Редкие роботы-уборщики, довольно урча, всасывали опавшие листья с тропинки посреди парковой аллеи. Декоративные кустарники живой изгороди с блестящими, глянцевыми на вид листьями и соцветиями круглых белых плодов-горошин выделялись на фоне пожелтевших лип. Двое, парень и девушка, неспешно прогуливались.
- У тебя неправильное имя, оно тебе не подходит, - повторила в очередной раз Лия, надеясь обратить на себя внимание Ивана. Он вел себя странно, но Лию это не смущало, главное - идти рядом, быть ближе к чудаковатому соседу по улице. За последний год из хлипкого, переламывающегося в пояснице подростка Иван превратился в статного симпатичного парня и привлекал всеобщее внимание.
- Вряд ли он слышит меня, - подумала девушка, наблюдая, чем занимается Иван: срывает по листочку с разных кустов, мнет в руках, обнюхивает, выбрасывает, топчет к неудовольствию рассерженно урчащего ближайшего робота, виртуозно вырулившего на уже убранную территорию. А до того зачем-то измерял шагами ширину тропинки, расстояние до живой изгороди, приседал и смотрел, запрокинув голову под разными углами, на небо по-осеннему блеклого голубого цвета
- Слышишь ли ты меня, чурбан этакий? – в сердцах продолжила девушка, страдая от непонимания.
- Слышу, слышу. И какое мне больше всего подходит? Разве ты не знаешь, что при выборе имени программа просчитывает все нюансы нашего происхождения, предков по материнской и отцовской линии вплоть до седьмого колена. Раз ты меня назвала чурбаном, то получается, что я обязан своим происхождением какому-то дереву. Кто я? Тополь? Дуб?
- Опять шутишь…Я бы назвала тебя – Фоб!
- Греческих мифов начиталась? Только там не Фоб, а Феб.
- Высоко летаешь! Куда тебе до Аполлона!
- Лиечка, милая, не злись! Тебе не кажется, что вокруг нас не настоящий мир? - Иван присел на корточки перед девушкой, обхватил крупными ладонями её маленькие ладошки.
- Понимаешь, вокруг нас улицы, дома, парки. Можно прогуляться в твоей любимой оранжерее, можно сходить в гости к друзьям, к родителям. Но почему, почему я ни разу не видел и не встречал в нашем городе трамваи, автобусы, автомобили…
- Есть Мобили, зачем тебе такой архаичный транспорт? Наивный…
- Это мечты мои. А запрещенные территории? Что там?
- Неужели не знаешь? Ой…я забыла, что тебе еще нет четырнадцати.
- Хочу увидеть, степи, леса, горы, иногда я ложусь у себя в комнате на спину, закрываю глаза и представляю. Как звезды обступают меня и…- Иван вскочил, не сдерживая эмоций.
- Это тоска по утраченной природе. Успокойся, нет давно ни степей, ни гор, ни морей, зато вокруг нас удобно устроен мир: ты не задумываешься, где брать еду, где жить, чем заниматься. Слушай, откуда ты знаешь про степи, горы, леса, ведь ты еще не прошел Посвящение?
- И не допущен полноценно к кристаллам Знаний, хочешь сказать? Так знай, я давно прочел то, к чему нет доступа детям. Я бы мог и видеотеку просмотреть, но это было бы заметно со стороны, что я не такой, как все.
Лия вспомнила разговор годичной давности со старшим наставником, свою досаду, обиду, расстройство, когда их, четырнадцатилетних, посвятили в тайну города. Большинство подростков нескрываемо обрадовалось, узнав, что город - парк вовсе не город, а всего лишь малая часть огромного межпланетного корабля, крохотной молекулы в масштабах Вселенной. Расстройство Лии не могли уменьшить даже возможность путешествия в недоступные ранее отсеки, знакомство с устройством летающего Ковчега, открытый доступ к секретной библиотеке о прошлом планеты, откуда вылетели люди. Девушка не могла объяснить себе, почему Посвящение, которого она так долго ждала, не принесло ей никакой радости. Подобное разочарование она испытала при первой встрече с родителями в трехлетнем возрасте: группу детишек вместе с воспитателем привели в большую комнату с взрослыми дядями и тетями, которые бросились их обнимать, целовать, говорить какие-то глупые слова вроде - «какая прелестная малышка…ну разве не чудо наш мальчик» и что-то еще подобное. Некоторые дети расплакались, даже рыдали, а Лия хотела лишь одного – поскорее вернуться к любимым играм.
Одиннадцатилетний Большой цикл до Посвящения пролетел очень быстро, и после торжественной церемонии с вручением электронных ключей к недоступным ранее зонам Ковчега у Лии не было восторга, а хотелось плакать, рыдать в голос, как малыши в трехлетнем возрасте. Она выходила из аудитории, когда её окликнул Наставник,
- Задержись, пожалуйста, Лия!
- У меня генетика по расписанию.
- Я сообщу Учителю.
Лия кивнула головой. Что-что, а по субординации ранг Наставника был выше ранга Учителя.
- Вижу, тебе не понравилась новость о корабле - Ковчеге. Совсем не понравилась. Знаешь, почему? – и, не дождавшись ответа, продолжил. - Я вспоминаю себя пять Больших циклов тому назад. До Посвящения я был беспечным и жизнерадостным мальчиком. Со сверстниками мы изучили все потайные уголки Города, у нас были секретные штабики в густых зарослях парка, да-да, тогда они не были такими аккуратными и ухоженными, как сейчас. Мы играли в ковбоев и первооткрывателей и мечтали выйти за городские стены. Мы завидовали взрослым, спокойно проходящим через ворота, но нас, мальчишек, сразу же отбрасывал назад защитный барьер. Позже мы создали иллюзию целостного мира внутри барьера, и теперь подро…дети даже не знают от существовании мира за стенами.
- Фоб? Это что-то обидное? - Иван стоял лицом к лицу, и когда он успел подняться с колен? - Обидное, да?
- Нет, конечно! – вынырнув из неожиданных воспоминаний, Лия вздрогнула. – У тебя навязчивые фобии, вечно что-то где-то мерещится. Потому и Фоб! Зачем ты листья раскрошил, что ищешь?
- Не настоящее всё это. В книжках описывается аромат духов, похожих на спелую траву…ты чего?
Девушка засмеялась от души и взахлёб.
- Любовные романы читаешь?
Покрасневшие щеки подростка выдали его с головой, но Иван не стушевался,
- Читаю классику, ну и что? Ладно, зови меня Фоб, мне все равно с некоторых пор кажется, что не только вокруг всё ненастоящее, но и за мной следят из каждого угла.
- Это я слежу!
- Ты? И днем, и ночью? Почему?
- Нравишься ты мне. Ну, пока, вот и моя оранжерея, – приложив руки к пылающим от смущения щекам, Лия резко остановилась перед стеклянным зданием и вошла.
- Стой! Ты не можешь за мной ночью следить, а днем я всегда тебя замечал, хоть ты и пряталась.
Но Лия уже закрыла за собой дверь.
Как объяснить необъяснимое чувство пронзительной незащищенности и стеснения в любом замкнутом пространстве тому, кто никогда этого не испытывал? Сколько себя помнил Иван, а чётко он помнил себя почему-то с двенадцатилетнего возраста, его не покидало неясное ощущение слежки, невидимого неотступного взгляда за спиной. Пытаясь поймать тайного соглядатая врасплох, мальчик иногда неожиданно поворачивался, но сзади никого не было. Жаловаться врачу или родителям он боялся. Родители казались ему ненастоящими, похожими на говорящих кукол без эмоций и человеческой теплоты, вряд ли они его поймут.
С двенадцати лет дети жили в пансионате посреди красивого парка, под присмотром Наставников. День подростков был расписан до мелочей, до секунды: в зависимости от способностей и физических возможностей каждого выбирались необходимые занятия, спортивные тренировки. Были и обязательные ежемесячные визиты к врачу, и заикнись лишь о том, что тебе мерещатся преследователи за спиной, исчезнешь в неизвестном направлении, как случилось с близким другом Ивана. Миша удивительно мог предсказывать действия Наставников и Учителей. Друзья его не выдавали, ведь одно дело - неожиданно получить экзаменовку на уроке, а другое - быть заранее готовым. Иван пытался рассказать родителям на очередном родительском дне, что сильно скучает по соседу, но наткнулся на глухое непонимание. Там, за пределами детского парка, сказала мать, нужны специалисты по самым разным направлениям, вот поэтому способные дети уходят из пансионата чуть раньше, а больных, если такие будут, переводят в санаторий. Иван не считал себя способным, значит, его поведение - отклонение от нормы, болезнь. И ему совсем не хотелось попасть в непонятное заведение с непонятным названием и больными детьми.
Иван хорошо запомнил вечер перед исчезновением Миши, когда он предложил ему поиграть в индейцев. Говорил громко: «Давай построим вигвам индейцев», накрывал себя и Ивана подушкой и шёпотом жаловался, что ему кажется, кто-то слышит его мысли и лезет в голову. Иван тоже шепотом отвечал, «что ты, что ты, это телепатия, все про это знают», но друг очень серьезно шептал еще тише… «это не то, это очень страшно».
- Миш, как ты это узнаешь? И про учителей?
-Тише! Просачиваюсь через стены…становлюсь…и, резко подпрыгнув на кровати, кинул в него подушкой. - Не умеешь вигвам строить! Ну тебя!
Послушался стук в дверь, тут же следом заглянул Наставник,
- Тише, пора спать.
Миша долго лежал молча, потом шепотом продолжил.
- Я телепат, и это знают Наставники, они умеют читать мысли. Еще умею просачиваться через стены, это не телепортация, так могу только я. Спишь? Хорошо, что спишь…
Просочиться…Иван не понимал, что это означало в Мишином варианте, но для себя придумал игру в просачивание. Это началось с чтения классической литературы, с пейзажных описаний. Что-то было в школьной программе, а часть он просто прочел на кристалле, который обнаружил спрятанным в своей подушке, последний подарок от Миши. Кристаллик размером с маленький ноготок слабо мерцал фиолетовым цветом и имел удивительную способность подчинять себе полностью, не подавляя волю. Зажмёшь Фиолет в кулаке перед сном, и начинаются удивительные сны с красивыми людьми на красивой планете, где дети живут с родителями вместе и гуляют по вечерам, там малышей катают в колясках, там смеющиеся люди на песчаных пляжах, густые тенистые леса и ярко залитые солнцем луга, там солнце не тусклое и однообразное, а каждое утро встаёт, заливая розовым светом улицы городов и маленьких поселений, а по вечерам клонится, освещая горизонт оранжево - красным или багряным закатом. После этих снов Иван видел ненастоящесть родителей, их дежурные улыбки…и где, в конце концов, в их городе дети младше двенадцати лет?
Иногда получалось вызвать необыкновенные видения и без Фиолета, эти видения были ярче и убедительней. Впервые он увидел планету сверху с высоты одной из горных вершин – узкие бурные речки извилисто текли меж глубокими ущельями, спускаясь в долины, снежные хребты лежали под вечными снегами, дальние отроги казались сиренево-сиреневыми в лучах заходящего солнца и на фоне резко темнеющей полоски неба. Хотелось плакать и биться в стену, осознавая, что ты заточен в рамки города, и нет из него выхода. Но приходило спасение сверкающими яркими точками в непроглядной темноте и ослепительной звездой вдали, что манила и звала…
И тогда Иван засыпал, умиротворенный и счастливый.
- Ты зовешь его Фоб? – полувопросительно, полуутвердительно сказал Наставник.
- Вы нас подслушивали! Иван был прав насчет слежки.
- Я тебя ждал в оранжерее, а вы громко разговаривали.
-Тогда вы знаете, почему я так его зову.
- Вот поэтому я просил тебя с ним подружиться, ведь тебе по нраву этот парень?
- Я не буду рассказывать про него, он хороший.
- Странно, что он всего боится, за ним никто не следит из взрослых, скоро Посвящение, тайны Корабля вдохновят его.
- Какие тайны на мертвом и ненастоящем Корабле? Может, мы все живем под куполом глубоко в недрах планеты, а вы нас обманываете, как обманываете с родителями.
- Не обманываем. Мы бы сами рады обманываться. Откуда ты знаешь про родителей?
- Значит, это правда? Родители ненастоящие, просто похожие клоны?
- Не говори так, Лия. Мы находимся в полете больше пятисот лет, нельзя было пустить всё на самотек. Есть камеры анабиоза, есть лаборатории клонирования, и дети встречаются с теми, чьи клетки пошли на клонирование.
- Поэтому нет маленьких детей?
- Есть до трех лет. Надо выявить в этом возрасте их способности. Встреча с родителями настоящая, после этого все малыши погружаются до двенадцати лет в искусственный сон с индивидуальным обучением.
- Вот почему Иван говорит, что все вокруг ненастоящее! А вы настоящий? Хотя да, вы говорили, что помните себя пять циклов тому назад. Значит, настоящий.
- Все Наставники настоящие. Но, если посчитать сколько раз мне обновляли все органы, то от первоначального во мне остался только мозг. Я правильно понял, что Иван об этом догадывается? Это его фобия – все вокруг клоны и автоматы?
- Ему кажется, что за ним следят постоянно. Он хочет вырваться отсюда.
- Куда вырваться с корабля? В Бездну? Мы давно потеряли надежду найти место причала. Пока позволяют запасы еды и топлива, так и будем дрейфовать в Чужой Галактике. Наивные! Верили, что планеты, пригодные для жизни, будут на каждой остановке. Пришлось перейти к планированию воспроизводства клонов, к камерам анабиоза.
- И никакой надежды?
Сегодняшний сеанс просачивания начался как обычно – Иван сжал Фиолет в руке, удобно расположился на спине, просмотрел любимые пейзажи…все приелись. Отбросил кристаллик и представил, как тело распадается на атомы, ищет место, где хочет собраться воедино в того же самого Ивана, но только не в надоевшем до оскомины парке, этой унылой каюте, этих местах, где его преследуют взгляды и голоса. Тело стало невесомым, бесплотным и всемогущим.
- Вставай, засоня! – Мишкин голос прозвучал прямо в ушах. – Встречай братьев по разуму в надлежащем виде.
- Мишка!!!
- Мишка, Мишка, а еще рядом Наставник. А еще я в рубке, жду указаний от тебя, чтобы изменить курс.
- Где я?
- Ты там, куда занесла тебя чудовищная клаустрофобия. Твое желание вырваться с Корабля услышали разумные существа и помогли. Оглянись вокруг, ты их видишь? – голос Наставника дрожал.
Иван огляделся. Он был на берегу моря, горизонт за морем пылал алым закатом, а сзади по песчаной полосе приближались темные фигуры, увеличиваясь в размерах.
- Вижу! Это люди!