Аннотация: Источник вдохновения для произведения "Ясный взгляд на вещи," - необходимый для понимания контекста.
Селадон И Амфисбена.
I
"Для успешного умерщвления селадона, надобно прежде всего уяснить, что чем больше ты тратишь времени на подобное занятие, тем сильнее и злее становится эта пакость..."
из Бестиария брата Адальберта.
Глава 1.
- Хоть убей меня, не понимаю: какого рожна мы должны присутствовать на великосветском рауте, да ещё и выряженные в эти дурацкие костюмы?! Ну ладно, ты, Лютик, привык к общению с вельможами: как-никак целый виконт Панкрац чёрт тебя дери такой-то, любимец грации и раздражитель всех ревнивых мужей! Но я, чья работа заключается в том, чтобы избавляться от мусора, продравшегося сквозь сито остаточных миров на наши головы во время Сопряжения Сфер; мутант и выродок (как они считают), сам недалеко ушедший от тех чудищ, которые истребляю, мне-то куда лезть?
- Геральт, успокойся, я позаботился о каждой мелочи. Тебе почти ничего не придётся делать. Всего-то навсего: постоять чуток с умным видом около начальника фактории, потравить пару-тройку профессиональных баек, желательно надуманных (и чем чудовищнее, тем лучше) - и отпустить какую-нибудь сальную шуточку аккурат к появлению дамы чистых кровей для пущего эффекта... Непыльная работёнка даже для ведьмака!
- А что ты будешь делать, Лютик? - перестав бороться с ужимающим в плечах и поясе дублетом, Геральт из Ривии, казалось, даже успокоился. - Наверняка, для себя ты припас особую роль в этом балагане?
- О да! Как всегда, планировать и восхищать...
Юлиан Альфред Панкрац, неназванный виконт, известный менестрель и ценитель художественных форм, склонил лицо с выражением крайнего пренебрежения к собственному изображению в зеркале, усмехнулся и смахнул тончайшую ворсинку с бархатного берета, украшенного пером цапли.
- Запомни, Геральт, sollicitudo numquam potest esse habitus abstractus.(1) Если и есть что-то более абстрактное в мире, чем попечение богоугодных дел, так это - высший свет. Он стоял, стоит и будет стоять на тушах трёх китов: *тщеславие*, *толки* и *торговля*! Ты только держись, Геральт, выработанного мною плана: чуть зазеваешься и сразу пиши пропало. Я этих скользких мурен изучил вдоль и поперёк. Если разыграть удачную карту и приплести куда следует завесу таинственности, мы ещё и концессию сможем учредить на их же собственные деньги... по переработке рыбьей чешуи. Всегда мечтал о чём-то грандиозном и бессмысленном!
Люди, видевшие чудеса океана наяву, как правило, очень падки на всякую небывальщину с налётом чертовщины. Ты спросишь: откуда мне это известно? я сам такой же. Ах, эти запахи моря, его незабываемые рассветы и закаты! Почти все приятные воспоминания моего детства были связаны с лоном побережья. Эх, когда-нибудь... впрочем, неважно. Так вот (на чём бишь я остановился?) вращение в этих самых сливках общества, да не покоробит тебя сравнение, сильно напоминает подъём на поверхность из толщи вод. Много тины, видимость почти нулевая и стойкое ощущение, что где-то рядом рыщет зубастый хищник. Единственное, что притягивает взор и помогает плыть к источнику света, это - изящные женские ножки, опущенные с пирса, чтобы снять усталость. Свою и твою...
- Знаешь, Лютик, ты не перестаёшь меня удивлять! Я понимаю: поэтический дар, велеречивость, страсть к красивым сравнениям. И вдруг - бац... ты начинаешь рассуждать как вполне здравый человек, да ещё и при описании такого сложного и противоречивого явления, как богема?! Что же касается какого-нибудь бессмысленного занятия (наподобие переработки рыбьих потрохов)? Идёт, я в деле. Даже больше скажу, раз пошло такое веселье! А давай, вообще, установим чистую монополию на продукт: замахнёмся, так сказать, и на китовый ус, и на моржовый... хотя, нет. Знаешь, это лучше оставить на тот случай, если совсем припечёт! Разумеется, я уверен в успехе предприятия: киты, просто одурев от твоей трескотни, сами станут выбрасываться на берег в невообразимых количествах. Вот тут-то мы разворачиваемся как следует, разворовываем (то есть, я хотел сказать, разрабатываем ресурсы) - и оп-ля! Мануфактура по пошиву дамских корсетов, почитай, почти у нас уже в кармане. Ну, а пока там - полный...
- Голяк! - одновременно закончили мысль наши собеседники, и один из них не отказал себе в удовольствии отрепетировать взмах расшитого позументом обшлага, дабы вновь продемонстрировать отражению в зеркале тонкие пальцы виртуоза.
- Да расслабься ты, Геральт! -
разобравшись, наконец, в общих чертах с внешним декором, в выгодном свете оттеняющим новую лютню работы мастеров Старшего Народа, мэтр настроился на благодушный лад. Сейчас он более всего напоминал искушенного в проказах выпусника,
напутствующего нерадивого школяра перед пробным заплывом в море запретов и удовольствий:
- Старайся получить максимум наслаждения - и гастрономического, и сугубо интимного свойства. Отведай заграничных вин: с этим-то здесь всегда полный порядок! Не забудь пройтись по той части стола, где в большом ассортименте на выбор представлены блюда экзотической кухни. Вряд ли все они придутся тебе по вкусу. Таковы правила незамысловатой игры, давней как мир: радовать глаз и выдвигать на показ богатство. На этой выставке достижений и уловок l'art de la nigromansier(2) тебе выпала чуть ли не главная солирующая партия. Амплуа незаинтересованной стороны, которая может в открытую демонстрировать непозволительную для многих роскошь - быть самим собой. Я сейчас не иронизирую ничуть и просто предвосхищаю пальбу глазами из всех орудий, который обрушится на тебя от поклонниц полновесного флирта и свежей фактуры в отместку однообразному верещанию окрашенных гробов, одетых в мужские ботфорты и парики. Конечно же, при условии, что сам объект пристального внимания не будет глупить и провожать взглядом телёнка волочащуюся по земле юбку каждой магички...
Незамыленное лицо, ореол загадочности и боевые шрамы. И, ведь, даже один из приведённого мною выше списка фактор способен затмить отсутствие в твоём роду знатных пращуров, представь себе! Но, Великая Матерь, когда эти качества - по совокупности - ещё и помножены на мягкую стать дикого зверя!? Что тут начнётся!
Ха, звучит как вызов. По сути, любая из присутствующих на рауте дам может испытать шанс в своеобразной лотерее, испробовав действие своего шарма на таком - весьма непритязательном для обольщения - предмете...
- Тихо-тихо, Лютик, не распаляйся! Незамыленное лицо? Мне кажется, тут ты что-то напутал. Скорее уж тогда не умещающееся в регламент - или как там называются эти чертовы оборки на шее!?
- Стоячий ворот 'пикадиль', обшитый шёлком и кружевом ретичелла, дубина. Последний писк моды!
- Вот-вот. И тебя тем же концом по тому же месту!
- Пора. Теперь я вижу, что ты готов: и физически, и морально. На пиры среди вельмож всегда принято опаздывать...
Приближались сумерки: прибрежный холод уже запустил свои щупальца за пазуху нерадивых прохожих, оптовые торговцы рыбой вытряхивали мелочь (вроде плотвы, которой 'грош цена в базарный день') - в придорожную пыль, когда соучредители концессии соблаговолили таки спуститься в конюшенный двор гостиницы, где останавливались ненадолго в преддверии званого ужина. Друзья не могли себе даже представить, в какой зловещий водоворот перипетий и событий они ввязываются, начиная с сегодняшнего вечера, и что переплетения выбранных решений ещё долго будут расходиться кругами по судьбам тех, кто им действительно дорог.
Глава 2.
(заметки, записанные на манжетах, за авторством величайшего bel canto etc. Лютика).
Тряска и морской бриз - интересно, что из этих двух зол доконает мой голос прежде, чем я смогу расставить силки для какой-нибудь певчей птички... NB не забыть заказать имбирь и мёд к Фьорано себе в гримёрную!
Что такое эклектика? Паланкин человеческих хитросплетений, все выпирающие остовы которого тащат на своём горбу пленные эльфы. Успел сказать, глядя сквозь полог: "Ecce!" - и вот уже на месте древних развалин, как грибы после дождя, плодятся людские постройки.(3) Да-да, каламбур довольно туманный, местами даже тёмный во всех смыслах этого слова. А что прикажете подавать в качестве горячей репризы подобной публике, которые - a d'yeabl aep arse! - всё напутали и испортили божественный вкус виноградной лозы водой? Остаётся только догадываться: что пошло вкривь и вкось, когда же мы успели отвернуться от объединяющих наше общество скреп?! Впрочем, мне бы совсем чуть-чуть, хоть малую толику везения - и я смогу метнуться в винный погреб!
Вечер определённо задался: даже воздух перестал источать некую томность и чувство подавляемого зевка. Во-первых, удалось разжиться сразу двумя бутылками туссентского. О да, солнечная амброзия - Эст-Эст! Упоительный нектар богов... Во-вторых, экспромт хозяйке, госпоже Эстер, вполне может стать - именно сегодня - тем маленьким шажком, который впоследствии приведёт к гигантскому прыжку в налаживании полного взаимопонимания между поэтом и похитившей его воображение музой:
Моё лицо - кувшин с водою,
Что цедит сумасбродный день.
Фантом, рождённый лишь тоскою,
Кронпринц, преследующий тень.
Раскроет ночь свой саван нежный!
Как пилигрим печали полн,
Смотрю в огонь - святой и грешный...
Что в имени тебе моём?
Итак, приманка расставлена, посмотрим, достаточно ли она хороша для прекрасной горлинки!? Примерная диспозиция вооружённых слуг, на всякий случай.. Один охранник фланирует около подвала с вином (куда, наверняка, заглянет - и не раз)... этого сразу отметаем. Другой дежурит на входе со строгим приказом не пропускать никого без приглашения внутрь. План отхода. Выбежать наружу, якобы за медиком, и кричать дурным голосом: "Там кому-то из милсдарей совсем худо сделалось. Стражникам, стало быть, надобно подняться: велено занедужившего доставить в ихние, значится, барские покои!" Запасной план отхода. Прыгать в окно. Эх, была не была...
С тобою, лёжа на боку,
Откроем целый пласт вселенной.
Я сделаю всё, что могу,
Чтоб уберечь тебя от плена.
Приотворишь ты робко сени -
Я эту тайну сберегу...
И сквозь пучину наслаждений,
Спасёмся мы на берегу!
Милостью пророка Лебеды, случилось! Я понял сразу, что дело будет на мази, как только муж моей Эстер, господин Готцее, положил глаз на одну из приватных танцовщиц и - таинственно испарился вместе с нею. Вопреки укоренившему мнению, созданному исключительно для поддержания монументального образа государственного мужа, красота женщины отнюдь не является достоверным критерием для подтверждения отсутствия ума. На этом парадоксы не заканчиваются: уязвлённая гордость обладательницы премилых, широко раскрытых глаз при слишком явных доказательствах адюльтера благоверного заставляет её добропорядочность крутиться и выделывать немыслимые кренделя с единственной целью сохранить хоть какое-то достоинство при выбрасывании белого флага к ногам терпеливого мастера осадного дела. Увы, женщина лишь в одном готова держаться до конца и не замечать явных промахов своего ухажёра - когда она в эпицентре концентрации его внимания. И попробуй только хоть на миг перевести дух, созерцая другую наяду! Гроза тебя найдёт...
Итак, отец-основатель фактории в Ковире, владелец судовых верфей и прочих мануфактур, купец высшей гильдии в четвёртом поколении, достопочтимый Ромуальд Готцее, посмотрим, что ты из себя представляешь, когда твой массивный профиль уже осквернён и сброшен с алтаря семейных ценностей!? Не выношу слишком вычурных бравурных нот в прелюдиях и увертюре, и - благопристойно пропущу несколько бурных, следующих друг за дружкой сцен, - но думаю, что ту идиллическую картину, в которую мы погружаемся вскоре как единое целое, достойно описать лишь самозабвенное перо: "Как сладок вкус мести, свершаемой по обоюдному желанию!"
***
Эстер (уже надушенная, но всё ещё разгорячённая).
Только теперь благодаря тебе я ощутила себя, по-настоящему, женщиной!
Я (пытаясь разобраться в возникшем хаосе чувств). Милая, прежде чем оставить закрытой за собой дверь хозяйского кабинета, восстановив тем самым твой status quo замужней дамы, позволь полюбопытствовать, где купец Ромуальд держит... м-м, скажем, не совсем важные документы?
Эстер (в надежде найти опору перед стремительным погружением в ледяную прорубь). Как... какие документы?
Я (отодвигая ящики секретера будто это вопрос жизни и смерти). Хорошо, если настаиваешь. Спишу этот необъяснимый приступ глухоты на недавнее сильное потрясение от осознания того, насколько я хорош в постели. Разумеется, самые главные секреты хранятся в этом удобном, прекрасно замаскированном под каминную кладку сейфе, ключ от которого досточтимый господин Готцее не отдаст никому на свете даже под страхом смертной казни. Можешь мне не отвечать;
просто кивни, если я окажусь на верном пути. Вас свели в ведомстве Ваттье де Ридо: до визита к шефу тайной полиции ни ты, ни купец, вообще, не подозревали о существовании друг друга. (Кивок). Империя требует от подданных не любви к себе или друг к другу, а лишь неукоснительного выполнения каждым своего гражданского долга. Успокойся: Великому Чёрному Солнцу ничто не угрожает! равно как и загадочному кораблю под чёрными парусами, который, по слухам, через недельку-другую собирается в дальнюю экспедицию, чтобы отвезти некий груз, получателем коего значится, кто бы мог подумать, белое пламя, пляшущее на курганах врагов.(4) Но не эта довольно мрачная цветовая палитра должна была заинтересовать такого весельчака, как я!
Эстер (со страдальческим выражением лица). Что Вам угодно, объяснитесь?
Я. Сударыня! (в сторону) как нелегко даётся мне это признание... Поверьте: правда в том, что я всего лишь мелкая сошка и круг моих интересов носит сугубо приземлённый характер. Мне нужен список клиентов за последний месяц: с кем конкретно из Вашего привычного круга лиц общался купец высшей гильдии Готцее, и не обращался ли к нему кто-либо необычный из внешнего мира, не связанного с Нильфгаардом?
Эстер. Мой муж скрупулёзно записывает всё, на что он тратит деньги: на гостей ли, клиентов, которых он поит, чтобы заключить с ними выгодную сделку, - или на чудачества... как он называет мои нужды. Так что, Вы... ты можешь удовлетворить своё грязное любопытство, просто прочитав расходную книгу на верхней полке за занавеской с изображением Солнца. И если в тебе осталось хоть частица сердца, умоляю... Заберите этот ужасный гроссбух в ваш ужасный внешний мир - и оставьте меня одну навсегда! (прячет горящее лицо в ладони).
Я (вырвав нужные мне страницы, на цыпочках). Плачь, дитя. Иногда я тоже хотел бы вот так закрыть глаза и просто выть от жестокости мироздания. До тех пор, пока есть кто-то, готовый оплакивать даже его... может быть, ещё не всё потеряно!? Пойти, что ли, мне совершить какой-нибудь подвиг в защиту Прекрасной Дамы и во здравие Великой Матери?
Занавес.
II
"...Всего следует выделить пять разновидностей шпионов. Каждый из них по отдельности чрезвычайно важен и нуждается в поощрении в ходе военной кампании, но когда они трудятся вместе под единым командованием, никто и ничто в мире не в состоянии распутать хитросплетения этого клубка. Категории определяются характером выполняемой работы: *привязанный к локации*; *внедрённый*; *перевербованный*; *обречённый*; *прижившийся*. Первые три имеют широкий полюс применения, последние два используются на стадии активных боевых действий с целью введения противника в заблуждение и для сбора информации о планах выдвижения врага."
 "Трактат о войне." Компиляция труда неизвестного зерриканского автора.
Глава 3.
- Ох, и развезло же тебя вчера, Лютик! Каким чертом и где ты исхитрился так нализаться?
- А-а, Геральт... Сколько сейчас времени?
Беловолосый всадник на миг потупил свой взор, чтобы скрыть лукавую усмешку, - и кивнул на солнце, прильнувшее ласковым щенком к самой высокой точке зенита:
- Дело близится к полудню, если ты ещё как следует не разглядел. Уж восемь часов, поди, минуло с того памятного события, когда тебя за ноги и за руки - точно распластанную морскую звезду - четверо дюжих молодцев выволокли и закинули на гору какого-то хлама прямо в нутро фургона, любезно предоставленного четой Готцее, несмотря на явные признаки немилости, проявленные госпожой Эстер.
- Да, я приговорил... ик, три-четыре бутылки вина, но все они - исключительно благородного купажа. Поверь мне на слово: там было с чего разыграться её немилости!
Лютик слегка приосанился и попытался издать победный клич матёрого самца гамадрила. Хрип, который исторгся из гортани, более привычной к спиртосодержащим жидкостям, чем к звукоподражанию, лишь отдалённо напоминал голос разумного существа, так что бард, обессиленный первой попыткой, от второй безропотно отказался, притулившись головой к металлической дужке. Хотя Геральта просто распирало от желания выдать что-нибудь эдакое, он не стал хоронить осколки гордости щепетильного поэта скучным изложением вчерашней хвастливой речи, прекрасно осознавая, что молчанием здесь можно добиться гораздо более весомого результата.
Между тем, Лютик был благодарен даже за такое скромное проявление дружеской поддержки: ему бы явно не помешал отдых. Придав себе сугубо созерцательное направление мыслей, он задался целью выяснить, что за поклажу складировали вместе с ним в закрытый от превратностей погоды возок... или, переводя на язык нордлингов: в какую лажу он опять угодил? Потратив несколько минут на ощупывание и всего пару раз несильно приложившись головой, он восторженно присвистнул, так как удача, похоже, снова улыбнулась ему. Гора хлама, как нелестно высказался Геральт о содержимом тарантайки, оказалась ни чем иным, как кучей промышленной пакли. Исходящий от неё ядрёный запах масла уводил поток сознания барда в плоскость гастрономических изысков. Переборов рвотные позывы, любимец покровительницы логики сообразил, что конечная станция предстоящего маршрута будет как-то привязана к месту обширного скопления мастеров-конопатчиков. В графе 'пункт назначения груза' товарной накладной, прихваченной намертво к внутренней обшивке фургона, финишной точкой значился крупный порт, славный своими верфями. Благостный поэт, с нежного златокудрого возраста не пропустившего ни одного - сколько-нибудь важного - события на берегу акватории, просто сложил в уме два плюс два и без особого труда догадался, чего стоит аттракцион неслыханной щедрости владельца шхун и стапелей, откуда их, собственно, и спускают на воду.
"Барашек рогоносный сдюжил и мне повсюду удружил: с златого блюда дав покушать, руно сам в ноги подложил!" - немедленно подбил итоги прошедшего торжества неугомонный центр рифмованной речи. Умение ёмко и в исчерпывающей форме делать выводы на основании даже скудных входящих данных. Ценное качество, выгодно отличающее мастеров образа и слова, опередивших своё время, от просто хороших служителей чернил, а также превосходных шпионов всех мастей... от тех, кого впоследствии пускали без жалости в расход. Между представителями двух не самых уважаемых профессий (эдакими глыбами, в своём роде) всегда продлевалась - и будет сохраняться в дальнейшем - большая дистанция. Наблюдается также и принципиальная разница по сути подхода.
Первые, в силу врождённого пофигизма, скалили зубы на то, куда даже, в принципе, кукситься нельзя без риска скатиться вниз - на власть - и потому всячески старались эту пропасть меж скалами расширить. Вторые же, из-за профессиональной склонности к отрубанию хвостов, не чурались махрового втирательства с целью заполучить ощутимую добавку и приправу к собственному пресному существованию, раздувая значимость происков врага - и, тем самым, приближая бездну (и очередного неблагонадёжного щелкопёра) к очищению через показательную порку. Следует отметить, что бывали и показательные исключения, правда, лишь подтверждающие общую закономерность. Именно к числу последних и следует
причислить Юлиана Альфреда де Леттенхофа, в ту пору ещё подающего надежду преподавателя кафедры труверства и поэзии Оксенфуртской академии, который нежданно-негаданно - на ниве политической сатиры - удостоился сомнительной чести встретиться с главой реданской разведки Сигизмундом Дийкстрой.
***
(Пороховая башня, подвальные помещения. За полтора года до указанных событий.)
- По приказу коменданта форта заключённые, осуждённые на срок от двух лет и выше, имеют право на свидание с родными и близкими не чаще, чем один раз в полугодие. И только безмерным стяжанием праведности молитвой и постом во имя искупления перед Вечным Огнём, а также надлежащим поведением и сотрудничеством с администрацией можно заслужить разрешение на внеочередную встречу.
Унылый голос тюремного надзирателя подчёркивал безысходность гнетущего подземелья, а вечная сырость и неистребимая вонь казематных стен, казалось, лишь усиливали стойкое ощущение, которое не покидало Лютика с момента содержания в одиночке в связи с досудебным расследованием уже целых два дня. Расплавленный свинцовый шар, окопавшийся в груди и медленно растекающийся вдоль позвоночника застывающей лужицей с заострённой кромкой. Поэтому, когда скрипнула несмазанная дверь, ведущая в закуток, где коротал время до оглашения приговора известный трубадур и триумфатор любовных приключений, Лютик сначала не поверил собственным ушам. Щель между стеной и выходом во внешний мир ещё только расширялась, а узник камеры предварительного заключения уже пережил целую палитру разнообразнейших чувств: от ужаса, что его пришли вести на виселицу, до утешительной надежды, что, может быть, всё закончится не так уж и плохо.
Спустя несколько минут томительной тишины вновь неожиданной проверке на устойчивость подверглись уже зрение и обоняние любителя забористых рифм. Помещение, в которое его доставили парочка мрачных конвоиров, разительно отличалось от скудно обставленного спартанского интерьера первого этажа башни, предназначенного скорее для хозяйственных нужд, нежели для жилья. Середину композиции (причём, довольно обширную её часть) занимал человек, одно имя которого внушало заячий трепет лазутчикам и аферистам разного пошиба и степени гнусности на всей территории, подконтрольной реданскому орлу - от верховья долины реки Понтар вплоть до Великого моря. И оно тут же было произнесено, как требовал того средневековый этикет:
- Его сиятельство высокородный и могущественный владетель, достопочтенный граф Сигизмунд Дийкстра.
Обладатель звучного титула, дородный краснолицый мужчина средних лет, немедленно сделал приглашающий жест рукой: дескать, давай оставим эти пустые формальности. Далее, не прекращая откусывать ломти от цельной туши жареного каплуна, он кивнул массивной шеей на низкий табурет, притулившийся эдаким опёнком к краю стола.
- Миску горячего супа и чашу разбавленного вина. Живее! - скомандовал граф куда-то в пространство.
Скорость, с коей всё требуемое сей же миг было водружено на столешницу вместе с приборами, поневоле внушала уважение. Ещё больше располагала к себе завораживающая уверенность, которая проскальзывала в каждом движении и повороте распорядителя закулисных интриг Редании. Дав обессиленному неизвестностью - и дрянной тюремной тюрей - узнику достаточно времени для того, чтобы удовлетворить, хотя бы частично, свой физический голод, граф тут же принялся излагать текущее положение дел (а с ним всё обстояло, увы, печально):
-
Оскорбление чести и достоинства представителя высшего сословия словом и действием согласно Великому веленскому ордонансу от 1237 года - это тебе не хухры-мухры! Ты, де Леттенхоф, когда получал тумаки от герцога Нитерта (кстати, совершенно заслуженные, ибо его светлость лишь вступился за честь дружественной семьи де Мерсей), имел неосторожность оцарапать ему руку лютней и пролить благороднейшую кровь. Я всё понимаю. Стоял поздний час - и степень вельможности напавшего было совершенно невозможно определить из-за скрывавшей его обличие маски, - но ведь и абзац из закона не выбросишь! Смотри, здесь такая загогулина. Право на разрешение конфликта с учётом интересов противоборствующих сторон дано лишь равным по происхождению. Раз! Герцог категорически настаивает на преднамеренном оскорблении собственной персоны. Дубль!! Мы-то с тобой два сапога пара в том плане, что оба плюём на сословные предрассудки (я так, вообще, свой графский титул купил), но моими бумагами занимался уважаемый архивариус, - в отличие от сапожника, который украсил твой геральдический лист оттиском бокала и брызгами от пролитого вина. Что, Ори, совсем ничего не разобрать? Да, это отнимет просто невообразимую пропасть времени! жаль, у тебя его совсем нет.
Кстати, пока не забыл. Прошу любить и жаловать - Орибастус Джианфранко Паоло Ройвен. Ори... Единственный человек, полностью соответствующий выкладке истинного разведчика: быть тенью для противника, стать докой в своём ремесле и владеть оружием как профессиональный убийца. Уникум, одним словом. Добрый малый - насколько это не вредит делу - но абсолютный педант до мозга костей. Усердием по отношению к деталям, на которые мало уже кто обращает внимание, он напоминает одного адъюнкта в бытность мою слушателем курса механики в стенах Оксенфуртской академии (да-да, у нас общая с тобой alma mater), который настолько сильно верил в постулат о незыблемости Вечного Огня, что долгое время не решался даже пускать в печать результаты опытов - имея, между прочим, на руках стальные доказательства разрушительной силы вакуума. Налицо, так сказать, неразрешимая дилемма между догмой и внутренней парадигмой. Всё так: поиск истины напоминает ловлю жемчуга в ненастную погоду. Ныряешь в неизвестность, а там: или обманка плюс ещё какой-нибудь хищник в придачу, - или богатая добыча, полностью переворачивающая кругозор.
Между прочим, ценитель прекрасного, как тебе такая метафора? Свежий ветер, бьющий в лицо, надвигающая пелена шторма - и ни одного приветливого лица кругом на десятки миль в пределах видимости!? Ты - один-одинёшенек в этой враждебной среде. Первостепенной задачей становится лишь сохранение жизни. Без бед, без невообразимого букета болезней, которые обязательно настигнут тебя в том случае, если протянешь здесь ещё какой-то срок. А это - как не крути - ещё неделя, минимум... Но внезапно появляется друг, который предлагает реальный выход из сложившейся из-за недоразумения ситуёвины. Пока Ори с истинным прилежанием служаки сооружает некий документ, подразумевающий взамовыгодное соглашение обеих сторон, у тебя есть время подумать. Что выбрать? Самоотречение во благо Родины и соответствующие всему этому почёт и уважение - или жалкое прозябание где-то на задворках истории с нечёткой формулировкой 'зато не продался'?!
Отлично! Я рад, что ты сделал правильный выбор. Любой из нас имеет назначенную цену: просто у каждого она - своя. Далее, всё предельно ясно. Распоряжения впредь будешь получать у моего секретаря, отчитываться - всегда только передо мной. И вот ещё что. Позволь поинтересоваться, сугубо из праздного любопытства. В чём секрет твоего успеха среди женщин? конкретно, я имею в виду Мари де Мерсей, жену генерального советника министерства финансов. Она любит ролевые игры, хм? И - тратиться на покупку костюмов исключительно из личных сбережений супруга! Ха, занятно... Ладно, Ори тебя проинструктирует что да как. Мне пора. Исключительно приятной тебе встречи зимнего Солтыция - и добро пожаловать в ряды королевской службы, сынок!
Глава 4.
"Потерявши голову, о волосах не плачут!" - примерно так рассуждал про себя заложник чести и ангажированного купцом-самаритянином фургона - Лютик, невольно повторяя получившее широкое хождение в среде высших вампиров поверье. Айсберг навязчивого сервиса секретных служб едва не потопил его дрейфующую под вялым парусом лодку, но он хотя бы уцелел... А что может быть важнее этого благословенного события?!
В какой-то мере причастность к блистательной разведке Его Величества казалась даже привлекательной в том плане, что предоставляла подобие твёрдой почвы под ногами (впрочем, оставим последнее утверждение на совести самого Лютика). Ведь, чего он действительно выносить не мог, так это ухмылку посредственности и серость будней. Одна только мысль о необходимости как-то напрягать мозг, чтобы потом держаться раз и навсегда установленного курса, внушала трепетной душе поэта невыносимую скуку. Кроме того, ореол тайной полиции тогда ещё не растерял солидную долю очарования для представительниц придворной клики, поэтому он (при наличии дара многозначительно поднимать бровь при всяком вопросе о роде занятий) сулил дополнительный приятный бонус к обольщению.
Что же до состояния своих расстроенных питейными похождениями дел, новоявленный спаситель отечества не возражал против меткого определения достойного Орибастуса Ройвена, данного им в прилагаемой к артикуляру добровольного осведомителя характеристике: "Ежели к зело прискорбному факту природной лени приплюсовывается весьма неординарная вещь, как пращур, отказывающий законному отпрыску в праве на ленное владение - с сохранением имени в титульном списке, - тогда точно не выглядит удивительным ежедневное ощущение неприкаянности, сопутствующее жизнеописанию сего великовозрастного балбеса." Лучшего диагноза для своего недуга Лютик не ведал, да и не хотел бы даже пробовать знать.
Определившись таким ультимативным способом с активной гражданской позицией и целиком полагаясь на звезду, бывший гуляка, а ныне порученец секретного отдела - словно подраненный птенец, выпавший из гнезда Академии, - подаётся в края, где память ещё хранила тепло солнечного лета. Потрясение после пережитого настолько сильно, что улетучивается давешняя лёгкость, забываются напрочь подруги, утрачивают значение писанные прежним вольным стилем стихи:
Я в каждом марше слышу фальшь
И напряжение смерти в стали.
Рука бойцов колоть устала,
Но крови требует палаш...
Путаясь и пугаясь в ворохе минувшего, Лютик и не заметил, как добрался до границ довольно многолюдного рыбацкого поселения. На землю, между тем, уже практически опустилась ночь.
Высунувшись из тёмного зева фургона, бард стал очевидцем примечательного диалога Геральта с главой деревенской милиции, вооружённого гизармой достаточно угрожающих размеров:
- Стой! Тпру! Куда прёшь?! Вы кто такие?
- Я - ведьмак. Наёмник. Со мной тут один клоун, сбежавший из цирка. Не обращайте на малого внимание: он слегка контуженный на голову, но скоро должен очухаться. Как бы нам пройти к солтысу?
Простой в общем-то вопрос возымел неожиданное действие. Постовые (восполняя недостаток слаженности чрезмерным усердием) как по команде сгрудились и выставили вперёд оружие.
-
Ещё раз повторю для особо тупых! Кто?!
Присмотревшись внимательно, Геральт разглядел на заднем плане двух арбалетчиков с зажигательными барбедами(5), готовые снести ему голову при экстренном случае самобороны. Или нападения, тут уж по ситуации!? Он спешился, чтобы круп лошади сузил хоть наполовину угол прицельного попадания стрелков, и произнёс как можно более миролюбиво:
- Стойте! я на такое не подряжался... Его степенство Ромуальд Готцее (знакомое имя?) - наш поручитель. Есть груз, который велено доставить незамедлительно, а мы - его сопровождающие. Если хотите засвидетельствовать личную подпись купца, прошу кого-либо из господ стражников проследовать за мной по направлению к фургону. Поверьте: мы очень спешим. Позовите солтыса, старосту или кто там у вас за главного? он должен быть в курсе предстоящей перевозки. К чему разводить всю эту фанаберию?(6)
- Ишь, оно ещё и зубы заговаривает! Да что с ним церемониться!? Насадить суку на пики - и дело с концами.
- Тихо! Предупреждаю и даю тебе самый распоследний шанс, наёмник. Воспользуйся им с умом. Больше повторять не буду. Назовись сам и представь нам всех своих спутников. В противном случае я буду вынужден отдать приказ стрелять на поражение!
В качестве подтверждения реальности угрозы самый бойкий из ополченцев выкатил пинком мешок с похожим на капустный кочан содержимым прямо под ноги всаднику. Лошадь испуганно дёрнулась: воздух вокруг мгновенно пропитался запахом рыбы и тины. Выставив наружу мощные челюсти, на Геральта таращилась голова топляка, выбеленная светом луны.
- Впечатляет! экземпляр действительно крупный, - подал своё экспертное мнение мастер по истреблению чудищ, стараясь выиграть немного времени, чтобы подцепить парочку ослепляющих бомб из холщового кармана перемётной сумы себе в рукав куртки. Экипировавшись как должно, он продолжил:
- Звать меня Геральт из Ривии. Кое-кому я известен также под именем Гвинблейд, Белый Волк. Моего спутника при рождении нарекли Альфредом 'Много Букв' Панкрацем. Сам же он себя привык величать Лютиком. Рекомендую: свадьбы, торжества и похороны. Всё по высшему разряду. Кучер наш откликается на прозвище Лихой Микаель. И у него под началом находится тройка забористых лошадей: Падкий, Швидкий и Хромыш. А кобылу мою зовут... м-м, - в поисках вдохновения ведьмак ещё раз приткнулся взглядом в оскалённое рыло плавуна и, не задумываясь, выпалил первое попавшее в голову имя, - зовут её Пла... Плотва!?
Похоже, что Геральт прекрасно усвоил правила игры, так как он тут же ловко перепасовал торбу с трофеем назад на главного из деревенских стражей:
- Теперь ваша очередь. Мне кажется, пора уж подробно выложить с самого начала всё, что тут произошло.
- Без вопросов. Что-то мне подсказывает: ты именно тот человек, который нам нужен...
У нового солтыса ни чем не примечательного местечка под названием Липки появилась чрезвычайно толковая мысль. Главное, родилась она в самое подходящее для этого время - весной. В тот самый период, когда гениальные идеи табунами носятся в водухе.
Антон (как звали деревенского голову) и его закадычный друг Збышек - рослый парень с комплекцией морского льва - покумекали и решили не откладывать возможный источник прибыли в долгий ящик. План был такой: в период короткого северного лета устроить в радиусе обзора от побережья залива Праксены ледник. Сначала они планировали открыть лишь небольшой морозильник, используемый для бережной перевозки выловленной рыбы в ближайший крупный город - Лан Эксетер. Внезапно дела у приятелей пошли далеко в гору. Скоро и от других поставщиков морских деликатесов стали поступать заявки на замороженные тушки, которые в жару расходились, как горячая сдоба в период вакации студенток из пансиона для благородных девиц. Неожиданный успех задумки заставил соучредителей копать землю в прямом и переносном смысле. Так, например, в Хенгфорсе была нанята целая артель специалистов горного дела, целью которых явилось увеличение вместимости проходов реликтового грота, куда брикетами свозился лёд.
Именно этот примечательный момент, когда производство достигло переломной стадии расширения, и послужил началом заката. Проектом неожиданно заинтересовались представители агентства ритуалов и церемоний, в чью сферу интересов входили различные аспекты похоронных услуг, в том числе и транспортировка бренных останков богачей на родину для успокоения в семейном склепе. Изобретательный Антон и тут не растерялся. Он продумал технологию, как помещать хладный труп для лучшей сохранности внутрь одного большого куска a` la glace(7) - и пошло-поехало. Для саркофага была обустроена заброшенная штольня, надёжно упрятанная от посторонних глаз. Но тут, как говорится, спрос внезапно превысил предложение, так что намеченной мощности для приёма всех - сполна откусивших от благ этой жизни - стало явно не хватать. Разведчики обшарили окрестности вокруг, буквально перелопатив пядь за пядью... и выход был найден. Вернее, вход. Вход, ведущий к великой карстовой системе пещер, простирающихся далеко вглубь на многие мили. Неприятности начались с узкого туннеля, затопленного водой, где погиб один из краснолюдов с ворохом инструментов, предназначенных для замера площади...
- Чёртов сифон и гномье проклятие! Кто же знал, что после этого всё пойдёт наперекосяк?! - жаловался Збышек вновь приобретённым компаньонам при свете костра,
придававшем его выразительному лицу черты монументальной лепки. Казалось, выпавшие на его долю напасти лишь усилили общую нордлингскую страсть к патетическим оборотам речи:
- Когда в небе только рождались вихри торнадо,
обещающие затяжной сезон бурь и долгую стоянку кораблей на якоре в порту, мы с Антоном радовались как дети. Намечалась вполне неплохая прибавка за каждый дополнительный день хранения в нашем морге представительского класса. Осенью, в время ожидаемой вспышки моровой язвы, количество 'посетителей' настолько возросло, что некоторые чересчур дешёвые неликвиды пришлось хоронить от греха подальше в море. Мы держались как могли и потирали руки в расчёте на будущую баснословную прибыль. Но это были лишь предвестники зимних буранов. Наши дела окончательно занесло снежными порогами неожиданно живучее поверие о том, что длительное пребывание в разреженном морозном воздухе пещер имеет свойство продлевать сроки жизни. Толпы страждущих и праздношатающих прибыли сюда в поисках эликсира вечной молодости. Вот тогда-то и наступил момент расплаты за открытые случаем и жаждой наживы подземные тропы, упрятанные до сей поры от нескромных глаз...
- Постой-ка! Дай попробую угадать. Кто-то из слишком назойливых посетителей залез чересчур глубоко в нору. И именно с этого момента всё завертелось, словно раскрученная карусель. Переплелось, так сказать, в один сплошной кошмарный сон. И нашествие духов на земли окрест. И пугающие наваждения со стержневым повторяющим сюжетом о некоей грядущей катастрофе. Неистребимый страх и предчувствие беды заставили вас стоять полуночным дозором каждое полнолуние. Я ничего не упустил в своём кратком переложении последовательности событий так, как ты их себе представляешь?
- Более-менее. Можно быть уверенным лишь в одном: мы разбудили абсолютное зло. Не иначе как враг рода человеческого заставил нас с Антоном решиться осквернить сокровенный альков Великой Матери Мелитэле погребальными хлопотами.
- Также ты утверждаешь, что самый точный способ узнать духа, прячущего свою сущность за личиной обычного прохожего -
это заставить его любым доступным способом произнести своё имя?
- Да. Нелюдь пытается плутовать, отвечая вопросом на вопрос.
- Ещё хоть кто-либо (кроме ваших с солтысом излишне смелых фантазий о несметном богатстве) каким-то боком пострадал физически от кучи привидений, якобы извергнутых со дна преисподней?
- Не-е думаю... На самом деле, не знаю.
- Что же, весьма исчерпывающие ответы. Сразу стало яснее некуда!
- Оставь его, Геральт. Не видишь, происшедшее разбередило его память и побудило искать утешение в превентивно-защитном сочетании страха и любви к богине, связанной с лоном природы и материнством. Такое возможно лишь в сладостно-дремотном детстве. Нам же, судя по всему, предстоит разобраться с безрадостным настоящим!
- Ты прав, Лютик. Идём к старосте.
III
"Символ торговли - анфисвена, обвивающая несчастного человечка под предлогом беспрестанной заботы о нём, покуда от того не останется лишь одна шкурка. Первой своей головой она периодически кусает ярёмную вену жертвы, чтобы яд, создающий в голове иллюзию свободной конкуренции, в которой победит самый достойный, никогда не выветривался из крови. Другой же - жалит без разбора всех, кто покушается на священное право на охотничьи угодья, дарованной сей хитроумной гадине."
"Опус в защиту этики". Высогота из Корво.
Глава 5.
Что-то тут было не так: детали и факты не увязывались в общую картину. Кое-какие мелочи указывали на присутствие магии - и, несомненно, тёмной её разновидности. Хотя медальон хранил молчание, ведьмак был уверен, что для вызова иллюзий были использованы могущественные и древние, словно подземные воды Тартара, заклинания. Геральт не мог пока чётко объяснить, откуда у него взялось это чувство. Слишком мало информации, масса недомолвок и беспросветное ощущение непроглядного мрака. Разговор с солтысом тоже не добавил пищи для размышлений. Сначала Антон шёл на открытый обмен известных ему исходных данных, потом внезапно запнулся - и с какого-то момента - он просто перестал вразумительно отвечать.
- А что ещё можно требовать от человека, коего разбудили ни свет ни заря и заставили дать отчёт о происходящем? Да ещё и в таком отчаянно-приказном тоне, который автоматически проявляется, когда обстоятельства окончательно припирают тебя к стенке!
- В том-то и дело: антимонии тут разводить просто не хватает времени. Ещё полтора часа - и наступит полночь, а там...
- Тогда вперёд на поиски улик! И я с тобой.
- Ты-то куда? Лютик, лучше останься, пока не поздно. Всё, ведь, может оказаться совсем не тем, чем ты себе тут навоображал.
- Тем более. Жизнь - самый тонкий драматург, у которого не грех и поучиться. И мешая принять участие в завязке, ты лишь сильнее укрепляешь поэта в его стремлении к героическому самоотвержению, когда он готов жертвовать сном и собственной бессмертной душой, чтобы увидеть события, повлекшие трагедию пейзанского масштаба, воочию. А если серьёзно... днём я очень хорошо выспался в тарантайке. Да и свежий взгляд со стороны может тебе пригодиться.
- Ладно. Пеняй потом на своё неумеренное любопытство и не говори, что я не предупреждал...
Пока Геральт, отличающий преимуществом ночного зрения кошачьих, с быстротой своры гончих, взявших горячий след, рыскал по побережью, Лютик просто блуждал в знакомых с детства сумерках грёз.
- Давай, носись как угорелый. Возможно, и будет тогда хоть какая-то польза от твоих метаний, - ворчал уже больше по привычке понурый от холода бард. - Слушай, Геральт. Если ненароком заметишь прыгающего с умным видом бобра с распущенным по ветру хвостом, ничему не удивляйся и проворачивай своими мутированными гляделками во все стороны так, как ты до этого не водил никогда!
- Лютик, что за бред ты несёшь? Помощи от тебя с гулькин нос, так хотя бы не мешай.
- Эх, тяжело с вами, неучами! Любую мелочь приходится объяснять по слогам и на пальцах. Это - не чушь, а выдержка из алхимического трактата одного гуаниста, так сказать, поклавшего цельную жизнь на изучение уникального экстракта. Вытяжки из тестикул, в простонародье называемой бобриной струёй. В научном мире эта дрянь известна также как 'кастореум'.(8) Так вот, она используется практически во всех лекарственных декоктах и имеет достаточно большую ценность в определённых кругах. Если верить авторитету на слово, то бобёр, будучи загнанным охотничьими собаками или людьми и прекрасно осознавая причину всего этого, сам отрывает когтями своё пахучее хозяйство. Чтобы преследователи получше смогли узреть сей факт принесённой жертвы, животное скачет и трясет своим гузном прямо перед их глазами. А ты говоришь, что в мире нет уже чудес. Так что, не спи! Ходи присматривайся: авось, разбогатеем.
- Вот холера! Теперь замолчи, ступай на цыпочках и не смей даже думать громко...
Лютик попробовал было скорчить гримасу недоумения, но ведьмак, уже доставший меч, выцелил им участок пенистого горизонта, где у самой кромки воды показалась неясная фигура:
- Смотри-ка, топляк-переросток. А где один, там их - море...
Приятели поспешили дать себе фору на случай непредвиденных обстоятельств и спрятались за естественным укрытием, состоящим из ивняка, возвышающимся над плёсом и создающим прекрасную точку обзора. Издалека существо, реальные размеры которого скрадывались прибрежной пеной, напоминало разбитого чудовищным радикулитом паралитика, надевшего рыбий пузырь прямо на лоснящее от слизи лицо, чтобы спрятать разрушительные последствия перенесённого скорбута. Конечности уродца двигались в рваном ритме, будто присутствуя - сами по себе - отдельно от мощного корпуса, но кажущее ощущение общей неуклюжести на суше, исходящее от нескладного тела с гребнем, исчезало в ту же секунду, когда прибой охватывал его, как щенок игрушку. Чудище проковыляло ещё чуть-чуть, задрало нос по ветру, к чему-то принюхиваясь, и внезапно притормозило возле углубления с расщелиной в камнях, в которой ещё долго кружилась водяная воронка. Лютик мог поклясться, что диковинное страшилище преднамеренно притаилось вблизи затона, как охотник в засаде, необъяснимым образом верно определяя вектор подземных перемещений своей жертвы, что неумолимо должно было привести её с минуты на минуту навстречу гибели (или ранению).
Терпение притулившегося за хаотически разбросанными нагромождениями донных отложений хищника было вознаграждено сторицей. Для невольных же зрителей случившееся стало явной неожиданностью.
В самой высокой точке разницы давлений между двумя прорытыми на глубине туннелями - где-то в недрах илистого развала - раздался громкий хлопок, и на поверхность в фонтане брызг стремительной ракетой вылетело нечто, отдалённо напоминающее огромный дротик, пущенный умелой рукой гастата. В отличие от мёртвого куска материи снаряд оказался живым и был покрыт хитиновыми пластинами со трёх сторон без видимых зазоров от рыла до хвоста. Хитро мимикрирующийся под недотёпу плавун, проявив завидную реакцию, резво отпрянул вбок и с оттяжкой - на замахе - когтями встретил подбрюшье земляного 'червя'. Там, где (как выяснилось по маслянистому следу извергшейся жидкости) у того не было жёсткого сцепления щетинистых створок панциря. Удар лапой значительно замедлил продвижение на попятную - в спасительное логово. Выиграв предварительный раунд, ловец издал торжествующий рык. На властный призыв откликнулась целая стая собратьев - меньших по размеру и степени мускулинности, - которые до поры до времени держались подальше от схватки, чтобы в решающий момент урвать свой кусок, уступая в силе, но имея численный перевес.
Закованный спереди и сбоку в броню хитина аспид, похоже, вовсе не собирался задёшево продавать собственную жизнь. Несмотря на яростное сопротивление ловкача, который вцепился всем чем можно в панцирные выступы подземного гада, кольчатое тело сегмент за сегментом с помощью уцелевших жвал погружалось обратно в купель затона. Утопцы ревущей лавиной ринулись на лакомый и уже, казалось, вполне себе уязвимый для клыков фрагмент 'рульки',
но тут случилось невероятное. Добыча в одно мгновение превратилась в загонщика.
Змееподобный монстр подобрал, наконец, воедино пучок наростов, вытянул их наверх, и из образовавшихся по бокам пор под большим давлением наружу вырвался поток едкой жижи. Пространство вокруг огласилось истошными криками: некоторые из наиболее рьяных тварей, с наполовину обуглившимися мордами, бессильно упали в мокрый песок и судорожно засеменили конечностями. Те, кому повезло больше, просто ослепли и смогли уковылять на своих двоих. Тактика ловли на живца завершилась полным успехом - лишь для одного. Львиная часть исторгнутой из протеолитических желёз жидкости, разумеется, пришлась на долю вожака. Его измочаленный корпус, превращённый в питательный субстрат, волочился теперь в качестве трофея по дну ложбины, оставляя по пути следования ошмётки и кровавые следы. Прошло всего несколько минут - и грозный обитель подземелий перетащил готовые к употреблению тела себе в убежище.
Примечательно, что сам процесс схватки не на жизнь, а на смерть занял не такое уж большое количество времени, но ошарашенные увиденным друзья, повинуясь инстинкту самосохранения, не очень-то и торопились покидать безопасное укрытие.
Ночь продолжала безмолвствовать. Принявший для себя какое-то важное решение, Геральт набросил на развилистый сук ракиты наплечный шнур с кошкой, проверил надёжность крепления и в предельно осторожной манере спикировал вниз, прибавив к своей внушительной коллекции звериных повадок навыки беззвучного парения летучей мыши.
Немного помаялся, для виду, оправданной паранойей и Лютик - в тщетной попытке уловить хоть какой-либо шум, предвещающий новую и, без сомнения, ужасную опасность. Прислонившись ухом к влажной от спустившегося тумана почве на несколько бесконечно томительных секунд, он с сожалением вынужден был констатировать, что охотничья стезя - совершенно не его стихия. Убедившись лишь только в одном (как страшно за всё это время затекли ноги!) - он с нескрываемым удовольствием вытянулся в полный рост. Сначала - с натужным хрустом, служащим неоспоримым доказательством недостаточности физической подготовки. Потом - с довольно приличными bon mots, свидетельствующими о неисчерпаемом источнике душевного здравомыслия, выражаемом через весьма специфическое чувство юмора барда. Достав из походного вещевого мешка (в котором, по видимости, уместился весь его скудный скарб) помимо остроумия также солидный запас бумаги и писчих перьев, Лютик привычным движением скрестил ноги и взъерошил волосы в поиске приступа вдохновения.
- Коли есть поганое страшилище, тогда должен быть и тот, кто энту бандуру будет кошмарить. А раз уж наличествует совершенно полноправный храбрый рыцарь, то - без сомнения - ему просто по штату полагается и собственный трубадур! - справедливо подытожил все акценты бард, окуная перо в чернильницу с благой целью тут же по горячим следам выдать, как минимум, бессмертный шедевр.
Глава 6.
Отрывки из незаконченного романа П. фон Леттендорфа о 12-ти подвигах Геральта Немейского с авторскими дополнениями.
...Чудовище ещё раз полыхнуло огнём напоследок, перед отступлением в своё логово, и вот - посреди выжженного пласта земной тверди - остались одни лишь угольки как зримое напоминание отбушевавшейся битвы стихий. Самой великой из всех баталий, происходивших когда-либо в этом бренном мире со дня сотворения Вселенной, чьим очевидцем довелось стать мне, правдивому летописцу небывалых происшествий.
- Неужели это она!? - вскричал Геральт, раздувая грудь и вращая белками глаз подобно святому Витту на картине ду Винчу. - Та самая тварь, что отняла у меня родных, и чью мерзкую физиономию с тех пор я вижу постоянно во сне. В её розысках мне пришлось обогнуть чуть ли не половину континента от топких болот до заснеженных долов. Я гнался за ней сквозь немыслимое количество времени, чтобы, наконец, настигнуть здесь, на краю света! Но что же мне делать, мой храбрый глашатай побед? Нырять ли полностью с головой в преисподнюю, поступая идентично безрассудному поведению героев античности, или же попытаться выманить её где-нибудь в другом месте!?
- О нет! Не стоит, право, уподобляться неразумному состоянию подобных существ.
*Et gravis in eminum vergens caput anphivena?*(9)
"Всегда мечтал вставить это изречение в какой-либо труд, да вот только повода приличного никак не находилось. И тут - на тебе..."
- А почему Немейский?
- Б**дь, разрази меня, дьявол! Геральт, нельзя же так тихонько подкрадываться: так и до разрыва сердца можно довести!
- Прости. Но, всё-таки. Лютик, ответь мне, пожалуйста. Почему Немейский? Я понимаю, что остальные изыски ты впихнул сюда просто ради красного словца: выжженные равнины, убиенные родственники. И этот трагический акцент на смятенных чувствах героя!? Явно состряпан лишь для того, чтобы твоя писанина где-нибудь да продалась. Но вот только с местом происхождения центрального персонажа, как я понял, у тебя вышла полная ахинея!
- Отстань, Геральт. С тебя мастер художественного образа, как с меня - архивариус женской бани. И да, раз уж ты застал меня врасплох, позволь кое в чём объясниться...
Полагаю (и это давно не секрет!) для многих, в том числе и для тебя, я кажусь эдаким легкомысленным дурнем, которому и дела нет до проблем каких-то там рыбаков, - но это не так! Вернее, очень похоже на правду, но - не совсем.
Это место напоминает мой дом. И я бы мог оказаться в точно таком же положении, как эти люди, вполне. Поэтому, на самом деле, мне не всё равно. Прежде чем набраться смелости сделать ночную вылазку в неизвестность, мою голову посетили несколько достаточно бредовых идей. Безумных настолько, чтобы оказаться вполне себе истинными!
(1)
Забота никогда не должна быть абстрактной. (лат.)
(2)
Умение воскрешать из мёртвых. Здесь - искусство накладывать грим на лицо покойника. (искаж. франц.)
(3)
Игра слов: lectica (лат.) - крытые носилки, портшез; ecce (лат.) - вот так!
(4)
Фактория, по существу, представляла собой торговое представительство одного государства на территории другого и была, по обыкновению, нашпигована шпиками всех мастей. Чёрный цвет - официальный цвет нильфгаардской империи, основным культом которой была вера в Великое Солнце. Полное имя императора со всеми регалиями - Эмгыр вар Эмрейс, Белое Пламя, Пляшущее На Курганах Врагов. Корабль с чёрными парусами или просто "Чёрный корабль" - аллюзия на легендарное судно, перевозящее прибыль от продажи шёлка из Японии в Португалию.
(5)
Наконечник стрелы или арбалетного болта с шипами. От слова barb (англ.)- зазубрина.
(6)
Кичливое поведение, зазнайство. Здесь - 'синдром вахтёра'.
(7)
На подобие кубика льда. (франц.)
(8)
Кастореум, на самом деле, выделяется из прианальных препуциальных желёз. Нужен самцам для разметки делянок. Есть всего лишь достаточно условное доказательство успокоительного действия бобриной струи на человека; тем не менее популяция этих животных катастрофически сократилась из-за охоты на них во многих странах.
(9)
*И падает оземь амфисбена, потому что никак не может решить: в какую из двух противоположностей, куда глядит каждая из голов, ей двигаться?* (лат.) Лукан 'Аспид' Валерий "Рассуждения о гражданской войне" (в пер. Перистокля Гарлока).