Дверь захлопнулась, Норд-Вест-Экспресс отправился - по расписанию. Некоторое время дамы растеряно стояли в душной и тесной кабине за спиной машиниста: тот никак не реагировал на их присутствие, то ли из-за занятости, то ли из-за действия таньги. Через пару минут дверь в тамбур распахнулась. Появилась проводница - низенькая, сложенная из гибко перемещающихся сфер разного диаметра, стандартная черная форма украшена серебряным решским орнаментом. Совместила поклон с захватом ручек чемоданов - всех четырех, молча развернулась и пошла - по-решски так выражают почтение к иноплеменнику. Идти-то было недалеко - дам поселили во второе купе первого вагона, настоящий, ранее не виданный ими люкс, с чистым туалетом и душем - узким, но функциональным. Напряжение дня сказалось: Алла и Белла даже и не поговорили между собой, не обсудили ситуацию - наскоро приняв душ, залезли под приятно-холодные , неожиданно белые простыни.
Стук в дверь разбудил их только в восемь утра. Алла помотала головой, достала из-под подушки револьвер, накинула на него простыню, кивнула Белле: открывай, подруга. Оказалось - ничего страшного. Та же самая решка-проводница, и три подноса с завтраком. Обильно, не сказать чтобы изыскано - но база была, натуральные продукты, гренки по аински, черника со сливками - вроде Мем, маринованный лосось с острой селедкой - так завтракают в Вав, стопки сладкой водки с дыней и лимоном - Реш, зелено-синий сыр с виноградом и чипсами - Нун, ну и общеимперский чай в граненом стакане. "Забавно" обронила Белла, задумчиво разглядывая миниатюрные рубины, вделанные в тяжелый серебряный подстаканник. "Не завтрак - урок географии. А как мы точно едем?" "Ну как - Заин, Тет, Реш, Вав, Аин, Нун, Мем" оттарабанила Алла в такт стуку колес - до Берг-Горного, где перевал на Тыскландию. Семь дней, семь провинций. Если доедем, конечно. Настоящие?" "Что? А, рубинчики, да, настоящие, такие маленькие добывают на Крутянке, они не такие дорогие, видишь, они и не граненые почти, и размера разного." "И почем недорогие?" Белла вперилась взглядом в камешек. "Ну... Если не у ювелира, то тысяч восемь*" "Ммм. Доступно. Но вот за такой подстаканничек - все равно тысяч двести получается, да? Вот когда я с Геничкой жила - хотела что-то подобное купить, гостям чай подавать. И вроде не бедствовали - но все равно столько за подстаканник и в голову не приходило отдавать." "Когда это было - двадцать лет назад?" "Двадцать два - как убили его." "Ну в то время народ-то поровнее жил - интеллигенцию ценили, она тон задавала. Это сейчас - вот всю жизнь проработала, живу в несчастной двушке" тон Беллы все равно выдал, что двушка была вполне приличная. Подавляя зевок, прибавила: "Вот когда так долго спишь, всякие сны снятся." Она попробовала скормить Кренди кусочек селедки, но тот брезгливо отвернулся. "Второй раз уже снится. Тундра, ночь, полярное сияние - красиво. Но не холодно - жарко, как в Семисвятске. Я босиком по ягелю, сначала ступаю осторожно, потом - быстрее, быстрее, и побежала, и кричу слово, одно слово - и так мне хорошо, вот наяву никогда так не было..." "А слова не помнишь?" Белла потянулась. "Сон это. Блажь. И вспоминать не хочу."
Появилась решка-проводница, убрала подносы, исчезла. Алла, подумав, спросила: "Я рассказывала тебе про мою молнию?" "Твою? Вроде нет." "Геничка сделал предложение в машине, мы ехали по мосту. Я уж открыла рот, чтобы отказать - и тут в опору ударила молния. И пока она горела - вот, была секунда полного счастья, за всю остальную жизнь не испытала я столько. Поэтому и пошла за него..." Алла задумалась, взглянула в окно - джунгли мелькали, как темно-зеленое платье на сильном ветру. Быстро едем. "И сегодня мне это приснилось." "Геничка?" встревожилась Белла. "Нет. Его не было. И моста не было. Только молния- долго. И счастье."
Дамы улыбнулись друг другу - приятный разговор был, и потянулись - Алла, конечно, мысленно - к телефонам. Только тогда дошел до них весь ужас их положения. Ни бюджетный гаджет Беллы, ни чудо техники, вмонтированное в мозг Аллы не смогли уловить никаких сигналов. Лихорадочно пролистав "Правила пассажира", дамы поняли, что это не случайность - поезд, во избежание непонятно чего, был изолирован от электромагнитных излучений. Единственный способ связаться с окружающим миром - спутниковый энкодер, предоставляемый проводником. Проводница была призвана, и энкодер появился на серебряном подносе - но вот незадача, вместе со счетом, пять тысяч за час, и никаких кредитных карт. Алла была раздосадована не на шутку, таньга накалилась в ее руках - решка-проводница была готова на все - но, по всему видно, энкодер охраняла более сильная магия, и оплатить счет самой заставить ее было нельзя. Дамы перетряхнули сумочки и кошельки - и двух тысяч не набрали. Пришлось смириться с несовершенством мира. Унося энкодер, проводница как бы случайно коснулась деревянной панели над дверью купе - и за ней открылась вполне приличная и обширная библиотека.
Чего там только не было - от глянцевых журналов до руководства по сборке-разборке пулемета Красовского. Алла была приятно удивлена хорошим подбором подрывной литературы, неброско маркированной фиолетовыми стикерами на корешках. Конечно, в последние двадцать пять лет империя открыта донельзя, подрывная литература широко издается, хотя особым спросом и не пользуется, и в интернет заграничный свободно можно выйти. В первый год после Открытия Алла лихорадочно и беспорядочно читала, потом как-то надоело, а вот сейчас - ха, через 25 лет- почему-то возникло желание систематизировать услышанное и прочитанное. Хм, может уже включилась ностальгия? Рановато - еще не понятно, как пересекать границу... Почти не колеблясь, Алла выбрала Джейка Флинта, "Тайны и загадки современной Империи". Была наслышана. Не смотря на бульварное название труда, профессор Флинт писал основательно, хорошим академическим стилем, приводил много из источников - подойдет. И приятно держать в руках увесистый том. И воспринимать информацию, как человек, а не как электронный прибор. Белла долго копалась на полках, потом взяла пачку глянцевых журналов.
За окном мелькало - джунгли, горы, реки, степи, леса. Решка-проводница бесшумно появлялась с подносами - и уносила их. Дамы почти не говорили. "Дугообразное перекрытие, соединяющее опоры сооружения..." промолвила вдруг Белла. Затхлая тоска в голосе и взгляде. До кроссвордов дошла, отметила Алла. А, как же я забыла - она ведь не привыкла быть одна и никуда не торопиться. И сейчас, вместо отдыха, взводится, как пружина. Встала, подошла, приобняла. Белла вздохнула. "Подожди, Белка, тут есть чего интересное, небось не читала никогда." Порылась, нашла тоненькую книжицу, корешок весь фиолетовый, на обложке одно слово - Анна. Без выходных данных. Беллу хватило на пару минут. Зевнув, отложила - "забавно, но муть, мудрено для меня". "Подожди, Белка. Я сейчас спою. А ты следи за текстом." Алла сосредоточилась, опробовала голос. Как это по-научному - раскрытие эмоционально заряженного многослойного крипто-текста путем ахроматической модуляции тембра. На концерте на Каменном острове получилось неплохо, да и испытаний на добровольцах было достаточно. Что Белла открыла - да, "Сад на берегу". Не самое сильное, с точки зрения профессоров-искусствоведов, но, пожалуй, одно из самых понятных. Всего семь строф. Правда, треть добровольцев впадали в истерику после прослушивания, но Белка - крепкая, ну поплачет немного, отойдет. Песня окончилась. Белла все также смотрела в книгу. Неужели не подействовало - у десяти процентов испытуемых выявлялся иммунитет. Жалко. "Алла. Ну блин. Как это она так закручивает...Анна, да, я вспомнила, мне чего-то дочка говорила. Давай-ка сначала, помедленнее, и не подвывай, как в опере" - с такой реакцией Алла еще не сталкивалась. Спела помедленнее, почетче - Белла делала заметки на телефоне. "А теперь еще вот эту - тебе не трудно, горло не заболит?" Алла спела еще пять, и Белла полностью погрузилась в книжечку, открыв ее на первой странице, постоянно сверяясь с табличкой, которую она набросала на телефоне. Понятно - любительница кроссвордов. Новый способ постижения высот третьего авангарда. Механические части мозга Аллы производили криптоанализ с использованием датабазы мгновенно, и она уже забыла наслаждение разгадывания смысла по словам, так, как исследователь - руна за руной - расшифровывает древнезанзибарские надписи. Да чего там, никогда она особенно этим не наслаждалась.
Заплакала Белла уже поздно вечером - видно, окончив первое стихотворение. Плакала без слез, но успокоиться не могла долго. Спросила: "И что стало с ... Анной?" "Покончила с собой. Как и многие великие поэты. Как говорится, не все в это верят." "Я думаю - правда". Белла вздохнула, перекрестилась, углубилась в молитву, и, возможно, углубилась бы надолго, если бы не заметила деликатное ожидание Аллы. "Ал, что?" "Белла, помоги мне, пожалуйста, немного. Подержи Кендри, только осторожно, не испугай его." В руке Аллы появилась ампулка с иглой на конце. Укол в палец - ампулка наполнилась Аллиной кровью. Медленно, осторожно игла вошла под ушко котенку - Кендри немного напрягся, но даже и не пикнул, пока ампулка не опустела. "Умный, милый..." шепнула Алла. "Что ты делаешь? Что еще за вуду такое?" "Белка, у меня начинается имунная реакция - на все мои биоквадратные причиндалы. Обычно мне каждый понедельник в лаборатории впрыскивали антитела, чтобы не загнулась. Это удерживало меня на службе получше, чем все вертухаи вместе. Вот тыски придумали, как это обойти. Важна эмоциональная связь. Кендри почувствует, что в моей крови что-то не так. Он захочет помочь мне - и выработает необходимые мне антитела. Завтра впрысну себе его кровь - должно сработать." "Ты им веришь? Шаманство какое-то. Как это работает?" "А как вообще любовь работает? И вера?" сказала Алла и сама себе подивилась - до каких философских обобщений дошла. Но Белла вроде проглотила без раздражения.
Так и побежало время - Алла листала Флинта, Белла билась над третьим авангардом, сформулированном ею как непролазный кроссворд. Время от времени Алле казалось, что Белла уж слишком углубляется в свои изыскания - и читала ей из Флинта. "Послушай, Белка. Когда-то считалось непреложным, что любой Артефакт требует двух хранителей для гармоничной самореализации. Хранители Динария - президент Новой Америки и лорд-протектор Старой. Два хранителя Восьмерки до ее разрушения: фельдмаршал и казначей Тыскландии. Вплоть до середины Смутного времени Империя Кольца также имела двух соправителей. Однако вот уже более трехсот лет назад император Кобиус обьявил о намерении сочетать функции обоих хранителей, в связи с чем ему и был присвоен титул Величайшего. В Смутное, богатое событиями время на это никто не обратил внимания и не поверил. По стабилизации Имерии как и соседние народы, так и внутренние диссиденты долгие столетия были уверены, что второй хранитель существует, и вполне активен, но соответствующий центр власти глубоко законспирирован: как по соображениям госбезопасности, так и по давно устоявшейся традиции обманывать соседей и население. Однако рационального подтверждения этой вере найти не удалось, не смотря на колоссальные усилия иностранных спецслужб и внутренних врагов имперского строя. В последние столетие возобладал прагматический подход: говорят, один, значит один и есть. В новейшей истории только несколько плохо понятых фактов заставляют вспомнить легенды о Тайновеличайшем. Наиболее известный из них: пункт дальней связи Величайшего Леонидаса, установленный в Летнем дворце Хартфилда во время сложных и длительных переговоров о послевоенной судьбе Тыскландии. Привлекало внимание, что Величайший, прибывший в сопровождении свиты квалифицированных советников, принимал важные решения только после посещений пункта. Пункт же посещал он исключительно в одиночестве, в то время как даже в туалеты дворца несколько параноидальным Величайший заходил только в сопровождении двух телохранителей. Лучшие умы Старой Америки тщетно бились над расшифровкой перехваченных сообщений. В последний вечер переговоров, когда все решения были приняты, и главы государств расслаблялись у камелька со стаканчиками портвейна, лорд-протектор Черчхоф пошел ва-банк: "Лео, а с кем ты все время советовался по радио?" Величайший Леонидас свел вместе кустистые брови и ответствовал с преувеличенным решским акцентом: "Ха. Купылись. Да мнэ одному побыть надо было, слушай. Поговорить с собой, с умным человеком. Ха. Ха." Главы подобострастно рассмеялись - и история была забыта. Но вскоре после второго Зурбаганского кризиса .... "А, тут длинно и занудно. Вот чего я хотела - "два года назад в "Трудах общества филологов" доктор Хиггинс опубликовал небольшую статью, где свел результаты исследований многочисленных западных и имперских фольклористов. Установлено, что в современном фольклоре упоминания Тайновеличайшего явно локализованы в западных провинциях Империи, не цензурируются официально, и характерны для носителей фольклорной традиции старшего возраста, мужского пола, и сложной судьбы." Белка, вот никогда не слышала про Тайновеличайшего, и какой фольклор имеется ввиду: анекдоты, что ли?
Белла задумалась. "Слышала я такие зэковские байки. Ходит старичок по тюрьмам, по забоям. Работает под доктора, или под санинспектора. А раны, кашель лечит наложением рук. Конвоиры его как бы не видят. А он вроде шутки шутит: людей из карцера выведет, или шахтной смене скажет: шабаш, и на поверхность. Штрафные записи уничтожает. А иногда доходяге какому скажет: пойдем со мной, и уведет, а вертухаи и ничего - вроде так и надо." Белла зевнула. "Верит народ во всякую муть у нас. Это ведь типичный такой архаический дуализм - злой Величайший, добрый Тайновеличайший. Один калечит, другой лечит..." "Слушай, Белка, вот ты говоришь - архаический дуализм. А разве это не ваше, не христианское? Добрый бог борется со злым дьяволом..." "Неет!!"-Белла отложила книжку. "Чему тебя только в секретке твоей учили? Это же база..." В тот день отдыхали и Флинт, и кроссворд-Анна - Белла энергично разьясняла Алле основы религиозного миросозерцания, и та даже вроде и заинтересовалась.
Дни шли за днями. Переливались капли крови: от Аллы к Кендри, от Кендри к Алле. Казалось, это работает: Алле не становилось хуже. Причин для беспокойства до окончания путешествия не было: и Алла искала и находила беспокойство в драматических пассажах Флинта. "Белла, послушай, какая красивая и жестокая легенда. Семьдесят лет назад Лиза ван Мейер была признанной звездой семисвятского бомонда: звездой в светло-античных традициях второго авангарда, когда главными достоинствами женщины полагались острый интеллект, спортивные успехи и творческая неуемность в личной жизни. Величайший Леонидас вроде бы не одобрял феминизм открыто, но в первую половину его правления заметную часть элиты Святогорска составляли дамы, открыто презирающие традиционные семейные отношения и прочие архаические гендерные роли. Театр, кино, живопись воспевали их как символ обновления Империи, их живой пример находил отклик в широких массах. Начальное положение в обществе было завоевано матерью Лизы, Соней ван Мейер, суфражисткой, террористкой, одной из организаторов Островского мятежа, так помогшего восходу Величайшего Леонидаса, что и гарантировало ей позднее должность губернатора провинции Заин. Лиза была ее единственной дочерью, любимым и успешным проектом. На страницы газет Лиза впервые попала, став чемпионкой по биатлону среди девушек. Это положило начало успешной научной, а чуть позднее - научно-административной карьере. К тридцати двум Лиза была директором Института Солнечной Энергии, героиней глянцевых журналов "Новая природа", "Такой характер", и "Меткий стрелок", и счастливой одинокой матерью - естественно, девочки.
По-видимому, Лиза не уловила медленного поворота в политике Империи к предвоенной мобилизующей ксенофобии - а может, уловила, но, привыкнув к славе и независимости, не смогла понять, что и ей следует изменить свой стиль. В институт приехал доктор Бовин, стажер из Старой Америки - высокий, огненно-рыжий, да еще и саксофонист-любитель. Роман был быстр и интенсивен - и Лиза не пряталась, водила рыжего на спектакли и праздники на Каменном Острове, под блики фотокамер. Может, кто из дам донес прямо Высочайшему, а может, кто пониже рангом решил самостоятельно, но как-то утром смерть-вертухаи явились прямо в институт и забрали рыжего. Один из них, как и положено в таких случаях, лично известил директора о задержании опасного шпиона и предупредил - пока что предупредил о потере бдительности.
Неизвестно, что делала Лиза одна в кабинете, после того, как за смерть-вертухаем закрылась обитая кожей дверь. Вероятно, пыталась звонить влиятельным знакомым. Из воспоминаний сотрудников института известно только, что вышла она из кабинета через пятнадцать минут, одетая не в деловое, но в официально-прогулочное платье, белая шляпка-котелок, длинный ажурный шарфик - даже шейный платок, скорее. Секретарше сказала, что на работе сегодня больше не появится. Взяла не служебную машину, а личную, спортивный крайслер с открытым верхом. В то время даже в центре Семисвятска движение было не напряженное. Черный автомобиль со смерть-вертухаями Лиза догнала уже на повороте на Каменный остров, на внутреннем мосту, напротив кинотеатра "Ударник." Дождавшись, когда автомобиль остановится на светофоре, Лиза достала винтовку, и убила четверых в черном. Сделать это из спортивного оружия нелегко, но, как оказалось, вполне возможно. Лиза прошла к черному автомобилю, вытряхнула трупы на мостовую - доктор Бовин помочь ей в этом не догадался. Начинающая собираться толпа тоже не помогала, но и не препятствовала - скорее всего, собирающиеся не могли, не готовы были осознать реальность происходящего. Лиза села за руль, и погнала в посольство Старой Америки. Внешнюю охрану сняла из пистолетов смерть-вертухаев. Ворота выбила автомобилем. Убедилась, что посольские приняли доктора Бовина, и не собираются вытолкнуть его на улицу под шумок. Вышла на улицу сама. Там ее уже, конечно, ждали - и не смерть-вертухаи, а парни из секретки-один с ручными пулеметами...."
"Алла, я вот слушаю и не понимаю. Ты разве не знаешь фамилию моей мамы?" "Я не помню, Белка, а что?" "А ведь она тебя любила, вспоминала перед смертью. Ван Мейер фамилия, Баренова я по отцу." Пауза."Я не помню, Белка. А что - ван Мейеров, может, миллион по Империи. Ты - ты ассоциируешь это с собой?" "А что тут ассоциировать, Аллочка. Мама-то мне, конечно, ничего не рассказывала - и перед смертью даже ничего, мне - грех вот такой, но обидно мне даже немного. Но вот когда мне стукнуло шестнадцать, паспорт получать надо, мне не в школе дали, как вам, а в контору сказали придти. Там старичок, не злой. Он мне дал рапорт прочитать - ну немного похоже на то, что ты сейчас прочла. И сказал, что бабка моя Лиза - враг и предатель. И что Империя не справедливостью, а милосердием держится - так что вот я и жива, и жить мне можно и дальше. Но помня о милосердии ежечасно. Взял с меня подписку о неразглашении, семь лет каторги если чего кому брякну." "Как совпало - Белла, так странно мне, прости, глупая я. Так не читать дальше?" "А что, там дальше есть? Читай тогда, я вроде успокоилась уже."
"Три источника - заметка, появившаяся на следующий день в семисвятских газетах, старая блатная песня и официальный отчет посольства - сходятся в том, что Лиза была расстреляна на месте, у дверей посольства. Да, это - наиболее вероятный вариант развития событий. Но есть четвертый источник, появившийся только двадцать лет назад - мемуары сэра Питкина, тогдашнего пятого секретаря посольства, позднее - министра иностранных дел. Из-за большого количество неожиданных деталей и крайней занудности текста 20 лет назад мемуары были встречены историками скептически. Только сейчас - из рассекречиваюшихся архивов - подтверждаются многие удивительные детали, приведенные сэром Питкином. Вот как он продолжает историю Лизы.
Когда за г-жой ван Мейер захлопнулись двери, все секретари посольства остались в вестибюле, в полной готовности опротестовать вероятное вторжение секретчиков на суверенную территорию нашего государства. У нас не было уверенности, что вторжение не будет сопровождаться стрельбой - посему ощущалась некоторая скованность. Как мы и ожидали, за дверью загрохотали очереди - необычно громко и долго. Потом все стихло. Дверь медленно открылась. На пороге стояла г-жа ван Мейер. Бросался в глаза беспорядок в ее туалете - как будто платье ее служило пищей моли в течение долгих лет, и стало беспорядочно ажурным. В шляпке - аккуратная крупная дыра. Она обратилась к нам - с нестерпимым акцентом - "Мне нужен одна свидетель. Помельче, пожалуйте." Мы не нашлись с ответом. Тогда она взяла меня за руку - как я позднее понял, ее выбор основывался на моей компактной комплекции - и потянула на улицу. Я не счел нужным противиться.
На улице толпились вооруженные секретчики, все как один - в длинных кожаных пальто. Они молчали, нервно курили, и старательно не обращали внимания на г-жу ван Мейрер. Моя спутница вырвала у двоих ручные пулеметы, один вручила мне. Секретчикам она посоветовала удалиться, в очень вульгарной, не типичной для дамы ее положения, форме. Те быстро побежали прочь. Мы же не спеша пошли по Конногвардейской набережной в сторону Каменного Острова, прямо по мостовой. Обычно запруженная экипажами, набережная была совершенно пуста. На тротуаре стояли люди, в форме и без формы. Они не выказывали никакого интереса ни к нам, ни к друг другу. Время от времени г-жа ван Мейрер стреляла из ручного пулемета, одиночными. Казалось, она не целится - но я видел падающие тела. Когда мы проходили боковые переулки, мы видели наскоро устроенные посты полиции, блокирующие вход на набережную. Внезапно моя спутница повернулась ко мне и обняла крепко и плотно, чувствительно стукнув по затылку стволом пулемета. Рядом с нами разорвался артиллерийский снаряд. Осколки просекли стоящих на тротуаре людей на десятки ярдов вокруг, разбили окна, изуродовали стены. Моя спутница резко повернулась, не выпуская меня из обьятий. Второй снаряд. Г-жа Мейер указала мне на противоположную сторону протоки, где обнаружилось орудие - и приказала мне стрелять. Я исполнил приказание, сомневаясь в эффективности своих действий. Однако орудие нас более не беспокоило. Когда мы вышли на мост, ведущий в Каменный Остров, послышался рев мотора. К нам стремительно приближался аэроплан. Мы увидели, как летчик парашутирует из кабины. Г-жа Мейер подняла было пулемет - и отбросила его, и вновь заключила меня в обьятия. Аэроплан воткнулся в воду под мостом - и превратился в огромный огненный шар. Нас отбросило назад на набережную. Когда мы поднялись, средняя секция моста отсутствовала. Г-жа Мейер не смутилась. Она взяла меня за руку, и шагнула - казалось бы, в пустоту. Но не упала в воду, как бы нащупав невидимую опору. Перебирались через несуществующий мост мы минут 20. Моя спутница тщательно выверяла каждый шаг, порою возвращаясь назад - и заметно нервничала, ругаясь вполголоса. Со стороны набережной на мост собралось изрядное количество зевак - друг друга они не замечали, но напряженно, в строгом молчании следили за нами.
Наконец мы перебрались на ту сторону, и зашли за стены Каменного острова. Некому было встретить нас в лабиринте его узких, идеально вымытых улочек - казалось, этот гигантский человеческий муравейник полностью вымер. Моя спутница медленно продвигалась вперед. Как и положено в таких случаях кабинетному работнику, я испытывал жгучий, выворачивающий желудок страх. Одновременно я был переполнен гордостью и любопытством. Знания подсказывали мне, что я свидетельствую судьбоносный поворот в истории Империи - Кольцо испытывает нового хранителя, и ее квест почти завершен, грядет смена Величайшего. Но странно - не это доминировало мои чувства. Дело в том, что после всех взрывов из одежды на моей спутнице остались только кожаные полусапожки и шейный платок, очевидно, изготовленный из огнеупорного материала. Я шел за ней, не в силах отвести взгляд от ее обнаженной спины -только слегка перемазанной сажей, однородно загорелой, невероятно гармоничной. Я не чувствовал возбуждения - но загипнотизированно и благоговейно следил за игрой мелких и крупных мускулов под кожей, покрытой легким пушком, и только желал, чтобы наша прогулка никогда не кончалась.
Но вот мы вышли на площадь Главных ворот, колодец между достающих до облаков башен. Моя спутница строго взглянула на стражей ворот: медленно и неохотно они отдали ей имперский салют. Главные ворота сами распахнулись перед ней. Она повернулась ко мне: "Ждите меня здесь. Еще одно дело." Больше я ее не видел. Примерно через полчаса из ворот вышел офицер гвардии. Подошел ко мне, оглядел, как мне показалось, с жалостью. "Экий Вы маленький, право. Ни один осколок не задел. Но ждать Вам больше нечего, свидетельство не требуется. Идите себе." Офицер извлек знакомый мне изрешеченный шейный платок. "Величайший Леонидас, по неописуемому милосердию, велит передать это доктору Бовину. На добрую память. Кстати, он может свободно убираться в Вашу страну - претензий к нему более нет. Прощайте."
Величайший сдержал слово - доктор Бовин был убит неизвестными уже по возвращении, в аэропорту Хартфилда. Мать г-жи Мейер опубликовала в газетах письмо, проклинающее дочь, и покончила с жизнью на следующий день. Страница истории Империи была перевернута."
Белла зевнула. "Вот же роман сочинили. Плохо, плохо поставлена у них пропаганда. Жизни нашей ни-фига не знают - и знать не хотят." "Ну зачем ты так, Белка ... " - протянула Алла, но внутренне согласилась.
Еще через день Белла закрыла книгу стихов Анны и аккуратно, с почтением поставила на полку. "Спасибо тебе, Ал. Такая красота и сила - когда разберешься. Так бы прожила жизнь - и не знала. Как там: как драгоценным винам, придет черед. Пришел вот: когда за пятьдесят." Хитро улыбнулась. "Помнишь, сон тебе рассказывала? Про северное сияние и радость? Так вспомнила слово из сна, когда закончила расшифровывать сборник." "Какое же слово?" "Сказать?" "Скажи." Улыбались уже обе. "А ты не будешь смеяться?" "Нет." "Точно нет? Обещаешь?" "Обещаю!" "Ну хорошо. Миртынежен. Вот так - одним словом. Миртынежен!" Дамы расхохотались, беспечно, заливисто, так, как смеются только в детстве.
По расписанию, Берг-Горный - через два часа. Дамы стали не спеша паковаться, собираться, одеваться - но как? "Алла, ты знаешь, что это вообще за дыра - Берг-Горный? И как оттуда попадают в Тысканию?" "Ну что. Там узкий перевал через Белый хребет. Раньше на перевале стояли две крепости - наша и их, глаза в глаза. Пять лет войны крепости палили в друг друга - так что сейчас обе не функциональны. Перевал до сих пор завален оплавленным камнем и железом. Лет через десять после войны тыски пробили тоннель под крепостями, пустили поезд. На вокзале Берг-Горного с нашего надо пересесть на их поезд. Ну там и граница, таможня, контрабандисты - городок этим кормится. Поезда для туристов с достатком - самолетом вроде дешевле летать, и быстрее. " "С достатком, говоришь? Неужели спортивные костюмы надевать?" Остановились все-таки на старомодной элегантности - платья-миди, туфли - нет, не на каблуках, может, опять бежать придется. Посмотрев внимательно в окно, поняли, что надо и кофточки - не чувствовалось в микроклимате вагона, а все-таки неделю ехали на север. Пасмурно. Над скалами, мелькавшими за окном, висел клочковатый туман. Вот, наконец, все-все сборы были закончены, и стало нечего делать, а времени еще так много - томительное ожидание прибытия. Кляня себя за нервозность, Белла в десятый раз повторила идиотский вопрос: "Как ты думаешь, Аллочка, нас от Чанга кто-нибудь встретит?" "Обещали. Значит встретят" - терпеливо повторила Алла.
Поезд нырнул в тоннель. Стук колес утроился, стало совсем темно. "Наверное, недолгий?" Лязг. Поезд стал тормозить - не так, чтобы все полетело наземь в ужасе крушения, но сильно, натужно, нервозно. Наступила тишина. "Что это?" "Кто знает. Белла, включи ночник, тебе ближе." Щелк. Несильный ночник осветил купе - а за окном стояла тьма, совершенная, иссушающая надежду. Слабый стук в дверь. Проводница-то не так стучалась. "Белла, ты револьвер туда засунула?" прошептала Алла. "В боковом чемодана. Слева от тебя." Громко: "Кто там?" "Тише, любезные! Здесь Эду Шонхарт, к услугам вашим". И в правду - Эду. Черный пиджак для разнообразия, грива напомажена, разделена пробором - красавчик, но зачем он так вырядился? И как он здесь оказался? "Простите за беспокойство, дамы: решил вот проверить, как вы здесь, все ли в порядке. Разрешите вас поздравить: как я уже упоминал, каждое неудачное покушение на вас приближает нашу победу над Снежной Королевой. Вот и сейчас: мы вовремя получили информацию о бомбе на путях, вовремя информировали местную секретку-один, вот и поезд удалось вовремя остановить." Эду улыбнулся широко, пахнул дорогим лосьоном. "Высокий Чанг велел передать: на перроне вас будет ждать юноша в розовом свитере, Авид его зовут. Он и переведет вас через границу, к тысканскому поезду. Клан Чанг держит тут всю контрабанду, так что неожиданностей на переходе не будет. А в поезде мы вас и встретим, билеты уже заказаны." Несколько театральным жестом Эду выдернул фон из кармана пиджака. "Давайте посмотрим фотографии!" Эду уселся, дамы придвинулись к нему поближе."Зухрай Кеб-Оглы, с супругой, посылает привет маме. Посмотрите внимательно: кажется, в семействе намечается прибавление. Зухрай только что направлен на курсы повышения квалификации в Новую Америку, на четыре года, отьезд через неделю: что же, у него будет время осмотреться."
Поезд лязгнул, тронулся, стал разгоняться.
"Как-то быстро справились." отметил Эду. "Ну ничего. Вот Анастасия с новым другом, менеджером тысканского углепрома. Вся Ойдырна, затаив дыхание, следит за развитием романа. По слухам, обьединенный профсоюз горняков уже заказал контейнер роз в Филиции, придет до конца навигации - на свадьбу." Алла всмотрелась в тыска на экране - ну да, не плох, но два работоголика в семье ... "Белла, смотрите, какая идиллия - совместная прогулка Вашего мужа, Тимоши, и другой его бабушки..." Белла всмотрелась подозрительно: что-то у сватьи чересчур счастливый вид, но Тимоша одет правильно, уложен хорошо - и лишний контроль за Вовиком не помешает. Пусть себе счастлива. Эду еще помелькал фотографиями, потом заспешил, поднялся, широко улыбнулся. "Простите, дамы, очень не галантно с моей стороны, но вот - мне было бы удобнее выпрыгнуть из задней двери последнего вагона. Я, конечно, и сам могу пройти - но сопровождение таньги позволило бы мне это сделать, не опасаясь лишних неприятных встреч." Что же - Алле и Белле было даже и любопытно пройти по экспрессу. Эду любезно поддерживал под ручки в вибрирующих тамбурах. Удивительно, что последние четыре вагона оказались плацкартными, трудно было представить такое в шикарном экспрессе. Вагоны были полны. К счастью, специфический запах был сильно ослаблен: по случаю довольно скорого прибытия люди были одеты, а главное - обуты. В последний тамбур Эду попросил не заходить - через стекло дамы увидели, как Эду открыл заднюю дверь, игнорируя ворвавшийся с чмоком вихрь, аккуратно прикрыл ее за собой, и только тогда исчез, не теряя элегантности.
Не успели Алла и Белла пройти вагон на обратном пути - поезд опять лязгнул и стал натужно тормозить, пришлось остановиться, подержаться за стенку. Остановились на довольно крупной станции. "Что-то случилось? По расписанию вроде нет остановки" - спросила Алла у подвернувшегося проводника. "Все в порядке..." проводник сделал паузу, анализируя впечатления Аллы и ее таньги "-э, высокая леди, не извольте волноваться. Это Белогорск, по расписанию его нет, потому как город секретный, а так - каждый раз останавливаемся на пару минут, народ входит-выходит. Не угодно ли чаю?" "Нет, спасибо." Дамы пошли дальше. Поезд тронулся, и в последнем плацкартном вагоне они натолкнулись на неожиданное препятствие. Вошедший пассажир явно не нашел себе места. И уселся в проходе на крошечном чемоданчике - даже его костлявое седалище не вполне уместилось. Пассажир был в неправдоподобно преклонных летах, высокий, с крупными руками и ногами - высохшими, как бы подвяленными временем. Карикатура на интеллигента позапрошлого века: белая козлиная бородка, круглые очки, вот еще бы шапочку круглую. Крайняя растерянность сочеталась в нем с непреклонной самоуверенностью. Вот вроде и посмотрел вскользь, а пухлая девица соскочила с бокового места: "Дедуль, ты садись сюда, то исть садитеся, а я вот - мужщина, вы не потеснитесь немного..." Шкафообразный мужик с голыми квадратными плечами потеснился с теплой улыбкой, подобрел: "Вы доктор небось? Стопочку не хотите для здоровия?" "Спасибо, милая" дед сел, распрямил длинные ноги. "И тебе спасибо, любезный, да не могу - мне работать еще, вот в Берг-Горный вызывают." Алла и Белла пошли дальше, но в кармане у доктора забулькало, зазвенело. "Ну вот, все работа" он извлек аппарат размером с бутылку, наверняка искомый спутниковый энкодер. "Алле. Да, Мишенька, я здесь." Белла придержала Аллу за локоток, показала глазами на аппарат.
"Мишенька, не паникуйте, я знаю, что это особый пациент, все люди - особые, не только секретчики. Вы точно все сможете." Аппарат привлек внимание не только Беллы. Худощавый белобрысый юноша встал с места, быстро пошел по проходу. "Хорошо, Миша, покажите мне операционное поле. Сейчас я бандуру эту половчее перехвачу." Юноша подошел, как бы представляясь, выставил на обозрение густо татуированные кисти, пальцы растопыренные. "Крутая мобила, дед. Дай-ка сюда. Людям поговорить нада." "Миша, больше света, не вижу сосуды!" крикнул доктор, маша рукой на юношу - не мешай. "Ты чо сосок, не видишь - доктор занят!" встрял шкафообразный мужик. У юноши блеснуло в руке - мужик зажал рассеченное плечо, девица с криком рванула по проходу. "Да замолчите же все! Нет, Мишенька, я не Вам - у меня тут соседи беспокойные..." "Дед, оглох, мобилу давай." Алле пришлось вмешаться. Юноша выбросил нож в окно и начал отжиматься в проходе. Пахан его, с залысинами, на бухгалтера похожий - подошел посмотреть, в чем дело, тоже присоединился к упражнениям. Доктор - "вот кровотечение и остановили, дальше сами, батенька, сами" - свернул разговор, без промедления достал что-то вроде дырокола, заштопал плечо мужика, в девице пробудил желание и умение - откуда что взялось - наложить повязку, в соседях - налить мужику полный стакан анисовки.
Повернулся к Белле и Алле. "Благодарю за своевременную помощь, любезные сударыни. Да, я вижу вас прекрасно, все-таки главный хирург провинции, ранг у меня достаточно высок - техническое оснащение, логистика подводит. Вот была бы у меня таньга, как у вас - как это упростило и обогатило бы общение с народом. Никакая плацкарта не страшна бы была. Со студентами тоже ..." "Доктор ... " "Тимофеус сын Осипа Дулиттл, к вашим услугам." "Вы знаете - у нас просторное купе. Вам, должно быть, надо отдохнуть перед вызовом." "О. Люкс. В такой очаровательной компании. Ну как же можно отказать?" так что на обратном пути дам тоже нашлось кому поддерживать под ручки. "Сын Осипа..." задумалась Алла. "И вправду звучит, как в позапрошлом веке."
В купе Белла сразу приступила к делу: "Вы знаете, доктор, моего внучка тоже зовут Тимоша..." "О. В таком случае Вы могли бы быть заинтересованы в моем теле-фоне. Вообще-то не положено, служебный, но если не очень долго. Только знаете что - я и правда несколько устал, попросите у проводника стопочку кавальдоса, да можно сразу и бутылочку, я знаю, у них чудесный решский кавальдос." Как только Белла ушла - повернулся к Алле: "Ариетта. И как Вы в нашем захолустье. На гастроли в Тысканию, полагаю? Знаете что - давайте не будем терять время. То есть - давайте я вас пока осмотрю. Кофточку снимите, дальше не надо." От доктора пахло земляничным мылом: Алла поневоле улыбнулась. Как не доверять такому? Белла вернулась быстро: застыла у двери. То, что казалось изящной металлической маской на лице Аллы, было выдвинуто вперед и повернуто налево, и видно, что голова - наполовину пуста, а доктор в ней что-то делает. "Белла. Проходите. Садитесь. Рюмочку мне налейте пажаста." Белла, как заведенная, налила рюмку, серьезно подумывая об ударе бутылкой по седенькому темечку - но как потом вставить эту штуку Алле обратно. Доктор вставил штуку сам - с легким щелчком, опрокинул рюмку, не глядя сунул Белле громадный фон. "Алле.. Вовик ?" занялась делом Белла. Алла пришла в себя. "Неплохо. Иммунная реакция есть, но очень слабая, даже в местах соприкосновения живой ткани и имплантантов. Знаете что: я Вам еще прозерака обычного пропишу, принимайте раз в день по ноль-два. Старые средства лучше всего помогают." Доктор торжественно накорябал рецепт левой рукой, одновременно налив и опрокинув рюмку правой. "Давайте еще локти посмотрю." Белла говорила не долго - правда не долго, всего все равно не скажешь, потом передала фон Алле - и сама попала под осмотр. "Откройте рот и скажите А. Громче пажаста."
Все это продолжалось минут пятнадцать, после чего доктор Дулиттл откинулся, и хлопнул еще рюмочку, невербально, но вполне отчетливо сигнализируя, что вот эта - последняя. "Ну-с, дамы, я доволен осмотром. Как шутят медики: вы будете жить. Впрочем, я сейчас серьезен. Физически вы здоровы и нормальны. В психическом аспекте диагностирую очевидное: страх смерти, тревога, эскапизм, то есть желание убежать, как физически, так и духовно. Мое заключение: здоровая реакция на нездоровые обстоятельства, которые вскоре изменятся. Сохраните эти положительные изменения, и впредь предписываю: размеренный образ жизни, больше гуляйте." Засим доктор потерял интерес к общению, извлек из саквояжа папку с документами, углубился.
"Тимофей сын Осипов" вкрадчиво проговорила Алла "не могли бы мы продолжить беседу - и возможно, в форме диалога. Мне, например, интересно, как Вы узнали имя моей спутницы - ведь мы не представились". "Не вижу смысла." - ответил доктор, не отрываясь от бумаг. "Всю необходимую информацию я предоставил. Диалог - содержательный диалог - предполагает некоторое интеллектуальное равенство собеседников, в частности, умение задавать вопросы, на которые интересно отвечать."
Подумав, Алла спросила: "А сколько Вам лет?" Доктор оторвал глаза от бумаг. "Хм. Какие у нас все-таки умелые инженеры и конструкторы - ваши асинхронные мозги сработали неплохо. Не смотря на детское хамство этого вопроса, я склонен считать его интересным. Хорошо, отвечу - и на все следующие из него. Мне двести восемьдесят четыре года. Родился в провинции Заин в семье лютеранского пастора. С семьей порвал рано. На государственную стипендию окончил медицинский в Семисвятске. Распределен земским врачом сюда, в Белогорье.
Вскоре после моего прибытия случился мятеж горных тысков, сопровождавшийся неописуемыми жестокостями и многочисленными жертвами как со стороны правительственных войск, так и мятежников. Делал что мог. По молодости, очень переживал. Когда больничку мою подожгли, сгоряча полез спасать лежачих, задохнулся в дыму. Очнулся - оказалось, что у меня появились некоторые дополнительные обязанности - ну и возможности. Служба моя - управление Кольцом и его обслуживание - приятствия мне не доставляет. Стараюсь исполнять честно, по совести. Но льготы, конечно, привлекательны - долголетие, физическая крепость, неограниченная память дают возможность заниматься любимым делом, призванием, можно сказать. Более двадцати тысяч успешных операций, а. Еще инспекции - шахты, тюрьмы, больницы, лагеря, казармы, сиротские приюты - спасаю, все спасаю граждан, от них самих в основном и спасаю."
Доктор слегка зевнул. Видно было, что соображения приличия понуждают его свернуть разговор. Но остановиться уже было не легко. Доктор пошел дальше, а Алла, как бы невзначай, наполнила рюмку. "А все-таки - и служба тоже не зря. Как изменилась Империя за это время, чего достигла. Распаханы джунгли, спрямлены реки, расчищена тайга, Север осваивается. На месте хуторков и избенок - большие города, светлые башни со всеми удобствами. Простой народ грамотен, культурен, послушен. Чудеса техники позволили всем жить в роскоши, нивелировали социальное неравенство, утолили страсти. Империя внесла определяющий вклад в мировую культуру. Сотни университетов, школы квантовой физики, биоквадратики, полиометрии и филогинесофии." Рюмка опустела.
"Балет, плеяда великих писателей - раскрыли глубины души человека, революционизировали общественную мораль, все три авангарда художественных - основаны имперцами. Весь мир..." доктор Дулиттл с интересном взглянул на Аллу: "Как насчет интересной реплики, г-жа Кэб-Оглы?" Алла ответила почти без задержки, низким тоном, несколько натянуто: "Все эти люди - от строителей городов в тайге до авангардистов - страдали, тяжело и бессмысленно." Белла похолодела. А Тайновеличайший подарил Алле восхищенный взгляд, шлепнул по коленке крупногабаритной кистью. "Вот именно! Страдание. Очищающее, возвышающее, творящее чудеса, искупляющее -ммм... неизбежные человеческие несовершенства. Как гениально писал Дестилярски: что стоят все богатства мира, если не пролито слезы ребенка. Без страдания - бессмысленна доброта, не плодотворна любовь, вхолостую крутится пытливый разум, тщетно величие."
Пауза была очень короткой, но Белла успела наполнить рюмку. "А кем бы был Дестилярски, не отмотай он десятки? Девушкам в альбомы стишки бы писал. Да что о великих. Гранд-инспектор Баренова, стропила Комбината - твоя работа дала миллионы тон руды цветных металлов, а без страданий: сорок лет сидела бы библиотекаршей. Блистательная Ариетта, секретный воспитатель нового человека - была бы скучающей домохозяйкой, крестиком вышивала... " Один большой глоток. "Недоумки, и наши и заграничные, недоумки заворожены мишурой нашего контрольно-репрессивного аппарата. Кто-то не видит великие достижения за мишурой. Кто-то достижения - приписывает мишуре, чтобы не побили, что ли. Все эти Величайшие - от Кобиуса до Вольфа, ну смотреть же жалко - а смотрят. Врут легенды, не лоббирую я новых Величайших - сами они там с Кольцом разбираются, а я политикой не интересуюсь, грязное это дело..." Рюмка вновь послушно наполнилась.
"Так вот, сударыни мои - весь этот мишурно-ужасный аппарат, секретки, Величайшие, межконтинентальные ракеты - это пар, всего лишь пар, бьющий из-под крышки кастрюли, а в кастрюле - все мы, все семьсот миллионов, вместе, пронизанные силовыми линиями Кольца, согреваемые до кипения его токами, страдающие, со-страдающие, мучащие и любящие друг друга в невиданном в мире единстве-заединстве. В этом наша сила, страсть, и призвание. И жизнь. Все связи между нами - любовные, семейные, деловые, приятельские - питаются Кольцом, и реализуют одну и ту же концепцию - доброго, животворящего страдания." Рюмка опустела. Доктор Дулиттл откинулся, размяк. "Белла. У тебя есть интересный вопрос?"
Да, Белла - на всякий случай - приготовилась. "Скажите, Тимофей сын Осипов - в чем причина странной нечувствительности к власти Кольца - у меня и у моей бабки?" "И какая может мне быть от этого польза, да? Вы договаривайте, договаривайте, я все равно тебя насквозь ... вижу. Вопрос интересный только в психологическом плане: как практический ум на ограниченном материале строит безумные гипотезы. Хорошо - объясню. Путаешь здесь три вещи - совершенно разные.
И ты, и твоя мать, и твоя бабка - носители рецессивного гена RQC. Невосприимчивы к теплу Кольца, несчастные. Уж открою гостайну - 15 % граждан империи RQC-позитивны. Ну и что? Негативные последствия полностью исправляются социальной адаптацией. Какая разница, любишь ли ты Империю по зову сердца или потому, что все вокруг это делают? Вот вы, сударыни, экспериментировали с таньгой в гипно-скрадывающем режиме. Так эти 15 % прекрасно вас видели. И что же - с легкостью заставляли себя не видеть."
В животе у доктора запищало и забулькало. Он извлек огромный декодер. "Да. Вольфик. Ты догадался мне позвонить, радость. Сам или гадалки твои посоветовали? Сам. Гниденыш. Да, ты гниденыш. А ты не выступай - ты же знаешь, я по-доброму. Поезд под откосик решил пустить. В час противостояния, гекатомба - чтобы Смерть заодно, не разобравшись, поглотила Всадниц Конца. Вольфик, не надо верить гадалкам, паршивец. Вот прямо сейчас - вели их всех придушить, а, будь хороший. На твое счастье, старый доктор случился рядом. Разобрался в ситуации. Нет тут никаких Всадниц, две запуганные девчонки. Если ты еще раз на них потянешь, я тебе такое ... ну в общем, не выступай. Да, Вольфик, ты пришли кого нас встретить на вокзал-то. А, послал уже. Умник. Роту морпехов. Ну ладно, все хорошо, они хоть контрабандистов подчистят маленько. Ну пока. Не дуйся. Машке привет."
"Так. О чем я бишь? Второй феномен, не связанный с первым. Кольцо чувствительно к аномальному поведению субьектов. Например, субьект, жертвующий собой ради других - аномалия. Силовые линии Кольца немедленно выталкиваются из него, огибают. Вокруг формируется возмущение поля, пытающееся компенсировать ситуацию. Ты, Алла, в свое время пыталась пожертвовать своей жизнью ради детей. Аномалия - хоть и эмоционально понятная. Так что план твой прошел, не смотря на бюрократическую несуразность - огибание линий. Но когда твой подельник уже пускал слюни, собираясь насладиться твоим расчленением - пришли секретчики проверить случайный донос санитарки, застукали с поличным - компенсация. В результате: жертвенное поведение обессмыслено, течение поля восстановлено."
Алла наполнила рюмку - она была опорожнена.
"И третий, независимый, и довольно редкий феномен. Иногда в результате интерференции огибающего поля и компенсирующего возмущения вокруг субьекта образуется устойчивый вихрь силовых линий. Субьект изолируется от основного поля и приобретает неуязвимость ко всем внешним воздействиям. Блажен, кто этого не замечает. Заметивший же это и осознавший - если он верный гражданин Империи - немедленно начинает квест. Именно так и сменяются Величайшие - в большинстве случаев. Правила квеста сложны, но Кольцо доводит их до субьекта адекватно. Например, нужно привести с собой свидетеля - не защищенного вихрем, а его все стараются уничтожить - на этом обычно и квесты и валят."
"Что же не заладилось у моей бабки?"
"А кто сказал, что не заладилось? Высочайшая Лизиус хранила Кольцо более восемнадцати минут. Я, признаться, был рад - женщина на таком посту во многом улучшила бы репутацию Империи за границей. Я, честно говоря, не интересовался, почему ее правление было таким недолгим. Очевидная ошибка: Леонидуса надо было устранить немедля. По-видимому, принес Кольцо на коленях, плакал, втерся в доверие, предложил услуги консультанта, потом - отравил чаем... А может, просто объяснил доходчиво, кем теперь Лизиус придется быть и что делать. Иногда это лучше яда действует. Не знаю, не буду наговаривать."
Доктор Дулиттл со светлой тоской посмотрел на пустую бутылку. "Девочки. Милые мои. Сядьте рядышком." Белла - слева, Алла - справа, примостились к доктору. Он обнял их за плечи громадными костлявыми пальцами, нежно прижал к себе. "Хорошие, добрые имперские девочки. Кто-то хотел сделать из вас персонажей страшной и глупой сказки. И почти получилось. Но тут пришел я - как раз вовремя. И сказка кончилась. Не бойтесь. Сейчас поезд придет, и вы отправитесь назад, самолетом, Белла - внука нянчить, Алла - на работу, но уже и пенсия скоро, и внуки на подходе .... Все будет хорошо, как и надо. Помните о старом докторе - но никому не рассказывайте."
Тайновеличайший поднял левую руку. "Белла. У вас там борьба чувств внутри. Рекомендую сигаретку: хоть и вредно. Пойдите, стрельните у проводницы. А у меня тут еще к Алле разговор."
Белла послушно вышла. Решку-проводницу нашла в тамбуре - она сама курила. Странно, им вроде запрещено... Посмотрела на Беллу тяжело, с покорным таким презрением - как умеют все-таки, паршивцы. Без слов все поняла, достала сигарету - импорт, дорогущий "Хьюстон", поднесла зажигалку. Первую затяжку Белла сделала совсем маленькую, чтобы не раскашляться. И сразу почувствовала облегчение. Господи, как хорошо-то. Кончились эти безумные восемь дней, разрешились - свет не без добрых людей, по самому краюшку прошла - и можно домой, к Тимочке, в теплую двушку к Вовику под бочок, вот и не верится даже, улыбнулась, всплакнуть захотелось. Вторая затяжка. Тимочка сладкий ... у проводницы что-то больше серебряной вязи сегодня, приоделась, парадная форма, наверное, в честь прибытия на конечную станцию. Какое грубое лицо, совершенно круглое, как луна. И макияж - тоже в честь прибытия, что ли, как отвратительно, брови сверху бровей подведены, такие же черные, губы вокруг губ - вишневым, щеки побелены. Ну ладно, культура такая у них. Третья. В голове зашумело. А что я вообще курю. И зачем, Господи, даешь мне видеть это чучело, я бы лучше о Тимочке подумала. А на бедре у нее штуковина, как бы не серебряная тоже, на ятаган похожа, и на акушерские щипцы одновременно. Четвертая - и Белле стало действительно тошно. Вспомнила, что за штука - в музее видела. Реши пользуются этим причиндалом для ритуального самоубийства - кишки себе наружу выпускают. Все, сплюнуть, бросить окурок дурацкий, прочь из вонючего тамбура и забыть все. Не бросила. Затянулась крепко-крепко. Действительность распалась на мелкие льдинки - вот когда сложную задачу продумываешь, бывает так. Льдинки закружились, стали складываться в узоры - вдруг образовали вроде красивую, гармоничную, но такую сложную для восприятия конструкцию. Господи. Ты чего, милостивый? Так разве может быть? Еще затяжка, еще, и все, хватит, в голове неприятно, курить вредно, и план - какой-никакой сложился. Поезд лязгнул и остановился - конечная, Берг-Горный. Повернулась к решке, встретилась взглядом - у нее глаза как у рыси - сказала "ты это, погоди..." закончить сразу не получилось, надо было напрячься, прямо животом вот - "сестра."
Белла вернулась в купе. "Мы приехали." Хм. Опять застукала? От головы Аллы поднимался заметный пар, а слегка раскрасневшийся доктор Дулиттл старался этот пар разогнать папкой с документами. "Приехали, да. Прощайте, девочки, счастья. Вас сейчас встретят" - доктор сунул папку в саквояж. "Тимофеус сын Осипов, позвольте спросить..." начала Белла "Нет. Спешу." доктор, слегка отодвинув Беллу, вышел из купе, так что пришлось ей скороговоркой в спину "человека, что заступился за вас вы зашили без наркоза у вас ведь шприц был это что животворящее страдание да ...." Тайновеличайший быстро обернулся, поймал Беллин взгляд, глаза его расширились, зрачки исчезли, все вокруг стало черно-белым, потолок и стенки купе быстро сжались, обхватили Беллу, стали не душить, скорее - перемалывать, свет погас....
Недаром во время работы на Комбинате не скупилась Белла на отпуск, ездила на Синее море, любила на Сизый мыс. С одной стороны мыса - райская лагуна, большая ванна, с другой - трехметровые волны даже в штиль, как солдаты гвардии, равномерными рядами идут на пляж. Научилась там купаться и кататься на волнах. Сначала надо под волну, чтобы темно, и давило, и страшно, а потом ... Что потом? Забыла. Дура. Забыла. Тянет вниз, все быстрее, холоднее .... Вспомнить быстро. Слово. Миртынежен. Миртынежен. Господи, дурь какаяяя ....
Стены разомкнулись, цвет появился, в глазах доктора появились зрачки и выражение - смущения? "Прости, не сдержался. Впрочем, дурь несу - конечно сдержался, ты же жива. Дай пульс. Ну 140-160, нормально для ситуации, а ты не провоцируй, дуреха. Ну виноват я. Не нарочно. Человек я, не бог. Забыл о шприце. Когда я медицину изучал, не было еще никакого наркоза. Все, бывай." Доктор обернулся, рванулся в коридор, где уже прошел последний пассажир. "Нет уж, не спешите. Вы ведь джентльмен? Извольте помочь дамам с чемоданами." Алла издала сдавленный - звук, скрип? - что-то недоуменное. Тайновеличайший медленно обернулся, уже понимая. Все равно попробовал поднять руки, неимоверно тяжелые кисти, уже разгорающиеся на ладонях концентрацией поля, уже наливающиеся силой, которой человеку нельзя противостоять - кисти остановились в полуметре от горла Беллы. Лицо Тайновеличайшего померкло, на него вернулось выражение обиды, настоявшейся за много веков, обиды щедро дающего, которому плюнули в руку. "Ну вот. Опять моя наивность, неизбывная вера в лучшее в человеке. Подашь им три тугрика - обязательно норовят вытащить весь кошелек. Гопота." "Чемоданы" - напомнила Белла, уже мягко. Кисти закрепились на ручках, доктор, слегка напрягшись, выволок чемоданы в узкий коридор, а за ним Белла выволокла под локоток несколько оцепеневшую Аллу.
На перроне происходило многое. Как прибывшие, так и встречающие в основном там и оставались, только, под пристальным вниманием морпехов, тесно сплотились в две отдельные oчереди. На выходе в середине перрона пограничники в ярких малиновых беретах осуществляли поверхностный обыск, выборочно проверяли багаж. Очереди продвигались крайне медленно. Чтобы избыть напряжение необычной и ненужной работы, и разрядить обстановку, пограничники шутили и громко смеялись своим шуткам. Морпехи, не занятые формированием очередей, распределились по перрону. Вот и у первого вагона по стойке вольно стоял мальчик с автоматом. Тяжело опустив чемоданы, Тайновеличайший обратился к нему: "Служивый. Кого ты видишь?" Мальчик чуть подтянулся. "Тебя, начальник. Чурку-проводницу. Два туманных пятна, на которые не надо смотреть." Тайновеличайший поднес кисти к лицу мальчика, повертел перед глазами. "А сейчас?" "Тебя, чурку, и двух смешных старушек." "Ага. Старушки - опасные бандитки. Расстреляй их немедленно, и чурку заодно." Мальчик прыснул от смеха, смутился проявлению чувств на службе - покраснел даже, чуть укоризненно покачал головой: "Нельзя, начальник. Особые старушки." "Фух. Ну с чемоданами помоги."
Тайновеличайший повернулся к Белле. "Хорошо, Белла дочь Мирона. Не так я это себе представлял, но действительность нужно принимать такой, какая она есть. Квест так квест. В свидетели бери меня, так проще будет. Принимай командование ротой, захватываем самолет, летим в Семисвятск. Слава Величайшей Беллисиум!" Мальчик, решка-проводница, Алла - повторили негромко, но четко: "Слава, слава, слава!" "Собьют самолет-то" - задумчиво промолвила Белла. "Идти на малой высоте, до восьми тысяч - в поле Кольца. Тогда со мной не собьют - ракеты отклонятся, истребители самоуничтожатся при приближении." "Там еще два чемодана, добрый доктор. Я подумаю." Тайновеличайший, раздраженно крякнув, полез обратно в вагон.
"Что скажешь, Аллочка?" Алла смотрела на Беллу по-новому: приятельство во взгляде осталось, и - да, любовь небольшая осталась, а новое - восхищение, покорность, и - тоска, такая тоска. "Я поняла, что с тобой. Посчитала сейчас - шанс 80 на 100. Надо попробовать. Я помогу, Белочка. Секретки надо будет переформировать. Вольфа - казнить открыто. Зурбаган не принимать ... " "Алла, какой Зурбаган? Мы вроде за границу собирались?" Лицо Аллы потускнело. "Белочка, ну видишь, не получается..." Подбежал сотник морпехов, почуявший изменение ситуации, молчал, преданно ловил взгляд - похожий на крупного бультерьера.
"Ну?" Тайновеличайший грохнул чемоданы на перрон. Белла, на самом деле, еще не решила, но губы сказали: "Нет. Не думаю." Тайновеличайший не скрывал раздражения: "Белла дочь Мирона, я не хотел бы давить в таком важном деле, но альтернатив у тебя просто нет. Останешься здесь: вихрь поля исчезнет, схлопнется через пару дней. Догадайся, что с тобой сделает Вольфик, и я защищать тебя не буду - всему есть предел. А за границу тебе нельзя. Прямо на границе поле исчезает, ни поля, ни вихря. Погранзастава наша мудро поставлена, по согласованию с тысками - шаг после границы, на их стороне. Не пройдешь, там тебя и кончат." Как все-таки стандартно и непрактично устроены мужчины, даже почти трехсотлетней выдержки. За этот срок не понять, что такая линия аргументации только укрепляет женское упрямство.
Белла не ответила, задумалась. Нашла глазами сотника: "Благородный, тут должен был быть юноша-реш, в розовом свитере." "Никак нет, не появлялся!" - радостно ответствовал сотник, а взгляд его собачий выражал - "ну лгу, я лгу, хозяйка, но дело такое, ты ведь знаешь, давай сменим тему." Белла почувствовала - ее тянут за рукав. За рукав, меня, почти Беллисимус! Решка, согнувшись в поклоне, что-то бормотала, и указывала - на неприметный серый брезент, между вторым и третьим вагоном. Белла двинулась туда. "Поднять брезент!" Лицо юноши не повреждено, карие глаза, рот в обрамлении густо пробившейся, не знавшей бритвы растительности - открыты в удивлении. А вот от грудной клетки мало что осталось. Три-четыре разрывных пули с близкого расстояния. Клочки розового в черно-красном. "Сопротивление при задержании. Не лег по команде, пытался скрыться...." - скулил сотник. Проводница медленно опустилась на колени, подняла руки, запела пронзительным голосом - дула автоматов повернулись в ее сторону. Чувствовалось, что для нее сейчас нет автоматов, нет Империи, нет солнца, нет никого вокруг. Свой клан, что ли? Или родич? Сын?
Так, какие возможности остались. Белла потянула за рукав Тайновеличайшего. "Давай, добрый доктор." Тайновеличайший взглянул удивленно. Потом понял, и отбросил церемонии. "Ты хвост сьела, гнида нарная. Наглозадка беспредельная. Ничего не буду делать против природного закону, подавись соплями, шмакодавка." Белла задумалась, сосредоточилась на вихре вокруг, покачала его осторожно, произнесла непонятные слова, пришедшие на ум: "Сейчас прикажу морпехам тебя держать. Возьму твое поле. И горе решки. И попробую сама. Знаю, что вряд ли получится. Ну - рванет так рванет, город в основном сохранится. Но вот кто после этого станет Тайновеличайшим?" Подействовало - почему-то. Тайновеличайщий побледнел и слинял. Безумный доктор, появившийся на его месте, оглядывал операционное поле, простер чудовищные кисти над телом, седые лохмы развевал холодный горный бриз. "Так. Голени не перебиты - и то хорошо. Свертываемость обратимая. Всем отойти на десять метров. Всем, зре куна или хум, к тебе это тоже относится, вот чурка дурная. Нет, Белла, а ты стань за моей спиной, в метре, между мной и вагоном, поле чуть сфокусируется, мне будет легче. Если твой вихрь собьется - сама виновата. Ух, давно такого не делал. Не знаю, выдержу ли такую концентрацию поля. Ну - рванет так рванет. Поехали." "Господи, Сила твоя." - успела сказать Белла.
Белла не знала - и не спрашивала потом, что видели и чувствовали другие. Перрон медленно поднялся вокруг, образовав кокон, открытый вверху, в коконе доктор, Белла, тело юноши. В ушах ломило, Белла вновь ощутила себя под волной - но самой из-под этой волны не выбраться. Тяжесть смертная, тошно. Доктор на корточках склонился над телом. Вот треснул и разошелся шов на его пиджаке. Давление поднимались. Асфальт перрона стал трескаться. Из трещин - вокруг, везде, над головами, стали выпирать зеленые стебли, формироваться листья, распускаться цветы - на горные маки похоже. Еще напряжение - шелчок. Края перрона опали, как пыльный ковер. Доктора отбросило на руки Беллы. Он дышал поразительно быстро и прерывисто, как роженица. Юноша среди маков пошевелился, приподнял голову, свежую кожу почти не прикрывали окровавленные лохмотья розового свитера.
Еще не отдышавшись, Тайновеличайший полез кистями проверять, не сорвался ли вихрь с Беллы: гадливое чувство вернуло ее в реальность. Она отбросила мосластое тело, Тайновеличайший стал на четвереньки, натужно закашлялся. Юноша и подошедшая проводница, согласно старинным решским обычаям, лобызали обувь Беллы и Тайновеличайшего. Последний вяло отбрыкивался. Все, присутствовавшие на перроне, столпились вокруг, тщательно соблюдая десятиметровую дистанцию - вот сотник пришел в себя, аккуратно стал на колени, взмахнул руками - и все дружно зааплодировали.
Время не ждет. Белла аккуратно приподняла юношу: "Авид? Ты помнишь, что надо делать?" Юноша посмотрел на Беллу: ну да, стоит жить ради таких взглядов, миндаль-огонь, поклонился ей до земли, и занялся своим делом. Как кошка, метнулся к четвертому вагону - толпа судорожно расступилась, постучал по канализационному люку, открыл привычным движением. Выловить из толпы Аллу. А чемоданы? "Тайновеличайший, мне, право, неудобно, но не соблаговолите ли вы...." "Блин. Драная лахудра."
Чемоданы были главным впечатлением получасового путешествия через вокзальную канализацию. Тайновеличайший не управлялся - и всем четверым пришлось принять живое участие, протискивая их через люки и туннели, покрытые дурнопахнущей слизью, радуясь сердцем, когда их можно было протащить по влажным рельсам, сокрушаясь, когда приходилось их, переставляя со ступеньки на ступеньку, поднимать по казавшимся бесконечными винтовым лестницам. Граница открылась неожиданно - в относительно просторном зале, полутораметровой высоты, шумели четыре насоса, два с их стороны, два с нашей. Белая полоса разделяла зал. Если приглядеться, можно увидеть преломление света на поле кольца, исчезающем на границе. За полосой лежал тыск-контрабандист, среди банок пива, пустых и полных. Видать, из горных: в ушах, губах и бровях - многочисленные металлические колечки, те же и в черной кожанке, между ног отдыхает ручной пулемет. На шум лениво приподнял голову. "Халло Авид". Разглядев компанию, удивился: "Гирка Сноейдройинг ипх", вскочил на ноги, пулемет нервно задрожал в руках. Ну вот, дурной мужик всегда помянет что некстати. Снежная королева - опять - зачем? Вроде все складывается. Ну ладно, приметам не верить, вперед!
Тайновеличайший остановился. "Белла дочь Мирона. Давайте серьезно. Вы действительно не хотите назад? Немного риска - и трон величайшей Империи? Впрочем, о чем я говорю. Либо Вы непроходимая клиническая идиотка - либо, как не прискорбно это признать, правила игры в этом мире несколько изменяются с течением времени. Это противно и неприемлемо - для меня. В любом случае - вне поля кольца я не могу существовать. Двести восемьдесят четыре года. За границей я рассыплюсь в прах - за несколько секунд. Мне трудно сделать это самому, но ты, лахудра драная, вот толкни меня сейчас за эту белую линию." Белла легко приобняла костлявые плечи. "Доктор Дулиттл. Вас еще ждут пациенты. А нам и в правду пора."
"Херцлихь вилькомен нах Тыскланд!" махнул пулеметом полуметаллический горный тыск. Авид, Алла, Белла пересекли белую линию. С чемоданами теперь пришлось управляться втроем. Опять те же люки, туннели, винтовые лестницы - но как-то с большим оптимизмом воспринимаюшиеся. Открыта крышка последнего люка - свет, вспышки фонов репортеров, вылазим, и попадаем в обьятия Эду и Эде - и толпа на перроне, образовав правильный полукруг, аплодирует.
Авид поклонился в последний раз, поцеловал руку на прощание. Засветился мощно юноша, профессию контрабандиста надо менять на что-то более скромное. Ничего - еще молодой. Загрузили чемоданы в снежно-белый тысканский поезд, разместились вчетвером на грязно-синих жестких сиденьях шестиместного купе. Поезд тронулся, вот последний разворот перед туннелем, последний взгляд на родные еще горы. Тут Алла переключилась на быструю моду. Этот солнечный зайчик - от прицела снайпера. В быстрой моде Алла повалила всех - и себя - наземь. Вовремя. Четыре пули прошли сквозь окно купе, обращая стекло в пригоршни зеленоватых осколков. Стало свежо. И вот тогда Белла расплакалась.