В губернском городе Н., там, где даже сны приходили с опозданием и в казённых калошах, служил некогда молодой идеалист Ипполит Ипполитович Прозоров. Был он тогда полон сил и самых возвышенных намерений, какие только могут посетить выпускника университета, получившего диплом и небольшие, но твёрдые убеждения.
Главной его мечтой, о которой он говорил на светских вечерах, попивая ликёр и размахивая папироской, было Общественное Благо. А конкретнее - строительство образцового Дома призрения для лиц, одержимых манией величия и прочими умопомрачениями.
"Представьте, господа, - восклицал он, и глаза его блестели, - уголок тишины и покоя, где несчастные, чей разум пошатнулся от бремени бытия, обретут заботу! Где их буйные фантазии не будут мешать фантазиям обывателей! Я построю его на свои деньги, на деньги отца, на какие угодно! Это будет мой вклад в здравомыслие губернии!"
Его хвалили, называли человеком с будущим, а некоторые купцы, почесав затылки, даже пообещали пожертвования. Но, как водится, дальше разговоров дело не пошло. Жизнь, эта прозаическая особа, взяла Ипполита Ипполитовича за руку и повела своими путями: служба, мелкие интриги, женитьба на купеческой дочке с солидным приданым, рождение детей, у которых вечно были то скарлатина, то двойки по латыни.
Прошли годы. Мечта о Доме призрения, как зачитанная книга, отправилась на самую дальнюю полку его сознания, покрываясь пылью и добротным слоем житейского сала. Сам Ипполит Ипполитович из стройного юноши превратился в солидного, грузного мужчину с бакенбардами и привычкой после обеда издавать тихие, свистящие звуки.
И вот однажды, разбирая старые бумаги в кабинете, он наткнулся на пожелтевший план того самого Дома для умалишённых. Чернила выцвели, но энтузиазм, с которым были выведены "палаты для буйных" и "беседка для меланхоликов", будто ждал своего часа.
"А что, собственно? - подумал Ипполит Ипполитович. - Денег теперь достаточно. Участок за городом есть. Почему бы и нет? Осуществить мечту юности - что может быть прекраснее на склоне лет?"
И он построил его. Ровно таким, каким представлял: с высокими решётками, просторными палатами, выкрашенными в умиротворяющий зелёный цвет, и даже с той самой беседкой для меланхоликов. Открытие было скромным. Губернатор, ссылаясь на подагру, не приехал, но прислал серебряный чернильный прибор. Дом, названный "Приютом Созерцания", начал свою работу.
Сначала всё было чинно и благородно. Палаты заполнились тихими, задумчивыми людьми, которые целыми днями молча смотрели в стену или, сидя в беседке, шептались с воробьями. Смотрителем был нанят отставной фельдфебель, человек несгибаемой воли и предельно простых мыслей.
Но чем дольше существовал Приют, тем сильнее он тяготил своего создателя. Ипполит Ипполитович, теперь уже статский советник в отставке, стал наведываться туда всё чаще. Сначала раз в неделю, потом через день, а под конец и вовсе перебрался в небольшой флигель на территории.
И вот тут началось самое занятное.
Окружающий мир, который Ипполит Ипполитович привык считать нормальным, вдруг стал казаться ему невыносимо абсурдным. Газеты, полные противоречивых известий, визиты жены, обсуждавшей цены на бакалею, визгливые споры взрослых детей о наследстве - всё это вызывало в нём приступы острой мигрени.
А вот в Приюте царила своя, кристально ясная логика. Один из постояльцев, бывший философ, уверял, что он - гриб дождевик, и боялся, что его сорвут. Другой, экс-чиновник, ежедневно писал на клочках бумаги отношения во все инстанции, требуя запретить восход солнца как мероприятие, не санкционированное начальством. Третья дама, в прошлом светская львица, разговаривала только с фарфоровой куклой, которую называла "ваше превосходительство".
Ипполит Ипполитович слушал их и поражался. Их бред был целостен, последователен и, в своей основе, куда честнее той шизофренической суеты, что творилась за стенами Приюта. Гриб дождевик - он и есть гриб. А кто он, Ипполит Ипполитович? Статский советник в отставке? Отец семейства? Мечтатель? Куча титулов, не складывающихся в одно целое.
Он попробовал поделиться этими мыслями за обедом с женой.
"Представь, душа моя, - сказал он, - наш зять, этот инженер, доказывает, что прогресс неизбежен. А вон Иван Потапыч (тот, что гриб) уверен, что прогресс - это просто грибница, которая рано или поздно погибнет. И кто из них прав?"
Жена посмотрела на него с ужасом и послала горничную за каплями.
Вскоре Ипполит Ипполитович и вовсе перестал выходить из Приюта. Он целыми днями сидел в той самой беседке для меланхоликов, беседуя с философом-грибом о бренности бытия или помогая экс-чиновнику составлять очередное отношение - на этот раз о необходимости ввести налог на глупость, дабы пополнить казну.
Фельдфебель-смотритель, видя это, только чесал в затылке и докладывал посещавшим Прозорова родственникам: "Ваш папенька в полном порядке. С господином грибом беседуют. Умственно."
Однажды вечером, глядя, как за решёткой сада садится багряное, абсолютно не санкционированное солнце, Ипполит Ипполитович обернулся к своему соседу-грибу и с лёгкой, счастливой улыбкой произнёс:
- Знаете, Иван Потапыч, а ведь юность моя не прошла даром. Я мечтал построить дом для сумасшедших. И ведь построил. Теперь осталось только найти в нём себе достойное общество.