Аннотация: Фанфик по ОЗ АБС. Еще тридцать лет спустя
Две рукописи лежали передо мной, когда я принял окончательное решение писать эту книгу.
А.и Б.Стругацкие. "Отягощенные злом или Сорок лет спустя"
Курамшин книг писать не собирался и вложенные в мыло от @KnyazI оцифрованные старые тексты лишь пролистал, не вникая в суть. Обстановка не располагала к внимательному чтению, хотя, конечно, не госпиталь и не врачи были тому причиной. Медицина свое дело знала, и послеполетная реабилитация шла своим чередом, а вот разбор полета все большее превращался в изматывающие допросы, отчеты экипажа вовсе уже именовались показаниями, и на оговорку это мало походило. Но позади большой тревожности скреблось беспокойство за Старика, очень уж его последнее письмо отличалось несвойственной Игорю Всеволодовичу растерянностью и путаностью. Понятное дело - возраст сказывался, и ехать к нему надо было немедленно. Курамшин и билет забронировал на день выписки и, конечно, опоздал.
Услышав адрес, таксист скривился, будто ехать предстояло не в центр города, а к черту на куличики. И машину вел нервно, рывками, странно поглядывая в зеркало на пассажира.
-В командировку приехали? - спросил угрюмо.
-К родственникам, - коротко ответил Курамшин, не желая разбираться в чужих настроениях.
-На могилку к дедушке? - уже с откровенной злостью сказал водитель.
Курамшин на похороны Старика не успел, и хамская выходка таксиста его задела.
-Вы что-то против имеете? - подчеркнуто холодно спросил Курамшин.
Неожиданно водитель резко тормознул, машина вильнула, остановилась носом в дорожное ограждение.
-Давай выходи! - заорал водитель, выскочив из машины и распахивая пассажирскую дверь. - Понаехали тут! Ты вообще кто такой?!
Несмотря на идиотизм ситуации, Курамшин развеселился -- они стояли аккурат под огромным щитом с его, Курамшина, портретом. Правда, плакатный Курамшин с гагаринской улыбкой мало подходил для идентификации. Таксист от усмешки Курамшина совсем разъярился, но потом до него дошло.
-Это вот вы что ли? Не, ну... того... Вы садитесь, садитесь, поедем, я и денег с вас не возьму, само собой... Вы уж того... не серчайте... Тут начнешь на людей бросаться... Они же вот так и едут, по одному, с виду такие приличные, вежливые... И как по уговору -- все могилки проведать. Нет, поначалу, народ даже радовался, это когда они цыган с наркотой выгнали. Эти, цыгане-то, в открытую дурь на всех углах продавали, и ничего с ними сделать не могли. Или не хотели? Может, и не цыгане, но только теперь этой беды в Ташлинске нет. Ну как -- какой беды... И цыгане убрались, и гадости этой не стало, говорят.
-Да кто ж они такие? Инопланетяне, что ли? - вяло поддержал беседу Курамшин.
Из местных новостей ему сейчас важно было лишь то, что произошло со Стариком. И возможная связь случившегося с письмом Курамшину. Тем самым, со вложенными старыми рукописями.
Машина между тем свернула на набережную Ташлицы и покатила вдоль ряда новеньких разноцветных высоток. На стенах домов Курамшин разглядел висящих на канатах человечков. "Не успели построить, уже межпанельные швы замазывают, - промелькнуло недоумение. - Или может теперь альпинисты так тренируются?"
-Не зря говорят, что место это плохое, - сменил тему таксист. То ли ему ленивый вопрос Курамшина не понравился, то ли просто был он из рода акынов - "что вижу, то и пою".
-Чем же здесь плохо? - искренне удивился Курамшин.
Он всегда считал Ташлинск вполне подходящим для жизни, с того самого дня, двадцать пять лет назад, когда его, оголодавшего перепуганного малька, Старик привез в здешний детдом из такой горячей точки, что от нее не осталось не только пепелища, но и названия.
-А тем, - мрачно отрезал водитель. - Как с Флоры началось, так едут и едут...
-Флора? Вы бы еще монгольское иго вспомнили, - насторожился Курамшин. Похоже, Старик не преувеличивал, и о Флоре рассуждает в Ташлинске первый встречный.
"...Тридцать лет назад мне представлялось полезным и своевременным написать книгу о настоящем Учителе, теперь же, увы, я вынужден писать о Флоре, чтобы противостоять нелепым и неизвестно откуда появившимся вымыслам о мистическом, не поверишь, значении этого гадюшника в жизни Ташлинска. Грустно видеть это падение с высот духа в сумерки суеверий . Посылаю тебе две рукописи, которые я когда-то получил от своего Учителя и на которые опирался при написании книги о Г.А.Носове. Боюсь, за прошедшие с того дня семьдесят лет мне так и не удалось вырваться из плоскости обыденных размышлений, надеюсь, это сможешь ты, ведь силу земного притяжения ты уже смог преодолеть..." Курамшин думал, а таксист бубнил фоном:
-...И все на том самом месте селятся. То казаки там обосновались... На белых конях в город приезжали, прям картину пиши или кино снимай. То эти... навроде хомяков... хоббиты, что ли... Эти безвредные были, хоть и больные на всю голову. А в дождливый год мокрецы какие-то появились, про них говорили -- сильно заразные, но их быстро... дезинфицировали. Потом табор цыганский принесло... И ведь все детей заманивают. Эти... вежливые... устроили для пацанов лагерь, вроде военно-спортивный, приемам всяким учат, с оружием там обращаться, все дела... Родители и повелись -- как хорошо, детишки на природе закаляются, не курят в подъезде, не матерятся... И где теперь эти детишки?
-Где? - поощрил Курамшин рассказчика.
-Так в том и дело, что пропали! Чуть ли не десяток. И не нашли от них ничего, хоть всю округу прочесали с собаками. А вот не пустили бы тогда к нам эту Флору, как соседи наши сделали, так больше и не совались бы всякие... Не город, а натурально караван-сарай! У нас своих ненормальных хватает, то на байках гоняли по ночам, то по крышам прыгали, а теперь по стенам лазают, как тараканы...
-Вы про этих? - Курамшин показал на фигурки на стенах домов.
-А? Да нет, это рабочие облицовку снимают после того пожара... Ну, вы знаете, раз туда едете. Не видели еще? Так вот, смотрите - приехали как раз... Нет, даже не думайте про деньги!
Машина укатила, а Курамшин все стоял столбом. Натурализм обгорелых стен высотки напомнил забытые, казалось, моменты из раннего детства. Его толкнули раз-другой, несильно, но из ступора выйти хватило. Оказалось, что возле пострадавшего здания довольно людно -- народ толпился не беспорядочно, кучковались по неведомым Курамшину интересам, но в дом не входили. В спину шагнувшему в подъезд Курамшину уставились десятки любопытных глаз, у него даже зачесалось под лопаткой. Обернувшись, он поймал взгляд несуразного толстячка с нелепым раздувшимся портфелем под мышкой. Типчик суетливо поклонился, прижав ладошку-оладью к непонятного цвета шарфику в отворотах пальтишка с оторванной на брюшке пуговицей. Но Курамшин уже смотрел в другую сторону -- раздвигая толпящихся, как ледокол льдины, спешил к нему старый детдомовский друг, капитан Ташлинского горотдела полиции Сергей Звягин. Серега втолкнул Курамшина в подъезд, обниматься на глазах у посторонних не стал.
-ЗдорОво, герой космоса! Молодец, приехал, не забыл старых друзей! Ну и как она, жизнь на Марсе?
-Не курорт, - честно сказал Курамшин.
-Зато у них там преступности нет, на Земле такого точно не найдешь!
-Это мысль, - оценил Курамшин. - Здесь дела покруче, я смотрю?
-А то. Это, мой космический друг, и называется жизнь, если ты забыл. Не понос, так золотуха, - дурашливо развел руками Звягин.
Пока лифт полз вверх, Сергей рассказывал:
-Вместо негорючих панелей кто-то впарил строителям это дерьмо. Загорелось на раз, маму позвать не успели, как облицовка выгорела. Теперь срочно со всей улицы красоту сдирают, одного фейерверка хватило. Хорошо хоть в квартиры огонь не пошел, все вверх утянуло. Несколько человек успели надышаться, пара-тройка сердечных приступов... Все бы ничего, да на стене пацан-паркурщик висел, у него шансов не было. И до кучи -- общественность, мать их... Митингуют кто за что -- посадить строителей, разогнать полицию, мэра на мыло, паркурщиков вообще передушить на хер, погорельцам ущерб возместить, населению раздать оружие, в общем -- мир народам, хлеб голодным.
-Зачем "передушить"? - слегка растерялся Курамшин.
-А затем, что от головной боли лучшее средство -- гильотина, - выискивая на связке нужный ключ, пробурчал Звягин. - Давай, заходи. Вот здесь он и жил...
В этой квартире Курамшин никогда не был, комната показалась ему пустоватой, и ничего в ней не напоминало о хозяине.
-Он книги в библиотеку отдал, когда из старого дома переезжал, - тихо рассказывал Звягин. - Бумаги, рукописи в городском архиве, кое-что вообще сжег. Сказал, что пора дела в порядок привести.
Курамшин подошел к окну, с высоты открывался вид на Ташлицу, лед на реке местами уже отошел от берегов, но народ бодро сновал туда-сюда, проявляя высшую степень пофигизма.
-Почему же именно его дом? И не от окурка ведь загорелось, значит -- поджог?
-На всех десяти домах нашли поддельные панели, так что вероятность получается не такая уж маленькая. И особого старания не требовалось, по заключению экспертов хватило бы любой искры. Но ты не так уж неправ -- поджог имел место, хоть и неумышленный. Старик, однако, тут не при чем. Есть у нас деятели... борцы за здоровый образ жизни. Объявили войну паркурщикам для сохранения их же молодых жизней. Больше-то кулаки чесать негде, от драгдилеров провидение избавило...
-Провидение, значит... А мне про каких-то инопланетных диверсантов услышалось... Понаехали, всех плохишей победили...
-Наркомафия бессмертна, ее победить нельзя. Кто-то из верхних решил проложить новый трафик, вот и приехали исполнители-избавители. Сделали свое дело и уехали. Все довольны и счастливы.
-А военный лагерь?
-Ты через базар ехал, что ли? Непроверенные источники информации хуже любой дезы, или космонавтов такому не учат? Лагерь этот - последствия их жизнедеятельности. Бизоны ушли, а дерьмо бизонье осталось. Из старого кэмпинга табор выгнали, не пропадать же месту, открыли там клуб для мужиков -- качалка, мотокросс, тир... Ну, а пацанов вроде пускали за символические деньги. Ничего подозрительного. Только меньше чем за год семь мальчишек пропало. Мы здесь все подвалы и чердаки обшарили, пока хоть один пожалел родителей, позвонил из какой-то тьмутаракани. Не успеют школу закончить, воевать бегут, так им головы задурили. Да, у нас войны нет, а мало ли где народец на убой нужен...
-Ну, мальчишки всегда на войну убегали.
-Это да, за землю там в Гранаде... Но таких самостоятельных с поездов снимали и домой возвращали, а этих, по-всему выходит, по отлаженной дороге отправили. Само собой, явных доказательств связи не усмотрели. Старик все кабинеты обошел, единственное, что удалось - пускать пацанов в клуб временно запретили, до выяснения. Можно подумать, кто-то будет что-то выяснять. Вот фигня -- он же переговорщик, психолог, договаривался и с психами разными, и с террористами, а в своем городе не получилось.
-Видишь, значит, могли и мстить ему.
-Олег, Старика даже дома не было. После твоего звонка я его уговорил на недельку в профилакторий поехать. Да и зачем такие сложности? Он уже больше ничем навредить не мог. А чтобы кадеты без клуба не скучали, организовали их в дружины. Не сами же они в тимуровцев додумались играть. Вот и в тот вечер наехали толпой к месту, где паркурщики собираются. Пацаны не стали ждать воспитательных мер, разбежались. Сам понимаешь, догнать их невозможно. Но одного все же загнали в угол, в смысле - на стену. Он бы, конечно, ушел, если бы не огонь. Что у них там загорелось, следователи разберутся. Дело возбудили, бандерлогов этих задержали, опросили, кого-то даже закрыли. Это все долгая песня. Только мальчишку не вернешь, а родители задержанных, вот увидишь, скоро запричитают, как тихо-спокойно было, когда их балбесы кулаками махали в лагере под присмотром добрых дяденек. Так что не бери в голову, Старику было девяносто четыре года... Посиди тихонько и давай, поедем. Машина внизу, отвезут тебя в детдом, там ждут-не дождутся, расскажешь чего интересного ребятишкам.
У подъезда их поджидали. Собственно, ждали только Звягина. "Сергей Игоревич, - голосили женщины. - Заявление примите, не откажите, посодействуйте..." Ни Курамшин, ни поселение на Марсе, ни даже метеоритная угроза Земле здесь никого не интересовали.
-С благополучным возвращением, Олег Игоревич, - сказали за спиной Курамшина.
Почему-то он не удивился, увидев давешнего толстяка с портфелем. Раздражающе чудаковатый и неуместный тип словно соскочил со страниц рукописи, вспомнил Курамшин. Неуместность этого персонажа в добавление к обсуждению мистического значения Флоры вызывала желание надавить на глаз для избавления от глюков. Но, конечно, Курамшин этого не сделал.
-Спасибо, Агасфер Лукич, - ответил он, надеясь, что выдал оптимальную смесь равнодушия и безразличия, для приличия прикрытых любезностью. - Или вас по-другому нужно называть?
-О, это как вам удобнее, - хрюкнул толстяк с равнозначной деликатностью.
Курамшину удобнее всего было послать его лесом, но он понимал неразумность такого желания и лишь слегка добавил в голос пренебрежения:
-Мне без разницы. У меня для вас ничего нет.
-Возможно, у меня есть что-то для вас? Однако, вам уже пора, так что отложим наш разговор, - кланяясь и пятясь, толстяк ввинтился задом в толпу и растворился в ней.
Разгоряченный Звягин вырвался от теток, потащил Курамшина за собой.
-Знаешь, чем террорист отличается от матери подследственного? С террористом можно договориться. Пошли скорее, пока еще кто-нибудь не привязался...
-Ты знаешь этого типа? - перебил друга Курамшин.
-Которого? А, это какой-то страховой агент. Он тут после пожара большим спросом пользуется. Видел его у Старика за пару дней до... кончины. Документы у него в порядке, проверили.
-А раньше ты его видел в городе?
-Вроде нет. Но могу и ошибаться, для меня законопослушные граждане все на одно лицо, я только свой контингент помню. А что, с ним что-то не так? Тогда считай, я его в свою картотеку включил.
-Знаешь, кажется мне, лучше с ним дела не иметь и не знать о нем вовсе - неуверенно сказал Курамшин.
-Дела у прокурора, - весело ответил Звягин. - Это со мной лучше всяким сомнительным личностям дела не иметь.
Спорить Курамшин не стал.
В детдоме Курамшина взяли в оборот. К полуночи, когда у него уже не шевелился язык, а в зале остались только самые заинтересованные граждане в возрасте лет от десяти до пятнадцати, на выручку пришла заведующая.
-Сейчас я задам нашему дорогому гостю! - грозно сказала она. - Мы на вашем примере детей приучаем к режиму, а вы что делаете? Ночь уже!
-Ну Лариса Игоревна... Ну еще минуточку, - ныли пацаны.
-Никаких минуточек! - отрезала Лариса Игоревна.
Курамшин помнил ее молоденькой воспитательницей, с той же категоричностью говорившей ему: "Никакой добавки! Нельзя много сразу есть! Через час полдник будет, потерпи, ты же не хочешь, чтобы живот болел! Не бойся, никуда твоя добавка не денется." Неведомый полдник ему был не нужен, ему хотелось еды, прямо сейчас, а живот от еды болеть никак не мог, как это взрослые могут говорить такие глупости.
"Не бойся, - говорили ему тогда и нянечки, и врачи. -Все плохое кончилось." И только Старик говорил другое. "Не бойся, - говорил Старик. - В жизни еще много всякого будет. Хорошего, конечно, больше, но плохое тоже будет. Бояться не надо, надо жить."
Дети разошлись, и за Курамшина взялись взрослые. И он вдруг почувствовал, что напряжение последнего месяца отпустило. Вот сидят обычные люди и обсуждают правильные вещи: успеют ли вывезти всех колонистов с Марса, смогут ли те приспособиться к жизни на Земле, реально ли развернуть на орбите антиметеоритную систему или хотя бы обойтись беспилотниками... Именно это должно интересовать высокие комиссии, а он было уже стал сомневаться в себе, допускал, что есть веские причины обращаться с экипажем и первыми возвращенцами с Марса как с недоумками, непригодными для серьезных дел.
Поминали Игоря Всеволодовича, все в один голос твердили о том, что "ничего не предвещало". Только старенькая медсестра сказала укоризненно: "Да устал он уже. Ему чтобы утром встать, себя преодолевать приходилось. Просто один раз не стал воевать и все"
Курамшин уснул, как только голову до подушки донес. И увидел на западе, там, где проходила дорога, ярко и весело освещённую, жёлтую клубящуюся стену. Это была пыль. Колонна свернула с шоссе и быстро приближалась. И вдруг над поляной пополз тяжелый дым. Захотелось смеяться и плакать одновременно, бежать куда-то и оставаться на месте... Дальше разбираться в ощущениях не пришлось, громкий возглас "Бегите! Быстрее, наверх! Как можно выше!" вырвал из морока. Курамшин, нет, Игорь Мытарин с трудом поднялся, сообразил на ходу стянуть футболку, закрыть нос и рот. Подхватил качающегося паренька, им оказался куст из городских, потащил за собой. На взгорке дышалось легче, Игорь подтолкнул мальчишку в сторону дороги: "Дальше давай сам" и побежал обратно, к копошашимся на земле. Он успел сделать еще две ходки, а потом свалился на руки подоспевшим спецназовцам. И уже не видел, как ядовитый дым прижимали к земле водометы, как спецназовцы в противогазах тащили к "Скорым" надышавшихся фловеров. В больнице узнал, что кто-то вытряхнул в костер синтетический наркотик, все запасы Флоры, и если бы не подоспевший спецназ, вопрос с Флорой решился бы самым кардинальным образом. Флора его тогда не интересовала, ему нужно было знать, где Г.А. Долгое время на этот вопрос реагировали глупыми отговорками и нелепыми ужимками, и он уже думал самое плохое. Но наконец, лечащий врач радостно сказал, что Г.А. пошел на поправку и дальше поправляться будет в санатории у моря, а Игорь может отправляться домой, его молодой организм и без санатория уже в полном порядке. Лицей, конечно, закрыли...
Курамшин проснулся так же мгновенно, как уснул. Он совсем не чувствовал себя Игорем Мытариным, но почему-то ему тоже сейчас было важно знать про Г.А., которого он никогда в жизни не видел. И знать он хотел совершенно определенную вещь: до чего договорились Г.А. и жутковатый нелепый коротышка. Курамшин сделал несколько дыхательных упражнений, задал себе несколько контрольных вопросов, предусмотренных для самооценки в экстремальных ситуациях. С ним все было в порядке. Значит, вставай, иди и не бойся.
На вокзал он приехал на три часа раньше, забыв про разницу во времени. И не очень удивился, увидев толстяка в зале ожидания. Что ж, лучше сразу. В Звездном, судя по всему, свободного времени для такого общения у него не предвидится.
-Не знаю, зачем я вам понадобился, но говорить с вами я не буду. Как-то подозрительно вскоре после вашего посещения Игорь Всеволодович не смог жить. У вас и для него было предложение, от которого нельзя отказаться другим способом?
-Даже неловко за вас, право слово, - увещевал Агасфер Лукич, суетливо прыгая вокруг размашисто шагающего по платформе Курамшина. - Вы же не хотите сказать, что жизнь заканчивается, когда изнашивается телесная оболочка. Тем более, жизнь Учителя... Да перестаньте вы уже носиться, присядьте, сделайте одолжение, в ногах правды нет.
-Жизнь учителя, говорите... Что вы взяли с Г.А. за то, что город не запачкался в истории с Флорой, даже героизм проявил? Закрытый Лицей?
-А это не ваше дело, - грубо оборвал Курамшина Агасфер Лукич. - Экая бесцеремонность! Вы свои проблемы решайте, а то предоставится вам возможность самому с Носовым пообщаться.
Курамшин не удивился даже, что-то в этом духе он и предполагал. Ему хватило выдержки спокойно продолжить прерванную выкриком толстяка фразу:
-Если бы его ученикам разрешили работать учителями... Если бы в Ташлинске детей учил Игорь Всеволодович, они не бежали бы воевать неизвестно куда. А свои проблемы я решу как-нибудь сам, без вас. Даже если это будет моя последняя проблема.
Он резко отвернулся и пошел прочь, хотя куда ему было идти, до поезда еще куча времени.
-А если не только для вас это будет последней проблемой? Если вы можете помочь другим, но не хотите из страха или по глупости?
Курамшин остановился. Но не обернулся. Так и стоял, дурак дураком. И слушал. Кого?
-Вы же все уже поняли. Чтобы вывезти с Марса всех, не хватит времени до подхода метеоритного потока. Колонию взорвут, уцелеют ровно столько, сколько вы сможете забрать одним рейсом. Вот взрывника вы и привезете среди них. Если вам позволят долететь.
-Никто из колонистов не сделает это. Они полвека осваивали планету, многие там родились, - про "позволят долететь" Курамшин постарался не услышать. Страшно было, чего уж там.
-Есть разные способы нажать на человека. Взять в заложники детей или пообещать спасение, да мало ли.
-А вам-то что за дело? - безнадежно спросил Курамшин. - Уж не ваших ли рук дело этот метеоритный поток? Побочный эффект звездных кладбищ? Наворотили, теперь исправлять надо? Так это без меня...
Он все-таки повернулся. Нелепо разговаривать, не видя собеседника. На платформе никого не было.
-Не бойся, - не очень уверенно сказал себе Курамшин.