Есть величие в этом воззрении на жизнь с ее различными силами, изначально вложенными творцом в незначительное число форм или даже в одну.
Чарльз Дарвин. "Происхождение видов".
С Соколовым я познакомился около трех месяцев назад, в театре. Оставив в антракте Викторию на несколько минут, я затем обнаружил ее в обществе незнакомого мужчины. Они были настолько увлечены разговором, что, заметив меня, Вика вздрогнула от неожиданности.
- Ах, это ты - спохватилась она. - Познакомься: это Алексей. Алексей - это Иван, мой муж.
Я пожал протянутую руку. Передо мной стоял мужчина лет сорока, с располагающим лицом, проницательными глазами и копной густых вьющихся волос, слегка тронутых сединой.
Разговор прервался, возникла неловкая пауза, виновником которой я себя почувствовал. К счастью вскоре послышался звонок, и мы отправились каждый на свои места.
- Что это за человек? - спросил я, когда мы сели.
- Художник. Очень талантливый, только никому не известный, - ответила Вика.
- Совсем никому? - пошутил я, - даже тебе?
- Это старая история, - произнесла она, - Все это было задолго до нашего знакомства.
Подняли занавес, и начался спектакль. Больше мы к Соколову не возвращались. Но именно после этой встречи я заметил, что жизнь моя сильно изменилась...
* * *
Грех жаловаться на судьбу, пославшую мне не только красивую жену, но и женщину - настоящего друга. За 8 лет, прожитых вместе, я вряд ли, даже при желании, мог бы припомнить нечто, в чем хотелось бы ее упрекнуть.
Ей было 23, когда мы познакомились, я - на три года моложе. Наши отношения развивались легко и естественно, однако моей заслуги в этом не было. Вика настолько разумно и тактично направляла ход событий, что казалось, будто все складывается как нужно само по себе.
Она не скрывала ничего из своего прошлого, не давая тем самым повода к неосознанной ревности, и я до сего момента полагал, что знаю о ней практически все. Однако встреча с Соколовым поселила во мне какие-то смутные сомнения, выразившиеся поначалу через простое любопытство.
- Он был твоим другом? - спросил я.
- Ну-у... в общем...
- Любовник?
Она пожала плечами и не ответила. Никогда прежде Вика так не делала.
С тех пор я не раз встречал их вместе. Каждый раз они увлеченно разговаривали, и все время в ее лице виделось какое-то, неведомое мне раньше свечение.
- О чем вы говорите? - спрашивал я.
- Обо всем. О жизни 0 мире. О любви...
Она почти дословно передавала свои диалоги с Алексеем. Выходило что он - необыкновенно умный, разносторонний и интересный человек. Я же, слушая ее, все сильнее чувствовал себя неполноценным.
Внешне наши отношения не изменились. Но теперь в ее жизни появилось нечто, путь к чему оказался для меня закрыт. Я готов был смириться, но все указывало на то, что путь этот закрыт именно для меня, но вовсе не для Соколова.
Я стал нервным. То и дело начали вспыхивать ссоры, во время которых я бывал сверх меры вспыльчив и даже груб. Вика, надо отдать ей должное, всячески пыталась гасить конфликты, но теперь это ей плохо удавалось... Я начал выпивать.... И однажды, слегка "подогретый", увидел их вместе возле нашего дома. Они шли, разговаривая как обычно, даже на некотором расстоянии, но мне казалось, что они идут, тесно прижавшись, друг к другу. Старухи-соседки смотрели на них о лавочки, не скрывая любопытства. Я ощутил прилив ярости. Виктория зашла в Подъезд, а Соколов пошел обратно. Тут-то я его и встретил.
- Алексей!
- Ах, это Вы, Иван, - он точно увидел назойливую собачку, - Здравствуйте...
- Поговорить надо! - оказал я.
- Извольте, - он остановился и устремил на меня томный взгляд.
- Какого черта Вы ходите за моей женой?! - без обиняков начал я.
- Я не хожу за ней, мы ходим вместе. Нам интересно, мы общаемся.
- У нее муж есть! - бросил я безумную фразу.
- Не могу с Вами не согласиться, - парировал он. Я облизал губы.
- Короче, так: чтобы я Вас с ней больше не видел!
- Боюсь, не в Ваших силах на что-то повлиять... - ответил он. В его голосе не было усмешки, скорее наоборот - сочувствие, но именно это меня и добило.
- Я тебе покажу, гад, что в моих силах!..
...Мой кулак угодил ему точно в челюсть. Второй удар разбил нос, после третьего он повалился на тротуар.
Я жаждал драки... Не встретив достойного сопротивления, я сразу успокоился. Пнув, для приличия, лежащего художника ногой, я развернулся и пошел домой. Соседки проводили меня одобрительным бормотанием...
Этим поступком я подписал собственный приговор. Я ничего не сказал Виктории, но она сама узнала все на другой день от соседей, и в тот же вечер я стал холостяком. Забрав кое-какие вещи и пятилетнего Сережку, она ушла, оставив только короткую записку, дабы исключить сомнения.
Несколько дней я осаждал квартиру ее родителей, вымаливая прощение. Но Виктория охладила мой пыл коротким и ясным монологом (который ей, тем не менее, пришлось повторить раз двадцать, чтобы смысл его дошел до меня): - Я изменилась. Прежний этап моей жизни закончился. Я теперь - другая. Я не считаю тебя врагом, но жить с тобой больше не буду. В моем новом мире нет для тебя места. Ты ни в чем не виноват передо мной. А что касается Алексея - то перед ним ты должен извиниться.
В ее словах было столько здравого смысла, сколько обычно. Но я никак не хотел смириться с таким решением...
- Ты не вернешься совсем? - опрашивал я несколько раз.
- Не знаю. В настоящее время - нет...
Она дала мне адрес Соколова и сказала, что если я хочу сохранить хотя бы хорошее к себе отношение, то пойду и извинюсь перед ним.
И вот я стою перед деревянной дверью и жму кнопку звонка. Я знаю, что ни в чем не виноват! Каковы бы ни были их взаимоотношения, можно было вести себя и поприличнее. Я не последний идиот и понимаю, что через 3 лет семейной жизни иногда хочется чего-то нового. Но надо же иметь чувство меры и такта, чтобы не ранить почем зря чувства других! В том, что случилось, виноваты они, а не я... Но сейчас, чтобы во всем разобраться, я вынужден приносить извинения...
Дверь открылась. Передо мной стоял Соколов. Не без явного злорадства я узрел следы моих кулаков на его лице, но тут же взял себя в руки:
- Здравствуйте, Алексей. Я пришел, чтобы извиниться.
- Проходите.
Он пропустил меня в квартиру, провел в комнату я предложил кресло.
- Подождите минуточку, - сказал он и вышел.
Я осмотрелся. Все стены вокруг меня были увешаны картинами. Сельские пейзажи, церкви в лунном свете, портреты, абстракции... Для меня живопись - темный лес, но Соколов, похоже, действительно был талантлив. Его картины внушали какой-то особенный душевный трепет. Только в том, как они были развешены, я не усмотрел никакой системы.
Алексей вернулся и поставил на журнальный столик бутылку водки, а рядом разложил кое-какую закуску.
- Я думаю, Иван, что Вы набили мне морду по заслугам, - сказал он. - Именно поэтому я и не смог оказать сопротивления. Когда Вы ударили в первый раз, какой-то внутренний голос сказал мне: смирись. Боль, которую принес ты, сильнее той, которую причиняют тебе.
Он сказал это и принялся скручивать пробку. А я рассеянно уставился в пустоту. Такого приема, я не ожидал. Вместо врага передо мной сидел вполне дружелюбный человек. Внезапно мне стало по-настоящему стыдно.
- Простите меня... - пробормотал я.
- Перестаньте, Иван, - Давайте выпьем и поговорим. Думаю, мне есть, что рассказать Вам.
После того как мы выпили, Соколов принялся рассказывать об искусстве. Переводя мое внимание с одной картины на другую, он описывал историю создания каждой, так, словно говорил о давно повзрослевших детях...
Я и не заметил, как бутылка опустела больше, чем наполовину. Я погрузился в неизвестный доселе мир, со своей жизнью и пульсом. Мне казалось, что и сам я начал чувствовать все иначе, чем прежде. Вокруг парили законы, пока еще не известные мне.
- А теперь, Иван, я расскажу Вам историю своих исканий. Поверьте - это кое-что прояснит в случившейся ситуации.
Мы выпили еще по одной, и он, немного подумав, начал:
- Мир художника, как Вы заметили, не совсем обычен. Картины для нас - не просто отображение реальности, в них - часть самого художника. Как дети несут гены родителей, так и картины несут ген создателя...
Когда я был молод и подавал большие надежды, у меня было много друзей и подруг. Но, чем старше, тем больше я приходил к убеждению, что, по большому счету, я одинок. Дружба, и даже любовь в реальности всегда оказывались иллюзией. В них не было ни глубины, ни постоянства. Единственными настоящими друзьями были мои картины. Только с ними /вернее - в них/ я мог быть полностью откровенным. Но и картины - это отражение одного короткого эпизода, они сиюминутны...
Со временем я понял, что мечтаю о двух вещах: настоящей любви и настоящей картине. В том и другом я мечтал обрести настоящего друга жизни, такого, которому смог бы всецело доверять...
И вот, однажды, мне помог случай. Из книги, взятой в библиотеке, выпала фотография: девушка на фоне какой-то стены. Я долго смотрел на нее, как вдруг в голову мне пришла грандиозная мысль. Я решил написать ее портрет. Но не обычный портрет, а такой, в котором удалось бы воссоздать весь ее внутренний мир. Такой, в котором отразился бы не моментальный срез, а вся девушка целиком.
...Конечно, это была бредовая идея, но она меня захватила. И я принялся за работу... Этих портретов я нарисовал, наверно, не меньше сотни, выбрасывая почти готовые полотна и начиная все заново. Постепенно образ ее приобретал все более конкретные очертания. От девушки с Фотографии ничего не осталось, да я и не к этому стремился. Чем дальше, тем более живым видел я свое творение. Я разговаривал с ней, делился мыслями и переживаниями, и она, казалось, отвечала мне. Со временем между нами установился диалог. Она задавала вопросы, я на них отвечал, иногда мы спорили... Вам интересно, Иван?
- Весьма, - кивнул я. Мне и впрямь стало интересно. Несмотря на необычность того, о чем говорил Соколов, я поймал себя на том, что мне хочется ему верить. Выла в его словах какая-то особенная искренность и правдивость.
- Хотите еще выпить? - спросил он.
Я кивнул. Он наполнил стаканы, затем продолжил:
- Она оказалась очень интересной девушкой. Со своим взглядом на мир и эстетическим чувством. Временами мне не верилось, что это я ее создал. Иногда мы не понимали друг друга и даже ссорились. Когда я понял, что люблю ее, меня это нисколько не удивило; наоборот! Ведь именно этого я и хотел! Но больше всего меня обрадовало то, что чувства мои встретили взаимность. Я замечал, как она стесняется, как краснеют ее щеки, когда общение наше переходит рамки приличий...
- Даже так? - опросил я.
- Именно! - вскричал он, вскочил и заходил по комнате. - Я и сам не поверил бы, если б не пережил этого! Моя девушка была реальна, как настоящая женщина. Мы с ней любили друг друга и наслаждались этой любовью. Я ощущал ее губы, тепло ее тела, ловил каждый вздох, слышал биение сердца...
Внезапно он смолк и потянулся к бутылке.
- Водка кончилась, - сообщил я.
- В этом доме никогда ничто не кончается, - возразил он,
- подождите... Соколов вышел и действительно вернулся с бутылкой водки.
- Не часто встретишь в России мужчину, у которого в доме есть водка, - заметил я.
- Без нее - нельзя, - он покачал головой. - Она - элемент мира, в котором я живу. Вы заметили, что и на Вас алкоголь действует не так, как всегда?
Я несколько секунд подумал.
- Пожалуй. Алкоголь многое объясняет.
- Не совсем так, - Соколов поморщился. - Для Вас, Иван, это - может быть и объяснение, для меня алкоголь - такой же элемент творчества, как кисть или краски... К сожалению, должен признать, что в последние годы мне требуется его все больше. Раньше я умел обходиться без него...
Он откупорил бутылку, налил я мы выпили.
- То, о чем я сейчас рассказал, продолжалось недолго, Очень скоро я обнаружил, что наша любовь - совсем не та, которую я хотел. То есть - она была ей в самом начале, а потом отношения перестали меня удовлетворять. Дело в том, что моя девушка оказалась ребенком. Не в физическом смысле, естественно. Да, она была по-своему очень умна и талантлива, но она совершенно не знала жизни. Она вела себя так, словно вчера родилась; мир виделся ей в розовом свете.
- Это естественно, - заметил я.
- Разумеется! Я и сам это понимаю! Но ведь я-то совсем не этого хотел. Мне не нужна была кукла. Я мечтал о женщине-друге, человеке, равном себе.
- Я Вас понимаю, - вставил я, вспомнив свои прежние отношения с Викторий. Он закивал.
- Первое время я пытался с ней спорить, что-то доказывать... Но моя логика казалась ей набором ничего не значащих слов. Да так оно и было в том мире, куда я ее поселил... Человек взрослеет тогда, когда приобретает опыт. Надо много зла, чтобы начать понимать жизнь.
- Однако зло может сломать человека, - возразил я.
- Безусловно! Но ведь рядом о ней был я! Я-то не позволил бы ей сломаться. У нее был друг, способный в трудной ситуации помочь. По крайней мере, я считал себя таким другом...
...В общем, я принял решение приблизить ее мир к реальности. И начал одну за другой рисовать картины, населяя их действующими лицами. Я создал великое множество друзей и врагов, и изобразил их так, что различить тех и других не под силу и всякому живому...
- Совсем как в жизни, - ухмыльнулся я.
- Ну, я же все-таки художник! - Соколов довольно кивнул.
- Теперь она могла жить в условиях, максимально приближенных к реальным. Вернее - ей пришлось в них жить... Кроме этого я попытался приобщить ее ко многим вещам, интересным мне; был момент, когда она увлекалась музыкой, затем живописью, училась рисовать... Я с большим интересом наблюдал за ее всесторонним развитием...
Соколов внезапно помрачнел.
- Первое время... - произнес он. - А затем интерес к жизни начал толкать ее на все более авантюрные поступки. Вскоре она познала все прелести жизни, включая разврат и насилие. Конечно же, я всегда оказывался рядом, и помогал предотвратить падение, но в этом уже таилась фальшь. Я был похож на шарлатана, который левой рукой наливает яд для того, чтобы правой даль противоядие.
- Не думаю, что таким способом можно чего-то добиться, - заметил я.
- Я и не добился... - он тяжело вздохнул. - Больше всего мне хотелось отпустить ее. В настоящую жизнь. Туда, где не будет меня, и где за все придется отвечать самой.
Чем дальше, тем сильнее становилось это желание. К этому времени от любви осталась одна скорлупа. Мы непрерывно ссорились, она даже и не думала меня слушать. Я видел, что ей хочется избавиться от меня так же, как и мне от нее...
Он замолчал. Я взял бутылку и плеснул ему в стакан водки.
- Налейте и себе, - сказал он.
Я налил. Он выпил одним махом и не стал закусывать.
- Кончилось все самым естественным образом: я сбежал. Взял билет на поезд и уехал на две недели. Мне нужно было избавиться от мира призраков. Я слишком уверовал в силу собственного воображения. Требовалось избавиться от него. Две недели разгульного отдыха, как мне показалось, пошли мне на пользу. Я успокоился и вернулся. Квартира была пуста. Картины по-прежнему висели на местах, но они были мертвы. Жизнь из них ушла.
Соколов замолчал.
- Мрачная история, - произнес я через некоторое время. Он повернул ко мне лицо.
- Она еще не закончена. Мне было очень жаль убитую девушку, ведь я думал, что она умерла. А некоторое время спустя мне попался на глаза лист бумаги.
Соколов встал с кресла, нетвердой походкой подошел к серванту и взял в руки какую-то шкатулку. Открыв , он долго шарил внутри, затем достал и протянул мне сложенный вчетверо листок.
- Вот что я нашел. Посмотрите.
Я развернул, то была записка. "Алеша. Не ищи меня. Я ухожу. Хотела уйти молча, но это будет не честно. Ты должен знать. Я больше не люблю тебя. Прощай".
Я поднял глаза на Соколова:
- Что это значит?
- Понятия не имею. Возможно, я сам написал это в бреду... Ведь все, что она делала, делал я сам. Как бы то ни было, меня охватила злоба: она ушла! Бросила меня! Того, который ее создал!..
- Вы это заслужили! - жестко сказал я.
История вдруг увиделась мне совсем по-другому. Соколов показался монстром, долго истязавшим беззащитную девушку.
- Иван, Вы забываете, что вся история - порождение моей фантазии.
- Весьма извращенной, - заметил я.
Он ничего не сказал и протянул руку за запиской. Прежде чем вернуть листок, я еще раз пробежал его глазами. Внезапно что-то привлекло мое внимание. Что-то до боли знакомое...
Он вышел из комнаты. Я бросился за ним. Пройдя через коридор, он открыл дверь.
- Вот комната, в которой она жила, - сказал он, освобождая мне путь.
Я шагнул внутрь, и первое, что увидел - был портрет моей жены. Она смотрела на меня и улыбалась.
- Виктория! - воскликнул я.
- Это я дал ей ж такое имя, - послышался голос Соколова. - В самом начале; когда казалось, что я победил реальность.
Она была совсем молодая. Такая, какую я никогда не знал. Но больше всего меня поразили глаза. Взгляд их был мертвым. Я знал совсем другие глаза.
Меня охватила ярость.
- Гад! Что ты с ней сделал! - я бросился на него с кулаками. Кажется, мой удар достиг цели, прежде чем Соколов дал мне сдачи. Пролетев через комнату, я упал к ногам Виктории.
- Перестаньте! - Соколов подошел и протянул мне руку, - Я не умею драться, но за Вику морду Вам набью.
Какое-то время спустя мы снова сидели в креслах перед полупустой бутылкой.
- Никто не перед кем ни в чем не виноват, - сказал Соколов, наливая водку в мой стакан, - Когда она ушла, я долгое время жил тем, что ждал ее возвращения. Я очень хотел увидеть ее взрослой и помудревшей, если Вы понимаете, что я хочу сказать.
- Я знал ее именно такой: взрослой и мудрой, - произнес я - Мы были друзьями. Все 8 лет, пока не появились Вы.
- Поверьте, Иван, то, что я появился - случайность. Я уже давно перестал надеяться. Когда мы встретились в театре, я подумал что сплю.
- Скажите, - спросил я, - зачем она меня обманывала? Почему ничего не говорила о Вас?
- А она и не обманывала, - ответил Соколов. - Она вычеркнула меня из памяти, как плохой фильм. Я даже не уверен в том, что это действительно она. Ведь у Вашей жены есть родители. У моей Виктории их не было.
Я изумленно уставился на него:
- Вы хотите сказать, что это простое совпадение?! Он усмехнулся:
- Совпадение? Как знать! На свете много существует такого, что не поддается объяснению. Там - в театре - мы узнали друг друга с первого взгляда. И заговорили так, словно давно знакомы. Я люблю эту женщину и хочу, чтобы она была со мной.
- Я тоже люблю ее! - вскричал я. - И мне наплевать на все то, о чем Вы здесь рассказали. Сочинили себе сказочку, а из-за Вас рушится настоящая жизнь других людей!
Соколов посмотрел на меня долгим пристальным взглядом.
- Иван, Вы слишком эмоциональны. Придется мне показать Вам еще кое-что. Он встал с кресла, и, позвав меня за собой мановением руки, вышел из комнаты. Я поднялся и последовал за ним.
Снова он привел меня в комнату, где висел портрет моей жены.
- Помните, я сказал Вам, что населил ее мир друзьями и врагами? Я тогда рисовал их десятками. Многих уже и сам не помню как, - он указал пальцем на небольшой холст в углу. - Взгляните сюда, пожалуйста.
Я взглянул. На холсте был нарисован совсем молодой парнишка, почти подросток. О хорошем качестве не было и речи - портрет явно делали второпях. Тем не менее, не узнать его было нельзя. Это был я, собственной персоной. Таким я был много лет назад: Худой, коротко стриженный и без усов.
Я оторопело смотрел на холст. Соколов грустно улыбался.
- Не мог же я бросить Вику на произвол судьбы! Кто-то должен был оказаться рядом, пока она не образумится.
Ноги мои подкосились. Память начала воссоздавать картины давно и недавно минувшего. Отношения с Викой... Встреча в театре... Сомнения... Видимо, подсознательно я всегда знал правду, только не хотел никогда этого признавать. Зато теперь правда вышла наружу и придавила меня собой.
- Какой же Вы гад, Алексей! - процедил я сквозь зубы. Он пожал плечами.
- Ваши эмоции мне надоели. Я оказал и показал Вам все, что был должен. А теперь можете уходить. Я направился к двери. Он догнал меня.
- Возьмите! - в его руке был мой портрет.
- Идите к черту! - ответил я, открывая дверь. Затем остановился. - Давайте!
* * *
Я приближался к подъезду в твердой решимости повеситься сегодня же ночью. То, что я узнал, оказалось выше моих сил. Мой мир рухнул. Не зная для чего, я сжимал в руке свой портрет.
- Добрый вечер, - услышал я голос Виктории. Она сидела в вечернем мраке возле подъезда.
- Спокойной ночи! - отрезал я. Затем все-таки остановился.
- Зачем ты пришла?
- Почувствовала, что должна прийти. Откуда так поздно и такой пьяный?
- Ходил извиняться к твоему Соколову. Заодно выслушал лекцию о происхождении видов.
- И что узнал?
- Узнал, что все виды произошли из-под его кисти. - Я протянул ей свернутый в трубочку портрет.
- Здесь темно, - она подошла ближе к свету, - Ой, какая прелесть!
- Да уж, вечно молодой. Ты - у него на стене - не хуже!
- Правда? Соколов - странный человек...
Она повертела портрет в руках и вернула мне.
- Я хотела тебе сказать, Ваня. Не стоит отчаиваться. Со временем все станет ясно. У меня сейчас затмение какое-то. Знаю, что ты хочешь мне помочь, но справиться с этим я смогу только сама.
Я смотрел на нее, слушая голос. Вика умела успокоить. Сколько раз она помогала мне прежде!..
Я предложил проводить ее. Она кивнула. Мы молча пошли по вечернему городу. Только возле подъезда она заговорила.
- Спасибо, что проводил. Хочу тебе оказать: не загружайся слишком сильно. В конце концов - мы живем в одном городе.
- Это уже много! - усмехнулся я.
--
Больше, чем тебе кажется. Дай-ка портрет!
Я протянул холст. Она развернула его и начала пристально рассматривать в свете лампы.
- Где-то здесь... Вот! Нос на боку и левое ухо ниже правого. Я когда-то училась рисовать. Только очень давно; я почти и сама ничего не помню. Но этот портрет - помню. Потому что вот за это ухо меня долго распекали. Это я нарисовала этот портрет! Странно, правда? Ведь я тогда тебя совсем не знала. Может быть, ты мне приснился?..
Я стоял ошалело, глядя на нее.
- Всего хорошего! - она улыбнулась и исчезла в подъезде.
Я развернулся и пошел домой.
Откуда-то из окна донеслась музыка. В такт ей я принялся тихо насвистывать одному мне известную мелодию. Завтра будет новый день. Жизнь продолжается.