Если кто-то спросит меня - как мы с ним познакомились, то я, без раздумий, отвечу - это было волшебство.
Мы были так далеки, когда встретились, но, всё же, ближе нас никого на свете и вовсе нет. Я пряталась от всех и самого солнца, боясь, что чужое внимание опалит мою кожу и выжжет душу, как это уже было однажды в детстве, но его свет был мягким и тёплым. Он подарил мне свою душу, а вместе с ней и весь мир. Я приоткрыла занавеси своего сердца и поняла, как прекрасно всё, что меня окружает, а прекраснее всех был Он. Он возвышался в этом мире подобно белокаменной башне, а над ним всегда реял гордый флаг. Мне нравилось сидеть рядом с ним на крыше и просто разговаривать, болтая в воздухе ногами. О чём были эти разговоры? Можно долго перечислять темы, но если начать разбираться более глубоко, то окажется, что мы говорили ни о чём, ведь именно такими всегда и оказываются самые важные разговоры. Ни один из нас не был философом, но мы были достаточно дерзки и юны, чтоб играть словами и своими будущими судьбами так, как нам того хотелось. И мне в то время ничего не стоило взять в руки сам солнечный свет и мастерить из него причудливых бабочек, а потом мы с ним, смеясь, наблюдали за тем, как они порхали вокруг нас, постепенно тая в закатных сумерках.
И вот однажды, смотря, как догорающее солнце окрашивает розовым крыши лежащих под моими ногами домов, я сказала ему, что хотела бы стать самой яркой звездой на небе, чтоб моё сияние привлекало к себе внимание многих и многих людей, алчущих светоча в их темных жизнях. Я помню, как он улыбнулся - тепло и мягко. А потом рассмеялся и сказал, что это очень глупая мечта. А ещё он потрепал меня по волосам, ведь он настолько выше и сильнее меня. Порой, он вел себя со мной так, будто я была маленьким котёнком. Помню, тогда я обиделась и отвернулась, а он немного подождал, а после обнял меня за плечи и прошептал, смотря, как солнце садится за горой:
- Знаешь, а я хочу стать титаном, который держит на своих плечах весь мир. И я мог бы направлять в нужное русло потоки людских поступков и мыслей. Я мог бы сделать этот мир немного лучше.
Я не могла не толкнуть его локтем под ребро в ответ и не сказать, что его мечта куда как глупее моей. Но мы оба знали только одно - нам хорошо друг с другом. Весь мир становился другим, стоило только нам оказаться рядом. Каждый день мы, как сумасшедшие, бежали к нашему условленному месту, чтоб время снова остановилось. Мы просто были друг с другом, и ничего лишнего - ни объятий, ни поцелуев, ничего подобного. Мы просто дышали одним воздухом, который был щедро насыщен светом. В такие моменты он всегда представлялся мне рыцарем, доблестным воином в сверкающих латах. Он всегда был принципиален, честен и справедлив. А ещё он хорошо умел шутить, притворяясь злым, но я видела его насквозь. Он просто радовал меня в самые трудные моменты моей жизни. И я… я тоже всегда находила в себе силы улыбнуться ему, когда видела хоть маленькую морщинку грусти на его лице.
Так всё и было. Мы были крыльями друг друга, поддерживали, не требуя ничего, ничего не обещая. Что это было? Возможно, это была лучшая пора в наших отношениях.
Мы были лучшими друзьями.
Но наши отношения со временем изменились. Как это случилось? Всё просто, мы были слишком привязаны друг к другу, так сильно, что было просто невозможно впустить кого-то ещё. А ведь мы пытались. Однажды я почувствовала в запахе его мыслей дух какой-то женщины. Что тогда случилось с моим сердцем? Оно забилось, да так сильно, что его стук заглушал мои мысли. Но я старалась улыбаться так же, как и всегда. Только получалось очень плохо. Я злилась на него, за то, что он не был полностью моим, и злилась на себя, за то, что поняла, что хотела, чтоб он принадлежал только мне. Я думала, что только я вижу всё его величие, и считала, что оно принадлежит мне одной.
Я бесилась. Я язвила в ответ на его слова, всячески старалась подколоть, отмахивалась от его попыток что-то узнать, а закончилось всё тем, что я вскочила и ушла. Только мельком я смогла разглядеть непонимание и боль в его глазах. И это была одна из причин, по которым я вернулась.
Но, когда я вернулась на ту крышу, я была уже не одна. Точнее, не совсем одна. За моей спиной стоял призрак другого человека. А от него, от него всё так же исходил запах незнакомой женщины. В тот день разговор совсем не клеился. А те слова, что всё-таки были произнесены нашими губами, оказались совершенно земными. Мы разговаривали о них - тех людях, чьё присутствие в наших жизнях он видел как призрака за моей спиной, а я чуяла как аромат на его плечах. Мы старались вести себя как взрослые, которые обсуждают прошедшую жизнь и своих спутников в ней. Но в наших словах было столько лжи, что мы не могли этого долго переносить. Мы понимали, что причиняли друг другу боль, но ещё не могли и подумать о том, что причиняем боль самим себе.
Мы продолжали встречаться вечерами, но они становились всё темнее и реже. Нам было трудно переносить чужое присутствие друг в друге, но, одновременно с этим, мы настолько зависели друг от друга, что не могли долго прожить без этих разговоров. Мы страдали, не отдавая себе отчёта в том, что происходит в наших душах.
А потом, я даже не заметила - когда и как, чужой запах исчез. Он снова стал приходить на наши встречи совершено один, не неся в себе незнакомую женщину, которую я так в глубине души не любила. Я же… за моей спиной всё оставался призрак, но я всё меньше обращала на него внимания. А он… он смотрел на меня какими-то странными глазами, выражение которых я не могла понять. Или отказывалась понимать. Единственное, что я могу сказать точно - с каждым днём я всё яснее понимала то, что самой собой я могу быть рядом лишь с одним человеком, лишь один принимал меня именно такой, какая я есть, лишь один знал про мои грешки и про темные стороны моей сущности, но он продолжал мне улыбаться, продолжал смотреть на меня так, как даже я не могла смотреть на себя.
И однажды это случилось.
Я сидела рядом с ним на крыше. Зареванная и печальная. Тот, чей призрак за моей спиной продолжал стоять, причинял мне боль, много боли. А он сидел рядом и слушал. Он молчал и смотрел на тот закат, который я в то время ещё не могла видеть. У каждого из нас был свой закат, потому что мы были очень далеко друг от друга, что, впрочем, не мешало нам сидеть рядом на крыше.
Так вот он сидел рядом со мной и просто молчал. Это молчание разрывало мне душу. Мне были нужны его слова, его руки, обнимающие плечи, его свет. Но он просто молчал, а потом, когда уже слез в моих глазах не осталось, он обнял меня и поцеловал. И это действие было как знамение. Всё стало на свои места, а призрак мужчины за моей спиной начал таять.
Мир изменился в тот момент? Нет, он уже был изменен тем, что мы однажды познакомились. А после этого стало ясно, что нам мало наших вечерних разговоров за чашкой заката. Нам стало необходимо делить ещё и утреннее пенье птиц, и дневное солнце. И однажды я смогла увидеть тот же закат над горами, что и он.
А потом понеслось - небольшой кинотеатр, провинциальные кафешки, парк, солнце, ветер…
И вот однажды, стоя передо мной на коленях, он преподнес мне изящный цветочный горшок. Я смотрела на него глазами, полными восхищения и света. И я вступила в этот горшок обеими маленькими ножками, чтоб он смог отнести меня к себе домой и поставить на подоконник. И я была рада делать его жизнь красивее.
Но это изменило всё. Я стала видеть его очень редко. Он ходил на работу, проводя там огромное количество времени, а я всё это время ждала его дома, то прикасаясь лепестками к стеклу окна, тщась увидеть как он возвращается домой, то готовя для него и стирая его рубашки. А ещё у меня был кот, который как-то скрашивал моё одиночество этими длинными днями, но часто бывало так, что он, вместо того, чтоб ластиться, просто отгрызал мои листья.
Счастье для меня наступало в тот момент, когда Он приходил домой. Сначала он был жизнерадостный, как и раньше. Я обнимала и целовала его, а он отвечал, что весь день думал обо мне и спешил домой, как мог. Я кормила его нехитрым ужином, а после мы шли спать. И я крепко обнимала его всю ночь, пытаясь передать ему свою энергию, своё дыхание и биение своего сердца, ведь я видела как ему тяжело, чувствовала, как внутри него натягивается нить, тянущая его с работы домой. Я знала, что нужна ему, нужна намного сильнее, чем самой себе. И я дарила ему свои мысли, свои чувства и свою кровь, заменяя её в своих жилах на горький цветочный сок.
Каждое утро я улыбалась ему, будто ничего не происходило, а моё сердце не останавливалось в тот момент, когда он переступал порог дома и погружался во внешний мир. И я готовила для него особенный чай, щедро засыпая туда собранный моими листьями свет, но он всегда так спешил, что лишь слегка пригублял напиток, а потом пропадал, а я ещё долго сидела на кухне, смотря, как перекатываются осевшие на дно крупицы света. Что было в моём сердце? Боль? Нет, лишь пустота и какое-то глухое ожидание неизбежного.
Иногда он приходил домой с каким-то особенным выражением лица, похожим на радость. Он прятал свою сумку за спиной и просил меня закрыть глаза. Я улыбалась, просто потому, что он вернулся, я могла обнять его, почувствовать его запах, услышать его голос. А ему необходимо было что-то приносить для меня. Однажды он принёс для меня новый, ярко разукрашенный горшок. Чтобы мне было удобнее в нём расти. Я улыбалась. Как было ему сказать? Мне не нужны подарки, мне нужен он.
А вечером, когда мы ложились спать, он крепко-крепко обнимал меня и шептал на ушко: «Я просто хочу, чтобы у тебя всё было». И мне было одновременно хорошо и тепло от его слов, и хотелось плакать. Мне хотелось кричать, но я просто вжималась в его тело, чтоб его тепло и запах сохранялись на мне подольше. Зачем мне подарки? Зачем мне всё?
Однажды он заметил, что мои листья слегка пожелтели, да и сама я похудела. У него сразу стало очень озабоченное лицо. Он спрашивал – удобное ли у меня место, достаточно ли земли, хорошая ли она, в меру ли воды. Всё это было идеально, не к чему придраться. Но как? Как это объяснить? Достаточно ли мне солнца? Да, то, что светит людям – его достаточно. Но если я получаю свет совсем не от этой звезды? Если мне подходит только Его свет? И я вжималась в стекло лепестками, царапала его шипами, проклинала этот мир, что сыграл с нами эту злую шутку, но было тщетно, я не могла разглядеть знакомый силуэт, ведь он возвращался домой в очень темную пору…
А потом стало ещё хуже. Работа отнимала все больше времени и сил. Часто он приходил домой только затем, чтоб что-то по-быстрому перекусить и лечь спать. Он уже больше не обнимал меня так крепко и так тепло. Он был слишком уставшим. Он просто смотрел на меня долгим, мучительным взглядом, который переворачивал всё внутри меня. Но я ничего не могла сделать, кроме как смотреть в ответ на него со своего подоконника. И на моих лепестках появлялись не ко времени капли росы. И они блестели, ярко блестели, освещаемые луной.
И с каждым изнуряющим душу и тело днём в нём оставалось всё меньше от того рыцаря в светящихся латах, каким он когда-то был. Меч затупился, броня износилась, шлем и вовсе был потерян. Свет, свет в его глазах почти потух, превратившись в какое-то болезненное матовое свечение.
Сначала я нещадно вырывала из воздуха солнечные лучи, чтоб соткать, сковать, сотворить ему новую броню, отбирала у жгучего перца и ножей их остроту, чтоб придать её его мечу, но, когда я преподнесла своё творение, он грустно покачал головой и ответил, что на его работе он должен носить форму и вообще соответствовать какому-то образу. И я убрала в шкаф его новые латы, чтоб там они пылились и истлевали вместе с моим сердцем.
И я бы плакала, если б у меня были глаза, и я бы кричала, если б у меня были губы, и я бы обнимала его так крепко, как только могла, если б у меня были руки, но я… я всего лишь роза на его подоконнике.