Хорошо провести отпуск не так просто. Вроде бы ждешь, считаешь дни. Но пришла отпускная пора, на тебя вдруг обрушивается лавина свободного времени, и, далеко не всегда, удается им хорошо распорядиться. Вот и в этот раз уже вторую отпускную неделю в одиночном заточении сижу на своей даче и читаю объемный и скучный исторический труд - "История Ересей".
За окном не смолкает птичья болтовня. Ветер шумит мокрой листвой и гонит со стороны Балтики серые дождевые облака. Они идут плотным строем, но все-таки это не свинцовые осенние тучи. Летний дождик по природе своей оптимистичен и не приносит уныния. А когда в разрывах облаков робко проглядывает небо, природа окрашивается в мягкие теплые тона российского лета. Такого не увидишь при ярком солнце. Палящее полуденное светило приглушает краски, и, как это ни странно, приносит в природу печаль умирания. А в теплые пасмурные дни цвета наоборот приобретают глубину и насыщенность. Открываясь от книги, смотрю на нескошенный пятачок травы у забора. Сочная мокрая зелень пестрит вкраплениями полевых цветов. Рядом малинник, где красные ягоды играют в прятки с уже пожелтевшими листьями. За ним девичий силуэт березки, словно с полотен Левитана и Васнецова, а может быть из русских сказок, из детства. И начинает казаться, что последние три с половиной десятка лет - всего лишь мираж. Вот откроется дверь и на пороге появится мой дед в длинном брезентовом плаще, сапогах и кепке. Такой, каким я его навсегда запомнил. Высокий, сильный мужчина, способный в одиночку приструнить компанию пьяной шпаны. Веселый и добрый, но порою до самодурства властный человек, привыкший командовать на работе и дома. В руках у него две плетеные корзины. Одну он отдаст мне, и мы вместе пойдем по осиновым рощам, где из зеленой травы торчат темно-бурые шляпки грибов. А бабушка тем временем будет хлопотать на кухне, готовит грибникам завтрак...
Но дверь не открылась. Я один в доме. Время не останавливалось ни над грибными перелесками, ни над песчаными берегами реки детства. Оно непреклонно шло вперед, унося близких людей, и, наконец, забросило меня на эту веранду. Где передо мной лишь застеленный скатертью стол, недопитая чашка кофе и объемный исторический труд по развитию религиозной взглядов, названных ересью.
Снова погружаюсь в сухой текст. Основные источники: протоколы допросов и записки отцов инквизиторов. Но надо отдать должное авторам, материал критически переработан. И картина получается объективная, наверное, близкая к исторической реальности.
" Только вот зачем мне все это? Какое дело до всех этих манихеев, богомилов, катаров?"
Человеку двадцать первого века все эти богословские споры и конфликты кажутся наивной детской игрой в песочнице. Только вот кровь лилась в этих играх настоящая и кострища на площадях отвратительно пахли горелым человеческим мясом. И я вдруг осознаю, что для человека средневековья вопросы веры обнаженным клинком висели над головою:
" Кто наш Создатель, мудрый и любящий отец или циничный демиург, в своих экспериментах обрекающий нас на мучения?"
Книга - сборник авторов с разными взглядами на проблему. Кто-то называет еретиков духовной элитой. Кто-то наоборот оправдывает их уничтожение. И кое в чем, сторонники ортодоксии безусловно правы - она наиболее приемлема для большинства, а учение для избранных, всегда рискует впасть в сектантство. Аморально делить человечество на ангелов, обманом затянутых в этот мир, и порождения материи, лишенные права на жизнь вечную. И если ереси действительно несли истину, то приемлемую, лишь для немногих, неспособную в этом мире осуществиться. А ортодоксия - истина адаптированная, потому и более жизнеспособная. Но вот только никакая адаптация без потерь невозможна!
Размышления мои были неожиданно прерваны.
- Хозяин, зайти можно? - прозвучало со стороны улицы. Оторвавшись от книги, я увидел за забором незнакомца. Верх калитки у меня выпилен полукругом, выше между столбами набита горизонтальная планка. И сейчас в проеме между ней и концами досок торчала совершенно лысая голова.
Не дожидаясь, ответа незнакомец толкнул калитку. Послышался скрип, и распахнувшаяся дверь впустила коренастого мужчину в длинном плаще и сапогах. Следом за ним с храпом влетел большой черный пес, и с разгону кинулся прямо на мои грядки. Не зная, что делать, я поднялся из-за стола. Мужчина с некоторым опозданием прикрикнул на собаку. Пес мгновенно подчинился и в классической позе пограничной собаки застыл у крыльца.
- Он у меня вышколенный. В питомник отдавал на дрессировку - похвастался хозяин. Потом с ухмылкой добавил: - Команду дам - любого порвет.
Я с опаской посмотрел на собаку. Зверь действительно серьезный, кажется, немецкая овчарка возможно с какой-то примесью. Хозяин тем временем уже поднимался по ступеням. Не понравился он мне с первого взгляда, а, когда смог рассмотреть поближе, не понравился еще больше. Рост не высокий, плотное телосложение, возраст определить трудно - где-то от сорока до шестидесяти. Голова совершенно лысая неправильной формы, глазки - колючие пуговки.
Достигнув верхней ступеньки, он официально представился: -
-Костя, ваш новый сосед!- потом перешел на ты. Поинтересовался, почему сижу, скучаю в одиночестве и, не дождавшись ответа, пробежал газами по столу. Взгляд задержался на раскрытой книге. Бесцеремонно заложив пальцем страницу, он посмотрел на название, потом на меня. В глазах промелькнула презрительная ирония. Сначала я смутился, но тут же почувствовал злость. Всегда уважал привычки и обычаи людей, с которыми свела судьба. И, попав куда-нибудь в бригаду лесорубов, не стану вести заумные беседы или демонстративно читать научную литературу. Но сейчас я на своей веранде. И какого черта этот лысый крепыш ухмыляется над названием книги!
- Вы что-то хотели? - поинтересовался я подчеркнуто сухо. В ответ Константин нагло оскалился:
- Ну, ну какие мы строгие! Познакомиться зашел. Поболтать по-соседски.
Отодвинув один из стульев, я предложил гостю присесть. Сам сел напротив и в упор посмотрел в колючие веселые глазки новоявленного соседа. Ни поддерживать беседу, ни проявлять вежливость, я не собирался. Некоторое время просидели в молчании. Видимо гость рассчитывал, что я заговорю первым, но, не дождавшись, начал сам. Рассказал, что участок купил недавно. Дом от прежнего хозяина достался в жутком состоянии. Пока он будет использовать его как бытовку и начнет строить жилище, подобающее приличному человеку.
Я смотрел куда-то поверх блестящей макушки и с тоской вспоминал прежнего соседа Кольку. Мужик был простой, грубый, но временами проявлял природную деликатность. Это свойство я не раз встречал у людей, выросших в деревне, наверное, как рудименты крестьянской культуры, растоптанной трущобным городским хамством. Правда, жить рядом с ним не всегда было просто. Напившись, он громко материл жену. Иногда до глубокой ночи сидел на лавочке перед крыльцом, наигрывая что-то на старенькой гармошке. Один раз по наущению бывшей супруги я сделал ему замечание. Николай извинился и с тех пор давал ночные концерты только с другой стороны дома. Когда он сообщил, что развелся и продает участок, я вздохнул с облегчением. И вот получил замену!
- Домишко сам, что ли, сколотил? - поинтересовался Костя, оглядев стену моего жилища. В обшивке кое-где проступали щели, и это не ускользнуло от его цепкого взгляда.
- Да нет, поработала тут команда умельцев, - ответил я мрачно. Тут же вспомнил уроженцев Могилевской области, сотворивших мою незамысловатую хижину. Ребята, впрочем, были не плохие, и где-то даже старались, но опыт их явно ограничивался постройкой сарая.
- Аванс не надо было давать! - поучающее изрек Костя, и стал рассказывать, как держал в кулаке бригаду, делавшую ремонт в его новой квартире. А я слушал и искренне жалел этих парней. Конечно, работу свою надо делать хорошо. Но кто дал право этим нуворишам воображать себя хозяевами мира!
Закончив с темой ремонта, Костя вскользь намекнул, что он "человек со связями", а потом перешел к главной части беседы. Сначала посетовал, что участки здесь слишком маленькие. Место есть только лишь для приличного дома, так что еще как минимум шесть соток ему позарез необходимо. И, наконец, напрямую заявил, что хочет купить мой участок, и даст за него большие деньги. Произнес он это гордо, с новорусским пафосом. Уже не раз приходилось слышать мне подобные интонации, видеть в людских глазах уверенность в том, что они все могут купить. Может поэтому, отказал я ему с большим удовольствием. Наверное, был не особенно вежлив, о чем тут же и пожалел.
Улыбочка наконец-то сошла с лица гостя, обнажив звериный оскал обиженного "хозяина жизни". От брошенной сквозь зубы угрозы, мне даже стало страшно. В голове быстрой строкой пробежали газетные сообщения о диких случаях расправ. Подонки бейсбольными битами убивали пешеходов, отказавшихся освободить тротуар для проезда джипа, открывали стрельбу в ответ на случайный толчок локтем. У Кости не было с собой оружия, но у крыльца сидел пес готовый выполнить любую его команду. На всякий случай я встал и приоткрыл дверь в дом. Но Костя уже спускался по ступеням. Пес по-прежнему неподвижно сидел на задних лапах. В характерной для овчарок манере он часто дышал, широко открыв клыкастый рот. Уши стояли торчком, а глаза преданно ловили каждое движение хозяина. Мне вдруг стало искренне жалко это существо. Ведь он, не задумываясь, кинется на топор, на нож, на крупнокалиберный пулемет. До последней секунды своей собачьей жизни будет защищать хозяина. Того, кто через несколько лет отведет состарившегося питомца в ветлечебницу на усыпление.
Я пошел закрывать за гостем калитку. Виски сдавило от подскочившего артериального давления, а перед глазами плыли малиновые пятна. Было стыдно за свой страх, и одновременно душил гнев:
" У меня неказистый маленький дом, но в каждом уголке его живут воспоминания. И, пока жив, не позволю, чтобы их сожгли со строительным мусором. Не позволю, чтобы кто-то сравнял родные бугорки и рытвины на моих сотках и устроил здесь площадку для гольфа. Не позволю чтобы, кто-то спилил мои яблони."
Я вспомнил как жена, привезя саженцы из питомника, вдруг сказала, что уже их любит. И я тоже почувствовал эту любовь, когда опускал деревья в землю. Тот осенний вечер почему-то очень хорошо отпечатался в памяти. В холодном безветрии наступали ранние октябрьские сумерки. Над лесом еще горела узкая полоска заката, но темнота быстро сгущалась. Я, как заведенный, работал лопатой, а потом бегал с ведром к ближайшим лужам, стараясь как можно лучше пролить водой корни. Теперь кустики превратились в деревья.
"И какая-то мразь хочет их у меня отнять!"
В голове закрутились кровожадные мысли. Алым заревом полыхнули отблески российских бунтов, бессмысленных и беспощадных.
" А может быть не таких уж и бессмысленных..."
Виски снова сдавило. Добравшись до шкафчика с аптечкой, я накапал в рюмку с водой валокордина. Выпив одним глотком, вернулся на веранду и снова сел за книгу.
Над крышами дачного поселка горел закат. Солнце, коснувшись горизонта, стало огненно красным. На небесах тем временем развернулось настоящее сражение. Облака, столкнулись в битве,превратившись в витязей-великанов. Под копытами небесных коней топорщились над землей крошечные человеческие постройки. И даже трехэтажный особняк нашего местного богатея Приступкина на фоне "небесного боя" выглядел жалкой лачугой.
Я любовался зрелищем из окна своей кухни, где готовил овощное рагу на ужин. В сковородке уже обжаривались морковь и лук. А я тем временем нарезал маленькими кубиками кабачки. Блюдо не хитрое, но нужно правильно нарезать и рассчитать время, чтобы все составляющие успели одинаково прожариться. Поле кабачков я запущу в сковородку мелко порезанные помидоры и уже под самый конец кину зелень. В последнее время я полюбил готовить. В этом занятии есть простор для творчества. И главное плоды своих творческих усилий не надо никак пропагандировать. Не надо искать спонсоров, угождать моде. Ты сам съедаешь все, что сделал, фиксируешь ошибки и вносишь в дальнейший процесс коррективы.
Наверное, человек должен творить, чтобы быть счастливым. И не важно, где он это делает - на работе, у себя в мастерской, на садовом участке, на кухне. Эта жажда заложена в нас Создателем бесконечно добрым и мудрым, и еретики ошибались, приписывая сотворение мира кому-то другому. Только вот не все могут удовлетвориться тихой радостью созидания. Кто-то стремится лишь пожирать плоды труда другого. А если они что-то и созидает, то на чужих костях и чужими руками.
И опять сознание атаковали картины из прошлого:
...Закат социализма. Серый пасмурный день над неприбранной улицей. Уныние и озабоченность на лицах. И очереди, очереди, очереди. Выстроившиеся перед дверями магазинов и складов цепочки людей, где обитатели "счастливой страны"пишут на руке порядковый номер. Печальный финал сказки о всеобщем благоденствии!
Когда-то, опьянев от первых глотков свободы, я жадно впитывал антисоветсткую пропаганду. И даже в середине шальных девяностых не ностальгировал по прежним временам. А вот сейчас ностальгирую, и хочется без штампов осмыслить, что случилось "С Родиной и нами".
"Что может быть плохого в лозунге "Человек человеку товарищ и брат"?! Что порочного в желание, подчинить развитие общества разумному началу?"
Но видно что-то, глубоко сидящее нас, изначально мешает организовать жизнь на правильных и разумных принципах. Еще с детства остался в памяти подслушанный разговор бабушки с дедом. От него - партийного работника областного масштаба, я тогда впервые услышал неожиданное признание. Поздним вечером, вернувшись с командировки "на посевную", дед налил себе полную рюмку коньяка, и устало опустился на стул. Не смотря на протесты бабушки, выпил и налил еще раз. А потом вдруг неожиданно начал жаловаться:
- Я не знаю что делать! Сказали бы, куда плечо подставить, подставил бы и держал. Но куда его подставлять?! Все летит на ...
Сейчас я понимаю, что он интуитивно предчувствовал конец системы, но, как воспитанник сталинской эпохи, выход видел только в "закручивании гаек". Дед был хорошим организатором и волевым человеком. И когда-то таких людей на службе у социализма было немало. Не случайно, не смотря на все вопиющие просчеты, он завладел почти половиной мира. Но это учение тоже было разновидностью ереси! Идеалы катакомбного христианства, переплелись с вульгарным материализмом и канонизацией классовой ненависти. Первоначально, такая адская смесь привлекала. Но постепенно жизнь расставила все на места. И на закате системы уже мало кто искренне стремился защищать ее знамена.
Серия коротких взрывов заставила меня вздрогнуть. Звуки раздались со стороны участка нового соседа. Сначала я с нехорошей радостью подумал, что Костю подорвали киллеры. Но когда послышалось многоголосое "Ура!", понял, что это всего лишь фейерверк.
У соседа в этот вечер веселились. Когда на улице окончательно стемнело, я подошел к забору, и заглянул сквозь щели в штакетнике. На площадку перед домом вынесли большой стол, и его освещали включенные фары нескольких джипов. В недрах одного из металлических монстров магнитола выбивала бесконечно повторяющийся ритм. Сквозь монотонное тяжелое буханье изредка прорывались голоса и смех. В длинном мангале умирающими звездочками тлели догорающие угли. Пахло шашлыком и еще чем-то острым и аппетитным.
В неестественном свете автомобильных фар фигуры и лица смотрелись нереально большими. Но вот от застольной массовки отделился женский силуэт. Пританцовывая на ходу, женщина подошла к машине, наклонившись, что-то долго искала на пульте. Наконец магнитола стал играть тише. Видно настало время тоста хозяина, и я услышал голос нового соседа. Вещал Костя монументально, стараясь придать вес каждой фразе. Говорил о том, что немало достиг в этой жизни. Однако в этом заслуга не только его, но и тех, с кем сотрудничал. Часть благодарности за эту помощь они видят на праздничном столе. И сегодня он хочет выпить за людей сильных и успешных, и за наше время, позволившее им проявить себя и подняться.
Тост был встречен всеобщим одобрением. И снова зазвучали голоса: Женские - иронично задорные, мужские - тяжеловесные и самоуверенные. Говорили о бизнесе, автомобилях, отдыхе на Мальдивах. Голос с восточным акцентом вещал что-то о настоящих мужчинах. Потом женщина снова громче включила магнитолу, и, энергично вращая бедрами, закрутилась на площадке перед джипом.
Возвращаясь в дом, я пытался честно ответить: " Не завидую ли соседскому веселью?" Но беспристрастный анализ убеждал, что это не так. Я не хотел оказаться сейчас среди этих людей. Мне нечего им рассказать и не интересно их слушать. К дорогим закускам и напиткам я равнодушен. К одиночеству уже привык. На плите ждет недоеденное рагу, в шкафчике початая бутылка водки. И все-таки чужое веселье всколыхнуло память, рождая сцены иных праздников и застолий.
...Ночь у костра под звездами. На перекате журчит вода, уткнувшись носом в песок, сохнут перевернутые байдарки. У огня играет на гитаре девушка в стройотрядовской штормовке. Аккорды улетают вместе с искрами в темное небо, и непрофессиональное исполнение с лихвой компенсирует красивый молодой голос... Унесенные ветром восьмидесятые. Кому-то застой, для кого-то молодость. Где теперь их надежды, тревоги, желания?! Те, с кем дружил, враждовал, спорил? Новая эпоха разметала спорщиков, перечеркнула и обесценила темы. Они тоже легли в архив, на соседнюю полку с полемикой еретиков и сторонников ортодоксии. "Бери от жизни все!" - это догмат, а не тема для споров.
"Хочешь, преуспеть? Стать выше других? Нет проблем, надо только верить в себя и хорошо потрудиться," - убеждают новые пророки. Вот тут и начинается ложь! Для большинства преуспевание - мираж. Всю жизнь будешь идти за ним сквозь безводную пустыню, и только умирая, поймешь, что гонялся за химерой. Но изощренная пропаганда, продолжает рождать иллюзии. Молодежь только считает себя свободной, хотя порабощена куда сильнее, чем родители. Когда-то многим из нас приходилось дремать на презентациях мемуаров стареющего вождя. Но это воспринималось лишь как нудный ритуал, про который рассказывали анекдоты. Зато новая система ценностей смеяться над собой не позволяет! Она требует преданного служения:
"Торопись! Бери все! Бери любой ценой..."
Впрочем, у каждого времени свои проблемы. Обидно было только, что сам, где-то вольно, где-то невольно, и действием и бездействием способствовал приходу вот этих...
Неожиданно со стороны соседа послышалась злобная брань. А попом, хлопнуло, что-то очень похожее на выстрел. Как ни убеждал я себя, что не мое это дело, ноги сами вынесли на улицу.
- Куда лезешь! Пусть перережут, перестреляют друг друга. - кричал голос разума. Но кто-то из другой жизни возражал:
- Не будешь же ты так просто сидеть, когда в двух шагах, возможно, кого-то убивают. Полицию хотя бы вызови!
Подбегая к забору, я увидел как один из джипов, резко сдал назад. Заревев, машина развернулась и, судя по звуку, вышибла ворота. Через несколько минут еще два металлических монстра ринулся вслед за первым. Сквозь щели в штакетнике я попытался рассмотреть, что творится на участке соседа. В темноте ничего не смог увидеть, однако интуиция подсказывала, что ничего страшного все-таки не случилось. А потом откуда-то снизошло умиротворение. Я стоял и слушал тишину. После грома музыки, криков, пороховых хлопков она казалась первозданной поглотившей все звуки мира бездной. Сверху глядело усыпанное звездами небо, и я, как зачарованный, стоял и смотрел в его черную глубину.
Под утро я сквозь сон услышал, как по крыше стучит дождь, и убаюканный им проспал на час дольше обычного. А когда, наконец, вышел на улицу, окунулся во влажный и теплый туман. Нельзя было разглядеть даже крыши соседних домов, и только частокол забора проступал из молочно белой пелены. Хотелось поудобней устроиться на крыльце, закурить, вспомнить о чем-нибудь хорошем. Но тут же я вспомнил про вчерашние выстрелы, и заставил себя отправиться на разведку.
Первым на что я наткнулся, были выбитые ворота. Из-под них в сторону дороги уходила продавленная широкими шинами колея. Осторожно оглядываясь по сторонам, я вступил на чужую территорию. На площадке перед домом стояли не прибранные столы. Объедки вчерашнего пиршества, сейчас выглядели совершенно не аппетитно: - тарелки с остатками салата, раздавленные помидоры, плавающие в грязной лужице маслины, брошенные в траву бутылки.
Я подошел к крыльцу. Очень боялся, что увижу открытую дверь, а за ней жуткую сцену из жанра криминальной хроники. Но к счастью на доме висел большой замок. На всякий случай я заглянул в окно. Комната просматривалась плохо, но что-то подсказывало:
- Все нормально, трупов тут нет...
И в это время из тумана беззвучно возник хозяйский пес. От неожиданности я вздрогнул. Пес тоже испугался, попятился назад, но не зарычал. Сейчас он совершенно не был похож, на натасканного убийцу, а скорее выглядел потерянным и несчастным. И, я начал догадываться, что произошло:
- Бросили тебя? Забыли?
Показалось, что собака понимает, о чем я спрашиваю. Но и если бы он и умел говорить, то вряд ли бы знал, что ответить. Да и как можно поверить в то, что хозяин, самый лучший добрый и справедливый, оставил тебя здесь одного!
- Вот так-то, брат! - назидательно произнес я - Нельзя на нас людей надеяться. Такие мы уж получились, образы и подобия божьи ...
Пес ни как не отреагировал на мой сарказм и только с тревогой смотрел в глаза. Я поманил его, потом повернулся и пошел к выбитым воротам. Когда выходил на улицу, услышал, что собака семенит где-то рядом.
Домой вернулись вдвоем. Проведя ревизию на кухне, я нашел старую миску, высыпал туда обнаруженные в холодильнике остатки гречневой каши, и крупно порезал несколько сосисок. Когда поставил угощение у крыльца, пес подошел, понюхал и стал есть. Делал он это очень деликатно, виновато посматривая в мою сторону. А я тем временем, пытался сообразить, куда же его теперь пристроить. В том, что сосед в ближайшее время здесь не объявится, я почему-то был уверен, и дальнейшая судьба собаки становилась моей проблемой. Впрочем, растерянность быстро прошла. Поживет пока у меня, а потом пристрою у сторожей или у кого-нибудь в деревне.
- Извини, брат, что в Москву не могу взять. Жилищные условия не позволяют!
Пес отреагировал с понимаем. Доев кашу, он уселся у крыльца, а я пошел готовить себе завтрак. Оставалось еще семь дней до конца отпуска, но я уже твердо решил, что проведу их здесь.
"Одиночество - это не так уж и страшно! Может оно для того и дается, чтобы что-то переоценить и осмыслить. А теперь вот еще и компаньона Бог послал. Так что нечего на судьбу жаловаться!"
После завтрака я пошел пропалывать грядки, а закончив работу, в компании нового приятеля отправился на прогулку в ближайший лес. Вернувшись, первым делом поднялся на мансарду, где хранились моя дачная библиотека. Настала пора подобрать новую книгу. Читать " Историю Ересей" больше не хотелось.