Это случилось в год взбесившегося солнца, задолго до того, как на красном мясистом теле Советского Союза появились жирные жёлтые слепни перестройки.
Был душный август. Серебро полной луны лежало на тёплой ночной земле, и была земля неба светлее. Где-то в траве у дома пел свою однообразную песню сверчок, и в перерывах между куплетами можно было различить стук колёс далёкого поезда и уханье проснувшихся сов. На открытой веранде доживающая свой век электрическая лампочка в сорок ватт выхватывала из суглинка ночи накрытый жёлтой скатертью круглый стол, на котором помещался пузатый тульский самовар и четыре алые чашки на кремовых керамических блюдцах. За столом сидело три человека: двое мужчин и женщина. Лица их были, казалось, чем-то озабочены и в глазах просматривалась некоторая тревога. Мужчина, сидящий ближе к крыльцу был ни кто иной, как Евгений Иванович Селецкий, известный в городе Т... литератор и по совместительству редактор солидного ежемесячного журнала. Другого мужчину звали Даниилом Ильичом Малафеевым, и был он служащим
городского банка. Прекрасная же дама именовалась Сонечкой Кузнецовой и мне достоверно неизвестно - работала она где-то на тот период времени или нет. Напряжение сидящих всё росло, и вот струна тишины лопнула, одновременно с тем как Соня открыла рот:
- Ребята, я уже начинаю волноваться, не случилось ли чего с Вадимом, всё-таки уже половина одиннадцатого, а его нет всё.
- Ну, тогда он пропустит чаепитье - с усилием улыбнулся Даниил.
- Успокойся, Соня, видимо дела его какие-то в городе задержали, я думаю, максимум минут через двадцать он придёт - сказал Евгений Иванович .
Осторожный ветерок пошевелил листьями зелёного винограда и на одно маленькое мгновение высокий метеор прочертил бледный трассер.
- Упала звезда - заметил Даниил.
- А, ну её! - только и отмахнулась Соня.
- Ну, право, Сонечка, придёт он сейчас, куда денется, спокойные здесь места - сказал Евгений Иванович.
- Я тебе помогу - Сказал Даниил и пошёл вслед за ней.
Евгений Иванович остался на веранде один и стал смотреть, как вокруг лампы, уменьшая радиус,
кружился ночной мотылёк. Вот он на секунду коснулся лампы и, обжёгшись, улетел куда-то прочь во мрак сада .
"Вот так и я" думалось Евгению Ивановичу "летал себе летал вокруг своего счастья и, обжёгшись единожды, до сих пор в тартарары лечу."
На чёрной амальгаме небосвода дрожали капельки голубоватых звезд, и Евгений Иванович тщетно
пытался отыскать среди них созвездие стожаров. В саду благоухала поздняя августовская сирень, и к её нежному аромату примешивался терпкий запах одинокого костра, чей огонёк мелькал за рекой. Луна стояла точно в зените, и с её мертвенно-бледного диска глядел заяц.
"Боже, сколько звёзд" подумал Евгений Иванович "как микробов в воздухе".
От всяких мыслей оторвал его скрип открывающейся двери: вошёл Даниил и Соня - оба с большими голубыми пиалами с печеньем и халвой из грецких орехов (была и такая в славные советские времена!).
- Изумительно - сказал Евгений Иванович - ничего не знаю лучше ночных посиделок с чаем!
- И песен под гитару - добавил Даниил, доставая шестиструнный инструмент из-за зелёного ящика.
- Секундочку - сказал Даниил, настраивая четвёртую струну - извольте.
Он прижал к себе коричневую полированную деку, вытянул шею, полуприкрыл глаза и нежно колыхнув струны, запел чистым высоким голосом:
Я уезжаю в деревню, чтобы стать ближе к земле,
я открываю свойства растений и трав,
я брошу в огонь душистый чабрец -
дым поднимается вверх и значит я прав.
Я отыщу корень дягиля - сделай меня веселей.
Ветви берёзы - прочь, демоны , прочь!
Если же станет слишком темно, чтоб читать тебе -
я открываю дверь, и там стоит ночь.
Кто говорит со мной?
Кто говорит со мной здесь?
Радости тем, кто ищет.
Мужества тем, кто спит.
Тринадцать дней в сторону полной луны.
Я думал это мне снится.
Что же - здравствуйте сны!
По-моему я знаю, зачем вы пришли ко мне...
Так я уезжаю в деревню, чтобы стать ближе к земле...
Извлёкши из гитары финальный минорный аккорд , Даниил остановился и смущённо улыбаясь, положил обе руки на обечайку.
- Какая красивая песня - сказал Евгений Иванович - ты это что же, сам сочинил?
- Куда мне - улыбнулся Даниил - это БГ, Аквариум.
- Это который про город золотой пел?
- Он самый.
- Талантливый человек.
- Согласен. Давайте же скорее пить чай!
И вместе с золотистой заваркой пошло полуночное чаепитье вовсю: чай был ядрёный, совсем не тот веник, что продаётся теперь в магазинах, печенье таяло во рту, а не рассыпалось, халва была грецкой, а не арахисовой, да и сами люди были советские, а не...
Нежный ветерок обдувал их красивые лица, электрическая лампочка нервно мерцала, и костёр за рекой совсем уж догорел. Зато в сердце каждого из них разгорался пожар посильнее. Ночь укрывала домик своим чёрным крылом,и в сумрак неслись обрывки песен:
... Тебя там встретят огнегривый лев
и синий вол, исполненный очей...
... Мы себе давали слово
не сходить с пути прямого, но
так уж суждено...
... Когда приходит корабль,
то каждый в гавани рад, но
если б ты была в море -
я сжёг бы концы и трап...
Так и неслось светлое пятнышко веранды во мраке мирового пространства и когда трое знакомых отправились спать горластый деревенский петух на всю округу возвестил о том, что с востока неумолимо надвигается раскалённый диск солнца.
Но Вадим так и не пришёл - ещё бы, на полустанке Луховицы его зарезало электричкой.
Хоронили его двадцатого августа во время последней грозы, как раз в тот день, когда к перрону серой громады вокзала подошёл скорый поезд Љ117 Адлер - Москва в котором приехал Иннокентий Шкловский - герой моего следующего рассказа.