Первые усилия Юрия в статусе дачевладельца были направлены на самое ответственное и срочное мероприятие - строительство печи. Но уже на третий день дело замерло на зыбкой грани между теорией и практикой, без особой надежды перейти в область последней. Проект (и, как считал Юрий, весьма удачный) был составлен, но приобрести материалы для сооружения морально устаревшего устройства было попросту негде.
Ещё безнадёжнее обстояли дела с электрическим освещением. Хотя, казалось бы, всё для этого необходимое - электропроводка в доме и линия электропередач на аллее - уже имелось. Провода, долженствовавшие соединить второе с первым, тоже имелись, но - в виде клубка, плотно намотанного на внешних изоляторах дома. Расчёт прежнего хозяина дачи был надёжен и прост: в дом, где нет электричества и печи, бомжи вселяться не будут; а вот размотать провода и прикрутить их концы к изоляторам на столбе - дело несложное. Юрий неоднократно обращался с просьбой об этом к дачному электрику, тот каждый раз авторитетно заявлял: "Завтра - послезавтра сделаю", но ни разу своего обещания не исполнил. О причине столь упорного саботажа Юрий ещё не догадывался, но уже не сомневался, что окончания ему не предвидится.
Из-за этих жизненных неудобств Юрий продолжал обитать в снятой им мансарде. Москвичи еженедельно вызывали его на телефонные переговоры, и каждый раз самой волнительной для них темой было: "Как там бывший хозяин? Навещает?" Юрий каждый раз им сообщал, что после памятного для него обмена мнениями ночной гость приходил всего один раз. Да и то лишь постоял с минуту на крыше; а потом, как обычно, спрыгнул на соседний участок, и с тех пор словно исчез.
Пару минут москвичи, не веря своим ушам и часто передавая друг другу телефонную трубку, недоверчиво - счастливыми голосами переспрашивали и уточняли полученную информацию. К концу переговоров они, изменив радостную тональность на удручённо-несчастную, жаловались на плохое здоровье и крах семейных финансов. И сообщали, что по этим причинам приехать на дачу в этом году они не смогут; а если и приедут, то не раньше конца июля. И не больше чем на недельку - полторы. Но Юрий пусть смело выполняет все те работы и посадки, что они ему заказали; если они даже и не приедут в этом году, то в следующем с лихвой возместят все его расходы, поскольку продавать свою дачу решительно раздумали.
В конце марта, едва подсохла почва, Юрий взялся за сельхозработы. Основное внимание он уделял участку москвичей: там слой земли был более толстым, а сама земля - плодородной и унавоженной. А главное - обещал ведь людям; приедут, не приедут, надо сделать.
И вдруг, в канун первомайских праздников, москвичи нагрянули, как весенний дождь на голову.
2
Это случилось двадцать девятого апреля, в четверг, часов в одиннадцать дня. Юрий, то и дело поглядывая на надвигавшуюся мрачную тучу, торопливо засаживал последний свободный клочок дачного участка москвичей купленной тем же утром помидорной рассадой. На аллее, по разворотному кругу, прошуршали и остановились шины какой-то легковой машины. Вскоре, словно по команде первого грома, дачная калитка со скрипом открылась, и в неё, гружёные тяжёлыми чемоданами, гуськом, вначале жена, потом муж, вошли хозяева дачи.
Юрий, оставив в покое рассаду, галантно бросился помогать чете путешественников; в первую очередь, разумеется, даме. Но прибывшая столичная чета повела себя по своему южному владению очень сдержанно. Решительно отказавшись от помощи Юрия, оба путешественника со скучными высокомерными лицами направились ко входной двери в дом. При этом ни один из них, невзирая на декларируемое ранее тяжёлое состояние здоровья, ни разу не приостановился, чтобы хоть на минутку поставить на землю тяжеленные чемоданы, и оба принципиально не смотрели по сторонам, словно их совершенно не интересовало, что же сделал с их участком Юрий.
Дверь громко хлопнула и громко щёлкнула закрываемым замком. Юрию пришло в голову, что для него также самым умным действием было бы - хлопнуть дверью мансарды и повыдёргивать из земли всю высаженную рассаду, с тем, чтобы посадить её на своём участке. Но всё же он не поддался искушению, поселил на этом участке последних "Розовых гигантов". И, под начавшимся ливнем, отправился на свою дачу, готовить дом к окончательному переезду.
Вернулся Юрий на дачу москвичей уже в глубоких сумерках. К его удивлению, на сей раз хозяева, несмотря на продолжавшийся, хотя и значительно ослабевший дождь, дружно выскочили ему навстречу. Оба они прятались под одним цветастым женским зонтиком, оба были одеты в одинаковые фиолетово-полосатые домашние халаты, неразличимо облекавшие их практически одинакового вида и роста фигуры, так что с первого взгляда и в темноте Юрий даже не понял, кто из них есть кто. Выручила его сестра милосердия.
-Юрий Михайлыч, мы приглашаем Вас в гости, - торжественным и по-женски ласковым голосом пропела она. - Мы хотим отблагодарить Вас за те труды, которые Вы вложили в нашу собственность. Не откажите; пойдёмте в наш дом. Посидим, выпьем, закусим, поговорим.
На столе, расположенном в центре зальной комнаты, стояли неполная бутылка водки, два стограммовых стаканчика и две маленьких тарелки: одна - с полузасохшими мятыми кусочками хлеба московской выпечки, другая - с затёртыми вялыми кружочками полукопчёной колбасы. У стола чинно противостояли друг другу два чёрных деревянных стула.
- Мы будем праздновать только с Вами, - заметив направленный на стулья несколько удивлённый взгляд Юрия, торжественно и с едва ли не интимной улыбкой промолвила Юрию сестра чекистского милосердия, и пояснила: - Моему законному супругу пить нельзя. Язва желудка обострилась.
"Если этот повар так готовил и во время службы на флоте, то язва желудка наверняка не только у него, но и у многих его сослуживцев", - подумал Юрий, взглянув на москвича, с бесстрастным лицом сидевшего в углу комнаты на небольшом диванчике; но вслух произнёс нечто более светское.
- Я тоже не пью. Так что мне с вашей язвой повезло: можно не мучить себя водкой, а сразу же перейти к разговору о делах.
После этого вежливого, но довольно решительного заявления москвичи ужасно всполошились, зашумели и принялись дружно упрашивать и уговаривать своего дорогого гостя принять участие в застолье. Особенно упрашивала Юрия быть джентльменом, снизойти к её женскому желанию немного расслабиться после дороги сестра милосердия; мол, сначала по рюмочке со мной, а потом говорите и договаривайтесь с мужем, как, сколько и почём сочтёте нужным. А иначе она почувствует себя жестоко оскорблённой, и навсегда со своим оскорбителем рассорится, и никогда, никогда не будет здороваться с ним при встречах.
"Обычно после назначения меня на должность джентльмена следовала какая-то неприятность", - мелькнуло в голове у Юрия нехорошее предчувствие; и всё же он сдался, согласившись стать и дорогим гостем, и настоящим мужчиной, и даже истинным джентльменом.
Обрадованная хозяйка после громко провозглашённого тоста - "За то, чтобы ваши труды пошли нам на пользу!" - профессиональным жестом опрокинула в себя рюмку, занюхала водку кусочком хлеба и положила в рот колбаски. Юрий, поскольку уж хозяйка наливала из общей бутылки, галантно чуточку отпил из своей рюмки; но закусывать не решился. Хозяева опять дружно всполошились. Сестра милосердия укоризненно вскрикнула, что муж забыл поставить на стол шпроты. Муж возразил, что шпротов уже нет, но всё же недовольной походкой бывалого моряка, вразвалочку, отправился на кухню. Вернулся он оттуда с удивившим даже его жену большим уловом: принёс ополовиненную баночку шпрот, два сморщившихся яблока, откровенно недовольных наступлением весны, а также три четверти очищенного от кожуры апельсина. Пришлось Юрию, в ответ на столь самоотверженное внимание, допить рюмку и закусить её долькой апельсина; а затем осушить ещё одну рюмку. После чего хозяйка резко поскучнела и, встав из-за стола, сообщила, что лично она устала и хочет прилечь отдохнуть. Так что, если мужчины намерены о чём-то побеседовать, то уж, пожалуйста, пусть идут во двор, подышат там свежим чистым воздухом.
3
Дождь к тому времени уже прекратился, воздух и в самом деле был чистым, свежим, но и довольно прохладным. Юрий, одетый в лётную кожаную куртку, чувствовал себя вполне комфортно. А москвичу, перед выходом из дома зачем-то снявшему домашний халат и неосмотрительно выскочившему на ночной сырой ветерок в тренировочных шароварах и тесной спортивной майке, было неуютно; и затягивать переговоры он не стал.
- В общем, так. Ты сейчас собираешь и уносишь свои вещи, и на этом мы с тобой прощаемся, - внезапно сойдя с бетонной дорожки и став таким образом , что Юрий оказался между ним и стеной дома, как бы прижатым к канатам, властным тоном произнёс москвич. Чувствовалось, опытный повар был уверен, что блюдо уже готово.
В этот миг за головою Юрия полыхнуло ярким светом окошко дачной кухни. Лампочка лила свои подобострастные лучи на верхнюю часть фигуры хозяина, высвечивая его полуобнажённый мраморно-белый в новом агрессивном изображении. Тесная, с короткими рукавами майка прекрасно подчёркивала неширокие, но атлетически-мощные, прямо-таки литые плечи московского чекиста и вздувшиеся буграми бицепсы его согнутых рук. Крепко сжатые кулаки, изредка украшенные мелкими боевыми шрамами, москвич держал на уровне живота, коротко остриженную голову по-боксёрски слегка нагнул к толстой, накачанной долгими тренировками шее. Юрий догадался, что москвич сбросил халат не столько ради удобства ведения боя, сколько для устрашения противника. Также ему, по позе москвича и расположению его рук, было понятно, что этот опытный умелый боец начнёт "диалог" с серии мощных, но почти не оставляющих следов ударов по животу.
"М-да. Наверняка и посчитать трудно, сколько матросиков этот мастер кухонной разделки изувечил своими кулаками. Но, похоже, о том, что в ближнем бою локоть и колено гораздо опаснее кулака, он даже не догадывается. Странно. Хотя, скорее, просто - зазнался, заелся, испортился среди неопытных, не тренированных, не дававших ему должного отпора вчерашних школьников. Маленько нюх потерял. Вон, даже не задумался о том, что он стоит на жидкой и скользкой грязи, а я - на ровном, промытом дождём бетоне. И что он, и без того меньшего роста, чем я, опустился ещё на десяток сантиметров ниже, и теперь открыт для ударов по нему и руками, и ногами...Может быть, стоит выбить из него спесь? Немножко поучить уважению к людям?" - с безмятежной улыбкой следя за действиями внезапно объявившего себя противника, и будучи готов ответить на любое из них, на мгновение задумался Юрий.
- Чего молчишь? - с нагнетаемой угрозой прошипел москвич.
На лицо москвича наплыла неспешно покачивавшаяся тень его жены. За окном раздался лёгкий звон горлышка бутылки о стакан, затем последовательно послышались звуки лихого глотка, протяжного вдоха, аппетитного похрустывания и, наконец, негромкого пения: "Как мне дороги..."
"Сейчас его половина потянется за чем-нибудь к краю стола, лампочка на мгновение ослепит глаза его глаза, и..."
- Жду, когда начнёшь остывать, - сообщил Юрий. Кожа голых рук москвича и в самом деле начинала вздуваться пупырышками.
- Это тебе надо остывать. Это ты градусы принял, а я - трезвый. И я - у себя дома, а ты - в чужом дворе. Сообразил?
"А ведь он прав, - подумал Юрий; и почувствовал, что остывает быстрее привычного к холоду москвича. - Нельзя мне иметь дел с милицией. А эта пара опытных провокаторов, видимо, такую мою установку ещё при нашей первой встрече поняла. И, с учётом данного обстоятельства, уже тогда все будушие действия заранее продумала. В делах подлости они, вне сомнения, профессионалы; хватка, как у бульдогов. Не постесняются довести дело до конца, до перекусывания горла".
- То есть вы отказываетесь выполнять свои обещания? - риторически, но и с не исчезнувшим окончательно удивлением спросил Юрий.
- А ты что, считаешь, мы с тобой не расплатились? Ты же пил? Пил. Ел? Ел. Тебе, бомжу, этого более чем достаточно. Так что - топай отсюда, пока ноги ходят.
- Если б знали вы, как мне дороги...- всё громче и с заметно усиливавшимся нетрезвым чувством выводило за окном слегка дребезжавшее контральто. Заслонявшая лампочку тень плавно поползла по лицу и телу москвича, и...
"А вот и момент расплаты за мои труды, - шепнула злая мысль в голове у Юрия; но он строго на неё прицыкнул. - Как бы потом не пришлось за это удовольствие расплачиваться Алёшке. Все помидоры мира этого не стоят". Мысль, перестав покалывать своими острыми щупальцами мыщцы рук и ног, разорвалась надвое и поспешно сжалась в два тугих комочка заскрипевших зубами желваков. Но сдержать ими удивлённого недоумения Юрий всё-таки не смог.
-А совесть как? Не будет помидорной икотой мучить? Ведь здесь - не многомиллионный город. Не раз лицом к лицу встречаться придётся, - сказал он; и, не слишком надеясь на покаянный ответ, неспешно, боком, плавно, не теряя из виду набычившегося противника, двинулся вдоль стены к калитке.
- Ты куда? - прошипел москвич. - Иди шмотки свои забирай. И - чтоб с этого дня я с тобой не встречался.
- Уже ночь, - вежливым голоском напомнил Юрий. - Как бы в темноте не перепутать, где чьё имущество. Лучше уж я приду завтра утречком. Возьму с собой председателя, грузчиков, и мы при ясном дневном свете всё рассмотрим и со всем разберёмся. И зараз тутошним громадянам, - построжав голосом, перешёл Юрий на украинску мову, - зробыться звистно про то, як кляти москали обдирають наших хлопцив. И як бы тоди нэ прийшлося цим москалям бигты видциля з драным задом, - со скучной издёвкой усмехнулся он в строгие чекистские глаза. Те растерянно забегали, как у повара на раздаче, недоумённо решающего, как поступить с непонятным клиентом: как обычно? или - не рисковать, положить на тарелку по норме?
- Стой! Назад! - быстро найдя привычное решение, взревел кулинар от ЧК, а одновременно слегка наклонился вперёд, создавая телу инерцию для стремительного нападающего рывка; но двинуться в атаку он не успел. Вдруг перед его лицом появился непонятно откуда прилетевший ботинок и, легонько щёлкнув подошвой по носу, молниеносно улетел обратно, в конце полёта умудрившись надеться на ступню правой ноги странного клиента. Повар замер, словно увидев живую кобру в собственной тарелке, а Юрий ему холодно посоветовал:
- Ты бы не дёргался, а то ударишься головой о бетон, и любой следователь скажет: поскользнулся, упал, потерял сознание, захлебнулся грязью. Сообразил?
Юрий уже выходил со двора, когда, сквозь громкое пение из дома "Не забудь и ты..." к нему донёсся вибрировавший скрытой злобой возглас скользившего по грязи москвича:
- Ладно, я пошутил. Придёшь завтра за вещами, заберёшь заодно шкаф. Ты что, про него забыл?
Глава 2. Бака лавры.
1
На следующий день, в предпраздничную пятницу тридцатого апреля, указанием директора занятия в школе были сокращены, а уроки трудового обучения и вообще отменены. Юрий получил дополнительный выходной, хотя, фактически, и за свой счёт; но возможность забрать Алёшку из интерната на период праздников у него могла появиться только во второй половине дня, поскольку занятия в интернате отменены не были.
Вначале он планировал хотел заняться огородом на собственном участке; но потом решил: а почему бы, в самом деле, не попытаться забрать у москвичей обещанный шкаф? Он ведь честно заработан перекопкой всего участка и оплачен растратами на рассаду, которую участок засажен. Без шкафа в доме всё равно не обойтись; а если отказаться от этого, придётся тратить и без того скудные средства на покупку другого.
Но в одиночку унести шкаф было невозможно; нужно было найти себе помощника. С этой целью Юрий отправился на низ аллеи. Там, вплотную к лиману, проживал один из его новых знакомцев, которого все называли не иначе как Санёк. Это был парень лет двадцати пяти, физически развитый, внешне симпатичный, коммуникабельный и весьма деятельный. Проживал он там с семьёй, в состав которой, кроме него, входили ещё три человека: жена Танёк, молодая стройная женщина с усталым, хронически недосыпающим лицом, и двое детей-несмышлёнышей, мальчишки - погодки полутора и двух с половиной лет.
Поселились там Санёк и Танёк совсем недавно, купив эту дачу недели через две после того, как Юрий приобрёл свою. Познакомился с ними Юрий дней за десять до описываемых событий. В то утро Юрий возился на собственном участке, когда услышал доносившиеся с нижнего конца аллеи испуганные женские крики. Он выскочил со двора на аллею; и увидел в нижнем её конце молодую стройную женщину, панически размахивавшую в воздухе руками и с диким надрывом кричавшую:
- Помогите! Мужа придавило! Хоть кто-нибудь, помогите!!!
Юрий сломя голову помчался вниз по аллее; а женщина, увидев его, торопливо метнулась на территорию крайней дачи. Когда он подбежал к настежь открытой калитке, на него внезапно набросилась выскочившая из усадьбы собака. Но крики о помощи, хотя уже и значительно ослабевшие, по-прежнему доносились из-за усадебного дома; и Юрий, отбиваясь на ходу ногами от пса, от ужасающих воплей хозяйки пришедшего в агрессивное исступление, поспешил на звуки призывов.
Перед его глазами предстало ужасающее зрелище. Металлический бак объёмом в три с половиной кубических метра, предназначенный для сбора дождевой воды, наполовину соскользнул с каменного постамента полутораметровой высоты и удерживался от окончательного падения только благодаря усилиям молодого крепкого мужчины. Мужчина, стоя на полусогнутых, подрагивавших от напряжения ногах, спиною подпирал косо наваливавшуюся на него боковую грань бака, а развёрнутыми назад ладонями удерживал бак снизу под дно. Рядом с мужчиной суетилась та женщина, что только что звала на помощь. Она пыталась толкать бак вверх, но её усилий было явно недостаточно. А за одежду и ноги пары молодых людей хватались двое заливавшихся испуганным рёвом полуголых ребятишек.
С первого взгляда было ясно: силы у мужчины не просто на исходе, их давно уже нет, он держится сам и удерживает бак только силою отчаяния и упрямства; но вот-вот его пальцы разогнутся. После чего и он, и его жена, и его дети будут раздавлены накатившимся сверху тяжеленным баком.
Юрий, с максимальной поспешностью подскочив к баку и став рядом с парнем, так же, подобно ему, подставил спину под боковую грань бака и ухватил под дно ладонями. Первым чувством после того, как он ощутил навалившуюся на него огромную тяжесть, было сильное удивление тому, что стоявший рядом с ним, с виду обычный человек смог в одиночку удерживать эту махину. Вторым чувством - слабое, полубессознательное удивление тому, что мигом назад у него были силы для столь сильного удивления - ибо в следующий миг парень, теряя от перенапряжения сознание, медленно повалился на землю.
Молодая жена с воплями упала на мужа сверху; дети, сваленные ею с ног при падении, ещё громче заплакали; собака с новым азартом бросилась на Юрия. К счастью, впилась он зубами не в живое тело, а всего лишь в калошню брюк. Вначале, около минуты, она с рычанием трепала брючину из стороны в сторону; затем материя лопнула. Псина, обрадованная этой промежуточной победой, почувствовала особое воодушевление и потянула разодранную добычу от, как ей казалось, соперничавшего с нею пришельца к себе. Старательно упираясь в землю лапами и изо всех сил дёргая за калошню, она с каждым рывком перемещала ногу Юрия во всё более неустойчивое положение; и после каждого из таких перемещений Юрию становилось всё труднее не только держать навалившуюся на него огромную тяжесть, но и просто удерживать равновесие.
- Девушка, уведите детей, отгоните собаку и помогите отойти в сторону мужу. Я эту железяку долго не удержу, - негромким экономным голосом прохрипел Юрий. Но молодая женщина, словно обезумев и, похоже, ничего не слыша, лишь тормошила недвижного мужа и с ужасом кричала:
- Ты что, умер? Санёк, отвечай! Ты меня слышишь? Ты что, умер?
Наконец, через несколько минут, показавшихся и ей, и Юрию вечностью, Санёк медленно, с усилием приоткрыл глаза и тихо прошептал:
- Оттащи пацанов в дом и запри.
- Ты ожил! Ты ожил! - вскричала женщина; слёзы бурным потоком хлынули у неё из глаз, она радостно обняла супруга и принялась обцеловывать его лицо.
- Танёк, хватит, - пытаясь выбраться из-под обнимавшей его супруги, чуть громче прежнего проговорил Санёк; но та, в полнейшем исступлении ухватившись за него, лишь бурно рыдала и беспрерывно бормотала:
- Ты жив! Ты жив!
- Уходите все подальше. Я скоро не выдержу, - надсадным хрипом проскрежетал Юрий.
- Отпусти меня, - с трудом проговорил парень жене; но та, с прежним криком "Ты жив", лишь ещё крепче обняла его. - Отпусти, дура! - чуть громче сказал парень, и попытался повернуться на бок, чтобы вывернуться из-под женщины. На это сил у него не хватило; и тогда он неловко, толчком локтя не разгибавшейся левой руки оттолкнул её от себя. Но этого слабого и безмолвного действия хватило на то, чтобы женщина смолкла и разомкнула объятия.
Парень, получивший относительную свободу действий, опять попытался повернуться на бок; а женщина при первом же его движении мгновенно вскочила на ноги, ухватила в каждую ладонь по ручке одного из мальчишек и, не оглядываясь, потащила их, хныкавших и размазывавших свободными ручонками слёзы по замурзанным щёкам, в дом. Собака, следя одним глазом за уходившей хозяйкой, косо рванула за брючину Юрия. От этого режущего укуса кусок материи оборвался; собака, не выпуская добычу из зубов, помчалась кругами впереди хозяйки, с торжествующе-демонстративной злостью трепля у неё перед глазами добытый в бою трофей.
Тем временем Санёк пытался встать на четвереньки, но сделать это у него не получалось, и он раз за разом валился на бок. После третьей или четвёртой неудачи он оставил эти попытки и медленно, на левом боку, подгребая лишь левой рукой и кое-как отталкиваясь правой ногой, пополз прочь от места падения бака. С каждым рывком его движения становились всё слабее, а результаты всё сомнительнее. Через метр своего тяжкого пути, сантиметров на десять-пятнадцать не выбравшись из опасной зоны, он окончательно замер и еле слышно прошептал:
- Дальше не могу.
Между тем Юрий, перебирая по дну бака пальцами, медленно смещал ладони и одновременно смещался сам к боковой грани бака, за визуальным продолжением которой лежал скорчившийся и постанывавший Санёк. Вдруг один из камней, служивших опорой баку, затрещал и рассыпался; бак покосился, грозно взгромыхнул, просел в месте разрушения камня и неудержимо поехал на Юрия.
Юрий, из всех оставшихся сил толкнув бак назад и в сторону, быстро шагнул вперёд и, мгновенно развернувшись вбок, стремительной ласточкой нырнул так, чтобы очутиться рядом с Саньком. Бак с грохотом заскользил по крайним камням опоры к земле. Юрий кувыркнулся через голову и правую руку, а левой рукой, ещё в процессе кувырка, ухватил Санька за плечо и рванул его за собой. И, едва окостенело вытянутая нога Санька протянулась немного дальше, как в паре сантиметров от её подошвы врезалась в землю корявая гильотина боковой грани бака.
Бак, мощно прогрохотав железом и гулко ухнув воздухом, вылетевшим из него в момент удара о землю, по инерции перевернулся через ребро, став вверх дном, качнулся туда-сюда и, с медленно затихавшим сердитым гулом, замер на месте.
- Цел? - не двигаясь, прошептал Санёк. Лицо его было смертельно бледным.
- Я-то цел, - также почему-то шёпотом ответил Юрий. - А ты?
- Ещё не понял. Посмотри сначала ты.
Юрий, отжавшись руками от земли, взглянул на ноги Санька.
- Цел! - успокаивающе и в полный голос сообщил он. - Встать можешь? Или помочь?
- Лучше разотри спину и ноги. А то судорога скрутила - мочи терпеть нету.
Юрий, вскочив на четвереньки, принялся делать Саньку общий массаж. Тем временем Санёк тихим шёпотом не то рассказывал Юрию, не ругал самого себя:
- Вот же я идиот. Вытащил своих пацанов на солнышко, посадил на ковёр, а сам решил бак свалить. На его месте сарай для кур строить буду. Свалить не смог, решил передние камни из-под него выбить, чтобы он сам упал. Выбил по камню с двух сторон, пихнул - не идёт. Выбил ещё по одному камню; бак и повалился вниз. Я - только убегать, глядь - а мои пацаны уже рядом со мной крутятся. Я под бак подлез, держу его, а им кричу: "Идите отсюда!" А они ж - ещё дурачьё. Давай хором реветь, да ко мне лезть, чтоб я их, как обычно, простил и погладил. Так вот и держал бак, пока Танёк пришла. Говорю ей: тащи сюда камни колпака, складывай их один на один под край бака. А то я уже устал, не успею из-под него вылезти. А она побежала на аллею орать... - Санёк, не договорив, устало закашлялся.
- Правильно сделала, - рассудительно высказался Юрий. - Колпак-то - тяжеленный, не для женских рук. Пока б она его таскала да складывала, ты бы точно под баком помер.
- Я и сейчас - как под баком, - хрипло выкашлял Санёк, и чуть слышно прошептал: - Хоть бы и в самом деле не сдохнуть.
Но уже к вечеру того же дня Санёк почувствовал, что здоровье и бодрость стали к нему возвращаться; и, заглянув к Юрию, пригласил его к себе в дом на семейный ужин.
Ужин был скромным: картошка в мундирах, немного хамсы и бутылка дешёвого столового вина. Детвора ела, точнее, смоктала и слюнявила то же, что и взрослые; лишь вина им не налили. Затем родители отдали им кулёк со сладостями, что принёс с собою Юрий. Печеньица мальчонки торопливо хватали ручками и целиком совали к себе в рот, а на обёрнутые в фантики конфеты, опасаясь даже прикасаться к ним, смотрели, как на невиданную диковину. ручонками.
По всему видно было, что в этой семье царит страшная бедность. И родители, и дети одеты в какие-то отрёпки; все четверо членов семьи - худые, с голодным блеском в глазах; в доме нет ни одной приличной или, хотя бы, новой вещи, кроме красовавшегося в углу большого светло-зелёного пылесоса "Вихрь".
- Это мои родители подарили, - заметив взгляд Юрия, с подчёркнутой гордостью сказала мгновенно опьяневшая, слегка раскрасневшаяся Танёк. - Чтобы мне было легче делать уборку.
- Можно подумать, ты им пользуешься. Всё равно ж за пацанами везде с мокрой тряпкой ходить надо. Лучше бы они детскую коляску подарили, - буркнул Санёк.
- Ага! Вот в чём дело! Вот почему ты меня обзывать стал! По-твоему, мои родители - дураки? Поэтому и я для тебя - дура, что их дочь? А они - не дураки! Они мне давно уже говорили, что ты меня вовсе не любишь! Что ты меня обзывать и бить будешь! Обзывать ты уже начал; теперь бить начнёшь? - нервным голосом прокричала Танёк; и, залившись бурными слезами, быстро выбежала во двор.
- Ну, спасибо за угощение. Жаль, но мне пора домой, - поднялся со стула Юрий.
- А может быть, тебе лучше бы пойти помириться с женой? - предположил Юрий. - А я тем временем, чтобы вы не волновались за детей, могу посидеть здесь.
- Да ну, что с ними сделается, - возразил Санёк. - Они уже привычные. И Танька сейчас лучше не трогать; совсем разнервничается. А так погуляет полчасика, потихоньку в себя придёт, да и вернётся. Уж я-то её уже знаю. Только, если я останусь в доме один, разговаривать со мной она до самой ночи не будет. А если есть гости, то сначала с ними начнёт говорить, а потом и со мной, - со смущённо-хитроватым выражением на лице объяснил он.
Танёк, бормоча что-то себе под нос и нервно жестикулируя, минут сорок бродила кругами по двору. С каждым кругом шаги её делались всё медленнее, а движения рук - всё спокойнее; и наконец она, в виде задумчивой статуи, застыла посреди двора. Во время этого марша протеста Санёк частенько вскакивал из-за стола и, стараясь оставаться для супруги незаметным, выглядывал в окошко; а между делами заедания вина хамсой, покрикиваниями на детей и поглядываниями на супругу рассказывал историю их брака и семьи.
2
Познакомились и подружились Санёк и Танёк ещё в школе. Он учился тогда в десятом классе, а она - в восьмом. Санёк был единственным сыном матери-одиночки, прижившей его вне брака, Танёк - старшей дочерью весьма известных в Евпатории людей; её отец занимал должность главного врача одного из крупных санаториев, мать в том же санатории работала старшим бухгалтером. Само собою понятно, что родители Танька уже тогда были крайне недовольны увлечением своей дочери; они были уверены, что Санёк никогда не сможет стать хорошей партией для их дочери.
Санёк, и в самом деле, был далеко не подарком. И учился он плоховато, и одевался бедновато, и манеры его были вульгарноваты, да и подраться был весьма не прочь. Последнее, благодаря его природным данным и настойчивым тренировкам в секции бокса, у него получалось эффективно и удачно; но, по мнению родителей Танька, это не только не украшало облик Санька, но, напротив, делало его более отрицательным. Но Танёк с ними не соглашалась; рядом с ним она ощущала себя защищённой от посягательств и обид со стороны не только мальчишек, но и некоторых агрессивных девчонок. К тому же она считала, что обязана позаботиться о том, чтобы привить своему верному другу хорошие манеры и отучить его от вредной привычки некультурно выражаться. Короче, и от его достоинств, и от его недостатков она была без ума, и все попытки родителей уговорить её порвать с ним имели скорее обратный эффект.
Время шло, между юношей и девушкой случались и временные обиды, и краткие размолвки, но их взаимная привязанность от этого только крепла. Санёк окончил школу и, до момента призыва в армию, устроился на работу в авиамастерские простым рабочим, Танёк перешла в последний класс. Во время очередной ссоры с родителями она сообщила им, что с Саньком они уже живут как муж и жена, а после того, как она окончит школу, и вообще поженятся.
Тогда её родители пошли обходным путём: стали, под разными предлогами, приглашать в свой дом юношу, также влюблённого в их дочь, в надежде, что огонь его любви рано или поздно разожжёт ответное чувство в её сердце. Но случилось несчастье: Санёк подстерёг этого паренька в подъезде дома своей возлюбленной и очень жестоко избил его. Как сказал Юрию Санёк, "на меня словно помутнение какое-то нашло; бил и не мог остановиться".
Санька осудили на три года. Родители Танька облегчённо вздохнули, а сама она принялась строчить ежедневные письма в Джанкой, на тюремный адрес своего самоотверженного возлюбленного, пострадавшего из-за козней её родителей и ради пылкой любви к ней.
На волю Санёк вышел досрочно, через два года, по амнистии в честь семьдесят второй годовщины Великой Октябрьской социалистической революции; и уже на следующий после освобождения день они подали заявления в ЗАГС. Родители Танька в тот же день объявили ей, что, если она выйдет замуж за этого уголовника, то она им больше не дочь. Пусть выбирает, кто ей дороже: те, что всю жизнь о ней заботились, или тот, что станет несчастьем всей её жизни. Она выбрала его.
Одновременно с уходом из родительского дома ей пришлось оставить учёбу в институте и устроиться на работу - мелким клерком в бухгалтерии одного из санаториев; не того, которым руководили её отец и мать (от этого предложения она решительнейшим образом отказалась), а соседнего. Саньку, с его уголовной биографией, найти себе работу было куда сложнее. К тому же ему изрядно мешал в этом его вольнолюбивый нрав, горячий темперамент, твёрдые кулаки и склонность к авантюрным предприятиям. Из-за трёх первых качеств он быстро зарекомендовал себя среди работодателей как неуживчивый, а то и опасный субъект, а благодаря четвёртому - основательно прогорел как частный предприниматель; и лишь с помощью чуда и вовремя данной взятки не сел повторно в тюрьму, но всего лишь получил условный срок.
На благоприятное для него решение суда в решающей степени повлияло то обстоятельство, что Танёк ходила на последнем месяце беременности. Так она, ещё до бракосочетания, по письменному согласованию с Саньком решила: рожу быстренько своим родителям внука, после чего, как то описывается во всех книжках про конфликты между представителями разных поколений, они вмиг откроют и ей, и членам её семьи свои объятия и кошельки.
Увы, после рождения ребёнка выяснилось, что, Танёк и её родители читали совсем разные книжки: Танёк увлекалась любовными романами, а её родители предпочитали назидательные трагедии. В результате этих разночтений взаимопонимание между двумя поколениями, после рождения представителя третьего поколения, лишь ухудшилось. Представители старшего поколения, оскорблённые тем, что их дочь не сочла нужным прислушаться ещё к одной неоднократно повторяемой ими рекомендации - не заводить детей от мужа-уголовника, окончательно разочаровались в романтизме своей любви к ней и надеялись лишь на помощь трагизма выбранного дочерью пути. А жизнь молодой семьи, увеличившейся в количестве, но оставшейся практически без средств существования, превратилась в смесь трагической любви и романтического назидания. Трагизм любви заключался в том, что молодые родители ещё не готовы были любить третьего члена своей семьи. С романтизмом назидания было ещё сложнее. Одна его часть содержалась в Таньке, которая была беременна следующим ребёнком; уж он-то, по её надеждам, должен был разбудить в его дедушке и бабушке не проснувшееся ранее сострадание с последующим примирительным раскаянием и благотворной любовью. Другая часть того же романтизма назидания изливалась на первого ребёнка в виде уверенности, что тот как-нибудь вырастет и без особого к нему внимания, под воздействием посильного кормления и умеренных шлепков.
Через год после рождения первого ребёнка родился второй; но всё осталось по-прежнему, разве что сделалось ещё трудней. Правда, родители Танька сразу после родов навестили её в больнице и там же, дабы не встречаться с Саньком, подарили ей пылесос; но от дальнейшего участия в судьбе её детей отмахнулись, как от досадной пыли, заявив с достойным случая назиданием: "Мы тебя предупреждали, что жизнь с этим уголовником будет очень трудной? А ты сказала, что трудностей не боишься. Теперь ты хочешь, чтобы мы избавили тебя от трудностей? Тогда избавь нас и себя от Санька".
Мудрая назидательная родительская речь была романтически прервана отповедью непокорной дочери; причём её речь была произнесена с излишней горячностью и сопровождалась довольно некрасивыми и весьма откровенными жестами рук, в присутствии младшего медперсонала непочтительно указывавшими на дверь палаты. Родителям сразу же стало ясно: этих вульгарных манер их дочь набралась от своего Санька. А поскольку она не намеревается расставаться с источником интеллектуально-морального загрязнения, способным лишь плодить себе подобных потомков, то дальше её стиль поведения будет становиться лишь более неприличным и, надо прямо признаться, неприемлемым.
Придя к такому выводу, родители Танька решительно отказались от всяких контактов с нею, постановив между собою направить все усилия своего мудрого назидания на свою вторую, младшую дочь; при этом воспретив ей малейшие попытки разлагающего общения с беспутной старшей сестрой. А тем временем у молодой семьи, кроме добавления к ней четвёртого голодного рта, появились и другие проблемы. Главной из них была та, что хозяевам снимаемого семьёй флигелька надоел беспрерывный плач чужих детей, и они, под благовидным предлогом ремонта, выгнали неприятных квартирантов на улицу.
Полтора года, начиная с осени девяносто первого года, молодой семье жилось очень трудно. И вдруг, весной девяносто третьего, молодожёнам крупно повезло: мать Санька вышла замуж. До тех пор она, ссылаясь на личное нездоровье и неустроенную жизнь, сколь-нибудь заметного участия в проблемах молодой семьи не принимала, помогала лишь советами. Зато уж советовать она была мастерица. Выйдя замуж, она первым делом стала убеждать своего мужа дать Саньку заём, чтобы тот смог на эти деньги обучиться какой-нибудь профессии и дать взятку при устройстве на работу. А потом, мол, её добрый и справедливый сын не только отдаст весь долг сполна, но и, в качестве благодарности, будет обоим своим родителям, как матери, так и ставшему ему родным отчиму, до конца жизни помогать материально.
Мужичок, доставшийся матери Санька в спутники жизни, был совхозным бригадиром, сумевшим приобрести за бесценок пару списанных тракторов, ещё кое-что из техники и, благодаря этому, основавший собственное сельхозпредприятие. Человеком он был ухватистым, предприимчивым, очень трудолюбивым, но добродушным и не жадным; и легко согласился на предложение любимой женщины. А от себя посоветовал Саньку идти учиться на юриста. Мол, они и при социализме неплохо имели, хоть по зарплате, хоть "на лапу", а уж сейчас без них вообще шагу не ступишь. Уж он-то знает, намучился с ними, сколько крови с него пососали. А тут - свой специалист будет. И Саньку - хорошо, и ему, смотришь, выгода! А если Санька не тянет в юриспруденцию, то пусть учится Танёк; тем более что у неё уже есть опыт студенческой жизни.
Санька перспектива сделаться бакалавром юриспруденции нисколько не восхитила; учение всегда казалось ему делом крайне нудным, и добывать такой ужасной ценой даже не хлеб насущный, а скользкую надежду не него он не собирался. Идея отправить на учёбу жену ему понравилась ещё меньше. "Ага, она будет там со студентами себе на бока лавры вешать, а я - супы варить и с пацанами возиться?" - пробурчал он, и чуть было сгоряча не послал назойливого отчима, вместе с его мошной, куда подальше. Но - вовремя спохватился. И попросил занять денег не на учёбу, а на приобретение хоть какого-то жилья. Мол, сначала надо крышу над головой заиметь; а уж работа - не волк, к бакалаврам вся не убежит.
Отчим несколько задумался, и даже, похоже, обиделся, но жадничать не стал: ладно, ищи жильё. Займу тысячи три зелёных года на два - на три.
Вскоре у молодой четы появилась собственная дача. Идею такой покупки Саньку подсказал один его тюремный знакомец. Нет, человек этот не сидел с Саньком за одной решёткой; он за нею стоял.
3
Иван Антоныч во время нахождения Санька в Джанкойской тюрьме трудился там в должности коридорного надзирателя. Вскоре после освобождения Санька он вышел на пенсию по выслуге лет. Вместе с пенсионным удостоверением ему были вручены корочки майора запаса - как то, ради повышения размеров пенсионного довольствия, обычно делается с основной массой малообразованных младших офицеров, дослужившихся до своего потолка, до чина капитана.
Очутившись во всех смыслах на воле, свежеиспечённый майор не захотел оставаться в скучном Джанкое, а уехал в весёлую курортную Евпаторию. Там жила симпатичная, одинокая, жаждущая семейного счастья женщина, с которой он познакомился по переписке. Евпаторийчанка, к его восторгу и удовольствию, оказалась дамой приятной во всех отношениях, и быстро вскружила голову бывшему работнику мужской тюрьмы, не слишком опытному в общении со свободными и эмансипированными представительницами слабого пола. Но через полтора месяца приятного общения дама неожиданно исчезла, оставив не уберёгшему её надзирателю из всего совместно обживаемого имущества лишь замусоленный клочок бумажки с сообщением о том, что она решилась на заключение брака с другим, более достойным её претендентом. А всё остальное, включая золотые кольца и подвенечное платье, привередливая невеста прихватила с собой. Также она забрала все те деньги, что днём ранее снял майор со своего счёта на приобретение шикарной, но недорогой квартиры и подысканной ею же роскошной, но сравнительно дешёвой машины-иномарки. Что, в итоге, составило основную часть капиталов, заработанных профессионально-умелым трудом на ниве перевоспитания преступников в честных сознательных граждан. Теперь обо всех этих потерях, в том числе и о самой тяжкой, - об утрате красивой и во всех смыслах заботливой блондинки - нужно было пытаться навсегда забыть.
Процесс беспробудного забытия продолжался около месяца. А когда майор, уже во второй раз, пришёл в себя, то из завещанной великим Дзержинским триады крайне необходимых качеств - холодной головы, горячего сердца и чистых рук - у него не осталось ни одного. Голова болела и горячо требовала приёма сорокаградусной микстуры. Сердце остыло и заметно озлобилось. Руки были давно не мытыми, но по-прежнему нежными, гладкими, не приспособленными к самостоятельному деятельному труду. А денег на сберкнижке, с учётом расходов на квартплату, хватало только на пяток хороших запоев. После чего пришлось бы уходить в бомжи. Или - искать какую-то работу.
К счастью, майор нашёл в себе четвёртое, не указанное железным Феликсом, но присущее им обоим важное качество: несгибаемую волю. Подчинив ей указанную выше триаду, он нашёл и претворил в жизнь единственно верное решение: приобрёл дешёвенькую дачку. А на остаток средств купил отличный самогонный аппарат.
Жизнь начала потихоньку налаживаться. Голова майора систематически "поправлялась", сердце постепенно успокоилось, руки оставались нежными. Но - встала проблема желудка. Желудок, привыкший питаться блюдами отличной тюремной кухни (не путать с камерной баландой, являвшейся смывками с той кухни), требовал качественной обильной разнообразной вкусной пищи. Но майорский кошелёк, наполняемый лишь стремительно худевшей пенсией, справиться с возросшими требованиями активно пьющего желудка попросту не мог.
Выход из данной ситуации виделся только один: силою воли, энергией разума, желанием сердца заставить свои руки добывать желудку хлеб его насущный.
Майор запаса задумался: на каком поприще новой деятельности он сможет достойно применить свои специфические знания и профессиональные навыки? Что он умеет делать?
Метко стрелять? Нет. В тюрьме это ни к чему. Там гораздо эффективнее стрельба в упор. Значит, в высокооплачиваемые киллеры его не возьмут.
Виртуозно орудовать дубинкой и кулаками? Тоже - нет. В тюрьме другие методы воспитания. Значит, в неплохо оплачиваемые частные охранники его тоже не возьмут.
Что ещё? Может быть, начать изготавливать запоры, металлические двери и решётки для дворцов скоробогачей? Тем более - нет. Глаза устройство этих вещей знают, да вот руки к пилам и зубилам не приучены.
А к чему они приучены? А приучены его руки, как и он сам, вместе с головой и сердцем, к одному единственному делу: водить заключённых на допрос и уводить их с допроса.
Вывод был ясен: надо искать себе руководящую должность. Хорошо бы стать директором какого-нибудь государственного предприятия. Поруководить последними его деньками, потом приватизировать оставшееся и сделаться владельцем частной фирмы. Также неплохо устроиться брокером крупной биржи или менеджером солидной фирмы. На худой случай - заведовать большим продовольственным складом.
С этими мыслями и надеждами отправился отставной тюремный романтик в городское бюро по трудоустройству. Там-то он и встретился с бывшим сопровождаемым, с Саньком. Хотя в условиях тюремного пребывания они были антагонистами, в условиях свободных злоключений почувствовали себя товарищами. Во время многосуточного стояния в очереди они основательно поговорили о современном житье-бытье, неминуемо сошлись во взглядах на оное безобразие и почти что подружились. Майор запаса открыл перед молодым человеком сокровищницу своего дорогого опыта общения с женщинами и поделился с ним светлыми планами на одинокое личное будущее. Санёк также кое-что рассказал о себе. Мол, только и жизни, что с женой по ночам. А днём - никакого бытия и никакого будущего. Куда ни ткнись - глухо, как в камере-одиночке. Хоть волком вой, хоть головой о стенку стучись, а никто и внимания не обратит.
Бюро по трудоустройству, несмотря на недельное дежурство его коридорах, никому из них не помогло. Что вовсе не было удивительным. Представьте себе: эпоха вакханалии бесправия. Здание поголовного гильотинирования. И вдруг в серой, безликой, отчаявшейся очереди покаянно согнувшихся в коридоре пролетарских, крестьянских и интеллигентских трудяг появляются две фигуры, несущие свои головы с весьма неприятным снобизмом. Один из них - пенсионер от пенитенциарной службы, с надменными красными глазами, ничего не умеющими делать руками и замашками всевластного тюремного надзирателя. Другой - только что "откинувшийся" уголовник, с понятийными взглядами на честь и достоинство, с замашками неукротимого правдолюбца и судебно подтверждённой квалификацией умелого и жестокого драчуна. Кто решится войти с такими в тесные производственные отношения? Кто захочет взвалить на себя вину за их трудоустройство? Тем более что каждый из них - без средств на материальную благодарность...
А вот двое внеклассовых изгоев смогли помочь друг другу. Санёк помог бывшему надзирателю тем, что, от скуки и безделья, вскопал землю на его участке. Майор - тем, что угостил безработного доброхота стаканом самогона, накормил его жареной картошкой и зародил в нём мечту о столь же безбедном и спокойном дачном существовании.
Этой светлой мечтой, не откладывая её в долгий ящик, не давая ей помутнеть и заплесневеть, Санёк поделился с родными ему людьми - с женой и с матерью. И получил их горячее одобрение; обеим хотелось поскорее расстаться дружка с дружкой. Но тою осенью, несмотря на все старания Санька, арендовать, хотя бы на зиму, какую-то дачу ему не удалось. Виновато в этом было не столько его уголовное прошлое, которое можно было легко скрыть, сколько его многодетное настоящее, которое скрыть или хотя бы замолчать было невозможно. Сделать свое бытие дачным и, соответственно, удачным можно было только одним способом: купив дачу в собственность. И, как только отчим пообещал своему пасынку заём, на совершенно необременительных для того условиях, Санёк сразу же метнулся на консультацию к майору, охотно игравшему роль его дачного поверенного.
И опять им обоим повезло, в точном соответствии с поговоркой: "Не было бы счастья, да несчастье помогло". За несколько дней до момента их очередной встречи хозяин дачи, расположенной по аллее напротив дачи майора, внезапно скончался от инфаркта, вызванного его увольнением с работы за год до срока выхода на пенсию. Вдова, понимая, что одна она ухаживать за дачей не сможет, решила с нею расстаться. Цену вдова запросила довольно большую, три с половиной тысячи у. е., но тюремному тандему удалось уменьшить эту сумму до обещанных Саньку трёх тысяч. Вскоре их совместная идея материализовалась для Санька и его семьи в виде вполне реального жилища, а для майора в запасе - в виде благодарного, работящего и услужливого соседа.
Хозяйственный Санёк на обретённых четырёх сотках своего владения сразу же развил самую бурную деятельность. Начал он с того, что, как истинный революционер, принялся валить и сносить все хозяйственные постройки, возведённые прежними хозяевами. По его мнению, они были недостойны стоять рядом с теми красивыми и добротными строениями, что на днях или чуть раньше возведёт он на этой земле. Единственное, что хоть как-то сдерживало его разрушительно-строительный пыл, так недостаток средств. Но и это обстоятельство не могло уберечь его от подминающей под себя действительности, проявившей себя в виде тяжёлого железного бака.
4
Едва Санёк закончил свой рассказ, в комнату тихонько вошла Танёк. Остановившись сразу за порогом и глядя куда-то вниз и вправо, на плинтус между полом и стеной, она обиженным и несчастным голосом произнесла, обращаясь, по-видимому, к гостю:
- Вы не обижаетесь, что я ушла? Подышать свежим воздухом захотелось.
- Нет, что Вы! - вежливо ответил Юрий.
- Значит, не скучаете без меня? - с ещё более обиженным и несчастным видом уточнила Танёк. - Тогда я ещё...
- Я уже соскучился!- горячо воскликнул Санёк.
- Ага, так я тебе и поверила, - с сомнением взглянула на него Танёк. - Я там хожу, хожу, а ты даже не вышел. Что, совсем уже меня не любишь?
- Люблю! - радостно встрепенулся Санёк.
- Тогда поцелуй. Сейчас же.
Санёк с распростёртыми объятиями бросился к возлюбленной. Юрий тихонько выскользнул за дверь; но Санёк, заметив его манёвр, громко выкрикнул ему вслед:
- Дядь Юр! Не забывай: я - твой должник! Если что надо - зови, я всегда...
Когда Юрий пришёл к Саньку с просьбой о помощи в переноске шкафа, тот сразу же согласился; и даже хотел помочь бесплатно, но тут уж не согласился Юрий. Мол, когда я вам помог, ты угостил меня ужином. Вот и я хочу угостить вас ужином; но чтобы меню вы выбрали себе сами.
К даче москвичей Юрий подошёл один, а Санька оставил сотнею метров выше по аллее. Подойдя к калитке, он увидел хозяина, бродившего по огороду и внимательно осматривавшего сделанные Юрием посадки. Юрий позвал его; москвич вздрогнул, распрямился и, делая вид, что не заметил появления званого гостя, торопливо пошёл ко входной двери, спеша спрятаться за углом дома.
-Эй! Хозяин! Что-то ты пужливый стал, - насмешливо выкрикнул Юрий. - Хочешь, чтобы я пришёл за своими вещами в составе комиссии?
Москвич косо взглянул на него, но ничего не сказал и быстрым шагом исчез за углом. Послышались звуки шагов, поднимавшихся по каменным ступеням ко входу в мансарду. Тем временем занавеска одного из окон дома шевельнулась, за нею угадывалось чекистки-строгое лицо сестры милосердия. Юрий приветственно потряс в воздухе ладонью; лицо наблюдательницы шарахнулось вглубь комнаты.
Послышались звуки шагов, спускавшихся от мансарды. Из-за угла дома вышел хозяин дачи и с хмурым высокомерным видом направился к калитке. В руках у него была хозяйственная сумка с небрежно затолканными туда вещами Юрия.
- Так он же - разобранный. Как-нибудь уж, по частям, дотащу, - беспечно отозвался Юрий.
Москвич, насколько позволял ему обзор из-за высокой сплошной калитки, осмотрел пространство перед дачей, потом отпер калитку и с потаённой ухмылкой сказал:
- Ну, заходи.
Юрий, ступив одной ногой внутрь двора, прислонился к калиточному столбу и с ленцой произнёс:
- Ты бы лучше гараж открыл. Через него выносить удобнее.
- Сейчас открою, - с нейтральным лицом сказал москвич и пошёл обратно. Минут через пять загремели внутренние засовы ворот гаража, одна из створок слегка приоткрылась. Юрий призывно махнул рукой Саньку; тот торопливыми шагами направился вниз по аллее.
- Заходи, - скупым жестом поманил хозяин к себе. Юрий, ухватившись за створку ворот, распахнул её во всю ширь и, глядя светлым взором в нахмурившееся лицо москвича, оповестил его:
- А вот и мой первый помощник пришёл. Начнём выносить; а минут через пять остальные пролетарии подойдут.
Москвич дёрнулся было к створке ворот, но в открытый проход уже входил Санёк.
- Санёк, ты пока тут осваивайся, а я схожу в мансарду. А то хозяин забыл отдать мне кое-что из моих вещей, - холодно улыбнулся Юрий москвичу; и отправился к приоткрытой калитке.
Забрав свою настольную лампу, откровенно стоявшую на столике у окошка, и эспандер, снятый с гвоздя на стене и засунутый далеко под кровать, Юрий вернулся в гараж. Сквозь тёмный провал прохода из гаража в подвал Юрию была видна широкоплечая фигура Санька, стоявшего спиной ко входу. В длинной мрачной тени Санька, отбрасываемой от въездных ворот вглубь гаража, смутно угадывался лежавший на полу продолговатый предмет, похожий на небрежно скрученный рулон ковра.
"Что это? Неужто столичный скряга расщедрился на ещё один подарок?" - слегка удивился Юрий. И только подойдя вплотную к Саньку, он увидел, что этот "подарок" - безмолвное тело москвича.
2
- Что с ним? - негромко воскликнул Юрий.
- Да я его... это... ну... Да он сам виноват!
- Ты что, убил его? - в ужасе прошептал Юрий.
- Да ну! Вряд ли... - неуверенно возразил Санёк; и торопливо принялся объяснять. - Ну... в общем, он показал на тот шкаф, - кивнул Санёк головой назад и немного вбок, - а я смотрю: зеркала нет. А ты ж говорил, что шкаф с зеркалом. Я ему и говорю: "Давай с зеркалом!" А он мне: "Ты что тут командуешь!" И на меня - с кулаками. А сам снизу не закрылся. Ну, я ему апперкотом и врезал. А чего он наглеет? Но, наверно ж, должен встать...
Москвич легонько застонал. "Понятно. Привыкший к безнаказанности кок дважды подряд попался на одном и том же. Стал в тень Санька, благодаря чему контуры тела противника ему хорошо вырисовывались, но как только Санёк сдвинулся - на мгновение ослеп. И пропустил удар".
- Молчи, ничего не говори. Вообще. Никому. Понял? - прошипел на Санька Юрий. Опустившись к не пришедшему в сознание москвичу, он повернул его вялое тело на живот, после чего с криком:
- Хозяйка! Ваш муж сознание потерял! - побежал по узкому проходу между тесно уставленной мебелью к пристройке, соединявшей подвал и дом. Навстречу ему вылетел из открытой двери пристройки реверберировавший от стен, прыгавший по каменным ступеням крик:
- Что там случилось?
- Наверное, инфаркт! Идите спасать!
Вниз по лестнице застучали глухие шлепки задников домашних тапочек. На нижней ступеньке каменного спуска появилась величественная женская фигура в спальном пеньюаре и не застёгнутом, развевающемся полосатом халате. Дама приостановилась, небрежным жестом запахнула халат и властно воскликнула:
- Что встали на дороге? Показывайте, где он!
Подойдя к недвижному негромко мычавшему телу супруга, сестра милосердия отвернулась от него и задумчивым взглядом полководца оглядела сумрачные окрестности огромного подвала. Придя к какому-то очень важному окончательному решению, тем же приказным тоном произнесла:
- Положите вот это, - указала она пальцем на приставленную к стене картонку, - вот здесь, - указала она на пол рядом с мужем. Юрий молча выполнил её указание и вновь отступил в сторону. Дама уставилась на него требовательным взором, но Юрий сделал вид, что всё его внимание сосредоточено на лицезрении беспомощного тела её супруга. Дама, величественно и скорбно вздохнув, самостоятельно опустилась коленями на картонку. Молча и не глядя на часы пощупав у супруга пульс, дама с прежней властностью произнесла в никуда:
- Поверните его на спину. Только - осторожнее.
Санёк что-то гневно проворчал. Юрий, тихонько шикнув на него, перевернул пострадавшего в прежнее положение.
- Это... ты? Что... со мной? - приоткрыв глаза, непослушным языком пробормотал москвич склонившейся над ним супруге.
-У тебя - микроинсульт, - уверенным голосом ответила та. - Как я тебя и предупреждала. Запомни хоть на этот раз: не надо волноваться по пустякам! Теперь не разговаривай, только отвечай. Голова болит?
-Да-а...
-Что ещё болит?
- Зу-бы...
-Приоткрой рот, - велела ему женщина. - Закрывай. Ничего страшного. Немного ударился при падении, - уверенно определила она. И, ракурсом снизу вверх, но как бы сверху вниз взглянув на Юрия и Санька, властно произнесла:
- Что стоите? Помогите мне встать.
Санёк отвернулся и опять что-то сердито буркнул. Юрий, схватив женщину под локоть и подмышкой, не слишком вежливо втащил её в вертикальное положение. Дама, небрежно оттолкнув его, велела помочь больному дойти до постели. Юрий, а вслед за ним и Санёк, ухватив москвича подмышками, поставили его на слабые, гнувшиеся в коленях ноги. Сестра милосердия исполненными достоинства шагами неспешно направилась в верхние покои. Юрий и тихонько бурчавший Санёк, закинув вялые руки москвича себе на шеи, поволокли его следом за ней.
3
Продвигаться по узкому лестничному проходу пришлось гуськом и боком, ппоэтому Санёк, бывший на полголовы выше Юрия, продвигался последним. Москвич, во время преодоления каждой из ступенек, невольно валился назад, на Санька, и обоим им это было взаимно неприятно. Санёк пытался не рычать и не слишком сильно отталкивать спасаемого клиента, но у него на такую тактичность не хватало силы воли; а москвич, испуганно косясь на свирепого сопровождавшего, отчаянно пытался держаться на ногах, но у него на такую стойкость не хватало сил и чувства равновесия.
Перешагнув из лестничной пристройки на кухню, сестра милосердия развернулась лицом к кавалькаде и скомандовала:
- Здесь - осторожнее! Дверь - узкая, порог - высокий. Не уроните больного!
- Сами не слепые, - буркнул Санёк; а дама, перенеся взгляд с него на супруга, в ужасе вскричала:
- Стойте! Вы что, не видите? Куда такого нести в дом? Он же - весь в пыли! Снимайте с него куртку. Только не порвите. Осторожно, осторожно. Бросьте здесь, сам потом почистит. Чуть-чуть приподнимите его, я сниму с него брюки. Они тоже пыльные.
Торопливо вернувшись на лестничную площадку пристройки, она присела перед супругом, торопливо сняла с его ног туфли и носки, затем ловкими привычными движениями сдёрнула с него брюки и небрежно швырнула всё снятое ею поверх куртки.
- Несите его в постель, - самостоятельно и даже с остаточной грацией встав, скомандовала она.
- Ещё чего не хватало! - гневно прорычал Санёк. - Мы тебе что, рабы? Он уже и сам ходить может. Пусть топает!
Сняв руку москвича со своего плеча, он демонстративно отшагнул в сторону. Москвич покачнулся, но всё же почти самостоятельно, лишь с некоторой помощью Юрия, перешагнул через порог и, оставляя на кафеле пола влажноватые, быстро исчезавшие следы босых ступней, побрёл через кухню ко входу в спальню.
- Стой! Ты куда? Умойся. У тебя же всё лицо в пыли, подушку испачкаешь! - прикрикнула на него супруга. Москвич покорно остановился и начал, покачиваясь, разворачиваться к посудомоечной раковине. Но его супруга, зорко заметив проявившееся на лице Юрия неприязненное удивление, уже переменила своё решение.
- Ладно, иди ложись. Я тебе личико протру полотенцем, а наволочку потом постираю, - самоотверженным тоном пропела она. Москвич развернулся и потопал в прежнем направлении; а сестра милосердия, взглянув на Юрия, тоном великодушной просьбы произнесла: - А вы, пожалуйста, сбегайте к телефону и вызовите скорую помощь.
Юрий и Санёк понимающе переглянулись. Опытный врач, в отличие от "сестры милосердия", сразу же поймёт, что причина недомогания москвича - полученный им нокаут. И уж тогда им обоим несдобровать.
- Сначала шкаф оттащим, - проворчал себе под нос Санёк.
- А вы поставлены здесь на медицинский учёт? - поинтересовался у сестры милосердия Юрий.
- А зачем это Вам знать? - недовольно пожевав губами, сухим тоном возразила дама.
- Диспетчер "скорой" сразу же об этом спросит. Надо же им знать, по какому тарифу брать с вас за услуги. Если вы поставлены в местной поликлинике на учёт, и в паспортах у вас - местная прописка, то услуга скорой обойдётся вам бесплатно. Если прописка - не местная, но украинская, то придётся заплатить. Да ещё и с наценкой; дача-то - за городом, будут считать, как за междугородную поездку. А если у вас прописка даже не украинская, а какого-то иностранного государства, то придётся заплатить по международным ценам и в валюте. Сейчас же медицинские учреждения - на самоокупаемости, вынуждены зарабатывать себе на жизнь. Так как сказать во время заказа? Будете платить в валюте? Учтите: если приедут, сначала проверят паспорта.
- Ой... откуда у нас, у бедных пенсионеров, валюта... Ха-ха-ха... - стреляя то в Юрия, то в Санька настороженными взглядами, натужно и растерянно рассмеялась дама; но очень быстро взяла себя в руки и с видом задумчивого высокомерия произнесла: - А впрочем, что провинциальные медики могут сказать такого, чего я бы не знала? Я и без них мужа вылечу. Так что - спасибо, не надо беспокоиться. До свидания. Пойдёмте, я за вами закрою.
- Как это - закрою? - возмутился Санёк. - Сначала шкаф человеку отдайте. И не тот дерьмовый, что вот он, - кивнул Санёк на москвича, - хотел подсунуть, а другой, с зеркалом!
- Но... зачем мужчине зеркало? - с удивлённо-величественным видом возразила дама. - Мы подумали, что он, как джентльмен, захочет оставить зеркало мне.
-А обещали какой шкаф? С зеркалом? Значит, надо отдать! - неуступчиво, с нараставшей яростью проревел Санёк; и размашисто переступил через порог из пристройки в кухню. Юрий бросился к нему, дама побледнела, москвич покачнулся и ухватился двумя руками за косяк двери.
- Мне это зеркало не нужно! Я его дарю! - не столько чете москвичей, сколько разъярившемуся Саньку прокричал Юрий. Санёк свирепо запыхтел, примерился глазами к возникшей перед ним фигуре Юрия, словно прикидывая, каким из ударов снести это препятствие на пути к справедливости.
- Санёк, всё нормально. Всё хорошо, - стоя в спокойной расслабленной позе, умиротворяющее произнёс Юрий. Глаза Санька постепенно прояснились, он нехотя развернулся обратно и, шагая через ступень, загремел по лестнице спуска в подвал.
- Вы правильно поняли: не надо благодарности, - скучно произнёс в сторону молчавших хозяев Юрий и, не прощаясь, отправился вслед за Саньком.
За два совместных похода они перенесли все части шкафа на дачу Юрия. Санёк, примерно через четверть часа прогулки на свежем воздухе, окончательно остыл и даже, кажется, слегка устыдился недавнего приступа излишней агрессии. Юрий вечером пришёл к молодожёнам со съестными припасами для них и сладостями для их детей; но с тех пор, памятуя о необходимости жить незаметно и тихо, от всех совместных мероприятий с Саньком вежливо, но весьма решительно отказывался. Впрочем, Санёк никогда особенно и не настаивал; ему, для ощущения счастья, вполне достаточно было присутствия Танька.
Глава 4. Да будет свет.
1
Примерно такой же тактики Юрий намеревался придерживаться в отношениях с четой москвичей. Но с этим у него не получилось; и без того прохладные отношения между ними очень быстро, уже через день после обретения шкафа без зеркала, вплотную приблизились к стадии холодной войны.
В тот воскресный день москвичи с официально-организационным визитом явились в правление дачного кооператива. Первым делом они торжественно заявили председателю, что продавать дачу раздумали; поскольку поняли, что с таким чудесным руководителем, как многоуважаемый Георгий Валерианыч, будет в удовольствие жить даже рядом с пятачком для разворота машин. (К слову, на самом деле имя-отчество председателя были - Григорий Варламыч; но председатель, за время своего могущества на должности директора одного из Евпаторийских ресторанов, привык представляться своим нетрезвым и напыщенным клиентам под куда более звучным псевдонимом, и не видел причин, по которым нужно обижать ухудшенным представительским вариантом своих нынешних клиентов - дачников).
Надо сказать, этим заявлением москвичи немало огорчили уважаемого председателя. Ведь он к тому времени подыскал на их дачу покупателя, и рассчитывал на получение вознаграждений от обеих заинтересованных сторон. А тут, вместо заслуженного материального стимула, даже устной благодарности не последовало. Порядочные клиенты так не поступают.
Но неудовольствия опытнейший дачно-ресторанный администратор не выказал, и личных претензий не предъявил. Зато предъявил служебные, потребовав от москвичей оплаты за электричество и воду, израсходованные на их даче с момента её перехода в их собственность. Москвичи охотно предоставили записи показаний соответствующих счётчиков; и по этим показаниям выходило, что ни вода, ни электричество за последние два месяца на даче не расходовались. Это показалось председателю удивительным.
- А у вас же в доме вроде бы квартирант жил? - небрежным тоном и с невинным видом поинтересовался он.
- А я, когда отсюда уезжал, водный кран забыл ему открыть. Он воду у соседа брал, - с хитрой улыбочкой покаялся морской повар.
- А светом он тоже не пользовался, - торопливой скороговоркой дополнила эти сведения сестра милосердия.
- Это вы так думаете, - с хмурым видом возразил появившийся на пороге дачный электрик. - Пользовался, да ещё и как.
- Ну, может, киловатт десять и нажёг, - небрежно отмахнулся повар. - Мы как раз на столько больше в прошлый раз оплатили.
- Ага. Десять. Целых триста двадцать киловатт он за март и апрель нажёг. Не только лампочки, а ещё и обогреватель включал, - буркнул электрик.
- С чего Вы так решили? - дружно возмутились москвичи.
- Я на вашу аллею специально отдельный счётчик поставил, - показал электрик пальцем на один из укреплённых на стене электросчётчиков. - Пожалуйста, сами можете проверить: вот, в окошке - сколько сейчас, а вот, на стене карандашом записано, сколько было, когда он вселился. На этой аллее ни в одном из домов, кроме как в вашем, никто не жил. Всё, что накрутилось, только он спалить мог. Ну, посчитали? Сколько?
Москвичи безответно и растерянно переглянулись, а электрик, с победным видом взглянув на председателя, наставительно выговорил ему:
- А я тебе говорил, что Семён меня предупреждал: этот фрукт ворует электричество. Да ещё так ловко, что и не поймаешь. А ты ещё хотел, чтоб я и его дачу к линии подключил. Теперь убедился, что я прав?
- Ну, зови его сюда, - ещё более нахмурившись, неохотно кивнул головой председатель. - Только - соображай, что говорить ... Скажи, что надо срочно написать заявление на подключение дома к сети. А тут уж я его раскручу.
Надо признать, Георгий Валерианович и в самом деле являлся мастером раскрутки. В процессе развернувшейся дискуссии между хозяевами и квартирантом он без особого труда выяснил то, что считал нужным, после чего расследование переместилось в дачные покои москвичей. Там опытный в таких делах электрик довольно быстро обнаружил место незаконной врезки в электросеть. Врезка была конструктивно оформлена в виде электророзетки, расположенной под потолком и спрятанной за висевшей у окна ширмой. За той же ширмой прятался и спускавшийся с потолка провод, через который электричество шло наверх, в мансарду. В момент проверки штепсель этого провода торчал в криминальной розетке.
Москвичи, во время обнаружения странного устройства, непонятно каким образом оказавшегося в их спальне, сделали удивлённые лица и в один голос заявили, что устройство является делом рук их подозрительного квартиранта. Которого, кстати, навязал им лично председатель кооператива; а потому пусть сам председатель и разбирается со своим протеже, как считает нужным. Они же, законные хозяева и честные потребители, не только не обязаны платить какие-то штрафы, но, как пострадавшая сторона, оставляют за собой право на достойную компенсацию нанесённого им морального и материального вреда.
В ответ на эти сентенции Георгий Валерианович с видом полного морального удовлетворения им заявил, что если они не хотят платить кооперативу, то придётся иметь дело с городским Энергонадзором. Что по цене обойдётся гораздо дороже, а по времени - намного дольше. После чего он велел электрику, в случае отказа нарушителей от оплаты наложенного штрафа, отсоединить от столба ведущие к дому провода, а сам неторопливо пошагал в домик правления. Вместе с ним ушёл и Юрий.
2
По дороге Юрий завёл разговор о том, под каким предлогом его и вызвали в правление - о перспективах подключения его дачи к источнику электроэнергии. Председатель, весьма довольный итогами только что закончившегося мероприятия, посоветовал ему нанять для этого кого-то из электриков соседних кооперативов. Либо, если Юрий имеет навыки обращения с электричеством, сделать работу самостоятельно. Потому что дачный электрик ужасно боится высоты, и ни за что на свете не полезет на столб. В своём страхе он никому не признаётся, но в случае необходимости каких-то верховых работ сказывается больным и берёт отпуск без содержания. После чего приходится нанимать для этих работ электриков из соседних кооперативов. Юрию об этой тайне никому рассказывать не надо; в особенности - самому электрику. А также москвичам. Если эти хитрецы поймут, что отключение электричества им не грозит, то могут отказаться платить штраф. А вслед за ними и другие дачники распоясаются.