Нейтак Анатолий Михайлович : другие произведения.

Из ряда вон

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Всё новое -- хорошо забытое старое. Данный текст исключения не составляет.
    В первую очередь должен предупредить: это не фантастика. Также это не городская фэнтези и не НФ: см. обозначенные жанры. Соответственно, ГГ -- ни разу не маг, не техножрец, не вампир/оборотень/замаскированный принц/кто-либо-ещё-из-этих-самых. Собственно, Дэн (как я с удивлением осознал) чуть ли не первый среди моих героев, не имеющий никаких "способностей". Да. Эта вещь написана про обычного человека и действие её происходит в обычном мире... обычном, я сказал! Малая часть реалий, а также странных фактов вполне автобиографична. Короче, добро пожаловать в Реальный Мир :Р
    P.S. Обновления будут редко -- ибо ваистену тема не простая. Мягко говоря. Крайняя выкладка от 13.03.13, вторая... ну, как бы глава. Появление Витара.

Из ряда вон

   Хочешь ли ты изменить этот мир?
   Сможешь ли ты принять, как есть?
   Встать и выйти из ряда вон,
   Сесть на электрический стул или трон?
  

Виктор Цой

  
  
  

Вместо пролога: первый шаг

  
  
   Предчувствие явилось до рассвета.
   Во сне (одном из тех, что западали в память) она шла по лесу. Была в нём странность, но какая? Не поймёшь. Луна светила ярко, как прожектор, и чёрная листва судачила под ветром голосами тысяч маленьких теней. Потом, без перехода - шаг с обрыва и хлопок, с которым воздух сделался упруго плотным. Рвануло за плечами, но не болезненно: приятно...
   На этом сон кончался. Она проснулась. И предчувствие уже теплело в сердцевине, то и дело пробуя на прочность упругие стенки своего яйца.
   Впрочем, ни сон, ни предчувствие не помешали утру катиться по накатанной наклонной. Пока она умывалась и чистила зубы, грела воду на чай и жарила яичницу с гренками на завтрак, пока она ела и красилась, одевалась-обувалась и закрывала за собой дверь квартиры, ночные события отошли на второй план. Отошли, но не исчезли. Она хорошо знала, что исчезнуть они не могут. Скорее небо свернётся, как свиток, и звёзды погаснут, чем её тайное ошибётся хоть в малом.
   Нужно было готовиться к переменам. Нужно, потому что она перестала различать Верхнее. Где-то до середины сегодняшнего вечера Верхнее было таким же, как всегда, даже, может быть, более чётким, чем обычно, а потом...
   Потом наплывала мгла равновероятного (невероятного? невозможного?!) и растворяла всё.
   Но до вечера было ещё долго.
   Денег осталось немного. Она достала кошелёк и пересчитала их. Сотня с мелочью... да, и впрямь негусто. Но имеет ли смысл экономить? Мгла говорила: нет. Повинуясь импульсу, она подошла к таксофону. Вставила карточку, набрала номер.
   Гудок. Второй. Третий.
   - Алло!
   - Привет, Дэн.
   - Ты ли это, Лизхен?
   - Угадал.
   - Ты откуда звонишь?
   - Из автомата. Напротив старого "Гастронома", у Давыдова. Дэн, ты не будешь против, если я забегу? Прямо сейчас?
   - О чём речь! Забегай. Я как раз успею сварить кофе.
   - Тогда - пока.
   Она повесила трубку и пошла к знакомому дому, привычно срезая путь через дворы.
   Квартира Дениса встретила её густым и аппетитным ароматом натурального кофе. Когда Дэн пытался приготовить что-нибудь "за поесть", результат зачастую был ниже среднего. Но вот кофе - о, по этой части он был настоящий мастер.
   - "Как прекрасна сегодня она! Прекрасна, прекрасна!" - пропел Дэн, подлаживаясь под мотив, но перевирая слова. - И это не комплимент, о пресветлая Лизхен, это чистая правда. Чистейшая. Дистиллированная!
   - Балабол, - хмыкнула она - впрочем, вполне одобрительно.
   Потом они сидела на кухне, пили мастерски приготовленный Дэном кофе (оба любили кофе со сливками, и сливки, как говорится, имели место быть). Они пили кофе и ели купленный ею почти на все деньги торт, и Денис заливался соловьём, а она лишь молчала и улыбалась. Глядя на её улыбку, Денис медленно, но верно двигался к молчанию, а от него - к умеренной мрачности.
   Быть по-настоящему мрачным он не любил, да и не умел. Совершенно. Когда-то ей очень нравилась эта его черта.
   Когда-то. И сейчас тоже.
   Увы - всего-навсего нравилась, не более.
   - Лиза, что случилось?
   - Ничего.
   - Лиза, Лиза...
   - Нет, на самом деле ничего. Просто...
   - В этом мире нет ничего простого. Впрочем, сложного тоже ничего нет, - блеснул на мгновение Дэн-балабол. И тут же снова уступил место Денису Умеренно Мрачному. - Ты бы рассказала, а? На себя ведь не похожа. Что, решила наконец выйти за меня замуж?
   - Нет.
   - Значит, это осталось прежним. Что изменилось?
   "Готовься к переменам. Готовься". Внезапно она решила приоткрыться.
   - Сегодня вечером должно произойти что-то необычное. Что-то особенное. Ночью мне был сон об этом. Вот я и готовлюсь.
   Дэн лучезарно улыбнулся.
   - А, сон! Тогда конечно. "Вещие сны посылаются свыше, чтобы... м-м... помочь нам на трудном пути". Чьё?
   - Не знаю.
   - А я вот не помню. Забыл. Хочешь ещё кофе? На этот раз можно с коньяком. Коньяк тоже самый натуральный. Натуральнее не бывает.
   - Давай.
   Они выпили кофе с коньяком. Посидели ещё немного. Потом она спросила, сколько сейчас времени, и очень правдоподобно спохватилась.
   - Ты куда? Посиди ещё!
   - Извини, но я обещала забежать к родителям. И уже опаздываю.
   - "Герцогиня будет в ярости. Она не простит мне опоздания!" Чьё?
   - Почти Кэрролл.
   - Бинго!
   И всё-таки за порогом, когда слегка разочарованный Дэн уже закрывал дверь, она не выдержала. Развернулась, взбежала по ступенькам, поцеловала его, немного ошарашенного, и снова побежала вниз, легко постукивая каблучками. Повернувшись на лестничной площадке, она бросила на замершего Дэна отпускающий взгляд и сказала:
   - Не волнуйся за меня. Со мной всё будет хорошо. Лучше, чем можно представить.
   - Лиза?! Лиза!
   Нет ответа. Лишь быстро удаляющийся перестук каблучков.
   ...Родители были дома. Суббота, как-никак. Отец разбирал с младшим братом математику, мама крутилась на кухне в ореоле вкусных ароматов и мелодий "Music Radio". Как будто и не было двух лет самостоятельной жизни, не было ни университета, ни Дэна, ни...
   Ни её тайного.
   Неожиданно с почти галлюцинаторной яркостью - вспомнилось.
   Она помогает маме: режет овощи для супа. Картошка порезана, осталась капуста.
   На кухню из комнаты залетает мяч. И попадает ей в спину. От неожиданности она вздрагивает. Неловкое движение, нож уходит чуть в сторону...
   - Ох ты господи! Ну-ка быстренько под холодную воду. Пусть сосуды сузятся. А я пока принесу ватку со спиртом.
   - Не надо ваты, мам. Ерунда какая. Порез совсем маленький.
   - Ну да. Вон как кровь-то течёт. Давай-давай, суй под воду. А ты, нехороший мальчишка, забирай свой мяч и впредь не кидайся им, куда попало! Посмотри, что наделал!
   Мама возвращается с ваткой, от запаха которой сладко пощипывает в носу. А она - она уже снова режет капусту, как будто ничего и не было.
   - Ну, показывай свой палец. Который ты там поранила?
   - Да всё уже в порядке, говорю тебе.
   - Ну да, как же. Что я, крови не видела? Не прячь руку, дай сюда!
   Ничего не поделаешь. Рука протягивается покорно.
   А мама изучает её руку, смотрит по очереди на каждый палец, от большого до мизинца, и смотрит снова - от мизинца до большого...берёт правую руку и так же изучает её... пореза нет. Всё в порядке, как и было сказано. Ни на одном из пальцев не видно даже шрама.
   Всё хорошо.
   Но когда мама отпускает руку дочери и смотрит ей в лицо, а потом быстро отводит глаза, в материнском взгляде успевают промелькнуть не одни лишь недоумение и растерянность.
   Во взгляде этом - страх.
   Можно вспомнить ещё многое. Например, что случилось после того, как однажды ею был подробно пересказан сон - один из тех, запоминающихся. Или как они с папой решали задачи... или как играли в угадайку... потом, кстати, ей это пригодилось: если не зарываться, то очень даже легко пополнять карман, понемногу выигрывая в разнообразные лотереи. Но тогда...
   Нет. Как бы ни было хорошо дома у родителей, здесь она никогда не могла быть цельной. И хорошо, что её тайное по самой природе своей незаметно со стороны, пока не начнёшь болтать или не натворишь чего-нибудь... этакого. Приметного.
   С годами её тайное вовсе не сошло на нет. Наоборот. Она просто научилась скрытности.
   ...поболтала с мамой. Поела. Вымыла посуду. Потом - недолго - поговорила с отцом об учёбе. (Совершенно пустой разговор: во-первых, учёба ей всегда давалась настолько легко, что в отличие от многих других ей приходилось разгильдяйничать, чтобы не прослыть вундеркиндом, чтобы не выделяться лишний раз; а во-вторых, сегодня вечером учёба для неё кончится - надолго, может быть, даже навсегда). Нашла она и время взглянуть (в последний раз?) на братишку.
   А потом побежала дальше.
   Предчувствие в своём яйце стало почти горячим, оно билось и толкалось, требуя выхода наружу и свободного полёта. Предчувствие подросло... и она поняла вдруг, что может не дождаться вечера, если...
   - Цыц! Не спеши! - сказала она себе под нос, совершенно не заботясь, что о ней могут подумать случайные прохожие. - Всякому овощу своё время. Слыхала? Ну, то-то...
   В самом деле: попрощавшись с близкими, она не успевала, никак не успевала попрощаться с городом. Ведь его она любила тоже, и любила сильнее, чем Дэна, чем родителей и младшего брата. Сильнее - потому что только город принимал её такой, какая она есть, не требуя утаивать тайное, радостно и без сомнений принимая открытое. Только город был для неё равным, на свой особый манер. Быть может, именно его покровительство оттягивало приближение мглы перемен? Быть может, это он до поры хранил её от ревнивых взглядов Того, Который Там?
   Если так, город тем более заслуживал прощания.
   И она, не чувствуя усталости, шла и шла по знакомым улицам, ненадолго останавливалась у знакомых зданий, улыбалась воспоминаниям, накрепко переплетённым с этими тротуарами, этими фасадами, даже с этим воздухом - не самым чистым, зато именно таким, каким она дышала всю свою жизнь - и шла дальше... Купила на углу мороженого, съела его, тут же купила ещё. Прошла мимо универа, но не стала заходить, чтобы не наткнуться ненароком на знакомых.
   Ну их, этих знакомых. Времени мало. Очень мало.
   Времени почти совсем нет...
   Вот уже и парк. Впрочем, это лишь название; по сути своей это самый настоящий осколок тайги, даром что сплошь исчерченный асфальтовыми тропками и не особенно большой. Здесь водятся белки, дятлы и зайцы. А также клесты и другие малые твари. Однажды осенью она видела здесь ужа. Чёрно-блестящего, с помеченной жёлтым узкой головой, переползающего усыпанную палой хвоей дорожку. В другой раз, летом - настоящего, не зоопаркового лося. Предчувствие в груди налилось жаром, и стало окончательно ясно: здесь.
   Скоро, совсем скоро...
   Аттракционы ещё работали, правда, не все. Но она прошла мимо них дальше, в глубину парка. Может быть, если бы работало колесо обозрения... но как раз оно было в числе закрытых, так что - не судьба. Какой-то полупьяный парень попытался приклеиться к ней. Такое случалось с ней редко, почти никогда - не из-за внешности, а из-за манеры держаться, чем-то напоминающей Снежную Королеву. Но если парень от природы большой нахал, да ещё под градусом - бывало. Вот как сейчас. Она терпела меньше минуты, но поняла, что сам по себе этот репей не отстанет, и не выдержала. Развернулась плавно, таким же плавным движением провела раскрытой ладонью мимо лица приставалы, повернулась обратно и снова пошла себе. А парень остался стоять на месте, борясь с внезапным помутнением в мозгах и пеленой лилового тумана перед глазами. О той девчонке, с которой пытался познакомиться - ишь, королева! - он почти сразу забыл. Девчонкой больше, девчонкой меньше... ик! Где надо, они все одинаковы...
   А она шла дальше, дальше, расчётливо не меряя шаги. Стучали каблуки по асфальту дорожки - всё глуше, глуше... перестали. Небо потемнело как-то быстро; или как раз вполне обычно, просто что-то случилось с чувством времени? Что под ногами - она не смотрела. Всё равно. А вот лес вокруг... лес - это совсем другое. Оболочка предчувствия лопнула наконец, опала дымным кольцом, выпуская жар-птицу из недолгого плена на волю. И лес осветился, засеребрившись под лучами полной луны, и листья засудачили под тёплым ветром голосами тысяч маленьких теней.
   Она точно знала: здесь нет городов. Здесь даже нет людей, если не считать её саму. Если всё ещё считать её человеком. Она знала это так же, как выигрышный номер лотерейного билета. И это нисколько не пугало её.
   Потому что дорога ещё не кончилась.
   Потому что перемены - и снаружи, и у неё внутри - продолжались.
   Лес, лес, чёрный лес, полный сказок и чудес! Подскажи, не прячь секреты: где тут тропка до небес? "Или хотя бы, - добавила она уже вслух, - до того места, где мне помогут вспомнить ещё больше меня..."
   Этот лес немного походил на её город. Но город (теперь она вдруг поняла это очень ясно) стал таким, каким виделся и ощущался, из-за неё. Это она оживила его, она дала ему широкую, по-кошачьи ленивую душу. А вот лес оживила не она. И даже не кто-то ей подобный. Лес этот был стар просто неизмеримо - её понимания не хватало нырнуть до дна этой бездны, увидеть самое начало. Лес был стар, лес был глубок, и в отличие от её города - не пассивен. Он услышал. Подмигнул ей глазом полной зелёной луны с мальчишечьим озорством.
   И раскрутил звёзды над головой.
  
  
  

Первый перекрёсток, или О мистике и вере

  
  
   Никаких предчувствий. И вещих снов - тоже. Денис просто встал с твёрдым намерением повернуть дышло своей жизни в Правильную Сторону. Наплевать, забыть и заняться, наконец, делом. Очень и очень разумное решение, что да, то да.
   Если бы он ещё последовал ему...
   В ход утренних дел всё время врывались непрошеные мысли и нежеланные воспоминания. (Хотя насчёт нежеланности - хм-м-м...). Попытка заглушить непрошеное музыкой почти тотчас закончилась провалом. Дэн включил было радио и отправился бриться, но за концовкой некоего "танцевального суперхита" отечественного разлива раздались до боли знакомые хватающие аккорды и не менее знакомый голос запел:
  
   Empty spaces - what are we living for,
   Abandoned places - I guessed we know the score...
  
   Слушать это было невыносимо. Выскочив из ванной как ошпаренный, измазанный пеной для бритья в самых неожиданных местах, Дэн проскакал на кухню и нажал на кнопку "Power". Покойный Фредди Меркюри смолк на полуслове. Но - поздно, поздно, поздно! Рвущая душу мелодия и наизусть знакомые слова песни - её любимой песни! - продолжали звучать в сознании сами по себе, возможно, даже с большей силой:
  
   On and on... Does anybody know what we are looking for?
  
   - Another mindless crime! - прошипел Дэн, возвращаясь в ванную. На языке горчило от попавшей в рот пены. Или пена была тут вовсе ни при чём?
   ...он почти успел забыть прощальную выходку Лизхен, такую странную для неё, обычно сдержанной и спокойной. Забвению всего и вся, не относящегося к электронным таблицам, весьма способствовала запарка на работе - следствие внезапного аврала из-за срыва сроков исполнения обязательств по контракту. Дэн всё ещё расхлёбывал кашу из цифр и букв, когда вне всяких ожиданий с утра пораньше появился хмурый немолодой следователь в компании милицейского чина. Появился, представился и тут же начал задавать вопросы. Несколько минут Денис не мог понять, чего он хочет. Да, нет, не знаю, в субботу около полудня... что?.. ложных показаний?
   Исчезла?
   Как это - исчезла?
   А вот так. Не появлялась в университете, не возвращалась домой, не ночевала у родителей и у подруг. Или у друзей. Была - и нет. Не приходит, не звонит, не пишет. Итак, вы утверждаете, что в последний раз видели Колчанову Е. В. в субботу днём. Точнее можете сказать?.. а если как следует припомнить?.. ага, ясно...
   Так это начиналось. Конца же делу было не видать. Колчанову Е. В. искали уже месяц с лишним. Но Лизы не было нигде - ни живой, ни даже мёртвой.
   Не приходит, не звонит, не пишет...
   Заваривая кофе (даже это простое дело будило в нём воспоминания о Лизхен) Денис вдруг вспомнил, что сегодня суббота. Умеренно раннее утро. Весь день впереди, да ещё воскресенье за ним. Целый уик-энд времени, с которым неизвестно, что делать.
   Нет, в самом деле: что?
   Почитать? Нечего. А перечитывать не тянет совершенно. Пялиться в гроб с музыкой? Боги шоу-бизнеса да помилуют тех несчастных, которые смотрят телевизор с утра до вечера. Кроме того, нечего сейчас смотреть. С видео - аналогично книгам. Старые добрые фильмы давно отсмотрены не по одному разу. А идти в прокат... нет уж. Кроме того, посмотреть подряд больше трёх фильмов, хороших, конечно - это как съесть подряд три полновесных обеда. Замутит. А смотреть плохие, как сказал Михаил Юрьевич по несколько иному поводу, "не стоит труда". Хм... что там ещё в культурной программе? Музыка? Спаси и пронеси! Только не это. Одной попытки включить радио более чем достаточно.
   Так что же остаётся - в потолок плевать? Шататься по друзьям, по барам-дискотекам?
   Вот это и зовётся "депресняк". Не ипохондрический сплин какой-то, мать его ети... разница - как между полновесной болотной лихорадкой, подхваченной в гнилых тропиках, и жиденькой европейской инфлюэнцей.
   Негромко запиликал телефон. Боясь спугнуть неверную удачу, Дэн зажмурился и подошёл к нему, нарочно не спеша. С его-то везением в трубке наверняка раздастся нервное: "Никанор Степаныч?" - или деловитое: "Овощебаза?" А может, и пропито-хрипловатое: "Нину позовите!"
   Бывали прецеденты.
   - Алло, - сказал в трубку Денис с намёком на сонное утомление.
   Голос в трубке не был ни нервным, ни деловитым, ни пропитым. Он был самую малость прерывистым и до пустоты усталым.
   - Денис Олегович? Доброго утра.
   Сердце подпрыгнуло куда-то в горло - и рухнуло в живот. Усилие сдержаться, говорить без нервов - как жим со штангой.
   - А, здравствуйте, Виктор Петрович. Новости?
   - Н... нет. Нет, ничего. Прости, что беспокою, но... или я не вовремя?
   - Что вы, Виктор Петрович! Так в чём дело? Может, снова нужна... помощь?
   - Да-да. Именно. Только не такая, как... Мне сейчас нельзя за руль из-за таблеток...
   - Всё понятно. Выезжаю.
   - Честное слово, мне так неловко...
   - Да бросьте вы. Так... сейчас десять ноль девять, буду через полчаса. Ждите.
   Дэн аккуратно положил трубку и вздохнул. Что ж, вот тебе занятие. Радуйся!
  
   Inside my heart is breaking,
   My make-up maybe flaking
   But my smile
   still stays on...
  
   До всей этой, будь она неладна, истории с исчезновением и следствием Денис не особенно интересовался, каковы родители Лизы. Но пришла беда - и оказалось, что людей более близких у него просто нет. Конечно, цену, которую пришлось заплатить за понимание, ни один человек в здравом уме не назвал бы приемлемой, и всё же...
   Так сложилось, что к двенадцати годам Дэн лишился матери. Рак лёгких. Отец его уехал куда-то на Дальний Восток, не оставив адреса, пятью годами ранее, так что Денис имел веские основания считать себя круглым сиротой. Из близких родственников у него оставалась только бабушка, но когда Дэн учился на последнем курсе, она тоже умерла. Её внуку осталась в наследство двухкомнатная квартира - тоже компенсация, конечно, но малоутешительная. Может, если бы Денис с рождения был детдомовским и не знал ничего иного, такое положение ему понравилось бы... но может быть, и нет. Опёка старшего поколения со стремлением жить отдельно от родителей - как раз то, чего детдомовцы не знают. А Денис... нет, он не тосковал, конечно: любое горе с течением лет смягчается. Но некую незаполненную пустоту подспудно ощущал.
   ...На часах было без пятнадцати одиннадцать, когда Дэн доехал до нужного этажа и вышел из лифта. Подойдя к обитой дерматином потёртой двери, протянул было руку, но нажать на кнопку звонка не успел. Дверь распахнулась, и Виктор Петрович молча кивнул, отступая: заходи. Денис кивнул в ответ и вошёл.
   У всякого жилья свой запах. Квартира родителей Лизы встречала гостей запахами сухого белья, старого дерева, нового линолеума и собачьей шерсти, а ещё - постоянно изменяющимся кухонным ароматом. Сегодня с кухни тянуло жареной картошкой и домашним квасом.
   - Не стой на пороге, раздевайся.
   - Так ведь вы собирались куда-то ехать...
   - И поедем. Но ещё ведь собраться надо.
   - А куда?
   - На кладбище, - ответил Виктор Петрович извиняющимся тоном. - Сегодня годовщина маминой смерти. Я бы сам повёл, но...
   - Ничего-ничего, - быстро сказал Денис. - Я же понимаю.
   Последнее время отец Лизы пил назначенные врачом антидепрессанты в сочетании с ещё какими-то средствами. И Денису уже приходилось садиться за руль вместо него, но Виктор Петрович никак не мог оставить привычку извиняться за причинённое неудобство. Напрасно Дэн уверял его, что в извинениях нет никакой необходимости, что он рад помочь хоть чем-то.
   Отец Лизы всё равно чувствовал неловкость - и извинялся, извинялся, извинялся... отчего неловко чувствовать себя начинал уже Денис.
   - Как Вера Дмитриевна?
   Виктор Петрович пожал плечами:
   - Всё так же.
   - Я... - Пауза. - Можно вымыть руки?
   - Конечно. Как помоешь, иди на кухню. Чаю, что ли, выпей. Вода недавно вскипела.
   - Спасибо, не надо.
   - Ну, всё равно иди. Я пока потороплю моих.
   Кухня по меркам советских времён была большой, но из-за обилия мебели казалась меньше и теснее, чем на деле. Картошкой и квасом здесь пахло ещё сильнее; толком не позавтракавший, Денис почувствовал, что голоден.
   - Дядя Дэн!
   Денис обернулся.
   - А-а, Игорёк. Как жизнь?
   - Пока не помер. Это ты нас на кладбище повезёшь?
   - Я.
   Игорёк кивнул, принимая информацию к сведению. На Лизу он не очень походил - может, потому, что ещё не кончил расти, точнее, только-только начал вытягиваться в длину. Деловито обойдя Дениса, парень подошёл к плите, оглянулся и, приподнявшись на цыпочки, запустил в кастрюлю вооружённую вилкой руку. Дэн слабо улыбнулся. Что бы ни случилось, детский эгоизм неистребим. Когда этот мир заполыхает и начнёт рушиться, где-нибудь среди воющего хаоса непременно найдётся такой вот мальчишка, запускающий вилку в мамину кастрюлю, чтобы и вкусненькое съесть, и тарелку за собой не мыть.
   А ведь, пожалуй, Игорёк - единственный вполне нормальный человек в этом доме.
   ...Прошло ещё не меньше часа, прежде чем Колчановы собрались и вышли. И ещё минут десять - до момента, когда Денис, прогрев мотор, вырулил со двора. Погода соответствовала предстоящему, как под заказ: холодный мокрый ветер с частицами мельчайшей мороси, похожей на туман, и тучи сплошняком. Свинец на небе, висмут на земле. И тяжкое золото молчания в машине. Даже Игорёк затих и посмурнел, хотя любил поездки, как любой мальчишка. Видимо, на него тоже действовал вид распухшего, с красными глазами и новыми морщинами лица Веры Дмитриевны. На Дениса оно подействовало точно. Первый же взгляд в зеркальце напрочь отбил у него желание оглядываться. Хорошо ещё, что сейчас она как-то держится. Наверно, валерьянка помогла. Если бы на заднем сиденье начались всхлипы или что ещё похуже...
   Нет уж. Как ни тяжело золото молчания, а всё же оно лучше жемчуга слёз.
   Когда Дэн завёл машину через открытые ворота на территорию кладбища, пошёл снег. Первый снег этого года. На удивление густой, он падал медленно, как пух из вспоротой подушки. На лобовом стекле крупные мохнатые звёзды съёживались и быстро превращались в крошечные капельки. Заработавшие "дворники" смахивали их прочь, но на место стаявших снежинок уже спешили новые, рождённые для жизни ещё более короткой, чем жизнь бабочки-однодневки.
   Нет зрелища печальнее, чем вид первого снега. Любой снег ждёт своя весна, но только не этот рыхлый водный пух. Отдыха длиною в зиму ему не суждено.
   Участь простая и грубая: опустившись с небес на землю, без задержки превратиться в грязь.
   Но выбора у снега нет. Он должен опускаться вниз.
   И таять.
  
   Snow must go on,
   Snow must go on...
  
   Денис скривился. "I'll face it with a grin", - беззвучно шевельнулись губы, чтобы сомкнуться снова, плотнее прежнего.
   - Здесь налево, - сказал Виктор Петрович. После долгого молчания его голос показался излишне резким.
   - Налево... а потом?
   - Я скажу.
   После ещё нескольких указаний "вправо-влево" прозвучало:
   - Останови здесь. Дальше - пешком.
   Дэн послушно остановился и заглушил мотор. Затем с некоторой неохотой вылез наружу, под снег. Одет он был тепло, а ноль по Цельсию может испугать южанина, но никак не уроженца местности, где термометр за окном каждую зиму хотя бы раз показывает минус тридцать. Но сырость, сырость! Не надо быть моряком Северного флота, чтобы усвоить, насколько сырое "около ноля" хуже пусть более низкой, но и более сухой погоды.
   Но не сидеть же в машине, в конце-то концов!
   Виктор Петрович и Вера Дмитриевна замешкались, а вот Игорёк тоже выскочил наружу, не сильно отстав от дяди Дэна. Обернувшись на стук двери, Денис окликнул парнишку:
   - Игорёк!
   - Да?
   - Ты уже бывал здесь? Не знаешь, где нужные могилы?
   - А-а, могилы... знаю. Давай покажу.
   - Ну, давай.
   Игорёк уверенно прошёл немного вперёд и свернул на тропинку, по которой машина уже не прошла бы. Может, в другое время и при других обстоятельствах кладбище показалось бы Дэну живописным. Как-никак, не просто расчищенное поле, частично утыканное рядами надгробий; это кладбище было довольно старым, в лучшие времена оно выглядело, пожалуй, печально светлым, спокойным и уютным. Но сейчас деревья стояли вокруг, словно голые дрожащие призраки. Падал косой снег, всё было мокрым, а что не просто мокрым, то ещё и грязным. В общем, какая погода на душе, такая же и вокруг.
   Ей же ей, скорей бы уж настоящая зима пришла...
   - Ого! Вот это да!
   Денис встряхнулся и прищурился навстречу падающему снегу, чтобы рассмотреть, что так удивило Игорька. По инерции прошёл ещё несколько шагов. Замер. Снова пошёл - осторожно, как по гладкому льду. Игорёк, кажется, крикнул что-то насчёт родителей и исчез; Дэн почти не обратил внимания. Он понял как-то слишком много и слишком сразу, и понимание было таково, что под его тянущим грузом остальное меркло.
   Звон с головокружением. Вата в ногах.
   Над миром шёл снег. Падал и падал, не кончаясь. Кое-где он уже образовал белые нашлёпки... кое-где, но только не на двух могилах впереди. Там снега НЕ БЫЛО. Вообще. Более того: там было СУХО. Чистые такие, ухоженные могилы - нереальные, как результат плохого фотомонтажа. Их окружал один на двоих кокон безветренной тишины, и лежали у надгробий слегка рассыпавшиеся незнакомые цветы...
   Совсем незнакомые.
   Дэн ни на миг не задумался, чьи фамилии можно прочесть на этих надгробиях. Зачем думать, если и так - знаешь?
   - Лизхен, - выдохнул он. - Лизхен!
   Душа полыхнула радостью (жива! всё-таки жива!) и столь же острой болью. Опять-таки помимо всякого сознательного анализа Дэн понял: это конец. Им больше не увидеться. Если это будет зависеть от Лизы - никогда. Не приходит, не звонит, не пишет... хотя может появиться на кладбище, с визитом к знакомым мертвецам. Как? Почему? Не важно. Главное именно в этом.
   Это - конец.
   Денис почувствовал это, почувствовал ярко, как удар фотовспышки по глазам. А потому не усомнился ни на миг, шагая вперёд. Кокон тишины принял его без сопротивления, обнял, баюкая. Здесь и в самом деле было немного теплее - ровно настолько, чтобы это было заметно. Совершенно машинально Дэн наклонился и поднял с ближайшей могилы один из салатных с чёрным цветов, свежих, как сорванные минуту назад. Поднёс к лицу, вдохнул густой запах...
   Взгляд с лестницы снизу вверх - глубокий, далёкий, светлый и тёмный зараз.
   - Не волнуйся за меня. Со мной всё будет хорошо. Лучше, чем можно представить.
   Вокруг с легчайшим звоном, похожим на звон тающих в бокале льдинок, раскололся кокон тишины. Ветер неуверенно прошёлся над запретной, а теперь снова доступной территорией, чуть стих - и с порывистым энтузиазмом принялся засыпать могилы снегом.
  
  
  

Второй перекрёсток, или Весна, не весна

  
  
   Батареи жарили так, словно работники теплосети лихорадочно пытались довыполнить план по расходу топлива до близкого конца отопительного сезона.
   Так бывало каждую весну: палит из всех орудий солнце, за окнами уменьшаются чуть ли не на глазах чёрно-белые кучи последних майских сугробов, а меж тем в квартире (при открытых-то форточках и задёрнутых шторах!) - за плюс тридцать. Да не по буржуйскому Фаренгейту, а по старому доброму Цельсию.
   Раньше Денис при этаких делах, пребывая дома, раздевался до трусов и изо всех сил старался поменьше шевелиться, но всё равно обливался потом, медленно стервенея и чувствуя, как стягивает голову тугой обруч вязкой дурноты. Наваливались апатия и мучительная сонливость, при которой невозможно ни проснуться как следует, ни по-настоящему заснуть; ночной же сон оказывался неглубок и часто "украшен" кошмарами. Конечности в весенней духоте разбухали, словно переваренные сосиски: хоть и не больно, но крайне неприятно. Только холодный душ приносил некоторое облегчение - увы, слишком краткое
   ...но всё это было раньше. Нынешней весной Дэн обнаружил, что при схожих объективных условиях субъективные его ощущения находятся в рамках нормы. Проще сказать, при тех же самых плюс тридцати он мог свободно разгуливать по дому в штанах и футболке. Голова оставалась лёгкой, мысли ясными, и ни малейшего желания залезть в ванну с прохладной водой не возникало. Кроме того, Денис не проявлял обычного рвения и за столом. Аппетит куда-то пропал и напоминал о своём существовании самое большее раз в сутки, да и то как-то неуверенно.
   Это было далеко не первой странностью.
   Первый звонок прозвенел ещё зимой. В ночь на 21-е декабря, примерно в 11.25. Денис шёл домой после позднего визита в круглосуточный магазин (в котором, кстати, так ничего и не купил, хотя на выходе из дома твёрдо собирался потратиться; совершенно нетипичное для него явление!) - шёл себе и шёл, тихо хрустел снегом, приминаемым подошвами зимних ботинок...
   И внезапно обнаружил, что стоит в сугробе за стволом старого тополя, вибрируя от напряжения. Такое напряжение хорошо знакомо зверю, вокруг которого замыкается кольцо облавы. Разум после мгновения ступора захлестнули протест и изумление примерно в равных долях. Разум попытался вытащить тело из сугроба. Ответом был всплеск настоящего, инстинктивного, сумеречного страха. Пригасив протест, но недоумевая ещё сильнее, разум решил поглядеть на источник столь сильных эмоций. В ответ тело неохотно обхватило ствол тополя руками и позволило высунуть из-за него голову - чуть-чуть.
   Поначалу Дэн ничего не увидел. Но лишь поначалу. Вскоре всё переменилось. Вокруг разлился бледный, какой-то предобморочный свет без света, существующий лишь для него одного. Бледные электрические огоньки за окнами многоэтажек налились почти дневной яркостью, звёзд на просветлевшем небе прибавилось не вдвое и не втрое, а как минимум раз в десять. Все смутные контуры приобрели отчётливую законченность, и выплыло из тьмы даже то, что увидеть раньше Денис попросту не смог бы.
   "Чудеса!" - подумал он, заворожённый зрелищем посветлевшей ночи.
   Но Дэн ошибался. То были ещё не настоящие чудеса, то была лишь прелюдия к ним.
   Движение на уровне верхних этажей едва не застало его врасплох. Слишком быстрое, слишком размытое... но даже так понятно, что для птицы движущийся предмет слишком велик. Да и его скорость - это легко обогнало бы не только голубя, но даже ласточку. Лишь пикирующий сокол мог бы соперничать с ним хищной стремительностью... наверно. Дэн не успел опомниться, как это рухнуло вниз, к мусорным бакам. Прямиком на бомжа, усердно рывшегося среди отбросов. Поначалу Денис не обращал на него внимания; однако теперь, когда неведомая тварь схватила промышляющего люмпена и вознесла вверх...
   "Вот чёрт!"
   Инстинктивный страх исчез вместе с тварью и её злосчастной добычей. Дэн вылез из-за тополя и из сугроба, потопал ботинками, стряхивая налипший снег - и застыл. Сумеречное зрение ещё не покинуло его, и в нереальном свете прозрачной ночи он ясно увидел, как возле мусорных баков закопошилась, поднимаясь на ноги, сутулая оборванная фигура...
   Позже Денис ещё несколько раз был свидетелем схожих случаев. Или, напротив, несхожих? Пойди пойми...
   Вскоре после происшествия с раздвоившимся бомжом мир на глазах у Дениса снова разделился на две части, почти одинаковые. Почти. Потому что в одной из них сбитая машиной женщина каким-то образом осталась на ногах. Более того, в той половине зримого мира, где она уцелела, она как будто и не заметила промелькнувшей опасности. Пошла своей дорогой, как ни в чём не бывало. И тихо растаяла вместе со своей долей реальности.
   Потом был случай на бульваре. Когда Дениса охватило уже знакомое напряжение, он начал оглядываться по сторонам - и засёк пожилого мужчину в полосатом пальто редкой тёмно-рыжей расцветки. Мужчина остановился, как и Денис, а вокруг него закружили две быстрые тени. Только не тёмные, как схватившая бомжа тварь, а светло-серые. Мир опять раскололся надвое; казалось, что из мужчины, как из приоткрытой двери, выскользнул здоровый котище: матёрый, ярко-рыжий, какой-то яростно настоящий. Вместе с парой светлых теней этот кот исчез в два прыжка, а мужчина постоял, держась за сердце, и медленно пошёл дальше. Его полосатое пальто показалось Дэну выцветшим, уже не рыжим, а заурядно-коричневым.
   На бульваре в тот момент, кроме Дениса, была уйма народа, но не похоже было, что кота заметил кто-то ещё... если не считать одной овчарки с не по-собачьи внимательными глазами.
   Впрочем, всё это, включая ночное похищение и другие случаи разной странности, затмило самое свежее, недельной давности происшествие.
   ...Март выдался пронзительно-вьюжный. Он словно задался целью отыграться за февраль, необычайно тёплый, тихий и солнечный. Город студило, город кружило, город заметало, как забытый богом и людьми полустанок где-нибудь под Сургутом. В один из таких вот хмурых вечеров на излёте месяца, причём опять по дороге из магазина, Денису стиснуло виски лиловым звоном. Далеко не сразу понял он, что звон этот раздаётся не только у него в голове и что именно тонкий вибрирующий голос, а вовсе не пронзительный сырой ветер рождает пониже диафрагмы ощущение ледяной тяжести.
   В том, что это именно голос, сомнений не возникало. Никакое горло не в силах тянуть одну переливчатую, скользкую ноту на протяжении многих минут... но так тянуло.
   Не одно любопытство повлекло Дэна к источнику чудного звука. Притягательная сила лилового звона была сродни голосу мифической сирены. (В последнее время Денис начал серьёзно сомневаться в том, что сирены, йети, фурии, привидения, гномы, демоны и прочие мифические создания просто придуманы на пустом месте людьми с хроническим недержанием фантазии). Дэн шёл, одновременно очарованный и трясущийся от глубинного ужаса. То же смутное знание, утверждавшее, что он слышит чей-то голос, настаивало на том, что поющий очень, очень, ОЧЕНЬ опасен. И если бы его песня предназначалась Денису, самым умным было бы развернуться и бежать прочь (что всё равно не помогло бы спастись...). Но на этот раз поют не для него... поэтому можно подойти... осторожно, предельно осторожно... и подсмотреть.
   Реальность раздвоилась внезапно. В одной половине остались ветер, снег и холод. А в другой половине, похожей на плоский оттиск мира, чьим-то недосмотром получивший объём и самостоятельное бытиё, - в другой половине царила тишина. Почти полная, почти ватная. Лишь лиловый звенящий голос нарушал её. Во второй половине реальности не шёл снег и не высились сугробы, но не понять было, тепло там или же наоборот. Искажённые тени деревьев, смутные, как будто не совсем материальные стены домов - слепых, тёмных. И переулок.
   А в переулке - то, что пело и звало.
   Видение тут же показалось Денису чрезмерно ярким и отчётливым. Он сразу же отвёл взгляд от порождения молчаливых сумерек, но краем глаза продолжал, пусть более смутно, видеть угловатую неподвижную фигуру, видеть серую ноздреватую кожу и фосфорический блеск жутких буркал. Ему не надо было гадать, что делает поющий.
   Конечно же, ждёт. И добыча сама идёт к нему.
   Из-за угла вышла маленькая фигурка. Ребёнок. Девочка. Наверно, её одежда была яркой и новой, но теневой мир съел все краски, и девочка казалась скорее плохо сделанным манекеном, чем живым и дышащим существом. Денис едва удержался от болезненного вздоха. Внутри столкнулись две волны: нерассуждающее стремление вмешаться, удержать - и трезвое, не только рассудочное, но и инстинктивное понимание, что ни к чему хорошему его вмешательство не приведёт. Пытаться отнять у поющего добычу? Лучше схватиться со стаей одичалых, заражённых бешенством псов. С псами у него гораздо больше шансов. Гораздо.
   Песня оборвалась.
   - Подойди.
   В первый миг Денис изумился тому, что ОНО, оказывается, может разговаривать. А секундой позже тяжело, с усилием сглотнул. Как и во время пения, губы ЭТОГО, в переулке, не шевельнулись ни на волос.
   Позже Дэн не мог понять, откуда у него, стоявшего в доброй сотне метров от места событий, взялась настолько твёрдая уверенность в этом - но сомнений не было. Ни тогда, ни потом.
   Меж тем девочка послушно, как зомби, подошла к созданию в переулке, а подойдя, принялась медленно и неловко расстёгивать пуговицы курточки. Дениса затрясло. В воображении повели хоровод варианты дальнейшего, один другого гаже. Голос благоразумия стал намного тише. Дэна останавливало лишь то, что девочка существовала только в сумеречной реальности; в нормальном мире на покрывающем землю снегу её ноги не оставляли следов. Всерьёз рисковать ради ребёнка, который тоже, вполне возможно, просто порождение иного?
   Мир зашипел, отслаивая ещё одну проекцию. Сквозь пространство, куда более смутное, чем бесснежный и безжизненный слепок мира, скользнула неуловимо быстрая тень. Денис моргнул. Тень успела пройти в тот слой реальности, где находились охотник и жертва, обернувшись легко - для зимнего времени даже слишком легко - одетой женщиной.
   Серое существо зашипело. Его противница лёгким скользящим движением встала между ним и девочкой, властно приказала что-то. В отличие от существа, она именно говорила, а потому Дэн не разобрал ни слова. Зато хорошо понял краткий ответ серой твари:
   - Умри!
   Дальнейшее заняло считанные секунды.
   Создание бросилось на женщину, та закружилась, ловко отмахиваясь какой-то тонкой и длинной штукой. Временно забытая, девочка очнулась, попятилась, повернулась - и побежала, вывалившись из сумеречной реальности в обычный мир. На месте схватки возникло ещё несколько действующих лиц: какие-то тонкие фигуры ростом сильно за два метра, пара мужчин в резко белеющих рубашках с синими жезлами, что-то огромное и мохнатое... Кто-то из явившихся, двигаясь слишком быстро, вскинул руки. Резкая вспышка, похожая на удар бесшумной молнии, ослепила Дениса. Когда он проморгался, всё уже кончилось. Серое создание и странная женщина вместе со всеми остальными ирреальными фигурами дружно канули прямиком в неведомое, откуда и явились. Только силуэт девочки, убегающей вдоль улицы и ревущей во весь голос, напоминал о реальности случившегося.
   Дэн стоял и смотрел. Из души словно вынули какой-то важный стержень, без которого внутри не осталось ни любопытства, ни удивления, ни страха - лишь полная, глухая пустота. Он видел, как убегающая девочка, продолжая спотыкаться и всхлипывать, свернула в один из дворов. Словно ждавшая только этого, вьюга завыла с утроенной силой. И глаза Дениса перестали видеть сквозь густо падающий снег больше, чем положено человеческим глазам, а уши перестали слышать что-либо, кроме стонов зимнего ветра.
   Поёжившись, Дэн ещё немного постоял на одном месте и пошёл домой, сжимая пакет с продуктами.
   ...Это утро притворялось обычным, ничем не выдающимся. Лучи поднявшегося над соседними крышами солнца втекли в комнату сквозь распахнутые шторы, но разбудить хозяина не успели. Несмотря на выходной, Денис встал до рассвета и уже не только нанёс визиты в ванную и на кухню, но даже вернулся в комнату и включил купленный недавно компьютер. Впрочем, за монитором он тоже просидел недолго - ровно до момента, когда прочёл пришедшее ночью короткое сообщение:
   "Dandy, OK. У Маркса, today. На 8 часов позже Часа Быка. Vitar."
   Всего неделю тому назад Дэн-Денди обсуждал с Витаром Ивана Ефремова, так что ему не составило труда вычислить, сколько будет Час Быка плюс восемь. Бросив взгляд на запястье, Денис пошёл одеваться. Если не терять времени даром, он как раз успевал дойти до памятника Марксу минут за пятнадцать-двадцать до назначенного срока.
   ...Значит, обычное утро? Как бы не так!
   Город был сонным, город был тихим. Субботнее утро приглушило его звуки и удержало в четырёх стенах одиннадцать горожан из дюжины. Но Дэн никак не мог отделаться от ощущения, что город каким-то странным, трудноописуемым образом жив. И больше того: наблюдает за ним, пристально и мягко. Что-то такое качалось в воздухе, что-то такое шуршало в неподвижных ветвях деревьев, перебирало тонкие струны солнечного света и ворочалось за стенами домов. Если у городов бывают души, то душа этого города, вне сомнений, тихо вскипала рядом с идущим Денисом, невесомо льнула к нему, как наэлектризованная шерсть мурлычущей кошки.
   Огромной такой, призрачной, голубоглазой...
   "Интересно, каким окажется Vitar в действительности? Стариком - вряд ли; но сколько ему лет: ближе к сорока, ближе к тридцати, ближе к двадцати? Какого он роста, какие у него глаза, волосы, лицо? На кого он больше похож - на замухрышку-очкарика или на крепкого парня с обманчиво простецкой физиономией? Кем он работает? Служил ли в армии? Может быть, он носит усы и бороду, а может, и понитэйл. Может быть, он прихрамывает, может быть, любит жестикулировать во время разговора...
   А может быть, Vitar - не "он", а "она".
   Хотя это вряд ли. Девушка может читать Ефремова, Акутагаву и Филипа К. Дика, девушка может интересоваться паранормальными явлениями, загадками природы и фантастикой (не только научной). Девушка даже может регулярно наблюдать кое-что такое, что ускользает от взглядов других людей. Почему бы нет? Не один же я такой глазастый, в самом деле... Но девушка вряд ли может рассуждать о недостатках конструкции "Макарова" и небрежно, между делом, объяснить, чем гладиус отличался от акинака, а тот, в свою очередь, от тесака made in Киевская Русь. С подробностями - вплоть до химического состава металла и методов закалки".
   Денис усмехнулся и помотал головой. Не стоит гадать. Нет, не стоит. Уже совсем скоро он воочию увидит таинственного собрата по сетевой переписке. И - если Vitar не обманывал его насчёт странностей этого мира - собрата по способности увидеть и запомнить.
   Скоро.
   ...а город всё стелился вокруг на мягких бесшумных лапах, слегка кружа голову, наполняя сознание безотчётной уверенностью. Интересно, подумал Дэн, а город знает настоящий облик Vitar'а? Знает, конечно. Вот только попробуй, расспроси.
   Если даже город ответит, то лишь улыбкой, похожей на улыбку Чеширского кота.
   Невесть почему Денису вспомнилась исчезнувшая Лизхен. Он уже давно не думал о ней, но теперь подумал почему-то. Без боли, без тоски, даже без сожаления. Почти абстрактно.
   "Интересно, ей тоже казалось, что душа города похожа на голубоглазую кошку?"
   У памятника Карлу Марксу толклось немало народа. Впрочем, это ещё как посмотреть. Мысленно отбросив старушек, судачащих о задержках пенсии и крошащих хлеб для голубей, молодых мам и пап, воспользовавшихся хорошей погодой для выгула своих отпрысков, пару юношей - одного с тремя, другого с пятью розами в руках, обшарпанного типа с бутылкой пива и компанию тинэйджеров общим количеством пять штук, Денис решил, что Vitar'а около памятника пока нет. До десяти утра оставалось ещё минут пятнадцать, а он по опыту знал, что почти все предпочитают приходить на место назначенной встречи немного позже назначенного часа.
   "Что ж, подождём".
   Присев на скамейку, Денис вытянул ноги и полуприкрыл глаза. Расслабленная поза была призвана погасить владевшее им напряжение. Но цели своей он добился лишь частично: стоило появиться около памятника кому-нибудь, потенциально способному оказаться Vitar'ом, как веки Дэна сами собой раскрывались шире, а глаза принимались бегло, но внимательно изучать очередную кандидатуру.
   Ну? Смуглый курчавый парень в спортивном костюме - он, не он? Похоже, что не он: курчавый идёт мимо, не замедляя шага и не глядя по сторонам. Тогда, быть может, вот этот усатый, в джинсе, кроссовках и с полупустым рюкзаком через плечо? Нет, опять мимо: этот, оказывается, из когорты молодых отцов... значит, тот, круглолицый и низенький? Хм... вполне возможно. Встал около Маркса, прохаживается туда-сюда, поглядывая на часы... но бросает взгляды не на приближающихся парней, а на девушек. Вот к нему подошла одна - на полголовы выше ростом, в зеркальных очках, элегантной кожаной куртке и спортивных туфлях на низком каблуке. Забавно, если круглолицый ждёт именно её. Вдвоём они составляют ту ещё пару...
   Меж тем девушка в зеркальных очках перекинулась парой слов с круглолицым, покачала головой, оглянулась по сторонам и уверенно направилась к скамейке, облюбованной Денисом. А подойдя, заметила с мягкой улыбкой:
   - Ты прямо настоящий денди, парень.
   Дэн моргнул. Она сказала - Dandy? Машинально бросив взгляд на часы, Денис отметил, что стрелки показывают без одной минуты десять. Встав, он спросил с почти незаметной запинкой:
   - Витар?
   Незнакомка кивнула.
   - Отзыв верный. В реале меня зовут почти так же - Вита. А тебя?
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"