Карточный домик для Микки Мауса
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
|
Аннотация:
Рассказ об игроке, зависимом от игры. Он богат, но это деньги родителей, и он все их спускает в казино. Родители в отчаянии, никакие традиционные методы лечения игромании не помогают. Тогда они прибегают к услугам "частника", который обещает 100% гарантию. Написано в подарок Sumya
|
Карточный домик для Микки Мауса
1. Встреча в Филях и бойня на Эльбе
В летнем кафе в одном из престижных районов столицы беседовали два человека. Стояла изнуряющая жара. На смену июню пришел июль, показавшийся еще более жарким. Но оба мужчины, прейдя на эту встречу, не сочли приемлемым пренебречь офисным стилем в одежде. На одном, кто внешне выглядел намного старше, был белый костюм от известного кутюрье, на другом - классические темно-серые брюки и светлая рубашка с длинным рукавом. Вид у обоих на фоне солнцепека и других, мучающихся от жары, посетителей кафе, был удручающе свежим.
Тот, кто был на несколько десятков лет моложе, предпочитал отвечать на вопросы, но не спрашивал сам. Это интриговало старшего, презентабельного мужчину слегка за пятьдесят. Поэтому он с каждым разом все настойчивей задавал интересующие его вопросы.
- Вы гарантируете излечение? - с нажимом задал он самый интересующий его вопрос.
- Нет. - Небрежный жест руки. Официант, появившийся, словно из ниоткуда, и вежливая просьба рассчитать.
- Но какие-то гарантии вы можете мне дать? - старшему не понравились ни тон, ни небрежность, ни сам ответ, но он был заранее предупрежден о его манере изъясняться. Поэтому не стал одергивать своего молодого собеседника.
- Лучшая моя гарантия, - медленно проговорил тот, прямо глядя ему в глаза и не тушуясь под пристальностью ответного взгляда, - это то, что после стольких неудач вам посоветовали обратиться именно ко мне.
- С вами не так просто вести дела, - примирительно заметил мужчина в белом костюме.
- Вы правы, - согласился с ним тот, кто был лет на пятнадцать моложе его, - но вести дела или нет, только вам решать.
- Хорошо. - Помедлив, решительно кивнул старший. Наклонился вперед, всмотрелся в глаза собеседника и произнес еще тверже и решительнее, - забирайте его. - И тут же добавил, - но мне хотелось бы знать, когда я смогу узнать о результатах.
Молодой бросил быстрый взгляд на дорогие, платиновые часы. Кивнул, словно сам себе, и снова посмотрел на заказчика опытным взглядом продавца услуг особого профиля.
- Пятого августа в это же время. Вот адрес, - и выложил перед ним прямоугольник визитки. - Там указан адрес. Если будет желание, можете подъехать и проинспектировать.
- Значит, через месяц, - обронил мужчина в белом костюме, поднял визитку к подслеповатым глазам. Прочитал адрес. Кивнул, соглашаясь со всеми условиями.
Официант принес счет. Старший попытался заплатить за обоих. Но тот, что моложе, отказался. Заметив, что предпочитает за все свои деловые ужины, обеды и завтраки платить сам. Заказчик настаивать не стал. У каждого свои причуды и стоит их уважать.
Мужчина в белом костюме ушел первым. Его собеседник остался и позволил себе неспешно выкурить сигарету. И только после этого он покинул увитый искусственным плющом навес и вышел под безжалостные лучи полуденного солнца. Очередная операция под кодовым названием "Перевоспитание золотого мальчика" началась. Сколько их было, тех операций? С последним своим клиентом он полюбовно расстался только неделю назад. И вот, новый заказ. Неожиданный, но не предвещающий сюрпризов. На этот раз игрок. И, по словам отца, парень сам готов согласиться на любые издевательства, лишь бы любимый папочка не лишил наследства. Интересно. Пора бы узнать, что за папенькиного сынка ему придется перевоспитывать на этот раз.
Всю свою сознательную жизнь Владимир Горохов только тем и занимался, что разочаровывал собственного отца. Он знал об этом. И, как и большинство золотых деток, гордился, что настолько достал собственного "старика", что тот не постеснялся нанять для него не очередного штатного психолога, а Угрюма собственной персоной. Эта гордость была сродни той, что испытывает всякий "золотой мальчик", когда на первое восемнадцатилетие получает в подарок не подержанную девятку, а новенький бентли. О своем восемнадцатилетии Мир старался не вспоминать. Это было чревато головной болью и острыми резями в желудке. О собственной прогрессирующей язве он целенаправленно умалчивал. Пока еще ни разу не понадобилась госпитализация. И то хлеб. Плакаться отцу он не собирался. У них в целом были непростые отношения, что в кругах богачей вовсе не новость. И все-таки, тем, что сумел сподвигнуть собственного отца на крайние меры, Мир гордился. Прозвище ему дала жена. Оно и прицепилось. Немногочисленные друзья тоже стали звать его Миром. Многочисленные приятели называли по всякому, но на людей, которых он не мог назвать друзьями, Миру было плевать. Он считал их всех корыстными и продажными. И не ошибся, ведь именно такой приятель, Леха Скогорев, сдал его со всеми потрохами.
Мир, как обычно, сидел на высоком стуле перед "одноруким бандитом" и, как заведенный болванчик, ссыпая в прожорливую щель автомата металлические кругляшки, дергал и дергал за рычаг. Выигрывал редко. Да и не за выигрышем он сюда приходил. Но это, как он давно уже понял, его домашних мало волновало. Отец только вчера пригрозил, что если он откажется от очередной попытки лечения своей зависимости, он перестанет выдавать ему деньги. Совсем. И так уже дети с Викой у них с матерью живут, отец забрал их, чтобы, как он выразился, не показывать девчонкам приползающего под утро папочку. Так что в этой жизни его, как могло показаться, ничего, кроме игры, не интересовало. На этом он и попался.
Его скрутили прямо в казино.
Он не сразу сообразил, что происходит. Рядом с ним появились сразу два человека. Мир обнаружил их не сразу. Но, когда поднял глаза и увидел недобрый взгляд одного из этих амбалов, было поздно. Сзади ему попытались закрыть нос какой-то тряпицей, и мир, непременно, погрузился бы для него в темноту, если бы не быстрота реакции. Судя по всему, эти парни не ожидали, что "объект" окажет сопротивление. Поэтому Мир застал их врасплох. Смог вырваться и, не оборачиваясь, метнулся к выходу, решив, что сможет спастись, задействовав какого-нибудь знакомого из охраны казино. Но те смотрели сквозь него, однозначно давая понять, что им отдельно приплатили, чтобы не вмешивались.
Мир чертыхнулся и побежал к черному ходу. Громилы неслись за ним, буквально наступая на пятки. Но парень не собирался сдаваться. В свои неполные двадцать пять он только выглядел тощим, но на самом деле был просто жилистым, точнее, двужильным. Но благодаря такому телосложению ему удалось ввести в заблуждение своих преследователей, впрочем, не только их. Они думали взять измором. Загонять его до кровавой рвоты, но нет. Он целенаправленно петлял и несся к своей цели. И тут... Леха Скогорев, бесславный работник казино, а, точнее, бармен. Он вылетел прямо на него, выскочив из-за барной стойки и, как мог, сделал подсечку. Мир споткнулся. Вымартерился, но выровняться уже не смог. На него навалилось сразу двое громил. Один заломил руку, не давая возможности вырваться, а второй снова опрыскал платок какой-то дрянью и...
- Достаточно. - Голос холодный и властный раздался откуда-то сзади.
Мир вздохнул и расслабился, вжимаясь щекой в ворс красного ковра. Кажется, он, действительно, зря трепыхался. Вот и явил себя очередной отцовский песик на побегушках. Лечить его явился. Ну-ну. Судя по методам, нелегко будет такого одурачить. Но Мир не собирался отступать от своих собственных планов на эту жизнь.
Его отпустили и подняли на ноги. Он вскинул голову и столкнулся с внимательным взглядом широкоплечего, коренастого мужчины на вид лет тридцати - тридцати трех. В презентабельном костюме, дорогих, нет, просто дорогущих ботинках. С черными, коротко стрижеными волосами, которые, как оказалось, стоило только ему повернуться в профиль, на затылке заканчивались несколькими жидкими, нарочно оставленными прядками, которые и были сплетены в модную косичку. Мир поморщился. Пижон, вот как он его окрестил. Нет, хуже - молодящийся пижон.
- Ты меня впечатлил, - обронил мужчина, смерив его долгим взглядом.
У Мира был на редкость расхристанный вид. Брюки висели на бедрах. Под них были надеты кроссовки, а сверху на выпуск болталась на узких плечах ярко-желтая рубашка на два размера больше нужного. Но новый наемный работник отца ничего на это не сказал. Просто спросил.
- Сам пойдешь?
Мир мерзопакостно, как только мог, улыбнулся. За годы практики он научился филигранно владеть лицом, умел скорчить из себя мерзавца или, напротив, прикинуться агнцем невинным.
- А че, не пойти? Папка денежки платит...
- Глаза, - скомандовал мужчина и кто-то из его подручных, подойдя сзади, завязал Миру глаза. Парень и не подумал сопротивляться. Но и комментировать происходящее не стал. Посчитал, что не стоит снисходить до этих отморозков.
Его вывели на улицу. Словно в парилку вышел, - мелькнуло в голове. Про себя Мир тяжко вздохнул. Когда же папочка угомониться? Ответ один - никогда. Иногда, в последнее время все чаще, мелькала мысль о самоубийстве, но он помнил об Анечке и Любочке, о дочках своих. Поэтому старался держаться. Избегал отца как мог. А потом он отобрал их у него. Заявил, что делает это только ради их блага. Мир не смирился. Мир готовился мстить. Но папа снова нанес удар первым. Но ничего, подлечиться и снова за дело, - так он решил про себя, садясь в машину, к которой его подвели. Кто-то придержал рукой его голову, не позволяя неосторожно разбить её в кровь. А так хотелось. Быть может, хотя бы такая крайняя мера позволила бы проснуться от этого затянувшегося кошмара, в который давно превратилась его жизнь.
2. Будем жить по-новому
Антон Павлович Самохин был человеком убедительным. В том смысле, что зарабатывал себе на булку с маслом и икрой с помощью своего, так называемого, дара. Получив экстерном степень по психологии в Кембридже, он мог с уверенностью утверждать, что на своих подопечных и подопытных он не оказывает гипнотического воздействия. Это было другое. Способность в приватной беседе так работать голосом, интонациями, тембром, что человек, находящийся под его воздействием несколько сеансов кряду, проникался к нему полным доверием и очень быстро перенимал от Антона именно те взгляды на жизнь, которые он пытался внушить. Его прозвали Угрюмом, он на самом деле редко улыбался. И теперь Антон Самохин считался лучшим и одним из самых дорогостоящих специалистов по перевоспитанию деток селебритис.
От своего нового задания он не ждал сюрпризов. Были в его практике два игрока, которые после общения с ним навсегда завязали с игрой. Сейчас живут как нормальные люди, деньги в папенькиных компаниях зарабатывают. Семьями обзавелись. Антом всегда скрупулезно отслеживал дальнейшую судьбу своих подопечных, считая это частью своей работы. Поэтому мог позволить себе некую толику самоуверенности в относительности своего нового пациента, как назвал бы его среднестатистический врач-психолог, но Антон всех их звал подопечными, не приемля в общении с людьми высоконаучный, медицинский слог.
Конечно, далеко не все люди так легко поддаются внушению. У некоторых, как Антон знал по личному опыту, встречается и вовсе полный иммунитет. Но то люди в традиционном понимании сильные. Не телом, нет. Духом. Упрямые, целеустремленные, точно знающие чего хотят от этой жизни. Но его подопечными становились детки богатых родителей. Развращенные, слабохарактерные, легко ломающиеся, если правильно надавить. Поэтому его бизнес процветал. И сам Антон, вынужденный пять-восемь раз в год тесно контактировать с не самыми приятными личностями, на жизнь не жаловался. Напротив, любил свою работу и был всем доволен. Разумеется, до определенной степени, но у большинства есть свои скелеты в шкафу, по большому счету, если оценить беспристрастно, его были не самыми крупными.
- В течение месяца ты будешь жить здесь. - Монотонно начал инструктировать он, как только с глаз нового подопечного стянули повязку.
Они сидели в гостиной его, так называемого, рабочего дома, в котором он проводил свои сеансы, Антон в кресле. Подопечный - на диване. Стандартная расстановка. За спиной парня с беспристрастными физиономиями стояли два мордоворота. Антон давно научился их не замечать. Но они были просто необходимы, чтобы создать у подопечного правильное впечатление при первом знакомстве. Парень его удивил, оказав слишком активное сопротивление при собственной поимке. Но в практике Антона встречались и более прыткие личности. Поэтому его удивление было несколько иного рода. Прежде, чем взяться за дело, он предельно подробно расспросил заказчика о личности сына. И тот был убежден, что парень - слабак и хлюпик. Его слова, между прочим. И, когда в первый же день новоиспеченный подопечный проявил себя столь неоднозначно, Антон почувствовал, как в душу закрадывается подозрение. Но решил, что по ходу разберется. Достаточно лишь прощупать паренька на первом сеансе, как все станет ясно. Размышляя об этом, он продолжил первичный инструктаж.
- Условия просты. Как только ты срываешься, и я застаю тебя у автомата, - Антон указал взглядом на игровой автомат, что был специально для таких подопечных установлен в гостиной. - Я даю тебе задание и ты, в наказание, его выполняешь.
- И какого рода будут твои задания?
- Ваши.
- Твои. Ты первым начал.
Антом мог бы настоять на своем, но, видя, как держится его новый подопечный, заподозрил, что рассказ заказчика был неполон и сведения, собранные им с помощью профессионалов о собственном сыне, частично ошибочны. Пока он надеялся, что все же частично, но отчетливо слышал тревожные звоночки, которыми ему сигнализировала его собственная интуиция. Поэтому он оставил заявление парня без комментариев и все так же отстраненно продолжил свой инструктаж.
- Никаких контактов с внешним миром. Стационарной телефонной линии здесь нет, мобильный телефон я верну тебе только через месяц. По окончании терапии.
- То есть позвонить своим детям я не смогу? - спросил подопечный, и Антон отметил, как потемнели при этих словах его глаза.
Похоже, не так уж ему и безразличны его дочери, как настаивал заказчик. Плохо. Что еще ему забыли о нем сообщить? Беда в том, что он, как настоящий профи, провел собственное исследование личности будущего подопечного, и все слова его отца полностью подтвердились. Об этом было множество свидетельств. Но тот парень, что сидел перед ним, совсем не походил на прожженного игрока и замшелого эгоиста, зацикленного только на себе одном. Плохо. Очень плохо. Это его ошибка. Ошибаться Антон не любил. Это могло стоить ему репутации, которая в его бизнесе значила очень и очень многое.
- Нет. - Ответил он без заминки. - Впрочем, как и вызвать подкрепление.
- Уже были прецеденты? - уточнил подопечный. Взгляд его не изменился ни на йоту.
- Были. - Антон кивнул и жестом руки отпустил телохранителей.
Те бессловесными тенями покинули особняк. Через пару минут с улицы донесся шум двигателей. Они, наконец, остались в доме одни. Только вдвоем. В чем и заключалась начальная стадия терапии доктора Угрюма.
- Один парень до тебя, в начале моей карьеры, изрядно потрепал мне нервы, вызвонив дружков, которые примчались сюда на двух машинах и попытались его забрать.
- И чем дело кончилось? - поинтересовался подопечный обманчиво спокойным голосом.
- Он остался со мной. Их отправили восвояси. Кого-то увезли на скорой, кого-то в ментовку.
- Угрожаешь?
- Предостерегаю. Не стоит думать, что раз я тут с тобой один на один, то меня не стоит опасаться.
- Не в моих правилах недооценивать противника.
- В американском блокбасторе фразу подхватил?
- А где еще? - покладисто согласился подопечный и встал на ноги.
Его нелепый наряд выглядел на нем, по меньшей мере, смешно. Этакий цыпленок табака. Помятый, желтый, неоперившийся. Но подсознательно Угрюм понимал, что конкретно этого парня недооценивать не стоит. Антон предпочитал доверять своей интуиции. Как и дар убеждения, когда-то она не раз спасала ему жизнь. Он наблюдал за парнем из своего кресла. Ждал, что тот скажет или сделает дальше.
- И ты не попытаешься меня убедить, что твое лечение нужно в первую очередь мне? Что не стоит видеть в тебе противника? А воспринимать нужно как доброго дядюшку, призванного мне, заблудшей овечке, помочь? - насмешливо уточнил подопечный после паузы.
Антон подпер голову тыльной стороной ладони, снова осмотрел парня с ног до головы и заметил.
- Если скажу, ляжешь на спину, подожмешь хвост и подставишь брюхо под хозяйскую руку?
- Не дождешься, - со смаком припечатал Мир.
Да, Угрюм прекрасно знал, как называют этого парня приятели и друзья. До момента официального знакомства, даже про себя, он предпочитал называть всех этих золотых мальчиков и девочек просто подопечными, без имени. Но уже сейчас со всем своим опытом он разглядел в парне личность. И даже признал, что этому мальчишке присуще определенное обаяние. Поэтому сделал уступку собственным правилам. Если бы он не был способен в нужный момент совершать тактические отступательные маневры, давно бы лежал под могильной плитой. Но это так, к слову. К делу оно не относится.
И так, Мир. Он заинтересовал его.
- Тогда не вижу смысла сотрясать попросту воздух.
- Весьма дальновидно, - холодно похвалил Мир.
Развернулся и прямой наводкой отправился к игровому автомату. Не оборачиваясь, сказал.
- Ну, что ж. Приступим.
И дернул за рычаг. Барабаны с цветными картинками завращались. Автомат начал издавать привычные любому игроку звуки. Ничего путного не выпало. Комбинация была так себе. Но не ради нее все это затевалось.
Мир обернулся. И с открытой мальчишеской улыбкой на узком лице поинтересовался.
- И так, гражданин, товарищ, барин, каким будет мое первое задание?
Антон, без улыбки, сообщил. Он прекрасно помнил, из какого фильма молодой проныра позаимствовал столь нелепое обращение. Но никак на него не отреагировал. На этот вопрос у него заранее был готов ответ.
- Сегодня ты готовишь ужин. - И помедлив, уточнил. - На двоих.
- Будет сделано в лучшем виде, - отрапортовал Мир и все с той же наигранной веселостью козырнул в сторону своего похитителя.
Угрюм удалился в свой кабинет. Парень отправился на кухню. Антону не было нужды следовать за ним. По всему периметру дома были расставлены камеры. Поэтому он вполне мог себе позволить роскошь одиночества. Ему не мешало подумать. Хорошенько подумать. Как он мог что-то упустить? И другой вопрос, ладно он. Его команда собирала сведения о парне в кратчайшие сроки, но Эдуард Владленович, отец Мира, как он, с его связями и амбициями мог так плохо знать своего собственного сына?
Убедившись, что парень, действительно, оккупировал кухню, а не подался куда-нибудь еще, например, в бега, что, признаться, было странно, Угрюм снова взялся за собранное на него досье. Кто же допустил прокол?
3. Ужин - повод для откровений
О Владимире Эдуардовиче Горохове было известно следующее. Родился двадцать четыре полных года назад. Учился сначала в общеобразовательной, районной школе, но, когда у его родителя дела пошли в гору, был переведен в элитную столичную гимназию. Учился средне, ничем выдающимся не отличался, но троек в аттестате не было. Женился сразу же после школы. На девушке, которую выбрал для него отец. Читая об этом, Угрюм и в первый раз недобро ухмылялся, и во второй тоже хмыкнул. По его мнению, сей поступок наилучшим образом характеризовал парня, как папенькиного сынка и бесхребетного спиногрыза, сидящего на шее у того же папеньки. Но тогда возникал вопрос, откуда взялся тот ироничный парень, который, если верить экрану дополнительного монитора, все еще кудесничал на кухне. То, что Мир именно кудесничал, не оставалось сомнений. С обычной холостяцкой яичницей, на которую Угрюм рассчитывал лишь в самом лучшем случае, так долго не колдуют.
Ладно, вернемся к досье.
После женитьбы в восемнадцать с небольшим, парень окончательно забросил универ. Так что, несмотря на то, что он официально числился на очном отделении экономического факультета, диплом был полностью куплен папочкой. Сам бы с таким количеством пропусков Мир его никогда в жизни не получил бы. Через год после свадьбы родилась первая дочка. Назвали Анной. Сейчас ей уже четыре года. Второй ребенок появился полтора года назад. Назвали Любой. Сейчас они с матерью жили в загородном доме Эдуарда Владленовича. Он забрал их к себе около полугода назад, когда задался целью, сделать из сына-игрока нормального человека. До этого, чета Гороховых жила отдельно от родителей в столичной квартире. Со старшим поколением семьи общались редко, но Горохов-старший пристально следил за молодыми, ежегодно оплачивая не мерянные счета одного элитного детективного агентства, которое и вело наблюдение, еженедельно предоставляя ему отчет. Но, даже не взирая на то, что по сведениям детективов Горохов-младший каждую ночь проводил за дверями казино и приползал домой лишь под утро, его отец относительно долго терпел такие выходки сына. Потом решился на крайние меры.
Примечательно, что жена Владимира Вика была против решения свекра и приложила все усилия, чтобы отговорить его. Но Горохов-старший был убежден, что все бабы дуры, и что Вика не исключение. Влюбилась в его сыночка, как кошка, вот теперь и артачиться. Выгораживает его. Так что внучек и их мать он, не слушая никаких уговоров, забрал к себе. Думал, что хоть это отрезвит горе-папашу. Но, если верить сведениям все той же "наружки", Владимир даже не почесался. В дом отца, чтобы пообщаться с дочерьми, он не пришел ни разу. Общался только с отцом - приезжал в офис раз в неделю и без зазрения совести клянчил у родителя деньги. Тот когда давал, когда нет. Но чаще, конечно, пытался помочь непутевому сыну, чтобы тот в одиночестве окончательно с голодухи в пустой квартире не загнулся. Потом родитель надумал вылечить нерадивое чадо от вредных привычек. Начал таскать по психотерапевтам и клиникам. Там, после очередной кругленькой суммы, быстро заявляли, что сынишка его полностью излечен от зависимости. Тот мило улыбался, кивая на все слова врачей. А через пару дней с невозмутимой миной на лице снова отправлялся в казино.
Вот все, что было известно Угрюму о его новом подопечном. Если вдуматься, то не так уж и мало. Но та личность, что предстала перед ним пару часов назад, разительно отличалась от того парня, каким все считали Владимира. Что-то тут было не так. Какая-то загадка. Интрига. И Антон, как истинная ищейка, взявшая след, понял, что это задание станет для него не только прибыльным делом, но и захватывающей игрой. Если он правильно понял все то, что успел услышать от Мира, тот тоже совсем не против поиграть.
Одно внутренне напряжение, которое отчетливо читалось на его лице даже через объектив кинокамеры, когда он только вошел на кухню, дорогого стоит. Словно парень мучался сомнениями. Подыграть ему своему пленителю, или сделать так, как душа лежит? Судя по тому, что он там готовит, основательно выпотрошив холодильник, Мир выбрал второе. Антон, наблюдая за ним, усмехнулся. Странное ощущение. Позабытое. Совсем несвойственное ему сегодняшнему. Но когда-то именно оно сопутствовало всем его делам. Ему всегда нравилось преодолевать трудности и любой ценой двигаться к победе, огибать препятствия, строить планы, проводить тактические маневры, производить обманные отступления. Но со временем, работа приелась. Стала рутиной. К тому же, по мере накопления опыта, сопротивление подопечных с каждым разом становилось все проще преодолевать. Да и времена изменились. Теперь молодые ребята и девчонки были вовсе не так сложны и многогранны, напротив, в большинстве своем поверхностны и безыдейны. Не то, что раньше. Поэтому Антон стал уставать и, порой, даже тяготиться своей работы. Но в лице Владимира отчетливо почувствовал вызов своим профессиональным навыкам. И сейчас, сидя в кабинете, вознамерился во чтобы то ни стало его принять и... победить.
На ужин Мир запек курицу в сметане, предварительно нашпиговав её грибами и обложив картошкой. Вышло вкусно. Было понятно, что парень знает толк в этом деле, даже если это единственное приличное блюдо, которое он умеет готовить. Антон оценил. Поднял глаза от тарелки, отложил вилку. Сложил руки перед лицом и устроил на переплетении пальцев подбородок. Полюбопытствовал.
- Соблазнить меня решил?
Владимир, с нескрываемым аппетитом опустошающий собственную тарелку, чуть не подавился. Закашлялся, хлебнул холодной воды из высокого стакана, и поднял на Антона ошалелый взгляд.
- Ты что из этих?
- Каких?
- Голубых.
- Я думал, ты. - Невинно обронил на это Угрюм, ожидая реакции. Ему было интересно, что ответит на это его противоречивый и таинственный подопечный.
- Что? - Мир растерялся еще больше, - но у меня же...
- Семья, дети, я знаю, - отмахнулся Антон, - но это не показатель. Общеизвестный факт.
- Нет, - раздосадовано буркнул Мир, похоже, Угрюму удалось его пронять. - Не из этих. А что, это объяснило бы мою нездоровую страсть к игре?
- Словами отца говоришь?
- А кого еще?
- Расскажи мне о том моменте, когда ты его по-настоящему возненавидел. - Мягко обронил психолог. Зная, что если давить, то до конца. Только тогда можно получить пусть и самые непредсказуемые, но и самые полезные результаты.
Глаза Мира на секунды вспыхнули, но он подавил в себе злость. С тоской глянул на тарелку с остывающим куриным мясом и картошкой, обильно политой спекшейся в духовке сметаной. И тихо процедил, даже не думая подбирать слова.
- Когда он заставил меня жениться.
- Почему-то я так и думал.
- Да, что ты?
- Представь себе. Этот переломный момент отчетливо прослеживается в твоем досье. - И, когда Мир, буравящий его недобрым взглядом и все сильнее сжимающий кулаки, никак не прокомментировал его слова, Антон пояснил. - Ты совершенно забросил учебу, словно назло решил сделать. Тогда и начал играть, не так ли?
- Не тогда, - бросил Мир и, вытерев руки полотенцем, снова встретился взглядом со своим истязателем. Его взгляд поменялся буквально на глазах. Из тяжелого и нелюдимого, превратился в легкомысленный и легкий. Угрюм заподозрил, что у парня заготовлен для него туз в рукаве. И не ошибся.
- И каков мой диагноз, дяденька доктор?
- Можно Антон.
- Или, лучше, Антон Палыч, - произнес парень. Вот он туз. Антон такого не ожидал. О нем знали заказчики, но никак не подопечные. Владимир снова удивил его. - Я наводил справки, - добавил Мир и подождал реакции Угрюма.
- Весьма предусмотрительно с твоей стороны.
- И какую оценку я получу за прилежно выполненное домашнее задание?
- Тройку. - Тут же ответил Антон.
- Мало.
- Уберешь после ужина со стола и помоешь посуду, так и быть, накину до четырех.
- Ну, уж нет. Или хочешь поменять условия собственной игры.
- В этой игре ставка - твое выздоровление.
- Все еще считаешь, что я болен?
- Уверен в этом.
- Мне бы твою уверенность, - после непродолжительной паузы бросил Владимир и вернулся к еде.
Угрюм какое-то время пристально наблюдал за ним, но парень, надежно спрятавшись за маской невозмутимости, даже не подавился. Антону тоже ничего не оставалось, как поесть в тишине и мнимом спокойствии.
На ночь они разошлись каждый по своим комнатам. Антон продемонстрировал Миру его новые апартаменты и скрылся за следующей по коридору дверью. Здесь, как и в кабинете, были мониторы, на которые выводилась картинка с камер наблюдения. Разумеется, и в гостевой спальне было свое всевидящее око. Первую ночь Угрюм по привычке собирался провести без сна. Именно в это время большинство его предыдущих подопечных решались на дерзкий побег, который оканчивался полным фиаско.
Антон был убежден, что Мир не побежит. И все же, не позволил себе расслабиться. Он уже понял, от этого парня можно всего ожидать. Тем интереснее игра, не так ли?
4. Карточный домик - хуже клетки.
Каждый знает, что мы все когда-нибудь умрем. Каждый надеется, что это случиться как можно позже. Но есть нечто, что может оказаться куда хуже ожидания смерти. В старом мифе это назвали - Домоклов меч. Когда живешь, не зная, что с тобой случится завтра или, еще хуже, через час, через минуту. Клетку ты видишь перед собой. Она чужая. Её хочется сломать и выбраться наружу. Но карточный домик, каким бы ненадежным он не казался, он твой, родной, возможно, даже любимый. Но он карточный, его так легко сломать. И ты все время ждешь, что ветер, дующий со всех сторон, дунет чуть сильнее, чем обычно, и домик рассыплется, и больше ты не сможешь собрать его таким, каким он был раньше. Такой была жизнь Мира с того самого момента, как в одиннадцатом классе отец ни с того, ни с сего решил его женить.
Что случилось, Мир так и не понял. Почему отец так решил? Что послужило причинной? Но именно тогда он осознал, что у него нет и, пока жив отец, не будет собственной жизни. Что его дом, который он, как и многие в его возрасте, считал маленькой крепостью - не более чем карточный домик. В любой момент отец выдернет одну из карт, и домик разлетится, словно и не было его.
Последний раз это произошло, когда он отобрал у него девочек. Просто пришел и отобрал. Как будто они, как и сам Мир, не более чем его собственность. Мир не стал клянчить и унижаться. Уже знал, что бесполезно. Отец давно покушался на их с Викой мнимое счастье, и вот, нашел повод и его прикарманить. Мир снова остался наедине с собственными мыслями и болью. Раньше девчонки и чуткая на такие дела Вика помогали отвлечься. Не давали опустить руки и сдаться. И он жил надеждой, что однажды отец его поймет, примет таким, как есть, и перестанет пытаться лепить из него нечто, похожее на себя. Но, когда карточный домик снова распался под порывом ураганного ветра, Мир сдался. И все его надежды превратились в ненависть. Он задумал мстить. Отец опередил его, наняв этого Угрюма. Но Мир думал, что сможет переиграть нового отцовского песика, до самого своего приезда в этот дом, до того момента, как с его лица сдернули непроницаемый, черный мешок, до того, как они с Угрюмом не обменялись любезностями, он надеялся. Теперь надежда умерла.
Он укрылся пододеяльником с головой, до боли стиснул кулаки и зубы. Его трясло. Недостойно и мелко для парня его возраста. Но это было сильнее его. Мир катился в тартарары. Душа истекала кровью. Как можно быть таким слепцом? За что? Отец, за что? В голове проносились сотни мыслей. Они гудели под черепной коробкой, как рой растревоженных ос. Они мучили. Терзали. Мир не знал, куда от них деваться.
Он любил дочерей, хоть и не любил их мать. Она об этом знала. Они дружили. Да, и это в их жизни казалось самым главным. Тем козырем, что позволил им обоим выжить и не сорваться. Вика пару лет назад полюбила другого. И даже нашла в себе смелость признаться в этом мужу. Миру бы ревновать, а он радовался за нее. Даже покрывал их редкие свидания с избранником. Отпрашивался с работы, которую скрывал от отца, сидел с детьми, пока Вики не было дома. Он знал, что если сам когда-нибудь встретит другую девушку, жена точно так же будет покрывать его. Они оба были заложниками жизни, которую им навязали. И оба не знали счастья. Единственной отрадой для обоих стали общие дети. Наверное, отцу об этом донесли, поэтому он так беспощадно решил ударить по самому дорогому. За что? За то, что Мир всегда, с самой школы хотел жить своей жизнью, а не претворять в жизнь отцовские мечты? Только за это?
Внутренности жгло огнем, как после афродезиака. Только больнее. Возбуждение можно было бы пережить, найти способ, как отвести душу. Но эта боль, хоть и казалась похожей, была иной. Мир был и рад метаться по кровати, дергаться, перекатываться то к одному краю, то к другому, но он подозревал, что весь дом нашпигован камерами, как недавняя курица грибами. И не хотел, чтобы стороннему наблюдателю было видно его состояние. Он заставлял себя лежать под пододеяльником неподвижно. Но зубы ныли. Так сильно он сжимал челюсти. А стиснутые в кулаки пальцы начали неметь. Он заставил себя разжать их. Расслабился. Карточный домик снова разрушен. Есть ли смысл о нем жалеть?
Есть. Там были дети, Вика. Подобие семьи. Пусть и не такой счастливой, как принято описывать в женских романах и показывать в сериалах с непременно счастливым концом. И они были дороги ему. Его девочки. Отец не знал, Мир сделал все, чтобы о таком не узнал никто, что он каждый вечер звонит им с работы, наговаривает бешеные суммы за мобильную связь, но рассказывает на ночь сказки. Прямо по телефону. Мобильник Вики, скорей всего, на прослушке. Но свой он поменял, как только отец их забрал. Оформил покупку на подставное лицо. А у Аннушки, его старшей дочки тоже есть свой мобильник. Ей вечерами, тайком приносит его Вика. В собственном доме отец вряд ли позволил кому-то камеры поставить, поэтому не подозревает об этом. Но теперь Мир им даже позвонить не может. Что они подумают? Как отнесутся? Ведь Вика, разговаривая с ним по мобильному дочери, говорит, что без "папиной сказки" девочки отказываются засыпать.
Свернувшись в позе эмбриона, мучая себя мыслями, изводя сомнениями, снова и снова прокручивая в голове те варианты, которые он мог бы избрать, Мир уснул. И снилось ему, что он все еще не спит, что, не включая свет, встает с кровати. Пересекает коридор. Приходит в ванную, подозрительно похожую на ту, что была в отцовском доме. Но в тот момент он не обращает внимания на это сходство. Его взгляд приковывает опасная бритва, которая в раскрытом виде лежит на стеклянной полке под зеркалом. Он смотрит на свое отражение. Растрепанный, осунувшийся. Его лицо всегда было узким, почти треугольным из-за острого подбородка, а теперь еще и скулы заострились. Глаза впавшие, потускневшие, а раньше казались голубыми, теперь почти серые. Волосы стоят торчком, во все стороны. Давно пора бы к парикмахеру, но обычно Вика со знакомым мастером договаривается, но теперь её нет с ним. Она с девочками у отца живет. Грудь сковывает холод.
Он берет в руки бритву. Лезвие блестит в электрическом свете. Смотрит на свои руки. Прикладывает лезвие к запястью, ждет. Поднимает глаза на зеркало и... встречается взглядом с Угрюмом.
- Слабак, - ровным, уже знакомым голосом роняет чужое отражение.
В ужасе Мир отшатывается, оборачивается. Но за спиной никого нет. Он снова смотрит в зеркало. Там снова Угрюм. Пристально смотрит, не улыбается. Выжидает. По ладони течет теплая кровь. Когда он успел порезаться? Виски сдавливает резкая боль. Мир опускает глаза на руки, отшвыривает от себя опасную бритву, но та не падает на пол, а попадает в зеркало. Он видит её в руках у Угрюма. Тот режет по живому. Не по себе, нет. Он высунулся из зеркала, и режет его руки, его, Мира.
Мир пытается вырваться, оттолкнуть, видит, как на пол струйками стекает его собственная кровь. Белый кафель уже весь в густых вязких потоках. Он кричит и... просыпается от собственного надрывного крика. Не подозревая, что Антон, наблюдающий за ним, мучается оттого, что не знает, как лучше поступить. Его подопечным и раньше снились кошмары, но не в первую ночь, в первую все они, как правило, пытались бороться, отрицать, что больны, оскорбляли, кричали, бились в истерике. Пора кошмаров наступала позже, и в ту пору ему бы и в голову не пришло никого из них будить. Но сон Мира явно был вызван не лечением, к которому Угрюм толком и не приступил. Да, Мир о его муках выбора даже не подозревает.
Лежит, смотрит в потолок. Потом встает и идет на кухню. Садиться там за стол.
Антон решает присоединиться к нему только минут через сорок.
Мир все это время вертит в руках нож, и Антону это совсем не нравится.
Он вошел и прислонился плечом к косяку. Мир почувствовал, что не один, но поднял на него глаза далеко не сразу.
- Решил убить себя? - спросил Угрюм, встретившись с ним взглядом.
Мир невесело усмехнулся.
- Пока нет. Но близок к тому. Не из-за тебя и даже не из-за игры, так что не обольщайся.
- И в мыслях не было. - Отозвался Антон. Подошел и сел напротив. Перегнулся через стол и забрал у него нож.
Мир отвернулся.
- Впервые мне не отец приснился, а ты.
- Можешь объяснить почему?
- Как психолог интересуешься?
- Да.
- Не могу. Может, ты подскажешь?
- Самый напрашивающийся вариант: ты воспринимаешь меня, как олицетворение воли твоего отца. Именно её ты ненавидишь, именно её хочешь вырезать из своей жизни.
- Может быть, - легко согласился Мир. - Я не такой безвольный, как ты думаешь.
- Я это понял.
- Уже? - насмешливо уточнил Мир, снова спрятавшись за маской обманчивого легкомыслия.
Угрюм не ответил. Они молчали какое-то время. Потом Антон встал и вернул ему нож.
- Если надумаешь, я всегда тебя выслушаю.
- А до того?
- Продолжу работать по изначальному плану.
- Долго?
- Твои осведомители не сказали?
- Я думал, - Мир отвел взгляд и в этот момент показался моложе, чем был на самом деле. Как мальчишка, который все еще верит в чудеса и надеется на лучшее. - Что срок можно уменьшить, если я буду паинькой.
Угрюм оперся обеими ладонями о стол. Навалился.
- Так рвешься обратно в казино.
- Нет. К дочерям. - Мир поднял глаза.
- Насколько я знаю, до этого ты не рвался с ними общаться. Они тебя полгода не видели. Еще месяц ничего не изменит.
- Понятно.
Мир снова спрятал глаза, но Антон был уверен, что в них стояло ни с чем несравнимое разочарование. Снова тайна. Непохоже, что он не поддерживал связь с дочерьми. Тогда почему ни его отец, ни нанятые им сыщики об этом ни сном, ни духом?
Больше давить на парня Угрюм не стал. Развернулся и, не говоря ни слова, ушел.
Наутро Мир с непроницаемым лицом встречал его завтраком на той же кухне. Оба знали, что ни один, ни другой не сомкнули в остаток ночи глаз.
5. На новый виток
Мир не рухнет, если ты умрешь. Антон знал об этом по личному опыту. Но понимал, что некоторые люди физически не способны отказаться от желания бродить по лезвию бритвы. Только ступая голыми пятками по отполированному до блеска острию, они чувствуют, что живут, что все еще существуют. По прошествии нескольких дней он пришел к выводу, что Мир из их числа. Парень умен, игра для него вовсе не наркотик, он не жаждет баснословного выигрыша или безоговорочной победы - символом которой является большой куш. Его наркотик - риск. Интрига. Вот, что привлекает его.
С той первой ночи, когда Миру приснился первый кошмар, и они с Угрюмом встретились на кухне, прошло достаточно времени, чтобы Антон смог изучить его. Кошмары продолжают сниться парню с завидной регулярностью, впрочем, за рычаг игрового автомата Мир так же дергает при каждом удобном случае. Это раздражает. Антон уже понял, что на Мира его дар убеждения действует не так, как на предыдущих подопечных. Парень слишком своенравен, чтобы его было так просто переубедить и наставить на путь истинный. Тем не менее, Антон не желает звонить его отцу и переносить сроки их встречи. Он ждет и думает. Порой, так напряженно, что в висках начинает покалывать. А еще он говорит.
Каждое утро за завтраком, который теперь всегда готовит только Мир, в наказание за одну из многочисленных попыток оживить "однорукого бандита", Антон задает вопросы и заставляет Мира отвечать на них. Тот давно уже не артачится. Ведь все это тоже в рамках их небольшой игры. Условие с честностью и правдивыми ответами было выдвинуто Угрюмом в наказание за очередной подход к автомату. Антона смущает то, что такими темпами он может подсадить парня на совсем другую игру, если уже не подсадил, ведь Мир абсолютно не интересуется результатами, что высвечиваются на табло, он играет только для него, Угрюма. Чтобы высказать свое недовольство каким-то его вопросом, или в очередной раз спровоцировать.
По прошествии недели, Антон решает ужесточить правила игры. Он уже делал это с другими. С теми, на кого было не так-то просто повлиять. Либо слишком упертыми, либо слишком самонадеянными. И всегда, всегда ему удавалось их сломать. Он рассчитывает на это и в случае с Миром.
Они завтракают. Сидят за круглым кухонным столом друг напротив друга. Темно-зеленая скатерть, белый фарфор. Две кружки дымящегося одинокого ароматного кофе. У Мира - с молоком, у Антона - черный. Угрюм делает осторожный глоток. В его лишенных изящества пальцах миниатюрная кружечка смотрится, по меньшей мере, неуместно. Он об этом не подозревает. Мир наблюдает за ним из-под ресниц. Ковыряет в тарелке рис с печеночной подливкой. Он не голоден, Антону это очевидно. Он смотрит на парня поверх своей кружки и задает изрядно надоевший обоим вопрос.
- Что тебе снилось?
Парень морщится и задает встречный.
- Тебе не надоело?
- Нет. Ты ни разу не ответил искренне.
- Ты запретил тебе врать, забыл?
- Хочешь убедить меня, что держишь слово?
- Не сравнивай меня с другими твоими... - Мир осекается, словно подбирая слово, - пациентами. Я не вру, раз обещал.
- Подопечными, - мягко поправляет Антон. Но оба знают, как обманчива эта мягкость. - Я и не сравниваю. Очевидно, что ты - уникум, каких поискать. Сравнивать тебя с ними не имеет смысла.
- Не хочешь отказаться?
- Возиться с тобой?
Мир кивает и испытующе смотрит в глаза мужчины.
Антон усмехается.
- Ты этого добиваешься, я так понимаю? Оригинально, однако.
- Думаешь, я так веду себя только потому, что хочу поскорее от тебя отделаться?
- Точнее, убедить меня, что возиться с тобой не имеет смысла, все равно не получиться перевоспитать.
- А тебе не приходило в голову, что я на самом деле... - и тут же обрывает себя. Мгновенно опускает глаза и больше не поднимает их от тарелки.
Антон видит, что парень растерян и раздражен. Видит, как кривятся его губы, когда он пытается проиграть в уме возможные варианты развития событий. Это еще больше его интригует. Угрюм повторяет вопрос.
- Так что ты такого видишь во сне, что какую ночь вскакиваешь с криком?
Мир молчит. По той неделе, что они были вместе заперты в этом доме, Антон уже понял, что так молчать парень может сутки напролет. Обычно Мир проводит дни за чтением, потроша скудную, но весьма увлекательную библиотеку рабочего дома Угрюма. Ведет себя смирно. Сбежать не пытается. Все, даже самые нелепые указания, в том случае, если в очередной раз оказывается у игрового автомата, выполняет беспрекословно. Таких подопечных у Антона еще не было. У многих из предыдущих "золотых деток" были проблемы с родителями, но у Мира какая-то уж больно завуалированная проблема. Причину конфликта Антон пока не вычислил. Он думал, что все дело в том, что отец когда-то насильно женил парня, но, судя по некоторым косвенным признакам, Мир любит своих детей, постоянно рвется к ним. И достаточно тепло относится к жене. Значит, все дело не в ней. Тогда, в ком?
Антон так погружается в свои мысли, что не сразу замечает, что Мир снова смотрит на него, вглядывается в лицо, хочет что-то спросить. Угрюм отвечает ему заинтересованным взглядом.
- Что ты хочешь от меня? Чтобы я вывернулся перед тобой наизнанку? - зло бросает парень.
- Если скажу, сделаешь? - чуть помедлив, роняет мужчина.
Мир реагирует мгновенно, не оставляя себе шанса обдумать собственное решение.
- Сделаю.
- Тогда ужесточим ставки, если ты не против. - Произносит Угрюм, холодно смотря на него. - Пойди и дерни за рычаг. Я этого хочу.
Мир молча поднимается и уходит в гостиную. Антон ставит кружку с недопитым кофе на зеленую скатерть и идет вслед за ним. Остановившись возле автомата, Мир оборачивается. Награждает мужчину взглядом, полным ненависти и рывком опускает рычаг вниз. Автомат жужжит, работает. Табло мигает, барабаны, разрисованные пестрыми картинками, крутятся. Что выпадает на этот раз, не видит ни тот, ни другой.
Мир стоит к автомату спиной, почти полностью загораживая от Угрюма переднюю игровую панель. Антону и не нужно видеть свое орудие. Выстрел сделан, осталось только выдавить врага из укрытия.
- Раздевайся, - приказывает он жестким тоном.
Мир моргает, кажется, он не верит тому, что слышит. Хмурится, качает головой.
Антон поясняет.
- С этого дня будешь ходить по дому голым.
Миг и на губах парня появляется презрительная ухмылка. Он берется за пуговицы рубашки. Начинает расстегивать, не отрывая взгляд от своего экзекутора.
- То есть, тем самым ты запираешь меня в доме, запрещая хотя бы во двор выходить. Сам ведь еще вчера разрешил греться на солнышке. Передумал?
- Нет. Не передумал. Забор высокий, тебя никто не увидит, если тебе снова захочется там почитать.
Рубашка парня летит на пол. Он больше не ухмыляется.
- Тогда зачем? - требовательно вопрошает он и берется за пояс брюк. Расстегивает. Они соскальзывают по ногам вниз. В доме тепло, на улице жарко и все равно, темные волоски на ногах встают дыбом. Нервное. Мир не знает, что ждать, но уверен, что худшего. Антон смотрит на него, решая, что не стоит опровергать его опасений. Игра на грани - опасная игра.
- Просто плавно подвожу тебя к тому, что в следующий раз, дернув за рычаг, ты делаешь мне минет.
Глаза парня становятся квадратными, чуть не вылезают из орбит. Антон усмехается про себя. На такую реакцию он и рассчитывал. Другие подопечные, на которых он уже опробовал этот прием, реагировали точно так же. Правда, стоит отдать Миру должное, он быстро берет себя в руки. Взгляд его становится ледяным, отстраненным. На нем только боксеры, он стягивает их без сожаления, позволяя Антону наблюдать за своим полным разоблачением.
Перешагнув через резинку трусов и брюки, он распрямляется. Их взгляды становятся отражениям друг друга. Оба холодны и безразличны. Напускное. Это понятно обоим. Но никто не желает отступать. И в отличие от своих предшественников, Мир так и не задает Антону сакраментального вопроса - голубой ли он. Они буравят друг друга глазами. Ждут реакции. Но, не дождавшись, молча расходятся в разные стороны.
Мир, забрав с собой одежду, уходит в свою комнату, потом, не стесняясь собственной наготы, сбегает в сад. Антон поднимается на второй этаж в свой кабинет. Пытается работать за ноутбуком, но сдается, встает у окна и долго наблюдает, как парень, развалившись на животе на коротко стриженой лужайке, читает какую-то книгу, кажется роман Ефремова "Лезвие бритвы", именно этой книги Антон не досчитался вчера на стеллаже. Он сам очень любит и этого автора и, в особенности, этот его роман. Ему интересно, что думает о нем Мир, но Антон знает, что никогда его об этом не спросит.
Слишком личные вопросы хороши на сеансах психотерапии, но лишь в том случае, если психолог не увлечен своим подопечным. Но сегодня, заговорив о высшей мере наказания в их с ним игре, Угрюм поймал себя на том, что собственный профессионализм начал подводить его. Парень оказался более чем интересным подопечным. Заинтересовал, увлек, запал в душу. Почему так быстро? Как? Хороший вопрос. Глядя на обнаженную спину, без зазрения совести подставленную под обжигающие солнечные лучи, узкие бедра, длинные ноги, пятки сорок последнего размера, Антон почувствовал, как в груди шевельнулось нечто давно забытое. Оно не испугало, нет. Заставило задуматься. Если бы они встретились при иных обстоятельствах, возможно, у парня был бы шанс серьезно увлечь его, но... если бы они встретились иначе, Угрюм вряд ли сумел бы разглядеть в заправском игроке столь неординарную личность. Когда же ты сломался, мальчик? Ведь мог бы стать прекрасным подспорьем собственному отцу. Поддержать семейный бизнес. Кто сломал тебя? Неужели, отец своей неуемной любовью?
6. Попытка не пытка
Мир прекрасно понимал, что попал в западню. И даже признавал, что сам себя в нее загнал. Но обыграть Угрюма на его собственной территории - стало его навязчивой идеей. И он решил играть, как все эти годы играл с отцом. И, как и в случае с родителем, эта игра привела его к совершенно неожиданным результатам. И все же ему потребовалось время, чтобы окончательно решиться перейти черту.
Он почти не разговаривал с Антоном два дня. Кошмары перестали сниться так же внезапно, как и начались. Но Мир не обольщался. Он уже знал, что это только временное затишье. С ним такое уже было. Только тогда на первом плане его подсознания находилась ненависть к отцу. Сейчас её заменил Угрюм. Самое странное, что Мир не мог бы и под прицелом сказать, что ненавидит этого парня. В чем-то презирает, возможно, в чем-то заинтригован им - да, но презрение в своей душе он так и не нашел, хоть и пытался. Это стало для него настоящей проблемой. Что не так? Какое чувство гложет его и заставляет делать все эти необдуманные поступки? Почему только этот мужчина теперь занимает все его мысли?
Мир читал все подряд только затем, чтобы отвлечься. Получалось плохо. Его, как и раньше, грызли мысли о дочерях, которые слишком маленькие и могут легко забыть, как выглядит папа, если он не сможет с ними видеться, как прежде. Но для того, чтобы прийти к ним в отцовский дом, следовало перебороть себя, чего он никак не мог сделать. Слишком привык поступать лишь назло отцу. Жить этим. Если придет, это будет не что иное, как капитуляция. Но ненависть к собственному отцу - была единственным, ради чего он продолжал жить, поэтому он не мог ей поступиться. Сейчас она на время отошла на второй план.
Игра, навязанная ему Угрюмом, увлекла. Мир загорелся. Но предложение о минете стало для него неприятной неожиданностью. Он сделал все, чтобы продемонстрировать свое хладнокровие. Разделся, ушел читать в сад, но... внутри все клокотало от возмущения. Унижение - вот чем надумал наказать его Угрюм в случае очередного акта неповиновения. Это, по мнению Мира, было просто отвратительно. И все же, он не собирался так просто отступать. Он желал победить в этой игре, игнорируя собственные почти безумные мысли о том, что, выиграв у Угрюма - он выиграет и у отца, и, значит, сможет умереть спокойно.
Страшно, когда в этом мире тебя держит только ненависть. Даже любовь к собственным детям меркла на её фоне. К тому же, в отличие от многих мужчин, он точно мог сказать, что не так уж и нужен своей семье, ведь Вика давно уже любит другого, а о девочках, в случае чего, позаботиться отец, не бросит внучек.
Эти мысли настолько мучили его в минуты бодрствования, что вытеснили даже ночные кошмары. Он промаялся двое суток. На третьи, когда Угрюм снова заперся в своем кабинете, Мир пришел в гостиную и долго стоял напротив игрового автомата, скользя по пестрым панелям невидящим взглядом. Душа до краев наполнилась дегтем, черным, вонючим, вязким. Он затопил все мысли, задушил все чувства. Как никогда в жизни хотелось вести себя, словно ребенок, словно и нет за плечами этих прожитых двадцати четырех лет. Глаза защипало от напряжения.
Мир сморгнул и поплелся на кухню, не замечая, как сильно его шатает. Схватился за косяк. Постоял несколько мгновений в дверях. Потом все же добрался до кухонного стола и тяжело осел на выдвинутый стул. Его слегка потряхивало. Руки чесались сделать хоть что-нибудь, сердце в груди ныло.
Зачем ему жить? Ради игры? Но она как началась, так и закончится, когда мужчина, называемый Угрюмом, выполнит то, за что заплатил ему отец Мира. Владимир поежился. Обхватил себя руками. Если дернуть за рычаг, Угрюм тут же примчится. Мир за время своего пребывания в этом доме успел обнаружить большую часть камер скрытого наблюдения, которые имелись даже в ванной и в туалете. Он, было дело, собирался пошутить, что хозяин дома редкостный извращенец. Но не стал. Сдержался. В том, что Угрюм мужик умный, он не сомневался. Поэтому опасался выдать себя, проявив столь очевидную осведомленность о принципах установки и расположения скрытых камер.
Но если придет Угрюм, что будет делать Мир? Исполнять условия договора?
Нелепо!
Мир всей пятерней взъерошил волосы на затылке. Зажмурился. Снова открыл глаза. Натолкнулся взглядом на деревянную стойку с ножами. Встал, выхватил самый большой из них.
Обнаженный, с огромным, разделочным ножом в руках, он вернулся в гостиную. Снова замер у автомата, с силой стискивая черную рукоять, продолжавшуюся широким, стальным лезвием. Перед глазами проносились лица девчонок. Смеющиеся. Такие счастливые. В тот день, осенью, они с Викой гуляли с дочками в парке. И любой встречный сказал бы, что они просто идеальная семья. До чего же мерзко притворяться, что все хорошо, что ничего не происходит. Но до чего же... больно.
Мир приставил нож к груди, уперев острие в область солнечного сплетения. Он понятие не имел, сможет ли убить себя, если вонзит нож именно в этом место. Как не парадоксально, в тот момент он и не думал о смерти. Он просто вспоминал, но нож оказался в руках весьма кстати. Воспоминания причиняли боль. И именно её он так отчаянно мечтал вырвать, вырезать из груди. И забыться. Быть может, даже навсегда.
Мир закрыл глаза. Выдохнул через нос. Медленно-медленно втянул воздух обратно. Убрал нож. Закинул его сверху на автомат. Всем весом оперся на мигающий разноцветными лампочками ящик. Вжался в цветную панель лбом. Болезненно застонал, вжимаясь в пестрый пластик сильнее. Поднял правую руку и схватился за рычаг. Но не дернул. Застыл, словно памятник самому себе. К горлу подступила тошнота. Жизнь, как и прежде, больше напоминала безумие. Хотя, возможно, она им и являлась.
- Ты помнишь, что должен будешь сделать, если дернишь? - голос Угрюма раздался из-за спины неожиданно, но рука на рычаге даже не дрогнула.
Мир неожиданно понял, что все равно падать дальше уже некуда, так почему бы не попытаться выиграть хотя бы так. Ведь падение еще не окончено, значит, до тех пор, пока не разобьешься вдребезги об острые камни, можно играть и даже выиграть.
- Волков бояться, в лес не ходить, - с безумием в голосе выдохнул Мир старинную присказку и дернул за рычаг.
На игровой панели завертелись, замелькали, зашумели пестрые картинки.
Мир медленно повернулся к так называемому психологу. Натолкнулся на сумрачный взгляд и шало, безумно улыбнулся.
- Продолжим?
- Ты сам так решил. - Угрюмо обронил тот, прошел в комнату и плюхнулся на диван. Молча, не отрывая глаз от лица парня, расстегнул ширинку на собственных джинсах, приспустил белье. Вытащил свое хозяйство, демонстрируя самим своим видом, что не стоило Миру воспринимать его слова, как неудачную шутку, чего тот, к слову сказать, и не думал делать.
Первой мыслью Мира было, что при всем желании сей агрегат в рот не поместиться. Но он упрямо подошел к развалившемуся на диване мужику и встал перед ним на колени. Унизительно? Еще бы! Но он уже решил, что не станет пасовать. Теперь не станет.
Руки удобно легли на широкие бедра. Мир поднял глаза, вздрогнул от нескрываемого презрения, которым обжег его взгляд Угрюма, и, приподнявшись, вжался лбом в низ его живота. Носоглотку защекотал запах. Особый, мужской, непривычный. Себя же так не понюхаешь. Парень снова сглотнул. Мир перестал существовать, все существо заполнил вязкий деготь. Непроглядный, черный, неживой. Он видел перед глазами картину, которая как-то потрясла его в вечерних новостях. Море, нефтяное пятно и беспомощно барахтающаяся в этой черной, мерзкой массе чайка. Перепачканные нефтью перья, обреченная птица, её еще не успевшая полностью запачкаться белоснежная грудь, нелепо вывернутые наизнанку крылья. Он представлял себя на её месте и сосал. Сначала только головку, потом попытался вобрать чужой член глубже и замер. Вдруг осознал, как под его губами плоть мужчины начинает твердеть. Это ощущение, оно... горло дернулось, парень рывком отстранился и вскинул изумленные глаза на мужчину. Тот пристально смотрел на него.
- А что ты ожидал? - спросил Угрюм без тени насмешки в голосе. И все-таки где-то она была, возможно, в уголках глаз, или в губах, показавшихся Миру неожиданно влажными. Угрюм что, пока Мир не видел, облизывал их?
Рот наполнился слюной. Ему бы смутиться, осознав свое положение и всю абсурдность ситуации в целом, но вместо этого Мир, не чувствуя ничего, кроме странной тяги к экспериментам, снова обхватил губами член полувозбужденного мужчины. На этот раз он пошел дальше. Не переставая облизывать и неумело сосать, он держал глаза широко открытыми и снизу вверх смотрел ему в лицо. Угрюм, судя по тому, как изменился его взгляд, не оценил такой расстановки сил. Оттолкнул.
Мир был вынужден отстраниться и выпустить быстро наливающийся кровью ствол.
- Так вот о чем мне забыл упомянуть твой папаша, - зло прорычал неудовлетворенный мужчина, доведенный до бешенства.