Высокая девушка с чёрными как смоль волосами и голубыми глазами свела Хуана с ума в первый же день новой школы. О, если бы они учились вместе! Увы, невозможно. Она увлекалась музыкой и занималась в школе искусства, а Хуан поступил в городскую физико-математическую школу Нью-Йорка - Стайвисант, сокращённо Стай. Она открывала путь в самые лучшие университеты США тем, кто не имел ни гроша за душой. Хуан не знал, как насчёт души, а деньгами на учёбу в их семье и не пахло. Зато упорства ему было не занимать.
С Ниной его познакомил Дан, друг, с которым они четыре года учили математику за одной партой, гоняли в мяч в одной команде и рвали струны в одном ансамбле средней школы им. Луи Армстронга. Но потом их пути разошлись: Дан поступил в школу искусства, а Хуан жить не мог без физики и математики - в Стай. И конечно же, самая прекрасная девчонка в мире должна была оказаться, одноклассницей Дана, а не его!
"Чёрт, чёрт, чёрт! Если все андроны мира движутся по законам физики, то почему бы им не создать Вселенную, где Нина - моя одноклассница? Но, может, именно эти частицы подтолкнули меня после уроков приехать в школу к Дану и встретить свою судьбу?"
- Хуан, привет! Молодец, что заехал за мной! Понравилось в Стай?
- Нормально. А вот у вас - красота!
- Это ты о чём?
- Не о чём, а о ком! Кто та "мисс Америка - навсегда"?
- Нина? Моя одноклассница. Скрипачка из Джульярд.
- Познакомишь меня с ней?
- Конечно, когда сам с ней познакомлюсь. Сегодня каждый представился классу, и - всё. Я с ней ещё не разговаривал.
- Смотри, не тяни! Даю тебе неделю.
В выходной они пошли втроём в Ботанический сад. У Хуана рот не закрывался. Он рассказывал о пространстве, о звёздах, об огромной чёрной дыре Стрелец А*, о теории относительности ...
- Смотри, не отпугни девушку своей физикой, - посоветовал другу Дан.
Через неделю, в Зоопарке, Нина в ответ рассказывала о струнных инструментах, об игре на скрипке, о таланте Паганини...
В следующее воскресенье снова в Ботанический они пошли уже вдвоём. Сколько же миль они исходили за четыре года? Тысячу? Две тысячи?
Выпускной вечер Хуан и Нина, отмечали дважды - в обоих классах двух школ. Для всех это уже было само собой...
Но студенческая жизнь принесла новые сложности. Нина уже несколько лет училась по субботам в школе Джульярда - музыкальной школе для одарённых детей и консерватории Нью-Йорка, а сейчас её приняли туда студенткой. А Хуана взяли в массачусетский Кэмбридж, в Гарвардский университет, а затем он планировал аспирантуру по теоретической физике в английском Кэмбридже, у Стивена Хоккинга.
И ни один из них не собирался изменять свой план.
Хуан агитировал за Беркли в Бостоне, а Нина смеялась:
- Он же для джазистов! А мне нужен учитель-скрипач, и не простой, а волшебник, как Ицхак Перельман!
Потом Нина предлагала Хуану остаться в Нью-Йорке. Тогда смеялся он:
- Конечно, физику можно учить везде, но в Гарварде вдвое больше лауреатов Нобелевской премии, чем в Нью-Йорке. Это о чём-нибудь говорит? Что уж делать, придётся на первые четыре года купить проездной Нью-Йорк - Бостон! А вот в Англию проездных не продают!
- Будет нелегко, но ведь наши учителя даже ходить сами не могут, на скутерах ездят, но не сдаются!
- За твою целеустремлённость я тебя особенно люблю!
С2
Погожим январским деньком, пожилой мужчина с пышной седой шевелюрой и моложавая, всё ещё стройная женщина, прогуливались под руку по аллеям Метрополитен-парка в Мунхэттене, Нью-Ланкастер.
- Можно прокатиться на лодке или сходить в музей... Чего бы тебе хотелось больше, милая Альмар?
- Музея. На воде пока ещё холодно. Давай посмотрим в газете, что нового демонстрируют сегодня в Центре?
Он согласно кивнул и подошёл к киоску.
- "Таймс", пожалуйста.
На двадцать третьей странице пухлой газеты "Нью-Ланкастер Таймс" красовалось объявление:
"Центральный Музей Искусства пополнил свою коллекцию первой картиной Себастьяна Доли, испанского художника. Полотно, высотой около двух метров под названием "Распятие", поступило в музей в виде дара известного банкира и мецената - Паркера Дейла. Работа мастера выставлена сегодня на обозрение в Главном зале музея".
- Хочу, хочу! Помнишь его картину "Постоянство памяти" в Музее Современного Искусства? Сергей называл Себастьяна Великим сюрреалистом.
Альфред улыбнулся. Как же ему повезло! Почти десять лет счастья! А ведь Маргариту отделял один шаг от возвращения в Россию с мужем... Они прошли аллеями парка к Пятой авеню и поднялись по ступеням в Музей.
Картина была чудесной! В воздухе, прикреплённый без крови и ран к какому-то необычному кресту, парил над шахматным полем Иисус, а внизу его ждала любимая Лия Магдалина.
- Это Гали - жена художника, - сказала Марго.
Альфред улыбнулся. Какая же она умница! Марго, конечно, - его любимая Альмар. Как с ней интересно разговаривать, да и молчать тоже.
- А почему крест такой странный? - спросила она Альфреда.
- Этот напоминающий крест объект - развёртка четырёхмерного гиперкуба в трёхмерном пространстве. Так же, как плоский крест из шести квадратов - это развёртка обычного трёхмерного куба.
- Последнее я понимаю, даже сама в детстве бумажные кубики из развёрток склеивала. А что за четырёхмерный гиперкуб?
- Видишь, парящий на картине крест состоит из восьми кубов, их обозначают С1, С2, ... С8. Если объёмную фигуру свернуть, как ты складывала плоскую развёртку, то получится гиперкуб. Но в нашем трёхмерном пространстве мы не сможем ни сделать этого, ни увидеть гиперкуб целиком. Все его грани - кубы - будут "входить" друг в друга.
- Входить друг в друга - это здорово! - Марго засмеялась. - А знаешь, что я вспомнила? Я как-то читала в старом довоенном журнале фантастический рассказ, Хайлейна, что ли... про дом в виде кубов. Он там как-то сложно назывался ...
- Тессеракт?
- Точно! Не даром тебе Небелевскую дали! Так вот, дом в виде такого же креста, как на картине Доли, сложился от землетрясения в тессеракт, но люди в нём застряли и бродили, как чокнутые, по комнатам - с первого этажа попадали на четвёртый. Мне это не очень понравилось, даже страшно было...
- Значит, хороший рассказ. А на картине, как я понимаю, Доли хочет показать непостижимость Вселенной и Бога через недоступность гиперкуба, мужчину, ставшего богом на кресте и женщину, которая и без креста - богиня.
- В этом вы с Себастьяном похожи. А мы с Гали - нет. Я тебя просто люблю. А скажи, друг мой Альмар, разве Вселенная четырёхмерна?
- Скажу, любимая Альмар. Это очень хороший вопрос. Всё зависит от плотности материи в пространстве. Чем плотность больше, тем сильнее кривизна пространства. А если наше трёхмерное пространство искривить... то может и четырёхмерное получится.
- И мы все тоже искривимся? - Маргарита вся изогнулась и состроила кривую физиономию, а потом не удержалась и прыснула со смеху. - Так?
- Нет, нет! - Альфред рассмеялся. - На нас это никак не повлияет. Просто развёртка четырёхмерного мира - это восемь трёхмерных. Ну, как если бы вместо одного четырёхмерного куба, появилось восемь, никак не связанных между собой трёхмерных.
- И все миры будут совершенно различны?! - глаза Маргариты вспыхнули азартом. - В одном будут люди, а в другом - чудовища?
- Не думаю. Законы природы универсальны. Поэтому и миры будут похожи. Ну, может, город иначе назовут, например не Нью-Ланкастером, а... Нью-Йорком, меня не Альфредом, а Альбертом или тебя не Маргаритой, а Марианной... Но во всех случаях мы оба вместе Аль и Мар.
- Альмар! Альмар! Ты - мой Мастер, а я - твоя Маргарита!
И эти немолодые, но счастливые люди, бывший физик Альфред Эпштейн и бывшая разведчица Маргарита Калёнкова, взявшись за руки, продолжили свою прогулку и задушевную беседу. А вечером Марго читала своему дорогому Альмару стихи, а он играл своей любимой Альмар на скрипке. День выдался прекрасным!
С3
Нинья обожала класс скрипки. Перельмутер не просто учил её сложной скрипичной технике, он превращал свои уроки в волшебный мир.
- Сыграй пиццикато, и твой жених услышит, как печально вздрагивают твои губы... быстро перейди на арко - застучит сильнее его сердце, пробегись стаккато, всхлипни аккордом, всплакни флажолетом... и ты - управляешь миром!
Его излюбленным учебным приёмом было задание - играть на расстроенной скрипке, как Пасадини или Ойстарх. В несколько касаний надо было определить новый строй и мысленно транспонировать звукоряд. Это было нелегко, но возможно! В первый раз Нинья аж рассмеялась от радости. Она смогла! Смогла, как великие скрипачи, как её учитель. А он учил девушку справляться с новыми трудностями, например, играть без одной или двух струн. Однажды он принёс на урок старую струну.
- Поставь её на скрипку, - сказал он Нинье. - Играй, не бойся! Эта струна может лопнуть в любой момент. Ты не должна испугаться и остановиться. Тебе надо сконцентрироваться и продолжить играть на оставшихся струнах.
К собственному удивлению, Нинья совсем и не боялась. Она почувствовала прилив сил, как будто играла не одна, а вместе с великими скрипачами. Несколько скрипок ведут её, поддерживают и ободряют.
Скорость игры возрастала. Нинья ударила смычком, и - "щёлк!" - раздался сухой треск - струна лопнула. Но Нинья не испугалась, как учил её наставник, и силой воли перестроила игру на три струны. И смогла! Она заплакала и засмеялась одновременно...
Заплакала, потому что не могла дома сыграть только для Жана, не могла вечером зачарованно слушать его фантастические рассказы про струны пространства, а ночью уснуть счастливой в объятиях возлюбленного. Или испугалась собственных фантазий, о том, что ждёт его в Англии, где нравы свободны, а девушки смелы, решительны и независимы. И возможно, любят физику всей душой... и телом. Жан сам рассказывал ей про великого Альбрехта Эйнштерна, который оставил невесту ради независимой однокурсницы Мили... Но Нинья не могла изменить своей мечте.
"Глупости! Даже если Жан найдёт другую, я не останусь в пустоте. Можно ли этот мир звуков, мелодий и чувств считать пустым? Он не менее полный, чем четырёхмерный мир Жана!"
Девушка улыбнулась, представив себя слабой глупышкой. "Нет уж! - подумала Нинья. - Я боец, вооружённый оружием счастья", - и засмеялась от радости.
Она внезапно почувствовала, что вечером Жан обязательно позвонит.
С4
Публика рассаживалась в Миланском Ла Скала, с нетерпением ожидая выступления знаменитого Никколо Паганини. Вчерашний концерт маэстро, исполненный впервые, особенно его третья часть "Rondo ad un Campanello", вызвала бурю оваций и восторженные отзывы всего города. Поэтому те, кто не успел услышать виртуоза в субботу, стремились сегодня, в воскресенье, 27 февраля 1828 года, попасть на его второе и последнее представление в Милане всеми правдами и неправдами. Конечно, это не касалось вельмож и знати.
В кардинальской ложе беседовали двое: кардинал-префект Агостино Риварола и глава папской разведки в Швейцарии граф Пеллегрино Росси.
Их беседа не касалась обычных тем: судеб постнаполеоновской Европы, карбонариев, масонов, народных восстаний. Это был скорее диалог просвещённых умов о "природе вещей.
- Мне удалось, Ваша Светлость, собрать немало сведений о мастере Паганини, которого с прошлого года называют кавалером Паганини.
- Я в курсе, граф. Я присутствовал, на церемонии в Риме, когда святой отец наш Лев ХII наградил орденом Золотой Шпоры виртуоза. Игра его на торжествах была бесподобной. Понтифик назвал её отражением божественного промысла.
- И струны, конечно, рвались на его скрипке?
- Да... рвались. А почему "конечно?
- Такое случалось на его концертах. Подозревают, что маэстро сам так подпиливает струны, чтобы они лопались в определённых местах пьесы, для большего эффекта.
- Но ведь это только усложняет игру, и не снижает красоту исполнения.
- Совершенно верно, монсеньор, но согласитесь, что отработанный трюк и неожиданность разнятся по сути, хотя и производят один эффект.
- Так, по вашему мнению, зритель имеет дело с иллюзионом?
- А как бы вы, ваша светлость, объяснили способность исполнять концерт на скрипке, настроенной на тон выше оркестра?
- Он так может? Воистину, виртуоз от бога!
- Мои источники объясняют это ловкостью рук, то есть быстрой и незаметной разладкой строя после исполнения. Что стоит искуснику скрыто повернуть колки?
- О, боже, и это?
- А виртуозность маэстро связана с необычной способностью изгибать пальцы. Нормальный человек уже давно повредил бы суставы.
- А не навет ли это завистников его таланта, граф?
- Нет, монсеньор, такая способность известна врачам. Это - одно из проявлений болезни, симптомы, которой также присутствуют у Паганини.
- Но, по крайней мере, влияния нечистой силы не замечено? - улыбнулся прелат.
- Нет, Ваша Светлость. Всё, о чём говорю я, имеет вполне реальное объяснение, хотя множество сплетников чернят маэстро и обвиняют его в продаже дьяволу собственной души, недаром Паганини вложил сумасшедшие деньги в собственное казино.
- Дьявола оставьте-ка мне и понтифику. Кто лучше нас может в этом разобраться? А за рулетку Бог карает! Он может разорить грешника. Но пока Бог на стороне скрипача. Ведь самая простая мелодия исполненная им без оркестровки и даже на одной струне захватывает любого человека!
- Вот с этим я не стану спорить. Если десять лет назад его игру в Риме оценил лишь принц Меттерних, то сейчас имя Паганини с гордостью включают во все вывески, оно появляется даже на кабриолетах, в которых ему довелось прокатиться, а каждый ресторан украшают бюсты маэстро из сахара и масла.
В этот момент тяжёлый бордовый занавес с золотым гербом Милана раздвинулся, и на авансцену вышел худощавый мужчина с прядями чёрных волос до плеч, в чёрном камзоле с изящной золотисто-коричневой скрипкой в левой руке.
Буря аплодисментов сотрясла переполненный зал. Она не смолкала до тех пор, пока маэстро не приподнял правую руку со смычком, а потом резко взмахнул им и опустил на струны инструмента. Все звуки зала исчезли как по мановению волшебной палочки, уступив пространство поющим струнам скрипки Страдивари.
* * *
- Послушайте, друг мой, несмотря на ваши ошеломительные сведения о Паганини, музыка его ни с чем не сравнима! И я думаю, что мы не единственные, кто слышит её, - подвёл итог беседы кардинал Риварола.
- Что вы имеете в виду, Ваша Светлость? - удивлённо поднял брови граф Росси.
- Я уверен, что, помимо нашего мира, её слышат ещё в двух, верхнем и нижнем: в Зале Блаженства и Зале Скорби. Вы меня понимаете, не так ли?
- Конечно, монсеньор! Не только слышат, но и ценят! Надеюсь, их заступничество убережёт азартного Паганини от банкротства и долговой тюрьмы, а его сына - от изуверств приютской жизни...
С5
- Видите ли, Ян, ваша гипотеза о связи звуковых колебаний и струн пространства вовсе не плоха, - улыбнулся аспиранту из Нью-Лондона профессор Стефан Фокинг, профессор кафедры теоретической физики Бриджкэмского университета, помешивая кофе в изящной чашечке из тонкого фарфора, примостившейся на его откидном столике на скутере.
- Просто, я наслаждался скрипичным концертом и думал, что струны музыкального инструмента могут служить примитивной моделью струн пространства. А вы слушали когда-нибудь сочинения Паганелли, профессор?
- Не отклоняйтесь от темы, коллега. Музыка - это замечательно, но нам ведь гораздо интереснее физика пространства и его характеристик, которые фактически порождают и его, и время.
- Мне кажется, что я не сильно отклоняюсь... Скрипач-виртуоз влияет на струны своей скрипки, а образованные ими сложные и прекрасные звуки, то есть звуковые колебания, возбуждают струны пространства. Те, в свою очередь, действуют на чёрную дыру Стрелец А* в центре Млечного Тракта, которая от этого начинает выпускать дециллионы частиц из гравитационной темницы.
Внезапно малоподвижное лицо профессора оживилось, и голос дрогнул:
- А повышение плотности материи в пространстве увеличивает его кривизну, а с ней и размерность! Вы это хотите сказать? Что из трёхмерного оно становится четырёхмерным? То есть музыка порождает новые миры! - воскликнул в возбуждении Фокинг.
- Да, разумеется. Благодаря струнам пространства, музыка увеличивает число миров! Представляете, "Вариации Колокольчиков" Паганелли проникают в другие измерения! И мало того, что они делает нас счастливее, но и многократно увеличивают счастье Вселенной!
- Но, Ян, это - скорее фантастический рассказ.
- А разве ваши теории, профессор, не воспринимаются людьми как фантастика? Только тот, кто может понять сложную математику, стоящую за ними, способен оценить реальность теории. Для большинства же людей - она не более, чем красивая сказка.
- Вот почему вам надлежит подтвердить вашу гипотезу математикой! Иначе интересная идея так и останется всего лишь замыслом. Любой человек с воображением представит себе, как млеют обитатели иных миров, как они занимают места в четырёхмерном гиперзале, или, на языке трёхмерного мира, занимают места во всех восьми залах, включая тот, где играет Паганелли, и восхищаются исполнением пассажей всех виртуозов: Паганелли, Пасадини, Паганини... ну, и остальных, как бы их там ни звали.
- Я уже начал делать расчёты, но из них следует... Как бы это сказать точнее? Чтобы возбудить струны пространства, источник звуковой волны должен внезапно прекратить существование. Я сам не вполне представляю, чему бы это могло соответствовать в реальности?
- А должны бы, раз вы - любитель скрипичных концертов и, в частности, поклонник Паганелли. У него это неплохо получалось со струнами своей любимой скрипки Страбонари.
С6
- Где сеньора Гейл? Разве не здесь её место, когда её муж-ребёнок вот-вот отойдёт? Хосе, немедленно вызови священника и, если надо, поезжай за ним! - взвизгнула старая служанка Мерседес, выжившая как и хозяин из ума.
- Бегу, бегу! А госпожа известно где! В замоке Пуполь.
- Вот стерва! Всё - только для неё одной!
Вся эта паника происходила в Фикарисе, в Театре-музее знаменитого испанского художника-сюрреалиста Августина Лида и его жены Гейл.
Толстенький священник, отец Моралес, прибыл по первому зову. Его автомобиль, если и не ровесник прелата, то ненамного моложе, тарахтя и кашляя, въехал в во двор дома и остановился нос к носу со старой машиной художника, в которой удобно развалились два "трупа" на заднем сидении.
Отец Моралес перекрестился и поспешил в башню причащать больного.
Августина трудно было узнать. Бледнее "трупов" в машине, с жалко повисшими седыми усами, он занимал ничтожную часть своей колоссальной кровати. Однако, услышав шаги, художник открыл глаза и еле заметно шевельнул пальцами в знак приветствия знакомому священнику.
- Хотите исповедаться, сын мой? - учтиво спросил священник.
- Да, - еле слышно шепнул Августин. - Я всегда любил себя больше Гейл, но говорил ей обратное.
- Это не грех, сын мой. Все знают, что она была вам неверной женой.
- С моего позволения! Мы были свободны в наших желаниях, вплоть до запрета входить мужу к жене и наоборот, без письменного разрешения.
- Вы раскаиваетесь, что запрещали ей входить?
- Никогда не запрещал! Это она меня не пускала, когда развлекалась с другими.
- Remissa sunt peccata eius - грехи её прощены!
- Зато я был свободен творить. Это не многим дано. Я веровал. Я писал мадонну и спасителя. Одна картина, подарок папе - висит в музее Святого Престола. Но больше всех я любил себя и считал, что лучше других понимаю Его. Это гордыня. Но я был слаб и искал защиты у Гейл, которая была мне матерью... божьей.
"Господи, он бредит, - подумал отец Моралес. - Вряд ли великие художники богохульствуют на смертном одре".
- Я так рад, что она похоронит меня, а не наоборот. Без неё я бы просто помешался. Но не думайте, что её лоно и было смыслом моей жизни! Он заключался в настоящих друзьях! Лорка, где ты?
Августин помолчал, переводя дух.
- Я хочу, чтобы вы свидетельствовали мою последнюю волю: я настаиваю на гибернации моего тела. Все свои картины и другие работы я завещаю сам себе к моменту моего полного пробуждения и излечения болезней!
Священник опустил голову, перекрестился и перекрестил больного:
- Remittuntur tibi peccata filium meum. In nomine patris et filii et spiritus sancti. - Отпускаю грехи твои, сын мой, во имя отца и сына и святого духа!
Еле слышно заиграли скрипки, и отец Моралес поспешил покинуть этот таинственный, чарующий, но воистину сумасшедший дом.
С7
Стоял тёплый май, не предвещающий погодных сюрпризов. Несмотря на это, Иван с раздражением поглядывал на табло в аэропорту Вельдроу, как будто специально задерживающее посадку Бойлинга-747 из Нью-Амстердама и встречу с Ноной. Сначала на десять минут, затем ещё на десять минут, а потом - сразу на полчаса.
- В этом аэропорту вечно проблемы! То одни, то другие, чтобы не давать пассажирам скучать! - буркнул он в сердцах.
Последний раз он видел Нону, когда летал домой на Рождество. Как хорошо, что её так занимает музыка! Иначе он бы извёлся от ревности. Множество старых друзей жили по-прежнему в Нью-Амстердаме, но рассказы и мысли Ноны были заполнены её уроками и учителем - несравненным Ицеком Перлштейном. И дело не в том, что он сам превосходно играл, а в том, как обучал студентов тонкостям игры, умению услышать и почувствовать глубину музыки и передать её уникальным исполнением. На Джона произвело впечатление трудное скрипичное упражнение: игра на расстроенном инструменте. Как быстро исполнитель постигнет новое расположение тонов, как быстро овладеет "новым" инструментом? Это было сродни научному исследованию - распознать новые связи между объектами, не важно, частицами, волнами, функциями...
"А эти музыканты не так просты, как кажутся", - усмехался он своим мыслям.
Тогда, при встрече, Нона устроила ему экскурсию в свою альма-матер и познакомила с учителем. Перлштейн понравился Ивану. Большой, грузный, с сильными руками, как обычно бывает у всех, кто зависит от костылей. Он приветливо улыбнулся, раскрыв веер морщин в углах глаз, и с грассирующим акцентом спросил:
- А знаете, что гитара очень красиво аккомпанирует скрипке? Нона рассказывала, что вы хорошо играете на гитаре. Паганучи мастерски владел обоими инструментами.
- Вряд ли классическая гитара в какой-то степени относится ко мне, - сказал Джон. - А правда, что Паганучи был невероятным скрипачом?
- Правда. В нём переплелись высочайшая исполнительская техника, талант композитора, умение подать себя и новаторство во всём этом!
- И так никто никогда больше не играл?
- Напротив. Думаю, что многие потом играли не хуже, а может, и лучше него. Но он играл, как никто до него, научил нас новым приёмам исполнения и открыл обширные возможности скрипки.
- Значит Нона тоже могла бы так играть?
- Даже не сомневайтесь, молодой человек!
Иван в деталях вспоминал события рождественского визита, пока, наконец, не объявили, что аэролёт сел.
Тут его мысли переключились на встречу и запланированные сюрпризы. Помимо прогулок по Лондину, он вначале собирался свозить Нону в Бриджкэмп и познакомить её со своим руководителем аспирантуры - Стюартом Хопкинсом. Стюарт был необыкновенно умён, но вид его застывшей фигуры с единственно активным правым указательным пальцем, синтетический голос и слюна, стекающая из углов рта, могли стать вблизи... непривычным зрелищем. И тогда он решил съездить с Ноной через Канал, во Францию, побродить по улицам Паризия, прикрепить замочек на мосту любви и побывать на лекции Рафаэля Флоренциано - одного из создателей теории струн пространства. Он знал, что Рафаэль будет демонстрировать новые снимки самой массивной чёрной дыры в нашей Галактике - Стрельца А*. На опубликованных в газетах фотографиях ясно виднелось "излучение Хопкинса", исходящее из чёрной дыры. Иван хотел поговорить об этом излучении и о струнах пространства с их автором...
Мысли Ивана о физике прервало появление высокой светловолосой девушки, одной рукой катящей перед собой чемодан, а в другой - бережно несущей футляр со скрипкой.
- Нона! - воскликнул он, размахивая букетом цветов.
Он снова был юным Иваном, его сердце снова стучало часто, как тогда.
С8
Нет, Нана не волновалась, хотя и была слегка на взводе. А как иначе? Всё же - выпускной концерт, в зале полно знаменитых педагогов и исполнителей, представителей различных оркестров, концертных залов и студий звукозаписи. Тут и её любимый профессор Исаак Перель в механизированном кресле, готовый поздравлять своих учеников. Тут и родители, и друзья. Но на этом безоблачном небе - одна тучка - Джона нет, и непонятно, появится ли? В обоих случаях это - судьба. А сейчас она должна сосредоточится на "Колокольчиках". Этот отрывок из концерта Паланини она должна сыграть с не меньшим чувством и мастерством, чем автор.
Нана вспомнила всё, что ей рассказывал Джон: как звуки её скрипки возбуждают струны пространства, а те летят к огромной чёрной дыре, и она выпускает мириады частиц. А от этого пространство становится из трёхмерного - четырёхмерным. Как объяснял Джон - восемь трёхмерных! И я - уже не одна, а нас целый оркестр: Нана, Нина, Нона, Нинья и другие. И наша музыка приносит людям счастье... значит изменяет мир к лучшему.
Кто-то выживет, несмотря на безнадёжный прогноз:
"Мы с прискорбием сообщаем Вам, что вашему сыну Стивену Хокингу, не суждено будет окончить колледж, жениться и порадовать вас внуками. Его болезнь неизлечима, паралич прогрессирует. Жить ему осталось год, от силы - два ..."
Кто-то пожертвует своим счастьем, но не даст близкого в обиду:
"Кто? Секретная служба? Да! Это Эйнштейн у телефона. Я подтверждаю, что Маргарита Конёнкова провела эту ночь на моей даче, а золотые часы, изъятые у неё - мой прощальный подарок! У вас нет оснований задерживать её отъезд на Родину. В противном случае я буду жаловаться самомупрезиденту Рузвельту!"
Кто-то избавит ребёнка от позора нищеты и приютской жизни:
"Я настаиваю, чтобы часть моих доходов не инвестировалась в игорный бизнес и составляла специальный неприкосновенный фонд, наследуемый моим единственным сыном Ахиллесом Паганини!"
А кто-то в последний миг жизни кардинально изменит своё решение:
"Я ещё хочу, чтобы вы, святой отец, подтвердили мою последнюю волю: я отказываюсь от гибернации!Не надо поддерживать жизнь в отжившем теле. А все свои картины и другие работы я завещаю Испании! Всё - ей!"
И Нана под приветственные аплодисменты вышла на авансцену концертного зала Филармония-холла, подняла смычок и заиграла. Звуки лились в аудиторию, и слушатели купались в их светлом и радостном звучании...
А по проходу к сцене уже осторожно пробирался Джон с большим букетом белых роз в левой руке. В правой он бережно держал бархатную коробочку с обручальным кольцом для невесты.
Но кто бы догадался, что этот концерт транслировался по струнам пространства в чёрную дыру Стрелец А* - самую большую в нашей родной Галактике!