"...кто мог пережить, тот должен иметь силу помнить".
(А. Герцен)
Всё началось просто...
Шли последние дни февраля. В этом году он выдался совсем не снежным, а грязно-сырым - как и вся нынешняя зима. Даже в новогодние праздники горожане видели только глыбы серого свалявшегося снега, да местами, выглядывающие из-под них куски грязного льда. Люди настолько устали от этих, равнодушно-тоскливых месяцев, что почти не чувствовали как издалека на них неумолимо надвигается весна.
Однако зима совсем не хотела уходить. Цепляясь за свои последние дни, она решила, наконец, открыть свои кладовые и ринуться на город сильным снегопадом. Мириады крупных снежинок падали из серых туч и, кружась под лёгким ветерком, ложились на серую землю, на крыши домов, грязные автомобили, торопящихся по своим делам, людей.
Я не спеша гулял по Старому Арбату, с наслаждением подставляя лицо снежинкам, мимоходом поглядывая вокруг. Зима почти опустошила эту, воспетую Окуджавой, улицу. Исчезли лотерейщики и силомеры, пропали уличные музыканты и даже лотки с сувенирами скрылись под крышами палаток. Только пара самых стойких художников, несмотря на погоду, ожидала клиентов у закрытых плёнкой холстов, да одиноко бродила туда-сюда, одетая в яркую, но уже потрёпанную одежду, женщина, рекламирующая очередной ювелирный салон.
"А ведь летом, здесь всё совсем иначе..." - подумал я, смахнул с ресницы особо наглую снежинку и неожиданно увидел что-то странно-тёмное посреди именных плиток. Подошёл ближе и пошевелил предмет носком ботинка. Потом нагнулся, поднял его и повертел перед глазами.
Это была черная флэшка. Довольно потрёпанная и прицепленная к пустому брелочному кольцу.
"Может быть, стоит оставить? Вдруг хозяин вернётся".
Но, после недолгих колебаний, всё же я сунул флэшку в карман куртки. Не заберу - кто-то другой поднимет. Да и здесь, на сырых камнях, под снегопадом, носитель вполне может испортиться.
Уже позже, вечером, в номере гостиницы, сидя за ноутбуком и закусывая сливами охлаждённый мартини, я вспомнил о находке. Вытащил из кармана, ещё раз вытёр и задумался.
"Открыть?"
Флэшка оказалась почти пустой; - только папка с несколькими текстовыми файлами. Я бегло просмотрел их, и понял, что наткнулся на подборку рассказов. Имени автора не было - только две буквы - Ю.В.
Вечер всё равно нечем было занять, и я решил посвятить его чтению...
...Этот рассказ-зарисовка стоял в списке файлов последним. Я собрался было бегло пробежаться по тексту, но; прочитав первую страницу, почувствовал, как по спине проходит болезненный холодок. Хмель далёких воспоминаний ударил в голову, и мне стоило усилий отогнать его, чтобы всё же дочитать рассказ.
Вот и последняя строчка... Я откинулся на стуле и на несколько секунд закрыл глаза. Потом, одним глотком допил мартини и тут же налил себе ещё.
Только короткий эпизод - гибель мальчика на стройке. Вязь цветных метафор, напополам с детскими чувствами. Но дело было совсем не в этом.
Другой читатель бы не понял, но я не мог не понять.
Горькая ирония памяти. В своих воспоминаниях неизвестный автор угадала многое, слишком многое из того, что, произошло тогда. Слишком давно, слишком больно. Очередной урок выбранной судьбы, ещё не научившемуся тогда ставить перед чувствами блок, страннику среди миров.
Автор писал, что пытался забыть целых несколько жизней. И конечно фигурально.
...А у меня действительно были эти несколько жизней!.. Даже не несколько - множество. Но, я так и ничего не забыл. Я вообще никогда и ничего не мог забыть - только отложить в дальние уголки кладовых памяти и стараться не замечать.
Такова была плата за выбранную судьбу.
Наверное, я так долго боялся вновь встретиться с теми воспоминаниями, что судьбе попросту надоело ждать, и она послала этот рассказ. Некий знак, что пора перестать прятаться от собственной памяти и опять всё пережить...
Я ещё раз опустошил бокал и вновь наполнил, где-то в глубине души надеясь, что алкоголь притупит чувства от, предстоящей встречей с памятью. Затем снова обратился к экрану ноутбука, давая возможность ключу текста открыть дорогу воспоминаниям.
И перед мысленным взглядом послушно встали подёрнутые туманом времени картины, того, обернувшегося бедой, летнего дня...
...Это было так давно...
Уже не имеет значения, почему я оказался летом в том большом сибирском городе. Дела там, были незначительными и позже совершенно померкли, в тени грядущей трагедии. Запомнился только сильный дождь, ливший несколько дней, и долгие, не совсем приятные беседы, с безликими существами, называющими себя людьми.
Поэтому, когда погода прояснилась, я был ужасно рад прогуляться в одиночестве.
Тот летний день был совсем не жарким, а, напротив - очень свежим. Я долго гулял по городу и, в конце концов, забрёл на пустую стройку. Сейчас здесь не велись работы, и можно было спокойно побродить по комнатам огромного полуготового корпуса неизвестного учреждения.
Побродив около часа по недостроенному зданию, я почувствовал лёгкую усталость. Местом для отдыха был выбран небольшой карниз на третьем этаже. Я свесил ноги в пустоту, достал из сумки на поясе фляжку с морсом и сделал пару глотков. Потом огляделся.
С этого места можно было хорошо просмотреть большую часть стройки. Я видел небольшую стаю собак у забора, терзающих, что-то похожее дохлую крысу. Видел пару бомжей, передававших друг другу бутылку из тёмного стекла. И конечно - группу мальчишек, во что-то играющих среди блоков и кирпичей.
Похоже стройка сегодня привлекла не только одного меня.
Я переключил внимание на окружающий ландшафт. Ничего интересного. Огороженный забором и заваленный строительным мусором, гигантский прямоугольник, в центре которого, из ровной ямы котлована возвышается недостройка. Одиноко торчала, откуда-то сбоку, стрела подъёмного крана, желтели среди нагромождений бетонных блоков, забытые тачки. Я заметил, что строители почему-то сложили несколько стопок бетонных плит прямо на самом краю котлована. Мальчишки внизу, как раз лазили по одной из таких стопок. Видимо проверяли себя на смелость.
Раздавшийся рядом собачий вой, заставил вздрогнуть. Впрочем, тут я был сам виноват. Несколько дней назад поставил на номера некоторых неприятных личностей этот сигнал, и вот, теперь...
Вздохнул - и неожиданно почувствовал странное, тревожное беспокойство. С чего бы?..
Отвечать я не стал - просто достал и отключил телефон. Потом допил морс, спрятал опустевшую фляжку и вновь посмотрел на небо. Предчувствие чего-то нехорошего в душе, тем временем, только окрепло. Я закрыл глаза, мысленным усилием улучшил зрение, потом открыл и ещё раз огляделся. Но всё вокруг пока было спокойно.
Опять посмотрел на ребят внизу.
"Может, стоит..."
Что именно стоит, я так и не успел додумать, потому что увидел, как земля под плитами шевельнулась, выплюнув из себя широкую трещину. Несколько мгновений - и вот уже от ещё сырой, после дождя стенки котлована отделяется толстый пласт и рушится вниз. Но, ещё до того, как он шлёпнулся на дно, всё стало понятно...
"Прыгайте с плит!!! Сейчас всё упадёт!!!" - не помню, кричал ли я это или только хотел закричать. Наверное, всё-таки кричал, потому что ребята внизу только подняли головы, но ничего не сделали. Не успели.
А потом край котлована окончательно обвалился и плиты рухнули вниз, увлекая детей за собой. Один упал назад за край и ещё как-то успел скатиться на землю, но второй...
Наверное, до того момента, я никогда ещё не двигался так быстро. Спрыгнул вниз, пролетел целый этаж и приземлился на козырёк, а потом ринулся вниз по недостроенным пролётам. Каждая секунда хлестала раскалённой нитью.
Наконец я достиг обвала, упал на колени и, ни давая себе не секунды передышки, принялся раскапывать землю, разбивая плиты и отшвыривая в стороны обломки. Ладони стирались в кровь, тело выло от нагрузки, вшитые в мышцы, кристаллы-усилители, лопались один за другим, отдавая всю, накопленную энергию - а голос внутри тихо твердил, что уже поздно. Но я только стискивал зубы и упорно продолжал раскидывать камни и землю.
Наконец, руки наткнулись на что-то мягкое. Я удвоил усилия, выдирая из смертельно-мокрых объятий земли маленькое человеческое тело.
Ещё чуть-чуть и...
Потом я уложил совсем лёгкое изломанное измазанное землёй и кровью тело, тут же на обломки одной из плит, проверил дыхание, сердце, заглянул в глаза... И понял, что голос внутри оказался прав.
Мальчик давно был мёртв.
В груди поднялся комок непереносимой боли. За более чем сотню своих жизней я неоднократно видел мёртвых детей, но сейчас... Сейчас эта смерть, слишком близко коснулась меня.
Я просто... Просто...
Не-ус-пел.
Крик обжог горло и рванулся наружу...
Только через несколько минут удалось немного успокоиться. Всё уже произошло и криками ничего не изменить. Но, чтобы приглушить боль, надо было начать делать хоть что-то.
Стараясь не смотреть на окровавленное тело, я вызвал милицию и "скорую", сел в стороне, на кучу каменных блоков и стал ждать. Просто тупо ждать, кусая губы и сжимая стёртыми пальцами сыроватый камень. Вокруг никого не было, даже тот, второй, чудом успевший соскользнуть с плит, мальчик видимо испугался и убежал.
Люди в форме приехали первыми. Медики появились на десяток, другой минут позже. Я машинально отвечал на вопросы, что-то подписывал, молча наблюдая, как осматривает тело бледный врач, а рядом жмётся молодая медсестра.
Но потом было ещё хуже. Я не знаю как, но кто-то из милиционеров узнал мальчика и стал звонить его родителям. При этом тело, почему-то не спешили упаковывать и грузить в "скорую". Только накрыли какой-то грязной простынёй.
Потом приехал его отец. Он долго не мог ничего понять, но потом, когда ему показали тело, сначала, почти минуту, со страхом всматривался в измазанное землёй и кровью лицо, а потом, узнав, громко тоскливо застонал. Упал на колени, не замечая никого вокруг, схватил окровавленную руку и стал что-то сбивчиво говорить.
А я просто сидел и смотрел, на то, как он целует руки своего мёртвого сына. Боль прошла, на её месте в груди уже цвела мучительно-ледяная пустота. Я мог просто встать и уйти. Исчезнуть, перенестись за километры отсюда! Покинуть этот мир!!!
На это хватило бы даже тех жалких сил, которые у меня остались.
Но я не делал этого. Я не спас мальчика и теперь горе его родителей должно было стать моим наказанием. На, упрямо оправдывающий, внутренний голос было глубоко наплевать.
Тем же вечером я послал дела к чертям и вернулся домой. В Истинное тело. Занёс, было, всё на бумагу, но, подумав, вырвал и сжёг страницу дневника, а потом напился наедине с собой.
Только, алкоголь почти не смог заглушить эту боль в груди эту проклятую боль.
"Почему?" - спрашивал здравый смысл. - "Почему тебе так больно? Разве ты не видел смерть раньше? Разве первый раз встретился с ней лицом к лицу? Вспомни, как ты искал друзей, на оставленных полях сражений, как проходил по улицам вымершего от чумы города, видя, как тела женщин и детей терзают осмелевшие крысы? Почему же тебе так больно теперь?!"
"Почему?" Я осознал ответ только через несколько дней, когда вновь заставил себя вернуться на эту злосчастную стройку. Здесь уже вовсю кипела работа и только, обвалившаяся, стена котлована напоминала о произошедшем.
Да, я видел не первую смерть. И не сотую. Но, почти всегда они происходили как-то независимо от меня, от моих желаний и поступков. А их хозяйка, Госпожа Смерть, не обращала внимания на того, над кем пока не властна, только холодно кивала при встрече, без слов напоминая, что нити жизни, даже таких, как я, рано или поздно оборвутся.
И, почти всегда, приходилось смиряться. Даже тогда, когда умирали друзья и любимые. Только в редких, очень редких случаях, мне удавалось хотя бы что-то изменить, обмануть хозяйку жизней, заставив её застыть женой Лота, так и не сумев дотянуться до жертвы.
Глядя на уродливый шрам обвала, я осознал, что позавчера, как раз и мог изменить.
И могу до сих пор, но от этого только ещё больнее...
Дело было совсем не в том, что я не вытащил мальчика из-под плит. Всё равно бы не успел.
Точнее - дело было во мне самом.
Что может быть проще - вновь вернуться в тот же день и час и предотвратить чужую гибель. Самое простое. Сколько писатели использовали этот ход, пока не затёрли его до полного штампа. И не надо изобретать никакого велосипеда.
Вернуться и всё исправить. Всё просто - но, только для самого обычного человека - читателя, слушателя, зрителя. А для того, кто на самом деле может позволить себе такое "возвращение" - всё гораздо сложнее.
Те, кто проживают множество жизней, начинают многое воспринимать по-другому. Они чувствуют то, что не в силах почувствовать обычный человек. Они знают негласные правила, установленные не людьми, а самим Мирозданием.
И они обязаны эти правила соблюдать.
У всякого Мира, есть своя "судьба". В большинстве своём, она не предопределена и люди сами могут создавать её. Но есть в этой Судьбе, некоторые эпизоды, как сказали бы программисты, "контрольные точки", которые, как не бейся, так или иначе, совершатся.
Что-то можно исправить, а что-то нельзя. И совсем не потому, что не получится - даже наоборот. Судьба Мира просто подкинет новый кирпич, вместо убранного тобой и забудет. Это Закон, вся беда в том, что это совсем нельзя объяснить - только почувствовать и осознать.
Именно там, именно на той стройке и именно в то день, кто-то должен погибнуть. Закон. И можно, сколько угодно кричать в небеса "Зачем!", или пытаться перехитрить Рок, вырываясь из его заколдованных кругов. Всё бессмысленно - прутом нельзя перебить стальную балку.
Всё было совсем просто - спасти ребёнка, а взамен погубить чью-то неизвестную жизнь. Какого-нибудь незадачливого рабочего, сторожа, или даже тех бомжей. Спасти - погубив другого.
И остаётся только печальный смех...
Правда, был ещё один выход. Самый простой... - и самый сложный.
Вернуться, спасти мальчика - и умереть самому. Занять место, под теми, рухнувшими на дно плитами. Заплатить кровью за кровь.
Это было более чем честно - сказал бы почти любой. Особенно честно для того, кто вскоре опять возродится.
А тот, кто знает, что такое многократные смерти, просто плюнул бы, сказавшему это, в лицо.
Легко, умирать, когда ты не знаешь, что ждёт тебя там, за гранью. Когда веришь, что эта жизнь - единственна и неповторима, а её конец - неизбежен. И что, где-то там, тебя ожидает только посмертие, выбранное за тебя верой. Или что-то другое - за жизнью множество путей.
Но гораздо труднее умирать, зная, что возродишься где-то там, на твёрдом столе, под светом искусственных ламп. В очередной раз. Возродишься, поминутно помня свой конец, раз за разом, переживая в душе и во снах все до мельчайших подробностей...
Особенно, когда обрёкся на них по своей же собственной воле.
И страшен не сам конец - страшен именно процесс осознанного конца.
Возможно, когда есть высшая цель, идти на такую смерть легче. Так наверняка сказал бы один мой знакомый. И привёл бы в пример Христа. Но я бы возразил ему, что я - только человек, пусть и не совсем обычный. У меня нет высшей цели.
Только одна единственная чужая жизнь...
Вот такая дилемма - весы с тремя чашами. На одной, смерть ребёнка, на другой - незнакомого человека, а на третьей - твоя собственная, но подкреплённая памятью, и от того, самая мучительная.
Выбирай любую.
Я промучился целых три недели - и выбрал третью чашу.
И вернулся...
Я вернулся туда всего за несколько минут до обвала. На противоположном конце стройки, там, где никто не мог бы заметить возникшего из луча света человека. Посмотрел на часы и быстрым шагом направился туда, где, уже совсем скоро, плиты должны были упасть на дно котлована.
Казалось, я рассчитал всё. Точно по минутам. Но, Его Величество Случай, как всегда, решил по-иному. Он появился в образе, неизвестно откуда появившегося, облезлого и очень злого пса. Эта тварь, с рычанием выскочила из чёрной дыры подвала, и, почти с ходу, вцепилась мне в лодыжку.
Закричав от боли и неожиданности, я повалился на землю и попытался стряхнуть зверя. Но собака и не думала отпускать мою ногу, вцепившись крокодильей хваткой. А времени на гуманизм не оставалось.
С криком, я схватил, лежащую рядом доску, и ударил животное по голове. Что-то хрустнуло, пёс, разжав челюсти, осел на землю.
Освободив лодыжку, даже не попытался перевязать рану. Кое-как поднялся и пошёл... нет, теперь уже, поковылял дальше. Укус сразу заныл, уже успевшие намокнуть в крови куски штанины неприятно липли к ноге, а в голове крутились ругательства по поводу треклятого пса.
Когда я добрался до плит, осталось чуть меньше минуты. Пласт земли уже начал медленно отваливаться от стенки котлована. Увидев это, я забыл про боль и побежал к плитам.
Мальчишки уже были там. Они, наверное, заметили бегущего к ним человека, но конечно ничего не поняли. Быть может, решили, что это сторож.
"Прыгайте с плит!!! Сейчас всё упадёт!!!" - Крик "меня прошлого". Если всё сделаю правильно, он исчезнет, сгинув в изменяющейся реальности. Останутся только воспоминания.
...Одним прыжком, забыв про рану, я вскочил на плиты, и сразу почувствовал, как они начинают крениться под ногами. До обвала оставались секунды. Поэтому я просто, почти не глядя, отшвырнул мальчишек с плит, словно щенят, а потом попытался...
На самом деле, ни какого "потом" уже не было. Просто, бетонная поверхность вдруг резко ушла из под ног, а миг спустя, я почувствовал, что лечу.
И были только тьма и боль...
...Позже, гораздо позже я вспомнил, что прожил тогда чуть больше минуты. Но это время надолго осталось для меня вечностью.
Судьба Мира взяла свою плату. Кровь была уплачена за кровь. Она, взяла даже чуть больше, ведь там, под землёй, я ни на секунду не терял сознания.
Сложно сказать, отчего я умер.
Может быть, задохнулся, от набившейся в рот и нос земли.
Или - от кровотечения, из раздавленного камнями, тела.
Но точно - не от болевого шока.
Я помнил чёрную, давящую и залитую болью пустоту, длившуюся, кажется, вечно. И только потом, через множество столетий, короткая вспышка перерождения вырвала из тела и принесла лёгкость забытья.
Всё это было уже неважно. Смерть прошла. Но память, память только начинала вновь и вновь возвращать образы и чувства. Ещё много дней я ёжился от воспоминаний, прошедшей боли. Ещё много ночей, со стонами метался в постели, а потом вскакивал, жадно хватая ртом воздух. Раз за разом, во сне, я был вновь заживо погребён под толщей камня и земли, но, на этот раз, совсем не на минуту.
Но потом, когда пришли другие жизни, я постарался отодвинуть эти воспоминания в дальний угол памяти.
...Тот мальчик прожил ещё много лет. Я следил за ним почти всю жизнь. До того самого момента, когда, спустя десятилетия, по неведомой иронии судьбы, не выдержав наркоза, он умер в том самом больничном корпусе, на стройке которого едва не погиб. Я пришёл на похороны и просидел у могилы до позднего вечера. А уходя - грустно рассмеялся.
...Это было так давно...
...Я очнулся и потряс головой, отгоняя последние видения памяти. За окном давно наступила ночь, недопитый мартини растерял прохладу, а на экране ноутбука изгибаясь, танцевали ломаные линии режима ожидания.
Какая же больная это штука - память...
Ещё немного посидел, всматриваясь в причудливый геометрический вальс, поднялся со стула и, прихватив с собой бокал, направился балконной двери. Отодвинул щеколды, отодрал, заклеивающую щели бумагу и, не обращая внимания на холод, шагнул на улицу.
Снегопад за окном давно перестал. Он почти не оставил следа в сырой жизни города - снежинки растаяли сразу после того, как коснулись земли. И только в некоторых уголках, среди серого месива, ещё что-то белело, отражаясь от света фонарей.
Я уже знал, что сделаю завтра. Вернусь на Арбат и положу флэшку на то самое место, где нашёл сегодня. Что-то настойчиво подсказывает, что за ней вернутся, и чёрный пластиковый прямоугольник вновь попадёт в руки владельца.
А сейчас, я допью мартини и добавлю в папку ещё один текстовой файл. Небольшой ответ автору.
Пусть знает, что, однажды, в последние дни сырого февраля, этот рассказ тронул душу безымянного странника. Странника прожившего сотни жизней и умершего сотнями смертей. Пусть знает, что невольно заставил его вновь пройти по мучительным лабиринтами памяти.
И, окончательно понять, что когда-то совершённый поступок не был ошибкой.
Быть может, рассказ стоило написать только для этого...