Жара на улице стояла неимоверная. Солнце палило с рассвета до сумерек с какой-то особенной беспощадной яростью. Казалось, что задалось обезумевшее, вдруг, светило подлой целью - обратить всю твердь земную в пепел. Нигде не было спасения от жары. Всё прокалилось. Разве, только в погребе самом глубоком укрыться еще получится. Под землей чуточку прохлады оставалось. Там, в недрах земных, спасение от испепеляющего зноя пугливо таилось. Да, только, не хватит в Киеве на всех таких погребов. Конечно, для князя киевского Святополка Владимировича самый просторный погреб всегда отыщется, но разве князю по чину в погребах средь дня белого сиживать. Что же он за князь, ежели, словно испуганная мышь при всем честном народе под землю полезет? Нет, не пристало князю великому в норе прятаться, терпеть надо, вот он и терпел. Семь потов уж с него сошло, но сам он сойти со своего резного трона не пожелал. Крепился. Рой мух вился возле его головы, из окна смердело подтухшим мясом да гарью недавно потушенного пожара, прокаленный воздух обжигал нутро при каждом вздохе, просоленная потом рубаха, колом уж стояла и тело всё от рубахи той зверски зудело. Еще пупыри какие-то красные по рукам пошли. Жуткая жара. Терзался князь от этой жути, словно грешник в печи адской маялся, но эта маета была сущим пустяком супротив муки его душевной. Там у него еще хлеще было. Вроде бы, куда уж хуже? Но было...
- Ты, вот что, Хельг, - хрипел Святополк Владимирович, глядя из-под мохнатых бровей на стоявшего перед ним молодого дружинника, - к Смоленску скачи, там брата моего убили... Глеба...
- Как убили?! - вздрогнул дружинник. - Кто?!
- Не знаю - мотнул головой князь, отгоняя прочь от чела своего всё больше наглеющих мух. -Убил кто-то, и самое главное, слух поганый идет, что, будто это я его... Вот, гадюки... Зачем мне Глеба убивать? Он же малец еще неразумный... За что ж его так? Ты, Хельг, не теряй времени даром. Найди того, кто брата моего жизни лишил. Найди это каиново отродье и живьем его ко мне притащи. Живьем непременно, а я уж с него сам кожу сдирать буду. Твари. Сперва Бориса убили, теперь вот Глеба. Найди их, Хельг... Я тебе сейчас одному верю. Иуды кругом... Никого с собой не бери... Один иди... Помоги мне, а уж я в долгу не останусь... Помоги...
Вторую ночь Хельг гнал коня своего. Днем скакать вообще возможности не было. Жара. Ночью, еще, куда ни шло, а днем сущее пекло. И уже ближе к рассвету наткнулся воин на небольшое селище. Возле речной воды под сенью густых ив, устроены были добротные шалаши, в которых уставшие за ночной переход путники, готовились терпеть тяготы наступающего зноя. Хельг тоже решил здесь вместе со всеми жару переждать. Он стреножил коня, взял из переметной сумы небольшой, но увесистый кусок соли, завернутый в серую тряпицу, и пошел выбрать себе место для дневного отдыха. Соль усталый воин отдал старику, хлопотавшему возле огня, на котором закипал огромный прокопченный котел с варевом. Старик, почуяв в руке тяжесть драгоценной приправы, любезно улыбнулся Хельгу, обещая этой улыбкой: и сытного варева изобилие, и прохладного кваса пару ковшей во время дневной муки. Не грех было старику за такой дар постараться. Весьма соль ценилась тогда.
Потом воин прилег на прохладную еще землю, и уж было задремал, как вдруг услышал возле себя неторопливый разговор. И мигом разговор тот дрему спугнул.
- Как мух он своих братьев давит, - неторопливо рассказывал здоровенный рыжий мужик с утиным носом своему внимательному собеседнику. - Боится, собака, что отнимут у него стол княжеский.
- А чего ему бояться? - переспрашивал плешивый товарищ рыжего говоруна. - Он же - старший сын княжеский. И кому, как ни ему князем великим быть. Старший сын всегда за отцом, ведь...
- А вот и нет, - оскалил крепкие зубы здоровяк. - Князь-то Владимир не отец ему был.
- Да ты что?!
- Точно. Мать-то Святополка, Рогнеду князь Владимир уже беременной у брата своего, у Ярополка отбил. Тяжелой она была, когда Владимир её познал. Это теперь всякому известно...
- Да, ну?
- Вот тебе и - "ну"... Не великого князя Святополк сын, а потому права на киевский стол никакого не имеет, стало быть. Самозванец. Вот он потому злодейства всяческие против законных наследников и творит. Сперва князя Бориса убил, теперь вот Глеба... Подлый человек... Любому, кто против него слово скажет, кишки выпустит. Взбесившийся волк - против него сущий кутенок
- Врешь! - не смог сдержать себя против мерзкой клеветы Хельг.
Он резко выпрямился и мгновенно ударил себя правой ладонью по левому бедру, по тому месту, где всегда у витязя меч острый в ножнах висел. Но сегодня меча на месте не было, не велел князь меча брать с собой, приказал ножом острым ограничиться. Нож был спрятан в сапоге богатыря. Да только, что можно сделать ножом десятку крупных бородатых мужчин с пиками и с кистенями в руках. Хельг даже заметить не успел, откуда они появились, будто из-под земли выросли, и намеренья их дружескими никак нельзя было назвать... Никак... Настрой противников, окружавших Хельга, был воинственно-зловещим. И витязь скоро заметил, что один из бородачей явно готовился пустить в дело боевое копьё. Рука у мужика мускулистая, будто витой корень березы и жилистая. Такая рука промаха редко знает. Отважный Хельг решил принять смерть, как подобает воину: без крика, без просьб о пощаде и с прямым взглядом на противника... Вот только жить хотелось очень... Из-за верхушек деревьев вылезало солнце...
- Последний раз тебя вижу, светило, - вздохнул Хельг и ..., и, почуяв резкий рывок за рукав, полетел с берега в прибрежную грязь...
- Бежим! - заорал кто-то на ухо витязю и они, перемахнув через поваленное в реку дерево, очутились в густых кустах.
А дальше Хельг мчал, не ведая куда, только видя впереди сутулую спину своего спасителя. Долго ли они бежали, скоро ли? Дружинник не понял, уж, больно, стремительно их побег случился: через пару шагов в воду они нырнули, затем на берег выскочили, а потом по кустам, по густой траве, еще по кустам и опять по траве! Была ли за ними погоня, нет ли, теперь уж не разберешь. Но когда они упали еще во влажную от утренней росы речную осоку, никто на них нападать не стал. Тихо было вокруг, так тихо, что набат их сердец на всю округу слышался. А может, им просто казалось так?
- Ты чего один на кривичей полез? - немного отдышавшись, хриплым голосом поинтересовался спаситель у Хельга.
- На кого? - не смог сразу внять вопросу взволнованный да запыхавшийся воин.
- Кривичи - это были. Лесные люди. Ох, и ненавидят они Святополка киевского... Лютой ненавистью ненавидят.
- За что ж?
- Земли он у них отнял да многих кривичей в рабство продал... Вот и не любят они его... А ты, я погляжу, сам-то с Киева.
- С Киева, - кивнул головой Хельг.
- По тебе видно, - ухмыльнулся разговорчивый мужик. - Вы все киевские с гордыней в глазах. Чуть что - и в драку. Ищешь, чего, здесь?
- А тебе какое дело? - насторожился посланник киевского князя и сунул руку за голенище своего сапога.
- Тише, тише, - почуяв неладное, отскочил в сторону любопытный мужик. - Не хочешь говорить - не надо. Моё дело - сторона. Не говори. Только, может, я тебе помочь чем-то смогу. Я в этих местах всё знаю. Вырос на этой реке.
- Не слышал, где здесь князя Глеба убили? - сменил Хельг гнев на милость.
- Князя?
- Князя.
- Нет, про князя ничего не слышал, - покачал головой незнакомец. - Проходил здесь днями отряд воинов в нарядных одеждах. А вот был ли среди них князь, неведомо мне. Случилась у них какая-то невзгода между злым омутом и гнилым колодцем. Целый день они там простояли. Тревожно средь них было, так тревожно, что я даже подойти заопасался. Издалека за ними смотрел.
- Далеко отсюда место то? - нахмурился Хельг, почуяв близость нужного ему следа.
- Да, нет, рядышком, - махнул рукой словоохотливый мужик. - Пойдем, покажу.
Они пошли, стараясь держаться поближе к воде. Жарко было. Пока шли - познакомились. Спасителя Хельга звали Кривушей. Кривуша оказался на ногу скор и ловок неимоверно. Через любые кусты пролезет, через любой ручей в два счета перемахнет. Еле-еле Хельг за ним успевал. Вспотел воин, рубаху, хоть выжимай. А если б голову то и дело в реке не мочил, то не было бы вообще никакой жизни от палящего солнца. Помочишь голову - вроде жить можно, но жизнь легче становилась ненадолго. Жара. Пока шли до того самого "рядышком" о котором Кривуша говорил, Хельг до крови ногу натер. Не привык витязь к столь продолжительным пешим странствиям, он, ведь, всё больше на коне путешествовал. Не ходок витязь. Ой, не ходок. Сжав зубы, теперь шел. Терпел и шел. До того боль в ноге противна была, что у Хельга круги перед глазами пошли. Так под зубовный скрип с кругами они до нужного места и добрались. Ничего особенного в этом месте не нашлось. Обыкновенный речной берег. Разве, трава побольше местами примята, бревна срубленные валяются да от кострища серо-черный след, а так, ничего приметного.
- Вот, здесь я тот отряд видел, - небрежно маханул рукой Кривуша. - Два дня они здесь сидели, а потом ушли. И ладья их - вон там, возле поломанного куста ивы стояла.
- Какая ладья?
- Сома-лодочника, ладья.
- У какого еще Сома? - осторожно стаскивая сапог, поинтересовался Хельг.
- Мужик здешний, - улыбнулся Кривуша, проворно нагнулся, сорвал крупный лист подорожника и подал его попутчику. - У него две ладьи, еще лодки помельче есть, и он по реке плавает да рыбу собирает. Соберет побольше и в Смоленск на базар продавать везет. Дельный мужик. Рядышком он здесь живет.
Дальше Хельг шел без сапог. Сперва хотел обуться, даже и обулся, но такую боль почувствовал, что в крик заорал. Но идти надо. Сапоги на плечо, нож за пояс и вперед. А босым идти оказалось совсем даже неплохо. Наткнешься иной раз ступней на сучок, вскрикнешь, а в остальном, при стертой-то сапогом ноге, благодать сущая.
К жилищу Сома добрались они уже затемно. Хозяин жилища трудился и особого внимания на гостей и не обратил. Глянул мельком и всё. Сом смолил лодку. На берегу реки переливали червонной позолотой угли костра, а над костром висел большой закопченный котел, почти доверху наполненный кипящей смолой. И небо черное обильно обсыпанное звездами кругом. Лодочник неторопливо длинной палкой, похожей на факел, смолил днище лодочное.
- Вот, Сом, человека к тебе из Киева привел, - скороговоркой выпалил Кривуша, когда они поближе подошли к лодочнику. - Интерес у него в тебе есть. Не поможешь столичному гостю?
- Чего надо? - не отрываясь от работы, просипел Сом.
- Интересуется он, - попытался продолжить свою речь Кривуша, но Хельг строго перебил его и приступив вплотную к Сому, крепко взял того за руку.
- Кому ты ладью свою отдал? - строго глядя в глаза лодочника, негромко спросил княжеский посланник.
Взгляд у Хельга был сильный, настоящего воина взгляд, не каждый такой взгляд выдержит. Девять из десяти - точно смутятся. Смутился и Сом. Он прекратил работу и стал послушно отвечать.
- Муромские они, - с частыми вздохами ведал лодочник, то и дело, поглядывая на половинку луны, неспешно плывущую средь россыпей блестящих звезд. - Серебра дали кусок. Добрый кусок. Князь, говорят, у нас замаялся. Вот лодка ему и понадобилась.
- Князь? - переспросил Хельг.
- Мальчишка средь них был, так они его все уважительно князем назвали. Вот я им ладью за серебро и отдал. Достойный кусок дали.
- Большую ладью дал им? - продолжал свой строгий спрос витязь.
- Сам смотри, - слегка усмехнулся Сом, указывая на большую лодку, привязанную к деревянным мосткам. - Вон она стоит.
- Как она?! - ухватил лодочника за рубаху Хельг. - Ты же сказал, что у тебя её гости муромские купили. Врал?!
- Ничего не врал, - высвободился из-под руки витязя Сом. - Сперва купили, а потом обратно продали. Не нужна она им стала. Князя-то у них убили.
- Кто убил?! - взревел Хельг и ухватил лодочника за грудки. Тот попробовал опять высвободиться, но где там...
Здесь следует сказать, что послал князь киевский Хельга по столь важному делу не за красивые глаза. Имел молодой витязь некий дар всяческие запутанные дела распутывать. Вернее, не дар даже, а умение, которому его дед Ингвар обучил. Вот уж кто любую тайну раскроет. Ума на три палаты княжеских наберется. Оставшись с ранней юности без руки, заслужил дед Хельга великое уважение только лишь своим умом. Будто сквозь землю видел он. Любую тайну Ингвару разгадать, что под ногу плюнуть. К нему не только из Киева люди за советом шли, но и из других городов и прочих селений являлись.
- Даже камень на воде круги оставляет, а уж человек так наследит, что и говорить нечего, - часто говаривал Ингвар внуку. - Только не ленись и ищи. А еще помни - больше всего следов в душе человеческой сокрыто. Сумеешь душу человеческую раскрыть, так из неё нужное тебе пригоршнями посыплется.
Душу человеческую вскрыть по-разному можно. Из души лодочника Хельг решил нужные ему сведения вытрясти. Но Сом-лодочник оказался не так прост, как думалось. Раз дернулся он из крепких рук витязя, второй, потом поднатужился, ударил Хельга пяткой по большому пальцу босой ноги да дерг еще раз в сторону! Витязь взвыл от боли, за нож схватился, а у лодочника уж весло в руках... От первого удара противника Хельг увернулся и уж нацелился лодочника в бок ножом пырнуть, но Кривуша помешал задуманное сотворить. Ушат воды плеснул миротворец на разгоряченных бойцов.
- Ты, чего, Сом? - заорал Кривуша, как только соперники отпрянули друг от друга. - Взбеленился?! Ты чего веслом гостей принимаешь?! Не гоже!
- А чего чуть что он за рубаху хватает? - зло огрызнулся лодочник, но весло опустил.
Через некоторое время они опять мирно сидели у костра.
- Не знаю я, кто князя ихнего жизни лишил, - молвил Сом, наполняя чаши гостей холодным отваром из брусничного листа. - И они со мной и не разговаривали почти. Пригнал воин ладью обратно и ушат рыбы соленой потребовал. Я отдал. А чего? Рыбы в реке видимо-невидимо, а ладья одна. Так что не знаю я ничего, да и никто тут ничего не знает. Разве, вон, ладья? Её поспрошай. Она тебе всё расскажет...
И Сом весело засмеялся своей придумке насчет ладьи. Он скалил крепкие зубы, как бы призывая гостей посмеяться вместе. Однако, Хельг смеяться не стал, а зашел в ладью и стал там на карачках ползать. Сперва, конечно же, оглянулся по сторонам: не пристало, когда витязь вот так, на карачках, но ползать надо было. Не раз дед наставлял Хельга:
- Почуешь где какой следок - не теряйся, забудь про всё стороннее и ищи. След, он тоже, просто так не всегда дается, он уважения к себе требует. Почует он, когда человек через себя переступит, так ему сразу и откроется. Любой поиск упорством лишь силен.
Переступил через свою гордость Хельг стал мусор, который в изобилии лежал по дну ладьи, пальцами перебирать. Чего здесь только не было! Ветки, подгнившие остатки пищи, собак подсохшие испражнения и еще какая-то гадость, от которой мороз по коже и в горле противный ком. В другой раз, конечно же, не стал бы витязь всю эту мерзость в ладонях пестовать, но ему надо было наказ князя исполнять. Вот он и выгребал горстями мусор со дна ладьи, выгребал и рассматривал в отблесках берегового костра. Уж больше половины выгреб, когда попался ему в руки серебряный грифон. Небольшой грифон, с четверть ладони, но всё при нем было: и туловище львиное, и морда петушиная, правда, хвоста не было. Бесхвостым был тот грифон.
- Не твой?! - выскочил Хельг из ладьи и стал вертеть перед носом лодочника серебряной пластинкой.
- Не, не мое, - мотнул головой Сом, подкинул дровишек в костер и опять стал лодку смолить. - Отродясь у меня таких не бывало.
Витязь внимательно рассмотрел находку при свете костра, улыбнулся чему-то слегка, спрятал пластинку в пояс и пошел дальше в мусоре копался. Когда ночная тьма медленно стала превращаться в серость утра, всю ладью Хельг прошел. Сом с Кривушей спали возле угасающего костра. Витязь подошел к костру, лег на траву и тут же уснул.
- Воин, воин, - тормошил Хельга за плечо Кривуша. - Просыпайся. Нельзя на солнышке спать.
Витязь вздрогнул, быстро сел и стал озираться по сторонам. Солнце безжалостно жарило всё кряду. И Хельгу показалось, что голова его вот-вот лопнет от этой изнуряющего зноя. Жарко!
Хельг медленно побрел к воде. Быстро идти не хотелось. Ничего от этой жары не хотелось. И в голове молотом стучало, и глаза резало, словно туда пригоршню мелкого песка бросили. Зачем человеку такая жизнь нужна? Это ж не жизнь, это наказание сущее. Жара...
В воде, окунувшись пару раз, Хельг взбодрился и вспомнил о том, что не по своей он воле попал на этот речной берег, а по княжескому велению. При таком деле страдать не положено. Как тебе ни тяжело, но воля князя все пересилить должна. Витязь окунулся еще раз и к лодочнику, чтоб очередной спрос учинить, но тут Кривуша ухватил воина за мокрый рукав.
- Сом говорит, - отчего-то шепотом молвил добровольный помощник княжеского посланника, - что воин муромский, который ладью обратно пригнал, к бабе пошел.
- К какой бабе? - громогласно поинтересовался Хельг, пытаясь прогнать от себя остатки сонной хандры.
- К Лосихе, - отозвался Сом, выбираясь из погреба с кувшином холодного кваса. - Недалече она тут живет, в лесу. Мужика у неё позапрошлый год волки задрали, вот она теперь одна и вдовствует. Противная баба: из наших никого к себе не подпускает. В прошлом году, по весне, Меша Кривой подстерег её в перелеске. Ухватил, как полагается, чтоб своё дело мужское справить, так эта стерва схватила сухой сучок и лишила парня глаза. Начисто лишила. Ненавидит она здешних мужиков, а на воина того вот сподобилась. Приглянулся, видно. Я её не осуждаю. Второй год, ведь, одна. А воин тот из себя крепкий. Дородный.
К землянке Лосихи добрались, когда солнце на самую вышину забралось и оттуда над людьми злобствовало. Шли они всё больше лесом. Солнце палит. Мошки тучей над головой вьются и каждая из них укусить норовит. По праву руку гнильем болота смердит. В голове звон от бессонной ночи. А тут еще Хельг чуть было на гадюку не наступил. На тропинке эта тварь лежала. Во время Кривуша с тропы витязя столкнул. А если бы не столкнул...
Короче говоря, когда Хельг увидел возле лесной землянки бабу, ему хотелось кого-нибудь убить. Вот как жара с прочими невзгодами человека достали. Кривушу погубить никак нельзя было. Полезный человек. А вот баба... Витязю как-то на мгновенье, средь цветных кругов, которые перед глазами его егозили, представилось, будто он этой бабе, словно цыпленку шею сворачивает. Причем не просто сворачивает, а с превеликим удовольствием. Хельг видение подлое быстро от себя прогнал, но с хозяйкой землянки заговорил зло.
- Где воина прячешь?! - рявкнул он на бабу, едва переведя дыхание после тяжкого похода. - А?! Отвечай, гадина!
А та и ухом не повела. Сидит, как камень и смотрит куда-то в поникшую зелень малиновых кустов да молчит.
- Вот, подлая, - подумал Хельг, и, ринувшись злым ястребом в сторону бабы, заорал во все горло. - Где муромчанина прячешь?!
И он уж почти эту негодницу за волосы ухватил, как внезапно на него кто-то со спины напал. Хельг в своей дружине считался отнюдь не из последнего десятка, но нападавший оказался его сильнее и проворней.
Опомнился витязь в просторном шалаше связанным по рукам и ногам. Перед ним стояли три крепких пышнобородых богатыря в легких светлых рубахах. В руках богатыри держали длинные мечи.
- Ты чего здесь вынюхиваешь? - зловеще молвил один из незнакомцев и больно кольнул острием меча Хельга в плечо. - Тебя Кощей послал?
- Какой еще Кощей? - огрызнулся Хельг, морщась от боли.
- А будто не знаешь? - усмехнулся другой богатырь. - Боярин он наш, сотник дружины муромской, и обещал он нас на кол посадить за то что мы князя Глеба не уберегли... Только мы здесь не виноваты. Наговорили на нас.
- А кто виноват?! - судорожно дернулся всем телом посланник киевского князя, да так грозно закричал, что можно было подумать - не он связанный перед ними валяется, а они перед ним. - Отвечайте! Именем князя великого велю вам!
- Ишь, ты, - загоготали богатыри. - Князя великого вспомнил. Еще расскажи нам, что ты видел его. Разговаривал с ним! Ха-ха-ха! Тебе бы на себя посмотреть! Дурень! Ты еще Господом Богом нас попугай!
- Меня князь послал! - всячески извивался и дергался Хельг. - Развяжите меня. Именем князя велю, развяжите! Да я вас! Да вас всех за меня князь Святополк на кол посадит! Развяжите!
И чем пронзительней кричал княжеский посланник, тем громче ржали богатыри. Ржали и разными словами подначивали своего пленника. Подначивали словом едким, кололи мечом и пинали ногами. До тех пор измывались негодники над связанным витязем, пока в шалаш не зашла та самая Лосиха и не пристыдила их.
- Как вам не стыдно, - покачала она головой. - Разве не видите, что не в себе он? Это же юродивый. Оставьте его в покое.
Послушались её богатыри, посмеялись немного для порядка и вышли из шалаша. Остался Хельг в шалаше один. Было жарко. Зелень, из которой был сделан шалаш, была почти свежей и теперь под солнцем весьма скоро вяла. Еще из-за стены шалаша наносило болотной гнилью. И дух от этого в шалаше был тяжелый. Витязь подергался немного, пытаясь развязаться, но скоро, поняв всю тщетность потуги своей, присмирел. Присмирел, и вроде забылся, несмотря на противную жару с духотой. До того забылся, что привиделся ему сон, будто едет он по Киеву на белом коне, а народ, видя его ликует и славу кричит. Приятно от славы той стало на душе Хельга. Захотелось народу что-нибудь хорошее сказать. Набрал он полную грудь воздуха и почуял нестерпимую духоту от зловонного дыма.
Встряхнул головой Хельг, озирается по сторонам да глаза руками трет. Срезал Кривуша путы с рук витязя. Пока витязь глаза протирал, проворный помощник, и ноги от пут освободил.
- Бежим! - закричал Кривуша и стрелой из шалаша.
Выбежали они. А кругом дымом всё заволокло. Солнца не видно. Жуть несусветная. И через эту жуть темно-красные сполохи мерцают. Верховой пожар где-то рядом гудит.
- Бежим! - голосит Кривуша и ломит сквозь кусты малинника. Хельг за ним.
Вырываются из кустов, а навстречу им вал огненный катит. Ужас! Они обратно, но там тоже огонь! Дышать нечем! Глаза слезятся! Мечутся! Туда! Сюда! Везде огонь! Геенна огненная кругом лютует! Где спасенье?! В болото прыгают!
- Завязнем! - кричит Хельг.
- Лучше завязнуть, чем сгореть! - хрипит в ответ его товарищ и скачет с кочки на кочку.
Добрались до поросшего кустами островка. Хотели отдышаться, но тут галка огненная на кустарник опустилась, и вспыхнул он факелу подобно! Опять страдальцы по кочкам прыгают. А дыму все больше и больше по болоту стелется. Уже расстояние вытянутой руки видно плохо. Хорошо еще, что кочками болото богато. Хельг уж теперь не думает ни о чем, не видит ничего, как только о кочки да спину Кривуши. Ад огненный со всех сторон. Но, видно, не совсем грешны страдальцы оказались. Ветра порыв им на помощь явился. Горячий порыв. Огненный почти. Волосы он беглецам опалил, но муть дымную немного разогнал. Просвет в этом адском месиве Кривуша заметил. Заметил и заорал:
- Туда!
А там ручей в болото впадал. Единственное спасенье - попробовать по руслу ручья выбраться. Еще чуть-чуть до того ручья осталось. Но тут Хельг увидел в черной болотной жиже человеческую голову. Голова хрипела и плевалась. Злая жижа уже бороду мученика наполовину пленила. Посланник киевского князя узнал перекошенной смертельным испугом лицо, это был один из тех воинов, которые недавно в шалаше ему спрос чинили. Хельг тычет в жижу перед головой палку, хватай, дескать. Да только пленнику трясины рук уж не поднять. А Кривуша вопит:
- Бежим! Не поможешь ему! Сами сгорим! Бежим!
Прав Кривуша, не спасти воина муромского. Не спасти. Пропадет он. Пропадет, так и не поведав ничего о последних днях жизни князя муромского. Обидно! И Хельг заорал во все горло:
- Ты Глеба убил!
- Нет, - сипит голова, сплевывая жижу.
- А кто?!
- Не знаю. Торчин с ним был. Торчина ищи.
- Где!!!
- В Смоленске он прячется. У ко...
И всё. Заглотала трясина свою жертву. Чавкнула подло и всё... Хельг вздрогнул тяжко, перекреститься хотел, но Кривуша его за шиворот дернул.
- Бежим!
Они выбрались из болота, и поползли по ручью. Рядом с ними свирепствовал пожар, а они позли, то и дело, опуская голову в воду-спасительницу... Дотемна позли. А пожар полютовал-полютовал возле ручья и ушел куда-то. Вернее, сперва загремело в небесах, словно Илья Пророк на колеснице своей промчал, потом ветер поднялся, вырывая с корнем деревья, а за ним ливень на землю обрушился.
В Смоленск добрались они на следующий день. А день этот выдался на сущее загляденье - с ночи дождь проливной начался, и кончаться не думал. Благодать! Весь день как из ведра лило.
Когда Хельг с Кривушей подошли к городским стенам, начинало темнеть, и стражники готовились уж ворота закрыть. Даже одну половинку закрыли, вовремя путники успели в город войти. На ночевку устроились они мастерской знакомого Кривуше скорняка по имени Пров. Скорняк был малым добрым и охочим слово молвить, а потому гостей своих накормил, напоил да новости городские им весьма подробно рассказал. Хельг сразу хотел перебить скорняка на полуслове да о Торчине расспросить, но Кривуша больно щипнул витязя за руку, не время, мол, погоди. Всякому растению свое время. А вот когда хозяин мастерской выговорился, Кривуша осторожно поинтересовался:
- Нам сказали, что в городе у вас мужик один по имени Торчин проживает. Не знаешь такого?
- Торчин? - переспросил скорняк и не дожидаясь ответа добавил. - Не знаю такого.
- Да, как же ты не знаешь? - неожиданно вмешался в мужской разговор женский голос из-за печки. - Это же сын Торши, колдуньи здешней. Его все так и зовут - Торшин сын.
-Дык, - немного смутился хлебосольный хозяин, - они не про Торшина спрашивают, а про Торчина. А это, может, совсем другой человек? Так что ты нас Марья не путай.
- Нам нужен тот Торчин, который на днях с муромчанами ходил! - зычно крикнул за печь Хельг.
- Так, Торшин и ходил, - вышла из-за печи немного сутулая женщина и поставила на стол кувшин пития хмельного.
Скорняк с Кривушей сразу же стали ладони тереть, а Хельг женщину вместо благодарности за угощенье вопросами донимает.
- Где мне Торчина этого найти, - снова дерет глотку витязь. - Покажи!
Наперебой скорняк с супругой своей убедили Хельга подождать до утра. Колдунья Торша жила за городской стеной, и идти туда ночью было отнюдь не безопасно.
К матери Торшина пошли утром. Но встретила она хуже некуда. Хорошего человека колдуньей называть никто не будет.
- Где нам Торчина найти?! - стал строго спрашивать витязь с самого порога тесной избушки. - Отвечай! Имен князя великого велю! Говори, подлая!
Торша же на весь серьезный спрос ни гу-гу, только лишь глаза таращит и норовит глазами этими бесстыжими в душу залезть. Глаза у колдуньи мутно зеленые цвета болотной тины и синим огнем горят В коленях дрожь от таких глаз. Хельг сперва орал на неё, а потом смутился: ударить хотел ведьму, рука не поднялась. И жутко ему стало, так, что он дернулся всем телом, развернулся да бежать. Пока разворачивался, задел боком угол стола. Да так здорово задел, что порвался пояс, а оттуда на утоптанный земляной пол грифон серебряный выпал. Тот самый грифон, которого витязь в ладье сома нашел. Хельг потери не заметил, а старуха ринулась на неё словно ворона на цыпленка.
Кривуша догнал витязя возле речных кустов.
- Ну, ты чего убежал?
- Ведьма, - только и смог прошептать Хельг. - Приснится такая, поседеешь. Одно слово, ведьма.
И тут зашуршала рядом с ними густая высокая трава, а из травы вышла Торша. Вышла сунула в руку витязя грифона и прошамкала беззубым ртом.
- Как тьма ляжет, на кладбище городское приходи. - Сказали и в то же мгновенье в траву ушла.
С большой тревогой ждал Хельг этой ночи. Не любил он всяческую нечисть. Вот, на честный бой с кем выйти в чистом поле, здесь Хельг всегда с превеликим удовольствием, а против этого бесовского отродья брр-р-р... И если б не наказ князя, то ни в жизнь не пошел бы витязь ночью на кладбище да еще на встречу с силой бесовской. Ни за что бы не пошел. Но служба - есть служба.
На кладбище было темно и тихо. Так тихо, что когда из-за груды камней послышался негромкий голос, Хельг вздрогнул всем телом. Вроде, самых опасных переделках бывал и не дрожал, а тут на тебе...
- Принес? - поинтересовался таинственный глас из тьмы.
- Чего? - не понял спроса витязь
- Сам знаешь "чего".
Хельг, конечно же, не знал о чем идет речь, но сейчас решил в этом не признаваться. Очередной завет деда вспомнил. Искоркой воспоминание сверкнуло.
- Не понимаешь человека, - часто говаривал дед, - помолчи. Он сам тебе скажет, чего надо.
И Хельг молчал.
- Чего молчишь? - уже чуть раздраженно поинтересовался голос. - О долге забыл? Все обещания презрел? Ты ж из меня иуду сделал! Давай свои тридцать серебряников!
- Да за что я тебе должен? Может, за то что князя Глеба не убивал.
- А кто же его убил?
- Ты будто сам не знаешь? Давай плату мою, а то уйду.
Витязь быстро нагнулся, подобрал с земли крупный камень, поднял его на вытянутую руку вперед и пошел в сторону таинственного незнакомца.
- Все здесь, - оживился голос. - Все десять гривен.
- Всё! - отозвался Хельг, готовясь прыгнуть на человека из-за камней. Еще пару шагов...
И тут звук прошелестел в ночной тиши: щ-и-их! Злой звук и витязю знакомый. Так свистела печенежская стрела. Упитанный мужик корчился меж двух крупных камней. Из шеи его торчала стрела.
- Гад, - прошептал смертельно раненный незнакомец. - За что же ты меня так? За что?
А витязь продолжал его трясти и орать во всё горло:
- Кто убил Глеба?!
- Не скажет он больше ничего, - тронул Хельга за плечо Кривуша. - Умер он.
Кривуша был прав: испустил страдалец последний дух.
- Кто его?! - теперь схватил витязь своего товарища за грудки. - Кто?!
- А я почем знаю? - испуганно заморгал глазами Кривуша. - Я сзади тебя стоял, а стрела сбоку прилетела.
Хельг внимательно рассмотрел стрелу и поспешил в ту сторону, откуда она прилетела. Да, только, во тьме кромешной разве чего дельного найдешь? В лучшем случае шишку на лоб, а в худшем... У витязя случай сегодня случился лучший. Запнулся он ногой обо что-то, вскрикнул зычно и скоро вернулся к трупу, осторожно поглаживая ушибленный лоб.
- За что ж его так? - прошептал Кривуша, закрывая убиенному глаза.
- Кто-то испугался, что я смогу тайну убийства Глеба у Торчина выпытать, - ответил Хельг, высек искру на сухой, зажег от того мха факелок из бересты и стал внимательно рассматривать стрелу. - Только как убивец узнал, что на кладбище он этой ночью придет?
- Старуха! - хлопнул по плечу витязя Кривуша, и они побежали к домику колдуньи.
Старуха лежала на земляном полу своей избушки с перерезанным горлом. Убили её недавно. Кривуша потрогал руку покойницы. Рука была еще теплой.
Когда Хельг с Кривушей подошли к городским воротам, тьма ночи стала обращаться в серость утра. Ворота были еще закрыты. Витязь со своим спутником присели возле стены.
- Как мне теперь на убивца Глеба найти, - терзался Хельг, покусывая ноготь большого пальца. - Как же? Еще бы зацепочку какую-нибудь...
- Знаешь, - почему-то зашептал Кривуша, - а ведь не только старуха знала, что мы этой ночью на кладбище пойдем.
- А кто еще?
- Пров-скорняк. Он спросил меня, куда мы, на ночь глядя, пошли, а я возьми и проболтайся, что на кладбище да по делу важному.
- Да! - аж зарычал Хельг. - Да я его сейчас...
- А, вдруг, это не он? - стал успокаивать своего сердитого товарища Кривуша. - Давай проверим.
- Как?
- А вот так. Ты спрячься вон там, в кустах, что расскажу Прову, что ночью в Торчина стреляли, но умер он не сразу. Ты, дескать, погнался за убийцей и на кладбище больше не вернулся, а я возле Торчина был и он открыл мне тайну, которую я только тебе или князю Светополку сказать могу. Если Пров с убийцей заодно, то убийца выслеживать меня начнет. Вот. Скажу я еще ему, что пойду поспать речки, дескать, устал от жары и прохлады хочу. Здесь вот рядышком лягу. А дальше тебе следить.
На том они и порешили. Как говаривал дед Хельга, коли тонешь в болоте за любую паутинку хвататься надо.
Сперва все получилось, как задумали. Кривуша вернулся из города, сделал себе небольшой шалашик и лег. Хельг затаился рядышком - в густой траве. Поначалу витязь внимательно следил за близлежащими окрестностями, о потом веки его отяжелели и он задремал. Сладкая дрема полонила богатыря крепче сплетенных из конского волоса пут. Сперва он ей противился, но силы оказались не равны. Не устоял витязь и задремал.
Проснулся он резко, почуяв что-то неладное рядом. Предчувствия Хельга не обманули. Сутулый человек, одетый послушником резал Кривушу. Вернее, уже зарезал и, воровато оглянувшись, хотел уходить прочь. Словно голодный волк на сохатого, пригнул витязь на подлого убийцу: сбил его с ног и покатились они с крутого берега к реке. У самой воды Хельг сладил с противником, ухватил его за грудки да повел строгий спрос.
- Кто тебя послал?! Кто?!
Убивец молчал.
- Ах ты, тварь! - заорал витязь, выхватил из-за пояса острый нож и единым махом отрезал убийце Кривуши ухо. - Говори, собака, кто убил Глеба?!
Подлец верещал, будто подраненная свинья, но ничего дельного не говорил. Хельг подтащил убийцу к воде и стал его там топить. Вода окрасилась кровью. Витязь погружал голову противника в грязно-кровавую мутность, ждал пока тот начнет пускать пузыри, а потом выхватывал голому упрямца из пенной воды и орал прямо в ухо:
- Кто убил Глеба?!
Не сразу сдался подлый монах, но и его силы оказались не беспредельны. Понял он, что жизнь подвешена на волоске и захрипел.
- Не я это. Не я. Я князя не убивал. Это Сирин его! Сирин.
- За что?!
- Князь новгородский Ярослав велел. Это он послал нас. Велел он Глеба убить и пустить слух, что Святополка это дело. Ярославу смута нужна.
Хельг вытащил монаха из воды, дал ему отдышаться и сказал. Сейчас же в Киев поедем. На площади там все расскажешь. Все должны знать о подлости Ярославовой. Ишь, чего...
Договорить витязь не успел. За его спиной из кустов выполз человек в черном одеянии и нанес подлый удар под ребра длинным острым ножом. Хельг даже охнуть не успел...
Через три года. В киевском монастыре.
Высокий монах с орлиным носом диктовал молоденькому послушнику:
- Послал Святополк поганый злодеев умертвить князя муромского Глеба. Дали злодеи денег повару Торчину и этот иуда зарезал преславного князя...
Монах протяжно вздохнул, замолчал и стал смотреть в окно неторопливо поглаживая висящего на груди бесхвостого грифона.