Когда Антон ворвался в залу, Смирнов чуть не выронил от испуга карты. Колька потянулся к сумке с гранатами, потом плюнул и громко выругался. А от окна на него осуждающе смотрел теперь уже настоящий Семигорцев.
- Антон Петрович, куда вы делись! Я уже Сидорина на поиски послал.
Со страхом вглядываясь в его лицо Хрустов, думал:
" Вдруг и этот оборотень!"
Но, чтобы там не утверждали, совсем никому не доверять нормальный человек не может. Попросив переговорить с глазу на глаз, Хрустов отвел Семигорцева в самый дальний угол и скороговоркой выпалил:
- Я, Павел Николаевич, понимаю, что все мои галлюцинации для вас странички пособия для начинающих. То, что мне сюда в аномальную зону соваться не надо было, тоже хорошо понимаю. Но уж извините, я здесь, и скоро у меня окончательно крыша поедет! Так что уж, выслушайте, пожалуйста...
- Да вы так не волнуйтесь! Говорите, - успокоил Семигорцев. И Хрустов, сбиваясь, начал рассказывать о появлении двойников, о своих видениях из прошлого. Некоторые интимные подробности Антон опустил. Зато последний разговор с оборотнем передал слово в слово. И в заключении попросил, пройти с ним в комнату, где, наверное, еще находится дядя.
- Не стоит, его там уже нет, - возразил Семигорцев.- Ваш дядя действительно умер. А если даже и не умер, то это уже не наша история...
Оборвавшись на полуслове, он посмотрел на часы. И снова обратился к Хрустову:
- Антон Петрович, извините ради Бога! Я Вас очень внимательно слушал. Обязательно подумаю, и если что придет в голову, попытаюсь все это объяснить. А сейчас мне надо Сидорина найти. Он тоже пропал. Вы тут за меня подежурьте, пожалуйста.
Еще раз посмотрев на часы, Семигорцев двинулся к двери, но дойти так и не успел.
Дальше все произошло слишком быстро:
Топот ног. Семигорцев пятится назад, пытаясь расстегнуть кобуру. Преферансисты бросают карты, а в залу уже врываются люди с ружьями.
Поражение оказалось полным и безоговорочным. Никто даже кто не успел дотянуться до оружия. Вскоре все лежали лицом вниз, а по залу расхаживали люди с черными повязками на рукавах, очень похожие на гитлетровских приспешников-полицаев. Иногда для острастки они тыкали кого-нибудь дулом в затылок. Но в целом вели себя достаточно спокойно. Нездоровое внимание вызывала только Надира. Как и все остальные, девушка лежала на полу лицом вниз. Ее локоть касался руки Хрустова. Но сейчас он вовсе не был рад такому соседству.
" Что делать если они вдруг перейдут от сальных шуточек к действиям? Попытаться вмешаться и получить заряд картечи в затылок, или, смирно наблюдать, как ее будут насиловать?"
На счастье черноповязочники руки пока не распускали. Судя по обрывкам фаз, ожидали командира, которого ласково величали Паханычем. Ждать пришлось долго, и лежать лицом вниз, сознавая свою полную беспомощность, было мучительно. И, как назло, Хрустову еще и захотелось по малой нужде. Но он терпел. Понимал, что полицаи вряд ли проявят милосердие, а, скорее всего, будут издеваться.
Наконец, со стороны лестницы послышался размеренный стук кованых сапог. Даже на расстоянии по походке можно было догадаться, что идет персона значительная. Чуть приподняв голову, Хрустов увидел, как в комнату вошел человек в брезентовом плаще, кирзовых сапогах и брюках армейского покроя. Попытка рассмотреть его лучше окончилось пинком под ребра. Пришлось снова уткнуться в пол. Но уже успел увидеть ничем непримечательное крестьянское лицо с единственной запоминающейся приметой - жесткой полоской усиков.
По- хозяйски обходя вокруг лежащих на полу пленников, Паханыч хвалил своих подчиненных. Голос у него был совершенно обычный, с сильным местным выговором.
- Молодца, мужики, молодца! Во, сколько гадов завалили. Сейчас мы их на площадь. Пускай народ судит.
" Это за что же нас судить?!" - чуть было не крикнул Хрустов, но тут же с тоской подумал:
" А ведь и осудят. Да еще и к высшей мере приговорят!"
Заметив Надиру, Паханыч поинтересовался, кто она такая.
- Девка, с ними. Вроде бы не из наших, - отозвался один из полицаев.
- Может террористка? А ну обыщи ее! - приказал Паханыч. Полицай охотно кинулся выполнять. Когда грязные пальцы полезли под блузку, Надира не пошевелилась. Но Хрустов почувствовал, как острый локоть надавил на его руку. Сам он тоже лежал не двигаясь. Предостерегая от глупостей, в затылок уткнулось ружейное дуло.
Рядом послышалась возня, крик Новомирова и глухие удары. Промелькнула мысль, что сейчас полицай отвлекся, можно вывернуться и ухватиться за ствол. Но он продолжал пребывать в неподвижности. Даже не страх, а какая-то фатальная многовековая крестьянская покорность удерживала на месте. Но откуда-то из глубины подсознания уже рвалось наружу нечто иррациональное, звериное.
Ощупав спину девушки, похотливые пальцы полезли в бюстгальтер. Надира по-прежнему не подавала признаков жизни, и вдруг, вывернувшись, с криком впилась зубами в запястье. Заорав, полицай ударил девушку. Кровь брызнула из прокушенной вены, и несколько капель упали на лицо Хрустова. Но и такой малости оказалось достаточно. Красная пелена поплыла перед глазами, и он услышал, как трещит по швам человеческая оболочка.
Трансформация произошла слишком внезапно, и человеческое сознание не успело отключиться. Словно со стороны, Хрустов увидел как волк, рвет клыками опешивших полицаев. Как Николай и Семигорцев кидаются к брошенным ружьям, комнату наполняет пороховой дым, и на пол падает чья-то откушенная по локоть рука...
Через несколько мгновений все полицаи были обезврежены. А их главарь, проявив неожиданную прыть, в один миг пересек зал, распахнул окно и запрыгнул на подоконник. Пролезть в открывшийся проем можно было только согнувшись в три погибели. Но Паханыч неожиданно уменьшился в росте и без каких-либо затруднений выскочил на улицу. Волк, не раздумывая, бросился следом, однако человеческое сознание удержал невольный страх перед высотой. Зависнув в окошке, Хрутов увидел, что волк несется по склону за прыгающим как кузнечик карликом. А потом его словно затянуло в турбину. Земля стала стремительно приближаться, и он потерял сознание.
Очнулся Хрустов от осторожного прикосновения воды. Погладив его ладонь, волна побежала обратно. Он чувствовал теплый песок на щеке, и видел, как совсем близко от лица, размеренно дышит кромка речной воды. Ему вдруг стало покойно и хорошо, как в далеком детстве. Совершенно не хотелось двигаться, но за плечо его уже тряс Николай.
- Спонсор, ну ты молодец! Один троих положил. А ведь долго под салабона косил! Мог бы и сказать своим ребятам, что в спецназе служил.
- А я хвастать не люблю, - сплевывая песок, проговорил Антон.
- Молодец, уважаю! - искренне поддержал Колька. Хрустов, наконец, понял, что Николай видел случившееся в несколько другой версии.
" Интересно, а как все представилось Надире?"
В нескольких сотнях метрах от них из-за кромки обрыва выглядывала крыша камышинского особняка, и оттуда приближалась целая процессия. Впереди шел Семигорцев с ружьем, рюкзаком и полевой сумкой. Надира вела хромающего Новомирова. Смирнов тащил по песку какой-то огромный баул. Замыкал шествие Камышин тоже с огромным рюкзаком и двумя ружьями. По-прежнему, не было только Сидорина, но потом появился и он. Склон неожиданно пришел в движение и вместе со струями песка главный помощник командора съехал прямо к ногам товарищей. Вид у него был растерянный. Судя по всему, ему тоже сильно досталось. И Хрустов почему-то сразу отметил, что нос Сидорина свернут набок.