У самой Семеновской заставы, рядом с ее оригинальными караулками начала XIX века, существует прекрасный парк - Семеновское кладбище. Это именно парк, с красивыми густыми аллеями, шпалерами подстриженного кустарника, из-за которого крестов почти не видно. Первая половина кладбища, где в густоте шпалер скрываются даже большие памятники, не похожа ни на одно из московских кладбищ. Могилы здесь не теснятся друг к другу, а свободно располагаются на обширных площадях, как клумбы на газонах. В конце кладбища шпалеры кустарника исчезают, и простые деревянные кресты утопают там в высокой душистой траве. Старые березы и сосны дают густую тень, разливающую приятную прохладу по всему кладбищу. Всюду царит тишина, нарушаемая только слабым шелестом листьев. Редко, редко по дорожке пройдет задумавшийся посетитель "мертвого сада". Памятники Семеновского кладбища более чем просты, почти бедны, надписи на них не будят никаких воспоминаний. Все были люди незаметные, люди неизвестные. Они жили, умирали, замкнув маленький круг личной жизни, не оставив о себе на память ничего, кроме недорогих камней и деревянных крестов.
И скромный памятник в приюте сосн густых,
С непышной надписью и резьбою простою,
Прохожего зовет вздохнуть над прахом их.
Любовь на камне сем их память сохранила
Их лета, имена потщившись начертать;
Окрест библейскую мораль изобразила,
По коей мы должны учиться умирать.
(Жуковский.)
Впрочем, есть камень не только с одним именем и библейской моралью, а и с целым завещанием философа. Он находится на главной аллее от церкви, за колодцем, с краю левой стороны. Вот буквальное содержание надписи:
"Знание уменьшает страданье людей. Дух без знанья и тело без пищи и чистого воздуха умирают. При здоровой пище делайте движения на чистом воздухе. Во время отдыха, т. е. ночи, имейте спальню с открытым окном. Перестаньте лечиться. Бросьтесь в объятья природы и - будете здоровы".
Аполлон Григорьевич БЕЛОПОЛЬСКИЙ родился 1820 декабря 14 умер 1883 сентября 29.
На Семеновском кладбище погребен поэт А. И. Полежаев (1805-1838), но указать его могилу здесь не могу!
Эта жизнь началась случайно и окончилась безвременно по прихоти капризной судьбы. Полежаев был внебрачным сыном богатого саранского помещика Струйского, и умер простым солдатом (по некоторым сведениям ему присвоили офицерский чин. - Прим. Нестеров А. Н.), в солдатской больнице.
Пылкий душою, одаренный большим талантом, Полежаев попал в такую атмосферу, в которой не мог жить и должен был сгореть. Он чувствовал это и сам.
Давно душой моей мятежной
Какой-то демон овладел,
И я зловещий мой удел,
Неотразимый, неизбежный,
В дали туманной усмотрел.
Зная человеческую душу, он, как заболевший врач, ставил диагноз самому себе.
Убитый роком своенравным,
Я вяну жертвою страстей.
Я зрел: надежды луч прощальный
Темнел и гаснул в небесах,
И факел смерти погребальный
С тех пор горит в моих очах...
Любовь к прекрасному, природа,
Младые девы и друзья,
И ты, священная свобода,
Все, все погибло для меня.
Без чувства жизни, без желаний,
Как отвратительная тень,
Влачу я цепь моих страданий
И умираю ночь и день.
Полежаев умер в Военном госпитале, и, "когда один из друзей его явился просить тело для погребения, никто не знал, где оно; солдатская больница торгует трупами, она их продаёт в университет, в Медицинскую академию, выпаривает скелеты и проч. Наконец, он нашел в подвале труп бедного Полежаева, он валялся под другими, крысы объели ему одну ногу".
Так умер затравленный николаевским режимом студент Полежаев, но как поэт - он живет, он продолжает бичевать людей -
Люди, люди развращенные,
То рабы, то палачи,
Бросьте, злобой изощренные,
Ваши копья и мечи.
Как уместны бы были на его могиле стихи А. Н. Плещеева:
Спи, бедняк! Без сожаленья
Ты расстался с этим миром,
Что бросал в тебя каменья,
Оттого, что на служенье
Лжи его - его кумирам
Ты себя не обрекал.
СЕМЁНОВСКОЕ ВОЕННОЕ КЛАДБИЩЕ
Что-то особенно грустное охватывает на этом кладбище, где все могилы, как солдаты в строю, вытянулись стройными рядами, где все кресты сделаны по одной форме и даже надписи на них все одного образца. Только в центре, в офицерской части кладбища, замечается некоторое разнообразие памятников. но и там все просто и бедно. Оторванные от близких людей, от родных полей и деревень, одиноко умирали в Военном госпитале и лазаретах больные солдаты. Печальная весть доходила наконец до деревни, там оплакивали потерю, а на окраине Москвы прибавлялась новая могила, которую в большинстве никогда не посетит близкий человек. Где уж тут ехать в далекую столицу бедному крестьянину. И растет с каждым годом рать наскоро сколоченных солдатской же рукой четырехконечных крестов со скатными кровельками. В особенности увеличился этот рост во время войны, со второй половины 1914 года. Могилы роются одна за другою в последовательном порядке, почему даты на крестах получаются хронологически правильными. Эта наглядная картограмма нарисована уже почти до конца кладбищенской черты, и скоро придется искать нового места. Здесь нет цветов, не видно посетителей, да мало кто и подозревает о существовании этого кладбища, устроенного в поле, примкнувшего одною стороною к стене Семеновского кладбища, а с другой едва отделенного от пустырей и свалок проволочной изгородью. Не сразу найдешь и вход на кладбище, со стороны линии Моск.-Казанской жел. дор., там, где мимо его ворот проезжают только одни обозы на свалки.
РОМАНЮК С. К.
В селе Семеновском было кладбище, устроенное после чумы 1771 г., на котором до 1855 г. церкви не было. Купец М. Н. Мушников пожертвовал крупные средства на строительство кладбищенской церкви (проект архитектора А. П. Михайлова), и митрополит Филарет 17 июля 1855 г. освятил в ней главный алтарь в честь Воскресения Словущего и придельные - иконы Всех Скорбящих Радости и св. равноапостольного князя Владимира (в 1901 г. на хорах освятили придел святителя Николая). Семеновское кладбище исчезло полностью. В 1927 г. президиум Бауманского райсовета "... вследствие того, что участок, на котором ныне находится кладбище, необходимо использовать под муниципальное и кооперативное строительство", решил закрыть его. Кладбище находилось сразу же за Семеновский заставой Камер-коллежского вала, за перекрестком нынешних улиц Большой Семеновской и Семеновского вала, у начала Измайловского шоссе. Осталось только существенно перестроенное здание бывшей кладбищенской церкви (Измайловское шоссе, 2), без глав, с измененным декором уличного фасада. Сохранилась обработка дворового фасада, и еще видны две апсиды. Уничтожая Семеновское кладбище, не пожалели тогда могилу поэта Александра Полежаева, отданного в солдаты по личному распоряжению Николая I за свободолюбивые стихи. На кладбище были могилы артиста Малого театра И Е. Вильде, историка искусства В. В. Згуры. В самом селе Семеновском стояла деревянная Введенская церковь. Сохранилось упоминание о том, что она была построена супругой Михаила Федоровича царицей Евдокией Лукьяновной в 1643 г. При церкви были похоронены родители А. Д. Меншикова и его дочь Екатерина. Церковь эта в 1728 г. сгорела, и слобожане выстроили в 1736 г. уже каменное здание на новом месте, ближе к Яузе, на берегу пруда, называвшегося Прачешным. Колокольня ее была построена в начале XIX в., трапезная перестроена в 1871-1875 гг. В церкви хранились старинная утварь и лампады с надписями: "От господ офицеров". Историк В. Ф. Козлов так рассказывает о последних годах церкви: "В 1929 г. рабочие электрозавода подали ходатайство о сносе храма "с целью расширения территории сквера"; Центральные реставрационные мастерские (ЦГРМ) не возражали, и 20 мая того же года Моссовет рабочих поддержал. Жалоба верующих несколько отдалила печальный исход, но в конце июля верховные власти дали добро на сломку церкви, которая началась в октябре, после вывоза церковного имущества. Во Введенском храме, зачисленном ЦГРМ в разряд "не имеющих историко-архитектурного значения" (хотя его основная часть относится к первой половине XVIII в.), находились замечательные своей древностью иконы. В его алтаре, иконостасе и на стенах было около четырех десятков образов, написанных не позже XVII в., а некоторые из них датировались даже XV в.! По свидетельствам специалистов, столь древние иконы могли быть вывезены из Новгорода". На месте Введенской церкви теперь находится школьное здание, позади клуба электролампового завода - самого заметного здания на нынешней площади Журавлева.
Юрий Рябинин.
ПОСЛЕДНИЕ КАМНИ СЕМЕНОВСКОГО КЛАДБИЩА
Неподалеку от станции метро "Семеновская" есть небольшой сквер, над которым недавно поднялся золотой куполок, сразу очень украсивший, ожививший невзрачную Семеновскую заставу. После многих лет запустения, доведенная почти до состояния руин, здесь теперь восстанавливается Воскресенская церковь. Впрочем, в этом ничего особенного нет: церкви сейчас восстанавливаются повсюду. Но вот сквер, в котором стоит церковь, действительно необычный. Среди деревьев, в траве, здесь лежат гранитные и мраморные камни - иногда целые прямоугольные плиты с едва различимыми надписями на них, но чаще бесформенные обломки. На них играют дети. К ним же подбегают "по нужде" собаки, которых сюда приводят жители всего района. Но при этом жителям района, как никому в Москве, известно, что сквер с разбросанными по нему каменными плитами - это остатки Семеновского кладбища, когда-то одного из самых больших в городе.Семеновское кладбище было единственным "нечумным" в кольце кладбищ за Камер-Коллежским валом. Еще задолго до 1771 года на этом месте существовал сельский погост, приписанный к Введенской церкви в Семеновском. Еще в начале ХХ века здесь находилось несколько плит XVII столетия. На самой старой из них стояла дата "от сотворения мира", соответствующая 1641 году Р.Х., и была замечательная надпись: "Евфимия жена гостя Андрея Никифоровича". Сейчас даже и не понять, какого такого гостя женой была эта Евфимия. А она, попросту говоря, была купчихой. В старину гостями называли купцов, приехавших со своими товарами откуда-нибудь издалека. Как в опере "Садко- "варяжский гость", "индийский гость". И еще любопытно заметить, что в XVII веке у "гостей" не было фамилий. Фамилии стали широко распространяться среди "неблагородных" сословий вообще только в послепетровские времена, и еще в XIX веке в России не все имели фамилии. Но особенно интересно, что женщина в ту пору мало того что не имела фамилии, но еще и не удостаивалась называться по отчеству. Одно имя, и будет с нее. Тогда женщина настолько во всем была "за мужем", что даже в надписи на ее могиле больше сказано о муже, нежели о ней самой. С каких пор здесь стали хоронить, можно только предполагать. Скорее всего, кладбище было ровесником Семеновского села. А значит, довольно древнее. Может быть, самыми ранними из известных упокоенных здесь были родители ближайшего соратника Петра I - А.Д. Меншикова. А позже на Семеновском были похоронены и две дочери светлейшего князя - Наталья и Екатерина (после смерти отца в сибирской ссылке им было позволено возвратиться в Москву).При том, что здесь имелось несколько могил довольно известных и высокопоставленных людей, Семеновское кладбище никогда не считалось престижным местом упокоения. Историк А.Т. Саладин в 1916 году так писал о нем: "Памятники Семеновского кладбища более чем просты, почти бедны, надписи на них не будят никаких воспоминаний".С самого основания своего кладбище становится традиционным местом захоронения военных. Прежде всего это объясняется тем, что поблизости находился, и находится до сих пор, крупнейший и старейший в России Лефортовский военный госпиталь, основанный еще в 1707 году. И когда в госпитале умирали раненые участники войн, которые вела Россия в XVIII - начале ХХ века, их, как правило, хоронили на Семеновском кладбище. Особенно много здесь было похоронено участников Первой мировой. Для них даже специально на южной окраине кладбища был огорожен большой новый участок. Вот так описывает его А.Т. Саладин: "Что-то особенно грустное охватывает на этом кладбище, где все могилы, как солдаты в строю, вытянулись стройными рядами, где все кресты сделаны по одной форме, и даже надписи на них все одного образца. Только в центре, в офицерской части кладбища, замечается некоторое разнообразие памятников, но и там все просто и бедно".В 1838 году в Лефортовском госпитале умер нижний чин Александр Полежаев. Один из самых талантливых поэтов пушкинской поры, он прожил короткую и на редкость несчастную жизнь. За первые же его сочинения император Николай Павлович лично распорядился определить Полежаева в солдаты. Причем царь написал в отношении:
"...иметь его под самым строгим надзором и о поведении его ежемесячно доносить начальнику Главного штаба". (Мыслимо ли, чтобы начальнику нынешнего Генерального штаба докладывали о поведении какого-нибудь солдата, хотя бы и самого непокорного и своевольного во всей армии!) Полежаева отправили на Кавказ. Он принимал участие во многих делах. И за "отлично-усердную" службу его чуть было не произвели в офицеры. Но Николай Павлович, у которого, по всей видимости, только и было забот, что следить за судьбой Полежаева, отклонил ходатайство, повелев "производством Полежаева в прапорщики повременить". Последние годы жизни Полежаев служил в Москве и в рязанском городке Зарайске. А в конце 1837-го его положили в госпиталь, откуда он уже не вышел. В метрической книге госпитальной церкви была сделана запись: "1838 года января 16 дня Тарутинского егерьского полка прапорщик Александр Полежаев от чахотки умер и священником Петром Магницким на Семеновском кладбище погребен". Полежаев так и не узнал, что он умирает офицером. Высочайшее повеление пришло слишком поздно. На кладбище были похоронены и многие высокие военные чины: генерал-лейтенант Н.К. Цеймерн (1800-1875), участник Кавказской войны; генерал-лейтенант К.В. Сикстель (1826-1899), начальник артиллерии Московского военного округа; генерал от инфантерии В.К. Жерве (1833-1900), участник Крымской и русско-турецкой войны 1877-1878 годов. В 1855 году на средства купца М.Н. Мушникова на кладбище, прямо у Семеновской заставы, был построен храм Воскресения. Освятил его сам митрополит Московский Филарет (Дроздов). Это довольно редкий тип храмового сооружения. Он представляет собой двусветный четверик с одной главой и с невысокой шатровой колокольней. Причем колокольня не вынесена за пределы собственно храма как самостоятельный архитектурный объем, а расположена с запада над самим же четвериком и напоминает скорее вторую, асимметричную главу, нежели колокольню. В 1930-е годы храм был закрыт и впоследствии очень сильно перестроен. Купол и колокольня были совершенно разобраны. Поскольку храм двусветный, это позволяло новым его владельцам устроить там второй этаж. После этой "реконструкции" в бывшем храме разместился так называемый ремонтно-механический комбинат. И просуществовало это предприятие здесь до 90-х годов. Лишь в 1992 обезображенное до неузнаваемости здание было возвращено верующим. Теперь храм почти восстановлен. Заново поднялась колокольня с золоченой, отовсюду хорошо заметной главкой. Есть и колокола. Недостает пока разве что центрального купола. Но скоро и он появится. Как и полагается почившему ктитору, на средства которого строился храм, купца Мушникова похоронили возле Воскресенской церкви. Здесь же, на Семеновском кладбище, хоронили и всех ее клириков. Собственно, на всех кладбищах, где есть церковь, за восточной стеной этой церкви хоронили, как правило, священнослужителей. Первый настоятель храма протоиерей Александр Сергиевский был похоронен в 1877 году тут же - за апсидой. Здесь покоился и его сын Николай Сергиевский (1827-1892). Он был протопресвитером Успенского собора в Кремле, настоятелем университетского храма св. Татианы и профессором богословия, логики и психологии Московского университета. Следующим за о. Александром Сергиевским настоятелем храма был о. Константин Остроумов (1827-1899). Этот батюшка прославился как основатель первого в Москве общества трезвости. Похоронен он под самой церковью, под северо-западным ее углом. Духовенства на Семеновском кладбище похоронено было довольно много. В 1931 году здесь похоронили архиепископа Енисейского и Красноярского Мельхиседека (Паевского). Удивительно не то, что его здесь похоронили, хотя большинство архиереев в те годы могил своих не имели - обычно они пропадали бесследно в лагерях, - а удивительна его смерть. В алтаре Покровской церкви на Красносельской улице он готовился к богослужению, вдруг ему стало дурно, и владыка испустил дух. Это произошло в присутствии двух будущих патриархов - Сергия (Страгородского) и Алексия (Симанского).В 1927 году здесь был похоронен совсем молодой - двадцатичетырехлетний, - но многообещающий историк, искусствовед, знаток московской старины Владимир Васильевич Згура. Он составил бесценный справочник "Памятники усадебного искусства. Московский уезд", в котором дано описание многих подмосковных усадеб начала ХХ века. Згура занимался изучением работ известных московских архитекторов и защитил кандидатскую диссертацию, посвященную творчеству В.И. Баженова. Он трагически погиб - утонул в Крыму во время знаменитого землетрясения 1927 года. После закрытия Семеновского кладбища Згура был перезахоронен на Преображенском.А вот другой москвовед, Иван Алексеевич Белоусов (1863-1930), никуда перезахоронен не был. Родился он в Зарядье в семье портного. Близкий друг Белоусова Н.Д. Телешов вспоминал, что в доме, где рос будущий писатель, "никогда не было ни одной книги, иметь которые считалось более чем излишним, а сочинять их - крайне предосудительным и неприличным". По авторитетному мнению старого портного, сын не мог ничем заниматься, кроме как наследовать отцово ремесло. И Белоусов действительно стал портным. Одновременно он писал стихи и под псевдонимом (не дай бог, это станет известно суровому родителю!) публиковал их в разных газетах и журналах. Среди его клиентов были и некоторые писатели, в том числе и А.П. Чехов. На некоторых известных фотографиях Антон Павлович изображен в белоусовских пиджаках. В 1899 году Телешов, Белоусов и другие московские писатели основали знаменитую "Среду" - литературное объединение, воспитавшее многие таланты - Андреева, Куприна, Бунина, Зайцева, Вересаева, Серафимовича. Но прославился Белоусов не как поэт, но, разумеется, и не как портной! Главным итогом его творчества стали бесценные воспоминания "Ушедшая Москва", в которых он рассказывает о многих своих современниках и друзьях - о Толстом, Чехове, Короленко, Златовратском, Горьком, Дрожжине, Глаголе, Грузинском и других. Увы, перезахоронить Белоусова никто не позаботился. И эта ценнейшая в московском некрополе могила безвозвратно исчезла.Президиум Моссовета в 1935 году постановил ликвидировать Семеновское кладбище. Для чего городу это потребовалось, трудно даже предположить. Ладно бы кладбище находилось близко к центру и мешало каким-то градостроительным задачам. Нет, это, конечно, тоже не причина ополчиться на могилы, однако все-таки в этом была бы некоторая логика. Но Семеновское в 30-е годы считалось дальней московской окраиной. По соседству с кладбищем были пустыри, огороды, ветхое жилье - строй, как говорится, не хочу, если московской власти так уж нужны были новые пространства для городской застройки. Но нет, потребовалась именно территория кладбища. После этого постановления тридцать с лишним лет кладбище не ликвидировали, но и не хоронили там никого. За это время многие надгробия были вывезены - либо для вторичного использования на других кладбищах, либо как ценный камень для нужд народного хозяйства. Ограды и металлические часовни пошли на переплавку. А в 1966 году Семеновское кладбище было окончательно уничтожено. Прямо по кладбищу прошел Семеновский проезд, разделивший его на две неравные части, из которых лишь северная, меньшая, осталась незастроенной, - именно там теперь сквер с Воскресенской церковью и чудом сохранившимися еще несколькими надгробиями. А в основном на территории кладбища теперь многоэтажные жилые дома.В сквере у Семеновской заставы, возле Воскресенской церкви, так до сих пор и лежат многие погребенные. И сотни людей ежедневно проходят по бывшим могилам. Понятно, от самих могил не осталось и следа, но кости-то человеческие никуда не делись, они так и лежат в трех аршинах от поверхности.Встречаются иногда у нас в жизни некие загадочные обычаи прошлого, которые современному человеку часто непонятны. Например, перед входом в некоторые православные храмы, чаще всего монастырские, прямо в полу устроены могилы. Сверху они прикрыты чугунными плитами со всеми полагающимися надписями. И почти
все, кто входит в храм, наступают на эти плиты. Кое-кто, правда, иногда смущенно обходит их, выбирает, как бы поставить ногу так, чтобы не коснуться плиты, - это же надгробие, под ним покоится умерший! и кто только додумался положить его на самом проходе?! Зачем?! Но этот совестливый и в высшей степени вежливый человек, старательно обходящий надгробие, не подозревает даже, что он тем самым нарушает последнее предсмертное желание погребенного здесь. А дело в том, что, по старинному обычаю, погребение в таком неудобном, казалось бы, месте, как в полу при входе в храм, считалось высшим человеческим смирением, этаким подвижничеством после смерти. Предположим, человек при жизни почитал cамоуничижение как путь к спасению; он и после смерти не хотел оставлять этой душеспасительной добродетели. Или, напротив, при жизни он не был безупречным христианином, но похоронить себя завещал так, чтобы могила его была "попираема"; может быть, на Небесах его ждала бы награда за редкостное смирение. На оставшемся незастроенным куске Семеновского кладбища "попираются" теперь все могилы. И не только людьми, но и друзьями человека. Пусть же все, кого это смущает, утешатся: погребенных здесь за посмертное их невольное уничижение ждет, по поверью, награда на Небесах.
В. Кардин.
ТАЙНА СЕМЁНОВСКОГО КЛАДБИЩА.
"Кончилась война, разметавшая людей во все концы. Мобилизованные некогда москвичи - кто уволившись из армии, кто выписавшись из госпиталя - возвращались домой. Мир нес облегчение и надежды.Когда радость долгожданных встреч и первые заботы по обустройству миновали, начали вспоминать о родных могилах - тех, что оставались без присмотра эти тяжкие четыре года. Тут-то выяснилось: иные могилы исчезли. Бесследно. Вместе с кладбищенскими участками. Москвичи обивали пороги в разных учреждениях, но так и не удостаивались внятного ответа. Присутствуя иногда при таких домашних разговорах, я держался в стороне и не открывал рта. Мне было известно кое-что относительно темы, лишавшей сна многих. Но предпочитал молчать. Не потому, что был обязан хранить тайну - просто язык не поворачивался.На фронт я уходил из знаменитого Института истории, философии и литературы - там учились будущие знаменитые поэты: Александр Твардовский, Семен Гудзенко, Юрий Левитанский, - оттуда же вышел Александр Шелепин, "Железный Шурик", будущий председатель КГБ. Через несколько дней после начала войны многих наших студентов, и меня в том числе, вызвали в комитет комсомола и объявили мобилизованными на рытье котлована для большого авиационного завода. Дали адрес и - завтра без опозданий к восьми утра. Меня, не отличавшегося общественной активностью, по чистой случайности назвали одним из бригадиров. Это было особенно нелепо: родившийся в Москве и выросший на московском асфальте, я редко соприкасался с лопатой. Но не отказываться ведь, когда идет война и город полнится дурными вестями. Раз надо, будем копать землю. На заводе нас встретили радушно, дали лопаты и повели... на кладбище. Оно начиналось прямо за оградой и терялось где-то в зеленой дали. Задача формулировалась достаточно просто - рыть котлован и не обращать внимания на могилы. То есть, как - "не обращать"? А так! Война. Нужны боевые самолеты. Предстоит расширять завод, возводить новый корпус...Мы рыли с утра до вечера в дневную смену и с вечера до утра в ночную. Днем жара, но и ночью дышать тяжело. Рыли старательно, пытаясь подавить внутреннюю растерянность. Лопаты сокрушали гробы. Вместе с землей в тачку попадали кости, черепа, куски истлевшей ткани. Иногда в гробах обнаруживали клады - стеклянные банки с драгоценностями и золотыми монетами. Мы вызывали дежурившего неподалеку милиционера и передавали ему находку. Чтобы представить себе душевное состояние ребят-землекопов, приведу один лишь эпизод. Приятель-однокурсник Жора неожиданно бросился на меня с занесенной над головой лопатой. Но так же неожиданно замер. Обнял: "Прости, нервы сдали".Мне почему-то запал в память этот случай. Хотя Жоры давно нет - погиб на фронте. Как и большинство моих сокурсников...Сознание безотчетно фиксировало какие-то странности. Но не пыталось их осмыслить. Почему, когда котлован еще не окончен, нас перебрасывали на другой участок, в другой конец кладбища? Мы снова рыли могилы, где хоронили многими десятилетиями. Иной раз останки лежали в два-три слоя. Но и очередной котлован не завершали - приступали к новому.Всякий раз, выполняя свои бригадирские обязанности, я задерживался после работы. Приходил молчаливый десятник. Покуривая, делал замеры, что-то писал в своем блокнотике. Однажды он вдруг разговорился. Попросив не передавать услышанное ребятам.Оказалось, вырытые нами котлованы закапывали другие бригады таких же работяг, как мы. Но почему? Зачем? Было мобилизовано большое количество молодых москвичей, преимущественно студентов. А у руководства нет уверенности в строительстве нового корпуса. Не исключено, что завод предстоит эвакуировать..."Как же кладбище?" - неуместно спросил я. Но ответа не удостоился. Докурив папиросу, десятник сказал лишь, что мы - ребята старательные. Глядишь, когда-нибудь нам сгодятся землеройные навыки.Мне они сгодились осенью сорок первого. Мы, солдаты без году неделя, рыли шурфы на Ленинградском шоссе и закладывали взрывчатку. Мой армейский стаж куда длительнее землекопного. Начав ратный путь солдатом к северо-западу от Клина, я кончил его капитаном на подступах к Праге, радостно встречавшей советские полки. За четыре года хватало всего. И пролитой крови, и гноившихся ран. Хватало и потерь среди однополчан. Век пехотинца недолог... Вспоминал ли я о Семеновском кладбище? Нет. Не до того было. Не хотел вспоминать и потом, слушая разговоры об исчезнувших захоронениях. Но чем дольше жил, возвращаясь мыслью к войне, тем определеннее делалось отношение к нашей "землеройной" самоотверженности. Государство не заботилось о людях - живых и мертвых. Не готовилось всерьёз к войне. Даже крупнейших оборонный завод не имел четкого плана на случай боевых действий. И, не имея его, на авось ликвидировал кладбище, где поколения москвичей хоронили своих близких, возложив эту бессмысленную, безбожную работу на молодую ребятню, готовую на любой труд ради помощи своей стране в роковой час. Потом, словно спохватившись, власть вспомнит о прошлом, попытается уважительно говорить о нем. Введут погоны. Слово "офицер" перестанет звучать ругательством. Но советский офицер не будет гарантирован ни от мата, ни от зуботычин начальства. Нравственный урон не восстанавливается. Как не восстанавливаются разоренные могилы, кощунственно уничтоженные кладбища. Это символы беспредела. Это звенья гибельной цепи. Разорвем ли ее когда-нибудь?"
ЦЕРКОВЬ ВОСКРЕСЕНИЯ ХРИСТОВА
НА Б. СЕМЕНОВСКОМ КЛАДБИЩЕ
Измайловское ш., 2
Село Семеновское упоминается с середины 17в. В 1711г. на границе Семеновской слободы у дороги на Суздаль возникло Семеновское холерное кладбище. Храм на кладбище за Семеновской заставой построен на средства купца М.Н.Мушникова в 1855г. в русско-византийском стиле, детали его убранства были выполнены по образцам арх. К.А.Тона.В 1901г. трапезная и колокольня реконструированы арх. А.П.Михайлов. В 1930г. храм закрыт, колокольня и глава разобраны, архитектурная отделка с фасадов срублена, помещения заняты ремонтно-механическими цехами. В 1956г. кладбище снесено и обустроено под сквер. В 1998г. возобновлены богослужения.