Нас разбудили. Странное ощущение, будто приходишь в себя после наркоза. Резкий свет после долгой темноты. Двери капсул с усилием открываются, и приходится выйти еще не понимая, где ты и что происходит. Наш отсек был небольшим, нас человек десять. Люди в форме резкими голосами говорят нам встать вдоль линии, и я едва не падаю с первым же шагом - ноги страшно затекли после лет неподвижности. Но я удерживаю равновесие, как и остальные. Мы выстроились, странно одинаковые в простых серых рубахах ниже колена. Двое военных стоят по бокам от входа, ещё одна сотрудница подходит к стоящему с краю мужчине и строгим голосом начинает опрос:
• Имя, фамилия, дата рождения.
• Я..я не помню. - Мужчина выглядит растерянным и озирается по сторонам, словно кто-то может подсказать ему его имя, словно он потерялся где-то в незнакомом городе и спрашивает дорогу.
Женщина почти никак не реагирует, только на секунду распахивает широко глаза, а потом берет себя в руки:
• Не волнуйтесь, все в порядке. - Она кивает двоим у входа и они отмечают что-то в своих планшетах.
Один из них шепчет:
- Опять вперемешку?
- Бардак! - Второй отвечает ему так же шепотом, но я стою рядом и слышу.
Сотрудница начинает опрашивать следующего проснувшегося:
• Имя, фамилия, дата рождения.
• Томилин Александр Петрович, 26 января 2057 го.
• Ваша профессия?
• Инженер программного оборудования
• Семейное положение
• Женат, сыну 13 лет.
Мужчина отвечает уверенно, постепенно вспоминая факты биографии. Мне становится не по себе - я не помню вообще ничего, и что бы не говорила девушка в форме, не было это нормальным. У меня есть пара минут, чтобы все придумать, а впрочем, насколько достоверным может быть придуманный за пять минут обман?
Но я должна попытаться, хотя бы что-нибудь, хотя бы имя!
Что я вообще знаю? Я напряжённо пытаюсь вспомнить что-нибудь, мысленно перебираю женские имена в надежде, что одно из них отзовётся внутри.
Надежда. Надежда, Вера, Любовь. Ирина, Марина, Екатерина, Валентина, Октябрина. Серьезно? Ха! Было бы неожиданно. Анно. Анна... Что-то близкое, может, оно?
А фамилия? Да что я вообще помню? Пушкин. Онегин. Сказка... Сказка о Царе Салтане. А ткачиха с поварихой...
Сотрудница встаёт передохну мной и я готовлюсь как приговорённый к казни.
• Имя фамилия, дата рождения!
• Уварова Анна Петровна…
Она резко отворачивается от меня и прижимает пальцем наушник:
- А я откуда знаю, это что в мою смену было? - Она роняет ручку на пол, и я тороплюсь поднять.
• Спасибо! - Она смотрит на меня загнанным взглядом. - Вы ведь сотрудник атмосферного контроля?
• Да, - я бодро киваю, даже представления не имея, что это.
Она оборачивается к мужчинам у входа:
- Андрюш, проводи, и так опаздываем! - Смотрит на меня. - Там все расскажете.
Я выдыхаю, кажется, только что выиграла больше времени. Андрей выдаёт мне плащ, и выводит на «улицу». Я машинально смотрю на небо, но вместо знакомого голубого купола над головой кабели и трубы тонут в сероватой подсветке, воздух такой сухой, что я закашливаюсь. Мой провожатый только усмехается.
• Вы уж им там скажите, что так жить невозможно. Дышать нечем! Пусть хоть раз в день увлажнитель включают.
Мы проходим мимо однотипных блоков с капсулами спящих.
• Бардак у нас здесь, девушка. С начала полёта уже три раза процессор отказывал, это за сто десять лет. Данных не осталось почти, плывем черт знает куда вслепую. Данные по мертвякам этим, ну, по спящим то есть, стёрлись нахрен. Будим теперь наугад почти, по данным с бумажек. Вот сегодня десять человек ради вас разбудили. Но это ничего, рук не хватает, всех пристроим. Жаль только эти, непомнящие опять попались, на кой ляд они нам тут, в закрытом пространстве!
В голове моей начинает проясняться. Я по-прежнему не помню ничего о себе, кто я, откуда, как оказалась здесь, зато я вспоминаю название корабля. «Корабль поколений». Проект тысячелетия. Колонизация других планет, новые возможности, новые ресурсы, новые горизонты человечества. Ещё бы им не быть новыми. Скорее уж последние. И единственные. Ещё бы не исследовать новые планеты, если на старой оставалось 15% пригодной для жилья суши, а теперь, должно быть, и того меньше.
В кабинете уставший пожилой мужчина смотрит в монитор компьютера. Несмотря на вездесущее искусственное освещение, взглянув на него, я понимаю, что на корабле дело к «вечеру». Он смотрит на меня с любопытством и даже какой-то надеждой, заглядывает в глаза и похоже, не находит, что искал. Со вздохом он открывает досье, которое ему оставил Андрей.
• Значит, Уварова Анна Петровна..По вам нет данных?
• Сотрудники спешили..они сказали, что вы заполните файл с биографией.
• Да, конечно, мне то уж все равно нечем заняться!
Он усмехается и смотрит на меня ещё раз, затем опять в досье.
• Год рождения, семейное положение, дети, домашние животные...Какого цвета был ваш первый велосипед?
Он вскидывает брови почти до корней волос
• Да чтобы я сам это помнил! - Он встаёт из-за стола и идёт к шкафу. Оттуда он достаёт два тома страниц по пятьсот. - Значит так, вот вам регламент работы. А вот инструкция к оборудованию. Выходите вы через два дня, если со всем этим разберётесь, то все вы помните.
Сверху он бросает до смешного тонкий файл досье:
- А эти мемуары сами заполняйте.
Я разобралась. Вечером, когда осталась одна в выделенной мне квартире, я открыла полученный талмуд, и первый ужас от обилия терминов спустя минуту сменился постепенным узнаванием. Я не помнила, кто я, откуда, когда я успела все это выучить, но перелистывая страницу за страницей, понимала, что мне все легче читать, что я даже могу предсказать, неизвестно как, что будет написано в следующем разделе. Иногда абзацы и целые страницы в моей голове звучали рассказанные чьим-то голосом.
Один из них я смогла вспомнить, Ярослава Олеговна. Она была уже очень пожилой, когда мы у неё учились. Она говорила: «Если и есть что хорошее в наших временах, так что наконец студенты на курсе стали такими умными, с таким-то отбором!».
Я вспомнила чьи-то рассказы о том, что контроль атмосферы, да и вся экология когда-то не были ни особо престижными, ни значимыми областями. Туда шли те, кто не смог поступить на лучшие факультеты, или настоящие фанатики, которых считали не совсем адекватными. Там кое-как доучивались, чтобы всю жизнь заниматься исследованиями в стол или организовывать группки активистов по борьбе за что-то или против чего-то и считаться почти юродивыми.
Все изменилось за тридцать лет - после открытия химического оружия локализованного поражения и сброса первой бомбы. Даже не представляю, насколько безумными были люди у власти, которые принимали все эти решения о стратегических ударах, насколько наивными они были, чтобы верить, будто очередной ракеты хватит, чтобы взять мир за горло, а их самих ничто не коснётся, но они сделали то, что сделали. Серия обмена ударами, и на Земле начался ад. Леса обращались в обугленные могильники, вода и почва были насквозь отравлены, но быстрее всего заражение и следующие за ним смерти и эпидемии распространялись по воздуху. Жизнь города или целой области могла быть делом нескольких минут, смотря до чего додумались научные работники из штаба противника.
Для защиты в крупных, «стратегически важных» городах стали строить очистные сооружения. Огромные мощные плотины, станции, меняющие потоки воздуха. Сперва их задачей было не пропустить в город ядовитые газы, но конструкторы быстро расширили их функции: воздушные плотины начали контролировать состав воздуха в городах на постоянной основе. Они регулировали влажность, содержание кислорода и примесей, позволяли провести ионизацию при карантине и даже добавить в атмосферу полезные соединения, влияющие на здоровье и психику. Когда я поступала в университет, на факультет контроля и очистки атмосферы было не пробиться.
В первый рабочий день я присутствовала на стандартной процедуре центрифужного анализа. Результаты были странными - содержание воды было даже выше нормального значения, но воздух в открытых помещениях был настолько сухой, что уже больше половины попадавшихся на «улицах» прохожих ходили в респираторах. А ещё, судя по подготовленному отчету за квартал, многим такие меры не помогали.
• Не понимаю! - тот самый пожилой мужчина, наш начальник Всеволод Романович сосредоточенно смотрел в прозрачную пробирку, как будто мог разглядеть в ней причину невооруженным глазом. - Все контролируется, каждый выброс каждой системы циркуляции. Что же это за соединение такое, что оно ничем не фиксируется!
Я смотрела в журнал, пробегала взглядом длинные ряды таблицы газов, соединений, веществ, взвесей в пробнике воздуха. Ничего из перечисленного не могло давать такого эффекта.
• Ладно, - наконец он отложил колбу, потеряв надежду разглядеть отраву. - Соберёмся после обеда, будем дальше думать.
Коллеги начали одеваться- все жили вблизи работы, уходили домой на обед. Я тоже пошла к гардеробу, но меня окликнула лаборантка.
• Анна Петровна?
Я торопливо обернулась, боясь выдать, что называюсь не своим именем.
• Точно домой хотите? А то мне далековато идти, я здесь ем, и готовлю я много, угощу вас… Меня саму только год как разбудили. Меня Наташа зовут.
На кухне мы обедали вчетвером, я, Наташа, ещё одна лаборантка Люда и сотрудник инженерной группы Матвей. В первые дни я отмалчивалась, боялась сказать что-то не то, боялась, что меня поймают на каком-то обмане, но со временем узнала их немного лучше и стала меньше беспокоиться. О себе я рассказывала, что до вылета жила на Дальнем Востоке. Муж военный, спящий, двое детей. Про детей я сначала не хотела придумывать, а потом сказала, сама не знаю почему.
От коллег я узнала, что спала уже не меньше ста десяти лет - столько длится полет. Что биографическая информация по спящим пропала после аварии центрального процессора, а в бумажных журналах, единственном сохранившемся носителе, данных было совсем мало: пол, возраст, профессия, краткая характеристика состояния здоровья - не более 50 слов. Так что когда им понадобился сотрудник, меня будили можно сказать наугад, выбрав из сотен таких же.
В первый же день я вернула Всеволоду Романовичу сводку с выдуманной биографией, но никто не озаботился тем, чтобы ее проверить, никто не ловил меня на лжи. Большинство пробудившихся сохраняли память. У тех, кто ничего не помнил, ее стирали специально, среди таких были преступники, наркоманы, осужденные, которым удалось выжить и которые тоже стали ценным ресурсом для вымирающего человечества. Память им стирали второпях, грубо, так что они вслед за биографией забывали порой элементарные вещи. Все они были пригодны только к низкоквалифицированному труду - профессиональных навыков после такой зачистки не сохранялось. Так что, когда все поняли, что я справляюсь с обязанностями, ни у кого и мыслей не осталось, что я непомнящая.
Сама я часто по вечерам смотрела на себя в зеркало, я видела умное доброе лицо. Я интеллигентная образованная женщина. Не воровка и не наркоманка. Почему же я ничего не помнила? Целый месяц несмотря на все попытки понять внутри меня была пустота. Но видимо, сложно не уничтожить личные воспоминания, сохраняя профессиональную память. Воспоминания стали ко мне возвращаться
Первый проблеск произошёл неожиданно. Мы пили чай на работе, и Наташа рассказывала о доме в сибирском городе. Тем, кто родился на корабле, рассказы казались фантастикой.
• Хорошо там было, только темнело рано с осени до весны.
Как будто на экране я увидела другую комнату, с окном, выходившим на улицу. Я вспомнила синюю мглу и свет фонаря, который помогал ее рассеивать. Часы на стене и мысль: «Только пять! А уже такая темень». А ещё я вспомнила лес, настоящий хвойный, живой. Он качался зелёным морем и казался таким могучим! Даже не верилось, какой он хрупкий на самом деле. И ладонь на моем плече, рукав темно-синего пиджака, не военной формы. « Здесь у нас все будет хорошо». А потом смутная боль и знание, точное знание, что не будет. Снегопад красного цвета. Машинально я спрашиваю:
• У вас был красный снег?
Наташа смотрит на меня с непониманием:
- Нет, только белый.
На очередном собрании мне было, что сказать.
• Нужно проверить состав на бромфилуцин.
Всеволод Романович посмотрел на меня с сомнением:
• Бромфилуцин меняет оттенок воздуха, наш прозрачный.
Про это я знала, но знала и что это не всегда так:
• Не обязательно: с соединениями он вступает в реакцию и становится незаметным.
• Если бы это был такой яд, мы бы все уже умерли.
• Смотря от какой дозировки!
Для проверки на наличие вещества химического оружия пришлось доставать реагенты с разрешения военного командования. Все ждали результатов реакции затаив дыхание, после стольких месяцев поисков и отсутствия малейших зацепок. А я смотрела в анализатор с уверенностью, не помню когда и как я об этом узнала, но сомнений в том, что это за вещество, у меня не было.
Положительный результат.
Все вздохнули с облегчением, но затем напряглись ещё больше. Значит, диверсия. Неужели, военная?
Всеволод Романович вызвал меня в кабинет. Сидя за столом, он листал досье с моей биографией.
• Анна Петровна, специалист первой категории, 2087 го года рождения..Замужем?
• Да.
• Есть дети?
• Да, девочка и мальчик.
Он посмотрел на меня поверх очков:
• Вы много кому это говорили?
У меня все похолодело внутри.
• Нет.
• Это хорошо. - он закрыл папку и бросил на стол. - У вас не может быть детей по состоянию здоровья. Хотя была попытка родить.
Я стояла замершая, не зная что сказать. Он смотрел на меня с минуту и отвернулся.
- Ну что же, идите, до завтра, Анна Петровна.
Я не верила своему счастью, одного его слова было достаточно, чтобы меня казнили за такой обман!
Значит, не говорить про детей. Мысль отозвалась болью, словно они у меня на самом деле были, а потом их внезапно отняли. Бесплодие. Из-за яда становилось все более распространённым диагнозом. Сперва у каждой четвёртой женщины, у каждой третьей, затем у каждой второй. Попытка родить. Два пустых слова. Для меня они обрели смысл ночью, это воспоминание пришло во сне.
«Только не клади руку на живот!». Я знала, что не могу иметь детей. Не могу даже забеременеть. Я почти смирилась, когда вдруг поняла, что у меня появился шанс. Какая-то часть меня понимала, что мне не выносить ребёнка, что каждый день беременности я рискую собственной жизнью, но тогда эта часть уменьшилась, съежилась, растворилась в море первобытного инстинкта, женского стремления родить, тоски по детскому запаху, голосу, ощущению тяжести на руках. Я скрывала четыре месяца, пока в один миг перед глазами все не потемнело.
Я очнулась в палате, обескровленная, подключённая к трём системам. Мужчина в темно-синем пиджаке сидел рядом и сжимал мою руку. Он злился на меня и жалел. Он плакал. А ночью я спустилась в морг, я нашла свою девочку, я узнала ее. Мою Анечку. Боже, как страшно это было! Она была деформирована, несчастный клубок костей и кожи. У меня не было шанса. У неё не было шанса. Я рыдала прямо на полу, а потом вернулась в палату и мне на глаза попались оставленные на столе яблоки. Круглые, красные, отравленные. Отравленные фрукты, отравленное питье, яд, яд, всюду яд! Они отравили меня, убили, убили мою девочку! Я топтала фрукты пока они не превратились в кашу.
На следующий день мы обсуждали, как найти виновника. Того, кто травил воздух.
• Думайте, где можно достать этот яд!
• У военных? - версия на поверхности, но все понимают - у них его не достанешь.
• Думайте ещё!
• Он может входить в состав пестицидов.
Мы смотрим на Матвея, как на пророка и всем отделом идём в оранжерейный отсек. На складе обнаружена недостача.
Вечером Всеволод Романович собирает нас всех на собрание.
• Теперь мы знаем, откуда яд. И ещё мы знаем, что ни у кого из сотрудников оранжереи нет доступа к системе циркуляции. Так что, если это не военные..- он обводит комнату взглядом. - сегодня все ночуем здесь.
Мы впервые смотрим друг на друга враждебно, с подозрением. Неужели кто-то из нас убивает людей? Хладнокровно, постепенно, день за днём. Когда все вскрылось, отравитель не мог позволить себе растянуть удовольствие. Он мог только попытаться уничтожить всех разом, выпустить в воздух всю дозу, что у него есть. Конечно, все не умрут, кто-то спасётся, но скольких мы потеряем? Я не понимала, что происходит. Как кто-то мог быть таким чудовищем?
Мы оставались все время в комнате для собраний. В туалет выходили по парам. Уже ближе к двенадцати я встала, со мной пошла Наташа. Когда я мыла руки, в зеркале я увидела ее отражение. Она не была собой, бледная, с лихорадочным блеском в глазах.
• Помогите мне выйти. - Я смотрела на неё, не веря тому, что вижу.
• Наташа..
• Помогите мне, Марина Игоревна!
Я не могла ничего сказать. Это мое имя?
• Так значит, вы правда ничего не помните?
Я покачала головой.
• Наташа, но зачем..
• Мы должны умереть, Марина Игоревна, мы должны умереть, неужели вы не видите! Мы сами яд, вирус. Мы погубили Землю, погубили планету, понимаете? А теперь все эти военные, они говорят, что там, куда мы летим, есть жизнь. Я хочу, я просто хочу защитить ее от нас! - она отошла от меня к стене и покачала головой. - Ведь вы же сами..вспомните!
И я смогла вспомнить. Сначала я вспомнила запах. Гнилостный нутряной запах разлагающегося тела. Мужчину звали Виктор. И он умирал. Три трансплантации за семь лет, и печень снова отказывала. Он попросил пить, и я понесла ему стакан воды, но он выпал у меня из рук по дороге. Яд, я несу ему яд! Я сползла по стене в коридоре и завыла, а на плазме очередной великий командующий говорил об очередном решающем ударе, который переломит ход войны.
Ракету должны выпустить на рассвете с временного полигона в сибирском городе Н-ске. Я смотрела на незнакомого мужчину в форме и ненавидела его. Я даже не знала, что умею так ненавидеть. Ничего вы не выпустите завтра на рассвете. Вы все сдохнете! Как мой муж. Как моя дочь. От вас надо избавиться! Сейчас на моих руках не хватало колец. Одного на правой руке на безымянном пальце и одного на указательном на левой, от мамы. У меня были кольца на руках, когда я зашла в комнату с образцами оружия, тогда у меня был доступ. Маленькая склянка с рубиновым порошком, чистый концентрат. У меня были кольца на руках, когда я высыпала порошок в дозатор и включила циркуляцию на полную мощность. Я шла по улицам в респираторе с максимальным уровнем защиты, и видела людей вокруг. Они выбегались из домов, падали на землю. Воздух был мутным от примесей, а к утру над городом пошёл снег, он был красным.
Я посмотрела на Наташу, а потом позвала на помощь.