Сотвори молитву во мое здравие, ибо некому ее сотворить, ибо никто более не даст за жизнь мою и ломаного гроша. Но ты, друг мой, помолись, хоть и без пользы будет твоя молитва... Я одна, совершенно одна, наедине с собой и тем, что терзает душу мою. Друг мой, как жаль, что ты далеко... Нет-нет, молись, молись и благодари судьбу, что ты далеко от проклятой Джейн, и проклятье ее не коснется твоего бессмертия!
Через два часа сюда, в Уэстхолл, подъедет экипаж, и я отправлюсь к своей последней черте... Наконец-то расточатся кошмары, преследующие меня с самого рождения!
Проклятье! Ты ведь знаешь, что судьба уготовила мне читать в душах людей их желания и надежды! И страдать от того, что иные из них не могут исполниться, страдать вместе с этими людьми, потому что я понимала все их отчаяние и боль, носила их в сердце своем, как мать носит в чреве ребенка! Нерожденные мечты людские превратились в непосильный груз для моего сердца... О, друг мой, ты знаешь, как хотела я, чтобы все желания человеческие исполнялись, и ничто не могло им препятствовать! Ничто и никто!
Но разве это страдания, по сравнению с тем испытанием, что уготовил мне Господь позже?
Послушай же мою историю, и, может быть, ты, единственный человек на всем белом свете, сможешь понять меня, понять и не осудить...
Мы встретились на приеме у сэра Ричардсона, который он давал в честь дня рождения своей супруги. Был тот самый час, когда чревоугодники воздали должное собственным желудкам и теперь тяжко отдувались, сидя на диванчиках; когда танцы только начались, а молодежь была занята самой собой и своими тайными играми; когда колючие нити интриг, сплетен и провокаций уже опутали большую часть гостей - в тот самый час появился этот человек. Никто его не приглашал, никому он не был знаком, и ничто не воспрепятствовало ему пройти к нам и просто попроситься на ночлег, ибо искать гостиницу в незнакомом месте и в столь позднее время весьма затруднительно.
О, ты думаешь, ему отказали? Ничуть! Одет незнакомец был весьма прилично, изъяснялся, как джентльмен, но все это мелочи по сравнению с тем, что испытали люди по отношению к нему. Он сразу же расположил к себе всё собрание. Гости - молоденькие застенчивые девушки, надменные и скорбящие по утраченной гладкой коже матроны, франты, утонувшие в собственном сиянии, прожженные гуляки и благородные проходимцы всех мастей, отцы семейств уставшие от своей ноши - все, до одного, воспылали самыми добрыми чувствами к незнакомцу, и каждый из них был рад стать ему верным другом! Во внешности же его не было ничего особенного, что могло бы привлечь внимание: невысокий рост, глаза, напомнившие мне спелую смородину, прямые светлые волосы и чуть грубоватые черты лица. Однако за столь непримечательной внешностью скрывалось нечто, заманивающее в сети удивительного обаяния.
Ты, наверное, уже подозреваешь, что хозяин всего злого и неправедного, сам дьявол во плоти пришел искушать всех этих людей? В одном ты не ошибся... Однако все его мастерство направилось всего лишь против твоей покорной слуги, которая приняла Сатану за человека. А, может, и я ошибаюсь, может, и он такой же человек, как и я, как и ты... Ах, больное воображение никогда не давало покоя мне, проклятой Джейн...
Бывало ли у тебя такое - познакомившись с человеком, ты вдруг ощущаешь, что знаешь его уже много лет? У вас обнаруживаются общие пристрастия, увлечения, сходное дело, а, главное, одинаковые взгляды на жизнь. В самых исключительных случаях вы можете даже читать мысли друг друга, ибо уже знаете, что может сообщить новый приятель по тому или иному поводу. Индийские мистики сказали бы, что в прошлой инкарнации вы были верными друзьями, и вот встретились в этой жизни, продолжив приятное знакомство...
Не знаю, кем доводился мне в той инкарнации (да и была ли она? нельзя же верить мистикам на слово!) незнакомец, но мы очень быстро разговорились, я не чувствовала своей обычной скованности, будто беседовала с братом или близкой подругой. В конце концов, мы незаметно уединились от толпы внезапных обожателей Эдвина, таково было его имя, и смогли спокойно поговорить. Я заметила, что эмоционально оградившись от общества, Эдвин как бы удалил и самую память о себе, все вдруг сделались равнодушными к его персоне.
Мы сидели в беседке, издалека доносились голоса веселящихся гостей сэра Ричардсона, а свидетельницей нашего уединения явилась полная луна (но общее состояние погоды я тебе описывать не буду, пусть этим занимаются бульварные романисты, я же терпеть не могу их поделки!). Беседа наша становилась все более интересной, но я не желала допускать мечты Эдвина в свою душу, поэтому больше говорила сама и старалась не смотреть ему в глаза.
- Мисс Джейн, - спросил Эдвин, - вы на самом деле такая стеснительная? Почему вы даже не взглянете на меня? Неужели на подоле вашего платья начертана вся мудрость мира, и вам уже не интересны окружающие предметы и явления?
Я подняла глаза на уровень его груди и покачала головой, потому что уже ощутила, как его грезы стучат в мое сердце. И был этот стук подобен стуку земли, падающей на новенький гроб. Я почувствовала, как душа моя рвется вон из тела и отворачивается от его желаний, и в то же время плачет, плачет над невозможностью их осуществления.
О, мой друг, может, ты решил, что между нами возникло то ошеломляющее своей бесстыдной свободой влечение, которое часто возникает между мужчиной и женщиной, и которое многие пытаются придавить окаменевшей моралью? Увы! Радость моя тогда бы не знала границ!
Не созидательное чувство объединило нас, но мое проклятье - с одной стороны, и его отвратительные мечты - с другой.
- Мисс Джейн, я вижу в вас нечто такое, что могло бы мне помочь! - между тем продолжал Эдвин, и в голосе его не было угрозы, только скрытая мука, мука человека, уставшего от собственных переживаний. - Так посмотрите же в мои глаза! Загляните в мою душу! Умоляю вас!
Уже невозможно было отгораживаться барьером от того, чем исходила его душа, и я прямо посмотрела ему в глаза.
Как рассказать тебе, мой друг, и не задеть твоих добрых чувств, не осквернить твое благочестие?
Он нес в себе саму смерть. Жажда убийств переполняла этого человека, это существо, переполняла уже давно, изматывала его разум и не давала покоя. Жизнь Эдвина превратилась в жалкое существование, лишь слабая надежда на исполнение своих кровавых грез поддерживала его и согревала в минуты полного отчаяния.
Я смотрела ему в глаза, и видела только мертвые тела, громоздящиеся друг на друге, а сверху, с небес его мечты, падали все новые и новые трупы, рты их застыли в немом крике, а глаза были запаяны в колбу страха и недоумения... Мои ногти впились в ладони и казалось, что я проткну свои руки насквозь.
Не выдержав, я разрыдалась и закрыла лицо ладонями, слезы мои перемешивались с кровью, сочащейся из расцарапанной плоти, и огнем горели мои раны.
- Убейте себя, мистер Эдвин, - сказала я, - убейте, и Господь простит вас, несмотря на ваш поступок.
Он рассмеялся.
- Нет, моя добрая мисс, я не смогу убить себя, слишком труслива для этого шага моя душа.
Внезапно он схватил меня за окровавленные ладони и отнял их от лица, заглянул в мои глаза своими страшными черными зрачками-дырами, манящими, словно дно заброшенного колодца.
- Но вы ведь мне поможете, мисс Джейн? Вы - единственный человек, который, хоть и ненавидит меня за мои гнусные мечты, но понимает и сочувствует мне, как никто другой в этом равнодушном к чужой беде мире. И прощает мои мысли. Бесконечно прощает! Потому что только тот, кто переживает чужую боль, как собственную, может и безгранично прощать!
- Но как я могу вам помочь?
О, я уже предчувствовала, в чем заключается эта помощь! Но все равно спросила - вдруг я ошибаюсь? Вдруг интуиция подвела меня, и маленькая надежда на ошибку заставила затаиться и замереть разум в немой молитве. Почему никто и никогда не исполняет мои желания? Всем окружающим кажется, что таковых у меня нет и быть не может, что я предназначена лишь для склада чужих надежд, а сама я изначально пуста, как амбар бедного крестьянина. Но нет! И у меня есть мечты, и самая главная из них - избавиться от проклятого дара, освободиться от груза и больше никогда в жизни не подчиняться ничьим иллюзиям, которые люди так тщатся во что бы то ни стало превратить в жизнь, тем самым терзая и меня!
- Вот и замкнулся круг, - отозвался Эдвин на мои размышления. - Вы осуществите мою мечту, а я вашу. Я избавлю вас, мисс Джейн, от вашей гнетущей способности. Она ведь гнетет вас?
- Да.
- Тогда, думаю, мы придем к полному согласию.
- Вы не убьете мой дар, не убив меня. Вы к этому клоните, мистер Эдвин?
Друг мой, он сказал, что убьет меня нежно. И тогда мои нервы не выдержали. Я бросилась вон из беседки, а сзади раздавались его крики и смех: "Джейн! Джейн!"
Неделю я не выходила из дома. А омерзительные грезы Эдвина мучили меня в сновидениях. Не успевала я смежить веки, как мои иллюзорные руки тянулись к чьему-то горлу и с наслаждением сжимали его, впиваясь в хрупкую плоть, сжимали до тех пор, пока я не слышала предсмертные крики удушаемого. Я пыталась проснуться, так как знала, что это всего лишь сон, но стоило мне увидеть свои руки, и мое сознание надолго пропадало в этом кровавом омуте. Наверное, я истребила всех жителей того несчастного городка, куда меня забрасывали мои кошмары. Я сжигала, травила, стреляла, вешала, резала, топила... и получала от этого ни с чем не сравнимое удовольствие... о, как невыносимо вспоминать об этом! Каждый раз я просыпалась с криком, мое тело пронзал холодный пот, а пальцы сжимали простыню, будто она являлась моим кровным врагом. И, знаешь, друг мой, что испытывала я после пробуждения? Острое сожаление, что не могу вернуться обратно и продолжить свои отвратительные похождения!
И тогда я решила больше не спать. Я, тайком, выпивала столько кофе, что мое сердце выпрыгивало из груди, а организм находился на пределе возбуждения. Только постоянные обращения к Господу укрепляли мой дух, и я держалась в более-менее приличном состоянии.
Естественно, что родные заметили неладное и, несмотря на все мои протесты и заверения, что я всего-навсего немного переутомилась, пригласили доктора Лэндсберри. Мне вовсе не хотелось стать пациенткой Бедлама, но, может, лечебница была единственным моим спасением? Поздно теперь уже раздумывать над тем, что могло быть для меня лучшим выходом.
А доктор Лэндсберри, скажу я тебе, весьма приятный человек и опытный врач, он не только смотрит состояние тела, но обращает внимание и на состояние духа.
- Ну и какие демоны терзают вас, Джейн? - вопрошал меня доктор.
Но разве я могла ответить ему честно? Я просто пожаловалась на слабую головную боль.
- И еще у нее бессонница, - добавила моя мать. - Я слышу, как Джейн в последнее время расхаживает по своей комнате и вздыхает, словно привидение!
Доктор хотел выписать мне тот противный белый порошок, который часто нюхает от приступов мигрени моя мать и, похоже, к нему пристрастилась, так как употребляет лекарство чаще положенного. Отчего-то я испугалась и убедила врача не выписывать мне никаких лекарств. Он все равно назначил мне успокоительное и пообещал зайти на следующей, то есть уже на этой неделе. Боюсь, что я уж больше не увижу старого доброго Лэндсберри...
А вскоре к нам пришел мальчишка-посыльный и сказал, что у него есть письмо к мисс Джейн Веллингтон от некого мистера Эдвина. Мистер Эдвин просил передать, что это срочное послание. Сунув мальчишке сколько-то пенсов, я уединилась с письмом в своей спальне.
Вот что писал Эдвин (дословно):
"Моя дорогая Джейн! Вы ведь позволите называть себя просто по имени? Итак, моя дорогая Джейн, я буду предельно краток. Ваше состояние оставляет желать лучшего, впрочем, как и мое. Мы оба знаем, что наша встреча неизбежна, как неизбежны те последствия, что она за собой повлечет. Но я не могу принуждать вас к каким-либо действиям, Джейн! Поверьте, если бы я мог, то сейчас не страдал бы так от всего того ужаса, в который погрузила меня судьба. Джейн, я знаю, вы боитесь, но кто, как ни вы, может понять, что страх смерти ничто перед страхом одиночества! Я не вправе применить насилие, поэтому приглашаю вас в <тут я, друг мой, не называю точного места, ибо пусть оно сгинет во веков веков, как Содом!> Там мы сможем спокойно поговорить, и я очень надеюсь, что смогу убедить вас в своей правоте, и мы оба успокоимся и предадим себя в руки Божьи тогда, когда вы пожелаете!
Эдвин."
О! В руки Божьи! Ты сам дьявол, Эдвин! - подумала я, а выйдя к родным в гостиную, сказала:
- Я скоро умру.
Они, конечно, не поверили и накричали на меня, чтобы я больше не пугала их своими глупыми шуточками, а мать снова схватилась за порошок.
Ты, быть может, недоумеваешь, почему я не обратилась за помощью в полицию, почему не рассказала все брату? О! Такая мысль посещала меня много раз за время моего добровольного заточения! Но кому бы от этого стало лучше? Я бы причинила еще большие страдания бедному Эдвину! Да и кто бы мне поверил, ведь он не совершил за всю свою жизнь ни одного преступления, люди его уважали, и никто бы никогда не указал на его жестокосердие! Кто бы поверил странным измышлениям девушки, которая почти с самого рождения пользуется репутацией чокнутой? Охота на ведьм все еще будоражит умы людские и не дает им поверить в невозможное, даже в наш просвещенный век!
Итак, друг мой, мне уже пора заканчивать, время, время - мой враг, уже дышит могильным холодом в самое сердце! Поэтому я тороплюсь рассказать тебе, что произошло дальше. В назначенный час я приехала в то проклятое место, в заброшенную усадьбу (поговаривают, что там нашли приют неупокоенные души)... Не успела я войти в холл, как до моего слуха донесся жалобный детский плач, заставивший меня застыть, как жену Лота. Из-под высоких потолков вдруг выпорхнула стая летучих мышей, ты знаешь, я с детства питаю отвращение к этим тварям. Со стены с немой укоризной взирала на меня прежняя хозяйка дома, когда я отвернулась от портрета, мне показалось, что ее взгляд проследил за мной. Оставаться одной в этом жутком месте было выше моих сил, и я закричала:
- Эдвин! Эдвин, вы здесь?
Послышались шаги, и ко мне вышел мой бледный демон. На руках у него сидела девочка лет трех и негромко всхлипывала.
- Зачем вы принесли сюда эту девочку? Чего вы добиваетесь? Отдайте ребенка мне!
Его глаза дико блеснули в темноте, желание Эдвина сеять смерть везде и всюду отравляло даже это, видавшее многие преступления, место.
- У этого невинного дитя еще нет той мечты, неисполнение которой заставляло бы ее страдать, не правда ли, Джейн?
- Она боится, Эдвин... Пожалуйста, отдайте мне ребенка...
- Боится? Скорее всего. Но что лучше чувствуете вы, Джейн? Ее страх или мою боль? Отвечайте, Джейн!
Он знал, знал, проклятый, чем меня уязвить! Откуда-то у него в руке появился нож, лезвие сверкнуло, и на секунду в нем отразилось мое лицо, которое более походило на здешних призраков. Эдвин приложил нож к щеке девочки, и она зашлась в рыданиях.
- Вы же обещали... не принуждать меня, - с трудом выговорила я.
- Я и не принуждаю вас, Джейн. Вместо вас я могу убить эту девочку, и хоть как-то утолить свою жажду, а заодно уничтожить вашу сопричастность моей боли. Вы не хотите умирать, но и не можете позволить оставить меня наедине со своими страданиями! Я знаю, вы думаете, что люди считают, что у вас нет желаний! Это не так! Я вижу все ваши мечты насквозь. Вы хотите, чтобы желания любого человека всегда исполнялись, любые! В этом вы видите наивысшую свободу и наивысшее благо! Но в большинстве своем эти мечты отнюдь не благочестивы, а некоторые из них и вовсе омерзительны, такие, как у меня, например. Что же вы молчите, Джейн? Первый раз в жизни вам выпала возможность осуществить чье-то желание, но вы боитесь! Может, вы хотите, чтобы эти желания осуществлялись за чужой счет? За счет этого ребенка? Тогда все будут довольны, и вы в том числе. Чем же вы тогда лучше меня, Джейн?
- Нет! - вскрикнула я. - Нет! Вы сам дьявол, Эдвин! Возьмите мою жизнь и оставьте девочку в покое! Я... Я согласна... Только не трогайте малышку...
- Хорошо, Джейн. Я чувствую, что вы не обманете меня. Завтра, да именно завтра, я пришлю за вами экипаж, и мы поможем друг другу. А сейчас идите... Я страшно устал, Джейн... Но впервые за много лет я счастлив, и вы не предавайтесь печали, все что ни делается...
- Я могу быть уверенной, что девочка будет в порядке? - перебила я Эдвина.
- Да. Не волнуйтесь, Джейн. Идите.
И я ушла, ибо видела, что все его желание сконцентрировалось на мне, и он не причинит ребенку вреда.
Я ушла. И вот уже часы отбивают восемь. Заканчиваю свое письмо. Сердце мое тоже отбивает последние минуты. Рука выводит последние строки. Вместе с Эдвином я тоже могу сказать, что устала, и, быть может, несчастный убийца прав. Я наконец-то избавлюсь от своего дара, ибо нет ничего хуже, чем знать человеческие мечты и желания. И нет ничего хуже, чем человеческие мечты и желания.