Съеденная дорога и черный чемоданчик в придачу, Макса Эханика в соавторстве со Сфинкским (Альфа-версия, ужасы невроза", Первая глава "Вокзала странников")
Я расскажу вам одну историю. Однажды, в былые времена, казалось, простые и безмятежные...
Стоп! Не так.
Нет, я не испытываю трудностей, выбирая, с чего начать. Но согласитесь, в наши дни редко ждёшь чего-то необычного. Мир насыщен рассказчиками - их столько, что иной раз кирпичу негде упасть. Впрочем, я человек сомневающийся и не готов утверждать, что эта история - следствие моей ошибки, игры потусторонних сил или же издевок детских неврозов. Но одно знаю наверняка: то, что мы не контролируем, как пиявки, неизменно цепляются к любому из нас.
Вы умеете считать до пяти? Ровно столько мне понадобилось, чтобы оказаться в гуще событий, в которые и поверить трудно. И началось всё вовсе не с дурного предчувствия, а с самого настоящего кошмара.
Давайте начнём с этой ниточки...
Глава первая
Съеденная дорога и чёрный чемоданчик
Кошмар той ночи давно исчез, но оставил в памяти холодный след.
...Чёрный поезд мчался в сгущающихся сумерках, подчинённый неведомой силе, будто чудовище, гнавшееся за луной, повисшей над горизонтом. Машинист дёргал шнур, и паровой свисток разрезал густую тишину. Этот звук, точно вопль боли, пробирал до костей и казался чем-то большим, чем просто механическим шумом.
Я смотрел на проносящиеся мимо перелески и поля, укрытые жемчужным снегом, таким тусклым, что он казался мёртвым. Перестук колёс, мерный и гипнотический, убаюкивал, но в то же время вгонял в беспокойство - ритм был слишком ровным, слишком безжалостным, словно в нём крылась безысходность.
Ветер выл в щелях оконной рамы, издавая протяжные стоны, будто что-то живое, но не человеческое, пыталось проникнуть внутрь. Снежное крошево хлестало по стеклу с глухим стуком, и каждый удар отдавался в сердце, как предвестник чего-то неизбежного.
В этом вагоне, кроме меня, не было никого. Ни одной живой души. И я знал это так же определённо, как знал, что машинист - призрак, а кондуктор, шагающий по мягкому ковру коридора, был лишь отражением чьей-то памяти. Его густые усы и добродушный облик, возможно, могли внушить доверие, но в его прозрачности была смертельная холодность.
И тут я увидел себя. Нет, не в зеркале - перед собой, рядом с Алисой. Это был я, но не я. Этот человек, этот образ, смотрел на меня с выражением насмешки и презрения. Его глаза, отражавшие мрак, казались чужими. Это не был простой двойник. Это был страх. Это был я, каким я боялся стать.
Я хотел крикнуть, но слова застряли в горле. Моя копия наклонилась к Алисе, что-то шепча ей. Я не слышал, но видел, как она побледнела. Казалось, её тело обмякло под тяжестью невидимого груза. И вдруг она вскинула голову. Её глаза встретились с моими, и я почувствовал в этом взгляде упрёк и жалость.
Мир вокруг стал размываться. Алиса шагнула ко мне. Лицо её на мгновение исказилось, как отражение в мутной воде. Я хотел что-то сказать, но её голос опередил меня.
- Ты ведь знаешь, что это не конец, - прошептала она и заплакала. - Ты всегда борешься с собой. Но битва не в том, чтобы победить.
Её слова прозвучали, как приговор, но в них не было злобы. Только усталость.
Я посмотрел на неё, и что-то внутри меня дрогнуло. Её лицо, её присутствие - они были единственными, кто принимал меня. Настоящего.
И в этот момент мой двойник исчез, как дым. Только его ледяной взгляд остался запечатлён в моей памяти.
Я ещё раз взглянул на полную луну. Она выглядела чужой, словно перенесённой из другого мира. Мир накренился. Подсознание унесло меня в другую картину: стальной мост, нависающий над пропастью, холмы и мутная река с плывущими по ней баржами. Дымящиеся поезда катились вдоль рельсов, пыхтя угольным запахом. Затем возник трёхэтажный город с ампирными фасадами, булыжными мостовыми и газовыми фонарями. Пепел медленно падал с неба, смешиваясь с темнотой. Знаки указывали на "Липовую улицу", "Кленовую улицу", "Дубовый проспект", но деревьев нигде не было. Из мглы выступил дворец с башнями и куполами, его крыша из позеленевшего металла словно растворялась в сумерках. И за ним - незримая граница, от которой веяло пустотой.
Чертово воображение! С таким недолго сойти с ума. Но подсознание не успокоилось. Оно разрывало реальность, подсовывая новые видения. Вот Алиса. Она плачет, поджав губы, её плечи содрогаются от рыданий. Вот я, лежащий на снегу, с раскинутыми руками. Тишина висела в воздухе, абсолютная, как вакуум. Снежинки медленно кружились и падали на моё лицо. В глазах отражалась луна. Я смотрел на себя, как на картину, и ощущал, как пространство раздвигается, будто объектив камеры то отдалялся, то приближался, меняя фокус.
"Я умер?" - эта мысль пронзила меня, как удар ножа. Но мёртвые не видят и не чувствуют. Разве такое возможно?
"Часть твоей души витает над телом", - безмолвный шёпот эхом отразился внутри.
Видения исказились. Алиса перестала плакать и посмотрела на меня. Её красота, опалённая горем, на миг смутила меня, но тут она поморщилась, словно от резкой боли. И вдруг её лицо исказилось, будто отражённое в кривом зеркале. Вместо неё я увидел старуху с оскалом ведьмы. Её глаза сверкали ненавистью, лицо было изрезано язвами. Она приблизилась, скрипя зубами, и пронзила мою грудь сухой рукой. Я хотел закричать, но голос застрял в горле.
Мир застыл. Старуха стала прозрачной, покрылась трещинами и рассыпалась в ледяную пыль. Моё лицо тоже изменилось. Я выглядел как древний труп, пролежавший во льду тысячи лет.
Я вскочил. Сердце колотилось. Подушка подсказала, где я: это был сон. Но кошмар ещё держал меня. Я пошёл на кухню, налил воду в чайник, зажёг газ. Сделал кофе, добавил сахар, но сладость не согревала. Взял рюмку коньяка и выпил. Темнота отступила ненадолго, но мысли кружили, как снежинки за окном.
На календаре висела старая дата, обведённая кружком. Снять его я не решался - прошлое держало крепко. В гостиной я улёгся на диван, укрылся пледом и долго ворочался, пока усталость не увлекла меня в забытье.
Но сон не приносил покоя. Как только веки опустились, в тёмном полусознании снова возник тот город. Дворец, погружённый в вечные сумерки, стоял, будто страж между мирами, его позеленевшие башни тонули в пепельной мгле. Я шагал по булыжным улицам, но шаги не оставляли звука, как будто сам я не существовал.
Дома смотрели на меня пустыми окнами, из которых доносился смех - резкий, издевательский, но едва различимый. Он был где-то там, за пределами разума, но проникал вглубь, заставляя сердце замирать.
И вдруг я снова увидел его - себя. Мой двойник стоял в дальнем конце улицы. Его фигура была чёткой, но лицо оставалось неуловимо размытым. Он не двигался, просто смотрел, и его взгляд прожигал меня насквозь. Это был не простой взгляд - это было зеркало, отражающее всё то, что я не мог признать.
Я шагнул к нему, но чем ближе подходил, тем сильнее становился его силуэт. Он увеличивался, рос, и вот уже заслонял собой всё вокруг, превращаясь в гигантскую тень.
- Ты боишься, - произнёс он, не размыкая губ.
Голос звучал как мой, но в нём было что-то чуждое, что-то древнее.
- Нет, - ответил я.
- Ложь, - рассмеялся он. Смех был глухим, будто доносился из глубины колодца. - Ты бежишь от себя, но ты не убежишь.
Я хотел ответить, но слова застряли в горле. Моя тень сделала шаг вперёд. Теперь её лицо было моим, но глаза горели мертвенным светом.
- Алиса знает. Она видит тебя. Но сколько это продлится? - его голос стал тише, словно приближаясь прямо к моим мыслям. - Признай. Признай, что ты слаб.
Я закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться, но его смех всё ещё звучал. Когда я открыл их снова, он был ближе, чем когда-либо. Его руки тянулись ко мне, но вдруг всё застыло.
Алиса. Она появилась рядом, её голос разорвал эту вязкую пустоту.
- Оставь его, - сказала она твёрдо.
Мой двойник остановился. Его тень дрогнула, словно от порыва ветра.
- Ты не сможешь спасти его, - произнёс он, обращаясь к Алисе.
- Это не твоя забота, - ответила она, глядя ему прямо в глаза.
И вдруг всё исчезло. Осталась лишь её фигура, её лицо - усталое, но спокойное. Она посмотрела на меня, и я почувствовал, как тяжесть постепенно покидает грудь.
- Ты должен принять себя, - сказала она. - Твой страх - это ты. Он не уйдёт, пока ты не увидишь его.
Её голос звучал ясно, но мир уже начинал распадаться. Я почувствовал, как возвращаюсь. Тишина комнаты встретила меня гулом моего дыхания.
Календарь по-прежнему висел на стене, напоминая о времени, которое, казалось, остановилось.
Но её слова остались со мной.
***
Вы слушаете, правда? Вы должны...
Ш-ш-ш...
Едва я коснулся этой хрупкой нити тишины, как всё оборвалось. Нить захлестнула меня, втянула в водоворот странных, тревожных событий. Ночь, смешанная с кошмаром и липким страхом, оказалась не более чем прелюдией - едва слышным шёпотом ужаса, предостережением перед тем, что ждало впереди. Настоящая жуть раскрылась позже.
Итак, как я потянул за эту ниточку, всё началось. Это чувство - будто дотрагиваешься до чего-то незримого, но ощутимо живого. Оно бьётся под пальцами, и в следующий миг тебя затягивает. Эта ночь... она не завершение. Это переход. Нить оказалась хрупкой перегородкой между мирами, тонким льдом, который треснул у меня под ногами.
Падение... Оно не было мгновенным. Это было скольжение - медленное, почти мучительное, как если бы тебя медленно лишали кожи, слой за слоем, открывая то, что ты не хотел видеть. Реальность, как туго натянутый покров, сползала с меня, обнажая нечто другое, более тёмное. Я видел лица, они плыли в тумане; тени, словно пятна на границе зрения; голоса, они нашёптывали мне слова, которые я не мог разобрать. И все они принадлежали мне. И не мне.
Представьте: вы идёте по узкому мосту, под вами - пропасть, бесконечно глубокая. Вы смотрите вниз, и кажется, что видите своё отражение в глубинах. Но это не вы. Это что-то другое. Оно смотрит снизу вверх. Ждёт. Ждёт вашего падения.
Каждый миг этой ночи был новым витком, новым разломом. Сначала всё накренилось, словно мир решил проверить мою способность держаться за край реальности. Потом начался хаос. Зеркала треснули, отражения разбились, но не исчезли. Нет. Они начали показывать нечто большее, чем можно выдержать.
Я падал между мирами, где разум и иллюзия сливаются в нечто вязкое, липкое, затягивающее. Было ли это сном? Или это был момент истины, когда разум, наконец, срывается, обнажая ту бездну, в которую ты всегда боялся взглянуть?
Ш-ш-ш... Не перебивайте. Слушайте. Но ведь вопрос не в том, где я был. Вопрос в том, как я вернулся. Потому что вернулся ли я? Или тот, кто вернулся, уже не я? Может, только часть меня? Или не я? А я?
***
Я...
Долгожданная зима пришла в столицу в канун Нового года - мороз ударил ещё затемно, а к рассвету повалил снег. Сначала он был мягким, пушистым, словно вата, укрывая тонким слоем ночной иней на асфальте и машинах. Но вскоре пошла жесткая крупа. Ветер завыл, бросая в лицо колкие снежные иглы, и, словно насытившись, утих. Мокрые хлопья снега стали падать лениво, как бы неохотно. Всё вокруг погружалось в серую, почти молочную пелену, будто мир сам по себе хотел исчезнуть.
Я знал, что будет дальше, когда шумные праздники отгремят. Темнота, слякоть, запах соли на обуви, новые штаммы болезней, очередная волна гриппа, маски и прививки - удушливая монотонность долгой зимы.
Шорохи, доносившиеся сверху, внезапно стихли. Я поднял взгляд к потолку, будто мог разглядеть, что там происходило. Но вместо звуков соседей в комнате наступила полная тишина, абсолютная, как вакуум. Мой взгляд скользнул по зеркалу на стене. И я вздрогнул.
На миг в зеркале мелькнуло странное: моё отражение двинулось быстрее, чем я сам, будто издеваясь над законами природы. Отражение не повторяло моих движений, а шло своим путём, смотрело из глубины стекла с таким взглядом, что мороз пробежал по коже. Оно чуть склонило голову, словно насмехаясь, и исчезло, как будто его там и не было.
Ветер за окном усилился. Снег начал кружить плотной стеной, за которой уже невозможно было разглядеть дома напротив. На мгновение мне показалось, что среди снежных вихрей я различаю силуэт - высокую, почти невесомую фигуру. Но стоило мне всмотреться, как всё смешалось в белой пелене, и снова на меня со стеклянной поверхности смотрели глаза. Это были мои глаза, но не мои. В них не было ничего человеческого.
Казалось, мороз проник в саму комнату. Воздух стал плотным, непроницаемым, как будто за окном находился не зимний город, а нечто иное, чуждое. Шорохи сверху затихли, и наступила тишина, какая бывает только под землёй или в пустоте, где нет даже отголоска времени. В этой тишине мои мысли стали громче: "Это не моё отражение. Это кто-то другой. Кто-то, кто знает меня слишком хорошо".
Тени зашевелились в углах комнаты, а снег за окном закружился с новой силой, словно пытаясь ворваться внутрь. Лампочка на потолке замигала, и всё замерло. Осталась только тишина и тяжёлое чувство, будто я стою на краю пропасти, а кто-то внизу ждёт, когда я упаду.
"Чего ты хочешь?" - шёпотом спросил я у своего отражения. Оно не ответило. Но уголок губ двинулся вверх, словно собираясь улыбнуться. Страх пробежал по позвоночнику, когда отражение чуть наклонило голову в сторону. Мне показалось, что за зеркальной поверхностью находится иной мир, откуда этот другой я следит за мной.
Я отвёл взгляд.
Снег за окном падал всё сильнее. За его пеленой виднелся смутный силуэт. Мне показалось, что это человек, но снежные вихри тут же скрыли его. Я знал, что, если снова посмотрю в зеркало, увижу там нечто, что не смогу объяснить.
Этот зимний хаос наполнял город какой-то странной тишиной. Всё казалось молочным, размытым, словно погружённым в сон, где вот-вот исчезнет линия горизонта. Я знал, что будет дальше: сырость, грязные разводы на ботинках, новый штамм гриппа, запах дешёвых медицинских масок. Всё это смешается с усталостью и неизбывной тоской долгой зимы.
С утра раздался громкий смех соседей. "Гы-гы-гы!" - как издевательство над тем, что жило внутри меня. Их голоса, крики детей, хлопки петард наполнили дом абсурдным весельем, которое мне казалось чужим, как будто я наблюдал за праздником, находясь по ту сторону стекла.
Телевизор, перед которым я сидел, менял картинки, как бессмысленные сны: ток-шоу, фильмы, новости, реклама. Всё это сливалось в поток безликого шума. На одном из каналов шёл фильм "От заката до рассвета". Вампиры и кровь на экране казались неожиданно уместными. Отголоски ночного кошмара блуждали в моей голове, выматывая больше, чем сама ночь.
Соседи продолжали хохотать, их радость была похожа на вызов. Чему они так радовались? Разве их не касалась реальность - войны, санкции, эпидемии? А может, именно в этом был секрет? Смеяться, пока есть чем дышать?
За дверью напротив раздались шаги, голоса, удар. Металл дрогнул, как подземный гул, но всё стихло так же внезапно, как началось. Я сидел, слушал, ощущая странное облегчение: кто-то где-то продолжал существовать, даже если это существование казалось бессмысленным.
Эти дома - как склепы, полные скрытых угроз. Каждый этаж скрывал свои тайны, свои голоса. Люди здесь жили на грани, вымещая друг на друге злость. И всё же в этой хаотичной борьбе за место под солнцем была какая-то необъяснимая жизнь, упрямая, как сорняк.
Я пошёл на кухню. Поздний завтрак был скорее попыткой отвлечься: обжаренные хинкали, крепкий кофе. За окном метель кружила снег, как водоворот мыслей в голове. Мимо проходили люди, их фигуры терялись в сером.
На телефоне мигнуло сообщение: Алиса была онлайн. Её образ, будто спрятанный в складках памяти, вдруг стал отчётливым. Я вспомнил наш первый взгляд, первую встречу, её смех. Вспомнил, как мы кормили уток в парке. Она была единственной, кто принимал меня таким, каков я есть.
Эта мысль казалась одновременно утешением и обвинением. Я собрал сумку, оделся. Перед выходом вдруг замер: ощущение, будто никогда не вернусь сюда, пронзило меня. Я мотнул головой, прогоняя странное чувство, и вышел в холод.
Воздух был резким, как удар. Метель заглушала шаги. Я дошёл до машины, расчистил её от снега. Ветер, завывающий вокруг, казался почти живым.
Когда я сел за руль и включил двигатель, мир показался особенно блеклым. Салон машины наполнился звуком работающего мотора. Мой взгляд упал на приборную панель.
И всё же в этой белой, безмолвной пустоте я почувствовал нечто странное: тонкую, почти невидимую связь с тем, что жило где-то за пределами привычного.
***
Я выехал на трассу около двух часов дня. Уже на кольцевой меня задержали вымогатели в форме - дорожные инспекторы с полосатыми жезлами. Их разговоры были наполовину угрозами, наполовину издевательством. Заплатив им, я начал нервничать: встречать Новый год за рулём совсем не хотелось. К тому же, чем дальше я ехал, тем яснее становилось, что дорога впереди тёмная, местами вообще без освещения, а камеры контроля были на каждом шагу. Антирадар выручал, но не всегда. Я чувствовал себя не водителем, а беглецом, который старается не попасть в чужие сети.
Снег ложился на трассу медленно и равномерно, скрывая асфальт под слоем беззвучной белизны. В салоне было уютно и тепло, двигатель мягко урчал, словно прирученный зверь. Машина чуть покачивалась, а игрушечная собака на панели качала головой в такт. Алиса всегда любила эту безделушку, она даже казалась счастливее, когда щёлкала по её голове пальцем. Но сейчас её не было рядом, и мне отчего-то становилось не по себе.
По радио обещали усиление снегопада и предупреждали о заносах. Ведущий беззаботно шутил, как будто всё это было неважно. Я же, с каждой минутой сокращая расстояние до цели, чувствовал, как моё настроение то поднимается, то падает. "Ну ничего страшного, - мысленно убеждал я себя. - Ещё немного, и я буду на месте".
Поток машин постепенно редел. Иногда мимо проносились редкие авто: однажды - "Хонда-Сивик", свистнувшая мимо, как испуганный зверёк, потом тяжёлая фура, гудевшая, как приближающаяся буря. Казалось, что трасса подступает ближе, словно сужаясь вокруг меня. И вдруг я увидел их.
Двое мужчин стояли у обочины в костюмах Санта-Клаусов. На противоположной стороне я заметил чёрный внедорожник. Он выглядел дорогим, почти слишком дорогим для такой обстановки. Внутри меня что-то кольнуло. Что они здесь делают, посреди пустоты? Почему эта сцена кажется неправильной?
Один из них был огромным, словно вырезанным из камня, с массивной сумкой на плече. Другой - худощавым и резким, с кейсом в руках. Я не мог понять, что именно заставило меня напрячься: их нелепая одежда или неподвижные взгляды? Я не остановился. Проехал мимо, уговаривая себя, что это не моё дело.
Но чувство вины тут же накрыло меня. "Проехал мимо, - шепнула совесть. - А если им действительно нужна помощь?" Мысленно я отругал себя за эту мягкость. Ладно, чёрт с ним, я повернул обратно. Подъехал ближе, посмотрел на них ещё раз. Но эта картина не стала менее странной. Всё внутри говорило: "Не останавливайся". Однако я всё же затормозил. И в этот момент всё изменилось.
Они подошли. Один из них склонился к окну, его взгляд был тяжёлым и настойчивым. "До столицы подбросишь?" - спросил он, переходя на "ты". Это было неправильно. Но я замешкался. Сомнение боролось с желанием избежать конфликта. И тут он достал из кейса пару банкнот. В этот миг я понял, что уже не контролирую ситуацию. Казалось, я на миг оглянулся, а когда снова посмотрел вперёд - всё изменилось. Санты вошли в моё пространство, захватили его. Логика кричала, что нужно остановиться, но что-то сломалось. Я больше не принимал решений.
Я не знал, куда меня везут. Не знал, чего они хотят. Алиса была далеко, как и рождественская радость, которую я поначалу ждал. Было только снежное шоссе, бледный свет и люди, которые никогда не были волшебниками.
***
В багажнике царила кромешная тьма. Дорога, которая раньше была моей, теперь растворилась в этой замкнутой темноте. Меня несут, словно груз, лишённый собственного маршрута. Кажется, всё это начиналось как простое стремление добраться до одного места, но теперь я стал частью чужого пути - и, возможно, чужой игры.
Тьма багажника напоминала мне ту самую мертвую тишину из зеркала. Казалось, я наконец стал этим отражением: запертым, чужим, оторванным от привычного мира. Я был иным - как будто часть меня с той ночи осталась снаружи, а часть провалилась сюда, в этот холодный и тесный ад. Страх, который я видел в глазах двойника, теперь жил во мне.
Я чувствовал, как паника поднимается из самых глубин сознания. Она захлёстывала, забивала лёгкие невидимой удушающей тяжестью. Казалось, стоит открыть рот, и из него вырвется не крик, а тот самый страх, превращённый в звук, в животный вой. Дыши. Надо дышать. Одно за другим. Медленно. Я заставил себя сосредоточиться на том, что воздух хоть и холодный, но всё-таки доступен. Не завязанный рот, не закрытый нос. Дышать можно. Жив. Пока что жив.
Но потом мозг подбрасывал очередное: "А что, если они меня так и оставят здесь? Или откроют багажник с пистолетом наперевес?" И вновь вспышка паники, но тут же - нет, держи. Держи себя в руках, чёрт возьми. Закрой глаза, если надо. Закрой и представь, что это всё ещё можно закончить миром. Убедить их. Уговорить. Только не поддавайся панике.
Руки, связанные за спиной, немели. Я пытался пошевелиться, хоть чуть-чуть, чтобы не окоченеть. Шерстяной плед, пахнущий бензином, казался последним спасением. Он был отвратителен, но не так отвратителен, как всё, что творилось вокруг. Не время для брезгливости. Я натянул его на себя, хотя он почти не грел. Чувствовал себя крысой, которая в отчаянии жмётся к грязной тряпке в холодной клетке. И от этого ещё страшнее. От осознания собственной беспомощности.
"Дыши!" - мысленно повторял я себе, заставляя воздух входить в лёгкие. "Ты ещё не умер. Ты жив. А раз жив - значит, ещё не всё потеряно. Они не убили тебя сразу, значит, есть шанс."
Но как же глухая, вязкая дрожь, которая накатывала, как волны, едва я пытался думать о дальнейшем? Как бороться с этим непрекращающимся шёпотом изнутри, этим тихим "всё кончено"? Спор с собственным сознанием. Борьба с воображением, которое рисовало всё более страшные картины. Каждый стук колёс, каждый толчок машины казались шагами к неизбежному. Но я спорил с этим. Сопротивлялся. Держался за то малое, что оставалось - за мысль о выживании, за возможность, что ещё удастся выкарабкаться.
Словно призрачная преграда, чередой скомканных событий мне вспоминались хриплые, словно простуженные, звуки рвущейся магистрали. Это была не просто машина, а катафалк надежд, который я сам когда-то поставил на рельсы судьбы. Каждая минута внутри "Форда" превращалась в растянутую вечность. Перестук колес рождал в мозгу хаотичный ритм, будто музыкальная дорожка этого ужаса записывалась в моей голове прямо сейчас.
И вот - вильнул, гулкое "бах!", треск стекла и металлический скрежет. "Форд", словно исступленный зверь, выл, швыряя себя на дорожные ограждения, крутясь в воздухе, как сорвавшийся листок. Я испытал нечто вроде свободного падения, но в этом падении не было ни свободы, ни надежды. Был только страх, впившийся в сердце, как сломанный зуб хищника. Звук, с которым машина встретилась с землей, отдавался у меня в голове, будто колокол, звонящий по мне.
Крышка багажника распахнулась, и я, будто грех, вылетел из этого железного пекла наружу. Снег холодным покрывалом принял меня, но вместо облегчения пришла лишь новая боль. Стеклянные осколки, словно слезы этой несчастной машины, посыпались вокруг, а я остался лежать, прижавшись к замерзшей земле.
Поднимаясь на локтях, я чувствовал, как меня тянет вниз, как сама земля будто бы не хочет меня отпускать. Мой взгляд цеплялся за луну, которая, облитая жидким серебром, смотрела вниз, как соучастник, как свидетель всего происшедшего. Время замерло в ее отражении, и я на мгновение подумал, что никогда не встану. Что так и останусь частью этой сцены, одного из героев трагической пьесы, поставленной слепым судьей.
***
Я не умер.
Эта мысль, словно медленный, глухой удар, прозвучала где-то в глубинах сознания. Приоткрыв глаза, я ощутил, как ресницы, смерзшиеся в ледяные иглы, ломко разошлись, и мир - бледный, неживой - предстал передо мной.
Снег падал бесшумно, равнодушно, опускался на потрескавшиеся губы и тут же исчезал, оставляя слабый привкус влаги. В лицо дул холод, который будто бы не просто охлаждал кожу, но проникал глубже, наполняя вены ледяной жидкостью. Пальцы, когда-то подвижные и живые, теперь казались чуждыми конечностями, странно тяжелыми и негнущимися, как сломанные кукольные руки. Боль, ни острая, ни тупая, а скорее вязкая, обволакивающая, плескалась в каждом суставе.
Я с трудом поднялся на локте, и эта простая попытка завершилась протяжным стоном. В груди, в спине, во всем теле ощущались странные сдавленные ноты боли, как в фальшивой мелодии. Луна над головой - холодный серебряный диск - словно издевалась надо мной, бессердечная и равнодушная. Её свет, тусклый и пронизывающий, резал глаза, и я отвел взгляд. Но её присутствие оставалось, нависающее и чуждое, будто чужая воля смотрела с небес.
Думать о своей участи было почти невозможно. Мысли скользили и исчезали, не оставляя следов, как мелкие снежинки, уносимые ветром. Мелькнуло воспоминание - рассказ, прочитанный в молодости. Человек в суровом краю, сражающийся за жизнь, за глоток воздуха в стылом молчании Севера. Но тут я. И это не рассказ. Я не герой. Я лишь слабая, затерявшаяся фигура в бескрайнем белом пустыре.
С трудом поднявшись, я пошатнулся, едва удержав равновесие. Холодный воздух обжигал горло. Ступни, казалось, не ощущали землю, а лишь продвигались вперед по инерции. Луна, этот рябой наблюдатель, оставалась за спиной, но её свет, странно неподвижный, всё ещё вытягивал тени изо всех складок и швов реальности.
И тут я вспомнил о кейсе. Как он оказался рядом со мной, я не мог сказать. Но его тяжесть ощущалась отчетливо, словно он был наполнен не только содержимым, но и смыслом. Он оставался якорем, удерживающим меня в этом странном, непостижимом мире, где снег падал беззвучно, а страх быть уязвимым родом из детства, определял мой выбор.
Покрытый инеем и пылью, кейс лежал под тонким слоем снега, словно ждал своего часа. Я наклонился, поднял его - и этот простой жест вернул мне странное чувство устойчивости. Пусть даже иллюзорное, но это был мой якорь - напоминание о том, что даже в этой глухой пустоте у меня есть нечто, ради чего стоит продолжать идти.
***
Я приблизился и остановился. Казалось, даже волосы на голове зашевелились под шапкой и встали дыбом.
Нет-нет, не может такого быть.
Мое сердце заколотилось в горле. Захотелось снять шапку и перекреститься.
Я думал, что "Форд" столкнулся с крупным животным, из-за чего произошла авария. Возможно, с молодым лосем. Но скорее - с вепряком, который понесся, дурень, прямо перед машиной, через дорогу. Я ожидал увидеть на асфальте виновника происшествия - старого матерого секача, зажиревшего на желуде и шишке, с пожелтевшими клыками в палец толщиной. Однако передо мной лежало нечто иное.
Я попятился назад и остановился на безопасном расстоянии, внимательно разглядывая странное существо. Это было не просто животное. Оно не укладывалось ни в один из известных мне образов.
Вдруг тишина ночи стала какой-то неестественной. Вместо шороха снега я услышал тонкий, почти звенящий звук - будто стеклянная нить натянулась до предела. Мгновение назад казалось, что луна неподвижна, но теперь она будто начинала плавно поворачиваться, будто кто-то на небе медленно вращал её ось.
Передо мной простиралось существо невероятное, неправдоподобное, каким-то образом сошедшее с грани известного и непостижимого. Его кошачьи очертания, в которых смутно угадывались привычные черты домашней фелиды, одновременно отталкивали своей искажённой пропорциональностью: изогнутая змеиная шея изгибалась под углом, словно порываясь вырваться из пространства, а вытянутые, почти человеческие конечности тянулись к земле с изяществом и ужасом, которому не сыщешь объяснения.
Шерсть, тёмная и густая, не просто отблескивала под луной, но пульсировала странными узорами, будто вырезанными на её поверхности. Они плавали, клубились, искажались, напоминая то древние знаки, то нечитаемые письмена, которые по необъяснимой причине вызывали щемящее чувство утраты. А те участки, где вместо шерсти проглядывали чешуйчатые покровы, переливающиеся зеленоватым блеском, становились окнами в то, что не должно было быть. Казалось, глядя на эти чешуйки, разум начинал путаться, границы мира дрожали, и сама ткань бытия подрагивала от невидимой дланью нанесённых ударов.
Но это было ещё не самое страшное. Когда я подался чуть ближе, чтобы разглядеть, мои глаза остановились на передних конечностях. Кожа с них местами слезла, и под ней белели не когтистые лапы, а пальцы человеческих рук. Эти пальцы не двигались, но издали казались живыми. На них не было крови, лишь блестящая, словно восковая, кожа.
Зрелище было настолько жутким, что я почти забыл о холоде. Вдруг мне показалось, что снег вокруг медленно поднимается, как под водой. Мерцание чешуек на теле зверя сменилось короткой, словно леденящей вспышкой. Звезды в небе на мгновение стали ярче, как будто сквозь них прошёл рой светляков.
Зверь попытался пошевелиться. Я увидел, как задние лапы слегка дрогнули, а глаза вспыхнули еще ярче. В его взгляде было нечто большее, чем просто ярость или боль. Я чувствовал: это существо не принадлежит нашему миру. Оно продолжало смотреть на меня, и я не мог отвести взгляд. Казалось, что его огненные глаза пытаются проникнуть мне в голову, оставить там что-то - не мысли, не образы, а хаос.