась Синяя и уточнила. - Какую вам удобнее.
   (Сама она таких процессов не изучала просто никогда и села бы в лужу самым неприкрытым образом, доведись ей возводить нечто подобное на незнакомой местности.)
   Света чуть опешила, в её мыслях читалось вежливое недоумение, но со старшими спорить в Парадизе не приходилось, обычно они отлично знали, что делают, в том и заключалось их возрастное преимущество. Им не задавали ненужных вопросов, что тоже Синюю устраивало.
   Вежливая Света обратила взор сначала к горизонту, потом к почве, глазами прочертила направление (это Синяя сообразила, сама бы принялась за дело точно так же). Затем Света сосредоточилась, замерла на месте, даже глаза у неё потемнели, овальные зрачки просто слились с радужкой, и показалось, что в глубине замелькали искры.
   "Бедняжка Света!" - незаметно посочувствовала Синяя. - "Не было у девушки хлопот, так взялась опекать иномирных гостей!"
   Видно было сразу, что для молоденькой Светы процессы управления неживой материей представляли ощутимую трудность, она как бы читала по складам и шевелила губами. Но Синяя ничем помочь ей не могла, и даже не пыталась, образование и силы ей не позволяли, даже в Парадизе.
  -- Готово! - с облегчениемм выдохнула Света почти вслух.
   И сразу уселась на мягкий прозрачный валик, оказавшийся у них под ногами, и сразу он мгновенно разлился в лужицу. Туда же шлепнулась Светочка, и Синяя поспешила последовать примеру, пока дорожка не утекла вдаль, она уже поехала, медленно и плавно перекатываясь по траве. Сверху дорожка смотрелась, как неглубокий прозрачный ручей, а наощупь казалась почти твердой и отменно упругой.
   Так они и поехали втроем посреди нескончамого луга, травы колыхались вокруг, иногда смыкаясь и задевая их сложными метелками соцветий. Тогда отовсюду на них сыпалась пыльца, взвиваясь вверх, как облачка конфетти и повисая в воздухе.
   Прошло какое-то небольшое время, поездка на дорожке-ручье оказалась отменно приятной, и Синяя решилась совместить отдых с полезным делом, никогда ранее ей не доводилось так близко соприкасаться с реальной, обычной жизнью обитателей Парадиза, как-то не выходило.
  -- Света, если вы не возражаете, - обратилась она к девушке. - Если бы вы сделали для меня маленький семейный альбом, подробный и с историей, я была бы очень рада. Ваш мир мне отчасти знаком, а вот о семьях я знаю не слишком много, вернее, скорее в теории.
  -- Нам всем тоже будет очень приятно, - мгновенно согласилась Света. - Вы и с собой его возьмете? Как замечательно! Но вот как с первой и третьей семьей? Моя первая - она вам нужна? А насчет третьей, наверное, лучше попросить кого-нибудь ещё, мы даже и не думали.
  -- Нет, Света, спасибо, вашей нынешней вполне достаточно, - почти смутилась Синяя. - Просто маленький реальный альбомчик, ладно?
  -- Сейчас исполним, просто мигом, - пообещала Света, потом спросила с почти академическим апломбом. - А у вас другая семейная система?
  -- Чуточку иная, хотя похожая, - самую малость помедлила Синяя, понимая, что для этой аудитории нужна самая общая информация. - В основе родители и дети. Как правило, родителей двое, у них общие дети, но есть множество иных вариантов.
  -- Это же самый сложный способ! - удивилась Света. - У нас есть такие семьи, но очень, очень редко. Почти никогда, потому что этот вариант ограничивает генетическое разнообразие, если у потомства общие родители! Кроме того, получается лишняя нагрузка на родителей, и детям сложно - их будет мало для общения. Вот у меня шестеро братьев и сестёр, я седьмая. Было в самый раз, даже сейчас иногда скучаю, и кто-нибудь нас всегда навещает. У моей Светочки их четверо и будут ещё. Разве вдвоем возможно вырастить такую ораву? Ой простите, я, наверное, неправа, раз у вас такая система, значит она обоснована, это я погорячилась.
   Пока Света в некотором смущении оправдывалась, у нее в руках оказался воздушный шарик, величиной с теннисный мяч, она крутила его в ладонях, аккуратно сминая, а шарик постепенно уменьшался, на вид становился плотнее, наконец сделался вполне прозрачным и маленьким, с тонкими блестящими волокнами внутри. Когда волоски погасли и слились с общим фоном, Света подула на шарик и сказала: - Готово!
   Повинуясь легкому дуновению шарик поднялся на воздух и медленно двинулся к протянутой ладони, которую Синяя не замедлила подставить, с этой системой передачи она освоилась довольно прилично.
   Шарик-альбом немного поколебался в воздухе, затем неспешно опустился на ладонь Синей, и она завороженно смотрела, как устройство, слегка повращавшись, постепенно входит в кожу, теряет вес и фактуру, а под конец совершенно растворяется, как будто это привиделось, и ничего плотно-материального на ладони не было. Фокус, первый из всех, освоенных ею, но каждый раз совершенно удивительный, как во сне!
  -- Я более чем благодарна, - поспешила передать Синяя, когда информация пришла ей в руки. - Мне очень пригодится, я возьму с собой. Насчет нашей семейной системы, если вам будет интересно, то я собираюсь прочитать курс лекций на Колледже-Один, семинар по Внешним мирам, но не сейчас, а чуть попозже. Если, конечно, вы заинтересуетесь, Света.
  -- Мне до этого учиться и учиться, - призналась Света. - Я даже не совсем понимаю, чему я буду учиться. Хотя, если выберу Семейные Консультации, то тогда... Знаете, Синяя Птица, у нас это довольно сложно - понять, чего именно человек хочет, мне кажется, что я хочу всего сразу, а учиться так долго. Когда Светочка была крошечной, я думала, что стану заниматься детским питанием - это очень важно и интересно, а теперь не знаю. Вот у Светочки сразу проявилась склонность к пению, а у меня главного интереса пока нету. И я не знаю, хочу ли жить в Домашних мирах или перебираться дальше вовне. Любой Колледж - это Внутренние миры, там всё по-другому. Здесь нас, конечно, чрезмерно опекают, но там... Там нет такого чувства, что буквально всё в полной гармонии: и мир и я, и остальные. Там жизнь, конечно, интенсивнее, но здесь полное счастье всегда. Даже иногда больно делается от мысли, что придётся выбирать, хотя очень нескоро, но ведь придётся.
  -- Знаете, Света, - вдруг у Синей помыслилось само и четко выявилось содержание. - В нашем мире один очень уважаемый Наставник сказал, что "счастливый мир - это там, где каждое разумное существо делает всё, что хочет". Его звали Иммануил Кант, он жил десять поколений тому назад. Мне кажется, что это очень Похоже на ваш Парадиз.
  -- О, да, это у нас тут вполне, - легко согласилась Света. - Только нам приходится долго учиться, чтобы понять, чего мы действительно хотим, и заодно детишек обучать азам. Пока они не станут более-менее разумными, вон гляньте на Светочку. Это она мечтает...
   И действительно, детишка Светочка, наскучив невнятным ей обменом информацией, занялась своим приятным делом. Она обрывала по дороге травяные метёлки и сооружала из них что-то вроде мыльных пузырей, насколько можно было понять. В каждом взвихряемом облаке пыльцы просматривалось изображение то пса, то детской фигурки, то обоих вместе. Но смутные картинки на месте не удерживались и рассыпались в воздухе.
  -- Минутку, Света, я могу сделать ей игрушку? - спросила Синяя и предметно задумалась.
  -- Попробуйте, - смутилась большая Света, и только после Синяя поняла, что спросила непонятное, но доверие к гостям превозмогло сомнение.
   Через секунду в руках у малышки оказались две яркие фигурки из мягкого, но плотного материала: кукла и собачка местной породы, но сделанные в стиле иного мира, от таких бы сама Синяя не отказалась в своё время.
   - Ой, что это? Это мне? Они живые или нет? - восторженно залепетала девочка и крепко схватила подарки, чтобы часом не исчезли.
   - Это и есть игрушки, наши дети без них не обходятся, и даже когда вырастают, то имеют парочку-другую, - пояснила Синяя для мамаши, а девочке сказала. - Конечно тебе. Они, правда, неживые, но ты можешь считать...
   - Разумеется, - очень быстро поняла Светочка. - Мне они будут очень живые и настоящие. Назову их Рыбка и Беленькая, буду их учить петь.
   - Это у вас искусство или воспитание? - поинтересовалась Света. - Никогда такого не видела, а Светочке в самый раз. Я, может быть, тоже попробую сделать похожее. Предмет настоящий и одновременно воображаемый, очень занятная мысль. Наверное, это искусство. У вас исключительный мир, Синяя Птица, такой необычно сложный. А мне что-нибудь можно из него посмотреть, из вашего искусства?
   Синей срочно пришлось обратиться в собственный земной архив и основательно порыться, прежде чем у большой Светы оказалась на руках небольшая, но совершенная репродукция "Рождения Венеры" кисти флорентинца Сандро Ботичелли.
  -- Я буду долго привыкать, - призналась Света, освоив открытку с Венерой на морской раковине, далее пояснила, потеряв внятность изложения. - Но все-таки кажется, что ничего похожего так необычно прекрасного я не видела нигде, это какое-то особое.
  -- Да, у нас прошло очень много поколений, но буквально все чувствуют примерно то же, - рассказала она Свете. - Весь наш мир. Даже делают такие вот копии, фигурки и маленькие изображения, и в каждой есть что-то...(И мелькнули вереницей бесчисленные копии, даже статуэтки на тему Ботичелии на уличных базарах острова Кипр, ужас!)
  -- А в реальности, это что такое? - спросила Света, и Синяя поняла, как много придется толковать о живописи и о предметном искусстве своего мира.
   Но кое-как она справилась, даже вызвала большое изображение картины в зале, а Света внимала в полном, но почтительном недоумении. Синяя начинала бояться, что перегрузила молодую мамашу избыточной информацией, и не миновать реприманда от профессора Лья, та непременно откомментирует. И довольно язвительно, в особенности, если Света, как пообещала, сделает панно на тему "Венеры" у себя в доме, а потом, может быть...
   "Мыльной оперы тебе, подружка, мало, теперь детишек взялась сбивать с толку своими культовыми штучками. По-вашему, это будет как бы создавать моду на культуру. Но извини - кое-что придется утаить, а расхлебывать будешь сама, если что. Смотри, наш уважаемый Стог Сена пропишет тебе ижицу, если узнает, а куда он денется?"
   Синяя могла бы продолжать развёрнутый реприманд за Профессора Лья до бесконечности. Притом особо не акцентируя, что сама Лья поддалась моде на экзотику и объясняется с "подружкой" не только на её языке, но лихо пользуется разговорными оборотами речи, причем с большим удовольствием.
   Тем временем дорожка-ручей подтекла вместе с пассажирами почти к берегу моря, где, как оказалось, добросовестная Св.Рыбка насадила прелестные парковые аллеи.
   Внизу между рядами насаждений протекали тихо звенящие прозрачные воды ступенями, их самодельная дорожка сама влилась на одну из аллей. Под мелкими струями цвели на листьях и камнях большие плоские кувшинки в в основном бело-розового цвета, как настоящая пастила. Смотрелось подножие парка-сада слегка непривычно, но очень недурно, наощупь тоже казалось подлинным.
   Аллеи над текущими водами тянулись и изгибались на прихотливо разной высоте, в сложном прерывистом ритме линий и неярких цветов - только в этом и проявился Рыбкин авангардизм. Наземная растительность, как было заказано, состояла из облаков цветущих яблонь и вишен, под ними просматривались тонкие четкие ветви без листьев, нечто в стиле старинных японских гравюр. В данный момент аллеи подсвечивалось почти что свалившимся к земле тёмно-розовым солнцем, что создавало особый эффект сложного освещения.
   Вышло совсем даже очень неплохо, о чем они со Светой оповестили художницу-садовницу, создавши наскоро экранчик под ногами, а Рыбка, появившись на минутку, приняла признания с должной скромностью и призналась, что задача ей самой понравилась.
   Полюбовавшись вдоволь аллейно-парковым шедевром и отпустивши маленькую Светочку шлепать по струящимся водам и пускать в плаванье новые игрушки, Синяя с помощью Светы приступила к исполнению гостевого павильона. Задача оказалась просто хоть оторви и брось, ей пришлось честно признать! Примерные эскизы строений, каковые Синяя держала в голове, отнюдь не вписывались в парковый ансамбль, просто никак! Раз за разом она создавала тщательный проект-иллюзию, и здания оказывались абсолютно чужеродным даже в неполном масштабе.
   И небольшой особняк со стройными колоннами у крыльца, и открытая беседка из черного камня, и мавританский крытый дворик - ничто не подходило, парк смотрелся сам по себе, а модель здания отторгалось.
   В последнюю очередь, с тяжелым сердцем и поминая нехорошим словом Дэвида Трампа, Синяя прикинула на местность уменьшенную копию Тадж-Махала, но и он не прижился к парковому окружению, смотрелся просто, как белый чуждый сундук!
   Правда, милейшая Света заметила, что это здание, (то бишь Тадж-Махал) ей нравится более остальных, но Синяя осталась непреклонна, хотя была расстроена донельзя. Ей желалось относительной гармонии, а условия и собственные возможности воображения тормозили - вот он парадокс желаний и возможностей!
  -- Да, искусство, это самое сложное занятие, - попыталась утешить Света. - Самое трудное - угодить себе, и всё бывает не так. Я видела информацию, как у вас идут дела с оперой (врезался образ Порфирии в полной царственной красе), даже такой мастер не всегда бывает доволен собой. Но, конечно, получится в конце концов.
  -- Да, куда уж нам, дуракам чай пить, - с некоторой досадой отозвалась Синяя, хотя ей стало приятно, оказалось, что об их с Порфирией проекте в Парадизе знают и ждут результата. - Однако, вы правы, Света, мэтр Порфирия пошла бы другим путём. Вот примерно таким!
   На сей раз Синяя не стала навязывать воображанию готовых схем, а попробовала вписать нечто совсем бесформенное в слаженный парковый образ, чтобы здание само вырастало из аллей и ручьёв, насаженных и пролитых Сверкающей Рыбкой.
   Для начала среди цветущих веток с центре аллей появилось нечто наподобие множества тонких полупрозрачных простыней, развешанных для просушки, далее они стали свиваться, густеть и образовывать неясные формы, постепенно получилась медленная карусель, далее она стала замедляться и вовсе встала на место. Только тогда над едва обозначенным пространством поднялась крыша из больших лепестков, в точности повторяющая яблоневый цвет, но лепестки загустели по краям в сером и лиловом цвете. Там где крыша кончалась, под ней расположились резные серые наличники-стены, между ними возникло фигурное пространство - окна-двери, затянуые полупрозрачной пленкой с тонким рисунком.
  -- Чайный домик, привет всем горячий, также шкатулка из резного дерева, - откомментирвала Синяя скорее для себя. - Немного странно, но сойдёт. Пойдемте внутрь, Света, домик выстроился предметно, интересно только, вот, из каких материалов...
   Однако Света отказалась, с большим и искренним сожалением, пояснила, что скоро прибудет её личное семейство, нужно быть там, она сейчас хозяйка. Ещё Света понимает, что к Синей нагрянут экзотические гости.
   А вот, если можно, то пусть чудный домик постоит подольше, они потом посмотрят, не каждый день получается столь необычная информация.
   Синяя охотно согласилась, и обе Светы, мама с дочкой отбыли на свой участок мгновенным перемещением, хотя детишка возражала. Светочка активно предлагала, чтобы все собрались именно здесь, чем больше народу, тем лучше - неужели взрослым непонятно? Но увы, права детей в Парадизе хоть чтились, но ограничивались, посему Светочке пришлось отбыть вместе с мамой и игрушками, к её большому и громкому сожалению.
   Оставшись в одиночестве, Синяя в очередной раз придирчиво осмотрела коллективно сотворенный ансамбль, мельком подумала, что своими силами создала бы что-нибудь иное, но уже поздно, и так совсем недурно. Хотя в высшей степени непривычно.
   Синяя имела обыкновение творить для приема гостей земной пейзаж плюс характерное строение - замок, пентхауз, хижину, пещеру, коттедж, однажды воспроизвела обстановку своей городской квартиры. Именно в этом экзотическом случае гости испытали крайнее изумление, почти что культурный шок.
   На сей раз вряд ли они удивятся, но начинка шкатулки должна их озадачить - так думала Синяя, проскальзывая внутрь сквозь окно, и мельком соображая, что двери в строении как-то не предусмотрелись, забылись. (Она нечаянно сработала, как юный Ф.М.Достоевский, помнится, что он начертил дипломный проект тюремного замка без единой двери!) Однако гостям было без разницы, как попадать внутрь, хоть сквозь крышу, посему Синяя не стала исправлять упущения.
   Изнутри домик-шкатулка светился нежными оттенками заката, видно, реагировал на внешнее окружение, и Синяя добавила матовый плоский плафон под потолком, свет ограничился и стал литься не сплошным потоком, а перебираться струями.
   Стенные переборки между окнами сделались зеркальными, что добавило света и пространства, а серый с малиновым узором ковер придал помещению редкостно пошлый вид, что, собственно и требовалось для игорного дома, каковой был задуман в приступе просвещения.
   Не особо долго думая, Синяя поместила вдоль стен пышные диваны, стилизованные под клумбы пятнистых алых ирисов (ну просто конец света!), и в центре установила белую мраморную чашу, тоже в форме цветка, но покамест закрытого, для вящего сюрприза. Однако начинку для цветочка пришлось четко представить заранее, чтобы потом не слишком отвлекаться.
   "Ну вот вроде и всё", - постановила замученная хозяйка притона, в последний раз оглядевши содеянное. - "Простенько и без вкуса, зато пышно и богато, что и требовалось доказать. Однако чего-то самую малось не хватает, слишком спартанская обстановка для притона - ничего особенно лишнего! Это не есть хорошо, необходим последний штрих."
   Насчёт последнего штриха получилось совсем глухо, отчасти потому, что на деле ни в каких притонах Синей бывать не доводилось, наглядными пособиями служили кинематограф, литература и телеигра "Что? Где? Когда?", так что пришлось довольствоваться малым.
   От неосостоявшегося Тадж-Махала в мыслях застряли белые павлины, и парочка иллюзорных, но объемных птиц вальяжно расселась по чайному домику где ни попадя, время от времени перепархивая - интерьер стал смотреться чуточку лучше, можно сказать, душевней. И незаметно, почти что вместе с павлинами сам собою возник чёрный резкой шкафчик в углу между диванами.
   Синяя сначала подивилась, откуда и к чему он взялся, потом поняла и насыпала на полки груды золотых монет и пачки бумажных купюр.
   Отлично и правильно подсказалось, не на полу же держать запасы от золотого тельца, и не в карманах! Весьма кстати вспомнивши о карманах, хозяйка притона задумалась о подходящей к случаю форме одежды. Оставшийся на ней с утра голубой кринолин сильно пообветшал за день, гляделся в точности, как обноски, поскольку местные материалы отнюдь не рассчитывались на длительное пользование.
   "Нехорошо, однако, выглядеть в игорном притоне нищей оборванкой!" - строго заметила Синяя и перед зеркалом сочинила одеяние в дальним прицелом на грядущие планы.
   К ночи предстоял конный праздник на свежем воздухе, и Синяя сделала отличный наряд, пригодный для любого дальнейшего препровождения времени. А именно - тёмные лосины с мелкими цветными галунами (в стиле "павлиний глаз") и белейшую просторную рубаху, усыпанную светящимся узором, камни она постаралась сделать подлинными, хотя знала, что проверять никто не станет. Просто для порядка и для себя лично!
   Зеркала отразили довольно лихую фигуру в невнятном, но модном эклектическом стиле, Синяя осталась довольна. Лишь полминуты она далее поколебалась, не сочинить ли себе обувь, но потом не стала.
   Публика здесь отродясь ходила исключительно босиком, и нечего особо выпендриваться, хотя белые ковбойские сапожки вполне подошли бы, но да ладно! Синяя лишний раз глянула на личное отражение, далее оценила созданную порочную атмосферу вокруг, в принципе одобрила и шагнула прямо сквозь зеркало наружу, настала пора звать и встречать дорогих гостей.
   Пока она обустраивала интерьер павильона, освещение парка слегка поменялось, стало на диво сложным и вполне загадочным. Настал час двух первых лун при последних лучах заката.
   Светило ушло за земную грань, оставив призрачное освещение оттенка увядающей розы, и в прозрачных лиловых сумерках низко встала первая луна - оранжевая, как огромный апельсин (с древним прозвищем Саноз - шарик). В небесном отдалении едва показывался силуэт второй луны, почти бесформенное сияние цвета тусклого серебра (Ингди - бесплотный блеск сфер). Смешиваясь и дополняя друг дружку, небесные цвета создавали таинственное и неуловимое ощущение неосязаемости, подлунный мир под прозрачным сводом становился иллюзорным, терял материальную сущность, вес и объем. Свет оставался довольно сильным (газета определенно читалась бы!), только был совершенно нереальным.
   При освещении цвета "двух лун" парк смотрелся не просто хорошо, а доподлинно волшебно, и Синяя повторно оценила работу Св.Рыбки, та устраивала аллеи с дальней перспективой, надо понимать. Даже домик-павильон собственного сочинения выглядел намного лучше, затянутые окна излучали призывное розоватое свечение в стиле дивного вечера.
   Текущие воды под ногами прозрачно переливались, добавляя последний штрих к картине, исправно отражая цветущие ветви.
   Чтобы насладиться зрелищем вполне, Синяя соорудила плетёное дачное кресло и уселась подле павильона прямо на водную дорожку. Сооружение сначала поболталось, потом обрело равновесие - как то и следовало в Парадизе, здесь никакое кресло не могло перевернуться и шлёпнуться в воду по определению, как бы по-дурацки его не поставили, а жаль!
   Уместившись в кресле поудобнее, Синяя произвела последний смотр площадки для игр и подала сигнал, произнесла должные слова, направляя их в нужные пространства.
  -- Добро пожаловать, дорогие гости! - она не то чтобы сказала, подумала или произвела сообщение, всего было исполнено понемногу.
   (Данную процедуру множественного вызова она совершала чисто машинально, без понимания, заучила, как собака подает лапу, потому что вникнуть в сложную суть процесса личные возможности не позволяли.
   Да и то пришлось долго тренироваться под руководством Лья, поначалу достаточно безуспешно. В особенности Синюю удручала сложная решётка выхода, похожая на телевизионную сетку, войти в нее со своим сигналом, потом выйти в другие информационные пространства было просто мукой-мученической! Казалось, что голова у неё раздувается, как шарик, и вот-вот лопнет со свистом и треском! )
  
   ДЕНЬ В ПАРАДИЗЕ ЗАВЕРШИЛСЯ, НА ОЧЕРЕДИ СТОЯЛ ВЕЧЕР!
  
  
   02
  
   КОММЕНТАРИИ, ОНИ ЖЕ ВОСПОМИНАНИЯ О ДАЛЁКИХ, ПОКИНУТЫХ МИРАХ...
   (на всякий случай могут быть и анамнезом) Инф.блок: Юлия Лучникова, практически до перехода, как запомнилось.
  
   Южная ночь демонстрировала, наконец, свое великолепие, потому что полоса неважной погоды завершилась, и на смену дождям пришло почти летнее званное тепло. Ветерок с близких гор не обжигал холодом, а мягко струился поверх балкона внутрь полукруглой комнаты. Пансионат размещался в старинном графском особняке на Южном берегу, от моря его отделял парк, плавно идущий вниз уступами, полянами и кипарисами-карандашами. И наконец это великолепие стало доступным: на балкон можно было выйти и любоваться ночными видами, не рискуя жестокой простудой.
   Обитательница полукруглого номера так и сделала, вышла на балкон, оперлась о чугунные перила и стала вглядываться в благоухающую ночь, потом принесла из номера кресло и втиснула его на балкон, погодные и прочие условия позволяли. На самом деле гостья особняка на Южном берегу приехала скорее лечиться, чем отдыхать, но в первую неделю погода не дозволяла ни того, ни другого. На море играли штормы, закручивая на волнах водяные смерчи, с гор валились кинжальные ветры, иногда с тяжёлым дождем - какая-то странная аномалия происходила с погодой.
   По крайней мере, так уверяли местные старожили в ответ на недоумение редких приезжих.
   Но вот аномалия закончилась, прошедший день нежданно переломился на полудне и покатился в мягком солнечном сиянье к тёплому закату, а далее к дивному вечеру, о череде которых так страстно мечталось. Ещё в пыльном и холодном городе, надрывно кашляя и через силу трудясь, она (вообще-то Юлия, но о себе никто по имени не мыслит) с тоской думала о полном безделье и таком же бездумье на фоне тёмных, тёплых южных вечеров. Мягкий воздух, безлюдье и полная тишина - только эти блага и грезились.
   И вот наконец, хотя и с недельной отсрочкой мечтания воплотились в реальность: задолго до начала курортного сезона она оказалась в почти пустом пансионате, погода исправилась, настал тихий вечер, им можно было любоваться практически невозбранно - не мешал никто. Даже соседнее помещение с таким же вычурным балконом пустовало, тьма царила вокруг, и единственным источником света, не считая отдалённой восходящей луны, оставалась лампа под абажуром в глубине комнаты за шторами. Лишь этот слабый свет, казалось, поддерживал обитательницу комнаты на весу в громадной всеобъемлющей тьме.
   Но страшно ей не было, напротив, тьма казалась уютной и вполне доброжелательной, принимала гостью радостно и собиралась делиться ночными тайнами. И вот, извольте, как первая ласточка, в темноте под балконом всплыла еле заметная искорка голубого свечения, ранний по сезону светлячок намеревался приветствовать гостью. Она не предполагала, что летучие светлячки водятся в этих местах, в особенности в данное время года, хотя, если говорить честно, то знала весьма немного о природных особенностях Южного берега.
   Тем временем слабое пятнышко света поднялось к балконным перилам и зависло над ними, затем в замедленном темпе опустилось на ограду.
   На светящегося крылатого червячка оно не походило просто никак, на перилах покачивался маленький источник неяркого света, наподобие дневного, с точкой в центре и размытыми краями, так выглядят издали в полной тьме отдалённые фонари, только цепочками.
   Вдоволь полюбовавшись странным феноменом, Юлия закрыла глаза и мысленно сосчитала до пяти. Затем открыла глаза и глянула в надежде, что невнятное светящееся видение исчезнет само собой. Вместе со счётом, на дальнем фоне сознания происходило мелькание несвязных соображений, примерно типа того...
   " Раз. Вроде бы пить не пила, новых лекарств не брала. Если глюки, то с чего бы? Два Или это шаровая молния в ночи, но слишком уж тихо подкралась. С ясного неба.Три. Неопознанный светящийся объект на балконе. Четыре. Такого не бывает вообще-то. Пять."
   Однако летающий фонарик с перил не исчез, мирно покачивался, где и был, только слегка увеличился в размерах, однако свет стал слабее, центральная точка растворилась.
   "Это значит, я просто задремала!" - убедительно сказала она себе, взирая на странный фонарик. - "Сижу в кресле и сплю с открытыми глазами, вернее, мне так кажется. Пора проснуться."
   Она вновь закрыла глаза, тщательно зажмурилась и откинулась в кресле, отлично ощущая спинку - всё было в норме, реальный мир отчетливо присутствовал и реагировал.
   Во второй раз она открывала глаза медленно, направляя взор вверх и в сторону, избегая балконных перил, и прежняя картина ночи вставала послушно и реально, по небу полуночи ангелы не летали!
   Но на перилах, как она убедилась почти тотчас, кто-то сидел, причем неприятно призрачный. Разумеется, на том самом месте, где опустился давешний светляк, превратившийся затем в лампочку дневного света.
   Теперь на перилах примостилась полупрозрачная фигура, скорее всего в джинсах и майке, сидела вполоборота, почти не касаясь ограждения балкона и тоже слегка покачивалась. Над головой видения отчего-то возносился легкий дымок, едва видимый и уходящий в темноту. Лицо обозначалось слабо, но длинные какие-то пегие волосы связывались сзади в длинный хвост.
   "А это точно глюки" - веско сказала она себе, не закрывая глаз.- "Причём довольно старомодные: хиппи или байкер, не хватает только мотоцикла и косячка, пардонне муа. Психотерапевта мне, и поскорее!"
   Следует заметить, что в своё время, очень давно, зрительница глюков увлекалась тем самым видом спорта, лихо гоняла на байке и крутила роман с коллегой. Герой забытого романса по имени Лёня так же связывал гриву в хвост. Но как это было давно! И зачем такой сеанс памяти возник сейчас?
   Ответа на научный вопрос не последовало, воздушный "байкер" оседлал перила и вроде бы вступил в беседу, хотя совершенно беззвучно.
  -- Это не сон и не твоя память, - вежливо пояснил бесплотный голос у нее в голове.
  -- А что тогда? - спросила она вслух, собственный голос показался странным и резким.
  -- Это изображение, довольно слабое, - так же бесплотно высказался гость. - Мне здесь трудно появиться, однако изображение может. Для тебя это не страшно.
  -- Кто тут боится? - впадая в непонятный задор, она вновь ответила вслух. - Если даже изображение, так пожалуйста. А кто вы?
  -- Я тут издалека, даже точнее, ниоткуда, - ответило у неё в сознании изображение пришельца. - Но очень хотелось вступить в общение с теми из вас, кто не боится и не сделает ложных выводов. Тебя я нашёл.
  -- Да, ложных выводов я пока не сделала, - согласилась она в некотором ошеломлении. - Караул не кричу и медперсонал не беспокою.
  -- Я так и подумал, - доложил бесплотный пришелец . - От тебя информация ловится как раз такая. Мне повезло, я долго смотрел. Там где большие скопления вас, трудно рассмотреть отдельно, а когда ты осталась одна, то почти сразу. Твоя информация почти совпала.
  -- Это, разумеется, неплохо, - она вела странную беседу с изображением, каким-то образом находя в себе такую возможность. - И что дальше?
  -- Я хотел просить тебя к нам в гости, посмотреть, - высказался призрак на перилах, далее перешёл к делу. - Прямо сейчас, это получится?
  -- Это смотря на сколько! - всё больше удивляясь, ответила Юлия, будто некто посторонний вёл немую беседу с изображением, а она лишь глазами хлопала. - Если меня долго не будет, то...
  -- Это не важно, - охотно отозвался призрак на перилах. - Можно гостить сколько хочется, а вернёшься сюда почти сразу сейчас. Плюс-минус совсем немного, здесь будет темно. Это нетрудно. И тем более для тебя полезно. Когда вернешься, организм станет совершеннее, сейчас у тебя много внутренних проблем, они исчезнут.
  -- Это такой бонус? - спросила она неизвестно зачем.
  -- Нет, просто у нас иначе не получится, - пояснило изображение пришельца. - Система жизнеобеспечения не позволяет, чтобы организм не полностью функционировал, но если ты возражаешь...
  -- Кто бы возражал, право! - удивилась она. - Я для того сюда и приехала, чтобы избавиться от проблем с чёртовым организмом.
  -- Тогда можно отправлять тебя? - бесцеремонно осведомился пришелец, но затем объяснился. - Изображение не так просто у вас держится, если вдруг рассеется...
  -- То я подумаю, что тебя нет и никогда не было, - согласилась она с невысказанным. - Абсолютно точно.
  -- Тогда смотри на меня интенсивно, лови свет не только руками, но и мыслями, - предложил голос, а изображение стало быстро меняться.
   Не успела она сосредоточиться на собеседнике, как размытая фигура стала уменьшаться, заключилась в исходный шарик тусклого света, затем он двинулся по воздуху прямиком к ней, в невольно протянутые руки.
   Последнее впечатление стало самым поразительным: коснувшись ладоней, светящийся фонарик обрёл плотность, стал упругим, тут же погрузился в сложенные руки, в обе одновременно, и растворился.
   "Это, конечно, был нелепый сон, и теперь я тоже сплю," - подумала она ровно одну секунду, погружаясь в совершенно неодолимое забытье. -"Ещё бы с балкона перебраться в комнату. Но нет, не выйдет."
  
   ПАРАДИЗ, ДЕНЬ ПЕРВЫЙ (ТОЖЕ ВОСПОМИНАНИЕ)
   УТРО... ДЕНЬ...
   Сновидения следовали плотно, одно за другим, в них она парила над снегами и кущами; видела под собой незнакомые строения, почему-то органические, выросшие; далее спускалась на текущие прозрачные речные пороги и легко поднималась по ним; затем опускалась в морские плотные глубины, и её окружали цепочки огоньков, и всю дорогу сопровождали разные голоса с пояснениями, она их слышала и забывала, едва успевши понять. Последней пришла неподвижная картинка, точная и чёткая, стало понятно, что это логотип, нечто вроде торговой марки, образ места, где она оказалась.
   Картинка предстала такая. Берег моря освещался низким солнцем на восходе или закате, суша, море и воздух переливались тёмным золотом, зеленью и лиловой сиренью. В морской перспективе над поверхностью вод вертикально парил в прыжке небольшой кит или дельфин, а на берегу неподвижно застыли жители суши: большой козёл с поднятыми рогами и огромный пятнистый хищник, похожий на пса и леопарда одновременно, оба они всматривались в море. Однако в картинке становилось ясно, что животные друг дружке не угрожают, скорее наоборот, их связывают приятельские отношения, к тому же они рады гостям. Примерно так.
   "Добро пожаловать в Парадиз" - так она расшифровала вслух и во сне, потом картинка-символ исчезла, подержавшись секунду, заменилась совершенно белым, сверкающим полем.
   Далее исчезло и оно, сон мгновенно кончился, и она поняла, что просто лежит непонятно где с закрытыми глазами. Но вокруг почти светло, и её окружает со всех сторон совершенно незнакомый аромат, не просто окружает, а мягко обволакивает. Сразу возникло ощущение, что так могут пахнуть мелкие белые цветы, гроздями свисающие с кустов, что она сама лежит на ветвях этих незнакомых растений и пропиталась ими.
   Лежать, кстати, оказалось мягко, как на свежем сеннике, и совершенно не верилось, что накануне она заснула в кресле.
   Вот это странное воспоминание заставило её разом открыть глаза: ночью, вроде бы, она выходила на балкон, и мерещилось несуразное, потом она заснула сидя прямо у балконной ограды, неужели она ещё там? Однако ни кресла, ни балкона, ниже графского особняка, ни пейзажей Южного берега и в помине не обнаружилось.
   Где бы ни сморил её сон, но проснулась она в чистом поле, точнее, на пёстром цветущем лугу, в охапке мягкой травы, а вокруг разливались приятные, но незнакомые запахи. И никого и ничего, только травяные луга во все стороны, изредка перемежаемые низким кустарником в некотором отдалении. Травы вокруг переходили по цвету от желто-зеленого к бледно-лиловому и пестрели причудливыми соцветиями, особо странными казались розовые и синие облака-зонтики, плывущие над вершинами трав. Небо над головой простиралось высоким тёмно-голубым куполом, не вполне прояснённым, поскольку солнце стояло низко и как бы цеплялось за гряду из белых с розовым круглых тучек на горизонте.
   Окружающее смотрелось и ощущалось на диво хорошо и в высшей степени комфортно, смущало одно лишь воспоминание, а именно: как она здесь очутилась, вследствие чего бы. Очень смутно проявлялась в памяти ночь на Южном берегу, там на балконе возникло неясное видение и вскоре последовало приглашение неизвестно куда и непонятно зачем, принятое за приятный сон.
   Значит ли это, спросила она себя, что приглашение состоялось наяву, или идёт продолжение сна? Тогда очень уж он реалистичен, просто на диво. Можно вдохнуть и потрогать, все ощутимо и осязаемо, а не просто зримо.
   И, главное, что из всего этого следует? Вот в чём вопрос.
   Хотя, подумала она лениво, даже если явились дивно развёртнутые глюки от невыясненных причин, доктора здесь всё равно не дозовешься, и если последует самое нехорошее, то, наверное, не сразу. Пока на этих просторах весьма недурно, надо пользоваться моментом, пока не довелось очнуться среди медперсонала со шприцами наготове. Или пока не дождалась иных видений, пугающих и мерзких. Когда они явятся, тогда и следует беспокоиться. На данный же момент...
   На данный момент она сидела на охапке душистых трав в зелёном шелковом халате, он никуда не делся, лишь слегка помялся, так что белая и розовая хризантемы на одной поле смешались в кучу, а у белой цапли на другой стороне слегка свернулась длинная шея, почти ушла под крыло. Но тапочки, в которых выходила на балкон, в броске потерялись, жаль.
   "Вот так и произошло знаменательное событие!" - сказала она себе с лёгким смешком. - "Перенеслась во сне незнамо куда босиком и в мятом халате, очень славно. И хорошо, что никого пока нету, сюда бы ещё расческу и зубную щётку. Правда насчет утюга мечтать не приходится, остаётся быть в пустом Парадизе полной замарашкой!"
   Однако никакой реальной тревоги не приходило, напротив, оставалось предвкушение праздника, вроде того, что начались каникулы и предстоит много приятного, невзирая не некоторую странность окружающего мира.
   Вполне возможно, подумалось ей лениво, что голоса во сне много чего растолковали и сообщили, во всяком случае она знала твёрдо, что это благоприятное и безопасное место, абсолютно и безусловно. И никаких противопоказаний не ощущалось ни одним чувством, одна необычность.
   Кстати, насчет самочувствия сомнений не осталось, оно разительно улучшилось: суставы не болели, кашель исчез совершенно, и дыхание восстановилось в полном объеме, невзирая на ночёвку в чистом поле.
   Что в принципе было обещано видением на балконе, с которым она так лихо беседовала накануне, полагая, что видит занятный сон.
   "Давайте будем считать данность за реальность!" - наконец сообщила она непонятно кому. - "И действовать в соответствии с нею, а не предаваться усложненным размышлениям. Пока мне нравится в гостях, а хозяева со временем объяснятся, им, наверное, виднее, зачем они меня звали. Пока не мешало бы умыться и перекусить, скорее всего, это будет забавно. Неужели под подушку мне положили бутерброд?"
   Насчет подушки, разумеется, она с собой иронизировала, поскольку растительная подстилка, на которой она спала, а теперь сидела, казалась вполне однородной, на диво упругой, на ней не сиделось и не лежалось, скорее парилось над переплетенными мелкими листьями и узкими стеблями. Наощупь материал проявлялся тонкими влажными нитями, точнее живыми кружевами неяркого сине-зеленого оттенка, а оторванный фрагмент мигом стал сочиться густой влагой с тем самым приятным запахом белых цветов.
   Тогда она решила, что ложе вполне может послужить ванной, чем и воспользовалась, отделила несколько листов душистых травяных кружев и основательно ими протерлась, включая лицо, и это было правильно.
   Насчет иных, неудобсказуемых функций организма никаких беспокойств и желаний не возникало, и она не стала их форсировать, всё в свое время.
   Но вот есть и пить вполне желалось, и эту проблему, надо думать, предлагалось решать своими силами, поскольку, несмотря на исполнение прочих желаний, булки здесь на деревьях не росли, да и деревьев не было вблизи, только кусты в отдалении.
   Гостья неведомых хозяев начала уже думать о традиционной скатерти-самобранке в любых формах, при этом коря себя за неизобретательность, наверняка, это должно быть просто и ненавязчиво, как всё остальное.
   И в размышлениях упустила момент, когда желания стали предметно исполняться, что было слегка досадно. В одно мгновенье спальная подстилка спокойно простиралась под ногами, хоть ложись и спи заново, а в следующее, неустановленное, по краям ложа стали, колыхаясь, подниматься и закручиваться стебли, отдаленно похожие на горох, однако гораздо крупнее, с большими листьями, рядом с которыми плавно распускались бледные и красные цветы. Рост происходил в замедленном темпе, но неуклонно, и буквально через минуту над подстилкой выросло что-то вроде арки из переплетенных стеблей. Понятно, что она не удержалась и сорвала один из цветов, он оказался совершенно обычным садовым горошком, только раза в четыре больше, с очень тонкими лепестками и вряд ли годился в пищу.
   Пока она любовалась цветком псевдогорошка, и думала, к чему бы его приспособить, на гороховой грядке-арке с каким-то щелчком появились два зелёных стручка, размером с добрую ладонь, сначала это были прозрачные зеленые лопатки, а далее каждая стала меняться с свою сторону.
   Кстати, что-то странное произошло со временем, оно стало неуловимым: ушла возможости понять, долго или коротко длился растительный процесс. Казалось, что грядка с горохом появилась только что, и вроде бы рост шел настолько плавно, что время терялось. И вообще, сколько прошло с того момента, как она открыла глаза - понять стало трудно, потерялась мера, и никаких ориентиров не появилось. Ручные часы, надо думать, остались на Южном берегу вместе с тапочками, хотя вряд ли они помогли (часы, а не тапочки) даже если бы и отсчитывали минуты с секундами, скорее всего только смущали бы несоответствием.
   Вообщем, долго или коротко, совершенно неизвестно, но гороховые лопатки на грядке-арке, висящие одна над другой, выросли каждая в отдельное звено. Одна осталась нежно-зеленым, туго набитым стручком, другая стала похожа на тёмную кожистую раковину. Стало понятно, что их следует употребить в пищу, но неясно, в какой последовательности, выбор оставался за угощаемой гостьей.
   Она машинально сказала "спасибо", села обратно на подстилку, которая оказалась чуть выше, чем была, и сорвала зеленый, более натуральный стручок потом, всячески его осмотрела - он был растительный, плотный, прямо с грядки, не пахнул совершенно ничем.
   "Что ж, приступим, благословясь!" - подбодрила она себя и вонзила зубы в зеленую мякоть.
   Оболочка приятно захрустела, потом рот наполнился странным соком, причем оказалось, что стручок плотно набит прозрачными горошинами величиной с полпальца, и каждая лопалась с отдельным вкусом, но всё были какими-то травяными. Хотя последние горошины были менее прозрачны и по вкусу отдаленно напоминали какие-то терпкие ягоды, точнее несладкий отвар из них. Странное оказалось угощение, немножко зелени и почти безвкусный сок, но, скорее всего, это было питьё, а не еда. Еда нашлась во втором стручке, но его пришлось открыть руками, потому что на зуб он не давался, скользил и не лопался. Однако отлично поддался простому нажиму и раскрылся, именно как раковина, на две соединённых половинки. Внутри на створках лепилась бледная-розовая мякоть в разводах, и показалось, что она так и пахнет, чуть-чуть морепродуктом.
   Однако гостья застеснялась есть пальцами и после недолгого размышления отломила пластинку от края "раковины" (кожура легко поддалась). Пользуясь подручным средством, она отправила в рот первую порцию необычной пищи, выросшей на грядке, но имевший иной вид.
   На вкус пища показалась омлетом с более плотными волокнами, отлично жевалась и меняла вкус по мере усвоения, но вкус не укладывался в обычные представления, казался слишком тонким и неуловимым. Тем не менее пища съелась отлично, после чего раковина потеряла плотность, мигом скаталась в комочек и растерлась между пальцами, как будто сама подсказала, как обойтись с пустой посудой.
   "Однако, как просто и удобно здесь устроена жизнь!" - подумала гостья, справившись с завтраком. - "Стоит лишь пожелать, помыслить о пище, как она растёт прямо на глазах, бери и ешь. Биологическая цивилизация, причем с элементом личного хотения, сказочный комфорт. И думается, что не только для гостей. Отчего-то кажется, что блага здесь растут прямо из почвы для всех и каждого. Истинный Парадиз! Только, разумеется, местные жители умеют извлекать и выращивать лучше, чем приезжие. Хотя, если я напрягу фантазию и постараюсь, то смогу, наверное, вырастить пряничный домик с леденцами-окнами на этом самом месте. Стану жить в нем и есть его, а подстилка вырастет на полу сама, если подсказать где, и можно помечтать о подушке-думочке!"
   Очень занятная и даже соблазнительная выявилась идея, и чуть было не начала осуществляться, но поникла на корню, наткнувшись на один простейший вопрос: "А зачем мне здесь пряничный дом? Даже если он вырастет по моему хотению. Куда его девать, не с собой же таскать, разломавши на пряники!"
   Ответ на невысказанный вопрос тут же явился сам собой, но косвенно. Прямо на глазах у зрительницы грядка с горохом и спальная подстилка под нею стали подсыхать и вянуть, уменьшаться в размерах, терять цвет и вскоре поникли до земли, потом сквозь сухие травинки пробились новые стебельки, ничем неотличимые от разнотравья вокруг.
  -- Сеанс закончен! - заключила гостья вслух. - Спасибо этому дому, пойдём к другому.
   Разумеется, сие было чистой бравадой, куда ей идти и что следует предпринять далее, она просто не представляла и даже не начала задумываться, ну, хотя бы потому что было некогда. Впечатлений оказалось многовато, и одно оказывалось необычней другого. Но что изумляло более всего, так это отсутствие самого удивления, с ней происходили абсолютно немыслимые вещи и события, она же принимала их с невероятной простотой, вроде бы так и надо.
   Даже мысль о снах наяву и продолжительных галлюцинанциях покинула её, осталась далеко за пределами сознания и особо не волновала. Здесь и сейчас шла особая жизнь, очень необычная, но отменно приятная - вот и всё, что она могла высказать по такому случаю. Немного, скажем прямо. Хотя зримое отсутствие заботливых хозяев слегка смущало, скорее, озадачивало. Но не тревожило, скорее вызывало поток самых разных соображений, не всегда резонных и не очень стройных. Примерно вот такие у неё возникали и затем разлетались мысленные фрагменты, накладываясь на идиллический пейзаж и выстраиваясь вокруг него.
   "Даже если неотчетливо вспоминаемые ангелы (в виде изображений на перилах балкона) взяли её живой на отдалённые небеса и оставили там осваиваться, ну и что с того?" - с одной стороны.
   "Будет крайне нетактично и просто невежливо, если сразу после завтрака (а не до, смею заметить!), она встанет посреди чиста поля незнамо где, примет обиженный вид и начнет требовать разъяснений. Мол, господа хорошие, покажитесь, представтесь по форме и чётко доложите, что вам надо!" - с другой стороны.
   "А может быть, им ничего не надо, им просто интересно, может так быть? Если вспоминать конкретнее, то её пригласили в гости, она согласилась, теперь надлежит себя вести, как гостям и положено. Проявлять любезность и признательность за заботу. Пожалуй, ничего иного не остаётся более или менее воспитанному человеку" - и вообще...
   Разделавшись с неудачным мыслительным процессом, она еще раз внимательно огляделась на пустынных лугах, ничего особенного нигде не заметила и постановила идти, куда глаза глядят, просто идти в любую сторону, пока... Вот именно пока, а что последует за тем, то и последует, надо думать.
   Довольно продолжительное время (или так ей показалось) не следовало практически ничего нового. Пространства вокруг, покрытые луговыми травами, длились с некоторыми вариациями, солнце (большое, ленивое и нежаркое) наконец всплыло наверх и парило над редкими круглыми облаками, в воздухе реяли ароматы странного свойства, весь живой пейзаж казался насыщенным покоем и безмятежностью - вот и всё.
   Она шла без особой цели, как бы пересекая волнистую равнину наискосок и довольствовалась отпущенными впечатлениями - мир и пасторальное благолепие вокруг, она одна посреди дружелюбной природы, идти удобно и неутомительно, дорога выбирается сама, ведёт по своему усмотрению и по ходу дела.
   По ходу дела, на фоне очаровательных однородных пейзажей проявлялись знания об этом мире, возникали постепенно и укладывались в некую неназойливую систему. Скорее всего, знания получились ранее в процессе сна, теперь неспешно сортировались - так, по крайней мере думалось, точнее припоминалось и отчасти соображалось.
   Равнина странствий - так сам собой назвался пейзаж вокруг, отлично подходила лично ей для адаптации в этом мире, который сам собой назвался Парадизом, если гостья желает. Самое лучшее, ненавязчиво думалось ей, точнее, подсказывалось, если процесс привыкания станет проходить без лишнего напряжения, поскольку способности желать и получать информацию ей предстоит развить, это довольно тонкие способности, с ними следует обращаться тактично.
   Потому что каждое возможное желание в Парадизе исполняется. Хорошо бы более или менее усвоить, чего и как желать, чтобы самой не смущаться. Примерно так. И если гостья не возражает, то процесс адаптации будет неспешным, потому что торопиться некому и некуда.
   Что касается концепций пространства и времени, то здесь они слегка отличаются, к этому тоже следует привыкать постепенно. Если бы гостье удалось к тому же отставить в сторонку любые космогонические системы и пока не трогать комплексы понятий, где и когда она находится. По крайней мере пока. Эти знания ей ничего внятного не подскажут, а усложнить естественное восприятие реальности вполне могут, имея в виду особенности её мышления и культуры.
   Альфа Центавра или Эпсилон Волка, сто тысяч парсеков, параллельная вселенная либо что-нибудь подобное - в принципе это далеко не так важно. Пространство устроено и таким, внятным ей образом, и немного иначе. Пока лучше воздержаться от мыслей на данную сомнительную тему, иначе информационные системы у гостьи могут перегрузиться, чего не хотелось бы, не за тем её сюда звали.
   Если она просто воспримет, что попала в дружественный мир, который неплохо изучить, далее понять, чего бы лично ей хотелось делать с полученными знаниями и навыками. Не более того. Что касается знаний и навыков, то они приходят постепенно, и далее процесс пойдет веселей, во всяком случае, биологическая адаптация проходит самым замечательным образом, гостья сама ощущает, что удачно встраивается. Она в самом деле ощущала нечто подобное, данный мир её признавал, и она отвечала взаимностью - тут было хорошо, и никуда не следовало торопиться.
   Вот что было целью и результатом пешего путешествия в мире бесконечных трав и невысокого кустарника - она шла, смотрела и с каждым шагом осваивалась, постепенно чувствуя себя легче и проще, более того - частицей всего окружающего, элементом Парадиза.
   Произошло именно то, о чем давно и тщетно грезил доктор Фауст в одноименной пьесе: мгновение остановилось, застыло в сказочном покое, и одновременно (!) длилось до бесконечности, непрерывно меняясь.
   Кстати, если поминать всуе престарелого дилетанта Фауста, то для неё (путницы вне времени) исполнилось предварительное пожелание доктора. Даже не имея зеркала, она постепенно поняла, что здешние умельцы во сне починили её организм радикальным образом, при этом скинули у гостьи с плеч лет эдак довольно много. Реально исправилось зрение, появилась полнейшая легкость в движениях, а видимая часть: руки и босые ноги приобрели давно позабытую гладкость.
   (Однако об аналогиях насчет старого, а затем юного Фауста вкупе с падшим ангелом Мефистофелем как-то не особо думалось, во всяком случае гостья остановленного времени отлично помнила, что она никому, даже изображению на балконе, ничего не продавала и не обещала, может статься, потому, что никакого товара на продажу в принципе не имела, или не догадывалась о его наличии. И довольно аналогий, несмотря на то, что в иных мирах она зарабатывала себе на жизнь чтением лекций о культурном наследии своего человечества, так что ассоциации могли лезть в сознание по любому принципу.)
   Тем не менее, как вскоре выяснилось, доктор философии и алхимии, средневековый мечтатель Фауст пришел на память недаром, во всяком случае одна из сопутствующих деталей совпала почти целиком и даже текстуально достоверно. (Если кто-то подзабыл пьесу с оперой, то можно напомнить о явлении чёрного пуделя, он влез в учёную келью доктора в самом начале драматического действия.)
   Она (бывшая Юлия) не прошла половины пути до очередной серии кустов, разделявших равнину на неравные полосы, как воздух в некотором отдалении заколебался, заструился радужными переливами, а потом раздернулся, как одностронний занавес.
   Вокруг явления безмятежно длилась во всё стороны луг-саванна, а в обрамлении низкой, размытой радуги чётко высматривалась иная картина. Так же реально выступала лесная поляна с иными цветами и травами, более зелёными и мягкими на вид, а посреди вальяжно восседал Пёс, по крайней мере так казалось, хотя вовсе не черный пудель.
   Точно такого зверя она видела перед пробуждением в картинке на морском берегу, только тот, рисованный, казался потемнее колером. Данное создание либо животное, а скорее всего существо, было дымчато-бежевое, с крупными кольцевыми пятнами и темными очками вокруг глаз, тем самым походило на панду, но морда (или лицо?) обладала интеллигентным выражением, какое иногда бывает у породистых овчарок, поэтому пятна-очки придавали созданию дополнительно профессорский вид. Казалось, что в следующую секунду он (или оно) сдвинет оправу лапой на кончик носа и начнет читать лекцию.
  -- Мы тебя ждали, - явственно послышалось у неё в голове вместо того.
   Но кто это высказался, оставалось неясным, потому что позади Пса в подлеске проявилось другое создание, больше размером, в мелких белых пятнах на тёмном фоне, сначала померещилось, что это большая корова, или совсем уж огромная коза (такого в картинке не было).
   "Скорее всего, они - это и есть "мы", - невнятно подумала ошарашенная гостья, а вслух произнесла, не особо задумываясь.
  -- Очень рада вас видеть, меня зовут Юлия, - сказала она голосом и внятно проскандировала мысленно, так пошёл первый реальный контакт.
  -- А что это значит? - прозвучал внутри головы вновь непонятно кто.
   Пока продолжалась неорганизованная беседа, она, то есть Юлия, приближалась к разрыву в пространстве, почему-то страшно волнуясь, не зная, может ли она вступить на лесную поляну, или это вообще искусная видимость. И как ответить на странный последний вопрос? С него начался контакт неясно с кем, а вопрос полностью непонятен!
  -- Так меня называют дома, Ю-лия, - наконец пояснила она вслух, и для верности ткнула в себя пальцем. - Юлия - это я.
   Ответ как раз пришелся к границе, отделяющей луг от поляны, там проходило какое-то жидкое едва заметное свечение, как пролитая вода.
  -- Иди сюда и объясни лучше, - призвал кто-то неопознанный, а Псина закивала мощной головой, подтверждая приглашение.
   Слегка помедлив, гостья с непризнанным именем Юлия, переступила пролитую черту и мгновенно ощутила под ногами травяное покрытие, мягкое, как пух. Также слегка поменялся воздух, стал глубже и объёмней, а позади произошло едва уловимое движение, словно что-то сдвинулось, но смотреть она отчего-то не решилась.
   - Ну как вам сказать, - она попыталась собраться с объяснениями. - Когда я только появилась на свет, мои родители выбрали имя, название для меня. А что оно значит, вовсе не думали. Только то, что я девочка.
  -- Уже понятней, хотя немного, - проявился ответ в голове. - А потом ничего не прибавилось? К этому звуку?
   Сразу после крайне невнятного вопроса в воздухе завис странный свист-дребезжание, исполненный казалось, дуэтом, и далее возник хруст.
  -- Ничего более не могу сообщить насчёт имени, просто Юлия - сказала она с укором себе. - Увы!
  -- Ладно, ты это ты, - раздался тот же голос-неголос. - Пойдёшь с нами, или подождешь здесь?
  -- А вы - это кто? - осторожно спросила она, не желая вновь завязнуть в непонятных переговорах.
  -- Я - вот она, тоже девочка, но немолодая, шесть детей, мы все с темными кольцами, - представился голос, и с трудом сообразилось, что девочкой с кольцами оказалась собака в очках, и то хлеб.
  -- Я тебя повезу, подходи, - пришло почти вперехлест почти неуловимое сообщение.
   Однлвременно из кустов вышло пятнистое существо, похожее на лошадь, но с рогами, вернее, два рога на лбу переплетались в один.
  -- А это он, мальчик, - доложила Псина внятно. - Бегает быстро, но соображает, что ты здесь новенькая, он постарается потише.
  -- Можно я вас буду звать Конь и Детка? - спросила она, а далее зачем-то пояснила. - Когда я была маленькая, у меня была такая же, гм, подружка, я звала её Детка, мне так удобнее. А Конь - это...
  -- Я совсем не понимаю этих твоих значений, но как хочешь, - согласилась Детка. - Нетрудно, тебя мы запомнили по звуку и запаху, теперь всегда найдем, а ты, можешь звать нас, как сказала.
   На самом деле объяснения с разумными существами этого мира происходили далеко не так гладко, в сообщениях и терминах то и дело являлись смысловые провалы, но суть улавливалась, хотя обмен более сложными сообщениями удавался хуже, почти что никак.
   За этими зубодробительными контактами она совсем забыла о смене декораций, и только оглянувшись, поняла, что бесконечные утренние луга испарились с горизонта, там виделась отдаленная горная гряда, к которой шли плавные уступы, заросшие низкой травой, издали пейзаж казался зеленым бархатом с мелкой вышивкой. А прямо перед ней начинался лес, откуда вышли четвероногие спутники-собеседники.
   "Если бы я была Алисой, то сказала бы: всё страньше и страньше" - ей невольно подумалось. - "Ан нет, ничего подобного, происходит вполне закономерное усложнение условий. В данной Стране Чудес следует к ним подстраиваться, входит в программу обучения".
   И на этом месте в пространстве, времени и восприятии её настиг первый, самый сильный приступ сомнений, смешанных с сильнейшей ностальгией по своему миру, не самому совершенному, но стабильному, где ничего подобного не происходило. Отчаянно захотелось вернуться и помнить странные, хотя и приятные сны.
  -- Минутку! - просигналила она чудесным животным. - Помедлим!
  -- Сколько угодно, - пришел примерный ответ.
   Псина Детка вслед за тем улеглась на траву и почти задремала, а Конь в яблоках чуть отодвинулся и вновь углубился в низкую поросль, опустив голову с витым рогом, наверное, продолжал пастись.
   Она же, Юлия мелкими шагами пошла вдоль поляны, по пологой дуге обходя провожатых и направляясь к лесу, сама не зная, зачем. Вокруг неё мир дышал чудесным покоем и дружелюбием, но входить медлилось, не хотелось, как в незнакомый водоем впервые в сезоне. Отчаянно казалось, что лучше всего немедленно вернуться к себе, потому что... Потому что войдя в сказочный лес с не менее сказочными говорящими спутниками, уже не вернешься к прежнему. Не вернешься сама, станешь иной, может статься, лучше, умней и совершенней, и всё такое прочее, но уже не прежней.
   Вот он лес, как рукой подать: серые замшевые стволы, высокие яркие кроны, даже воздух оттуда идет особый, другой, с глубоким запахом, и там в этом чужом лесу что-то такое произойдёт. И если серьёзно думать о возвращении домой, то именно сейчас, потом может не захотеться, а пока ещё не поздно! Однако, скорее всего, было уже поздно, потому что ноги сами повели к лесу, ступая сначала по низкой травке, потом по мягкому моховому покрытию, над головой уже простерлась ветка, отчасти загораживая лиловое небо, оттуда сверху сыпались мелкие капли, оседая на коже. Или не капли, едва видимые пылинки, они растекались, соприкасаясь с телом, от них густо шел аромат, почти тот же, что плыл при пробуждении на лугу, но гуще, объёмнее.
   Наконец она поняла, что с ней идёт разговор, общение посредством этого запаха, капли "белых цветов" каким-то способом сообщали, что аромат принадлежит ей, это опознавательный знак, она встроилась в местную систему, и может действовать по усмотрению, практически как угодно, но было бы жаль, если она недознакомится. Она может дать многое своим любезным хозяевам, не только получить, у неё есть много разного, чем можно поделиться. И если она захочет прямо сейчас вернуться обратно, то этот мир, ею названный Парадизом, в частности лес, будет скучать и ждать, частица её личности осталась, облако "белых цветов", её шифр, символ гостьи...
   Занятая беседой с "белыми цветами", она не заметила, как почти обошла опушку леса кругом и оказалась на пути у гладкого серого корня, он выгибался над поверхностью мха и затем вновь пропадал, как раз, чтобы не преграждать ей путь, если она... Или она сама не зная, шла точно по краю леса, непонятно, но облако аромата плыло вместе с нею заметнее под ветвями.
   Повинуясь мгновенному импульсу, она села на подвернувшийся корень, провела ладонью по пушистой коре и вступила в странную беседу со всем этим миром, будто знала, что именно так и следует поступать.
   "Я ещё побуду здесь" - сообщила она она почти бессловесно. - "Мне чудесно и мило, я пойду дальше, но... Впечатлений, даже приятных слишком много, происходит перегрузка, у нас это называется смятение чувств. К тому же человек, такой как я, не может быть один, даже с разумными животными спутниками, мне нужен собеседник. Нам трудно говорить с собой и ни с кем больше, даже иногда затруднительно, вот в чем дело..."
   Выговорившись на корне, она почти сразу поняла, что пожелание принято, что запрос вполне натурален, и всё такое же понятное прочее. Но честно скажем, она порядком устала от колебаний, сомнений и впечатлений, домой всё равно хотелось со страшной силой, туда, где не было странных животных, говорящих лесов и разумных запахов!
   Чтобы отвести подальше комплекс самого заурядного малодушия, она резко поднялась с говорящего корня и послала вызов на поляну, точнее сказать, просто посвистела, как смогла. В ответ на довольно странно вышедший звук Конь и Пёс-Детка оказались перед ней мгновенно, как лист перед травой. Точнее, она почти не успела заметить, как они переместились, вполне вероятно, что подошли, пока она думала и собиралась, впрочем неважно.
  -- Тронулись, значит. Тогда залезай, - сообщила Детка.
   Её мысли проявлялись отчетливей, а соображения Коня шли на ином уровне, уловимом сложнее, но как бы реальнее, сообщая примерно то же.
   Животное по прозванию Конь приблизилось вплотную, согнуло передние ноги (в тот момент, когда она с некоторым стыдом задумалась, как бы сесть ему на спину, причём не задом наперёд) и пригнуло рогатую голову.
   Ничего не оставалось, как наступить на говорящий корень (пардон!), опереться на конские рога и сделать попытку. Весьма худо и бедно, однако у неё получилось с первого раза, вспомнились навыки езды на мотоцикле и заметно помогли, только всё равно сидеть было высоковато.
   Конь медленно выпрямился, стало ещё выше, и она сообразила, что сидит без седла, уздечки и прочих конских принадлежностей, опираясь босыми ногами на мягкие пушистые бока - интересно, долго ли можно так просидеть, в особенности, если Конь пойдет или побежит.
   Остальные соображения разом вылетели из головы, осталось одно удивление: как же это всадники у себя там тысячи лет ездили на спинах похожих зверей? Ну ладно, в принципе у них были сёдла и стремена, чтобы крепче сидеть, но вот за что они держались? Если она правильно припоминала историческую кавалерийскую реальность и спортивные фото, то ни за что они не держались! Поскольку уздечка во рту у лошади вряд ли могла служить поддержкой, только рулём, и в отличии от велосипедного, была лёгкой, за нее не подержишься. А ещё земные всадники имели привычку держать в руках постронние предметы, скажем, саблю, пику или знамя. Тогда, как они держались, за что?
   Пока она осваивала совершенно новую земную информацию, Конь сделал с нею несколько пробных шагов, и предприятие чуть было не закончилось плачевно. Она стала неуклонно сползать на бок, пришлось вцепиться в конскую шею с начатками жесткой гривы и позорно повиснуть. Конь тут же встал, как вкопанный, она неловко вернулась в сидячее положение, и почти невольно сообщила спутникам, что так она не поедет, потому что непременно упадёт, необходимого навыка, увы, не хватает.
  -- Или следует придумать снаряжение, - подумавши чуть-чуть, вслух добавила она. - Седло, стремена и руль, чтобы за него держаться.
   И только начавши соображать, о каких конкретных предметах ей следует активно мечтать и как их представлять, она поняла, что процесс освоения чужого мира пошёл вскачь, а она даже не заметила. Сидит себе некая изобретательница на спине у сказочного пятнистого единорога и вызывает себе седло, конкретно думая о нем!
   Вообще-то это можно было рассматривать как большой прогресс в деле освоения странного, удобного мира, где царило замечательное правило: помечтай правильно и получишь желаемое прямиком в руки, в данном случае прямо под собой, это если выражаться элегантно. А проще говоря, прямо под задом.
   Правда, поначалу седло на Коне выросло отчасти мотоциклетное, затем само подстроилось под конскую спину и отрастило стремена, разумеется, по особому заказу, само бы не догадалось. С рулём вышло сложнее, пришлось пристроить к седлу спереди ременную петлю, поскольку идея уздечки во рту могла показаться данному Коню не совсем приятной, да и зачем? Конь и так с ангельским терпением стоял на поляне, пока всадница-самозванка сочиняла себе седло и потом долго устраивалась на нём. Седло, кстати, получилось непонятно из чего, похоже, что из растительной замши лиственного цвета. И как оно держалось, было тоже неясно, скорее всего, клеилось прямо на спину бедному Коню, но с перспективой отвалиться впоследствии, во всяком случае задумывалось таким образом.
   Пока производились долгие манипуляции с конским оснащением, Псина Детка слонялась вокруг и ни во что не вмешивалась, только однажды заметила, что очень всё это любопытно, но ей непонятно, хотя пускай будет. Наконец усовершенствования амуниции подошли к концу, всадница уселась довольно прочно и внятно сообщила Коню, что можно трогаться, но поначалу полегоньку, надо посмотреть и подстроиться. И они втроём тронулись неспешным шагом, только не в сторону леса, а в обратную, по направлению к отдаленной горной гряде по трявяным бесконечным уступам.
   Первое время всадница ничего кроме способа передвижения не замечала, её волновал один вопрос: как бы удержаться и сесть прочнее, процесс приспособления поглощал сознание целиком, даже удивительно красивые пейзажи по ходу дела почти не привлекали внимания, но потом стало чуть способнее.
   Когда она выучилась сидеть прямо, слегка покачиваясь и не съезжая на сторону, то образовался некий ритм ходьбы, в процессе которого ей довелось подумать, куда, собственно, они направляются. Вышло, что непосредственно в горы, и всё выше с каждым проезжаемым уступом.
   Кто направлял движение и как это происходило, она не вникала, но потом, окончательно усевшись, обратилась к обоим сопровождающим с запросом без четкой формулировки, включая сюда и пространство.
  -- Куда мы едем? - примерно так сложились помыслы. - И зачем?
  -- По маршруту, - донеслось до неё непонятно от кого. - Все так едут.
   Кто такие были все, и зачем им ездить по маршруту, она уточнять не стала, но на минуту внутреннее зрение представило ей непонятно откуда пришедшую вполне идиллическую картинку.
   Несколько всадников на единорогах в сопровождении разных псов ехали по полянам, их окружали небольшие стада животных, похожих на пестрые облака пуха, большие и малые, и все они большими компаниями кочевали по заранее установленным маршрутам. Кроме пастушеской пасторали данное занятие предполагало нечто из области образования и приобретения навыков. Ей вкратце сообщилось, что так проходит некая особо почитаемая ритуальная процедура, личное приобщение к миру всеобщего животного братства, или что-то вроде того. Как приобщаемая поняла, картинное объяснение она получила не от Псины-Детки, а из других опекающих источников. Раз задала вопрос, то выудила ответ, понятый по личному разумению.
   "Значит, а также следует, что меня включили в пастушескую идиллию, чтобы дать попривыкнуть к местным обычаям", - сказала она себе, и ниакого ответа не ниоткуда последовало. - "Опять же значит и следует, что существуют разные уровни беседы, когда говоришь с собой, это одно, а если вопрошаешь пространство, то к тебе кто-нибудь обязательно подключится, без спроса никто в голову не лезет, очень удобно".
   Пока на очередном этапе странствий, а именно верхом, следовалось тоже очень удобно, только слегка напрягались ноги, которыми приходилось держаться, и отчасти смущала Псина-Детка. Она носилась плавными кругами по ходу следования, однако в дальнейший контакт не вступала, по всей видимости, намучилась с первыми неловкими представлениями и предпочитала помолчать, гоняя по маршруту.
   Тогда путешественница решила сосредоточиться не на спутниках, один из которых ощутимо присутствовал, а вместо того максимально слиться с окружающей природой в усложненном варианте, имея в виду себя верхом на Коне и Детку вокруг. По сравнению в пешей ходьбой по цветущим лугам это занятие, то есть шествие верхом и втроём, казалось на порядок сложнее, именно не труднее, а сложнее. В ощущение входила кроме неё пара иных игридиентов, она ехала и принимала мир с их точки зрения включительно, точнее, их отдельные существования на данный момент соприкасались, они двигались вместе, и это сознание было совсем новым.
   Скажем, на мотоцикле она ехала, управляя по своей воле, а механизм слушался (или выходил из под контроля). А тут, в предгорьях Парадиза она впервые ощутила, как можно быть вместе с кем-то живым, двигаться и соприкасаться сознаниями, но не управлять процессом, скорее делать поправку на спутников. Вот это и означало сложнее.
   Когда она по своему самочувствию почти слилась с условиями перехода и стала замечать бархатные зеленые террасы, по которым двигалась, то возникла странная кульминация в сознании, о которой ей никогда не удавалась забыть, невзирая на дальнейшие чудеса, явленные Парадизом.
   В один миг они двигались спокойно и плавно, а в другой одномоментно в голове чуть ли не взорвался возглас-всплеск: "Вот они! Расходимся, побежали!" - Конь почти рванулся из под неё, и весь мир пришел в стремительное движение!
   Хорошо, что в руках оказался самодельный упряжной ремень, иначе бы она точно полетела кувырком, но и с поддержкой сидеть оказалось почти невозможно, Конь ломился куда-то, слегка подпрыгивая, земля вертелась под его ногами, а она, почти не дыша, летела сверху. И только иногда, приземляясь на мягкую спину, замечала, как Детка огромными прыжками и почти распластавшись несётся вперёд и в сторону, где тоже бегут, подскакивая, пятнистые пуховые звери в неясных количествах.
  -- Я не я, и лошадь не моя! - почему-то в ритме сумасшедшего бега возникали более, чем странные замечания, но суть являлась четкая.
   Никогда по своей воле ей не случалось попадать в такие приключения, ну разве что американские горки можно было сравнить по качеству лихих впечатлений! Момент выпадения из прежней жизни состоялся на полную катушку, от прежней личности осталось немного, всё сосредоточилось на моменте движения, а он, момент, оказался очень неслабым. И было абсолютно всё равно, какой мир, свой или чужой нёсся вокруг неё на сумасшедшей карусели! Однако то, что карусель была живая дополняло впечатление заметным образом, не она неслась сквозь мир, как на байке, мир нёсся вместе с нею, а она летела в центре его!
   - Если останусь в живых! - каким-то мигом пообещала она себе. - То надо будет попробовать ещё разок! Если останусь!
   И почти сразу после невольно выскочившего обещания вращение замедлилось, скорость бега уравнялась с мыслями, они все бежали вровень с пуховыми стадами, практически в центре, а те неслись вдоль террасы и обтекали всадницу с Конем, постепенно сбавляя скорость, как разнородные облака, бегущие по небу.
   Она усиленно держалась за седло, Конь бежал резво, но не сломя голову, и всё кругом было по-особому настоящим, совершенно подлинного качества - очень непривычное возникало впечатление. Как будто она въехала в новый, собственный мир, сидя на спине неведомого зверя, но окончательно и бесповоротно. Никаких сомнений, что это и есть реальность, не оставалось. Мир стал совершенно её собственным, мифического и ирреального в нём не осталось ни на грош. Странно.
   Но факт оставался: они ехали по террасе все вместе, пуховые животные оказались при ближайшем рассмотрении чем-то вроде больших коз, у некоторых из пуха торчали острые двойные рожки, остальные обходились без головных украшений. На какое-то недолгое время все они плавно двигались большой животной группой, и такое движение осталось одним из самых упоительных впечатлений - почти как первомайская демонстрация в почти забытом раннем детстве, когда отец нёс её маленькую на плечах и возносил к трибунам среди цветов и знамен.
   Только что музыка не играла бравурных маршей, а так же отсутствовали руководители партии и правительства вместе с уступами Мавзолея!
   По неясному ассоциативному принципу яркое впечатление от движения поверх толпы в ярком водовороте всплыло и явилось как живое и нынешнее. И вот... Мысль о давнем празднике Первомая, по всей видимости, вышла за пределы допустимого и полетела, куда не следует, не иначе.
   Поскольку сразу вслед за тем, ассоциация не успела даже провалиться, не только осмыслиться, произошёл первый всплеск странной энергии, сначала засвербило ладонь, потом в потных пальцах, держащих ремень от седла появился и стал набухать органический шарик, вроде резинового, потом оторвался и завис над холкой Коня, как мыльный пузырь. Всё это происходило на ходу и встраивалась в движение.
   Сначала пузырь переливался радужными бликами, затем внутри возникло неискаженное изображение лиловых гор с багряным оттенком, как бы освещенных снизу, а на уступе, вознесенном кверху, показался каменный балкон, натурально выросший из скалы, а не вытесанный искусно. Без особых комментариев стало ясно, что показанное сооружение находится в горах наверху, вдоль которых они едут. Вокруг скального балкона выделялось нечто вроде арочной ниши, затянутое прозрачными, но витыми сосульками, как занавесом.
   И вдруг в этом стекольном пространстве промелькнули зубчатые кремлевские стены с чётко обозначанной низкой пирамидой Мавзолея, к тому же обернутые в ворох цветущих веток с алыми проблесками знамен.
   Без единой подсказки, даже без голоса внутри, она поняла, что задаётся вопрос, очень почтительно, но с большой долей недоумения, по типу - что этот ребус должен значить, и как соотносится с данной пастушеской реальностью? Не произошло ли, внятно подумалось кем-то за занавесом, смешения в жанрах, очень уж загадочным вышел образ-символ, причём очень сильный и мощный! Не нужна ли консультация?
  -- Отнюдь, хотя спасибо за внимание! - сообщила она словесно, когда отсмеялась. - Просто мне было очень хорошо в компании ваших зверей, и всплыл образ из раннего детства. Вообще-то у нас есть такая штука, литература, там это называется поток сознания. В потоках бывают водовороты, завихрения, короче говоря. Но ситуация под контролем!
  -- Следовательно, это был выброс эмоций, однако такой чёткий, - ответ тоже произносился словесный.
   Одновременно стеклянные сосульки в картинке стали таять на глазах, над балконом проявилась ниша, покрытая блестящей изморозью, а в центре ниши увиделась фигура скорее всего в плаще, во всяком случае в каких-то складках.
   - У тебя, у вас всех, очень предметные эмоции, их сложно отделить от желаний и сообщений, - продолжался ответ из скал. - Показалось, что ты просишь о чём-то.
  -- У нас это называется слишком живое воображение, - сообщила она, отчасти довольная, что удалось смутить любезных хозяев настолько, что их инкогнито приоткрылось. - А вообще-то пора заканчивать игры в прятки, не лучше ли будет пообщаться напрямую?
  -- Понимаешь, я тоже учусь вместе с тобой, - пояснила нечёткая фигура близким совершенно земным голосом. - Ваша культура полна, как ты выражаешься, завихрений, и не хотелось бы мешать своими догадками. Вот я и учусь понимать вас, пока ты узнаёшь, как здесь всё устроено.
  -- У меня уже не будет культурного шока, - пообещала она. - Здесь всё чудесно устроено, я отчасти поняла. Но если ты будешь долго учиться издали, то культурный шок обеспечен вам, это точно! Давай лучше знакомиться!
  -- Если ты уверена, - произнес голос, но изображение в шаре оставалось почти абстрактным. - То поезжай вместе со всеми еще немного, а там будет ждать транспорт. Это по-вашему большая птица.
  -- Какая программа! - восхитилась она вполне искренне. - Пешком, верхом и по воздуху! Отлично, значит, едем до самой птицы, там назначена пересадка! Хорошо, я почти привыкла, желаю вам того же!
  -- Я пока один, нас еще нету, только я, - пояснил дотошный, но почти невидимый гид в скалах. - Но вскоре будут другие.
  -- И им желаю всего самого лучшего! - заявила она смело. - Пока я отключаюсь. Вот так, правильно?
   С этими словами она дунула на изображение в прозрачном пузыре, и оно плавно поехало по воздуху, пока постепенно не растаяло, наверное, сие значило, что сеанс отключения связи прошел должным образом.
   Нельзя сказать, что ситуация была самая ординарная, однако никаких нежелательных ассоциаций или ненужных эмоций не возникло. Она всё так же продолжала ехать по мягкому лугу, Псина Детка бежала впереди, а пуховые козы двигались неотчетливым строем вокруг, никто не обратил ни малейшего внимание на сложные переговоры, значит, все произошло, как и следовало быть. Оставалось доехать до некоей птицы и ждать пересадки, почему бы и нет?
   (Вообще-то, скорее всего, она похвасталась насчет культурного шока, и более чем вероятно, именно он диктовал бравое её поведение в странных обстоятельствах - иногда всплывала минутная мысль, затем пропадала, унесенная новыми впечатлениями и неким тормозом в голове.
   Потому что, если взяться осмысливать обстоятельства конкретно и серьёзно, то давно пора отключаться и звать на помощь санитаров. Ни поверить в живую реальность происходящего, ни отвергнуть реальность, отменно данную в ощущениях, ни погрузиться в размышление о степени вероятности она не могла - оставалось ехать вдаль по течению событий и думать, что со временем как-нибудь обойдётся. Так или иначе, лучше или хуже, в крайнем случае полечат, вылечат авось! А если нет, то и так неплохо: столь приятные глюки ничуть не хуже, чем палата в дурдоме - тогда к чему торопиться?)
   Однако вскоре расплывчатые рассуждения насчет дурдома прервались самым нецеремонным образом, в голову вклеился знакомый голос, в виду оказалось, что Детка раздвинула пуховое стадо и лениво бежит впереди, неспешно сообщая свои соображения.
  -- Я думала, что мы в лесу поживем, - как бы выдыхала она в ритме езды. - Там дивно, такие места для кормёжки, и спать под этими стволами - отлично, беспримерно. Вот этих пушистых бы отправили на ночлег, сели бы под листьями, ты бы нам рассказала что-нибудь своё. Мы это любим, а ты миленькая - и взрослая, и совсем как маленькая, славно пахнешь и вообще мягкая, тёплая. Но тогда в следующий раз, ладно?
  -- Хорошо и даже непременно, - охотно согласилась гостья и пожалела об упущенных возможностях под пологом леса. - Я вернусь к вам, как только освоюсь, мне в лесу тоже понравилось. И с вами ехать просто дивно, но тут всего так много, глаза разбегаются.
  -- Мы тебя подождём, ты приходи, - согласилась Детка-Псина. - В лесу всегда хорошо, и на полянах хорошо, везде лучше. Мы с тобой побегаем, когда вернешься. А у тебя дети есть?
  -- Да, дома двое их, - сообщила гостья. - Девочка совсем большая, а мальчик живет со мной, учится.
  -- Ты их сюда приводи, в лесу учиться - милое дело, мы все там учимся, - пригласила Детка. - Пока в лесу не погуляешь - ничего не знаешь, а после совсем по-другому. Но это только мы, а другие - просто гуляют, хотя им тоже приятно. Жить всем вместе - это надо учиться, и ты тоже с нами...
   За не совсем внятными переговорами (вне понятий сообщалось куда больше другими средствами) они большой дружной компанией въехали на обширный, крайний уступ предгороной террасы. Он тянулся к склонам почти незаметно, горы возвышались ощутимо, а небо над зубцами приобрело яркий фиолетовый оттенок, странно сочетаясь с густой зеленью внизу и сизыми каменными громадами, заключая пейзаж в просторный красочный овал. С другой стороны, почти подходя к склонам, опять возникла кромка леса. Как будто не только они ехали по краю, но сам лес плавно двигался навстречу и наконец нагнал.
   Ехать дальше было просто некуда, пуховые громадные козы тут же разбрелись сами собой, а Детка между делом сообщила, что их привели, куда и назначалось, хорошо всё получилось, просто здорово.
  -- Теперь можно перекусить, - заявила она в заключение. - Слезай, сейчас покажу.
   Тут же, не дожидаясь отдельного приглашения, Конь переступил пару раз и встал на месте, а гостья не долго думая соскользнула у него со спины и самодельное седло прихватила с собой. Как она это проделала, самой оказалось невдомёк, получилось чисто машинально.
   Оказавшись внизу, Юлия постояла на негнущихся ногах, потом похлопала Коня по шее, догадалась похвалить за доставку. Он взмахнул рогатой головой, невнятно высказал прощание и отошел в сторону пастись, для него нашлись на мягкой подстилке предгорий кисточки бледно-зеленых растений, и Конь двигался, подбирая их.
   Псина-Детка тем временем целеустремленно выбежала на край леса и встала, явно поджидая спутницу, при том виделось, как она толкает лапой что-то плохо видное, и приглашает присоединиться к ней. Когда гостья приблизилась, то увидела, что Детка стоит над огромным серо-бурым бревном и тыкается в кору мордой, как бы производя неведомый ритуал, или пьет росу, быстро слизывая её.
   Однако, приблизившись вплотную, гостья по имени Юлия с содроганием поняла, что Детка активно питается, и ест она ни что иное, как ржавого цвета гусениц, которые во множестве усыпали кору павшего дерева. Б-рр!
  -- Ты попробуй, очень вкусно, - пояснила огромная Псина, тщательно пережёвывая пищу. - Они неживые, они заснули насовсем, я знаю, что у вас трудности с живой пищей, но это ты можешь съесть.
  -- Спасибо за угощение, я не знаю, стоит ли, - мысленно поцеремонилась гостья, подходя вплотную к стволу-столу и придирчиво разглядывая снулую пищу, смотрелись упитанные ребристые черви просто кошмарно. - Может быть, я закажу что-нибудь, и оно вырастет.
  -- Это как хочешь, но твоя птица летит, я её чую нутром, - доложила Детка. - И, кстати, ему, птице то есть, можешь захватить поесть, мы все едим, они приятные и сытные.
   Повинуясь отчасти убеждению, отчасти любопытству, гостья Юлия взяла со ствола одну "штучку" (та легко отделилась с едва слышным щелчком), повертела в пальцах и смело положила в рот, будь что будет!
   И ничего страшного не случилось, скорее напротив: экзотическая пища легко раскусилась, совсем как меренга, на вкус оказалась превосходной. Наполнение напомнило густой миндальный крем, только малосладкий, зато богатый другими оттенками!
  -- Вот видишь, очень приятная пища, - почти не отрываясь от ствола сообщила Детка, когда Юлия активно присоединилась к сбору. - Только жуй себе, они будут лучше.
   Какое-то неопознанное время они обе погрузились в варварский процесс питания; "штучки" только щелкали, отрываясь, и отлично хрустели во рту; на стволе каким-то образом их не убавлялось, хотя не видно было, чтобы появлялись новые; казалось, что пища стояла на тех же местах, откуда была сорвана. Хотя, гостья Юлия честно признавала, что следила она не особенно внимательно, просто собирала еду и отправляла в рот.
  -- Он близко, твоя птица, - вдруг невнятно сообщила Детка, при этом громко чавкая. - Сними ему немножко, им не часто достаётся.
   С некоторым стыдом гостья оторвалась от пиршества и глянула вокруг. Действительно, на дальнем горизонте лилового неба появилась точка, похожая на дельтаплан, и явно снижалась в их направлении.
   Почти машинально Юлия набрала в горсть гусениц для угощения транспортного средства и на миг задумалась, куда их сунуть, потом вспомнила, что в халате у неё должен быть карман - вот тут её ожидало очередное потрясение и смешение старых и новоявленных чувств!
   Никакого халата, прибывшего с нею изначально, и в помине не стало, он пропал в процессе путешествия почти невозвратно, точнее совершенно незаметно переменился прямо на ней! Нет, материя, тот самый зелёный шёлк, ранее изрядно помятый, таким же и остался, даже имелось подобие вышитого рисунка, но одеяние радикально переменило покрой и вид, хотя и сидело на теле плотно! Вместо халата, длиной до колена, на ней оказалось что-то вроде сплошного комбинезона из того же материала. Верхняя часть осталась почти прежней, а внизу полы обернулись штанами до середины икры - и на каждой штатнине сохранился рисунок, бывший ранее на подоле! Две астры, правда изрядно помятые, на одной ноге, и цапля, свернувшаяся в клубок - на другой! Мало того, пока она оглядывала одеяние, держа в руке горсть гусениц, то заметила, что на животе сходящиеся полы стали отставать и отваливаться, прямо на глазах образовался объемный карман, как у кенгуру.
   Почему-то именно трансформация старого халата стала для гостьи иного мира самый потрясающей подробностью настоящего, она сунула гусениц в услужливо появившуюся полость, далее в оторопении осматривала и ощупывала одеяние, не веря ни глазам, ни осязанию. Вот это оказалось просто чересчур! Наверное, потому что остальные чудеса были местными, им следовало происходить, но вещь, приехавшая с ней, казалось, должна остаться в неприкосновенности, то бишь иммунной, но нет! Шёлковый спальный халат, в котором она тысячу лет назад и миллион парсеков отсюда вышла на балкон, он тоже стал меняться, повинуясь законам этого малоизученного мира, применился к её занятиям и обратился в нечто иное! Даже карман на глазах выявился, бери и клади туда пищу, как только явилась такая мыслишка! Но не только карман вырос, наощупь оказалось, что между кожей и материей появились тончайшие нити, они легко прерывались, но мигом восстанавливались, образуя паутинную подкладку одеяния!
   - Шкурка отращивается, - подтвердила Псина-Детка, не прерывая кормления, видно, от неё мало что ускользало в поведении и ощущениях подопечной гостьи. - У нас тоже, только не так быстро, но вам нужнее, всё время гоняете туда-сюда, очень беспокойные. Смотри, он садится, пойди к нему, а я останусь.
   Оторвавшись от созерцания "шкурки" гостья уловила, как быстрая тень почти камнем упала в некотором отдалении. Там же уселось на земле нечто вроде ожившего большого сфинкса - голова виделась кругло-птичьей, а крылья прямо на глазах упали и сложились.
  -- Тогда до свидания, Детка, я ещё вернусь, - сказала мысленно гостья, не сводя глаз с непривычного транспорта. - До встречи!
  -- Приходи, здесь хорошо, - отозвалась Детка, продолжая кормиться, видно ритуал прощания тут был не в чести. - И детишек приводи, мы вместе погуляем.
   После почти несостоявшегося прощания гостья повернулась к лесу и Детке задом и в некоторой нерешительности двинулась к сфинксу-птице, всем существом ощущая странное чувство, что здесь было оставлено что-то недоделанное, но очень нужное, однако успеется.
   Еще одно недооформленное соображение бродило где-то на задворках сознания, какая-то очень нужная инорфмация или мысль просилась, но не давалась, потому что надо было срочно лететь куда-то, птица ждала.
   Вблизи птица действительно виделась огромной, как ожившая статуя, круглая голова в пелерине перьев казалась просто грандиозной, или такое впечатление создавалось потому что присутствие "птицы" было очень мощным, врывалось в сознание как ураган, хотя словесно не оформлялось вообще, только тянуло к себе. Особенно притягивали глаза-плошки стального цвета, они просто вещали: "Иди сюда!" и больше ничего не требовалось.
   Если бы оставались хоть какие-то свободные эмоции, почти остраненно подумала о себе Юлия, то вполне возможно было испугаться именно здесь на пересадке, это не транспорт, это птица-гипнотизёр, но сил не было ни на что, надо садиться и лететь, куда повезут.
   Путаясь в мыслях и образах, она тем не менее вспомнила об угощении в кармане, и подойдя, протянула к огромному клюву горсть гусениц, вроде бы Детка-Псина склоняла её к такому образу действий. И оказалась совершенно права - птица очень аккуратно подобрала угощение, сглотнула и склонила голову на бок, мол было неплохо, хорошо бы повторить. Хорошо, что карман был полон, и процесс угощения затянулся настолько, что гостья стала принимать вещую птицу почти как данность, невзирая на чудовщные размеры и гипнотическую силу.
   А когда привыкла, то почти без колебаний подошла к транспорту сбоку, намереваясь усесться, что и произошло довольно просто: она как бы забралась в перину, только без наволочки и плотно села в в груду мягких пушистых перьев. И только, когда живой транспорт головокружительно поднялся ввысь, а над головой взмыли тяжелые крылья, она почти вовремя догадалась, что за перья можно, даже нужно держаться, что и совершила в последний момент, уже почти стряхиваясь вниз, но удержалась. После чего полет пошел не так экстремально, хотя внушительно: птица тяжело забиралась вверх, крылья парусили над головой, перьевое пространство вокруг гостьи трепетало и пружинило в ритме полёта, как будто где-то рядом работал мощный мотор.
   Когда впечатления у летающей путницы выровнялись, оказалось, что видимость обзора сильно ограничена, кругом простиралось одно лишь пространство, поверхность провалилась вниз, и урывками виднелась стоящая в воздухе горная гряда, всё более темнея на небесном фоне, и более практически ничего.
   Как будто птица махом вознеслась прямо в стратосферу, и рвалась сквозь разреженный воздух в лиловатом сиянии. Казалось, что небо находится непосредственно везде, а она с трудом сидит в перьях прямо в середине и, если движется, то на месте, под динамичным куполом крыльев. Такое вдруг явившееся однообразие перебило поток остальных впечатлений, словно время вместе с нею повисло в воздухе, заключилось в бьющийся на ветру шатер и открыло путь для более или менее абстрактных рассуждений. Ранее было просто не до того, всю дорогу что-то отвлекало.
   "Самое время, конечно, поразмыслить, куда это я попала, и зачем лечу в чужом поднебесье", - примерно так обозначился поток мыслей-образов. - "Так же сделать лично для себя предварительный вывод: чего собственно от меня ждут любезные хозяева, гоняя по земле и воздуху разными экзотическими способами. Хотя, извольте, один очень занятный вопрос у меня наклюнулся, отделился от прочей невероятной и немыслимой экзотики. А именно вот что. Если принять за реальность мир-Парадиз, где довелось оказаться невесть как, то в этой реальности я вычислила, что разумные обитатели моего толка, живут себе припеваючи, потому что основные материальные проблемы, как то: еда, одежда, перемещение в пространстве и, скорее всего, домостроительство, у них решаются по мановению ока - стоит захотеть или помыслить, ощутить потребность. Как это со мною весь день и происходило, между прочим. Далее, эти разумные обитатели находятся в контакте с растениями и живностью, это мы тоже проходили и сейчас ловлю контакт на лету. По принципу "и бурый волк ей верно служит", и орёл возит по небесам, и вообще. Вот тут возникает вполне естественный вопрос: а чем они, мои любезные хозяева-обитатели занимаются, что конкретно делают, если все проблемы материального бытия у них сняты?
   Это раз. И ещё. Если меня пригласили на предмет делиться опытом, то куда подобные возможности могут привести нас, обитателей не столь совершенного мира? Понятно, что к полной глобальной катастрофе, если опыт свалится на головы без подготовки, даже при самых лучших намерениях. Даже если выбросить из соображения множественные нехорошие мысли и глупые желания у жителей старушки Земли, если предусмотреть, чтобы дурацкие идеи, типа власти над миром или звёздных завоеваний, не воплощались по приципу "фулпруф", то бишь защиты от дурака, то всё равно... Если каждый у нас сможет растить себе булку на дереве или строить пряничный дом, где угодно, создавать любой наряд с любой бижутерией, и к тому же перемещаться в пространстве, то какой наступит кошмарный хаос! Мало того, что поначалу желания у широкой публики пойдут самые диковинные, это не так страшно, но кроме того, полностью разрушатся системы, не самые совершенные, но на них базируются основы нашей цивилизации. Каждый из нас и почти все вместе сложным способом заняты именно в сферах прокормления, услуг, строительства, транспорта, и вообще предметного обеспечения.
   Лишь очень немногие занимаются прямым образованием, лечением, просвещением и развлечением остальных, ещё меньше народу занято в чистом познании. А некоторые заняты активно негативным делом: как-то военные, тюремщики, юристы - они просто обслуживают пороки и несовершенства мироустройства, но их придется вычесть отовсюду, поскольку воровать будет нечего и спорить не из-за чего, если каждый получит всё, чего захочет, не так ли? Об этом вообще лучше не думать, куда они все бедняги денутся, ладно, Бог с ними!
   Возьмём остальных, тех, кто заняты делами предметно созидательными.
   Примерно в соотношении 90:10, примерно так, если взять всех скопом.
   Так вот в случае успешного обмена приятным опытом с хозяевами Парадиза, окажется, что эти 90% окажутся совершенно не у дел, и куда они двинутся, чем займутся? Каждый будет выращивать свой отдельный волшебный сад?
   Пока они в количестве нескольких миллиардов до этой идеи дойдут, то свихнутся от культурного шока и собственных несовершенств, не каждому пойдет на пользу райский сад на земле. Или я что-то упускаю из виду? Однако совершенно не хочется думать, что поступит предложение осчастливить могуществом нескольких избранных, в том числе меня лично, пригласить их в закрытый клуб волшебников, а остальное оставить, как и было. Вот это уже сказки и мифы, достаточно долго жеванные, причем с готовой моралью: что ничего особо хорошего из этого не выходит.
   В особенности для тех, кто был наделен свыше всякими там чудесными возможностями. Возьмём того же Фауста - ну и что он понаделал при активном содействии Мефистофеля? Стыдно сказать, честно говоря. Материалу-то всего набралось для одной, правда очень хорошей, оперы.
   Как там звучит вальс из "Фауста" Гуно, под который Маргарита вылетала из окна на щётке? Пам-пам, пам-парам-пам, и так далее!"
   Какие-то приятные мгновенья она (Юлия, а не Маргарита) провела в полёте, пытаясь изобразить голосом и свистом мелодию прославленного вальса, он отлично сочетался с обстоятельствами. Птица-транспорт чуточку отозвалась, по всей видимости, музыка ему понравилось, и биение огромных крыл отчасти совместилось с ритмом. Далее в процессе полёта в ритме вальса пришла простая мысль, заключила предыдущие рассуждения и дала программу на будущее.
   "Что же, интересно мне, делать человеку, если он может всё?" - легко подумалось, потом она рассмеялась, догадавшись. - "Ах вот оно что! Вот зачем меня сюда пригласили и учат потихоньку всяким фокусам! Ну что ж, постараемся не слишком осрамиться, лично от себя и от имени всего разумного человечества!"
   Полет на транспортной Птице тем временем подходил к завершению: в очередной раз глянув в пространство, она заметила, что стена гор выросла в размерах, оказалась почти перед глазами и явственно приближалась с каждым взмахом мощных крыльев.
   "Вот и приехали!" - донеслась до неё совместная мысль, и тут же в некотором отдалении обнаружился въявь балконный выступ, ранее являвшийся в шаровом изображении. - "Настала пора знакомиться!"
   В ритме замечетельного диалога полет перешёл в иную стадию - крылья Птицы-транспорта распростерлись во всю ширь и, похваченные снизу воздушным потоком, плавно понесли транспорт с всадницей прямо к перилам скального балкона на мягкой скользящей скорости.
   "Да, именно так надо являться к хозяевам Парадиза", - подумала небесная всадница Юлия, почти привставая в коконе из перьев. - "С размахом!"
  
   ПАРАДИЗ, ПОСЛЕДНИЙ ВЕЧЕР
  
   Пока призыв, посланный гостям во все точки обитаемой вселенной, разносился Бог весть по каким каналам и пространствам, хозяйка данного приема по местному прозвищу Синяя Птица (а до и после её звали и будут звать просто Юлия Лучникова) сидела в самодельном кресле на аквадорожке, любовалась пленительным освещениям двух первых лун и напевала про себя вальс из "Фауста", пришедший к ней по неопознанной ассоциации.
   "Пам-пам, пам-парампам, пам-парампам и т.д.!" - звучала у неё в голове и вовне музыка из бессмертной оперы Гуно, затем вставленная другим классиком, а именно М.А.Булгаковым, в столь же бессмертный роман, причем в кульминационный момент, когда ставшая ведьмой Маргарита вылетала в окно верхом на метле, пардон, на щетке.
   Со второго такта вальса, со второго захода "пам-парам-пам!" - не замедлил и вполуровня вступил невидимый оркестр, гостей тут встречали со всей тщательностью. И гости не замедлили прибыть, одни валились с неба, как метеоры, другие выходили из-под узорных деревьев, кто-то просто приплыл стоя по аквадорожке, озарённый своим дополнительным светом.
   Впору было растеряться, но у хозяйки имелся опыт, и она ухитрилась поприветствовать каждого в отдельности по мере появления и не забыть восхититься отдельно тем, как подружка Лья приплыла, переливаясь в собственном радужном освещении.
   Однако и гости не смешивались, давали хозяйке передышку: четверо, свалившиеся с небес метерорами, мигом обзавелись креслами, похожими на хозяйское, и расселись в них, в процессе примеряя форму, поскольку постоянной не имели, сущестовали, как вздумается, судя по своим обстоятельствам. Для данного визита, располагаясь по креслам, они все вчетвером обрели жидкое полупрозрачное подобие человеческих фигур и смытые черты, в коих выразили приветствие - им легко было отзываться сразу четверым.
  -- Привет, Протеи! - высказалась хозяйка мысленным образом. - Располагайтесь, как угодно, у нас нынче игра на деньги!
   Четверка Протеев, а они всегда являлись именно в этом количестве, не больше и не меньше, что-то вычитала в соображениях принимающей стороны и мигом предстала наряженная, как на маскарад в Венеции, если бы его к тому же рисовал художник российского Серебряного века. Почти узнаваемые Коломбины, Пьеро и Арлекины сидели вокруг хозяйки и полагали, что оформились относительно приемлемо к случаю.
   Тем временем, точнее, в тот же краткий отрезок из-под цветущих веток выкатился прозрачный угловатый аквариум с милейшим существом, самым старшим из собираемых гостей, ему было около тысячи земных лет, а может статься, и более того. Эти разумные жили у себя в водной среде немыслимо долго, совершенствуясь в не совсем понятных науках. А выглядели отдаленно похожими на тюленей, только совсем бескостных, только голова и руки-ласты, казалось, что двигались целенаправленно, а светлое, в пятнах зелени туловище колыхалось в воде, как медуза, и зелёные симбиозные растения овевали тело, как ленты. Поэтому водные долгожители, если снимались с аквапросторов собственного мира, то путешестовали каждый в личном аквариуме, чтобы не создавать дополнительных проблем остальным. Знай хозяйка, что нынче пожалует дяденька Сверхтюлень, то заранее обзавелась бы просторным глубокми бассейном, но дяденька был к тому же сверделикатен, не желал навязывать своих предпочтений и прибыл в личной лоханке.
   - Юным и прекрасным моё почтение! - церемонно выразился дяденька, подкатываясь к обществу. - Что я вижу, что замечаю! Печаль и ещё раз печаль! Ты у нас собралась в свои ужасные дали! Хотя догадываюсь, что там не задержишься, и то утешение!
   Хозяйка приема только успела высказать одним импульсом, как она рада сейчас, в прошлом и в будущем лицезреть прелестного долгожителя в склянке, как к ним в собственном мигающем свете подплыла в мелком потоке подруга Лья, и вблизи выявилась в новом обличье, непрозрачном и глянцевом, с псевдометаллическим отливом простёртых крыльев, пришлось переключиться на неё.
  -- Голубушка, как хороша! - на языке оригинала вскричала хозяйка. - Ну что за шейка, что за глазки! Рассказывать, так прямо в сказке! Какие перышки, какой носок!
  -- Зря стараешься, милочка! - на том же наречии, хотя и не вслух отозвалась подруга Лья. - Мы теперь не нуждаемся в лести, она гнусна, вредна и далее по тексту. Извини, подруга, я сменила пол, если по-вашему, то я в мужской фазе. Поэтому не трать время на комплименты, перышки и носок значения не имеют. Мы нынче - крутые самцы, как у вас говорят - мужики, мачо, короче. Жаль, конечно, но пока приходится. Буду тебе суровым, но верным другом, а подружку ищи другую! Увы!
  -- Но я буду любить тебя и такую! - пообещала хозяйка. - Ну, ладно, такого, если уж приходится. Не бойся, друг! Я скоро привыкну к твоему непрозрачному обличью, хотя всегда буду ждать...
  -- Не дождёшься, у нас это надолго, - пояснил(а) Лья в мужской фазе. - Лучше мирись с этими атрибутами, у нас, у мужских особей, есть свои преимущества.
  -- Постараюсь, куда деться! - продолжала юродствовать хозяйка.
   Она всеми силами подчёркивала реальную грустную мысль, что ей тяжело лишаться подруги, хотя и обретался друг-мачо, теперь профессор (он) Лья с невыясненными положительными свойствами.
   Пока происходило выяснение пола профессора Лья, остальная публика с вежливым интересом внимала, не принимая участия в хеппенинге. Только у одной расы, к которой принадлежал(а) Лья, существовали подобные проблемы, остальные или вовсе не имели пола, как Протеи-метаморфы, или жили, в каком появились, без радикальных перемен.
   Однако, пока бывшие подруги выясняли новые отношения, полку гостей прибыло, и хозяйке стало неудобно, самую застенчивую гостью она вновь ухитрилась проморгать, как всегда без вариантов. Сначала она смутно почувствовала появление, затем уловила направление, и только в какую-то десятую очередь обернулась на чайный домик за спиной.
   Да, как всегда, без явного привета, без помпы и предупреждения, у одной из светящихся стен домика выросла отчётливая фигура кошмарных очертаний и застыла в угловатой позе на фоне мягкого света.
  -- Химера, милый зайчик, как я тебя ждала! - послала хозяйка особый зов на каких-то басовых струнах. - Ты к нам сейчас подойдешь или будешь ждать, пока все зайдут внутрь?
  -- Подожду, - кратко прозвенела гостья, названная Химерой, и осталась у домика в той же позе, подпирая стену, как кариатида.
   В сложном свете из окна и от двух лун в небе характерный облик гостьи вырисовывался с невероятной точностью, как тёмный резной силуэт, приклеенный на фольгу, и поражал воображение, как в первую минуту, так и в последующие тоже.
   Та, которую хозяйка бала сразу назвала Химерой, как увидела впервые, имела гротескные очертания и застывала в самых немыслимых позах, с людской точки зрения была уродлива до такой степени, что в том имелось некое своё совершенство. Если примерно представить морду хищной кошки в помеси с длинной конской головой на причудливо гнутом сутулом теле с непропорциональными конечностями, при том в тёмно-сером цвете с перебегающими алыми и оранжевыми огоньками в качестве какой-то символической хламиды... Это раз, для начала. Если учесть все эти неземные прелести, к тому застывшие в самый неловкий момент, то мигом становится понятно, отчего имя для данной сестры по разуму нашлось у Синей просто незамедлительно.
   Но... Отдельно от плодов больного воображения (именно так гостья Химера смотрелась в комплексе) существовали у неё глаза, сумрачные, огромные, завораживающие и наполненные до краев небывалой красоты переходами оттенков. (У себя дома Химеры вели сумеречный и ночной образ жизни, что объясняло выразительность взора и красоту глаз.) Ради её прекрасных глаз остальные атрибуты облика Химеры как-то постепенно сглаживались, а потом, потом наступали совершенно иные впечатления.
   На самом деле нигде и никогда не было и, наверное, не будет более тонкой и романтически утонченной расы, чем эти создания, смаху названные ею Химерами, временами думала хозяйка бала, та самая Синяя Птица, занимая остальных гостей и издали поглядывая на остранённую фигуру, застывшую поодаль.
   Судя по одной представительнице и в соответствии с её рассказами и живыми картинками, Химеры жили у себя дома в глубинах сумрачных многоярусных лесов, кое-как управлялись с повседневной жизнью при помощи тонкохимических ухищрений, а смысл уединенной жизни видели в сложном, сверхутонченном общении одиноких душ, в вечном смятении, в страстном стремлении к идеалу и в печальной недостижимости его!
   Немножко узнав свою Химеру (условную аспирантку по персональному контракту в Колледже), Синяя обнаружила, что не только она сама с её людскими несовершенствами, но и хозяева Парадиза, солнечные безгрешные ангелы без крыльев, кажутся тяжко-земными и вечно-пошлыми со своими житейскими реалиями по сравнению с трепетной романтикой и утонченными грёзами, наполняющими сумрачный мир Химер.
   У них поэтическое восприятие реальности было возведено в абсолют и практически не имело альтернатив. Химеры - непоэты и нелирики были бы просто неполноценными, вот и весь сказ. И к тому же немузыканты.
   У них в химерских лесах постоянно звучала музыка сфер, эолова арфа, отражающая переливы чувств и сложную гармонию с миром. Вот так они и жили, ужасные и утонченные, изредка выходя в иные миры, только иногда позволяя с собой общаться, потому что им было некогда, к тому же не хотелось тратить время и силы на пустяки.
   Кстати, являясь в гости в Парадиз, конкретная девица Химера всячески перемогала себя, но вознаграждалась отдельными беседами о некоторых аспектах земного существования, в них видела какую-то надежду на выход в межкультурные связи, всё остальное на этом свете её в высшей степени не устраивало и быстро утомляло.
   "В эту ночь золотисто-пурпурную, видно нам не остаться вдвоем,
   И сквозь розы небес что-то сдержанно-бурное уловил я во взоре твоём!" - примерно такие мысли и эмоции волновали мир Химер, да и то строчки земного поэта-классика хоть заслуживали их внимания, но не во всём.
   Однако самое забавное заключалось в том, что физиологически и генетически кошмарного облика Химеры были самыми ближайшими родственниками, как обитателям Парадиза+, так и хомо сапиенсам, можно сказать, что троица кузенов имела место на прострах бесконечных миров. Остальные сапиенсы располагались в иных нишах и на иных разворотах эволюции, что не мешало им отлично понимать друг дружку бесконечно долгое время, общаться утонченными способами и осуществлять сложные совместные проекты.
   Однако к "близким родичам" отношение оставалось особое, но были свои тонкости, которые гостья Синяя хоть старалась постичь, но не особенно в том преуспевала. Примерно такой ей виделся расклад: Парадизяне+ (то есть обитатели и создатели множества миров, где нынешний Парадиз был заурядной спецификой) очень уважали родственных Химер и отчасти восхищались их утонченностью, однако хотели бы иметь в ближнем "родстве", может быть, не столь изысканную публику, однако чуть поближе, попонятнее. Хотя бы даже пришлось с иными "родичами" и повозиться, отмыть и просветить, дабы они могли включиться в межмировое общение, затем в сообщество.
   Хотя с родом "хомо сапиенс" на этом месте как раз вставали немалые проблемы: в массе земляне не входили ни в какие ворота (стандарты) и обитали в карантине закрытых миров, для безопасности своей и чужой.
   Не то, чтобы они (то есть мы) могли бы причинить кому-то особый вред, это вряд ли (в свое время Юлии было предъявлено такое вот объяснение), однако их (наши) обычаи и обиход настолько далеки от традиций Мировых сообществ, что обе стороны могут испытать немалый шок, в особенности те из обитателей иных миров, чьё образование неспецифично. Они, бедняги, могут очень удивиться и расстроиться всерьёз, поэтому общение с нами (грешными) возможно лишь для особо подготовленных специалистов. Только они, пожалуй, не повредятся в умах, ознакомившись с нашей замечательной культурой. Однако даже такие милые "родственнички" предпочтительней, чем никакие или...
   Поэтому в Парадизе+ специфично образованная публика надумала рискнуть пообщаться с нами, причем в самых радужных надеждах и "кровной" заинтересованности. Иначе сидеть бы нам в заслуженном карантине до конца обозримых времен, пока рак не свистнет, а именно пока не изживутся обычаи варварского толка, в частности причинять друг дружке вред, как моральный, так и конкретный, вплоть до физического уничтожения, что в иных разумных мирах не только невозможно, но немыслимо по определению.
   (Кстати, у нас на Земле всё же имеются сообщества с подходящими нравами, например чукчи они же эскимосы или пигмеи-бамбути, только их традиции всем остальным, в особенности "цивилизованным" народам, кажутся почему-то дикими. Странно, но вот такой обнаруживается факт.)
   Однако, стоит вернуться к нашим Химерам, подумалось хозяйке бала, а то ассоциации забрели далековато, а химерическая гостья требует особого внимания.
  -- Сейчас, очень скоро, - послала хозяйка Синяя особое сообщение в сторону Химеры, и тут же получила ответ, что "да, гостье хоть и интересно, но немного не по себе в углу наособицу, однако явно присоединиться к компании тоже неловко, это будет уже нарочито".
   Вникнув в нерешительное заявление Химеры, Синяя совсем было собралась приглашать гостей в новенький игорный дом собственного производства, но тут, в самый избранный момент (и тоже как обычно) сверху раздался свистящий переливчатый звук и резко пал к земле.
   "Не может дружок Соловей без броских эффектов, хоть застрели его!" - мысленно и секретно проворчала Синяя. - "Бедная моя Химерочка, она этого не выносит, но придется ей обождать, очень неловко вышло".
   Вслед за свистящим переливом, как бы выходя из него, сверху по воздуху пролилась тонкая ледяная дорожка с прихотливыми изгибами и воссоединилась с текущей поверхностью прямо перед сборищем гостей.
   "Только без Ящера, я вас умоляю!" - взмолилась Синяя неведомо кому и синхронно окинула своих гостей безмолвным ободрением, мол, сейчас, минутку, всё будет в порядке.
   В следующую секунду, видимо, сдавшись на мольбу, на верхушке ледяного спуска возникла одинокая людская фигура с раскинутыми руками, без никакого Ящера, и стала с редкой грацией пикировать с высот на поверхность точнёхонько в середину сборища гостей.
   (Вполне вероятно, что Ящер тоже присутствовал в планах, но в последнюю минуту отменился, бедалага! Ну и пусть себе пасется!
   Ящером звался по секрету скоростной, почти крылатый конь зверского обличья, плод генетических и спортивных изысков, скотина послушная, но далеко не безобидная, как с виду, так и по характеру.)
   В последний миг, когда всем показалось, что последний гость не только свалится сверху, но и уйдет в почву на добрую сажень, он скользнул в воздухе неуловимым пируэтом и мягко приводнился на аквадорожку, оказавшись при том в центре группы, не успевшей расступиться, эффект был достигнут сполна.
   Среди разномастной нечеловеческой публики Хозяйке Синей было отрадно узреть облик своего местного приятеля, он немногим отличался от породы гомо сапиенс, хотя по меркам Парадиза выглядел экзотически до крайности. Выше всех соплеменников на голову и больше, с буйной гривой пепельных и снежно белых волос, в пятнистой набедренной повязке, дружок недаром заслужил у хозяйки прозвище Соловей-Разбойник. Виделось в нём еще что-то, до боли напоминающее чёрного воина из африканских племен, только копья он в руке не держал, и глаза у него были почти прозрачно-серые, сверкающие, как штормовое море в солнечных бликах. Кстати у них, у местных, светлые глаза просто-таки считались уродством, но Соловья сей факт не смущал, даже некоторым образом подстёгивал. Несмотря на свой солидный возраст - его юность осталась далеко позади, последний гость всюду и всегда вёл себя, как дерзкий мальчишка, таков был избранный стиль.
  -- Тигр Снегов, местный уроженец, если кто-то его не видел, - на всех каналах отрапортовала хозяйка, а для гостя прибавила отдельно. - А вообще-то Соловей-разбойник, привет вам горячий! Опять распугал мне общество! Они съехались общаться интеллектами, смею заметить, а не любоваться трюками, ну да Бог с тобой! Спасибо, что без Ящера.
  -- Что касается божественного, то это всегда с полным удовольствием, - маловнятно отозвался местный уроженец наособицу хозяйке, синхронно посылая коллегам-гостям общее приветствие, далее вновь обратился отдельно. - Они у тебя отменно скучные, совсем не мешает их расшевелить, ну да этот самый Бог с тобой! Которого ты любишь поминать, хотелось бы когда-нибудь встретить!
  -- Держи карман шире, - ответила Синяя по привычке, тем временем объясняя своим неместным гостям, что последнее добавление к обществу является автором "Города на соседнем Холме".
   Вон там, через морской залив, указала она и добавила для солидности, что к нему погостить рвутся все жители данного мира просто поголовно, он придумал и осуществил поселение самого необычного сорта.
  -- Прошу любить и жаловать, жду к себе, - без церемоний объявил Соловей-разбойник, он же Тигр Снегов, не дожидаясь, пока хозяйка приема дообъяснит, чем славен его дивный город на Холме у моря.
   Кстати сказать, для местного уроженца Соловей был и в самом деле существом довольно необычным, хотя гостям, собранным из самых разных мест, сие было и непонятно, и неинтересно, но кто бы спрашивал?
   Соловей дружил с хозяйкой приемов лично, ему нравилось оживлять разнородные сборища, затем применять крупицы чужого опыта в своих "городских" преобразованиях, так что всё складывалось в особый букет.
  -- Ага, раз прибыл твой этот кавалер, свалился нам непосредственно на голову с присущим ему размахом, - принеслось рассуждение на секретном регистре от профессора Лья. - То следует полагать, что мой любимец, твой куратор Черный Пёс не явится, а жаль. Мы бы им устроили дуэль на шпагах или на мечах, по вашим прелестным традициям, я бы послужил секундантом, поскольку нынче в мужском обличье, какой случай пропадает! Но нет, научный питомец отнюдь не любитель острых ощущений, не станет заводить конкуренцию ради чужеземной дамы на развлечение публики. И как вы управляетесь с такими делами, мне в упор неясно, ни женским, ни мужским умом непостижимо, но занятно, ничего не скажешь. Я скажу одно: третьей семьи по их стандартам у вас не получится, не надейся, ваша ситуация тупиковая - хоть диссертацию пиши по нерешаемым проблемам общения, не тема - просто конфетка! Хотя, извини, у меня остаточные женские рассуждения, пережитки в сознании. Как мужчине мне на ваши сложные личные коллизии в высшей степени наплевать - я правильно выразила мысль? А теперь, кстати, пора звать всю кодлу для выполнения развлечений, какие ты задумала. Гости застоялись, пардон за въедливость. И самому занятно, что за чертовщину ты надумала, какие такие игры на деньги? Давай-ка объясняй в доступной форме, но помни, что про деньги я одна кое-что понимаю. Правда, не очень много, хотя и специалист по самым сложным иномирным проблемам. Всем иным-прочим, как у вас изъясняются, эти самые деньги - сплошной тёмный лес, так что старайся, не ленись, женщина!
   Пока друг-мачо читала лекцию, хозяйка приема, она же Синяя Птица, как могла жестами и эмоциональными посылами перемешивала гостей, тщательно включая в общий тон бедняжку Химеру, далее отдельно заявила профессору Лья признательность, послала краткое: "Спасибо, друг-мачо, я вникла! Постараюсь никого не огорчить и никому особо не наскучить".
   После чего хозяйка собралась со всеми небогатыми сверхъестественными своими возможностями, радушно пригласила собравшихся внутрь домика, где мигом вместо окна возникла двустворчатая дверь и сама распахнулась.
   На пороге Синяя Птица приступила к объяснениям. Получилась просто замечательная импровизация, точнее, сама вошла в голову или профессор Лья незаметно подсказал(а).
  -- "На Земле весь род людской чтит один кумир свяще-е-енный!" - пропела Синяя голосом под фанеру из той же оперы Гуно арию Мефистофеля. - "Он царит над всей вселе-е-енной. Тот кумир - телец златой!"
   Профессор Лья подыграла представлению, распростерла мужские, отливающие тёмным металлом крылья и почти буквально изобразила Мефистофеля в виде падшего ангела, а по другую сторону двери нежная Химера застыла в особенно гротескной позе, как та статуя в церкви, из-за которой Мефистофель однажды явился в каком-то из актов.
   Несколько смешавшиеся гости под звуки земных музыкальных заявлений (в особенности лихо пошло насчёт Вселенной) повалили внутрь домика и чинно расположились, кто и где пожелал, а хозяйка не теряя темпа, почти вошла в шкаф, где расположила денежное обеспечение, и стала швырять оттуда золотые слитки, монеты горстями, пачки купюр и кредитные карточки, чтобы каждому гостю досталось всего понемножку для вещественного ознакомления. Вышло эффектно, словно из шкафа забил фонтан богатства.
  -- Давным-давно, в вашем незапоминаемом прошлом, а может статься, в отдаленном будущем после неведомой пертурбации, в неких мирах; неизмеримо далеко в неисчислимых пространствах, но может быть, совсем рядом в параллельном исчислении - этого никто не знает и знать не желает, - Синяя Птица начала доклад издалека, с научной преамбулы, тем самым исчерпывая своё небогатое понимание парадоксов времени и пространства.
   - Во всяком случае в реально совместимом общем биологическом существовании, в нашем отдельном мире, который мы сами зовём Земля, населённом сапиенсами, примерно такими, как ваша покорная слуга, тоже довольно давно, это по нашим меркам, а по вашим - просто вчера вечером, на заре культурного существования людского рода было изобретено остроумное средство взаимного обмена реальными и условными ценностями. Как раз то, что вы держите в руках, в общем и целом называется - деньги, тот самый кумир священный, телец златой и прочие эвфемизмы. Для общего колорита я не поленюсь и напомню тем, кто запамятовал, что в нашем мире привычные вам всем системы жизнеобеспечения пока не включились. Мы реально находимся почти на самой заре всеобщей истории, и блага жизни у нас получаются не по разумному желанию индивида, а достигаются в тяжёлом процессе мехнического преобразования материального мира. Эти экзотические подробности мы проходили, исследовали и толковали о них на семинарах, но следует вспомнить, что у нас преобразование энергии в материю и обратно происходит более примитивным способом, чем у вас всех вместе взятых. Не посредством энергетического усилия разумного мозга, не (как у нас почти что додумались) квантовым способом, когда направленный импульс мозговой энергии вступает в взаимодействие с природными источниками, а в результате целенаправленных осмысленных физических действий, называемых трудом. Ладно, это мы подробно изучали и вроде усвоили разницу, хотя бы теоретически. Так вот, блага жизни от пищи насущной до транспортации по поверхности нашей территории настолько разнообразны, что со временем потребовалось такое изобретение, как чёткое разделение труда, поскольку один индивид не может, как у вас водится, обеспечить себе и потомству необходимые блага на приличном уровне. Мы сами лет тысячу назад, пардон за непонятные термины, но что называется давным-давно усвоили, что обеспечить себя всем потребным для жизни можно лишь на самом примитивном, как у нас говорят пещерном уровне, а если требуется время на совершенствование мозга и способностей, то труды надо разделить. Кто-то растит пшеницу (это такое растение), кто-то печёт из зерна хлеб, кто-то другой возит продукт по городу, чтобы каждый мог взять свою долю, и так во всех видах деятельности. В своё время имели место обычаи разделения труда по полам: когда Адам (мифический первый мужчина) пахал, то бишь возделывал почву для посадки растений, а Ева (условно первая женщина) пряла, то бишь вручную производила материал, потребный для прикрытия наготы - тогда всё было проще, их было раз, два и обчёлся.
   Потом нас стало гораздо больше, и потребовалось средство, чтобы более или менее конкретно соразмерить употреблённые материалы и затраченные усилия, также уравновесить обмен. Для чего обмен, я уточнять не стану, помнится была занятная дискуссия, ну да ладно. Так вот, средство обмена, чтобы не измерять одну козу на сто иголок (все помнят, что это такое?) требовалось, во-первых, прочное, во-вторых, делимое, а в третьих, поначалу имеющее ценность само по себе, во всяком случае редкое или малодоступное. Вот у каждого из вас в руках выработанные кусочки металла, назвается золото и серебро, такими были первые, всеми чтимые деньги. Далее, с течением времени и с усложнением жизни, металл почти везде заменился на бумагу, это называется купюры, или совсем недавно этим эквивалентом стала информация в электронных машинах, это-то как раз самое простое для вас. Я, по-моему, толковала как-то, что у себя дома лично я занимаюсь почти тем же, чем и здесь, а именно читаю лекции юношеству о многообразии земной культуры в историческом аспекте, это моя специальность. За это благодарное земное общество вознаграждает меня определённым количеством бумажных или электронных денег, правда, весьма небольшим, но обеспечить свое земное существование я могу почти достаточно, расплачиваюсь этими бумажками за свою пищу, кров, одежду (это то, что на мне поверх кожи), передвижения и услуги. (Работает сложная, но понятная всем система обмена.) Таким образом практически каждый у нас живет: вносит посильный вклад в систему обеспечения и получает взамен эти самые деньги, далее тратит их на свои реальные нужды, на обеспечение семьи и на развлечения.
   Это просто, вернее было бы просто и вполне разумно, если бы наши хитроумные сапиенсы опять же на заре цивилизации не додумались, что деньги могут служить ценностью сами по себе. Возник реальный соблазн получить, поиметь, накопить или забрать неправедным способом некое количество эквивалента чужого труда, то есть денег, и жить себе припеваючи, не вкладывая трудов на благо общества, а на остальных плевать свысока - пускай трудится тот, кто хочет, или не умел додуматься до такого извращения.
   Так деньги, золото и прочие иные эквиваленты из ценностей условных и обменных стали вещественно реальными и, сверх того, более ценными, чем конкретно затраченный труд. Поэтому я упомянула вначале кумир священный - люди в массах стали стремиться прежде всего к получению денег, минуя иные смыслы существования. Возникло некогда крылатое выражение: было бы здоровье, а всё остальное купим, то есть заплатим деньги и всё будет наше. Вот такая возникла схема, не буду никого утомлять подробностями, как она работает и какие блага или напротив приносит населению нашего мира. Как у любой монеты, у нашей схемы есть две стороны - позитивная и негативная, главная и дополнительная.
   Когда наше сообщество сапиенсов додумается получать блага жизни из воздуха и света, как делается у вас, то данная сложная система развалится и отомрет, останется нонсенсом истории. Однако же, я собрала вас, дамы и господа, а также прочие не подходящие под указанные категории, не за тем, чтобы утомлять скучными научными предметами и нудными рассуждениями. В нашей несовершенной схеме бытия имеются свои прелести, хотя тоже несовершенные, они называются судьба, случай, приключения духа и щекотание нервов. И вот одна из них перед вами, прошу любить и жаловать.
   Немного утомленная своей длинной тирадой, лекторша Синяя вздохнула с облегчением, когда, повинуясь импульсу и плавному жесту, каменная чаша посреди чайного домика раскрылась, развернулась и почти грациозно преобразовалась в рулетку с красным и черным и номерами, практически такую же, как показывают по телевизору в дешёвых фильмах о сладкой жизни в Лас-Вегасе или в передаче "Что? Где? Когда?".
   Собравшееся общество, излучая общий вежливый интерес, изучало явившееся приспособление, в абсолютном неведнии, что бы это могло значить. Их изощренные интеллекты не постигали простых приманок и людских страстей: ни алчность, ни грубый азарт риска или приобретения чего-то из ничего им был неведом и даже непредставим, увы! Или же наоборот.
  -- Это и есть та самая игра на деньги, - терпеливо разъяснила хозяйка импровизированного притона. - Каждый кладёт свою сумму денег, и представьте себе, что это ваше кровное жизнеобеспечение, а не просто бумажки или железки, на определенное место под номером. Сделали? Я кручу вот эту стрелку, она вертится по кругу, затем останавливается на произвольном номере, сама, как получится, никто не знает заранее, где это случится. Видите? И тот, кто положил свою денежку на этот номер, в данном случае - Тигр Снегов, поздравляю с удачей, она тебя любит, забирает всю наличность себе, он выиграл! Остальные игроки могут сказать своим кровным денежкам нежное прости, они проиграли! Кстати, если бы стрелка указала значок ноль, то бишь зерро, то проиграли бы все, деньги забрала бы я, устроительница развлечений, эта должность называется крупье. И всю дорогу надо помнить, что на столе перед вами не просто железки и бумажки, а мощные символы благополучия и власти над миром. А выбирает самый примитивный случай или судьба, как кому понравится. Кто хочет ещё?
   Распробовавши примитивный азарт, и оценив непредсказуемость удачи, пробовать захотели все, но мигом усовершенстовали игру, с подачи тихой, но изобретальной Химеры были внедрены фишки, о которых хозяйка даже не упомянула, просто запамятовала.
  -- Можно я положу в игру что-то иное, более для меня ценное, чем твои символы? - застенчиво осведомилась Химера. - Мои огни, они личные, продуманные, если проиграю, то придется менять на другое, но тогда это будет судьба. Так?
  -- Я тогда поставлю Ящера, вот что! - вдруг обрадовался Тигр Снегов. - Если проиграю, ну тогда пускай победитель на нём ездит, или отдам взамен первый выигрыш, подарок твоей судьбы, Птичка. Или всё, что выигравший потребует. Идёт?
  -- Возможно, что так будет даже интереснее, - вместо хозяйки притона одобрил идеи профессор Лья, причем довольно веско. - Как я понял, смысл игры на деньги состоит в том, чтобы рискнуть чем-то дорогим для индивида, проверить благосклонность мифической судьбы и в качестве бонуса приумножить блага, не так ли? Вот тогда я ставлю один миленький артефакт неизвестного назначения, конечно копию, пусть победитель разгадывает, что сей предмет значит.
   С этими словами Лья взял из воздуха и водрузил на стол перед собой средних размеров штучку, похожую на многовыпуклую и разновогнутую линзу из непонятного материала, то ли раковину, то ли орех, но сияющий многочисленными округленными гранями.
   - Что касается победителя, то он соберет неплохую коллекцию, - добавил профессор Лья. - Жаль, что игра не дозволяет произвольного решения, я правильно понял систему?
   Никто не стал обсуждать хамское замечание профессора, скорее всего гости не поняли о чём шла речь, понятие нечестной игры у них не укладывалось, для того следовало быть не простым специалистом по чужим мирам, а заслуженным исследователем, досконально понимающим иные, донельзя странные традиции.
   Четверка метаморфов, усвоивши указания профессора ещё до подробных разъяснений, мигом выставила на кон четыре абсолютно черные, лишенные света пирамидки, совершенно неотличимые одна от другой, а дуайен Сверхтюлень помахал ластой у себя в аквариуме и выплеснул оттуда маленький, но мясистый блестящий листочек, весь в прожилках и брызгах вкраплений.
  -- У нас с такой диковинкой мы делаем вот что, - начал он, даже возвел каплю-экран, в нём замерцали водные глубины, но потом передумал, смыл экранчик в воду и закончил просто. - Ну очень занятные результаты могут произойти, если, конечно, оно отзовется. Пока, мои юные друзья, мы будем играть. Потом посмотрим, что произойдет.
  -- Неужели я потеряла? - вдруг заявила вслух хозяйка, она тоже вспомнила совершенно нетленную ценность, которую заложила куда-то очень давно и упорно силилась вспомнить. - Нет, вот оно!
   Сама не ведая откуда, Синяя вынула и выложила на ладонь семечко от "корзинки", которое забрала с собой с дивного острова недавним утром. Казалось, что с тех пор прошли несколько полноценных вечностей.
  -- Вырастет или нет, я не знаю, - доложила она собравшимся. - Но что редкость, это я ручаюсь. Тигр Снегов подтвердит, у них такое растет в натуре, а более почти никак. И вообще, я тогда тоже играю, а не держу банк, извините, мне интересно, коллекция диковин получается - просто блеск!
  -- Вот это повезло, - доложил местный уроженец с ноткой зависти, пожирая взглядом "корзинную косточку". - Я всю дорогу мечтаю вырастить такое древо у себя в городе. Тогда я буду просить твоего Бога об удаче. Как это у вас делается, Синяя?
  -- Скрести пальцы под столом и тверди: "Милый Боженька, сделай такую милость на этот раз, ну, пожалуйста, что тебе стоит, а я после буду очень хорошим мальчиком, честное слово!" - хозяйка Синяя сымпровизировала молитву сама, не рискуя вмешивать в игру священные тексты, вроде "иже иси на небеси", профессор Лья мог бы не одобрить смешения жанров.
   Итак, с ценностями, выставленными на кон, дело было улажено, и игра пошла вскачь с новенькой вариацией, увы, концепция "денег" никого из играющих не вдохновила. Казалось, что их, то есть денег, собравшаяся компания сапиенсов просто не приметила, во всяком случае не слишком заинтересовалась " священным кумиром" Земли, или отнесла "златого тельца" в различных его проявлениях к мелким и почти не забавным ухищрениям недоразвитых общественных систем.
   Вот ведь примитивные создания, секретно для себя поразмыслила хозяйка притона, где им понять аромат роскошной жизни, жажду приобщения к ней и сладость риска! Каждый из них от рождения до добровольной смерти имеет всё, что хочет, и только забот-то, чтобы придумать, что бы такое пожелать! Разумное и без ущерба для остальных во всей обитаемой Вселенной. Тоска зелёная!
   Стрелка над столом тем моментом крутилась как бешеная, изображая собой размытый кружок, потом стала затормаживаться, но не плавно, а какими-то странными рывками, проглатывая по ходу движения сегменты рулеточного пространства.
   Знай хозяйка своих гостей меньше, она бы явно заподозрила, что кто-то мухлюет с устройством, благо им для того не надобен никакой магнит, достаточно желания, только сомневаться почти не приходилось - додуматься до мошенничества в игре разнородные сапиенсы вряд ли способны, Синяя знала это твердо.
   Скорее дружок Тигр Снегов (он же Соловей-Разбойник) изыщет на просторах вселенной благосклонное божество, пожелавшее потрафить ему лично, чем кто-либо из гостей сможет подкрутить рулетку, чтобы добиться выигрыша - и зачем бы им? Отнюдь не так воспитаны.
   Правда, за одним очень специфичным исключением, подумала Синяя мимолётно, когда стрелка взмахнувшись, несколько раз обежала круг и твердо установилась в её личной ячейке, перед которой красовалось зерно "корзинки". Так и есть, одна изобретательная душа нашлась на просторах вселенной, так погрузилась в чуждые культуры, что пришла к спорному постулату: мол, "благая цель оправдывает средства". Ещё вероятнее, что длительное приятельское общение с гостьей из прошлого сильно подпортило вселенские нравы: с кем поведешься, от того и наберешься, не иначе как...
  -- Как Вам не стыдно, профессор! - гневно, но по секрету обратилась Синяя к дружку-мачо по имени Лья, пока остальные поздравляли её с выигрышем и чествовали, заодно одобряя факт, что гостья увезет из их миров отличную коллекцию раритетов. - А ещё мужчиной заделались! Типично дамская мелкая хитрость, ай-ай-ай! На грешной Земле за такие штучки бьют шандалами! Подсвечниками, то есть, подставками под живой огонь, они обычно бывают из металла и довольно увесистые. И весь кайф от игры сломали! Жульничать способен каждый, а вот...
  -- Неужели? - в недоумении, но на секретном канале отозвался профессор. - Мне думалось, что я нашёл очень неординарный выход: и тебе куча сувениров, и никому невдомёк!
  -- Ладно, я никому не скажу, и подсвечников не припасла, - смягчилась хозяйка по секрету. - Первый раз прощается, но больше никогда так не делайте, герр профессор! Это у нас называется детские хитрости, так моя кузина в карты мошенничала будучи пяти лет отроду, все кругом смеялись.
  -- И сколько ещё учиться! Приезжай обратно скорей, Синенькая, я буду брать у тебя отдельные уроки, - тяжко вздохнул профессор Лья. - Ну да ладно, век живи, век учись, дураком помрёшь, хоть это я правильно усвоил?
  -- Браво-брависсимо, маэстро! - согласилась Синяя на том же канале и отключилась от секретных переговоров, надо было собирать подарки и заключать их в особый контейнер для переправки к себе домой, сроки близились.
   Некоторая заминка вышла с Ящером. Дружок Соловей-Разбойник (Тигр Снегов) обрадовался случаю и в момент притащил живую, упирающуюся скотину прямо в чайный домик, мол, бери, подруга Синяя, раз выиграла, садись и поезжай. Нам для друзей ничего не жаль, а как эффектно!
   Ящер сопротивлялся и норовил взлететь сквозь крышу, занёсся копытами почти на игорный стол и практически разметал чинных гостей, они, конечно, не пострадали, но смешались и отпрянули, особенно смущалась Химера, так что хозяйке пришлось наводить порядок в посудной лавке.
  -- Забери животное отсюда немедленно! К Богу в рай! - голосом и мыслями возопила Синяя. - Это невозможно, тоже мне Калигула нашёлся, привел коня в гости, убирай его прочь!
  -- Вообще-то животное теперь твоё по вашим правилам, - пригрозил неугомонный Тигр Снегов. - Но я сделаю милость, и ему, бедняжке не понравилось у вас! Кыш!
   Повинуясь зову прежнего хозяина, Ящер рванулся в дверь и вынесся за порог, как курица, забежавшая на веранду, однако по пути опрокинул рулетный столик, каковой мигом рассыпался в прах, отнюдь не предназназначенный к вольному обращению. Предметы в этих краях особой прочностью не отличались, если им особо не заказывалось, в основном были одноразовыми и случалось, что утилизировались сами собой, если за ними не смотреть.
   Восстанавливать столик с рулеткой хозяйка не сочла нужным, да и игра несколько приелась. Поэтому, выгнав Ящера, гости расположились кто где, и приступили к следующему номеру в обычных сборищах у Синей.
   Они стали состязаться в загадках, соорудив для этого большой объёмный экран в виде многофасеточного хрустального шара. Вообще, поскольку общество собиралось по профессиональному признаку, все, кроме любопытствующего Тигра Снегов и хозяйки-гостьи Синей были учёными ксеноэтнологами, то сборища на самом деле существовали как семинары на базе Колледжа2. Причем Сверхтюлень долгожитель и профессор Лья выступали в качестве педагогов, водили студентов для вольного ознакомления с разными парадоксами жизни разумных существ на просторах обитаемых миров. Иногда, правда, очень редко, на приёмы-семинары захаживали проверяющие инстанции, а именно сапиенс по секретному прозвищу Стог Сена (потому что именно так инстанция выглядела по земным меркам, совершенно негуманоидно). Он, то есть Стог Сена, представлял что-то наподобие Всемирной Предосторожности, смотрел, чтобы взаимные контакты не отразились пагубным образом на ком-либо. И следует заметить, что именно гостья данных Миров, почти беспомощная Синяя, представляла главную угрозу для остальных сапиенсов, поскольку явилась от имени культуры с очень непривычными тенденциями и могла изрядно шокировать бесчисленных остальных. Просто по неведению.
   Скажем, если Парадизяне+, почти родственные гуманоиды по основной части ходили нагишом и у них бытовали свободные отношения между двумя полами, а семейные ценности числились отдельно, то она, гостья, с некоторым скрипом могла к этим данностям привыкнуть. Однако при обратном отсчете её, точнее, земные культурные реалии, могли повергнуть кого угодно в травматический шок, и не только Парадизян+. Шок получился бы отнюдь не культурным, а самым что ни на есть медицинским, то бишь требующим последующего вмешательства.
   Синяя отлично помнила длительные мучения в обществе уважаемого и достопочтенного Стога Сена, они с Чёрным Псом сидели у него внутри и пытались выбрать материал из земной жизни для культурного обмена, когда явилась идея постановки оперы-мелодрамы по земным мотивам, и Порфирия рвалась в творческий порыв. Стог Сена, помнится, хорошенько освоил материалы истории и культуры Земли разных времен и народов, после чего практически сразу наложил вето буквально на всю культуру, исключительно из соображений душевного здоровья грядущих исполнителей и зрителей пьесы-оперы.
   Что касается Синей, то она почти ощущала себя каннибалом, которому наскоро объяснили, что кушать ближних неэтично, поэтому песни, баллады, легенды и эзотерические обряды с подобным содержанием лучше не обнародовать вовне, потому что иные не поймут и расстроятся.
   А что тогда остаётся? Если почти вся его культура, то бишь, того самого воображаемого каннибала, вращается примерно возле того, как дивно сладка печень поверженного врага и всё такое прочее. Вот и Синей в качестве гостьи пришлось кротко съесть постулат, что родная культура почти неприемлема для ознакомления, поскольку включает возможности насилия разумных существ по отношению друг к дружке и много более того. Сначала многоуважаемый Стог Сена очень мягко уведомил её о несоответствии, потом просеял практически все достижения культурного человечества и объяснил, что по указанному параметру они зашкаливают, что практически везде имеет место насилие, прямое либо косвенное, или гораздо хуже - прямое и недвусмысленное кровопролитие. А так дело не пойдёт по определению.
   Хорошо ещё, что выискался на Земле на протяжении всей её недолгой истории русский классик русской литерутры Х1Х века Иван Гончаров, редкого достоинства автор: в его романах хоть длилось патриархальное крепостное право, но прямое грубое насилие над личностями землян почти не встречалось. По всей видимости, писателю оно претило так же, как остальным разумным сапиенсам во Вселенной. Разве что только ревнивый, плохо образованный муж бросал в распутную жену поленом, (это в романе "Обрыв"), да кроткая барышня Марфенька замахивалась зонтиком на пьяного мужика, собиравшегося обидеть жену на глазах публики. И это практически всё. По земным меркам довольно нудное было повествование, но для изощрённых разумов иных миров - единственно приемлемое. Да и то, впоследствии сколько там было восторгов при изображении той самой попытки замахнуться зонтиком! Девица в роли Марфеньки просто таяла от варварской смелости, сие воспринималось, как рискованная комедия. Что называется - их нравы.
   Так вот, мысленно возвращаясь к своим студентам, Синяя всегда держала в уме и каждый семинар напоминала себе, что невинная игра в загадки должна иметь ограничения, для чего вынимала из- под спуда незримые инструкции уважаемого Стога Сена, даже если подружка профессор Лья или Сверхтюлень относились к ним скорее небрежно. Тех волновала научная истина, познание без границ, посему на посиделках с загадками Синей приходилось быть отчасти настороже, и она не позволяла себе расслабляться настолько, чтобы в свою очередь не выдать какой-либо ненужной подробности собственной культуры или не истолковать в круто извращенном виде чужих обычаев или традиций.
   Например, опять же, вполне невинная как-то затеялась загадка. Ключ и замок, возникла в памяти однажды милая земная парочка предметов, а результат был - ну хоть просто оторви да брось! Зачем людям закрывать на ключа с замками двери или ящики - этого не понял никто, включая профессоров, а толковать подробно Синяя тут же спохватилась, что называется, сама закрыла рот на замок, свалила на непередаваемые идиомы культуры. А уж толковать про убийства, единичные или массовые, любое оружие, захват заложников, военные успехи или любую юриспруденцию - это просто извините и даже подвиньтесь!
   На просторах этих Миров признавали лишь два вида условного Зла: смятение ума в виде болезни либо недостаточное знание, именно по этим причинам сапиенсы могли иметь недоразумения между собой, и всё тут.
   Остальное просто не могло, с их точки зрения, иметь места. Что такое умышленное причинение вреда - они не знали и знать не желали, вот и весь сказ. Как говорилось на юношеском грубом сленге в далёкие времена её, Синей, ушедшего оторочества: "тяжело в деревне без нагана!"
   И, увы, отбросив тотчас явившийся соблазн в образе нагана, то бишь ручного орудия, гм, самозащиты от хищников, Синяя выложила последнюю несгораемую карту, давно приберегашуюся в заначке. А именно быстренько изобрела металлический велосипед, сначала изобразила в шаре-экране, затем как можно точнее воспроизвела в реальном воплощении на месте рассыпавшегося игорного стола, однако злонамеренно положила устройство на пол, так, чтобы оба колеса вращались в горизонтальной плоскости, а руль с сиденьем не слишком бросались в поле зрения. Подобные невинные хитрости условиями семинара вполне дозволялись.
  -- И что бы это могло быть, по-вашему? - зазывно вопросила хозяйка собравшихся гостей семинара. - Смотрите, осваивайте осязательно, пробуйте и думайте. Отвечать прошу, начиная с младшей категории, а почтенные преподаватели и вольные гости потом, а если не терпится, то можно мне по секрету, как водится.
   Пока молодежь: четвёрка метаморфов и Химера мысленно скопились вокруг лежащей загадки, а бесцеремонный Соловей-Разбойник схватился за цепь голыми руками, профессор Лья, даже не пробуя приближаться к устройству, сообщал соображения по секретному каналу, ежели было позволено.
  -- Опять ваши эти излюбленные механические штучки, всё то же примитивное "колесо", теперь в дубликате, дались они вам! - ворчал он, но Синяя чётко ощущала, что профессор, не желая ударить в грязь лицом, усиленно ищет разгадку, сначала в накопленных объёмах земной информации, далее в доступной памяти хозяйки, что в принципе не слишком одобрялось правилами, хотя не возбранялось в процессе образования умов. - На самом деле - просто дешевые трюки, как дурацкие ваши деньги и эта твоя первая загадка, тоже с колесом. Наверняка что-то донельзя глупое и отчасти зловредное для окружающих, соблазн и прелесть, как вещали ваши древние пророки. Какой-нибудь нелепый технический прогресс для ненужных целей, не так ли?
  -- Обознатушки, перепрятушки! - буйно возрадовалась Синяя и для пущей дезинформации подкинула подруге (теперь ученому другу-мачо) вроде бы невольный образ воспоминание. - Ничего подобного, как раз удивительно полезное изобретение!
   Дезинформация выслалась такая: как на зеленой лужайке перед дачным домиком сынок Сеня в возрасте шести лет поставил свой первый двухколёсник на попа и сосредоточенно вертит колеса, малец играет, только спицы мелькают. Вот вам, милый профессор Лья, мимовольное признание, кушайте на доброе здоровье, если опять жульничаете!
  -- Насколько я понял, подруга Синяя, это некий станок для собирания энергии из окружающей среды, первая модель, - самый смелый из участников, именно Тигр Снегов, по всей видимости, тоже уловил образ и поспешил с ответом. - Сейчас я быстренько разберусь, как это работает. У вас, если я помню верно, берут грубую природу разряда, зовут её э-лек-три-чество, так?
   В этот момент четверо метаморфов общими усилиями почти разобрались в принципе передач энергии, и условно людское обличие навело их на правильный путь, потому что на экран они вывели примерный чертеж и стали его вращать в плоскостях, но Тигр Снегов, не долго думая взял инициативу на себя и сам поставил реальный велосипед колесами вверх.
  -- Как, однако, остроумно вы придумали, юные и прекрасные, - самым тихим шепотом сообщил Сверхтюлень, так чтобы никто не вмешался. - Я-то плыву от обратного, знаю, что движение вне нормальной среды весьма затруднительно, поэтому ваше земное сознание работает по преодолению несовершенств природы, как бы навстречу. Значит, эти "колеса" как бы двигают вас, я прав? Только как, я пока не достиг.
  -- Нет, подружка моя, это ты теперь нагло жульничаешь! - ворвался всплеск негодования от профессора Лья. - Нашла себе дурочку, точнее дурачка! Ставишь, значит, с головы на ноги, а вот фиг тебе! У меня студенты сейчас вывернут твою загадку, они тебе не хахаль местный, они почти уже неживые, но сильно разумные, вот увидишь!
   Тем моментом общество, окружившее велосипед, вертело его вдоль и поперёк на экране и вручную, хорошо, что хозяйка придала модели хоть какую-то прочность, иначе давно бы оно рассыпалось.
   Даже застенчивая Химера приблизилась к загадке вплотную и взялась прямо за руль обеими руками, на них замечательно изгибались темные ногти-когти. В тот же самый миг остальные подались на полшага и оставили её тет-а тет с велосипедом, зная, что Химера очень тоскует в любой толпе и не желая смущать её. Велосипед чуть ранее перевернули в нужное положение общими усилиями, но не вполне догадывались об этом.
   Химере оставалось до разгадки всего лишь одно движение, и она его, разумеется, сделала: потянула руль, и велосипед тронулся с места.
  -- И вот так он двинется? - в радостном смущении спросила она, потом сама себе ответила. - Так и будет, только вот...
   И тут же сообразила сама, хотя, конечно, верные догадки наряду с подсказками витали в чайном домике, соединилясь в поток и мигом распределялись по головам (у кого они были). Недосообщивши разгадку, смущенная Химера мигом очутилась в седле, а Тигр Снегов галантно её поддержал, затем негалантно подтолкнул, и вот пожалуйста - всё вышло как в немой комедии на заре кинопроцесса! Химера на двух колесах тут же набрала скорость, проехала прямо сквозь стену и не касаясь педалей (до этого всё же никто не додумался), полетела по аквадорожке вдаль в сторону моря, зрелище получилось просто-таки дивное!
   Зная отлично, что с застенчивой девушкой Химерой ничего дурного не произойдет, потому что это Парадиз и системы не дозволят ей рухнуть вместе с колесами, хозяйка всё же поспешила на выход, а гости дружно последовали вслед за нею. Только на пороге Синяя вспомнила обещание, данное соседке Свете, и послала заявку на сохранение домика с парком в качестве музея земной культуры. То же самое за ней мигом повторил Лья, не зная точно зачем, зато зная несовершенство обращения подруги с нематериальными устройствами и потоками информации, просто по привычке, принятой между ними. Всё же педагог высшей квалификации!
   И вот, оставив притон позади, разнородная группа высыпала наружу, дабы наблюсти, как Химера бодро катается на странном устройстве, и, может статься, попробовать развлечение на вкус, когда она приедет.
   Луны в небесах уже рассветились вовсю и над отдаленным морем отчётливо показалась третья, самая яркая, так что освещение вышло вполне подходящее для созерцания небывалого зрелища. Химера ехала по дорожке уже вполне компетентно и в указанный момент совершала плавный круг, намереваясь вернуться к обществу. В процессе дивного экзотического движения иномирная девушка излучала во всех направлениях смущенное, но ничем не отравленное довольство. Даже то, что ей довелось выделиться и предстать на всеобщее обозрение, Химеру на сей раз не травмировало, скорее напротив, в её анналах романтических взлетов получилось что-то новое, небывалое и неопознанное!
   И вот, в сей ослепительный миг, как по заказу, возникло дополнительное зрелище, и напрасно потом Синяя клялась и божилась, что она к нему непричастна ни сном ни духом, ей никто не поверил. Напротив, её всячески превозносили за отлично преподнесенный эффект, уверяли, что такого изумительного вечера с изысками ещё не случалось, что сказалось незаурядное мастерство оформителя! А как же!
   В те растянутые мгновенья, когда Химера во всей красе плавно катила по аквадорожке, не касаясь педалей, просто плыла, описывая круг, на её пути, почти вплотную вдруг очутилась тёмная, слабо подсвеченная людская фигура, завернутая в неразличимую хламиду.
   Обе они, Синяя и Лья, может и оба, неважно, сразу подумали, что в общество ненавязчиво, хотя с опозданием явился куратор проекта и аспирант Черный Пёс, даже невзирая на нежелательное присутствие Тигра Снегов, такое изредка случалось. Однако слабо освещенный живой объект повел себя необычно, и это мягко ещё было сказано!
   Так вышло, что увлеченная действом, Химера на велосипеде подъехала вплотную к незнакомцу и почти задела его колесом, но не заметила или не приняла во внимание, отлично зная, что столкновение с ущербом для здоровья в этих мирах неосуществимо. Однако немыслимое произошло на глазах у ошеломленной публики: неопознанная фигура, практически незадетая, шарахнулась в сторону под нежно подсвеченные ветви, свисающие вдоль дорожки и осела наземь, как бы затаившись там.
   Химера с триумфом подкатила к собравшимся и гордо восседала на неподвижном велосипеде, а неопознанный "некто" оставался под сенью ветвей, только они стали излучать более интенсивное свечение, причём самопроизвольно, определяя местонахождение неизвестного.
  -- А это вовсе не наш Чёрный Пёс, - как бы между делом встрял в восхваления Химеры дотошный профессор Лья. - Очень непонятное создание природы, к тому же в донельзя смятенных чувствах, неразбери каких. Ты бы обратила внимание, моя птичка-ласточка. Он к тебе явился, между прочим, не ко мне.
  -- Я сама чувствую чей-то дискомфорт, возьми-ка на себя Химеру, - ответила Синяя в некоторой озабоченности. - Не следует её оставлять в момент всеобщего внимания, а я займусь.
   Отбросив слегка затупившиеся сверчеловеческие навыки перемещений и общения, Синяя, как и следует примерной хозяйке приема, заторопилась к опоздавшему и затаившемуся гостю пешим способом, заодно гадая по пути, кто бы это собственно, мог оказаться. Однако вариантов сразу набралось такое количество, что справиться с задачей могла бы только особая информациооная система, вооруженная программой с выбором из бесчисленных множеств.
   Кто только ни побывал у неё в Парадизе на посиделках-семинарах, и кого только туда ни приглашали! Иногда посетители являлись без особого приглашения, поскольку информация о заежжей гостье-практикантке, живущей в Парадизе и принимающей гостей, распространялась свободно по доступным каналам информации. Ко всему прочему таинственное происхождение держательницы приемов - вроде бы из плотно закрытых миров, оно придавало личности хозяйки и семинарам особый оттенок, что влекло самых разных сапиенсов, просто, как свеча тучу мотыльков.
   Да и каждое приглашение Синей, исполненное лично, но отнюдь без блеска таило в себе возможность призвать кого-нибудь без умысла, просто нечаянно, такое тоже подчас случалось, как неверно набранный номер в телефонной сети.
   Подобные и иные соображения осаждали хозяйку приёма, пока она брела по загустевшей дорожке к месту нахождения невыявленного гостя.
   На него, на место нахождения под ветвями, указывал также след шин, он печатался на дорожке, тоже слегка подсвечиваясь. Было отчетливо видно, где Химера произвела круг и повернула обратно, поэтому отпечаток получился сдвоенным, почти как рельсы одноколейки.
   "Ага, у нас высветился некий трамвайный круг" - зашла в голову Синей вполне земная ассоциация, вслед за ней явилась цитата невесть почему и зачем. - "Трамвай отзвенел и схлынул! Умели наши классики элегантно выражаться, хотя где он, тот трамвай! И куда меня несёт поток мысли? Ау, гость незванный и неведомый! Выходи, покажись, или ты из Химер, и застенчивость тебя одолевает?"
   Последние фразы мысленного сообщения были отпущены свободно по всем каналам, чтобы загадочный посетитель, спрятанный в нише ветвей, мог сориентироваться, если его устройства видения не позволяли уловить образ приветливой хозяйки, дошедшей пешком почти до места укрытия, но гостя так и не выманившей. Позвать скромника или скромницу голосом она не догадалась, практика общения с иными сапиенсами почти полностью выветрила этот способ, как редкостный и очень неверный, звуковой регистр плохо поддавался кодированию и раскодированию.
   Во всё время пребывания в Парадизе звуковым способом ей доводилось общаться лишь с учёными коллегами, они выучились модулировать голоса с языковым смыслом из чистого щегольства, дабы освоить экзотическое знание. Правда, стоит отметить, что при помощи голосов Парадизяне+ изумительно пели, но это было очень древнее искусство, почти не соприкасающееся с реальными способами общения.
   Поэтому бедняжка Синяя чуть не села сама на вязкую дорожку со следами, когда из-под ветвей донесся сдавленный, но совершенно узнаваемый звук голоса, причем язык был знаком, даже более чем.
  -- Кто вы? Отзовитесь, или посигнальте рукой! - явственно произнеслось из укрытия. - Я здесь чужой, но никому не хочу зла!
  -- Вы, кто ни на есть, лучше выходите, - невнятно и почти косноязычно промолвила Синяя. - Здесь не опасно, давайте, я и рукой помашу!
   Сама она в тот же миг, вернее, в предыдущий, как осознала голос из мрака, начала соображать, что, собственно, поимело место быть. "Сюрприз, сюрприз!" - как говорят американцы в фильмах группы Б.
   Значило всё это, что недалекие по времени обсуждения с дружком-куратором Чёрным Псом пошли по ветру, он не внял многочисленным разумным доводам, решил провести ещё один эксперимент, хотя Лья, тогда в женской фазе, и сама Синяя всячески его отговаривали.
   И вот вам результат: бедный незнакомец, судя по звуку голоса земной и даже соотечественный мужик, прячется под кустами и явно находится на грани разумного сознания, а уж что ему мерещится, один Бог ведает!
   Говорили же экспериментатору хренову, причем не раз и не два, ну да ладно, слезами горю не поможешь!
  -- А чудовище, которое меня сбило, оно реально? - донесся вопрос из-под ветвей. - Или это испытание на прочность моей психики?
  -- Вполне реальное, только никакое это не чудовище, очень милая и романтическая девушка, - Синяя выдала развёрнутый ответ с некоторым облегчением, потому что невидимый собеседник оказался вполне в чувствах, раз стал связно жаловаться на Химеру и дурное с собой обращение. - Я вас умоляю! Выходите и давайте знакомиться!
   Судя по личной своей реакции на новенького гостя, Синяя начала соображать, что дружку Чёрному Псу попался довольно сложный случай, и здесь потребуется вмешательство, хорошо бы потолковее изложить профессору Лья и незаметно вызвать его от гостей. Желательно к тому же не смутить земного нечаянного гостя сверх необходимых пределов, профессор-то у нас тоже смотрится далеко не ординарным образом, хотя Химеры ему (моей милочке!) ни в жизнь не перещеголять! С велосипедом и без!
   Тем временем земной гость хоть заметно помедлил, но внял и осторожно покинул сень укрытия, раздвинул висящие ветви с цветами и наконец во весь рост встал на вязкую, почти застывшую дорожку. Местные луны, на данный момент три штуки, исправно осветили его, и Синяя окончательно поняла, какой, собственно, чёрт управлял действиями куратора, и почему последний (а именно, Чёрный Пёс) легко соблазнился на высылку в Парадиз нового гостя!
   Хоть она в свое время уделяла мало внимания родной литературе и того менее фантастической прозе, но облик ведущего в жанре был достаточно узнаваем, и телевидение не забывало его исправно показывать с какими-то пространными полемическими выступлениями.
   Всеволод Затонский, классик и мэтр жанра, фантастики и сайнс-фэнтэзи именно он явился из-под ветвей внушительной персоной. И наверное, увы, помнилось ему, в смысле померещилось, что ветер галактических странствий занес его реальную личность на просторы боевой фантастики, в которую он сам недавно и внушительно включился. Поэтому классик жанра упорно прятался в кустах на обочине, вовсе не от страхов или помрачения ума (человек бывалый, военный доктор и спортсмен), а вполне как профи: оставался в укрытии до прояснения обстановки!
  -- Здравствуйте, Всеволод Маркович! Меня зовут Юлия Лучникова, - хозяйка приёма наконец обрела голос и постаралась на совесть прояснить классику местные условия. - Смею заметить, что всё здесь совершенно реально, но не опасно. Напротив, безопасно до полной противности, но очень занятно. Хотя, как я поняла, с вами слегка поторопились и не провели должной адаптации.
  -- Это мне надоело бродить нагишом по прериям, - заявил Затонский почти агрессивно и даже знакомиться не счёл нужным. - Я потребовал от местных хоть какой-то одежды и чтобы мне дали возможность с кем-то пообщаться, иначе представление обращалось в какой-то нелепый фарс! И вот извольте: не успел я перенестись сюда, как явилась эта кошмарина на велосипеде - явная провокация, чтобы отследить мою реакцию! Разве так можно проводить контакт! Кому угодно померещится, что водка была некачественная, вот и всё!
   Выступление у беллетриста вышло на славу, он достаточно хорошо донёс мысль и высказал подходящие к случаю чувства, однако Синяя, она же Юлия Лучникова, чуть не вышла из образа любезной хозяйки совсем по иной причине. Это с нею едва не случилось почти внезапно, когда она основательно оглядевши требовательного гостя иных миров, осознала, что смотрится он вызывающе, причем по всем возможным меркам, и на самом деле экипирован в стиле карнавала. Кряжистая фигура Затонского драпировалась в полосатое, явно дамское пончо с кистями, а массивные ноги выглядывали снизу, босые и туго обтянутые леггинсами до икр, Боже милосердный! Тут, почти не пользуясь объяснениями, Синяя, нет, уже почти и даже скорее всего Юлия, догадалась, что произошло. Скорее всего.
   Бедолага беллетрист, Всеволод Затонский, наскучивши скитаниями в стиле "ню" по бесконечным луговым просторам, решил ускорить процесс адаптации к чуждому миру и инициировать контакт. Ждать результата непонятных процессов ему не дозволял принцип мужской активности. Для чего он вышел на связь неясным способом, затребовал одеться и стал проситься в общество, как он сам ранее обозначил. Далее произошло примерно вот что...
   Куратор проекта Чёрный Пёс, очень способный специалист по контактам, в основном привык к сговорчивой подруге Синей Птице, знал, что у землян существуют собственныен резоны, да и вообще разбирался в тонкостях людских одеяний довольно слабо. Посему, не особенно долго размышляя, куратор подкинул капризному клиенту удобный прикид и не додумался, что одёжка-то сугубо дамская. Им, всем остальным на свете, такие различия были просто до фонаря! Далее, в таком маскарадном костюмчике автор бестселлеров был услужливо ввергнут в общество, причем куратор озаботился, во-первых, разнообразием встречающих, а, во-вторых, заручился содействием соотечественной сопровождающей, дабы новый клиент не рехнулся окончательно от явленного разнообразия. Всё было предпринято верно за исключением мелких подробностей, вроде одежды и внезапности появления запоздалого гостя.
   Одного не учел куратор проекта, ещё и потому, что подзабыл первоначальные проблемы в общении с теперешней подружкой Синей, у неё активно побывали схожие сомнения. Общего для мнительных землян типа: верить ли своим глазам и прочим органам чувств, "иль это только снится мне?", после чего пора лечиться у серьёзного доктора. Беллетрист Затонский храбро грешил на поддельную водку, а Юлии поначалу всю дорогу казалось, что длятся приятные, но явные глюки на непонятной почве.
   "Однако, никогда не пойму, зачем он это проделал, и как невовремя, изобретатель хренов!" - думала хозяйка прерванного приема совершенно секретно, тем моментом, как пыталась излучить чувство тёплого гостеприимства, доступное земному гостю, и произнося слова, хоть отдалённо подходящие к случаю.
  -- На самом деле всё в порядке, я тоже довольно долго адаптировалась, пока не поняла, что нахожусь в реальности, хотя достаточно странной, - пыталась она подбодрить автора фантастических саг. - Просто у них немножко другие мерки, и имеется большое желание облегчить для нас контакт, иногда они...
  -- Я понял, вы у них служите переводчиком и гидом, для этого хорошо поднатаскались, - заключил Затонский, минуя подробности и даже любезности. - Что ж, это неплохо, тогда давайте проводите свою пресс-конференцию, я в принципе готов. Наверное, меня отобрали не зря, только хотелось бы одеться поприличнее. Вы-то понимаете, милая дама, что в шутовском виде я не могу представлять род людской!
  -- Да нет, здесь без церемоний, не волнуйтесь, - ответила хозяйка, теряясь в сомнениях, стоит ли сочинять для Затонского костюм с галстуком, а также, удастся ли ей процедура - мужским портным ей бывать ни разу не доводилось. - Тихая, мирная совершенно домашняя обстановка...
   Пока она бессовестно мямлила, не зная толком, на что решиться, к ним подоспела помощь, причем сразу в двух видах.
  -- Иду к тебе, держи самца крепче! - просигналил открытым текстом профессор Лья.
   Тем же мгновением ока он оказался рядом во плоти, правда, со сложенными крыльями, они облегали тело, как сверкающий плащ, и то неплохо. Тотчас рядом с их небольшой группой в цветных сумерках над дорожкой вспух и раздался информационный шар, там незамедлительно возник куратор на излюбленном балконе и обратился с речью, голосовой и мысленной.
  -- По-моему, наш гость в порядке, - деловито возвестил куратор Чёрный Пёс непонятно кому. - Он просился в люди, я не успел подготовить, это было сложно, информационные поля переплелись. У вас было весело, как я понимаю! И, Синенькая, опять у меня со временем накладка, никак не усвою ваши периоды. Я хотел подготовить тебе компаньона к возвращению, чтобы вас стало двое, подбирал на тех волнах, о которых...
  -- Короче, Склифософский! - блеснул неземной эрудицией профессор Лья на чистом земном языке. - Что сделано, то сделано, теперь твоя кличка - отвали! Экземпляр отменный, только ему чудится, что произошел сбой у него в мозгах, но мы его вылечим! Сначала, правда, студентам покажу, а то им Синенькая обрыдла до кошмара, она у нас напрочь потеряла экзотичность, от аборигена её не отличишь, извини подруга! И ладно, сам отправлю его домой!
  -- Только, пожалуйста, вовремя, - уточнил озадаченный куратор. - Я всё время опасаюсь опередить очередность, и...
  -- Сгинь, двоечник! - вновь не проявил милости профессор-мачо. - Я посмотрел у него в голове, что ты устроил с приглашением! То, видите ли, явился в виде пуделя с серебряной цепью, то пари держал, что он скажет: "мгновение остановись", и вообще те ещё штучки! Понятно, что основная специальность у дружка подходящая, ты знал, чем его обольстить, но помилуй, что за темпы! При таких и слон не выдержит, а тут личность с достаточным воображением, причем осложнённым, ладно проехали!
   Пока профессор со вкусом устраивал выученику вполне заслуженный реприманд, их сплоченная группа шла обратно к чайному домику, сопровождаемая шаром. По пути Синяя тихим голосом извинялась и приносила покаяние озадаченному беллетристу.
   Нет, всё что угодно, но разыгрывать сцены из "Фауста" никому в Парадизе не пришло бы в голову, если бы ей самой одноименные пьеса и опера усиленно не лезли в сознание, особенно поначалу пребывания. Вот и вышел фарс-винегрет, а достаточно образованный беллетрист Затонский воспринял его слегка извращенно, вот путаница-то и бестолковщина! Однако из самых лучших побуждений! Но чужая душа всё равно потёмки, додумался же куратор обеспечить ей земного компаньона, и изобрел же блистательный способ!
   И что главное - в самое подходящее время, вот в чём их ахиллесова пята, никак не могут постигнуть, что оно на Земле, вернее, у нас в сознании иначе структурировано! Остается надеяться, что двуполый профессор Лья управится со сложной задачей, когда будущий компаньон придёт в чувства и перестанет надеяться, что употребил не тот горячительный напиток у себя на балконе!
   Поток подобных мыслей шёл в дополнение к откровениям Лья, выуженным из памяти Затонского, тот лично поведал с укором, как сидел на балконе с бутылкой, пытался забыть предыдущий момент, когда приблудный чёрный пес стал вещать немыслимое людским голосом.
   И тогда же упала на балкон другая темная бутылка, разбилась о перила, оттуда с дымом сконцентрировался смутный образ и стал его искушать неведомым и подначивать, что, мол, он, Затонский не выдержит новых впечтлений и попросит время приостановиться! Раз за разом Синяя просила прощения за дешёвые шутки куратора, обясняла, что тот осваивается с земной культурой успешно, но не всегда точно в деталях, однако доверился известному автору, по всей видимости, почитая его обширные дарования. И прочее, прочее, прочее...
   Так тянулись вперемежку обличительные и покаянные речи, пока они втроем не добрели до оставленного общества, а шар с образом куратора не удалился в небеса, причем Синяя отлично понимала, что винился Черный Пёс скорее для вида и проформы, а реально был очень доволен содеянным, несмотря ни на что.
   Но это отдельно, с академическими розыгрышами и капустниками разбираться было уже поздновато, поскольку атмосфера была создана специально для облегчения контакта и уже необратимо, так что сердись не сердись, а приходится жить по стилю. Хотя и за писателя Затонского делалось обидно, круто досталось бедалаге из-за общей беспечности и легкомыслия!
   И когда шар с провинившимся куратором унесся ввысь, а общество выстроилось для встречи нового гостя, Синяя мысленным шёпотом обратилась к Лья и попросила переодеть гостя, не надеясь на свои слабые возможности, ведь могло выйти и гораздо хуже, чем было!
   Лья секретно проворчал о пустяках и глупостях, но внял, и не успел Затонский моргнуть глазом, как оказался одет в шорты, сандалии и легкую рубашку с весёленьким рисунком. Примерно как Синяя и просила, потому что костюм-тройка, во-первых, был бы неудобен по теплому климату, а, во-вторых, сразу не сочинился, тем более для передачи профессору, а время поджимало.
  -- Это наш новый почетный гость из моего мира, - на всех регистрах информировала Синяя, хотя остальные уже вникли, понятие висело в воздухе довольно плотно со всеми сопровождающими эмоциями. - Он прибыл только что, прошу любить и жаловать, по специальности он грезит наяву о предметах, которые существуют лишь в его личном воображении, и делится грёзами с другими обитателями нашего мира.
  -- Какой у вас изумительный мир! - первым вступил в контакт долгожитель Сверхтюлень. - Сколько живу, такие редкие таланты встречал лишь единицами во всех мирах, сухих и натуральных! А у вас даже профессия есть такая - воплощать то, чего пока нету, я вас поздравляю и приветствую, мой юный друг! Наверное, по сравнению с продуктами воображения наши скромные миры кажутся тусклыми и сухими.
  -- Я тоже рад, но слегка озабочен, видите ли, мой вид нехарактерен - начал ответную речь беллетрист, но вдруг сообразил, что наряд на нём уже новый, и слегка замялся. - Хотя, впрочем... Нет, пожалуй, у вас тоже есть на что посмотреть. Я рад, что оказался здесь, хотя и весьма неожиданно. Ваш покорный слуга, дамы и господа.
   "Однако он молодец, Всеволод Маркович!", - Синяя в мыслях отдала должное обретенной выдержке писателя. Затонский даже включил Химеру, напугавшую его до чёртиков, в круг приветствуемых дам и господ и довёл вежливый полупоклон почти до неё с велосипедом. - "Ну просто кавалергард у нас оказался военный доктор! Вот если бы он ей ручку поцеловал, однако это уже чересчур!"
  -- А мы тут осваивали ваши технические достижения, - тоже весьма светским образом вступил в беседу Тигр Снегов, не заботясь о переводе, он знал, что Лья и Синяя организовали канал связи, приемлемый для всех и каждого. - Занятная штучка, этот велосипед, нам его только что изобрели. Вы хотите покататься или уступите мне очередь?
  -- Я не настаиваю, ради Бога, - вот тут Затонский смешался вконец. - Поезжайте себе, я пока осмотрюсь.
  -- Потом расскажете насчёт вашего Бога, я бы сверил версии, - небрежно бросил Тигр Снегов и поманил к себе велосипед, с которого снялась Химера, хотя ей и не хотелось.
  -- Твой местный дружок дурно воспитан, - не замедлил отметить Лья. - Ему кажется, что всё на свете делается в его честь, ну да ладно, Бог простит. А ты, Синенькая, не зевай, знакомь с гостем девицу, а то они друг на друга косятся, даже заметно!
  -- Знакомьтесь, Всеволод, эта "Девушка с зачарованными огнями", она очень интересуется поэзией, - поспешила представить гостей Синяя, наскоро переводя личное имя Химеры. - Ей очень лестно встретить живого иномирного сочинителя, хотя у них в лесах буквально все - поэты и мечтатели.
  -- У вас есть заметная композиция, мне она понравилась, - бодро вступила в общение Химера. - Вот это:
   "Предчувствую Тебя, года проходят мимо
   Всё в облике одном предчувствую Тебя.
   Весь горизонт в огне и ясен нестерпимо
   И молча жду, тоскуя и любя!"
   Одномоментно с цитатой Химера произвела в пространстве голограмму на мотив "Демона сидящего", слегка приспособленного для объёмного обозрения ею лично, и, оставив композицию на обозрение, задала учтивый вопрос.
  -- Это вы сочинили и зримый образ представили, не правда ли? - нежно осведомилась она. - Можно мне немного доработать?
  -- Вообще-то это не я сочинял, а Блок и Врубель, текст и образ по отдельности, - нашёлся и признал Затонский. - Но если вам нравится, то, разумеется, вернее, пожалуйста. Только без велосипеда.
  -- Отчего же? - Химера настолько увлеклась любимым делом, что забыла своё обычное смущение. - Напротив, перспективная идея, очень обогащает замысел.
  -- Вот вам отличный пример хорошо сделанного контакта, - не прерывая беседы об искусстве, профессор Лья отдельно обратилась к студентам метаморфам и коллеге Свертюленю. - Обе стороны имели явственные предубеждения, ко всему прочему возник фактор внезапности, однако Синяя их искусно столкнула на предмет, интересующий каждого, и вот полюбуйтесь! Оба мигом позабыли, что видят некое "чудовище", ксеносапиенса с отрицательным обаянием, и пустились в деловые разговоры.
   Студенты- метаморфы выразили понимание проблемы очень сложной переплетённой диаграммой на канале, плохо доступном для Синей, а Лья отозвался строгим геометрическим возгласом, в ответ на который Сверхтюлень чуть не выплеснулся из своей ванны, ответил кратким зигзагом, далее вывел соображение на доступный регистр.
  -- На самом деле этот юноша озадачен сверх своей меры, - обозначил ситуацию водный долгожитель. - Однако держится браво, только не за счёт профессиональных ресурсов, хотя они помогают, не спорю. Но главным образом его тревожит целостность собственной ментальной структуры, которую этот занятный визит грозит подорвать. Не так ли, юная и прекрасная?
  -- Да, эта наша общая печаль, - согласилась Синяя. - Даже ему, хоть и специалист по вымыслу, легче допустить, что личная ментальная структура рушится, чем воспринять нас здесь как реальное событие. Особенно Химеру, с которой он так мило толкует о поэзии.
  -- Значит, убираем его отсюда на раз и даём задание проспаться, - деловито отметил профессор Лья, убеждённый, но не слишком довольный. - А ты, Синяя птичка моя, обещаешь клятвенно, что у вас дома объяснишься. Только не забудь, как приедешь, так и свяжешься, канал я вам закрепляю. Хороший парень, только мнит о себе много. Впрочем, как и все мы, мужики-мачо - существа амбициозные, с нами надобно горы терпения и возы понимания.
   Далее, практически без предупреждения, Лья и четверка детишек-метаморфов произвели дивный канал отправки писателя восвояси, Синяя только успевала запечатлеть картинку и отмечать пульсацию-динамику.
   Над головами Затонского и Химеры пространно колебалась вариация с "Демоном сидящим", на фоне небывалого заката там болтался велосипед, к которому намертво прицепилась Химера. Затем плавно, но неуклонно над спорным предметом искусства воздвиглась арка, наподобие радуги, только со строгими черно-белыми чередованиями...
   (Это создался фирменный знак присутствия расы метаморфов, они так обозначали свои действия в виртуальном пространстве других существ, вроде позывных, для себя им ничего не требовалось, они общались на иных каналах, плохо доступных пониманию живых сапиенсов.)
   ...Узорная черно-белая рамка включила в себя картинку целиком, далее изображение сидящего Демона претерпело радикальное изменение, обратилось в подобие Затонского, лихо водрузилось на подоспевший велосипед и очень романтично поехало в сторону заката, сливаясь по дороге с золотом и киноварью. Сам писатель во плоти как бы незаметно растворился, а стоящая рядом Химера, не моргнувши глазом, послала вослед уходящему собеседнику отдельную рамочку к изображению, светящуюся паутинку со звуком арф. Звуко-световые сигналы вкрадчиво обволокли картинку целиком, потом пропали вместе с нею. На лужайке остался лишь мерцающий свет трех местных лун и более ничего.
   Синяя убедилась, что живая картинка уложилась правильно, проверила получившуюся небольшую открытку и заложила к себе в контейнер для домашних радостей, при том отметивши, что это презент для писателя.
   Когда она свяжется с Затонским у них дома, ему будет приятно и полезно убедиться, что никаких кошмаров под влиянием водочного фальсификата он отнюдь не видел, а эволюции и трансформации реально происходили в других мирах.
   Просто там жизнь иная, но вполне достоверная, в чём открытка должна его убедить окончательно. И убеждая фантаста, что он не спятил, она сама будет чувствовать уверенней, в тайных закоулках души призналась себе Синяя, так что идея о напарнике оказалась вовсе не такой дикой, опять же пришлось ей признать. Как сказано в одной хорошей книге, вдвоем лучше, чем одному.
  -- Мгновение ребятишки включили точно, - вслух отрапортовал Лья. - Очнется под звук небесных струн и будет грезить о неземной принцессе небывалой красоты, в каковую обратилась наша девушка, как он только с ней поговорил об искусстве.
   Разумеется, в сообщении от профессора явно угадывалось неизбывное непонимание, с каковым их культура относилась к предметам, реально не имеющим места, а только производимым на уровне вольного брожения мысли. Да и откуда им взять мечты, в частности о принцах и принцессах, когда каждый на протяжении жизни неоднократно бывал и тем, и другим? Никаким сладким иллюзиям просто не оставалось места у них в трезвых умах, думала Синяя в оправдание дружественного профессора.
   Между тем, пока общество в рамках семинара активно занималось встречей и проводами дополнительного гостя, другой гость, привычный и почти почётный, вернулся с велопрогулки и счёл себя незаслуженно забытым. Тигр Снегов, как только возникла и утвердилась пауза, возник в поле общего зрения и привел с собой дарёного коня, а именно Ящера. Зрелище оба представляли отличное, жаль, что беллетрист Затонский спешно отбыл и не смог оценить тонких аллюзий происходящего.
   Тигр Снегов въехал на центральную аллею верхом на велосипеде, при том он бешено крутил педали (догадался, для чего они приделаны) и вёл за собою Ящера почти в поводу, животина скакала с ним вровень, слегка прядая от железного коня-велосипеда.
  -- Отлично придумано, - комментировал всадник на вседоступном канале прямо на ходу. - Никогда не знал, что энергия, добываемая мускульными усилиями, так стимулирует, в том есть резон. Кто хочет попробовать? Можно сделать больше и попробовать, кто быстрей.
   Никто, однако, не вызвался ездить в одиночку или соревноваться в скорости. Что и говорить, отменно скучная публика, как Тигр Снегов неоднократно отмечал ранее! Вместо того разношерстное общество на лужайке сочло, по всей видимости, программу вечера исчерпанной и стало собираться из Парадиза восвояси, при том выразивши хозяйке приличное случаю восхищение. Мол, редко когда случается сочетать научную пользу дела с такими изысканными удовольствиями.
   В особенности её хвалили за массу новых и неожиданных впечатлений, так отлично сопоставленных между собой и искусно распределенных. Но самое приятное для хозяйки гости припасли напоследок. Перед тем, как исчезнуть из поля её видимости, каждый сказал примерно одно и то же: возвращайся скорей, мы будем скучать, у тебя бывает так приятно!
   Исключение составил профессор Лья, он не стал смешиваться с толпой отбывающих гостей, лишь взмахнул крыльями, когда они растворились в пространстве, мол туда им и дорога, хорошенького понемножку.
   - Ну, вообщем, ты там не тяни особенно, - предложил учёный муж вместо прощанья. - Я в ваши дела с куратором не мешаюсь, его проект, но ты сама мне нужна. Как видишь, работы - вагон и малая тележка, короче, зову к себе научным ассистентом, жить можешь хоть здесь, хоть где - я не возражаю. Играй в свои и ихние игрушки, сколько влезет. Со Стогом Сена согласовано, делайте, что хотите, ты можешь свободно двигаться повсюду, когда, конечно, обучишься.
   Обронив каплю дёгтя в ложку мёда, профессор вежливо отмахнул крылом Тигру Снегов и для скорости не стал исчезать картинно, просто провалился сквозь землю.
   Так ему было удобнее, каналы движений по материи оказывались всегда вернее и проще пространственных. Синей этому всему предстояло учиться, как язвительно отметил профессор, и нельзя было сказать, чтобы перспектива особо радовала. Честно говоря, Синяя ленилась и предпочитала, чтобы её передвигали с места на место с комфортом и без ошибок, посему пользовалась своим карантинным статусом без зазрения совести. Раз не стоит обитателям закрытых миров по своей инициативе посещать иные, то ей особо и не надо. А если её приглашали куда-то, делая исключение, то перемещали сами, у неё о том голова не болела. И вышедшему послаблению, то бишь разрешению на свободное передвижение в иных мирах, Синяя не слишком радовалась, ей и так было неплохо. От смешанных чувств и прочей ненужной дребедени её очень вовремя отвлек оставшийся от сборища гостей Тигр Снегов, он так и не слез с полюбившегося ему велосипеда, вещал не сходя с седла.
  -- Ну, что, кончил дело, гуляй смело, как у вас там положено? - спросил он для проформы. - Садись на Ящера, и тронулись! Я ему сказал парочку слов, не волнуйся, сам поеду рядом на механизме - будет отлично!
   Никогда, если честно признаться, не доводилось Синей сидеть сверху Ящера самостоятельно, и потребности она не ощущала, зная спортивный нрав коняги. Однако препираться с другом по тайной кличке Соловей-Разбойник обходилось себе дороже, это она тоже знала отлично, в особенности когда его сознанием овладевали новые идеи.
   Посему, а также зная, что в здешних местах даже Ящер бессилен привести их к травматическому инциденту: в крайнем случае просто сбросит повисеть в воздухе - вообщем, пришлось соглашаться и наскоро делать себе седло с приставной лестницей, как для верблюда, затем карабкаться на спину животного почти без всякой грации. Судя по сигналам, пошедшим от коня, животное осталось недовольным, но пренебрегло обидой, заодно и всадницей, просто сделало вид, что на спине у него никого нету, а следует Ящер в форватере друга-всадника, впавшего в ненужный каприз и водрузившего на гордого коня мешок с неодушевленной поклажей. Если не падает, то и ладно.
   Таким образом и пока неспешно, они пересекли травяные и кустистые участки суши и вырулили на пейзаж с освещённым лунами заливом, стлавшимся впереди, как шёлковое вышитое покрывало.
   Дух захватывало от красоты зрелища, хоть виденного не впервые. Синяя радостно впитывала впечатления, однако её механизированный спутник оставался непоколебимым и всю дорогу активно мечтал вслух, создавая импровизированную картину широкими мысленными мазками. Примерно вот что у него получалось.
   - Конечно, мы у себя вконец избаловались, полное подчинение энергии привычно и полезно, однако вот у вас, судя по твоему последнему гостю, совсем иной способ существования, даёт нечто иное, нам недоступное. Вы определенно в выигрыше, вот твой гость, который у себя мечтает о чём-то недоступном, даже здесь полагался только на себя, и совершенно безусловно. Я понял, что это в нём главное, и никуда никогда не денется, такие условия жизни почище, чем этот ваш крутящийся стол, хотя игра неплохая. У нас тут игры возможны только в умах, наши приключения и состязания, они в сфере информации, разве что цирк со зверями - хотя он без риска, одно умение. И мне пришло в голову, вот представь себе... Я выбираю свободный, незаселённый, доступный для жизни мир, и систем обеспечения в нем не делаю просто никаких. Собственные максимально отключаю. Ну ладно, оставляю жизнеобеспечение на самом минимальном уровне и начинаю жить, как вы - всё в моей власти, но только то, что я могу сделать сам, мускулами и информацией, никакой поддержки извне. Пища, дыхание, передвижение, запоминание - будет моё, ни одной подсказки извне, только страховка жизни. И смотрим, как я преуспею. Понимаю, что твой этот сочинитель грёз поначалу даст мне фору, да и ты тоже, но подождите. Не исключено, что я приглашу вас посмотреть, и вы увидите. Далее найдутся другие желающие, попробовать себя захочет каждый.
  -- Ну, я бы сказала, что ты изобрёл велосипед, - отслушавши, возразила Синяя, на минуту отвлекаясь от дивного пейзажа и от способа передвижения на недовольном Ящере. - Разве ваши пастушеские инициации не то же самое? Дети вылетают в мир, хотя бы в Парадизе, проводят время, как предки, пастухи и собиратели, между делом учатся, вспоминают и вновь учатся. Даже я прошла небольшой курс.
  -- Это совсем не то, все мы вспоминали и встраивались, но системы нас опекали на каждом шагу, - отмахнулся Тигр Снегов. - Я предлагаю пробовать без них, тренировать то, что есть у вас. Полагаться только на себя, без внешней поддержки. Может статься, именно поэтому вы как заведённые, твердите о каком-то туманном божестве, которое должно помочь и проконтролировать, но никогда этого не делает, всё равно приходится справляться самим. Но вы к нему обращаетесь по излюбленному ритуалу, для личной страховки, так вам сподручнее.
  -- Однако, ты вырос в теологическом направлении просто завидно! - поддразнила друга Синяя. - Идея твоя понятна, но... Но мы почти на месте, и по лестнице я на Ящере не полезу, пусть Бог меня простит!
   На самом берегу неширокого морского залива, пока они к нему ехали, возникло тем временем (может и раньше было, только невольная всадница не замечала) более чем странное сооружение, которое обескураженная Синяя для доступности звала лестницей. На самом деле через блистающие лунными лучами спокойные воды перекинулось нечто вроде невесомого мерцающего покрова, толщиной в паутину. Казалось, что малейшее дуновение унесет эту изморось, как пар. Но...
   Но, если смотреть не прямо насквозь, а вниз и под ноги, то перед ними выстлался травянистый склон холма, сначала пологий, затем круто уходящий ввысь и перемежаемый скальными отрогами с узкими проходами. Вершина невесомого холма целиком состояла из кварцевых скал с вкраплениями темнеющих и искрящихся кристаллов и друз, как натуральная изгородь-решетка. И одновременно с плотной реальностью почвы и камней, казалось, что над заливом плывет в лунных переливах невесомая скатерть из паутины, остановленная в небрежном броске.
   Опять же как всегда, как любой живой конь, Ящер встал столбом, видя перед собой земную твердь, но ощущая животным нутром, что никакой тверди и травы в помине нету, что ему предлагается ступить на облако.
  -- Давай, сивка-бурка, одним махом! - невзирая на предупреждение с коня, послал его Соловей-Разбойник. - Ну! Трогайся, глупенький!
  -- Мы не поедем, - кратко заявила Синяя, включая коня в совместное заявление. - Во всяком случае в этом составе, даже не надейся. Мы с Ящером пока в своих умах, а на велосипеде ты не поднимешься, не воображай себе! Или это будет трюк, педалями ты не выкрутишь!
  -- Нету в вас божественной искры, ни в людях, ни же в скотах! Один скучный разум! - с явственным разочарованием отозвался Тигр Снегов. - Тогда получай свой механизм и ступай на трибуну!
   Легче, разумеется, было получить сердитый импульс, чем ему следовать. Синяя в обнимку с велосипедом нелепо кувыркалась в воздухе подле холма-лестницы, когда краем глаза увидала, как Ящер с переменой всадника стал громадными прыжками подниматься вверх по неверному холму, а к нему со всех сторон подъезжали другие ездоки на не менее звероподобных конях. Конный цирк-балет набирал скорость и собирался с участниками к решетчатой вершине!
   Слава неведомому Богу, конное состязание, парад-алле на лестнице-паутине началось без неё, с облегчением сознавала Синяя, но ещё бы чуть-чуть! Пока она располагалась в пространстве над холмом, выбирая место для лучшего обзора, точнее рассчитывая траекторию, куда её должно нести синхронно с конной кавалькадой, которая вознеслась почти к скальной вершине. Для комфорта она подстелила себе клочок плотного облака и кинула туда же велосипед. Не плыть же по воздуху с ним в руках, и пристроить в качестве сиденья так же стало бы дурным тоном.
   Рядом с нею планировали другие зрители, и это называлось трибуной, поток созерцателей плавно обтекал холм по воздуху, стремясь получить обзор другой стороны импровизированного стадиона-арены.
   Там располагалось основное зрелище, а подобие холма служило для привычки почти разумных коней к иллюзии твердой поверхности, животные должны были встроиться и разогнаться, потому что за острыми гранями вершины их ждала совсем иная почва.
   Пока зрители, их набиралось всё больше и гуще, плыли на разных высотах в общем течении (оно установилось само, сообразуясь с личными расчетами каждого и слилось в одно приятное и легко-порывистое), Синяя проплывая на воздухе в потоке, смотрела одним глазом на зрительскую трибуну, что всегда было занятно, другим глазом (очень не хватало третьего, чтобы охватить картинку в круговой панораме, о том следовало подумать!) изучала главную сцену, всё более объемно выраставшую для зрителей с их поступательным движением вокруг иллюзорного холма.
   Арена или сцена на сей раз представляла собой широкую ленту водопада, прихотливо низвергавшегося непосредственно от скальной вершины. Сначала сплошная масса вод текла быстро и плавно, элегантно обтекая многочисленные островки зелени и причудливо разбросанные камни, затем завихрялась крутыми водоворотами сквозь арки и гроты, чтобы затем ринуться вниз почти вертикально затейливыми водными прядями.
   По ходу течений, вдоль сплошного водяного низвержения прерывистым зигзагом обозначались едва видимые вкрапления твердой почвы, еле заметное русло водного потока, состоящее из отдельных и рассыпных камней, песчаных островков, качающихся крупных листьев на стеблях и небольших заводей с медленным течением. Зрителям предлагалась для обозрения условная река, крутыми извивами текущая вниз по стене почти отвесного водопада. Массы воды с падением вниз теряли цельность и обращались во всё более мелкие капли, брызги и искры.
   Ничего не скажешь, зрелище представлялось богатое по всем меркам, в особенности, если учесть, что в любую секунду со скальных иззубренных вершин могли показаться всадники на обезумевших конях, и целью их стремлений как раз и станет следование вниз с потоками бешеной воды вдоль почти необозначенного русла! А чёртов сын, Соловей-Разбойник очень чётко спланировал, с почти отпустившим ужасом мыслила Синяя, как она невольно окажется на Ящере посреди безумного представления, а он, поганец, будет руководить низвержением с обретенного велосипеда, который он намеревался кинуть в поток и управлять машиной отдельно!
   Ну и праздничек мог бы состояться на прощанье, видит Бог! Зрители получили бы максимум удовольствия! И совершенно неважно, что реальные опасности никому не грозили, во всяком случае не более, чем пристегнутым клиентам американских горок, однако впечатления могли бы стать совершенно незабываемыми!
   "Спасибо, лучше не надо!" - мысленно сформулировала и даже послала сообщение Синяя, тем временем как Ящер первым перевалил зазубрины и показался во всей красе над водопадом, а зрители разразились волной радостных приветствий.
   "Очень жаль, что не захотела!" - на миг отвлёкся Тигр Снегов, тем моментом всячески приветствуя публику от своего имени и от Ящера. - "Это был мой подарок, но твой Бог с тобой!"
   "Гладиатор нашёлся мне тоже, с велосипедом к тому же!" - не сообщая никому, заключила про себя Синяя. - "И с дарёным конем! Пардон, с выигранным! А вообще надо было устроить пари на скачках, вот что!"
   Однако бурчать себе под нос стало некогда, вслед за Ящером на вершине показались другие кони с всадниками, и вся команда изощренным парадом скользила по предверию водопада, выстраиваясь чёткими, хотя и импровизированными фигурами.
   Синяя вместе с массой парящей публики следила за действием почти без дыхания, поскольку вместе со зрелищем доставалось сведённое воедину почти реальное ощущение участников и коней, едва ступающих по краю пропасти. Зрители могли регулировать прием впечатлений и усилий от участников, или выбрать себе в виртуальные напарники кого-то отдельно, а если хотели, то нескольких вперехлёст. Разумеется и бесспорно, что самые сильные впечатления получали участники, но зрителям тоже доставались неплохие дивиденды.
   Синяя изучила полную гамму ощущений, когда Тигр Снегов, он же Соловей-Разбойник однажды улестил её попробовать маленькую учебную горку на мягкой, послушной рыжей Зорьке. К тому же Зорька была натуральным единорогом, а не упрямой спортивной животиной, поэтому сотрудничала с робеющей Синей от всей конской души. Тем не менее...
   Потом, отслеживая принятые и записанные личные ощущения, Синяя не знала, что предпринять: смеяться до слез, плакать от стыда или гордиться незабываемым достижением! Смесь эмоций и своих сенсорных всплесков оказалась донельзя крутой, а ровно половина пропала незамеченной, пока она взлетала вместе с Зорькой, затем вслух умоляла милую крошку не промахнуться, приземляясь, и всё такое прочее. Включая отечественные проклятия в адрес друга Тигра, завлекшего её на эти галеры!
   Понятно, что впечатления от нынешних участников получались иные, по водопаду рвались конники-профессионалы, их слаженная группа образовывала по пути зигзагом вниз не только изысканные балетные фигуры, но почти слившиеся импульсы, причём создавались впечатления без репетиций, смаху, в чем и состояла прелесть действа.
   Главное, что требовалось от участника подобных феерий - это полная уверенность в управлении конем, потому что любая животина, даже самая опытная, знала досконально, что гарцует практически в пустоте, и находит опору ногам только в момент приземления, да и то не всегда, следовательно должна полагаться на всадника, который вроде знает, что делает и куда её влечет. Бывало и не раз, что бешеный ужас коня пересиливал волю всадника, тогда оба они, кувыркаясь вместе либо порознь, летели в пустоту сквозь опоры, хотя никаких физических травм не случалось. Однако моральные усилия по восстановлению взаимного доверия потом прилагались колоссальные, это было куда круче месяца в гипсе!
   Однако в этот вечер состязания пока шли гладко. Проделавши несколько сложных эволюций на подходе к водопаду, конный балет приблизился к краю низвержения, и тут выявилась первая стремительная и напряженная пауза, участники на миг застыли, тотчас по их изогнутой спирали почти зримо и ощутимо пробежала искра. По традиции кто-то из них первым ступал на дорожку вниз и в пропасть, остальные следовали далее в любом прихотливом порядке, выявлялся лидер гонки, задававший темп и меру сложности спуска, своего рода дирижёр-участник представления.
   Правда, в любой момент лидера можно было сменить, но если только переиграть по заданному сценарию. Скажем, спуститься перед ним рискованным пируэтом, вынудить посторониться и заставить считаться с иным ритмом и рисунком спуска.
   Натуральным образом участники и просвещенные зрители-фанаты предвкушали, каким образом Тигр Снегов с Ящером заявят лидерство и будет ли оно дискутироваться на том самом месте, у кромки водопада.
   Все знали основных конкурентов, именно здесь крылась нынешняя напряжённая драма. Синяя тоже находилась в курсе и смаковала момент паузы, настроившись на общую волну участников. Миг на краю попасти длился бесконечно, напряжение и эмоции огромной массы пульсировали в бешеном ритме, отражаясь на картине обширного представления невероятным образом. Каждому казалось своё, а Синей виделось во всех измерениях, как многомерное, многокрасочное полотно отбрасывает зеркальное подобие на сияющем куполе небосвода, застывает и в тот же миг возникает в ином варианте. Как пейзаж, отраженный в неподвижых водах, однако в каждый миг пульсации новый и неожиданный.
   И вот оно... Отпустив восприятие на волю волн и слившись с ними, Синяя вдруг ощутила (это было её личное, потому что она знала), как в общей картинке возникает один доминирующий образ, сначала невнятно, потом как бы растворяя основной фон до прозрачности.
   Девушка на длинном змееподобном коне, они оба всеми чувствами вздымаются наперерез Тигру с Ящером и готовятся рвануться вниз одновременно, чтобы приземлиться практически на тот же участок пустоты, которая под копытами коней мигом станет опорой!
  -- Сумашедшая девка! - в восхищении выдохнула Синяя и не знала, какой язык при том употребила. - Нет, они оба психи ненормальные!
   Мысленная и реальная толпа зрителей похоже волновалась теми же чувствами, под набат которых, казалось, что подгоняемые ими, оба конные лидера, Тигр с Ящером и Белая Нёма на Лисе, реально свалились через край водной пропасти навстречу друг дружке и устремились на неминуемое столкновение в воздухе!
   - А-Ах! - одним мощным импульсом вслед за ними отозвалась толпа, когда свидание не состоялось, и едва разминувшиеся кони коснулись призрачного клочка тверди и вновь устремились по водопаду в разных направлениях. - Немыслимо! Немыслимо!
   Остальные участники образовали цепь и зазмеились вниз поодиночке, не повторяя трюка. Между тема пара лидеров продолжила спуск, самым немыслимым образом, сходясь и расходясь буквальном на каждом последнем мгновении, излучая и высекая бурю эмоций вокруг и во всех направлениях!
   "Оба психи ненормальные, но у них получится, получится!" - Синяя, не замечая того, твердила импровизированное заклинание, пока со всеми трибунами двигалась в общем неосознанном порыве в направлении рискованного представления и вопринимала его заодно с участниками и помимо их вместе со зрителями.
   Особый оттенок добавлялся персональными знаниями о личных моментах из жизни обоих "ненормальных", то был её гостевой приз. Оба лидера нынешней конной скачки не хотели ни выиграть, ни проиграть в последнем состязании-представлении.
   Если сформулировать кратко, то Нёма (Белый Кролик) прощалась с Парадизом, спортом и с любимой Лисой, девушка закончила образование и собиралась на работу во Внешних Мирах, в систему Координации пространства, её ждала взрослая жизнь и вторая семья. Юность и дерзновенные достижения на Парадизе оставались позади вместе с наставником. А Тигр Снегов оставался на месте, его научная и практическая карьера в той же системе Координации пространства давно успешно завершилась, он достиг зрелости и вернулся в Парадиз. Причём именно в этот из многих, который он частично создал и совершенствовал по части конных состязаний, вырастил здесь из Нёмы, своей племянницы, незаурядную всадницу, почти равную конкурентку, которой по праву гордился. Ни один его прямой потомок, ни сыновья, ни дочка, конными состязаниями не увлекались, выросли благодарными зрителями, но не более того. теперь настала очередь отпускать Нёму, ей пришла пора уходить, и напоследок...
   "И напоследок оба решили сломать себе шеи!" - по-старинке выразила чувства Синяя, невзирая на неверность сравнения. - "И коней им не жаль, только бы доказать друг дружке, что другой не хуже и не лучше. И оба выражают таким способом самые изысканные чувства! Психи! Сюжет для спортивной оперы-мелодрамы! Но смотрится красиво до обалдения, недурно подкинуть идею Порфирии, когда она устанет возиться с нашими литературными баранами. Только бы не кувырнулись напоследок, ну пожалуйста, ну только этот один раз!"
   Бесконечное насыщенное время застыло в бешеной скачке, мнилось, что представление заодно с иллюзорной лестницей длится всю сознательную жизнь и вечно станет длиться.. Но когда действие кончилось, когда оба всадника коснулись твердой земли и разъехались, то чары распались, остальная кавалькада их мигом нагнала, словно расспыпалась по всему водопаду, затем собралась у его подножия, осыпаемая водяной пылью.
   Зрители бурно приветствовали, многие спустились вниз, некоторые продолжали оставаться на воздушных трибунах, и праздник мгновенно распространился вокруг, далее предстояла насыщенная программа с прыжковыми состязаниями и массовыми конными танцами на реальных травянистых склонах.
   Отовсюду возникали новые участники с конями и зрители без оных, казалось, что реальное и мысленное пространство неуклонно расширяется во всех измерениях, потому что каждый прибывающий вносил в действие свою лепту и голос.
   Становилось всё оживленнее, кто-то из участников издали звал её, но Синяя поняла, что отчасти утомилась морально, и потому непроизвольно двинулась в сторону от гулянья по направлению к городу на ближнем пологом склоне. Там, в некотором отдалении давно призывно маячили знакомые контуры. Она прибыла для прощания и хотела глянуть на Город хоть одним глазком, прежде чем собраться с силами и окончательно пуститься в путь.
   В Парадизе, да и вообще почти везде, такое понятие, как город, в принципе не существовало, жители селились где, сколько и как хотели, поэтому собирались вместе лишь для семейного общения и приятного провождения досуга, произвольно и непроизвольно.
   Однако неугомонный приятель Тигр Снегов, вволю набродившись по разным мирам, осел в данном Парадизе и заодно с конной школой устроил в устье морского залива постоянный город-праздник, где жители или гости могли селиться постоянно, могли навещать, могли собираться в любом количестве. Каждый чувствовал себя дома, к тому же желанным гостем, для которого приготовлены вечные сюрпризы - Город постоянно менялся, оставаясь на месте и в целости. Неизменным оставался стиль, атмосфера зачарованного замка, в который можно было не только войти, но и погулять вволю, остаться на сколь угодно, затем покинуть навсегда, зная, что повторения не будет, зато в следующий раз возникнет нечто иное. Это был Город-калейдоскоп, для каждого свой и совершенно каждый миг отдельный.
   Что касается привередливой гостьи Синей, то она предпочитала навещать Город в одиночку, минуя общество хозяина-распорядителя, своего хорошего приятеля Тигра Снегов. Чрезмерно яркая индивидуальность автора мешала воспринимать полноценно его произведение, явления интерферировались и сталкивались не в пользу друг дружки. Примерно, как сложно бывает беседовать с художником за кружкой пива и на том же месте созерцать его полотно, в которое вложено очень много из того, что трудно выразить без кружки.
   Синяя шла без дороги по направлению, Город на Холме какое-то время оставался в одной неподвижной плоскости, пока Синяя в задумчивости приближалась пешим ходом, потом без предупреждения возник подле и обступил без видимого перехода. Так бывало всегда, как туда ни попадай: в одно мгновение город видится и сияет манящими огнями, а в другое, неразличимое - ты внутри, как в волшебной шкатулке, всё поменялось и искрится...
   На сей раз Синяя незаметно вошла в Город, как в обжитой дом накануне праздничной ночи: длинные коридоры и холлы пусты и темноваты, хотя обильно украшены цветами и гирляндами, однако повсюду пробиваются полосы света, доносится музыка из-за полуотворенных дверей, слышатся весёлые голоса, обширные площади кажутся комнатами, где скоро соберутся гости для общего званного веселья. И все тебе будут рады, только выбери направление и отвори дверь, какую захочешь.
   Разумеется, на самом деле ни одной двери не было, каждый попадал, куда стремился, без излишеств, однако в сей сумеречный двойственный час перед Синей по ходу одной из площадей возникла дверь-не-дверь, а живая стена в стиле витража, между стеблями декоративных растений светились промежутки,и залитые прозрачными цветными линзами разных величин.
   "Кого бы я хотела здесь видеть?" - медля у входа, спросила себя Синяя, но не дождавшись ответа, протянула руку к изогнутой несущей лозе, наощупь та оказалсь вполне деревянной и даже живой, потом собралась в горсть, как мягкий стебель, и сразу вслед за тем стена раскрылась, обошла гостью кругом и сомкнулась, как живой светящийся куст, далее плавно раздалась и оказалась комнатой-беседкой. Сквозь неплотно настеленную крышу виднелись трехлунные пёстрые небеса, отдельное освещение выделяло площадку стола в углу, остальное место занимала условная мебель, состоящая из соцветий-переростков - располагайся, где и как желаешь, лепесточки подстроятся - местный привычный стандарт обстановки, между прочим.
   Однако располагаться Синяя не спешила, она зашла сквозь стену, потому что беседка позвала её лично, значит именно тут предназначались апартаменты, как положено любому гостю.
   Отличным от стандарта виделся стол в углу, никаких подобных сооружений местные интерьеры не предусматривали ни в каком случае жизни. За столом никто здесь не ел, не работал и не сидел. На столе, пока Синяя его изучала подходя, постепенно возникли сначала сложенные грудой коробки, некоторые перевязанные ленточками, потом экзотическая для данных краев пирамида стала проясняться. А именно, приобрела разнородные, но дивно четкие кристаллические очертания, в которых проглядывались мелкие, как игрушечные, контуры самых разных предметов и сложных диаграмм. В одном шарике сидел живой белый щенок размером с канарейку и весело вертел головой.
   Плавным движением воздуха на свободной площади стола затем возникла бесцветная бумажная скатерть, на ней, как на влажной промокашке, проступила надпись кириллицей: "Отправление багажа".
  -- Кто позаботился, того благодарю, это было не только любезно, но просто необходимо, у меня вылетело, - сказала Синяя, озирая груду запакованного и уменьшенного добра. - Можно отправлять вместе с пассажиром, спасибо!
   Повинуясь высказанному желанию, скатёрка-самобранка деловито завернулась вокруг уменьшающихся предметов в прозрачных рамках, из пакета сделалась конвертом, он в свою очередь скатался в небольшой шарик и завертелся над столом.Синяя машинально протянула руки, принимая багаж, шарик впорхнул между ладоней и пропал, как только она их сомкнула.
   И только тогда Синяя конкретно поняла, что впрямь отбывает, как мимолётно пожелала, отправление началось, словно некий невидимый и неощутимый состав тронулся. Хотя она вовсе не собиралась отбывать прямо из Города, планы существовали совсем иные. Вроде бы утром куратор приглашал к себе в скальную обитель для прощальных инструкций, несомненно стоило высказать друзьям и знакомым в Парадизе благодарности за тёплый приём и выслушать напутствия. Тигр Снегов обидится до последних степеней и попробует снарядить с нею Ящера...
   "Долгие проводы, лишние слёзы, пожалуй, пора в путь!" - мельком подумала она и не стала выходить обратно в город для дальнейшего прощания, хотя собиралась, и планировала процедуру, но как-то... - "В следующий раз. Теперь покидаем местность и друзей, незаметно и незамедлительно. Поехали!"
   Крыша над головой разомкнулась, распахнулась, тотчас в проёме появилась едва заметная пунктирная дорожка, подъехала к ногам, как узкий эскалатор с пунктирными перилами.
   - Значит, пора, - сказала Синяя непонятно кому и вступила в проём из пунктиров, он мигом за ней замкнулся. - Приехали!
  
  
   ВСТАВКА НЕИЗВЕСТНО КУДА
   Впоследствие она никак не могла точно расположить данный эпизод, каждый раз казалось, что действие имело место в разные периоды. Воспоминание то помещалось в середину пребывания в Парадизе, то ближе к концу, но, скорее всего, вставлялось в обратную дорогу, но с вариантами, как бывает в сериальных снах. А впрочем, неважно, главное, что...
   Во всяком случае, каждый раз вызванные, точные сведения получались с одного и того же момента.
   Внешнее воздействие, а отнюдь не собственное желание несёт её в пустоту (как вагон метро в перегоне), далее в неуловимый момент пересадки рядом незаметно возникает куратор, как бы подсевший на промежуточной станции и заявляет неслышно, но веско: "Теперь порядок, Синяя, встроились точно, держись ближе, мы во Внешних! И со временем может случиться неожиданность, кстати о птичках! "
   После чего они продолжают двигаться в полной всесторонней мгле, затем вдвоем, как по команде, ныряют в водяную тьму, она обступает и мигом создает разной насыщенности перепонки для дыхания, зрения и слуха. Именно в данный момент, с появлением неосязаемого аппарата для жизни в глубинах, неопределенность мемуара заканчивалась, смутные очертания переходили в многомерную картину реально происшедшего события.
   Потому что в этих непроясненных глубинах для начала всё вокруг замерцало огоньками разных оттенков и явилось пояснение, что здесь происходит серосинтез, то есть процесс жизни основан не на превращении солнечного света в энергию при помощи клеток хлорофилла, а другим путем, в основе которого лежит сера, которая сложными путями дает энергию для жизнедеятельности в глубинах чего-то, возможно, что и воды.
   Сквозь разнообразные мерцания в глубинах тьмы Синяя вдвоем с куратором определённо двигались, возможно, что плыли, процесс протекал неосознанно, в каком-то направлении, однако трудноуловимом, не то вперед, не то вверх либо вниз, никаких ориентиров кроме мерцания не обнаруживалось. Хотя среди равномерного точечного свечения попадались огоньки побольше, разных типов и оттенков цвета, они возникали и укатывались непонятно как, вероятно, двигались сами, а возможно, что стояли на своих местах, и путь проходил мимо них, это осталось неясным.
   Вообще, для Синей подводное путешествие на сей раз показалось отчасти виртуальным, как звёздное небо в планетарии, хотя она ощущала, как движется сквозь толщи воды, но одновременно стоит на месте, а глубоководная сфера вращается вокруг них по сложным законам.
   Однако и наконец среди какого-то отрезка пути или времени они явственно прибыли, поскольку в их направлении замаячила некая масса более тусклого мерцания, точнее определить было сложно, но отчетливо возникли контуры, и вскоре придвинулись. Кто к кому, так и осталось неясным.
   Далее произошел сдвиг на всех уровнях восприятия, вроде бы светящаяся мгла прояснилась либо рассеялась, контуры непонятной массы обрисовались силуэтом явственно живого организма, более того, организма разумного, это стало понятно вместе с рассеяньем мерцающей мглы. Будто доселе туманная картинка мигом прояснилась или спала пелена. Только непонятно с чего, с глаз, с сознания или с другого неопределимого уровня.
   Силуэт живого и разумного жителя глубин зрительно обрел большие рыбообразные формы, с головой и хвостом, а они, то бишь подводные гости, скорее всего остановились в некотором отдалении, так что понять подлинных размеров этой условной рыбы у Синей не получилось.
   То ли он, данный сапиенс, был величиной с грузовик, а может статься, что размером с дом, эдак в три-четыре этажа, толщи воды не позволяли прикинуть точнее, да и расстояния бессовестно обманывали.
  -- Мы прибыли, - кратко сообщил куратор в обе стороны.
   Практически сразу разумная рыбная масса тоже прислала ответ. Причем, столь мощный, что Синей померещилось совсем несуразное: будто бы её личность мигом распылили на местное мерцание, затем вновь неспешно, но аккуратно собрали, по дороге досконально изучивши, как инфузорию под микроскопом. К тому же изучили не как оригинальное творение, а несколько по-иному, в качестве представителя хорошо известного вида, да и то с неуловимыми особенностями.
   Когда, если вспоминать и сравнивать, то милейший Стог Сена в целях Галактической Предосторожности изучал земные и лично её, Синей, культурные слои, он преследовал определённые цели, смотрел в оба, где и какие земные навыки могут войти в противоречие с сознанием других вселенских сапиенсов, какая может случиться интерференция в обе стороны и как может отразиться. Это было одно.
   А в этих глубинах непонятно чего, её лично, и как представительницу тоже, мигом вывернули наизнанку, собрали обратно и проанализировали, как некую малость, вроде капли воды, по которой изучают море, из коего она вышла, совершенно неважно, когда и как.
   В ответ на непривычную бесцеремонность, поскольку все встреченные в иных мирах сапиенсы церемонились друг с дружкой индивидуально и бесконечно, Синяя собрала запасы личной, а так же родовой наглости и вступила в общение без приглашения.
  -- Приветствую тебя, Чудо-Юдо, Рыба-Кит, - сообщила она в самом широком диапазоне, пользуясь ассоциацией из детства и не стесняясь ненаучности определения.
  -- Весьма отрадно, - через какую-то паузу поступил ответ с точно дозированной насмешкой, совершенно родной, в чётком стиле. - Хамите, парниша, и не стесняетесь, причем всем без разбора. Вот спутника назвали "Черный пёс", тоже пользуясь записанным фольклором, у вас со временем обнаружился вкус, не спорю. Ему-то хоть объяснили, откуда колоритная кличка взялась, какие культурные слои задействованы, или как?
  -- Я не возражаю, - вмешался куратор, приходя на помощь непонятно кому. - Мне даже нравится.
  -- Ну, видишь ли, у нас имеется увлекательный роман для детей, про авантюристов на море, называется "Остров сокровищ", - путаной скороговоркой стала объясняться Синяя с некоторым опозданием. - Там полно персонажей с отрицательным обаянием, скажем Одноногий Сильвер или Черный Пёс, их боятся и ими восхищаются, это у нас называется романтика. Одновременно я привязывала здешние реалии к своему восприятию, желательно к базовому, детскому, чтобы сделать их более доступными по обратному принципу. Белое зовется чёрным, большое маленьким, сладкое горьким, по типу перевертышей. "Ехала деревня мимо мужика, вдруг из-под собаки лают ворота..."
  -- Не вешай, голубка моя, людям лапшу на уши, - смачно отозвался подводный сапиенс, обозванный Рыбой-Китом. - Ты просто-запросто балуешься, вместо того, чтобы пугаться, это отличный принцип. Что и отрадно, с чего я и начал.
  -- Видишь ли, Синенькая, я тебя привел без предупреждения, - куратор по кличке Чёрный Пёс решил внести свою долю в процесс покаяния. - Прежде чем приступить к нашему проекту, на тебя хотел глянуть...
  -- Короче, давайте-ка я представлюсь девушке, и дело с концом, - веско заявил массивный житель серных глубин. - Она сообразит мигом, у неё культурные пласты перемешаны и работают слоями. Просто я раньше, причем много раньше, занимался этим самым проектом. Вами то есть, было желание пригласить множество способных родственных душ в наш маленький, но уютный клуб. Однако ваш дивный мир никак не хотел дозревать, всю дорогу увиливал в сторону от принятых везде стандартов поведения. То ли спектр звезды у вас сильно специфичный, то ли примеси в дыхательных смесях особые, то ли животные предки были чрезмерно динамичные, но сколько я раз ни пытался - всё как об стенку горох, с тем же результатом. Превратные понятия, массовые заблуждения умов и ничего более. Даже у тебя сейчас мелькнуло и тут же пропало. Я нарочно упомянул по пути про серный обмен веществ, а ты тут же мимоходом припомнила, кто и где конкретно у вас пахнет серой, но не призадумалась, а просто отметила сходство. Не попалась, короче говоря, на крючок к рыбке.
  -- Ах вот оно что! Понятно в общих чертах, - почти невразумительно сообщила проверяемая гостья Синяя. - Вот кто несёт ответ за разные демонизмы, ворожбу и суеверия, это теперь называется превратные понятия и заблуждения незрелых умов. А вовсе не бессовестные эксперименты с благими целями, пардонне муа! Бедные отдалённые мои предки, хоть и чрезмерно динамичные, как им лихо досталось! А я-то всю жизнь гадаю, отчего они выдались такие нервные и пугливые. К тому же своих мелких детишек страстно стремились запугать всякими чертями и демонами, пока те из пеленок не вышли, а это, оказывается, была вполне разумная профилактика.
  -- Точнее выразиться будет, как ты заметила: ехала деревня мимо мужика, - сформулировал рыбо-сапиенс без смущения. - Причем бесконечно долго, видишь, я с вашими понятиями знаком. Эдак тысяч десяток оборотов вокруг светила, а то и больше, я со счета сбился и удалился в мрачные глубины с серой, как ты изволишь мыслить. Там, вернее, тут, принял нынешний облик и занялся другими делами, не дождавшись, пока вы дозреете. А именно, пока у вас появятся хоть какие-то мозги, способные принять маловероятное без испуга и превратностей. Глянь, не успел обернуться, а ты уже тут! Наш юный друг, твой Черный Пёс взялся и нашёл, лихо отследил прямо на поверхности. Хвалю.
  -- Ой, а можно я поинтересуюсь? - почти невежливо Синяя прервала поток восхвалений, возник интерес по профессии и возобладал над всем буквально. - Какими из базовых мифов мы вам обязаны? Ну, понятно, прежде всего, доктор Фауст, но это почти сознательная интерпретация. А вот, скажем, волшебные сказки и весь магический фольклор, с палочкой и полётами на метле?
  -- Постой, прелестная наяда, не торопись, слишком вы увлекаетесь, в том ваша прелесть и ваша беда, очень предметное воображение, ни у кого такого нету, - отставной наставник рода людского поспешил охладить чувства гостьи. - Летать на метле дело нехитрое, в особенности, если дымом надышаться, а вот иные позитивные примеры тебе знакомы, я надеюсь. Если имеешь веру с горчичное зерно, то можно двигать горы, или же накормить кучу народу двумя рыбами и одним хлебом, или наоборот, числа тут неважны, а пища останется. Эти трюки были лишь для наглядности, не более того. Но базовая идейка, что любой сапиенс есть образ и подобие, если он того пожелает и поучится - это более серьёзный урок, и его почти усвоили, как оказывается. Я рад, хотя вы опять далеко ушли в сторону, играете в преобразование предметного мира при помощи техники и информации, минуя один пропущенный поворот в сознательной деятельности.
  -- Ага, вот у меня есть один приятель-коллега, тоже культуролог, он лелеет замечательную мысль, что без учения упомянутого Христа не было бы ни автомобиля, ни холодильника, - не выдержала и встряла Синяя. - Идея кажется поначалу донельзя экстравагантной, но теперь я понимаю, что довольно логично.
  -- Примерно так, - охотно согласился экс-наставник. - Долго запрягаете, но быстро ездите, однако поворот всё же пропустили, а может быть и нет. Может статься, сейчас как раз и время. Автомобиль, самолёт холодильник и компьютер вы в массе почти усвоили, и почти не путаете с магическими силами, теперь можно в обратную сторону, но очень осторожно, как ты понимаешь.
  -- Наш проект, он как раз учитывает сложности массового понимания, - наконец вмешался куратор, вдохновленный примером подопечной. - Прошлые и настоящие...
  -- С проектом мы отлично знакомы, он почти тот же, с небольшими вариантами, - подтвердил экс-куратор. - Оставалось глянуть на нынешнего исполнителя. У меня они и раньше бывали, каждый сбивался с пути рано или поздно. Или сбивали. Бедняги потом жутко переживали и, фигурально выражаясь, запивали мёртвую. Сонму ангелов долго приходилось утешать. Ну что, посмотрим на этот раз, хуже, пожалуй, не будет, если мне не показалось, конечно. Занятный сейчас приплыл экземплярчик, кстати, это комплимент. Впервые другого пола, раньше с ними почти не общался, очень уж были отстранены от всего, кроме продолжения рода, хотя мозги удачнее устроены. Более подготовлены для сотрудничества, а не для конфронтации. Это тоже комплимент, душа моя. Ну давай, действуй, авось получится, а если нет, то не впервые, не горюй. Возможность заблуждения на этот счет - примерно 15 процентов, это по-вашему, очень пока недурно.
   Таким странным поворотом беседы трехсторонее общение разумов и завершилось. Синяя поняла, что это ей опять сделали комплимент, признали годной к исполнению проекта, и ненароком отключилась от обмена мыслями, наверное, слегка умственно переутомилась.
   Её тут же заняла вполне праздная мыслишка, отчего бывший наставник человечества принял такую подводную форму, а также, где они, собственно, находятся. И почему она раньше здесь не побывала и не познакомилась с опекуном своего куратора. Ей казалось, что такое интервью могло предшествововать разработке проекта, так было бы торжественнее и ответственее, но в чужой монастырь со своими уставами не ходят. Может быть, её не хотели смущать разговорами о неудавшихся попытках, или существали иные веские соображения, не так уж важно.
   По всем вышеуказанным соображениям Синяя весьма легкомысленно пропустила деловое напутствие, если оно было, и въехала в общение точно в завершающий момент, когда наставник Рыба-Кит отдавал последний салют преемнику. Буквальных выражений она не уловила, а смысл оказался простой, примерно вот такой: "И флаг вам в руки, дети!"
  -- Очень приятно было познакомиться! - с остаточной вежливостью спохватилась она, уже в некотором удалении от места свидания, и получила напоследок занятный ответ.
  -- И вам того же, во всяком случае не хуже! - донеслась до неё отличная стилизация под собственную манеру общения, навязанную ею, как оказалось, не только текущему куратору, но и древнему наставнику.
   Практически сразу после тьма перестала мерцать, сосредоточилась, углубилась, и перепонки в органах чувств стали таять и уходить. Наступало перемещение неизвестно куда, и куратор держал путь сначала вместе с нею, потом отделился и растворился, она оказалась одна и не вполне осознала где и когда.
   (Конец неопознанного во времени эпизода)
  
  
   ВОЗВРАЩЕНИЕ ПЕРВОЕ (ПОЧТИ НЕРЕАЛЬНОЕ)
  
   Во-вторых, тьма стала синей, а что было во-первых, как-то незаметно ускольнуло, но определённо существовало. Итак, тьма стала синей и менее плотной, в ней нарисовались узоры и едва заметные просветы-точки, потом она осознала, что сидит на чём-то твёрдом и смотрит на вечерние синеющие небеса с первым урожаем далеких мелких звезд.
   Вокруг неё расходится кругами пространство, очень близкое и вроде знакомое, только под каким-то новым углом. Ещё она поняла, что...
   Над головой колышатся ветви высоких деревьев, выше синеет небо с клочками светлых облаков, под ней прочно стоит деревянная скамья со спинкой, а прямо впереди, просто рукой подать, выделяются стены белого невысокого здания, с обратной стороны которого идет лёгкое свечение, как бы зажжены лампы и свет отражаясь, проступает вокруг дома. Изнутри доносятся звуки музыки, кто-то страстно и нежно поет женским голосом, к ней несется отзвук пения.
   Где это происходит и почему, у неё отчасти смешалось, слишком много впечатлений наложилось, поэтому она сочла за лучшее пойти и проверить вплотную, чтобы сообразить, что к чему приходится. Когда она встала и сделала пару шагов, то обнаружила, что идет босиком по поверхности, к такому хождению не предназначенной - под ногами оказался мелкий гравий с камешками, и ступни отчаянно запротестовали. Но почти сразу неудобства кончились, потому что она ступила на гладкое мраморное крыльцо, слегка освещённое, и вошла в открытые двустворчатые двери, далее последовала по тёплому паркету в направлении, откуда доносились звуки пения и музыки.
   Вопросов типа "где я?" она не задавала, как не пыталась доискаться ответа без достаточной информации. Потому что могло оказаться буквально всё, что угодно, лучше сначала сориентироваться, затем соображать и подстраиваться к обстоятельствам. Иначе можно было запутаться, и не дай Бог, по ошибке переместиться и залететь совсем не туда, что вполне возможно уже произошло. Поскольку никаких задач насчет места с музыкой и пением она себе не ставила, праздник точно должен был остаться позади, или это вышла накладка. Желания перепутались с возможностями, и она пока остается в городе на Холме. Или ещё где-нибудь по собственному хотению, а поют и играют для вновь собравшихся гостей.
   Простенькое недоразумение со временем и пространством могло иметь место. Такое бывало, если она выпадала, задумывалась и неслась по подсознательным импульсам, не высчитывая дороги, а полагаясь на привычку. Её, то бишь привычки, порой не хватало, так невнимательный пассажир может внезапно обнаружить, что сбился на пересадке и давно едет не в ту сторону - если принять за точку отсчета столичный метрополитен, примерно так скажем.
   Возникшая перед ней высокая филенчатая дверь и не подумала сама распахнуться, пришлось толкать её руками, а когда створки раскрылись...
   То вместе с ними открылось понятие, где она, и даже когда. Просто ужас, что произошло, оказывается.
   Она быстро и незаметно канула во тьму холла с паркетным покрытием, отошла от двери подальше и попыталась освоиться с добытыми знаниями. Помещение она опознала мгновенно, оно было памятным и приметным, а именно музыкальная гостиная в графском особняке, мраморные камины, венецианские зеркала, эркер во всю стену со сложным переплетением многостворчатых окон, белые ряды колонн. Всё в точности совпадало и более, чем реально. То был первый этаж старинного здания, в котором она селилась выше в незапамятные земные времена. Навряд ли она собралась с мыслями данное великолепие припомнить или вопроизвести, да и зачем бы? Следовало принять за данность, что она вернулась в первоначальный свой мир, практически туда, откуда незнамо когда вылетела, чтобы...
   Ладно, быстренько освоившись с понятием КУДА, точнее ГДЕ она нашлась, путешественница (хренова!) стала усиленно примерять более сложные вероятности, а именно, КОГДА? В отыскании временной точки состояла главная сложность, но вычислить следовало как можно более точно, хотя в сложных странствиях от подобных категорий ей пришлось отрываться и отвыкать.
   Но, ЗДЕСЬ вам не ТУТ, как говорится в известной прибаутке, ЗДЕСЬ время нахождения субъекта в точке пространства значит довольно много, и необходимо ориентироваться, дабы не возникали лишние сложности.
   Итак. Если напрячься и вернуться в отдалённую точку, из коей она отправилась странствовать, то действие имело место на балконе этого самого здания поздним тёмным вечером, примерно, как в данный момент.
   Ладно, допустим, что она вернулась практически туда же, балкон, надо полагать, расположен выше этажом за углом того здания, где она сейчас прячется (то есть, находится). Далее. ...И час практически тот же - темно и звезды в небесах, почти та же природа и погода - но вот который день?
   Когда она почти неведомо для себя отправилась в далёкий долгий путь неизвестно куда, то был вечер, были звезды, всё было то же самое, как сейчас. Помнится, её обещали вернуть на то же место и в то же время, да именно так оно и было. Однако теперь она знала, что вполне возможна накладка со временем, на эту ногу в тех отдалённых местах ступали нетвердо, им в принципе было все равно.
   "Однако вернемся сюда...", - не поддаваясь тошной панике, толковала она себе самой за отстутвием иной разумной аудитории.
   Вечер выглядел почти так же по всем доступным ощущениям, она тщательно припомнила, но только... Но ни света снизу, ни музыки, ни женского пения тогда отнюдь не доносилось. Тем вечером внизу под балконом царила нерушимая тишь и темь, это абсолютно точно. И вечерние мероприятия в санатории отнюдь не планировались, вроде бы. Значит, вечер не тот. Или тот, но много позже.
   Если после её немыслимого отбытия на санаторном горизонте срочно возникла певица, которая услаждает публику в музыкальном салоне. Приехала, настроила гитару и поёт в порядке импровизации. Аудитория мигом собралась, привлеченная дивными звуками и манящим светом из узорного эркера. Возможно, однако вероятности в том маловато, если привлечь элементарную логику. Хотя бывает и не такое, но любую вероятность следует проверить, только вот каким способом? Неясно...
   К тому же, путница созналась себе, что она реально опасается пускать в ход возможности, обретённые в странствиях. По одной простой причине, смешной и банальной.
   Если она выяснит, что никаких расширенных возможностей не имеется в наличии, то остается вероятность, что пакет странствий и достижений ей примерещился, тогда лично с собой будут другие разговоры. Не очень приятные, прямо скажем. Тогда придётся срочно решать, оставить ли комплекс былых глюков себе на добрую память, либо привлечь на помощь специалистов, очень неприятная обрисовалась дилемма.
   Отчаянно желалось избежать сомнений, для чего следовало срочно понять, когда, точнее, в какую точку времени она ввалилась босиком. И в своём зелёном халате, кстати, только невероятно мятом и потерявшем форму напрочь, она машинально проверила и убедилась. В любом случае являться на публику в подобном, вернее, неподобающем виде, отнюдь не следует. Иначе специалистов не избежать, в особенности, если она исчезла из санатория несколько дней тому назад, потом явилась в ночи босая в спальнем халате на голое тело. Понятное дело, что с нею может случиться.
   В таком виде можно спокойно докладывать о встречах с НЛО и странствиях по обитаемой Вселенной, место дальнейшей доставки мигом прояснится с полной точностью.
   Так она медлила в тёмном холле перед закрытой дверью, почти как бедная Золушка у ограды замка, пока нежный голос певицы не перешёл на прозу и не зазвучал без музыкального сопровождения.
  -- А теперь, на прощание, как и обещала, я спою тот романс, который никто не пел, как следует, множество лет. Слава Богу, теперь можно, - сказала исполнительница с придыханием и тронула струны гитары. Полилась забытая музыка, на которую наложились новые слова. - "Ветви акации, нежно душистые..."
   И почти сразу у бедной Золушки под дверями почти прояснилось в голове, тому поспособствовала занятная историческая подробность.
   "Рвутся, снаря-а-ды, треща-ат пулеметы", - машинально спелось ей вместо " душистых ветвей акации". - "Это красные забрали у белых любимейший романс и приклеили известный припев "И как один умрем в борьбе за это!" Если вернулся романс про белую акацию, то поёт меццо-сопрано из Ялты, о котором я видела объявление в библиотеке накануне. Ага, та самая дама в декольте и блестках, её видела на плакате, там белую акацию обещали в натуральном виде. Кажется, концерт планировался на следующий вечер, слава Богу, не через неделю, как хорошо иметь предметную память!"
   После сумбурного объяснения с собой дело пошло веселей. Значит, временная дырка не такая большая, возвращение на другие сутки в неформальном одеянии можно худо-бедно объяснить хотя бы минутным увлечением, если на то пошло. Здесь она дама взрослая, свободная и никому не обязанная отчётом в своей личной жизни. Скажем, сбежала через балкон с кавалером вчера ночью, гуляла сутки в близлежащих горах, потом опомнилась и вернулась к санаторным будням. Никто ей не указ, как проводить личное свободное время.
   Осталось только попробовать вернуться к себе в номер на втором этаже, не пользуясь ключами, которых нету, и не обращая на себя внимания на входе.
  -- Причем следует поторопиться, - строго заметила она себе. - Потому что сейчас она допоет про "ветви акации", выслушает апплодисменты и закончит представление. Публика начнет расходиться, прямиком в эти двери, не хотелось бы оказаться в центре внимания. Лучше будет доразмышлять на балконе.
   Кому было высказано пожелание, осталось неясным, но оформилось чётко, визуальным представлением о пустом балконе второго этажа с видом на спуск к морским просторам сквозь купы вековых деревьев. Нахождение балкона в мысленных координатах произошло тем же мгновением, желание оказаться там сработало вслед, и...
   Балконная решетка тотчас оказалась на своем месте, рядом с нею стоял пластиковый стул. А под босыми ногами валялись забытые в броске тапочки, отнюдь не потерялись. Всё было так же, как давним вчерашним вечером, она стояла на балконе, поверху сходился небесный свод, только снизу лился свет из окон музыкальной гостиной, хотя музыка перестала звучать.
   "Единство места и времени почти соблюдено, подумаешь, плюс-минус сутки-другие", - подумала вернувшая путница мельком и смело вошла в номер сквозь открытую дверь, намертво припертую тяжелым стулом.
   Так она делала постоянно, чтобы внезапный порыв ветра не захлопнул балконную дверь и не вышиб стекло.
   А в номере ждало другое реальное подтверждение, хотя не вполне понятно чего. На прикроватной тумбочке среди лосьонов и кремов в свете зажжённой лампы открылась записка на четвертушке бумаги, текст был исполнен крупными полупечатными буквами.
   "N 13, очень Вас прошу! Уходя, закрывайте дверь на ключ и не оставляйте балконную дверь! Вас где-то носит, двери не закрываете, потом будете жаловаться, если что-то у Вас пропадёт. Пока оставляю, как было, и мы не отвечаем.
   Администратор корпуса N1. Число, месяц, время... "
   Число на документе стояло, надо думать, сегодняшнее, по сравнению с последним вечером - завтрашнее. Выводов сделалось два, один вполне стоил другого. Первый - что она и впрямь пробыла в отстутствии ровно сутки по местному времени, и никто её особо не хватился, это хорошо!
   Второй - раз она попала из холла на балкон простым мановением ока, то значит, что не всё бывшее с нею приснилось, к докторам идти пока не обязательно, во всяком случае срочности никакой нету. Можно проверить иные вероятности, какими бы странными они здесь, на конкретном Южном берегу ни казались. Торопиться особенно некуда.
   Если Проект ждал исполнения десяток тысяч лет, то от пары дней промедления не случится ничего фатального. А ей лично недурно бы освоиться со своими впечатлениями и проверить возможности здесь.
   На Южном берегу, не отходя от кассы. Первым делом... Что, собственно, надлежит первым делом? Переодеться и проверить багаж, как положено уважающей себя страннице, вернувшейся пусть не домой, то в исходную точку. Итак...
   Насчет мановением ока переодеться не раскрывая шкафов и чемоданов, она потерпела постыдное фиаско. Неплохо для начала, хотя заявка была непомерной, прямо скажем. Итак...Стыдно сознаться даже самой себе для чего именно, но скорее всего для убедительности она пожелала сменить жёваный халат на ту форму одежды, в которой отправилась обратно в свои миры: бриджи и рубаху с встроенными камнями, по возможности, драгоценными. И ничего не получилось.
   Зеркало в стенном шкафу, как отражало встрёпанную замарашку в мятом халате, так и не перестало, привычное усилие в рамках переодевания не то что бы произошло втуне, оно просто не пошло, не включилось, в отличие от пожелания забраться на балкон, повисло в пустоте. Однако же...
   Стало активно тревожно по части остального и испыталось облегчение задним числом: хорошо, что первое пожелание насчёт балкона исполнилось, а то стояла бы она у дверей именно в таком виде. Значит имеется избирательность, вот только по какому принципу? Не давая себе времени на тревожные размышления по разным поводам, она приступила к второму пункту своей программы, гораздо более существенному. Если она здесь не сможет наряжаться, ей как захочется, то это полбеды, но багаж с вспомогательными комплексами необходим позарез, иначе от Проекта останутся одни воспоминания и сомнения самого неприятного свойства.
   Переместиться из холла на балкон она могла по остаточному принципу, без личного участия, если система доставки допустила мелкую промашку, а потом догнала, такое тоже бывает. Причём системой обратной доставки ведал кто-то помимо неё, она не удосужилась выяснить, кто именно. Вот что значит избаловаться вконец на гостеприимных просторах Парадиза.
   Мимоходом она пристально глянула в зеркало, и от сердца слегка отлегло: пусть замарашка смотрела на неё оттуда, но все же не совсем. Во всяком случае другого цвета и более приятного вида. На реальном Южном берегу, ей, как помнилось, загореть не довелось совсем, погода не позволила, а из зеркала на неё смотрела особа моложе ожидаемого возраста, главным образом за счёт глубокого загара золотисто-розового оттенка. Помимо того с мелкой россыппью бронзовых веснушек на переносице - особа явно где-то побывала и там отчасти сменила облик. Если опять же не глюки.
   Чтобы окончательно удостовериться, особа медленно протянула руки к зеркалу, свела ладони вместе и попыталась вызвать содержимое пустоты. Той самой, где в свёрнутом виде хранился багаж, аккуратно упакованный опять не ею лично, а кем-то другим. Но она знала, в каком виде...
   Усилие сначала пошло с трудом, потом резко застопорилось, далее получилось нечто вроде вылета пробки от шампанского - с хлопаньем и треском! Осыпанная мельчайшими осколками стекла, она с удивлением смотрела, как по комнате, отскакивая от стен и потолка, мечется плотный шарик и меняет цвет с прозрачностью прямо на глазах. А балконной двери просто как не бывало! Невзирая на стул, стекло разлетелось на мельчайшие брызги. Однако!
   "Заставь дурака Богу молиться, он и лоб расшибет!" - возник трезвый комментарий, но облегчение было больше и полнее.
   Хоть с упущением и ущербом для чужой собственности, но багаж прибыл и отыскался, теперь бы его приручить и остановить. Было бы неплохо, пока народ на сбежался и не уставился на безобразие! Одним краем уха слушая, не бежит ли кто по коридору особняка (это занятие мешало сосредочиться!) она вонзила взор в сбесившийся шар-багаж и стала уговаривать его мысленно остановиться и приблизиться, а не мельтешить по комнате, как летучая мышь.
   Повинуясь сумбурному зову, шарик перестал скакать и биться по стенам, вместо того вообразил себя летучей мышью и стал описывать круги под потолком. При том принял странный, но стабильный вид - плотного бело-розового сгустка со слегка оплывшими краями и стал вприкидку похож на обкатанный кусок гальки с пляжа.
   (Помнилось довольно смутно, что в первые прохладные дни, когда солнце пекло, но ветер и вода активно препятствовали купанию в море, она бродила по пустому пляжу, сидела на лежаке и для развлечения подбирала среди серых скучных камней круглые камешки более приятной расцветки. Некоторые до смешного походили на кусочки ветчины, иные будили фантазию и заставляли её мечтать о бело-красных мраморных чертогах, когда собирались в приличную кучку.
  -- Вот привезу мрамор себе домой, - говорила она соседке по коридору. - И устрою себе сад камней в лоханке, между всем прочим посажу карликовые сосны и пальмы.
   Соседка Наталья только хмыкала и предлагала погрузить в чемодан один большой булыжник, обещала отыскать экземпляр поувесистей. Поскольку была женщиной деловой и прагматичной, и сад камней с цветочками её не вдохновлял.)
   И вот вам пожалуйста: багаж из Парадиза, которому была положена прозрачность и невесомость, явился в непотребно-галечном виде и не желал даваться в руки, порхал себе под потолком, а на полу блестело в свете лампы осыпавшееся оконное стекло.
   Создавалось чёткое, хотя ложное впечатление, что этим самым камешком кто-то запустил в окно. Для полного правдоподобия камню стоит только спуститься на пол и улечься среди осколков, тогда вообще без вопросов.
   Продолжая созерцать эволюции багажа под потолком, она уселась на кровать и принялась за мысленные упражнения. Давным-давно, вчера в Парадизе, она заметила, что энергия и материя слушаются лучше и не так брыкаются, если настроить себя на поэтический лад. А именно посильно расслабиться и процитировать вслух или мысленно любой стихотворный отрывок, главное - спокойно и мерно. Понятно, что к преобразованиям энергии и материи поэзия отношения не имела, но личную психическую систему подводила к должной кондиции, по всей видимости, в извилинах возникали слабые, но упорядоченные токи.
  -- Украшают тебя добродетели, до которых другим далеко! - льстиво обратилась она к галечному шару под потолком с эпиграммой из творчества народного поэта Некрасова. - И беру небеса во свидетели, уважаю тебя глубоко! ...На тебя заглядеться не диво, полюбить тебя каждый не прочь, вьется алая лента игриво в волосах твоих, чёрных как ночь! (Это было уже из другого романса того же автора, но багаж в тонкостях вряд ли разбирался, главное ритм почти тот же.)
   Камешек под потолком, призадумался, замедлил полёт и завис в воздухе, по всей видимости, склонился на лесть.
  -- Вернись, я всё прощу, - наскоро пообещала она сгустку знергии, отчасти сбившись на прозу. - Только стекло вставим.
   Непонятно почему, но уважительное обращение с энергетическим сгустком оказалось эффективным, багаж в виде камня-гальки, чуть помедлил, но спустился с высот и весомо улегся в протянутую руку, следовательно принял материальную форму. Не теряя темпа, она указала той же рукой на пустую раму и вообразила, как стекло восстановилось в полной мере, а осколки с пола убрались.
   ...И ничего не сделалось, только камешек затрепыхался в ладони, очевидно, не справляясь с поставленной задачей. Пришлось напрячься и формулировать точнее: она представила, как осколки собираются вместе, плавятся в единую прозрачную массу, затем обволакивают раму изнутри. Напоследок она придала импульсу ускорение, даже произнесла вслух:
   - Прямо сейчас, быстренько! - посильно поторопила события.
   Отдача получилась весьма ощутимой, её буквально подбросило на кровати, но балконная дверь исправно перестала зиять, заколыхалась на месте и заблестела отражением угла комнаты, причем как раз вовремя. Потому что именно тем же моментом в коридоре явственно заскрипело, услышались шаги и встали под дверью, в которую одновременно постучали и повернули ручку...
   Не совсем успевая запихнуть исполнительный камень в карман халата, хозяйка привстала и приготовилась встретить первую местную инспекцию-проверку. Даже не задумываясь, она знала, кто и с какими целями явился, хорошо, что со стеклом было покончено.
  -- Явилась, пропащая душа! - радостно приветствовала соседка Наталья, стоя на пороге. - Вижу свет, слышу грохот, сначала засомневалась, что ты не одна, потом решила проверить. Кстати, могла бы предупредить, а то я сказала в столовой, что ты уплыла на яхте и будешь после ужина. Правильно? А на самом деле?
  -- На самом деле я каталась на верблюде, таком беленьком, пушистом, - не обинуясь, солгала Юлия, не задумавшись, откуда явился верблюд. - На рассвете выехали, любовались солнечным восходом в горах, а потом... Ну, я тебе подробно доложу, это было нечто, хотя и лишнее. Всё, кроме верблюда.
  -- А меня позвать не могла? - с деланой обидой спросила Наталья. - Тебе лишнее, а мне, может, в самый раз. Ладно, прощаю. Видно, ты очень торопилась, было не до меня, но хорошо, что вернулась целая. Иначе пришлось бы подумать, что тебя прельстили верблюдом, увезли и продали в рабство. Ищи-свищи!
  -- Господи, кому я нужна в рабстве? - искренне возмутилась Юлия. - Для подневольного труда не гожусь, толку от меня... Или ты думаешь, им нужны лекции про трубадуров? А больше я ничего не умею.
  -- Воду таскать и грядку полоть сгодилась бы, - не сдавалась Наталья. - Хотя они быстро смекнули, что товар не тот, другой свежести и иного качества, покатали на верблюде и отпустили восвояси.
   Наталья в Москве служила главным редактором в одном издательстве, фантазия у неё работала исправно, и за предположениями она в карман не лезла, последнее вышло просто блистательное, обе так и покатились со смеху. Далее тема исчезновения соседки и внезапного её появления с байкой о верблюде как-то исчерпалась и забылась, Наталья поняла, что если ей что-либо расскажут, то на добровольной основе и собравшись с впечатлениями. Вместо того они сговорились прогуляться по аллее из ливанских кедров на сон грядущий, и гостья отбыла переодеваться.
   А в руке у хозяйки, как она только закрыла дверь, оказался совсем иной багаж - невесомый, хрустально-прозрачный шарик, он мерцал в полутьме и переливался, как ему было положено. Так же, если не ярче, между тем переливалась и светилась стеклянная дверь на балкон. Хорошо, что соседка Наталья не обратила внимания, потому что никто и никогда не видел в здешних мирах такого странного стекла.
   Оно состояло из переплетеных паутинок сложного рисунка, в центре каждого узора помещался хрустальный многоугольник размером примерно с ноготь, и в их множестве фокусировалась и отражалась реальная комната мелкого масштаба.Однако обитательница комнаты догадывалась, что отражение - это иллюзия, на самом деле хрусталики представляли собой маленькие копии шара-багажа, и у всех должны были оказаться самые разные свойства.
   Немедленно, до прогулки, всё это неожиданное богатство следовало изучить и рассортировать - во избежание. Да, ЗДЕСЬ вам не ТУТ, здесь системы работали в своем режиме, и вообще...
  
   ВОЗВРАЩЕНИЕ ВТОРОЕ (ПОЧТИ РЕАЛЬНОЕ)
  
   - "Жизнь вернулась также беспричинно, как случайно вдруг оборвалась" - стоя в густом тумане, окутавшем город ранним утром, путница упорно продолжала цитировать классику, начатую в иных местах, с целью скорее утилитарной, чем какой-либо иной. - "Я на той же улице старинной, в тот же день и в тот же час".
   Вглядевшись в туманные контуры, проступающие вокруг, Юлия узнала местность и добавила хоть и не вслух, но шепотом.
  -- Всех благодарю, Бориса Леонидовича в особенности, - произнесла она с облегчением.
   Цитата из Б.Л.Пастернака оказалась точно уместна, скорее всего, именно дивные поэтические строки перенесли её с Южного берега прямиком туда, где она чаяла оказаться в тот день и час. Конкретно в замкнутом московском дворе, прорезанном арками, под стволом и сенью большого платана, раскинувшего ветви шатром почти по всему периметру двора.
   Ко всему прочему платан укромно прикрывал красно-кирпичное приземистое здание в углу пространства, двери, обычное распахнутые настежь, по раннему часу стояли замкнутые и недвижные. Это было хорошо, поскольку Юлия почти запамятовала, что приземлилась вплотную к местной достопримечательности.
   Уродливый коттедж из мрачного кирпича помещал в своих недрах не что иное, как районный наркологический дипансер, но в шесть часов утра с минутами посетители еще не явились и не вихрились подле входа смущенными толпами. На самом деле законные клиенты диспансера составляли меньшинство, редкие узнаваемые единицы следовали мимо основной массы посетителей с язвительными ухмылками, а облаченные в белое врачи неизменно курили у входа, неблагосклонно взирая на ненужные людские массы. Толпились у дверей храма нетрезвости клиенты как раз противоположного толка, а именно желающие доказать свою непричастность к указанным порокам: алкоголизму и наркомании.
   Для получения водительских прав, а в последнее время для лицензии на ношение оружия требовалось официальное заверение из того самого наркодиспансера, посему жаждущие скапливались в плотных очередях, и на них было приятно смотреть. Стояние у дверей диспансера подневольным клиентам явно не нравилось, но деваться было некуда, и они терпели. Однако в данную утреннюю минуту мрачный красный коттедж стыл в покое и тишине, выступая из белесой туманной дымки.
   - Как забавно! - почти вслух помыслила Юлия, вдоволь наозиравшись кругом. - Ведь не подумала даже, что очутилась точнёхонько на месте. В другое время суток стоило бы постучаться в двери, вызвать доктора и доверительно доложить, что прибыла своим ходом, прямиком с Южного берега, и в сумке у меня свернутый лист стекла с прожилками, в коем заключен проект контакта с иными цивилизациями. Доктор оценил бы глюки по достоинству, надо думать, вот только что бы он сказал, увидев стеклянный проект воочию? Скорее всего: "врачу, исцелися сам!"
   Однако размышлять у парадного подъезда скорбного заведения можно было бесконечно, не затем она здесь оказалась. Просто потому, что незаметная дорога к собственному дому вела из-под ближайшей арки утоптанной земляной тропинкой. На этом скрытом пути возможность встретить прохожего была минимальной, а появление в замкнутом дворе под сенью платана сошло незаметно, как и планировалось.
   Являться из ниоткуда у себя в квартире или на вокзале Юлия почла нецелесообразным из-за возможности какой-нибудь оплошности. Надо признаться, и она без особого стыда признавалась, что данные ей вовне возможности были освоены далеко не полностью, иногда случались накладки. Она долго и в принципе успешно тренировалась на Южном берегу, тогда же поняла, что не следует злоупотреблять обретёнными свойствами. В основном и целом следовало приберегать способности для подходящего случая, следовательно обыденную жизнь надлежит вести на общих основаниях.
   Так было удобнее и комфортнее во всех отношениях. Хотя ехать поездом целые сутки стало лень, и вернуться она решила перемещением, заодно посмотреть, как это получится. Вроде получилось - размышляла она, направляясь тропинкой к дому и видя знакомые контуры, всё было на месте, она попала туда, куда нужно, к себе домой. И несла в сумке единственный багаж - стекло от балконной двери, непонятно как обратившееся в дополнительный сложный инструмент преобразований материи и энергии. Этого она не могла ни понять, ни поправить, оставалось брать инструмент с собой, свернувши в трубку, а в дверь вставить новое и обычное стекло, это почему-то вышло без особого труда.
   Стоя перед дверью своего подъезда, Юлия с облегчением соображала, что сейчас разбудит ребенка, но это всё равно лучше, чем виртуально брать с тумбочки ключи в квартире или ломиться сквозь стены и двери. Ключей у неё с собой не было, сын обещал встретить на вокзале, но не возвращаться же туда перемещением, не правда ли? А на метро долго и хлопотно. Здравые соображения мелькнули и испарились, Юлия нажала на кнопки домофона, и в подарок за хорошее поведение вскоре услышала сонный голос сына.
  -- Мам, это ты? - пробормотал ребёнок из динамика, и, не дожидаясь ответа, открыл двери.
   Входная дверь в квартиру тоже оказалась открытой, а сына Юлия поймала уже в коридоре. Считая долг исполненным, парень удалялся в полусне, не особо задумываясь, кому он открыл замки ранним утром.
  -- Привет поросёнок! - сказала мамаша, сбрасывая сумку на пол. - А если бы это была не я?
  -- А кто? Серый Волк? - сонно возразил ребёнок. - Они так рано не ходят, все спят! И я пойду с твоего позволения.
  -- Иди себе, небось пришел вчера за полночь, - заявила Юлия со знанием дела и полным родительским апломбом.
   Предыдущим вечером она долго и безуспешно пыталась прозвониться в Москву, пользуясь собственной ладонью вместо мобильного телефона. Однако искать ребенка в злачных местах столицы на иных экранах не стала, довольстовалась дошедшей мысленной информацией, что с ним всё в порядке, просто гуляет поросёнок пользуется отсутствием надзора.
   В данный момент чадо семнадцати лет и почти шести футов роста зевнуло, неосмысленно улыбнулось приехавшей мамаше и двинулось прочь, по дороге едва вспомнило и доложило новости.
  -- Маришка отдыхать уехала, спешно, им путевку дали с его работы, - сообщил ребенок. - По-моему, куда-то в горы. И я скоро на раскопки с ребятами, денег дашь?
  -- Куда я денусь? - риторически вопросила Юлия. - И много?
  -- Не, самую каплю, сколько осталось от твоего Крыма, - обдуманно заявил ребенок, несмотря на очень сонное состояние духа.
   После, сочтя свидание с прибывшей мамашей состоявшимся, милое чадо окончательно удалилось досыпать к себе в комнату. Убедившись, что ребенок прочно и мгновенно погрузился в сон, а в доме относительный порядок, Юлия расположилась у себя в спальне, вынула волшебное зеркало из сумки и стала додумывать, как эффективнее водрузить иномирный инструмент на виду, при том его замаскировавши.
   На Южном берегу чудо-стекло сначало украшало балконную дверь, потом переместилось в шкаф на дверцу с теневой стороны, для пущей незаметности, но дома для удобства пользования желательно было иметь его открытым со всех сторон. Еще и потому, что эксперименты с ним далеко не закончились, возможности у стекляшки оказались поистине бесконечными. Как она ухитрилась создать самостоятельно такое оборудование, Юлия не переставала удивляться, хотя понимала, что элемент перепуга и внезапности снабдил первый её опыт совершенно особыми свойствами. В нём, в опыте, сплавилось всё, включая момент непредсказуемости, но результаты просто ошеломляли, хотя взывали к дополнительной осторожности в обращении.
   Если с иномирным сгустком энергии, знакомым шариком, данным ей в подарок, Юлия после первых опытов на Земле обращалась с завидной уверенностью, хотя не злоупотребляла, то стекло с фасетками таило бездны удивительных способностей, которые следовало осваивать и осваивать. Причем всю дорогу оглядываться и плевать через плечо для верности, почти по Леви-Строссу.
   ...Однажды соседка Наталья, играя балконной дверью, ненароком пронзила стекло пальцами, ладонь провалилась по запястье. А когда выдернулась, то ошеломленная Юлия поняла: во-первых, Наталья не поняла, что произошло, во-вторых, с подбородка у неё напрочь сошло пятно от ожога, длившееся который год и почти неизлечимое. Сама Наталья позднее заверяла, что поцарапала ладонь о неровность в балконной двери, при том восприняла странное пронзительное ощущение, перешедшее с руки на лицо, наверное, произошло что-то вроде мгновенного шока, вылечившего её. Так рассуждала Наталья, не чуждая модным биоэнергетическим поветриям. Стеклом соседка особо не заинтересовалась, считая его случайным фактором, но Юлия именно тогда перевесила фактор в шкаф от греха подальше, неприятно при том удивившись, что инструмент реагирует не только на неё. Так было недалеко от печальных и непредсказуемых последствий с магической подоплекой, о чём предупреждали.
   Возможно именно поэтому, запаковавши стекло в сумку, она резко раздумала ехать домой поездом, вместо того рискнула переместиться прямо к дому, дабы исключить любые дорожные приключения. Не хватало только, чтобы поезд обратился в ракету и рванулся в небеса, если кто-либо из нетрезвых или нетерпеливых спутников прикоснётся к зачарованному предмету. Нечаянно или в целях любого злоумышления. О том даже подумать было неприятно крайне, не то чтобы спешно исправлять неисчислимые последствия.
   И вот, оказавшись дома и развернувши стеклянный рулон вдоль кушетки, Юлия присела с краю, после чего стала представлять возможные варианты размещения, пока платонически, предусмотрительно отключивши связь между воображением и исполнением. Теперь, после длительных усиленных тренировок, она в данном занятии преуспела, нынче ей не требовалось вызывать уютный хрустальный шарик из ладоней и шептать ему, что сейчас она просто думает, а делать ничего не надо, она просто перебирает варианты, когда остановится, то пожелает.
   Вариантов размещения чудесного стекла ей в то утро явилось несколько, в том числе псевдоледяная скульптура постмодернистких завитых спирально форм или напольная ваза с сухими стеблями, но красивые возможности пришлось откинуть наряду с самыми простыми. Стекло в окне, зеркало либо эстетические новшества точно привлекли бы ненужное внимание ребенка или любого из гостей, кто-нибудь ткнул бы в диковину пальцем непременно и обязательно. С самым невыясненным результатом. Нескоро, но неуклонно возник вариант тоже простой, но остроумный, однако он требовал дополнительных специальных действий, на которые Юлия решилась почти с содроганием.
  -- Теперь на электрика выучиться придётся, - горестно пожелала она себе.
   Далее вынула для верности шарик из ладони и смела с потолка абажур и лампочку вместе с проводкой. Потом немного проконсультировалась с информацией и обезопасила электрические цепи, насколько имела возможности и умения.
   - А то ведь полгорода можно обесточить с непривычки, знаю я эти штучки. Как монтёр из рекламы, - сказавши при том себе в назидание.
   На чистом голом месте посреди потолка после нескольких попыток удалось разместить растянутый невидимый экран, чтобы вредная могущественная стекляшка не прикасалась к потолку и полу наверху. Бог ведь знает, что может случиться, например протечка сверху, или биотоки черной собаки через этаж - лучше без этого.
   Далее уже начисто Юлия сначала свернула инструмент могущества сложным изящным лепестком (от таких манипуляций ему ничего не делалось, вернее ничто не реагировало), затем подвесила его на потолок, приклевши вакуумно к экрану, схема получилась довольно надёжная, и вроде предусматривала полную неприкасаемость отовсюду. Оставалось надеяться, что сынуля, проснувшись, не сразу обратит внимание на новую люстру у мамы в спальне, на худой конец можно сказать, что плафон приобретён в Харькове на стеклянной распродаже, там и впрямь к поезду выносили хрусталь и форфор самых замысловатых форм. Однако врать не слишком хотелось, к тому же ребенок мог удивиться, как это бестолковая родительница ухитрилась сменить абажур на новый плафон, раньше за нею подобных умений не водилось.
   Однако Юлия как родительница искушенная и опытная, знала, что юное чадо занято иными соображениями и на обстановку маминой комнаты внимания практически не обращает. Когда обратит, то можно сказать, что замена произошла давно, как это он не заметил, право же...
   И, скорее всего, теперь, когда ребенку минуло семнадцать лет и первый курс он закончил, то не будет он прыгать под потолок в попытке достать плафон пальцами. И мячиком целиться туда не станет, как частенько происходило совсем недавно. Особенно в маминой спальне.
   Во всём остальном получился светильник как светильник, только бы присовокупить к нему осветительную функцию, независимую от прочих достинств. Над этим Юлия ломала голову довольно долго, но под конец справилась, присоединила для виду источник питания к выключателю на стенке. После чего поникла в изнеможении, поскольку технические навыки всегда были у нее в сознании самым слабым звеном, а тут ей пришлось напрячь их предельно. Погасивши псевдоэлектричество под потолком в очередной раз и убедавшись, что инструмент не реагирует, она тяжко вздохнула и сказала себе почти машинально.
  -- Какой светильник разума угас! - правда, при том не смогла вспомнить, какой поэт и на чью кончину выразил скорбную мысль.
   Однако постановила звать свой инструмент не иначе как "светильником разума". Пускай и иноземного. И тут же, даже дух не успел перевестись от сложных манипуляций, Юлия разом припомнила, что за ней должок, приличного размера, тянущийся со времени дальних странствий.
   Даже на Южном берегу, только очухавшись и принявшись тренироваться в сверхъестесвенных умениях, она сделала попытку связаться с жертвой внеземной инициативы, достать писателя-фантаста Всеволода Затонского и отследить, чтобы невольный наблюдатель не тронулся рассудком, внезапно возвратившись и не получивши доступных разъяснений.
   Но увы, тогдашние умения оставляли желать много лучшего, въявь она писателя не достала, очень мешали земные расстояния. Юлия смогла достучаться с трудом только до его сонного сознания, так уж вышло.
   Пришлось предстать писателю в виде сонной грезы, а уж как образ трансфрмировался писательским подсознанием, она представляла плохо. Однако известие отправилось и вроде донеслось: её образ, отчасти парадизный, отчасти натуральный, явился в окружении сглаженных чужеземных реалий и оповестил спящего, что ничего страшного, всё путем, он и впрямь побывал Вовне, и с ним еще свяжутся. Конкретнее свяжется она сама и всё толком расскажет, честное благородное слово. Короче говоря, пусть автор фантазмов наяву наберется терпения и не тревожится, всё в полном порядке.
   Теперь, и Юлия кротко вздохнула, пришло время исполнять обещание и входить в контакт наяву и предметно. Желания не ощущалось, но долг звал трубным отчетливым гласом. Юлия прекрасно понимала, что оставлять человека в неизвестности жестоко и совсем неправильно, но объясняться лишний раз, что никто не сошел с ума, и наркодиспансер не потребен для консультации - вот чего не хотелось очень. Самой пришлось выпалывать из глубин сознания множество мелких, но очень зловредных подголосков, в основном психиатрического профиля, теперь извольте - опять снова здорово! И работать предстоит со сложным сознанием писателя-творца, который сам толком не распознаёт, где у него реальные образы, а где литературные глюки.
   У творческих личностей такое случается сплошь и рядом, совершенно как у самых мелких детишек. Если воображение не притупилось, то творцы носят в мозгах кучу непонятных образов, почти не разбираясь, почудилось ли им что-то, припомнилось либо вообще приснилось.
   Механизмы связи реальности с воображением у них капельку спутаны, в чём заключается момент творческого импульса, в отличие от множества халтурщиков, которые отлично знают, что и почём. Те-то в курсе, какие образы лучше продаются, причем большими тиражами. Хотя у подопечного фантаста тиражи тоже - будь здоров! Юлия на Южном берегу не поленилась, съездила на рынок и приобрела в книжной палатке пару опусов в мягкой обложке, тогда и узнала, в каких количествах идут в народ конкретные писательские грёзы.
   Количества настораживали, однако одолевши ровно половину одной книжки, Юлия признала за автором наличие некоего священного безумия, несмотря на разное остальное. И следовательно, несла за него личную ответственность, раз он оказался у неё на дороге. Хотя видела (как визуально, так и по книгам), что прославленный фантаст - мужчина упрямый, более того, твердолобый к тому же мономан, как выражался Ф.М.Достоевский. Но оставлять даже такого человека на милость судьбы и немилось врача нарколога...
   И вернувшись в Москву поутру, сразу после пристройки ценного багажа под потолок Юлия принялась сооружать связь с фантастическим автором.
   При том поглядывая, не проснулся ли ребенок, и приговаривая себе, убедившись, что чадо спит сном праведника: "Кончил дело, гуляй смело!"
   Дело оказалось не столько сложное, сколько хлопотное, в основном по собственной редкой бестолковости. С механикой, безразлично чьей, у Юлии возникали и длились затруднения и проволочки, любая техника самым зловредным образом сопротивлялась её усилиями, по всей видимости, чувствуя неживыми печёнками отсутствие любви к предмету и даже более того. Вот и на сей раз свободный поиск объекта в пространстве: процедура почти чисто биологическая - прошел у Юлии на диво успешно и даже относительно просто.
   Она легко включилась в энергетический фон нескольких миллионов, проживающих в столице и окрестностях, по парочке индивидуальных параметров почти мгновенно вычислила искомого фантаста, уловила направление и расстояние, получалось просто отлично. Встроившись в направление и пользуясь личным излучением фантаста, Юлия мысленно стала подтягиваться и вскоре поняла, что приближение почти состоялось. Правда, тем же мигом выяснилось, что видит око, а зуб неймет!
   Точнее, она вполне предметно увидела в зеркальном стекле старый дом в дачной местности, затем проникла взглядом в полутемную горницу, где в полусвете немытых стекол увиделся писатель Затонский. Он сидел за деревянным столом без скатерти и самым банальным образом пил чай из выщербленной чашки. Притом объект тайного наблюдения щеголял в длинных трусах и майке, что смутило неумелую наблюдательницу дополнительным образом. Вышло,что она подглядывает без спроса, а почти незнакомый человек при том находится в неглиже. Всё было видно в собственном зеркале просто замечательно, как в элитарном советском кино, но...
   Данная исключительная видимость никоим образом не могла связать Юлию с объектом нескромного наблюдения, её личные возможности не достигали подключения объекта к контакту, прямая связь сознаний оказалась совершенно недоступна, хоть плачь! И старинное зеркало в спальне не желало служить никоим образом. Дарёный шарик-хрусталик для подобных целей не годился, ему требовалась пара у восприемника, а писателя Затонского парным устройством не оборудовали во время краткого пребывания на Парадизе.
   Точнее, он сам заартачился, поленился встраиваться в системы и не захотел учиться простейшим приемам связи. Помимо воли никакое учение на Парадизе не шло, и писатель остался неучем. Вот если бы в комнате вместе с ним показался телефон, или обнаружился в доме, то она могла войти в телефонную сеть, устроить звонок и поговорить, глядя в свое зеркало, такие штучки Юлия освоила, даже без знания номера абонента.
   Однако на старой даче писателя телефона не случилось, мобильников он, надо полагать, не признавал, так же, как и компьютеров, даже писал свои шедевры ручкой и на бумаге, полагая, что связь руки с пером имеет особое эзотерическое значение. Такие ненужные подробности узнавались сами, просто лезли в голову, хоть никто не просил, но связь наяву не клеилась, хоть умри! Кстати, если бы объект продолжал почивать, то стало бы легче, можно было вновь ему присниться с каким-нибудь результатом. Но нет, писатель поднялся спозаранку и пил чай. Уже третью чашку, судя по всему!
   Поэтому Юлии пришлось придумывать и самой строить примитивный, очень громоздкий канал связи, благо условия для дурацкого сооружения отыскались, причём непосредственно за спиною у фантаста. Под стеной на ветхом комодике постепенно увиделся старинный телевизор с мелким выпуклым экраном, просто антикварная штучка, именно по такому Юлия смотрела мульфильмы в далёком детстве. Однако переоборудовать устройство в условный телефон Юлия не смогла без подручных средств, опять мешала крайняя техническая безграмотность. Пришлось включать "светильник разума", как ни претило грубое нецелевое использование сложного и неосвоенного устройства.
   Убедившись в очередной раз, что собственный ребенок почивает, и плотно закрывши за собой все двери, Юлия вздохнула, и стала вызывать потоки энергии из "светильника разума", пока в скромных количествах, чтобы соединить их потом с мысленной картинкой в зеркале, добытой на даче у фантаста. Через досадно долгое время и четыре тщетных попытки "светильник разума" выдал тощий столбик неочищенной энергии (туда мешались электрические разряды). В добытые потоки Юлия, просто обливаясь потом, всунула с помощью шарика уменьшенную модель комнаты на даче писателя. После чего зеркало стало исправно отражать угол собственной комнаты, уф!
   Канал связи соорудился и вроде был готов к исполнению, а лишнее электричество пошло в старинный телеприемник, чтобы его хоть как-то взбодрить, потому что никто не знал, работает ли антикварная штучка сама по себе или просто стоит, как поставили лет сорок тому назад.
   - "И пошли они солнцем палимые, повторяя: "Суди его Бог", разводя безнадёжно руками", - с чувством процитировала Юлия жалобы поэта Некрасова, он точно приходился на ситуацию. - "И покуда я видеть их мог, с непокрытыми шли головами!"
   Повинуясь импульсу и, наверное, проникнувшись состраданием, старый телеприёмник за спиною у фантаста разразился электрическим карканьем, то есть почти включился, а писатель насторожился и прислушался.
   - "Показался швейцар, "пропусти" - говорят, с выраженьем надежды и муки", - Юлия продолжила цитату из того же опуса невпопад, и экран тускло засветился. - "Он гостей оглядел: некрасивы на взгляд, загорелые лица и руки!"
   Классик отечественного страдания отлично помог делу, с его подачи импульс пошел ровно и гладко. Ровно через секунду на старом пыльном экране возникло загорелое лицо Юлии и зашевелило губами, она сама удивилась содеянному. Однако вовремя замолкла, и обернувшийся писатель не услышал стихов, для начала полюбовался лишь на чёткое цветное изображение. Ему хватило...
   Надо сказать, что абонент проявил завидное присутствие духа, он хоть вскочил со стула, как ужаленный, но не замахал руками и не впал в панику. Прежде всего, не отрывая глаз от экрана, Затонский схватился за шнур и убедился, что древний ящик в сеть не включен, затем ткнул пальцем в кнопку, непонятно для чего именно. Далее смотрел в пыльный экран безмолвно.
  -- Доброе утро Всеволод Маркович! - со всей доступной корректностью постаралась произнести Юлия, но вовсю ощущала себя диктором-самозванкой, то есть глупо донельзя. - Вы меня узнаёте?
  -- Да, то есть, не совсем, впрочем узнаю, хотя с трудом, - немедленно откликнулся Затонский, но счел нужным добавить. - Вы в курсе, что этот телевизор двадцать лет не работает?
  -- Он и не работает, это я, - почти так же невнятно пояснила Юлия, видимо паническое состояние абонента оказалось заразительным. - Я обещала, что буду на связи, и постаралась, как сумела.
  -- Плохо постарались, - заметил писатель и уселся на стул. - Я до сих пор опомниться не могу от ваших опытов, и сейчас кажется, что мерещится. И телевизор этот помойный включили! Что-нибудь более достойное вам в голову не пришло?
  -- Тогда бы лучше выбросили ящик на помойку, а не держали здесь! - Юлия вступила в перебранку совершенно неожиданно для себя. - Хор ангелов вам не включить для торжественности, или как?
  -- Во всяком случае, не так, - отрезал писатель, далее сменил гнев на милость и добавил весьма сухо. - Тогда говорите, что вам велено, я здесь и готов выслушать.
  -- Собственно говоря, мне ничего не велено, - сообщила Юлия с вернувшейся непринужденностью. Аппарат связи работал, писатель демонстрировал дурной нрав, всё шло путем. - Я хотела осведомиться, как вы поживаете, и не причинился ли вам вред. Оказалось, что нет, я рада. Если вам неприятно видеть меня на экране, то могу отключиться. Скажите только...
  -- Какие у вас есть доказательства, - вдруг начал фантаст, и стало ясно, что подобный текст он не раз и даже не два проговаривал на случай возвращения непонятных явлений. - Что это не розыгрыш и не безумие? Мне желательно убедиться предметно, а ваши штучки со снами или сейчас на экране - это больше похоже на бред сивой кобылы! Меня на смех поднимут или в психушку отвезут, неужели непонятно?
  -- Вполне понятно, даже очень, - вздохнула Юлия. - Вот я с вами и общаюсь, чтобы ничего не мерещилось, к этому надо привыкнуть. Я-то думала, что вам будет легче, чем любому другому. Если нет, то давайте забудем, и вы сочините роман о неудавшемся контакте.
  -- Нет, позвольте, это слишком, - вновь возмутился писатель. - Я уж как-нибудь сам разберусь, о чём писать! Ваша-то роль какова?
  -- Да никакова! - Юлия вновь не сладила с эмоциями. - Особенно в вашем случае. Просто лишний раз пришлось убедиться, что никто здесь ничегошеньки не поймёт, хоть кол на голове теши. Я хотела сказать, что у вас не глюки, вот и всё. Проявила заботу.
  -- Странным образом, однако, - не спешил благодарить писатель. - Ну да Бог с вами, а дальше что?
  -- Дальше я напишу вам письмо и брошу в почтовый ящик, - наконец нашлась Юлия, поскольку краем сознания увидела тот самый ящик на заборе сквозь тусклое окно. - Будет предметно, и картинку приложу. Тогда вы со мной свяжетесь, если захотите. Идёт?
  -- Прямо сюда письмо? - вновь смешался писатель. - А я здесь не всегда живу, чаще в Москве, скоро уеду в отпуск.
  -- Нет, только сюда, в ящик, - сообразила Юлия, вовремя догадалась, что на автора сильнее всего действуют авторитет и тайна. - Наведывайтесь время от времени. Ну, теперь мне пора.
  -- А как вы... - начал было Затонский, но было поздно, всё, что он далее произнёс, последовало в тёмный мёртвый экран.
   Что касается Юлии, она сочла долг исполненным, с удовольствием отключила системы связи и отключилась от них сама. В заключение сам собой пропелся забытый советский шлягер, вернее, знаменитый припев:
   "А ты пиши мне письма мелким почерком
   Поскольку места мало в рюкзаке!"
   После чего она угасила "светильник разума" и воспроизвела остальной багаж, до сей минуты он оставался на Южном берегу лежать на пляже под скамейкой, там между прочим имелся купальный халат и тапочки.
   Что бы там ни было с контактами и прочими очень интересными вещами, но по приезде домой следовало принять ванну и выпить чашечку кофе, желательно самым естественным и незамысловатым образом. Юлия призналась себе отчетливо, что возвращение из дальних невероятных странствий получилось утомительным, и возрастало желание пожить просто, привычным образом, минуя обретенный вовне опыт и груду прочих впечатлений. Во всяком случае следовало сделать перерыв на некое обозримое время, иначе в голове возникало неприятное смешение, тем временем как именно она, голова требовалась в качестве главного рабочего инструмента.
   - Но не сейчас, - сказала себе Юлия, собираясь в ванну и прихватывая халат с тапочками. - В данный момент голову следует мыть, сушить и причесывать, желательно иметь её пустой, понятно?
   В ванной комнате, как Юлия и полагала, царил полный хаос, даже не было мыла, за ним пришлось возвращаться в багаж, но это всё были мелочи и пустяки. Главное, что она в принципе вернулась к себе домой и может без помех сунуть голову под реальную воду. Это стало самым нереальным впечатлением от возвращения, как то было ни странно.
  
   НЕОТПРАВЛЕННОЕ ПИСЬМО
  
   Дорогой Всеволод Маркович! (складывались ненаписанные строки)
  
   Когда вы получите это послание, наш Проект наверное, начнёт действовать. Так получилось, что с пространством и временем дело обстоит немного сложнее, чем нам казалось, этими категориями можно отчасти управлять по желанию, если есть умение. У меня, честно сознаюсь, его, то бишь умения, просто кот наплакал, но имеются элементарные навыки, как у половины водителей автотранспорта: ехать они могут, но как работает инструмент передвижения - реального понятия не имеют, просто садятся за руль, и привет!
   Так вот при наличии элементарного умения и с чужой благожелательной помощью я намерена осуществить то, о чем даже не мечтали лучшие умы человечества. А именно сделать всех людей на Земле могущественными и счастливыми, тем самым подготовить родное сообщество "хомо сапиенс" к Контакту с великим множеством иных миров.
   Кстати, наличие упомянутого состояния (всемогущества и счастья) для всех и каждого является непременным условием Контакта и дальнейшего вхождения вида хомо сапиенс вместе с обитаемой планетой в то самое разнородное сообщество, которое Вам довелось увидеть мельком и не совсем удачно, за что в очередной раз приношу извинения.
   ("Кошмарное, по сути, изливается послание, типичный привет из дурдома", - по ходу сочинения попрекала себя Юлия, но сделать ничего не могла. Даже приданные извне дополнительные возможности разума сочинительских способностей прибавить не могли и стиля не исправляли, таковое не под силу даже сообществу Иных Миров!)
   Конечно, никто не знает, что выйдет из данной конкретной попытки, увы, далеко не первой в истории нашего вида, но никто не запрещает надеяться, не правда ли? Посему я хотела бы заручиться не сколько Вашим содействием, сколько благожелательным наблюдением с Вашей стороны, насколько позволят Вам этические нормы и профессиональные установки.
   Конкретно, была бы весьма признательна за следующее. Если Вам, Всеволод Маркович, покажется, что в нашем мире действует нечто новое, напоминающее Вам пережитые впечатления, то прошу Вас! Пожалуйста, отнеситесь с терпимостью, не спешите объявлять о пришествии Сатаны, или Нашествии Извне, так же не следует упоминать явления массового гипноза или психоза, всё это не будет правильным.
   Как говорилось в одном замечательном фильме, имеется в виду лента "Золушка", довоенного советского производства: "Я ещё не волшебник, я только учусь!" По данной причине надеюсь и даже отчасти рассчитываю на Ваше снисхождение.
   К данному посланию позвольте присовокупить малую карточку, где Ваше пребывание в иных краях запечатлено с максимальной симпатией в обществе милой иноземной девушки под условным именем Химера.
   Кстати, не беспокойтесь: никто кроме Вас письмо с "фотографией" не получит. Если нечаянно вынет конверт из ящика, то ничего не обнаружит кроме чистого листа бумаги. В случае, если конверт потеряется в чужих руках, то Вас дождется следующий в том же ящике.
   Если же, паче чаянья, информация Вас заинтересует, то мой домашний телефон в вашем распоряжении (конкретно у вас в записной книжке на букву "Л"), звоните, в любое время дня и ночи, я отвечу.
   С искренней симпатией и уважением
   Юлия Лучникова, землячка и
   соотечественница (в самом широком смысле).
  
   Конец первой части.
  
   Н.НОВОХАТСКАЯ
   ЧАСТЬ П
  
   ПРОЕКТ "УТОПИЯ"
  
   ИСПОЛНЕНИЕ (Относительно времени и места...) ЗДЕСЬ
  
   Нельзя сказать, что прямо сразу тем же днем, и даже не на следующее утро, еще точнее, то лишь в начале идущей вслед недели, да и то во вторник, поскольку понедельник оказался занятым донельзя, но, собравшись с мысленными и иными возможностями, Юлия Лучникова, наконец взялась за осуществление проекта, которым успела похвастаться по крайней мере перед писателем-фантастом Затонским. Хотя деталей она не уточняла в своем эмоциональном и сумбурном послании, а оно тем временем тихо лежало в почтовом ящике на даче у фантаста, дожидаясь выбывшего адресата, который, надо думать, поспешно скрылся с места иллюзорных событий.
   Что касается сумбура и ощущения иллюзорности, то сама Юлия вкусила данных прелестей полной мерой: случались моменты, когда приземистое кирпичное здание наркологического диспансера по соседству проступало у неё в смятенном уме в качестве желанного избавления. Разумеется, много проще и реальней пойти к доктору, пожаловаться на глюки и приставшую манию, чем серьёзно думать и готовиться к осуществлению Проекта, долженствующего привести родное земное человечество к гармонии и тем самым приготовить его к вступлению в многомерное Сообщество Иных миров. Теми же временами у Юлии складывалось грустное мнение, что доктор-нарколог поймет её положение не в пример лучше, чем упомянутый писатель-фантаст.
   Однако с издержками собственных умственных и эмоциональных проблем приходилось мириться в одиночку, утешаясь соображением, что диспансер, собственно, говоря, никуда не денется. Как стоит он лет тридцать или более в соседнем дворе, так и дождется её обращения, если на то придет необходимость. В крайнем случае доставят.
   Пока о том мечтать не приходилось, то бишь о доставке, потому что единственный кандидат, а именно личный ребенок Сеня семнадцати лет от роду отбыл на раскопки древностей в Крыму как раз в понедельник, оставив в квартире полный развал, а мамашу Юлию при совершенной свободе действий. Кроме того замужняя дочка Марина пребывала в отъезде уже давно, и мамаша следила за её благополучием при помощи подручных средств, сооруженных по прибытии в отчество.
   (По личной договоренности с собою, Юлия придумала и встроила всюду, куда удалось, особый инструментарий: он несколько ослаблял и замедлял её потусторонние возможности, зато делил системы безопасности и жизнеобеспечения между ней и и прямым потомством. Иначе Юлия не смогла бы заниматься никаким Проектом изначально. Ей и в мысли не заходило, что, будучи защищенной самой, можно оставить без прикрытия детей!
   Такого поведения не поняли бы даже врачи в диспансере. Роль Бога-отца, обдуманно пославшего на рискованные приключение родного сына, стала бы для любой нормальной или не совсем нормальной матери абсолютно невероятной манией. Это уж извините, что встроено в первоначальную систему, то встроено! Иначе род людской давно перестал существовать как хомо сапиенс, если бы мамаши в массовом порядке позволяли себе или кому-то другому рискованные эксперименты со своим потомством. Понятное дело, что в истории такое случалось сплошь и рядом, только мамаш никто при том не спрашивал, такое проделывали папаши, как родные, так и условные, а что с них взять, с неведающих? Хотя...
   Даже Федор Михайлович Достоевский, хоть и был не мамашей, а очень нежным папашей, не задумываясь, отверг любую гармонию среди людей, если при построении пострадает хотя бы один ребенок. И думается, если бы речь зашла о его личных детях, то такую гармонию он точно послал бы подалее и пальцем бы в её сторону не двинул. Ещё один момент Юлия своевременно учла и осознала, невзирая ни на какие логические построения.
   А именно: если она станет строить планы или проекты на благо всего человечества, а её дети могут тем временем пострадать в процессе, либо помимо того или случайно, то тогда лично ей остальное человечество будет до фонаря по определению, и она ничего толкового для него не сделает, хоть тресни! Вот так оно устроено, родное миросозерцание, и переделке не подлежит, приходится считаться.
   Впрочем, никто подобных дилемм перед ней не ставил, Юлия сначала проделала, что хотела, далее попробовала себе что-то объяснить, хотя и без особого успеха. Обратного, а именно жертв или выбора от неё отнюдь не требовалось, никаких героических поступков или помыслов Проект не предусматривал.
   Иначе она бы за него не взялась, будучи перекормлена в детстве и юности всяческой идеологией и моральными дилеммами типа того, что важнее: счастье всех людей, личная свобода выбора или построение коммунизма во всём мире. Если это не одно и то же. Впрочем, о том довольно.)
   На самом деле реально приступить к Проекту оказалось отчаянно сложно, всё с той же технической точки зрения. Поскольку вложенные в её голову инертные знания о существе материи, времени и пространства несообразно плохо сочетались с конкретными действиями, каковые надлежало произвести здесь и сейчас, в реальной своей квартире.
   Предметное воображение работало у Юлии на всю катушку, она практически точно знала и видела, что она желает сделать, но встроить готовый предмет воображения в реальную кирпичную стенку, даже с помощью "светильника разума" не удавалось, просто раз за разом. Или получалось, как с контактом на даче у фантаста: видеть искомый предмет она отлично видела на нужном месте, но реально приблизиться к нему, тем более физически войти - ну просто как об стенку горох!
   Работать с личными тугими извилинами пришлось до седьмого пота, как допотопному лесорубу с топором, или землекопу с лопатой. Точнее будет сказать, что на помощь пришёл личный опыт Бог весть какой давности: примерно таким способом девушка Юля мастерила себе модную юбку из материи в пёструю клетку.
   Тогда, много лет назад, она отчетливо представляла, как узорчатая материя должна ниспадать на манер павлиньего хвоста, но приложенная подругой Светой выкройка нисколько не помогала, ничего не совпадало, хоть застрелись! Истощенная и удрученная своим фатальным неумением, девушка Юля вращалась перед зеркалом и прилаживала отрез так и эдак, обзывая себя разными словами, среди которых "недотёпа" звучало, как изысканный комплимент, а "бестолочь" - как простая констатация факта.
   Но вот, посреди "бездны унижений" само собой возникло невольное движение, вследствие которого кусок ткани повис в отражении тем самым должным образом. Не смея нарушить достигнутое, девушка Юля закрепила на себе ткань чем попало (помнится, это был случайный пояс), далее лихорадочно рылась в запасах иголок и булавок, с тем, чтобы приладить сверху куски бумажной выкройки. Потом ей удалось осторожно снять с себя материю, разложить на кушетке, только тогда простая портновская идея предстала перед мысленным взором во всей доступности. Юлия и сейчас помнила, как смеялась подруга Света, слушая забавный рассказ о муках на ниве кройки и шитья, тем моментом приговаривала, что рожденный ползать, летать не может.
   На сей раз перед Юлией возникла аналогичная задача, ну, почти что аналогичная. Надо было пристроить практически готовый туннель в пространстве и времени так, чтобы лично она могла туда попадать физически и непосредственно из своей квартиры, и ни в коем случае не движением невольной мысли. Туннель был рассчитан на стационарность, и в её неустроенной голове прочно держаться не мог. Слишком сложное оказалось сооружение, творение чужой комплескной мысли, лично ей почти так же недоступное, как Светкина выкройка.
   И вот тем утром, почти перешедшим в белый день, Юлия длительно маялась и решала те же проблемы с материей и собственным сознанием. Воссозданный (не без накладок) по чертежам и наводкам Извне, туннель покамест висел в изображении под "светильником разума" сам по себе в свернутом виде, а Юлия, чертыхаясь, слонялась по квартире, которая никаким боком не желала совмещаться с задуманным предприятием.
   Энергетический шарик, вызванный в руки, тоже почти не помогал, создаваемые поля вихрились, скользили, интерферировали и не совмещались. Выходило нечто вроде мешанины программ в неисправном телевизоре: звук от рок-концерта, а изображение с заседания Госдумы. Получалось, что спикер поет блюз. Кошмар!
   Полуодетая и неприбранная, злая, как тысяча чертей, Юлия дослонялась до кухни и в очередной раз подивилась помимо воли, как это сынишка за неполный месяц её отсутствия ухитрился загадить кухню до степеней просто невероятных. Чего там только ни оказалось лишнего, при том, что последние дни она добросовестно разгребала вручную всевозможные завалы постронних предметов, а главное, литературы разного сорта!
   (Понятно, что пока ребенок был дома от соблазна прибрать квартиру движением мысли она воздерживалась, не желая смущать юное создание. Она долго думала над системой дальнейшей жизни и постановила не высовываться с неземными навыками без крайней необходимости, поскольку последствия учёту не поддавались, и запутаться в них не хотелось никоим образом.)
   Итак, тем утром в частичном расстройстве умственных способностей исполнительница Проекта сидела у себя на кухне, тупо уставясь в простенок, отменно неудобно выпирающий углом почти на пороге.
   За простенком располагалась тесная ванная комната, в которую из стены кухни зачем-то смотрело окно. Озираемое пространство выглядело совершенно безотрадно, а неисполняемое внеземное поручение данную безотрадность особо усугубляло.
   "Вот какой смысл в том, что я могу эту гадостную кухню не просто прибрать мановением ока, а превратить в относительный дворец?" - глумливо вопрошала Юлия, предварительно отключившись от любых систем. - "Как любой дурацкий джинн из самой дурацкой сказки, между прочим. Кому это надо? А вот проделать немудренный, готовый проход отсюда и туда - ну просто глухо, как в танке! И что конкретно мешает, кроме своей личной тупости - совсем непонятно!"
   На табурете рядом валялись какие-то рекламные листы и журнальчики, Юлия машинально взяла пёстренький лист сверху, вгляделась и рассмотрела, что ей для посадки предлагали множество цветов и листьев, как в горшках готовые, так и в луковицах для проращивания. Целое море пестрых цветов в мелких клеймах смотрело на неё и разворачивалось вместе со страницами, радуя глаз и поражая немыслимыми ценами на отдельные эксклюзивные экземпляры.
   Отнюдь не сразу, а полиставши рекламный проспект, Юлия начала дивиться странному совпадению. Доселе никаких ботанических интересов у неё не было, но теперь, как только обозначился Проект, на кухне откуда ни возьмись, объявился журнал, предлагающий срочно заняться цветущими растениями и объясняющий, как это проделать. Понятно, что журнал пришел по почте в ящик вполне обычным путем, но вот попал в руки весьма своевременно.
  -- Однако же, цветочки на картинке явились вполне кстати, даже не исключено, что здесь заложено нечто символическое, - сказала она себе вслух. - Что-то начало проклёвываться. Где у нас невыполнимая картинка, не погасла ещё?
   В ответ на высказанное пожелание картинка другого конца туннеля из "светильника разума" просочилась сквозь стену и виртуально предстала, совместившись с простенком. Правда, изображение увиделось в сильно уменьшенном варианте, в мелкой проекции для удержания в памяти.
   Именно в тот миг, здесь и сейчас, с рекламно-цветочной бумагой в руках, глядя на проекцию в неудобном простенке, Юлия поняла, о чем она тосковала и мечтала всё утро, не сознавая того, между тем, как догадка ходила за нею по пятам и тихо поскуливала.
   Ларчик открывался просто донельзя: не о туннелях следовало мечтать, ей требовалась обыкновенная, самая банальная дверь! Со своей стороны легонько её открываешь, и мигом попадаешь, куда надо. Вот и всё! Дверь в стене, конкретно, в том самом дурацком углу, куда никто и никогда, даже нечаянно не сунется - вот оно, вполне доступное решение проблемы входа в туннель пространства и времени. Отсюда и прямиком туда!
   Вместе с решением притекли поэтические строки для исполнения, вновь из непроглядных глубин подсознания, которое лучше всех знало, что к чему, и какая требуется подпитка на данный момент.
   "И мне кроить её трудней, чем резать ножницами воду..." - так самый любимый поэт, Б.Л.Пастернак пытался объяснить свои отношения к быстротекущей реальной жизни, а Юлия повторяла вслед за ним, пока не установился ритм.
   Почти сразу в ответ на удачно найденное решение из соседней комнаты, конкретно из "светильника разума", сквозь стены и потолок заструились плотные ощутимые токи энергии, пошли споро и чётко, оставалось брать их горстями и оформлять в виде наглядной привычной двери, такой же, как любая другая в доме, только направлять в самое непривычное место - в угловой простенок, мысленно срезая кирпичный угол, так чтобы в дверь можно было пройти свободно, не протискиваясь боком.
   В последний момент создания двери-туннеля пришла догадка, и в дверцу вставилось матовое стекло непонятной полуживой природы, застывшая органика. В стеклянной массе неясно проглядывались силуэты цветов, некое подобие витража, скорее всего, навеянное картинками в журнале.
   Потом в течение пары мгновений готовая к употреблению дверь скрылась за восстановленным простенком, замаскировалась и стала возникать в видимости только по желанию создательницы, и никак иначе.
   Для Юлии создался туннель в пространстве и времени, тем временем для всех прочих остался обычный нелепый простенок в кухне, плотно оклеенный листами из флористического журнала, так вышло отчасти непонятно почему. Сам по себе выклеился невыясненный коллаж. Но, скорее всего, имелся некий подтекст, и он проявится после.
   Соорудивши пространственно-временной туннель из угла кухни в желаемую точку (правда, полной уверенности не имея), Юлия долго сидела на табурете и осваивала происшедшее (если оно произошло, это предстояло проверить, но чуть позже). Труднее всего прочего оказалось освоить для себя лично, что всё готово, "карета подана", и можно двигаться в полную неизвестность, прихватив с собою нынешнее население земного шара, хотя в принципе, ничего кроме самого наилучшего задумано не было. Однако от задуманного до исполненного пролегала дистанция изрядного размера, ко всему прочему с не совсем понятными включениями в путевой маршрут.
   Самое неприятное для Юлии заключалось в том, что будучи уверена в своих мотивах (иначе она браться за сложное предприятие не стала бы), она отчасти сомневалась в собственной умственной и технической готовности к сложному делу - подвести могли неучтенные факторы в своей психической природе. Вот запутается она между делом в причинах, факторах и следствиях, неверно расценит какой-нибудь из параметров... Очень даже свободно, что называется без проблем.
   И что тогда? Кричать: караул, спасите, помогите - будет практически некому, адресаты далеко и совершенно непонятно где, а она в лучших намерениях наваляла немыслимого дурака. Стыдно и обидно.
   Тем не менее, обратно не переделаешь, об этом её предупредили, вернее сказать, предупреждали неоднократно и в разных формах. Хотя заверяли искренне, что особо хуже не будет, поскольку, пожалуй, что некуда, что они, то бишь мы, земные сапиенсы в массе достигли такой отменной степени неразумия, что...
   Короче, Юлия знала твёрдо, что её личный мир застрял в длительном кризисе "иллюзионизма", это примерно когда символы отделяются от реальной жизни и довлеют над людским сознанием невозбранно. Кто-то боится дьявольских происков или стремится к персональному загробному блаженству паче всего остального; кто-то желает навязать собственное, вымечтанное благо, не особо считаясь с реальными затруднениями; а самые продвинутые сапиенсы запутались более всех, не справились с новейшим инструментарием: сочли технику, науку и финансы самодовлеющей ценностью, позабыв, что в принципе это всего лишь подручные средства социальной организации, короче, условности, не более реальные, чем царствие небесное.
   (Пример из литературы, когда иллюзионизм доходит до конкретного результата, был приведен Юлией, её тогда звали Синяя, на одном из семинаров. Почти позабытый роман о трогательной любви Поля и Виргинии заканчивался трагической историей, причем с четкой моралью.
   Поль и Виргиния, ставшие по ходу сюжета жертвами кораблекрушения, могли бы спастись оба и доплыть до берега, но девушка предпочла утонуть, но не сбросила пачку юбок, утянувшую её на дно морское.
   Скромность возобладала, и автор, как Синей помнилось, не только сожалея, приветствовал, но назидал в поучение иным молодым особам.)
   Так они и жили, эти сапиенсы, до сих пор так и живем, хотя вместо убийственной юбки можно подставить любой параметр!
   Кстати, пожалуйста, вновь классическое произведение, на сей раз более основательно известное. Некий персонаж, доведший себя лично и окружающих до последних степеней порока и прочих мерзостей, правда не грубых, а вполне изощренных, сознавался младшему брату, что он, представьте себе, любит жизнь с клейкими листочками гораздо больше, чем её смысл. Вот откуда берут начала все проблемы.
   Автор, гигант мысли, корифей духа и прочая, прочая, ненавязчиво даёт понять читателю, что прошлые и текущие проблемы великого грешника берут начала именно в том кощунстве. Что клейкие листочки довели умного юношу до греха. Все остальные, более благополучные персонажи романа просто измучились в поисках смысла вместе с автором, поэтому их можно простить. А вот Ивана Федоровича - никогда!
   Автор последовательно наказывал беднягу, даже подсылал ему чёрта в собеседники, потом заставил возненавидеть себя, опозориться в зале суда и слечь с мозговой горячкой. Ужас. И всё потому, что клейкие листочки затмили поиски смысла, не захотел Иван Фёдорович метаться вместе со всеми, вот и получил по первому разряду. Скорее всего, опять же кстати, ежели довелось автору исполнить второй и даже третий том задуманной эпопеи, то скорее всего он (то бишь автор) заставил бы Ивана Федоровича искать потерянный смысл и вынудил найти где-нибудь подле Оптиной Пустыни, не иначе. Но то было предпочтительней судьбы, каковую автор приготовил для младшего брата Алёши, который только и делал, кстати, что усердно искал смыслы. Алёша, по замыслу автора, закончил бы свои бренные дни не где-нибудь, а на эшафоте после попытки цареубийства и перед повешением обратился бы к толпе с заверением, что: "я умираю за вас!" Можно подумать, что его кто-то просил. Но слава великому Богу, автор не добрался до продолжения романа, а то бы...
   Хотя в длительном кризисе земной культуры имели место основательные проблески. Синяя вспомнила и на том же семинаре доложила пример в противовес. Рассказала, что у них на Земле жил и трудился некий Чарльз Дарвин, дяденька основательно изучил природу живых организмов и пришел к выводу, ошеломившему его самого, но не поник в испуге, а вынес идею на обсуждение, при том догадываясь, насколько она непривычна, болезненна и противна сознанию большинства населения.
   Однако всё равно ей лично, то есть конкретно Юлии Лучниковой деваться было уже некуда: назвался груздем, то изволь лезть в кузов! Отказываться от Проекта следовало раньше, изобретать любой предлог, и куратор смирился бы с её неготовностью, и баста.
   (Существовали иные Проекты и варианты. В частности, планировалось создание отдельной колонии типа Парадиза специально для хомо сапиенс, где отдельные выбранные представители могли совершенствовать себя в долгосрочной надежде на грядущее поступательное движение остальных масс. Хорошая идея, кто спорит, но отчего-то отдавала дешевым миссионерством и оставляла лазейку для не лучших свойств людской натуры, каковые в данном варианте могли нечаянно расцвести неведомым цветом.
   Избранность предполагала момент превосходства, что противоречило напрочь традициям Иных Миров и тормозило бы данный проект на любой стадии просто бесконечно. Правда, в самом негативном случае упомянутая возможность оставалась, если Проект не сладится.)
   Но если не я, то кто же, и если не сейчас, то когда же? - рассуждала Юлия на просторах Парадиза, те же мотивы возобладали ныне. Во всяком случае первое действие по осуществлению Проекта она предприняла, далее предстояло выяснить, насколько успешно.
   Двери в пространстве и времени уже имелись, оставалось выяснить, что за ними кроется, а также, что не менее важно, как она лично войдёт туда, отнюдь не мысленно, а физически, наяву...
  -- Отановись, мгновенье, помедли, - обратилась Юлия к известной циатате из пьесы Гёте под названием "Фауст". - Что бы ни случилось после, то будет иная реальность, и совсем иная я. А пока я позволю себе потешиться мыслью, что всего лишь длится сон, грёза, короче говоря, странное мечтание. И в предверье можно выпить чашечку кофе и съесть бутерброд. Потому что, Бог его знает, когда придётся подкрепиться; никто не знает, куда именно я попаду, открывши ту самую дверь. Что называется, возможны варианты. По известному принципу: факир был пьян, фокус не удался. Или удался частично, не вполне, со временем или пространством. Притом жаловаться будет некому, в особенности если дверь обратно не откроется. То-то будет забавно, душа моя...
   И как бы в неполном соответствии с тревожными соображениями, а точнее в контрапункте с ними, Юлия как в замедленнном сне полезла в холодильник, вынула оттуда провизию и тщательно приготовила для себя элементарный завтрак-ланч, поскольку время подходило к полудню по местному исчислению. Со сложным приготовлением Проекта утро прошло незамеченным, превратилось в день, который требовал какой-то пищи, ну и чашки растворимого кофе заодно.
   Машинально сглотнув завтрак-ланч, Юлия помыла за собой чашку с блюдцем, далее, несколько сомневаясь во всем, в чём возможно, проследовала в ванную комнату с нехитрой целью умыться и, может быть, причесаться. Во-первых, приступать к судьбоносному Проекту неумытой растрёпой отчего-то не хотелось, во-вторых, донельзя желалось глянуть на внутренность маленькой, доселе привычной ванной комнаты - не отразились ли сложные манипуляции с дверью "времён и пространств" на объеме помещения, хотя Юлия сама отлично понимала, что вряд ли. Вряд ли туннель с дверью, сложно произведенные в иных измерениях, могли самопроизвольно встроиться в угол ванной с обратной стороны, она вовсе не планировала проходной двор сквозь времена и пространства. И вообще...
   На самом деле ничего похожего не случилось: ванная комната какой была, в точности такой же и осталась, вода лилась сквозь душ с той же степенью неохоты, забрызганное зеркало отражало ту же стенку, и те же исподние предметы сушились на лесках наверху. Гребень, как терялся обычно, так и продолжал играть в прятки, поскольку не имел чёткого места, валялся то на зеркале, то в шкафчике, то вообще был заткнут за вешалку для полотенец.
   Никаких фатальных изменений со стороны ванной комнаты отнюдь не последовало, и этот факт Юлию одновременно утешил и разочаровал.
   Приодевшись в знаменательный зеленый халат, вернее в то, что от него осталось после долгих странствий, и завязав волосы какой-то лентой (она вполне могла быть поясом, завалявшимся от потерянного и забытого летнего платья), Юлия вышла из тесного помешения, и с некоторым содроганием заставила себя встать перед скрытой дверью в туннель и сказать ей: "Сезам, откройся", предварительно представивши, как её туда совсем недавно помещала.
   Чуть-чуть помедливши (буквально секунду!), оклеенная цветочным коллажем стенка растворилась ровно на отмеренное пространство, и во второй раз взору открылась немудренная дверь, почти такая же, какая вела из узкого коридора в кухню, чуть заколебалась в поле видимости, померцала, подобно изображению на экране, и остановилась.
   Наступил знаменательный момент, но Юлия не могла сдвинуться с места, как будто приросла к полу, и руки опустились. Слишком непривычным, мягко скажем, представлялось последующее действие во времени и пространстве. Особенно потому, что она догадывалсь: возврата не будет! Притом она не знала момента, когда точка возврата достигнется и минует - момент мог наступить произвольно и пройти совершенно незамеченным, так в принципе планировалось. Но подобные чувства и ожидания вовсе не добавляли непринужденности, увы! Скорее напротив.
   И совершенно удивительным образом ей захотелось совершить любое ритуальной действие: плюнуть через левое плечо, подать знак действием или голосом, вообщем отмерить время до и после, семь раз не меньше, прежде чем отрезать. Но мерить или резать было нечего и нечем, субстанции подвернулись сверхчувственные и неосязаемые, вот что добавляло в ситуацию затруднительности.
   (Единственное реальное приношение в другой мир было взято заранее, тщательно выращенное и положенное в карман, хотя могло уместиться на кончике ногтя, разницы не наблюдалось никакой, но Юлия заранее постаралась на совесть. Комок плотной и рыхлой органики, похожий на отчасти пользованную жвачку, кармана не отягощал и, сплющенный в плоскую пилюльку, почти не ощущался. Юлия могла решить по ходу дела, стоит ли, и когда данной возможностью следует пользоваться. Хотя догадывалась, что большой разницы не будет, что бы она ни решила. это был просто вопрос времени, как только она окажется на месте. Посев в рамках Проекта ждал своего момента и находился в готовности. Плюс минус 50 лет, всего навсего.)
  -- Ну, ладно, - наконец сказала себе Юлия, точнее попыталась с собою договориться по-хорошему. - Тронулись помаленьку! И будь, что будет...
   Далее, сама себе подивившись в процессе, наверное из чувства странной предострожности, она слегка толкнула дверь ногой и с замиранием сердца проследила, как однобортная створка медленно и плавно поехала внутрь, как будто на шарнирах или смазанная.
   Что бы там ни было, данный отдельно взятый "Сезам" послушно открылся, и строительница фантастического туннеля, не долго думая, шагнула внутрь, не дожидаясь видимости, иначе медлила бы долгие годы и столетия.
  
   ИСПОЛНЕНИЕ ( Относительно времени и места...) ТАМ
  
   И сразу без малейшего зазора она оказалась там, никаких видимых или ощутимых барьеров не преодолевая, весомо и зримо, как сказал поэт.
   То есть конкретно одной ногой она ступила на мягкую почву, а второй угодила в мелкий ручей, пришлось срочно сесть и созерцать реальность затуннельного мира с непривычной точки зрения. Сидя наполовину в ручье, Юлия осознала, что к стыду своему рефлекторно закрыла глаза, когда шагала, оттого и очутилась в таком положении, буквально села в лужу с первого шага. С первого мгновенья личный человеческий фактор преподнес сюрприз, заранее отнюдь не предусмотренный.
   Во-первых, могло шагнуться не так удачно, скажем, со скалы прямо вниз... Во-вторых, что касается кармана, то заветное содержимое, подготовленное для исполнения Проекта, потерялось в динамике перемещения, надо думать, просто вылетело или вымылось из неплотного крамана, пока она осваилась в луже. Юлия проверила первым делом и убедилась, что оно поторопилось само, растворилось и уплыло по воле волн, невзирая на ранее предусмотренные планы и проверки. Таким нечаянным образом пошел необратимый процесс, потёк с мелкими журчащими водами вокруг мира и обратной силы не имел. Что сделалось, то сделалось, и Юлии приходилось мириться с происшедшим.
  -- Значит, уже приехали! - строго сказала она себе и стала осваиваться с участком пространства, который подлежал неизбежному изменению, как только она неловко и нечаянно уселась посреди него.
   Кстати говоря, остальной земной мир подлежал изменению вместе с участком. Ну если, разумеется, она правильно попала, куда и когда хотела, а не плюс-минус 50.
   Что это должен быть в принципе остров в океане, Юлия знала, вернее планировала и выбирала довольно сложным способом, но на месте её настигла мелкая неожиданность. Из своей квартиры она шагнула прямиком на гораздо меньший остров, конкретно на мелкую отмель посреди ручья, каковой с журчанием тёк под сводами сходящихся вверху ветвей. Выше располагались интенсивно синие небеса, просматривались яркими кусками в просветах ветвей и листьев.
   Некоторые из деревьев, как Юлия сразу определила, были огромными фикусами, (не в горшках, а прямо на почве), но в них, подобно елочным гирляндям, обильно висели крупные светлые розоватые и сиреневые цветы, отдаленно знакомые и непривычные одновременно.
   Какое-то неопределённое время Юлия праздно просидела частично в воде, частично на отмели, пытаясь найти некие ботанические критерии и пойти от них в размышлениях далее. Потому что сходу решить, куда её занесло конкретно, страннице в мирах и временах было не под силу.
   Более всего она боялась оказаться не в реальном месте на родной планете, а где-нибудь в пределах своей личной фантазии, исправно нагрузившей клочок условного пространства заданными параметрами. Подобные штучки легко проделывались знакомыми сапиенсами в Парадизе и вне его, но Юлия от души надеялась, что её личные возможности, даже бессознательные, таким потенциалом не располагают, класс умения отнюдь не тот. Но всё же...
   Ручей тёк между тесными заросшими берегами и стремился к буро-лиловой скале совсем рядом, затем огибал её (скалу) с двух сторон - вот такие наблюдения, кроме сомнительной растительности пришли к Юлии сами собой, непосредственно. Далее, практически не сходя с места, она поняла, что именно из этого мощного камня ей довелось выйти, чтобы шагнуть в ручей, далее, что именно он, скальный массив, таит в себе путь к возвращению домой.
   Как именно она о том догадалась, Юлия осознавала плохо, скорее всего, произошла подсказка, предусмотренная при строительстве туннеля, отнюдь не идиоты вкладывали знания ей в голову. Они знали, что сама Юлия вряд ли способна позаботиться о таких пустяках, плотно занятая более насущными проблемами. Поэтому она оказалась лицом к камню, догадалась Юлия, иначе искала бы обратный вход до морковкиного заговенья и паниковала понапрасну. Да, наставники и помощники знали ученицу со всеми её милыми слабостями и ценили вместе с ними.
   Обрадованная проявленной и проявившейся вовремя заботой, Юлия наконец позволила себе встать из прохладного поющего ручейка и решительно направилась к ближайшему берегу, чтобы обследовать загадочную растительность, потом поискать дверцу в скале, которая по исполнению задачи приведет обратно в свой мир, в своё время, конкретно на кухню, надо надеяться.
  -- И разрази меня гром, если это не маргаритки! - наконец вслух заключила Юлия.
   Это произошло, когда стоя по колено в воде, она дотянулась до ближайшего фикуса и достала крупный цветок на гибкой ветке, они висели на стволе фикуса, как гирлянды, и свисали с дерева по соседству, его прямой серый ствол уходил ввысь, и крона терялась там.
   - Только размером с блюдце, ничего себе скромные полевые цветочки, - продолжила она вслух ботанические наблюдения. - И вьются на лианах, ко всему прочему. Либо парниковый эффект тропиков, либо глюки по высшему разряду, потому что цветочки пахнут огурцами, и наощупь вполне достоверные. Хотя, в случае глюков скорее явились бы орхидеи, а не тривиальные маргаритки. Потому что глюки ниоткуда не берутся, кроме как из подсознания, а о таких фокусах со скромными цветочками я не догадывалась, напротив, примыслила бы себе нечто экзотическое крайне. Не так ли?
   Никто, включая её самоё, на заданные вопросы отвечать не собирался, да и не стал бы, но диалог с единственным доступным собеседником являлся не столько роскошью, сколько насущной необходимостью. Юлия отлично это понимала, посему легко мирилась с раздвоением своей личности в интересах дела и собственных. Полагая, кстати, что хотя бы одна из раздвоенных персон окажется более или менее разумной. К тому же давно известно, что вдвоем лучше и даже веселее, чем поодиночке.
   Повертев в руках разросшуюся маргаритку, Юлия достаточно обдуманно оторвала цветок от лианной цветоножки, положила его в карман, через несколько мгновений вынула и решительно выбросила в воду, затем последила, как голубоватое пятнышко плавно понеслось по течению и заплыло за скалу, привет всем горячий, скатертью дорожка вокруг земного шара вместе с круговоротом воды в природе!
   Что бы ни произошло с органическим запасом, доселе хранившимся в кармане, даже если он выпал куда-нибудь вне времени и пространства, а не уплыл по водам ручья, того минимума, каковой оставался в кармане, незримо и неощутимо хватило бы на пару планет земного типа, а в соединении с живой растительной материей - то и на десяток с лишком!
   Тщательно выведенная специально для нашего мира колония бактерий (это для лёгкости понимания), на самом деле некая биологическая субстанция, которая входит в растительные клетки и делает их все подряд способными к взаимодействию с энергией разума. Примерно так же, как обычные растительные клетки стимулируются квантами света и вступают в сложный процесс фотосинтеза, то есть превращения энергии в материю.
   Если бы Юлия ставила перед собой лингвистические задачи, то назвала бы упомянутый способ стимулирования растений умосинтезом, или рациосинтезом, но ей хватало иных проблем, а как назовётся эффект, ей было, честно говоря, по барабану. Главное, чтобы вышло хоть что-то похожее на дело, а не наоборот, и этого вполне достаточно. Как обычно, так и в данном случае, Юлии не хватало научных знаний и дисциплины ума, однако, скорее всего, именно за отсутствие подобных качеств её и выбрали. Если бы мозг у неё оказался научно оборудованным, то давным-давно напрочь перегрелся бы и отрубился от мириадов противоречий, довлеющих на каждом шагу и каждой минуте.
   Достаточно было одного сознания, что в данный момент она находится силой собственного веления в тысячах лиг и миль, не говоря уже о километрах, от места, где предприняла первый шаг, и не только... К тому же в пяти десятках лет тому назад, кстати, задолго до своего рождения.
   Во всяком случае она собиралась попасть именно в ту пространственно-временную точку, и было бы неплохо проверить. Но не сейчас.
   Если бы она собралась научно освоить собственные действия и местоположения, то давно бы рехнулась самым элементарным способом. А так - вроде ничего, ходит себе по водичке, рвёт цветочки и пускает по ручью - как предусмотрено Проектом, притом проделывает программные действия с завидным хладнокровием. Правда, данный ручей в Проекте не предусматривался, однако допускался, наряду с остальными островными явлениями.
   Главным действующим фактором для исполнения Проекта оставался океан со сложным переплетением водных и воздушных течений, в центре коего (и коих) располагался остров. Юлия, кстати, так и не узнала, как остров зовется, и даже, есть ли у него собственное название, ни на одной приличной карте мира данный клочок суши не обозначался. Ареал, где он находился, даже на самой подробной карте выглядел, как просыпанный корм для цыплят: одни крошки и маковые росинки. Однако Юлия догадывалась, что избранный остров даже точки на карте не заслужил, такого добра там, посреди океана, было предостаточно, редкое местное население их по большей части игнорировало, слишком мал оказывался остров для людского обитания, ну и Бог с ним.
   Свой островок Юлия высмотрела визуально, мысленно пролетая над всем комплексом, оценивая в полёте размеры клочков суши и их реальное местоположения. Также она заботилась о том, чтобы не угодить нечаянно на ядерный полигон, американский или французский, иначе её усилия могли в один миг быть снесены и испепелены чьим-то испытанием, которые как раз приходились на те места и примерно те же времена.
   Данные подробности Юлия помнила из истории и специально освежала память документально. Прогрессивная общественность тогда была просто вне себя и нынешним изысканиям Юлии очень подсобила, наглядно обозначив ареалы ядерных испытаний. Избранный островок вместе со всеми остальными выносился из вод мирового океана где-то на окраине сомнительных мест и мог считаться практически незатронутым, хотя...
   Хотя Юлия честно признавалась себе, что представить последствия временного катаклизма она просто не в состоянии. И не задавала никому праздных вопросов, типа: что будет, если она ненароком окажется в эпицентре ядерного взрыва задолго до момента своего рождения?
   Справиться с воображаемой проблемой она не могла даже в мыслях, потому благоразумно её исключила, полагая, что в таком случае дураков не жаль, даже если они - это она сама!
   Пока на безымянном острове было просто чудесно: в меру тепло, абсолютно зелено и совершенно безлюдно, это был мелкий кусочек прелестного первобытного рая, по которому она брела в воде то по щиколотку, то по колено, неуклонно приближаясь к скальному массиву, и наконец приблизилась вплотную.
   Подле самой скалы, разделившей неглубокий звонкий поток надвое, песчаное и галечное дно уходило вглубь и образовывало небольшое озерцо, в которое Юлия охотно вступила и оказалась в воде по пояс.
   Так она проследовала до едва заметной каменной ниши, за которой угадала дверь в свой собственный туннель, что ранее подсказалось извне. И действительно, дотронувшись пальцем до камня и сосредоточившись, она явственно увидела в толще породы контуры входа в полувидимый каменный грот, он вёл куда-то вглубь скалы. Юлия знала, что если она поднапряжется ещё чуть-чуть, то сможет войти в грот и оказаться дома, но делать этого не стала даже для проверки. Кто его знает, как сработает самодельный туннель в следующий раз, а пока она была в нужном месте, хотя насчет времени сомневалась.
   Следовало пользоваться дивным безымянным островом, пока он находился в доступности, вернее, пока она физически находилась там. И сеять, вольно и невольно, разумное, доброе и вечное, чтобы к настоящему времени у себя дома поимелись реальные результаты, которые можно будет извлечь, владея элементарной техникой.
   Понятно, что какую-то частицу полезных бактерий она посеяла и взрастила у себя дома, пока осваивалась и примеривалась, но тогда результатов пришлось бы подождать лет пятьдесят, может быть и более. Потому что родной город Юлии и даже покинутый Южный берег, где тоже, наверняка, что-то нечаянно посеялось после прибытия, увы, даже рядом не стояли с центрами распространения водных и воздушных масс, и климат там не способствовал бурному росту зелени и умобактерий, всё же было холодновато. Для глобального эффекта требовались тропики, затем океанские течения и, разумеется - массив времени, чтобы бактерии умосинтеза внедрились в земные зелёные массы и обошли вместе с ними земной шар и не единожды. По всем расчетам требовалось как раз пять десятков лет, вот отчего Юлии с такими тяжкими трудами пришлось пробиваться в прошлое, она желала иметь реальную жатву под руками именно в своём времени, так ей казалось сподручнее всего.
   Хотя следует признаться, что именно странствия во времени, особенно самостоятельные, смущали её просто невероятно, вплоть до того, что она предпочитала об этом не думать, точнее, не углубляться. А рассматривать эти штучки, как необходимый атрибут Проекта, если, конечно, получится.
   Вот и в данный момент, конкретно на зелёном райском острове Юлия подспудно тревожилась, не зная, как бы проверить, в том она времени или вовсе нет, и не могла сориентироваться ну просто никак. Окажись она в любом городе, чёрт побери, то первым делом накинулась бы на газету и просмотрела число, с годом и месяцем - проще простого, а как быть тут?
   Бытовала у нее мыслишка, что можно включиться в радиосеть и поймать передачу, но... Но моральных и простых физических сил могло не хватить на сложное действие в непонятных временах, а если запутаться в мыслях, то можно вообще никуда не вернуться. Очень даже просто: сознание у человека - штука тонкая и очень хрупкая, любое нарушение чревато жуткими последствиями, если путешестовать не только в пространстве, но и во времени с помощью личных сознательных структур. Тем более, что отнюдь не совершенных, мягко говоря.
   И Юлия уговорила себя не дергаться, а действовать так, как будто со временем у неё всё в порядке: сбегала на выбранный остров, посеяла разумное, доброе, вечное - а далее вернулась и посмотрела, что вышло!
   Значит надо сеять на совесть, вот она основная задача, и не отвлекаться по пустякам, не так ли?
   Однако отвлекаться всё время приходилось. Важные мысли о Проекте и его своевременном внедрении как-то не держались в голове, всю дорогу улетучивались, заменяясь на что-то иное. На сей раз виды, запахи и общие впечатления тропического острова перебивали остальные мысли, точнее выбивали их из научной и деятельной колеи. Очень уж хорош был ручей, по которому она брела, так дивно разноцветны и притягательны берега. Хотелось подойти к каждому дереву, понюхать и потрогать каждый цветок, свисающий к воде.
   Ко всему прочему почти на каждом шагу возникала дурацкая мысль: а не в Парадиз ли она забрела, неведомо как, не подстроила ли себе такую ошибочку ненароком? Неумную догадку приходилось отгонять, как назойливую муху, будто мало казалось иных опасений любого свойства!
   "Нет, это как-будто не Парадиз!" - наконец решила Юлия, вдоволь насомневавшись, и заявила себе со всей возможной твердостью. - "Во-первых, запахи другие, резче и свежее, там - мягкие, теплые, незаметно обволакивающие. И цвета не те, гамма неуловимо иная, вот вспомни, дурочка: как перенеслась домой, так сразу заметила, даже на Южном берегу. Здесь вам не там, условно говоря, и нечего выдумывать лишнее!"
   Пока она брела по мелкой воде, дискутируя с собой, дивные берега ручья сами собой раздвинулись, возвратный камень остался за спиной, перестал делить ручей вдоль, воды вновь слились в единую неглубокую речку, с мелко-галечным дном и отлогими берегами. Юлия непроизвольно оглянулась, чтобы проверить, стоит ли ещё камень, и увидела его достаточно далеко, он вальяжно лежал, как кирпич в луже, и цвета был почти того же, малиновый, чуть отдающий в пурпур. Только размеры слегка отличались, данный кирпич смотрелся более чем солидно даже в отдалённоё перспективе.
   По берегам между тем лес избавился от преобладания фикусов, сделался ниже и пушистей, появились кустарники похожие на мимозу, только с едва-окрашенными розовыми метелками. Над ними склонялись даже не ветви, а целые древесные кроны, наподобие плакучих ив, но с со странными, причудливо изрезанными листьями, длинными и отчасти двуцветными. Посередине резные листки казались золотистыми, а ближе к краям возникал и углублялся зелёный оттенок, так что обрез листьев казался почти чёрным. И выделялся на свету, но пропадал в тени, словно незримо истаивал. В целом листья смотрелись, как тонкий сложный узор, наведенным пресыщенным мастером-виртуозом, которого обычные эффекты устраивать перестали.
   Зачарованная эстетскими изысками натуры, Юлия стала проверять эффекты с разных сторон, выглядывая места, с которых листья смотрятся экспрессивнее, почти нашла подходящую точку, но очень вовремя остановилась. Как раз в тот момент, как ощутила, что песчано-галечная почва, конкретно дно ручья, почти уходит из-под ног. Машинально переступивши обратно, она твердо встала на обе ноги и оглянулась вокруг.
  -- А ничего себе, полюбовалась на листочки! - ей пришлось строго вразумить себя лично. - Ещё пару шагов, и привет горячий!
   И действительно, пришлось признать, что любуясь странными растениями, она зашла слишком далеко и незаметно оказалась практически на кромке водопада, в который тихо переливалась река, плавно и почти бесшумно. Ну, правда не совсем, а с приятным веселым журчанием.
   Как Юлии удалось забрести так далеко, точнее, так близко к краю, она сама не понимала, только озиралась в недоумении.Возвратный камень виднелся выше по течению, но отдалился настолько, что вполне подходил в параметрах под ранее упомянутый кирпич, а она, оказывается, проделала по реке изрядное путешествие, увлекшись необычными ботаническими видами.
   Прямо перед ней, если отвлечься от кустов и необычных листьев, река распахивалась и лилась через край широким потоком, а по бокам деревья и кусты образовывали начало арки, однако, не смыкались, им не позволяли собственная высота и ширина реки. На самой кромке водопада также располагался камень с мелким пляжем, чем-то похожий на возвратный, почти того же цвета, только гораздо меньшего размера. Вода с мелодичным пением обтекала препятствие, расходилась около двумя рукавами, как бы ненавязчиво подсказывая дальнейший путь и образ действий. Юлия даже успела представить, как она, подвинувшись к камню по стрелке между рукавов, усядется сверху, словно русалка, и заглянет за полотно падающей воды, как это будет замечательно, просто небольшой монумент себе на фоне неба и воды. Она сделала шаг в том направлении, но тут же встала на дно и призадумалась. Соблазн был велик, однако...
  -- Мы, конечно, флибустьеры и авантюристы, но оставим камешек в покое, - вновь вслух сказала Юлия, вдоволь оценивши возможные варианты. - Не будем туда взбираться и не станем смотреть вниз, не так ли? Просто попробуем спуститься по суше, если представится возможность. Если нет - тогда основательно поразмыслим, как отсюда спуститься, чтобы затем подняться, не так ли?
   Не дожидаясь ответа на собственные вопросы (это были самоуговоры), Юлия побрела по воде обратно, стараясь прижаться к ближайшему берегу, где как раз в обилии произрастали кусты с узкими изощрёнными листьями. Однако сделать это оказалось не просто, ближе к суше речка не мелела, напротив, становилась глубже, образуя у подножия кустов неподвижные протоки и затоны, частично поросшие большими глянцевыми листьями, размером примерно со сковородку, не меньше. На одном из зелёных, скажем элегантнее, подносов, далее на других, в самом устье листа Юлия заметила крупные соцветия бело-розовых водяных лилий и двинулась прямо в протоку, чтобы рассмотреть их получше.
  -- В наше время, а может быть и раньше, эти водные красотки пышно назывались: "лилия Виктория", - сообщила Юлия всем, кто пожелал слушать. - Наверное в честь одноименной английской королевы, каковая позволила премьеру Дизраэли, позднее лорду Биконсфильду, изобрести и внедрить в реальность Британскую колониальную империю. Кто-то из первопроходцев, надо думать, узрел красивый водяной цветочек, одобрил и решил побаловать королеву. Они вообще на одобрение не скупились, особенно, когда правила дама. С другой стороны, в её честь называть цветы гораздо сподручнее. Хотя, может быть, георгин назвали в честь короля Георга, её предшественника. Хотя, кто их знает...
   Лилия по имени Виктория, надо заметить, обрадовала странницу в мирах и временах особенным образом, в основном потому, что окончательно разрешила сомнения относительно Парадиза. Там лилии, тёзки королевы Виктории, может статься и росли, однако Юлия их не замечала. А вот здесь, в своём мире они присутствовали, и данный факт сомнению не подлежал. Юлия отчётливо, словно это было вчера, вспомнила, как школьницей лет десяти от роду, она попала вместе с классом в некий ботанический сад, конкретно в теплицу, где посреди овального пруда на возвышении росли на тех же листьях внушительные соцветия, а тётенька-экскурсовод пояснила, что данное чудо природы водится в тропических водоёмах и зовется лилией Виктории или просто Викторией.
   Что касается Юлии, то она слушала вполуха, ей захотелось дотронуться до цветка, чтобы опробовать фактуру, тогда тётенька выдала реприманд, каковой Юлия, оказывается, запомнила надолго. В ту бытность ей было стыдно, что она дерзнула потянуться к неприкасамому ботаническому экспонату, теперь она радовалась, что благодаря своей детской дерзости отлично запомнила вид цветка и его название. А самое главное, отлично могла отнести приметное растение к его реальному здешнему виду, это значило, что она определенно здесь, а не там.
  -- Теперь мы познакомимся интимнее, здесь отнюдь не ботанический сад, - пообещала Юлия цветку и не медля ухватилась за стебель, более напоминающий садовый шланг. - Кстати, очень зря тётя-гид волновалась, сорвать розовый цветочек - это надо исхитриться, явно нужны садовые ножницы, ещё лучше - электропила.
   В руках стебель скользил, будто резиновый, цветок ощущался как артефакт, а вовсе не чудо природы, однако Юлия постаралась и открутила соцветие от цветоножки. Лилия не пахла ничем, кроме речной свежести, в руке держалась, как зонтик, но раз начатое, дело нужно было сделать.
   Вновь, как с давешней маргариткой, Юлия сунула упругий цветок в карман, причем с трудом, затем с меньшим усилием вытащила оттуда.
  -- Будем надеяться, что какие-то умобактерии к тебе пристанут, милая Вика, так же Лилечка, - обратилась она к почти неповрежденному цветку, далее зашвырнула его подальше в реку и проследила, как розовая лилия медленно подплыла к краю и поспешно перевалила через водопад. - И в добрый путь на долгие года!
   Последнее обращение оказалось цитатой, только Юлия не могла вспомнить откуда, однако полагала, что выражение бытовало в рифмической форме как раз в те времена, где она на данный момент оказалась. Скорее всего ей довелось слышать нечто подобное в раннем детстве, потом припомнить, исполненное в ностальгическом ключе, вроде бы совсем недавно. Может статься, даже на Южном берегу, но Юлия не стала рыться у себя в сознании, хотя возможности имелись, внесённые добрыми людьми в Парадизе, дабы она могла ориентироваться в собственной памяти без труда и проблем.
  -- Теперь, когда разумное, доброе и вечное посеяно, - обратилась Юлия в пространство над водопадом. - Надо самой спуститься и посмотреть, куда я его отправила. Однако мы пойдем другим путём.
   Откуда взялась следующая цитата, Юлия помнила отлично, но даже ученые специалисты из Парадиза и Внешних миров не смогли бы точно объяснить, зачем ей захотелось пользоваться странными историческими аналогиями и поминать прошедшее всуе. Наверное, просто так...
   Другой путь, подсказнный классиком революции, оказался далеко не таким простым, почти как у него лично. Хотя речка мелко подходила к краю, с которого низвергалась, однако по берегам образовывала целые лабиринты заводей, проток и каких-то ямин у корней близстоящих деревьев. Юлия просто замаялась, отыскивая обходные пути к твёрдому берегу и пытаясь не сбиться с направления.
   Уже несколько раз подряд она недобрым словом поминула собственную осторожность, ведь могла бы осмотреться с камня и тогда решить, куда двигаться. Вполне возможно, что водопад был внушителен лишь сверху, и с него можно было бы сойти, не замочив ног. А она тут бродит по бесконечным зарослям, того и гляди, окажется на том же самом краю, только его не увидит, поскольку обрыв надёжно спрятан за сложным переплетением растений и водных проток.
  -- Можно подумать, что меня занесло в джунгли Амазонки, а не на мелкий островок посреди океана, - продолжала она ворчать, тем временем срывая листья и неопознанные плоды различной расцветки и подходящих размеров, чтобы засунуть их в карман. - Брожу тут, как потеряннный дух, и ни конца ни краю не вижу. Впору задействовать супернатуральные силы и воспарить над ландшафтом. Только кто его знает, как они тут задействуются, в отдалённых краях и неведомых временах. Вполне возможен парадокс с неучтенными параметрами, это выражаясь научно. А если ненаучно, то я соберусь с убогими силёнками, попробую продвинуться в пространстве, в результате окажусь, Бог знает где. Такое бывало не раз, а тут вам отнюдь не Парадиз, что доказано при помощи лилии имени Виктории. Здесь никто на помошь не придет, хоть застрелись. Не будем, однако паниковать и рисковать достигнутым. Попробуем обойтись своими натуральными силами. Самое приятное, что никто не видит, как я бездарно заплутала в трёх пальмах, так что можно блуждать дальше.
   Кстати, пальмы вместо сосен подвернулись в монолог неспроста, во всяком случае вершина одной показалась в виду, пока Юлия озиралась: такая внушительная метёлка из темных расщепленных листьев с прямой щёткой посередке, торчащей точно в зенит.
   - Пальмы, как помнится, в болотах не растут, - назидательно сообщила себе Юлия. - Следовательно держим курс на метлу с ёршиком, и, может быть, выйдем к твёрдому берегу. Иначе будет очень грустно.
   И вот, почти успешно преодолев какую-то ямину с нетвёрдым дном и хватаясь за висящие лозы с хрупкими фонариками (они прямо сыпались под пальцами) Юлия наконец вышла из водных лабиринтов и стала медленно приближаться к пальме, чья щёточка временами вонзалась в небеса, почти как минарет. Но не всегда, моментами она скрывалась за другими ветвями, как капризная луна в облаках.
   Под босыми ногами у Юлии творилось сущее безобразие: почва быстро просохла и ощетинилась какими-то стеблями, они то цеплялись за ступни, то приминались без особого комфорта, но с противным шуршанием.
  -- Да, можно было не волноваться, тут явно не Парадиз, - заявила Юлия вскоре. - Там все растения приучены и приручены, что пожелаешь, то и сделают, а вот колоться - даже не помышляют. И там бы дорога давно открылась и выстлалась мягкой травкой. Не в пример... Когда мы с помощью Проекта дойдем до такой степени биоцивилизации, я просто не представляю.
   Однако всё оказалось не так уж грустно, особенно ближе к пальме, до которой она тем временем добрела. Во-первых, пальма, как следовало надеяться, стояла буквально на краю обрыва вплотную к водосливу, а во-вторых, к ней примыкала площадка, состоящая из высохших, плотно слежавшихся листьев и трав, похожая с виду на рогожу, а под ногами на хороший матрас. Под самой кроной пальмы рогожную поверхность оживляли цветочки почти без стеблей и листьев, походящие видом на крупные белые незабудки. Они вырастали на сухом подножии крупным причудливым узором, в целом - концентрическими кругами и кольцами Мёбиуса.
   Очень удобное отыскалось место для обзора и размышлений, тем более, что граница берега и водопада проходила практически под ногами. Рогожная поверхность упиралась к замшелые камни, омываемые журчащей водой, а с десяток белых цветов добрались до зелёной поверхности лишайника и замечательно смотрелись на ярком фоне.
   К тому же, как Юлия понадеялась, водопад низвергался не круто и не высоко, во всяком случае с её стороны он скромно переливался, затем краем омывал почву и камни, оставляя возможность схода вниз, замысловатого, как винтовая лестница, но вполне представимого.
   С другой стороны обрыва вода лилась сплошным крутым потоком, из-под которого выглядывали мокрые, довольно неприятные каменные глыбы уступами. Там спуститься было нечего думать, вода почти кипела и рассыпалась брызгами, попадая на камни.
   Осмотревши увлекательный ландшафт, он к тому же блистал дикой красотой, оживляемый цветными узлами на дальнем берегу, там яркие соцветия всех форм свивались гроздьями и никли прямо к воде - Юлия уселась на рогожную подстилку под пальмой и принялась строить план дальнейших действий. В процессе она собрала в горсть ближайшие белые цветочки и изучала их довольно бесцеремонно. Не забыла к тому же затолкать в заветный карман самую первую порцию, белые цветки упруго складывались и оставляли в пальцах ощущение некой шелковистости.
  -- Как странно, - сказала Юлия и вместе с произнесенными словами явственно ощутила себя той самой Алисой, которая от удивления выговорила "всё страньше и страньше". - Как это я упустила и не заметила, куда вода падает? И куда водопад девается... Что-то странное со мною происходит, сижу, перебираю цветочки, готовлюсь спуститься, а главное совершенно упущено.
   Осознав странность и упущение, Юлия добросовестно приблизилась к пальме, даже взялась за ствол рукой и опасливо выглянула через край, затем провела взглядом вниз, вдоль края текущей воды. Странность исправно повторилась: создавалось впечатление, что она стоит на невысоком краю, каковой упирается в яркое синее небо и туда же, в небо без краев и границ впадает поток, будто край суши висит в небесах, отменно ярких, почти лиловых и безоблачных.
  -- Нет, извините, это какой-то бред, - заявила Юлия, дотошно озирая пространство цвета индиго. - Не может быть, чтобы мы с водопадом и клочком тропической суши висели в воздухе. Тогда получается, что я изрядно наваляла, и практически не сделала ничего. Выдумала себе райский уголок на воздусях и знай, гуляю по нему.
   Просто ошарашенная собственным предположением, Юлия продолжала вертеть головой и мерить глазами сомнительное пространство, оно удручало и вводило в депрессию, несмотря на отменную красоту видов.
   Так прошли несколько неприятных минут, в сомнении и различных домыслах, пока Юлия не приладилась к осмотру доскональнее, точнее, пока не достигла нужной точки обзора.
   Тогда мигом стало понятно, что имея солнце за спиной, она слегка обозналась, смешала в одну две основных стихии: воздух и воду, поскольку они оказались практически одного цвета - интенсивно синего. Синее небо над головой и синее море под ногами, именно туда нёсла воду река, обрываясь водопадом, но обрыв заслонял место встречи. Поэтому Юлии казалось, что она вместе с сушей висит в воздушном потоке, а земные воды льются прямо в небо.
   На самом деле, приглядевшись, Юлия усмотрела даже черту горизонта, странную зеркальную линию, делящую неподвижный купол на чашу и крышку. Но море, море было мало того, что лилово-синего цвета, оно было неподвижнее небес, стлалось внизу, как отражённое небо!
  -- Теперь более-менее ясно, - заявила Юлия, глядя в небесную синеву. - Однако, надо думать, что речка ниспадает не прямиком в морскую пучину. Так в природе не бывает, во всяком случае у нас на планете. И внизу имеется основательная заводь или бухта, только я её не вижу, потому что уставилась в горизонт. И если смогу спуститься, то окажусь на нужном месте, там, где океан непосредственно смыкается с сушей, где море сходится с землей. Именно там надлежит сеять разумное, доброе и вечное в массовом порядке для оптимального эффекта. Во всяком случае, куратор Черный Пёс настаивал, даже объяснял, что умобактериям в таких местах полное раздолье, они радуются жизни и множатся, как хотят.
   Завершив процесс повторения пройденного, Юлия спешно вернулась на рогожную поляну с белыми цветами, собрала горсть растений в букет, затем бесцеремонно затолкала его в карман, вместе со стеблями и листьями. Заодно тщательно вгляделась в скромную, непохожую на тропическую флору, чтобы запомнить, как растения выглядели до совмещения с умобактериями.
   Хотя она желала распространить иномирную биологическую субстанцию по всему белому свету, но была в курсе, что кроме умосинтеза, бактерии придают растительным клеткам редкостные живительные силы и вариабельность по части наследственности, то бишь несколько ускоряют эволюцию растений с которыми вошли в симбиоз. Конкретно, придают растениям ускоренные возможности развития, различные варианты изменения на основе сохранения первоначальной генетической базы.
   Говоря проще, Юлия не только сеяла умобактерии в растительную массу, но желала впоследствии проверить, насколько успешно произошёл желаемый симбиоз, хотя бы на уровне тех растений, которые она опылила первоначально, такие вот имелись научные планы.
   По возвращении она собиралась отыскать те виды, которые опылились, и посмотреть, что сталось с любыми отдаленными потомками, проявилось на них влияние умобактерий, либо нет. Разумеется, имелся радикальный способ проверки. Можно было взять любую растительную особь в своём времени, буквально первую попавшую, и ставить на ней эксперимент.
   Однако слишком уж это было бы научно, то бишь чуждо ей персонально. Юлия желала иметь свои, личные дела с выбранными видами, но отчего - сказать было трудно. То, что она не всегда отдавала себе отчет в личной научной деятельности, имело свои плюсы и минусы, однако строгого рационального объяснения обычно не имело. Вот так, и привет горячий!
   Поэтому она спешно насобирала цветочков, постаралась запомнить их в лицо, перед тем как пустить в эксперимент, точнее, на волю океанских волн и на предел суши перед волнами. То, что сорванные растения, подкрепленные умобактериями, приживутся и размножатся где угодно и затем охотно эволюционируют, Юлия предполагала с большой долей вероятности. Вернее, это функция была запрограммирована для выданной ей порции, наряду с параметрами солнечной радиации и какими-то иными, функциональными для нашего мира. Посему ей оставалось понасобирать материал, свести его с умобактериями и выбросить в стратегической точке. Что она делала с полным старанием и с тем умением, какового смогла достигнуть.
   Однако до указанной стратегической точки следовало добраться, для чего надлежало осуществить спуск вдоль водопада по скальным выступам и отдельным камням. Конкретно тем самым, что она имела в прямой видимости, далее неведомо как, потому что видимость кончалась где-то на полдороге вниз.
   Именно тут наступил момент, какового Юлия побаивалась и очень бы хотела избежать. Надо было проверить, как действуют здесь, на острове, встроенные системы её личного жизнеобеспечения и сверхнатуральной поддержки. На Южном берегу, затем у себя дома она ни секунды не сомневалась, первым делом пыталась их включить и после некоторых заминок добивалась желаемого. Системы, активированные к сознанию в далеком Парадизе, исправно действовали, давали нужный результат. То бишь обеспечивали её безопасность и множество иных возможностей, недоступных ранее. Например, она могла упасть из окна шестого этажа, немного ушибиться, далее ликвидировать ушибы одним пожеланием.
   Правда, при том прослушала бы колокол предупреждения (он был встроен по её настоянию), и гулкий звук тотчас бы встряхнул и отрезвил. Так было в принципе задумано, чтобы она не слишком забывалась у себя в закрытых мирах.
   Однако проверить действие систем безопасности на острове Юлия отнюдь не спешила, хотя могла бы в первые мгновенья по прибытии. По причинам понятным, но совершенно неуважительным. Если бы вдруг и паче чаянья оказалось, что системы тормозят и не работают, то это означало бы, что она находится не в реальном мире и пространстве, а на просторах собственного воображения, тщательно подделанных под реальность.
   Такое с ней пару раз случалось в процессе обучения, и кроме общего разочарования подносило гадкий сюрприз: она с большим трудом, вернее, почти никак не могла вернуться из воображаемого пространства в реальное. Системы зависали, как компьютер, и требовалась помощь извне. Оба раза с ней были спутники и наставники, однажды Лья, потом Чёрный Пёс, они её отыскивали и доставляли обратно. Точнее, искать приходилось сознание, тело валялось в трансе и ничем помочь не могло.
   На третий раз, поэтому Юлия его не считала, Лья не просто отыскала её дурацкую личность среди надуманного клочка фантазии, но подсказала, как следует действовать в подобных обстоятельствах. Всего-навсего надлежало сосредоточиться и искать реальную дорогу обратно, по которой пришла, брести по выдуманному миру, пользуясь цепочкой ассоциаций, и дойти до первого звена. Там должен оказаться вход обратно, если она не совсем идиотка, и сумеет протиснуться сквозь собственные домыслы.
   Примерно как в сказках, Юлия догадалась после: следовало искать дверь в стене, через которую она проникла на вымышленные просторы. И вот в данный момент, перед спуском в пропасть водопада, необходимо стало проверить, как работают системы, заодно присмотреться, в мечтах она бродит или наяву.
   Сломать ногу, руку или шею в нашем настоящем мире, тем более, на камнях было вполне реально, и починиться при том не помешало бы.
   Это раз. Но если вдруг (о чём думать не хотелось вовсе) она всё это время играется в дурацкие игры с вымыслом. Тогда следовало плюнуть на море с водопадом и брести обратно к возвратному камню.
   Иначе последствия могли оказаться более чем печальными. Если бы ей случилось застрять посреди воображаемых райских садов, то простёртое бесчувственное тело застряло бы на кухне, точнее, в коридоре перед простенком. Первый посетитель, обнаруживший его (то бишь тело), счёл бы своим долгом свезти бедняжку куда-нибудь для экстренной помощи, таким образом рано либо поздно дело закончилось бы в больнице имени Кащенко, не иначе.
   Но если бы гипотетический посетитель (не важно, слесарь из РЭУ, вызванный соседями, либо грабитель) так и не появился бы, то собственный сын Сеня, вернувшись с раскопок, наткнулся бы на гораздо более неприятное зрелище. То был бы вполне реальный труп его мамаши, скончавшейся от истощения, поскольку сверхнатуральная поддержка вместе с системами жизнеобеспечения заблокировалась где-то в уголке её идиотских мозгов. Она, то есть Юлия, отдала бы концы вполне реально, пока её глупая личность искала бы выход из страны Фантазии и не находила.
   Так что следовало устроить проверку и не паниковать в худшем случае, а изругавши себя тетерей, брести к камню, там вроде устроился вполне реальный выход. Успешно толкнувшись в камень, можно было счесть первую попытку просто неудачной, а вовсе не фатальной. В таком случае можно спокойно выбираться к себе на кухню, повторно назваться любым нехорошим словом и думать, где она наваляла дураков, на каком этапе сложных процедур.
   Повинуясь вышеизложенным соображениям, а они пришли единым блоком, Юлия в очередной раз вернулась на рогожное покрытие под пальмой и уселась посреди одного из концентрических кругов, каковые самопроизвольно рисовались посредством беленьких нежных цветов.
   Для верности и концентрации мысли она прикрыла глаза, чтобы не отвлекаться ни на что кругом, сосредоточила усилие внутри себя и плавно вызвала поддержку. Как обычно, почти машинально, руки она сложила ковшиком, как бы подставляя их под струю, льющуюся с небес. Или с потолка, если она находилась под крышей.
   Буквально сразу, с величайшим облегчением (она и не знала, что так сильно сомневалась) Юлия ощутила знакомое движение изнутри и извне, незримые потоки двигались настречу друг дружке. Ток изнутри шёл легко и приятно, а вот извне энергия притекала не гладко, словно легкими пузырьками, которые как бы лопались, прикоснувшись к ладоням.
   На самом деле Юлия никогда не знала, какими источниками энергии она пользуется. В своём мире не было специализированных, подстроенных под разумное сознание, поэтому ей приходилось брать, какие придутся.
   Проще всего прочего ей приходились под руку электромагнитные и электронные излучения, Юлия питалась ими без малейшей заминки, так сказать, подключалась к сети и заряжалась. Оптимальным источником почему-то неизменно оказывалась компьютерная сеть, и дома Юлия подключалась к ближайшей почти без участия сознания. Затем, как человек добросовестный, проверяла, не нанесён ли ущерб любезным хозяевам, не испортила ли она им базу данных, не унесла ли чужого, не подкинула ли своего. Обычно ничего похожего не случалось, особенно после того, как Юлия устроила нечто вроде предохранителя для чужих сетей, он исправно действовал. Однако на безымянном острове, к тому же полвека назад, электронных сетей не отыскалось, посему источники энергии встроились натуральные, так сказать, экологически чистые, посему слегка сопротивлялись, подходя к её энергопоглотителям.
   Судя по всему, ей довелось питать свои системы токами моря, солнечной радиации и ближайшего водопада. Однако в том имелась своя прелесть, ток энергии шёл не так споро, но более разнообразно и оказывался питательнее, образно выражаясь. С некоторым замедлением, но плавно изнутри на ладони выплыл желаемый прозрачный шарик и начал медленно вращаться, набираясь цвета и плотности, вскоре его можно стало держать и катать в ладонях, что неизменно было очень приятно.
  -- Значит, действуем по плану, значит всё в порядке, а вы чего-то боялись, - обратилась Юлия к явившемуся подспорью. - Прошу организовать спуск вниз, максимально близко к натуральному, но соломку следует подстелить. Прокатимся с горки и очень мягко приземлимся, не так ли?
   Шарик на ладонях повиновался импульсу, а вовсе не высказанным пожеланиям, и старательно изобразил предполагаемый путь вниз, дабы Юлия смогла подтвердить, что желает именно этого. Обычно таких уточнений не наблюдалось, но обычно Юлия так не старалась, излагая планы действий.
  -- Мерси, разумеется, - с нетерпением заявила она, зажимая шарик в ладонях. - Но я всё выяснила и полностью доверяю. Поехали.
   Моментом позже она поднялась из-под пальмы, шагнула за край обрыва и нацелилась движением на ближавший камень, видимый недалеко внизу.
   Система поддержки хорошо усвоила задание, может статься, отчасти перестаралась, потому что Юлия покатилась по камням и скальным выступам, как на воздушной подушке, вернее, как по хорошо укатанной ледяной горке, почти с посвистом в ушах. Гладкие и обросшие мхом камни лихо проезжали мимо и под нею, сверху подрагивали свисающие ветви, струи воды забрызгивались прямо на неё, а вот конца спуску не виделось, бережок был крутоват. Однако невысок, не успела Юлия освоиться с лихой манерой спуска, как свалилась прямо в воду с гулким всплеском и сразу двинулась куда-то, влекомая мощным течением.
   Над головой простёрлись лиловые небеса (именно так запомнилось), резко оборванные верхней линией водопада и скалами. А она отчасти поплыла, хотя в основном барахталась в небольшой уютной бухте.
   Когда течение подтолкнуло её вплотную к берегу, засыпанному средней галькой и отдельными вросшими камнями, Юлия без усилия встала на ноги и только тогда заметила, что небольшая бухточка скатывается непосредственно к морю другим плавным водосливом, на него ритмично накатывались волны, то скрывая, то обнажая хрустальной четкости ступеньку из скальных выступов.
  -- Вот он предел суши и вод! - заявила Юлия торжественно. - Приехали наконец, куда следует. Жаль, что основной материал где-то потерялся. Вот тут бы сеять и сеять...
   Однако она сетовала преждевременно, поскольку сразу по произнесению покаянной декларации Юлия заметила (скорее всего не без подсказки, поскольку её личные системы активизировались), как на хрустальной ступеньке, когда очередная волна оступила, колышется нечто аморфное, сходное по виду с морской губкой, только более прозрачное, и активно растекается по краям легкой пеной странного сероватого жемчужного оттенка. Таким образом субстанция, несущия мириады умобактерий, обычно выглядела в воде, казалась прозрачной и слегка размытой, пока Юлия держала её дома в трехлитровой банке, наподобие чайного гриба.
   Однако, вынутая из воды, иномирная биоматерия мигом сжималась в плотный комочек и прилипала к любой поверхности, но очень некрепко, отрывалась по первому требованию.
  -- Это, пожалуй, наша потеря, она обронилась совершенно правильно, - искренне обрадовалась Юлия. - И начала распространяться, что и требовалось доказать. Это похвально, можно было спокойно идти обратно на кухню сразу от камня, Проект пошёл бы своим чередом, как ему следовало.
   Тут же, не особо задумываясь, Юлия опорожнила карман, куда набилась ранее собранная растительная масса, и подбросила содержимое поближе к порогу, где незримо, но обильно растекалась масса умобактерий.
  -- Надо думать, теперь мы посеялись основательно, - вновь сделала вывод Юлия для себя лично. - Солнце, воздух и вода, наши лучшие друзья, доделают остальное в должном порядке и обернут подарочек вокруг земного шара столько раз, сколько потребуется. Нам бы теперь проверить результат, но за тем дело не станет.
   Пока, сделавши дело, как выяснилось, вполне грамотно, Юлия намеревалась погулять по острову и полюбоваться красотами, более не размениваясь на деловые соображения. Она посоветовалась с собою и решила, что вполне заслужила небольшую поблажку. Правда, простора для пеших прогулок по острову оказалось не так много, что Юлия поняла сразу, как только огляделась.
   Она находилась в маленькой пресноводной заводи, образованной водопадом, далее за низкой каменной террасой-ступенькой расширялась и уходила в океан морская бухта, тоже весьма ограниченных размеров.
   Границами обеих бухт служили растительные натуральные изгороди, они плавно изгибаясь сходили на нет вблизи воды. Далее по воде, как в заводи, так и в бухте возникали каменные возвышения различных форм.
   Так что гулять можно было лишь в сторону моря, да и то по дну, когда оно позволяло. Берега острова, по крайней мере в доступных пределах, уходили круто вверх, как раз туда, откуда она явилась.
  -- Что ж, будем любоваться тем, что имеем, - Юлия благосклонно согласилась с увиденным. - Но для этого придется перешагнуть предел и прямиком двинуться в морские пучины, посмотрим, как они для того пригодны.
   В некотором отдалении, непосредственно в море, чуть ближе к краю бухты Юлия заметила хорошо посаженный и довольно большой камень двойной треугольной формы. Скальное образование серо-лилового цвета выглядело, как две пирамиды, наспех сплавленные в одну широкими краями, между вершинами просматривалось уютная седловина, поросшая морскими листьями. Вполне достойное место назначения, между делом соображала она, пока очень осторожно, пробуя ногой дно, выбиралась из островной заводи. Первые шаги по морскому дну дались легко, под ногами длилась каменная терраса, скорее всего, следующим выступом, хотя идти было довольно скользко, камни изобиловали морской растительностью, если не живностью.
   Думая о возможных приливах, отливах и крабах, сидящих на дне (мысли удовольствия не приносили), Юлия поспешила, насколько могла, вглубь бухты и почти сразу соскользнула с незаметного уступа прямо в пучину, морские листья оборвались буквально под ногами. Окунувшись с головой, Юлия без особой грации выбралась на поверхность воды и поплыла навстречу волнам к избранному камню, не переставая ворчать и порицать себя мысленно.
  -- "Как будто делать нечего, устроила себе заплыв с препятствиями, - произносила она не вслух, но довольно веско. - Чего я там не видела на этом камне? И кто его знает, что тут водится в бухте. Акулы, барракуды, скорпионы или ядовитые медузы, всё один чёрт! Плыть по волнам - радость небольшая, вот эта просто перекатилась через голову, следующая может опрокинуть, тоже мне развлечение!"
   Однако не уставая себя корить, Юлия тем не менее двигалась к каменным пирамидам и через какое-то отвлеченное время оказалась рядом с ними вплотную. Хорошо, что у сросшихся камней оказалось подножие, правда, неудобное, обильно поросшее водорослями и раковинами. Пользуясь тотальным отсутствием зрителей (во всяком случае, она так полагала), Юлия встала из воды на четвереньки и весьма неэлегантно, зато безопасно выбралась на поверхность.
   Седло между камнями показалось совсем близко, и она, не долго думая, взобралась туда, затем повернулась лицом к покинутому острову, как и намеревалась. Только не очень хорошо соображая, зачем именно. Вполне возможно, чтобы изобразить живое изваяние некоей русалки на камне, они изобиловали в приморских воспоминаниях и указывали пример.
   Однако зрелище, явленное с выбранной точки, выглядело убедительно, мало того, что редкостно красиво. Из бухты крутые берега острова, поросшие яркой густой зеленью, смотрелись, как изысканная декорация к неведомому представлению.
   Два высоких изумрудных полотна, закрывая половину вида, почти смыкались над водопадом - это был занавес. Потоки воды, струились по камням и срывались с них, расширяясь книзу подобием огромного веера - секунда пройдёт, створки раздвинутся, и нечто волшебное покажется из под струй света, водопад можно было счесть за театральные софиты.
   Солнце, поднимаясь, освещало вершины пальм по краям водотока и отражалось на кромке яркими бликами, они двигались и переливались, казалось, что независимо от воды. Особенно грациозно струи воды и света обтекали камень наверху, тот самый, на который Юлия не решилась взобраться, о чем тотчас пожалела. С другой стороны, она сообразила, что сиди она там, то красоты зрелища могла бы не оценить, вместо того мечтательно любовалась бы двойной пирамидой в бухте, думая, что там вид гораздо эффектнее.
   Довольно скоро, поскольку всегда лежали наготове, проявились знакомые строки и на сей раз застали её врасплох, она никого из классических помощников не звала, поскольку реальной цели не имела.
   "...И вижу берег очарованный, и очарованную даль.
   Чужие тайны мне поручены, мне чьё-то солнце вручено..."
   Строчки поэта возникали на поверхности пузырьками, укладываясь на то, что Юлия в данный момент видела и отчасти полагала. Особенно уместно вплыли и приклеились к моменту следующие строфы: "В душе моей лежит сокровище, и ключ поручен только мне..."
   Можно было подумать, что поэт нечаянно догадался, какой странный опыт его почитательнице предстоит, собрал всё неясные предчувствия, дабы снабдить её потребным вербальным аппаратом, так чтобы бедняжка не слишком терялась во множественности миров и времен. Так Юлия бездумно погружалась в виды и образы, перебирая их наподобие чёток. Однако очарование недолго длилось.
   От абстрактных сравнений и любования красотами острова отрываться не хотелось, но очень скоро пришлось. Основательно сидя на камне и созерцая виды из отдаления, Юлия не сразу заметила, что системы её личного обеспечения подают какой-то сигнал. Внутри сознания проклюнулось мигание и призыв к вниманию, сначала мягкий, как мерцание, затем перешедший в пульсацию на ладони.
  -- Этого только не хватало, - заметила Юлия, хотя послушно раскрыла пальцы для удобства сообщения. - Кто или что нас зовет? И главное, куда?
   Шарик мигом выскочил и без предварительных процедур выдал срочную картинку, означающую что следует возвращаться обратно, желательно прямо сейчас, не теряя времени. Причём непосредственно к камню на реке, минуя предполагаемые прогулки и медитации. Словами либо мысленными образами средство общения себя не обременяло, просто указывало камень и грот в нём, при этом тревожно мерцая, разве что сирены не возникло впридачу к мигалке.
  -- Вас не поняла совершенно, - сообщила Юлия в ответ. - Хотя, если возникла необходимость...
   Развить мысль она не успела, потому что мгновенно перенеслась с камня в море к скальной стене, названной ранее кирпичом, лежащим посреди реки. Тотчас и без приглашения видение грота замаячило внутри камня на расстоянии вытянутой руки, оставалось только шагнуть внутрь глыбы.
   Подобного обращения со стороны личных систем обеспечения Юлия не ожидала и терпеть не хотела. В особенности она не желала, чтобы данная методика вошла в привычку. Дай им волю, с сердцем помыслила она, то начнется опёка на каждом шагу и таскание за шкирку по любому поводу.
   Как это делается с малыми детишками в Парадизе, кроме того бедняжкам наставления читают сладким голосом, мол не нужно так делать, деточка, а именно потому-то и потому...
   Сообразуясь с праведным гневом по поводу самоуправства, Юлия медлила с последним шагом, даже стало неинтересно, как выглядит дверь с обратной стороны. Ей захотелось прямо на месте выяснить, кто тут командует парадом. Она лично, как высокоразумное существо, либо какие-то дополнительные устройства, призванные обеспечивать ей свободу действий, а вовсе не... Упорно не делая ни шагу в указанном направлении, Юлия, однако, протянула руку ладонью вверх и задала невежливый риторический вопрос, даже приличной формой не озаботилась.
  -- К чему такая спешка? - обратилась она к жужжанию между пальцев. - Может быть, я бы выслушала разумное объяснение?
   Жужжание на ладони перешло в стрекотание, обычно общительный шарик даже не высунулся, а продолжал скрести ладонь изнутри, но объяснение явилось прямо перед нею вместе с той самой дверью.
   Внезапно, как изображение на экране, в двух шагах перед нею из воздуха соткалась знакомая кухонная дверь с матовым стеклом. В стекле запульсировало до ужаса настоятельное сообщение, на сей раз с нею пытался связаться "светильник разума", замаскированный под плафон в спальне. Именно его посредством и с его помощью выстроился туннель сквозь пространство и время, а сейчас "светильник" истошно докладывал, что ресурсы практически иссякли, и туннель может в любой момент захлопнуться сам собой.
   Чтобы этого не произошло, спешно докладывал "светильник", следует незамедлительно подключиться к любому источнику энергии, лучше всего включить электричество рядом с ним, или он сам попробует подстроиться к ближней сети. Возьмёт, сколько ему следует, ну может быть, немного про запас. "Светильник разума" слал в дверь экстренную картинку, каковую Юлия поняла в общих чертах, однако ни один из предложенных вариантов её не устроил. Не более чем остаться самой на отдаленном острове в чужом времени, она реально хотела, чтобы иномирное устройство с дефектами в конструкции колдовало в наружных электрических сетях, за результат она поручиться не могла, и никто бы не смог.
   Выход оставался лишь один, тот самый, на котором страстно настаивал назойливый опекун-шарик. Следовало срочно возвращаться сквозь дверь и командовать парадом у себя на кухне и в спальне. А не выпендриваться.
   Не долго думая, поскольку долго не получилось бы, Юлия сделала шаг навстречу двери и толкнула её обеими руками. Дверь послушно, даже поспешно отворилась, и Юлия шагнула прямиком из речки на привычный линолеум, босые ноги обознали его моментально.
   Свет отчего-то нигде не горел, было сумрачно. Юлия, не оглядевшись и не медля ни секунды, ринулась в спальню, разбираться с источником беспокойства. Что конкретно происходило с дверью в туннель, так и не удалось выяснить, в тот стремительный миг она практически оставила её открытой, предоставила собственной судьбе и туннель вместе с нею.
   Когда же опасность обеих катастроф, как личной, так и общественной, осталась позади, а Юлия вернулась к простенку, то никакой двери, ни открытой, ни закрытой, там не обнаружила.
   Рекламные картинки с цветами всё так же покрывали стену от пола до потолка, но за ними ничего не было в помине, ни физически, ни, увы, супернатурально. Туннель в пространстве-времени, так замечательно созданный ею с первой попытки, исчез бесследно и окончательно вместе с наведенной дверью.
   Что касается "светильника разума", то устройство доложило с самого начала (как только Юлия шагнула через туннель и оказалась в спальне), что его (чьё именно, Юлия так и не поняла) долготерпение иссякло, вот и весь сказ, кстати изложенный в красочных картинках. Напряжение, как указал "светильник", снялось и пошло на попятную наподобие обратной волны и машинально унесло за собой наведенную конструкцию. "Светильник разума" полагал, что для следующего опыта с туннелями следует запасать энергию заранее, а не полагаться на обычные источники, которые могут внезапно иссякнуть, как это и произошло.
   Кстати, отчасти потому, что Юлия, находясь за туннелем, включила подсобные системы, они не нашли нужного количества энергии на месте и механически стали подпитываться за счет туннеля. Он, как выяснилось, был сшит на живую нитку, не выдержал и стал дезинтегрироваться.
   Затем пошел вразнос, то бишь просто лопнул, как невесомый мыльный пузырь, и данная конструкция восстановлению не подлежит. Однако никто не мешает построить новый туннель, свободный от перечисленных недочетов. Так говорил и показывал "светильник разума".
  
   ПОДВЕДЕНИЕ ИТОГОВ (ЗДЕСЬ)
  
   Нельзя сказать, чтобы сразу, ещё менее можно помыслить, чтобы легко и просто, Юлия согласилась со всеми приведенными аргументами и выводами. Отнюдь нет. Главное, что ей так и не удалось понять, успешно или нет завершилась её миссия, а именно первая часть Проекта. Определенно, она проделала некую работу, но в финале произошла паника и едва не произошла катастрофа, и посему разделить эмоции на деловые, научные и разные прочие, ей так и не удалось.
   Хорошо было любимому поэту, а именно Борису Леонидовичу, поучать потомство, что "пораженье от победы ты сам не должен отличать!"
   С тех самых небожительных высот, о которых с толковал диктатор Сталин своим тугоумным соратникам, когда советовал оставить "небожителя" в покое. Однако Юлии самой следовало оставить в покое Б.Л.Пастернака и тем более диктатора, никто из них не мог ей помочь даже виртуально, следовало во всем разбираться лично и доходить до самой сути, как, кстати, советовал любимый поэт Борис Леонидович: "в работе, в поисках пути, в сердечной смуте". Дабы унять сердечную смуту, Юлия попробовала сформулировать резонное кредо, и оно также вышло довольно смутным.
  -- Что сделано, то сделано, и изменению не подлежит, - веско сообщила она себе и "светильнику" заодно. - Только хорошо бы сообразить, что именно сделано, вот в чём вопрос.
   Собственно говоря, научные планы дальнейших действий у неё были другими, они предусматривали сохранение туннеля по крайней мере на какое-то время. Юлия собиралась в будущем посетить дивный остров несколько раз и досконально проверить, как там прижились умобактерии, и какие внесли изменения в растительную реальность острова. Только затем она полагала проверять, как изменения разошлись по пространству и во времени.
   Но человек предполагает, а эксперимент, увы, сам собой располагает. Чтобы вернуться на остров, надлежало построить еще один туннель, аналогичный пропавшему, только без дефектов в конструкции. А в это, вернее в свои возможности, Юлия верила мало, точнее будет сказать, что плохо. Даже при помощи "светильника", основательно усиливавшего личный разум, технические и научные способности у неё оставались теми же самыми, она отнюдь не мыслила конструкциями и не представляла себе точных инженерных схем. Работа её личного сознания происходила на интуиции и образах, а они не предусматривали точности в деталях и иных прочих необходимостей.
   Посему насчёт дальнейшего посещения острова сквозь следующий туннель своего производства у неё возникли основательные сомнения, скорее даже предрассудки. Точнее, она просто панически боялась оказаться в безвыходном и затруднительном положении, каковое чуть было не сложилось намедни. С этими чувствами приходилось считаться, ибо иных инструментов, кроме личных мыслей и чувств, у Юлии не было.
   Так что о строительстве еще одного туннеля, аналогичного либо улучшенного варианта, следовало забыть надолго, посему приходилось довольствоваться укороченной программой и планировать следующую стадию опытов, минуя проверки на острове.
   Именно в этот момент вступал в действие фактор времени, предельно сложный и наиболее коварный, поскольку был неизучен никем и нигде, а тут, в своем мире оставался совершенной "террой инкогнито".
   Сколько раз по возвращению, сидя на той же кухне, Юлия ломала себе голову и мучила подсобные системы, пытаясь высчитать временные пропорции, подставляя часы и дни в сложные формулы оборотов своего мира вокруг собственного светила. Подсобные средства, а именно шарик на ладони вертелся и верещал, выдавая подсчет формул и системы чисел, но даже вдвоем они не могли справиться. Шарик хорошо знал формулы, Юлия пыталась представить протяженность реального и планового времени, но все равно у них получалась полная чепуха, причем каждый раз другая, что было особенно обидно.
   В принципе они с шариком пытались зачем-то высчитать, когда умобактерии разовьются на острове в должной кондиции, так, чтобы растительные формы вступили с ними в полный контакт, закрепленный на генетическом уровне. В конкретном времени процедура должна была занять от нескольких дней, до пары недель, примерно.
   Но точного исчисления не было и даже не могло быть - каждое место во вселенной обладало своей спецификой. Однако соотнести реальные дни на острове следовало с умозрительным временем по данную сторону туннеля, а оно обладало совсем иной протяженностью. Сутки и недели, в координации с оборотами Солнца и с поправкой на функции туннеля коррелировались в часы и сутки, причем самым невообразимым образом, с учётом того, что туннеля более не было, и "светильник" выдавал самые приблизительные данные. Он, чёртов негодяй, тоже коррелировал свои данные с учётом времени существования туннеля и напряженности энергетического поля, всю дорогу напоминая, что когда поле стало дёргаться и ослабевать, то с протяженностью времени творились всякие разности, достаточно плохо учитываемые.
   Как нарочно, протяженность времени здесь и везде была самым непредсказуемым фактором, различные ошибки (от смешных до фатальных) случались даже у специалистов, и иномирный фольклор был полон анекдотами о специалистах по времени. Очень милые вещи с ними иногда происходили, особенно когда время перемешивалось с частями пространства и закручивалось в спиральные завихрения. Где и когда они только не выныривали, бедняги, то бишь специалисты! Даже помыслить о том было неприятно, а уж представить себя на их месте...
   Слава Провидению, Юлия каждый раз оказывалась на своем месте, именно на кухне, и её сложные вычисления, опять же слава кому угодно, вызывали лишь головную боль и более ничем не грозили.
   Иногда она даже ощущала признательность и благодарила "светильник" за дезинтеграцию туннеля, потому что лезть туда более не приходилось. Даже для проверки, через сложносочинённый временной промежуток, каковой ей никак в руки не давался, хоть застрелись! Но потом, хотя отнюдь не сразу и далеко не точно, Юлия поняла, что незачем мучить шарик и ломать голову, раз промежуточный период миновался вместе с туннелем. Какая, оказывается, удача!
   Ну его в болото, промежуточный результат на острове, потому что окончательный был при ней, оставалось только придумать, как выяснить, положительный он или отрицательный! Во всяком случае, думала Юлия, пять десятков лет точно прошло со времен посева, и что-то должно произрасти даже здесь, если конечно, она была на острове тогда, а не, скажем, вчера или завтра! О проверках времени на острове ей пришлось забыть, когда пришел срочный вызов обратно.
   И сообразуясь с обстоятельствами, Юлия перестала диктовать бедным подсобным системам зубодробительные таблицы био- и прочих времен, а буквально через пару дней попыталась себе представить, каковы могут быть здесь результаты посева через полстолетия, а также, как ей лично попробовать их уловить.
   При этом пытаясь держать в уме, своём и подсобных, что отрицательный результат означает, что можно пробовать другой подход к проблеме, а не считать, что всё пропало втуне. Оставалось главное: найти и опробовать методику поисков, и хотелось бы не самую дурацкую, но это, увы, как Провидение пошлёт. Более надеяться было не на кого.
   И ещё один побочный результат выявился, хотя не сразу. Оказалось, что она пробыла на тропическом острове не пару часов с хвостиком, как натурально казалось, а целых трое суток, ну может быть, чуть поменьше.
   Юлия очень удивилась, когда вернувшись сквозь исчезаюший туннель, нашла свою квартиру тёмной и заброшенной, хотя в путь отправлялась около полудня. Потом стали звонить дети, оба по очереди, и нервно запрашивали, где это мамаша шляется, они её доставали вместе и порознь, но не преуспели. Так постепенно выяснилось, что она пропадала в туннеле и на острове почти три дня. Почта скопилась в ящике, на мебель насела пыль, а пакет молока, оставшийся после трапезы на столе, окончательно прокис. Детей она заверила, что с нею всё в порядке, но сама призадумалась и решила оставить время в покое. Пока что...
  
   УРОК ФЛОРИСТИКИ
  
   ПЕРВАЯ ФАЗА (Пункт N 1, хотелось бы думать...)
  
   Решение пришло мгновенно, хотя варилось в голове и подсобных системах невероятно долго, возникали варианты, но кого-то они всю дорогу не устраивали, что было досадно.
   Вновь однажды утром Юлия сидела на кухне с чашкой кофе и тупо перебирала возможности проверки своих действий на острове. И всё более вероятным для исполнения казался самый примитивный вариант. Примерно такой. Спуститься вниз на лифте, не снимая халата, прихватить для видимости помойный мешок, пройтись с ним до ближайшего зелёного островка, благо газоны изобиловали кругом, далее сорвать, а лучше выкопать с корнем любое растение, первое попавшееся. Далее сунуть растение в горшок, подождать пока оно приживётся, затем ставить на нём первый опыт на наличие умобактерий. Как выйдет, так и выйдет.
   Юлия отлично понимала, что данный вариант отнюдь не лучший, а может статься, самый худший, но остальные были равноценны, а этот хотя бы отличался от других, правда в худшую сторону. Возможности провала были заложены в нём самым оптимальным образом, правда, положительный результат, если бы он случился, стал бы неоспоримым.
   И Юлия почти склонила себя к указанному образу действий, тем более, что он был самым простым, а неприятности со сложностями должны были проявиться отнюдь не сразу, а через какое-то время. То был бы желательный тайм-аут, в каковом Юлия отчаянно нуждалась. Её личные системы, не говоря уже о подсобных, слегка утомились и страстно хотели разделить судьбу уничтоженного туннеля, поскольку на нет и суда нету.
   Правду сказать, буквально все до единого кураторы и консультанты Извне советовали ей не торопиться с Проектом, сначала освоиться у себя с новыми способностями и привыкнуть к ним, но... Юлия ощущала поток нетерпения, оно просто царапалось изнутри, и добрые советы впрок не пошли. Ей хотелось, честно говоря, отделаться от Проекта сразу, поскорее отчитаться, далее осваиваться и тренироваться, затем вернуться в Парадиз, где остались друзья и множество иных проектов, гораздо более приятных, хотя не таких грандиозных. И разумеется, время от времени навещать детишек, причем возвращаться постоянно в ту же минуту или хотя бы в тот же час, как отбыла, чтобы мелкие не волновались напрасно.
   Однако Проект так сразу в руки не давался, что явилось закономерным результатом спешки и непродуманности. Именно о том Юлия печально размышляла, собираясь на помойку, чтобы там обзавестись материалом для опыта, раз ничего более достойного так и не придумалось. Но где-то на полдороге случайных ассоциаций (они вились и сами складывались в цепочки, как Бог на душу положит), она поймала себя на том, что невольно изучает простенок, куда выклеились рекламные проспекты в процессе строительства туннеля. Уже довольно давно она перестала замечать странный коллаж, примерно когда выяснила, что туннель пропал с концами.
   И вот сейчас она припомнила. Как очень давно (относительно), в хаотическом процессе изготовления туннеля, она держала в руках эти самые ботанические проспекты, и они оказались в простенке не просто так, а потому, что навели на соображение, которое подтолкнуло туннель к реальному воплощению. После чего картинки у неё из рук непонятным образом переместились в простенок, за ним она, как помнится, встроила дверь, практически одновременно. Страницы с цветочным изобилием вроде бы сами влезли в действие, хотя неясно как и, главное, зачем.
   Понятно, что ни припомнить ценную мысль, ни соотнести её со своими прошлыми действиями Юлия не могла, но она ясно держала в памяти, как удивилась, обнаружив картинки на стене, и недолго посоображала к чему бы это вышло. Но не сообразила, постановила подумать о том после, лучше всего завтра, как это делала известная уважаемая героиня Скарлетт О,Хара в романе "Унесённые ветром".
   Однако тогдашнее "после" воплотилось в нынешнее сейчас. Наверное, следовало обратить внимание на картинки, которые кто-то (точнее она сама бессознательным мановением) развернул и аккуратно приспособил на стенку, как бы специально для обзора, особенно если сидеть на обычном месте, где кухня почти кончается и переходит в коридор. Где, кстати, она в данный момент расположилась с кофеем. Поленившись вставать со стула, Юлия создала из воздушной влаги приличную линзу и приблизила её к картинкам, они сразу вобрались в самодельный экран и предстали воочию, как на мониторе.
   Какое-то время, правда недолгое, Юлия любовалась на моментальное творение своего гения, то бишь на линзу - вот захотела и сделала, даже не задумываясь, значит навыки набираются самопроизвольно. Отлично.
   Затем она обратила внимание на содержание стенного коллажа: в простенке образовалось бескрайнее море цветов, и увеличение придало им небывалую значительность. Тюльпаны, нарциссы и гиацинты прошли перед её взором разномастной чередой, но ничего не сказали, кроме того, что эти цветы, проросшие из предлагаемых луковиц, очень красивые и достаточно дорогие. Чем замысловатее цветок, тем он оказывался дороже. Приложенный краткий текст объяснял, что самые дорогие - это недавно выведенные модные сорта, они зашкаливают, поскольку их немного, а садоводы-любители поголовно желают выращивать у себя на клумбах именно такие разновидности.
   Линза ознакомила Юлию с луковичными, а затем выделила следующий ряд страниц в простенке, там соцветия показывались иными, менее традиционными. В тексте последовало заявление, что данные культуры вошли в обиход недавно, ранее были дикорастущими, но теперь их освоили для цветоводства. В основном указанные сорта отводятся черенками и частями листьев, сорванное соцветие иногда годится для посадки.
   - Оп-ля! - сказала Юлия вслух, когда текст точно совпал с картинкой. - Вот они, мои голубчики, только подросли и поменяли расцветку!
   Прямо перед ней, почти посреди страницы около колонки текста, в рамке предстала продолговатая картинка. Там на камнях, оплетая их невидимой сетью, произрастали почти прозрачные цветочки-звёздочки, их Юлия совсем недавно видела вблизи, собирала и изучала, перед тем, как пустить на поток.
   И располагались они, обвивая камни, тем же самым образом, как и на острове над водопадом. Казалось, что цветы и листья обходятся без корневой системы, лепятся к поверхности камня тончайшими нитями и цветут вместе с листьями в особых ячейках, по своей особой схеме.
   Однако по сравнению с островным дикорастущим видом окультуренные собратья стали крупнее, вместе с тем определились по форме и частично окрасились в сиреневый цвет разной интенсивности. Внутри каждого цветка выявилась маленькая розеточка, белая с золотистыми крапинками.
   Это самодельная линза постаралась и выдала картинку в самом точном приближении, какое сочлось возможным для фотографии в журнале.
   Рядом с картинкой прилепился текст курсивом, он гласил, что раньше цветочек встречался на островах французской Полинезии, но никто им не интересовался ввиду невзрачности и строгой территориальности.
   И без того красивых цветов в мире было полно, кому бы глянулись простенькие белые звёздочки на камнях! Однако в последние десятилетия на цветочек обратили внимание из-за неприхотливости, приживаемости и охоты размножаться любыми частями растения. В объяснении вскользь обронилось, что, вполне возможно, ядерные испытания в тех отдаленных местах повлияли на данное растение положительно и пустили его в рост.
   Такое иногда случается с отдельными видами растений. Во всяком случае на тех же островах на мелкий белый цветочек положили глаз и стали производить разные опыты на коммерческих ботанических станциях. Цветочки добросовестно сотрудничали, стали окрашиваться в разные цвета, особенно охотно в сиреневый, этот вариант пошёл в массовый тираж, стал выращиваться и продаваться по всему миру для украшения садов в тёплых климатических зонах. В прохладных зонах, как утешал читателей автор колонки, цветочек по имени "нимфея терридиум" может разводиться в горшках, только цветы постепенно возвращаются к первоначальному почти бесцветному, полупрозрачному состоянию...
   Юлия от нетерпения бросила читать полезные сведения, отвела линзу и стала уверять себя, что она не ошиблась так уж фатально, что "нимфея терридиум" вполне может оказаться тем видом, который произрос из плохо продуманного и ещё хуже исполненного посева. В особенности убедительно смотрелась французская Полинезия и особая адаптативность указанного вида, ранее никем не замеченная.
   Смешанные, но самые положительные эмоции взвихрились в сознании, Юлия схватила остывшую чашку, залпом проглотила кофе и сопроводила ассоциативным текстом с музыкой.
  -- Я поднимаю свой бокал за неизбежность смены! За ваши новые пути и новые измены! - пропела она, старательно подражая интонации старинного шансонье А.Вертинского, но безбожно перевирая и путая текст. - Они, как яркие огни, горят в моём ненастье. О, эти золотые дни украденного счастья!
   Материал для опыта оказался в наличии, найденный отнюдь не на местной помойке, напротив, представленный, как результат её личных хаотических действий, это разве не повод для ликования? Хотя, пытаясь вернуться мыслями на реальную почву, Юлия почти задумалась о том, имелись данные страницы в журнале до её личного вмешательства, либо нет. Но мысль оказалась настолько сложной, что внутренние системы разом запротестовали, по всей видимости, ответ оказался вне её личной компетенции.
  -- Ну и пёс с ним! - без упрека согласилась Юлия. - Опять же я знаю, что я ничего не знаю, этого вполне достаточно, как выразился уважаемый дяденька Сократ. Знать тут не обязательно, главное, что можно действовать, вот что особенно приятно. Теперь надобно достать "нимфею терридиум" в живом растущем состоянии, лучше всего вместе с горшком!
   Однако страницы журнала, на которых означались адреса магазинов, баз растительности и контактные телефоны, пропали без следа, скорее всего, провалились вместе с туннелем, либо приклеились к стене фасадом вплотную, так распорядился её личный фатум. "Нимфею терридиум" надлежало искать и доставать своими силами.
   Над этой задачей Юлия особо биться не стала, вместо того предприняла четкое разделение труда. Творческую часть вместе с интуицией и всплесками гения она оставила за собой, а техническое оснащение идей бросила на подсобные системы. Даже не вызывая шарик на руку, она просто уведомила, что вдвоём со "светильником" они должны порыться в земных информаториях и найти "нимфею терридиум" в живом, цветущем состоянии. Желательно в горшке, желательно в приличном месте, а не на рынке. Когда найдут заказанное, пусть подержат канал и картинку, чтобы Юлия могла оценить плоды их совместного труда.
   Она тем временем собиралась дозавтракать и принять душ, чтобы встретить долгожданную "нимфею" в приличном виде, а не полной растрёпой. И, может быть, отправиться за нею, дабы ознакомиться с растением лично. Не в халате же перемещаться по реальному земному пространству, не правда ли?
   Пока помощники, а именно "двое из ларца": шарик и светильник - исправно действовали, Юлия успела принять душ, высушиться феном и вообще привести себя в порядок, на случай, если придётся выходить за растением вовне, если не удастся просто выдернуть его себе на дом.
   К подобным штукам Юлия не привыкла чисто технически, к тому же операция смахивала на элементарное воровство, что было неправильно по всем меркам, как своим, так и чужим. Хотелось бы приобрести "нимфею" честь по чести, поместить в мешок и раствориться в пространстве вместе с нею незаметно для окружающих, хотя бы зайдя за угол и осмотревшись.
   Когда примерная готовность состоялась, Юлия глянула на себя в зеркало в последний раз и обратилась к помощникам устно, это было корректно.
  -- Ну, как у нас дела, уважаемые? - осведомилась она вслух.
   Помощники редко утруждали себя конкретным ответом, на сей раз они вывели на зеркало в спальне (где она находилась) некое изображение и помигали им, уведомляя, что задача выполнена.
  -- Бог знает что такое, - Юлия пробормотала про себя, но к помощникам обращаться не стала, это было не совсем удобно, они старались. - Ребус и кроссвород, попробуй разгадай-ка! То ли далёкое прошлое в Парадизе, то ли волны из будущего рикошетом - ну и картинка! Я-то просила всего лишь цветочек беленький где-нибудь в доступности. Ребята явно перестарались, либо сильно переоценили мою сообразительность, о да!
   Действительно, картинка в зеркале предстала более, чем странная, точнее будет сказать, совершенно загадочная относительно времени, места нахождения и вообще всего прочего. В зеркале во всю отражательную поверхность красовалось некое сложное прозрачное строение с куполом. Оно интенсивно светилось изнутри, просто-таки излучало сияние, и центр свечения находился в куполе. Именно там сходились и расходились ослепительные потоки яркого света, затмевавшие буквально всё кругом строения. На бледном фоне скорее призрачно угадывались, чем виделись, небесные своды в перспективе.
   Юлия вглядывалась в картинку внутри зеркала практически до боли в глазах, но ответ никак не давался. Купол вместе с основанием сиял - вот и всё, что она могла видеть. Никаких следов "нимфеи терридиум" и ничего прочего, доступного уму, в явленной картинке не предлагалось.
  -- Оно, конечно, занимательно, - осторожно произнесла Юлия, не желая обидеть помощников, но следовало побудить их к действию. - Однако цветок почти не виден, хотя зрелище ослепительно прекрасно.
   Подсобные системы дружно опомнились, поняли намёк и сдвинули точку обзора, плавно повели её и приблизили к сияющему куполу. Сияние мигом рассеялось, точнее, превратилось в утренний солнечный свет, льющийся, как положено сверху, а купол заодно со зданием просто наполнился сквозным освещением, в нём отчетливо проступили зелёные контуры растений. Вокруг зазеленела яркая трава, возникли неизвестные деревья с кустами и дорожки, посыпанные мелким гравием. Одна из них вела прямиком к куполу. Поодаль, почти у рамки зеркала замерцали иные прозрачные стены и крыши, вобравшие либо отразившие солнечные потоки.
  -- Понятно и даже более того, благодарю покорно, - изъяснилась Юлия вслух. - Это у нас солидный комплекс, роскошный ботанический сад с теплицами, только непонятно, где именно. Однако сие не так важно.
   Тем не менее движение в зеркале не прекращалось, помощники, надо думать, оценили корректность, но решили объясниться до конца. И подвели Юлию вплотную к стене большой теплицы с куполом, сдвинули точку зрения до полной прозрачности стекла и только тогда остановили движение. За стеклянной стеной на разных уровнях располагались рукотворные джунгли, сверху свисали лианы, на полу стояли ящики с деревьями, по полу тёк ручей с каменистым дном, и винтовая дорожка спускалась сверху из купола, плотно обсаженная кустами и обложенная валунами.
   Прелестная, почти натуральная картинка Юлию вполне впечатлила, в особенности, когда на одном из каменных оснований она увидела большую изогнутую миску, из которой изобильно росли лиловые цветы-звёздочки и лихо переползали на каменную стену. Искомая "нимфея терридиум" экспонировалась в условиях, приближенных к натуральным, и цвела пышным цветом, хотя очень изящно. Звёздочки, даже укрупнённые, смотрелись элегантно, без варварской роскоши.
  -- Ага, как раз то, что нам надо, - одобрила она вслух, затем приняла решение. - Теперь поехали внутрь, только не в ручей, а на бережок, пожалуйста. Если можно, конечно.
   Перемещение внутри собственного мира, с обеими фиксированными точками и без игр со временем она освоила досконально, поэтому могла позволить себе любую форму запроса, даже безмолвную. Но обычно Юлия предпочитала высказаться вслух, иначе одинокое исполнение желаний слегка её угнетало, собственные действия отчасти теряли реальность, казались иллюзорными. В такие минуты страшно не хватало компаньона и собеседника, за них сходили исполнительные подсобные системы. Помощники "из ларца", понятно, не нуждались в словесных указаниях, но не имели ничего против, исправно действовали в любом режиме.
   На сей раз Юлия не успела высказаться, как мгновенно очутилась за стеклом теплицы. И поняла это не визуально, а совсем иными способами: её просто обволокло жарким паром, затем видимость слегка потерялась в горячем тумане. Она приготовилась к выходу в пространство, но отнюдь не тропическое, посему моментальное перемещение в банные условия, точнее, в тепличные, застало её врасплох.
  -- Сюда можно было попадать и в халате, - подумала она вслух, но без настоятельности, чтобы помощники не вздумали её переодевать, с них сталось бы. - Джинсы с кроссовками явно здесь лишние, но да ладно. Может статься, тут развели змей для достоверности, не хотелось бы наступить босой ногой на выставочную рептилию.
   Ни одной змеи на самом деле Юлия не увидела, если не считать перекрученных лиан, которые навели на подозрение. Толстые стебли свивались в зелёный клубок и свисали очень достоверно, но при этом не двигались. И то хорошо.
   Однако в тепличных тропических парах "нимфея терридиум" тоже слегка потерялась. Точнее, Юлия потеряла направление и видела все виды растительности, включая сомнительный клубок лиан, но отнюдь не то, за чем сюда явилась. Вхождение в картинку имело минусы и сложности, оно напрочь сбивало ориентировку и вечно заставляло озираться до полного головокружения.
   Наозиравшись вдоволь, Юлия поняла свое расположение относительно ручья и стеклянной стены, что было неплохо. Однако иная сторона картинки, где уверенно цвела искомая "нимфея", оставалась вне соображения. Вокруг тесно и жарко дышали растения, в глаза бросались новые разновидности, но ничего похожего на миску с "нимфеей" упорно не попадалось, что становилось с каждой минутой обиднее. Оставалось надеяться, что зловредное растение никуда не делось и отыщется, пока теплица пустует, иначе могут возникнуть проблемы.
   Юлия не имела ни малейшего понятия, где расположился данный ботанический сад и в каких формах придётся изъясняться, если кто-то в теплицу забредёт, будь то служитель или легальный посетитель. И даже на каком языке пойдёт речь. Вполне могло оказаться, что она попала в иностранный уголок и проникла вне правил в ботаническую святыню Лондона или Копенгагена, комплекс строений наводил на мысль, что по-русски здесь мало кто говорит. Очень всё кругом было ухожено и солидно, просто на диво. Так что с "нимфеей" следовало поторопиться.
  -- Будем рассуждать логически, - обратилась Юлия к себе, не призывая помощников, они рассуждали логически сами по себе, а ей хотелось избежать лишней опёки. - Я видела цветочки сквозь стекло, прямо у стены, они глядели в окошко и едва не купались в ручье. Значит...
   Логический вывод последовал незамедлительно, и Юлия хотела бы думать, что без подсказки. Она повернулась в нужную сторону и пошла вдоль прихотливо изогнутого русла, заглядывая через край. Буквально на втором десятке шагов керамическая миска с узнанными цветами "нимфеи терридиум" должным образом отыскалась, где и положено, почти у самой прозрачной стены. Цветочки смотрели в окошко, а с обратной стороны показывались листья, плотные круглые сердечки темно-зелёной масти.
   И это было ещё не всё, в ручье в двух шагах от Юлии и в четырёх от "нимфеи" плавали на листьях-плотах маленькие, но очень симпатичные соцветия лилии Виктории. Только очень мелкие, как обычные кувшинки и лилии, такие распускаются в водоемах средней полосы. Карликовый вариант, если можно так выразиться.
  -- Всё, что надо в одном флаконе. Ну почти что, всё. Не хватает только маргариток на дереве, - Юлия с удовольствием зафиксировала ситуацию, отдельную признательность не забыла отправить помощникам. - Отлично сделано, дорогие товарищи.
   Теперь следовало в темпе решить, как выделить материал для дальнейшего изучения: рвать с грядки, уносить вместе с горшком либо попробовать завладеть растениями на законных основаниях. Правила поведения, внушенные с детства и воспринятые в иных культурах, настоятельно указывали на последний из указанных вариантов. Однако именно он смотрелся весьма сомнительно для исполнения, увы и ах!
   Во-первых, для приобретения материала следовало отыскать лавочку, где им торгуют, и кто ж знает, имеется она в данном заведении либо отнюдь нет. Во-вторых, надлежало иметь денежные знаки того государства, в пределах коего теплица расположена, к тому же в достаточных суммах. Достать дензнаки в любых количествах Юлия могла без проблем, просто, что называется, напечатать на принтере. Да хоть в золотом эквиваленте.
   Однако данная операция её смущала, поскольку выходило бы точно такое же заимствование без спроса. Стоит только начать, и полный привет! Она начнет создавать банкноты и платить ими на рынке, потом забудет, что деньги - это не ценность, а знак. И откроет банк. В-третьих, даже имея в кармане хоть миллион в местной валюте, ей следовало бы объясниться с продавцом цветов на нужном языке. Опять же встроить себе в голову переводное устройство можно безо всякого труда. Но зачем, скажите на милость, напрасные хлопоты и затруднения? Когда нужный материал под рукой, только протяни её!
  -- Незачем усложнять сущности сверх необходимости, - назидательно процитировала Юлия в сторону растений, потом добавила менее напыщенно. - Ни от кого особенно не убудет.
   Но всё равно ощущение возникало такое, будто она собралась рвать яблоки сквозь соседский забор: вроде бы ничего особенного, но лучше, если никто её не увидит за подобным занятием. Убедившись, что никого в теплице нет, Юлия наспех соорудила плетёную корзинку, с какой ходила в своё время за грибами и ягодами, затем аккуратно сорвала один цветок "нимфеи терридиум" вместе с парой листочков. С самого краю миски, чтобы не попортить общую картину. Однако с лилией имени Виктории так просто не получилось: королевские тёзки сидели на стеблях плотно, а стебли приросли ко дну водоёма. Пришлось срочно воображать садовые ножницы, производить их и орудовать, почти окунаясь в ручей. И всю дорогу при том волноваться, думая о возможном наблюдателе. В результате ножницы остались на дне ручья, потому что, уровнивши их после взлома, Юлия так и не собралась забрать обратно, заторопилась вернуться с места события. Её как ветром сдуло.
  -- Вы всё-таки - реальная бестолочь, голубка моя! - обратилась Юлия к себе лично, сидя на кухне. - Ни купить цветочки, ни сорвать с клумбы без накладок, ничего не можете толком - куда это годится?
   Однако произнося покаянную тираду, она чувствовала гигантское облегчение. Как бы то ни было, мытьем и катаньем, и даже с элементом криминала, но необходимый материал собрался в корзину и пребывал в готовности для дальнейшего исследования. Теперь его следовало укоренить в почву, для чего Юлия не мешкая отправилась на ближайший оптовый рынок, где честно приобрела два горшка с патентованным грунтом, тщательно обработанным особыми калифорнийскими червями. Так сообщалось на обложке мешка.
   Только один горшок явно оказался лишним. Как ей сообразилось, отнюдь не сразу, королевская лилия ни в почве, ни тем более в червях особо не нуждалась, её пришлось отправить в литровую банку, а воду налить из крана без особых изысков. Но "нимфее терридиум" отменно повезло: имея дополнительный горшок, Юлия высадила в грунт, изъеденный полезными червями, цветок и листья по отдельности. Хотя и без особого плана, не держать же горшок с почвой впустую.
   Таким образом она честно выполнила второй пункт флористической программы. Далее можно было ждать с чистой совестью, когда растения приживутся. Тогда наступит очередь третьего пункта, а пока... Пока можно было немного расслабиться и забыть о проявленной собственной бестолковости. С кем не бывает?
  
   ВТОРАЯ ФАЗА
  
   Пока избранные для опыта растения обретали под собой почву, Юлия не только расслаблялась, но отчасти задумывалась над постановкой эксперимента, чтобы он не вышел, как блин комом. Допустить в двух первых фазах Проекта парочку другую накладок - это пожалуйста, результат не менялся или менялся не слишком резко, главное было - соблюсти общую тенденцию. А именно забраться в прошлое и посеять дарёные бактерии в указанном временном континиуме. Однако проверку содеянного надлежало провести со всей возможной тщательностью, наличие (или отсутствие) посеянных умобактерий должно было проявиться самостоятельно, без натяжек или подсказок извне.
   Понятно, что пожелай Юлия вместе с помощниками "из ларца", чтобы каждое из растений превратилось за ночь в баобаб или даже в камень, то заказ исполнится досконально. Но это будет никакой не эксперимент, с позволения сказать, а решение задачи с заранее известным ответом. Такие опыты можно производить для личного развлечения каждые полчаса, с процессами превращения живой и неживой материи Юлия освоилась еще в Парадизе, и у себя тоже потренировалась, без проблем.
   Проблемы существовали, если материя оказывалась не только живой, но и разумной, но тут Юлия проявляла острожность и относительно разумные существа оставляла в покое. Водораздел чётко пролегал между птицами и рыбами. Птичку в рыбку она не превращала, например, но рыбку могла спокойно вызвать в аквариум, сдублировать и обратить копию в зеленый листок, затем обратно. Потом сбыть всё хозяйство с глаз долой в ближайший водоём, пусть плавают и вообще делают, что хотят.
   Тем не менее эксперимент с отобранной растительностью необходимо было максимально очистить и досконально проверить, посему автоматическое исполнение пожеланий и незаметную помощь подсобных систем следовало тщательно контролировать. Или вовсе отключить.
   Юлия долго размышляла и остановилась на последнем варианте, самом радикальном. Хоть и жаль было лишаться помощников, но чистота эксперимента требовала временного увольнения их со сцены. Не то они поспобствуют, о да! Любой эксперимент пойдет "на ура!", останется только рапортовать и кланяться! И вообще она несколько избаловалась в последнее время, не мешало бы пожить реальной суровой жизнью без приятной помощи извне.
   Посему, тяжко вздыхая, однажды утром она законсервировала подсобные системы, но оставила их "сторожить лавку". То бишь обеспечивать связь, если возникнет вызов Извне, и соблюдать безопасность: её личную, но самое главное, детишек - понятно, что в разумных пределах. Примерно таким образом: никто не мешал подопечным съесть кило мороженого, но за ангиной следовало посмотреть и свести заболевание к некоему, не опасному для здоровья минимуму. Примерно так.
   Кстати, свой собственный запас умобактерий, оставленный на всякий случай до путешествия на остров, Юлия заблаговременно переправила на балкон и закупорила крышкой, чтобы они, не дай бог, не вмешались в процесс. Туда же на балкон отправилась самодельная корзинка, с которой она ходила за растительным материалом. В корзину Юлия ссыпала наличные отходы производства: землю из-под червей, не уместившуюся в горшки, обрезки растений, оставшиеся от посадки в грунт, только ножниц там не хватало, для полного комплекта, но уж не до них было. Второй пункт программы в рамках Проекта можно было начинать.
   ...Примерно на третий день после того, как растительный материал показал, что он скорее жив, чем мёртв - это Юлия определила в основном на глазок (у лилии имени Виктории отломила кончик лепестка и отнесла на балкон в корзину, когда убедилась), она расположила горшки и банку на подоконнике в кухне (подальше от выключенных вспомогательных приборов), добилась, чтобы рассеянный солнечный свет попадал на каждое растение и сама уселась на табуретку рядом.
   Совершенно как бабушка в окошке, разве что за прохожими Юлия не присматривала, но невольно созерцала картину будничной жизни у себя под окном, как та самая бабушка. Этаж у неё был невысокий третий.
   Судьбоносные растения мирно нежились в непрямых лучах; обыденная жизнь городского квартала проходила внизу в мелких подробностях; на кухне было тихо, только вода подтекала из горячего крана тонкой струйкой. Посему Юлия задумалась о слесаре, но мигом себя остановила.
   Программа проверки предусматривала, конечно, её мысленное включение и вольный поток сознания, но бытовые неустройства вкупе со слесарем Вовой, милым, но вечно нетрезвым малым, безусловно оказывались неуместными в данном контексте. Умобактерии, если наличествовали в растениях, вряд ли могли оказать полезное воздействие на неисправный кран или на Вовины вредные привычки, данный импульс следовало погасить и мыслить в каком-нибудь ином направлении, желательно более конструктивно.
   Кстати, именно здесь (в пространстве и времени) Юлию подстерегала первая проблема. По идее ей надлежало войти в контакт с растениями, чтобы поток разумного сознания или подсознания мог пробудить их к взаимодействию с умобактериями.От прямых пожеланий или указаний следовало воздержаться, для начала следовало войти в абстрактный диалог. Дальнейшая коррекция должна была пойти сама и позже перейти в тонкую настройку, как индивидуальную, так и более общую, присущую любому хомо сапиенсу.
   Однако же, о чём помыслить наедине с растениями, в особенности изначально, Юлия не слишком хорошо представляла. В программе у неё было обозначено, что хорошо бы визуально вообразить ручные плантации на Парадизе, вспомнить, как это было приятно, и проникнуться надеждой, что указанный эффект может произойти и здесь. Но именно здесь, сидя у подоконника и глядя на растения, Юлия поняла, что данный инструмент сознания не подойдёт, растения не откликнутся, что-то им помешает и собьёт с толку. Почему ей так казалось, Юлия не знала, но уверенность тем не менее возникла, может статься, растения тоже начали входить в контакт, кто их знает? Надо было изобрести нечто другое, ближе к теме, что-то изначальное своё.
   Тогда она попробовала полностью расслабиться, ни о чём особенно не заботиться, отдать мысли на волю потока, пусть ведёт, куда знает. Не исключено, что как раз, куда и следует, по крайней мере для начала.
   Правда, мысли у потекли в довольно прихотливом русле, и не успела Юлия расслабиться должным образом, как на ум полезли вступительные речи, с которыми она обратилась к подопечным цветам, если бы...Если бы они её понимали и могли освоить грандиозность поставленной задачи.
  -- "Солдаты, сорок тысяч веков смотрят на вас!" - в поток сознания вклинился Наполеон Бонапарт с известной речью, а на визуальном мысленном фоне возник и оформился вечный Сфинкс, протянувший лапы по песчаным просторам.
   Пустыня и египетская авантюра молодого консула так же показалась излишней на текущеий момент: ни современный слесарь Вова, ни славный император никаким способом не могли приблизить её мысли к растениям. Юлия вздохнула и не без труда повернула поток в сторону, но Сфинкс упорно оставался в поле грёз, уходить не желал.
   Только из пустыни он переместился на некие берега, которые всплыли сами, причем ниоткуда, таких Юлия отродясь не видела, ни наяву, ни на картинках. Каменное изваяние у неё в грёзах стояло на самом берегу большого светлого озера. Вода была налита в обширную чашу до самых краёв, светилась бледным голубым сиянием и мерцала серебром в свете неяркого солнца. На берега озера легчайшей дымкой опускался туман, и на на горизонте, за спиной у Сфинкса, маячили невысокие округлые горы. Воды расстилались и медленно покачивались, пока фигура Сфинкса не утонула в тумане и не растворилась в нём.
   Когда туман окончательно сомкнулся и заволок окно перед её глазами, Юлия вздрогнула и поняла, что очнулась. Чуть позже стало понятно, что её увёл странный транс, что Сфинкс и волшебное озеро натурально пригрезились. Она, оказывается задремала, созерцая цветочки, в точности, как старенькая бабушка у окна, очень похвально. Тем не менее Юлия ощущала, что некий контакт на непонятном уровне состоялся, хотя чёрт её побери окончательно, если она знала, что произошло и как это можно расценить. Цветы на подоконнике никакого ответа не давали, по крайней мере сразу, в них ничего не изменилось ни на йоту.
   Пришлось на первый раз довольствоваться промежуточным невидимым результатом, потому что вторично впадать в транс Юлия не желала.
   Днём у неё была назначена встреча в институте, набралась летняя группа учащихся, они пожелали слушать краткий курс лекций по сравнительной истории древнейших культур. Могло статься, что бедный Сфинкс прибыл прямиком оттуда, по понятной ассоциации, и ничего особо загадочного в видении не оказалось, кроме изначальных загадок мифического создания.
  -- Ну и Бог с ним! - решила Юлия, не сходя с табурета. - Будем ждать результата, может быть, что-нибудь проявится. Пока, милые дети-цветочки, меня ждут иные дела и иные студенты. Чао!
   Кстати говоря, жизнь при отключённых подсобных системах стала труднее, но занимательней. И Юлия решила время от времени делать себе такие вот перерывы, чтобы окончательно не избаловаться. Например, предстоящая поездка на городском транспорте виделась почти как настоящее приключение: сколько всяких факторов следовало учесть, и ничего не давалось просто так, действительно авантюра.
   Вернувшись домой после насыщенного дня в институте, Юлия кинула взор на подопытные растения, но заметных изменений не обнаружила ни в одном из них. Может быть, ей показалось, что вода в банке, где плавала лилия имени Виктории, слегка позеленела, но Юлия решила, что это скорее всего эффекты, связанные с электрическим освещением, не более того. Зато к её радости кран починился сам собой, наверное, ослаб напор воды по летнему времени. Ну и замечательно, слесаря Вову можно было отставить.
   Наутро, проснувшись довольно поздно (ночью она видела бесконечные сны, не кошмарные, но невероятно запутанные), Юлия не сразу пошла проверять цветы, потому что о них забыла. Жизнь без вспомогательных систем обеспечения оказалась очень хлопотной, о каждой мелочи приходилось заботиться отдельно, нет, чтобы всё шло само собой, как положено в цивилизованных мирах.
   (Стыдно сознаться, но системы обеспечения в короткое время взяли на себя практически всё устройство жизни, даже обновляли запас пищи в холодильнике и кофе в банке, кроме того, что очищали воздух и воду в квартире, устраняли вредные излучения и следили за обменом веществ в организме. Заодно обеспечивали для Юлии перемещения в пространстве не только мгновенные, но незаметные для окружающих, выбирали уголки пространства без свидетелей.)
   Итак, поутру, отбросивши от себя лабиринты сновидений и убедившись, что кофе осталось на одну неполную чашку, Юлия поставила греться электрочайник и только тогда заметила, что в течение ночных часов растения отнюдь не спали, а жили своей загадочной жизнью. Довольно-таки странной, судя по первому впечатлению. Лиловый цветок "нимфеи терридиум", обитавший посреди горшка, завил лепестки внутрь, а беленькое сердечко с золотистым центром проросло прозрачными нитями, они его окутывали и почти скрыли. Цветок отчасти поменял имидж, но в целом остался в прежних формах. А вот в соседнем горшке, где росли прямо в земле наскоро посаженные листья, делалось нечто невиданное: листья, как таковые исчезли, можно сказать, просто растворились. По всей почве горшка вместо них обильно произросла непонятная зелень типа плесени и заняла ярким ковриком всю площадь грунта, даже вылезла на края. Можеть быть, мелкие листья "нимфеи" там тоже оставались, но в невнятной поросли потерялись. Наощупь зелёная масса во втором горшке напоминала кашу и моментально растекалась по пальцам. Ни запахом, ни вкусом зелёная каша отнюдь не обладала, была просто водянистой и активно мазалась по пальцам.Что касается лилии в банке, то она плотно закрылась и практически заклеилась, но пустила в воду беленькие тонкие корешки, а вода в банке действительно приобрела оттенок изумруда.
   Юлия совершенно потеряла понятие, насколько удачно или вовсе наоборот пошёл опыт, и решила на всякий случай провести второй сеанс размышлений вблизи изменённых растений. На сей раз, наверное, следовало сделать заказ, чтобы посмотреть, как они отреагируют.
   Пока ей всю дорогу казалось, что дело не в проявившихся умобактериях, а в её личном неумелом обращении с растениями. Могло вполне статься, что они элементарно дышали на ладан, увядали и покрывались плесенью напоследок.
   Но вот о чём следовало мыслить ввиду изменившихся цветов, Юлия никак не могла решить. Сфинкс на озерных берегах, явившийся ей на ум в прошлом сеансе, произвел довольно-таки странное действие. Или же просто никакого, если считать, что цветы увядают, пообщавшись с нею.
   Относительно зелёной плесени во втором горшке тоже имелись варианты мнений: возможно, цветы дышали на ладан каждый своим способоми, а в почву второго горшка внеслась инфекция, губительная для листьев.
   Вполне вероятно, что Юлия по неопытности совершила антисанитарные действия, плесень ими воспользовалась именно в данном горшке. Полностью поглощенная сомнениями, Юлия залпом проглотила кофе, заела сомнительным кусочком сыра, по нему тоже вроде бы пошли странные разводы (или он был таким от природы, это она помнила плохо). По завершению скудной трапезы, она вновь заняла место у окошка и сосредоточила мысли на своём экспериментальном хозяйстве.
   "Если умобактерии давно там завелись и теперь действуют," - думала она строго про себя, по секрету от растений. - "То процессом хотелось бы управлять, во всяком случае пытаться, действуя методом проб и ошибок. А если я просто наваляла дурака с бедными цветами, и они отдают концы, то... То что это значит? В рамках опытов и проектов? Понятия не имею, вот что самое грустное в данной ситуации."
   Однако, имелось понятие либо нет, но мысленный поток на растения излить следовало, хотя никаких конструктивных мыслей не имелось в помине, только жаль было бедные исковерканные растения и очень было досадно, что труды пропали даром. В особенности обидно и неприятно Юлии было думать, что ей следует или надлежит предпринять что-то ещё.
   О подобных вариантах думать отнюдь не хотелось, посему Юлия решила пойти по пути наименьшего сопротивления, и сделать с растениями то, что умела лучше всего остального. А именно прочитать им лекцию, может статься, что хотя бы мизерная польза поимеет место, поскольку реальные студенты всегда выносили из аудитории какой-то минимум знаний или впечатлений. Не исключено, что растения или умобактерии воспримут воздействие упорядоченной, словесно оформленной мысли, думала Юлия с надеждой. Потому что повторять сеанс с неуправляемым трансом ей не хотелось: мало ли что опять померещится с невнятными последствиями.
  -- Итак, уважаемые дамы и господа, - начала Юлия довольно браво, пользуя привычные каноны. - Подспудные мысли и подтексты - это область филологии и психологии хомо сапиенс, а мы с вами обратим внимание на течение естественных процессов в данном мире, к которому мы нынешним днём принадлежим. Роль растений здесь у нас (не следует забывать, что вы относитесь к этому классу биологических понятий), в данном мире, чрезвычайно велика и ответственна. Именно они, конкретно вы, являетесь тем передаточным звеном, через которое энергия нашего светила переходит в измененённых формах ко всем живым организмам. Кислород для дыхания, накопленная растительная масса для питания и множество иных функций - таков вклад растений в земную реальную жизнь. Вы, растения, первичны, вы поглощаете энергию светила и обращаете её в иные формы, необходимые для дальнейшей жизненной, огранической цепи. А главное - вы можете обращать энергию в материю. Однако на данный момент хотелось бы обратить внимание на следующий фактор. Скорее всего к вашим природным ресурсам добавился новый, внесенный извне, однако весьма существенный. Теперь вы можете обращать в биологическую материю не только натуральные излучения и тепло Солнца, но и излучения разумной мысли, во всяком случае, на это можно надеяться. Давайте попробуем сделать это вместе, я постараюсь продуцировать более или менее разумные мысли и пожелания, а вы, если сможете, пострайтесь найти им разумное биологическое применение. Прошу заметить и никогда не забывать, что существует определенная настройка, конкретно говоря, разумная мысль должна быть конструктивной, иначе наша задача будет извращена, поверьте! Например, допустим, что некое не вполне разумное существо захочет вырастить ядовитый анчар и травить окружающих, такое не вовсе исключается, но ваша программа настроена на то, чтобы подобные пожелания не считались разумными. То же самое относится к литру самогона или к понюшке кокаина, тоже например. Вы можете создать, то бишь вырастить буквально всё, но в ваших силах произвести необходимую дифференциацию. Поскольку, как меня заверили создатели программы, неконструктивные излучения имеют отличную природу. Отличную, не в смысле положительную, а в смысле другую, спектр излучений иной, и вам его надлежит блокировать. Если я правильно усвоила. Спасибо за внимание, к завтрашнему дню хотелось бы иметь ответ. Предлагаю упражнение на внимательность: номер один - нечто относительно съедобное; номер два - что-то примерно лекарственное, номер три - необходимое для жизненного обихода хомо сапиенс. Выраженное в доступных формах, это важно. И пожалуйста, не увядайте, мои голубчики, сделайте милость!
   Как всегда, как для любой аудитории, Юлия произносила лекцию на основе импровизации и не всегда знала заранее, что именно она скажет. Закончивши монолог, она вздохнула с облегчением, надеясь, что сказала главное в доступной форме. После чего осталось полить аудиторию водой из-под крана, разумеется, исключая лилию, и оставить вариться в собственном соку.
   Водопроводная вода отчётливо запахла болотными травами, как только полилась, и Юлия подумала, что опять они (городские службы) что-то накрутили с водоснабжением, недосмотрели за очисткой, надо будет тщательно кипятить сырую воду, поскольку посреди лета возникает опасность кишечных инфекций. Мысли постфактум приходили к ней в лекционной форме, но таковы издержки профессии. И вообще, может быть, бедные инородные растения не выдержали испытания столичной водичкой, выросли бедняги где-то в Европе, в Женеве или в Копенгагене, следует думать. А пересадка в иную почву, и в особенности поливка местной негигиеничной водой их просто доконала.
   Интенсивно думая подобные мысли, Юлия переместилась в ванную комнату, чтобы принять короткий душ по утреннему обыкновению, затем действовать по иным планам, а сомнения относительно дальнейшей судьбы подопытных растений оставить на будущее, Бог с ними. Ей лично следовало пробежаться по ближнему рынку и произвести запас жизненно необходимых продуктов питания, поскольку подсобные системы о ней не пеклись. Так можно было реально добегаться до голодных обмороков и вообще...
   Лампочка вкрученная в ванный плафон светила тускло, и Юлия отнюдь не сразу догадалась, что в помещении произошли крутые перемены. Сначала она, мало о чём думая, включила воду в смесителе, чтобы дождаться нужной температуры, лишь потом переключать поток в душевой кран, иначе бывали возможны сюрпризы самого различного свойства.
   Ребёнок Сеня приучил её обращаться с потоками воды в ванной комнате с крайней осторожностью, он оставлял краны в самом неожиданном положении, ей неоднократно приходилось принимать душ в полном облачении, или мыть голову помимо собственного желания. Хотя ребёнок давно отбыл на раскопки, но полезная привычка осталась: Юлия сначала пробовала краны в нейтральном положении, затем включалась в помывочный процесс.
   Вода из смесителя послушно полилась в ванну, но что-то Юлию насторожило, то ли звук, то ли запах или неуловимое, скорее, общее впечатление. В ванной комнате стало как-то не так: изменилось освещение, воздух, вода, и звуки отчасти приглушились. Вода пахла чем-то неведомо растительным, наподобие экзотического деодоранта: "лист зелёного чая" или "свежесть далёких островов", во всяком случае, вполне непривычно и сильнее, чем в кухне. Но запах ощущался примерно такой же, пахло болотной зеленью или незнакомыми специями.
   Однако, глянув в ванну, Юлия просто уронила туда шланг вместе с душем, а вода сама переключилась и полилась из душевой тарелки. Еще накануне ванная емкость хоть и не блистала отменной белизной, но находилась в приличном состоянии, а наутро - извольте радоваться!
   По всей внутренней поверхности пошли разводы сине-зелёного оттенка и образовали довольно сложные узоры. А в отверстии стока, куда со странным журчанием вода уходила, так там выросла целая плантация мельчайших тускло-зеленых листочков, словно внутрь уронили кусок губки, и она застряла, пропуская воду с небольшим замедлением. Отсюда шёл непривычный звук, кстати.
   Особенность освещения в ванной комнате, как Юлия наконец осознала, происходила оттого, что тонкие тёмно-зелёные и оранжевые узоры покрывали занавеску и обвивали скромный плафончик из псевдохрусталя, прикрученный под потолком. Стены, выложенные плиткой под мрамор, тоже приобрели стильный вид: по мрамору пошли голубые прожилки и сплелись в рисунок, наподобие натуральных вкраплений в каменную основу.
  -- Кто-то ставил опыты, не так ли? - строго обратилась Юлия к неведомому собеседнику. - Результат превзошел ожидания, не правда ли? Поскольку трудно поверить, что обычная ванная комната могла сама собой загадиться столь интенсивно и в краткий срок, не так ли?
   На данной саркастической ноте и завершилась первоначальная фаза исследований. Юлия догадалась, что умобактерии не только возымелись в наличии, но и развернулись вовсю, практически не считаясь с нею лично.
   Следовало ввести их деятельность в надлежащие рамки, но сначала основательно помыслить, как справиться с ними и с собой наконец.
   Время предстояло трудное и насыщенное активной, хотя непонятной деятельностью. С содроганием она влезла под струи загадочных вод и стала планировать дальнейшие занятия, не отходя от кассы, то бишь прямо в преображённой ванной комнате.
   (Тут прошло какое-то время, совершенно, правда, неважно какое именно...)
   Письмо нашло адресата:
  
   На самом деле это была самая обычная открытка, купленная в метро на переходе, на обложке изображалась роскошная жёлтая хризантема, отнюдь не по сезону, внутри на развороте оставалось место для краткого послания, два небольших чистых листочка.
   Хотя рядом с цветком на лицевой стороне шла несвоевременная надпись: "Вот и лето прошло, разве этого мало?", Юлия выбрала именно этот вид документа. Во-первых, он был самый дешевый из предложенных, скорее всего из-за несоответствия в сезоне, наверное, остался с прошлого года, и её реальные финансы могли совместить изысканное исполнение письма с некоторой экономией. С финансами наметилась явная напряжёнка, ибо заботливые подсобные системы пребывали в отключке, и Юлия вела сплошное натуральное хозяйство. А именно: всё, что не росло у неё на участке, она приобретала на ограниченные наличные средства.
   До реальной зарплаты в институте было довольно далеко, а делать деньги без помощников Юлия не могла, да и не хотела из принципа. Так что приходилось соблюдать экономию. Во-вторых, ей хотелось оформить послание максимально конспиративно, так, чтобы никто, кроме адресата не нашёл в нем ничего интересного, если прочтёт паче чаянья. Обычная открытка в самом обычном конверте, в банальном почтовом ящике.
   В-третьих, увы, Юлия плохо представляла себе адрес получателя, посему высылка письма по почте исключалась. Приходилось просто бросать конверт с именем в ящик на садовой калитке, предварительно узнавши довольно сложными путями, где именно располагается дача уважаемого адресата, в каком пригородном посёлке.
   Увы, помощь подсобных систем исключалась для чистоты эксперимента, и Юлия занялась совершенно неуважаемым делом. Конретно наврала с три короба в одном известном ей месте, представилась горячей поклонницей литературнного дара и выпросила название поселка, улицу и номер дачи (последние координаты в известном месте знали не точно, а относительно) в неких воображаемых видах поднести букет цветов анонимно, не беспокоя адресата, просто в знак уважения его заслуг. В известном месте тяжко вздохнули и покрутили учёными носами, но поверили Юлии на слово, что она не станет преследовать автора неуместными восторгами. К тому же там её знали, как серьёзную личность и проявили снисхождение к мелкой слабости учёной коллеги. Мол, случаются с людьми странности, особливо "земную жизнь зайдя за половину".
   Оставалось сочинить приемлемый текст письма, учитывая неприятную деталь, что имя с отчеством адресата Юлия напрочь запамятовала, а идти либо ехать в книжный магазин на предмет обозрения титульного листа ей было неохота, точнее лень или же в лом, как бы выразился ребёнок Сеня.
   Подсобные системы справились бы в ноль минут, ноль секунд, но...
   По всем вышеуказанным причинам содержание письма вышло, как Бог на душу положил, а именно, явилось беспардонной импровизацией. Итак.
   "Многоуважаемый господин Затонский!" - гласило оно в первой строке, дальше пошло легче. - "Как я обещала, в нашем общем литературном синопсисе (живописное слово ввернулось для солидности и чтобы успокоить супругу адресата, если она станет читать открытку) наметились интересные тенденции, сюжет развился до степеней довольно занятных. Хотелось бы попросить Вашего внимания и даже участия, если у Вас не будет возражений. Буду чрезвычайно признательна, если у Вас найдется время встретить меня в один из ближайших дней на предмет ознакомления. Буду ждать Вас каждый день начиная с сегодняшего, у станции метро "Бауманская" на выходе из головного вагона, в 17 часов пополудни под козырьком навеса, на случай дождя.
   Скорее всего, Вы уже догадались, о чём пойдет речь, на всякий случай спешу напомнить. Мы виделись с Вами скорее во сне, чем наяву, но "как хороши, как свежи были" нездешние грёзы!
   Остаюсь неизменной почитательницей Вашего незаурядного таланта, на большее не смею претендовать. До скорой встречи - очень хотелось бы надеяться!
   Юлия (если вам это имя что-то говорит)"
   Вот такое вылилось послание, но обильный текст с трудом поместился на доступном пространстве и частично занял обложку, там где не было ни надписей о пролетевшем лете, ни хризантемы.
   Опустив конверт в почтовый ящик на калитке, исполнительница, сама себе курьер, с лёгким сердцем отправилась восвояси, не только в надежде, но почти в уверенности, что адресат клюнет и примет участие во второй фазе опытов. Описанные действия произошли примерно через пару недель после открытия в ванной комнате и ознаменовали финиш второй фазы.
  
   ТРЕТЬЯ ФАЗА (Пункт N...)
  
   Уже который день подряд, отнюдь и далеко не первый, Юлия готовилась к посещению. Ей хотелось доставить званному гостю максимум приятных эмоций, затем склонить его к сотрудничеству. Первой приятной эмоцией должно было стать изумление, и Юлия каждый день добавляла лишние штрихи с деталями в общую, и так достаточно изумительную картину.
   Писатель-фантаст Затонский, в честь которого делались приготовления, медлил, на встречу у метро не спешил, но Юлия не волновалась. Она знала, что рано или поздно, причём скорее рано, практически сразу по получении таинственного письма, фантаст Затонский прибудет к месту назначенной встречи. Хотя он непременно покуражится на месте, станет назначать свои условия и выражать сомнения в целесообразности чего бы то ни было. На данный момент, без волнения думала Юлия, он просто не в курсе, а именно - не доставал письма из ящика и не читал его. А как достанет и прочтет, то прибежит мгновенно, ещё бы не прибежал, после упоминания неземных грёз! Поэтому, готовя свое скромное жилище к посещению фантаста, Юлия делала акцент на экстравагантные детали, каковые должны были не просто изумить, но убедить беллетриста-фантаста окончательно и бесповоротно.
   Хотя и без того бывшая её квартира преобразилось настолько, что никто, будучи в здравом уме, жилища не опознал бы. Хотя, готовясь к приезду ребёнка Сенечки, Юлия намеревалась свести экстравагантность к минимуму, изумлять и поражать воображение сынишки было абсолютно незачем. Для Сени была приготовлена версия о ремонте с участием новых технологий, к чему ребенок привыкнет мгновенно и глазом не моргнёт.
   Оставалось изобрести технологии и объяснения, достаточно скучные и банальные, чтобы парень просто не обратил внимания, как всё их замечательное поколение. Предки могут хоть на голове стоять, лишь бы не мешали жить и развлекаться.
   Пока Юлия дала волю воображению, и "новые технологии" обтекали вошедшего сразу с порога. Входная дверь отодвигалась (на самом деле растворялась, затем собиралась за спиной) и внутри без видимых ограничений разворачивался холл, более всего напоминающий просторный грот, где стены, пол и потолок составлялись из растений вьющихся по различным, тоже древесным основаниям.
   Более всего Юлию радовал пол, устланный плотным бархатным мхом, шелковистым наощупь, окрашенным в яркую осеннюю гамму: песочно-бежевый, оранжевый и темно-золотистый цвета переплетались в сложные, приятные глазу узоры, местами перемежаясь зеленью в форме больших разнопалых листьев.
   Юлия давно уже ходила по дому босиком, но вот гостя предстояло убедить, хотя глядя на покрытие, разуться хотелось сразу и без просьб.
   На мшистый бархат ковра сверху спускались растительные пологи, постоянно находящиеся в легком движении: что-то покачивалось, что-то другое шелестело мягкими длинными иглами, стебель вился и тянулся ввысь, и вдруг на одной из протянутых веток распускался яркий цветок, похожий на тропическую бабочку, затем закрывался и вновь мигал, и так несколько раз подряд. В то же время уголок живого подвижного сада обладал стабильностью, свободные лиственные стены оставались на месте, на мягкие пышные кусты по стенам и углам можно было присесть и насладиться журчанием ручья, который протекал из одного угла и вёл в другое помещение, закрытое занавесом из висящих трав, перевитых мелкими цветными вкраплениями. Присмотревшись к занавесу, можно было обнаружить, что он повторяет контуры арки, под которую течёт мелкий веселый ручеёк.
   Внимательнее присмотревшись, гость мог заметить, что невероятный ботанический грот освещён серией обычных, хотя и крупных электрических ламп, только каждая из них заключена в прозрачную слюдяную оболочку, похожую на крыло стрекозы. (Лампочки на разных уровнях в бумажных колпаках и ранее украшали квартиру, таким образом сын Сеня однажды внёс вклад в интерьер, никого не уведомляя заранее, просто взялся и оформил освещение по свему вкусу. Юлия понегодовала, потом привыкла. А когда занималась собственным переустройством, то электрической части не тронула, только слегка облагородила модные светильники, придала им более натуральный вид.)
   Тем не менее ботанический уголок за порогом не ограничивал свои функции одной декоративностью, хотя смотрелся, как фрагмент тропического леса, частично перенесённый в обыкновенную квартиру.
   В принципе, подобного эффекта можно было добиться обычными средствами, если уметь обращаться с растениями и найти стилизованные отделочные материалы. Однако декоративность интерьера оставалась самым малым достижением.
   Мало того, что "сени", так Юлия про себя называла преобразованный холл, выглядели, как уголок сбалансированной тропической экосистемы, они, то бишь "сени", поддерживали определенный биоценоз, то есть образовывали свой особый микроклимат со многими вытекающими последствиями. Обмен различных веществ внутри "сеней" стимулировал и продуцировал процессы, максимально благоприятные для любой биологической особи: влажность воздуха, насыщенность его многими микрокомпонентами как органическими, так и энергетическими, капельная интерферренция, температура и движение потоков - всё вместе взятое, создавало для любого индивида хомо сапиенс, попавшего внутрь "сеней", оптимальные условия био- и даже рацио- существования.
   Юлия затруднилась бы с научными объяснениями, как подобный эффект достигается, но растения вместе с умобактериями знали свое дело и стремились создать симбиоз с любой животной природой без особых указаний извне. Если миновать научные подробности, то Юлия убедилась на личном опыте, что вхождение в "сени" имеет свои, последовательные ступени ощущений. Каждый раз, переступая порог своего дома, Юлия чувствовала, как у неё меняется дыхание. Точнее, казалось, что воздух перестаёт вдыхаться, а начинает литься внутрь, как живительная влага, проникая не только в лёгкие, но и под кожу, как будто она сама вливается во влажный поток удивительной приятности, и у неё открылись новые системы общения с воздушной средой.
   Далее, почти сразу возникали тонкие, практически неуловимые ароматы, затем обоняние начинало различать их и считывать. Например, вчера ей открылось, что морские водоросли сохнут в некотором отдалении на берегу, а из сада чуть поближе несётся запах растений, нагретых солнцем, но в дальних горах на скалах лежит снег и так далее, и тому подобное.
   Вслед за дыханием и обонянием наступала очередь осязания, причем общего и полного. Не вдруг, а очень плавно поры на коже расширялись, открывались, тоже начинали впитывать воздух с водой, и в несколько секунд тело покрывалось мельчайшими каплями влаги. Буквально тут же капли испарялись, скорее, впитывались в общий круговорот, и Юлия ощущала, как она сама становилась существенной частью гармоничного движения воздушных и водных потоков или же процессов..
   Психическое состояние в процессе также текло и менялось, казалось, что ненужные мысли и суетные ощущения внесённые извне, испаряются вместе с влагой, уносятся вместе с пылью и на их место заступает нерушимый покой, но отнюдь не сонный, скорее напротив. Весьма конструктивный возникает покой, если судить по приходящим идеям и рассуждениям.
   Практически каждый раз, входя в "сени" и оказавшись под пологом, Юлия не только растворялась в гармонии с зелёным мирозданием, но подхватывала поток ранее приглушенных импульсов из подсознания. Происходил творческий обмен, из него возникало нечто новое, иногда обрывок общей мысли, "как шальной шлеи" (по словам поэта), а чаще дельная практическая идея по части улучшения достигнутого.
   "Хорошо бы..." - почти неуловимо говорила она себе, стоя в "сенях" под пологом, а дальше начинались подробные соображения, что именно хорошо было бы сделать. Самое главное и самое приятное в воздействии "сенного" механизма возникало как бы само по себе: мигом отключались и уходили прочь мелкие суетные беспокойства, которые Юлия давно окрестила "напрасными хлопотами". (Однако обычная жизнь хомо сапиенс из них, из напрасных хлопот, большей частью и состояла, почти как живые организмы из воды, увы!)
   Ко всему прочему "сенные" механизмы симбиоза почти мгновенно отслеживали любой непорядок во входящем организме и немедленно пытались его устранить, разумеется, доступными им средствами.
   Понятно, что сломанную ногу или шею они бы между делом не вправили, но натёртую ступню или обожженый палец лечили весьма эффективно: сначала устранялась боль, а через какое-то время Юлия обнаруживала, что от мелкой травмы не осталось и следа. Об артрите или головных болях она тоже успела позабыть. Правда, подсобные системы активно занимались её здоровьем, но когда они отключились, то мелкие неприятности стали возникать, пока "сени" не подхватили эстафету.
   Однажды (из песни слова не выкинешь!) усердные "сени" совершили грубейшую ошибку, хотя вполне возможно, что не они одни, комнатные растения наверняка были в сговоре.
   Одним прелестным летним утром Юлия, проснувшись, обнаружила в зеркале кошмарное зрелище: все видимые части её тела, включая лицо, радикально поменяли цвет. Из зеркала глянуло нечто совершенно невообразимое, она чуть на пол не села. Приглядевшись и охолонувши, Юлия поняла, что в зеркале вовсе не обосновался некий монстр, это, увы, отразилась она сама, только в бронзово-зелёном исполнении, как скульптурный памятник, оставленный на волю времени и природных элементов.
   Далее она вспомнила, что накануне случился чрезвычайно жаркий день, и она приползла домой, совершенно измученная и раздражённая. По всей наличной видимости, конгломерат умных растений сделал свой вывод и назначил лечение. А именно срочно изобрёл и приложил к ней особый защитный пигмент, закрывающий нежную, склонную к аллергии светлую кожу от воздействия грубого ультрафиолета и газовых выхлопов в городской среде. Скорее всего. Однако насчет косметического эффекта никто не побеспокоился, увы! Юлия не только сама себя испугалась, она могла переполошить полгорода, если бы вовремя не осознала и выскочила на улицу в подобном виде. Очень неожиданным оказался эффект, лицо приобрело черты просто-таки неживой природы, нечто совершенно демоническое!
   В результате ей пришлось остаться дома и всеми доступными средствами убеждать заботливых опекунов, что защитный пигмент - это весьма неплохо, но окраска выбралась совершенно неподходящая и плохо влияет на её психику, не говоря о том, что крайне негативно воспримется окружающими сапиенсами. И это повлияет на её психику ещё более отрицательно. Таких тонкостей растительность не ведала, и Юлии пришлось слегка преувеличить свои горестные эмоции и связать их именно с окраской, тогда дело пошло на улучшение, но всё равно неприятный зелёный оттенок не пропал даже к вечеру. Только утром следующего дня Юлия убедилась, что из зеркала на неё смотрит знакомое лицо, только сильно загорелое, за ночь растительные доктора додумались до естественного защитного экрана. Но это было полбеды, хотя загар оказался совершенно варварский, и последующую пару дней пришлось корректировать оттенок и внушать растительности чуждые идеи о нерушимости видимого облика сапиенсов. Не то в следующий раз она могла проснуться с рогами и хвостом, приди умобактериям и растениям на ум, что хвостом хорошо обмахиваться в жару, а рога тоже для чего-нибудь сгодятся!
   Но, как правило "сени" подобных импровизаций себе не позволяли, вмешивались в жизнь подопечного организма довольно нежно, а более радикальные эффекты оставляли на усмотрения иной части конгломерата, той, что произрастала в кухне, спальне и ванной. С этой, более активной растительностью Юлия вела другие разговоры и входила в более подробные контакты, хотя многому приходилось учиться прямо на ходу. Но по крайней мере комнатные, кухонные и ванные растения внимательно прислушивались к пожеланиям и ждали одобрения своих действий, так были неуклонно воспитаны с самого начала. Что касается "сеней", то там обитала поросль третьего, если не пятого поколения, настроенная на автоматическое поддержание благополучия животных особей вместе со своим собственным.
   В то означенное утро Юлия окинула "сени" одобрительным взором, убедилась, что растения исправно функционируют: то бишь гоняют воздух, микроэлементы, капельные потоки и йонное содержание по сложной параболле, выводя вокруг животного организма (конкретно её личного) замысловатую кривую - чувство потока у Юлии образовалось не сразу, но довольно ощутимо, она прослеживала невидимые линии движений подспудными путями, частично обонянием, частично высунув язык на самую малость. Сама при этом забавляясь не на шутку.
   На сей же раз Юлия отчего-то уверилась, что гость нынче собирается пожаловать, хотя реальных указаний вовсе не имела, просто ощущала дополнительное напряжение мысли в той точке, где думалось о писателе-фантасте Затонском.
   Вполне вероятно, что даже при отключенных подсобных системах у неё вырабатывались информатические навыки прямой связи с другими сапиесами. Или очень хотелось, чтобы писатель Затонский наконец явился, потому что было желательно с ним поработать до приезда сына Сенечки, потом прибрать квартиру до приемлемого вида, чтобы сынуля не удивлялся и не задавал лишних вопросов. Это было достаточно важно, поскольку включать своих детишек в ход эксперимента Юлия абсолютно отказывалась. У них существовали слишком близкие личностные связи, они точно помешали бы проводить опыты, в таком случае эмоциональная нагрузка превысила бы допустимые параметры.
   Насчёт будущего гостя никаких колебаний не возникало, он входил в продуманную схему, как рука в перчатку, и в принципе был готов к ознакомлению с немыслимой реальностью, иначе какой же он фантаст?
   В многодневном ожидании гостя Юлия подготовила презент, так сказать, завернула порцию "на вынос", и означенным утром, почти явственно предвкушая посещение, не поленилась и принесла заготовку в "сени", ранее порция хранилась на балконе в некотором отдалении от основных событий.
   Подопытный элемент для выноса представлял собой банальную корзину, полную цветов и прочей зелени, нечто вроде поздравительного подношения по праздничным случаям. Юлия сама неоднократно получала подобные подарки от признательных студентов, а когда ей не так давно исполнилось энное количество лет, то нарядные корзины пошли серией, она их хранила в шкафу на балконе, когда недолговечное праздничное цветение увядало и поникало, не предназначенное для долгой жизни. Для званного гостя Юлия выбрала самую вместительную из корзинных ёмкостей, насыпала туда культивированной землицы с мелкими камнями и тщательно вырастила содержимое.
   Задача состояла в том, чтобы корзина с живыми цветами смотрелась, в точности, как презент, поднесенный автору благодарными читателями, и не вызвал ни у кого постороннего лишних вопросов.
   "Надо думать", - думала Юлия в процессе созидания презента. - "Что у нашего беллетриста такого добра предостаточно, и одна лишняя единица не вызывет интереса, не так ли?"
   На данный момент в гостевой корзине, тщательно обернутой в прозрачную плёнку, неотличимую от самой обыкновенной, произрастали и занимали всю почвенную площадь клубни, луковицы и стебли, из которых тянулись и находились на самой грани расцветания самые разные, однако довольно известные растения. Целый ассортимент зелени готовился к обильному цветению: тюльпаны, гиацинты, гвоздики, даже стилизованный цветок картофеля, набор мелких и крупных лилий, также сопутствующие компонеты букета - мелкие незаметные цветочки на сухих стеблях, они окутывали основной товар прозрачной вуалью.
   На самом деле Юлия постаралась, чтобы подарочная корзина смотрелась красиво и даже оригинально. Чтобы одаренный гость помимо всего прочего мог гордиться подарком Извне и убедился, что его не обнесли вниманием.
   Юлия положила корзину на поверхность вечно текущего ручья в углу "сеней" и уверилась, что ёмкость встала правильно: а именно, держится на воде вопреки всем законам физики. Так был задуман очередной и отнюдь не последний сюрприз для дорогого гостя. Если, разумеется, он выберет время и появится, а не закапризничает. В последнем неприятном случае Юлия планировала ещё один вояж к фантасту на дачу, на сей раз вместе с корзиной, а там бы действовала по возникшим и обнаруженным обстоятельствам. Однако, стоит признаться, ей не слишком хотелось возить корзину по пригородным поездам и таскаться с грузом по дачным просёлкам, лучше бы обойтись без лишних хлопот.
  -- Надо надеяться, - заявила она вслух почему-то тоном приказа. - Что сегодня мы его здесь увидим, иначе я обижусь не на шутку.
   Произнеся ненужную сентенцию, Юлия убралась из "сеней" и пошла к себе в спальню одеваться и собираться на выход, потому что кроме долгого ожидания фантаста у неё вечно находились дела в городе, в основном на службе. То лекция для летних слушателей, то возня с расписанием на будущий семестр, там возникала гора сложностей, и приходилось её разгребать с любезной помощью знакомой дамы из деканата. Милая женщина старалась построить систему занятий, удобную для всех, и просто выбивалась из сил. Юлия пыталась помочь, в основном за чашкой кофе, и дело продвигалось удачно, заодно происходили беседы о жизни и, главное, о комнатных и садовых посадках, чем собеседницы живо интересовались. Алла Юрьевна, (теперь уже Алла) практически всегда, а Юлия в последнее время. На указанной благодатной почве обе дамы сблизились почти до приятельских отношений, что шло на пользу практически всем занятиям.
   Вот и на данный день у них планировалась встреча в пустом здании, Алла Юрьевна позвала Юлию посмотреть черновой план занятий, испить кофе с булочкой и глянуть на странный росток, найденный в недрах личного садового участка. Алла подумала, что Юле будет любопытно.
   Таким образом Юлия строила свой день и одновременно собиралась на выход, каждый раз с некоторой неохотой пересекая границы двух непохожих миров. Посему сборы вечно занимали неоправданно долгое время, она бродила по квартире и неосознанно медлила.
   Из "сеней" в спалью вела дверь, замаскированная под занавес из мелких стеклянных шариков, завеса свободно двигалась в любом направлении, и никто бы не догадался, что бисерные, весело звенящие нити на самом деле имеют растительное происхождение и могут охотно обращаться в бутончики или цветочки, если хозяйка того пожелает. Смотрелась дверь-занавеска очень изящно: с потолка ниспадал каскад мелких капель, витражно светящийся, цвета зависели от освещения спальной комнаты и немного от света в "сенях". Эффект получался сложный, однако всегда неожиданно приятный. На сей раз сквозь прозрачную завесу проникали отблески утреннего солнца вперемежку с зеленью за окном, там пышно отцветал каштан со свечками, они отчасти отражались и преломлялись в занавесе.
   Отмахнув занавес рукой, Юлия вошла сквозь звон капель в спальную свою обитель и не глядя по сторонам устремилась к зеркалу в углу.
   И только в глубоком чётком отражении вновь обозрела собственную комнату и уверилась, что она остается такой, как задумана, а не исчезает, если хозяйка покидает место ночного обитания. На самом деле спальня изменилась не слишком радикально, там оставалась видимость мебели, а зеркало повторилось в точности, какое было, или в старое стекло встроились новые функции, Юлия точно не знала. "Светильник разума" скучно исполнял функции плафона под потолком, изменения практически не коснулись его, скорее всего потому, что Юлия заранее заблокировала сложный и не всегда предсказуемый прибор.
   Однако цветовая гамма комнаты и трудноуловимая общая атмосфера стали абсолютно иными, хотя отнюдь не повторяли тропическое буйство сеней.
   В спальне растительное царство тщательно замаскировалось под иные материалы и выдавало себя лишь ощущением некомнатной свежести, как будто хозяйка обитала в садовой беседке. Глядя без особой пристальности никто бы не догадался, что оконное стекло заменилось на прозрачный экран из водно-воздушных пузырьков, сложно перевитых мельчайшими нитями сверхпрочных водорослей, обитающих в собственной среде и поддерживающих её. Сквозь незаметные нити можно было протиснуть руку и проделать в них дырочку, как в заиндевевшем стекле зимой, но окна не таяли, оставались сколь угодно долго в стабильном положении, исправно пропускали свет и воздух извне, хотя отчасти фильтровали потоки. Занавески вокруг окна не висели, а росли, но создавали впечатление, что свисают с потолка, конкретно с полированной палки, как нити крупноячеистой радужной паутины со сложными выпуклыми узлами. Обои на стенах заменились тонкой порослью с мелким узором из стилизованных листьев, и только при помощи осязания можно было различить, где на стене растет кремовый замшевый лишайник, а где к нему плотно прилегают чёрно-золотые резные листья (абсолютно живые).
   Юлия по сложившемуся обычаю прикоснулась ладонью к доступной части стенного пространства, и узор мигом отреагировал: слегка изменил оттенок кремового фона. Там мгновенно проступили мелкие вкрапления из лимонных и оранжевых точек, наверное, таким образом комната прочитала её нетерпение и ожидание гостя, хотя в особые толкования оттенков Юлия углубляться не стала. Она занималась делом.
   Оглядывая комнату в зеркальном пространстве, она пыталась срочно решить в принципе, следует ли приглашать гостя в спальню. Деловые соображения мешались у неё в голове с нормальными предрассудками. Надлежало ознакомить фантаста с функциями кровати, но звать гостя мужского пола к себе в спальню и обращать его внимание на ложе казалось слегка неудобным. Вопреки всем законам логики гость мог ошибиться в её намерениях, и тогда возникла бы неловкость. Тем не менее постель представляла особый интерес, ибо являлась основным элементом функционирования систем в данном помещении.
   В очередной раз оглядывая ложе на предмет представления гостю, Юлия убеждалась, что кровать имеет несомненно экстравагантный вид, подтверждающий возможные нескромные предположения. Выглядели кровать вкупе с постелью, как неоднократно описанное в поэзии "ложе из роз", точнее, ложе казалось устланным сверх меры алыми, белыми и чайными лепестками, вроде пуховой перины без наперника. Казалось, что при легчайшем дуновении видимая разномастная прелесть поднимется в воздух и образует метель. На самом деле лепестки лежали плотно, на ложе можно было не только опуститься, но и зарыться в него. При том невесомые лепестки окутывали тело и мягко погружали обитателя внутрь, а там поддерживали на весу. В действительности кровать более всего походила на так называемый сенник, то бишь матрас, набитый сухими травами, только не сухими, и не набитый, а свободно парящий в пространстве, ограниченный деревянными контурами кровати. Контуры пришлось сделать закругленными для удобства, и ложе более всего напоминало большую ванну или мелкий бассейн, хотя Юлия тщетно старалась придать сооружению как можно более привычный вид.
   В Парадизе она спала на охапках подобной растительности, там никто себя не утруждал никакими видами, но здесь... Здесь необходимое для здоровья и всяческого удобства, в принципе вполне функциональное ложе вышло довольно-таки странным, и Юлия понимала, что по земным традиционным понятиям оно смотрится двусмысленно.
   В принципе к приезду собственного чада она собиралась привести кровать в более привычный вид, превратить кучу лепестков в подобие пышного покрывала и исполнить нечто, походящее на простыни. Ту же самую процедуру она намеревалась проделать с кроватью мелкого, только тщательнее, чтобы ребёнок Сеня подумал, что мать просто поменяла старые постельные принадлежности на иные, более современные. Это было нетрудно.
   Тем не менее гостю Юлия желала продемонстрировать полезное ложе во во всей красе, но не хотелось бы при том беднягу смущать или наводить на ненужные соображения.
  -- Может быть, он не наведётся, - в конце концов подумала Юлия вслух. - Может статься, что культурный шок возобладает, и я дую на воду. Может, он вообще не собирается сюда. Так что, оставим, как есть, а там посмотрим.
   После чего она стала смотреть в зеркало и приводить себя в достойный вид, чтобы выглядеть, как положено приличной преподавательнице средних лет. И не производить впечатление иномирной авантюристки, задумавшей залучить к себе автора фантастических саг на предмет его ошеломления и дальнейшего культурного шока. Шкаф, куда Юлия обратилась для исполнения поставленной задачи, тоже занимал в её планах довольно важное место, почти наряду с постелью. Стол, выражаясь фигурально, находился в ином помещении, конкретно на кухне, и мыслей не занимал, кухня с ванной значились в программе ознакомления под следующими номерами.
   Упомянутый шкаф, как ранее находился в несущей стене, так и остался, только углубился в бетон и разросся, теперь туда можно было запросто зайти и провести какое-то время. Внутри пространства шкафа-чулана находиться было довольно любопытно. Там царил уютный мерцающий сумрак, сверху спускались светящиеся прозрачные нити и окутывали помещение наподобие легчайшей паутины, однако она чувствовалась довольно приятно. По стенам шкафа вились более плотные шнуры прозрачно-зелёного оттенка, иногда на них раскрывались плотные махровые соцветия пастельных тонов и выбрасывали в воздух облачко невесомых брызг, они застывали и становились нитями-паутинками. Наверху висело на толстой плетёной веревке нечто вроде колеса, к нему подвешивались на толстых плечиках разные предметы туалета, в основном верхнее платье. Пока одежда свободно висела, шкафные растения производили с ней всевозможные манипуляции: наполняли воздухом, как воздушные шары, окутывали разными видами туманов, прогоняли сквозь платье какие-то особые течения, вообщем, не ленились, производили, грубо говоря, мокрую и сухую чистку.
   Так же и профилактику и вообще много чего, Юлии малопонятного. Её заботило лишь одно: чтобы одежда, вывешенная в шкаф, впоследствии оказалась на месте и была готова к употреблению. Иногда она входила внутрь шкафа и смотрела, что там происходит, прежде чем выбрать что-нибудь на день.
   Тем не менее Юлия знала порядок расположения предметов наизусть и тем утром заходить в шкаф не стала, просто протянула руку и привела в движение круглою подвеску, с которой свисала летняя одежда (с зимними и осенними одеяними она покамест не экспериментировала). Древесная карусель двинулась и вскоре представила выбранный костюм, летний пиджак с юбкой. Затем Юлия пнула ногой нижнюю полочку, и оттуда выдвинулись летние туфли.
   Кстати, пахло в шкафу сухими ароматными травами, Юлия специально подбирала букет, чтобы не оказаться при сюрпризе и не благоухать вовне чем-нибудь непотребным. Шкаф занимался одеждой довольно тщательно: чистил, сушил, проветривал, проращивал внутри материала защитные и полезные органические вкрапления, но мог увлечься. Например, мог перекрасить или перекроить вещичку в своих видах или придать ей любой запах, скажем торфяно-болотный, если органика того требовала.
   В принципе Юлия могла создавать одежду каждый день заново, давая задания шкафу, он бы справился. Но продумывать детали одеяний, затем внушать их шкафу встало бы достаточно хлопотно, даже самые умные внушаемые растения не сумели бы соблюсти условности, требования и традиции, предусмотренные здесь и сейчас, напутали бы с чем-нибудь мелким, но существенным. Поэтому Юлия сохраняла свой привычный натуральный гардероб, позволяла шкафу хранить его и поддерживать, правда в указанных пределах. Но всё равно...
   За деталями следовало присматривать, и Юлия именно тем занималась перед зеркалом. Насчет ароматов она, правда, задала программу, в ней представила список абсолютно ненужных, затем возможных, а главное - желательных. Далее шкаф управлялся с хозяйством своими силами, в последнее время придерживался указанного букета, не забывая его подсушивать. Внутри шкафа где-то наверху имелась полка с нижним бельем, но туда Юлия давно не заглядывала. Шкаф замечательно обращался с верхним платьем, оно постепенно приобрело гигиенические функции, посему надевалось непосредственно на голое тело. Однако с приездом ребёнка Сени приятные порядки придут к закономерному концу, думала Юлия, при нем вряд ли станет удобно разгуливать по квартире нагишом или в минимальном халате, придётся пользоваться полузабытыми удобствами типа исподнего белья или ночных рубашек. Тем не менее, пока...
   Пока Юлия тщательно осмотрела бежевый костюм в мелкую синюю клетку, убедилась, что существенных преобразований ни в покрое ни в материале не произошло, затем надела костюм и тщательно проверила впечатление в зеркале. Точно так же пришлось обойтись с туфлями, правда, внутри них обнаружилась клейкая влажность, но шут с ней, скорее всего, шкаф таким способом подгонял новую обувь по ноге, вернее, так хотелось бы думать.
   Напоследок с цветущей полочки подле зеркала Юлия сняла сумку, слегка обтерла её рукой и проверила всё ли на месте внутри. Но это сделалось по старой привычке, растения были тут непричём, строго говоря. Сумка со всем содержимым была им неинтересна, но Юлия сама могла забыть что-нибудь существенное, например пропуск или кошелек. Такое бывало.
   Однако найти что-либо потерянное в преображенной квартире Юлия могла с трудом, она пока не придумала биологических механизмов, посему оставалось тщательно проверять и класть предметы на определенные места, не то потеря зарастёт и не найдется никогда!
   Время начинало поджимать, Юлия в последний раз глянула на себя в зеркало, осталась довольна, и мигом устремилась сквозь занавес в "сени", оттуда прямо за дверь, не утруждая себя запиранием замков. Всё равно кроме неё в квартиру никто бы не вошел: дверь вслед за уходом хозяйки плотно зарастала наподобие живой изгороди. Кстати, во избежание недоразумений Юлия, как могла, заранее настроила дверные системы на встречу с другим постоянным обитателем квартиры. Пока по запахам и отпечаткам ладоней, более полная настройка должна была произойти после приезда Сени, оставалось познакомить двери с системой ключей, которыми сынуля будет пользоваться, не зная, что может отлично обойтись без них.
   Снаружи, со стороны лестничной площадки дверь походила на спинку дивана, поставленную на попа отдельно. Обивка исполнялась в форме толстой искусственной замши темно-лилового цвета, в верхней части смотрело круглое окошко, наподобие иллюминатора, там явственно проглядывался номер квартиры, а именно цифра 17, наведенная тонкой штриховкой. С площадки окошко виделось непрозрачным, а изнутри представляло отличный обзор всей площадки. В принципе дверь ничем особенным не отличалась от остальных в подъезде, поскольку каждый жилец изощрялся, как мог, представляя своё обиталище. Тем не менее, Юлия постаралась не только соорудить дверь, похожую на другие, но тщательно отделила происходящее у неё в доме от остального мира. Дверь на самом деле исполняла охранные функции, дабы ничто из квартиры не просочилось вовне и не поставило соседей на уши.
   По сложившейся привычке перед окончательным уходом во внешний мир Юлия окинула площадку пристальным взглядом и убедилась, что подъезд и лестница остались в прежнем замусоренном состоянии, следовательно зачарованное жилище осталось замкнутым, и хлопотливые растения не стали наводить порядок в неуказанных местах.
   Однако новые привычки Юлию отнюдь не обременяли, она и раньше, выходя из дому, всегда проверяла, всё ли осталось в порядке. А именно, заперта ли дверь, выключены ли утюг и плита, и вообще... Обычный городской невроз, как у всех. В последнее время он отчасти поменялся, но принцип остался прежним. Уходя - убедись!
   Убедившись во всём, Юлия не стала дожидаться прихода лифта, хотя нажала кнопку, а бодрым галопом побежала вниз по лестнице. Время, оно осталось у неё слабым звеном, никакие достижения на иных нивах не могли заставить Юлию рассчитать время или наличные деньги. С этими факторами оставалось глухо, как в танке, и на сей раз она слегка опаздывала на институтскую встречу с Аллой Юрьевной. К тому же знала, что транспортные неувязки способны усугубить опоздание до совершенно неприличных размеров. Что касается Аллы Юрьевны, сотрудницы деканата, ответственной за расписания и числа, то строгая пунктуальность составляла её вторую натуру, потому опаздывать на встречу очень не хотелось.
   Алла никогда никого не попрекала опозданиями, но так интенсивно страдала сама, что виновник божился и клялся больше никогда не повторять свою ошибку. Как это вновь произошло с Юлией, она просто бежала бегом, не желая огорчать Аллу, и всё равно пришла на четверть часа позже обещанного. Но к своему удивлению, Аллу в служебном помещении она не застала, хотя вещи лежали, аккуратно разложенные, электрочайник стоял готовый к включению в сеть, а на столе валялся на листке газеты древесный стебель с одним полузавядшим цветком.
  
   ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНАЯ ФАЗА (Номер пункта неизвестен...)
  
   "Собственно и строго говоря, фантаст мне не особенно надобен", - рассуждала Юлия на обратной дороге, пока полупустой вагон метрополитена вёз её к месту давно назначенной встречи. - "Может не являться, Бог с ним в таком случае. Алла у нас - человек надежный и добросовестный, на неё всегда можно положиться, как она пообещала, так и сделает. Тем более эксперимент будет гораздо чище, Аллочка не имеет понятия, что ей, собственно, поручено. И наблюдать эффекты станет гораздо способнее: всего-навсего приходить к ней поболтать, заодно смотреть, как развивается каждый из отростков. Просто конфетка, а не эксперимент!"
   Юлия уже не в первый раз замечала, что самые удачные идеи и замыслы настигают её практически случайно, вроде бы волею обстоятельств, в результате запутанного сплетения мелких и неучтённых факторов. На сей раз грандиозность идеи дошла до неё задним числом, когда опыт поставился сам собой, был обговорен и продуман, притом без усилий с её стороны. Ну почти что...
   Алла появилась в своей комнате через пару минут после прихода Юлии и, не слишком сетуя на опоздание гостьи, представила ей на обозрение растительный материал на газете и заявила, что намерена высадить этот странный проросток-подкидыш непосредственно на рабочем месте, для чего принесла горшок с землей из своих обширных запасов. Пока она тщательно занималась указанным делом, рыхлила землю и выбирала место под солнцем, Алла рассказывала Юлии, как эта растительность попала к ней в руки. Оказалось, что весной Алла высадила на дальней клумбе модный ассортимент маргариток, на пакете была надпись, что вырастет пёстрый коврик из цветов разных оттенков. Она решила попробовать, тем более, что пакет шёл вполцены, практически даром, потому что лоточник почти расторговался и хотел закрывать лавочку.
   Пакет с семенами, кстати, долго валялся в сумке, Алла всё время забывала о его наличии и вспомнила, когда посадки на участке уже закончились и место оставалось лишь у забора, там раньше были кусты малины, но они перестали плодоносить и были выкорчеваны. Тогда Алла соорудила небольшую клумбочку, затем без особых затей высыпала туда семена из пакета: пусть растут, посмотрим, что получится.
   Тем не менее клумбочка получилась довольно веселая, цветочки дружно поднялись и стали расцветать на самом деле по-разному. Беленькие, жёлтые, розовые, лиловенькие, всё вперемежку - действительно вышел нарядный коврик. И Алла решила на следующий год высадить парочку таких пакетов поближе к дому, может быть, сделать бордюрчик вдоль дорожки. Ну и, понятно, с удовольствием навещала и подкармливала клумбочку, любуясь и радуясь. Оказалось, что случайная посадка не только удалась, но украшает сад, хотя и не с той стороны. А совсем недавно клумба-подкидыш преподнесла сюрприз, вот такого свойства. Занимаясь посадкой у забора, Алла вдруг усмотрела, что сбоку у края цветы на клумбочке приподнимаются, обгоняя в росте собратьев.
   К своему немалому удивлению, Алла, когда тщательно присмотрелась, обнаружила, что стебли-переростки не только полезли вверх, но стали тверже, чем другие, приобрели свойства древесины. Вроде карликовых японских деревьев, которые выращивают в горшках. Тем не менее на этих псевдодеревцах отлично распускались самые обычные цветы маргаритки. Какая-то выявилась аномалия, или что-то в таком роде.
   Тогда Алла решила понаблюдать за странными растениями. Половину оставила на клумбе, как росли, другую часть привезла домой и на работу, чтобы высадить по горшкам. Для чего именно - она сама точно не знала, скорее всего любопытства ради. Вдруг у неё получится новый сорт, и тогда... Не желает ли Юлия присоединиться? Для неё Алла принесла росток, что лежал на столе на газете, а свою порцию Алла подготовила к посадке, вон оно ждёт на подоконнике. Юлия, кстати, может взять отросток с собой и высадить дома, это как она пожелает, если, разумеется пожелает. А было бы интересно посмотреть, как оно получится, во что выльется. Надо полагать, что в Алле погиб (хотя и не окончательно - подумала Юлия) незаурядный учёный, а именно ботаник-практик, она мыслила в отменно научных категориях.
   Юлия безусловно согласилась поучаствовать в опыте-экспромте со странными растениями, но пожелала высадить свою веточку маргаритки не в горшок с землей, а в баночку с водой, вроде для разнообразия и оставить в институте вместе с другими опытными посадками для наглядности сравнения. Алла не имела ничего против, более того, достала из своих запасов поллитровую кофейную банку, и они дружно занялись растениями, каждая своим. Далее они расставили горшки и банки на подоконнике, где Алла развела целый сад, и расположились пить чай, далее постарались продвинуть расписание занятий и аудиторий таким образом, чтобы потом не возникало конфликтов. Алла любила порядок и старалась ввести хаотическое факультетское хозяйство в правильное русло.
   А отдыхала она душой только тогда, когда возилась с цветущими растениями, они во всяком случае отвечали на заботу вполне адекватно и не слишком капризничали. Что касается Аллы, то она была незамужней приятной женщиной средних лет, в городе жила одна, а на даче вместе с семьею брата. Идеальный вариант.
   Надо признать, что Юлия практически с первого взгляда распознала в непонятных древесных стеблях возможную работу умобактерий (или очень захотела так думать), однако постановку опыта и проверку обдумать не успела. Слишком внезапно представилась возможность, но Алла, не зная и не догадываясь ни о чём, взяла дело в свои руки, Юлии не пришлось и рта раскрыть. Вот оно, реальное везение, не так ли? Хотя... Вполне могло статься, что загадочные растения появлялись везде и давно, но никто не обращал внимания, а самое главное, не прикладывал к ним должных эмоциональных усилий, вот что!
   Едучи по тёмным тоннелям столичного метро, Юлия постепенно догадывалась (соображения проступали из темноты как бы сами по себе, выявлялись, прояснялись с каждой станцией и очередным нырком в тоннель), что цветы у Аллы скорее всего пошли в неожиданный рост и приобрели неведомые ранее свойства потому, что Алла вошла в контакт с растениями, думала о них, желала всего наилучшего и вообще относилась к ним по-хорошему. И не просто... А почти как к живым существам или даже детям. У неё, у Аллы такие тенденции наблюдались, всё живое, зелёноё и растущее находило отклик в её душе. Например, плантации на подоконнике и в чулане с окном - на них приходили любоваться с других факультетов, а студенты приходили поливать цветочки и похвалить их, чтобы сделать приятное Алле Юрьевне. В особенности, когда сессия подходила к концу и за ней тянулись горестные хвосты.
   "Ну, ладно, осталось додумать, как направить любвеобильные мысли Аллочки в нужное русло, и самой не вмешиваться в процесс", - молча, но усиленно рассуждала Юлия, поднимаясь по эскалатору на своей станции. - "Эта фаза эксперимента удалась, можно сказать, хотя и нежданно-негаданно. Однако насчет фантаста Затонского - вот где полный тупик. Если он не появится, то что с ним делать? Отменить напрочь или везти ему корзину? Не хочется и неясно зачем, если везти. А квартиру надо готовить к приезду мелкого, он гораздо важнее, чем все фантасты вместе взятые, его нельзя смущать или наводить на лишние мысли, мал ещё. Так что придётся уже сегодня..."
   Эскалатор довёз Юлию доверху, аккуратно высадил, и она машинально пошла на выход, минуя лотки и киоски, однако замечая при том, что с обувью на ногах происходят странные коллизии непосредственно на ходу. Пришлось замешкаться у выхода и произвести проверку. Увы, невнятные подозрения, возникшие в институте за чаем у Аллы, вполне оправдались: у туфель осели и отчасти потекли каблуки. Чёртов шкаф со своими удобствами опять перестарался! Не располагая реальной информацией: зачем бы хозяйке ходить на цыпочках полдня и более, биопрофилактика создала удобство - без спроса уменьшила высоту каблука и усилила устойчивость. Безусловно, некий комфорт создался, но вид получился просто кошмарный, как будто туфли нашлись на помойке после многолетнего усердного пользования.
   "Опять придётся делать системам реприманд!" - горестно думала Юлия, унося из метро неприлично обутые ноги. - "Не было у бабы хлопот, так купила порося! Так никакой зарплаты не хватит, на этих помощничков хреновых обуви не напасёшься, уже третья пара пропадает!"
   Ей хотелось бы думать, что растения в шкафу возьмутся за ум и приведут испорченные туфли в первоначальный вид, но шансы были невелики.
   С одеждой шкаф более или менее управлялся, но обувь представляла для бактерий, растений и вообще для всех всопомогательных субстанций какой-то непреодолимый соблазн, почти как для собак! Они портили пару за парой и не могли привести исжеванную обувь в первоначальный вид.
   Рассуждая (мысленно, но интенсивно) на данную тему, Юлия полностью забыла, что подле метро на обратной дороге она назначила встречу.
   И была крайне удивлена, когда посреди горестных мыслей о коварстве растений в шкафу, ощутила прикосновение твёрдой сильной руки. Кто-то взял её под локоть и старался остановить, окликая при том по имени.
  -- Юлия, куда вы так бежите? - веско спросил долгожданный фантаст Затонский, когда она наконец осознала факт его прибытия. - Я вас увидел, гнался от самого метро, но едва...
  -- Ой, извините, Бога ради, - с трудом нашлась Юлия. - Я немного задумалась, и вообще перестала вас ждать, если честно.
  -- Я получил ваше письмо вчера, - не колеблясь солгал фантаст, и Юлия воочию поняла не только, что он лжёт, но делает это уверенно и привычно, вышло даже странно, словно чужие мысли читались по-писанному. - Кстати, поздно вечером, и вот не замедлил явиться. А вы прошли мимо, пришлось догонять.
  -- Ну, простите меня великодушно, - Юлия повторила извинение.
   Раз гость явился на зов, то обижать его лишний раз вовсе не стоило, как раз напротив, следовало расположить к себе и к Проекту. Или сказать, что передумала (на месте возникли колебания, довольно мучительные) и визит откладывается, они просто попьют кофе в забегаловке под тентом? Может статься, Затонский и впрямь третий лишний в Проекте, как пятое колесо в телеге?
   Тем временем фантаст взял дело с в свои руки, а именно подвёл Юлию к скамейке в побочном сквере (она единственная пустовала, на соседней расположилась парочка совершенно кошмарных бомжей, но Затонского соседство не смутило, он был крупным мужским экземпляром и в прошлом выступал на ринге в тяжёлом весе, нота бене). Затем усевшись, фантаст завёл речь практически в унисон с невысказанными ею соображениями, что смутило Юлию дополнительно. Как бы там ни было, но потоки их мыслей взаимно пересекались и шли примерно в одном направлении.
  -- В принципе я явился на ваш зов неохотно, - толковал фантаст, сидя на скамье. - Затем, чтобы отказаться от предложенного общения. Посудите сами, если вычесть момент первичного изумления и прочие необъяснимые фокусы, представленные на обозрение, то явственно вырисовывается достаточно неприглядная картина. Некто, притом я не говорю, что вы лично, выбрал меня, как человека довольно известного и влиятельного. Далее странными способами воздействует на моё сознание, чтобы вызвать эффект тотального удивления и полной растерянности, демонстрируя некие абсолютно феерические возможности, целиком превосходящие воображение. Не так ли?
  -- Не совсем так, хотя в принципе... - отчасти замялась Юлия, не зная что именно ей хотелось бы ответить.
   Если согласиться, извиниться и отпустить бедалагу фантаста на все четыре стороны, то будет ли это правильно? Или следует продолжить опыт с ним, поскольку Затонский желает скорее, чтобы его уговорили, а вовсе не отказывается от участия в Проекте, это читалось безусловно.
   Что касается её личных соображений, то они мешались так же невнятно, как намерения писателя военно-фантастической прозы. Вновь их личные сознательные и подсознательные импульсы шли в унисон, что на самом деле отлично облегчило бы совместную работу, однако...
  -- Простите, я не закончил, - церемонно заявил беллестрист и продолжал тщательно подготовленную речь. - В настоящее время, как нам всем хорошо известно, наука в разных её аспектах располагает практически неограниченными возможностями воздействия на людское сознание. Не говоря о старинных способах типа глубокого гипноза, который, как вы знаете, может быть усилен с помощью приборов направленного действия. Или неощутимые компьютерные импульсы, заложенные в обычные файлы и разосланные по адресам. Хотя лично я машиной не пользуюсь, в основном пишу от руки, как положено, но заглядываю в дочкину машину тем не менее. Так что данная возможность имеется. Опять же биохимические способы управления сознанием: сейчас разработаны сильные препараты в любой упаковке, в том числе аэрозольной, они способны вызвать иллюзии полного формата и создать у любого индивида полнейшее впечатление реальности. Никто не иммунен, невзирая на тип психики, в особенности, если за дело возьмутся профессионалы. Поэтому ваше призрачное хозяйство, показанное ранее, можно считать производным из данной области, а именно иллюзорным.
   ("Хорошо излагает, собака!" - комментировала тем моментом Юлия в форме цитаты, модной во времена их общей с фанатастом юности. - "Учитесь, Киса!")
  -- Практически создаётся впечатление, - уверенно продолжал фантаст, не замечая, что описал круг в своем монологе. - Что некие силы взяли меня на заметку и пытаются направлять мое поведение в нужную им сторону. Хотя до последнего момента, до вашего второго письма в моем ящике, воздерживаются от упоминания, чего бы конкретно от меня хотели. Я долго рассуждал, дискретно советовался с коллегами по медицинской части и пришёл к выводу, что манипуляция моим сознанием у вас не получилась. Я нахожусь в адекватном состоянии духа, нисколько не растерян, так что неумеренные иллюзии, наведенные любыми способами, не могут меня заставить...
  -- Бог с вами, помилуйте великодушно! - Юлия прервала поток речей достаточно церемонно в свою очередь, отчасти потому, что никак не могла вспомнить ни имени, ни отчества фантаста, ни выудить сведения у него из головы, хотя и неприлично старалась последние пару минут. - Если вы поняли ситуацию таким образом, то разрешите принести извинения и откланяться! Видит Бог, подобных намерений не было и в помине, это уже фантастика десятого сорта!
   (На указанном моменте отповеди Юлия споткнулась и разом замолкла, она вовсе не хотела обижать приглашённого гостя, неприятное сравнение выскочило само, помимо контроля!)
  -- Допускаю, что я несколько сгустил краски, - фантаст мигом пошёл на попятную, и вовсе не оскорбился. ("Век живи - век учись", - побочно помыслила Юлия.) - Я хотел сказать в доступной форме, что ваши сверхъестественные видения, в том числе голографическую открытку, где я изображен в компании чудовища, я считаю ненужными способами убеждения, смахивающими на обычный шантаж, возможно усиленный нетрадиционными способами.
  -- Господь с вами! - вырвалось у Юлии ритуальное отрицание, просто чума какая-то, не нужно было и неуместно поминать Божьи имена всуе, тем более в данном контексте! - Только криминала не хватало для полного комплекта! У нас вовсе не детективный триллер, а...
  -- А полный балаган, я с вами согласен, - укоризненно произнес фантаст, но так веско, что бомжи по соседству встрепенулись. - Тем более, что вы слова не даёте сказать, всё время перебиваете! Каждый раз, как я собираюсь объяснить, отчего я, собственно говоря, нахожусь здесь, а не игнорировал ваши запросы, вы начинаете оправдываться и призывать Всевышнего! Какое он имеет отношение к нашей беседе, хотел бы я знать! Или у вас дальние планы, и происходит вербовка в нетрадиционную секту? Тогда могу заверить, что вы зря теряете время, я убежденный атеист, хотя сейчас это считается почти дурным тоном, но так сложилось и пересмотру не подлежит. Сделайте любезность, выслушайте меня, это возможно?
  -- Я последние пять минут молчу, - заверила Юлия. - И внимательно слушаю, вы остановились на нетрадиционном шантаже.
  -- Если вы меня слушаете, то я продолжу, - фантаст Затонский отчасти остыл и заговорил благосклонее. - Поверьте, я не хотел вас обижать, ваше личное участие скорее симпатично. Хотя когда я говорил о шантаже и манипуляциях, то подразумевал наличие интересной женщины, как дополнительную приманку, не скрою. Меня смущали сложные фокусы и их полная неуместность в моем случае. Иллюзии и фантазмы - это достаточно дешёвый трюк для профанов, прошу поверить. Однако ваше последнее письмо, самое обычное, написанное от руки на простой открытке, без единого фокуса - это меняет дело. Поэтому я здесь. Мне кажется, что вы поняли. И переменили способ обращения, чему я рад. Итак?
  -- Боюсь, что я вас разочарую, - ответила Юлия после продолжительной паузы. - Или напротив, как вы подозреваете, опять пытаюсь заманить вас в дебри иллюзий. Итак. Если вы согласны пойти со мной, то увидите много нового и интересного, это я обещаю. Но как будете смотреть, и какие сделаете выводы - это как Бог пошлёт, прошу прощения. Однако вы можете отказаться, если потусторонние опыты вас травмируют и наводят на подозрения самого пошлого свойства. Со своей стороны я обещаю, что ничего противного людскому естеству и вредного для сознания я не планирую. Просто показалось, что вам будет интересно и приятно принять участие в любопытном опыте, абсолютно безвредном. Если вам не понравится, то я постараюсь помочь. Вы просто забудете.
   ("Эдак я махнула!" - тотчас откомментировала про себя Юлия, сразу, как внесла последнее предложение. - "Придётся подсобные системы включать, без них ничего он не забудет, мы с доморощенными помощниками в сенях или в шкафу не справимся. Однако, была не была! Всё равно вскоре придется".)
  
   ЭКСКУРСИЯ С ВЫВОДАМИ И КОММЕНТАРИЕМ
  
   Фантаст Затонский долго и серьёзно думал, глядя на свои элегантные замшевые мокасины, иногда, правда отрывая взор и изучая поведение бомжей на соседней скамье. Однако те ничем не могли помочь, потому что расположились подремать посреди сквера на самом солнцепеке. Тем не менее через какое-то время (Юлии показалось, что прошёл по крайней мере час, и она почти собралась разделить с бомжами послеполуденную дрёму) автор небывалых приключений пришёл к желаемому выводу, надо думать. Фантаст наконец вымученно улыбнулся и произнес краткое резюме.
  -- Я всегда считал себя человеком не робкого десятка, - поделился Затонский. - Теперь остаётся это подтвердить. Ведите меня, милая дамочка, куда собирались, хоть в самое пекло ада! И там посмотрим.
   После такого замечательного заявления Юлия отчасти испытала неловкость в первые моменты их возобновленного путешествия. Исключительно потому, что пообещавши беллетристу нечто весьма захватывающе и крайне интересное, она повела его сложным путём по самым банальным столичным задворкам, поскольку стремилась сократить путь. Наверное напрасно. Затонский поглядывал на ходу сквозь дворы, помойки, чахлые кусты и однообразные строения и вскоре стал проявлять признаки нетерпения. Ему посулили чудеса в решете, а завели в заурядные, хотя довольно гадкие места. Один наркодиспансер в глубине двора привлёк его внимание, Затонский свернул с тропинки и ознакомился с вывеской.
  -- Надеюсь, нам не сюда? - спросил он, акцентируя сарказм.
  -- Пока нет, - лаконично отозвалась Юлия. - Но мы уже близко.
   Фанстаст хмыкнул в ответ и вновь последовал за Юлией по утоптанной тропке через пустырь с чахлой растительностью. На какой-то краткий миг Юлии показалось, что спутник разочаровался вконец, просто отстал и скрылся, она даже приостановилась и оглянулась, но нет. Он просто шёл за спиной вплотную, разве что не наступал на пятки. Как разведчик на военной тропе. Действительно, писатель Затонский оказался человеком не робкого десяткого, хотя Юлия видела, что он пребывает в напряжении, и им лучше поскорее прибыть на место встречи с чудесами, иначе может случиться непредвиденное. Она ускорила шаг насколько возможно, и оба приблизились к подъезду вплотную, когда писатель опять остановил её. Просто взял под локоть и затормозил на ходу.
  -- Юлия, стойте, - проговорил он сдавленно. - Что с вашей обувью?
   Юлия глянула под ноги и тихо выбранилась про себя, только этого не хватало для полноты впечатлений! Её туфли, поутру вынутые из мерзкого шкафа почти новыми, сейчас изменились до полной неузнаваемости.
   Более всего они походили на верёвочные тапочки с грубой платформой, притом пронизались по краям ядовито-зелёной строчкой! По всей видимости, беседуя с фантастом, затем торопясь по пустырю, Юлия утратила самоконтроль, и туфли пошли вразнос, доводя удобство скорого хождения до последних пределов.
  -- Когда мы сидели на лавке, - проговорил Затонский глухо. - На вас были просто сильно поношенные ботинки, я заметил. И вот сейчас...
  -- Вышла недоработка, - пробормотала Юлия в смущении. - У каждого свои проблемы, не берите в голову.
  -- Это довольно трудно, - поделился Затонский. - Со мной такое тоже возможно? Ботинки станут лаптями, а брюки холщовыми портами, или что-нибудь похуже того. Чудеса из народного фольклора.
  -- Скорее всего, нет, - как можно более убедительно ответила Юлия.
  -- Но вы не полностью контролируете ситуацию? - спросил фантаст озабоченно. - Не так ли?
  -- По мелочам, увы, нет, - невнятно отозвалась Юлия. - Но за жизнь, здоровье и безопасность я ручаюсь головой.
  -- А ногами? - без особого блеска пошутил Затонский, затем взял себя в руки. - Однако мы зашли довольно далеко, и отступать поздно.
   Юлия не нашлась, что ответить и как успокоить взволнованного спутника, просто тронулась с места и пересекла асфальтовую дорожку перед подъездом. Затонский следовал за ней не отставая. На лавочке перед входом они застали тётю Любу, соседку сверху, она отдыхала после вояжа на оптовый рынок и сгорала от любопытства. Не каждый день ей приходилось видеть столь соблазнительную картинку: соседка снизу, приличная, немолодая, одинокая женщина вела к себе мужика, пользуясь отсутствием сына-подростка!
  -- Добрый день, бабушка! - сказал Затонский веско, видимо, в надежде, что если ему суждено пропасть, то хоть свидетель отыщется.
  -- Сам ты дедушка! - бодро огрызнулась тётя Люба ему в спину.
   На самом деле она неплохо сохранилась для своих шестидесяти с небольшим и вовсе не обрадовалась, когда соседкин кавалер, сам не первой молодости, её так приветствовал. Юлия хотела рассмеяться, но не могла себе позволить, посему не оборачиваясь, прошла к лифту и вызвала кабину.
  -- Нам высоко? - спросил Затонский за её спиной.
  -- Не очень, а что такое? - ответила Юлия.
  -- Я бы предпочёл пешком, - пояснил фантаст.
  -- Лифт отдельно, с ним всё в порядке, - заявила Юлия. - Давайте лучше поедем.
   Кабина как раз пришла, двери открылись, но Затонский колебался и явственно желал выпрыгнуть в окно, как Подколесин перед венчанием.
  -- Нет, - заупрямился он. - Как знаете, а эти тесные кабины и шахты не безопасны, я изучал предмет.
  -- Тогда пойдёмте пешком, - вздохнула Юлия. - Хотя лестница оставляет желать лучшего в смысле санитарии, предупреждаю.
   Она не даром провела почти пятнадцать лет замужем и отлично знала, когда мужчине следует перечить, а когда нужно уступить. Во избежание абсурдных и малоприятных последствий. Затонский, как Юлия понимала, держался браво, но на последних силах, его следовало по возможности поберечь. Для дальнейших эффектов, не то он сорвется с крючка и просто скроется.
   Дружной парой они миновали самую неприятную площадку первого этажа, где жили в соседстве иммигранты с Кавказа (три или четыре больших семейства в двух квартирах) и запредельно пьющий бывший офицер-ракетчик дядя Костя Спирин. Общими усилиями соседи привели лестничную клетку и ближние пролёты в невообразимое состояние, отчасти потому, что имели привычку держать двери полуоткрытыми, иногда превращая площадку в общую гостиную или дискуссионный клуб.
   Дядя Костя, когда приканчивал ежедневную бутылку, любил выходить наружу и учить соседей жизни и гигиене, а те громко, хотя и словесно сопротивлялись. Но слава Богу, довольно мирно. И отовсюду шли запахи: из дверей дяди Кости несло сивухой и давно сгоревшей пищей, а от гостей столицы доходили ароматы восточной кухни и, увы, немытых скученных тел в нестиранной одежде. Временами, когда ей случалось проходить мимо, Юлия приходила в сомнение, насколько пришлое население нижних квартир освоилось с ватерклозетами, или же...
   Затонский прошёл мимо удручающей картины молча, но сморщился, а Юлия воздержалась от комментария насчет лифта, который провёз бы их мимо неприглядных зрелищ и запахов. На втором этаже лестничные пейзажи стали более отрадными, двери стояли аккуратно запертыми, мусор на площадке не валялся, и если пахло, то хлоркой и хвойным экстрактом. Это Лиза Братеева, школьная учительница, как могла, клала предел экспансии снизу. Мимо второго этажа Юлия и фантаст тоже проследовали в молчании, и лестница повела их вверх, прямиком к дверям квартиры Юлии. Приехали.
  -- Кто здесь живет? - очень вовремя спросил Затонский, когда они встали под дверями.
  -- Я, - в том же стиле отозвалась Юлия и протянула руку к замку.
  -- Постойте, одну минутку, - попросил фантаст. - Я хочу уточнить: вы пригласили меня к себе, чтобы... А именно?
  -- Сейчас увидите, если не испугались и не передумали, - Юлии надоели душевные кризисы гостя, и она употребила грубое средство.
   Известно, что против лома нет приёма, Затонский не стал длить расспросы, но упорно сверлил глазами дверь, в особенности круглое окошко-глазок с номером 17, наведённым штриховкой. Должно быть, запоминал адрес.
   Юлия убедившись, что гость не сбежал и не собирается (ох, до чего же ей осточертели сложные манёвры!), повернулась к нему спиной и вдвинула ладонь в окрестность видимого замка. Она могла проделать данную процедуру в любом месте на двери, но берегла остатки душевного равновесия гостя. Если бы не он, то ничто не мешало пройти сквозь дверь, но Юлия делала это редко, имея в виду бабу Олю, соседку напротив, у той имелась манера глядеть в свой глазок для забавы и сбора информации. Соседка, легко проходящая сквозь закрытые двери, точно уложила бы старушку в гроб, восемьдесят с лишком годов, это вам не шутка.
   Практически в тот же миг дверь плавно поехала в сторону, исчезая в проёме, и Юлия ощутила на руке исчезающую изморось, всё как обычно.
   Кроме того, что за её спиной фантаст глубоко вздохнул с довольно странным звуком, почти как захлебнулся воздухом. Юлия повернулась к нему, примеривая самую любезную из улыбок, затем посторонилась и пригласила.
  -- Входите, пожалуйста, я сразу за вами, - сказала она, заверяя гостя, что его не заманивают в ловушку, чтобы потом бросить в неведомое.
   Затонский еще раз глубоко вздохнул и сделал шаг в дверной проем, там остановился, как вкопанный, вдыхая непривычный вохдух "сеней" и ошеломленный льющимися ароматами. Юлия успела забыть свои первоначальные впечатления, но поняла, каково приходится гостю.
  -- Какая необычная оранжерея! - скорее выдохнул фантаст, чем наконец произнёс. - Особая система вентиляции, или кондиционер.
  -- Проходите пожалуйста, - Юлия повторила приглашение. - Я покажу, но мне надо зайти внутрь.
   Затонский сделал пару неуверенных шагов по толстому живому ковру и вновь застыл, как лист перед травой. "Сени" обступили его, незримо, неощутимо выспрашивая и незаметно подстраиваясь. Юлия протиснулась мимо гостя, приблизилась к льющемуся занавесу в спальню и вновь улыбнулась как положено гостеприимной хозяйке.
  -- Обождите здесь минутку, я переобуюсь, - предложила она любезно. - Кстати, можно присесть вот сюда, это довольно удобно.
   Жестом Юлия указала на пламенеющие кусты красно-лилового вереска в ближнем углу, они отлично служили диванчиком и фантаста обязаны были выдержать в любом случае.
  -- Спасибо, я лучше постою, поизучаю, - отказался гость, однако сохраняя при этом лицо, хотя кто бы ни смешался, предложи ему усесться в растущий куст!
  -- Я - мигом, - заверила Юлия, проходя под занавес. - Туда и обратно!
   Затонский не отвечал, но стоял столбом очень глубоко задумавшись, только изредка плавно поводил головой, озирался и осваивался. Зелёные "сени", по всей видимости, его достали и начали действовать умиротворяющим образом, снимая напрасные тревоги и ложные опасения.
   Сама Юлия тем моментом прошла под занавес в спальрю и, на ходу сбрасывая туфли, устремилась прямиком к шкафу, дверцы так и стояли открытыми, между прочим. Вполне возможно, мелькнуло соображение, что именно эта оплошность дала видимый результат, но Юлия не стала долго размышлять, а занялась делом.
   Стоя перед распахнутой дверцей шкафа с туфлями в руках, она предалась тщательно продуманному порыву чувств. Сначала Юлия представила в деталях почти новые туфли, подчеркнув при этом, как это было хорошо и приятно, затем, словно заново озирая то, что от них осталось, ужасалась, печалилась и негодовала, слегка утрируя эмоции.
   "Как это ужасно!" - нашёптывался примерный сопровождающий текст. - "Жизнь сегодня решительно не удалась!"
   Далее, почти натурально вслипнув, Юлия забросила туфли внутрь шкафа, обе сразу, и вдогонку послала печаль и прочие отрицательные чувства. По опыту она знала, что квартирная флора туго воспринимала абстрактные рассуждения или отвлечённые схемы, с этим было глухо, как в танке. Что называется, хоть кол на голове теши! Но эмоции, даже самые сложные и перекрученные, а также порывы, импульсы и яркие зримо-ощутимые образы - совсем другое дело! На них растения реагировали живо и почти адекватно, следовало только отметить последовательность образов и расположить картинки вкупе с эмоциями в должном порядке. Никто, разумеется, не питал особых надежд, что испорченные туфли восстановятся в исходном виде, однако лишний урок шкафу не помешает, повторение, как говорится, мать учения.
   Юлия отлично понимала с самого начала деятельности, что её личное общение с разумной флорой выходит за рамки обычной практики хомо сапиенс, поскольку пребывание в Парадизе внесло активные изменение в её личный мыслительный и весь прочий аппарат, в том не было сомнений.
   Даже при отключенных вспомогательных системах она посылала и принимала импульсы и выбросы энергий гораздо сильнее и эффективнее. Именно поэтому настоятельно требовался контрольный опыт с иными сапиенсами, чьи аппараты не подвергались изменениям. Фантаст Затонский, конечно, мог служить лишь в промежуточном варианте, потому что кратко посетил Парадиз и кое-каких знаний набрался, хотя и невольно. Поэтому он годился для первого контрольного опыта, а вот Алла...
   Однако на данном участке рассуждений Юлия себя остановила. Насчет Аллы следовало мыслить потом, а промежуточный вариант в "сенях", бедняга Затонский, мог лишиться столь нужного ему рассудка, если она, Юлия, будет болтаться вне поля видимости и поучать шкаф! В тревоге и раскаянии, Юлия проскользнула под занавес в прихожую и не сразу обнаружила гостя, отчего чуть было не ударилась в панику. Хорошо, что фантаст подал голос сам, не то...
  -- Знаете, это и впрямь довольно приятно, - сказал он откуда-то сбоку.
   Тем же мигом Юлия увидела, что гость сидит в кустах вереска, слегка на них покачиваясь, как на пружинной кровати. Зрелище представлялось просто грандиозное, хорошо, что Затонский не видел себя. Юлия не успела вступить в беседу, только собиралась, но фантаст её предупредил, она так и застыла под переливающейся занавеской, позабыв о своих хозяйских обязанностях.
  -- Разумеется, всё это вокруг - сплошная иллюзия, - заявил Затонский, удобно располагаясь на ложе из вереска, оно мигом подстроилось, превратившись с подобие некоего канапе. - Хорошо задуманная, ещё лучше исполненная, подогнанная под реальность по всем параметрам. И я предполагаю, что иллюзия имеет аэрозольную природу: человек вдыхает смесь и подпадает под чары, если можно так выразиться. И снимаю шляпу: не знал и не воображал, что иллюзорное пространство можно так тщательно спланировать, до последней детали, притом внушить именно то, что вам хотелось бы, чтобы я видел. Прошу прощение за неловкое выражение, но понятно, что хотел сказать. Знаете, у меня будет одна небольшая просьба: на минутку снимите чары, чтобы я увидел, как есть на самом деле, потом будем очень серьёзно беседовать. Хорошо?
  -- Зачем вам? - Юлия едва нашлась, что ответить, точнее, что спросить.
  -- Мне надо убедиться в размерах, точнее, в полноте иллюзорных ощущений, - веско проговорил фантаст. - Без вас я проводил некие опыты, и совпадения с реальностью абсолютные. Я щипал себя за руку, боль возникала, но мигом проходила. Я закрывал глаза, делал упражнения на исключение иллюзий, наверное вы знаете, какие - и даже ничего подобного! Более того. Прошлым летом я поломался на горных лыжах, сильно повредил колено, до сих пор болит, вернее болело, пока я сюда не зашёл. Буквально через пару минут боль утихла. Не говоря о чувстве полного довольства, как будто в хвойную ванну лёг и расслабился. Буквально все ощущения обострились, и в голове прояснилось, как в горах. Чёткий наркотический синдром, грубо выражаясь, а более научно... Ну да ладно, я хотел бы снять иллюзию на минуту, чтобы убедиться в своих ощущениях. Останется ли психическое состояние тем же, когда я увижу вашу реальную квартиру. Если она ваша, со всеми житейскими подробностями. Я хотел бы знать, какова будет моя реакция на исчезновение фантома.
  -- А если отложить? - само собой спросилось у Юлии. - Ведь никуда она не денется, понимаете, это слишком сложно сейчас.
  -- Очень жаль, - почти с торжеством произнес Затонский. - Но я могу вас понять. Скорее всего вы, милая дама Юлия, не командуете парадом, всего лишь сопровождаете. И от вас требовать много нельзя. С такими просьбами, как я понял, следует обращаться выше по инстанции. Но... Надеюсь, кстати, что там слышат наш диалог, и я продолжу, если не для вас, то для распорядителей карнавала.
  -- Тогда я тоже сяду, в ногах правды нет, - заметила Юлия в некотором замешательстве прошла в противоположный угол "сеней", где тихо струился ручей, в него и уселась. Тяжелый случай, помыслилось ей...
  -- Но нет её и выше! - не удержался и пошло пошутил фантаст, всуе поминая вполне уместную для случая пьесу, а именно "Фауста" Гёте. - Я собственно отчего цитирую: "Нет правды на земле - но нет её и выше!". У нас происходит похожий случай на тему покупки душ в розницу, не правда ли? Ваша чудесная оранжерейка, эдакий райский садик, в нём вместо дьявола, пуделя или змея - прелестная женщина босиком. Наводит на разные мысли, между прочим, ну да ладно. Я успел сообразить, не сходя с места, что ваш призрачный, но очень приятный сад в квартире - это не просто приманка. Насколько мне видится, ваша контора владеет инструментом самой абсолютной и весьма изощрённой власти над умами. Не так ли? Покажите обычному человеку такую конфетку, и он побежит за вами на край света и даже в преисподнюю. В подобной оранжерее ему будет не только комфортно физически. У вас тут превалирует чувство полной гармонии, мир и человек - едины в порыве благости. Возвращение в Эдем, ни более ни менее того. Больше никому ничего не надо, цель достигнута. А тот, кто дал вкусить райского яблочка с вашей ветки - тот закажет музыку, не сразу, а какое-то время спустя.
  -- "Боже мой, до чего трудны эти сапиенсы", - мыслила Юлия между тем, отнюдь не от своего почему-то лица, а откуда-то со стороны. - "Как у них испорчено воображение: вечно мнится власть над миром и методы приобретения её! Просто хоть оторви да брось!"
  -- И вы решили пригласить меня в компанию, - бравурно длил речи фантаст. - Сперва ошеломили иллюзией внеземных возможностей, потом, когда номер не не прошёл, зазвали в оранжерею и проводите демонстрацию.
  -- Если вы хотите думать таким образом, - наконец нашлась Юлия. - То помешать невозможно, это ваше личное дело. Что касается данной демонстрации, то мы даже не приступили, пока сидим в сенях. Если бы вы были так любезны, то мы могли бы продолжить осмотр достопримечательностей, далее вы свободны делать любые выводы. Как вам такая программа?
  -- В принципе согласен, - отозвался Затонский, поднимаясь из вереска. - Куда теперь из райских сеней?
  -- В ванную мыть руки и на кухню, обедать, - Юлия детально изложила программу. - А потом в спальню.
  -- Нельзя ли начать с конца? - осведомился Затонский игриво. - Со спальни?
  -- Боюсь, что вы не справитесь, - Юлия нашлась сразу и ответила оскорбительным намёком, затем пояснила. - Там самая неотлаженная аппаратура. Как вы заметили, туфли у меня обратились в тряпку как раз в результате. Давайте сначала помоем руки и поедим, как положено в сказках про избушку на курьих ногах и добрую бабушку Ягу. Сначала хозяйка моет добра молодца, затем кормит, потом ведет в опочивальню.
  -- На эту красотку вы не похожи, - ответил комплиментом Затонский. - Или станете ею, когда иллюзия рассеется?
  -- Там видно будет, - посулила Юлия, тем временем открывая перед гостем дверь в ванную комнату.
   Дверь Юлия оставила самую простую, со стеклянной панелью из плотных ромбиков, один из которых изгибался наподобие ручки. Из "сеней" дверь смотрелась, как обычное французское окно и очень плавно открывалась, слегка позванивая.
  -- Вот это другой коленкор! - заметил фантаст, оказавшись в помещении с удобствами. - Тут поработал модный декоратор.
   Юлия была отчасти польщена, поскольку декорировала ванную комнату сама, хотя кое-какие усилия приложила. Растения никак не могли взять в толк, зачем имитировать гладкие мраморные поверхности, далее устилать их мягкими живыми прокладками. Имитация под мрамор поначалу не держалась, всю дорогу плыла и дышала, но Юлия постепенно настояла на своём. И вот теперь заслужила одобрение взыскательного гостя.
   Ванное помещение сияло в свете хрустального рожка почти сквозными прозрачными белыми гранями, вдоль и вокруг которых вились узорчатые желтые и зеленые прожилки, создавая веселое, радостное впечатление, чего Юлия добивалась отдельно. Её вовсе не хотелось, чтобы туалет, раковина и ванна терялись в торжественном мраморном мавзолее, а с первой пробы вышло именно так.
   "Кладбище для очень богатых, замечательно", - так Юлия обозначила первый плод собственных усилий. - "Тут очень уютно будет помыться и совершить прочие надобности!"
   Сама ванна осталась почти прежней, московской, только вырастала из мраморной стены, как лихо изогнутая чаша сделанная из того же хрустального материала. Внутри, на пышной зеленой травке росли свежие желтенькие одуванчики, полностью занимая пространство. Раковину Юлия оформила в виде большого лопуха, он рос из стены над одуванчиками. С потолка вместо душа свешивалась лоза с мокрыми листьями, и отовсюду текли мелкие струйки. Сверху с лозы прямо в лопух, из лопуха на одуванчики, из ванны прямо на пол, впитываясь в совершенно сухую поверхность пробочного пола. Пробка сияла приятным цветом свежих опилок и пружинила под босыми ногами.
  -- Можно принять душ или ванну, - предложила Юлия гостю. - Но проще всего помыть руки.
  -- А прочие удобства у вас действуют? - с некоторой опаской оглянулся фантаст. - Или только для видимости? Очень уж странный вид...
   Действительно, прочие удобства, как выразился Затонский, располагались в дальнем углу и выглядели, как мраморная низкая урна, наполненная растущими цветами, конкретно настурциями, что могло сбить с толку кого угодно.
  -- Вполне, - кратко заверила Юлия. - Я выйду, вы можете проверить.
  -- Нет, я просто для информации, - ответил гость в некотором смущении.
  -- Смотрите, как действуют помывочные агрегаты, - Юлия заторопилась с разъяснением. - Вы берёте из ванной горсть растений и вместе с ними подставляете руки под воду. Кстати, в раковине тоже имеется материал, зачерпываете, откуда хотите. Здесь, буквально всё, что растёт, предназначено для очищения и дезинфекции. Можно взять листок сверху или провести рукой по любой поверхности, и мыло с шампунем - в вашем распоряжении. То же самое с ванной: надо просто лечь на травку и втереть в себя цветочки.
  -- Какие странные фантазии, - заметил Затонский, но послушно сорвал одуванчик и растёр над лопухом.
   Цветок вспенился, затем растёкся между пальцев гостя, тот подержал руки над водой, затем оглянулся в поисках полотенца, но не нашёл.
  -- Можно вытирать прямо о стену или раковину, но через секунду высохнет само, - пояснила Юлия, затем продолжила, как заправский экскурсовод. - Вода заключена в цикл, от водопровода я отключилась. Бежит по кругу без труб, очищается сама, очищает воздух и насыщает ионами, растительность довольна и очищает всё живое до блеска, ни одной болезнетворной бактерии не остается, только самые полезные.
  -- Зачем это всё вам? - Затонский высушил наконец руки, смотрел на них подозрительно и слегка потирал, видимо, скорбел об утрате вредных бактерий. - Впечатлений и так достаточно, иллюзия самая полная, ваши детские подробности про мытьё рук и микробы, по-моему, уже лишние. Цветочки в сортире и ванне, словно в комедии.
  -- Подождите немножко, - мягко пообещала Юлия. - У нас в программе кухня и спальня, самые функциональные помещения. Потом я отвечу на все вопросы, хорошо?
  -- Пожалуйста, пусть будет по-вашему, - согласился фантаст с некоторой неохотой. - Но после экскурсии я хочу выслушать более подробные объяснения и, главное, планы на будущее.
  -- Отлично, тогда пойдемте в кухню, - пригласила Юлия, пропуская гостя у дверей. - Кушать подано.
   Гость бессловно покинул ванную и в свою очередь вежливо пропустил хозяйку, чтобы она указала путь, что Юлия не замедлила исполнить.
   Кухня у Юлии в доме, не увеличившись в размерах, превратилась общими стараниями в подобие небольшой открытой веранды или в стилизованную беседку. Стены имели вид сквозных деревянных переборок, сквозь них весело проглядывали листья, окно с пёстрой тюлевой занавеской имитировало дверь наружу и выходило на открытую площадку, с которой ступеньки вели вниз, на песчаную дорожку. Но за окном вплотную подступали обычные городские виды с высоты третьего этажа.
   На кухне-веранде в углу стоял деревянный столик, покрытый белой кружевной салфеткой, на ней располагались две небольшие плоские корзинки, обе без ручек. Подле, прямо на скатерти лежали почти прозрачные ложки и вилки, на первый взгляд, сделанные из тонкой пластмассы тёмного янтарного цвета. В корзинках-горшочках на зернистой светлой основе тесно росли плотные мясистые цветы с листьями (в одной) и белые с жёлтыми грибы-дождевики разного размера (в другой), оба наполнения перевивались травяными побегами с мелкими цеточками-зёрнами. В целом обе корзинки напоминали дизайнерские торты, такие заказывают по особым случаям, не хватало только надписей, выведенных кремом.
   Но Юлия, увы, не додумалась, а было бы неплохо, пожалела она с порога кухни, усаживая гостя на один из деревянных плетеных стульев. Скажем, исполнить завитушками надпись вроде: "Добро пожаловать в будущее человечества" или что-то наподобие. Но, увы, поздно...
  -- Угощайтесь в любой очередности, - Юлия как вежливая хозяйка попоточевала гостя, указывая на корзинки. - Можно есть руками, но прибор вот он, кстати деревянный.
  -- А вы? - осведомился гость беспокойно. - Понимаете, есть старая добрая традиция: кто угощает, тот и сам ест. Одному как-то неловко.
  -- "Бедняжка боится, что его отравят, коварно окормят очередным галлюциногеном", - поиздевалась Юлия про себя, но решила поберечь гостя и согласилась. - Разумеется, я тоже. Тогда надо взять тарелку.
   Она, не поднимаясь со стула, протянула руку к стилизованной стене, там открывались двери шкафчика, и достала большое блюдце, сделанное из того же материала, что и приборы. В принципе она могла выложить свою порцию на стол и есть со скатерти, но зачем лишний раз травмировать человека?
  -- Как вы предпочитаете: из блюдца или прямо из кастрюли? - вежливо осведомилась Юлия.
  -- Удивительные у вас застольные манеры, - проговорил фантаст скорее невольно, но слегка задумался, по всей видимости размышляя, что ему выгоднее, точнее, что будет менее губительно для здоровья, затем ответил. - Если вы позволите, я положу себе сам.
   Не дожидаясь согласия хозяйки, гость взял блюдо и решительно опустил ложку в корзинку с грибами, доставая оттуда солидную порцию. Затем он положил отобранный кусок на блюдо и принялся разглядывать, не притрагиваясь к диковинной пище.
   Юлия готовила еду по установившемуся рецепту, скорее местному, чем завезённому: основание представляло собой плотную массу, наподобие круто сваренной каши, оттуда произрастали различные клубни - почти твёрдые, мягкие, полужидкие и свежие, как листики салата либо ягоды.
  -- Змеиный супчик у вас, не иначе, - нервно пошутил Затонский, не особенно торопясь пробовать. - Даже скорее, я бы сказал: змеиный тортик. Кашка с вареньем из...
   И далее, не приступая к трапезе, с ложкой в руке Затонский стал пространно повествовать, как будучи недавно в Бангкоке, прошёлся по змеиному ряду на местном рынке и отведал различных блюд упомянутого профиля, как это было неожиданно на вкус, но занятно.
  -- Тем более вам будет любопытно, - Юлия дождалась паузы в монологе и напомнила гостю о его обязанностях. - Попробуйте теперь кашки, может быть, вам тоже понравится.
  -- А из чего она конкретно? - продолжал упорствовать Затонский, но ни крошки в рот не взял.
  -- Экологически чистое, абсолютно вегетерианское блюдо, - заверила Юлия, затем подумала, что гость непременно найдет к чему придраться, и добавила веско. - Но с обильными животными белками, в точно просчитанной пропорции, это цветы и грибы. Имеется немного жиров, а основа: растительные белки и углеводы. Витамины заложены в зеленой приправе и в ягодах.
  -- Однако вы просто повар-диетолог, Юлия, - заметил Затонский. - И даже пропорции рассчитали с калориями. Однако...
  -- Это не совсем я, - призналась Юлия. - Мы все вместе потрудились, поставили лично на мне серию экспериментов, примерно определили оптимальную пропорцию питания взрослого индивида. Количество не ограничено: можно съесть тонну, если влезет, и вреда не будет.
  -- А кто вам помогал ставить опыты? - вроде бы как между делом осведомился Затонский.
  -- Вот они все, живые древесные помощники, - Юлия взмахнула рукой, очерчивая круг внутри кухни-беседки. - Стены, стулья, стол, скатерть, посуда - все приняли активное участие. Это называется симбиоз животного организма с растениями. Они прислушиваются ко мне, ловят высказанные и невысказанные потребности, затем выращивают вот такую кашку, как вы удачно выразились.
  -- Как-то у вас детские сказки лихо перемешиваются с фантастикой: скатерть-самобранка на основе биосимбиоза - наконец высказался Затонский, на миг отказываясь от излюбленного тезиса, что его прельщают иллюзорными фантомами, а далее перешёл от реприманда к сути предмета, не совсем оказался безнадёжен. - Ваши растения человека кормят, растения его моют, растения расслабляют и успокаивают прямо в прихожей...
  -- Насчет фантастики - это по вашей части, - любезно напомнила Юлия. - Но вы угощайтесь, не стесняйтесь, тут достаточно и ещё вырастет, сколько угодно и чего только пожелаете.
  -- Тогда надо пробовать, - решился фантаст. - Ну с Богом!
  -- Приятного аппетита, - почти машинально отозвалась хозяйка, наблюдая, как гость смело опустил ложку в гущу еды и почти без колебаний отправил солидную порцию по назначению.
   Сама Юлия тоже зачерпнула ложкой из корзинки с грибами и сразу обнаружила, что на сей раз основание больше походит на мягкий, плотный творог, некое новшество на кухне. Ей попался плотный гриб обманчиво белого цвета, внутри него оказались твёрдые прожилки, напоминающие по вкусу жареный бекон. Деревянные повара постарались в честь ожидаемого гостя, надо думать, неужели уловили её подспудную уверенность, что именно в этот день Затонский непременно пожалует? Однако, они работают всё тоньше и точнее, с одобрением подумала Юлия и стала уверенно жевать беконный гриб.
   Гость тем временем справился со своей порцией грибного блюда и уверено потянулся к цветочной корзинке. Отделивши при помощи вилки хороший кусок, он переправил его на тарелку и не мешкая попробовал.
  -- Знаете, довольно-таки неплохо, - похвалил он вскоре. - И первое блюдо мне определённо понравилось, а вот этот ваш цветочный торт напоминает по структуре флан. Есть такое французское кушанье: сладкий пирог с крутым кремом и тонкой корочкой, только у вас сверху цветы с ягодами. Вполне недурно и очень сытно.
  -- Я рада, что мы сообща додумались до французской кухни, - отозвалась
   Юлия, и сама взялась за так называемый "флан". - Да, вы правы, более, чем приемлемо. Я никогда точно не знаю, что приготовится, но так даже интереснее. Кстати, корочку можно отломить прямо от блюда, здесь всё съедобное, кроме деревянной подставки.
   Объясняясь, Юлия так и сделала, гость последовал примеру, но без сноровки, уронил часть пирога на салфетку и очень смутился.
  -- Ни в коем случае, - остановила его Юлия, когда фантаст вознамерился собирать еду со скатерти-салфетки. - Пусть остаётся, само впитается и рассосётся через несколько минут. Никаких кухонных обязанностей, обходимся без мытья посуды. Кухня заботится о себе, расщепляет и перерабатывает любые ингридиенты в пищу, воду или чистый воздух - своего рода замкнутый процесс.
  -- То есть, ни плиты, ни холодильника, ни раковины не требуется, - заключил фантаст. - Ваша кухня-самобранка сама трудится на экологически чистом энтузиазме, очень занятно. И буквально всё здесь - сплошные живые растения, даже стол и табуретки. Я вас правильно понял?
  -- Именно, вы точно уловили суть предмета, - Юлия с большой радостью похвалила гостя. - Но очень умные и послушные растения, прошу заметить.
  -- Интересно, а если вы пожелаете вырастить бутылку коньяка и затем упьётесь до положения риз, что они станут делать, ваши кухонные растения? - задумчиво осведомился Затонский.
  -- Во-первых, целая бутылка никогда не вырастет, они прежде всего заботливый народец, - ответила Юлия с точным знаем предмета, хотя никогда ничего подобного не заказывала. - Если мне или вам захочется искусственного веселья, то здесь сделается и нальётся стаканчик с добавлением этиловых ингридиетов, но самого чистого рода, как хорошее вино. Далее мои кухонные обитатели возьмутся незаметно выяснять, с чего бы такая потребность у нас взялась, затем вложат недостающие элементы в обычную пищу. А если нам просто нравится слегка выпить, то будут регулярно наливать, но никогда не доведут до стадии опъянения. Иначе им станет не по себе, и они наделают запас алкозелтцера. Или устроят незаметный вытрезвитель на дому, точнее наркодиспансер. Кстати, с курением они именно так и поступили: подмешивают безвредную дозу никотина в обычную пищу и исправно выращивают мне курительные палочки для поддержания многолетней привычки. Палочки сами возгораются, медленно тлеют и очень приятно пахнут.
  -- А вам не кажется, что они слишком много на себя берут? - Затонский в течение долгой паузы усваивал информацию, затем высказался. - Ваши кухонные растения-кормильцы. Как насчет свободы личности? Не пей лишнего, не кури, ешь - что дают? Это какой-то детский сад получается. К тому же туфли вам изничтожили, наверное, в благих целях?
  -- Абсолютно точно, заботились о комфортной ходьбе и ликвидировали каблуки, я уже сделала реприманд в шкафу, - не чинясь, согласилась Юлия. - Вы задали точный вопрос, это приятно. Да, мои деревянные друзья кормят, моют, обстирывают и лечат, как им представляется наилучшим, это их кредо и основной недостаток. Если напьюсь - вытрезвят и полечат наутро, курить позволяют только без ущерба для организма, кормят по оптимальному рациону, дурное настроение купируют и туфли грызут, как плохо воспитанные псы. Однако вам не кажется, что мелкие погрешности против моей свободы - это отходы производства? Скажу больше: если бы я захотела причинить вам вред и накормить поганками, то никто слушать и исполнять не стал бы ни за что и никогда. Мои древесные помощники на злые и дурные импульсы не реагируют, только стараются их погасить своими способами: скажем, дадут понюхать нечто приятное - и дело в шляпе! Всем известно, что мы, хомо сапиесы, очень чувствительны к запахам, это в генах. Вот они и пользуются довольно бессовестно. К примеру, я недавно пришла пешком, лифт не работал, и невольно пожелала соседям с первого этажа всех напастей с чертями впридачу, посулила им провалиться в тартарары. И что бы вы думали?
  -- Запахло розами? Или "Шанелью N5"? - догадался Затонский.
  -- Гораздо лучше и эффективнее, - подтвердила Юлия. - Такой пошёл упоительный и вкрадчивый аромат, что я о соседях вмиг забыла, только пыталась понять, что это за райское дуновение? Не сразу, но через некоторое время, точнее, дня через два выяснила, что так пахнет цветок франжипани, она же плюмерия. В магазин напротив завезли партию французской парфюмерии, и крем для загара благоухал не так роскошно, разумеется, но примерно похоже.
  -- Значит плохие чувства они тоже контролируют? - запросил фантаст.
  -- Можно сказать так, - Юлия не стала отпираться. - Во всяком случае не дают им развиться до вредной для индивида степени.
  -- Мне бы не понравилась такая опёка, - заявил Затонский с вызовом, затем добавил. - Даже в обмен на то: "что под каждым, под кустом был готов и стол и дом" - хорошая цитата из дедушки Крылова, вполне подходит к вашему случаю.
  -- А если в обмен на вечный хлеб, на вечный кров, на здоровье и вечную молодость до самой смерти? - Юлия уточнила условия сделки. - Всего лишь навсего при условии не причинять особого вреда себе и никакого разумному ближнему своему. Это как?
  -- То есть продать душу со всеми нехорошими потрохами, причём за райские сады при жизни? - не совсем корректно, но довольно точно сформулировал фантаст. - Ха! Это надо подумать и не раз, и не два. Вы меня озадачили, право, но пока не убедили.
  -- Тогда пойдёмте смотреть спальню, - внесла предложение Юлия.
  -- Какова женская логика! - искренее восхитился фантаст. - Я готов.
   Кухню с остатками трапезы они покинули без сожаления, через "сени" прошли под льющейся завесой и оказались в спальном помещении как раз в непосредственной близости от кровати и шкафа.
   Как и кухня, спальня у Юлии в квартире была и оставалась тесной: опыты с растениями не могли раздвинуть бетонные стены, увы.
  -- Тут находится самая сложная часть системы, - пояснила Юлия, пока гость пристально расматривал устройство кровати и постели. - Во время сна и отдыха происходят оценка, анализ и далее коррекция физического состояния обитателя, затем идёт профилактика.
  -- Это для здоровья до самой смерти и вечной молодости? - попросил подтверждения Затонский. - Солдат спит, а служба идёт. Не так ли?
  -- Абсолютно точно, - согласилась Юлия с некоторым восхищением, гость оказался на диво догадливым. - И сны снятся только хорошие. Наутро просыпаешься как огурчик. Понимаете, сложным способом регулируется и стимулируется естественное обновление организма.
  -- А мне попробовать можно? - перебил хозяйскую лекцию Затонский. - Хотя бы не ночь, а... На меня подействует?
  -- Вот это интересно будет посмотреть, - задумчиво молвила Юлия, как бы в ответ, на самом деле гость в точности предупредил её план. - Конечно, пробуйте.
  -- Простите ради Бога, но в одежде можно? - отчасти опомнился гость. - Ботинки я сниму, разумеется.
  -- Бога ради, как пожелаете, - согласилась Юлия, но не удержалась и добавила. - Хотя в кровати с ними ничего не станется, обувью и одеждой занимается шкаф, иногда он может перестараться.
  -- Обойдемся без шкафа, - отрапортовал Затонский, мигом разулся, без малейшего стеснения улёгся на ложе, частично утонул в лепестках и браво откомментировал. - Как на Мёртвом море, лежу на воде и не тону. В вашем цветочном компоте. Вернее, это кисель.
  -- Можно повращаться и даже нырнуть с головой, - посоветовала любезная хозяйка. - Тогда освоение пойдёт быстрее.
   Затонский так и поступил, сделал пару плавательных движений, затем устроился в лежачей позиции. Глядя на него сверху, Юлия по секрету размышляла, что вид у человека на ложе получается довольно-таки экстравагантным, и ей придётся основательно переделать обе постели, свою и Сенечкину, чтобы ребёнок не получил психическую травму.
   "Матрас можно будет оставить, только уплотнить, но придётся накрыть проницаемой простынёй, и сверху приделать такое же одеяло..." - она соображала, глядя на гостя, лежащего в пышных разноцветных перьях. - "Сенечка так не ляжет, хоть застрелись, подумает, что маманя спятила"
   Затонский тем временем заложил руки за голову, устроился на плаву с комфортом и стал делиться, но не текущими наблюдениями, а должными выводами, хотя чуть запоздалыми.
  -- Кажется, я понял вашу принципиальную схему, - доложил гость, не отлучаясь с ложа. - Там и тогда, в тех, как казалось бы иллюзорных местах, я отчасти смешался. Мне ведь, если не ошибаюсь, предложили проделать практически то же самое. Спать на травяной подстилке в минимальной одежде, бродить по странному, правда, приятному миру, питаться подножным кормом, который вырастает на месте, и, главное, освоиться с нелепой ситуацией без объяснений. Но я не понял, вернее будет сказать, принял навязанный опыт без особого восторга. Мне показалось и не без оснований, что ситуация скорее унизительна: взрослого человека как бы похитили, перенесли в иной мир, раздели, разули и оставили на произвол судьбы - выбирайся, как знаешь и как хочешь. Вроде Робинзона Крузо на необитаемом острове, только без припасов, без оружия и без огня. Честно признаюсь, было очень неуютно, в особенности ближе к ночи. Я сидел, как первобытный ветхий Адам, глядел в темень и гадал, что оттуда появится, а у меня никакой защиты. Потом незаметно уснул, очнулся на охапке зелени белым днём и обнаружил на стебле рядом с собой какой-то жёлтый огурец, довольно безвкусный. Это когда я решился его съесть, но тоже было боязно, мало ли что... Поэтому я только утолил голод и жажду, потом побрёл куда глаза глядят, голодный и озадаченный, думал найти воду и мечтал о куске хлеба, хотя бы о черствой корке. А всё, что росло на земле и кустах, я старался не пробовать, ещё и потому, что птицы это не клевали, я хотел найти что-то безопасное, хоть грибы с червями, они точно не ядовитые. И был, честно признаюсь, очень недоволен, даже зол. Нормальная реакция для взрослого мужчины, который привык и должен контролировать ситуацию, иначе ему станет не по себе. Но особенно было неприятно, когда наутро, после второй ночи на голодный желудок, но с приятными снами, я обнаружил, что на травке под рукой лежит кусок черного хлеба, сухой и жесткий, как камень. Мол, подавись! Или как животных приручают: сначала поморят голодом, потом накормят. Чем послушнее скотина, тем лучше кормят, а я, значит, не дошёл до нужной кондиции послушания.
  -- Да нет, это потому что вы конкретно захотели, мечтали о чёрствой корке, а не об антрекоте, - наконец не выдержала Юлия. - Понимаете, у них в обиходе не водится обид и прочей ненужной чепухи, это было досконально исполненное пожелание. Скажите спасибо, что обошлось без червивых грибов, хотя черви там чрезвычайно вкусные.
  -- Вы пробовали? - Затонский даже подскочил на ложе, и оно вместе с ним заколыхалось. - Значит, вот так завоёвывается доверие, вот оно что! Даже червей ели, и они, конечно к вам прониклись. Да, у вас, у милого женского пола другое восприятие, о личном достоинстве никто не помышляет. Она наголодалась, и даже черви пошли на ура!
  -- Опять вы не о том, - вновь Юлия разочаровалась в госте, имеющем наглость порицать хозяйку в целом и в частности, валяясь у неё на постели! - Достоинство тут непричём! Кстати, змеи в Бангкоке - тоже сомнительный деликатес, правда, не дешёвый! Червей я пробовала в компании прелестной разумной собаки, будучи притом совершенно сытой! Сообразила очень скоро, буквально с первого раза, что меня не морят голодом и не отравят, напротив, вырастят всё, что моей душе угодно и полезно, только дай знать! Черви пошли как разделённая трапеза с первым разумным обитателем того мира, но оказались очень недурны на вкус. На самом деле это были личинки, а по вкусу - не хуже флана, сплошной белок.
  -- Извините, Юлия, вы меня знатно умыли и отбрили, - очень вежливо отозвался Затонский, вновь улегшись на ложе. - Давно не был в гостях у женщин, всё больше семейные посиделки, привык, что меня кормят, хвалят и ждут комплиментов по поводу качества пищи. Критику, тем более личную, мало кто любит, это верно. Хотя я просто анализировал ситуацию вслух, наверное, не следовало. И хотел сказать комплимент: вы адаптировались в тех местах лучше, чем я. Женщины в целом, они более выносливы и приспособляемы, это в генах.
  -- Это потому, что в нас заложена потребность жить не только для себя, но и для потомства, - Юлия продолжила мысль и постаралась затем перевести беседу в другое русло, подальше от соперничества полов. - Кстати, с разумной псиной мы в основном толковали о детишках, я о своих, она о своих. Мысленно толковали, понятное дело, именно так стали понимать друг дружку гораздо лучше.
  -- Значит искуситель в виде пса вам явился на месте, - не спросил, а подтвердил Затонский. - Ко мне он пришёл прямо на балкон, сначала в форме шаровой молнии, затем обернулся чёрным пуделем, как у Фауста. Это у них традиция, надо понимать?
  -- Отнюдь нет, в вашем случае это была неудачная шутка, - вновь опечалилась Юлия. - Понимаете, я ознакомила куратора с нашим фольклором. Легенда о Фаусте заодно с пьесой и оперой ему очень понравилась, посему он несколько заигрался. Разумеется, по той причине, что счёл вас человеком образованным и неподвластным дешёвой мистике. Однако ему за это вклеили по первое число, как раз я - первая.
  -- Ладно, я могу извинить ваших покровителей: иная раса, не люди, - пообещал Затонский. - Но с вами у нас получился нормальный диалог, и я хочу продолжить мысль, если не будет возражений. Если я достаточно правильно понял, то вы вместе с ними решили внедрить заманчивый опыт симбиоза человека с растениями, ну вот как у вас в доме, в нашу человеческую жизнь. Понятно, что для облегчения и улучшения положения всех людей на свете. Так вы мне писали, теперь я понял, что конкретно вы намерены сделать и как именно. Но вы сами понимаете, милая Юлия, что если ваш опыт получится, то наше земное человечество ожидает величайшая катастрофа? В очень недалёком будущем. Ваши нелюдские покровители в курсе или им до лампочки?
  -- Да, принципе я понимаю, - без лишних споров согласилась Юлия. - И коллеги обсуждали проблему до бесконечности, даже до меня, потом вместе со мной. Именно поэтому я провожу эксперимент в тайне, и не двинусь никуда далее, пока не посмотрю, как хотя бы один разумный индивид справится с предложенными возможностями. Конкретно вы.
  -- То есть, хотите поделиться данной вам властью над всяческой зеленью, сделать меня своим напарником, - Затонский решил поторговаться. - Тогда у меня есть определённые условия.
  -- Ни в коем случае, - Юлия решила не дожидаться условий. - Мне нужно, чтобы вы поучились разговаривать с растениями, вот и всё. И далее посмотреть, как пойдёт дело. В сенях приготовлена корзинка, там материал второго поколения, облегчённый вариант, что-то вроде трёхколесного велосипеда. Если в принципе вы согласны, то возьмите с собой, рассадите, где хотите, и пробуйте общаться с ними. У меня получилось, вот видите что. Теперь можете проводить любые опыты сами, начиная с бутылки коньяка и лимона на закуску. Наблюдайте, далее информируйте меня, в особенности, если ничего не получится, что тоже вполне вероятно.
  -- Интересно, как я могу с ними общаться, с вашими дрессированными цветами? - воскликнул гость в некотром удивлении.
  -- Можете даже письменно, - заверила Юлия. - Сядьте в саду на лавочку рядом с грядкой и пишите эпистолу, тщательно продуманную и исполненную благородных чувств. Иначе не послушают. Лично я читала лекцию о важности растений в круговороте жизни, после чего вся команда бурно пошла в рост. Но я - иное дело, я прожила в Парадизе по-нашему около года, хотя здесь прошли сутки. У меня приобретены навыки, они мешают чистоте эксперимента. А вы...
  -- А я послал ваш Парадиз очень далеко и вам поначалу не поверил, - заявил Затонский. - Поэтому проверить эффекты на мне - самое милое дело, разумеется. Какой из меня выйдет повелитель растений.
  -- Не повелитель, а собеседник, - вновь напомнила Юлия. - У повелителя и горькой редьки не вырастет, это следует помнить. Их надо любить.
  -- Ну, вот, теперь мы дотолковались до евангельских истин, - веско заметил гость Затонский. - Фрукты и овощи с травой следует любить? Как самого себя? Ну и задачку вы задаёте!
  -- Бог есть любовь, это даже здесь известно всем и каждому, а растения тоже живые, - туманно пояснила Юлия, честно говоря, от дискуссий она изрядно устала.
  -- Тогда покажите возлюбленных братьев и сестёр моих на грядке, - попросил Затонский и стал выбираться из постели, но приостановился и заметил вполне резонно. - Но завтра мне точно покажется, что я перебрал в приятной дамской компании, а рассаду купил по дороге тёще в подарок.
  -- И это будет неплохо, - отозвалась Юлия. - Тогда, может быть, ваша тёща справится с задачей. Женщины они такие...
  
   ВЫВОДЫ И КОММЕНТАРИИ
  
   Выпроводив гостя вместе с корзиной за порог, Юлия не стала закрывать за ним двери, они сами знали, что следует делать, а устремилась обратно в спальню почти бегом. Какое-то двадцать пятое чувство подсказывало ей, что там, в окрестностях кровати и зеркала, происходит невыясненное движение то ли живой, то ли неживой материи, то ли вообще энергии. Странные мерцания ощущались ещё в присутствии гостя, но Юлия не вполне понимала, относить эффект в счет его творческих эманаций либо выводить на уровень предупреждения о грядущих бедах. Мысль о всеобщей катастрофе, ожидающей земное человечество, как только разумные растения возьмутся исполнять разнообразные желания всех и каждого, всегда лежала в окрестностях Проекта и безусловно тревожила участников.
   На данный момент Юлия в особенности волновалась, не перейдена ли точка возврата. Конкретно с той минуты, как она вручила фантасту заветную корзину и фактически принудила его к действиям. Разумным либо не слишком - кто ж его знает, писателя Затонского, конкретная чужая душа безусловно витала в потёмках.
  -- Ну а если я решусь действовать против вас? - объявил уходящий гость на пороге, стоя в обнимку с корзиной. - Понаделаю доказательств и возьмусь предупреждать человечество? О том, что неземные силы либо шайка иллюзионистов толкают людей на опасную дорожку, и надо сопротивляться, пока не поздно.
  -- И знаете, где окажетесь вместе с доказательствами? - у Юлии вдруг кончилось терпение и иссякли дипломатические таланты. - В клинике, с букетом увядших роз вместо доказательств. Кто вам поверит? Вы и сами себе не очень верите.
  -- Да, именно так предполагалось с самого начала, - согласился гость. - Никто и никогда, если причудливые розы завянут, а они завянут в тот же час, вы правы. Скажут, что Затонский перетрудился или допился до белых чертей, это безусловно. Но я могу обдумать и написать роман-предупреждение, чистая беллетристика, она ненаказуема, не правда ли?
  -- Пишите, голубчик мой, пишите, - с радостью напутствовала Юлия, отчасти перейдя границы корректности. - Прямо на грядке, чем ближе, тем лучше. Главное, пишите с эмоциями, я на вас надеюсь, и наша зелень будет в полном восторге. Насчёт предупреждения ничего лучше не придумаешь, они учтут и никогда не допустят вреда.
  -- В таком случае я оставляю за собой право на свободу действий, - гость произнес пышную, хорошо продуманную декларацию, с тем наконец откланялся, унося с собой подопытный материал.
   А Юлия поспешила на невнятный зов, доносящийся из спальни, можно сказать, что просто побежала бегом. Поскольку ей показалось, что тягомотная возня с фантастом Затонским как раз определилась той самой точкой в Проекте, после которой возврат невозможен, остаётся посильная коррекция. Джинн выпущен из бутылки, фантаст Затонский ушёл в мир в обнимку с судьбоносной корзиной. Что он там понаделает на свободе?
   Всяческие разнородные соображения одолевали Юлию без передышки, она влетела в спальню, как метеор, и мгновенно поняла, что ситуация там решительно переменилась, комната сияла и пульсировала, то наливаясь прозрачным ярким светом, то погасая, оставаясь светлой - лучи послеполуденного солнца пришли сквозь оконные проемы и сложно преломлялись, вспыхивая и затуманиваясь, когда возникало иное, чуждое свечение.
   Померещилось, что наряду со световой вакханалией в комнате играет странная музыка, но то оказалось иллюзией: звука никакого не слышалось, световая гамма интенсивно влияла на все ощущения.
   Несколько секунд Юлия провела в полном замешательстве, притом ей казалось, что оно никогда не кончится. Просто она не выдержит и рухнет замертво, чёртово сияние и мерцание мучительно уносило её мозги на пульсирующих волнах непонятно чего... Но потом изнутри, пробиваясь сквозь панику, пошёл медленный растянутый импульс, и Юлия стала приходить в более или менее сознательные чувства.
  -- "Системы включи, беспонятное существо!" - сказала она сначала мысленно, потом более уверенно громко и вслух. - Включаю обратно в срочном порядке! Аврал, прошу всех на палубу!
   Тут же, просто в единый прекрасный миг сложное коловращение света закончилось, изнутри что-то приподнялось и лопнуло, как большой воздушный пузырь, и прямо над головой ожил плафон по прозвищу "светильник разума". Он мягко и неназойливо поблёскивал, пытаясь привлечь внимание хозяйки, но не очень её обеспокоить, сообщение он нёс далеко не срочное.
  -- Вот же чёрт! - объяснилась сама с собой Юлия, слегка потряхивая головой. - Прямо архангельские трубы взыграли, но это если на свежую неподготовленную голову, то бишь без помощничков, кстати, надо всегда помнить. Вот такой коэффициент имеет место. Голова теряется на раз, даже у меня, у матёрого пользователя. А у чайника? Ужас.
   Обождав чуточку, пока собственные системы вошли в полный контакт с вспомогательными, Юлия уселась на кровать и, погрузившись в "сено" из лепестков, пригласила "светильник разума" к собеседованию.
  -- Итак, что у нас там, голубчик мой? - любезно спросила она, входя в обычный, слегка подзабытый контакт.
   Плафон по домашнему прозвищу "светильник разума" не стал чиниться, а исправно, словно никакого перерыва в контактах не случилось, выдал в воздух мелкую картинку, а затем спроецировал её на зеркало, так, чтобы экран предстал во всей видимости.
   Это оказался вызов из Парадиза.
  
   КАТАСТРОФА
  
   Пока еще не совсем (время настоящее, сейчас...)
  
   В зеркале Юлия увидела знакомую, правда, слегка подзабытую картинку: каменный балкон в лиловых горах, за ним встающее солнце, разумеется, светило Парадиза. Низкие, почти горизонтальные лучи окрасили лиловые скалы в разные оттенки пурпура, практически в цвета земного вереска со сложными переливами оттенков. Юлия моментом вспомнила фирменный знак куратора, он всегда начинал с похожей картинки, приглашаяя Юлию к собеседованию у себя в горном пристанище, как реальным, так и виртуальным образом.
   Понятное дело, что в её зеркале встреча намечалась виртуальная, но Юлия все равно испытала гамму радостных чувств. За всеми трудами и неустройствами у себя дома она отдалилась от Парадиза на известное расстояние, и теперь оказалось, что очень соскучилась. Дома было хорошо и приятно, хотя изрядно хлопотно, но там, в гостях... Там всё происходило по-другому, Юлия почти не могла сформулировать основное отличие, ну разве что припомнить момент, когда она назвала увиденный и воспринятый мир славным именем "Парадиз".
   Тем временем скалы вокруг балкона в зеркале налились светом, балкон выделился и открылся, далее в посветлевшем проёме возникла фигура тёмным контуром. Юлия отлично знала, что так обычно являлся куратор, он перенял земное пристрастие к драматическим эффектам. Примерно, как земные сапиенсы, овладевшие базовым знанием иного языка, любят вставлять в свою речь сложные цветистые обороты, испытывая при том огромное, не всегда оправданное удовольствие. Следующим мигом картинка сменилась, сложное освещение и звуки неземного рассвета рассеялись, а в зеркале на нейтральном фоне возникла ещё одна знакомая картинка: черный большой пёс в беленькой фуражке набекрень.
  -- Привет, Синенькая! - из картинки извлёкся и проник в голову звук неслышной речи. - Как у вас там? Тебя я вижу довольно отчётливо, но вот окружение - не совсем внятно. Ты где? Я улавливаю пористые переборки и много ручных растений, но эффекты не совсем ваши. Это значит, что ты славно потрудилась на ниве.
  -- Я у себя дома, в собственной норке, - ответила Юлия, автоматически переходя на сверхчувственное восприятие. - И очень рада видеть тебя, Чёрный Пёс. А как у вас там без меня?
  -- Плохо и скучно, - радостно ответил куратор и мигом переменил вид общения, убрал аллегорическую псину из картинки и появился на балконе в натуральном виде. - Профессор тоскует, прислал тебе депешу, потом передам. А я просто места не нахожу, брожу как потерянный, всё мечтал пообщаться. Но ты явно была занята, и я сделал отложенный вызов, как только у тебя закончится процесс, и вот ты наконец явилась.
  -- Значит я уже закончила? - с немалым удивлением отозвалась Юлия, не совсем понимая, что говорит, потому что была занята любовным созерцанием куратора, его славной физиономии, покрытой узором парадизных конопушек. - Я-то думала, что процесс на полдороге, и впереди полно свершений и подобного прочего. Обидно.
  -- "Всё, что мог, ты уже совершил!" - нежданно ответил куратор строками земного и даже отечественного поэта, далее добавил. - Ну почти всё, осталась малость, и можешь ехать обратно, мы соскучились со страшной силой. Кстати, это было моё сообщение, краткое, потому что оно чрезмерно потребляет энергию, просто жрёт её, пардон за выражение. Засим я отключаюсь, но оставляю канал, чтобы ты могла связаться, как только довершишь ту самую малость. Тебе Лья всё расскажет, она долго составляла сообщение и вправляла его в мой канал. А сам он, то бишь Лья, почти недоступен, всегда немножко важничает в мужской фазе. Пока, Синенькая, до скорой встречи!
  -- Хотелось бы надеяться, что до скорой, - произнесла Юлия почти машинально.
   Ответ пошёл в практически пустое зеркало, потому что куратор успел рассеяться, оставив после себя радужную пенку, которая дышала и переливалась в стекле, не воплощаяясь ни во что конкретное.
   Юлия успела переместиться по другую сторону зеркала и сесть на кровать, провалившись в цветочное покрывало, между тем зеркало продолжало демонстрацию промежуточного канала, надо понимать, или в нём что-то заело, ничего кроме мыльного спектра в стекле не показывалось.
   Затем откуда ни возьмись, но явно не из зеркальных глубин, возникла беззвучная речь и наконец пробилась в сознание, упрямо оставаясь без визуального сопровождения.
  -- Знала бы ты, подружка, как неподъёмно тяжко слать вам изображение, энергия рассеивается просто пополам, а местную брать не следует, иначе можно ненароком устроить вам ледниковый период вне очереди, - профессор Лья выступал в излюбленном репертуаре, даже оставаясь вне видимости, и Юлия вновь возрадовалась. - Легче попасть в вашу дыру живьём, но, увы, не рекомендовано даже мне. Вот и служи верой и правдой сто тысяч лет, всё равно получишь шиш: одни дурацкие ограничения, и энергию добывай сам где угодно. Это не трудно, понятное дело, но очень нудно. Хотя ради милого дружка и серёжку из ушка - так у вас вроде говорится?
  -- Значит не покажешься, коварный друг? - подначила Юлия пустое зеркальное пространство в пене. - А Чёрненький показался, мне было приятно.
  -- Это у вас детские игрушки, точнее, он тренируется, ещё точнее, увлекся, забылся, вошел в ваш образ мышления, натуральные забавы начинающих, - ответил Лья не показывясь. - Мне бы ваши заботы: приятно, неприятно, художественно либо не очень! Кстати, ты вполне художественно потрудилась, всё сошлось в точку, она замаячила, так что вы в надежде, хотя пока в запрете. Сколько пройдёт - никто не ведает, но начало положено, можно работать дальше. Хотя возможно и не ты, может быть, и не я, тут некая бабушка надвое сказала. Насчёт времён как всегда полная неясность, это как водится. А ты, дружок, можешь спокойно переправляться обратно, канал у тебя появился, моими упорными молитвами. Кстати, вот он прямо перед тобой. Как соберёшься, настройся на эту самую сетку и перебирайся, куда знаешь, только сначала повидай досконально точное место, ну, это просто и элементарно.
  -- В зеркало посмотреть, значит? - безграмотно уточнила Юлия. - В это самое?
  -- Можешь в любое, но чтобы была точная отражательная поверхность, - растолковал Лья. - Чтобы особо не навалять, лучше всего в "это", хотя что такое "это", я понятия не имею и иметь не хочу.
  -- Спасибо, тётенька, то есть, дяденька, - по привычке отозвалась Юлия. - Вы очень добры, мы очень признательны. А то проси тут всяких, чтобы переправили, а они будут заняты.
  -- Можешь не благодарить, подружка, - ответил невидимый профессор Лья. - Это было демонически трудно, то есть просто дьявольски! Но...
  -- Какое-такое ещё "но"? - Юлия продолжала играть в капризное, но милое дитя. - Сначала подарили пряник, тётенька-дяденька, а теперь обратно забираете, это нечестно!
  -- Твой канал будет стоять вечно, не плачь, подружка, - заверил Лья. - Вселенная развалится на мелкие атомы, а моя постройка останется, я не о том. "Но" у нас вот какое. Если ты паче чаянья интересуешься, что понаделала у себя там, то есть на что полюбоваться. Можешь внести заключительный аккорд, если пожелаешь. Я тут делал полный и детальный мониторинг твоих трудов, разворачивал во временах и иных прочих параметрах с самой доступной точностью и заметил прямо тут, где ты есть сейчас, просто отменный штрих, подпись мастера. Это ты, между прочим. Короче. Вот картинка, она останется при тебе, в ней поводок - видишь? Или путеводитель, назови, как знаешь.
  -- Вижу, какой-то странный угол в непонятном городе, на асфальте зелёная капля, дрожит и светится, - доложила Юлия, освоивши предложенную в зеркале картинку. - Пусть это будет поводок.
  -- Ага, вот попадёшь туда, иди за поводком, приведет к "дяденьке", как ты мило выражаешься, - продолжил невидимый за картинкой Лья. - Он практически нас с тобой вычислил, но сам не очень разобрался. Поэтому думает, что утомился ментально и отдыхает мозговым аппаратом, а на самом деле ничего подобного. Ему ещё работать и работать, ты должна его уговорить, иначе у вас процесс затянется Бог знает на сколько, это в мониторинге высмотрелось. Если не лень, подружка, то сбегай и потолкуй с ним по-хорошему, тогда будет полный ажур. Ладно?
  -- О чём речь? - вновь неграмотно высказалась Юлия. - Безумно догадливого дяденьку сама желаю увидеть. Я всю ночь спать не буду, пока с ним не познакомлюсь!
  -- Можешь не спать всю оставшуюся жизнь, это никого не волнует, - Лья отозвался на порыв энтузиазма довольно прохладно. - И прибывай поскорее, не тяни. Но раньше можешь сама глянуть на мониторинг, он сложный, с наворотами по временам. Я тебе оставлю в этом, как ты выражаешься, зеркале, облегчённую копию. Смотреть можешь, но внутрь не войдёшь, а то ведь знаю твои способности, придётся там искать с собаками и фонарями. Или захлопнешься.
  -- Обижаете, дяденька-тётенька! - проныла Юлия без чувства, она знала, на что способна при навороченном неосвоенном снаряжении. - Но и за примитивную копию мерси пребольшое, будет занятно ознакомиться с плодами личных трудов.
  -- Наслаждайся, подружка! - посоветовал Лья вместо прощанья.
  -- А пол ты ещё не меняешь? - вдруг вспомнила Юлия тоже вместо прощанья. - Было бы славно.
  -- Лучше сама поменяй, я тоже обрадуюсь, - предложил Лья и без дальнейших комментариев пропал из поля слышимости.
   А в зеркале, в старинной резной раме осталась и углубилась отличная картинка с проезжим углом, асфальтовым покрытием и ярким зелёным пятнышком-поводком.
  
   (Опять сейчас, но чуть позже...)
  
   Ночью, невзирая на собственные обещания, Юлия отлично спала и видела развёрнутые, вполне занятные сны. Иногда ей даже казалось в процессе, что это не сон вовсе, а заявленный мониторинг, облегчённая копия, но она в ней действует, не только созерцает. Сложные сновидения строились по известному принципу изящной французской кинокомедии, глупой и очень смешной. "Шёл в комнату, попал в другую" - Грибоедов, Александр Сергеевич, отечественный классик литературы, обозначил данный принцип, хотя никаких кинокомедий отнюдь не смотрел, зато наверняка смотрел сценические водевили в изоблии.
   В указанных снах Юлия внедрялась в картинку, щедро оставленную профессором в зеркале, шла за поводком, причём он принимал самые неожиданные формы: то сказочного клубка, то серой мышки, то зелёной лягушки (вылитая Лья в миниатрюре), то мелкой собачки размером с ладонь - и вся живность бежала перед ней, весело подпрыгивая на ходу, непрерывно меняя вид и формы. Не успевая следить за превращениями поводка, Юлия во сне бежала за ним по песчаной дорожке и почти не смотрела по сторонам. Дополнительно (опять же во сне) беспокоила досужая мыслишка, что ей подсунули другую копию мониторинга, вовсе не адаптированную, раз она попала внутрь пространства, и что теперь будет?
   Занимаясь предложенным мыслительным хозяйством, (во снах) Юлия не разбирала, куда её ведут и опоминалась, лишь оказываясь на даче у фантаста Затонского в разных стадиях вхождения. То у забора, то внутри раз виденной комнаты на даче, то вовсе в допотопном телевизоре с линзой. Оказавшись перед фактом, Юлия (в сновидениях) вставала как столб на месте и начинала смеяться: вот, оказывается, какого умного дяденьку ей доверил навестить профессор Лья, усмотревши его догадки в сложном развёрнутом мониторинге! Вот это номер! Однако каждый раз, а снов накопилось за ночь предостаточно, Юлия не успевала отсмеяться и подумать, как исправлять ошибки - весь антураж начисто пропадал, фантаст не показывался лично, а сновидение исправно возвращалось к началу программы. В зеркале вновь, как в глубоком озере, отражались городской угол и зелёная капля поводка-путеводителя.
   Проснувшись рано поутру, как раз в той начальной стадии, Юлия весело посмеялась наяву и одновременно испытала серьёзное облегчение: никто ей полную копию мониторинга не предлагал, и действовать в реально-условных, до кошмара сложных обстоятельствах отнюдь не приходилось.
   Но для похода к неведому "дяденьке" надо было приготовиться, собрать мысли в фокус и привести себя в должный вид.
   Поэтому, наскоро перекусив из горшочка и прожевавши водяной цветок со вкусом ванильного кофе, Юлия уставилась в зеркало, где исправно обитала картинка, меняясь в соответствии со временем суток. Накануне вечером там зажглись отдаленные уличные фонари, а в доме через дорогу высветилась вывеска и окно. Именно тогда Юлия мигом сообразила, что зеркальный путь ведёт во франкофонную страну: вывеска предлагала услуги стилиста по части "куафюры" для "дам" и "мсьё". С французским языком у Юлии существовали напряженные отношения, она пыталась учить его на первых курсах высшего образования, потратила три семестра и поняла, что результат не оправдывает усилий. Правда, с трудами Юлия не слишком усердстовала, была занята более интересными предметами. Французский язык ответил ей взаимностью и не дался почти абсолютно.
   Еще с вечера, заметивши вывеску и окно "куафёра", Юлия праздно перебрала возможные варианты и прикинула, что заявленный абонент обитает либо в самой Франции, либо в Бельгии, а может статься, что во французских кантонах Швейцарии, где говорят и пишут именно на том языке. Хотя в принципе ей было совершенно без разницы, для беседы с иноязычным партнёром она намеревалась включить в голове переводчик и обращаться к любому собеседнику на его родном языке, не утруждая себя лингвистическими заботами.
   После легкого завтрака Юлия вернулась в спальню, сосредоточилась на видении, прочно занявшем зеркало, и стала сочинять себе форму одежды, приличную обстоятельствам. Поскольку предстояло попасть в городскую черту, Юлия достала пострадавшие накануне туфли и убедилась, что шкафные растения вняли мольбам и вернули обувь в исходное состояние. Ну почти что... Туфли смотрелись, как новенькие, и на ноге ощущались так же, то есть слегка дискомфортно, неразношенно.
   Затем, стоя перед зеркалом с картинкой, Юлия вспомнила, что теперь к ней вернулись помощники, и дала себе полную волю. Для начала мигом сочинила дополнительное зеркало, точнее, невесомую отражательную пленку и поставила её стоймя, рядом с занятым трюмо. Далее, минуя шкаф, Юлия стала сочинять себе летний костюмчик из чего придется, но так, чтобы подходил к обновленным туфлям. С подсобными системами задачка решалась, как нечего делать, следовало только сообразовываться с модой и вкусом, активно представлять себе результат, остальное машинально прикладывалось.
   Однако с отвычки пришлось изрядно повозиться. Заказанная умным помощникам драпировка никак не ложилась по местным стандартам, вместо того норовила развеваться вокруг фигуры наподобие греческого пеплума, скорее всего, потому что в голову настырно лезла Афина Паллада с её мудростью и непреклонностью. С чего бы это?
   В результате костюм сочинился и приладился, лишь когда в окне и в зеркальном городе солнце изрядно поднялось по пути к зениту. Юлия, даже в разгар деятельности с костюмом, откровенно не одобряла собственную суетность, однако являться к незнакомому догадливому иностранцу замарашкой она не только не желала, но и отказывалась.
   Что ни говори, но здесь в этом конкретном мире, в отличие от иных, человека, в особенности представительницу её пола, встречали только по платью, увы, практически без вариантов. Однако долгожданное платье вышло на славу, ничего не скажешь, даже, может быть, немного слишком. Получился изящный, с виду шёлковый костюм, чёрный в бежевую крапинку, с чёрной бархатной отделкой и фестонной юбкой чуть ниже колена. Юлия желала одеться строго, но элегантно, а получилось отчасти роскошно. Чёрный цвет, вперемежку с бежевым, дал неожиданный нарядный эффект, а элегантные фестоны юбки с бархатной тесьмой выявили неплохие загорелые ноги в новеньких бежевых туфлях, с тем видная в дополнительном зеркале женская фигура приобрела новые, довольно приятные очертания.
  -- Коко Шанель прямо-таки нашлась тут у нас! - сказала Юлия себе и отражению, пребывая в довольно-таки смешанных чувствах, одновременно гордясь результатом и негодуя на себя по поводу зря потраченного времени. - В землю был, как сейчас оказалось, зарыт незаурядный талант! Надо было идти ученицей в ателье в своё время, а не изучать историю искусств. Теперь извольте пожаловать на подиум!
   Так называемый "подиум", а именно избражение в зеркале терпеливо дожидалось окончания нелепых приготовлений, но чтобы туда попасть "живьём", как выразился друг профессор Лья, следовало подключить помощников, только они могли сообразовать её появление на указанной улице с правилами людского приличия. К счастью, они отлично знали, что надлежит делать и тщательно отсмотрели местность и определили, из какого угла следует выпустить Юлию, чтобы на месте она не соткалась из воздуха, напротив, вышла бы в заявленную точку незаметно ни для кого.
  -- Раз, два, три - поехали! - Юлия без особой надобности назначила процедуру, решительно шагнула сквозь зеркало и мигом оказалась на асфальте.
  
   Там...
  
   ...Точнее, на узенькой полоске тротуара, которая кончалась прямо под ногами, переходя в тщательно разлинованную проезжую часть. Юлия отчасти смешалась, почти не узнавая местность, далее поняла, что подсобные системы выпустили её в мир из зарослей живой изгороди, вплотную подходящей к узкому тротуару. Подле себя она обнаружила ветку в жёлтых цветах, лихо отмахнула препятствие и сообразила, что цветущий куст, вклиненный в изгородь, отлично маскировал её внезапное появление на улице. Скорее всего, на всякий случай, потому что местность виделась абсолютно пустой, безлюдной, как декорация до начала любого сценического действия.
   Ещё раз оглядевшись, Юлия убедилась, что проезжая часть ей не нужна, а поводок-путеводитель, маленькая зелёная точка, маячит на тротуаре впереди, по ходу дела. По тому же ходу дела, в небольшом отдалении Юлия усмотрела угол, который пребывал в её зеркале с вечера, только, разумеется в иной перспективе. К углу, тем не менее, следовало подойти, и поводок размеренно указывал путь.
   На другой стороне улицы располагались современные дома, примерно такие, какие можно встретить повсюду в мире: в Москве, в Рио-де-Жанейро, в Оттаве и в Урюпинске: геометрически однотипные, с обилием лоджий, но с газонами перед входом (в отличие от гипотетического Урюпинска). Занявшись ненужными сравнениями, Юлия машинально дошагала до угла и не заметила, как оказалась на указанном в зеркале месте, только оконная вывеска "куафёра" вдруг показалась знакомой.
   Юлия машинально встала на углу и обнаружила прямо перед собой довольно неуместное здание в три этажа (в зеркале его не было), к тому же оно выпадало из привычной современной застройки и довольно странно сидело на углу боком. Однако само здание приятно выделялось среди безликой части неизвестного города: оно было интенсивно кремового цвета, с двускатной черепичной крышей и опоясывалось деревянным резным балкончиком на уровне второго этажа.
   Более всего Юлию порадовал цвет балкона, он, казалось, что сделался из хорошо просушенного в печи белого сухаря, хотелось отломить кусочек, чтобы он захрустел. Кремовый домик с сухарным балконом и ставенками - очень занятно! Юлия постояла перед милым зданием сколько могла, но пришлось обойти его, потому что пятно-поводок не желал оставаться на месте, активно устремился за угол, уводя Юлию с собой. Уходя, она оглянулась на кремовый домик, и некая ассоциация, точнее, зарытое в памяти слово пришло ей в голову, но мигом выскочило, не оставив заметного следа.
   Зелёное пятнышко на асфальте тем временем просто сорвалось с поводка и катилось по асфальту на хорошей скорости, Юлия едва поспевала за ним на каблуках и боялась потеряться. Путь опять повёлся по узкой и неровной асфальтовой полоске, с одной стороны ограждался чугунной оградой, за которой виднелось большое кубическое здание, довольно безобразное, а через дорогу, каждый за своим забором, стояли отдельные дома, практически дачные, скорее виллы или коттеджи. Указатель, проскочивший мимо Юлии на мелком перекрестке, называл проезжую улицу "рю Андре Шаванне", что никакой ясности не вносило, только подтверждало франкофонность местности.
   Торопясь, сколько возможно, за поводком, Юлия пересекла ещё один перекресток, на сей раз обильно окрашенный и обозначенный, затем оказалась перед живой изгородью, в которой прямо перед переходом прорезывались въездные ворота, и встала перед ними, чтобы прочесть вывеску, приклеплённую над плотной изгородью. За живой оградой, занимая обе стороны по двум сторонам уличного угла, располагалось обширное парковое пространство с солидным, довольно старым домом, выстроенным "покоем", то есть буквой "П", только с укороченными ножками и очень длинной перекладиной.
   Однако, перескочив перекресток, поводок-пятнышко повёл себя довольно неожиданно. Вместо того, чтобы пригласить Юлию за ворота внутрь, он задержался буквально на полминуты перед входом в парк, попульсировал там и покатился прочь, мимо вывески и вдоль зелёной изгороди дальше. Юлия только успела прочесть наполовину и понять на четверть, что они чуть было не пришли в клинику под названием "Монт Бриллиант", то есть "Блистающая гора" (в относительном переводе) , но отчего-то миновали главный вход и движутся вдоль растительного забора странным кружным путём.
   Именно там, вновь на узком тротуаре и подле кустовой изгороди Юлия наконец бессознательно связала концы информационных ниток и догадалась, где она находится. Точнее, где находится искомый догадливый "дяденька", которого надлежало убедить. Конкретно в Швейцарии, потому что кремовый домик с опозданием назвался "шале" (слово наконец нашло своё место), во франкоязычном кантоне, скорее всего, в Женеве или Лозанне, каковые города славятся издавно своими тихим, но очень эффективными заведениями для лечения душевных расстойств. Там приводят в должные чувства не слишком бедных сапиенсов, чьи умственные способности каким-то образом пострадали.
   Проще и конкретнее говоря, клиент обнаружился в скорбном доме, правда, чрезвычайно солидном, швейцарском, и Юлия шла к нему на свидание в местную клинику. Очень перспективная наметилась встреча.
   "Только почему-то с чёрного входа" - размышляла Юлия, следуя вдоль долгой зелёной ограды, но активно поглядывая по сторонам: вдоль улицы стремились в одну сторону машины, а через дорогу без предупреждения затеялась шумная стройка сразу нескольких зданий. - "Хотя, может быть, я ошиблась, дурдом здесь оказался случайно, а искомый клиент привёз порцию цемента, сейчас выгрузится, и я подсяду к нему в кабину. Так будет экзотичнее, а то скорбный дом просто напрашивается, слишком очевидное предположение..."
   Однако Юлия не успела додумать занятную мысль о чрезмерной банальности сюжета, как зелёный поводок резко свернул с дороги и закатился за угол по ходу живой изгороди, там наметился проход, но вовсе не обычная улица. Следуя за путеводителем буквально по пятам, Юлия обнаружила, что идёт по периметру парка, окружающего дом скорби, только живая изгородь усилилась проволокой, далее перешла в железный заборчик, слегка проржавевший, но непроницаемый иначе, как для взора.
   "Интересное дело, они стерегут своих пациентов, просто как банковские сокровища", - думала Юлия с некоторым раздражением, проходя вдоль стоянки с машинами для врачебного персонала, на это её знакомства с языком хватило. - "Не хватает только парней с автоматами для полной картины".
   И буквально на следующем шагу она обнаружила предсказанного стража ворот, хотя и без оружия, но за шлагбаумом и перед небольшой будкой, именно туда, надо думать и заезжали машины с врачами и санитарами.
   Но поводок не снижал скорости хода и резво проскочил обнаруженный контрольный пункт, по всей видимости, он знал своё дело туго и усердно ограждал Юлию от ненужных встреч.
   Далее по ходу ржавый заборчик заканчивался и переходил в тесную чугунную ограду, за ней свободно росли кусты и деревья, после них следовали газоны и пестрые клумбы, а внутри виднелся ухоженный белый дом с зелеными ставнями, отнюдь не походящий на больничное сооружение.
   "Опять же, я наверное, ошиблась" - Юлия вновь принялась размышлять. - "Указанный клиент вовсе не лечится в клинике, а живет по-соседству, радуется жизни, имея прелестную виллу. Насчет нашего Проекта он явно мыслит на досуге, любуясь цветочками, вполне логично".
   И сразу же, как Юлия пришла к данному выводу, они с поводком свернули за очередной угол и пошли вдоль новой живой изгороди, на сей раз довольно высокой, но не успели удалиться от очередного поворота..
   Буквально в ста шагах по ходу в плотных кущах обнаружилась калитка, утопленная в зарослях: пройдёшь мимо и не заметишь! Юлия точно прошла бы мимо, но поводок-путеводитель встал, как лист перед травой прямо под дверцей в заборе и даже расплылся пятном на асфальте.
   Повинуясь прямому указанию, Юлия вздохнула и толкнула калитку, всё же не часто ей приходилось проникать в пределы чужой, к тому же зарубежной собственности. А если там обнаружится владелец, то что ему надлежит сказать? "Здравствуйте, я гостья из будущего?" Чтобы иметь возможность сказать хоть что-то, Юлия, торопясь, подключила переводчик с любого людского языка, и вошла в калитку, которая легко открылась с первого прикосновения.
   За деревянной дверью открылся затенённый узкий проход, вновь потянувшийся между рядами плотных переплетённых кустов высотой в человеческий рост. Путеводитель-поводок незаметно снялся с асфальта снаружи, вновь оказался впереди, собрался и покатился по красной черепичной плитке, тогда Юлия вздохнула и двинулась вслед за ним.
   "Так сама окажешься в клинике, притом незаметно для себя", - Юлия думала с негодованием, цокая каблуками по гулкой плитке. - "Одни лабиринты кругом, кажется, что следую по кругу, как в непроглядном лесу!"
   Дорожка из плитки тянулась недолго и внезапно закончилась, подведя смущенную путницу к той же ржавой железной ограде, но в глубине какого-то сада, и там вплотную к забору обернулась песчаной тропкой, идущей по бесконечному периметру. Юлия от нечего делать пошла по плотно слежавшемуся песку, радуясь той малости, что больше не цокает каблуками, об остальном думать перестала напрочь. Зелёный шарик, он же путеводитель исправно катился перед нею, но отчего-то слинял и приобрёл прозрачность, минутами сливаясь с пятнами света и тени, а так же с мелкой порослью у забора.
   Юлии стало мерещиться, что она будет идти всю оставшуюся жизнь, вдоль заборов и кругами или окажется на даче у фантаста Затонского, как в недавних снах, её бы мало что удивило на данный момент пространства и времени. Обе эти категории как бы растянулись и одновременно замкнулись у неё в сознании, наподобие безразмерного кольца Мёбиуса. Так она и шла бы, потерявшись и переставши смотреть по сторонам, если бы не была окликнута.
  -- Я ведь говорил, что мы с вами ещё увидимся, - произнес по-английски приветливый мужской голос непонятно откуда. - А вы мне не верили, милая дама...
   Юлия в ошеломлении завертела головой и прямо перед собой, просто в двух шагах, а точнее, в десятке метров обнаружила беседку, покрытую серой деревянной дранкой. Ползучая зелень с синими цветами окутывало все видимые части строения, кроме крыши, поэтому беседка предстала перед ней внезапно, не замеченная ранее. Сооружение примыкало к забору и, казалось, делилось им пополам. А неизвестный голос шёл из глубины беседки.
  -- Заходите, тут уютно, и никто не помешает, - продолжал звать голос изнутри. - И можно ли, я буду звать вас Беатрисой, потому что, извините великодушно, совсем запамятовал, как ваше имя на самом деле. Помню только, что вы с ней на одно лицо, с Бетти. Хотя её я не видел лет пять по крайней мере.
  -- Но я, видите ли, не знаю никакой Беатрисы, то же самое с Бетти, - попробовала объясниться Юлия на указанном языке, входя в беседку и пробуя рассмотреть собеседника, только Беатрисы ей не хватало на самом деле! - К тому же, насколько я помню, мы с вами никогда не виделись раньше.
   Последнюю фразу она произнесла после паузы, во время которой не только усмотрела обитателя беседки, но поняла, что именно к нему профессор Лья предписал направление. В подверждение правильности последнего вывода пятно-поводок у Юлии на глазах нырнуло в траву, немного не доходя до беседки, и исчезло с концами, просто растворилось в яркой зелени. Приехали.
   Юлия сделала пару шагов внутрь и в теневом полумраке бесцеремонно уставилась на клиента, во всяком случае у неё было время рассмотреть его, пока ждала ответа на своё заявление. О том, что с Беатрисой она незнакома и англоговорящего "дяденьку" видит впервые в жизни, невзирая на его обратные заверения. Клиент, он же "дяденька", во-первых, с первого звука речи слышался как образованный американец из хорошей семьи, причем с восточного побережья, во-вторых, именно так он и выглядел, с добавкой определенного академического налёта. Сразу становилось видно, что всю сознательную жизнь клиент не делал деньги, не служил по конторам, а учился сам и, может быть, учил других.
   Однако типичность образа, как мигом поняла Юлия, в данном случае слегка размывалась: клиент выглядел чуть более рассеянным и затерянным в мире, чем следовало учёному специалисту. Ещё изможденным на грани истощения, физического и нервного. Слово "пациент" с готовностью возникало и приклеивалось к нему. У пациента было тонкое, подвижное лицо с горестными складками у рта, а его плохо ухоженные полуседые волосы собирались под резинку на затылке.
  -- Меня назвали в честь царя Давида. Дэвид Файрстайн, если вы не помните, - наконец представился пациент, тоже рассмотрев Юлию. - Хотя должны знать, когда давали Нобелевскую премию, это было во всех газетах и даже в журнале, в "Нью-Йоркере", целая статья с разворотом и портретом. Премию ни с кем не делили, в тот год я был один из Соединенных Штатов. Хотя вот это было давно, мне иногда кажется, что ничего не было, или это был не я, а какой-то другой человек. Тем не менее, это не важно. Но вы со мной беседовали три года назад, я помню точно. Ночью, на набережной, в Ницце.
  -- "Ага, вот иду я по Ницце, и представляете - какой ужас!" - тут же и вовсе не к месту Юлия вспомнила расхожую фразу, ставшую почти анекдотом, Юрий Трифонов, скорее всего. - "Клиника в чистом виде!"
  -- Нет, не в Ницце, в Каннах, на Крузетт, - поправился Дэвид Файрстайн, оказывается ко всему прочему лауреат Нобелевской премии, если это не его больное воображение. - Я ехал на велосипеде и вдруг на лавочке у парапета увидел Бетти, Беатрису Гордон-Смит. Мы с ней знакомы с детского сада буквально, и перед отъездом из Штатов, после того, как всё это случилось, я очень хотел встретиться с Бетти, поговорить с ней. Кроме того, Бетти преподаёт в Гарварде историю науки. Но не смог, она была в отъезде. Я взял годичный отпуск для поправки здоровья, мне так посоветовали, уехал в Европу, на континент, купил велосипед и двинулся по Лазурному берегу, чтобы всё забыть. И вот на Круазетт вдруг увидел её, Беатрису, понял, что это не случайно и остановился. Но это были вы, я понял, что не она, с первого слова, у вас тогда был сильный акцент, хотя говорили свободно. И манера беседы в точности, как у Бетти, что-то абсолютно невообразимое. Чтобы два человека на свете были совсем идентичны: разные страны, разные культуры. Вы ведь из России, не правда ли?
  -- Да, я там живу, - ответила Юлия на безукоризненном английском, но то была не её заслуга, хотя понятия о том, что происходит на данный момент она лишилась абсолютно.
  -- Вот видите, я всё помню, - уверился в чем-то тёзка царя Давида и продолжал свою страстную речь, Юлии оставалось лишь слушать. - Потому что вы с Бетти оказались одним человеком, я рассказал всё, что произошло со мной, ничего не утаил. Напомню, если вы что-то тогда упустили. После премии я занялся новым направлением, там полагалось новейшее оборудование, и вдруг я обнаружил дивную невообразимую вещь, раньше никто не видел, потому что инструмент был не того качества, скорее всего так. Моя специальность в принципе биофизика. Ну, проще говоря, я своими глазами увидел на глубоких экранах новую форму жизни: не бактерию, не вирус, а что-то среднее между ними, причём в живой растительной среде. В мёртвой ничего подобного не оказалось. И не во всех растениях, а по какому-то очень странному выбору, я понятно объясняю?
  -- Да, абсолютно, - подтвердила Юлия.
   Ей сразу стало легче, никто с крыши не поехал, хотя встреча случилась в клинике, просто открытие умобактерии очень сильно подействовало на Нобелевского лауреата доктора наук Файрстайна, вполне допустимо.
  -- Раньше никто ничего подобного не наблюдал, я поставил серию опытов, довольно сложную, и выяснил с полной гарантией, что эта форма жизни не принадлежит нашей Земле, хотя существует в симбиозе с земными растениями, - сказал Дэвид Файрстайн и замолк, ожидая реакции слушательницы, можно себе представить, какую именно он предвидел, поскольку, надо думать, объяснялся не впервые.
  -- И вы захотели обнародовать своё открытие? - Юлия осторожно осведомилась, зная наперёд, что из того вышло.
  -- Сначала они предложили мне взять годичный академический отпуск с полным содержанием, - продолжал учёный, минуя неприятный промежуток, что тоже было понятно. - Я наотрез отказался и хотел продолжить работу, мне было интересно. Но тут что-то произошло с финансированием, оборудование потребовалось для НАСА, и я ничего не смог сделать. Началась депрессия, и я согласился уехать. Без новых технологий я не смог бы ничего доказать, а первичные результаты пропали вследствие аварии на подстанции. Тогда я решил отдохнуть и уехал во Францию, я это упоминал. И там появились вы вместо Бетти, как подарок судьбы, мне так показалось. Я сел к вам на скамью и всё подробно объяснил, даже чертил схемы на асфальте. Но...
  -- И что я вам сказала? - отчасти смешавшись, спросила Юлия, не желая путаницы и страшась ответа.
  -- Сказали, а я понял, что Бетти так подумает тоже, - с неохотой продолжил Дэвид Файрстайн. - Что мне следует основательно отдохнуть, может быть, посоветоваться с врачом и только тогда думать о продолжении опытов. Иначе навязчивая мысль меня слишком утомляет. Я долго затем путешествовал, старался ни о чём не думать, но бесполезно, и вот оказался здесь. Но вы пришли, или теперь это вправду Бетти?
   "Очень сложно будет сказать, кто я вообще на самом деле", - с немалой грустью помыслила Юлия, пока собиралась с ответом. - "Надо думать, что ночью на набережной, пребывая в сумеречном состоянии души, доктор Файрстайн принял какую-то подвернувшуюся российскую туристку за желанную Бетти. Хотел высказаться, и ему так показалось, потому что очень хотелось, бывает. "ПсевдоБетти" посоветовала ему очевидную вещь, что беднягу сокрушило вконец, тоже представимо. Он связал обеих женщин в расстроенном воображении в один образ, а когда ещё одна явилась во мрак заточения без предупреждения, а именно я, то доктору представилось, что сложносочинённая тётка, именно Бетти с плюсом, пришла с покаянием, опять же потому что очень захотелось. А чего так сильно захотелось, то и увиделось, понятно. Самое смешное, что именно так оно и вышло: я пришла его разуверить, теперь имею шанс сделать это элегантно, от имени Беатрисы Гордон-Смит и её русской двойницы. Красота, да и только!"
   Пока Юлия усиленно соображала, как ей эффективнее выступить в роли фантома, она оторвала взор от личности доктора и неумышленно глянула вокруг, выходя взгядом за пространство затенённой беседки. Снаружи по контрасту сиял летний день, но не только он... Совершенно неожиданно взору предстал изумрудно-зелёный травяной склон с редкими, но очень мощными деревьями, откос вёл прямо к голубой, сияющей глади озера. Как этот пейзаж оказался в пределах города, по каковому она недавно ходила кругами, Юлия не представляла. Однако приходилось верить собственным глазам или же честно признать, что в клинике имени "Блистающей Горы" витали заразительные эманации безумия, что было бы по крайней мере неприятно. Ко всему прочему Юлия припомнила с ненужной точностью, как примерно ту же озёрную гладь, только в туманной дымке, она заметила, когда в легком трансе беседовала со своими растениями, картина зашла ей в сознание помимо воли, только там обитал Сфинкс.
   Теперь вместо вечного символа Тайны в непосредственной близости наблюдался живой, хотя не вполне здоровый учёный, конкретно доктор Дэвид Файрстайн. Он, как только что поделился, почти разгадал тайну умобактерий, вернее, усмотрел в новейшей аппаратуре их внеземное происхождение. При том гораздо ранее по времени, чем Юлия занялась данным предметом у себя на кухне. Или напротив: Юлия произвела посев около пятидесяти лет назад, до своего и его рождения, а доктор Дэвид Файрстайн пришёл к выводам позже, три года назад, или...
   "Вот этого не следует делать!" - Юлия строго сказала себе, не отрываясь от изумительной красоты пейзажа. - "Или я занимаюсь своим делом, а именно Проектом, или теряюсь в догадках насчёт сложной структуры времени: что было сначала, а что потом. Эти вселенские курицы с яйцами кого угодно сдвинут с ума, тем более, что в клинику я уже пришла своим ходом. Теперь надо вообразить, что скажут Беатриса Гордон-Смит вместе с неведомой русской туристкой лауреату Нобелевской премии энного года в уютном сумасшедшем доме на озере".
  -- Это озеро Леман, в простроечии Женевское, - доктор Дэвид Файрстайн представил вид с некоторой гордостью. - Изумительно красивая штука, всё время разная. Если где-то можно вылечить душу, то именно здесь, наблюдаешь постоянно изо дня в день, и невероятный покой нисходит вместе с красотой. Не правда ли?
  -- Ваша душа в полном порядке, Дэвид, - заговорила Юлия, не отрываясь от пейзажа, но текст формировался сам, позитивный и американский, словно профессор из Гарварда, Беатриса Гордон-Смит читала лекцию. - Просто вам трудно работать без нужной аппаратуры, и несделанная работа ведёт к депресии. Но никто не мешает провести серию опытов без сложных технологий, можно попробовать обойтись своими силами. Ваше сознание, точнее, мозг излучает энергию, попробуйте направить её на растения в вашем распоряжении и выявить в них те структуры, которые вы наблюдали.
  -- Какая странная мысль, я никогда не предполагал, хотя, действительно, инструмент всегда при мне, - задумчиво отозвался клиент, потом замолк и после паузы осведомился. - А каким образом будет возможно отследить результат? Прямо тут на лужайке?
  -- Попробуйте формулировать желания, самые разные, - поделилась опытом Юлия. - Начните, например, со счастья всех людей на Земле, затем можно перейти к чему-то конкретному и даже мелкому.
  -- Это, конечно, смешно, но мне так бы хотелось съесть самый обычный гамбургер в булке, - в свою очередь поделился Нобелевский лауреат. - Здесь в Европе готовят по-другому, а я соскучился по нашей пище.
  -- Гамбургер тоже годится, - согласилась Юлия. - Возьмите за основу те беленькие цветочки, дикие маргаритки, вон там они растут на газоне натуральными букетиками и обращайтесь к ним постоянно и, главное, благожелательно. Пробуйте несколько дней подряд и смотрите, что произойдёт.
  -- Надо попробовать и такой подход, - без колебаний согласился учёный доктор. - Я начну прямо сейчас.
  -- Замечательно, тогда позвольте мне откланяться с наилучшими пожеланиями, - ответила Юлия, испытывая несказанное облегчение.
   Однако Дэвид Файрстайн тотчас перестал её замечать, он мгновенно расслабился, устремился взором за пределы беседки и вбирал в себя пейзаж вместе с растениями в состоянии полной отрешённости.
   "Как удачно, что клиент слегка повредился в уме", - рассуждала Юлия сама с собой, осторожно удаляясь по проторенному пути. - "Нормальный человек, даже крупный учёный, послал бы меня в клинику с подобными идеями или заподозрил бы Бог знает что..."
   Поводок, он же зелёный путеводитель, приведший её к Файрстану в клинику, как канул в траву у беседки, так и не появлялся оттуда, вернее всего испарился, исполнивши заявленную задачу, но никто в поводырях особо не нуждался. Выйдя прямиком на песчаную дорожку перед железным забором, Юлия не стала испытывать судьбу, а пожелала оказаться у себя дома перед зеркалом, в любой форме одежды, только туфли пусть останутся на ногах, они купленные, а не созданные.
  
   Здесь...
   По всей видимости, подручные системы освоились после долгого отпуска и исполнили невнятное желание досконально, впрочем, с неким вариантом, довольно неожиданным. Не успела Юлия додумать пустячное пожелание насчёт туфель, как оказалась у себя в спальне, перед двумя зеркалами, в туфлях и нагишом. Платье-костюм, тщательно сочинённый к исполненному визиту, валялся на полу кучкой, напоминая видом хорошо попользованную кухонную тряпку.
   Какими сложными завихрениями в подсознательных процессах Юлия оказалась обязана таким нестандартным возвращением домой, она толком не поняла, но не стала копаться в собственных неосознанных порывах. Шут с ним, с самодельным костюмом "от кутюр", раз он вздумал внезапно покинуть модельера и обратиться в лохмотья - Юлия решила и подумала трезво. Хорошо, что обошлось без свидетелей, ну и ладно.
   Однако, забрасывая оскандалившуюся одёжку в шкаф почти что машинально, и отправляя вслед туфли, Юлия вполне резонно заключила, что пора подумать не только о благе разумного мира, но и собственных домочадцах, точнее, о чаде Сенечке.
   Поскольку свою основную задачу Юлия считала в целом исполненной, теперь надлежало привести дом в приемлемый вид, точнее, избавить помещение от экспериментального вида и всяческих следов чужеродной деятельности. Когда бы ребёнок Сеня ни заявился домой, а он мог приехать и раньше обещанного, с ними такое бывает.
   Совершенно немыслимо, думала Юлия, чтобы он застал в квартире признаки мамашиных нестандартных занятий. Да и старшая дочка Марина собиралась приехать из отпуска буквально на днях, она-то непременно сунет нос во все углы, как соберётся навестить маму, скрасить ей день и поделиться накопленным опытом на ниве супружества и домоводства. Так что с приборкой квартиры в мыслимое и приемлемое состояние тянуть не следовало, и Юлия решила заняться неотложным делом незамедлительно, по горячим следам, пока скандальное возвращение нагишом под собственную крышу не выветрилось из оперативной памяти.
   Как ей ни хотелось хоть одним глазком глянуть в ранее обещанный мониторинг, а именно в зримую распечатку будущего после своего вмешательства, но законсервированное заключение могло подождать. Какое бы будущее ни ждало её в зеркалах, оно уже случилось и даже запечатлелось. А личные родные дети или любой случайный посетитель, ждать не могли. Квартира в том виде, в каком она осталась после исполнения Проекта, способна была довести до клинического шока буквально кого угодно, особенно, если без предупреждения. Поэтому...
  
   Через какое-то время (неуказанное)
  
   Юлия окинула взором досконально изменённое жилое пространство и наконец смогла сделать заключительный вывод, обращаясь к себе лично и к исправно задействованным подсобным системам.
  -- Итак, дорогие друзья и собратья, мы исправно поработали, можно сказать, на славу, - она произносила импровизированную речь, сама при том отчасти привыкая к виду помещения, в котором ей какое-то время предстояло обитать. - Теперь никто в обморок не свалится при виде данного жилья, не станет требовать нарколога либо противоядия. Просто подумает про себя, что хозяйка отчасти свихнулась на зелёной революции и окружила себя растительностью во всех формах, причём довольно прогрессивных. Что зелень растёт отовсюду и если не радует глаз, то вреда тоже не приносит. Пусть так думают. Остальное, что они станут полагать прогрессивными технологиями либо такими же материалами, в частности напольные покрытия, отчасти мебель, обои и всяческие драпировки - это добро так замечательно и убедительно замаскировалось, что никто в целом мире не помыслит, не то чтобы догадаться о растительном происхождении. Мы постарались, друзья мои, и у нас получилось, что и следовало доказать. Правда кухонные технологии вкупе с процессами приготовления пищи не опробованы, но вполне можно надеяться, что ребёнок не обратит особого внимания на кастрюлю, из которой станет есть. Не думаю, чтобы он вдруг поменял привычки, и будет разогревать пищу или класть на тарелку. Для того нужны, я бы сказала, просто-таки волшебные превращения либо фантастические технологии на ниве воспитания. Спасибо всем, теперь можно ждать любых гостей и постоянных обитателей данных пенат, а я бы с вашего любезного разрешения глянула одним глазком в предсказнное катастрофическое будущее. Оно, как я вроде помню, складировано в зеркале, в тех информациях, каковые мне щедро отвалил профессор Лья, когда появлялся намедни. Если не очень трудно, то попрошу развернуть свиток и не забыть, что он витринный образец. А именно, что я могу озирать и чуть более того, однако физического участия не принимаю, во избежание... Хотелось бы верить.
   И свиток сам собой развернулся...
  
   Сначала в зеркале выявилось просто невесть что, но порядок диктовался сам собой, так что оставалось лишь смотреть и внимать:
  
   Видеоэпизод N1
   (конкретнее, что-то вроде видеоучебника, но без текста и надписей)
  
   Во весь экран (он же зеркальное пространстсво) явилась стеклянная емкость, флакон кубических очертаний, либо угловатая колба, а скорее всего, вертикальный аквариум, пустой, без воды, но с очень мелкими камешками на дне, довольно приличным слоем. Далее перспектива начала удаляться, флакон стал уменъшаться и достиг, надо было понимать, оптимального размера по сравнению с появившейся мультипликационной девочкой в шортах, она держала его на ладони, где ёмкость отлично умещалась. Тут же девочку заменил мальчик тоже в шортах (оба виделись примерно раннего школьного возраста, но очень усредненные, без особых примет), он снял колбу с ладони и без труда приклеил к плечу, к локтю и к бицепсу, затем приложил к поясу шорт и показал, как сосуд цепляется или клеится.
   После прикрепления колбы дети по очереди принялись за дело: стали собирать в колбу любой растительный мусор, щепки, листья, веточки и пучки травы, затем в ход пошел мусор нерастительный, скорее всего, просто пыль, грязь и всяческий прах. После чего детишки по очереди и очень наглядно наплевали каждый в свой аквариум и уселись наблюдать за результатами.
   Метафорический день сменялся у них такой же ночью (по очереди являлись свет и тень, солнце и луна), тем временем дети без особого расписания снимали флакончик с пояса, отклеиваивали с себя или снимали с прорисованного окна, брали в руки, опять плевали внутрь и какое-то время внимательно смотрели на происходящее, далее неизменно помешивали пальцами в стеклянном горшке.
   (Тут эпизод без видимой причины обрывался, картинка исчезла быстрым промельком, едва слышался музыкальный всплеск и срывался на полузвуке, привет всем горячий. Но без предупреждения и интерлюдии, не отходя от кассы возникло нечто новое, словно кто-то грубо склеил видеоряд, особо не заботясь о переходе)
  
   Видеоэпизод в зеркале N2 (Не сразу, но довольно скоро стало понятно, что идёт сериал, "мыльная опера" на полчаса для домохозяек, причём серия не первая, скорее всего десятая или двадцать пятая)
  
   В первые моменты показывалось жилое помещение, точнее, столовая жилого пространства: в декорации имелись в наличии два прорисованных окна, закрытые до половины буйной комнатной флорой, и мраморный овальный стол с фонтаном посередине. Стелла фонтана, откуда сверху струйками лилась вода, обвивалась чем-то растительным и ползучим, в мелкой чаше плавали на листьях крупные соцветия, передвигаясь по эллипсу и сложными восьмёрками. Из чего следовало, что вода двигалась по фонтанным измерениям не просто, а достаточно планомерно.
   Вокруг стола располагалась четвёрка плетёных стульев, отчасти походящих на гамаки, у них слегка провисали не только сиденья, но и высокие спинки. Кстати, не исключено, что сиденья сами свисали сверху, поскольку с ножками творилось что-то невнятное, хотя в доступной видимости аппарат не появлялся, впечатление оставалось в догадке.
   Наконец, вдоволь наозиравшись на комнату и стол при ней, глаз камеры крутым виражом отрывался и в головокружительном броске фиксировал женскую фигуру, входящую в пространство неизвестно откуда, казалось, что прямо из стены, точнее, из холста, с нарисованным кирпичным забором, на котором кто-то грубо намалевал граффити и понаставил сверху стеклянных банок с мелкими юркими рыбками, скорее всего живыми.
   Как это всё совмещалось, оставалось в неясности, да и стена мигом исчезала из поля зрения. Потому что женская фигура разрослась, приближаясь к столу, и стало видно, что на ней надет роскошный халат цвета спектра из толстых, грубо переплетённых нитей, почти верёвок, узорная ткань практически закрывала экран, так что ею можно было налюбоваться вдоволь.
   Фигура в буйно-цветном халате, умышленно не разворачиваясь лицом к зрителю, не торопясь, но очень деловито начала накрывать на стол, надо понимать, потому что дама брала отовсюду горшки с плошками и ставила их на мрамор вокруг фонтанной чаши. Парочку ёмкостей с зеленью она достала с подоконника, сняла висящие плоды-цветы-гирлянды и бросила плавать в подфонтанник. Пока женщина занималась делом, видеоглаз наблюдал её со спины и сбоку, показывая лишь причёску из влажных волос невнятного цвета: пряди вились изящными изгибами и собирались на затылке вокруг толстой нитки той же расцветки, что и халат, далее всё свисало, затейливо переплетаясь почти до пояса. Так сказать, своего рода замысловатая косица моталась довольно элегантными бросками. Зрителю следовало полагать, что в наблюдении являлся предмет последней моды.
   Насытившись зрелищем нарядной домохозяйки за приятным утренним делом, камера вновь резко бросилась в сторону зигзагом и обнаружила у ранее показанной холщёвой стены силуэт следующего персонажа, именно мальчонку доотороческого возраста, облаченного в нечто среднее между пижамой и спортивным костюмом. Цвет облачения оставался пёстрым, однако практичным: зеленым-серым-бежевым, что в случае мальчика небольших лет было понятно, никакая грязь на таких расцветках не замечалась.
   Лицо у парнишки было слегка заспанное, но весёлое, нестриженные космы торчали, как нимб, пока он забравшись обеими руками в ближний аквариум, пытался поймать в кулак мелькающих рыбок.
  -- Финоген, прекрати сейчас же! - в доселе немое изображение влился довольно приятный звук голоса, и мигом стало ясно, что в комнате находятся мать с сыном.
  -- Ма-ать! Ты опять забыла! - протянул в искреннем возмущении детский голос, и почти во весь экран показалось перекошенное лицо Финогена, так, надо полагать, звали сыночка.
   Видеоглаз вновь бешеным броском метнулся в сторону и снова почти во весь экран предстало доселе невыявленное лицо мамаши. Точнее, нечто дикое, напоминающее одновременно Холлуин и карнавал в Венеции.
   При дальнейшем рассмотрении оказалось, что на лице у женщины вовсе не жуткая маска лилово-желтого цвета, а приклеены несколько крупных резных листьев, между которыми проявились виноватые голубые глаза.
  -- Извини, Финочка, детка! - жалобно протянула мамаша и стала срывать косметические принадлежности, за ними открылось приятное, очень молодое лицо, самое обычное, среднетипическое.
  -- Ты же знаешь, что мне кошмары могут присниться! - не унимался сынишка. - Ты же не хочешь являться в жутких видениях!
  -- Опять изводишь мать, Финик! - плавно влился в милый домашний диалог иной голос, на этот раз мужской.
   Третья семейная роль, надо понимать отца и мужа, досталась солидному, хотя достаточно моложавому мужскому экземпляру с незапоминаемым лицом, коротко стриженной круглой головой, но одетому довольно смело, по крайней мере, по старинным понятиям. Пришелец красовался в коротких штанах и длинной, почти до колена, шелковистой майке дивного и яркого абрикосового цвета. На груди одеяния разноцветными буквами выткалась загадочная надпись "ТРАНСпорт", а когда глава телесемейства по ходу дела развернулся, то на спине обнаружился аналог, вернее вариация на ту же тему: "трансПорт". И почему-то возникало впечатление, что данный наряд отнюдь не домашняя одёжка, а деловой костюм, в котором телевизонный мужик собирается работать, что-то вроде униформы.
   Отвоспитавши зарвавшегося Финика, отец сел во главе фонтана, вслед за ним остальное семейство заняло места у стола и приготовилось питаться. Конкретно, Финоген отодвинул плошку с замшелой землёй, стоящую перед ним, и потянулся к чаше фонтана, где как раз проплывал лист с приклеенным китайским фонариком, так во всяком случае, показалось. Оранжевый абажур плавучего украшения только что не светился, остальное было исполнено в точности.
   Оба родителя, они, как оказалось, копались в своих плошках с почвой, дружно запротестовали, а мамаша произнесла краткую речь о правильном питании, которое должно начинаться с луковиц, даже если кто-то их не любит, потому что... А вот ягоды могут остаться напоследок, и уж если Финя не хочет есть луковицы, он может собрать листья, они полезные, в них металлы и витамины. С этими словами мать подвинула в сторону Финогена фаянсовый горшок с мощным растением, походящим на кактус или каланхоэ, довольно солидного размера.
   Ребёнок изобразил гримасу отвращения, однако бодро оторвал солидный глянцевый лист и со зверским выражением откусил половину. Из недр перекушенного листа обильно полилась влага, оросила лицо Финогена и закапала на стол. Мальчик, не долго думая, стёр жидкость со столешницы локтем, затем выжал остатки листа, свернул лоточком, деловито зачерпнул воды из фонтана и броском отправил в рот. После чего стал, давясь, жевать использованный лист. Указанные действия ребёнок проделал с достойным видом мученика, поглядывая на мать с миной, каковая гласила: "Теперь ты довольна, тиранка?"
   Камера детально фиксировала подробности семейной трапезы, иногда отклекаясь на родителей, они выкапыали из плошек белые и лиловые луковицы, и разнявши, неторопливо ели, иногда бросая в рот комочки земли и моха из плошек, наверное, в качестве приправы.
  -- А колбаски можно? - спросил Финоген, когда покончил с листом и выплюнул остатки в горшок, откуда растение взялось. - Потом я возьму ягоду.
  -- Какой ты хитрый, Финик, - отозвался отец, набирая в горсть струю из фонтана. - С утра и колбаски.
  -- Пускай берёт, - вступилась за Финика мамаша, она покончила с луковицей и деловито выравнивала почву в обеих плошках, своей и мужа. - Уж лучше так, чем целый день голодный или наестся всякой дряни с куста, ведь обедать он не придёт!
   Не дожидаясь ответа другого родителя, Финоген вскочил с места, влез с ногами на подоконник и стал ворошить заросли листьев и веток дерева, стоящего в углу, растение и мальчик оказались примерно одного роста.
  -- Папань, тебе тоже достать? - осведомился Финоген, не отходя от дерева. - Жёлтую или белую?
  -- Главное, чтобы побольше и посочнее, - согласился отец. - Завяжи её колечком, я беру с собой, обедать тоже не приду.
  -- А кто тогда придёт? - обиженно спросила мамаша. - Опять мне есть с собакой на пару? Для кого я растила массив? Для Крохи?
  -- Верона как раз встанет, к обеду, - саркастически заметил отец. - К завтраку мы её не дождёмся, надо думать. Всю ночь девушка витала в облаках, теперь их с кроваткой не разлучишь.
  -- Опять сплетничаете обо мне? - заявил из невидимости капризный девичий голосок. - Можно подумать, что других тем нету в этом доме!
   Видеоглаз тем моментом отнюдь не спешил обернуться к заявленной дочке Вероне, а тщательно озирал действия Финогена. Тот, стоя на подоконнике, со знанием дела вынимал из плотных зарослей одну за другой гирлянды, отдалённо схожие с чурчхелами, сравнивал их на весу, затем оборачивал вокруг черенка и выкручивал. Надо думать, мальчик собирал урожай "колбасок", для себя и отца, готовил обеденные порции.
   Однако, он вдруг прервал занятие на полдороге, бросил недооторванные рационы и завопил, почти как старомодная сирена.
  -- Ма-а-ать! Ты что не видишь, что ли! - голосил Финоген, а камера металась между листьями и фонтаном, не показывая ничего толком. - Она мою ягоду берёт! Ей всё можно, да? Скажи ей!
   Только тогда, точно в рассчитанный миг, из хаоса звука и изображений на экране возникла девушка, надо полагать, очаровательная по всем стандартам, следовательно, главная героиня сериала. Видеонаблюдатель зафиксировал момент, когда она тянулась к чаше фонтана, нацеливаясь на плывущий фонарик, причём действие происходило донельзя грациозно. Зрителю были явлены "гиацинтовые" кудри чёрно-лилового оттенка и изящная девичья фигурка, закутанная в массу пушистой серо-розовой паутины с каплями жемчужной росы.
   По устарелым понятиям, героиня вполне могла явиться с чердака, где кто-то в своё время обрызгивал углы краской, а она истово исполняла роль Золушки до полного изнеможения и не успела почиститься. Вспугнутая воплем братишки, Верона промахнулась и не достала фонарика, он успел упорхнуть, вслед за чем девушка обернулась к зрителю личиком. Оно оказалось просто как с конфетной коробки, правда, отчасти поправленное гримом, во всяком случае губ такого пурпурного оттенка в природе быть не должно, но гармония цветов явно имелась в наличии.
  -- Разве можно так кричать? - взрослым голоском заметила девушка. - Ну не буду я брать твою ягоду, я своей дождусь. Но ты мне колбаски сорви, зелёненькую, ладно?
  -- Значит и ты уходишь с концами? - трагическим голосом заявила мамаша. - И зачем я стараюсь, для чего мне этот дом? Вы здесь живете, как в отеле!
  -- Мамочка, ты самая лучшая, и дом у нас лучше всех! - пылко заметила умная девушка, между делом поедая неустановленный листик, затем продолжила со значением. - Но мы с Алтеей решили...
  -- Представляю себе, что они с Алтеей постановили, - отметил глава семьи, тем моментом принимая от Финогена кольцо чурчхелы. - Ну-ну, Верочка, обрадуй мать, не стесняйся, голубка!
  -- Ты всегда так, с тобой невозможно! - огрызнулась прелестная Верона, но не замолкла в смущении, на что отец явно надеялся. - Мы с Алтеей вчера весь вечер совещались и решили, что лучшие годы у нас уходят зря, поэтому надо что-то предпринять. Во-первых, мы хотим вместе попробовать тест для Атлантиды.
  -- Так вас туда, недоумков и взяли! - без церемоний встрял братик Финя. - Вот если я, может быть, когда отучусь...
  -- Верочка, солнышко, там одни полоумные в этой Атлантиде! - звучно воззвала мать. - И не думай даже!
  -- Она и не думает, не волнуйся, Дина, - спокойно заявил отец. - Давай, дочка, следующие варианты, пока мать у нас совсем не...
  -- Если Атлантида не выгорит, - тем временем продолжала девушка. - То мы с Алтеей запишемся на пловучий остров, будем там работать и учиться. Она на пищевого дизайнера, а я как мама, попробую стать пряхой, они всегда в дефиците. На острове, своя пряха - это круто!
  -- Отчего именно на остров, чем вам дома плохо? - осведомился отец, тем моментом все интенсивно жевали некую жёсткую зелень. - Хотя, я понимаю - романтика странствий! Плывешь в неизвестном направлении, а вокруг океаны, пальмы, айсберги и синие киты!
  -- Если вы возражаете, то мы с Алтеей поймем, и будем учиться дома, - вкрадчивым голоском заявила девушка. - Но тогда заведем себе по детишке: она мальчика, а я я девочку. Экзамены на права мы сдали.
   Тотчас же вокруг фонтана зависло молчание, видеонаблюдатель стал тщательно отлеживать процесс жевания, а участники видеодействия перемалывали пищу с каменными лицами. По всей видимости вопрос прокреации в указанные времена оставался достаточно сложным, каким он был всегда на протяжении людской истории.
  -- А если вы сделаете наоборот: мальчик будет у нас, - наконец внёс предложение Финоген. - Мне больше понравится племянник, я его сразу могу всему научить. Девчонки, они довольно противные.
  -- Ага, только мелкой детишки нам тут не хватает, - рассудил папаша. - Вас с Финей для матери мало. Ты, дочка, отлично придумала, чем занять бабушку Дину, пока вы с Алтеей не спланируете что-то еще.
  -- Нет, Аврелий, ты не о том! - встрепенулась будущая бабуля. - Я совсем не возражаю против маленькой девочки, даже буду рада. Ты, Верочка, была такая миленькая. Но, дочка, зачем торопиться? Может быть, тебе подождать, пока не найдётся пара, и вы с ним тогда...
  -- Ты, мама, старомодна до ужаса, - дочка не оценила маминых чувств. - Кто теперь ищет пару, чтобы завести потомство? Дети в наше время отдельно, пара - если ты очень захочешь, отдельно. К тому же ты помнишь сериал был, только мы не досмотрели, "Маленькая Ника"? Там девушка обзавелась детишкой вслепую, кстати, была очень довольна. Потом отец ребёнка их отсмотрел, они оказались самой лучшей парой. Только я не помню, как он их нашёл, и как они научно координировались.
  -- Понятно, строим жизнь по сериалу, - отметил папаша Аврелий как бы очень довольный. - Их как раз самые умные для самых умных пишут и делают, безусловно.
  -- Аврелий, не дразни девочку! - солидно вступилась мать. - Ты сам не будешь спорить, что потомство - шаг серьёзный, особенно для нас, женщин. Надо заранее взвесить самые разные варианты, а не смеяться!
  -- Кто тут смеётся? - возразил папаша. - Внутри я весь изошёл слезами, но только надо идти на работу. Дилижанс не ждёт и всем нужен.
  -- Колбаску свою не забыл? - Дина мигом переключилась на хозяйство, а камера послушно показала, что пища висит у Аврелия на шее, как гавайсткая гирлянда...
   (На том эпизод внезапно закончился, как отрезало, то ли сам по себе, в свойственном времени резком стиле монтажа, то ли исчерпал полезность для ознакомления с временами, был оборван и отброшен, а на его месте в зеркале некоторое время, но очень недолго покрасовалась радужная пустота...
   ЭПИЗОД N4, не сразу определимый
   Зеркало слегка померцало, как рябь по поверхности пруда, далее изображение улеглось, и показалось на миг, что оно установилось в том виде, каким было до видеопослания. А именно, стало прямым и вполне непосредственным образом отражать угол комнаты с фрагментом окна, комодом и стеной, однако... Однако не вполне.
   На второй миг созерцания Юлия сообразила, что комната отражается та же самая, однако при ином антураже. В потёртой рамке зеркала усмотрелось, что окно затянуто тонкой и мелкой сеточкой наподобие тёмного кружева, а занавеска исчезла; вместо привычного комода с книгами поверху возникло схожее сооружение; только из крышки росли деревья, шесть одинаковых стволов. Их кроны разворачивались строго посередине, полные мелкими белыми цветами и листьями, из-под обильной зелени на гибких стеблях свисали плоды разного цвета и различных форм: жёлтые - круглые, салатовые овальные, оранжевые - грушевидные, кремо-розовые в виде сердечка - весь набор на каждом из деревьев. На условном "комоде" располагалось нечто вроде французского сада, такое оставалось впечатление.
   Стена над комодом также подверглась изменению: обои в мелкий цветочек стали прозрачными, сквозь рисунок засветилось контурное изображение улицы, вернее и даже скорее всего, просматривались балкон либо лоджия - извне угадывалась резная ограда и симметричные мощные ветви с крупными цветами, однако без листьев.
   Засмотревшись в зеркало, а также сверяясь с реальной картинкой своей спальни, Юлия не сразу поняла, что главное отличие данного видеоряда кроется не в самой картинке, а в личном восприятии, оно неуловимо изменилось. В зеркальной раме ей был явлен не экран теле- или другого видения, за зеркалом дышало реальное пространство, хотя Юлия отлично понимала, что это, должно быть, наблюдался теле- или какой-то иной эффект. Однако сообщение читалось определённо: в данном случае ей можно и следует шагнуть за зеркальную рамку. Хотя бы потому, что отражение будущего угла комнаты, устоявшись, не менялось, наблюдать его можно было до морковкиного заговения, оно было частью реального пространства во времени. Такова была подсказка.
   Собственное жилище, представшее через полсотни условных лет, вот оно, прошу любить и жаловать! Надлежит осмотреться, прогуляться, и вполне может статься, наблюсти реальный процесс жизни в данных стенах.
   Понятно, что виртуально. Юлия не забыла о недавнем предупреждении: она может смотреть и слушать, однако реального проникновения в будущее можно не опасаться, нежелательные эффекты вроде были предотвращены.
   "Хотелось бы верить", - подумала Юлия, поскольку реальность квартиры, наблюдаемая в зеркале, оставляла простор для сомнения - иллюзия возникала практически полная, только руку протяни! Разумеется, ничего протягивать не следовало: Юлия мысленно и очень легко потянулась к зеркалу, оставаясь при том на краю кровати, и неощутимо преодолела зеркальный барьер, его просто не было. Юлия виртуально, но почти буквально, втянуась в свою будущую спалью с другой стороны. После чего стала на месте и оглянулась, при том замечая, как пространство лежит и ощущается. Практически так же, как и раньше, только...
   Зеркало-обманка самым невинным образом показывало покинутое прошлое: угол той же комнаты условно (+-)пятидесятилетней давности и не вполне внятную, слегка размытую фигуру на крешке кровати, личное отражение упорно смотрело в окно, словно наблюдало там просто конец света.
   Остальная часть комнаты в недалёком будущем не слишком отличалась от привычной, только полупрозрачная стена в цветочек Юлию отчасти интриговала: накануне там имелась кухня, коридор и санузел, теперь их заменила лоджия, усаженная деревьями в полном цвету, или ветви дотягивались со стволов, растущих из земли - но выяснить сквозь стенку не представлялось возможным.
   В эти первоначальные моменты, надо заметить, Юлия довольно ощутимо чувствовала некий собственный дискофорт. В основном от довольно смутного представления, что и где, собственно, реально, а что именно иллюзорно: её нахождение в будущем месте обитания, либо само место. Оба пункта в ощущениях давались одинаково предметно, что смущало. Наверное, по принципу: кто-то из нас бредит, но вот где иллюзия, и кто восприёмник детальных грёз - надо срочно решать, а то довольно-таки неудобно. Проколебавшись в смятении чувств недолгое, но малоприятное время, Юлия нашла приемлемое решение проблемы: постановила считать себя видеоглазом или камерой наблюдения, с тем отбросить личные эмоции, просто и незатейливо наблюдать явленное пространство. Вне зависимости, кто есть реально кто.
   Вооружившись полезным принципом, Юлия не стала задерживаться в пустой комнате-спальне, а придерживая себя в собранном состоянии (что было не совсем просто), двинула камеру наблюдения на выход. Как она его представляла по физической памяти. То есть развернулась кругом и направила себя к двери. И тут же получила первое сильное впечатление: никакой двери или другого выхода в прежнем месте не оказалось.
   Полусквозные обои с видом контурной лоджии продолжались вдоль стены и заворачивались полукругом, замыкая пространство в неполный эллипс, каковой кончался у другой стены, непросмтариваемой, скорее, сплетенной, как корзина из тонких стеблей, из них вольно росли и свисали гибкие побеги, унизанные совершенно непонятно чем. Листья, лепестки и разные ягоды свивались в клубки и гирлянды, доходя до пола, точнее до тёмного коврового покрытия. Оно (напольное покрытие) на взгляд и наощупь (осязание имело место) казалось взрыхлённой почвой с комочками розовых упругих ростков, они пружинили и приятно поддавались под ногами.
   Юлия слегка потопталась на почве и почти неосознанно устремила взгляд от пола к потолку, его, кстати не оказалось. Взамен перекрытий комнату накрывал купол с рисунком ярких лазурных небес, хорошо исполненный, но намеренно условный, впечатление объёма достигалось прорисованной перспективой. Глядя в писанные небеса, Юлия, к своему немалому удовольствию и даже удивлению, увидела, что с лазурного свода на тонкой струне свисает очень знакомый предмет, а именно её личный "светильник разума", почти в том же виде, в каком она его оставила на прежней квартире. Разве что свёрнутые лепестки плафона здесь проросли зелёными и розовыми прожилками, наверное, от времени. Поприветствовав старого друга, хотя от него ничего не шло (что стало скоро понятно, ведь дело происходило в иллюзорном пространстве), Юлия машинально продолжила осмотр виртуальной среды будущего.
   Кровати на прежнем месте, как таковой не было, вместо неё на мягкой почве в углу валялась неопрятная охапка сена, стебли торчали, как иглы дикообраза, и были вперемежку жёлтыми и лиловыми. А подле зеркала, ранее незамеченное, стояло самое обычное, мало того, её собственное, из той квартиры, старинное кресло, обтянутое гобеленом с картинкой. На спинке донельзя привычная пастушка с полустёртым лицом созывала к себе белых, объёмных, до слёз знакомых овечек, они стремились к опекунше с сидения и подлокотников, частично теряясь в складках.
   Юлия помнила кресло с раннего детства: купленное дедом после войны на пару с фаянсовыми собачками, оно стояло сначала у деда и бабушки, потом пошло ей в приданное. Кстати, зеркало принадлежало к той же когорте вещей, они следовали за Юлией на всём протяжении жизни, и, как оказалось, перебрались в дальнее, почти фантастическое будущее, практически не изменившись, в отличие от всего иного.
   Однако, хотя кресло с зеркалом наличествовали, но выхода из спальни Юлия, увы, не усматривала, разве что она сделает попытку выйти на лоджию, минуя прозрачную стену, либо попробует просочиться сквозь другую стену-корзинку. Так она размышляла довольно длительно, пока не поняла, что пора предпринять нечто конректное, пока приступ стыдного малодушия не загонит её обратно сквозь зеркало в привычное уютное время вместе с пространстом. Подобные позывы, увы, Юлия распознала, они хитроумно маскировались под резонные соображения, типа того, что на первый раз впечатлений довольно, в любой момент можно вернуться, программа стабильна и это вовсе не реальный момент, а запись...
   Юлия прислушалась к зазыванию псевдоразумного хора изнутри, сказала участникам: "цыц!" и втянув себя в струнку, проникла сквозь соломенное плетение за стену, там видение отчасти отказало и растеклось, наверное, не выдержало внутренних напряжений.
  
   ЭПИЗОД N4 (Он и есть предполагаемая КАТАСТРОФА)
  
   Когда оно собралось вновь, то Юлия обнаружила себя в жилой комнате своей прошлой квартиры, только помещение стало больше, или так наблюдалась иллюзия. Юлия точно сказать не могла, потому что собрала себя вместе с видеоаппаратом под потолком, как это вышло, ей было невдомёк, но неважно. Даже, может быть, вышло к лучшему, потому что точка обзора получалась удачная, а виртуальное висение под потолком никакого труда не доставляло.
   Медленно и с некоторым трудом Юлия под маской видеоаппаратуры освоила предложенное пространство и вне зависимости от аппарата почти предметно пала духом. Это лично она, аппарат себе фиксировал и горя не знал, а Юлия не могла справиться с эмоциями и приступить к освоению обильной информации. Гостиная или жилая комната, всё равно как её назвать, прежде всего, оказалась населённой.
   У дальней прозрачной стены, где упорно длилась цветущая лоджия, заглядывая в комнату розовыми цветами размером с плошку, сидели две обитательницы. Сидели довольно странно: то ли на полу на подушках, сделанных из растущего листового материала, либо над развесистыми кочанами находились почти невидимые рамки низких табуреток со спинками, точная картина сидений не проглядывалась.
   Обитательницы будущей квартиры, вольно раскинувшись над полом, занимались не вполне ясным делом, скорее всего, обе курили кальян, потому что между ними стояла хрустальная чаша на ножке, в ней клубилась и парила жидкость цвета ртути, но совершенно прозрачная, а наблюдаемые объекты держали у рта гибкие стебли и запускали их в чашу, после чего бурление и парение усиливалось на порядок.
   Остальное убранство комнаты и виды за распахнутыми окнами Юлия упустила совершенно, потому что в одной из курильщиц опознала свою дочку Марину, та почти совсем не изменилась, только похорошела, но вот вторая, та что помоложе... Совсем девочка, лет 15-ти, не более того. Вторая, насколько Юлия смогла осознать увиденное, была точной копией её самой, какой Юлия была в отроческие годы, причём копией абсолютно и совершенно идентичной, если убрать экзотический антураж.
   (Во времена более чем отдалённые, даже страшно помыслить когда, отец Юлии почти случайно оказался обладателем отличной кинокамеры с цветовым разрешением, и, не зная как лучше употребить устройство, снимал окружающую действительность и собственное семейство. Плёнки и воспроизводство сохранились надолго, поэтому Юлия в дальнейшие времена неоднократно могла видеть своё изображение в возрасте от 14-ти до 20-ти лет, когда она наотрез отказалась позировать и участвовать в домашних живых картинках. Собственная киногеничность Юлию не устраивала абсолютно. Отчасти поэтому Юлия очень хорошо запомнила собственный отороческий образ в картинке: он казался одновременно самодовольным до идиотизма и невинным до противности.)
   И вот к своему изумлению Юлия узнала в девочке, сидящей рядом с Мариной, мало того, что те же визуальные параметры, но в точности повторившееся выражение: упрямой уверенности в себе, соединённой с крайней наивностью.
   Именно эта виртуальная встреча с юной собой привела Юлию в смутное состояние неустойчивости, тем до крайности затруднив и замедлив наблюдение, проще будет сказать, что довольно надолго выбила из колеи во всех смыслах. Она в непонятном виде ментально висела под сводом иллюзорного потолка (он уходил ввысь мощными каменными арками и перекрытиями, расписанными яркой мозаикой - но всё это явно было обманкой, как струящийся солнечный свет из высоко прорезанных окон) и пыталась совладать с неосознанными и путаными эмоциями, но они поддаваться процессу не желали. Мало того, пытались диктовать вполне панический и более чем идиотский образ дальнейших действий.
   А именно, требовали немедленного возвращения в привычные реальные пенаты, свёртывания пугающей программы до после дождичка в четверг, срочного вызова профессора Лья из любых лабораторий и устроения ему истерической головомойки. На тему: нельзя, вредно и просто невозможно устраивать земному сапиенсу, даже самому просвещённому, внезапную встречу с собой в будущем, даже если будущее показано в зеркале, в форме виртуальной иллюзии! Сапиенс теряется напрочь, что произошло с ней, с Юлией в тот миг...
   Однако же, отодвинутый в сторону наблюдатель между тем продолжал работу, незаметно для Юлии накопил информацию и с нею успешно потеснил смятённые эмоции. Пока она мысленно составляла укоряющую тираду для Лья, к Юлии просочилось услышанное в виртуальной беседе знание: девочку звали Миранда или Миранта, Марина в разговоре звала её Миртой и однажды назвала Мирочкой и деткой. На имя "Мирочка" девочка отреагировала довольно бурно, вытянулась на воздухе над листьями и тоже произнесла тираду.
  -- Я уже не маленькая! - заявила она детским голоском. - Сколько раз говорила, зови меня Миртиль! Мне так подходит больше, и на своё имя я, кажется, имею право! Мирабель, конечно, было довольно глупо, но теперь я выбрала, и все зовут меня Миртиль! Даже Иола, когда появилась вчера вечером, тоже согласилась на Миртиль! Не говорю уже о Сене, он, кстати, предложил, сказал, что в каком-то языке это значит ягода, не помню какая точно.
  -- Мирта, ягодка! - машинально воззвала Марина. - Все права за тобой.
   С этого момента Юлия сразу закончила паниковать и бранить далёкого профессора, вместо того плавно влилась в наблюдения за ситуацией, а также в параллельное осмысление полученной ранее информации. Для оптимального комфорта она приблизилась к виртуальным потомкам и стала детально разглядывать их внешний вид и взаимное расположение, по ходу расставляя в системе координат соотношения между ними и с собою, плюсуя туда сложные временные категории. Только получалось вперемежку, посему слегка сумбурно. Дочка Марина в явленной живой картинке, надо полагать, приближалась по возрасту не менее, чем к 70-ти годам, если брать полтинник за точку отсчёта, однако по её внешнему виду ничего подобного не усматривалось.
   По всем визуальным параметрам Марина выглядела, как молодая, хотя и взрослая особа примерно лет 30-ти, так сказать, дама в полном цвете лет. Скорее всего, за истекшее время наука плюс подсказки "умных зелёных друзей" решили старинную проблему сохранения молодости достаточно радикально, если считать Марину правилом, а не исключением.
   Кроме отмеченной вечной молости в образе дочки произошли небольшие и некоренные изменения, надо думать по части моды и новых традиций. Главное отличие Юлия отметила в способе укладки волос и их фактуре. Точнее будет сказать, что ранее причёска у дочки была вполне банальной: не очень короткая стрижка и светлые "перья" в русых волосах, как у всех.
   Теперь возникало впечатление, что Марина надела парик в стиле "Мария-Антуанетта", и каждая прядь серебряно-пепельных волос стояла наособь, как наэлектризованная. Мало того, на макушке и за ушами в причёске стояли эгретки и трепетали, переливались как спектр в хрустале. Было непонятно, то ли украшение выросло само наряду с парящими волосами, то ли креплось к голове незаметным образом. Дочка Марина была одета, отмечала Юлия, между всем остальным, в подобие холщёвой рубашки до колен, холст казался шелковистым, плотно облегал тело и в разрезах украшался сложной каймой из сухих цветов, ягод и мелких шишек, они издавали сложный приятный запах, что Юлия отметила с удивлением.
   Не меньшее удивление вызывало и занятие, какому предавались Марина и девочка Мирта, но это произошло чуть позже, когда Юлия освоилась и присмотрелась поближе. Вначале она вглядывалась в иллюзорный образ повзрослевшей дочери и усиленно пыталась понять, кем той приходится Миранта: поздней дочкой или внучкой, а может статься, и правнучкой. Истекшее протяжённое время вполне позволяло любые варианты, а нюансы отшений собеседниц не давали точной информации, кроме той, что Марина была для девочки близкой старшей родственницей. И кто такая упомянутая Иола?
   Блок наблюдений и аналитических рассуждений, касательно девочки Мирты, давался Юлии чуть труднее, сходство с собой в юности сильно отвлекало и продуцировало излишние нюансы, но тем не менее... Опять и снова, принципиальное отличие от памятной картинки далёкой своей юности Юлия отметила в причёске Миранты, и на самом деле сооружение на девичьей головке вполне было достойно внимания. Прежде всего голову Мирты окружала парящая сетка из тонкой, сложно сплетённой проволоки, самодельный нимб сам по себе отдельно светился теми же хрустальными переливами, как эгретки в причёске у Марины. Из того следовало, рассуждала Юлия, что материал служил общепринятым украшением в данные времена или исполнял кроме того иные функции, возможно, что связи. Скажем, такие вот антенны, или... Однако не важно.
   Волосы девочки, того же ярко-каштанового оттенка и фактуры, что были у Юлии в юности и остались по сию пору, продевались сквозь ячейки сетки в прихотливом порядке и создавали вокруг головы нечто вроде сложной клумбы. Так казалось отчасти потому, что между вьющимися по воздуху кудрями вдевались и, скорее всего, росли живые полевые цветы: маки, васильки и незабудки - во всяком случае именно такое создавалось впечатление.
   По, надо думать, намеренному контрасту Мирта одевалась чрезвычайно скромно: на ней была короткая рубашка из голубого тонкого трикотажа, похожая на ночную, с шелковистым прозрачным блеском - и ничего более. На босых ступнях девочки (Марина тоже была босиком), по лодыжкам и между пальцев виднелись тонкие стебли, далее Юлия рассмотрела, что они растут из прозрачной подошвы и крепят её к ноге, а у Марины на пальцах, оказалось, что болтались прозрачные тапочки, более похожие на очень рваные носки.
   Таким образом обитательницы жилища выглядели на самое первое рассмотрение. Сопровождающая живую картинку беседа протекала на бытовом уровне и без особой системы затрагивала какие-то неясные проблемы с жильём и мнения относительно ближайших родичей, как то Сени и Иолы, которые должны были явиться вскоре, но Юлия не совсем поняла, каким способом: живьём либо виртуально.
   Однако самым удивительным и мало понятным Юлии казалось странное занятие, которому предавались Марина с Миртой, поначалу принятое ею за курение кальяна. Постепенно в процессе наблюдения выяснилось, что как раз наоборот, никто не вдыхал паров и дыма, происходило ритмичное вдувание воздуха в чашу сквозь длинные витые трубочки. Марина с Миртой по очереди либо через выдох дышали каждая в свой стебель, после чего жидкость в чаше принималась клубиться, бурлить и выдавала порцию паров, окутывающих чашу. Далее Юлия заметила, что после того, как пар рассеивался, на поверхности возникало нечто вроде натянутой плёнки, затем она трескалась, как тонкий лёд весной, и каждая отдельная льдинка сворачивалась мелким пузырьком, разных оттенков общего металлического цвета. Шарики циркулировали по чаше, некоторые растворялись, иные, напротив, сливались, приобретая объём и плотность, наподобие восковой, после чего всплывали на поверхность и пружинили.
   Именно тогда, как только пузырьки-шарики дозревали, Марина и Мирта, обе враз полоскали руки в чаше и ловили всплывший урожай без особого разбора. Затем, к немалому изумлению Юлии, когда она проследила процесс в деталях, участницы слегка разминали шарики и привычным движением отправляли их в уши. По одному или по паре, в одно ухо или в оба сразу, варианты множились без особой системы, скорее всего, как Бог на душу положит.
   Далее Юлия внимательно присмотрелась и увидела, что в ушных раковинах металло-восковые пузырьки подтаивали и начинали сочиться мельчайшими каплями, которые оседали на мочках, затем сливались в росинки покрупнее и скатывались по шее, после чего терялись: наверное, впитывались, либо попадали под рубахи, или испарялись по дороге.
   Процесс шёл бездумно и беспрерывно, ни одна из участниц не обращала на действие практически никакого внимания, и в разговоре "кальянная" чаша и ушные капли абсолютно не фигурировали.
   Отчаявшись распознать смысл и цель диковинного занятия, Юлия дала волю фантазии и представила себе, как оно смотрится непросвещённым глазом. Увиделась довольно цельная картинка магического характера: две ведьмы, молоденькая и постарше, мастерица и ученица, привычно и беспечно колдуют над хрустальным котлом, где дымится волшебное варево. Ворожеи-профессионалки далёкого будущего за работой, очень забавно.
   Кудесницы тем временем продолжали беседу, и Юлия не совсем и не сразу включилась в момент, когда праздный диалог ни о чём перешёл на иные темы, как раз в ту область знания, ради которой живая картинка будущего показывалсь для заинтересованной зрительницы под потолком.
   Надо отметить, что отчасти увлекшись бытовыми и родственными наблюдениями, Юлия почти позабыла о целях подсматривания, однако, скорее всего, они-то определяли момент, выбранный для ознакомления!
   Профессор Лья, в особенности в мужской фазе, вряд ли бы стал длить трогательные семейные подробности для удовольствия подружки Юлии. Выбранная им виртуальная картинка будущего должна по определению нести оптимум информации, не особо заботясь о чувствах и развлечениях получателя.
   В последующие моменты информация полилась не просто обильным потоком, а хлынула, как вода с потолка во время сильной протечки, и буквально затопила сознание зрительницы и слушательницы. Юлия почти забыла, где она находится и зачем, не говоря о личном виртуальном состоянии. С нею случился эффект полноценного включения в иллюзию, какого не было очень давно, с тех времён, как она в детском и раннем отороческом возрасте смотрела в кинотеатре особо выдающиеся (на её неразвитый вкус) произведения, с замиранием сердца ждала развития событий и страстно желала оказаться на месте действия, поучаствовать и посодействовать полюбившимся персонажам. Поскольку по ходу и правилам киноиллюзии зрители имели знания, в каких участникам было отказано.
   Что касается информации в данной виртуальной сфере, то она плавно возникла из обыденной беседы, после того, как Миртиль, забывши, что она теперь взрослая девушка, потянулась к раскрытому окошку и сорвала ближайший сочный цветок "розовой магнолии" с намерением наскоро перекусить, не дожидаясь трапезы, а Марина, не сумевши девочку остановить, стала в целях воспитания приводить притчу на тему питания из реальной жизни родных и знакомых семейства. Так знание потекло, ещё и потому, что Мирта принялась возражать, притом резко критически отзываясь не о ком-нибудь, а именно о ней, о Юлии.
   Которая, как очень скоро выяснилось, приходилась девочке бабушкой и прабабушкой в одно и то же время, и мало того... Но должного уважения отнюдь не снискала. Напротив, Мирта в рамках беседы изволила выразить нежелание встречаться с Юлией, каковая в тот момент находилась в наличии, а именно в Атлантиде, куда Марина с Миртой направлялись с визитом к Иоле, предварительно перенеся своё постоянное жилище на плавучий остров, а он туда, в Атлантиду как раз плыл неспешным ходом.
   Суммарной вытяжки из общего потока информации оказалось для Юлии вполне достаточно, чтобы напрочь лишиться соображения и практически всех аналитических способностей, оставалось лишь укладывать кусочки добываемого знания, каждый к своему участку и подавлять бурю эмоций, каковая зрела по ходу накопления.
   Посему она не витала виртуально над собеседницами, а как-то незаметно ухитрилась растечься по помещению и обволакивать наблюдением всё, что попадалось, включая регистрацию беседы и нюансы поведения потомков. Указанные процессы стали читаться всё более явственно и не исключено, что в виртуальном мире данного момента произошло дополнительное включение. А именно, восприятие Юлии расширилось и стало получать дополнительные знания, читаемые в оперативной памяти Марины. До девочки Мирты сомнительная связь дотянуться не могла.
   Обширные, но разрозненные знания о мире будущего и положения своей семье в нём, принимаемые поначалу в совершеннейшем хаосе, по мере наполнения ментальной корзинки стали укладываться в некую конфигурацию, которая непрерывно пополнялась, принимая форму и системное значение.
   И опять совсем не сразу и через множество личных препятствий, Юлия поняла, что она, будучи в бесформенном и почти неосознанном состоянии, составляет, скорее, складывает в некую призматическую пирамиду (стратегически), причём в форме сложной мозаики (тактически), многомерную объёмную картину состояния мира и общества отдаленных времён. Ко всем прочим появившимся задачам, оказалось, что Юлия не только принимает и составляет многофасетную картинку, она транслировала её сквозь стену прямиком в зеркало на свою сторону, там информация фиксировалась на накопительные "файлы", если брать за аналогию компьютер. С тем, чтобы имелась копия, с которой можно было разобраться на свободе, освободившись от лишних эмоций и гула надвигающейся катастофы. Потому что непосредственный приём в рамках иллюзии всю дорогу сопровождался таким вот крайним дискомфортым ощущением.
   Начиная с опередённого и крайне болезненного мига, когда Юлия, наблюдая и слушая девочку Миртиль призналась себе (а где она и кто такая - оставалось за рамками понятия!): "Ну вот приехали! Неужели я всё это инициировала (понаделала, будет точной передачей), причём с самыми лучшими намерениями! Простите, пожалуйста, я больше так не буду!"
   Таким образом принялась формироваться ранее упомянутая пирамида, натурально начиная с воздетого в пространства острия и распухая к низу, чтобы максимально расширившись достигнуть момента приземления. Вершиной всего вместе взятого оказалась личная семейная ситуация, в коей место самой Юлии негативно обозначилось резкими словами девочки Мирты.
  -- Она всегда хочет невозможного, а мы все должны расплачиваться! - заявила Миртиль, далее добавила, чуть посовещавшись с собой. - Что касается меня, то я не намерена. Я пойду своим путём.
  -- Жил очень давно забытый мальчик Вова, - не особо волнуясь, ответила внучке Марина. - Примерно в твоём возрасте он тоже сказал: "мы пойдём другим путём". Хочешь знать, что из этого вышло?
  -- Опять ты со своими допотопными сказками! - не слишком тактично отозвалась Мирта. - Не знаю и знать не желаю!
  -- Вот откуда берутся ваши проблемы, - сказала Марина.
   Далее она переключилась на другие темы, остатвивши за рамками Юлию и дедушку Ленина. Тем временем как прабабушка и бабушка Юлия, будучи в смятённом, виртуальном к тому же состоянии, как раз принялась осваивать полученные знания не просто в гулком хаосе, а стала их проращивать в сложную форму кристаллической иллюзорной пирамиды-призмы, острие которой очень болезненно давило на все чувства сразу.
  
  
   ПИРАМИДА
   (невнятно когда и где-то сбоку...)
   Острие (семейные и прочие подробности, форма свободная)
   Революция в этом отдалённом по времени мире произошла не только "зелёная", в связи с поумневшими растениями, это как раз вышло почти незаметно почти для всего населения Земли. Главное и более странное изменение мира выявилось в сфере, вечно сомнительной, динамичной и крайне чувствительной для землян во все времена, именно в сфере прокреации, то бишь продолжения человеческого рода.
   Вместо того, чтобы руководствоваться, как водилось всегда, велениями заложенных инстинктов и ограничиваться строгими рамками традиций, процесс прокреации перешёл полностью и бесповоротно в ведение самих женщин, причём каждой по отдельности и по личным их желаниями, даже и по капризам.
   В исторической перспективе открывшееся "зелёное растительное царство разума" сыграло важную роль, а именно позволило каждой самке вида "хомо сапиенс" выносить, почти безболезненно родить, далее без проблем прокормить и обиходить своё чадо, не нуждаясь ни в чьей помощи.
   К тому же растения, будучи созданиями почти разумными, сразу стали регулировать рождаемость для каждой подопечной особи, а именно не позволяли забеременеть, пока её организм не был готов к испытанию на прочность и пока предыдущее чадо прочно не стояло на ножках и не готово было следовать за родительницей. К тому же "зелёные друзья" тщательно учитывали предпочтения женщин, посему нежелательных зачатий в ненужное время не допускали, скорее всего, сложным биохимическим образом. Получалось, что каждая самка имела столько потомков, сколько хотела, именно когда она этого хотела.
   Кормительные и лечебные растения ничего не диктовали, они учитывали невысказанные пожелания и присовокупляли своё понимание состояния организмов подопечных. Даже если какая-нибудь из них захотела бы подарить годовалому младенцу братика или сестричку на первый день рождения, то растения, какими она к тому времени давно кормилась и подкрепляла здововье, выражали несогласие - зная, что организм матери не готов для прокреации, а её время вместе с вниманием требуются имеющемуся потомку, и надвое пока не делятся без ущерба для всех.
   К тому же, в противоречие с традиционными парадигмами никакая разумная женщина не желала (причём никогда, даже в прошлые патриархальные времена) выводка детей по принципу: мал мала меньше! Этого просто не было, потому что не могло быть никогда, поскольку любая не совсем слабоумная мамаша узнавала простую истину сразу и без сомнений: сколь много теряют все заинтересованные лица, в особенности самые мелкие в часто- и многодетной семье. Поскольку всякий отдельно взятый младенец требует индивидуального внимания и в особенности любви своей личной матери. И министраций физически замотанной и морально замордованной многодетной няньки-родительницы ему недостаточно для нормального развития.
   Таким образом, когда растения взялись за подспорье, каждая женщина на Земле получила возможность иметь детей сколько и когда хотела. Очень скоро оказалось, что их у неё заводилось весьма немного: двое или трое. Зато качество выращивания потомства повысилось на порядок, тем самым возмещая ущерб в количестве.
   Как раз напротив общепринятых законов в природе, но никто этого как-то не заметил. Зато замечено было другое, со стенаниями и воплями душевными: традиционная семья с мужчиной во главе приказала долго жить, по самой простой причине - необходимость в присутствии "главы" отпала, роль мужа с отцом впридачу стала сугубо добровольной, и, увы, не каждый самец "хомо сапиенс" на данную роль годился, в особенности если не очень хотел.
   В соответствии с чем мамаши стали партнёров лихо браковать, менять, затем оставлять на собственное усмотрение, а для прокреации взялись выбирать независимый генетический материал, к тем временам услужливо предоставленный развившейся донельзя наукой о человеке. Ногти и волосы (почти как в чёрной магии!), доставляемые каждым из самцов на хранение в генетические фонды, вполне заменяли ненужные супружеские обязанности каждого из них, а компьютеры со сложными программами производили виртуальное спаривание хромосом, далее рекомендовали определённые сочетания для оптимального результата. Разумеется, если женщина хотела зачать и родить ребёнка старинным способом и-или при содействии опредёленного самца, то флаг вполне давался ей в руки, только производилась виртуальная проверка на возможные несоответствия, которые учитывались либо нет, по желанию.
   Переход на новые условия прокреации произошёл почти незаметно, а потом каяться и возвращаться оказалось поздно: женщины в массе отлично поняли свои преимущества и с наслаждением скинули цепи вековой зависимости, а именно стали законными главами семей, к которым мужчины могли присоединяться, если хотели и заслужили. А что касается секса, то безопасный во всех отношениях, он стал отличным средством развлечения с медицинским уклоном, вроде бассейна или шейпинга, увы!
   Любовь вернулась в семейные рамки, почти лишившись былого романтического ореола, и распространялась на потомков, предков и партнёров, изредка создавая завихрения чувств, правда в основном в сфере развлечений, то бишь на ниве различных искусств, виртуально-звуковых и виртуально-визуальных. К последним относилась литература, а именно печатное слово, перенесённое в общие хранилища памяти и вызываемое на личные виртуальные устройства по желанию читателей, вкупе с остальной связью, весьма общедоступной. Вот такие обозрелись генеральные картины в общем и целом, однако в своей личной частности Юлия опознала шокирующую ситуацию и не могла к ней привыкнуть, хоть застрелись, однако её потомки, включая Марину, смотрели на факт без особых эмоций.
   Сам факт заключался в том, что дочка Марины, Иола, когда решила обзавестись потомством, выбрала в виртуальные партнёры собственного дядю, Семёна, младшего брата матери, для того, чтобы обеспечить появление на свет точной генетической копии любимой бабушки Юлии. Наука без долгих споров поспособствовала, больших проблем задача не представила, такие прецеденты имели место в жизни землян, вплоть до повторения собственных персон самовлюблённых матерей, особо ценных партнёров, выдающихся предков и прочая, прочая, прочая.
   Таким способом на свет появилась Мирта. Не мудрено, что Юлия почти превратилась в описанный ранее растворённый соляной столб, опознавши себя в девочке. Иные близкие родные, как-то Марина, Сеня и сама Иола питали в отношении Мирты самые нежные чувства, даже в двойном объеме, видя в ней уменьшенную и улучшенную, надо думать, копию любимого существа, то бишь Юлии.
   Активные возражения случились лишь у мужа Марины, Олега: понятное дело, мужику всучили новое издание тёщи в упаковке внучки, к тому же вместо давно желаемого внука-мальчика. И увы, сама Мирта испытала и очень скоро выразила неудовольствие, как только достаточно подросла, чтобы понять. Девочке хотелось быть собой, уникальной личностью, поэтому генетический двойник в лице прабабушки её бесконечно раздражал и вызывал чувство не вполне здоровой конкуренции. Таковая выявилась чисто семейная, но довольно острая проблема в мире будущего. Это раз.
   Вторая, и весьма болезненная семейная драма случилась давно, но в продолжении многих лет оставалась столь же острой и даже делалась драматичнее. Или мело... Упомянутый муж Марины и зять Юлии, Олег воспринял перемены в мире резко негативно и оказался в числе меньшинства земного общества, в рядах так называемых отказников.
   Или нихилистов, однако слово было слишком одиозное на вкус Юлии, "отказники" устроили её больше, кроме того, что не устраивали совсем, в особенности имея в своих рядах близкого, почти родного человека. Ей чудился в том невысказанный, но персональный укор.
   Примерно и около сорока лет назад от настоящей, во всяком случае, показанной временной точки, когда человечество активно принялось осваивать и усовершенствовать преимущества "мутированных" растений, а именно, начало всё более массово и смело питаться, оздоровляться и строить бытовой комфорт на базе буйно растущего и гибкого донельзя "зелёного царства", некая активно думающая прослойка землян (в основном мужского пола) забила тревогу, а затем, отчаявшись переубедить основную массу, ушла в отказ. "Нихилизм" выражался в том, что отказники, как они декларировали, полностью отказались включаться в сферу воздействия "зелёных друзей".
   Они ели и пили только традиционно произведенные продукты питания, жили в бункерах цементно-каменного устройства без единой зелёной веточки и деревянной панели. (Справедливо опасаясь, что на первой однажды коварно вырастет мутированный апельсин, а вторая возьмет и обрастет разноцветным лишайниом в стиле ретро - такие случаи бывали и повторялись, невзирая на предпринимаемые предостророжности.)
   С медленно, но неуклонно текущим временем положение отказников, они же "нихилисты", становилось всё труднее и отчаяннее. Их семьи в большинстве не последовали за идейными борцами, остались на милость тожествующего "зелёного царства", мученики идеи невольно сбивались в коммуны в своих голых бункерах и питались остатками старых военных запасов, которых было кошмарно много и никому, кроме "нихилистов" они не требовались. Во-первых, войны сами собой как-то прекратились вместе с остальным насилием, даже выветрились из людского сознания или вымерли вместе с желающими воевать. Во-вторых, жители планеты приучились и привыкли питаться, как стало говориться "с куста", на воле или "из горшка" у себя по месту жительства.
   Общие "Зелёные друзья" обеспечивали, импровизировали и улучшали процесс с каждым годом всё динамичней. И, кроме упомянутых "нихилистов", остальные земляне практически забыли об иных способах питания, посему оставили ненужные сушёные и консервированные запасы на усмотрение желающих. Но... Не хлебом единым жив человек, как было однажды замечено, и отказники со временем осознали иное своё лишение: они старились, болели и шли по дороге жизни традиционным путём, а "предатели интересов человечества" - то бишь остальные, оставались вечно молодыми и практически здоровыми, остановившись на той возрастной точке, где их застала и охватила "зелёная" революция.
   Некоторые пожилые и вовсе старые "предатели" медленно, но верно шли обратным путём, возвращаясь, пускай не в первую молодость, но в цветущий возраст. Однако были и другие, те, кто не сумел встроиться в процесс, в основном "земную жизнь прошедшие до половины". Они должным старели и умирали, невзирая на зелёную помощь - но только те из них, кто не мог справиться с привычками насилия и злоупотребления, им "зелёные друзья" помочь не могли, хотя и старались. Вместе с ними, с "неустройниками", за последние двадцать лет или около того вымерли войны, насилие и преступность, исчезли с лица Земли, как допотопные динозавры. Но отказники остались, во всяком случае те, кто помоложе.
   Среди них Олег, муж Марины, бывший инженер-нефтяник, милый, весёлый молодой человек, любящий свою важную работу и молодую жену - таким Юлия его помнила.
   (Последующая информация выявилась частично из рассказа Марины, приуроченного к случаю, слегка адаптированного в плане эмоций, частично из потока сопровождающих рассказ воспоминаний, не адаптированных вовсе, потому...)
   Спервоначалу, пока "зелёная волна" не нахлынула, а всего лишь тихо подступала, Олег относился к растительным увлечениям жены и тёщи с добродушным снисхождением: молча смотрел, как они вслед за какой-то тёщиной приятельницей сажали, пересаживали и растили странные побеги, которые меняли вид и форму в зависимости от места и условий проращивания. Марина тогда ждала Иолу и молодой муж рассуждал, что чем бы она ни тешилась, пусть её... Занятие с множеством зелени казалось мирным и полезным для здоровья матери и будущего ребёнка.
   А проще - Олег не обращал внимания, до тех пор, пока Марина и тёща ни вывели свои дурацкие эксперименты на новый уровень: а именно стали подкармливаться плодами и листьями сами - вроде в целях профилактики и здорового питания, а главное, начали пичкать маленькую Иолу "зелёными" добавками. Сам Олег раз, навсегда и наотрез отказался принимать доморощенную "зелень" в любой форме и предупредил, что очень обидится, если это произойдёт тайком.
   Домашние не стали его переубеждать, но сами процветали на "зелёных" добавках, и Олег не спорил, пока однажды не увидел, как годовалая Иола деловито подошла к подросшему кудрявому дереву, сорвала нежный новенький лист и привычно принялась жевать. Вынуть "бяку" изо рта у девочки не представилось возможным, но Олег не остановился на тщетной попытке. Позже он имел серьёзный разговор с Мариной, однако с тем же негативным результатом, далее подстерёг тёщу и поставил ей жёсткий ультиматум: или она уберёт растительный хлам из их дома или уберётся с ним вместе восвояси. Понятно, что вежливый молодой зять выражал свои мысли иначе, однако он настаивал на том, что не желает, чтобы его дочь росла, как обезьянка среди этих насаждений, пора поставить предел.
   После долгих и очень нудных обсуждений был достигнут компромисс, который не устроил никого, жизнь "в джунглях" продолжалась, однако Иола в результате стала проводить больше времени на дому у бабушки и молодого дяди, а чего глаза не видят, о том душа не болит. Так, по крайней мере, казалось Олегу, а время текло.
   Очередной кризис в их семейной жизни совпал с дикой, внезапно появившейся модой домашнего "зелёного сыроедения", о котором заговорили всерьёз даже уважаемые средства массовой информации. Посему Марина вывела свои сформировавшиеся дурные привычки из заговора молчания, лихо принялась осваивать возможности домашнего сада-огорода и прекратила готовить традиционную пищу. Олег вновь отказался участвовать, стал покупать обычные продукты и готовить себе сам, испытывая в душе всяческого рода терзания, главным образом его угнетало ущемлённое мужское самолюбие.
   Имела место и грубая ошибка Марины: в отличие от основной массы увлечённых женщин-хозяек, она не стала кормить мужа тайком продуктами домашнего изготовления, выдавая их за привычную пищу, с тем, чтобы глава сесмьи убедился, что давно ест и пьёт ЭТО, и никакого вреда не ощущает, кроме всяческой пользы. Основная масса земных мужчин, как водится, была вовлечена в "зелёную революцию" помимо воли и поставлена перед фактом постфактум.
   Однако Олег не только отстал от массы, но возвёл свои принципы в степень, поставил их над домашним миром и ладом. Кто ж спорит с женой о домашних принципах? Только очень недалеко смотрящий муж...
   Однако, как бы то ни случилось, но оно случилось. Раздельное питание в их семье продолжалось, притерпелось и почти не приносило вреда до того момента, как внедомашняя деятельность Олега претерпела крайний ущерб, и вновь растения стали тому виной. Уже не домашние, а вполне промышленные.
   Индийский факир с непроизносимым именем получил Нобелевскую премию за новейшую технологию, соединившую биологию с физикой: он построил и предложил внедрить в производство солнечные, точнее световые, батареи на основе вечных одноклеточных водных растений. Выглядели они, как линзы различных размеров и вариантов, ловили фотоны, плюсовали и адсорбировали исходящую энергию от живых организмов, далее превращали весь коктейль в электрические токи малой мощности, собираемые на батареи. Собранные вместе, линзы могли аккумулировать безопасный, но мощный заряд, таким образом приводить в движение механизмы, которые действовали ранее на основе внутреннего сгорания материи. В частности моторы всевозможных двигателей.
   Через какое-то время после обкатки полезного пустяка оказалось, что уголь, нефть и газ могут спокойно обретаться в недрах, сколько бы их там ни осталось - линзы всяческой конфигурации справлялись с задачей на диво тихо и справно. Посему Олег остался без занятия, которое давало ему стимул к внешней жизни, а переучиваться и встраиваться в новые условия он не пожелал. Отчасти потому, что оставшись не у дел, всмотрелся в домашнюю жизнь своей семьи и ужаснулся.
   Кстати говоря, времени прошло достаточно, полжизни по старым параметрам. Олег вступил в нормальный средний возраст, когда в мирные времена человек подводит итоги и критически озирает прошлое вкупе со своими достижениями. И то, что бедняга увидел у себя дома, привело Олега в состояние, близкое к реальному помешательству.
   Не то, что бы ранее от него что-то скрывалось, намеренно либо нет, отнюдь, однако до того, занятый важными профессиональными заботами, Олег не особо утруждал себя, считая образ жизни своих домашних обычными женскими пустяками, не стоящими реального внимания. Однако, вглядевшись, Олег увидел и осознал.
   Во-первых, Олег вдруг сообразил, что его жена Марина, будучи реально вполне в среднем возрасте, смотрится и ощущает себя ни на день старше, чем двадцать лет назад, и, будучи практически его ровесницей, кажется молодой женой при пожилом супруге. Это оказалось достаточно обидно.
   Во-вторых, и гораздо хуже того, дочка Иола, хорошо перевалившая за двадцать, выглядит и чувствует себя не старше шестнадцати лет, а то и меньше. Как говорили раньше, развитая и здоровая аксельратка, Иола не взрослела, ни гормонально, ни эмоционально, а многие годы оставалась умным, приятным, но почти бесполым ребёнком.
   Поведение и интересы у неё были совершенно детскими: Иола активно занималась учением, то бишь сбором всяческой информации через компьютер, вознёй со своими личными растениями, которые у неё вышли из-под контроля и творили сомнительные чудеса, и общением с собакой Деткой - огромной снежно-пепельной скотиной, бесполезной и ласковой до отвращения. Иола всерьёз уверяла, что они с Деткой ведут несложные беседы на внесловесном уровне, и это подтверждало некоторое отставание в развитии взрослой девушки.
   Кстати, по мировым линиям компъютера Иола имела связь с такими же осталыми чайниками, взрослыми детишками из района Тихого океана, они обильно хвастались на форумах, что общаются с особой породой мутированных дельфинов, выходят к ним в море и ведут беседы наполовину из свиста, но частично мысленными образами. На форумах имелись картинки, их Иола выводила в голограммы и лепила на стены, так что отец имел возможность обозреть красивого, как полинезийский бог таитянина или гавайца, в синих морях и с пёстрым дельфином в обнимку.
   Или практически голую девицу в буйной шевелюре с единственным белым цветком у виска, та сидела на краю бассейна и вздевала венок-гирлянду на башку очередного морского зверя, а тот разевал пасть в идиотской ухмылке. Кроме всего прочего, обе они, Марина с Иолой, взрослые женщины, ходили по заросшему зеленью дому почти нагишом зимой и летом, спали на охапках сена или в ванне с сорняками, а собаку кормили жирными гусеницами, обильно водящимися в старинном тёщином кресле, что было невероятно противно.
   Сама тёща появлялась изредка, чаще к ней переправлялась Иола, но когда старуха бывала у них, то не проявляла признаков дряхлости, оставалась бодрой дамой неопределённого возраста, причём ходила в модных цветных комбинезонах комбинированного вечного костюмчика.
   С явственным ужасом и боязнью за свой и чужой рассудки, Олег понял, что время для них остановилось, женщины живут припеваючи в дешёвом зелёном раю, тешатся странными иллюзиями и не понимают, что давно деградировали умственно почти непоправимо. Особенно дочка Иола, она под влиянием растений и матери с бабкой превратилась почти в дебилку, остановилась в развитии без всякой надежды на будущее!
   (На самом деле Иола оказалась одной из первых в Европе "детей луковицы", как их потом назвали. На Тихом океане явление процветало давно, но не особенно замечалось и никого не волновало. "Дети луковицы" отличались от обычных тем, что на диво эффективное физическое их развитие вставало на примерной точке где-то до переходного возраста и много лет после они оставались детьми, но только гормонально, во всех остальных отношениях развиваясь отлично и более того. Задержка тянулась у них примерно лет 10-12-15, после чего детки лука и пальмы наверстывали своё с лихвою, делаясь просто неотразимыми мужчинами и женщинами.
   Однако первые ростки такого "лука" взолновали родителей и общество почти до паники. Только не Марину и не тёщу Олега, обе идиотки оставались растительно благодушными.)
   Когда Олег тщательно обдумал ситуацию и взвесил варианты её изменения, то пришёл к печальному выводу, что прямых способов воздействия на семью у него не имеется и не предвидится. Кормильцем и покровителем он перестал быть очень давно, домашние дамы кормились чем попало и растили псевдорайские яблочки на личный вкус, дом произрастал сам собой и предоставлял дикий растительный комфорт, хотя Олег принципиально не пользовался. Он спал в своей комнате на железной кровати под ветхими простынями и стирал их в ванне вместе с одёждой, когда удавалось вычерпать оттуда торфяное болото с осокой, хотя Марина убеждала его поберечь силы и бросать бельё в воду: мол, растения сами постирают. Финансовая проблема бытия тоже давно разрешилась, точнее, сама по себе исчерпалась и возможностей управлять семьёй не давала.
   Незаметно, но очень постепенно во всем подлунном мире, реальные деньги, получаемые за труд и разными другими способами, повсеместно исчезли из обращения. Заменились в начале процесса виртуально-энергетическими карточками, далее незримыми и почти неощутимыми "отпечатками", или импульсами. Каждый персонально обозначенный индивиидуум, когда производил общественно значимые ценности, делал, как оказалось, особый вклад во всемирную энергетическую копилку, или так всем понравилось считать.
   Короче говоря, заработанная плата за общественный труд самовольно начислялась в единицах энергии, и работник мог её достать сначала из банков и денежных автоматов (далее обернувшихся полосатыми будками или столбиками с прорисованными силуэтом молнии) просто протянув руку или сказавши: "сезам отворись" либо другое слово на выбор.
   Понятно, что в приливе "зелёной волны" обычные бытовые нужды граждан затрат денежной энергии не требовали: каждый, кто мог и хотел (а постепенно практически все), обеспечивал себе домашний стол и комфорт, минимум одежды и общественное питание совершенно даром, как дышал общим воздухом или пил воду из фонтана. Энергетические деньги требовались только на неживые предметы, созданные путём высоких технологий, некоторые виды искусства, а так же на связь и транспорт, особенно дальнего следования.
   Видоизменившиеся автомобили (на самом деле ставшие тележками на электротяге, без элегантности и скорости) полностью перешли на питание солнечными линзами, которые производились, как газированная вода автоматами. Потом каждый мог создать личное вместилище энергии и носить его с собой, линзы-накопители стали гибкими и прозрачными, как пластиковые пакеты и столь же банальными. Только что не валялись под ногами, как мусор, но это потому что линзы-накопители со временем сами собой дезинтегрировались, если энергией никто не пользовался.
   Что касается семьи Олега, то домашние давно обеспечивались не только элементарно, то и энергетически, отказавшись от приличной зарплаты Олега ещё в те времена, когда её выплачивали почти реальными деньгами на банковскую карточку. В промежуточные времена энергетическую валюту носили в их дом тёща и Семён, брат Марины, пока Иола, а потом и Марина не выучились брать фантомную зарплату за свою учёбу.
   Оказалось, что когда обе сидели за машиной, в особенности Иола, то они не столько потребляли ненужные знания, сколько вносили особого вида низковольтное электричество во всемирную сеть, тем самым обогащая её. Кстати, этому можно было учиться, чем моложе был ученик, тем лучше у него получалось. Однако взрослые люди тоже имели такую возможность, Марина быстро встроилась, но Олег вновь отказался.
   Таким образом немалые денежные и виртуальные накопления главы семьи уходили на него же, тратились на всё более редкостные и дорогие предметы быта, независимые от "зелёного врага" и на поддержку общеста "нихилистов", не все из которых были так хорошо обеспечены, чтобы позволить себе идейно правильную антикварную пищу и нужные предметы исчезающего быта.
   Это было как раз на полдороге времен, затем "нихилистов-отказников" стали обеспечивать с дорогой душой, предоставляя им место на заснеженных полюсах и в пустынях вместе с полной возможностью потреблять остатки неликвидов, подлежащие разложению за полной ненужностью. Однако в том текущем моменте...
   Олег был отлично осведомлён, что не он один, а практически всё земное сообщество находится в недоумении, точнее, в промежуточном состоянии духа. Симбиоз с растениями-мутантами в процессе эволюции разрешил многие проблемы, довлевшие над хомо сапиенс с незапамятных пор: в ходе недолгой, но плавной эволюции ликвидировал голод, страх и насилие, сделал всех и каждого независимыми от воли других, судьбы и враждебной природы, однако при том вывернул жизнь наизнанку и почти разрушил наработанные долгими веками людские ценности практически до самого основания. А что затем?
   Хотя, надо признать, что в целом реальное земное сообщество от самых образованных верхов, до почти не думающих социальных низов (если можно так некорректно выразиться), относилось к проблеме достаточно бездумно, точнее будет сказать - с неколебимым оппортунизмом.
   Люди радостно пользовались явившимися преимуществами и активно совершенствовали их себе на благо, а о неприятном, то есть о разрыве времен и традиций, старались не думать или делали вид, что ничего особенно вредного не происходит. Все живы и здоровы, почти никто не жалуется, каждый делает, чего душа пожелает, кому плохо?
   Однако Олег, будучи человеком сознательным и думающим, полагал, что остальное человечество ошибается и зарывает голову в песок наподобие сообщества страусов, и что негативные последствия с течением времени выявятся, но тогда будет поздно.
   И только те из современников, кто не примирился с удобным злом и подготовил себя и близких к неизбежному концу пагубного заблуждения, может рассчитывать на выживание в грядущем кризисе. (Очень знакомые мотивы, особенно насчёт конца времён и отделения овец, то бишь праведников, от козлищ, именно от всех многочисленных остальных. ... думала Юлия, точнее, не совсем думала, а отмечала между всем остальным.)
   Тем не менее Олег, отнюдь не смущаясь банальностью своих убеждений, решился повлиять на семью единственным способом, оставшимся в его распоряжении, а именно подготовил, отрепетировал и зафиксировал на диктофон (или современный его заменитель) страстную речь, почти что проповедь, каковая должна была убедить Марину с Иолой, что дальше так жить нельзя. Что они должны задуматься, а задумавшись, прийти к единственному верному выводу, что дальше так жить нельзя.
   (...Великий русский писатель, Лев Николаевич Толстой, находясь под наркозом перед небольшой операцией, тоже начал произносить монолог.
   "Друзья мои!" - воскликнул он из глубин души. - "Так жить нельзя!". Однако, произнеся это, классик впал в глубокий искусственный сон, а очнувшись, никогда не упоминал, как же, собственно жить можно.
   ...Вновь отметила Юлия между делом и тут же позабыла.)
   К своему несчастью, в отличие от классика российской словесности Олег ухитрился изложить проповедь почти до половины, поэтому последствия оказались такими тяжкими. Понимая, что на сознание женщин следует воздействовать эмоционально, Олег решил, что Марину стоит встряхнуть, делая упор на материнские чувства, пробудить вину перед пострадавшим взрослым чадом.
  -- Посмотри на девчонку! - произнёс Олег обдуманно и с благой целью причинить боль он знал, что без боли лечить нельзя. - Она у вас почти превратилась в дебилку, в слабоумное и бесполое существо! Тебе её не жаль?
   (Данная сценка из жизни, упомянутая Мариной вскользь, в максимально щадящем варианте, запечатлелась, тем не менее, у неё в памяти намертво, со всеми ненужными подробностями, и Юлия восприняла картинку, как живое реальное событие, со всеми привходящими эмоциями.)
   Олег, как и хотел, добился желаемого результата: Марине стало очень больно, но не потому, что её ознакомили с горькой истиной. Ей было нестерпимо видеть, слышать и ощущать агрессию Олега по отношению к близким людям, но это оказалось неважно. Худшее произошло затем и оттого, что больно стало Иоле - не лично, а за Марину. Девочка приняла эмоцию матери с полной силой и невольно отправила волну обратно.
   Иола примерно знала за собой возможности по этой части и обычно их контролировала, а тут не успела.
   Олегу показалось, что расписной и обросший потолок квартиры мигом упал ему на голову и рассыпался сияющим звездопадом, разнося мозг на мелкие атомы. Далее он не помнил ничего, дар речи вернулся к нему на вторые сутки, из дома он ушёл на третьи, после того как Иола сняла остаточную боль движением кисти, но сделала предупреждение, неловко замаскированное под извинение.
  -- Я не хотела, это вышло нечаянно, прости меня, - искренне покаялась великовозрастная могущественная девица. - Но, видишь ли, я не могу сдержаться, когда обижают маму. Тут я себя не контролирую, ещё раз прости меня. Вышло, конечно, чересчур резко.
   Разумеется, терпеть подобное обращение с собой Олег не смог и ушёл жить к друзьям нихилистам, некоторые из них покинули семьи примерно при тех же обстоятельствах.
   (Проблема, приблизительно в те же поры или чуть раньше, обозначилась во всем безобразии повсеместно и практически привела к разрушению патриархальных семей и заменению данного вида совместной жизни на более свободные формы сожительства мужчин с женщинами и детьми.
   Детишки во всём мире, подрастая и поднимаясь на растительно-мутантной кашице, стали сызмальства проявлять неприятные свойства, а именно не позволяли агрессии по отношению к себе, к своим матерям или к иным любимым существам, включая кошек, собак и рыбок.
   Иной папаша или чужой дядя, преимущественно горячего нрава, только намеревался дать подзатыльник чаду, призвать к порядку жену или пнуть псину - и не осуществивши намерения, вдруг резко захварывал животом или головой, после чего забывал обо всём ином на свете, кроме своего неприятного состояния.
   Нескольких разов каждому нормальному мужику вполне хватало, чтобы проследить и обозначить источник дискомфорта, но реакции следовали самые разные. Те из самцов вида хомо сапиенс, кто оказывался поумнее, сдерживали себя, отчасти потому, что хлеб насущный стал к тем временам произрастать в женском ведении, однако особо самолюбивые личности пытались убедить домочадцев оставить порочную практику, и претерпевши фиаско, уходили в никуда от неблагодарных баб и опасных сопляков, которые иногда не знали по крайнему малолетству, что и как они творили.
   Попробуй, убеди милых деток, что мужская агрессия - неотъемлемое право сильного пола, плата за покровительство и выживание слабых, как велось с незапамятных пор.
   Кстати, сами слабейшие, то бишь женщины и детишки в массах, отнюдь не миновали "зелёных" методов этического воспитания, только среди них процессы происходили нежнее и более косвеннымыми путями. На самом деле, "зелёная педагогика" исходила вовсе не от плодов, стеблей и листьев и таилась не в одноклеточной флоре, обильно симбиотирующей с живыми организмами. Главные процессы текли и формировались в психике реципиентов, которую "зелёное" окружение подпитывало и укрепляло на диво, так что течение внесознательных чувств и импульсов передавалось "зелёным друзьям " и мгновенно вызывало у них реакцию, которая в свою очередь отзывалась на людях, точнее воздействовала на психику сложными, в основном химическими путями, в принципе воздушно-капельным способом. Приблизительно выражаясь, реципиент получал порцию ингаляции, ещё более примерно, отчасти нанюхивался "зелёного" лекарства.
   И получалось, что неавторизованная агрессия, направленная вовне, особенно на разумные существа или на связанные с ними растения, обращалась внутрь источника, то есть агрессор как бы смаху наступал на грабли и бил себя тем больнее, чем яростнее и невнятнее были тёмные чувства, направленные против ближних.
   Но однако не на всех подряд. Как-то выявилось, что заботливые "зеленые пастухи" людского стада не вмешивались в разборки взрослых самцов, как бы соображая, что вызванные мужскими гормонами постоянные попытки конкурировать между собой в поисках сильнейшего, составляют неотъемлемую часть мужской психики, и лишить самцов привычной игрушки - будет делом вредным и грубым.
   Другое дело, что сами мученики тестотерона могли бы направить выделяющуюся энергию в более конструктивное русло или соревноваться между собой более приятными способами, чем агрессия и физическое насилие. Но, увы, не все самцы были способны на подвиг сублимации. Переучивать неспособных "растительная" эволюция не могла или не пожелала, как впрочем любая. Она, голубка, общая для всего живого, действует по принципу цыгана из старого анекдота: он смотрит на орду своих грязных донельзя детишек и размышляет, что легче - этих вымыть или новых наделать? Так вот любая эволюция, включая растительную, в отличие от цыгана, не особо размышляет, а прямым способом выбирает радикальный путь: выращивает новых, с более подходящими свойствами.
   Вследствие чего, те из людских самцов, кто желал конкурировать среди себя, получал полнейшую свободу делать это любыми способами, вплоть до желаемого кровопролития, "зелёные друзья" не вмешивались, лишь залечивали раны в процессе питания и прикладывания примочек, хотя хирургической помощи оказать не могли и мёртвых не воскрешали.
   Постепенно, самцы, склонные к насилию, прореживали собственные ряды своими силами, а оставленное ради мужских забав потомство, если имело неприятную наследственность, то изживало её самостоятельно, хотя и с "зелёной" помощью, каковая включала сознание, блокирующее бунт гормонов. Через какое-то обозримое время склонные к насилию индивидуумы, к тому же не сумевшие встроиться в растительно-питательно-лечебный симбиоз (у них очень худо получалось), вымерли сами собой в течении конкуренции или от преклонных лет, унося заодно войны, оружие и иное насилие всяческого рода, персональное или же организованное.
   Что касается женщин и детей, то их эмоциональные импульсы, особенно негативные, лишенные мощной гормональной подпитки, во-первых, были не такими деструктивными, а во-вторых, более дифферентными, то есть чуть посложнее структурно, могли разлагаться на составные части и таким образом рассеиваться. Чем "зелёные друзья-воспитатели", точнее же воспитуемые в глубине своих душ активно, хотя и бессознательно пользовались. Скажем, мамаша или бабуля, доведённая до крайности, вполне могла замахнуться на зловредного младенца, скажем, деревянной ложкой, но стукнуть у неё не получалось, что-то непременно отвлекало: скажем, звук раскрывшегося невовремя бутона, внезапный порыв запаха, знакомого или наоборот, а чаще всего лепет и улыбка милой крохи, успевшей забыть о своих вредных привычках.
   По тому же принципу отвлечения женщины и дети прекращали ссоры между собой, частично потому что взаимная агрессия неприятно отзывалась на личном восприятии вовлечённого, всем становилось дискомфортно и противно, и тотчас возникал отвлекающий фактор, как бы между делом.
   Таким образом до обращения агрессии на себя дело у слабейшей части человечества не доходило, просто не успевало. "Ибо их царствие небесное", как говорилось в одной довольно туманной, но со временем проясняющейся проповеди. Однако, данный комплекс размышлений шёл у Юлии на фоне, а история зятя развивалась как основное сценическое действо. )
   Как бы там ни случалось с остальными мужскими массами, а для Олега своя печальная реальность была единственной и неповторимой. Семья отвергла его (так Олег искренне полагал), современные условия жизни бесконечно удручали, и смысл существования он нашёл в сопротивлении в кругу единомышленников, они же нихилисты и отказники. Поначалу "коммуна" сопротивленцев проклятому "зелёному" режиму базировалась в Подмосковье на хиреющем военном аэродроме, и Олег поддерживал какие-то связи с семьёй, даже надеялся, что они одумаются и исправятся.
   Время малозаметно, но двигалось, и подошёл момент, когда Олег почти воспрял духом и стал надеяться на перемены к лучшему. Не во всём мире, увы, пока что в мире своей на время оставленной семьи. Иола наконец стронулась с мёртвой точки вечного детства и практически в одночасье превратилась в очаровательную женщину, ушла из дому и от бабки, поселилась среди молодёжи и стала вести взрослый образ жизни. Даже посещала отца в схиме, правда, пыталась убедить его вернуться, если не к матери, то в мирскую жизнь. Разумеется, тщетно, но сама идея Олегу льстила, к тому же он стал надеяться, что без влияния матери и бабки Иола одумается скорее, сможет оценить его жизненный подвиг.
   Ещё немного спустя (время шло не месяцами а незаметными годами) Олег узнал от Марины, что Иола хочет вернуться домой, потому что ждёт ребёнка. Новость пробудила в отце и будущем деде комплекс сложных, но настоятельных чувств. Хотя о муже Иолы речи не заводилось, однако факт к тем порам перестал быть скандальным, такие наступили времена, и Олег особенно не удручался. Напротив, у него сформировалась идея, диктующая возвращение в постылый дом, с тем, чтобы там влиять на дочку и, главное, на будущего внука, воспитать его в правильном духе, тем самым получить надежду на будущее и оправдать своё доселе весьма нудное существование.
   Поскольку "коммуна" отказников медленно, но верно деградировала и хирела наперегонки с аэродромом. Новых людских поступлений не являлось, а нередкие приверженцы насилия, примыкавшие к мирным поселянам-нихилистам, вносили неприятные акценты в идейное житьё, хотя часто менялись в результате ротации или, хуже того, безвременной кончины, в основном в результате злоупотребления немерянными запасами спиртного, оставшегося в недрах военных запасов. Растения-мутанты вполне могли производить алкогольное питьё, по особому требованию варили слабую приятную бражку, однако она не могла удовлетворить насущные запросы контингента, привыкшего к убойному питью. Так вот...
   Олег в деталях обдумывал будущую жизнь в семье с прибавлением, решал для себя, станет он ставить условия для своего возвращения, либо попробует изменить порочную практику незаметно и ласково, постепенно идея захватывала его всё более и более. Тем ужаснее стало разочарование, когда Олег узнал от самой Иолы, что она запланировала девочку и в технические отцы выбрала собственного дядю, Семёна, с неслыханной целью повторения чёртовой своей бабки Юлии. Каковая, Олег полагал, и была краеугольным камнем всех зол их несчастной семьи. Кто как ни она?
   Понятно, что о воспитании будущего уродца Олег мечтать не мог и не хотел, бывший дом стал ему противен в энной степени, и, совершив напрасную попытку отговорить дочь от чудовищного проекта, Олег порвал отношения с семьёй напрочь. Он запретил не только Иоле, но даже Марине навещать себя или черпать информацию о здоровье и житье. Это, было, конечно, жестоко, но иначе Олег поступить не мог и не хотел.
   Переживши удар и залечив душевную травму, Олег включился в работу сузившейся, но всемирной организации нихилистов и стал во главе переселения определённой их части на Северный полюс, где среди вечных льдов и в объятиях полярной ночи они стали коротать неизбывное время среди технических достижений предыдущей эпохи, отчаянно не допуская в свою обитель никаких научных и прочих послаблений.
   Именно там, среди дивно прекрасных северных сияний и вызванных ими помех связи, Олег узнал самую ужасную новость: как в Южных Морях, на немерянных водных просторах незаметно поднялся из волн и пустился в апокалиптический путь доселе никому не ведомый обширный остров, сразу названный Атлантидой. Имя мгновенно прижилось.
   Олег понял, что конец времён недалёк и заключился в себе, не стал тревожить собратьев по пассивному сопротивлению, таил жуткие предвидения в глубине души, но почему-то возобновил краткие и редкие сообщения с бывшей семьёй. В особенности его интересовала внучка, названная Мирантой, он даже просил пересылать её изображения по устаревшей, но исправной компьютерной сети, ею отказники по праву пользовались.
   (В полном сокрушении сердца, хотя непонятно, где оно находилось, Юлия осознала, что при иных декорациях, но история дочки повторила её бывшие семейные проблемы и пришла к тому же грустному результату.)
  
   НЕОЖИДАННЫЙ ФАСЕТ ПРИЗМЫ
   (Прошлое переплелось с настоящим, как пара вещих змей, кто угодно ногу сломит)
   Муж Юлии, Иван, отец Марины и Сенечки, покинул семью почти в тех же обстоятельтвах, а именно не пожелал мириться с тем, что дети растут не так, как ему виделось правильным, а жена им потворствует. Точнее, главным злом в их семейном быту Иван полагал упорное нежелание супруги Юлии перестроить жизнь и личности остальных в соответствии с пожеланиями главы семьи. Юлия отказалась подстраиваться сама и мешала лепить личности детей по строгой модели, предложенной мужем.
   Дочка Марина училась в средней школе, сын Сенечка закончил первый класс, когда Иван, умный, порядочный человек и любящий семьянин, не смог пережить разочарования, ушёл из дому и переехал к родителям в Каунас, откуда был родом. Отец Ивана, отставной полковник Фёдор Лучников, выйдя на пенсию, поселился в Прибалтике, на родине жены Иолы, дома Ивана звали Ионасом, однако не это оказалось важным.
   Семейная гроза в доме Лучниковых-младших скапливалась постепенно, но с неизбежностью рока. Пока детишки были маленькими, Иван отмечал и пресекал излишнее баловство со стороны матери, однако без особого усердия. Сложности начались, когда дочка Марина, умница и отличница, не проявила склонности к точным наукам и спорту, а, успевая одинаково по всем школьным предметам (отец полагал с горечью, что от одного безразличия), интересовалась лишь полными пустяками. А именно очень искусно и творчески вырезала из бумаги и раскрашивала картинки, затем сложные сцены с фигурками людей и животных или растила в жестяных банках сорную траву, вздорно полагая, что однажды сорняки зацветут небывалыми яркими красотами.
   Любые попытки заботливого отца направить интересы умной девочки в надлежащее русло были встречаемы пассивным, но явным и неуклонным сопротивлением. Шахматы и шашки, головоломки и загадки с цифрами вызывали у Марины зелёную тоску, а секцию спортивной гимнастики девочка самовольно сменила на секцию художественной, далее забросила и этот вид спорта. Вместо того занялась коллажами и вышивкой к окончательному ужасу научно-ориентированного папаши.
   А мать девочки, занятая своими не менее вздорными делами (в те годы Юлия преподавала историю костюма в текстильном институте и пыталась собирать материал для диссертации) ничем отцу не помогала, напротив, хвалила дочку за старания и успехи, хотя бы и на абсолютно никчемном поприще! Иван с трудом переживал разочарование в дочери, но утешал себя, что, мол, ладно. Пусть её, это девица, вот выйдет замуж и будет вышивать мужу подушки! Иван сосредоточил надежды на младшем ребёнке, на Сенечке, полагая, что из сына он вылепит то, чего так сильно желает, напишет на этой чистой доске положенные письмена. Но увы...
   Сенечка пошёл в первый класс с букетом алых гладиолусов и закончил учёбу весной, когда рано расцвел шиповник, с одними двойками в табеле. Скорее всего, униформность оценок имела педагогический характер, знак тревоги направлялся в сторону родителей, а для не беспечного чада, как впоследствие сообразила Юлия.
   Мальчишку даже хотели оставить на второй год, Юлия с трудом и почти со слезами уговорила завуча, что за лето она выучит сына искусству чистописания, читать Сеня умел с пяти лет. Однако в начальной школе выдвинулись иные требования, с которыми парень не мог справиться, просто не понимал, чего от него хотят. И был вполне прав: когда Сеня вырос, оказалось, что искусство письма от руки стало орнаментальным, а письменная работа исполняется машинным способом, без бумаги с полями, карандаша и ручки, каковые доставляли мелкому Сене столько ненужных страданий и наполняли сердца учителей и папаши праведным гневом, смешанным с неприятным недоумением.
   Иван в сердцах и в ссоре назвал сына умственно отсталым, получил удар настольной лампой по черепу от руки обиженной матери и вслед за тем очень скоро перебрался в Каунас, к родителям. Очень грустно. Предмет формального раздора, мальчик Сенечка, в те поры не дорос до осознания семейной драмы. Труднее всех досталось Марине, она даже не имела печального утешения, что сама виновата, как справедливо полагала Юлия. Конечно, ей не стоило давать волю рукам и подвергать мужское самолюбие столь тягостным истытаниям, сообразила она потом, когда стало окончательно поздно.
   Иван к семье не вернулся, однако, как человек долга исправно помогал материально (вплоть до исходного, то бишь настоящего (?) времени, хотя интересовался семьёй минимально и выросших детей почти не видел.
   Марину в те времена никто не винил, поэтому девочка считала себя виноватой втайне и вдвойне, как это часто бывает с подросткам при семейном крушении. Подспудно девочка понимала, что отец ушёл из дому не вдруг и не из-за Сениных двоек.
   Марина знала, что Иван давно жил в разладе с собой и в недовольстве семьёй в целом, и ею, Мариной, в частности. Хотя Марина не позволяла сбивать себя с толку, но отца она любила, уважала и хотела добиться его одобрения. Но только чтобы он оценил её, а не воображаемый образ идеальной дочки. Конечно, ничего подобного Марина в свои 12 лет ни понять, ни изложить не могла, потому винила себя и страдала молча
   (Однако, тут они обе враз припомнили, каждая по- своему, в разных временах и обстоятельствах. Вот тут Юлии стало туго или круто.)
   Ранним тем летом, вслед за уходом Ивана, пока у Марины длилась школьная практика, на этот год с растениями в теплице (!), побег в банке у нее на подоконнике вдруг выбросил стебель, и на нём закачался бутон.
   Несколько лет подряд невзрачное растение, более всего похожее на осоку, росло в жестяной банке и имело неприглядный вид. Отец Иван всячески убеждал Марину, что таким оно и останется, потому что растения имеют чёткую программу развития, а иначе полагал только академик-шарлатан, известный в прошлом Трофим Лысенко и его строго лженаучная школа противников генетики.
   Девочка слушала отца, но продолжала поливать и подкармливать сорняк в банке, на самом деле из упрямства, без особых ожиданий. Правда, в детстве, учась в первом классе, Марина принесла выкопанное невесть откуда растение и заявила, что непременно вырастит из него аленький цветочек, она постарается, и у неё получится.
   И ещё... Вновь много лет назад, практически в детском возрасте, Марина увлекалась раскрашиванием альбомов с картинками, что Юлия поощряла, а отец считал дурацкой блажью: хоть бы рисовала, а то! Никто толком не помнил, какими путями к ним попал альбом с ботаническим уклоном, там предлагалось раскраска известных цветов по предложенным моделям, приближенным к действительности. Марина дивно раскрасила весь альбом, особенно хорошо вышла тигровая лилия:бледно-оранжевая с бархатными точками Раскрашенный от руки, цветок смотрелся лучше, чем образец в альбоме, что-то получилось у девочки с оттенками и их переходами, цвета просто изливались в гармонию и радовали глаз. Юлия предложила сохранить рисунок-фантазию, Марина окантовала листок с лилией и без особой цели повесила над письменным столом, где он отличным образом сохранился. Иван в рамках рационального воспитания неоднократно предлагал убрать следы детских увлечений, засорявшие дом, и картинка-самоделка с неправдоподобной лилией частенько служила примером никчемности занятий дочери, наряду с сорняками на подоконнике. И вот...
   Когда бутон на сорняке налился и расцвёл, он оказался точной копией той самой лилии, причём оттенки цветов повторили рисунок, отнюдь не оригинал. Марина не поленилась, разыскала альбом в груде бумаг на антресолях и сверила варианты. Пока она удивлялась, в жестяной банке показался второй бутон и расцвёл с теми же переливами красок. Как девочка задумала, так оно во временем и вышло, однако же! Марина в тайне от матери сфотографировала достижение и послала картинку в Каунас, по адресу бабушки и деда Лучниковых, чтобы они обязательно передали отцу.
   Чего она собственно хотела и добивалась, девочка толком не знала, но ей виделось, как Иван смотрит на получение и думает, что, может быть...
   Может быть, отец поймёт, что долгие годы возни с никчемным сорняком наконец выявили его изначальную сущность, что одичавшая на воле тигровая лилия вернулась в культурное состояние и вознаградила дочку за упорство и старания. То есть, что она, Марина, а не лилия, вполне достойна уважения и одобрения отца, даже по его строгим параметрам.
   (Так думала более чем взрослая Марина, пока беседовала с внучкой, вовсе не упоминая в разговоре эпизод с лилией, просто мысли шли параллельным руслом, ей вспомнился отец, Иван Лучников, увы, давно покойный, и бабуля Иола, умершая, когда Марина была в отрочестве.)
   Тем летом Марина получила ответ от бабушки, та вполне одобряла цветок, приглашала Марину в гости и обещала снабдить девочку любыми семенами и луковицами для дальнейших трудов, в бабушкином садике всего предостаточно. Эпистола была исполнена рукой деда Фёдора, поскольку бабуля Иола, хотя очень прилично говорила по-русски, но с письмом затруднялась, почти, как Сенечка.
   Только от отца девочка не получила ответа, правда дед добавил в приписке от себя, что, мол, вот она или они с братом приедут в пригород Каунаса, и тогда все увидятся, отец поведёт их в музей Чурлёниса, если внучка интересуется искусствами. Однако отписанный проект остался без продолжения: то ли Иван не выслал отдельного приглашения, то ли выяснилось, что он живет в доме у родителей не один, а с приятной учительницей русского языка, тоже дочкой отставного военного, который настаивал на скорейшем разводе будущего зятя, чтобы жизнь шла по правильному руслу. Бабушка Иола и дед Фёдор в дальнейшем сами приезжали в Москву с визитами, и оставили у детей самые лучшие воспоминания. Марина с бабулей подружилась и потом назвала дочку в память о ней.
   (Однако, включённая в поток семейных воспоминаний, растворённая в воздухе плавучего дома, вполне виртуальная Юлия отметила памятный фрагмент с цветком лилии по иному параметру. Понятно, что в те дальние времена она не имела понятия ни о каких умобактериях, и расцветший желанной лилией сорный побег не вызвал удивления: мол, бывает всякое, а, впрочем, девочка и впрямь молодец - вот и всё!
   Однако теперь...Теперь она осознала, что её личные фантастические посевы, брошенные в земную почву совсем недавно, оказывается, дали робкие всходы очень давно, причём в её личной семье, но прошли незамеченными за иными делами и проблемами. Однако!
   В голове у Юлии (которая тоже непонятно где находилась) прошлое напрочь переплелось с настоящим будущим, в результате чего возник и проявился момент прозрения, воспринятый довольно смутно на фоне дичайшей путаницы во временах. Поэтому не вполне явно осознанный поначалу.
   Юлия увидела реальное событие из прошлого Марины и собственного будущего, причём такое, какого Марина помнить не могла, потому что узнала из вторых рук. Данное рассуждение также потребовало неких умственных усилий, которые почти исчерпали...
   Юлия узнала себя в наполненной умными растениями комнате своей квартиры, услышала звонок внешнего телефона, затем воплотилась, как во сне, в будущую Юлию, взявшую трубку, и услышала почти забытый голос бывшего мужа. Иван узнал от Сени (с которым имел нечастые сообщения), что у Марины случилось прибавление семьи и девочку назвали Иолой в честь его матери. Иван выражал признательность и просил сообщить координаты дочери, желательно компьютерные, если она числится в Интернете. Ему бы хотелось получать визуальные сведения о внучке Иоле, если это возможно, пусть бы Марина слала ему по сети фотографии девочки. Или ММС, если у неё имеется подходящий мобильный телефон.
   Очень деловой состоялся разговор, прошлая и будущая бабушка Юлия не имела ничего против и вскоре передала Марине предложения и приветы от отца.
   Этот момент явился нечётко, словно стёртое изображение со старой открытки, скорее угадывался. Примерно так.
   Они с Мариной склонились над детской кроваткой, там в батистовом платочке с яркими ягодками спал младенец, рядом на фоне окна виделась фигура Олега, молодого отца, его голос озвучивал корректное, но явное недоумение.
  -- К чему приведёт такая терпимость? - полушепотом вопрошал Олег, чтобы не беспокоить дочку. - На вашем месте я бы не стал потакать, так называемый дед жил без вас сто лет, и...
   Обе, мать и дочка, может быть, даже спящая внучка в платочке, то бишь все трое, находились в полном понятии, что Олег склонен к суровым суждениям исключительно по молодости лет и семейной неопытности. Посему неспособен понять чувства далёкого деда Ивана.
   Магический семейный круг прошлых и будущих времён замкнулся тем моментом окончательно, свернулся в известное кольцо Мёбиуса и стал извиваться у Юлии в голове, совершенно как живое существо, притом довольно зловредное. Иван, Олег, дочери с внучками разного возраста, и с ними сама Юлия вращались вокруг невыясненной оси времён, хоровод наполнялся значением, однако оно ускользало и удалялось раз за разом.
   Выстраиваемая пирамида-призма тем временем стремилась в зеркало сплошным потоком света, но информация завихрялась вокруг семейно-временного кольца, оно явственно производило помехи, но деться никуда не желало, невзирая на банальность базового наблюдения.
   ...Что Иван с Олегом, как Марина с Юлией, повторяли друг за дружкой, словно запрограммированные, определённые схемы поведения, будто добиваясь аналогичных результатов. К чему бы это, зачем, и какое имеет значение - непонятно, хоть умри! Тем не менее помехи искрили у Юлии в мозгах (последние не просто находились неизвестно где, а рассеялись, как неуловимая изморось) и начисто отвлекали её от цели нахождения в виртуальном мире будущего - то есть от наблюдения и сопоставления фактов. Из которого она стремилась понять, насколько удачно для земного сообщества прошёл эксперимент, и насколько сказались на результатах её личные слабости и недоработки в процессе. Собственно зачем - опять же без понятия!
   Отвлекаемая и сбиваемая с толку невнятными чувствами, Юлия вновь пропустила оборот беседы бабушки с внучкой, причём именно тот, ради которого, надо полагать, профессор Лья выбрал момент показа, отсеявши многое остальное. Профессор при любом поле знал, что беспокоит Юлию более всего остального, к тому же вопрос находился в её(его) рабочей компетенции. Среди отсталых и закрытых цивилизаций подобный момент истины воспринимался более чем болезненно.
  
   МОМЕНТ НЕПРИЯТНОЙ ИСТИНЫ
   (Буквальная запись виртуальной беседы вокруг кальяна)
  
   Нельзя сказать, чтобы у Юлии в сознании что-то собралось или щёлкнуло, напротив, весьма плавно отвлекшись от обуревавшего вихря чувств, она как бы собралась отдохнуть и машинально переключила себя на давно наблюдаемую сцену у кальяна, в котле обильно собирались и лопались пузыри невыясненного назначения. Как оказалось, Мирта в ответ на исторические изыскания Марины сделала крутое заявление.
  -- Дед прислал мне мониторную копию, у него имеется сама книга из бумаги, - вещала девочка с законной гордостью. - Почему все забыли о предупреждении, я просто не понимаю. В книге чёрным по белому, русским языком написано. Потом, кстати, переводили и на другие. Там сказано, что "зелёная волна" вовсе не мутация клеток растений, как определил ваш лауреат из дурдома, это который стал выращивать гамбургеры на кустах. Пусть даже занесенная извне случайно, на хвосте кометы. Он так сообщил из дурдома, но отнюдь не факт.
   (Юлии стало ясно, что девочка не столько делится впечатлениями от диковинной "книги из бумаги", сколько излагает сопроводительные комментарии деда Олега, разумеется, своим языком.)
  -- В книге сказано, что это нашествие извне, - веско заключила Мирта, затем продолжила речь почти от себя. - И картинка приложена, как своего рода доказательство, это на обложке. Если ты знаешь, то у бумажных пачек, которые назывались книгами, были такие толстые листы, чтобы держать всю бумагу вместе. Обложки, на них печатали картинки, так ведь у вас было? Дед прислал мне копию, он согласен с автором, что такое придумать нельзя. Жуткое существо, называется горгулья, нет, химера, таких на старых зданиях делали, чтобы отпугивать мистических врагов рода человеческого. Так вот автор написал, что он реально встретил эту кошмарину на одной отдалённой планете. Потом она прислала ему карточку на память с помощью земной пособницы, та стала героя шантажировать, чтобы он не противился выращиванию первых "зелёных мутантов". Это было задолго до того, как дядька в дурдоме стал делиться опытом с какими-то жёлтыми газетами. Вот этого я не поняла. Почему газеты жёлтые, а не зелёные, автор их как-то по другому потом называл, но слово я напрочь забыла.
  -- Таблоиды, это называлось. Они издавались для малообразованной части публики, - Марина вставила слово в поток разоблачительной информации. - Если ты хочешь знать, то книги Затонского были примерно такого же уровня, дед ими зря увлекался. Он и мне их советовал читать, но было крайне некогда. Я отлично помню, тем не менее: его называли последним фантастом на планете, Затонского. Опять же, если тебе интересно, такой литературы в наше старое время было очень много, это объяснялось массовыми страхами людей перед лицом враждебного мира. В древнейшие времена, когда делали горгулий и химер, люди боялись так называемого дьявола, потом перенесли страхи на врагов из внешнего пространства. Подобные книги росли, как грибы. В них на Землю являлись враги из космоса, завоёвывали и порабощали людей, навязывали свои порядки, а тех, кто не сдавался, они уничтожали. Очень примитивная схема, Затонский просто был последним, воображение у него работало неплохо, хорошо уловил момент. Кстати, твоя прабабушка Юлия была с ним знакома, даже ездила на дачу, смотреть растения, он тоже с ними работал вполне удачно, один из первых. Но после этих романов, то есть книг, она с автором поссорилась, очень на него сердилась, я не помню, почему именно. Кажется, из-за того, что очень грубая схема и ужасные названия, на потребу самой невзыскательной публики. Она думала о Затонском лучше. "Десант мутантов", "Под зелёным прессом", "Эдем Химеры" - всё в таком духе. Но его очень скоро забыли, вместе с книгами. Кстати, Мирочка, детка, он до сих пор живет по соседству, бодр и весел, растения к нему благоволили. Теперь Юля с ним общается, они давно помирились. Если ты желаешь знать больше, то спроси маму.
  -- Во-первых, меня зовут Миртиль, сколько можно напоминать! - без особой охоты возмутилась девочка. - Во-вторых, книга называется "Химера в Парадизе", ты всё перепутала, а в-третьих, мне всё равно интересно! Ты прочти сама и... Да, схема та же самая, но скажи пожалуйста: где сейчас те, кто противился "зелёной волне"? Или в изгнании, как дед, или вообще не дожили, уничтожились сами собой. Или нет?
  -- Какими глупостями, однако, Олег забивает тебе голову! - не выдержала Марина, она не собиралась никого критиковать, но вырвалось само собой. - Придётся сообщить ему, что ты пока не понимаешь разницы между реальностью и сказками!
  -- Может быть и сказки, - возразила Мирта почти спокойно, но не удержалась тоже. - А что, Атлантида, куда мы едем, тоже сказка? Откуда она взялась, и что они там всё время делают? Почему туда берут не всех, а только после экзамена и отсеивания - это несправедливо. И мы особенно, нас позвали против правил, только потому что Юля и Иола...
   Что конкретно ответила Марина девочке, Юлия почти не заметила, но сама информация встала, как кость в горле, легла на спину загруженного верблюда весом последней соломинки. Дальнейшее произошло само по себе: вместе с общим потоком образов будущего её виртуальная личность потекла в зеркало, перетряхнулась там перед светящейся границей и произвольно вселилась обратно в покинутое сознание, произведя там неописуемые пертурбации.
   (После Юлия с невероятным трудом воссоздала картину своих личных воспоминаний, действий и состояний. Хорошо, что процесс шёл в рамках программы, и ей не пришлось поруководить. Иначе она точно залетела бы в несознанке куда-нибудь в нереальность и понеслась исправлять ошибки прошлого и будущего не отходя от кассы.)
  
   КАТАСТРОФА (собственно говоря...)
  
   Процесс явственно прошел неудачно: Юлия очнулась у себя на кровати почти в отключённом состоянии и довольно долго озирала зеркальную поверхность, где воцарилось и слегка мерцало изображение объёмной пирамидальной структуры, поставленное на остриё. Почти что глюки.
   Первое желание, каковое посетило Юлию вслед за окончательным пробуждением от виртуальных грёз о будущем Земли, оказалось самым элементарным и даже не совсем приличным в плане хороших манер.
   У неё руки зачесались немедленно выявить фантаста Затонского в современности и намылить ему мощную холку за гадкую "Химеру в Парадизе". Ну что за безобразие!
   Однако, чуть-чуть поразмыслив (в процессе доставания бедного Затонского и личного перемещения с помощью "светильника разума" на место будущего скандала), Юлия успела сообразить, что вновь спутала времена, и вовремя себя остановила. Хорошо, что успела, правда умный "светильник не особо торопился, видно, знал своё дело туго!
   Во-первых, Юлия поняла в последний момент, что ни одной упомянутой книги Затонский пока не написал, ему это только предстоит, так что...
   Во-вторых, ни одной из этих книг она ещё не видела и не читала, вполне возможно, что вовсе не такие они гадостные, а читатели поняли каждый по-своему. И, в-третьих, желательно добыть обозначенный романчик, где названы прямо Парадиз и Химера (что недопутимо, прямой плагиат, причём у неё лично!) и ознакомиться, тогда станет ясно, стоит ли резко менять будущее.
   Хотя в виртуальном мире плавучего дома и невнятной Атлантиды она поменять ничего не могла, но здесь, в данной точке времени и земного пространства у неё имелась возможность подумать и предотвратить написание гадкой книги-провокации. Но вот стоит ли ей этим прямо сейчас заниматься, вот в чём состоял главный вопрос. Приключения автора, описанные в рамках "Химеры в Парадизе" и в прочих опусах, никакого реального эффекта в будущем не поимели, люди прочли и забыли, все, кроме самых упорных нихилистов. Соответственно, стоит ли стараться и предотвращать?
   Однако в глубине души, на донышке личного сознания (реального или виртуального, неясно, ну и пёс с ними обоими!) Юлия конкретно улавливала, где ботинок жмёт ногу, фигурально выражаясь. Если не фигурально, то отлично Юлия понимала, что мучает её и бесит более всего остального. Неловкость и бездна стыда раскрывались, когда она представляла, как дружок Лья, профессор ксенологии в любом обличье, мужском либо женском, изучает работы Затонского и хмыкает, узнавая упомянутых действующих лиц, предстающих в очень кривом зеркале.
   Какие он (либо она) профессор, то есть, делает научные выводы о состоянии умов означенного человечества, и какие сообщает доклады на семинарах. Пользуясь отсутствием Юлии и полной свободой, имея возможность не щадить чувства далёкой подруги! Как обосновывает и суммирует выводы о неизбежных опасениях неразвитых цивилизаций касательно нашествия извне и комплексах неизбежной неполноценности среди указанных умов. Хотя бы ради того самого, вернее во имя избежания, следует немедленно предотвратить! Хотя Лья всё равно уже ознакомилась (лся!)! Или нет, если успеть вовремя?
   Окончательно спутавшись во временах и возможностях, Юлия потеряла представление о последовательности своих действий и почти отчаялась понять, что было сначала или будет потом. В какой точке пространства-времени она сейчас лично обретается, тем более - всё смешалось у неё, как в известном доме Облонских, ей бы их милые заботы!
   Пока, в отличие от смятённых персонажей далёкого классика, Юлия имела некоторое представление о своем непосредственном будущем. И могла сделать первоначальный шаг, хотя и самый маленький.
   Прежде всего, с компрометирующим документом, а именно с будущей книгой надлежало ознакомиться. В отличие от самого автора, который ещё ничего не создал, а находился в процессе творения (пусть живёт пока - решила Юлия), она могла вынуть из зеркала, из отражения своей копии пирамиды тексты будущих опусов. Что-то подсказывало ей (возможно что и сам (сама) Лья) желательность ознакомления с текстами, иначе зачем бы городить виртуальный огород? Или то оказывалось милой шуткой профессора на прощание? Мол, прочитай, что твой дружок о нас понаписал и возвращайся скорей, у вас весело, но у нас тоже неплохо! Во всяком случае, вполне стоило попробовать. Начиная с "Химеры".
   Немного постаравшись и задавши "светильнику разума" правильную задачу, Юлия сначала перевела сочинение Затонского на зеркало в текстовом варианте, как на монитор, потом, просто из чистой бравады, сделала настоящую, бумажную копию "Химеры", совершенно новенькую, только что не пахнущую типографской краской. С той самой картинкой на обложке, правда, цветовая гамма чуть подвела, понятное дело. Даже продвинутая земная техника недалёких будущих времён не могла справиться с тонкими переливами цветов и красок, вызванных и перенесённых из Парадиза. Поэтому в неточном исполнении девушка Химера из мира Химер действительно смотрелась страшновато, рядом с нею Затонский выглядел по контрасту просто красавцем. Или в процессе издания художник с подачи автора слегка отретушировал портреты, добиваясь желаемого эффекта.
   Добившись в свою очередь желаемого результата, Юлия поблагодарила "светильник" и попросила убрать "пирамиду-призму" подальше до лучших времен, потом она намеревалась изучить информацию более основательно. Не раз и не два - пообещала себе Юлия, хотя с первого подхода у неё осталась одна оскомина. Вроде того, что она ела зелёный виноград, а у детей и внуков на губах... Нет, у всех. Пока, на данный момент, ей вполне хватало новенькой, пока не написанной и неизданной книжицы. Посему она, забросив остальное, принялась читать.
  
   "ХИМЕРА В ПАРАДИЗЕ"
   (отрывки из текста, выборочно...)
   1) стр.125
   ...Через пару недель стало окончательно ясно, что ничего подобного не было, всего-навсего произошёл спонтанный приступ галлюцинаций на почве рабочего переутомления. Ну, и не стоило снимать стрессы водкой, возраст уже не тот, да и напиток стал нестабильным, туда вполне могли подмешать черт-де чего для крепости, отсюда и странные видения, почти неотличимые от реального восприятия. Фантаст, он же военный врач, исцелися сам!
   Вот через пару недель я окончательно пришёл в норму и стал забывать, как туго мне пришлось, злейшему врагу не пожелаю такого. Сплошная неуверенность, что на этом свете реально, а что нет, но самое главное - что творилось в собственной голове! Недаром люди боятся делириума пуще всякого СПИДА!
   Относительно исцелившись, я собрал вещички, предупредил домашних и уехал на дачу, предполагая окончательно реабилитироваться на свежем воздухе, а также посортировать бредовые отрывки и посмотреть их на предмет дальнейшей работы. Как бы то ни было, у беллетриста, как у хорошей хозяйки, всё идёт в дело, даже плоды больного воображения.
   Я уверен, что Александру Сергеевичу пиковая дама в образе старухи сначала приснилась, особенно как она подмигивает с карты, а затем сочинился известный сюжет. Известно, что гигант русской поэзии был неравнодушен к спиртному и увлекался картишками до исступления чувств. Жаль только, что не спросишь, как оно было, не у кого!
   Дачка у меня небольшая, место сыроватое, но не людное, а главное, что от столичного города совсем недалеко: взял билет на электричку с Савёловки и через полчаса уже на участке. И стоит сказать, что лучшие моменты из сочинительской жизни со мной происходят как раз там, в дачном доме либо на участке, за столом под старой одичавшей яблоней.
   Может быть, потому что там покой и уверенность, что никто ненужный не заглянет мешать. Жена и дочка отлично знают, как мне важно побыть в одиночестве время от времени, и туда - ни ногой! Если я отдельно не приглашаю, разумеется. Они у меня хорошо вышколены и знают, с какой стороны у бутерброда масло, и где оно добывается. Как раз там на дачке, в тишине и нерушимом покое под яблоней.
   Там я провёл пару дней с ручкой в руке и стопкой чистой бумаги на грубо сколоченном столе. Надо сказать, что этих новейших вывертов: разных машинок, диктофонов, процессоров и компьютерного письма - я чуждаюсь совершенно. Будучи в полной уверенности, что интимность у писателя должна создаваться между рукой, глазом и листом белой бумаги, тогда его воображение воспаряет ввысь, не отвлекаясь на всякие механические приспособления. Да и привыкать к новым способам сочинения уже поздно, особенно когда старые вполне себя оправдывают. Старому псу новым штукам учиться, пожалуй, что незачем!
   Однако в те дни старый способ не помог никак, стопка листов не убывала, а первый сверху так и оставался белым донельзя, кроме самого верха, где чередовались два слова, исполненные разными шрифтами.
   ПАРАДИЗ и ХИМЕРА - они смотрели на меня, исполненные немого укора, хотя я постарался разукрасить буквы, как только позволял опыт чертёжника, кем я был столько лет назад, что и вспомнить неловко.
   На самом деле я просто не знал, с чего начать, словно вернулись те давние дни, когда с сочинительской профессией мы были на "вы", и каждое начало чуть ли ни каждый день давалось огромным усилием после множества разнообразных мучений.
   Наверное, даже скорее всего, это происходило по причине неуловимости материала, точнее, из-за моей неуверенности в его природе. Обыкновенно я отлично разбираю, когда срисовываю реальный жизненный опыт, а когда создаю картинку "из головы", это слегка разные позиции, и я умею справляться с каждой из них без проблем.
   Однако видения далёкой планеты Парадиз, где я вроде бы повстречался с Химерой (см. выше, кое-что оттуда, я надеюсь, удалось!), не укладывались ни в одну ранее указанную категорию, я сам не разбирал толком, были они наяву либо привиделись. Разум и врачебный опыт утверждали, что имела место развёрнутая галлюцинация, а чувства - все как одно, уверяли, что нет! Что я там был, видел Химеру на велосипеде и всех прочих иже с нею, как вижу сейчас заросший сад, кривую яблоню и прореху в заборе!
   Поэтому войти в привычную стезю описания не удавалось никак, что понятно, поскольку собственное отношение к материалу не устоялось, поэтому точка зрения ускользала раз за разом. Хотя, кому интересны, дорогой читатель, мои авторские муки, я отлично знаю, что тебе интересно - то, что было дальше!
   А далее было вот что... Скажем, не сразу, а чуть позже, когда один из сереньких неотличимых друг от дружки дней стал сгущаться в сумерки, точнее, в дальнейшую темноту, и я ушел в дом, где включил лампу над столом. Или, а мне помнится двояко (наверное, неспроста), то было следующее утро, когда в саду под яблоней было сыровато, и я пил чай в горнице. Там всегда царит полумрак, так она развёрнута, и я помню себя за столом с чашкою в руке, сидящим расслабленнно в тускло освещённом и низком помещении. Хотя не всё ли равно, утро было или вечер, не правда ли? Заря новой жизни для всех нас или незаметный закат всего былого?
   Однако, пора приступать к делу, мой верный читатель, ты уже заждался, бедалага, и думаешь с нетерпением: чего там мужик так долго тянет кота за хвост, неужели не надоело? Скорей бы уж на Землю ворвался супостат в любом обличье, и автор взялся за свое привычное дело: громить его и гнать в шею с оружием в руках. Я ведь прав? А читательница, если она дотерпела меня, грубого и неромантичного до сих пор, с замиранием сердца ждёт момента, как на старой дачке под кривой яблоней внезапно покажется та самая Химера в видении или во плоти, но только здесь она обернётся прекрасной феей неземного очарования и скажет, что скучала безмерно. Не так ли? Но не то, не другое и даже не третье! Вот чем отличается реальная жизнь от самых замысловатых выдумок, она проще и неожиданее. И вот...
   Сидя у стола с чашкой крепкого чая в руке, я увидел (не скажу, что внезапно, скажу, что осознал факт не сразу и не вполне, время изогнулось и растянулось), как старый телевизор с линзой у стены на тумбочке ожил, экран сквозь линзу засветился, и там замерцало невнятное изображение, но явно, что цветное! А следует знать, что старинный ящик с незапамятных пор стоял на тумбочке как украшение, давно не работал по причине древности лет и не был включён в сеть. Просто создавал атмосферу прошедшего. И в своё отдалённое время показывал чёрно-белую картинку, потому что других тогда не передавали.
   Не выпуская чашки из окаменевших рук, я наблюдал, как по экрану и линзе колыхались цветные волны и вновь с горечью думал, что, увы, до исцеления ох, как далеко! Если видения пришли с утра, на трезвую голову и добрались до моей заветной дачки! Но не буду никого обманывать, момент ликующего возбуждения чувств появился тоже и давал силы посостязаться с собой, пожить жизнью крайне таинственной и почти неизведанной! Так устроен человек, все мы сложные зверушки, дорогой читатель, и ты тоже, уверяю!
   Так вот экран настраивался сам собой, а я ждал и даже начал отчасти предполагать, что же мне покажется или покажут. И какое это будет иметь значение... Спустя довольно продолжительное время (я успел практически взять себя под уздцы и укротить сердцебиение почти до нормального) линза прояснилась и наполнилась, экран стал подсвечивать её, как софиты разного цвета в театре. Зрелище само по себе стоило внимания, и я не сразу понял, что мне показывают. Оказалось, что самое неинтересное из всего, о чём я грезил, овчинка явно не стоила столь феерической выделки!
   Во всю налившуюся светом линзу мне явилась женщина-пособница, та самая спутница-переводчица, которая тщилась передать, что хотели сказать чудовища, но не сумела, только запутывала ситуацию более, чем нужно было! И вот она опять стояла передо мной в водяной рамке линзы и голосом в моей голове пыталась объясниться и оправдаться за прошлые неумения, обидно! Уж лучше бы вновь та самая Химера или крылатая трехметровая ящерица по кличке Профессор, оно было бы полезнее!
   Кстати, ни в тот день, ни в дальнейшем я не мог выявить статус этой переводчицы, ни само её происхождение. Да, она назвала себя именем Лилии, присовокупила хорошую русскую фамилию и обращалась ко мне по имени и отчеству, как будто так и следовало быть. Вот что занятно.
   Хотя, не совсем так... Это при дальнейшем общении с нею, с липовой Лилией, я стал задумываться о ней и гадать, кто она и откуда, но поделюсь сейчас, чтобы в дальнейшем не отвлекаться на пустяки.
   Так вот о ней, об условной Лилии: имя я, разумеется, изменил, читатель может предположить, что на самом деле она представилась, как Роза, или ещё лучше, назвала себя Виолеттой (что обозначает в иных языках цветок фиалки). Хотя нет, имя было наше с каким-то отчеством и, как я указывал, с добротной русской фамилией.
   От чего я начал танцевать мысленно (как я говорил, чуть после). Со второго или третьего свидания с посредницей - только тогда я понял, что иноземцы (в широком смысле) не рискуют показываться и обращаться ко мне напрямую в своём натуральном виде, а ведут общение через женщину моего вида для облегчения взаимных недоумений - мне начало приходить в голову, что уж слишком хорошо она соответствует роли. Сейчас поясню.
   Видите ли, из истории известно, что переводчики, посредники ("толмачи и прочая сволочь" - как их называли в старину на Руси) зачастую, если не всегда, исполняли прочие роли, проще говоря, служили шпионами, иногда двойными. Ну ладно, свою Лилию я в том не виню, мне видится, что дело обстояло проще и немного хуже.
   Ба, о чём я это? А о том, что слишком она была натуральной: от мельчайшей детали внешнего вида до точнейшей московской интонации в голосе, как будто и впрямь она выросла на Чистых прудах и училась в МГУ, вот такая мне явилась переводчица. Только одно смущало: очень уж она была моложава и ухожена, я бы сказал - просто бесконечно. По ходу дела Лилия сообщала, что имеет двоих взрослых детей, и я одного из них мельком потом видел - большого парня лет восемнадцати, совершенно типичного для возраста и среды.
   Однако следов хорошего возраста мой цветочек никак не выказывал, ни физически, ни морально - ни морщинки, ни складочки, ни утомления от трудно прожитой жизни в России тех лет (у всех у нас она к тем временам была прожита тяжко и сурово).
   Отнюдь и напротив: при всех случаях моя Лиличка была "добродушна, весела" и "прекрасна, спору нет", в своем академическом стиле. Кстати, она утверждала (я наводил справки и убедился), что работает лектором в одном частном учебном заведении и много лет преподает историю культуры. У нас даже общие знакомцы нашлись. Что знаменательно, не так ли? Так вот, не буду вновь тянуть котишку за хвост и поделюсь выводом без долгих проволочек. После некоторого времени общения с этой псевдоЛилией я пришёл к убеждению, что она ни более ни менее, как самозванка.
   На самом деле никакая она не домашняя Лилия, а иномирная Орхидея, умело и тонко притворившаяся земной женщиной, чтобы заданный процесс общения со мной шёл проще и легче для обеих сторон. Оно, конечно, вышло весьма изобретательно, не спорю, и на первых порах очень даже помогало, потому что с любой земной женщиной, особенно с приятной внешне и не слишком сварливой, я чувствую себя как дома, и готов к любому диалогу в любое время дня... Читатель продолжит сам, а читательницу прошу не обижаться, у нас, у мужиков свои грубые шутки.
   Однако, как только я заподозрил то, о чём сейчас поведал, то понятно, что никаких игривых мыслей на предмет Лилии не держал. Помилуйте, это практически всё равно, что обнять и облобызать Химеру, какое бы милое обличье девушка не приняла для пользы дела. Но и к такому обороту ситуации я постепенно со временем привык, разве что усилия Лилички казаться земной женщиной стали меня отвлекать и иногда утомлять. Хотелось иногда сказать напрямую, что она зря старается, именно это наводит на подозрения.
   В плохие минуты мне представлялось чётко и явно, как настоящая, земная Лилия хранится в замороженном виде в глубинах Парадиза, а дети, родные и знакомые имеют дело с иноземным чудищем, ни о чём не подозревая. Но не хуже того! Ни разу меня не посетило подозрение, что реальную земную Лиличку они ликвидировали, чего не было, того не было! С течением времени я начал убеждаться, что, кто бы они ни были, все эти иноземцы, но одного у них не отнимешь.
   Строгого кодекса, вросшего во всех них неотделимо. Кстати, Лилия грешила тем же, по ней и изучил предмет до тонкости. Главнеший их постулат гласит неукоснительно: нельзя и невозможно причинять вред разумному существу, во всяком случае прямой вред. Что касается косвенного вреда, то они полагаются на своё разумение, которое может их подводить. И в моем частном, и в нашем общем земном случае, мне иногда кажется, что часто и по большей части - все-таки подводит! Но время покажет и разберёт, покамест мы с Лилией (кем бы там она ни была) занялись садовым делом на полном серьёзе.
   Однако о том в следующей главе, прошу покорно!.
  
      -- стр.218
   ...заметил практически сразу, что обращение Лилии со мной претерпело изменения, по виду незначительные, но на самом деле существенные.
   Скорее всего, они догадались или вычислили, что я, как обещал посреднице при втором свидании (читатель, надеюсь, помнит, что у неё на квартире произошёл важный разговор, где я выставил условия своего участия, не поступаясь ни одним земным интересом), не только задумал, но начал исполнять роман. Вполне художественное произведение, где я, от лица лирического героя и под видом невинной фантастики, сообщал жителям Земли, что к нам тихой сапой и лёгкой стопой пожаловали некие гости. И конкретно какие именно, не утаивая своих сомнений и двусмысленных впечатлений, честно и предельно аккуратно.
   Они же, догадавшись и смирившись с неизбежным, решили мне не мешать, а помогать, понятно с тем, чтобы выставить свою сторону и непрошенное участие в будущем человечества в наиболее благоприятном виде. Но и это оказалось неплохо, потому что Лилия стала не только наставлять меня в садовом производстве пищи, но открыла иные закрома.
   Информационные, касающиеся жизни и прочих реалий обитателей того самого мира-Парадиза. Признаться, я-то видел их мельком среди прочей чудовищной публики. (Следует говорить - "негуманоидов", потому что они поголовно помешаны на своей строгой политической корректности и считают делом чести и обязательства полагать любое разумное существо своим братом, равным себе во всём, практически любить как самого себя.) ...И почти что не приметил. Этих так назывемых хозяев Парадиза.
   Ещё раз честно признаюсь, что мне спервоначалу, после вида Химеры верхом на велосипеде, показалось, и я был готов поклясться на любой священной книге, что там, на "балу монстров" (опять милль пардон за некорректность, но они, голубчики, земную беллетристику читать не могут, я сильно надеюсь!) никаких гуманоидов, кроме моей Лилички не присутствовало напрочь, одни самые прочие разумные.
   Оказалось, что я ошибся, Лиля браво доказала с документом в руках.
   Она с дальним прицелом буквально всё происходящее фиксировала, складывала в запас и могла проиграть в любую минуту, вызвав из воздуха экранчик наподобие мыльного пузыря. Изображение при показе получалось цветное и объёмное, какой там невключённый или вовсе не работающий телевизор! Для неё просто семечки!
   Однако я отвлёкся, как случилось и в тот первый раз, когда Лиличка изобразила экран-пузырь, с целью показать, что на той вечеринке в Парадизе гуманоидов было немного больше, чем парочка нас - временно экспатриированных землян. Конкретно я увидел двоих парадизян (возможно назвать их парадизитами, однако напрашивается нелестное сокращение, и я не стану, хотя соблазнительно крайне!) мужского пола, практически голых, в обильной татуировке и с разноцветными, стоящими дыбом волосами. Если не знать, что они представители внеземной продвинутой расы и посланики мощной цивилизации, то само собой напрашивалось мнение, что мне явили голых дикарей доисторического периода.
   Однако с прочими "негуманоидами" голые граждане Парадиза общались на равных, а Лиличку (это я заметил на плёнке) друг к дружке отчаянно ревновали, но будем считать это секретом и не поделимся! Потом Лиля показывала множество сценок из домашней жизни своих "паразитов"
   (трудно удержаться, но я ограничусь единым разом), и я убедился, что на самом деле они весьма схожи с землянами, особенно если присмотреться и убрать экзотическую обёртку: россыпи "веснушек" по лицам и телам, а также буйные причёски самых разных цветов у обоих полов. Вполне можно привыкнуть и впрямь смотреть на них, как на родных братьев по разуму или во всяком случае на кузенов.
   После, когда я переварил начальную порцию информации и преодолел барьер первого знакомства, Лиля принесла груду пластиковых шариков, научила прессовать из них дискеты и совать в старый дачный телевизор, после чего он послушно оживал без всякого электричества и показывал самые разные виды Парадиза с обитателями.
   При том голос Лилички звучал у меня в голове и давал развёрнутые пояснения происходящему на экране и в линзе. Со второго или третьего раза я сообразил, что она вовсе не общается со мной заочно каждый раз, а не поленилась и сделала ненаучно-популярное кино с обширными комментариями для меня лично. Скажите на милость, мог ли я после того лелеять заблуждение о земном её происхождении? Вот и пошли стихи в честь иноземной Лилии!
  
      -- стр. 289
   ...Надобно, однако, заметить, что видеопродукция, исходящая из моего старенького КВНа, стала с течением дней незаметно, но неуклонно меняться, не знаю, к лучшему ли, но качество возникло и стало двигаться вот в какую сторону. Первые видеозарисовки скорее были похожи на ожившие художественные открытки: глянцевые, правдоподобные до полного невероятия, однако двухмерное, почти документальное кино.
   Я видел изображение и отдельно слышал пояснения у себя в мозгах.
   Но далее, когда я сам стал формировать из шариков дискеты-плёнки, после того, как мял их пальцами, не без усилия засовывал под панель моего древнего КВНа, протирал линзу и догадался каждый раз наполнять её свежей водой из крана на участке (она в глубине артезианская, почти кристалльная) - вот тогда, спустя малое время, как говорится, долго ли коротко, иноземное "видеокино" стало не просто смотреться конкретнее, а как бы забиралось в печёнки, если выражаться проще.
   Я стал не только видеть и отчасти слышать происходящее, а начал внедряться в него всеми ощущениями, включая обоняние и осязание. Хотя понимал, что эти впечатления - сплошная иллюзорность! Но однако же... Словно я не только смотрел в линзу, а миновав краткий миг привыкания, оказывался непосредственно там, в чуждом, но вполне обольстительном мире, в шутку или всерьёз названном Парадизом, то бишь одним из многих земных слов, обозначающих рай.
   Надо сказать, что "райское блаженство" там отнюдь не складывается из разумных оснований, а разлито в воздухе, неуловимыми, но ощутимыми до дрожи медовыми каплями. Примерно так человек ощущает изморось в дождливый день. Составляется "блаженство", как я долго копался в себе и добился объяснения от своего обольщённого ума, из предложенной даром гармонии всего живого между собой и со всем остальным. Я сложно выражаюсь?
   Ничего не могу поделать, такое надо испытать самому, вникнуть и привыкнуть настолько, чтобы разложить на составные части и описать.
   Признаюсь честно и откровенно, что когда я там был собственной персоной, то практически ничего подобного не ощущал. Хотя, может статься, что просто не хотел, а полагал возникающие райские ощущения очередной приманкой в мышеловке. Даже такая крупная мышка, как ваш покорный слуга, бывший боксёр-тяжеловес, имеет свой страх и иногда опасается быть проглоченной каким-нибудь гигантским котом!
   Однако на плёнках-шариках, принесённых Лилией и включённых в КВН мною собственноручно, я стал постепенно вникать и входить почти реально в те самые чувства, хотя до сих пор опасаюсь, что этот и есть главный соблазн, которого нам всем следует опасаться пуще огня!
   О чём это бишь, я? Да, подошла к повествованию очередная плёнка, о семье и браке в Парадизе и сопредельных родственных мирах.
   Она, та самая плёночка более остальных забирает за душу, однако не содержанием, оно вполне скандальное, я буду краснеть иногда, описывая, а проникновением сладости и соблазна внутрь души и почти что внутрь тела. Что-то в ней есть особенное, как в обольстительной мелодии танго, когда она звучит над морем при фонарях и полной луне... Попробую расскзать так, чтобы читателю тоже померещилось нечто, которое он не скоро и не легко забудет!
  
   "Семейный альбом"
   /действие начинается сразу, без комментариев и предисловий/
   ... Я сижу, по-буддистски сложив ноги, на плотной прозрачной реке, она неспешно течёт хрустальной волной по разнотравным кудрявым лугам, надо мной огромное тяжёлое соломенное солнце, оно мягко обволакивает светом и теплом, но не жжёт, хотя стоит почти над нами.
   Подле меня сидят на прозрачной и плотной поверхности (это и есть мы) две милые трогательные феи неземной прелести, одна совсем юная, другая - маленькая девочка-феечка с плюшевой собачкой в руках. Обе почти земные, только глаза у них несколько овальнее, посажены глубже и невероятно сложного цвета, зубки полупрозрачные, как перламутровые сношенные пуговицы, личики и тела покрыты мелким точечным узором, и губы не очень заметны, потому что по цвету сливаются с веснушками, словно феи носят сложные, тонко прорисованные маски На головке у младшей совсем земной веночек из сорванных по дороге травинок, она нянчит плюшевого пса и поет себе под нос что-то очень сложное удивительно сильным развитым голосом, как будто мы сидим в ложе оперы, не менее того. На старшей не надето практически ничего, однако натуральные узоры на теле как бы проросли рисунками, листьями и цветами, поэтому создается впечатление, что на ней цветное облегающее платье из тончайшего кружева - очень красиво и, надо же, в высшей степени прилично! Причёска у старшей феи хоть и вздыблена, но имеет форму и отдалённо наводит на мысль о балах и веерах, что-то в таком роде.
   Ну, а цвета волос просто невероятных сочетаний у обеих: вперемежку чередуются пряди черные в фиолет, почти седые в серебро, золотые в осень и лимонно-оливковые сверх всего - просто феерическая палитра красок у девиц-фей на голове! То же самое с глазами, когда на радужку падают косые лучи местного светила: в них переливаются, играют полдюжины оттенков, смешиваясь и перебивая друг дружку, почти как в калейдоскопе! Но основной фон глазной радужки один у обеих моих фей, совершенно невероятный, соломенно-голубой! Прошу представить себе изложенное, далее любить и жаловать гостей, они же хозяйки Парадиза!
   Обеих зовут Светами, только у Светы-старшей имя длинное и почти невообразимое: " Смешанный свет двух лун на восходе третьей", а маленькую зовут просто - "Светящийся мотылёк". Имена в принципе отражают их расцветку, которая в свою очередь даёт понятие о наследственном генетическом коде, заложенном в каждой отдельной личности. Сложно? Однако на самом деле гораздо сложнее, но я не стану вдаваться, не то мой читатель бросит книгу в досаде.
   Кстати, земными именами их назвала Лилия, подсказала неслышно, чтобы стало немного проще, интересно мне, а как её полное имя? У себя там... Но прессовать вопрос я не стал, ограничился милым виртуальным знакомством со двумя Светами. Они, между прочим оказались мамой и дочкой, хотя, видит Бог, больше 16-ти годков я бы старшей не дал, между тем как маленькой было по крайней мере пять!
   /...Лиля подсказала тут же, словно прочитавши мои земные мысли, что по неточным подсчётам старшей Свете не так давно исполнилось около тридцати оборотов светила, она только что закончила среднюю школу и стоит на распутье, не зная, какой путь в жизни выбрать: традиционный на месте или рискованный в иных мирах. А мелкой детке Светочке сравнялось, как я верно угадал, четыре оборота. Это примерно, поскольку время они не меряют, в Парадизе оно стало в изумлении и течёт по принципу: весна-лето, день-ночь и тому подобное.../
   Поспешу сообщить, пока не запамятовал, что обе мои феи отчётливо, хотя и приятно пахнут. Аромат истекает от обеих сходный, однако с небольшими вариациями. Я напряг дальнюю ароматическую память (в своё время изучал влияние обоняния на психические процессы землян) и примерно обозначил их общий, надо думать, генетически присущий запах. (Он тоже опознавательный знак личности? ...Пока нету ответа.)
   Если делать земные сранения, то обе феи Светы пахнут по принципу нашей гардении - это знаменитое растение тропической зоны, в старое время в Европе его выращивали в теплицах и носили в петлицах смокингов, поскольку цветок изысканно красив и напоминает тонко вылепленную белую восковую фигурку. Но не это важно, в данном случае речь идёт об аромате, он у гардений сложный и неожиданный.
   На первый понюх (не правда ли, хорошее слово я изобрёл на месте?) куст и отдельный цветок гардении абсолютно точно пахнут грибами, свежими опятами после дождичка, хочется порыться в земле и найти голубчиков! Потом, слегка внюхавшись в свежий грибной запах, начинаешь различать, что из-за него и из него выбивается или оформляется иной аромат, не такой невинный и лесной, а с тяжкой экзотической поволокой и несколько порочной сладостью. Оба запаха отнюдь не смешиваются, а взаимно проникаются каждую минуту по-разному, оттеняя и оттирая друг дружку, то бишь аромат дышит, как говорят специалисты.
   Так вот, если вернуться к тому, как пахнут иноземные феи Светы, то я могу продолжить сравнение с гарденией невозбранно: дочка Света по большей части пахла свежими грибочками и травами, а Света-мама излучала вместе с ними соблазнительный аромат эдемского сада, но не всегда одинаково, а волнами - приходящими и уходящими, на фоне упомянутых своих и дочкиных грибов.
   Кстати сказать, я вроде не упоминал, что моя полуземная полунебесная Лилия тоже обладает присущим ей одной ароматом? Я не сразу отметил, полагая, что пахнут своеобразные духи: теперь у нас в стихии рынка их развелось просто видимо-невидимо, всех не распознаешь. Это раньше мы отмечали на женщинах и дарили им "Ландыш серебристый", "Красную Москву", или извернувшись с деньгами и знакомствами - "Шанель N5".
   Я точно однажды преподнёс супруге, её, родимую. Обошлось в большую копейку, к тому же пришлось водить зав.мага в Дом Литераторов пить пиво в красивом зале, платил за пиво, конечно он. Ну да ладно...
   Так вот Лиля с самой первоначальной встречи обволокла обоняние странно знакомым и незнакомым ароматом, который я принял за парфюм. Однако после стал невольно замечать, нос у меня рабочий орган: - что духи у Лилии интенсивно дышат, то бишь отвечают времени дня, месту её нахождения и даже расположению духа носительницы.
   Скажем, у неё на дому, когда она бывала недовольна чем-то, запах становился суше и пронзительнее, а в случае напротив - смягчался и начинал веять каким-то морским оттенком. Но основная нота у неё оставалась растительной: примерно цветы с листьями, однако цветы точно белые - почему, не знаю, но мелкими гроздьями. И ещё, самую малость, отдавало орехом, скорее даже кондитерским. Такое имело место впечатление.
   Только лишь буквально всмотревшись и внюхавшись основательно в плёночку с феями Светами, я осознал, что цветочки у Лили, пожалуй что из Парадиза, а вовсе не с грешной нашей Земли, основная нота взяла и подсказала, вовремя или нет - кто знает? Но я, как докладывал, сам ранее догадывался, откуда цветочки к нам пожаловали.
   Надо думать, я почему впевые так подробно описываю запахи, потому что начиная именно с этой плёнки стал их детально ощущать и частично расшифровывать, читать наподобие свитка. Так кстати, у нас дома многие животные ведут обонятельную жизнь - улавливают запахи всего сущего и даже неживого, по ним воссоздают картину мира. Например, чувствуют, что после дождя по лесу прошёл большой старый медведь, до того побывавший в малиннике у реки.
  -- Сам ты, дядя, старый медведь! - скажет мне читатель. - Сидишь в малиннике с голыми феями и рассуждаешь о жизни животных! Тоже мне Брэм нашелся!
   И я нисколько не обижусь, потому что сам желаю приступить к главному рассказу о парадизских феях с тем поведать, какую они ведут семейную и частную жизнь с достойной целью продолжения своего рода. Тут только одна частность, прошу минутку, мой нетерпеливый читатель!
   Рассказ для нас с тобой ведёт старшая фея "Света-при-трёх-лунах". Нет, скорее она показывает картинки с устными подписями по принципу: это мама, это бабушка, а мужик с бородой - наш двоюродный дед Пахом. Это шутка, разумеется, никаких Пахомов не было, но ты сам догадался, читатель, не так ли?
   Так вот, Света, старшая фея, представляла видеоряд, сидя подле меня на медленно текущей плотной реке и вызывая его на окружающий воздух; голос Лилии не из моей головы, а откуда-то из воздуха давал подробные объяснения к живым картинкам; а я могу только посильно пересказать суть того, что я понял по части информации.
   Но просто не в силах передать детали картинок или подробности объяснений с точными именами и описанием внешностей. Для того потребовалось бы сто томов дополнительных книжек с картинками, а мой дорогой и почти любимый издатель не готов к таким геркулесовым трудам. Просите его! Пока вот что показала милая феечка "Света-под-двумя-лунами-в ожидании-третьей", а Лилия (пока при таком названии) исправно дала развёрнутый комментарий. Итак.
   Незадолго до того, как мы уселись на течение почти твёрдой реки, обе Светы постарались и выстроили в чистом поле дом для большой своей семьи. Картинка жилища, приложенная к сообщению, обозначила полупрозрачный пилон из некоего пластика, вроде длинной вазы, внутри которого, как в вазе, вились и пронзали огромные стебли, наподобие гороховых. Как и зачем там возможно жить, лично я не понимаю по сию пору, но рукодельным Светам, наверное, виднее.
   Однако не это суть важно, а совсем другое. Как вскоре выяснилось, семья у Светочек оказалась вполне полигамной и даже чуть более того.
   В смысле, что мы понимаем полигамию, когда у мужика несколько жён и от них дети, не так ли? Но у них в Парадизе и вообще везде, где эти кузены по разуму проживают, в основном на мирах, по типу Парадиза, он не один... (Это Лиля влезла с подсказками в плёнку, но я скомкал понимание в целях потом расспросить её о множестве подобных Парадизов, важных в особенности для семейного расположения.)
   Так вот у них везде, где бы они обитают, семья не только полигамная, но и полиандроидная - это когда у женщины несколько мужей. Феномен называется полиандрия, на Земле встречается до крайности редко, на каких-нибудь забытых Богом островах и в не менее оставленных им же горах Тибета. Но такого, как у них, на Земле нет, и я крепко надеюсь, что никогда не будет, даже во веки веков!
   Однако чувства чувствами, но мне придётся пояснить систему их брака и семьи подробнее. Если короче, то несколько молодых мужчин и женщин собираются для совместного продолжения рода и имеют общих детей, которых все они искренне считают своими, а те друг дружку полагают братьями и сёстрами, хотя полностью родных не бывает, всегда только наполовину: или один отец или одна мать.
   Участников в таком браке может быть сколько угодно, от минимума шести до полной бесконечности, хоть до чёртовой дюжины и более того!
   Но и не этот факт скандальнее всего, отнюдь! Даже имея по полдюжине мужей и жён, наши милые парадизяне вовсе не хранят им верности, а делятся своей любовью, в семье и вне её по полной программе, как кому захочется, практически не стесняясь ничего, кроме как близких кровных родных. Однако не потому что это неслыханно или плохо для потомства, а потому, что чувства там имеются иные, неподходящие.
   Для научного разведения и долгого выращивания потомства у них принята многосупружная семья с дублированными матерями и отцами.
   В Парадизе считают, что чем больше взрослых особей любят ребёнка и занимаются им, тем успешнее идёт процесс продвижения и умственного развития крохи. Так сказать, у дюжины нянек, мамок и дядек у них оказывается, что детишки быстрее учатся всему, что требуется для вольного житья на просторах местного рая. Конкретно.
   Кушать выращенную мимоходом пищу, строить себе и другим гнёзда из местных материалов, пользоваться системами связи, передвижения и обучения. О пище и выращивании зелёной массы в разных целях я подробно докладывал, описывая предыдущие плёнки, насчет домашнего уклада. Впервые сам увидел при помощи двух Свет, но насчёт связи, передвижения и обучения всему я, пожалуй что, пока повременю.
   (Потому что сам не вполне разобрался, хотя имел в линзе пару дискет на тему. То ли я не совсем правильно понял, то ли Лиля поскупилась с научными комментариями, либо - я серьёзно склоняюсь к последнему выводу - имела место хорошо продуманная мистификация. В каких целях - я пока не понял, всем остальным они делились довольно откровенно.
   А тут принялись вдруг рассказывать и показывать бабушкины сказки: про ковёр-самолет, блюдечко с телеяблочком и людей-зверей, они же реальные оборотни. Которые выращивают себе крылья и плавники, когда среда требует и если они захотят. Ну ладно, это немножко потом, когда и если смогу разобраться, зачем мне показали смонтированную телесказку, что в принципе не представляет труда даже у нас на грешной Земле. Тут голубчики явно промахнулись! )
   Однако я лучше вернусь к описанию семейственного устройства далёких кузенов из Парадиза и окрестностей. Но теперь, для разнообразия и пущей наглядности не стану делать обобщений, вместо того без особых затей распишу семейную историю милой феи "Светочки-с-тремя-лунами-на-ладошке" - это я сам начал транскрибировать её имя, опять же в целях разнообразия и чтобы читателю стало занятнее вникать. С иными именами, возникающими по ходу дела, я поступлю так же: стану переводить их, как мне больше понравится, разумеется, придерживаясь основной канвы. Договорились?
   Так вот моя задумчивая, поэтическая фея Света-старшая оказалась самой младшей третьей женой в семействе, и фабула её сватовства была самой что ни на есть романтичной в разумном Парадизе. Но стоит начать с начала, оно будет любопытней. В первичной фазе создания их молодой многогамной семьи некая девица под условным именем Золотая Рыбка обратилась в информационный банк всех доступных миров и отыскала себе первого мужа, в их понятиях, партнёра по процессу разумного размножения. При том наша, вернее их, Золотая Рыбочка заказала оптимальные параметры будущего спутника дальнейшей жизни по принципу наилучшей совместимости генетических линий и личных особенностей характера.
   (Кстати, забыл упомянуть, что семья с целью продолжения рода у них называется Второй. Каждый из парадизян сначала живёт в Первой, вместе с родителями, братьями и сёстрами, затем, подрастая, начинает думать о Второй, где он станет родителем, а далее, вырастив потомство, вступает в Третью - если, конечно, пожелает. В последней Третьей семье собираются особи любого возраста: в основном те, кто миновал период размножения, вырастил своих и несвоих детишек, выучился ремеслу и живёт себе, исключительно, как сам пожелает. В случае, если ему или ей нравится жить не одному, а в группе иных парадизян, то желающие присоединяются к разношерстной Третьей семье, либо образуют её сами. С любым числом участников, родных или по большей части неродных - как приходится или как захочется. Без всякой разумной цели, просто по принципу, что двоим (или троим и так до бесконечности...) лучше, чем одному. Опять же при том участники общаются сексуально со всеми, с кем пожелают, а семья пребывает отдельно, она имеет иное назначение.
   С членами предыдущих семей граждане Парадиза обычно поддерживают самые тёплые и близкие отношения, так что всяческой родни у них получается просто вагон и маленькая тележка, всех они знают, помнят и любят по-разному. А живут они, кстати сказать, невероятно долго, хотя практически не старятся, только мужают и становиятся интенсивнее. Вот этот момент, насчёт интенсивности мне не совсем ясен. Лиля рассказала, но худо, с какими-ти странными цветовыми примерами, и я не совсем вник. Во всяком случае не настолько, чтобы объяснять самому.
   И даже вроде умирают они исключительно по собственной доброй воле, когда всё сделается и окончательно надоест. Или не совсем умирают, а обращаются в иные формы существования, я опять не понял толком. Но об их возрасте и, проблемах здоровья и метампсихозах я расскажу как-нибудь после, а то всё время только и делаю, что охотно отвлекаюсь по разным интересным поводам.)
   Итак, речь у нас идёт о создании семьи девушкой по имени Золотая Рыбка, которая приплыла и спросила в подходящей конторе себе спутника жизни, первого по счёту. (Но не обязательно спрашивает девушка, у них имеется много форм сватовства для создания любых семейных радостей). Короче, информационный банк выдал нашей Рыбочке (фотография тех времен приложена, З.Рыбка смотрелась недурно, но Светочка мне нравится больше, очень уж много золота на Рыбке, точнее, всяческого сверкания, как будто её сбрызнули!) список подходящих женихов.
   Она, наша Рыбка, ознакомилась виртуально, затем лично (выборочно) и после серьёзных раздумий выбрала молодого человека под условным именем Крепкий Орешек. (Кстати, забегая малость вперед, скажу сразу, что именно он является натуральным папашей для Светочки-маленькой.)
   Крепкий Орешек, невзирая на крутое имя, не слишком сопротивлялся, поскольку знал, что, ежели Рыбка сделала ему предложение, значит они подходят друг дружке оптимально, и дело с концом. Банки информации там отлажены и не ошибаются, к тому же Золотая Рыбка явилась отличной, первоклассной невестой, с завидным приданным из удачных генетических линий, у них это очень ценится.
   (Опять же кстати. Следует упомянуть, что моя Света-с-тремя-лунами обладает не столь завидным достоянием: её линии, хотя вполне достойные, но скорее на любителя. Они особенные, с включением неких элементов нестандартности, точнее, склонности к разным изящным искусствам.
   Сама Света-большая пока не слишком в них преуспела, лишь умеет тонко ценить изображения и формы. А вот дочка Света-младшая с самого раннего возраста исключительно хорошо поёт, что даже я успел заметить, и в будущем может вырасти в реальную оперную диву, что у них также высоко ценится. Поскольку вместо литературы и поэзии парадизяне наслаждаются реальными и видеооперами, так же и лёгкими мюзиклами, в которых повсеместно поют и танцуют.)
   Однако вернёмся к нашим новобрачным, Золотой Рыбке и Крепкому Орешку. Они вступили в семейный союз, что обходится там вне всяких формальностей, по-нашему, обошли вкруг ракитового куста и послали запрос на примерный план-чертёж будущего потомка, для начала они захотели мальчика. Им выслали в ответ несколько вариантов возможных сыновей, они вместе выбрали, какой больше понравился обоим, и совершили необходимую для того процедуру. Какую именно, сказать не берусь, потому что сам спросить у виртуальной Светы-старшенькой не мог, а Лиля проехала мимо без коментариев.
   (Что опять меня уверило в её чуждом происхождении, потому что никакая земная женщина, хоть сто раз просвещённая, не пропустила бы любопытного момента, хоть застрели её! В этих сомнениях я спрашивать Лилию не стал, побоялся стать причиной смущения, очень уж наглядно она себя выдала.)
   Однако продолжим семейный романчик. В положенное время природа либо наука выдали молодым родителям первого потомка, и он, понятно, получился таким, какого они заказали. Сие не важно, так же не важно, как мальчика назвали: их впереди будет много, всех не упомнишь с именами, а читатель напрочь заплутает. Важно иное: как только малец чуток подрос и стал узнавать родителей, те поспешили с выбором дублёров, и по очереди ими обзавелись - Рыбка Золотая вторым мужем по имени Птица-Мореплаватель, а Орешку Рыбка с Птичкой вскоре подобрали вторую спутницу жизни по имени Пёстрая шкурка.
   (Тут я прошу всеобщего прощения, лучше и изящнее имя девушки не переводится, а самому выдумывать из головы совесть литератора не позволяет, пусть будет Шкурка. На картинке мне показали вполне привлекательную местную девицу, несмотря на её забористое имечко.
   Она пребывала в приятно оранжево-розовых тонах веснушек, смотрелась, просто как персик, с волосами цвета заварного крема, завязанными во-что-то вроде парика Людовика под номером 14 - сплошная прелесть! Да, глазки бойкие, яркие, цвета тёмного малахита...)
   Правда, тут я совершил неточность в рассказе: вторая супруга и мать в семействе, а именно Пестрая Шкурка, была отобрана по научным и иным параметрам не только для Орешка, но разумеется (это для них!) и для второго мужа, для Мореплавателя Птицы. Конкретно с ним Шкурка задумала своего первого сыночка, что они мигом исполнили. И тут же, практически не приходя в чувства, Золотая Рыбка с Морской Птичкой запросили и сделали по выбранному заказу ещё одного парня: третьего в этой семье. С целью приблизить братиков по возрасту или чтобы создать команду, я не совсем точно понял.
   Как наш любопытный читатель, смог он проследить генеалогические линии в семье: кто и чей, а также как приходятся три братика друг дружке? Заметил ли, что ни одного полного брата ни у кого нету, одни полукровки - это не случайно. А по точному выверенному плану, чтобы максимально разбросать по потомству генетические линии. Вот так.
   (Впрочем, для образованного читателя не такая уж и новость, не правда ли? Он в курсе наверняка, что ещё в тёмные Средние века человечества католическая и православная церкви дружно запрещали вступать в брак родственникам вплоть до седьмого колена, надо думать с той же научной целью, правда, о том не подозревая. И чтобы поступить наоборот и жениться на кузине, следовало просить письменного позволения у Папы Римского или у Патриарха. С приложением даров.
   Те, кто мог себе позволить, испрашивали, потом, с распространением просвещения спрашивать перестали. В результате чего сам великий учёный Чарльз Дарвин постфактум задавался вопросом, стоило ли ему брать в жёны милейшую двоюродную, не оттого ли их детишки страдают множеством расстойств здоровья, вплоть до слабоумия у младшенького.)
   Однако, я вновь отвлёкся, прошу извинений! Возвращаемся к милому наблюдаемому семейству, мы бросили его на первом этапе, с четырьмя взрослыми и тройкой старших мальчишек. После чего в чадородии наступила некая пауза, вполне предусмотренная - детишек надлежало довести общими силами до некоторого ума и базовых знаний, после чего думать о следующей порции. Всё по науке.
   Наша Золотая Рыбка как первая жена и матриарх семейства, если задумывалась над проблемами дальнейшего расширения семьи, то пока в теории, но знала, что им следует планировать девочек, с мальчишками получился некоторый перебор, им не слишком полезно расти в однополом окружении, без сестричек. Понятно, что иных, не родных девочек кругом было достаточно, для игр и знакомств с иным полом. Множественные родители о том пеклись, и система воспитания требовала, однако она указывала, что мальчикам необходимы родные сёстры: как для психологического комфорта, так и для производства родных племянников обоего пола, которые также надобны парадизянину для душевного комфорта и особых эмоций. Опять всё точно по науке, даже несколько тошно становится, не правда ли?
   Вот тут и завязалась романтическая история с участием старшенькой Светы-при-трех-лунах. Золотая рыбка, не предпринимая пока ничего, в теории задумывала некий семейный гамбит следующего содержания. Она хотела бы пригласить в их семью сложившуюся пару с одной мелкой девочкой, дабы сберечь тем хлопоты по созданию дальнейшей семьи и хитроумным способом разом дополнить свою.
   В будущем Рыбка планировала ещё двух девочек: одну у Шкурки и Орешка, вторую у новой жены с Птицей Мореплавателем. Таким образом получилось бы равновесие братьев и сестёр и у каждой матери возникло бы по паре детишек - что составляет у них приличный минимум, хотя не обязательный. Кто из местных дамочек пожелает, может с позволения семьи завести хоть дюжину, а кто вообще не хочет - бывают и такие, озабоченные наукой, искусством или спортом - то никто не требует воспроизводиться. Потому что, если она не желает детишек, значит по этой части в линиях имеет место особенность - и следовательно не надо.
   Что касается отцов, то количество их отпрысков значения не имеет, воспроизводство считается лишь по женщинам. Однако где же романс?
   Вот и он, не надо тревожиться! Пока Золотая Рыбка добросовестно строила прожекты и схемы, её первейший благоверный, Крепкий Орешек, молодой специалист в продвинутой (но странной для нас) отрасли по переходу неживой материи в полуживую с дальнейшей перспективой (ужас, не правда ли?) занимался просвещением юношества в старших классах средней школы - такая у них в Парадизе имеется общественая нагрузка, совсем как у нас. И там в морской аудитории, среди бурь и вызванных шквалов, в бурных волнах из пены вышла замечательная девочка. Не самая лучшая из учениц, научные предметы волновали её мало, потому что... Ну, об особой генетической склонности к искусствам я упоминал, не так ли?
   Разумеется, речь идёт о Свете-под-тремя-лунами, о ком же другом? Наша девочка к тому времени достигла возрастного минимума для воспроизводства - у них он совпадает с учением в старших классах, чтобы девочки, учась сами, холили и учили своих мелких детишек азам жизни и поведения. Но опять же сие не обязательно. Золотая Рыбка от того воздержалась и занялась семейным воспроизводством в начале профессионального обучения, когда выбрала профессию садовницы-дизайнера и отучилась пару первых семестров. Ну да ладно, мы толкуем о любви в местном понимании, а не о семейно-профессиональных аспектах их практически беспроблемной жизни.
   Чувства охватили молодого лектора и юную двоечницу сразу и без сомнений, они поняли, что созданы друг для дружки, с тем, чтобы в свою очередь создать необычайно одарённого ребёночка - просто увидели воочию будущую кроху и восхитились оба! Тут же, почти не сходя с места, Крепкий Орешек связался по картинке со своей ответственной Рыбкой, выдал во весь экран объёмный портрет Светы-при-луне и сообщил новость, которая в дальнейшем хранилась в семейном фольклоре в виде такой, разумеется, неточно переведённой фразы-восклицания.
  -- Рыбка, Золотая моя! - заявил Орешек, не показываясь сам. - Смотри и изучай, вот кто принесёт нам первую девочку, и какую!
  -- Отлично, - не моргнувши глазом, ответила Золотая Рыбка. - В первую прикидку - то, что надо! Девушка в порядке и редкие линии при ней. Надо оповестить остальных, что мы нашли; показать им; после соберёмся и вынесем общее одобрение. Я уверена, что информация будет благоприятной, а если нет - то рискнём, я вполне согласна!
   Ну, как милый мой читатель и романтическая читательница, теперь вы довольны? Романс вышел, как по-писанному, но лично меня и отдельно от всего особо восхищает Золотая Рыбка. Вот она женщина, более чем достойная управлять не только семьёй, но и государством! Интересы дела для неё - превыше всего, под делом она имеет в виду оптимальное семейное воспроизводство. Представьте себе, как могла бы реагировать иная, хотя бы наша, полигамная старшая жена, если муж и отец её ребёнка нашел себе любимую девушку сам, а не с подачи главной жены, и желает произвести с ней девочку, каковой у старшей нет и пока не предвидится! Могла бы взвиться от ревности под небеса. А вот Рыбка Золотая - ничего подобного, обрадовалась, что у будущей падчерицы запасены редкостные гены по части искусства.
   Кстати, могу отметить, что не я один преклоняюсь перед Рыбкой-Золотцем. Милая фея Света-старшенькая, младшая жена, хоть страстно до сих пор влюблена в своего Крепкого Орешка, уважает и ценит второго брачного партнёра, живёт душа в душу с Пестренькой Шкуркой, однако слушает и почитает Золотую Рыбку превыше всех, та для неё просто мать родная! Я заметил это и запомнил особо. Такая у них сложная полигамия в Парадизе и прочих аналогичных мирах, словом, у кузенов-сапиенсов. Но это не всё об их развёрнутых семьях.
   В положенное краткое время у младшей жены-ученицы, как всем известно, появилась дочка Света-мотылёк и оправдала возложенные на неё надежды по части искусства - чуть ли не с колыбели стала выпевать арии, иногда собственного сочинения, к тому же ангельским голоском. Что не мудрено, поскольку кровный папа у старшей Светы повсеместно известен, как сочинитель музыкальных опусов, правда, самых сложных и не всем понятных. Отец Светы-старшей и дед Светы-младшей как бы является профессором экспериментальной музыки и живёт где-то на окраине в специальном мире, где практикуют и обкатывают редкие искусства, в частности звуковые. Что-то вроде лаборатории чистого художества, понятного в основном профессионалам, но место и занятие, прошу заметить, в высшей степени уважаемое - потому что не всем дано, много званных, но и у них мало избранных. После обкатки и консультаций художественные достижения берутся в работу иными специалистами, те используют удачные эксперименты в доступных формах искусства для всех прочих потребителей.
   Вот он, дедуля (зовут его Сердце Океана - это вовсе не плагиат из фильма "Титаник", а моя личная попытка перевода - так совпало!), как выяснилось, во внучке слегка разочарован, ему хотелось, чтобы талант у девочки оказался не таким массовым и простым, как пение вслух.
   Ему бы, капризному деду, больше понравилось, если бы Светочка-букашка миновала певческие забавы и устремилась прямиком к нему в ученицы-преемницы, таким образом он повёл бы свою линию вдаль и вглубь тайн и бездн чистого искусства. Но не всё выходит, как желается, даже у них в Парадизах и вспомогательных мирах. Ну да ладно, Бог с ним, с дедом-композитором, а то наш роман-сага начинает смахивать на старинную комедию под названием "Антон Иванович сердится", где учёный музыкант папаша запрещал дочке петь массовую музыку, готовя из неё камерную певицу. Правда похоже?
   Итак, Светочка-бабочка появилась и запела, а всё остальное семейство с удовольствием слушало и радовалось. Однако не так давно взрослые вспомнили, что вроде хотели побольше девочек, и Пёстрая Шкурка с Крепким Орешком завели детям новую сестричку, буквально на днях, остальные младенца пока не видели. Данная процедура предстоит, как интересно! Вот детишек в семье стало пятеро на пятерых родителей.
   Но это не всё, прошу немного терпения и я доскажу самую занятную часть семейной проблемы. Состоит она в том, что теперь настала очередь Светы-старшей воспроизводиться по второму разу. У них считается, что младшие дети лучше развиваются в группе, близкой по возрасту, и вроде бы Свете-маленькой будет полезно повозиться с малышнёй, для будущей женщины и матери очень ценное умение.
   Имея в виду этот момент, а также гармонию семейства в целом, старшая по возрасту и чину, а именно Золотая Рыбка успела продумать и затем предложить нашей фее Свете-под-тремя-лунами несколько подходящих вариантов. Сама Света-младшая-лунная-жена ни о чём подобном не задумывалась, потому что как раз закончила среднюю школу и всем на свете была довольна, кроме как не совсем понимала, какую профессию и путь в жизни ей избрать. Рыбке пришлось подумать за неё, но только в семейном аспекте, насчёт професии и склонностей она не вмешивалась, полагая себя вне компетенции.
   Варианты дальнейшего развития семейства с акцетом на интересы младшей жены у Рыбки Золотой возникли вот такие.
   а) Самый простой и по-нашему вполне элегантный: Света-старшая с Птицей Мореплавателем могут произвести ещё одну девочку и с тем завершить семейное строительство на минимальном уровне. Их линии вполне совмещались, правда, без блестящих перспектив; все были бы рады самой младшенькой; могли баловать её всласть без опасений; одного вундеркинда на семью парадизян было вполне достаточно. Однако при всей заманчивой простоте данный вариант имел свои слабые стороны. Во-первых, он ставил точку на расширении семьи, оставив её при пятерых взрослых и шести детишках - самый предел по краешку нормы.
   (Меньшие семьи считались почти аномальными, скажем, четверо взрослых и их четверка взимных детей, не говоря уже о паре с любым количеством - такое у них случалось, но так редко, что почти никогда.)
   Или, если при таких условиях нашему семейству захотелось больше детей или партнёров, то пришлось бы приглашать пару вместе либо по отдельности с результатом некоторого перенасыщения народом - никакую женщину из Парадиза нельзя ограничить в разумном желании иметь хотя бы двоих потомков.
   В таком случае равновесие полов, а также взрослых и детей полетело бы вверх тормашками, и Рыбка просто замаялась бы, подбирая пары для воспроизводства с учётом избежания полнокровных братьев и сестёр.
   При всей видимости простоты первый вариант предлагал либо слишком мало, либо слишком много народу, минуя золотую середину. К тому же никакого особого интереса для старшей Светы подобный вариант не предусматривал: те же самые любимые партнёры, ещё одна дочка, причём заведомо не такая блистательная, как Светочка-мотылёк - не совсем справедливо по отношению к ним, считая младенца, не так ли?
   б) Иной вариант, тоже вполне традиционный, заключался в том, что семья подыскивала и сватала третьего мужа по договорённости, что первый его потомок заведётся у Светы-при луне, причём любого пола, как они выберут, с учётом, что хорошо бы потешить деда и сделать ему ученика или ученицу - хотя вовсе не обязательно. В таком случае, если выберется мальчик, то Золотая Рыбка возьмётся родить новенькому парню девочку для семейного равновесия и если ему одного ребёнка покажется мало. Однако, если гипотетический новенький со Светой вместе спланируют дочку, то он останется при ней одной, для того требуется предварительное согласие будущего папаши. Чтобы он не почувствовал в будущем, что в семье он пятое колесо, и чтобы не произошло перекоса эмоций по поводу одной своей и всех иных несвоих детишек. Посему выбор последнего партнёра выходил при данном варианте довольно сложным, однако Рыбка согласна была предпринять поиск, при том, что выбор в любом случае оставался за Светой. Или же...
   б2) При практически той же разблюдовке гипотетическому третьему мужу по выбору Светы-старшенькой в будущем, но недалёком, могла предложиться возможность привести или принять последнюю, самую младшую девушку, с тем чтобы она родила ему второго, а своего первого детишку, затем, не откладывая в долгий ящик, сделала себе второе чадо на выбор с любым из старших мужей. Такой проект, добротный и традиционный, расширил бы семью почти до максимума по их понятиям.
   Поскольку на данный момент истории парадизяне перестали обрастать большими семьями, не в пример прошедшим временам, когда они собирались почти в племена: по десятку или дюжине родителей с их неисчислимым потомством. При описанном подварианте милой Рыбке Золотой пришлось бы трудиться, как ездовой лайке, дабы составить проект, подобрать участников по оптимуму, далее включить и полюбить самой, затем приохотить остальных членов семьи. Но и такой труд Золотая Рыбка соглашалась осилить, если Света-старшенькая одобрит. Настолько заботливой матриархиней оказалась наша Рыбка - желала соблюсти семейный интерес и заодно побаловать младшую партнёршу Свету-с-тремя-лунами, чтобы той было интересно!
   в) В случае, если наша поэтическая фея Света-старшая-по-лунам не проявит энтузиазма по поводу вышеизложенных, отлично продуманных концепций, то Золотая Рыбка предлагала ей подумать самой и сделать всё, что душе угодно - заняться выбором следующего партнёра на базе романса; завести кроху заочно из хранилища с тем, чтобы сделать приятное своему папаше и дать будущему потомку любые гены, хоть скомбинированные - это пожалуйста! Все остальные дружно согласились полюбить ещё одно одарённое чадо, Светочка-маленькая показала себя очень милой общей дочкой. Или, если Свете-старшей очень недосуг думать о воспроизводстве и семейных проблемах, то возможно сохранить статус кво - оставить их удачную семью на минимуме и считать дело завершённым. Пять на пять - тоже неплохое сочетание, правда, не совсем обычное, ну да Парадиз с ним!
   Что касается нашей трёхлунной феи Светы, то она находилась в раздумьях о жизни и не слишком спешила брать судьбу в собственные ручки. Как я отмечал, на данный момент своей жизни она была всем и всеми довольна, хотя признательна до крайности милой Рыбке за деятельную заботу. Однако в настоящий момент мысль о втором потомке или новом партнёре её не слишком волновала, но Света отнюдь не зарекалась, что в будущем ей того не пожелается. Хотя против любых планов Золотой Рыбки она также возражений не имела, согласилась на смотрины двоих отборных молодцов на предмет третьего супруга для себя и семьи: не исключено, что кто-то из них, тщательно изученных Рыбкой, может затронуть некую струну в её сердце. Если нет, то, разумеется - никаких обид ни с чьей стороны. Смотрины назначались на грядущий вечер, Рыбка постаралась и устроила всё на славу.
   Единственное, против чего Золотая Рыбка возражала, точнее будет сказать, не обещалась принимать участия, то это были нерешительность и пассивное отношение младшей жены к семейным обязанностям, в чём Света охотно признавалась, однако пересиливать себя не бралась, натура, отличная от Рыбкиной, ей того не позволяла.
   Света-лунная-дева отлично знала, и Рыбка мягко напоминала, что, если браться за расширение семейства, то следует приступать прямо сейчас, с небольшим плюсом-минусом. Потому что старшие дети подрастают, старшие родители активно участся профессиям, семья находится в зените и готова принять младшее поколение супругов и детишек - это будет в традиции и норме. Однако, если затянуть с решением, то во-первых, появится возрастной разрыв у детей, а впоследствии старшие мужья и жёны, вырастив большеньких потомков и выучившись сами, будут вынуждены откладывать карьеру с профессией, оставаться в Парадизе или постоянно мотаться по мирам, с целью растить, любить и холить младшее поколение, что создаст для семьи в целом лишнее напряжение.
   В принципе Вторая семья строится с тем расчётом, чтобы молодые родители-студенты сообща растили потомков и в то же физическое время получали высшее образование - короче, чтобы учились все! А когда родители и дети выучиваются каждый своему, то Вторая семья сама собой безболезненно распадается. Дети собираются в старшие классы под водительством учителей и живут попеременно то с предками, то в подростковых группах, родители доучиваются и очень постепенно отбывают к месту работы, если она не в Парадизе.
   В финальной фазе Второй семьи все приобретают свои отдельные интересы и расходятся. Дети начинают думать о жизни и Второй семье, родители о карьере и возможной Третьей. Посему множественным родителям желательно уложиться с учёбой и выращиванием общих детишек примерно в один, достаточно долгий временной период.
   И, если бы наша фея Трёхлунная Света - вернёмся к ней, захотела выбиться из свободного графика воспроизведения и ращения потомства, то ей пришлось бы положиться на личный страх и риск - потому что даже в Парадизах семеро одного не ждут. Золотая Рыбка тем более, хотя она стремилась учесть все пожелания Лунной Светы заодно с её интересами, но вовсе не собиралась приносить даже в относительную жертву интересы и благополучие остального семейства - отнюдь и вовсе никогда! Если Лунная Света надумала бы завести сама по себе лишь одного позднего ребёнка, то остальным родителям было бы не слишком удобно. Поскольку чадо в любом случае считается общим, и вся группа взрослых воленс-ноленс должна была отрываться от собственных дел и стабильно принимать участие. По отношению к ним это вышло бы не совсем справедливо, в особенности для тех, кто избрал себе профессию вне этого Парадиза и переселился в иные миры, либо взялся осваивать и готовить новые Парадизы для дальнейшего домашнего пользования.
   Сама Рыбка только о том и мечтала: вырастить всех детишек на славу, выучиться самой садовому искусству и насаждать райские огороды в новеньком, неосвоенном мире, с тем, чтобы в дальнейшем другие семьи с детишками пользовались плодами её вдохновенных трудов.
   Парадизы, или, как они зовутся у них - Домашние Миры, именно для того и предназначены. Там живут семьи с детьми, учителя, специалисты по генетике и здоровью, вдобавок мирные пенсионеры, те из них, кто отработавши своё, желает внести вклад в достойное воспитание новых поколений. Короче - ансабмль пенсии и пляски!
   Следовательно, как я упоминал, задерживаться там деятельным молодым специалистам - в некоторый лом, как любит у нас выражаться стильная молодежь. Посему Лунная наша Света должна была решиться со своими планами в довольно короткое время. Но если затянет со вторым потомком, то ей надо будет растить его в сборной Третьей семье, к каковой придётся пристроиться в том же Парадизе. В том нет ничего фатального, подобные примеры, как любые иные, имеют место вплоть до экстравагантных предков-одиночек. Однако фее Лунной Свете будет особенно сложно - её поэтическая и созерцательная натура...
   Однако же, друзья мои земляки и землянки! Я сам чуть не проехал мимо главного, но прошу прощения и возвращаюсь по следу! Чуете, чем дело у нас запахло? Парадиз с нею, с милейшей феечкой Светой-старшенькой и всяким потомством, они разберутся, будьте уверены, если Золотая Рыбка взялась за дело! Не о них заботы и печали, друзья мои дорогие, а о нас многогрешных!
   Упоминая милейшую Золотую Рыбку в предпоследний раз, я вскользь заметил, что девица с крайне символическим именем имеет свои личные мечтания - то бишь хочет принять участие в освоении новой планеты под очередной Парадиз, который так искусно смешивает в себе функции яслей, детского садика и дома престарелых, очень мило не правда ли?
   Опять у них так водится: как только один райский детский садик-школа заселяется и начинает действовать в полную силу, то избыток выросшего молодого поколения принимается за освоение очередного, чтобы родной не страдал от избытка населения и не переполнялся. Так вот...
   Никто мне не сказал, что новый мир, определённый под очередное заселение, должен быть пустым. Он должен быть пригодным - вот и всё, а расстояния и световые времена не имеют значения, но о том немного после, как они путешествуют и общаются мирами. Короче, все поняли, к чему меня клонит? Какая леденящая догадка вошла в мозг и отмела благостные мысли о семьях парадизян и феечках на самодвижущейся речке? Хотя, должен сказать честно: кроме личных подозрений иных догадок у меня нету, и с милой Лилией я не делился. Поделюсь лишь с тобою читатель, а вы с читательницей мотайте на ус, и если можете, то возражайте, я буду рад!
   Итак... А что если, подумал я, вся эта возня иномирных друзей с нами, неумелыми и грешными, имеет под собой иные причины кроме простого альтруизма? Что, если у них завелась мыслишка превратить нашу Землю в очередной райский, детский и старческий садик? Устроить нам жизнь по своим замечательным меркам, заодно в будущем заселить Землю своими иждивенцами? Не сразу, разумеется, а по прошествии многих поколений, когда остаток коренных землян (насчёт контроля над рождаемостью у них самих довольно строго, между всем прочим, не прямо, но косвенно, мягкой лапкой в стальной рукавице!) привыкнет к предложенным привилегиям, окончательно избалуется привычной, очень хорошей жизнью и станет относиться к кузенам, как к Старшим и умным братьям по разуму? Некритично...
   Заодно вообразите идиллическую картинку такой будущей планеты, нашего и заодно чужого Парадиза на Земле. Они переустроили наш бывший мирок по своим меркам, сделали из него помесь детского сада и пансионата для престарелых, вроде смешанного санатория где-то в глуши, а базовое население, то есть мы с вами и наши потомки, обитают подле них и учатся чужому уму-разуму и нормам приличного поведения. Они будут вроде сельских детишек, которых приглашают в барскую усадьбу поиграть с барчуками или на ёлку, где для них припасают подарки поплоше и пряники попроще.
   Как вам это понравится? Вы хотели бы, читатель с читательницей, чтобы жизнью ваших отдалённых потомков руководила бы такая особа, как ранее упомянутая Золотая Рыбка? Или просто-напросто она лично - живут они, сколько сами захотят, я упоминал о том.
   Очень деятельная особа эта Золотая Рыбка, до крайности разумная, до ужаса эффективная в своих действиях, донельзя доброжелательная и с самыми лучшими понятиями о жизни. Однако, по моему мнению, абсолютно и совершенно бездушная особа. С одним замечательным базовым принципом: вынь ей да положь оптимальное решение любой проблемы, она поспособствует исполнению, сама исполнит любое твоё пожелание и так далее, и тому подобное. О такой рыбочке мы читали в детстве, не правда ли?
   "Откуплюсь, чем только пожелаешь!" - сказала она старику, когда очень понадобилось его добровольное содействие. Как сказала, так и сделала, исполнила все пожелания и капризы престарелой парочки, давая им свободу выбора и простор для самостоятельных решений, не так ли?
   Даже не вмешивалась в их сугубо семейные проблемы, предоставляя разбираться самим, кто из них и какие принимает решения, правда ведь?
   Но... Но когда наши земные старички превысили разумный предел в своих желаниях, когда задели витальные права и интересы самой Рыбки, то как она отреагировала? Все помнят? "Ничего не сказала рыбка, лишь хвостом по воде вильнула и ушла в глубокое море..."
   Далее спикер от землян вернулся к себе и застал картину, которую все помнят: Золотая Рыбка забрала выделенные милости и оставила стариков, как они жили до того - в ветхой землянке, у разбитого корыта. Не так ли? Что называется: сказка ложь, а в ней намёк. Я надеюсь, что дальнейших разъяснений не надобно, не так ли? Хотя напоминаю, что доказательств не имею, одни лишь догадки и сомнения, а литературные аналогии - они могут быть убедительны, однако реальным доводом "за" либо "против" служить не могут.
   Вот бы Лиличку мою познакомить, интересно, что бы она сказала?
  
      -- стр. 350
   ... Опять я отвлекусь от плёнки, хоть она интересна, но намедни узнал из желтой нашей прессы очередную недостоверную новость и не могу удержаться, очень она идёт в масть.
   Хотя нескромно и грешно сравнивать себя с Федором Михайловичем (Достоевским), однако чем далее, тем более моё повествование начинает походить не на роман-беллетристику, а на "Дневник писателя", прошу меня извинить великодушно, "но не могу молчать!" Как выразился печатно иной писатель, а именно Эмиль Золя, хотя по совершенно иному поводу. Там у них полыхало дело Дрейфуса, бедалагу подставили в качестве шпиона и судили немыслимое количество раз, пока не устали и не оправдали вчистую. А шпионом-то был совсем иной офицер! Кстати о птичках, очень подходящий зачин получается для моего сообщения.
   Нашелся у нас тут другой, может быть самозванец, может и безумец, однако не одного меня, как оказалось, женщина просветила и склонила к отменно странным действиям. А может быть она была одна и та же?
   Не знаю, в курсе ли мои уважаемые читатели, потому изложу случай так, каким нашёл его в скандальной и неуважаемой прессе. Вполне может статься, что мои читатель с читательницей люди думающие и серьёзные, посему такие газетёнки и рассыпные яркие журнальчики, как "Вечерний экспресс" или "Слышали Звон-н-н...!" в руки отродясь не берут, однако мне приходится. Беллетрист и писатель не может брезговать ничем, любой источник информации для него - источник! Так вот мутные источники скандальных слухов и неверных сведений намедни стали наперегонки сообщать историю, имеющую место за рубежами России, в Европах и Америках, но нам всё равно интересно. Итак.
   Не очень давно, но и не вчера жил в Соединённых Штатах известный учёный, Нобелевский лауреат по биохимии, кажется, и по имени Джон Смит, тоже примерно кажется. Потому что по причине его всемирной научной известности даже самая скандальная пресса упоминает дяденьку под инициалами либо именует прозрачным прозвищем, а мы станем звать его - Джон Смит, чтобы не справляться в источниках всякий раз, как забудем, ладно?
   Наш Джон Смит, получивши свою денежную нобелевку так обрадовался, что ухнул почти всю её на новое оборудование, причём безвозмездно, и углубился в исследование бездн и тайн мироздания, но видно, как потом заподозрили, не рассчитал моральных сил и увлёкся. Ибо довольно скоро подоспел со странным открытием: увидел в мощный микроскоп и научно доказал, что у нас в зелёной массе растений обитает очень хитрая бактерия явно неземного происхождения. Что она конкретно делает в растениях и откуда, голубка, взялась - то ли упала с хвоста пролетающей кометы, не то занеслась с упавшего метеора - ученый профессор выяснить не успел.
   Бедняга по наивности обнародовал полученное знание в узких кругах и практически сразу угодил в дурдом, что понятно. По их корректным правилам лауреату возражать не стали, однако срезали финансирование, забрали аппаратуру в НАСА, а Джону Смиту посоветовали взять бессрочный отпуск от дел и отдохнуть на природе, желательно под медицинским надзором. Даже посоветовали известную клинику в Швейцарии на берегу озера Леман, куда учёный вскоре прибыл и поделился своими проблемами.
   Местные доктора, понятное дело, споро взялись за лечение уставшего мэтра, но с нулевыми результатами: лучше ему не стало, он медленно впадал в апатию и перестал под конец интересоваться чем бы то ни было. Тогда доктора принялись пользовать беднягу от депрессии с апатией, но весьма хитрым старым способом. От лечения электрошоком и химией он наотрез отказывался, тогда ему стали подмешивать в пищу и питьё предписанные препараты. Прошу прощения у милых читательниц, но приведу армейскую частушку с похожим содержанием.
   "Нам дают калий бром, знаем зачем!
   Нам дают калий бром, чтоб не встал член!"
   Далее я умолчу, потому что следуют многочисленные матерные слова, как теперь выражаются - неформальная лексика. Никому такая медицина не нравится, и профессор-лауреат Джон Смит исключением не явился.
   Через какое-то время, кстати сказать, довольно продолжительное, учёные доктора приметили, что знаменитый пациент объявил негласную голодовку. Пища и жидкости, выдаваемые ему, оставались практически
   нетронутыми, валялись повсюду, съедаемые воробьями в садике, выливались в цветочные горшки и кадки, отчего клинические растения хирели и увядали. Однако сам лауреат отнюдь не проявлял признаков увядания, напротив - поправлялся физически и веселел душевно.
   Докторский персонал собрал симпозиум, изучил проблему и пришел к выводу, что, скорее всего, учёный пациент, не будь плох, понял, что его лечат насильно, и принял контрмеры. Стал, тоже секретно, бегать в ближайший торговый центр и питаться там в Мак-Дональдсе, благо свободу его передвижений никто не ограничивал и с деньгами пациентов там не стесняли. Конечно, если они не буйные.
   Насчёт Мак-Дональдса случилась была подсказка: младший персонал заметил среди несъеденной пищи остатки гамбургеров в булочке и прочую известную снедь, хотя в клинике пациетов таким не кормили. Доктора опять посовещались и решили, что если самовольное питание вместе с секретными отлучками в универсам идут профессору на пользу, то пускай себе тешится - главное, чтобы апатия с депрессией от него отвязались.
   А какими методами идёт лечение - то пусть самыми нетрадиционными, как то привычной котлетой вместо дорогостоящей фармацевтической химии - не суть важно. Очень либеральные оказались доктора, хотя всё равно денежки были плачены за квартал вперёд и лекарства можно поберечь, не так ли?
   Однако эти медицинские байки отнюдь не стоят всемирного внимания, и к настоящему рассказу идут как присказка. А реальная сказка, вот она!
   Начинается с девушки-санитарки, чёрненькой американки по имени Элли Бун, она служила в той клинике младшим персоналом на каникулах, приехала из США между семестрами поработать на практике, поскольку усердно училась на врача психиатра. В европах девица не слишком хорошо приживалась и очень тосковала по родной пище, кулинарные изыски местной кухни её более раздражали, чем восхищали. И вот однажды...
   Прибирая недоеденные остатки пищи в отдельной палате у Джона Смита, девушка наткнулась на целенький, нетронутый гамбургер - ну в точности такой, о каких ей мечталось, настоящий, штатский, а вовсе не дрянь, каковая сходит у них за Мак-Дональдс. И соблазнённая девица Элли Бун не заметила, как котлетку с булкой взяла и нечаянно всю скушала. Почти что всю...
   Потому что, когда девица очнулась от постыдного поступка и стала себя мысленно корить, то обнаружила, что держит в руке странный черенок - то, что осталось от гамбургера в булке. Не зная зачем и почему, наверное, в состоянии смущения Элли Бун повертела черенок и пальцах, поизучала и осознала, что это не просто веточка или щепка, случайно запеченная вместе с едой, а нечто совсем иное. Точнее, она увидела, затем разнявши огрызок, убедилась, что это именно и есть огрызок - как от фрукта! То бишь, девица обнаружила, что потреблённая ею котлета в булке выросла вместе с тестом и фаршем из этого самого древесного черенка!
   Понятно, что девушка-студентка, аспирантка и такое прочее, не сразу и не совсем поверила своим глазам с осязанием, подумала об ошибке чувств и, может быть, нечаянных глюках и вообще обо всём прочем. Но...
   Но решила присмотреться к знаменитому пациенту и его пище несколько внимательнее. Присмотревшись она обнаружила кое-что: во-первых, профессор имел привычку уединённо питаться в заросшей беседке с краю больничного парка, причём еду носил не туда, а обратно, хотя такое поведение вполне укладывалось в версию о побегах в забегаловку рядом. Но во-вторых, девушка Элли, съевши в целях эксперимента парочку профессорских брошенных кусков, заметила, что с нею лично стали происходить необъяснимые наукой феномены. Ей стало веселее жить, Европа перестала казаться неприятным заброшенным углом, каждый день она просыпалась с новыми силами и с подъёмом чувств.
   К тому же Элли Бун, всегда желавшая чуть-чуть посветлеть - ибо не очень любила свой цвет лица, чёрный, как башмак, хотя расовых комплексов не имела - стала замечать, смотрясь в зеркало, что кожа обретает приятный розоватый оттенок и действительно перестаёт быть абсолютно чёрной. Когда Элли убедилась, что личико у неё стало цвета темного винограда, а настроение постоянно стоит на высшей отметке, она приблизилась к профессору Джону Смиту в его уединении и смело спросила, что сей сон значит. И чем это он так удачно питается, точнее, откуда берёт странно эффективную пищу, ведь не из Мак-Дональдса же за углом!
   Профессор, в свою очередь не смутился а обрадовался, затем без всякого стеснения указал на ветви, обступившие беседку - там, среди цветов и листьев Элли воочию увидела бутончики, из которых росли продукты питания в разной степени формирования. Далее профессор нобелевских наук охотно пояснил, что однажды к нему в беседку забрела вроде его старая знакомая или иная женщина, принявшая для удобства вид знакомой, и предложила ему продолжить прерванные научные исследования вот таким образом: попробовать вырастить булку на деревьях. И что из того вышло... Хорошо, что дело происходило в дурдоме, хотя и высшей категории, иначе девица бы точно в него угодила, потому что не верить глазам и ощущениям она не могла, но верить было трудновато.
   Однако, я малость увлёкся и заболтался, прошу извинений. Буду краток: дальше дело пошло хуже. Когда Элли Бун уговорила профессора Смита обнародовать открытие и предложила себя в свидетели, то у них ничего не вышло, увы! Поназвали врачей и прессу, а дивные цветы-продукты между тем срочно увяли и рассыпались в прах - никаких вещественных доказательств не осталось.
   Пресса в разочаровании обвинила профессора заодно с Мак-Дональдсом в недобросовестной рекламе, одни таблоиды поддержали марку, стали выдвигать всякие версии и брать интервью у порозовевшей девушки - хотя её фото до и после приема чудо-пищи никто доказательством не посчитал. Тогда пара почти разоблачённых шарлатанов выписалась из дурдома, удалилась в пустынь на окраинах США и сделала последнее заявление, что через какое-то время все увидят и попробуют, какой они там вырастят город-сад! А пока...
   Пока вернемся к нашим баранам, то есть к милейшим жителям планеты Парадиз, которые, кстати, растят пищу именно таким способом, вернее, она сама растёт, питает голубчиков, лечит и может вызывать изменения облика по индивидуальному мысленному заказу. Хорошо, однако, что я пишу, а вы читаете роман-фантазию. По этому случаю разоблачения вымыслов с перспективой дурдома мы с вами можем не опасаться!
  
      -- Послесловие ко второму изданию
   Последние страницы без номера и числа...
  
   Любимые и глубоко уважаемые читатели!
   Мой так же уважаемый, хотя далеко не так любимый издатель (он великодушен и простит признание!) надумал после второй порции печатных книжек, которые, как оказалось очень неплохо продаются и приносят ему немалый доход, сделать вместе со следующим третьим и расширенным изданием электронную версию моего романа.
   Не то найдутся умельцы, сами сделают и начнут продавать в ларьках, такие случаи бывали ранее, и мой издатель решил не рисковать и предупредить мошенников. Я тоже предупреждаю: если надумаете, то берите только нашу версию, с логотипом издательства, потому, что у нас вы найдёте обширный иллюстративный материал. Мы нашли способ перенести в компьютер и вывести в электронное издание много разных картинок, полученных прямиком из Парадиза - понятно, что у любых мошенников самодельщиков вы такого не получите!
   Более того, наша законная электронная версия имеет иной сюрприз: комментарии по требованию. Точнее, сноски вне тектста. Если кто-то увидел красивую семилучёвую звёздочку и захотел пояснений, то стоит лишь поиграть мышкой или иным устройством, с тем войти в раздел комментариев, указать страницу с номером, и вот вам пожалуйста - комментарии и разъяснения будут предложены, иные с отдельными иллюстрациями! Заманчиво, не правда ли?
   И в третьих, мои замечательные читатели после первого издания просто засыпали нас вопросами натуральными и сетевыми. Прошу извинения, не на все письма я смог ответить. Некоторые были отчасти бессмыслены, в особенности те, где отдельные читатели требовали, чтобы я сознался, выдумку или правду они прочитали, ну разве так можно?
   Иные вопросы я учёл и постарался вывести во второе издание, которое у вас в руках, но были такие письма и требования, на которые у меня не хватило сил и элементарных научных познаний, я все же не лауреат наук, а простой российский беллетрист!
   Так вот, в грядущем электронном издании планируется приставка в форме электронного адреса, куда можно и нужно слать самые заковыристые вопросы и смелые мнения. Отвечать на данную почту любезно согласилась Лилия, моя проводница по мирам Парадиза.
   Вот ответ самым любопытным читателям, точнее предложение - спросите её сами, что, не слабо будет? Лиличка вам ответит, если, разумеется, правильно и достаточно вежливо сформулируете, как у них в Парадизах осуществляется связь и транспорт между мирами; почему отсутствует производство с механическими средствами, и как они без него обходятся. Насчёт сельского хозяйства все, наверное, поняли, и никто, кроме самых замшелых пенсионеров мне таких вопросов не задавал.
   Если кто-то подозревает, что я сам берусь имперсонофицировать милую Лилию и отвечать от её имени, то пусть они успокоятся - я, бедный и грешный землянин, не имею ни времени, ни сил, ни возможностей для титанического труда, мне бы новый роман сочинить и заработать слегка семье на пропитание. Если эксперимент с пищей в горшочках у нас не выгорит - ну, а если выгорит, то на самый простенький компьютер.
   Знаете, скажу по секрету, мне понравилось работать с машинкой - она почти живая и очень умная, вот следующий роман я попробую сделать обеими руками и без ручки с бумагой. А пока, милые мои друзья, ждите виртуального издания, обладайте и вопросы с мнениями шлите по адресу: liliaparadis.ru.
   Лиле в Парадиз, точка ру! И ждите ответа, ждите ответа, ждите ответа...
   / на том отрывки из текста заключились.../
  
  
   КАТАСТРОФА ОТМЕНЯЕТСЯ (либо корректируется)
  
   Завершив в сверхнатуральное время знакомство с означенным романом, Юлия свела выписки воедино и с реальной помощью "светильника" произвела отдельную книжку с той же гадкой картинкой на обложке.
   На титуле она не поленилась ("светильник очень постарался в качестве издательского помощника) сделать надпись изысканным шрифтом, текст выбрался не сразу, но затем понравился, он гласил:
   "ЗЁРНА из ПЛЕВЕЛ
   от Лилии, растения в апофеозе"
   Данную копию Юлия намеревалась захватить с собою в Парадиз и презентовать профессору с необходимыми комментариями, так же ознакомить куратора, и, может статься, высшие инстанции в лице Стога Сена и Рыбы-Кита на предмет представления плана дальнейших своих действий в рамках Проекта и контакта.
   Хотя на данный момент у неё в голове не совсем укладывались сложные соотношения прошлого с будущим, однако план вполне вырисовался в тексте и выглядел вполне прилично, разве что за исключением мелких непрояснённых деталей. О них Юлия предпочитала забыть, чтобы не смущаться и не пытаться предвосхитить либо напротив, предотвратить.
   С данным процессом, а именно с созиданием будущего при примерном знании, у Юлии возникали закономерные трудности, поэтому от лишних приходилось избавляться путём неглижирования.
   Главное, что конкретно Юлии удалось сопоставить во всех умах: своём при плюсе с расширенной информацией и вспомогательных - то бишь с разумным "светильником" и профессорской программой в зеркале - это вышло не только соединить прошлое и настоящее с будущим, но и начерно выявить связь и действительный канал для возможного контакта.
   А именно, обещанные виртуальные комментарии к ужасному роману про Парадиз и Химеру и появление на планете Земля реальной точки будущего контакта - загадочного плавучего континента, названного по старой памяти славным именем Атлантида.
   Юлия вчерне сформулировала примерно так: кто из землян захочет и сможет задать по сети достойный вопрос либо сделать приличный комментарий, тот станет кандидатом для дальнейшей заочной переписки. Ну, почти как солдат с барышней или зэк с девицей. Далее, кто из них проявит себя интересным собеседником, тот перейдёт на следующую ступень знакомства, их будет несколько, как в компьютерной игре имеется несколько уровней сложности. Впоследствии выигравший, то бишь успешно прошедший все уровни, получит путёвку в Атлантиду, каковая появится во благовремении, когда возможные кандидаты созреют.
   Конечно, Юлия понимала, что данная схема отнюдь не единственная и, может статься, не самая удачная, но возникнут иные, никто в том не сомневался. Пока, Юлия не могла не признать, что появление гадкого романа вполне оправдывало затраты энергии и душевных сил - а именно выводило её мысли на новые орбиты, указывало на не замеченные ранее перспективы с горизонтами.
   Так что немедленный реприманд или выволочка зарвавшемуся фантасту сами собой отменялись, вернее будет сказать, принимали иные формы. Тоже неплохо, тем временем думалось Юлии. Затонский мог подождать, и она тем временем получает свободу думать об ином. А именно, как вызвать означенную Атлантиду из волн морских; где это должно произойти, а главное, как - вернее, чьими силами. Её, Юлии, личными либо с помощью иномирных благодетелей, они же консультанты.
   "Тьфу, пропасть!" - прервала себя Юлия по ходу конструктивных мыслей. - "Вот что значит начитаться дряни: сама не ведая того, почти машинально назвала своих друзей гадостным именем "благодетели". Ну разве что не "доброжелатели"! Как некрасиво, но Парадиз простит!"
   Вернувши себе душевное равновесие в помощью чёрного юмора, Юлия, как тезка её Цезарь, занялась двумя делами сразу. В глубине сознания задала себе работу и делала её, то есть прикидывала варианты насчёт будущей Атлантиды, а на поверхности мыслей и во внешнем мире стала приводить жилище в надлежащий вид к приезду сына Сени.
   То есть наводить последние штрихи, маскирующие иноземное присутствие, а главное - вынимать из зеркала пирамиду и груды информационных программ, заталкивать их в "светильник", далее приводить зеркальную амальгамму в привычный домашний вид, даже отчасти присыпать пылью. Иначе ребёнок точно задумается, не случилось ли что с мамашей, и с чего бы ей вздумалось ежедневно протирать поверхности, поскольку таких привычек за ней он отроду не помнил. И сам их не имел.
   Однако при этом Юлия помнила каждую минуту, что запылённая данная поверхность, как бы невинно она ни смотрелась, дополнительно имеет функцию дверей в иные миры. Следовательно, этот подарок профессора Лья надлежало не просто не повредить ненароком, а надо было держать в порядке и готовности к своим возможным перемещениям. Но только каким образом? Вот в чём заключался вопрос.
   Имея в виду вышеуказанную проблему, Юлия трудилась мысленно и внешне с предельной осторожностью, почти не касаясь предмета ни морально, ни физически. К тому же катая на дальнем уровне сознания мысль о грядущей Атлантиде, как леденец во рту. Ко всему прочему она вдруг вспомнила, что не знает точной даты приезда ребёнка, потому что он, поросёнок, так и не сделал сообщения, лишь туманно указал, что намеревается прибыть в конце недели, но ключи у него есть, так что матери не о чем беспокоиться. Поистине...
  
   По всей видимости, крайне осложнённые мыслительные процессы вкупе с не вполне осознанной деятельностью привели Юлию к странному результату. Даже более, чем...
   Сначала о нём возвестил светильник "разума", он заливисто вспискнул и вспыхнул кратким радужным переливом. Далее, когда Юлия с трудом оторвалась от созерцания заволновавшегося помощника и обратилась к зеркальной поверхности, то с изумлением узрела, что россыпи псевдодомашней пыли отчасти позеленели, ставши более похожи на пыльцу растений, а в глубине зеркала отразился сначала смутно, но далее, проясняясь, отнюдь не домашний пейзаж.
   Ничего даже отдаленно подобного у неё в квартире никогда не было, не только с удивлением, но даже неуместным возмущением полагала Юлия, затем вспомнила и справедливости ради поправила себя - давно не было, будет точнее сказать! С тех пор, как она устраивала двери во временные-пространственные туннели и с переменным успехом то попадала, то возвращалась с далёкого острова в Полинезии. Тогда "светильник" тоже волновался примерно таким же образом, а туннель у неё за спиной сам собой стремительно захлопнулся. Неужели капризный парадокс в пространстве и времени, решил открыться сам по себе или она невольно инициировала процесс?
   Размышляя в растерянности, Юлия наблюдала не отрываясь, как смутно знакомый тропический пейзаж наливается реальностью, превращаясь из цветной гравюры в картину, а из неё - в цветное, отчётливое и объёмное фото-изображение, вплоть до мелких капель влаги на устьях листьев. Просто руку протяни и дотронься!
   А далее... Голова у Юлии просто пошла кругом, даже показалось, что там, в мозгах искрятся всполохи и бегает звук, что "светильник разума" без спроса переместился внутрь сознания и там бесчинствует на свободе!
   Потому что прямо у неё на глазах зеленая пыльца, ранее чуть заметно присыпавшая зеркальную поверхность и не мешавшая прозрению внутрь, стала быстренько расплываться, словно снежинки таяли на стекле; далее поверхность зеркала покрылась изморосью; потом мелкие капли мигом загустели и слились в одну почти прозрачную, с восковым отттенком плёнку; которая с свою очередь обратилась в корку из прозрачного, но крупно гранёного стекла; на зеркале образовалась как бы тонкая плёнка из хрусталя с шершавой поверхностью. И...
   Почти в точности повторились двери исчезнушего туннеля, которые Юлия сама производила, взяв за основу свои, имевшиеся в квартире. Только стоит сказать, что стекло в этой "двери" смотрелось гораздо лучше, было прозрачнее и сияло дорогим блеском, наподобие снежной скатерти, искрящейся в солнечном свете.
   За нею, в отличие от прошлого опыта виднелся ближний и явственный пейзаж тропической изобильной зелени, но не в статической картинке, а в мирном колыхании и движении тёплых воздушных масс, моментами они затуманивали хрустальную завесу, но в следующий миг она прояснялась, как ни в чём ни бывало.
   Что это случились за тропики у неё в зеркале, Юлия не сумела вдуматься, тотальное удивление блокировало почти не приходящие догадки и наводящие вопросы, хотя они стучались где-то у пределов понимания.
   Почему-то ей пришла на ум ассоциация с неким игорным домом, вроде бы подобное заведение она имитировала в далёком Парадизе с какой-то далеко идущей целью, затем вдруг мелькнуло пошлое изречение времён далёкой юности - " кто не рискует, тот шампанского не пьёт". Почти не успев ничего оформить в донельзя смятённых мыслях, Юлия обратилась к "светильнику разума" с настоятельным, однако некорректным вопросом.
  -- Что это у нас вышло, и как там с энергией? - спросила она вслух через плечо. - Оно не лопнет, как в тот раз, или как?
  -- ТУННЕЛЬ ДВИЖЕНИЯ СТАБИЛЕН... - нарисовался ответ на завесе света перед веками, хотя глаза оставались открытыми. - ЭНЕРГИЯ ЧЕРПАЕТСЯ ИЗ СТЕЛЛАРНЫХ ЗАПАСОВ ПЕРЕМЕЩЕНИЕ РЕАЛЬНО ОТКРЫТО В ОБЕ СТОРОНЫ ЗАПАС ИНФОРМАЦИИ ВЛОЖЕН...
  -- Мерси, разумеется, - опять же вслух высказалась Юлия. - Но что с ним делать надлежит, с этим вашим туннелем, хотела бы я знать?
   Скорее всего отвечающее устройство (очень странное на взгляд Юлии) сочло последний вопрос риторическим, поскольку нового ответа не последовало, а прежний, впечатанный в сознание, медленно угас.
  -- Понятно, что хочется, то и делай! - сказала Юлия с некоторой досадой непонятно по какому адресу. - Тогда привет всем горячий!
   Сама толком не сознавая, что она делает, и отчасти успокоенная тем, что этот туннель, откуда бы он ни взялся, не лопнет наподобие мыльного пузыря и не оставит её вне времени и пространства, Юлия приблизилась к искусительному зеркалу и приложила обе ладони к создавшейся хрустальной корочке. И тотчас ощутила, как по пальцам прошлось нездешнее дуновение, на клеточном и молекулярном уровне что-то определённо сместилось и пришло в движение, втягивая её вслед физически и ментально.
   "Моментально и ментально, не исключено, что и фатально..." - пронёсся дурацкий обрывок сквозь сознание и погас, как давешнее сообщение.
   Вслед за чем Юлия обнаружила, что стоит в открытой пещере, на песке под нависшей лиловой и коричневой скалой, лицом к искрящемуся водопаду, а поток льющейся свеху воды отгораживает пространство, как прозрачный занавес. За ним располагался пляж, на который плавно набегали небольшие волны, иногда проникая к ней под скалу и сливаясь с потоком сверху, а иногда не добегая.
   Тут же, как подтверждение в компьютерной игре, пришла информация-догадка, что место слияния вертикального и горизонтального движения воды станет точкой её личного возврата в зеркало-туннель, причём по своему чётко выраженному желанию и с любой грузоподъёмностью.
  -- Вот и приехали, только куда и зачем - никто не знает! - поделилась Юлия своей заботой непонятно с кем.
   Вновь никто ей не ответил, хотя понятно, что "светильник разума" остался дома и... А шаровой помощник давно уже не показывался за ненадобностью в домашних условиях, хорошо бы знать, где он...
   И Юлия нечаянно позвала чудесный шар-молнию из водяного занавеса.
   Ни она сама, и никто после не догадался, почему именно там Юлия бессознательно предположила нахождение устройства, а, скажем, не у себя в ладонях, как водилось ранее; также никто не понял, отчего она мигом устремилась сквозь радужный поток, завидевши и ощутивши завихрение внутри него - она просто оказалась там, осыпаемая водяной пылью, а из странной субстанции не воздушной и не жидкой, средней между ними двумя - стал образовываться и разрастаться шар-помощник, раздвигая её ладони почти невидимой, но ощутимой массой. Скорее это был поток непонятно чего, шар надувался уплотнялся, как вода за быстро идущей лодкой, мощно и упруго...
   Очевидно не справляясь с энерго-водной феерией и сознавая себя в точке завихрения волн, динамических полей энергии и воды в разных видах, к тому же стремясь удержать шар, Юлия разводила руки и панически искала в памяти ритмические строки, могущие уравновесить её мысленные возможности и дать сознанию устойчивость, как это получалось ранее, просто по прошлым удававшимся опытам.
   Стихи вызвались из запаса, послушно пришли и сказались с чувством.
  -- "Природой здесь нам суждено в Европу прорубить окно" - Юлия произнесла, оглядывая виды природы по краям водяной завесы. - "Ногою твёрдой стать при море. Сюда, по новым им волнам, все флаги будут в гости к нам, и запируем на просторе!"
   Как обычно у неё случалось, стихи, на сей раз Александр Сергеевич Пушкин в роли великого Петра, помогли влиться в поток волн, дум и всего прочего. Потому что шар-водяная молния (так он воспринялся в финале действия), хоть и разросся до каменного и водного пределов, однако плотно держался в руках наподобие огромной, но практически невесомой линзы, вобравшей в себя наличное физическое пространство подле неё и с другой стороны - явственно озираемые сквозь искрящуюся поверхность водопада (он лился теперь внутри линзы) - живые пейзажи внешней природы.
   Мелькнула, наподобие быстрой кометы, мысль, что она держит в руках означенное окно, и тут же пропала под напором воды и явного желания пристроить странный аппарат куда-нибудь, не стоять же с ним, как невнятное изваяние, на пределах всяческих сред.
   Мимолётно поколебавшись, в какую сторону обратить неудобное "окно", Юлия подсознательно обозначила некую "золотую середину" и обернулась с невесомой ношей в сторону, вроде как повернула что-то и встроила в промежуток между каменной стеной сзади себя и видным внешним миром впереди.
  -- Это у нас будет анфилада, вот тут парадный вход, французское окно с выходом на грунт - сказала Юлия не вполне осознанно и лёгким движением вдвинула угадываемую массу линзы в простенок, но не всю, гораздо меньшая часть осталась у неё между пальцев, как липнувшая плёнка. - А здесь приватная дверца, форточка с другой стороны. Кто не спрятался, я не виновата.
   Затем она размяла совершенно свободные пальцы, как бы присыпанные тальком, и осмотрела неумышленно сделанную постройку. Водопад перед нею искрился как ни в чём не бывало, волны набегали на песок под ногами, но по сторонам пещеры, в скальных выступах действительно виднелись два окна-углубления, затянутые мокрыми и запотевшими стеклами, как в ванном помещении. Одно из них, размером поболее, неправильно овальное, стояло, как пасхальное яйцо от пола до потолка пещеры, другое оказалось поменьше - в полтора человеческих роста, прямоугольное со сглаженными углами, странно знакомое очертаниями.
   Оглядевши плоды нечаянных стараний и не решаясь предпринять что-либо дальнейшее, Юлия принялась за самокритику, в основном в целях достижения душевного комфорта, вроде как человек бессознательно потирает и поглаживает ушибленный или укушенный комаром участок.
  -- Ведь не хотела, и знала отлично, что зря и не надо, - сказала она себе в назидание, совсем как бабуля Соня, та всегда проборматывала вслух вольный поток мыслей и переживаний - что называется дожили! - Делала и знала, что лучше бы не делать этого, словно чёрт дергал, как сказала бы бабушка Соня, и была бы она права! Просто наваждение какое-то, полное отсутствие контроля над собой! Как маленькая! И вот теперь извольте получить! "Сбились мы, что делать нам? В поле бес нас водит видно и кружит по сторонам!"
   Очередное обращение к национальному поэту по всей видимости слегка прочистило мозги и сопутствующие системы, потому что сразу вслед за упоминанием беса пришла подсказка, что причитать можно сколь угодно, однако никто не мешает узнать конкретно, в какое поле её внесло и по каким сторонам кружит - никто, видит Бог, не мешает, и нечего стоять столбом!
  -- Выясни, идиотка безмозглая, что там выстроились за пути следования в скальных массивах, - сурово напутствовала себя Юлия. - И вперед, флаг в руки! Смотри себе на здоровье, куда занеслась в неясных порывах! Понятно?
   Слушаясь и повинуясь строгому голосу разума, Юлия первым делом обернулась к большему "окну", приблизилась вплотную и немедленно усмотрела, что сквозь призматическое пространство окна-яйца во все стороны простирается водная гладь, по всей видимости, морская.
   Потому что по поверхности, занимавшей наличную видимость, неспешно ходили и плескались небольшие волны, они пронизывались вкось склонёнными лучами какого-то светила, однако оно скрывалось за чертою горизонта, угадывалась тоже где-то наверху. И ничего более или конкретнее Юлия увидеть не смогла, хоть добросовестно старалась. Морские простроры без границ - вот что представляло её взору солидное хрустальное яйцо, созданное без плана и далее принятое ею за основной канал непонятного чего. Однако...
   Налюбовавшись вдоволь на игру волн в хрустальном отдалении и не сумевши определиться с их цветом - они перекатывались без видимого отттенка и только играли искрами в лучах светила - Юлия поняла, что ничего более не высмотрится и оставила данный канал, он же окно.
   Идти в обратную сторону было недалеко, и практически сразу в двух шагах она оказалась у так называемой "форточки", у окошка, созданного ею из остатков первоначальной водяной линзы. Почти без удивления, словно так и следовало быть, Юлия опознала в "форточке" рамки и контуры собственного зеркала, а в глубине отражения без всяких сомнений узнала сквозь мельчайшие капли антураж своей личной комнаты, из которой она начала внеплановое странствие незнамо куда.
   Всё было вполне логично: точнее, в дурацком порыве строительства неизвестно чего просматривалась конкретная логика. Сама не ведая, что она творит, Юлия, оказалось, что создала пункт передачи информации, либо станцию пересадки - от себя через пещеру и далее неизвестно куда в морские просторы!
   По крайней мере так ей казалось и понималось. Уточнять ориентиры и ситуацию в целом Юлия побаивалась, вызов помощника и его странное поведение были свежи в памяти, и повторять опыт не хотелось крайне. Поэтому, обойдясь без освоения новоиспечённой станции пересадки либо передачи, Юлия без помех прошла сквозь тёплые струи водопада и смело вышла на пляж к реальному морю. И остолбенела, хотя не сразу, а пройдя немного и обернувшись лицом к приморской суше.
   В глубине душе, хотя она не загадывала особо, Юлия полагала, что открывшийся туннель должен привести к острову на Тихом океане, где она начала поход к растительному миру на Земле. С умобактериями в кармане... Её смущали в основном параметры времени, и в них она боялась запутаться, а вот в смысле пространства особых сомнений она не испытывала - куда ещё мог вести воссозданный тоннель, в особенности, если тропики так и лезли на глаза сквозь стекло?
   По крайней мере, полагала Юлия, если и не совсем туда приведёт её бессознательное строительство, то хотя бы в ближайшее соседство. Аналогия составилась с опытами работы на компьютере: затерянные файлы могли найтись и всплывали у неё иногда в неожиданных местах, но всегда связанных с первоначальной директорией, хотя бы и косвенно.
   Но ныне и сейчас... Да, тропический остров имел место, определённо - с трудом и изумлением полагала Юлия, стоя на песочке - но не тот, какой невнятно загадывался - очень знакомый, но совсем иной!
   Если она находится в реальных параметрах, нервно одёрнула себя Юлия, а не замечталась вконец, обманутая и сбитая с толку разными умелыми помощниками и своей бестолковостью! Если все они вместе взятые не создали сложную, однако мнимую иллюзорность, почти неотличимую от действительности, о чём было заранее высказано предупреждение. В частности профессором Лья неоднократно...
   Поскольку озираясь и вспоминая, Юлия обнаружила себя на пляжном узорном песке того самого острова в Парадизе, где изобильно росли "корзинки" и который ей так неприлично хотелось присвоить, однако она удержалась от соблазна. Очертания морского берега с пляжем, скальное образование поверху, напоминающее каминную трубу, заросли на иной стороне бухты, где находились "корзинки": все это вместе взятое, хотя под другим углом зрения, отлично опозналось и вспомнилось. Воздух с волнами вспомнились и узнались на уровне ощущений или это тоже иллюзия, полный обман чувств?
   Вроде того, что она сильно скучала по покинутому райскому миру и в смешении памяти с неосмысленной деятельностью нечаянно создала приличную иллюзию, вроде открытки с морского берега. Или нет?
   Сомнения самого разного рода волновали Юлию на месте и не давали сойти с него, как бедной жене мифического Лота. Если она оказалась в настоящем Парадизе и нечаянно создала канал движения туда и обратно, то просто браво-брависсимо! Она от себя таких подвигов не ожидала, но не слишком ладно вышло в таком случае то, что всё это сделалось вовсе неумышленно, а совершенно хаотическим образом.
   Но если, напротив, она стоит на песке не реального, а иллюзорного острова, то как ей оттуда надлежит выбираться, чтобы не зайти в полный тупик завихрённого воображения и не остаться в ирреальном мире без надежды на возвращение? И есть ли возможность выяснить, где она точно находится: в реальном Парадизе или на мнимом острове Корзинок, в альбоме собственных приятных воспоминаний? Ошибка в данном случае могла обойтись довольно дорого.
   Самое неприятное состояло в том, что Юлия напрочь забыла, каким путём она пришла к настоящему результату; точнее, успела ли отключиться от программ с иллюзорным будущим Земли и своих родных или в волнении и спешке смешала все уровни воедино; вот в чём заключался вопрос. Роман Затонского и своя работа с ним примешались туда же и смущали Юлию дополнительно.
  -- Если я в настоящем Парадизе, - начала она рассуждать вслух, невольно протягивая руку сквозь водопад к "форточке" в пещере. - То нет никаких проблем взять немного энергии из местных сред и сделать копию дурацкой книжки, всё равно хотела отвезти её туда со своими комментариями. И послать куда следует по каналам местной информации - без проблем!
   Произнося пробный текст, она легким движением чувств собирала из воздуха нечто - вроде бы получалось, хотя не сразу и с непривычки. Во всяком случае копия книжки легко в руки не давалась и ...
   "Но если я в иллюзии" - восходили леденящие мысли из подкорки. - "То ничего подобного не будет, сейчас наступит сбой, краски и запахи застынут и поменяются на порядок - вроде бы так случалось при тренировках, или как?"
  -- Это я, Красная Шапочка, несу в корзинке кусок пирога и горшочек масла! - незнамо отчего Юлия процитировала сказку в прозаическом переложении Шарля Перро, затем добавила. - А именно, роман-предупреждение о нашествии с моими комментариями, как вам это понравится?
  -- Дёрни за верёвочку, дитя мое, - ответил тоже вслух дивно знакомый голос. - И дверь откроется. Роман получен, мерси беспредельно.
  -- Чёрный Пёс, милый зайчик! Значит я на нужном участке суши! - бурно возрадовалась Юлия и почти заскакала на песке. - Покажись, хозяин ласковый, я так соскучилась!
  -- Синенькая, голубка моя, я тоже в тоске и желаю свидеться, - голос куратора разносился над водами и сушей, но сам он не являся. - Мы с глубокоуважаемым Стогом Сена сейчас изучаем ваше творение, и я внутри него, насчёт пространства далеко не уверен, где мы заседаем. Третьей с нами будешь? Тогда мы тебя прямо отсюда впитаем, а если нет, то погуляй малость, скушай корзиночку, а мы...
  -- В таком вот виде к вам, прямо в неглиже? - почти возмутилась Юлия, убедившись что попала в Парадиз в очередном домашнем халате и совсем неприбранная. - Я лучше сбегаю переоденусь, а потом уже...
  -- Да, а профессор от нас откололся, - повествовательно поведал куратор без изображения. - Он считает, что лишняя опёка для всех вас вредна, тебе лучше поступать, как вздумается, без лишних консультаций. Роман ему не понравился, автор разочаровал, показал слишком мало бурных негативных эмоций, не подтвердил теорию...
  -- Значит ли, что этот канал прямо сюда мне Лья нарочно сделала? - Юлия не слишком чётко, однако сформулировала догадку. - Чтобы я своими силами...
  -- Что-то вроде того, он с нами не советовался, Стог Сена в шоке, но тобою доволен, - конспективно заверил куратор. - Птичка, ты летишь к нам или повременишь?
  -- Лечу с приветом, вернусь с ответом, обернусь мигом, - ответила Юлия, тем временем пробегая несколько шагов сквозь водопад и в пещеру. - Только шнурки поглажу и галстук завяжу!
   Привычное шутовское общение с милым куратором вспомнилось, очень приятно отозвалось во всех эмоциональных системах и, смешавшись с радостью, свойственной всем обитателям Парадиза, даже временным, привело Юлию к более чем странным действиям, даже на собственный взгляд.
   Она с разбегу остановилась перед форточкой-зеркалом, без колебаний сунула за псевдостеклянную преграду обе руки и вытащила в Парадиз восстановленный костюмчик в черно-бежевый горошек, отчасти потому, что вспоминать процесс создания было некогда, а куратору хотелось показаться во всём земном экзотическом блеске и повторно шокировать Стог Сена, для которого сама идея одежды была абсолютно чужеродна и более чем невнятна. Но пусть учится...
   Отлично понимая, что всё это суетно и мелко, Юлия утешалась мыслью, что несёт в широкий мир Сообщества мелкие штрихи взаимопонимания, необходимого всем. Такая вот и прочая чепуха имела место в рабочем сознании, наверное, напрасно.
   Она перебирала благоглупости и в те же мгновения пристраивала на себя одежду с обувью, последняя вынулась по аналогии, затем осмотрела отражение со своей стороны и осталась почти довольна. Далее вновь пробежала под водопадом, оказалась на узорчатом пляже и вот там замедлилась, соображая...
   Если примыкать к работе Пса и Стога (внутри него) над романом Затонского, то, наверное, хорошо бы иметь в руках копию, о которой она собственно и мечтала, выйдя на пляж в первый раз. Но не получила её, вместо того Чёрный Пёс отозвался на обращение, это когда она скромно представилась Красной Шапочкой, то есть... Следует ли из этого, что надо вернуться к зеркалу, взять книжку от себя и нести её для работы, а так же, как следует попадать внутрь многоуважаемого Стога, если они с куратором находятся незнамо где, и к кому из них обращаться?
   Занятая обильными сомнениями, Юлия стояла на песочке как Буриданов осел и не знала, в какую сторону обернуться, однако не могла оторваться от дивных видов возвращенного острова, он ведь оказался реальным!
   Она вбирала в себя видимые и ощутимые очарования, одновременно пыталась вызвать из зеркала копию книги, и в какой-то момент пришла к догадке, что вовсе не следует проситься в компанию, раз профессор Лья сделал(а) ей двухсторонний канал, не так ли?
   У неё имеется окно-яйцо, и надо попробовать попасть сквозь него туда, где в данный момент находится куратор внутри Стога, наверное, это можно сделать, раз она добралась до Парадиза с Земли без особых трудностей, хотя с помощью Лья. Пока в "окне" плещется какое-то море, но если тщательно сосредоточиться...
   Для моральной поддержки Юлия ещё раз окинула долгим взором так скоро покидаемый мир Парадиза (хотя ненадолго) и максимально впитавши пейзаж в себя, одновременно заказала из "зеркала" книгу в руки и всеми фибрами устремилась в морские пространства в "окне", обращаясь при том к куратору и Стогу Сена, что мол, она к ним срочно двигается, прошу встретить, любить и жаловать!
   Книжка влетела в ладонь в раскрытом виде, перебирая листами, на одном из которых красовалась иллюстрация - автор в беседе с Химерой и стихотворная подпись на дне страницы. Юлия мигом узнала текст и не откладывая произнесла его для усиления импульса, а он набирал тем мигом мощность.
   "Предчувствую тебя, года проходят мимо,
   Всё в облике одном предчувствую тебя.
   Весь горизонт в огне и ясен нестерпимо,
   И молча жду, тоскуя и любя!" - цитировала Юлия в нарастающем ритме и скорее ощущала, чем наблюдала, как пространство вокруг неё заворачивалось в пестрый лепесток, а затем понеслось каруселью.
   Книга сама выпорхнула из рук, описала эллипс, внеслась в кружение неведомом чего и там пропала, после чего, словно в колесо сунули палку, вращение остановилось и застыло, как ни в чём не бывало. Но, как очень скоро выяснилось, с нулевым результатом.
   Когда Юлия рассмотрела, куда она принеслась с такой мощной силой, то оказалось, что ничего не вышло, а она стоит там же, на пороге пещеры под водопадом, песок сверкает на солнце черно-белыми узорами, а волны медленно подкатываются к ногам. Всё осталось, как было, будто она вовсе никуда не попала, а закружившись, вернулась обратно на остров.
  -- По всей видимости, блин вышел комом, - поделилась Юлия своей печалью в слабой надежде получить от куратора разумный комментарий. - Но больше пробовать я не рискую.
   Увы, никто не отозвался на озвученный голос здравого смысла, и вслед за неполучением ответа Юлия обнаружила, что чувствует в окружающей среде некие изменения - во всяком случае, радость, испытываемая сапиенсом в Парадизе, хоть и не пропала совсем, однако определенно расслабилась и поменяла вектор. Невидимая, но ощутимая стрелка, вздымающая положительные импульсы, вроде как стала показывать не прямо вверх, а скорее на северо-запад, причём с мелкими колебаниями.
  -- Однако же... - сказала себе Юлия в целях моральной поддержки. - Вот уж не хотелось бы в конце стараний оказаться в нереальности, а что-то слишком похоже. Сделаем-ка пасс!
   Никто опять не отозвался ниоткуда, посему Юлии пришлось, как она обещала, сделать несколько мысленных и ручных пассов: она попыталась выбрать частичку энергии, из потоков, пронизывающих Парадиз, и сделать что-нибудь, для неё возможное: скажем, нанести визит на рабочее место Порфирии либо просто вызвать из информатория какие-нибудь сведения, пускай ненужные - просто для проверки.
   Если она впрямь заскочила в нереальные пространства, то не так уж страшно - думала Юлия, пока вслушивалась в себя и не находила энергетического притока - если коварный профессор Лья сделал(а) ей туннель в качестве инструмента для тренировки, то наверняка предусмотрел защиту от дурака, то есть встроил систему слежения и сможет вернуть подопечную из иллюзорных пространств, иначе какой же он или она профессор ксенологии! Это отчасти успокаивало, но...
   Но с потоками энергии дело обстояло хуже - ничего подобного в голову не шло, в руки не давалось, а в ладонях ощущалось покалывание, по всей вероятности от тщетных усилий. Хотя признаков иллюзорной видимости тоже пока не наблюдалось - реальность или нереальность не менялась от усилий и не зависала мёртвым грузом, оставалась той же самой, но никак не реагировала.
  -- Если бы я попала к ним на совещание, во всяком случае хоть рядом оказалась, - в конце напрасных хлопот резюмировала Юлия. - То кто-то из них непременно бы отозвался, эти сапиенсы отлично воспитаны и дурочку в беде не бросят и в неизвестности не оставят даже в целях проучить, у них такого не водится. Следовательно, надо полагать, что я не у них, где бы их ни носило - это раз. Все пассы и старания прошли втуне, ничто не шевельнулось, значит я не в Парадизе и не в его окрестностях - это два, хотя и печально. Но тогда где я - это три и самое главное! В особенности имея в виду, что стою явно на острове Корзинок, но не в Парадизе. Это загадка: ни окон ни дверей, полна горница людей; два конца два кольца, посередине гвоздик!
   Произнося тираду для собственной аудитории, Юлия отчасти надеялась, что кто-нибудь или что-либо отзовётся, оттого и длила текст, ссыпая туда ненужные примеры и включения - кто знает, что может спровоцировать ответ или действие? Она, во всяком случае, никакого понятия не имела, но пробовать никто не запрещал - вдруг получится?
   Однако данные словесные пробы прозвучали и канули в пустоту без всякого видимого результата, что Юлию более озадачило, чем опечалило.
   Из неполучения ответа делался вывод, что на данный момент никто не был склонен ей помогать, из чего следовало, что ориентироваться и принимать дальнейшие решения ей придётся строго самостоятельно, хотя без особого страха и риска. Чего Юлия крайне не любила делать, в особенности в сомнительных ситуациях, потому что знала за собой способность увлекаться и действовать по вдохновению. Вот как она сюда попала - с бухты-барахты и не особо раздумывая.
   Однако подобный образ действий хорош был как импровизация, а планировать и приводить себя в состояние рабочего вдохновения было гораздо сложнее. При последнем порядке работы всегда наблюдалась некоторая натяжка в мысленных динамических потоках, что грозило как раз тем заносом в нереальность, с каковым Юлии отнюдь не хотелось сталкиваться и иметь дело.
   (Как пример у неё в памяти отложились даже не свои ошибки, из которых Лья её вытаскивала, хотя и они имели место, а вполне земные примеры ложного вдохновения у корифеев собственной культуры. Самый чёткий из них частенько приходил Юлии на ум, замеченный в детстве и оторочестве, но несоотнесённый. Даже в самом нежном возрасте, а затем в школьном она ощущала просто-таки с болезненной силой дискомфорт бедного Вовы Маяковского, когда он натаскивал себя на стихи в целях убедить детей и взрослых в реальности советского парадиза. "И жить хорошо и жизнь хороша!" "Побольше ситчику моим комсомолкам!" "Льва показываю я, посмотрите - нате! Он теперь не царь зверья, просто председатель!"
   "Этот чистит валенки, моет сам галоши, он хотя и маленький, но вполне хороший!" "Товарищи потомки, роясь в сегодняшнем окаменевшем говне..." и всяческие тому подобные мучительные усилия смятённого разума и взнузданного вдохновения. Плоды страданий бедняги-поэта просто вопили громким голосом, обнаруживая болезненный вывих в умственных процессах автора, так наказывала себя попытка выдать нереальность за действительность при всех эмоциях сопутствующих процессу.
   Нечто отдалённо подобное, но не с такой силой постоянно ощущалось в бестселлерах своих и переводных авторов, особенно второй, третьей и дальнейшей очереди, когда сочинитель в целях непрерывности процесса и желании заработать денег сочинял сюжеты и судьбы героев холодным способом. Кстати, следует заметить, как неожиданно вспоминила Юлия, что при всех присущих ему недочётах, знакомый писатель Затонский никогда и никоим образом ничем подобным не грешил, его опусы всегда лились прямо из души обильным потоком, почти без оглядки на издателя и карман.)
   Вспомнивши по долгой ассоциации о романе Затонского, улетевшем в неизвестном направлении, Юлия посмеялась мысленно, но всласть, наглядно представляя, как развёрнутая книжка влетает в иные миры и пространства, шелестя листами, и какое действие сие может оказать на дальнейшую судьбу человечества и вообще...
   Тем не менее, не додумавши ничего конкретно, Юлия двинулась с места, пересекла пляжную линию наискось, затем прошлась по мелководью бухты и вышла напрямую к месту произрастания "корзинок", словно занятая чем-то иным, а на самом деле понукаемая явственным желанием посмотреть, как они поживают, а может быть и более того.
   Где бы славный остров ни находился, как с большим удовольствием заметила Юлия, когда добралась до искомого места, в каких бы мирах на данный момент ни обитал вместе с морем, однако заросли, где имели место "корзинки", никуда не делись наряду с последними. То самое растение, что порадовало глаз и прочие чувства в прошлое посещение, так же уютно вкраплялось в окружение, и те же насекомые вились подле подросшей "корзинки", оставленной на развод. На данный момент висячий деликатес плавно покачивался у Юлии над головой и изредка ронял медовые капли, они медленно стекали вниз по плотным листьям.
   После нескольких напрасных попыток достать "корзинку" Юлия тяжко вздохнула и произнесла в пространство суждения, принесенные в памяти с далёкой родины.
  -- Висит груша, нельзя скушать, - поделилась Юлия своей печалью, затем добавила для ровного счёта. - По усам текло, а в рот не попало.
   Последнее суждение не отвечало правилам строгой корректности, поскольку парочку стекших капель удалось достать и слизать с пальцев, однако впечатление оказалось именно таким, какое она высказала.
   Летучий вкус "корзинки" только раздразнил аппетит, и Юлия была готова на любые, самые рискованные действия, какие могли привести к завладению желанным продуктом. Однако и на прямые намёки никто, увы, не отреагировал, не отозвался и не положил "корзинку" в рот.
  -- "Вообрази, я ждесь одна, никто меня не понимает" - пожаловалась Юлия при помощи цитаты (письмо Татьяны к Онегину). - "Рассудок мой изнемогает, и молча гибнуть я должна!"
   К её глубокому разочарованию, ни плоды народной мудрости, ни более поздние поэтические шедевры не имели власти над этим невыясненным местом пребывания.
   "Я звал тебя, но ты не обернулась, я слёзы лил, но ты не снизошла..." - как удачно высказался иной поэт другой эпохи. Энергетические поля не собирались в горсть и не клонили упрямое растение к почве, корзинка, как висела в недоступности, так там и осталась, незвзирая на прямые и косвенные попытки её достать.
   Что называется несолоно хлебавши, Юлия направилась в обратный путь к пещере. Остров был тот самый и вполне реальный, она это досконально выяснила, облизавши пальцы - вкус "корзинок" слабо витал и отчасти ощущался - однако реальное место ни в каком случае не было Парадизом, потому что там "корзинка" влетела бы если не в рот, то в руки при первом признаке пожелания - на то он и был Парадиз!
  -- Боже мой, ведь я куда-то занеслась вместе с островом! - наконец и вдруг догадалась Юлия, почти дойдя обратно до базовой пещеры. - Не знаю куда, не имею понятия зачем, но я захватила хороший кусок чужой территории и притащила с собою! В лучших традиция нашего закрытого мира: "Я конквистадор в панцире железном!"; "Из-за острова на стрежень!"; "На диком бреге Иртыша сидел Ермак, объятый думой!" - я теперь в компании завоевателей чужих пространств и прочей собственности! Но как вернуть присвоенное обратно, я знаю ещё менее того, вот что такое плохо, как сказал бы поэт Владимир Маяковский, нелестно упомянутый ранее!
   Произнося вслух покаянную тираду (да, бабушка Соня вполне поняла бы внучку), Юлия вошла сквозь водопад в пещеру и с немалым облегчением убедилась, что передаточная станция с "окнами" никуда не делась, о чём, прямо скажем, она боялась думать вслух или про себя.
   В большем "окне" так же безбрежно плескались морские просторы, а "окошко-зеркало" с выходом в спальню только слегка запотело или скорее заиндевело мелкими кристалликами, но осталось там же, в скале.
   Только на полупрозрачной измороси, покрывшей гладкую зеркальную поверхность, увиделась крупная надпись, вроде как наведённая пальцем, но символы или буквы были Юлии непонятны, показалось даже что-то вроде арабской или древнееврейской вязи, надпись явно шла и клонилась непривычным образом.
   Пока она озирала в недоумении подпись к непонятному пейзажу, в пещерное пространство просочились явственные слова, выделившиеся незаметно из какого-то общего шума и слабого гула.
  -- Ну, маманя дает! Ты сама глянь! - произнёс под крышей пещеры голос сына Сенечки. - Мало того, что квартиру превратила в полнейший бардак, так она на зеркале пишет! Я пробовал смыть - ни фига себе подобного, органическая краска - прилипло намертво. И текст, извольте любоваться: что-то крайне эзотерическое. Атлантиду ей, видите ли, кто-то собрался подарить, или наоборот она кому-то. Мариш, может, наша мать спятила по-тихому?
  -- Это не важно, братик-козлёночек! - ответил другой знакомый голос. - Меня больше волнует другой вопрос, где она? Хотя, у меня есть догадка, ты заметил эту книгу?
  -- Ну, я приехал вчера к вечеру и застал вот это самое, - объяснился Сеня, очевидно, что не впервые, а вопрос насчёт книги оставил без ответа. - И без мамани. Я, как говорил, её подождал, но ночевать она не явилась, тогда я опять подождал и вызвал тебя полюбоваться и посоветоваться. И что?
  -- Знаешь, братик-козлёночек Сеня, волноваться нам пока рано, - после некоторой паузы произнёс голос дочки Марины. - Наша маманя сейчас в критическом возрасте и способна на самые эстравагантные поступки из чего следует... Вот видишь, книжка у неё на кровати валяется - свежеиспеченный роман следующего года издания. На обороте снимок автора, вполне приличный дяденька средних лет с бабочкой на шее. Фантастика модного направления, хотя о маме я бы такого не подумала, но неважно, главное тут - автор! Мне думается, что у мамы роман на склоне лет, не падай в обморок, с ними бывает. Она уже сколько лет в разводе? Много. И в рамках романа мамочка срочно переделала квартиру в духе фантастики, получила в подарок будущую книгу из авторских экземпляров, далее, по всей видимости, принимала автора на дому, и кто-то из них сделал дарственную надпись на зеркале в порыве увлечения. А сейчас она отправилась к нему с ответным визитом, так что...
  -- Элементарно, Ватсон, - ответил Сеня без радости в голосе. - По-вашему так всё сходится отлично, но мне это не нравится!
  -- Ревнуешь, козлик? - с нежным ехидством спросила Марина. - А как же права человека? Наша мать тоже человек и имеет право повеселиться, не так ли? А когда вернётся, сделай милость, братик, не устраивай ей допрос: где была и что делала, ладно? Сделай вид, что всё идёт путём, хорошо? Зачем смущать женщину, даже если это родная наша мать?
  -- Уж больно вы все эмансипированные на мою голову! - проворчал Сеня почти басом. - Ладно, учтём, исправимся и не будем тыкать в нос дурацкую книжку, идиотскую переписку на зеркалах и плесень по всему дому. Пускай маманя веселится дальше, с автором или без него. Желательно без... По крайней мере здесь, у нас дома, у этого писателя отвратная рожа!
  -- Что ты понимаешь в мужской красоте, Сеня-козлик? - поддела брата Марина, затем внесла предложение. - Знаешь, поедем лучше ко мне, я тебя обедом накормлю, а мать пусть возращается и...
  -- Кстати, я поел, могу и тебе предложить, - ответил невидимый Сеня. - Она в холодильнике оставила кастрюлю с чем-то. То ли гуляш, то ли плов - знаешь, очень даже вкусно, хотя я и не разогревал. Будешь?
  -- Я лучше с собой возьму, дома попробую, - отозвалась Марина. - А нам лучше удалиться, чтобы не столкнуться нос к носу, хорошо?
  -- О кей, бери порцию и поехали к тебе, устроим пикник на пруду, - наконец сообразил Сеня. - А блудная мать пускай возращается на свободе и приводит дом порядок, всё правильно. Но ты скажи, эта самая Атлантида тебя не колышет, которая в подарок?
  -- "О как на склоне наших лет нежней мы любим и суеверней!" - пропела в ответ Марина, подлинная дочь своей матери. - "Сияй, сияй неверный свет любви последней, зари вечерней! Полнеба охватила тень, лишь там на западе бродит сиянье. Помедли, медли летний день, продлись, продлись очарованье!" Теперь понял замысел? Или дальше объяснять?
  -- А ну вас обеих в болото, - без гнева отозвался Семён. - Всю жизнь маюсь с вами занудами и эрудитками! Бедный папаня!
   После прослушанного диалога продолжения почти не последовало, только затихающий звук шагов и возня в отдалении, почти как в радиопередаче.
   Далее и довольно долго Юлия стояла у окна-зеркала, зная, что именно ей надлежит предпринять, однако не торопясь предпринимать, поскольку время терпело благодаря разумной терпимости дочки Мариночки.
   Кто мог предположить в недавно замужней молодой женщине такие залежи житейской мудрости и заботы о ней, о безрассудной матери! Хотя насчёт причин её отсутствия девочка ошибалась, однако дальнейшую жизнь беспутной мамаши завидно облегчила. Сеня практически принял версию сестры, и теперь постесняется задавать не только лишние, но и должные вопросы, не желая поднимать непосильные для его возраста и опыта вопросы, что для Юлии стало большим облегчением.
   Внезапный роман с беллетристом-фантастом на склоне лет отлично объяснял странности в поведении и регулярные недолгие отлучки - теперь Юлия могла проводить время в Парадизе и его окрестностях, затем возвращаться домой и не отвечать на ненужные вопросы.
   Однако с Атлантидой дела, как оказалось, обстояли сложнее, и данный вопрос хотелось бы выяснить как можно скорее раз и навсегда, для чего следовало вернуться домой сквозь зеркало и прочитать надпись со своей стороны. А остров с "корзинками", следовательно, должен остаться на своём неизвестном месте и вне всякого попечения.
   Однако Юлия понадеялась, что без её внесознательных и прочих усилий ни сам остров, ни передаточная станция никуда не денутся, надлежало только не особо мудрить дома перед коварным зеркалом. Всего лишь прочитать послание, где упоминалась Атлантида, собраться с мыслями, после чего досконально спланировать дальнейшие действия с учётом сложившейся ситуации.
   Пока Юлия обождала какое-то время, потребное детишкам на сборы и уход, помедлила на берегу моря, продлила очарованье и узрела в волнах нечто, похожее на большую медузу, оно колыхалось в отдалении и впитывало солнечное свет, не отражая его. Вглядываясь в морскую даль, заодно наблюдая эволюции "медузы" Юлия почти уверилась, что, если ощущения не подводят, то она чувствует скорее родной, чем знакомый запах соли в воздухе и обоняет признаки йодистого разложения морских растений, вполне отечественные, точнее земные. Или ей казалось, потому что частично укладывалось в вариант-версию, получаемую после упоминания подарочной Атлантиды в перевёрнутом тексте на зеркальной поверхности.
   Однако долго тянуть время Юлия не хотела и не могла, посему она оставила медузу и запахи на волю волн и прочих элементов, вернулась под скальную крышу пещеры-станции и направилась к зеркалу-форточке.
   Оно стояло себе в уголке так же невозбранно. Покрытое изморосью, оно ничего не показывало и не озвучивало, надпись по поверхности не изменилась ни на йоту. Путь был, по всей видимости, свободен, и Юлия без рассуждений шагнула обратно к себе домой. И оказалась без всякого преодоления с обратной стороны, вернее, со своей собственной, у себя в спальной комнате. Что касается зеркала, то, обернувшись, Юлия убедилась, что оно исправно отражает помещение. Только, как жаловался Сеня, посреди стекла имеется надпись прописью, сделанная похоже, что масляной медно-зелёной краской. Пропись крупно гласила...
   АТЛАНТИДА - В ПОДАРОК, СИНЯЯ ПТИЦА! ЛЕТИ С ПРИВЕТОМ, ВЕРНИСЬ С ОТВЕТОМ.
  -- Сами летите себе, куда хотите! - невольно проворчала Юлия вслух, освоивши смысл и авторство подарочной надписи. - Благодетели тут нашлись рода человеческого и меня лично! Затонского на вас нету описать безобразие и манипуляции моей игнорантной природой!
   Критикуя вслух друзей и коварных коллег по Проекту, Юлия в процессе добирала соображения, как оно так вышло, и чья оказалась основная заслуга в приобретении Атлантиды для будущего населения планеты.
   Ясно было одно с нерпреложной точностью: она внутри себя работала над тем, как осуществить упомянутую в будущем таинственную Атлантиду, где она станет проживать на плаву и где посланцы земного населения будут исподволь тренироваться для контакта с сообществом иных миров. Это раз...
   Пока она прикидывала варианты, откуда взять пловучий остров, как связать его с другими мирами и какие ей требуются помощь, санкции и советы от старших товарищей, зеркало, подстроенное добрым профессором Лья в на прием информации в обе стороны и на любые перемещения в обозримом и необозримом пространстве, не только читало явные и тайные мысленные процессы, но заодно действовало.
   И так вышло, что профессор смастерил устройство явно опережающее её, Юлии мыслительные и преобразовательные возможности. Лья работал(а) на совесть, но без особой защиты от плохо тренированного обитателя Земли. Профессор явно отвык от подружки Юлии за время её недолгого отстутствия.
   Посему зеркало, пока Юлия аморфно думала об Атлантиде, при том мечтая о Парадизе, состроило вариант: туннель для перехода в Парадиз прямо из спальни и представило Юлии на рассмотрение. Вместо того, чтобы рассудить и оценить предложение, получательница неземных даров так обрадовалась, что решила сбегать туда и обратно, осмотреться на дарованной местности, ей очень захотелось туда, за стекло, где изобиловала тропическая роскошь. Это два.
   Так Юлию ненароком занесло в Парадиз, хотя она вполне добросовестно заблуждалась, полагая, что двигается по восстановленному туннелю на тот безымянный остров в Полинезии, где она робко начала Проект и с трудом посеяла умобактерии, с намерением вернуться позже и глянуть, каков взошёл урожай на том самом месте.
   К тому же в момент реального перемещения, Юлия краем сознания полагала, что место для будущей Атлантиды вполне может совпасть с координатами острова, в том определилась бы приятная симметрия... Это три.
   Далее, в-четвертых, пятых и двадцать седьмых, как только Юлия явилась незванно на остров "корзинок" (потому что он стал одним из самых сильных воспоминаний, лежавших сверху памяти), её информационная "визитка" сразу замаячила в хорошо оснащённом мире Парадиза, тут же нашла дорогу к сердцу и сознанию куратора Чёрного Пса. И не просто она заявилась в Парадиз, а с обильной информацией и полузадуманным проектом Атлантиды. Это в-тридцать пятых.
   В-пятьдесят вторых, куратор, надо думать, очень обрадовался, собрал информацию с проектом контакта в кучу и обратился к Стогу Сена, ответственному за безопасность всех миров от дилетантов подобных Юлии, для совещания по оценке проекта.
   Но стоит заметить, что временные особенности у них там настолько сложны, что они сами не всегда в курсе, что и когда имеет место. В результате Юлия получила ответ от куратора в Стогу (в процессе их совещания) сразу, как прибыла в Парадиз, хотя по их совместному исчислению, бедняги могли совещаться и дискутировать без сна и отдыха пару недель и успели разработать ответ на её инициативу. А именно - отослать излюбленный ею остров в закрытый мир Земли, чтобы клочок иномирной суши плавал себе по воле волн и мог служить верным и доступным инструментом контакта.
   Так что лавры и заслуги делились в неравной пропорции между всеми участниками перегрузки острова из мира в мир (ну и задачку она, однако, провернула!) к тому же делалася реверанс в сторону профессора Лья, создавшего добротный туннель передвижения для подружки Юлии, по коему оказалось возможным перетащить небольшой остров из одного мира в другой! Всё прочее - от лукавого.
  -- В соответствии с чем, будем считать следующее, - назидательно сказала Юлия себе и всем домашним помощникам сразу. - Наши задачи в целом исполнены, положительные результаты достигнуты, этот горестный мир к Проекту пристроен и для Контакта по мере сил подготовлен. Мы можем почить на лаврах и считать себя свободными. Так сказать, настал субботний день отдыха - прошу прощения, если обнаружился плагиат. Теперь у нас на повестке программа минимум, как нас учили понемногу. А именно: прибрать место обитания до пристойного вида, чтобы утешить детей; первым делом смыть привет зёлёного цвета; далее проверить, как упомянутая Атлантида перенесла пересадку в иные океаны и есть ли там связь с коллегами; оттуда направить мысли в сторону знакомого автора фантастических саг и присмотреть за творческим процессом. После чего возможно курсировать между мирами в полное своё удовольствие, учиться полезным навыкам, принимать участие в семинарах друга Лья и помогать Порфирии ставить мыльную оперу. Теми временами события сами пойдут указанным чередом и выстроятся в ранее упомянутом порядке. Программа - просто конфетка, не так ли?
   Домашние устройства-помощники дали о себе знать привычным образом, слегка замелькали и толкнулись в ладонь, однако с ответами не спешили, зная, что их не требуют, просто идёт процесс высказывания мыслей для прочистки сознания и общей систематизации.
  -- Если задача в целом ясна, - так же церемонно продолжала Юлия. - То приступим, благословясь, в указанном порядке. Прошу найти реальную возможность отчистить зеркало от сообщений, не повреждая внутренее устройство, какое оно там ни на есть, но - прошу внимания! Без никаких иных последствий, сейчас мы просто исполняем механическую функцию, ничего не включаем и никуда не двигаемся. Прошу!
   В ответ на просьбу, выраженную с предельной ясностью, по крайней мере, Юлия на это надеялась, шар-кристалл возник у неё в ладони и пробился на поверхность в виде небольшой губки, наподобие морской, очень аккуратной и приятно жёлтенькой. Юлия машинально сжала пальцы, и губка пропиталась влагой с легким болотным запахом.
  -- Благодарю за внимание и отличную подсказку, - Юлия нашла нужным поощрить ручного помощника, хотя его недавние действия...
   Однако тут же она осеклась в мыслях, изгнала дополнительную колею их течения и сосредоточилась на исполнении простейшей функции. А именно приблизилась к зеркалу и стала удалять надпись сначала по часовой стрелке, затем в обратном направлении. Сообщение из иных миров механическому действию не поддавалось, не стиралось сразу и навсегда, а по мере протирки бледнело и вжималось в поверхность, так что вскоре от него осталась лишь бледно-зелёная тень, далее следы растворились до едва заметных отблесков на поверхности. Однако, если присматриваться под разными углами, а Юлия смотрела, то послание отчётливо проступало прозрачным контуром между слоем стекла и амальгаммой. Тень надписи никуда не делась, разве что ушла в подполье и решила сохраниться там невзирая ни на что.
  -- Ну и черт с ним со всем! - решила Юлия вслух, когда убедилась, что дальше тереть бесполезно. - Гони природу в дверь, она войдёт в окно, не будем мелочиться! Сеня всё равно не заметит, а лишний педантизм нам ни к чему. Сойдёт.
   Повинуясь выскзанному указанию, шарик, поработавший морской губкой, мигом съёжился в руке, приобрёл прозрачность и юркнул в ладонь привычным образом.
  -- Мерси, - машинально сказала Юлия, затем обратила речь к "светильнику разума" под потолком. - "Вы ж, голубушки девицы, выбирайтесь из светлицы!" Конкретнее, надо думать, вы набрались впечатлений и пожеланий от потомка Сени, он их полдня тут излучал. Так вот, голубушка светлица, сделайте нам любезность, суммируйте, скорреллируйте и скомандуйте загрустившим зелёным друзьям наши общие пожелания. Чтобы дом работал, как задумано, а ребёнок чувствовал себя уютно и не шокировался зря.
   После сообщения пожеланий для помощников и прочей домашней зелени, Юлия обошла квартиру с инспекцией, убедилась, что бедный ребёнок действительно застал в доме бардак самого плачевного свойства, и дала несколько уточняющих рекомендаций царству бедных растений.
   Бардак и капающая плесень, как полагала Юлия, случились оттого, что она покинула жилище внезапно и на неопредлённое время, в течение которого туда явился сын Сеня и непривычными эмоциями сбил растения с толку, а мамаши не случилось, чтобы скорректрировать. Единственное место в квартире, обнаружившееся в полном порядке, оказалось кухней, где в декоративном холодильнике даже прибавилось мисочек и кастрюлек с разнообразными приготовлениями. По всей видимости, Сеня приехал очень голодный, поисследовал источники пищи и активно помечтал перед открытой дверцей, после чего съел первое попавшееся блюдо, одобрил и захотел ещё. Что исполнилось самым доскональным способом, на кухне пахло сдобными пирогами, чего не бывало никогда, и чего Юлия не планировала. Однако голодный ребёнок, надо думать, сам распорядился в мечтаниях, далее нашёл и скушал всё до крошки, мелкая детка почти двух метров роста!
   Убедившись, что основную часть будущего образа жизни Сеня успешно усвоил, Юлия вздохнула с облегчением и принялась тщательно строить планы своих дальнейших действий. Почти как умная Эльза в известной сказке братьев Гримм, она с усилием размышляла, что надлежит попробовать сделать сначала, а что потом. Навестить Атлантиду и посмотреть, как остров с корзинками поживает в земных океанах и мигом вернуться домой к приходу сына либо стоит пробовать пробиться в дальние миры, конкретно в Парадиз и сказать спасибо за подарок.
   Однако соваться в пространства и миры по туннелю Юлия не слишком хотела, не только из-за боязни заблудиться, но предусматривая неизменную утечку времени. Чего не желалось крайне, потому что ребёнок мог обидеться, не заставши мать на второй вечер.
   Оставался третий вариант, а именно, связаться с куратором виртуально, пользуя зеркало в качестве канала связи, но Юлия понимала, что скорее всего данное действие ей не под силу. Даже куратор, объединивши усилия со Стогом Сена, только и смог, что оставить несмываемую надпись на стекле, не более того. Получилось почти как в сельской местности в далёком прошлом: легче дойти куда угодно пешком, чем дозвониться по вечно неисправному телефону в сельсовете.
   Хотя попытка не возбранялась, и Юлия дерзко рискнула, используя остаточные контуры надписи, в качестве исходной точки. Собравши энергию в кулак, она сосредоточилась на призрачных начертаниях и стала искать путь к их создателям, держа в мыслях некую поверхность отражения, на которую можно будет опустить сигнал. Это было самой сложной задачей, поскольку не каждая поверхность годилась, а энергия находилась в движении и искала выхода и точки приложения.
   В результате Юлия убедилась, что сигнал, порывшись в доступном ей пространстве, отнюдь не приблизился к искомым адресатам, а застрял практически на старте, добравшись до некоей поверхности и плавно растекшись по ней.
   Смирившись с неудачей, Юлия позволила каналу связи устроиться, где он пожелал, и без особой охоты взглянула на явленную картинку. Худо и бедно, однако ей удалось создать канал по ходу туннеля, потому что сигнал связи добрался до пещеры на острове "корзинок" (псевдоним Атлантида) и утвердился на стекле окна-форточки, где отражение надписи застало Юлию впервые, где его куратор и оставил. Интересно, до отправления Атлантиды в дальний путь через миры и века, совместно или же после?
   Однако долго раздумывать над сложной и в приниципе ненужной проблемой особо не приходилось, поскольку вопросы со временем были сложны даже для профессионалов извне, а Юлия могла задаваться данными вопросами всю оставшуюся вечность в обе стороны с вполне предсказуемым нулевым, если не негативным результатом.
   Посему она отбросила мысли об отдалённых мирах, как непродуктивные, и стала мечтать о синице в руке, а вернее, задумалась о наличии острова Корзинок (он же теперь Атлантида) у себя дома и в данный момент. Как выяснилось, иноземная территория, надо думать, плавала или стояла на причале в земных океанах, это раз. Во-вторых, буквально только что Юлия обнаружила, что окно-зеркало у нее дома отличным образом связывается с передаточным пунктом на острове, то бишь налажен почти готовый контакт между её жилищем и островом, как реальный, так и информационный. Из чего следовало, что аппарат связи имеется практически в готовом виде.
   Далее и непонятно как додумавшись, но Юлия отчасти застряла в догадках и надеждах, ей показалось логичным, что второй выход из пункта связи может выходить... Куда он может выходить? Вот в чём вопрос. В некое конкретное место, скажем, в океан Парадиза? Или же море волн в большем окне - это просто заставка, а выйти оттуда, из Атлантиды на Земле, возможно куда пожелается, лишь бы получилась правильная настройка?
   Вот какие вопросы следовало задать профессору Лья, это он устроил ей каналы-лабиринты в пространстве-времени, полагая, что подружке более чем полезно повозиться со сложными действиями, чтобы освоиться в иных мирах, кроме как свой или слишком удобный Парадиз. Вполне стоило попробовать ненадолго сбегать в пещеру в Атлантиде, думала Юлия, прийдя неважно каким путём к пожеланию пообщаться с профессором, однако...
   Однако дома оставались более чем озадаченные потомки, и первым делом следовало обиходить их, заверить, что мать в доступности, не бросила бедных крошек на произвол судьбы и готова в дальнейшем заботиться об их благополучии.
   Но если она заберётся на остров, Юлия продолжала совещаться с собой, то никто не сможет знать, когда она вернётся обратно, даже многоумный и многоопытный профессор Лья, если ей удастся с ним связаться, о чём Юлия мечтала. Мысли описали почти полный круг и встали у начала.
   Совсем как множество лет назад, с грустью вспомнила Юлия, когда дети были маленькими и очень трудно совмещались с научной, а так же преподавательской работой. Всегда кто-то или что-то страдало, Юлии приходилось идти на множественные компромиссы и производить более чем сложные расчёты времени и сил, чтобы хоть совместить обе задачи и неглижировать профессией либо детьми не более, чем было необходимо. Получалось с большим трудом, и видит Бог, недовольны были все. Однако на сей конкретный раз время позволяло.
   - Действительно, а куда нам торопиться всем миром? - Юлия задала вопрос, затем сама на него ответила. - Атлантида никуда не уйдёт, будущее раписано и посильно исполняет себя, даже с моей неадекватной помощью, так что... Пожалуй, что стоит замедлить бег желаний и для разнообразия попробовать испечь пирог к приходу детишки. Разумеется, он будет суррогатный, ибо плиту я давно ликвидировала, однако вполне возможно вырастить здесь очень горячий пирог, пускай он остается тёплым до прихода Сенечки! Вполне достойная задача. Профессор Лья может подождать, а если не захочет, то пусть является в Атантиду обновить созданный канал, а далее прямо сюда, к горячему пирогу! Если Стог Сена санкцинорирует и профессор вовремя уберётся в зеркало, чтобы Сеня его не лицезрел лишний раз. Судя по всему, что я увидела, ему это, и ещё много чего разного предстоит в некотором отдаленном будущем. Так что - всем отдых! И пирог, только вот с чем?
  
Оценка: 3.00*3  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"