Аннотация: Скорее всего, он будет дописан. Не завтра, даже не на будущий год... Но я со спокойной совестью закрываю другой текст для просмотра. Поскольку этот актуальнее.
Спички детям
В старом спальном районе Петербурга, - серокирпичных пятиэтажек, - трое ребят смотрели на роскошный закат, предвещавший ветер и холод. Просвет в домах был им заполнен до краев и календарный конец зимы ничего не менял здесь на ближайший месяц, а то и полтора: минусовая температура, снег, - и только слепящее Солнце, поющее голосом Виктора Цоя про войну, которой две тысячи лет.
Мальчик Гриша, мальчик Паша и девочка Римма. Времена неопределенные после миллениума.
- А ты сам видел?
- Чё? - переспросил Гриша.
- Ну, этих..
- Да-а... Такие все в строгом штатском, но очень... В общем точно грохнули пацанчика.
Они сидели наверху, на перилах детской горки: ребята лицами к закату, а Римма вполоборота, бочком, - напротив, так, что они могли видеть, как просвечивает ее ухо на солнце, когда она поворачивает голову для разговора. Несмотря на плюс-минус ноль, девочка засунула шапку в карман - из кокетства должно быть. Ей уже исполнилось тринадцать, Паше почти - день рождения у него был в июне, а Грише осенью ушедшего года стукнуло четырнадцать.
- Ха! - сказала Римма, - Как будто у нас тут может что-то произойти.
- Ну-да, вообще-то ты права, сник и пошел на попятный Григорий. - Я у соседок, которые у подъезда трепались, узнал: оказывается у них на лестнице... ну, то есть, сосед по лестнице.. в квартире помер. Решили проверить не насильственная ли смерть, следаков прислали. Только он уже старый - за шестьдесят. Дверь в квартире была открыта, но они говорили... соседки... что этот бухальщик и вообще так жил - не запираясь, чтобы, значит, по пьяни ключ не потерять. Вот.
Они помолчали и Паша как-то задумчиво поглядев на приятеля, начал:
- А...
- Не. Это через двор от нашего. Мои с ним не бухали.
"Мои" - имелись в виду родители Гриши, не совсем пропащие, благодушные, но - пьянчужки.
Вообще временами Павел относился к Грише покровительственно, ведь с самого детского сада Гришины родители забывали о нем. Так и вышло, что семья Паши стала и для Гриши семьей. Жили Федотовы (фамилия Григория) и Кузнецовы в одном доме, в садик и в школу мальчики ходили в одни и те же.
Если Гришу мама не забирала раньше из детского сада, то бабушка, дедушка или родители Павла отводили его к себе, иногда он у них даже ночевал. Но временами Гришина мама вдруг становилась заботливой, - когда в очередной раз начинала "новую жизнь", убиралась в квартире, - в те времена пьянство еще не стало устойчивой привычкой.
- А почему бы нам не поиграть в... - сказала Римма - и замолчала в задумчивости. - Не поиграть в... Типа мы такие-растакие. Крутые, в смысле.
- В сыщиков мы недавно играли, - ответил Паша. - Без определенной цели как-то скучно. Вот если бы действительно - ну, не убили, а что-нибудь, например, украли у нас... вот тогда было бы интереснее.
- А почему бы и не убили? - спросил Гриша.
- Ну да - меня, вот такую красивую, молодую, а вы бы с Пашкой нашли моего убийцу.
Все заржали.
Римма натянула красную шапку с помпоном и пообещала что-нибудь придумать к весенним каникулам.
Ребята заметили, что это занятие как раз для нее, - ведь это она, не они, учится в крутой гимназии, а значит самая умная и образованная.
- Ну что вы в самом деле, - вспыхнула девчонка, - меня родаки туда запихнули. Что я, виновата что ли?!
Если смотреть со стороны, то возникал вопрос: что объединяет двух самых обыкновенных мальчишек, в дешевых шмотках, и Римму - каждый поворот головы которой выдавал породу, любая вещичка, вплоть до резинки трусов - стиль, а зная насколько она продвинута в английском и французском, можно было сразу отнести Римму к числу(весьма ограниченному) привилегированных граждан: тех, кто никогда не ищет работу - им ее предлагают; никогда сам не убирает, не готовит и не стирает; и не понимает выражения "дотянуть до зарплаты".
То, что семья Паши и семья Риммы и в городе жили неподалеку, а на даче оказались соседями через забор, само по себе могло и не привести к дружбе детей. Их родители общались, как обычно общаются соседи: здоровались, а, в лучшем случае, перекидывались парой слов о здоровье-погоде. Если учесть разницу в социальном положении, то знакомство дочери со средненьким - да просто голодранцем! с их позиции, - мальчишкой становилось нежелательным.
Но чувство самоуважения не позволяло родителям Риммы категорически запрещать водиться с обычными детьми без особых на то оснований. Девочке предоставляли несравнимо больше свободы, чем ее ровесникам в аналогичных обстоятельствах, хотя мать иногда и пыталась урезонить мужа.
- Он не наркоман? - спросил Эдуард Петрович Светлану, жену, услышав о том, что Риммочка носится с соседским оболтусом. (Недавно прошло по ТВ несколько сюжетов о том, что наркомания сильно помолодела.)
Светлана Матвеевна сказала ему об этом вроде небрежно, но ожидая соответствующей реакции: беспокойства и озабоченности за судьбу единственной дочери.
- Неет, - протянула она, подразумевая, что наркомания не единственный порок, которого стоит опасаться.
Однако Эдвард (так называла его жена) заметил:
- Светик, не капай мне на мозги. Я вспомнил - его родители, то есть даже дед, были знакомыми дяди Гены, а он с кем попало не водился.
- Но..
Но на этом разговор и завершился
Происходил он года четыре назад, когда Серовы, наконец, решили провести лето в России, на даче, доставшейся им от дяди Гены, чьим самым ближайшим наследником оказался Эдуард Петрович. Геннадий Порфирьевич некогда являлся значимой и известной в узких кругах антикваров фигурой...
К весенним каникулам Римма, вместо обещанной задумки насчет игры, сообщила парням:
- Мой дядя сломал руку.
Это был ее дядя со стороны матери, моложе Светланы Матвеевны на двенадцать лет, то есть еще довольно молодой человек.
- И мы будем ему помогать, пока гипс не снимут.
Восторга ее заявление ни у Паши ни у Гриши на вызвало. Тогда Римма сказала:
- Да вы не понимаете! Дядя Кадя лучше меня придумывает.
Если ты знаешь человека с детства, если он тебе симпатичен, а твои родители наперебой уговаривают не брать с него пример.. А почему собственно?
Аркадий забросил учебу в институте, не доучившись всего один семестр, он водил компанию с подозрительно богемными и маргинальными личностями, жил в основном фрилансом, и не собирался искать девушку способную "правильно поставить дом" и обеспечить "полезные знакомства". Короче, дядя Риммы был деклассированный и асоциальный тип. То есть очень интересный.
Римма смотрела на него совсем не глазами своей матери, которая так и не сумела оправиться от ужаса перед любой неупорядоченностью, внушенного ей хаосом девяностых.
"Как ты можешь не думать о завтрашнем дне? - спрашивала Светлана брата.. - Если бы не я, ты бы никогда не получил достойного тебя образования, вкладывала в тебя деньги, которые могла бы потратить с большей пользой! Хорошо, у тебя нет диплома, но с твоими способностями и моими связями и связями Эдварда, ты все еще можешь получить хорошее место." И так далее. Наверное, стоит немножечко рассказать о семье Светланы и Аркадия.
Это была семья научных работников и профессоров не в первом поколении. Отец их вел некий научный проект в некоем НИИ, а мать преподавала диалектический материализм в одном из питерских ВУЗов. До распада СССР они могли себе позволить: курорты, престижные школы детям, машину, антиквариат, заграничную бытовую технику... А потом все эти блага, сыпавшиеся как из рога изобилия, вдруг испарились. Возможно, если бы не преклонный возраст главы семьи и не его, уже отчасти старческое, упрямство, они смогли бы перекрутиться, даже сделать хорошие деньги на его авторитете, связях... в конце концов, он мог с выгодой продаться заграничным "инвесторам". Но Матвей Иванович встал в позу, объявил себя "последним оплотом великодержавной научной интеллигенции" - его буквальное выражение, а потом скоропостижно скончался, когда понял, что сотрудники родного НИИ без его участия распродают все наработки, а кто мог - унес свою великодержавную ученость за рубеж.
Жена его, как ни старалась что-то поправить, как ни хлопотала, - сама по себе была мало кому интересна, - не больше чем ее диалектический материализм. Дарья Наумовна стала распродавать долго и любовно собиравшиеся старинные вещи: мебель, картины, безделушки; чуть не продала Аркашин рояль (инструмент с удивительно мягким звуком, в отличном состоянии)... Тогда-то в их доме и появился дядя Гена... вернее, Геннадий Порфирьевич; а через него Светлана (тогда просто Света) свела знакомство с Эдуардом.
Прервем пока рассказ о запутанных и пронесшихся как вихрь событиях девяностых.
Аркадий (для Риммы неизменно - дядя Кадя) жил в новенькой квартире с бросовой мебелью, без книжных стеллажей; привычного экрана телевизора в "красном" углу тоже не было - даже на кухне; в общем, жилье бы выглядело как съемное, если бы одна из комнат (это была двушка) не являлась рабочей студией. Там произвели шумоизоляцию, стояло страшноватое, громоздкое оборудование: пульт для микширования звука, пара процессоров и мониторов к ним, микрофоны на стойках, валялась пара огромных наушников, проигрыватели для виниловых пластинок (их коллекция расположилась на полках по бокам от двери). Видно было, что оборудование возрастное - скорее всего над ним "поколдовали" умельцы, чтобы соединить несоединимое. Несмотря на размеры, студия была вполне профессиональной.
- Я могу все, - говорил Аркадий, и те, кто его знал, подтверждали: "Он - бог, он из вашего караоке сделает кантату Баха, а наигрыш на губной гармошке превратит в симфонию Брамса".
Еще там имелось несколько живых инструментов: небольшая ударная установка и акустическая гитара, на стенах висели скрипичный футляр и футляр какого-то духового инструмента.
В другой комнате - спально-гостиной - часть пространства занимал старый рояль (тот самый, что чуть не ушел с молотка), по стенкам жались гардероб, кровать и письменный стол. На подоконнике стояли горшки с невероятно живучими коланхоэ и сансевьерой.
- А как вы ее сломали? - спросил Гриша, робко прихлебывая чай. На кухне было светло и стерильно, все лица подсвечивались мощными рефлексами от стола и стен.
Аркадий едва заметно улыбнулся:
- Поскользнулся, упал...
- Ага, очнулся - гипс! - подхватила Римма, которая хрумкала купленными по дороге сюда сушками.
Пока что беседа не особо ладилась, мальчики чувствовали себя скованно в обществе чужого им взрослого, - конечно это не мама и папа Риммы, с которыми им в свое время тоже довелось свести знакомство...
Однажды Светлана решила, что раз уж дочь так привлекает общество соседских мальчишек, ей необходимо узнать, чем они лучше одноклассников и одноклассниц Риммы. И попросила девочку пригласить их на обед. Это было в позапрошлом году, летом. Тогда Римма тайком от родителей корчила приятелям рожи через стол. Павел незаметно щипал себя за ногу, чтобы не рассмеяться, а Гриша, как ни крепился, как ни старался вежливо и вовремя отвечать на расспросы Светланы Матвеевны, все-таки в самый неподходящий момент фыркнул в тарелку с консоме, - или чем-то не менее замысловатым (обед готовила домработница, которую прихватили из города, - готовила "что-то легкое, но изысканное, для особых гостей"). От конфуза его попытался спасти Эдуард Петрович, который заметил Риммины маневры и сказал:
- Наша дочь, оказывается провокаторша и хулиганка. - И, обращаясь к Римме, - Я бы на месте мальчиков проучил бы тебя после этого угощения.
Светлана захлопотала, извинилась за глупость дочки и совсем смутила Гришу, лично обтерев его своей салфеткой. Пашу она потрепала по светлой голове, и сказала, что они оба милые мальчики, и она рада, что Римма водит знакомство с такими воспитанными молодыми людьми. В общем, хуже могло быть, только если бы вся эта сцена происходила в менее тесном кругу. Мальчишки потом долго припоминали это подруге, называя ее к месту и не к месту "провокаторшей", и несколько раз разыгрывали сцену казни леди Уинтер из "Трех мушкетеров". Римме хотелось, чтобы диалоги происходили на французском: у нее был оригинал, - но ребята так перевирали слова и интонацию, что пришлось вернуться к русскому варианту.
Да, в свои тринадцать они переиграли и в поиски сокровищ, и в сыщиков, и в благородных разбойников (разумеется вдохновляясь литературными источниками) - совсем другой, параллельный мир, в который кроме них никому не было доступа. Иногда они пытались привлечь кого-нибудь еще, но ничего путного из этого не выходило: мальчишки сбивались на стрелялки, войнушку; если приглашали поиграть целую группу могло дойти до дикой возни и невнятной потасовки; с девочками (временами Римме хотелось оказаться в более близком ей женском обществе и она без Паши и Гриши пыталась организовать игру с одноклассницами или другими знакомыми девочками) было совсем скучно. Нет, с теми, кто любил играть с пупсиками Римма не водилась, но вот анкетки на любимый цвет, мужское имя и т.п., гадания на знакомых мальчиков, бесконечное переливание из пустого в порожнее: сколько народу посетило их странички в соцсетях*, и что ей написал такой-то (такая-то), и что она ответила...
- Не, ребята, - говорила Римма после очередной неудачи, - мне иногда кажется, что мы какие-то инопланетяне: вот почему дальше "ах, я феечка, сейчас я буду поливать цветочки, переставлять горшочки" их фантазия не заходит?
Мальчишки пожимали плечами: что делать, если их вовлеченные с увлечением кричали "Трансформируюсь!", и после набрасывались друг на друга с воплями?
Конечно, троице тоже иногда нравилось просто поиграть в прятки или с водяными пистолетиками... И до идеи создать команду, какая была у известного всем Тимура, они не то что не доросли, а как-то в нее не вписались в силу характеров, - в этом отношении обычные дети, не страдающие избытком праведности.
- Ну так, а чем плохи супергерои или воспитанники Хогвардса? - Спросил дядя Аркадий, приняв на себя, как старший, роль пулевого. - Чем плохи длиннющие фэнтезийные эпопеи, наполненные интригами и чудесами до самых краев? В них же можно играть хоть всю жизнь.
- Ты смеешься! - слегка обиделась Римма.
- Есть немного.
Они с ней беседовали ранее о сути игры, - в детстве Аркадия не было друзей, с которыми он мог бы делить восторги от новых книг и создавать общий мир фантазий. Римма же пыталась ему втолковать, что воспроизвести эпизод из книги конечно можно, выдумать новый по мотивам книги - тоже, но не это интересно. Интересно так придумать событие, обстоятельства, чтобы они стали настолько яркими, как будто ты его в самом деле пережил. Самые лучшие книги приближают нас к самим себе, тогда как в худших есть что-то от опиумного притона или музея восковых фигур.
Когда выдумываешь один - фантазия часто получается плоской, одномерной, поскольку она мало соприкасается с реальными миром, не находит отклика в других людях, - то, что всегда есть в жизни: каждый наш поступок поверяется окружением, средой.
Конечно, так четко сформулировал Аркадий, Римма же просто пыталась приводить примеры.
Однако... Как странно, вот тебе пять и ты строишь замки из песка, потом десять - делаешь множество открытий об этом мире: почему небо голубое и полярная зима длится полгода, а потом в восемнадцать этот мир лежит у твоих ног - бесконечная перспектива, дали в расплывчатых светотенях. И когда тебе уже много больше двадцати, тебе кажется, что ты помнишь себя в тех прекрасных возрастах, и даже вроде мало изменился, если не считать обретения и усовершенствования навыков. Но. Вот перед тобой человеческое существо пяти, десяти, тринадцати лет - и как будто амнезия отняла у тебя нужные ощущения: где они - мысли пяти-, десяти-, тринадцатилетнего тебя? Слова, накопленные факты так услужливо подставляются, легко вылетая, сплетенные в причудливые арабески, такие понятные, очевидные... для тебя, но не для ребенка.
"Молилась ли ты на ночь, Дездемона?" "Кого?" Ты не знаешь, кто такой Шекспир, и Дездемона - некий бог, которого (как держаться) надо молиться, - а не томная красавица, глупо не замечающая ярости супруга.
Впрочем у Аркадия и этих трех подростков все-таки было больше точек соприкосновения, чем у них и их же сверстников. Дело, наверное, было не только в количестве и качестве прочитанных книг, а немного в другом взгляде на самих себя, появившемуся благодаря отношению знакомых взрослых, - многим обрести некую центральную точку не удается и за всю жизнь, а им (Паше и Римме в большей степени, Грише повезло меньше) эта опорная точка "я" досталась почти задаром в самом юном возрасте.
- А я бы посмотрел, как у вас там все работает, - вдруг заявил Гриша.
"А как получается эхо? Наверное, там в углах что-то такое накапливается - ну, как пыль, а если громко крикнуть, начинает испаряться". "Нет, что ты, это почти как в зеркале отражение".
Они все зашли в полутемное помещение - на окне была установлена какая-то плохо пропускающая свет - штора не штора, жалюзи не жалюзи, - подобные делают в вагонах дальнего следования. Аркадий сразу стал нажимать кнопки на пульте, а ребята - разглядывать развешенные на стенах инструменты.
Риммин дядя предложил кому-нибудь из мальчиков взять микрофон и издать любой звук:
- Короткий и ясный.
Гриша сказал: "А!"
- А теперь смотрите: я его дублирую и воспроизведу вместе... Почти нет разницы. Теперь слегка разнесу по времени... Уже интереснее, да? А сейчас один канал чуть повышу в тоне. Вот видишь?.. Если продолжить - разбить на несколько, продлить звук...
Он еще повозился несколько минут, - на одном из мониторов не совсем понятным образом отражались его манипуляции, - и дал послушать, что получилось. Как будто хор близнецов исполнял веселенькую распевочку.
Паша засмеялся, Гриша протянул "кру-уто", а Римма заметила:
- Это еще что! Он так обработал мою запись, что получилось, будто я пою, как оперная певица, причем голос все равно был мой.
- Ладно, - сказал Аркадий, - Римма просила меня задать направление вашей игре. Если я правильно понял, всякие суперспособности вы решили оставить детям помладше, детективы требуют некой реальной основы, а борьба с мировым злом вам наскучила... Давайте-ка присядем на пол - здесь чисто, а полумрак располагает к фантастическим разговорам.
- Э-Э... Ну.... Вообще-то.. - замялась троица, усевшись по-турецки и растерянно глядя на дядю Риммы.
Та начала:
- Детективы и поиски сокровищ - это навсегда, но вот если бы придумать, чего еще не было...
А что было? Было вначале: рисовалась карта (окрестностей дачи), на ней либо сразу обозначалось место, - тогда сначала искали карту, один выступал в роли пирата; либо каждый по очереди высказывал свое мнение - где должны быть сокровища, почему именно это, а не другое место предпочтительнее.
В первом случае сокровищем становился так называемый "секретик" - зарытая в землю и накрытая осколком стекла композиция: недолговечная(на пару дней) из цветов и бумажек, долгоиграющая - из камней, фольги, мелких игрушек; иногда они получались очень красивыми. Во втором, сокровищем могло стать что угодно - выброшенный пузырек из под духов или лекарства в лопухах, старый ботинок в пожарном пруду, ржавый ухват, вырытый у сарая соседа...
Позднее стали опрашивать население: случайный прохожий должен был назвать буквы и цифры - случайные из предложенных(это были координаты, квадраты на карте), или ловили обрывки разговоров - в магазине или на остановке автобуса и толковали их, как намеки на место клада.
Расследование убийства происходило так. Жертва и убийца (двое ребят по жребию или очередности) договаривались где, как и почему происходит преступление, а потом сообщали играющему за детектива, что убийство совершено и они будут ждать его там-то и там-то. На месте жертва принимала позу, в которой ее по замыслу настигла смерть; орудие убийства (иногда просто его рисунок) валялось (или было спрятано) , где его кинул или спрятал преступник.
Детективу нужно было найти орудие убийства, назвать предварительно причину смерти (в качестве эксперта-криминалиста и медика выступала жертва и называла точное время и причину), потом опросить знакомых жертвы (они же - убийца и жертва); найти подсказки на месте убийства и в ответах знакомых и свидетелей (если они предполагались по сценарию); определить круг подозреваемых... Детективы строились по классическому образцу, когда жертва не могла быть убита без предварительного умысла, без мотива и фантастическим орудием убийства - какими-нибудь пси-лучами, неопределяемой отравой) а в случае имитации несчастного случая, что-то указывало на его неслучайность.
Искать сокровища интереснее было на даче, а вот в следствие играли и в городе, - когда кто-то сидел дома по болезни, становился детективом по умолчанию, а выезд на место преступления заменялся подробным описанием и рисунком-схемой.
Иногда преступление выстраивалось по известному всем троим литературному образцу, тогда его нужно было угадать, или жертва и убийца по замыслу были из родственников и знакомых троицы, тогда интересно было выдумать мотив (реальный, доступный и соответствующий характеру назначенного в убийцы) и способ убийства. Но так ребята начали развлекаться совсем недавно.
Что же касается борьбы со злом..
- Ну, во-первых, здесь никогда не помешают суперспособности, заметил Гриша, большой поклонник супергероев. - Да, чтобы вывести на чистую воду какого-нибудь упыря, вроде того же Мориарти, пожалуй, даже необходимы.
- Я не владею джиу-джитсу, но уроки фехтования на рапирах еще помню, - сказала Римма.
Теперь она занималась конным спортом...
И если уж говорить о суперспособностях, то полет без приспособлений и аппаратов приходит на ум первым. Мало какой супергерой обходится без этой замечательной способности. И это естественно: так же как боль, тяга земная кажется нам совершенно излишней...
Во сне летали многие, а как обидно, когда тебе снится про то, как ты наяву летаешь - этак запросто, приложив небольшое волевое усилие отрываешься от земли, паришь на высоте верхушек деревьев... а потом просыпаешься и понимаешь, что все это "наяву" было во сне.
По принципу вечного двигателя полет тоже возможен - просто очень быстро переносишь вес с одной ноги на другую, перестаешь касаться земли и - вуаля: ты летишь. Вечный двигатель это просто: кто не изобретал его лет в одиннадцать-двенадцать, пренебрегая законом всемирного тяготения? Всякие грузики с противовесами, подъем воды наверх, за счет ее же падения... Но почему-то работает только в теории, как, впрочем, многое другое, но абсолютно неоспоримое - потому что нельзя провести практический эксперимент...
- Ну... - возразил Аркадий, все-таки несколько более умудренный жизненным опытом, - против персонажей подобных профессору Мориарти одной рапиры маловато будет...
- Человек-паук его бы - одной левой! - сказал, подкрепляя слова жестом, Гриша.
Все засмеялись.
- Я думаю, - наконец включился Паша, - Аркадий имел в виду высокие интеллектуальные качества.
И сразу смутился, потому что фраза вышла очень заумной.
- А как вы боретесь с мировым злом? Про сокровища и убийства я уже слышал, а как можно победить зло в игре? Просто придумав уязвимое место суперзлодея и способность, которая против него сработает?
- Ах нет! - воскликнул Павел, который очень любил бороться со злом и был главным заводилой в этой игре.
- Нет. Самое важное и сложное - это его придумать. Вот ведь не каждый суперзлодей - мировое зло. А какая-нибудь ерунда, глупость очень может им стать... Только мы учитываем зло исключительно с человеческим лицом.
Если брать классику мирового злодейства, выйдет, что основное к чему оно стремится - мировое господство. С другой стороны, Александр Македонский, Цезарь и даже Наполеон считаются героями, - даже Чингисхан. Значит, жажда завоеваний сама по себе еще не делает злодеем... Зло жаждет не просто победить, а властвовать - и властвовать безраздельно, жестоко. Значит, есть два основных пункта: обретение тотального контроля и произвольное его применение, - на них-то и нанизываются конкретные детали.