Артур разворачивается на пятках и возвращается наверх в квартиру - варить кофе. Кошки, землетрясения, смена президента или Фил - не важно, что происходит, но кофе должен быть сварен. Это заставляет чувствовать себя человеком - что-то, повторяющееся изо дня в день. Привычное. Как у всех.
Он уже ставит джезву, но чуть не подпрыгивает вдруг - ноги щекочет мягкий мазок шерстяного бока. Ничего более дикого в этой квартире ещё не происходило. Эти стены хорошо хранят свои тайны. Но кошка - это чересчур. И как только успела пробраться за ним? Он хочет пнуть её ногой, но замирает, не успев и замахнуться. Животное просто сидит и иронично смотрит на него разноцветными глазами. Он мог бы поклясться, что это именно ирония. Кошки могут быть ироничными? К чёрту...
Отворачивается и продолжает с кофе, путая количество ложек и чётко вымеренную за многие годы жизни порцию воды. Кошка то и дело принимается тереться об его обнажённые ноги, но он уже не подпрыгивает от этого. Только вздрагивает, сжимая зубы до скрипа, и пытается не напортачить с варевом ещё больше.
Приятно быть с утра одному. Нет надобности заниматься любовью, если просыпаешься с ним, и срочно приводить в порядок окислившееся дыхание или пахнущее тело. Нет надобности сдерживать себя, если он торопится на лекции - потому что не понятно, что просыпается быстрее: сам Артур или его желание. Нет надобности одеваться, стыдясь наготы - чтобы он точно уж не опоздал в университет, потому что не ясно, есть ли у Фило границы возможностей, или он как бесконечный двигатель способен нон-стоп.
Артуру тридцать пять, и он чувствует порой, как устаёт от подобной активности. Он и раньше был активен, если можно так сказать. Но тут вопрос не столько о частоте, сколько о наполнении. Когда из тебя каждый раз вытряхивают душу, переворачивая все внутренности вверх дном, и еле дают время расставить их по местам и осознать себя живым, а не сдохшим, сгоревшим, задохнувшимся от эмоций и ощущений - это тяжело. Очень тяжело. И хотя он часто отказывает - лишь для того, чтобы не умереть от физического истощения: его худое тело просто не способно кончать столько, сколько хотел бы он - это мало что меняет. Ведь в следующий раз, когда Артур первый будет просить, ему выдадут многократную порцию. Выдерут треть души, сожрут и вернут обратно через кожу и внутренности путём примитивного трения. Тело подводило его. Оно оказалось предателем. Было истощённым и худым, отказывалось принимать пищу. Смешно, когда в симбиозе тела, души и разума именно тело оказывается предателем. Потому что именно оно - ёмкость для остального. И как бы не был блестящ ваш разум, как бы ни огромна и чиста оказалась душа - всё это будет гнить в милой темнице из никчёмного тела. Что ещё эти умники из волшебного ящика скажут в оправдание своим заблуждениям, что тело - не главное?
Артур ухмыляется своим мыслям и автоматически, точно киборг, снимает джезву секунда в секунду, как положено. Донести кружку до любимого кресла рядом с вертушкой не дают.
- Мяу! - кошка преграждает дорогу и буквально обвивает собой ногу.
Опять эта чёртова кошка.
- Чего тебе, кошка?
Он бы пнул её, видит бог. Но нога будто прирастает к полу под серьёзным взглядом жёлтого и зелёного глаза.
В ответ она только умильно поводит носом, принюхиваясь к пару из кружки.
- Ты должна была остаться в моём сне, чудище. Что ты тут забыла?
Артур отчего-то понимает, что его не пропустят дальше, пока... Он присаживается на корточки, путаясь в полах накинутой на голое тело древней, а потому необъятной размером, рубашки. Гениталии касаются холодных ног, и это неприятно. Суёт дымящуюся кружку прямо под нос любопытствующей кошке.
- Ну?
Та нюхает, почти залезая носом внутрь, и затем пятится, начиная чихать. И снова. И снова... Смотрит обиженно и недоумевающе.
- Вот же сволочь, весь кофе насмарку, - расстроенно встаёт мужчина и несёт кружку к раковине, испытывая осязаемую душевную боль от наблюдения кофейного водоворота в сливе. Чёрт! Снова насыпает кофе, уже не путаясь. Наливает воды. Нервно ставит на плиту, чуть не роняя на пол. Стукает кулаком по столешнице, когда кошка встаёт на задние лапы и передними скребёт по дверце гарнитура.
- А ну брысь, чудовище! Ты тут временно. А тому, кто тебя сюда притащил, я сегодня вставлю по самое не хочу. Так что не обольщайся и сгинь с глаз моих.
Кошка слушает тираду с видом прилежного ученика: не моргая и чуть склонив голову набок.
- Да что тебе надо от меня?! Ты мне дашь кофе попить? - Артур почти вскипает, ибо не передать словами, насколько неприкрытый сарказм мелькает в глазах этой стервы.
Вылизывает лапу, умывается, как ни в чём не бывало. Артур отворачивается, помешивая номер два ложечкой. Когти тут же вновь начинают скрести по гарнитуру.
Швыряя ложку в раковину так, что она совершает внутри ещё несколько сальто, прежде чем замолкнуть, начинает рыться по ящикам. Пусто... пусто... крупы... макароны... пусто... кофе... кофе... упаковка восковых свечей и... пусто.
- Мать твою... - вслух ругается Артур и понуро идёт к холодильнику. Выходить на улицу совершенно не хочется.
Каким образом - не понятно, но внутри оказывается банка консервированного тунца. Сегодня его спаситель от оклендского ветра и слякоти - тихоокеанский тунец.
- Ты ешь консервированного тунца? - спрашивает мужчина, открывая банку. Кошка только увлечённо наблюдает за процессом, стоя на задних лапах врастяжку у гарнитура. Банка большая, он выкладывает лишь половину. Ставит на пол, в угол, чтобы не наступить ненароком.
Возмутительница его спокойного утра нюхает и даже съедает кусочек, а потом садится рядом с тарелкой и снова вперивается в него разноцветными глазами. Артур решает не проиграть эту битву, пьёт кофе и смотрит на кошку. Та любопытно смотрит в ответ, замерев. Кошка не моргает, Артур моргает. Человеку сложно не моргать, а для кошки это равносильно проигрышу.
- Ну чего тебе ещё? - тоскливо ноет мужчина, отставляя кружку и поддёргивая рукава. Они то и дело съезжают так низко, что скрывают кисти до самых пальцев. Кошка снова пробует и смотрит.
- Ты хочешь, чтоб я тоже ел эту гадость? Терпеть не могу рыбу.
Артур не любит кошек. Рыбу. Выливать кофе. Выходить на улицу, когда ветер.
Артур стоит и ковыряется вилкой в банке с тунцом. Кошка бдительно жуёт, поглядывая на человека. Тому приходится есть. Никогда ещё он не чувствовал себя настолько никчёмным и безвольным.
Через три часа их так же совместно рвёт просроченным тунцом в ванной Артура. Мужчину - над унитазом, кошку - рядом с ним на пол. Зловоние висит над головами, и Артур, разгибаясь между позывами, почти видит этот зеленоватый дымок. А ещё в мыслях прокручивает жестокие сцены насилия, как физического, так и морального, над тем, кто всему виной.
- Ты жива, кошка?
Ту трясёт, она жмётся к голому бедру, и мужчине ничего не остаётся, как только притянуть её рукой ближе. А потом снова согнуться над унитазом.
- Отличный был тунец, ты так не считаешь? - бледный и снова осунувшийся, Артур одевается, чтобы выйти на улицу. Нужны какие-то лекарства. Нужна кошачья еда. Нужно ещё что-то, о чём он не имеет ни малейшего представления. - Не сдохни тут, пока меня нет.
Он спускается вниз и выгребает из кассы вчерашнюю выручку, распихивая бумажную мелочь по карманам пальто.
Ближайший зоомагазин через три перекрёстка. Артур никогда бы не узнал об этом, если бы тот не находился по соседству с баром, где он обычно искал себе связь на одну ночь.
Милая, но слегка надоедливая девочка за стойкой тараторит без умолку. Мимолётно окидывает её взглядом. "Авитаминоз, периодическое недомогание, гастрит. Ничего серьёзного..." Артур физически заставляет себя представить, что выключил звук. Это помогает.
Он думает, что скупил половину магазина. Если бы не его упёртость, он бы остался умирать где-нибудь между его и соседней улицей с кошачьим лотком вместо надгробия.
Напившись воды и ожидая новых позывов, вяло опускается на деревянный пол, разбирает покупки. Кошка лежит тут же неподалёку, наблюдая за манипуляциями с видом святой мученицы.
- Есть тебе нельзя до вечера. Мне, по ходу, тоже, но ведь пить - это не есть? - размышляет мужчина вслух, заливая в себя несколько глотков коньяка. Кошка фыркает и закрывает глаза, отворачиваясь, словно не одобряя.
Теперь его квартира выглядит кошачьим логовом. Эти плетёные корзиночки и прыгучие игрушки такие милые... Кажется, они поселились в каждом углу, едва выбрались из пакетов.
Сегодня он весь день работает один. Фило помогает Майки и Элис с переездом. Кошка не подаёт виду и спит, свернувшись рядом в крутящемся кресле. Обычные клиенты, обычные рисунки и неплохие деньги.
Артур не может удержаться и периодически поглядывает на страдалицу, будто убеждаясь в том, что та хотя бы дышит. Посетители делятся на два лагеря, реагируя на ком черной шерсти. Одни удивляются и пышут возмущением, вторые чересчур лояльны и любопытны. Сам мастер не разделяет визгов ни тех, ни других. Ему просто нужно работать.
Но самое странное случается ночью. Обычно голоса приходят невнятно и резко, моментально врываясь в его сон. Они чужеродны и слишком сильны, чтобы мужчина мог контролировать их и свои страхи. Голоса настойчивы. Они всегда побеждают...
Раздевшись, Артур ложится на кровать и накрывается мягким одеялом, чувствуя, как блаженно расслабляется полупрозрачное тело. Как кости и мышцы немного смещаются, занимая самое что ни на есть удобное положение.
И готовится провести половину ночи за очередным спором с тем, кто живёт рядом. Совсем близко - лишь убери пряди со лба и постучи.
Но просыпается Артур только под утро. Удивлённо открывает глаза.
Кошка лежит на подушке, создавая эффект грелки. Она растянута по ней и кажется почти неживой. Подняв удивлённо глаза наверх, он искренне возмущается:
- А ну пошла с моей подушки!
Но потом будто обрывает фразу на середине. Он вспоминает, что ему снится из раза в раз, сегодня, неделю назад... ему становится стыдно.
Кошка, обвившая голову своим телом. Кошка, защищающая её от постороннего так, как мало кто умеет.
- Ловец снов, значит? Дерьмовое имя...
Артур задумчив и любопытен, но сегодня ему просто хочется верить. Он так высыпался только тогда, когда Фило был рядом, отгоняя внутренних демонов своим присутствием.
- Будешь, м-м-м... Софи. Мне оно давно нравится.
Кошка безучастно молчит, а потом медленно и обречённо вздыхает, раздувая бока.
Артур поднимается первым. Кофе, душ... что-нибудь перекусить. Сегодня много работы и Фило. Тот врывается в салон чуть раньше обеда. Раскрасневшийся от холода и ветра, с горящими глазами, расстёгнутой курткой и встрёпанными монохромными волосами. Что-то говорит, говорит, на что Артур только молча придвигает ему листок, после скрываясь за стеллажом, уставленным стопками с книгами.
- Пятьдесят... Что? Пятьдесят семь баксов... Что это?
- Твой вычет из зарплаты. Я потратил столько на вещи и корм для Софи, - тихо отзывается Артур. Ему всегда нравилась эта игра друг с другом.
- Транжира и мот, - вздыхает Фило. - Софи? - удивлённо повторяет он, запутываясь пятерней в волосах. Перекатывает, пробует это имя. Но мужчину больше ничего не волнует. Смысл переливать из пустого в порожнее?
Тогда Фило скидывает верхнюю одежду, поддаваясь зову, вибрирующему туго натянутой струной контрабаса. Идёт за стеллаж. Компьютерное кресло легко крутится, вот только никакого компьютера тут и в помине нет.
Артур смотрит с интересом, выжидающе. "Разрешает".
Его губы сделаны из кофе и коньяка - это открытие опьяняет парня, склонившегося над креслом. Сердце трепыхается, пытаясь освободиться от стягивающих силков, но лишь увязает всё больше.
"Сегодня у нас поход в парикмахерскую, не забыть бы", - думает он, мельком увидев тёмные корни. Сейчас глаза Артура излучают мягкое тепло, ощутимо оглаживая широкие скулы. Руки Фило сами собой воюют с тканью на груди, стараясь забраться глубже, дотронуться до кожи. "Если он разрешает"...
Неожиданно для него руки мужчины ложатся на плечи, и этот жест однозначный, не поддающийся оспариванию. Фило оказывается на коленях. Руки цепляются за джинсу, скрывающую бёдра, тянутся всё выше, и плечи саднит от впивающихся тонких пальцев.
Не разбирая своих действий, парень расстёгивает ремень и ширинку. Понимание накатывает неожиданно - пути назад нет, как нет нижнего белья под тканью. Это что-то, о чём он думал не раз и чего боялся. Артур - мужчина. Это не новость, нет, но... Дело даже не в этом. Просто совсем другой уровень. Доверия? Волна паники прокатывается от ушей до пяток и стекает с него, точно грязная вода в душе. Странно. Странно. Он бы не стал делать этого, если бы костлявая ладонь на затылке не настаивала. Он мог бы сопротивляться, но что потом?
- Ты сегодня робкий, точно монашка на панели. Куда только нужда не закинет, жизнь - тяжёлая шту... М-м-м...
Заткнуть этот рот можно несколькими способами. Сегодняшний оказывается не самым ужасным, несмотря на страхи и неуверенность. Прикрывая глаза и тычась носом в бритый лобок, он делает что-то такое, от чего уши горят алым. Но как же... вкусно? Вкусно... Вкусно! Чёрт...
- Эй, полегче с зубами, - в правое плечо снова впиваются острые пальцы, наказывая за оплошность. Это правильно. Наказания нужны, чтобы быстрее учиться. Наказания нужны, чтобы помнить.
Сначала им движет неуверенность и волнение. Страх оплошать. Страх от того, что не сдержит подступающее отвращение. Смешно. Это одно из самых прекрасных занятий, которым только можно заниматься вдвоём. Чувствуя, как во рту становится горячее и твёрже, Фило слегка улыбается, прикрыв глаза. Он не был возбуждён. Растерян, взволнован, но не возбуждён. До этого момента. Прибывающие ощущения Артура словно вызывают цепную реакцию в его теле, и вот уже ноет, дико ноет между ног, так узко и мало места, что ему приходится тянуться, чтобы поправить и хоть как-то облегчить себе жизнь.
Дверной колокольчик с запозданием в несколько секунд создаёт эффект набата в его голове. Он уже готов разогнуться, но быстрые и ловкие руки буквально впиваются в шею и голову, не давая отстраниться.
- Убью, если остановишься, - шипит Кейн, и через мгновение, прочистив горло, громко возвещает: - Извините, у нас обеденный перерыв ещё полчаса. Зайдите попозже.
Сейчас. Вот сейчас. Кажется, это называется инфаркт? Потому что сердце не предусмотрено, чтобы выдерживать столько волнений в секунду. Между посетителем и ими - стеллаж, уставленный книгами и альбомами. Фило, направляемый руками и толчками бёдер, каждым позвонком чувствует, как человек оказывается в замешательстве. Он явно не уйдёт просто так.
- Ты не забыл, что у тебя есть язык? - склоняясь ниже, сипло шепчет Артур, а парень удивлённо понимает, что забыл. - М-м-м... Мать твою, - сдавленно реагирует мужчина.
- Могу я попросить ваш прайс? - неожиданно раздаётся из-за стеллажа, и волосы на затылке встают дыбом. Фило так ясно чувствует это и весь покрывается мурашками. Во рту нестерпимо много и жарко.
- У меня обе-е-д! - почти срывается на крик Артур, и в рот бьёт тугой, вяжуще-горьковатой спермой, Фило почти захлёбывается, но руки мужчины не дают ему поднять головы. Он в ужасе скашивает глаза кверху, на него, и впивается жадно в напряжённую каждой жилкой шею, где вывернутый к потолку подбородок ещё чуть - и прорвёт кожу. Мужчину бьёт низким током, и взбудораженный Фило дорисовывает не видную отсюда почти прокушенную до крови губу. Звук словно выключен, и поэтому вокруг такая звенящая напряжением тишина, что не хватает только подожжённой спички, чтобы снести весь дом к чертям собачьим. По краям рта течёт; проглотить нет никакой возможности, это было бы слишком для первого раза. Всё устремляется наружу, марая губы, подбородок, резко ударяя в нос запахом и заляпывая джинсы. Руки на затылке словно сведены судорогой, и Фило смиряется, выжидает. Плывёт по течению. Во рту всё так же горячо и твёрдо, но непривычный вкус вызывает отвращение.
Дверь хлопает, и только через мгновение парень понимает: посетитель всё это время стоял в метре, за хрупкой, такой неловкой преградой, как книжный стеллаж... Руки безвольно сползают с затылка, мужчина расслабляется и тихо трясётся - теперь уже от смеха.
Его левая кисть комкает бумажку с расчётом вычетов из зарплаты так изящно, точно это ажурная салфетка.
Освободившись, наконец, Фило с непониманием наблюдает за действиями мужчины. Он уже думал, где можно снять шестьдесят баксов неподалёку, чтобы вернуть в кассу.
- Что ты делаешь? - спрашивает он, наконец. В это мгновение скомканный шарик улетает в сторону урны и, ударяясь о край, отскакивает вбок.
- Чёрт... - всё ещё широко улыбается Артур, - руки дрожат до сих пор. Ты был слишком хорош, а я со своей бумажкой выгляжу как последнее дерьмо после такого.
- Ну ты и мудак, - восхищённо выдыхает Фило, поднимаясь с колен и назло вытирая запачканную руку о уже порядком испорченные джинсы Кейна.
- Просто не люблю оставаться в долгу, Филли, - шутливо поднимая руки вверх, сдаётся Артур.
Покачивая головой: и восторгаясь, и удивляясь, и пребывая в лёгком шоке от всего, парень уходит в туалет.
Кошка открывает сонные глаза, поднимая морду с кожаного кресла, мгновение наблюдает за застёгивающейся молнией и снова прячет ушастую голову под лапу. Всё в порядке. Это её не касается.
_____________________________
* Сладкое принуждение (ит.)
Часть вторая. Глава 24. Allargando.
- Поэтому прошу вас понять: кандидатуры уже выбраны и утверждены учебным советом. Все недовольства и жалобы будут приниматься в виде обоснованных апелляций в течение недели, но лично я не советовал бы вам заниматься ерундой. Это отличный шанс побывать в Нью-Йорке, завести новых знакомых, пообщаться с будущими коллегами. Тем более что все расходы по транспортировке и проживанию университет берёт на себя.
Седой профессор заканчивает речь и грузно спускается по лестнице, покидая кафедру. В зале собраний все довольно и взбудоражено гомонят: никто и подумать не мог, что в этом году именно Оклендскому университету достанется грант на то, чтобы послать своих лучших студентов на масштабную Нью-Йоркскую конференцию и множество связанных с ней семинаров, что будут проходить в течение месяца. Туда съедутся студенты различных направлений из всех получивших грант учебных заведений страны. Это будет грандиозная тусовка, означающая множество дискуссий и бесед, бесконечное общение, к вечеру плавно перетекающее в глобальную пьянку. Лететь на конференцию в Нью-Йорк является заветной мечтой любого уважающего себя студента, и только сердце Фило странно предательски ноет, пока он идёт по длинному многолюдному коридору в сторону выхода.
Майки отказывается сразу: у Элис обнаружились небольшие осложнения, и она иногда проводит дни в больнице. Он не собирается оставлять её одну на целый месяц. Фило злится, очень злится на друга. Но при этом прекрасно понимает его и в целом поддерживает подобное решение.
В толпе кто-то подцепляет его за руку. Повернув голову, обнаруживает Лорен. Героиновую девочку с колибри на запястьях. Та счастливо улыбается и прислоняется слишком близко, чтобы он расслышал сквозь шум:
- Привет, Филли! Тебя не узнать с новой причёской. Очень идёт. Ты в салон?
Тот лишь удивлённо кивает в ответ.
- Я с тобой. Мне нужно увидеться с мастером.
То, как она говорит "с мастером", не нравится Фило. Ему чудится что-то интимное в этом, и он вопросительно смотрит на девушку.
- О, ничего особенного. Я просто наконец собрала долг и проценты. Хочу отдать и забыть уже обо всём этом деле. Мне и так хватает напоминаний.
Они одеваются на ходу в куртки и выходят на мартовский сырой воздух. Солнце светит слишком ярко, ярко до того, что буквально выжигает сетчатку глаза. Ещё обнажённые деревья качаются в стыдливом танце, расчерчивая ветвями голубое, невозможно прозрачное небо. На нём порой появляется белый налёт зарождающихся облаков, но они не успевают собраться во что-то оформленное, как их размазывает тонким слоем по этой ядовитой голубизне.
- Тепло сегодня, - замечает Лорен, так же по-свойски беря парня под локоть.
- Угу.
- А ты неразговорчивый малый стал, - смеётся девушка, чуть наклоняясь вперёд и заглядывая Фило в глаза. Тот вымученно улыбается, чувствуя себя не слишком комфортно. Очень много разношёрстной информации вывалилось на него сегодня, он просто пытается выгрести к свету, туда, где предположительно можно дышать полной грудью.
- У меня отличная идея. Полчаса ничего не решат, а я очень проголодалась. Зайдём по пути в кофейню, выпьем кофе, съедим по куску пирога и немного поговорим. Как тебе?
Идея была на троечку. Фило хотел видеть Артура сейчас же. Чтобы посмотреть в безразличные глаза и успокоиться. Или чтобы увидеть в них непривычное тепло или, не дай боже, нежность, и начать корить себя ещё больше. Ему нужно было определиться, а не болтаться меж двумя огнями. Но и есть хотелось неимоверно, пообедать сегодня не удалось.
- Пойдём. Я не откажусь.
В кофейне пыльно и сумрачно. Тяжёлые плотные шторы лишают солнце всяких прав, лишь косо нарезая его ломтями и изламывая по стенам помещения. Тёмные, под дерево, панели ещё пахнут краской - такой еле уловимый резковатый запах, который всегда бывает у новой мебели. Но сказать нечего - очень уютно. И тёмно-зелёные шторы, и деревянные панели, и небольшие столики с мягкими креслами по краям - всё работает на атмосферу. А потому пара студентов чувствует себя в полупустом помещении достаточно свободно.
Фило согласно заказывает "то же самое", потому что не в силах обуздать мысли и начать думать о чём-то насущном. Он слишком взволнован новостями. Как он умудрился оказаться в списках рекомендованных студентов? Он совершенно точно не лучший ученик. И как сказать об этом Артуру? Это будет катастрофа. Более того, катастрофа всё равно случится. Он сам просто свихнётся за месяц без него. Это слишком.
- Эй, ты тут?
- Да, прости, - чуть виновато улыбается Фило.
- У тебя такой вид, точно ты не рад, что едешь. Это ведь беспрецедентный случай для нашего богом забытого университета. Такие великолепные возможности для будущей карьеры и вообще - чтобы развеяться, глотнуть другого воздуха, других людей.
- Ты права, - просто не спорить и кивать. Лучшая тактика, когда не хочешь открывать рта лишний раз.
- Работаешь всё там же? Не задумывался над тем, чтобы поискать что-то другое? Может, ближе к специальности?
- Нет. Мне слишком хорошо платят, - честно отвечает Фило, не моргнув и глазом. И ведь он не врёт. Более чем хорошо.
- Понимаю тебя. Мне самой пришлось работать на трёх подработках, чтобы... В общем, неважно, - смущённо улыбается Лорен. - Между прочим, я тоже еду. Так что будем общаться и держаться на виду друг у друга.
"Замечательно. Только этого ещё не хватало - личного надсмотрщика".
- Это отлично, Лорен.
Они едят, перекидываясь ничего не значащими фразами. Будто знакомые, что не виделись слишком долго и немного подзабыли, как между собой общаться.
В голове Фило всё путается, лишаясь хронологического порядка. Словно кто-то неумелый пытается собрать кубик Рубика, двигая грани туда-сюда, а в итоге приходит к тому, что начинает воровато отлеплять цветные квадратики, совмещая их на одной стороне. Это мухлёж, но Фило совсем потерян.
Вот он рассказывает Артуру о знакомых однокурсниках, у которых и жила Ловец снов. Точнее, Софи, как назвал её Артур. Ребята уехали в археологическую экспедицию на три месяца, а кошка осталась без присмотра. Держать в общежитии животных было запрещено, но её хозяевам это непонятным образом удавалось. Фило никогда не отличался особой благосклонностью фортуны. Комендант узнала о его новом жильце на вторые сутки и пригрозила выселением по причине несоблюдения правил и устава. Он был счастлив, что Артур и кошка не поубивали друг друга в первый же день знакомства.
Вот он делает первый в своей жизни минет. Или это было перед тем, как произошёл разговор о хозяевах Софи? Не помнит... Ничего не помнит. Невозможно сфокусироваться на последовательности. Он не в восторге, но это определённо было горячо. И единственное, что намертво въелось в голову после - его стойкий горьковатый вкус на языке, заполняющий весь рот. Фило способен вызвать его на рецепторах даже сейчас, что и проделывает, чуть морщась. Это извращение, но с каждым разом это воспоминание доставляет всё больше и больше нездорового удовольствия. Прошла неделя, и Фило согласен повторить - уже по собственной инициативе, без всякого принуждения. Только случая всё не представляется.
Вот они идут по тёмным уже улицам до парикмахерской, где у них запись на девять вечера. Когда же это было? Фило кажется, что Артур скоро прослывёт самым ненадёжным мастером-татуировщиком в Окленде. Потому что клиент никогда не может быть уверен, не столкнётся ли он с закрытой дверью салона всего лишь в восемь вечера, или же его случайно обслужит после одиннадцати засидевшийся за книгой хозяин. Или, возможно, его просто выгонят на улицу криком "У меня обед". Никто не работал так вдохновенно и по-раздолбайски, как это выходило у Артура.
Закрыв салон раньше положенного на час, они идут по тротуару, как всегда, многозначительно молча. И то, что это комфортно им обоим, оказывается сокровищем, за которым долгое время охотился подросток Хэдлей. Есть много людей, с которыми можно говорить. Говорить много и увлечённо. Но стоит меж собеседниками пробежать чёрной кошке, как разговор обрывается, повисает неловкая тишина, и никак не найти, не связать потерявшиеся концы. Понимаешь: отлично, здорово, но не то. С Артуром настолько уютно молчать, что часто Фило просто идёт и улыбается своим мыслям. Кидая быстрые неловкие взгляды, мазками скользит по тонкому профилю, ставшему слишком важным. Сначала это густая тёмная бровь. Потом родинки на щеке и носу. Родимое пятнышко под глазом, проявляющееся в моменты волнения или гнева. Закутанный в тени ресниц блеск из-под век. Острый кадык, когда потеплело, и он перестал носить шарф. В подобные моменты Фило сжимает руку, близкую к мужчине, в кармане. Сжимает до боли, до хруста, до кровавых отметин на ладони. Потому что тяжело удержаться. Потому что не имеет права.
Им достаются девушки в качестве мастеров. Артур в двух словах объясняет мастеру Фило, что нужно сделать с волосами парня. Хэдлея это раздражает до скрипа зубов, но он молчит. Пусть в этот раз будет, как хочет Артур. Хотя... кого он обманывает?
Мужчина почти мурлычет в кресле, пока ему наносят состав. Фило может поклясться, что тот успевает даже поспать. Сам же он напряженно следит за тем, как руки его мастера порхают с ножницами, состригая длинноватые волосы с макушки, оставляя лишь небольшую косую прядь, лежащую набок вместо чёлки. Затем его тоже начинают красить.
- Что за цвет? - вяло интересуется он, в зеркале наблюдая за тонкими, переплетёнными на животе пальцами Кейна.