Рядом на обочины клевали что-то в пыльной траве куры. Под ленивым полуденным солнцем грели свои черепичные бока крыши. За краем поселка серой лентой уходила под откос уже знакомая дорога. Но не было не единой человеческой души на всем обозримом пространстве!
На этот раз Хрустов действовал строго по инструкции. Не двинувшись с места, попытался изучить обстановку, но никаких перемен не обнаружил. Посмотрев на часы, решил, что будет ждать до тех пор, пока исчезнувший Семигорцев снова не проявится. Правда, в голову тут же полезли тревожные мысли.
" А вдруг с командором что-то случилось? Тогда надо либо начинать его поиски, либо быстрей возвращаться в лагерь."
Так в раздумьях и сомнениях прошел час, другой, третий. Наконец Хрустов осознал, что наступил случай, никакими инструкциями не предусмотренный, и ему все-таки придется возвращаться одному.
Дорога назад показалась неожиданно короткой. Может быть потому, что он почти бежал. Или аномальное пространство снова выкинуло какой-то фокус. Тем не менее, на берег Безымянки, он вышел уже в сумерках. Темнота в этот вечер пришла подозрительно быстро. Хрустов даже подумал, что снова вернулась осень. Но сумерки были по-настоящему летние с запахом травы, лягушачьим кваканьем, назойливым комариным писком. В молочно-розовом небе проступила луна. Маленький изъян в почти идеальном круге указывал, что до полнолуния осталось не более двух суток.
Взглянув на властительницу ночи, Хрустов вдруг ощутил какой-то странный прилив энергии. Походка вдруг стала легкой и упругой. Казалось, сама земля давала ногам силу. На склоне у реки он, неожиданно для себя, высоко подпрыгнул, пролетел несколько метров и мягко по-кошачьи опустился на траву. Одним прыжком преодолел мостовую балку, взлетел на противоположный берег, и на месте лагеря увидел жуткую картину.
Поляна представляла собой печальное зрелище. Сорванные с кольев палатки валялись на земле. Тент кто-то разорвал в клочья и с садистским удовольствием втоптал в грязь обрывки. Траву устилали осколки бутылок и развороченные останки аппаратуры. Поначалу пришла дикая мысль, что Сидорин с Николаем добрались до командирских запасов, выпили их, учинили разгром и скрылись. Но интуиция все-таки указывала на присутствие некой чужой силы.
Наклонившись, чтобы рассмотреть следы сапог на мягкой глине, Хрустов, неожиданно завалился на четвереньки. А потом со всех сторон опять нахлынули запахи. Их вдруг стало бесконечно много. Площадка разгромленного лагеря превратилась в отвратительную смесь разнородной вони. За ее границей колыхались ароматы молодой травы с вкраплениями мышиного помета. Лес дохнул гниющей листвой и сырым мхом. И ко всему этому примешивался резкий запах дешевых сигарет, человеческого пота и перегара.
Облако табака и пота стало быстро приближаться. Боковым зрением Хрустов увидел, как от темной стены осинника отделилось несколько фигур. Разворачиваясь в цепь, они двинулись поперек поляны, и тут же грянул выстрел. Валявшийся рядом походный котел, вздрогнул, перевернулся, загремел так, словно по днищу ударила горсть мелких орехов.
-Из гладкоствольного картечью лупят! - меланхолично, словно сторонний наблюдатель констатировал Хрустов. Новый заряд картечи ударил по соседнему кусту, и что-то больно обожгло мочку уха. Только теперь, подчиняясь инстинкту сохранения, он кинулся бежать. В три прыжка преодолел поляну, врезался в заросли, и, раздирая ветки, понесся дальше.
Сзади по-прежнему грохотали выстрелы, но страха уже не было. Чувствуя, как упругая сила земли переходит в ноги, он двигался все быстрее и быстрее. Неожиданно кусты раздвинулись. Впереди в неглубокой лощине по каменистому дну весело журчал маленький ручеек. Оттолкнувшись от склона, Антон прыгнул. Перелетев над ручьем, упруго приземлился на все четыре конечности, и дальше бежал, уже не разгибаясь, с восторгом ощущая, что передвигаться на четвереньках намного легче...
Почва упруго прогибалась под когтистыми лапами. Ветки, не причиняя вреда, хлопали по шкуре. Все тело до кончика хвоста переполняла радость свободы. Когда дорогу преградила река, волк, не раздумывая, бросился в теплую воду. Переплыв на другую сторону, встряхнулся, и на траву фонтаном брызнули тысячи крохотных капель. Через миг он снова бежал вверх по склону. Сверху с темно синего небосвода улыбалась желтая луна. А сырой бор, ласково раздвинув ветви, принимал в объятия блудного сына.
Опомнившись, Хрустов обнаружил, что стоит на четвереньках. В голове еще вертелись обрывочные воспоминания о пробежке по ночному лесу. Но теперь все мышцы ныли так, будто весь день его заставляли копать землю, пилить дрова и переносить мешки с картошкой. Со стоном, он поднял голову. Впереди темнели контуры крохотного домика, а на небольшом удалении из-за деревьев выглядывала еще одна крыша. Место показалось знакомым, но как он сюда попал, Хрустов не имел ни малейшего представления. Превозмогая боль в мышцах, он поднялся и сделал несколько шагов. Несмотря на темноту, разглядел, что идет по картофельной ботве, и тут уже окончательно вспомнил, что был здесь сегодняшним утром.
Окна Цирцеевой уютно светились из-за зеленой завесы веток. Плохо осознавая, зачем он это делает, Хрустов подошел к плетню, поднял голову. И в этот момент от луны протянулась к нему серебристая дорожка. Боль в теле мгновенно прошла, одним прыжком он преодолел ограду, и дальше ноги сами понесли к дому.
Дремавшая у порога жаба при его приближении лениво сползла со ступеньки и плюхнулась в траву. А дверь, словно по волшебству, со скрипом поползла в сторону. Хозяйка, поджидая его, стояла посреди комнаты. Она даже не удивилась позднему визиту. Только, улыбнувшись, поинтересовалась, кто потерялся на этот раз. Не ответив, Хрустов подошел к ней вплотную.
- Ой, что же такое делается? - насмешливо проговорила ведьма. Потом, неожиданно потянулась рукой к лицу гостя.
- Это кто тебя так разодрал?
Только сейчас Хрустов заметил, что из разорванной мочки левого уха хлещет кровь. Но от легкого прикосновения женской руки кровотечение мгновенно остановилась. Словно оценивая кровь на вкус, Цирцеева лизнула испачканный палец. Перехватив ее ладонь, Хрустов подтянул палец ведьмы ко рту и ощутил на языке солоноватый вкус собственной крови. В тот же миг рассыпались в клочья остатки врожденной интеллигентности. Грубо схватив ведьму за плечи, он привлек ее к себе.
- Не боишься, что в колбасу превращу? - вскинув голову, поинтересовалась Цирцеева.
- Не превратишь! - не своим голосом прорычал Хрустов, а колдунья, разомлев в его руках, проворковала.