Дождь прекратился ненадолго, лишь ветер треплет одежду, забирается под воротник холодными, острыми иглами, разносит мусор по мостовой. Безлюдно. Я бреду по лабиринту кривых улиц, вдоль невысоких уродливых зданий. Тёмные тупики переулков безмолвно таращатся мутными бельмами проёмов. Многочисленные притоны закрыты. Не зазывают внутрь, подмигивая тусклым неоновым разноцветьем, благоухая цепкими запахами похоти. Сегодня лишь страх висит над этим кварталом удушающей, липкой, почти осязаемой, мутью. Впрочем, я никогда не был развратником. Насиловать обожали Зик и Хрящ, мне же хватало Щепки. Я любил агонию. Предсмертные дёрганья жертвы, гаснущие искры жизни в её глазах, кровь на грязной мостовой. В моём мире не было красных дождей.
Я останавливаюсь на перекрёстке, потом сворачиваю направо. Сегодня я - жертва. Точнее, приманка. Душесос поработал на славу - квартал словно вымер. На улице я и страх. Любой нормальный охотник сразу заподозрит ловушку. Но тварь голодна. И она рискнёт. Голод раздирает изнутри. Насильники, убийцы, садисты - любимое блюдо. Она рискнёт. К тому же - 'один из наших'. Бывший хранитель, вроде Вары. Уверен в своей силе и безнаказанности. Потому и высасывает тела досуха, оставляя труху и пыль. Труха и пыль... сухая ладошка Щепки в моей ладони. Я сжимаю кулак, и она рассыпается...
Грохот мусорных баков привлекает внимание, я пригибаюсь в боевую стойку, ощупывая холодную рукоять боевого дробовика, и вглядываюсь в темноту переулка. Еле слышный шорох справа. Я резко поворачиваюсь, выхватывая оружие, и всаживаю полную очередь в приближающуюся серую фигуру. Двенадцать патронов в магазине - двенадцать горстей смертоносной 'гальки', каждая способна прошить обычного человека насквозь, попутно вынося наружу кровавые ошмётки лёгких и сердца. Но тварь лишь пригибается ниже, миг, и нет её.
Холодные железные пальцы обхватывают мою шею сзади. Противный, чуть хрипловатый шёпот в правое ухо: 'Тёмная душа... Тёмная... Ты боишься смерти?' Нет, не боюсь. Я бью прикладом дробовика назад, над правым плечом. Оружие вырывает из рук, и вот уже оно, искореженное и бесполезное, валяется под ногами. Тварь разворачивает меня, впивается взглядом. У него нет зрачков, мутная красная вода плещется за прозрачными стенками роговицы. Но взгляд давит, прожигает дорогу сквозь ментальную защиту, туда, где ещё теплится слабый огонёк души. Равномерно и неотвратимо. Равномерно... Неотвратимо... ...за спиной, и лишь вкрадчивый шёпот в ушах: 'Обернись... Обернись и моли. Моли о жизни...'. Губы сами складываются в мольбу, но я смотрю на тела остальных - Тромб, Цапля, Зик, Руби, Хрящ, и новенький, имя которого я постоянно забывал, - кучки пыли, постепенно разносимые ветром. Злость и ярость переполняют, я оборачиваюсь и плюю в глаза без зрачков, жёлтый песок пересыпается за прозрачными стенками роговицы. Ведь в моём мире не было красных дождей. 'Жри, мразь!' - сиплым хрипом выкатывается из моей глотки...
Пальцы твари крепче сдавливают мою шею. Трудно дышать, но я сопротивляюсь, пытаюсь оторвать его лапищу от своего горла. Душесос не обращает внимания на эти жалкие потуги. Лишь пристально смотрит мне в глаза. Наконец губы твари раздвигаются в насмешливой улыбке: 'Так ты боишься смерти? Моли. Моли о жизни. Обожаю ваши жалкие мольбы'. Я мотаю головой. 'Жри, мразь!' - сиплым хрипом выкатывается из моей глотки. Тварь качает головой в притворном сожалении. Его лицо раскрывается словно книга, щупальца обхватывают мою голову, впиваются в плоть. Боль, дикая, пронзает всё тело, но страшнее боли - ядовитая муть, что окутывает душу, поглощая живой огонёк внутри...
Его вопль слышен, кажется, за милю. Тварь корчится на мокрой мостовой, серая плоть вздымается пузырями, дымится под красными каплями дождя, лопается, разбрызгивая кровь и сукровицу вокруг.
Скоро здесь будет Вара. Прибираться. Мёртвая голова в красной луже. Бедная, жалкая тварюшка. Ты был силен и видел меня насквозь. Ты не знал лишь одного: моя душа - яд. Это мой дар: я - праведник.
Багрянец? Рубин? Гранат? Вишня? Я приседаю, пытаясь разглядеть цвет крови в сгустившихся сумерках, ощутить привычное возбуждение. Бесполезно.
В красных лужах кровь не видна.
До...
Я толкнул тяжёлую деревянную дверь в бар. Вослед ворвался ветер. Тёплый, влажный и солёный, словно свежая кровь. Отряхнул красные капли с плаща, огляделся - полутемно и пусто, лишь какой-то пьянчужка меланхолично надирался возле стойки, да один из столиков в углу занят. Серый и неприметный человечек что-то лениво цедил из стакана. Я подошел и уселся напротив.
- Ты опоздал, - серый напротив бросил мимолетный взгляд. - Добрый вечер, охотник.
Я промолчал, лишь сделал знак официантке. Та поставила передо мной стакан и налила вполовину коричневого тягучего пойла. Тут же рядом появилась миска с дымящимся, аппетитным рагу. Я запустил руку под плащ и бросил на стол кредитку. Взял бутылку с острым соусом и обильно сдобрил им пищу.
- Добрый вечер, Вара, - наконец ответил на приветствие соседа. - Опоздал. За мной следили. Пришлось уходить. - Подцепил вилкой дымящийся мясной комок, отправил в рот и шумно запил зельем из стакана.
Горло обожгло, приятное тепло разлилось по телу.
Серый чуть заметно напрягся:
- Следили? Кто?
- Понятия не имею. - Я безразлично пожал плечами. - Возможно, рэйны. Не идиоты же они.
Вара покачал головой:
- Да брось. Варвары есть варвары. Работать и работать, прежде чем они готовы будут принять длань Смотрителя.
- Как скажешь. Но меня уже полгода не отпускает. Тебе знакомо свербящее чувство чужого взгляда в твою задницу? - Спросил я. - Чутьё не врёт.
Вара пожал плечами и постучал по столику. Настала моя очередь ждать, пока официантка принесет еще одну миску с рагу и наполнит стаканы. Некоторое время молча ели. Наконец, серый отложил вилку:
- Кстати, насчет длани: в верхах поговаривают о том, чтобы запечатать Рэйн. Надолго.
- Серьёзно?! - Я достал пачку, выщелкнул сигарету и закурил. - Столько работы - и все насмарку?
- Рэйн интересен, но... - Вара отхлебнул из стакана, поморщился и продолжил, - у Смотрителя хватает и более глобальных проблем. Культ Дождя слишком силён, исподтишка не взять. А для прямого столкновения просто не хватает ресурсов. По большому счёту, Рэйн - всего лишь задворки Полотна.
Я затянулся, откинулся на спинку и медленно выпустил табачный дым через ноздри. Посмотрел на серого:
- Ты не хуже моего знаешь, что это не культ. Настоящая Церковь. Вера. Не боитесь оставить рэйнов вариться в собственном дожде надолго?
- Даже если и так, - Вара чуть повысил голос, - что с того?! Есть одна истинная вера - вера в Смотрителя. Иного не дано.
- Ну да, ну да. Не кипятись. - Я затушил окурок в пепельнице. - Иного не дано. Ведь боги мертвы. - Перехватил вдруг ставший пронзительным взгляд серого и добавил. - Кроме Смотрителя, конечно.
Вара засунул руку за пазуху и выложил на столик тёмную папку. Я молча её взял, перевернул обложку. Несколько фотографий. Иссохшие тела, словно выжатые досуха, рассыпающиеся в пыль. Память-сука тут же услужливо подкинула другую картину: сухая ладошка Щепки в моей ладони. Я сжимаю кулак, и она рассыпается, протекает песком сквозь пальцы. Невдалеке тела остальных - Тромб, Цапля, Зик, Руби, Хрящ, и новенький, имя которого я постоянно забывал, - кучки пыли, постепенно разносимые ветром. И за спиной равномерно и неотвратимо, и лишь вкрадчивый шёпот в ушах: 'Обернись... Обернись и моли. Моли о жизни...'
Я встряхнул головой, отгоняя воспоминания, положил папку на стол и вопросительно посмотрел на Вару.
- Всё так, - ответил на немой вопрос серый, - всё так, охотник. Душесос. Он теперь твой.
Я откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Муторная волна подкатила к горлу, ударила и отступила, оставив лишь привкус рвоты во рту. Несколько глубоких вдохов. Посмотрел на Вару:
- Я могу отказаться?
Серый покачал головой:
- Нет. Не можешь.
- Тогда объясни мне, Вара, - я немного повысил голос, - зачем? Насколько меня не подводит мой умишко, душесосы питаются тёмными эмоциями и тёмными душами. Такими, как я. Чем он помешал вам, особо приближённым и непогрешимым?
Вара отвёл глаза и ответил глухо:
- Он - один из наших - Интонацией выделил последнее слово. - Красный дождь сводит с ума даже хранителей. К тому же..., - Вара вновь посмотрел на меня, - если мы уходим, то незачем оставлять за собой мусор.
- Так убери за собой сам! - Почти крикнул, хотя скорее всхлипнул я.
- Тихо. - Ладонь серого поднялась, и расслабляющая волна прошла по моему телу. - Я не могу. Не смогу уничтожить собрата-хранителя. Это не мой дар, а твой. Он не знает тебя, а ты здесь единственный из охотников, кто... - Вара запнулся. - Единственный такой.
Я снова закрыл глаза и спросил глухо:
- Всегда хотел узнать, почему именно я? Самый ублюдочный из всех. Ведь все они были... чище.
- Они были. Не задавай глупых вопросов.
- А ты ведь и сам не знаешь, Вара... - я открыл глаза, но напротив уже никого. Я молча расплатился и вышел под дождь.
Сейчас...
Я отхлебываю кофе и медленно ставлю чашку на стол. Стук в дверь. Я замираю. Стук повторяется. Я не двигаюсь, и тогда кто-то начинает открывать дверь ключом.
Я открываю дверь сам. Передо мной привратник. Рядом - мощный, плотный мужчина средних лет в тёмном мокром плаще. Я сразу узнаю его - Рыцарь Дождя. Чуть позади топчутся трое надзирателей попроще.
- Чем обязан? - вежливо спрашиваю я, но мужчина не обращает внимания, отодвигает меня в сторону и все четверо проходят в квартиру.
- Здесь проживает гражданка Талли Скани? - Мужчина махает удостоверением перед моим носом. - Она обвиняется в незарегистрированном сожительстве. Должна проехать с нами.
Я напрягаюсь. Что-то не так. Сожительство - это бред. Рыцари такими мелочами не занимаются.
- Я не понимаю, господа, - небрежно бросаю я, - в чем проблема? Зачем ехать с вами? Гражданка Скани явится добровольно.
- Давайте без сопротивления аресту. Это так неудобно.
- Аресту? - переспрашиваю я, - О чем вы говорите? Что вообще происходит?
- Ладно, - тяжело вздыхает рыцарь, - не будем темнить. - Он наклоняется и продолжает тихим, доверительным голосом: - Всё дело в вас. Кто вы? Надеюсь, вы сможете толково ответить на этот вопрос.
- Произошла какая-то ошибка, - громко заявляю я, - я ни в чем не виноват!
- Возможно. - Рыцарь кивает одному из надзирателей, тот достаёт наручники: - Но мы редко допускаем ошибки.
Я разворачиваюсь к надзирателю, державшему наручники, резко и хлёстко бью в переносицу, голова того откидывается назад с характерным хрустом. Подхватываю обмякшее тело, прикрываюсь, и выдергиваю пистолет из открытой кобуры мертвеца. Стреляю во второго надзирателя. В шею, точно над бронежилетом. Третий стреляет в меня. Чувствую, как пуля хрустко входит в бронежилет мертвеца, стреляю в ответ. Мимо. Надзиратель бросается вперед. Бью его в живот, тот отлетает прямо на стол...
'Что здесь происходит?' - удивлённый и возмущённый, но такой родной голос за спиной. Быстро оборачиваюсь. Испуганные тёмные глаза. 'Талли, беги!'. Ошибка. Сильный удар по затылку. Беспамятство...
До...
Я успел на последний поезд в пригороды. Внутри почти пусто, лишь парочка клерков в коматозном состоянии дремала на скамейках.
Одиночество. Последнее время на меня накатывает всё чаще. Где-то там, среди бесчисленных нитей Полотна, тянется нить моего мира. Но мне вряд-ли суждено туда вернуться.
Поезд промчался мимо трущоб, окружавших доки. Слева высилось несколько портовых кранов, густо покрытых ржавчиной. Справа осталась Рэйния, смесь деревянных домов, бетонных конструкций и стальных шпилей. Там миллионы рэйнов. Живут, работают, спят, молятся, воруют, убивают и умирают. От грязи, невежества, ненависти, неправильной политики и неправедной веры. Неправедной... Это решили мы, слуги Смотрителя Полотна. И, по привычке начали 'лечить'. Тридцать лет кропотливой работы и вот, наконец... всё насмарку. Рэйны оказались твердолобы, упрямы и иррационально-фанатичны. Мы уходим, а на обломках наших надежд будет танцевать Хозяин Дождя.
Смогу ли я уйти? Вара, старый развратник, человеческое тебе всё-таки не чуждо. Ты заранее предупредил меня об уходе. Знал, что мне будет тяжело решить. Золотые подштанники Смотрителя, что мне делать?
Поезд выехал на берег залива и начал подъем на скалы. Путь предстоял долгий, я откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза.
- Вас она примет. Но уж будьте добры, убедите её хоть немного подумать о душе. Завтра нужно посетить храм.
- Я постараюсь.
Талли молилась, уютно устроившись в большом мягком кресле. Глаза закрыты, пухленькие губки беззвучно шевелятся. "Мы плоть твоя и омыты кровью твоей..." - тут же всплыло в памяти. Я знаю наизусть слова их молитв, но мне это не помогает. Слугам Смотрителя заказан вход в Храмы Дождя.
Наконец, девушка закончила, подняла голову и открыла глаза:
- Который час?
- Ещё не поздно. Кстати, Анна просила тебя подумать о своей душе.
Я открыл портфель и вытащил красиво обёрнутую коробку:
- Это конфеты. Тебе. - Положил сверток на стол. - Купил шоколадные. С коньяком.
Она нахмурилась, надула губки и строго посмотрела на меня:
- Значит, я должна думать о душе, когда рядом ты и стопка конфет?
- Что же делать? - произнес я в притворном сожалении, - нет в мире совершенства, кроме тебя.
Схватил Талли в объятия, притянул и крепко поцеловал. А потом для меня мир ненадолго исчез.
- Если бы я уехал, - спросил чуть погодя, - ты поехала бы со мной?
- Куда? - сонно пробормотала она.
Куда? Я не знаю. Осторожно отодвинул от себя спящую девушку, встал с кровати. Подошел к окну, смотрел, как красноватая дождевая вода затекает в трещины на бетонном карнизе. Что же мне делать?
Сейчас...
Меня выводят в крытый проулок, длинный и темный. С краев крыши стеной стекает красная дождевая вода, еле пробивавшийся дневной свет серый и безрадостный.
Тут ждёт фургон - без окон, без опознавательных знаков. Незнакомый Рыцарь Дождя садится впереди, рядом с водителем. Надзиратели запихивают меня в салон, устраиваются напротив. Урчит мотор, мы трогаемся. Слышно, как снаружи бушует ветер, бросая на стены фургона потоки дождя. Сильно трясёт - дорога была ухабиста. Водитель постоянно причитает, что фургон вот-вот опрокинется. Внутри тесно, душно, и я дышу с трудом. Остановка, хлопает дверь кабины, приглушенный разговор снаружи. В тот же миг что-то бьёт по стенкам фургона, дверь срывает с петель.
- ВНИЗ! - знакомый голос в ушах.
Я шлёпаюсь на пол. Автоматная очередь над головой, её заглушает громкий треск. Очередь захлебывается. Тихо. Поднимаю голову. В салон кто-то запрыгивает, негромко щелкает, и передо мной знакомая серая фигура.
- Я же тебе ясно приказал - немедленно уходи, - ворчит знакомый голос.
- Вара..., - шепчу я и теряю сознание.
До...
- Убийство двух сотрудников надзора и сопротивление аресту, - заявил, входя в комнату, следователь, давешний 'знакомец' - рыцарь. - И это далеко не всё, что мы можем вам предъявить.
Я промолчал. Болело все тело. Из-под бинта за правым ухом сочилась струйка крови, щекотала шею. Меня продержали здесь примерно неделю, ни о чём не спрашивая. Лишь регулярно, методично били. Впрочем, без злости, а так - для порядка, как нудную работу выполняли.
Каменные мешок со стальная дверью и зарешеченным окошком. Камера видеонаблюдения в углу. Железный стол. Запястья и лодыжки скованы цепями через отверстия в полу. Можно лишь слегка поёрзать на стуле.
- Где Талли? - негромко спросил я.
- Вам нужно беспокоиться о себе, на данный момент, - раздражённо ответил рыцарь. - Тем более, что на ваш вопрос я отвечать не собираюсь.
Мы замолчали на некоторое время.
- Кто же вы? - вновь спрашивает рыцарь, уставившись в папку - Шпион? Диверсант?
- Я? - притворно удивившись, спросил я. - Я обычный человек...
Договорить не успел. Удар пришелся в раненое ухо, голова резко дернулась в сторону. Вкус крови во рту, боль, и голос:
- Молчи, мразь! Не смей называть себя человеком!
Я помотал головой, восстанавливая зрение. Посмотрел на мужчину напротив:
- Зря вы так.
Рыцарь резко вдохнул и медленно выдохнул сквозь сжатые зубы. Поднял голову и в упор посмотрел на меня:
- Прошу прощения. Сорвался. Нам еще предстоит выяснить, кто вы такой, - Он наклонился вперед и уперся кулаками в стол. - Не пытайтесь увиливать. Особенно после случившегося.
- Ну, тогда казните меня, - предложил я. - Зачем мы вообще разговариваем?
Рыцарь улыбнулся:
- О нет, так легко вы не отделаетесь. Вы слишком ценны, и, возможно, вам удастся протянуть несколько недель. Теперь же я хочу получить ответ на один конкретный вопрос: что вы знаете о так называемом Смотрителе?
- Откуда вы знаете? - спросил я с удивлением без всякого притворства.
- Вы не первый такой у нас, - рыцарь всё так же смотрел на меня в упор, не мигая.
Даже так. Не первый. Я покатал эту мысль в мозгу. Рэйны оказались далеко не глупцами. Ну что ж, чутьё не подвело. Свербящее чувство чужого взгляда в твою задницу последние полгода. Эх, Вара, Вара. А я ведь предупреждал.
Я посмотрел в глаза напротив:
- Говорите напрямик, что вам нужно?
- Что мне нужно? - переспросил мужчина. - Мне нужно, чтобы вы убрались туда, откуда пришли.
- Думаю, ждать осталось недолго, - спокойно ответил я.
Рыцарь с некоторым удивлением посмотрел на меня. Достал пачку сигарет. Выщелкнул одну для себя, вторую всунул мне между губ. Закурили.
- Даже так, - наконец протянул следователь, - что ж, это радует. Но всё-таки. Кто же такой этот Смотритель?
- Бог. - Ответил я. - Единственный из живых.
Посмотрел на мужчину напротив, но тот оставался на удивление спокойным. Продолжил:
- Мы слуги Смотрителя. Прибыли сюда, чтобы помочь.
- Помоочь..., - протянул рыцарь и постучал по папке указательным пальцем: - Здесь список ваших обвинений. Это вы называете помощью?
- Естественно, - согласился я, - поймите одно: путь неважен. Важен результат. А кровь прольется. Ваша, наша. Какая разница?
- Очень, очень благородно, - ехидно заметил рыцарь. - А мы разве просили о помощи?
- А нас не надо просить, мы сами придем. К тому же, вам всё равно придётся подчиниться. Рано или поздно.
- Это вряд ли. У нас есть бог.
- Хозяин Дождя, - кивнул головой я, - боюсь вас огорчить, но он всего лишь суеверие. Кроме Смотрителя, боги мертвы.
Рыцарь как-то долго, и, как мне показалось, даже с некоторым сожалением смотрел на меня. Потом убрал папку в сумку, поднялся, постучал в дверь.
- Вас перевезут в другое место. Более безопасное. - Приподнял шляпу на прощание. - Возможно, мы с вами больше не увидимся. Так что, прощайте.
Сейчас...
- Все решено, - Вара раздраженно машет рукой, - Смотритель уходит с Рэйна и запечатывает его на пару веков. Все, кто сумел уйти живым, уже здесь. Сворачиваемся в течение суток.
- Решено, так решено, - безразлично киваю я, - но меня волнует другое. Где она, Вара?
Серый умолкает, прячет глаза, ёжится.
- Где она, Вара? - повторяю вопрос. - У рэйнов? В Надзоре?
- Нет. - Голос Серого звучит глухо. - Они её не тронули. Но ты знаешь протокол. Все, кто плотно контактировал с нами, подлежат ликвидации.
Пустота. Гулкие удары - сердце. Равномерно и неотвратимо отсчитывает года прожитого существования. Равномерно и неотвратимо... сухая ладошка Щепки в моей ладони... испуганные тёмные глаза... 'Талли, беги!'... мёртвая голова в красной луже... хрупкая фигура под красным дождём... двенадцать патронов в магазине... железные пальцы на шее... багрянец... её кровь должна отливать багрянцем... ты знаешь протокол... должны быть ликвидированы... должны быть... это мой дар... я - праведник!
В красных лужах кровь не видна.
Огонь постепенно затухает, шипит под вялыми струйками красного дождя. Дымящиеся развалины и обгоревшие, расчленённые трупы внутри. Все, кто сумел уйти живым. Вы все останетесь здесь - я так решил. Она дарила мне жизнь, когда была жива. Теперь я мёртв - и это мой подарок. Посылка. Месть.
Я поворачиваюсь и вижу Вару. Сейчас он не серый. Стоит, вытянувшись во весь свой трёхметровый рост, четыре полупрозрачных крыла плавно двигаются, кружась в причудливом танце. 'Ты сошёл с ума' - я не слышу его, лишь улавливаю движение губ. Я делаю шаг вперёд. Вара усмехается. Хранитель. Мне не одолеть хранителя. Впрочем, не важно. У меня внутри пустота. И сердце. Равномерно и неотвратимо отсчитывает года прожитого существования. Я делаю ещё шаг. Вара поднимает руку и указывает на что-то за моей спиной. Мне всё равно, я не собираюсь оборачиваться, но чуткий слух улавливает лёгкие шаги.
'Талли?!' - голос скрипит, словно металл по стеклу. Она не успевает ответить. Четыре полупрозрачных крыла нависают надо мной...
После...
Небольшая тусклая комната. Диван, стол, пару и стульев и окно в полстены. Красные дождевые капли вяло стекают вниз по стеклу. Время - вязкая муть, густое масло, что цедится сквозь мелкое сито. Впрочем, мне безразлично. Я лежу на диване, слепо уставившись в окно. Два раза в день приходит надзиратель: приносит еду. Я ем, не ощущая вкуса, не понимая зачем.
Однажды меня навещает он. Мой 'старый' знакомый - Рыцарь Дождя. Теперь он прячет глаза за чёрными стёклами очков. Берёт стул, садится рядом. Смотрит. Молчит. Через полчаса ему надоедает - начинает говорить.
'Боги мертвы? - голос его убаюкивает. - Но боги не умирают. Они лишь уходят, оставляя вместо всяческих смотрителей. Кладовщиков. Завхозов. Подлиз, что пользуются объедками со столов. Полотно бесконечно, и приходит момент, когда эти недобоги сталкиваются с настоящим созидателем. Хозяином Дождя...'
Голос его убаюкивает. Я закрываю глаза. Отключаюсь. Засыпаю.
На следующий день он приходит вновь. Берёт стул, садится рядом. Смотрит. Продолжает:
'Мы плоть твоя и омыты кровью твоей. Для вас - пустые слова молитв. Для нас - реальность. Мы семя его. Красный дождь - не просто вода. Вы в мошонке у демиурга, мой загадочный некто...'
Я поворачиваюсь. Он замолкает.
- Где она? - с трудом разлепляя губы, спрашиваю я.
Он опускает голову, отвечает:
- Мы не нашли её тела. Но могу сказать точно - её нет по эту сторону. Мы чувствуем такие вещи.
- Чувствуете?
- Да, - кивает головой он, - каждое биение жизни и приход смерти. Мы - общее семя.
- Ясно, - пустота вновь заполняет душу, говорю безразлично, - просто убейте меня. Мне всё равно. Он качает головой:
- Мы пытались. Но вы возвращаетесь. Как тогда.
- Вара? - спрашиваю я.
- Вы убили его. А он вас. Вы были мертвы, мой загадочный некто. И вернулись. И мы убили вас снова. И снова. И снова. И снова. И снова. - Он ненадолго переводит дух. - И снова. Но вы всегда возвращаетесь. Вы очень хотите жить?
- Нет, - слабо шепчу я. - Это дар. Дар Смотрителя. Я - праведник.
Он отрицательно качает головой, морщится:
- Нет, - говорит раздражённо, - Смотритель ничего вам не давал. Вы - семя. Такое, как мы, но чужое. Опасное. Непредсказуемое. Иное.
Он отстегивает от пояса боевой нож, протягивает мне:
- Каждому отмерено своё. Есть смерти, которых нет. Которых не избежать. И после которых нет возврата. Вы умрёте. Если сами того захотите.
Подносит руку к очкам, говорит загадочно:
- Никогда не угадаешь, кто ждёт тебя по ту сторону дождя...
Всегда...
Он снимает очки и впивается в меня взглядом. У него нет зрачков, чистая красная вода плещется за прозрачными стенками роговицы. Я беру нож, пробую на палец - лезвие бритвенной остроты - провожу по запястью, оставляя кровавый след. Струйки багрянца на бледной коже, алое на белом. За окном мерно шумит красный дождь.