Аннотация: Зло как оно есть. Родители. Отчего появились морлоки.
Что я могу сказать - сбылась мечта идиотки. Вот я и посмотрела, какие они под капюшонами - погонщики. Высокие, в полтора человеческих роста, с холодной белой кожей, с черными кругами под глазами желтого цвета с вертикальными зрачками... У них ногти как у курильщиков - желтые, хрупкие, ребристые. Уж ногти-то я хорошо рассмотрела. А пальцы длинные как у пианистов. Или мойщиков пробирок.
Тот, кому меня продали, оказался эльфом, очень старым, насквозь пропитанным временем. Глаза у него были желто-голубого цвета, кожа пергаментная, столь тонкая, что её, казалось, можно проткнуть пальцем, а волосы белоснежные. Впрочем, я знала в свое время немало кокетливых старушек, и по этой снежной белизне с легким оттенком перламутра поняла, что дедок подкрашивает волосы синькой.
На вид этот представитель семейства сложноцветных был весьма достойным. Примерно как ветеран 2-й мировой на 9 мая - прямая спина, гордо поднятый подбородок, расправленная грудь. Зубы, правда, подкачали - в России у ветеранов нет такой голливудской улыбки. И вообще, не русский он генерал, а гестаповец.
Одет этот мафусаил был в белое длинное одеяние (кто бы сомневался!), на груди - медалька с шестиконечной звездой Давида - как есть евреи! Тоже мне, нацепил цацку, фашист проклятый!
Татуировка над бровями была черная с красным и выглядела издалека зловеще - словно ожог с запекшейся кровью. Впрочем, тут я уже придираюсь, потому что этот фашист мне ни разу не нравится.
И вот ведь сволочь - снаружи-то он белый и пушистый! Глаза не красные, рогов не наблюдается, кожа белая! А внутри - мама дорогая - тьма так и клубится!
Когда погонщики меня вынули из одеяльного кокона и поставили на ноги посреди сумрачного кабинета без окон, а сами отступили в стороны, фашист снял свой капюшон, небрежно развязал маску, легко и изящно стянул алые перчатки. Я несколько обалдела. Я догадывалась, что это будет эльф, правда. Кто как ни эльф может тянуть одеяло на себя в течение сотен лет? Но вот этот эльф... Такой чистенький, такой ухоженный... Как он это сделал? Как он скрылся? Мутант?
- Дражайшая моя Галла, - склонил голову эльф (голос был скрипучий, хриплый). - Наконец-то мы с Вами встретились!
- Але, дедуля, - развязно произнесла я, без спросу придвинув к себе красивый стул с подлокотниками и усевшись в него, закинув ногу на ногу. - Ты никак попутал чего? Али в маразм впал? Как его там, болезнь Альцгеймера? На честных фраеров среди бела дня орков натравливать - это не по-нашему, не по-эльфийскому!
- Никакой болезни Геймера у меня нет, - пожал плечами дед. - Впрочем, я лишь искренне на это надеюсь. Все, что у меня есть - это старость...
- Ба! Дак ты смерти боишься? - вскричала я удивленно. - Ну чо, правильно боишься! Загробная жизнь тебе не понравится, да-да!
- Однако Вы умная девочка, - внимательно посмотрел на меня фашист. - С первого взгляда все поняла...
- Ты мне зубы, папаша, не заговаривай, - фыркнула я. - Зачем зазвал в гости? Убивать сразу не собираешься, я вижу, но и хорошего от тебя не дождешься. Пытать будешь? Лавры Геббельса покоя не дают? Или под Сталина косишь? Мечтаешь стать главой полицейского государства? Людишек в трудовые лагеря, арийцев, в смысле, эльфов - на свободные земли, а орков - в полицию? Хотя... эльфов ты тоже, я думаю, не любишь. Я с тобой в этом, кстати, солидарна... Тогда в чем суть бессмертия? Ты же в бессмертные метишь? Продал душу, так сказать?
Фашист задумчиво на меня смотрел, ковыряя под ногтями блестящим ножичком.
- Ты слишком умная девочка, дорогая, - наконец, сказал он. - Или ты у нас пророчица? Не многовато ли для одной личности? Пророчица, водящая души, ходячий аккумулятор Божественной энергии, возлюбленная князя времен... Жалко такую девушку убивать.
- А ты не убивай, - посоветовала я.
- Интересные дела на земле творятся, - задумчиво прошелся по комнате фашист. - Откуда ты такая чудная взялась? Почему ты не боишься, не ужасаешься?
- А чего мне боятся? - удивилась я. - Что ты мне можешь сделать? Убить? Ну и ладно. Мне тут, на этом свете, ловить нечего. Единственный человек, который мог сделать меня счастливой - мертв (один, кто мог бы нам помочь теперь... прости, прости! ). Душу мою ты не получишь. Тело? Пытки? Ну да, страшно... Но моя родина - страна, пережившая татаро-монгольское иго, Ивана Грозного, две мировые войны, голодомор, Сталина и 90-е годы, так что я в принципе не сильно удивлюсь. Нас, как бы тебе сказать, к этому с детства готовят... Особенно в детских домах. Знаешь, холодная манная каша с комками по утрам, черный хлеб с легким налетом благородной плесени, ледяные обливания, рваные байковые одеяла и сквозящие окна в минус 30, уроки чистописания... А пионерский лагерь? Шитье курочек? Молоко с пенкой? Подъем по трубе в 6 утра? Всеобщая дискотека? Пионербол, о ужас!
С моим маленьким ростом пионербол был изощренным издевательством над ребенком. Я не могла докинуть мяч даже до сетки, за что регулярно получала как минимум подзатыльники, а то и порцию ругательств, обзывательств и изобретательную детскую месть в виде зубной пасты на лице, пятен гуаши в постели, лягушек в шорты... Пионербол навеки травмировал мою нежную психику. В общем-то, на этой печальной ноте и закончились мои поездки в лагеря - одной сменой в Орленке, мечте советских детей. Я же по приезду устроила опекунам такую истерику, что даже их железная психика не выдержала. И это еще не считая того, что на второй неделе смены я ушла в лес (мне было тогда 13 лет, но выглядела я на 7-8) и преспокойно жила там одна неделю, питаясь ягодами и запасами сухарей из черного хлеба, предусмотрительно украденного с кухни. Меня искали тогда с собаками, но что мне собаки? Словом, в дальнейшем я проводила лето дома в гордом одиночестве, хотя иногда и жалела о чудесной неделе жизни в лесу, ночных купаниях и дивном единении с природой.
Что-то я отвлеклась...
Фашист смотрел на меня странно, растерянно.
- Что? - спросила я его.
Он задумчиво покачал головой.
- Вы удивляете меня, госпожа. Пожалуй, я пока оставлю Вас в живых.
- В качестве придворного шута? - не удержалась я.
- Возможно.
- А поесть мне дадут? И одежку ваши молодчики порвали...
- И поесть, и ванну, и кофе в постель, - церемонно поклонился фашист. - Личную прислугу не желаете? Нет? Жаль. Арман проводит Вас в Ваши покои. Арман!
Молодой мужчина невысокого роста с буйной растительностью на лице, сутулыми плечами, что выдавало в нем оборотня, и с пустым взглядом шагнул ко мне, чуть склонив голову.
- Постойте! - крикнула я.
- Еще вопросы? - лиха заломил бровь фашист.
- Только один - где Ника?
- Ника? - задумчиво произнес пенсионер, внимательно изучая кривой ноготь на большом пальце правой руки. - А кто это?
- Вот только не надо прикидываться глупее, чем вы есть на самом деле, - вежливо сказала я. - Ника - это такая высокая красивая блондинка с голубыми глазами. Настолько красивая и настолько высокая, что с вашим обостренным чувством прекрасного вы не могли её убить.
Брови темного властелина взлетели так высоко, что даже волосы у него зашевелились.
- Поверьте, я могу убить кого угодно, - ласково улыбнулся он. - Хотите, продемонстрирую?
- Упаси Боже, - содрогнулась я. - Здесь только я и Арман. Меня убивать пока не надо, а Арман еще не показал мне мои покои.
Мне почудилось, или в глазах у Армана промелькнула искорка жизни?
- Тогда на чем основывается Ваша догадка? - ласково спросил старик.
- Кем бы вы ни были, Вы явно не содомит, - с удовлетворением констатировала я. - По глазам вижу, что вы любитель женщин. Поди-ка и гарем содержали в недалеком прошлом?
По дедану было видно, что бурная молодость у него в далеком прошлом, но ведь немного лести еще никогда не вредило? Меня не покидало ощущение, что он не воспринимает меня всерьез, и это было мне на руку.
- А что такое "содомит"? - поинтересовался фашист.
- Мужеложец, - просветила его я. - Гомосексуалист. Голубой. Педераст. Мужчина, который испытывает нездоровое влечение к своему полу. Или к молодым юношам.
На лице фашиста отразилось неприкрытое отвращение и удивление. Боже, благословен мир, не испытавший этого порока! Я не имею в виду орков, как вы понимаете.
- Но как?! - несколько растерянно произнес он. - Как возможно удовлетворение таких желаний?
- Просветить? - поинтересовалась я.
- Не надо! - содрогнулся он. - Какая мерзость!
- Ясно, - кивнула я. - Про скотоложство я, пожалуй, промолчу.
- Про ското... - поперхнулся дед. - Из какого гнезда разврата вы прибыли?
- Ооо! - покачала головой я. - Да вы, уважаемый, не толерантны, да-да. Так где Ника?
- Я не знаю, кто такая Ника, - пожал плечами властелин тьмы.
- Ложь, - с удовольствием сообщила ему я. - Я же все-таки водящая души.
Разумеется, я блефовала. Если б я могла различать, где правда, а где ложь, я уже давно бы разбогатела. Но Алехандро сказал, что Ника жива, а этот мерзкий скорпион непременно должен был наложить на неё свои желтые сморщенные лапки.
Он посмотрел на меня очень внимательно, но в гробу я видала его пронзительные взгляды. Лгать я научилась изощренно еще в детстве. Я лгала опекунам, лгала учителям, лгала психологам, лгала сокурсникам, и никто, кроме Ники, Павла и иногда Даши, не мог меня на этом поймать.
- Я говорю правду, - сказал спокойно фашист. - На этот раз. Ники больше не существует. Такой, какой вы её знаете.
- Что от неё осталось? - спросила я с ужасом.
- Что-то осталось, - с поганой ухмылкой сообщил мне дед. - Немного, поверьте мне. И если уж вы так настаиваете, я устрою вам экскурс в мой серпентарий. Когда-нибудь. Арман!
Я закрыла глаза, пытаясь справиться с нахлынувшим страхом.
Страх. Липкий, как мед. Я ненавижу мед. Тягучий, черный страх. Он пахнет как сгоревший волос, как нежилой дом, как глубокий колодец, где в глубине маслянисто плещет вода. Он кружит голову, сдавливает горло, подкашивает колени, морозит кончики пальцев. Страх - это самое мерзкое, что может быть в жизни.
Чуть пошатываясь, я пошла за Арманом. Навстречу попадались люди, погонщики, оборотни. Я почти не видела их. Страх ослепил меня. На какой-то миг я увидела знакомое лицо и даже чуть кивнула, спокойно пойдя дальше. А потом до меня дошло. Я словно налетела с размаху на каменную стену, словно кто-то гигантским кулаком ударил меня под-дых. Дыханье перехватило, в глазах потемнело, в ушах застучало сердце. Ноги каким-то непостижимым образом несли меня дальше, но я их не чувствовала. О Господь Всемогущий! За что?
- Вам нехорошо, госпожа? - с беспокойством спросил оборотень, хватая меня за локти.
Я что-то прохрипела в ответ.
Почти на весу он дотащил меня до небольшой комнатушки с маленьким окном под самым потолком, усадил в кресло, сунул под нос какую-то ужасную гадость, от запаха которой я так сильно закашлялась, что меня вывернуло наизнанку. Предусмотрительный Арман подставил фарфоровый сосуд. Я вся была в холодном липком поту. Мне реально было плохо - кажется, первый раз в жизни. Меня рвало желчью (наверное, я не разглядывала), бил озноб, в глазах плясали искорки. Я пластом лежала на постели, поднимая голову только чтобы в очередной раз сделать попытку опустошения желудка. Меня уже не рвало - нечем.
- Я не понимаю, - изумленно качал головой фашист, которого немедленно вызвал Арман. - Первый раз вижу, чтобы эльф был в таком состоянии. Разве что орки опоили её отравой. Если это так, им конец.
Он яростно сжал руку в кулак (в алой перчатке).
- Нужен врач.
- У нас нет врача, господин, - испуганно сказал Арман. - Здесь некому болеть.
- Есть один, - кисло усмехнулся темный властелин.
Врач! Да! Здесь есть врач! Пусть он придет, и я лично вырву ему его черное лживое сердце.
Его позвали. Он заглянул в мои безумные вытаращенные глаза, пощупал пульс, пытался заглянуть в рот. Я вырывалась и рычала, целясь ногтями в его глаза. Мер-р-рзавец!
- Нервный срыв, - хладнокровно поставил диагноз "врач". - Ну надо же... Надо успокоительное. Можно просто вырубить её, организм крепкий, сам восстановится. Или связать.
- Мы же не изверги, друг мой, - лицемерно возразил фашист, хихикнув. - Девочка переутомилась, да и неудивительно.
- Я бы еще сказал, что у неё что-то с сердцем, - кивнул врач. - Колотится как сумасшедшее, пульс не стабилен, общая слабость, расширенные зрачки, холодные руки... Предынфарктное состояние.
Снова здорово! Еще одного инфаркта мне не хватало!
- У меня есть сонное зелье, - предложил старик.
- Годится!
Старик вышел, а я сфокусировала свой взгляд на лице предателя.
- Мразь, - выдавила я из себя.
- Успокойся, - прикрикнул на меня он.
Я зарычала, и тут же получила смачную оплеуху. В голове и правда немного прояснилось. Да что же это такое! Все меня бьют, и все по лицу!
- Что с тобой? - спросил он. - У эльфов не бывает инфарктов.
- А что, по-твоему, такое разбитое сердце? - почти мирно спросила я.
- Тебе сказали?
- Да.
- Давно ты такая? Ты спала последний раз когда?
- Не помню... Давно...
Он смачно и с удовольствием выругался и принялся расхаживать по комнате.
Наконец старик разорвал это тягостное молчание, принеся бутыль с чем-то красным.
- О, багряница! - понюхал содержимое врач.
- С настойкой сонной одури, - кивнул старый эльф.
Я стиснула зубы - им не удастся опоить меня.
Увы - он держал мою голову, навалившись на меня всем телом, а прислужник-оборотень щедро поливал мое лицо винищем. На губах был металлический вкус виноградного сока и крови, недаром в христианстве именно виноградное вино используют на святом причастии! В глазах потемнело - то ли от зелья, то ли от недостатка кислорода, и я отрубилась.
Твою дивизию!
Я рывком села на кровати. Вот это сон! Однако что именно мне приснилось - что меня похитили орки или что я перенеслась в другой мир?
Он сидел на стуле возле моей кровати.
Господи, для чего ты оставил меня в живых? Я не хочу!
- Ты! - прошипела я.
- Я, - согласился он.
Разговор явно зашел в тупик.
- Я думала, тебя убили.
- Ты ошибалась.
Вот и поговорили. Еще разик.
- Почему?
- Я хочу жить, - доверительно сообщил он. - И жить не в нищете и подчинении кому-то, а быть богатым и уважаемым. Ну или хотя бы богатым.
- После всего?
- А что такого? Я разве что-то сделал?
- Ты, мать твою, предатель! Этот фашист убил всех, всех! Из-за него убили Павла, и Аарона, и Иаира, и Оскара!
- И еще Марка, и Сергея, и Ангелину, и Мариэль, и еще замечательного парня - судью, который начал задавать неудобные вопросы, и не в меру шустрого вервольфа...
Я прикрыла глаза.
- И Нику?
- Веронику? Веронику нет... Пока нет.
- Пошел вон.
- Какие мы чувствительные! - усмехнулся он.
- Пошел! Вон! - закричала я. - Убийца!
- Я думал, ты умнее, - покачал головой он.
Я закусила губу.
- Ты прав, - неожиданно спокойно сказала я. - Я тоже хочу жить. Кричать и плакать уже поздно.
Он поглядел на меня озадаченно.
- Я хочу есть, - с трудом поднялась на ноги я.
- Еще бы, - согласился он. - Ты проспала почти четыре дня. Эй, ты! Джорджио Армани! Еду госпоже! Чего-нибудь легонького - супчика или овощного пюре. И побольше чая.
Ешкин кот, Арман, оказывается, все это время был здесь! Он покорно склонился, тенью выскользнул за дверь.
Блин, здесь воняет! Устроили мне газовую камеру! Блин, да это от меня пахнет!
- И ванну госпоже, - крикнула я вслед оборотню.
- Ванна - это уже придурь, - сообщили мне. - Тут везде души понатыканы. Дожди в этой местности идут почти постоянно. Вода собирается в цистерны и греется на солнце. Экологически чистая, между прочим. Это вам не кислотные дожди Подмосковья.
- Да неужели? - сказала я, потому что надо было что-то сказать. - Ты уберешься или нет?
- Уже ухожу, - мурлыкнул он.
Чудненько! Хотя, конечно, ничего чудесного тут нет, но душ! И откуда силы взялись!
Бодрой рысью я проскакала через комнату. За одним гобеленовым ковром, изображавшим полуголую деву верхом на единороге (впрочем, изображение было довольно примитивным) был туалет типа "дыра в полу", а за другим (рыцарь с мечом рядом с головой дракона - и море кровищи) - все же душ. Я так предполагаю. Во всяком случае, когда я дернула за веревочку, полилась вялая струйка чуть теплой воды. Но мы не гордые. Скинув заскорузлую от пота и бле... простите, рвотных масс, одежду, я встала под эту струйку и дернула веревочку посильней. Ну что можно сказать, помылась я быстро. Практически мгновенно. Видимо, я сорвала какой-то клапан, потому что на меня обрушился прямо таки водопад. По моим ощущениям - пара сотен бочек. Меня буквально распластало по полу. Захлебываясь и кашляя, я на четвереньках выбралась из "душа".
Арман стоял посредине комнаты с подносом в руках. Я была голая и мокрая... Он церемонно поклонился (зараза!), поставил поднос на стул и накинул на меня простынь. Классный парень этот Арман, честное слово!
- Арман, а можно мою старую одежду сжечь? - спросила я, обжигаясь горячим бульоном. - Только мне взамен бы что-нибудь.
- Как угодно госпоже, - поклонился оборотень.
Он вытащил из-под кровати какой-то сундук и выложил на кровать джинсы, голубую майку, белую жилетку на меху с вышивкой на карманах, длинную льняную юбку с карманами...
Я застыла с ложкой в руках.
Наши вещи!
Почему-то наличие этих вещей меня потрясло куда сильнее, чем разговор с предателем. Значит, это все правда. Цитадель разрушена, разграблена. Все мертвы. Я схватила Никину жилетку и зарылась в неё лицом, еле сдерживаясь, чтобы не завыть в голос.
- Я хочу побыть одна, - подняла я на оборотня мокрые глаза. - Уйди, а?
- Как угодно госпоже, - прошелестел он.
Наплакалась я досыта. Слезы сначала текли и текли, а потом иссякли.
Джинсы были широковаты в талии, зато в бедрах жали. Изменилась фигура. Майка безобразно обтягивала грудь. Неужели я это когда-то носила? Это же вульгарно! Пришлось надеть жилетку. Замечательно! Нике она была до середины бедра, а мне до колен, и сидела на мне как бронежилет.
Временно забыв о бульоне, я нырнула в сундук - с головой. Гелина рубашка. Я не буду думать, что они сделали с девочкой. Всего этого не существует. Все будет по-другому. Рубашка мне подошла - я миниатюрная, а Геля - девочка крупная. Что тут еще? Майка мужская - одна штука. Чья - Павла или Сережи? Джинсы обрезанные - это Марка. Цветастый сарафанчик. Мальчишечьи шорты. Носки - о, носки! Представив себя со стороны, я усмехнулась. Роюсь, как в мешках, что в секонд-хендах. Никогда не могла себя заставить прикоснуться к ним. А сейчас, гляди-ка - и порылась бы. Раз уж других шмоток не предвидится. С грохотом захлопнула крышку, запинала сундук под кровать, утерла злые слезы. И откуда во мне столько воды?
Ненавижу!
- Рад видеть Вас в добром здравии, - раздалось из дверей. - Признаться, стиль одежды, принятый в ваших землях, меня вдохновляет! Женщина в брюках - как это дерзко, ярко, эксцентрично! Сразу понятно, что она не просто покорная жена и мать, но воительница и госпожа, страстная любовница и ревнивая фурия в одном флаконе.
"Да чтоб ты сдох" - подумала я, мгновенно устыдившись своего костюма.
- Напрасно Вы смущаетесь, дражайшая моя Галла, - продолжил темный властелин. - Женщины-орки ходят в брюках и не испытывают ни малейшей неловкости, а ведь им нельзя отказать в привлекательности! Да и эльфийки не всегда следуют указаниям традиций...
- Вообще-то платье - это не просто красивая одежда, но еще и мощное оружие, - задумчиво сказала я. - В нем так легко быть нежной, женственной и беспомощной.
- Я уже не в том возрасте, чтобы ценить инфантильность и застенчивость, - пожал плечами хозяин. - Надоели за десяток веков эти детские игры.
Эээ, батенька, да у вас мания величия вкупе с комплексом неполноценности относительно женского пола! Хотя какая в его возрасте полноценность...
Я прищурилась. Вообще-то разговаривать с ним было интересно - умный собеседник. Мне всегда доставляла удовольствие интеллектуальная беседа.
- А водка у вас есть? - с надеждой спросила я.
- А что это такое?
- А вы спросите у своего лечащего врача, - буркнула я. - Он специалист по этому делу. И по водке, и по травке...
- Зря ехидничаете, - усмехнулся мой собеседник. - В моем возрасте и с моим положением пластический хирург просто жизненно необходим.
- Ну-ну, - кивнула я. - Так он вам и сделает подтяжку лица и липосакцию консервным серебряным ножом под наркозом аля-сонная одурь.
Старик только улыбнулся загадочно.
Антон. Солнечный мальчик. Пластический хирург. Последняя надежда матерей, чьим детям поставили страшный диагноз - порок сердца. Операции детям он делал бесплатно. И очень просил не афишировать. У него в квартире были мешки яблок, картошки, вышитые скатерти, старинные иконы, мороженая рыба, персидские котята, глиняные свистульки, самодельные игрушки и горы прочей дребедени. Он потом носился с выпученными глазами, пристраивая всё это барахло. Его благодарили чем могли, чем были богаты - как бабушек-знахарок и прочих шарлатанов. Он хранил разве что детские рисунки. Иногда дети умирали - он ведь был не бог. И тогда Антон доставал с антресолей папки с рисунками и пил несколько дней. Иногда ему присылали приглашения на выступления деток, почти всегда - фотографии с празднований дней рождения. В такие дни у него светились глаза.
В других кругах его ценили не меньше, а уж оценивали куда как дороже. Операция у самого Антона Гольцберга многого стоила, наверное, потому, что своим пациенткам он говорил - мне плевать, что вы хотите, я сделаю так, как считаю нужным. Он мог создать из обычной женщины королеву красоты лишь слегка изменив разрез глаз или форму носа. А мог полностью перекроить лицо - это уж как повезет. Неудач у него в этой сфере медицины, пожалуй, не было. Операцию он делал только однажды. Если женщина приходила второй раз, то заносилась Антоном в список психически не уравновешенных особ и более пред его светлые очи не допускалась. Единственное исключение он сделал для молодой девушки, сильно обгоревшей на пожаре. Девочка была деревенская, вытаскивала братьев из горящего дома. Врачи, надо признать, сделали все возможное, максимально восстановив ей зрение, да и просто спасли ей жизнь. Абсолютно бесплатно. Ей не повезло - вспыхнули волосы и одеяло, которым она закрывала голову, сильно обгорели лицо и кисти рук. Зато она вытащила из огня четверых мальчишек и кошку. Антон прочитал об этой истории в газете и взялся вернуть девушке молодость и красоту. Девятнадцать пластических операций и полтора года реабилитации не сделали её красавицей с обложки журнала. Антон просто сделал её такой же, какой она была до. Разве что веснушки не вернулись. Обычная деревенская девочка шестнадцати лет, с обычными волосами цвета "мышиный хвост", курносая, глазастая - как сотни других старшеклассниц. Кто-то укорял Антона, что он не сделал ей красоту, кто-то соглашался, что так правильно, но все сходились в одном - он совершил чудо. Реабилитацию и медикаменты оплачивал Сергей. Мы были уверены, что у них с Антоном сложится любовь, еще бы - Галатея и Пигмалион, но что-то не заладилось.
Антону в сентябре должно было исполнится 33 года. В хирургии он с 18 лет - подрабатывал ассистентом хирурга во время учебы. Ну как сказать - учебы... Отец его сделал все, лишь бы поддержать свое единственное сокровище. Антон закончил медицинский экстерном, посещая не столько лекции, сколько операционные. Учился всему на практике, первая практика в 21 год, самостоятельная операция - в 23. К юбилею - четверти века - отец подарил ему собственную клинику. Лишь бы его чадо снова не подсело на наркотики... Конечно, он был необычным человеком. Есть такие люди, для которых промедление смерти подобно. Он был как юла - все время в движении, спал по 4-5 часов в сутки, работал без продыха. За 10 лет он совершил операций больше, чем иной хирург в сельской больнице за всю свою жизнь. У него было 4 секретарши одновременно - одна не выдерживала его темпа. Хирургия была его страсть, его бог, его жизнь, без неё он не мог даже и дышать. И попав сюда, в этот мир, он остался словно без половины сердца. Он здесь не выживет... Можно ли его судить теперь, что он предпочел жизнь смерти?
Можно, черт подери! Я не для того его из тьмы вытаскивала, чтобы он тут со всякой дрянью якшался.
Неожиданно мне в голову пришла странная мысль. А не дура ли я? Я, водящая души? Я, опытный психолог? А ведь у Антона весьма гибкая совесть. Может ли человек, полтора года убивший на восстановление лица неизвестной ему девушки, бесплатно оперировавший детишек и нередко посылавший в задницу известных звезд эстрады, хладнокровно простить убийство людей, которых он называл друзьями? Мог ли он кивнуть головой и сказать - да, я буду помогать тебе, о темный властелин? Медицина для него лишь средство - пища для безумного демона, сидящего внутри и требующего: дай, дай, дай! Он - отражение безумного Аарона, который вместо того, чтобы сидеть в своем лесу, как все нормальные эльфы, носится по степям, выискивая сирых и убогих. Потому что, как сказал Аарон - незамкнутый цикл энергии. Насколько же велика вероятность того, что Антон играет в разведчика Штирлица, он же М. Исаев, он же В. Тихонов? С теорией вероятности проблем у меня не было. Высшую математику преподавали в мое время всем, а не только математикам. Я не могла зачастую решить задачи с интегралами или производными, да что там - логарифмы и степенные функции были моим кошмаром, но теорию вероятности я полюбила всей душой. Так вот, по моим приблизительным подсчетам, вероятность того, что черный шар А внутри является белым шаром Ш, достигала 95%. Глупо, конечно, но я сразу успокоилась.
- О чем же вы задумались, госпожа Галла? - поинтересовался хозяин, которому, по-видимому, наскучил мой печальный взор.
- О теории вероятности, - честно сказала я.
- Вот как? - приподнял брови старый фашист.
Он вообще виртуозно играл бровями, этот престарелый Джим Керри.
- О да, - начала фантазировать я, пытаясь справится с легким головокружением. - Вот сколько Вам лет?
- Больше тысячи, - заинтересовался старик. - А что?
- А сколько у вас детей?
- Живых или в принципе?
- Всяких, живых, мертвых, законных, незаконных.
- Тех, о ком я знаю - трое.
- У них есть дети?
- У всех. Дочь подарила мне одного внука, а сыновья - каждый по два.
- Тысяча лет, - протянула я. - А сколько детей у ваших внуков? А у ваших правнуков? Сколько у вас потомков? Каково вероятность, что вы не являетесь моим дальним предком? Или, правильней сказать, какова вероятность того, что я ваша пра-пра-пра... ну и так далее?
- А какое это имеет значение? - удивился старик. - С момента смерти от старости моей младшей внучки я не слежу за своими потомками. Это чересчур утомительно.
- Утомительней, чем завоевание мира? - мягко упрекнула его я. - Вам не понять. Для всех нас, выросших в детском доме, семья - это святое. Семья, дети - это единственное, за что стоит держаться. Это то, что останется после нас.
- Это философия людей, живущих столь мало, что не успевают перерасти низменные инстинкты, - пожал плечами фашист. - Естественный инстинкт продолжения рода. Примерно, как есть, спать и ходить в туалет. Эльфы выше этого. Они самодостаточны. Я исполнил свой долг перед сообществом, и на этом точка. Впрочем, женщины видят в материнстве какую-то особую миссию, и я даже не буду пытаться их понять.
- Тем не менее, вы не отказываете себе в пище и в питье, и в прочих удовольствиях,- заметила я.
- Ха-ха, - рассмеялся дед. - Не путай удовольствие обладанием женским телом и женской душой и заинтересованностью в продолжении рода. Это совершенно разные вещи. Видит Бог, я никогда не считал аскетизм добродетелью. У меня было много разных женщин. Знаешь, какое самое большое удовольствие в жизни? Нет, не завладеть женским телом. Овладеть её душой, стать её идолом, её кумиром, её богом - вот самый большой восторг! Чтобы непокорная целовала мне ноги, а кроткая топала ногами от ревности. Чтобы любящая дочь отрекалась от родителей, а служительница Бога поджигала святой храм.
Я потерла виски. Этот дед был сумасшедшим.
- Почитайте Достоевского, - посоветовала я. - Вам понравится. Честно-честно.
- Кто это?
- Писатель такой, русский. Жаль, что у вас нет к нему доступа. Впрочем, специально для вас я бы порекомендовала "Майн Камф". У вас ведь еще нет газовых камер?
Голова болела страшно. У меня раньше почти никогда не болела голова.
- Для меня удовольствие поговорить с женщиной, у которой столь замечательное образование. Лет двести назад я бы с радостью обсудил с вами литературу, но увы - годы берут свое. Впрочем, я, возможно, верну утраченное...
- Именно поэтому я бы проверила генеалогию, - кивнула я. - На предмет родственных связей.
Он расхохотался, запрокинув голову назад.
- Воистину, я счастлив, что не предложил цену за вашу голову отдельно от тела, - заявил он. - Хотя меня не раз посещала подобная мысль.
- Я думаю, что эта мысль не раз посетит вас в будущем, - кивнула я. - А вы не находите, что моя комната довольно тесна для двоих? Может быть, вы покажете мне ваши владения?
- Совершенно забыл о вежливости, - сокрушенно вздохнул фашист. - Позвольте же, мадмуазель, пригласить вас на экскурсию по моему скромному дому!
Непринужденно болтая, мы прошлись по его дому. Действительно, довольно скромному. Впрочем, домом это было назвать сложно. Скорее, это было жилище пещерного человека.
- Некогда здесь были гномьи шахты, - просвещал меня хозяин. - В нескольких комнатках жили сами гномы, там сейчас у меня гостевые апартаменты и кабинеты, в большом зале ранее была столовая. У гномов был замечательно организован быт - тут остались и лифты, и система водопровода, и благоустроенная кухня, и освещение, и вентиляция. Однако дальше центральной части даже эльф может заблудиться - коридоры очень запутаны.
Стены этой обители были отполированы до блеска, часто попадались барельефы со сценками из гномьей жизни, полы выложены из гранитных плит разных цветов. В нишах на стенах были закреплены круглые светильники, дающие ровный холодный свет.
- Там, где раньше были складские помещения, нынче логово оборотней, - рассказывал старик. - К сожалению, здесь невозможно долгое время содержать лошадей, зато для грызлей здесь дом родной. Говорят, что эльфы не могут жить вдали от природы, и знаете, действительно, иногда тяжело. Поэтому, конечно, у меня не один дом.
- А гномы куда делись?
- Гномы? О, они давно покинули здешние места... Говорят, тут был какой-то мор, и они с радостью продали эти шахты трибуналу. О, нет, не смотрите на меня с укоризной! Я к этому не имею никакого отношения! Это случилось даже до моего рождения! Долгое время здесь было пусто, но лет триста назад я нашел купчую в архиве и вот, пожалуйста - замечательное темное местечко для темных делишек, хе-хе!
- Значит, все здесь принадлежит Трибуналу?
Старик даже остановился от возмущения.
- Трибуналу?! - воскликнул он. - Как бы не так! Это все только моё.
- А мне показалось, что катакомбы выкупил трибунал, - заметила я.
- Попробуй это доказать, - ухмыльнулся старик.
- Ага, - глубокомысленно наморщила я лоб. - Сдается мне, купчая сгорела в некстати приключившемся пожаре.
- Помилуйте, барышня, какая купчая? О чем вы говорите!
Я закусила губу. Какой милый старичок. Пожалуй, буду звать его Гитлером, раз Антон у меня проходит под псевдонимом "Штирлиц". Кстати, о птичках.
- А какую должность занимает нынче мой нежный друг Антон?
- Отнюдь, - охладила я его пыл. - Он мне сын. Духовный сын, я имею в виду.
- А вы не слишком молоды для такого взрослого сына, душа моя?
- Считайте, что я усыновила его в зрелом возрасте...
- Какой же вы еще ребенок, - улыбнулся старик. - Я все время забываю, что вы совсем еще дитя. Сколько вам лет? 45? 50?
- Понятия не имею, - пожала плечами я. - И потом, женщинам таких вопросов не задают. Так что Антон?
- Антонио? Антонио - замечательный врач. В моем положении целители не очень-то помогают. Некоторый диссонанс энергий. Приходится рассчитывать на технологию. Вот, к примеру, контактные линзы - великолепная вещь! Или краска для волос. Или, в конце концов, протезирование зубов!
- Контактные линзы? Здесь? - изумилась я. - Откуда?
- Секретная информация, - весело ответил Гитлер.
Я тяжело вздохнула, остановившись у очередного барельефа. Здесь был изображен старый толстый гном в позе Ленина - с протянутой рукой, словно бы вещавший: Верной дорогой идете, товарищи! Изображение было мастерским - на бороде гнома был скрупулезно вырезан каждый волосок, на переднем зубе был скол, причем ясно было видно, что это не дефект барельефа, а именно что сломанный зуб. Видимо, это было отличительной чертой именно этого гнома. Кажется, мастер изобразил даже волосы в носу.
- Красиво, - прошептала я, проводя рукой по рукаву гнома.
Судя по складкам, кафтан у него был из бархата. Мне даже показалось, что я вижу его цвет - глубокий, полночный синий или темно-фиолетовый.
- Это Гиван Молотобоец, - кивнул Гитлер. - Видите, за спиной угадываются очертания молота? Великий гномий герой, одержавший немало славных побед. Однако мало кто помнит, что Гиван в юности был обычным мошенником и работал в каменоломнях в кандалах. Отсюда и молот. Боевой молот чуть меньше, и на более длинной рукоятке. Тогда началась Столетняя война, и к преступникам относились гуманно. Дорог был каждый гном. На каменоломню, где пребывал Гиван, напали орки, и надсмотрщик освободил всех узников и пообещал им свободу, если они отстоят шахты. Орков было так много, что из трех сотен узников осталось лишь четыре гнома - Гиван, надсмотрщик, который дал слово, и еще двое. Зато из тысячи орков не осталось никого. Надсмотрщик Ахлан, который впоследствии стал побратимом Гивана, рассказал о подвиге узников королю, и тот представил всех четверых к высшей награде - объявил их свободными гномами и дал им фамилию. У гномов, как и у эльфов, клановая система. Если уж ты родился в клане кузнецов-оружейников, то не быть тебе каменотесом или механиком. Рядовой гном не может уйти куда-либо без разрешения главы рода, не может жениться, построить дом. Глава зачастую решает, что гному носить и что есть, какой длины отпускать бороду, за сколько продавать свои изделия, может сдать гнома в аренду другим родам или вовсе продать. Форменное рабство. Гиван Молотобоец, Ахлан Кнут, Фарух Каменотес и Авден Бородач - три бывших раба-преступника и их надсмотрщик - получили полную независимость. Каждый из них впоследствии создал свой род, и поныне гномы из их родов пользуются большей свободой, чем остальные.
- Потрясающе, - искренне восхитилась я. - Увлекаетесь историей гномов?
- За долгие века жизни можно увлекаться чем угодно, - ответил старик. - Плох тот эльф, который забывает историю. Тем более, что здесь, в рудниках, сохранилась неплохая библиотека. Конечно, все больше справочников и героического эпоса. Думаю, гномы специально оставили часть своих книг, дабы увещевать нас. Конечно, книги с секретами мастерства нет ни одной... Что с Вами? Вам нехорошо.
- Голова кружится, - ответила я, пошатнувшись. - Слабость.
- Честное слово, какой-то неправильный эльф, - покачал головой старик.
Эльф! Черт подери, я же эльф! Я хлопнула себя по лбу.
- Место силы здесь есть?
- Ааа! Вот в чем дело! - ухмыльнулся старик. - Нет, конечно! Это ж гномий дом! Место силы, ха! Давно хотел поглядеть, что будет с эльфом, не получающим энергию извне. Помрет, трансформируется или сойдет с ума? Отлично! Возможно, я наконец-то удовлетворю свое любопытство.
Я с ужасом посмотрела на него, а он улыбался.
Вообще-то некоторые эльфы свободны от мест силы, говорил мне Аарон когда-то. Священники получают энергию напрямую из Высших сфер. Аарон после поста и молитвы просто сиял. Значит, я не умру и не сойду с ума. Надо просто помолиться.
На следующее утро, после беспокойной ночи, полной бредовых видений, я решилась.
В своей коморке я опустилась на колени, сложила руки, закрыла глаза. И что дальше?
- Отче наш, иже еси на небеси...
Бессмысленно.
- Господи!
- Авва отче!
Ничего.
Некоторое время я пыталась объяснить Богу, что мне нужна Его помощь, но чувствовала - все напрасно. Он не слышит.
Как любой русский человек я всегда осознавала наличие в мире высших сил, вселенского разума, космической энергии. Теория большого взрыва не внушала мне доверия. Я ставила свечки в православном храме, иногда молилась. Однако в моем доме никогда не было икон - я искренне не могла понять, для чего всем этим людям, заслуженно или не заслуженно причисленным к лику святых, вообще вмешиваться в нашу жизнь. Если бы я попала к Богу, которого всю жизнь искала, то первое тысячелетие предпочла бы сидеть у Его ног, как Мария, вцепившись в подол одежды. Я бы ходила за ним хвостом, как утенок за мамой-уткой, ни на миг не отводя своего взгляда. Что мне другие люди, пусть и родные? Допустим, о родне и друзьях я бы еще подумала, но если б меня вздумали отвлекать прочие, я бы отмахнулась от них как от назойливой мухи. Ищите Бога как-нибудь сами. В конце концов, это ваша жизнь, это ваш крест, не я вас создала, и не я буду решать ваши проблемы.
Интересно, а действует ли здесь, в этом мире, институт святых? Кто из моих знакомых достоин? Ну да, легче выбрать, кто не достоин. Оскар. Иаир. Исав. Аарон - он и при жизни был святым.
- Аарон! Ты-то хоть меня слышишь, сумасшедший эльф?
- Конечно, слышу. И незачем так орать.
Мать твою! Я завертела головой.
- Да здесь я, здесь. Ты не увидишь меня глазами. Голову включи, идиотка. Ты ж водящая души!
Я попробовала поискать взглядом душу, и немедленно обнаружила еле видный светлый силуэт.
- Аарон, ты умер?
- Никогда не слышал ничего глупее! - заявил призрак эльфа. - Сама-то как думаешь?
- Мертвый ты еще противнее, чем живой, - насупилась я.
- Ты еще мертвяков не видела, - парировал эльф. - Ладно, не дуйся. Ты тут как?
- Плохо, - вздохнула я. - Я не понимаю, чего этому фашисту от меня надо. Я даже не знаю, как его зовут! Я не знаю его род!
- Святые небеса! Все знают Фергана! - изумился Аарон. - Он один из шести старейшин Трибунала! Из рода Танцующего Пламени. Самый старший из всех и оттого пользующийся самым большим почетом. Вполне возможно, он вообще самый старый эльф в нашем мире. Еще какие-то проблемы?
- Мне нужна сила.
- Гал, ну ты как маленькая, - удивился Аарон. - Ты ведь ходячее хранилище! Ты ведь не то что некоторые тупые и ленивые эльфы, которым нужно место силы!
- Одним словом, не те эльфы, у которых нет шила в заднице и статуса святого? - уточнила я.
Призрак чуть вздрогнул, что, по-видимому, обозначало смущение.
- Ну ладно, - признался он. - Я глупец. Я-то вообще не на Фергана думал...