Он бежал. Не помнил сколько времени это продолжается, не помнил, когда началось, даже не помнил, куда бежит. Но бежал изо дня в день, с упорством обреченного. Перебивался тем, что попадалось на пути, часто голодал по несколько дней, иногда мучался от жажды.
Бегство стало смыслом его существования. Нечеловеческий страх, однажды резанувший душу, заставлял вскакивать по ночам, хватать истрепанную сумку и бежать сквозь мрак. Он научился отлично видеть в темноте, ловить тончайшие запахи и слышать на расстоянии полета стрелы. Все это дал ему страх...
Русвур проклинал это чувство, но понимал, что именно благодаря ему умудрился прожить столько времени. На своем пути он встречал многих, кто не знал страха, или тщательно скрывал его. Они пытались снова изменить этот мир, и... всякий раз становились кормом для червей. А он бежал дальше.
Иногда просыпались полустертые, больше похожие на сон, воспоминания. Он видел себя в окружении улыбающихся людей, слышал приветливые голоса, даже музыку. Чувствовал странные приятные запахи, ощущал вкус еды. Но видение быстро исчезало, уступая место обычной реальности: страху, голоду, вечной настороженности.
Рассвет застал Русвура в остове автомобиля. Переночевать в такой обстановке было для него редкой удачей, потому что несколько часов сна бока терлись не о твердую землю, а об обивку заднего сиденья, сохранившегося почти полностью.
Рядом что-то зашелестело. Он замер, напрягся, готовый к рывку. Но по характеру движения существо было совсем не большим. Скосив глаза, он увидел сквозь рваную дыру в железе курицу, деловито гребущую поросшее травой костровище. Рука чуть приподнялась, застыла. Положение неудобное, но рискнуть стоит.
Кончиками пальце Русвур ощутил прохладу металла, самую малость приподнялся и метнул нож. Курица повалилась на бок, несколько раз вяло трепыхнулась и затихла.
Долгую минуту он лежал без движения, вслушиваясь в рассвет. Поблизости вполне мог оказаться еще кто-нибудь, кто позарится на добычу. А ради еды, за которой уже не надо гнаться, можно и убить того, чей нож вошел в нее по рукоять. Но все было спокойно, и Русвур выбрался наружу.
Что ж, день начинается неплохо. Теперь у него есть еда минимум на два дня. Значит, можно будет не тратить время на охоту, останавливаясь только на ночной отдых.
Когда он взял тушку, в желудке завозилось. Судя по всему, под перьями не так уж много мяса, однако даже в лучшие времена ему не требовался богатый харч. Есть чем червячка заморить, и ладно.
Поел только через полтора часа, когда между ним и местом ночлега пролегли добрые пять километров. Впервые за последние две недели он не торопился запихать в себя все съестное, а готовил и ел основательно. Тушку, целиком обваленную в глине, как следует прокалил на костре. Когда образовавшаяся корка разлетелась, освободив одуряющий аромат, у Русвура закружилась голова. Вместе с запахом жареной пищи появилось что-то давно забытое, из прошлой жизни, но мощный голод мгновенно вытоптал все сантименты. Он просто впился в мясо и стал есть, не замечая костей и хрящей.
Когда внутренности, взбудораженные снедью, наконец успокоились, он оторвался от курицы и аккуратно разобрал то, что осталось. Мясо и мелкие косточки еще раз прожарил на плоском камне, переложил листьями и обернул чистой тряпицей. Этот туесок удобно устроился в заплечном мешке, суля мизерное облегчение жизни на ближайшую пару дней.
Русвур закидал костер землей и снова двинулся в путь, меряя землю широкими пружинистыми шагами, очень скоро перешедшими в размеренный бег.
Остановиться его заставило странное ощущение, похожее на взгляд в спину. Он мгновенно распластался по земле, стараясь вжаться поглубже, рука выхватила нож. Он весь превратился в слух и обоняние, ловил струйки теплого воздуха, пропитанного запахами одичавшего поля.
Да, где-то поблизости люди, но жилья не видно на пять полетов стрелы кругом. Рядом лишь небольшая падь, где не спрятаться и вдвоем. А их явно больше.
Русвур поднял голову, осмотрелся. Стянул мешок, намотал лямки на руку и пополз вперед. Перед падью снова остановился, прислушался. Сквозь легкий шелест листвы на кустах донеслось журчание воды. А вот это совсем странно, ибо родника тут нет. Он внимательно всмотрелся в заросли, не спеша достал второй нож, потом резко подался вперед.
С силой броска чуть переборщил, потому что, легко проломившись сквозь кусты, едва ли не грохнулся во влажную темноту. Рывком назад восстановил равновесие, раскинул руки, в которых поблескивала сталь.
Перед ним неширокий коридор, под ногами хлюпает вода. От стен густо прет сыростью, где-то впереди негромко журчит.
Он решил, что таиться нет смысла, потому что его появление здесь трудно не заметить. Пошел, держа оружие наизготовку. Через двадцать шагов коридор расширился, превратившись в некое подобие галереи. Людьми запахло явственнее.
Он сделал еще шаг, как вдруг слева сдавленно пискнуло и метнулось наперерез. Рука мгновенно схватила юркую тень, раздался треск разрываемой материи, потом надсадный вопль. Что-то забилось, отчаянно пытаясь освободиться.
-Не надо, пожалуйста, не надо! - Детский голос оборвался хриплым кашлем.
Впереди задвигалось, кто-то наступил на консервную банку.
-Отпустите ее немедленно! Мы вооружены! - В голосе было больше плохо скрываемой дрожи, чем повеления.
Русвур чуть расслабился, но нож в левой руке мгновенно перехватил за лезвие.
-Оружие надо было использовать раньше, когда я шел по узкому проходу, - сказал он. - Это означает, что у тебя нет либо его, либо мозгов. Либо того и другого сразу...
Глаза привыкли к темноте. Он рассмотрел невысокую фигурку, позади которой толпились пятеро и того ниже. Человек действительно что-то сжимал в руках, но это была, скорее всего, простая палка.
-Отпустите ее! - Вновь потребовал голос.
-Да что это такое!?
Продолжая сжимать пойманного им, Русвур спрятал второй нож, достал зажигалку. Огонек выхватил из темноты чумазое лицо молоденькой девушки, позади которой стояли дети. К себе же он прижимал насмерть перепуганную девчушку лет десяти.
Рука разжалась сама собой. Он отшатнулся, уперся в стену. Зажигался дрогнула и погасла.
В темноте быстро прошлепали шаги маленьких ног, зашелестел придушенный шепот.
-Кто вы такие? - Он сам удивился своему изменившемуся голосу.
-А Вы?
-Мы? Я один... А, ну да... Меня зовут Русвур.
-Вы не будете нас убивать?
-Не будем. То есть, не буду.
Об пол стукнулось что-то металлическое.
-Меня зовут Татьяна Анатольевна. Это третий Б класс...
-Пятый, - поправил чей-то голос.
-Уже пятый.
Послышалось щелканье, потом затрепетало пламя. Через несколько минут галерею осветили пять факелов.
В трех шагах от Русвура стояла Татьяна Анатольевна, чей рост едва ли доходил ему до плеч. Исхудавшую донельзя фигурку скрывали остатки некогда строгого костюма. На ногах неопрятные намотки, правая голень перевязана тряпками. Шесть человек пятого Б класса выглядят испуганными зверьками, сбившимися в кучу. Все тощие, оборванные, перемазанные не весть в чем. Четверо парней держат в руках грубо наточенные железки, девочки жмутся к Татьяне Анатольевне. То, что было названо оружием, оказалось простым заступом, лежащим сейчас у ее ног.
-Вы тут откуда взялись? - Спросил Русвур, Маленько приходя в себя.
-Прячемся. Давно уже.
-Понятно. Как не передохли?
Формулировка вопроса поставила учительницу в тупик. А Русвур никак не мог понять, что она так долго не отвечает.
-Мальчишки нашли эту пещеру, а она оказалась каким-то военным подземельем. Здесь есть вода и склад с продуктами. Тем и живем...
-И вас тут до сих пор не нашли?
-Нет. Тут мало людей. Мы видели всего шесть раз, но всегда далеко. Успевали спрятаться.
Русвур почесался, глядя на них. В сознании что-то зашевелилось, пытаясь продраться сквозь ставшую нормой пелену примитивных стремлений.
-Молодцы, - наконец сказал он.
Татьяна Анатольевна и пятый Б смотрели на него, будто чего-то ждали.
-А можно я с вами? - Неожиданно для самого себя спросил он.
-Что, с нами?
-Побуду с вами, останусь...
-Можно, - без колебаний ответила молоденькая учительница.
По телу Русвура вновь прокатилась волна напряжения.
-И ты говоришь это так сразу, ничего не зная обо мне? - Спросил он, не заметив, как перешел на "ты".
-Да. Вы не похожи на человека, способного навредить детям.
-Спасибо... - Русвур поглядел на чумазые исхудавшие физиономии. - Тогда покажите, что у вас тут есть.
-Я покажу, - вызвался один из парней, что стояли до этого молча. - Идем, - и он махнул в сторону густой темноты.
Русвур пошел за ним.
Очень скоро им встретилась развилка.
-Там ничего нет, - сообщил проводник, - завал. Склад дальше, - и они повернули направо.
Еще через сотню шагов в темноте несколько раз чиркнуло, зажегся факел. Русвур про себя отметил, насколько свободно парень ходит в абсолютной темноте. Знать, действительно давно здесь живут.
Просевшая металлическая дверь открылась со скрипом. Они вошли в низкое помещение, до потолка заполненное ящиками. Под ногами захрустели щепки.
-Вот, здесь мясо, - паренек указал на ящик с отодранным боком. - А там консервы с бобами. Но Татьяна Анатольевна говорит, что они испортились. Так долго лежать не могут.
Русвур взял консервную банку, погрузив пальцы в покрывающий ее солидол. Несколько раз ударил ножом, отогнул крышку. В лицо ударил запах тушенки.
-Ну нифига себе! - Вырвалось у него.
Руки задвигались раньше, чем им это приказал разум. Он ел ножом, а когда тот заскреб по жестянки, начал выуживать пальцем. Ученик пятого Б стоял в сторонке, во все глаза глядя на него.
Разделавшись с банкой, Русвур потянулся за второй, но остановился.
Русвур зашагал за ним, чувствуя, как желудок радуется тушенке, совсем не замечая в ней примесь солидола. Ну не до того было, чтобы перебирать...
Они добирались довольно долго, пока не уперлись в тупик.
-Здесь, - Сергей указал на металлическую крышку.
Русвур поднял, заглянул. На него смотрела грязная, заросшая рожа в бахроме спутавшихся волос.
-Вода близко, хорошо.
-Тут и колонка есть, - Сергей потянул за рычаг, у стены звонко зажурчало.
-Покачай малость, - Русвур подставил под струю руки, отмыл, начал умываться.
Плескался долго, с расстановкой. Ворот плаща и грудь вымокли, но он не обращал на это внимание. Какая разница, все равно стирать...
-Серега, а мы там мимо дверей проходили. Что за ними?
-Не знаю. Они не открываются.
-Ясно. Пошли назад.
На обратном пути снова заглянули на склад, взяли консервов. Как объяснил Сергей, скоро время обедать.
И действительно, их встретил свет небольшого костерка, над котором раскалялось нечто вроде жаровни. Девочки, под руководством Татьяны Анатольевны, деловито суетились вокруг. Ребята о чем-то переговаривались в стороне.
-Ну как, посмотрели? - Спросила учительница при их появлении.
-Да, неплохо устроились. - Русвур не смог удержаться от взгляда на промасленные банки. - А угореть не боитесь?
-Неа! - Отозвался еще один мальчишка. - Тут вентиляция. Вон, дырки в стене.
-Так дым сверху виден.
-Неа! Не видать совсем. Мы с пацанами проверяли.
-Как тебя зовут, боец? - Улыбнулся Русвур.
-Толик!
-Да, дети, а ведь мы еще не представились! - Спохватилась Татьяна Анатольевна.
Следующие несколько минут Русвур торжественно знакомился с оставшимися представителями пятого Б. Кроме Толика и Сереги здесь оказались Витя, Денис, Алена и Света, смотревшая на него чуть боязливо. Оно и не удивительно, ведь именно с ней он столкнулся у входа в тоннель.
Откуда-то появилась обширная сковородка, на угли встали консервные банки с неумело приделанными ручками, в которых быстро закипела вода.
-Все к столу! - Позвала Татьяна Анатольевна.
Дети расселись рядом с ней, Русвур занял другую сторону.
Сидеть спиной ко входу было непривычно, но он напоминал себе, что если они так вольготно пользуются огнем, да еще и галдят без умолку, то тут должно быть безопасно. И все же голова сама норовила развернуться в ту сторону.
-Приятного аппетита.
К сковородке потянулись семь двузубых вилок, выструганных из ящичных деревяшек.
-И вам того же, - ответил Русвур, доставая нож.
Поели быстро. Только когда сковородка опустела, Русвур понял, что сожрал едва ли не все.
-Да, но когда-нибудь они закончатся. Так нельзя... Я не хотел, правда...
-Ну хватит вам! Это всего лишь еда.
-Всего лишь? - Русвур смотрел на нее с откровенным изумлением. - А вам приходилось не есть по четыре дня? Вам приходилось видеть, как убивают из-за десятка картофелин? Вам приходилось... - Он осекся.
-Нет, - ответила учительница тихо. - Мы нашли это место практически сразу. У нас еще свои запасы не кончились...
-Да откуда вы взялись!? - Русвур даже подскочил.
Дети боязливо отстранились от огня. В глазах Татьяны Анатольевны мелькнула настороженность.
-Мы с классом ехали на экскурсию, когда это произошло. Собирались пробыть в Самаре три дня, поэтому у всех была еда...
-А где остальные?
-Погибли, - тихо ответила она. - Были еще трое, но они умерли потом от какой-то болезни. Наш автобус перевернулся, начался пожар. Мы сумели спастись чудом... - На ее глаза навернулись слезы.
-Извини, я не хотел. Отвык... Вы сумели остаться людьми...
-Как это? - Спросила Света.
-Так, как есть. Вы не представляете, насколько счастливы. Даже ад, по сравнению с тем, что творится на поверхности, можно назвать детским садом. Сразу после катастрофы началась чума, ее сменил страшный голод. Те, что ее пережили, уже не были похожи на людей. Из всех законов остался один: выживи любой ценой. Любой... Там, - он указал на верх, - больше ничего нет. Большие города погибли сразу, те, что поменьше, стали рассадниками новых болезней. Люди обезумели от страха, от чумы, от безысходности. Каждый бежит дальше от всех. Некоторые объединяются в группы, тоже бегут. Если встречают кого-то, кто слабее, убивают. Если им попадаются более сильные, либо гибнут сами, либо разбегаются...
-Но это же кошмар, - прошептала Татьяна Анатольевна. - Мы думали, что за нами придут. Что скоро все нормализуется, и можно будет выйти, попытаться вернуться.
-Нет! - Это слово прозвучало как выстрел. - Возвращаться некуда. Там только смерть!
-А как же вы?...
-Я выжил, потому что бежал. Бежал, не помня себя, вообще ничего не помня. Нужно двигаться, постоянно двигаться, иначе смерть... То, что вы здесь - невероятно.
Вернулись Толик с Виктором. Пыхтя, стали открывать банки. Русвур отстранил их, справился с жестянками несколькими ударами ножа.
-Но и сюда придет смерть, - закончил он мысль.
Разом повисла тишина, в которой лишь потрескивало пламя. Потом негромко заплакала Алена. Татьяна Анатольевна прижала ее к себе, погладила.
-Тогда что делать? - Спросил Серега.
-Не знаю, - честно признался Русвур. - Но помощи ждать неоткуда.
-Как же это произошло, как!? - Раздался дрожащий голос учительницы, которая сама едва не плакала.
Как? Сколько раз он задавал себе этот вопрос. Еще тогда, когда были силы и время. Потом их не стало, потом надо было просто выживать. Размышления о случившимся стерлись, уступили место простым и ясным мыслям каждого дня. Так было проще; от того сейчас становилось еще страшнее.
Русвур вспомнил ясный весенний день, вечно запруженные московские улицы, толпы народа. Он, как и миллионы других, не мог подумать, что такое произойдет. Каждое утро приходил в ухоженный кабинет, занимался рутинными делами, суетился, что-то писал, ждал зарплаты и обсуждал погоду. Выходными днями ездил на дачу, латал дом и копался в огороде. А когда не было желания или погоды, часами пропадал в гараже, вечно находя, чем можно подсобить старенькой машине.
Тот день не отличался от остальных. Пришел, поздоровался со всеми, прикинул объем работы на сегодня, про себя улыбнулся. Ибо сделать предстояло немногое, а отчитаться мог за семь дел - вчера как следует потрудился. Покурил, заварил чайку, взялся за очередное поручение, что принесли из протокольного отдела. Опять проект распоряжения, опять проверить на соответствие и не противоречие... Приемник разговаривал о чем-то своем, за столом напротив деловито стучала клавиатуры, монитор скрывал задумчивую физиономию. Потом передача, которую никто не слушал, разом оборвалась. Серьезный голос проговорил: "Внимание, внимание, внимание...". С этих трех слов начался кошмар, который не прекращается по сей день.
Сначала они думали, что идет атмосферное возмущение. Но все, что накрывала стена густого, неправдоподобно темного воздуха замолкало. С областями, где произошла волна, никто не мог связаться, посланная навстречу техника пропадала.
Абсолютно бесшумный ураган двигался на Москву со скоростью девяносто два километра в час. Не больше, не меньше... Откуда он возник и что собой представляет, никто не мог понять. А стена темной пелены приближалась, накрывая мир до самого горизонта.
Объявили штормовое предупреждение, по этажу пронесся взволнованный начальник техотдела, приказывая запереть окна и отключить кондиционеры. Работу мигом забыли. Все, как мухи, облепили двойные стекла.
Оно клубилось уже совсем рядом, шло с неотвратимостью времени. Кто-то начал теребить приемник. Сквозь шум помех прорвался голос журналиста, что находился как раз перед стеной. Видимо, в этот момент она как раз накрыла его. Взволнованные несвязанные слова оборвались диким криком. Все затихло.
Мгла уже пожирала Москву. Когда до их здания оставалось с десяток кварталов, кто-то из женщин не выдержал, закричал. Это стало будто сигналом. Люди ринулись к лестницам, к лифтам. И только Русвур продолжал зачарованно смотреть на колышущуюся стену, что перла с силой тарана.
Уже потом, много позже, он понял, что именно благодаря этому остался жив. Множество народу погибло как раз во время удара. Началась невообразимая паника, давка. Люди выпрыгивали из окон, многих просто размазали по дверным косякам на выходе, затоптали. Машины рвались по тротуарам, не обращая внимание на тех, кто там был.
Темнота принесла с собой удивительную тишину. Пелена накрыла собой город, поглотив все звуки. Русвур отшатнулся от окна, когда по нему заструился темно-серый густой воздух. Именно воздух, а не туман или еще что-то. Он видел, как это потекло из неконопаченых щелей, как пробралось через кондиционер. Тонкие струйки красиво лились на пол, ползли под столы. И все, чего они касались, будто старело. Пластмасса рамы изогнулась и потрескалась, резиновые прокладки осыпались трухой. Кондиционер тоже начало коробить, крепежные болты покрылись мягкой ржавчиной.
Русвур пятился, пока не уперся в стену. Тогда впервые его душу лизнул этот страх, который очень скоро поселился там. Густой воздух достиг его ног, окутал ботинки. Он почувствовал странную приятную прохладу, повинуясь неодолимому желанию нагнулся, зачерпнул ладонью. Будто и нет ничего, только горсть холодит, да кожу видно сквозь серенькую муть. Представив себе, что с ним может произойти то же самое, что с вещами, он отшвырнул от себя это как ядовитого гада, вякнул тонким голосом, ринулся в коридор.
Мозг, гонимый страхом, работал с невероятной скоростью. Он понимал, что бежать можно только сквозь этот мар, а это гибель. Но попробовать все равно стоит, ибо лучше умереть набегу.
Скатился на первый этаж, кинулся прочь от входа, где до сих пор давились, вломился в пустой буфет, на ходу подхватил стул и швырнул в окно.
Он прыгнул в эту тихую пелену как в воду. Вдохнул рывком и... не ощутил никакой разницы. Чуть прохладнее, не более того. Остановился, сделал еще несколько глубоких вдохов. В сердце колыхнулась надежда, что это действительно редкое атмосферное явление.
Позади с треском обвалилась часть стены нового здания, слом оскалился кусками арматуры, которая начала гнить на глазах. Нет, погода такое не вытворяет.
И он побежал. Инстинкт подсказал, что нужно рвать из города. Мимо дома, мимо всего остального. Подальше от закованного в железо, стекло и бетон города, который начинает рассыпаться.
Бегать всегда терпеть не мог, но теперь бежал во весь дух. Иногда казалось, что даже летит - звука шагов не слышно.
Старался держаться дворов, несколько раз с наскока проламывался сквозь толпу. Если вылетал на большие улицы, устремлялся прямо по крышам столкнувшихся автомобилей. Несколько раз проваливался в чьи-то лобовые стекла, сильно порезался, испохабил новый костюм...
На одно из тихих улочек встретил магазин спецодежды и снаряжения. Кругом никого, со стены хлопьями облетает штукатурка.
Внутри Русвур орудовал быстро и умело. Первым делом сорвал со стены рюкзак, разбил витрину с ножами, схватил сразу три. Дальше начал пихать одежду и обувь, не задумываясь о размерах. Сверху кинул походный котелок, флягу, два мотка крепкой веревки, две шапки, теплые перчатки и варежки, пачку носков. Затолкал плащ-палатку, сунул вещмешок, бинокль, часы, компас, сгреб все зажигалки... На себя нацепил универсальный пояс, куда всунул две милицейские дубинки и маленькую рацию, которую, в прочем, очень скоро выбросил. В последнюю очередь нацепил жилет со множеством карманов и выскочил на улицу.
Он не отбежал и сотни шагов, как здание начало величаво оседать...
Русвур бежал по улицам, пригибаясь под тяжестью рюкзака. Он не заметил, как постепенно серая муть начала бледнеть. Но вот глухо, будто издали, зазвучали его шаги, а впереди упала длинная размазанная тень. Он обернулся. Позади, сквозь колышущиеся марево, проступило солнце, глядящее уже на новый мир. Еще через десять минут воздух колыхнул ветер, потянуло гарью, завихрилась пыль. Где-то поблизости загрохотало. Русвур увидел, как складывается небоскреб.
Волна страха накатила с новой силой, ноги сами перешли на бег. На повороте он не успел затормозить, схватился за угол дома, и... рука прошла сквозь бетон как сквозь творог. Под ноги хлынула струйка песка, рукав пропитался тонкой пылью. Он долго кашлял, выплевывая серы сгустки слюны, побрел прочь. Уже не бежал.
Дома рушились медленно, будто нехотя. Некоторые просто сползали песком, некоторые роняли целые блоки, гудели, лопались. Кругом слышались надсадные крики, плач, стоны. А Русвур просто шел, инстинктивно держась подальше от стен.
-Помоги! Помоги мне! - Раздалось совсем рядом с ним.
Руку больно обхватили чьи-то пальцы. Русвур поглядел на мужчину лет сорока. Тот буквально повис на нем, ошалело глядел в лицо.
-Доктора!
-Я не доктор... - Русвур мягко отстранил его.
-Помоги!
Незнакомец захрипел, бледное лицо пошло пятнами. Он схватился за горло, сделал несколько шагов, не удержался, упал. Из глотки вырвался странный крик, тело выгнулось дугой, начало биться об асфальт. Русвур видел, как пятна на коже наливаются багровым, начинают трескаться. Потекла густая тягучая кровь.
Через улицу к нему бежала какая-то женщина, нелепо размахивая руками. Неожиданно запнулась на ровном месте, упала. Вместе с криком изо рта хлынула желтая пена, рука со скрюченными пальцами потянулась к нему.
Он не думал, что может так кричать. Ободрал гортань, едва ли не раскрошил зубы собственным воплем. Помчался уже не разбирая дороги, несколько раз чуть не попал под завалы, а однажды провалился в просевший асфальт.
Опомнился лишь тогда, когда впереди показалась вопящая толпа. Русвур оглянулся. Он был один среди десятков покореженных машина. А впереди, в сотне метров, вопили люди. Кто-то уже катался по земле в корчах, другие шарахались как перепуганные овцы. Но вот один из них увидел фигуру, пригнувшуюся под рюкзаком, бросился в его сторону. Остальные, как по команде, сорвались следом.
Русвур не стал ждать. Дубинки сами оказались в руках, он метнулся навстречу. Что было дальше, помнил с трудом. Долго, бесконечно долго молотил во все стороны, спотыкался о чьи-то тела, через кого-то перепрыгивал, на кого-то наступал. Несколько раз тело обожгло резкой болью, слышал треск собственной одежды, отплевывался кровью. Завидев просвет, ринулся в него как взбесившийся бык, кого-то сшиб или отшвырнул...
Он мчался, слыша лишь грохот собственной крови в ушах. Сердце бешено колотилось о ребра, во рту клокотал хрип. Неведомая сила забрала его целиком, заставляла передвигать ногами и размахивать руками, что продолжали сжимать дубинки.
Остановился лишь тогда, когда не осталось сил. Просто упал, хрипя и кашляя кровью. Чуть придя в себя и осмотревшись, он понял, что оказался где-то на окраине, среди одинаковых жилых многоэтажек. В просвете между домами виднеются могучие трубы ТЭЦ. Он почти ушел из города...
Русвур забился в густые заросли у забора детского сада. Здания далеко, да и буйно разросшаяся листва надежно скрывает от чужих глаз. Правда, крепко пахнет мочой, но это ничего, это терпимо.
Так он дождался темноты. Потом, стараясь держаться плотной тени, пошел к МКАДу. Выбравшись на открытое место, он увидел густое оранжевое зарево над городом: начались пожары. Русвур поглядел туда, где, ориентировочно, находится его дом. Там было темно.
Здравый смысл подсказывал, что нужно бежать, но нашлось что-то сильнее. Держась края дорожной насыпи, он быстро пошел в ту сторону.
Добрался, когда было уже далеко заполночь. Пару раз чуть не столкнулся с людьми, но вовремя успевал либо свернуть, либо затаиться, переждать. Дом несколько раз обошел по широкой дуге, и лишь убедившись, что поблизости никого нет, устремился к двери.
Ключи не потребовались - подъездная дверь лежала на земле. Он шагнул за порог будто ступил на тонкий лед. В тусклом лунном свете поднялись облачка пыли, но нога не утонула в бетоне.
Вихрем взмыл на третий этаж, зазвенел ключами у двери на площадку. Скважина поддалась удивительно легко, на руки посыпалась ржавчина. Немного повозился с язычком замка, что оказался покрепче прочих частей, но и с ним справился. Потом его едва не прихлопнуло дверью. Благо дело, успел поймать.
Для отпирания квартиры и ключей не потребовалось, он просто выдавил оба замка вовнутрь. Вошел, прислушался. Также тихо, как и обычно. Пахнуло знакомыми запахами, но он уловил горьковатый привкус пыли и чего-то еще.
Стараясь двигаться как можно осторожнее, начал собирать самое ценное. Так хотелось взять родные компьютеры, книги... Но это уже прах, или очень скоро станет им.
Сердце колотнулось громче, когда увидел плюшевого котенка. Он все так же сидел на своем обычном месте, терпеливо дожидаясь хозяина. Рука потянулась к нему, коснулась истертой ткани. Ожидал, что пальцы провалятся в нее, или котенок превратился в горстку пыли, но этого не произошло. Взял с величайшей осторожностью, прижал к себе, погладил. С ним ничего не случилось, совсем ничего! Впервые за эти часы Русвур улыбнулся.
Котенка бережно положил в рюкзак, укутал поплотнее. Потом прокрался на балкон, начал собирать инструмент. Держался так, чтобы силуэт не был видел в окне. Большинство железяк покрывал густой слой ржавчины, но были и те, что совсем не пострадали. Русвур мимолетно отметил, что именно этими инструментами пользовался чаще всего.
Вернувшись в комнату, достал ножи. А те, магазинные, положил на их место. Может, они и лучше, но свое всегда роднее. Да и лезвия все такие же прочные и острые, а твердые рукояти приятно холодят руку.
Три ножа оказались в рюкзаке рядом с котенком, негромко брякнули об инструмент. Вроде бы, все. Деньги? Но кому они теперь нужны. Драгоценности? Да и их нет. В последнюю очередь Русвур забрал иконы и распятье. Все это уложил как можно глубже, предварительно перемотав тканью.
Теперь точно все. Хотел перекрыть воду, но подумал, что запросто вывернет краны и устроит потоп. Хотя, какая теперь разница...
Выходил также тихо. Притворил дверь, кое-как вправил замки. Тенью прошмыгнул в подъезде, выскочил, и быстро зашагал к кольцевой. Походя, обратил внимание на странную пустоту улиц. Только раз видел непонятное движение в тени, а так никого нет. Куда подались?
К утру Русвур успел отойти от города километров на десять. С шоссе свернул сразу же, пробирался среди каких-то построек, а когда начались жилые массивы, бежал дворами. Здесь народу было побольше. Всюду слышались голоса, плачь. Несколько раз доносились властные окрики, кто-то пытался навести порядок. Пару раз, в свете пожаров, видел драки. Страшные, молчаливые и многочисленные, на смерть. Что делили, вникать не стал. Убежал.
Утро его застало в небольшой рощице. Перед самым рассветом Русвур наведался в небольшой магазинчик, и сейчас расправлялся с головкой сыра и батоном, запивая все это минеральной водой. Повинуясь странному порыву, на кассе оставил стоимость украденного. Сам понять не мог, зачем так сделал.
Шел почти весь день, до далеко не продвинулся. Приходилось огибать многочисленные населенные пункты, подолгу прятаться. Отдохнул на закате, ночью снова пошел. На этот раз двигался быстрее.
Остановился под самое утро, схоронившись в зарослях у какой-то речки. Сон уже почти накрыл его тяжелым одеялом, как вдруг раскаленный металл резанул внутренности. Дыхание, застрявшее в горле, не позволило вытолкнуть крик. Русвур рухнул на траву, начал кататься, царапать землю. Дикая боль связала его в узел, несколько раз вывернула на изнанку, напихала в его внутренности раскаленных углей и поволокла по остро колотому льду...
Он не помнил, сколько метался так. Забытье приходило как избавление, но боль вырывала из него снова. И опять что-то чудовищное и беспощадное рвало его на части, никак не давая умереть.
Он очнулся через три дня, тут же закашлялся от тяжелого зловонья. Себя нашел всего в грязи, в том, что исторгли его внутренности. Рвотный спазм крепко схватил за глотку, но внутри уже давно ничего не было. Только из растрескавшихся губ потекла кровь.
Едва шевелясь, Русвур дополз до речки, плюхнулся в нее, поднимая тучи ила. Вода остудила звенящую голову, разбавила и смыла облепившую его дрянь. Внизу по течению повяла трава и передохли лягушки...
Свои пожитки он нашел на том же месте, где и оставил. Глянул на часы, с удивлением обнаружил, что провалялся так трое суток. Первым делом допил воду, к съестному прикасаться не стал - стухло.
Очень огорчило то, что рюкзак успел основательно истлеть. Лямки и клапана оторвались, полотно буквально рассыпалось, оставляя плотные бесполезные швы. Кое-что из вещей также одряхлело. Пришлось распрощаться с одними камуфляжными штанами, парой демисезонной обуви, летней шляпой с накомарником и биноклем. Его линзы, правда, остались целы.
Все остальное Русвур тщательно проверил и сложил в мешок. Ту рвань, что была на нем, с омерзением выбросил. Правда удивился, что уцелевшая ткань осталась первозданно-прочной.
Офицерская полевая форма пришлась как раз в пору. Рукава, правда, малость коротковаты, да это мелочи жизни. Он одевался долго, основательно. От части потому, что любил неторопливость, но больше этому поспособствовали дрожащие руки, которые всякий раз приходилось уговариваться застегнуть пуговицу или завязать шнурок.
Вещмешок показался невероятно тяжелым, он с трудом взвалил его на плечи и заковылял прочь от этого места, где осталась выдранная трава и тяжелый запах.
В это время как раз начался исход обитателей Москвы и ее окрестностей. Дороги были запружены людьми, согнутыми под тяжестью клади. Кое-где пытались протиснуться машины, но в большинстве случаев это заканчивалось тем, что они летели под откос, зачастую вместе с хозяевами.
Уже тогда Русвур начал замечать принципиальную ошибку большинства: тащили слишком многое. А так как поклажа состояла, в основном, из ценностей, то часто гибли за бесполезное, в общем-то, барахло.
Общее смятение способствовало разгулу насилия. Прошло всего несколько недель после удара, а кругом уже царствовал жуткий беспредел. Многие бежали из городов от мародеров, но сталкивались с дорожными грабителями, которые оказывались намного опаснее.
Первые несколько дней Русвур шел вместе с потоком, но потом стал удаляться. Ночуя в брошенном автомобиле, разжился подробным атласом, и теперь выбирал места побезлюднее. Так и шел, хоронясь от всех.
Во время одного из таких переходов наткнулся на стоянку нескольких семей. Расположились основательно, по хозяйски, будто ожил кусочек рухнувшего мира. На костре что-то жарится, распространяя вкусный запах, дети резвятся на травке, звонко гавкает пудель, мужчины ловят рыбу, женщины перебирают ягоды.
Русвура не испугались, сразу пригласили за стол. Он не стал долго церемонится, с удовольствием воспользовался гостеприимством. Обе радушные семьи оказались из ближайшего Подмосковного города Железнодорожного, где Русвур неоднократно бывал. Мало того, выяснилось, что они были знакомы с семейством его лучшего друга. С невероятным облегчением он выяснил, что тот спасся, покинув город одним из первых.
Русвур проникся симпатией к этим простым и открытым людям. Запросто поделился с ними своими нехитрыми приемами, которыми овладел за это время, назвал, к чему следует относиться более внимательно, посоветовал бросить кое-что из пестрого скарба и двигаться налегке.
Вполне логичным итогом их знакомства стало предложение Русвуру присоединиться к семействам. Он без колебаний согласился, и уже был готов поверить, что жизнь налаживается, как вдруг произошло событие, надолго подломившее эту веру.
Они уже собирались уходить, допаковывая последнее в объемистые рюкзаки, когда на реке показался катер. Выглядел он вполне мирно, даже возникла идея попроситься на борт, но Русвур сразу ощутил подвох. Своими подозрениями он поделиться так и не успел.
Из рубки по берегу хлестнула автоматная очередь, свалив на песчаный берег главу одного из семейств. Потом загремели одиночные выстрели, несколько раз пальнули ружья. Заряд дроби угодил Русвуру в грудь, швырнул в заросли осоки, вышиб дух. По счастливой случайности грабители, занятые расправой с остальными, просто забыли о нем.
Через несколько часов, придя в себя, Русвур увидел на берегу то, что вывернуло его желудок. Борясь с дурнотой, он закинул за плечи свой вещьмешок и побежал оттуда... А потом много ночей подряд просыпался в холодном поту, давился собственным криком и остервенело тряс головой, пытаясь избавиться от страшной картины, что стояла перед глазами.
С тех пор он почти все время передвигался бегом. Не быстро, но все-таки бежал, стараясь обходить по широкой дуге кого бы то ни было.
Шло время. Он стал все чаще натыкаться на трупы. Многие были убиты, но попадались и те, которых швырнула на землю непонятная болезнь. Тощие, обтянутые высохшей кожей в глубоких трещинах, с ладонями, развороченными сырыми язвами.
Так Русвур узнал о чуме, что косила тысячами. Однажды, обходя по пригорку поселок в пять домов, он увидел их еще живыми. Люди бесцельно слонялись по улице, шатались, будто пьяные. Пустые глаза скользили по пространству, ни на чем не задерживаясь. Время от времени кто-то из них падал, затихал. Тогда Русвур подумал, что в этой болезни есть извращенный гуманизм: зараженные сходят с ума и перестают чувствовать боль раньше, чем она начинает раздирать их тела.
Он бежал до первого снега, прокладывая между собой, и тем, что еще осталось от старого мира, все больше и больше километров. В самом начале зимы, когда холод жалил еще не так люто, во время одного из лесных переходов наткнулся на брошенный дом. Похоже, здесь когда-то жил лесник, еще до катастрофы. Дом обветшал, но все-таки оставался жилищем.
Русвур несколько дней скитался по округе, возвращаясь лишь для ночевок. Но ни людей, ни даже намека на соседство не обнаружил. Зазимовать решил здесь. Неделю корячился, латая дыры, зато потом, даже в самые холодные ночи, мороз его не доставал.
Здесь впервые узнал о настоящем, долгом голоде. Запасов на зиму, разумеется, не было, так что перебивался чем придется. Ловил рыбу на недалеком озере, однажды даже умудрился свалить кабана, но чаще жевал хвою, давясь тягучей горькой слюной. В середине зимы заболел, провалялся полторы недели. Благо дело, перед тем, как свалиться, натопил достаточно снега и натаскал дров. Когда лихорадка отпускала, через силу поднимался, пил, вновь разводил огонь в остывающем очаге, снова падал, не в силах доползти до грубой постели. Воспаленные глаза видели собственные руки, исхудавшие донельзя, покрытые жесткой кожей, что трескалась со странным хрустом. Из разломов выступала кровь, висела рубиновыми каплями долго не сворачиваясь. Уже потом, оклемавшись, думал, что это привиделось. Но ладони чесались еще с месяц, розовея нежной кожей после того, как старая слезла.
Весну встретил страшно худым, заросшим и немытым. Увидев в луже свое отражение, сначала отшатнулся, но потом вернулся, рассматривал долго-долго, ища в этой роже черты прежнего Русвура. И не нашел. Что-то изменилось, затвердело, покрылось толстой коркой.
Ранней весной, во время охоты, далеко-далеко услышал голоса людей. Страх встрепенулся после долгой спячки, больно заскреб коготками душу, заставил рвануться прочь. Он вихрем ворвался в дом, собрал пожитки за минуту, опрокинул в очаг ведро воды и понесся прочь, даже не закрыв дверь.
Лес сменился заросшими полями, стали попадаться селения. Почти все брошены, некоторые сожжены. Русвур разглядывал их украдкой, не рискуя подходить больше, чем на полкилометра. Но однажды изменил себе. Долго-долго присматривался к одной деревне, где теплились дымком только два дома, наблюдал за их обитателями. Два ветхих деда, старушка и женщина лет сорока. Больше никого...
На четвертый день своего бдения решил показаться. Шел открыто, но в длинных рукавах прятал по ножу. А ногам так хотелось развернуть худое тело и унести его подальше.
Его встретили без страха, с каким-то безразличием. Деды сразу заговорили о погоде, а бабулька заохала над тетеркой, что он молча протянул ей только подойдя. Женщина не показывалась долго.
Под мерное гудение двух аксакалов Русвур рассматривал хозяйство. Держатся из последних сил, но все-таки держатся. Расковыряли огороды, квохчут пару тощих курей да задрипанный петух пытается вспомнить о былой силе.
Деды заспорили о том, дождило ли в августе лет эндцать тому назад. Русвур молча встал и пошел к сараю, где редко вжикало точилом по косе. Женщина вздрогнула при его появлении, замерла с поднятой рукой, сжимающей обломок точильного камня.
-Помогу? - Предложил Русвур.
Она протянула ему косу.
Он посмотрел на щербатое железо, вздохнул и начал точить. Какой никакой, а все-таки инструмент.
-Как вы тут? - Спросил он, водя ногтем по лезвию.
-Не померли пока, - ответила она тихо.
-Как зимовалось?
-Тяжко. Даже мышей сожрали.
-Ничего, зато живые, - он попытался улыбнуться, но забыл, как это делается.
-Вообще голодно. Как-то человек проходил, рассказывал, что кое-где друг друга есть начали. Еды совсем не осталось. В полях не растет. Да и кому растить-то? - Она поглядела на него как-то странно, наверное, сама удивилась длине своего монолога.
-Плохо, - согласился Русвур. - Уходить не собираетесь?
-Куда? Здесь лучше помрем.
-Тоже правильно.
Бабка позвала за стол. Все молча уписывали суп из тетерева, две луковицы подели по-братски.
На следующее утро Русвур ушел. Наточил топор, выправил помятый таз, насадил лопату на новый черенок и ушел. Смерть уже пришла туда, он чувствовал.
Снова бежал, находя в этом какую-то туповатую радость. Мысли скользили в такт тряске, простые и легкие. Иногда трепыхался тот, другой Русвур, но быстро уставал напоминать о чем-то дальнем и совсем ненужном.
Так он и бежал, мок под дождем, сох на ветру, потел под солнцем. Если было тепло, купался в попадавшихся речках и озерах, а то и не неделями не стягивал рубахи, что стала второй кожей.
Так дотянул до холодов. Второй раз на везение рассчитывать было глупо, и он стал готовиться к зиме загодя. Лишь только попался более или менее густой лес, поплутал в нем, убедился в полном одиночестве, начал обживаться. На небольшой полянке свалил две ели, ветви которых образовали естественный навес, начал рыть землянку. Работал долго, не жалея сил, зато получилось неплохо. Настелил крышу в три наката, уплотнил стены, сверху закидал землей и дерном. Сложил грубый очаг, поближе к поверхности вырыл нишу, которая должна была стать холодильником.
Зверья набил немного, но это было больше, чем ничего. Он уже неплохо стрелял из лука, но все-таки промахивался не так уж редко.
Когда ударили настоящие холода, старался вылезать только за дровами и по нужде. Как можно больше спал. К удивлению своему обнаружил, что научился засыпать в любое время дня, причем не важно, сколько времени дрых до того. А еще перестал видеть сны.
Так прошла вторая зима. По первому паводку Русвур выбрался из своей берлоги и зашагал дальше, не оборачиваясь.
Неезженые дороги развезло, трава росла буйно, отвоевывая место у асфальта. Некоторое время Русвур шел по какому-то шоссе, перешагивая через повалившиеся столбы и ночуя под редкими мостами. Несколько раз натыкался на маленькие поселения, что раньше были придорожными деревнями или просто автозаправками. И всякий раз по телу пробегала колючая волна, заставляя ноги двигаться быстрее, переходить на легкий бег. Потом он просто бежал, даже если на километры кругом не было ни души. Так ему было спокойнее.
Однажды встретился со стариком, что жил в автобусе, наполовину вкопанном в землю. От него он узнал о новой волне голода этой зимой, о странных болезнях, что несут жители немногих городов, где еще теплилась жизнь. Еще старик сбивчиво рассказал о каком-то далеком месте, где нет этого кошмара, куда стремятся те, у кого еще осталась воля жить. Тогда Русвур счел эти слова одной из тех выдумок, что помогают хоть как-то обмануть безнадегу. Старик говорил, что это поселение находится далеко на севере, что там с радостью встречают любого, кто дошел. Больше ничего сказать не мог, и Русвур крепче убедился в вымышленности услышанного.
Он пробыл у обитателя автобуса два дня, а на третий вновь побежал. Лишь через неделю он обратил внимание, что в своем движении придерживается одного направления - на север. Для себя объяснил это тем, что здесь почти нет людей, и побежал дальше.
Одну из ночей провел в брошенной машине, а утром сподобился сбить тощую курицу метательным ножом...
Угли тихо потрескивали под жаровней, прозрачный дым уходил вверх ровным столбом.
-Вам нехорошо? - Спросила Татьяна Анатольевна, глядя ему в лицо.
-Нет. Задумался, - ответил он, и добавил: - Вспоминал.
-Вы много видели. Расскажите, - попросил Денис.
-Там нет ничего интересного, - ответил он, глядя в пространство, - везде одна боль.
-Ребята, Русвур устал, - негромко проговорила учительница. - Не нужно вопросов.
Он посмотрел на нее, ничего не сказал, только чуть отодвинулся от догорающего костра, будто пытался от чего-то защититься.
Руки сами подгребли поближе мешок, привычно проверили ножны. Сытость разлила по телу приятное тепло, и он не заметил, как начал засыпать. Татьяна Анатольевна, внимательно наблюдавшая за ним, знаками попросила детей не шуметь.
Русвур впервые за все это время заснул без страха не проснуться.
Его разбудил негромкий гомон. В ярком свете пяти факелов он рассмотрел детей, рассевшихся на ящиках напротив стены. А там, что-то выводя куском кирпича на чистом квадрате бетона, стояла Татьяна Анатольевна. Она произнесла несколько незнакомых слов, четко разделяя слоги, сопровождая их взмахами руки, будто дирижировала. Дети послушно повторили за ней.