Неделько Григорий Андреевич. Кто останется

Григорий Неделько

Кто останется

Питер стоял в коридоре и с безразличным видом стряхивал с куртки снег. Либо он очень хорошо притворялся, либо ему действительно ни до чего не было дела. Кроме снега, естественно, который он с особой, показной тщательностью стряхивал со своей куртки.

- Ты бы разделся хоть...

- И так нормально.

Ответ мужа был грубым. Это нисколько не удивило Марту: она привыкла, что её муж всегда в плохом расположении духа. Она привыкла к его, как она подозревала, заранее заготовленным грубостям. За много лет она привыкла к грубостям, и они сделались ей безразличными. Конечно, Марта не считала, что грубости эти возникли по её вине. Но и Питер, наверняка, тоже себя виновным не считал.

- Суп готов?

- Суп ты доел вчера.

- Но что-то есть? - уже значительно громче произнёс Питер.

Потом недовольно нахмурился, отвернулся и продолжил сбивать снег. Видимо, ему было неприятно повышать голос на жену. Она этого не заслуживала. Вернее, сейчас не заслуживала, но раньше... раньше...

Питер сжал зубы. Ему было сложно сдерживать вскипающую с новой силой злобу. Да, всё это дело прошлое, но прошлые картины вырисовывались в мозгу Питера с бесившими его реалистичностью и чёткостью.

Чёрт бы её побрал!..

- Спокойно, - сказал сам себе Питер.

- Ты будешь сосиски? - холодно, а впрочем, как обычно, поинтересовалась Марта. - И с кем ты там разговариваешь?

- Сосиски буду.

Питер наконец снял куртку. Швырнув её на пуфик, он принялся развязывать шарф.

Марта наблюдала за мужем с беззвучным омерзением. Что же в нём вызывает у неё приступы тошноты? Отчего так тянет рвать? За все эти годы можно было и разобраться, но Марта всё-таки не понимала. По-прежнему она изводила себя вопросом, что в её муже такого безобразно отталкивающего. Вроде бы и незаметного, но невыносимого. Марта закусила губу: когда волновалась или сердилась, она начинала кусать губы. Есть в муже что-то невыносимое... Нет, даже не так. Несовместимое - вот подходящее слово. Самое верное. Он не совместим со мной. Я не совместима с ним. А когда-то я клялась любить...

Клялась.

Чёрт бы его побрал!..

- Что ты смотришь? - Питер снял ботинки и по привычке оставил их на коврике в коридоре.

А я свои ботинки всегда убираю, подумала Марта. Я ведь их убираю. Всегда...

- На мне что, мухоморы выросли? Пошла бы сосиски поставила. - Питер почесал за ухом.

Марта знала, что надо сдержаться - она всегда сдерживалась. Всегда...

Питер поёжился: он вдруг почувствовал себя неуютно под взглядом жены. Раньше с ним такого не было - раньше если кто и ёжился, так только она, Марта... Что она на него пялится? Дура какая-то, ей-богу. Вылупила на него свои подзорные трубы...

"А раньше, - думала Марта, - я ничего плохого к нему не испытывала. Не было этого отвращения, этого инстинктивного и неясного отвращения, этой несовместимости. И, кажется, была любовь.

Да, кажется..."

Питер разозлился: он не любил бояться. Он всю жизнь чего-то или кого-то боялся: старшеклассников, налоговой, дефолта... Конечно, он не привык к страху - привыкнуть к нему невозможно. Но можно воспринимать его как неотъемлемую часть жизни, как нечто полезное и нужное. Питеру же страх виделся чем-то постыдным, чем-то отвратительным. Не свойственным человеку, не совместимым с ним.

"И страх бывает разный. Одно дело, страх перед кем-то более сильным - таким был мой страх перед старшеклассниками. Я помню, как они подкарауливали меня. Я возвращался из школы - дом был в паре сотен ярдов от школы, не дальше. Они прятались за гаражами и ждали, пока я подойду к двери подъезда...

Позже я стал ходить другой дорогой: крюк был довольно большим, зато я мог видеть, не прячется ли кто-нибудь за гаражами. А они в это время поджидали меня в подъезде...

Да... да, но этот страх понятный: маленькие боятся больших, сильные - слабых. Но разве мужья боятся своих жён!.."

Так бы подумал Питер - если бы преодолел другой свой страх и признался себе в том, что он чего-то боится...

- Может, я и боюсь, но не тебя, это точно, - рявкнул Питер неожиданно.

Марта отшатнулась от мужа, словно бы он уже принял облик того непередаваемо омерзительного, что засело в нём, чего она не могла выносить и чего не понимала. Не понимала и злилась на себя за это, и боялась, что никогда не поймёт. Смерти, катастрофы - они тоже страшные, но понятные. Они - часть жизненного цикла, естественного отбора. Они не прекратятся, как бы тебе этого ни хотелось. С ними остаётся только смириться - как со своими страхами. Но с омерзением не смириться. Уговаривай себя, ищи защиту в логике, пробуй найти спасение в забвении, занимай себя бесконечными делами... но стоит омерзению поднять свою ужасную склизкую голову, как волна тошноты прокатится по твоему телу, поглощая тебя изнутри.

Неожиданно Питер представился Марте тараканом. Марта зажмурилась, но образ с огромными лоснящимися усами и светло-коричневым телом никуда не исчёз.

- Я тоже тебя не боюсь!

- У тебя опять припадок? - Питер недовольно, но в целом безразлично покосился на жену. - Если так, выпей таблеток. Зря мы, что ли, платим этому доктору... чёрт бы его... как его?.. Забирает у меня последнее, прописывает тебе дорогостоящие таблетки и препараты, а ты их принимать и не думаешь.

- Оставь меня... - Марта закрыла лицо руками и опустилась на корточки.

- Точно припадок. - Питер поцокал языком. - И что дальше? Обморок или истерика? Я так понимаю, сосисок ждать бессмысленно.

- Иди к чёрту...

- К чёрту, значит?

- Да. Иди ты...

Питер встал.

Марта испугалась, что муж хочет побить её. Она стала отползать назад.

- Да не нужна ты мне.

Питер открыл гардероб, достал куртку, которую только что снял, и снова надел.

- Я ухожу.

- Отлично. Это лучшее решение в твоей жизни.

- Сама теперь...

- Лучшее решение в твоей никчёмной жизни!

- Я говорю, сама теперь жри свои недоваренные сосиски! Надеюсь, без меня ты быстро подохнешь.

- Как раз наоборот!

Питер молча зашнуровывал ботинки.

- Если бы ты купил микроволновку, с сосисками всё было бы нормально. Ты же знаешь: плита неисправна...

- Правильно, вали всё...

- Неисправна. А ещё надо поменять лампочку в коридоре. И купить новые стулья. И починить холодильник...

- Двадцать лет я тратил деньги так, как хотела ты, - хватит. - Питер надел шапку и встал.

- Двадцать лет ты тратил их на свою грёбаную машину и на свой грёбаный гараж, чёрт бы их побрал!

- Закрой за мной дверь - этому тебя вроде бы обучили.

- Ты... Таракан!

Питер на секунду замер. Но затем рассмеялся и пригладил усы.

- Всё, я ушёл.

- Катись. Катись, и на сей раз, пожалуйста, навсегда!

Марта захлопнула дверь. Она мысленно представила, как этим действием отрезает свою жизнь от жизни Питера...

...Автоматическая дверь гаража закрывалась. С театральным пафосом, медленно скользила она вниз, заменяя подсвеченные жёлтыми пятнами фонарей и разноцветными квадратами окон уличные сумерки - непроглядной и замкнутой темнотой гаража.

Питер сидел в машине. Печь работала в половину мощности.

Последняя полоска света блеснула на прощанье, вспыхнув в досаде и безысходности, отразилась в неподвижных зрачках Питера и улетучилась - темнота забрала её. Темнота забирает всё.

Питер выключил печь. Опустил спинку кресла, улёгся, поудобнее устроился под пледом - и заснул.

...Свет бил по глазам, будто им палили из пушки.

"Яркий свет. Не думал, что бывает такой яркий свет..."

И запах.

Был не только свет, но и запах - настолько сильный, что проникал отовсюду и повсюду, забивался в ноздри и в горло. Запах был знакомым, но слишком сильным, чтобы понять, что это за запах.

Глаза слезились. Питер зашевелился под пледом и разлепил сонные, смоченные липкой влагой веки. Зрачки сфокусировались на свете...

- Ааа!

Питер тут же зажмурился: свет был столь ярким, что обдал глаза - и изнутри, и снаружи - струёй обжигающей боли.

Прошло какое-то время, прежде чем Питер решился приоткрыть один глаз. Мир, который он увидел, потрескивал и, словно иголками, колол зрительные нервы. Дверь гаража была поднята, и Питер, прищурившись, разглядывал новый светящийся мир. Пока что ему не удавалось разобрать в буйстве всех оттенков белого и жёлтого что-то конкретное...

- Дверь... открыта. - Сознание, как и тело, постепенно пробуждалось ото сна. - Открыта... но я же закрывал её!

Предчувствие чего-то страшного, по-настоящему страшного, засело у Питера в горле ледяным осколком.

- ...Но я же помню, как закрывал её. Я закрывал её. Я закрывал её, я помню...

Беспрестанно повторяя это, Питер сбросил плед. Его руки дрожали. Не глядя, он нашарил дверную ручку и надавил.

Выбравшись из машины, Питер бросился наружу, к свету... и тотчас был отброшен назад, в полумрак гаража, безграничной силой света и безграничностью ужаса.

- Нет... нет... Нет... - Питер таращил глаза на свет и кусал губы. - Нет...

Только сейчас Питер заметил, что края проёма были неровными. Рваными. Разорванными...

Дом Питера лежал в руинах - куча разбитого, разломанного, раскрошенного камня. Дорога превратилась в одну длинную и широкую трещину. Деревьев не было вовсе. Так же как и людей. Была только пыль, густая и светящаяся, жгущая глаза. И гигантский, невесомый, клубящийся гриб. Да, там, вдалеке, был гриб: он гордо поднял свою многокилометровую шарообразную голову и неистово кричал небесам о победе всемогущих людей - над самими собой...

(Ноябрь 2007-го)

Комментарии: 32, последний от 10/07/2013. © Copyright Неделько Григорий Андреевич (k_grigoriu@mail.ru) Размещен: 19/03/2011, изменен: 17/03/2012. 11k. Статистика. Рассказ: Проза Раннее (проза)		Ваша оценка:
Аннотация: [Старый рассказик и немного тренировочный такой. Если муж и жена не любят друг друга, это трагедия для них. Но что если есть трагедия, которая может затмить эту и заставить взглянуть на всё по-новому?..]

Неделько Григорий Андреевич : другие произведения.

Кто останется